Между городом и тобой
© Анна Релин, 2025
ISBN 978-5-0067-0321-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1. Весна с привкусом дыма
– Всё взяла? – папин голос звучит из-за двери, и я слышу, как он возится в коридоре, проверяя, не забыла ли я что-то.
– Взяла, – отвечаю, застёгивая молнию на рюкзаке. – Щётку взяла, зарядку взяла, книжку взяла…
– А настроение? – он появляется в проёме, улыбаясь.
– Настроение… где-то на дне сумки. Но оно там есть, – ухмыляюсь.
Он делает вид, что облегчённо выдыхает.
– Ладно. Бабушка тебя заждалась. Она уже с утра яйца свои считала и пироги печёт, будто ты не на пару месяцев, а на год.
– Ну, может, и на год, – пожимаю плечами.
– Асюша, – он делает серьёзное лицо, – не забывай, что ты у меня городская штучка. Там, в селе, петухи – не шутка. Они суровые.
– Да я помню, – смеюсь. – С четырёх утра в караул. Я ещё в детстве поняла, кто там главный.
Через двадцать минут я уже в такси. Город медленно отступает. Серые дома, магазины, люди в капюшонах – всё это остаётся позади, пока дорога тянется вперёд, в сторону весеннего покоя.
Я сижу, опершись лбом о холодное стекло. Мысли, как обычно, скачут. Но одна – чёткая: я устала. От шума, от бесконечных «надо», от людей. Иногда хочется просто выдохнуть. Село всегда казалось мне приютом – особенно весной. Когда всё пахнет землёй и теплом. Когда всё не торопится.
Бабушка встречает меня у ворот, в клетчатом фартуке поверх кофты и тёплых тапках. Рядом копошится курица.
– Асечка! Солнце моё, приехала-таки! – она распахивает руки, и я бросаюсь к ней.
– Бабуль, привет, – обнимаю крепко, чувствуя, как пахнет её кофта – мукой, печкой, чем-то родным.
– Ты у меня совсем взрослая стала. Глянь на себя, красивая такая, как кукла. Худышка! – Она оглядывает меня с ног до головы, но одобрительно кивает. – И модная. Ой, эти джинсы с полосками… Мне бы в молодости такое.
– Это спортивные штаны, бабуль, – смеюсь.
– А мне какая разница! Главное – идёт.
Мы идём в дом, и бабушка не умолкает:
– Куры мои, представляешь, стали яйца нести только когда я сказала, что ты приедешь. Говорю им: «Асюша едет, вам не стыдно быть без дела?» Вот и зашевелились.
– Хорошая у тебя мотивация, бабуль.
– А как же! Я – политик в курятнике.
На кухне пахнет яблочным пирогом и свежим укропом. Я сажусь за стол, она ставит передо мной чашку чая и тарелку с пирогом.
– Ну рассказывай. Что у тебя новенького? Учёба? Работа?
– Ничего, – улыбаюсь я. – Пока отдыхаю. Не учусь, не работаю. Хочу просто передохнуть. Вот.
– Ай, да и правильно. Всему своё время. Пока молодая – надо дышать полной грудью. А то потом начнётся: дети, мужики, суета. Только и будешь вспоминать, как ты у бабки в селе чай пила.
– Слушай, – говорю, – а что нового у вас тут? Всё так же тихо?
– Да нет, – она понижает голос. – Соседи новые рядом поселились. Парень молодой. С мамкой. Что-то строят, по участку бегают с рулеткой, как муравьи. Я, конечно, не шпион, но краем глаза смотрю. Красивый такой, вроде бы учится где-то, архитектор или кто. Я-то что – я просто бабушка. Но гляди в оба, ага?
– Бабуль, ты что мне тут устраиваешь?
– А я что? Я просто информирую!
Мы смеёмся, пьем чай, а потом вспоминаем старые истории. Бабушка рассказывает анекдот про соседку, которая пыталась закодировать мужа от пьянства, но закодировала его от своей готовки.
– Ну и что, – спрашиваю, хихикая, – помогает?
– Ещё как. Он теперь ест только в столовой.
Когда день подходит к концу, я поднимаюсь в свою старую комнату. Всё тут будто застыло во времени: те же обои с зелёными веточками, старая кровать с деревянной спинкой, комод у окна, где стоит абажурная лампа с лёгким наклоном. На стене висит засохший венок из васильков, который я сплела в десять лет.
Я переодеваюсь в свободную белую футболку и такие же белые пижамные штаны. Волосы распущены, чуть вьются от влажности.
Открываю окно. Весенний воздух вползает в комнату, принося с собой тишину, сырость и ощущение начала чего-то нового.
В рюкзаке лежат очки и пачка сигарет. Я беру одну, выскальзываю на крыльцо босиком. Стараюсь не шуметь – бабушка спит чутко.
Окурок потрескивает в тишине.
– Добро пожаловать домой, – шепчу я себе, глядя на звёзды.
Глава 2. Пыль и яблони
Сигарета прилипла к губам, будто боялась быть забытой. Я вышла за калитку, не спеша втянула дым и на выдохе зажмурилась от весеннего солнца. Оно било в глаза нагло, как соседская кошка, что смотрит тебе в душу с крыши сарая. Воздух был тёплый, но с налётом прохлады – как чай, что остыл, пока болтала с бабушкой.
Я прошлась по дорожке – скошенная трава, одуванчики кое-где торчат, будто тоже не в курсе, что весна уже в полном разгаре. Всё вокруг пахло пылью, цветами и прошлым. Село – как старый альбом. Вроде и знакомое, но каждую страницу хочется листать медленно, вчитываясь в детали.
– Аська! – окликнула меня тётя Галя. Сидела, как всегда, на лавке у дома, с платком в горошек на голове. – А ты что, куришь?
– Не, тёт Галь, просто держу, – усмехнулась я, выдыхая дым в сторону.
– Ага, и я не ем, а только нюхаю, – фыркнула она, но без злости. – Красивая стала, вся в мать. Только худенькая ты какая-то, как моя собака после зимы.
– Спасибо, комплимент дня, – хмыкнула я, проходя мимо.
Шла я дальше вдоль пыльной дороги, где по обочине цвели яблони. Их цвет казался каким-то нереальным, как будто кто-то рассыпал розовый туман по ветвям. Под ногами хрустела сухая земля, а где-то вдали играли дети – визг, смех, крики. Всё это напоминало детство. Но уже не моё – чужое, снятое на старую плёнку.
Село изменилось. Новые заборы – какие-то серо-синие, современные. Металлические качели, свежевыкрашенные дома. Но кое-где всё по-старому: облезлые лавки, занавески с цветочками, и, конечно, бабушки, у которых глаз алмаз и память, как у архивов ФСБ.
– О, а кто это у нас тут? – раздался голос. Из-за угла бодро вышла баба Клава. Ей сто лет, не меньше, но энергии – как у тракториста на премии. – Вернулась, голубушка?
– Да вот, к бабуле приехала, – кивнула я.
– И правильно. Город – он не для души. А село – для сердца, – сказала баба Клава. – Хотя, кабы вай-фай у нас был, я б тиктоки снимала. С Васькой. Он гусь, но характер – как у мужа был.
– Вам бы только рилсы снимать, – хихикнула я.
– А то. Гусь у меня – звезда. Подумаешь, один раз напал на почтальона… Кто ж теперь без шрама?
Я пошла дальше, прищурившись от солнца. Деревья, под которыми мы с Ленкой когда-то бегали, теперь казались меньше. Или это я выросла.
На горизонте появился старый дом соседей. Теперь – с новыми окнами. Кто-то заехал. Собаки лаяли так, будто от этого зависела национальная безопасность.
И вот тогда я его увидела.
Высокий. Чёрные волосы, чуть взлохмаченные, будто он только что вышел из разговора с ветром. Очки в тонкой чёрной оправе, взгляд – отстранённый, даже немного насмешливый. Татуировки выглядывали из-под рукавов футболки – одна с геометрией, другая с надписью, но я не успела разглядеть. Он стоял, прислонившись к забору, с телефоном в руке. И тут его взгляд пересёкся с моим.
Наши глаза встретились, как два поезда, которым всё равно – кто кого собьёт.
Он не улыбнулся, но уголок губ чуть дёрнулся. Будто признал меня. Или просто отметил.
Я тут же отвела взгляд. Сигарета вдруг стала во рту неуместной.
– Чего уставилась? – пробормотала я себе под нос. – Глаза у него, как у кота, что сосиску украл и теперь философствует.
Я прошла мимо, не оборачиваясь. Но чувствовала – он смотрит. Или это солнце так припекало?
– Девочка, ты у него хоть имя узнала? – услышала я за спиной голос бабы Клавы, что шла с пакетом, словно знала, где надо появиться.
– А вы, случаем, не в сговоре? – фыркнула я.
– Мне что, делать нечего, как вас тут сводить? – усмехнулась она. – Но парень-то хорош. Новенький. Рисует хорошо. В очках – значит, умный. И с собакой гуляет. Значит, воспитанный.
– Собаки – это плюс, – кивнула я, стараясь не улыбнуться слишком явно.
– Вот и умничай. Главное – при нём не кури. А то подумает, что ты с характером.
Я засмеялась и пошла дальше. А в голове уже крутилась сцена, как мы случайно сталкиваемся где-нибудь носами, как в кино. Только в моей версии я роняю сигарету, а он – книгу. Или наоборот.
Когда я захожу в дом, солнце ещё светит в окна – длинные тёплые лучи ложатся на скатерть, на стену, на посуду в буфете. Ощущение, будто время здесь замерло – или просто решило идти вразвалочку, как баба Клава со своей палкой.
Бабушка хлопочет у плиты, в футболке и своей любимой юбке в крупную клетку. На ней домашние тапки, и волосы собраны в пучок, но уже немного растрепались. Я скидываю кеды у двери и, не спеша, иду на кухню. Воздух пропитан запахом жареных оладушек и яблочного варенья – знакомый, родной аромат, от которого внутри становится спокойно.
– Садись, – говорит бабушка, не глядя. – Остывает уже. Компот на подносе, налей себе.
Я наливаю – холодный, с вишней, терпкий. Сажусь, делаю глоток, и он настолько кислый, что глаза слегка жмурятся. Боже, как же я по всему этому скучала.
– Сегодня гуляла, – говорю просто, не отрываясь от тарелки. – Сначала бабу Клаву встретила. Сказала, что я изменилась, повзрослела. А потом выдала, что если бы у неё был телефон с камерой, она бы тиктоки снимала со своим гусём.
Бабушка прыскает от смеха.
– Ещё бы. Этот гусь всех собак гоняет. Один раз на Толстого бросился, так тот с велосипеда свалился. Представь, пенсионер и гусь в уличной драке.
– У неё характер не поменялся – громче всех на улице и первая в очереди за сплетнями, – кивает бабушка, ставя передо мной тарелку с горячими оладьями.
– И… – говорю, жуя, – видела какого-то нового парня. Он теперь, по ходу, у соседей живёт. Такой… высокий, волосы чёрные, очки, татуировки. Выглядел… странно. В хорошем смысле. Внимательный взгляд, будто сразу всё просканировал.
– О! – бабушка моментально оживляется. – Парень, говоришь?
– Я просто мимо прошла, – поднимаю руки. – Не начинай. Ни с кем я встречаться не собираюсь, честно.
– Вот и правильно. А то сейчас эти ваши мальчики… с интернетами да психологами. А ты, Ася, знай – бабушка плохого не посоветует.
Я смотрю на неё с опаской.
– Сейчас будет лекция?
– Слушай внимательно, пока не забыла. Первое: при парне не болтай как радио. Мужчины любят, чтоб их слушали, даже если несут пургу. Кивай, улыбайся, и пусть думает, что у него Нобелевская речь.
– Ага, если он начнёт обсуждать биткойны и фермерство, я, значит, киваю, как пёсик в машине?
– Во-от! Второе: юбочку надень. Эти твои штаны – ну как у сварщика. Пусть видит, что ты девочка, а не тракторист.
– Спасибо, бабуль. Самооценка просто в потолок.
– Третье: не ржи. Смейся тихонько, загадочно. Женщина должна быть, как… как варенье в закрытой банке. Сладкая, но доступ только у избранных.
Я не выдерживаю и фыркаю.
– И что, это работает?
– А как ты думаешь, почему твой дед за мной бегал целое лето, а потом ещё пятьдесят лет не отпускал?
– Может, потому что ты вкусно готовишь?
– И это тоже. Но главное – я была скромная. Скромность – она как магия. Редкая нынче штука.
– Хорошо, я всё запомню. Не буду вареньем из банки, буду хотя бы чайником с крышкой, – улыбаюсь. – Но, правда, сейчас я не в том настроении, чтобы кого-то искать. Я сюда дышать приехала. И забыться.
Бабушка вдруг смотрит мягко.
– Знаешь, Ась, ты не спеши. Весна ведь только началась. Всё только начинается.
Я допиваю компот, смотрю в окно – за ним сад, в яблонях уже трепещут зелёные листья, и солнце садится медленно, будто и правда никто никуда не торопится.
Глава 3: Ничего не происходит
Ничего не происходит.
И вроде это хорошо. А вроде – от этого становится тревожно.
Дни тянутся один за другим, как мед в чайной ложке: тягучие, солнечные, почти одинаковые. Я просыпаюсь рано, потому что бабушка не признаёт «долго лежать». У неё на это есть особый взгляд – не осуждающий, но такой, что сразу чувствуешь себя лентяйкой века.
С утра на кухне пахнет печёными пирогами. Бабушка лепит их как автомат – с картошкой, капустой, иногда с вишней, если нашла замороженные. Я сижу за столом, облокотившись на локоть, пью сладкий чай и просто… смотрю. Как движется её рука, как она иногда поёт себе под нос, как улыбается, когда мука летит вверх, будто снег. Это всё – тихое, домашнее кино. И я его люблю.
Потом я выхожу.
Во двор, в сад, на дорогу. Главное – куда-то. Сажусь на лавку, поджимаю ноги, закуриваю.
Курить здесь – это почти как медитировать. Всё вокруг живёт своей жизнью – петухи орут, собаки гоняются друг за другом, дети кричат где-то за сараем – а я просто вдыхаю, выдыхаю, и наконец чувствую, что хоть немного отпустило.
Потом читаю. Иногда по два часа подряд. Иногда три страницы и всё – мысли начинают прыгать, как мячики в автомате. У меня всегда где-то под коркой тревога. Не злая, не страшная, просто… гул. Тихий, как холодильник ночью.