Папа, ты придешь? О том, что остаётся в сердце ребенка, когда взрослые решают развестись

© Сергей Якунов, 2025

ISBN 978-5-0067-0417-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Эта история могла бы не произойти.

Если бы однажды взрослые сказали друг другу не «я устал», а «давай попробуем ещё». Если бы в споре оскорблений они вспомнили – кто в соседней комнате слышит каждое слово. Если бы кто-то не выбрал тишину, а рискнул говорить. Если бы кто-то остался. Хоть немного.

Но она случилась. Как и тысячи других, похожих. Где дети растут с вопросами, на которые никто не отвечает. Где между «мама» и «папа» – трещина, в которую проваливается детство.

Если вы – отец или мать. Если сейчас у вас сложный период. Пожалуйста, прочтите. Медленно. И подумайте: что останется в памяти вашего ребёнка, когда вы уйдёте?

Ведь дело не в разводе. Дело в способе быть рядом. Или не быть вовсе.

С теплом и уважением, Сергей Якунов

Предисловие от Лизы

Меня зовут Лиза. В детстве у меня был папа. И он ушёл. Я ждала, что он вернётся. Каждый вечер. Каждый праздник. Каждый утренник.

Но он не возвращался. А мама молчала. Так я выросла – в тишине между двумя людьми, которые когда-то меня любили, но разучились это делать вместе.

Эта история – обо мне. О том, что происходит с ребёнком, когда один из родителей уходит, а второй – не рассказывает, почему. Когда ты не понимаешь, где кончается любовь и начинается обида. Когда ты взрослеешь с чувством, что тебя не выбрали.

Я написала её не для того, чтобы кто-то чувствовал вину. А для того, чтобы кто-то другой почувствовал – ещё не поздно.

Если вы сейчас думаете уйти… Если в вас кипит гнев, усталость, раздражение… Остановитесь. Прочитайте эту историю. И спросите себя: а как в ней будет чувствовать себя ваш ребёнок?

Я выросла. Я нашла в себе силы простить. Но я бы отдала многое, чтобы никогда не терять.

Пусть у вашего ребёнка будет то, чего не было у меня: присутствие, объяснение и любовь, которая не исчезает, даже если браку приходит конец.

Лиза

Глава 1. Голос дочери (6 лет)

Я спряталась, вдруг он всё-таки вернётся.

Я тогда не поняла, что он уходит. Просто решила, что он надел пальто слишком теплое для короткой прогулки.

Он наклонился, быстро поцеловал меня в макушку – не как всегда, без «нос в нос», без смеха. Я потянулась к нему, чтобы обнять, но он уже выпрямился. Я запомнила: его руки дрожали, когда он застёгивал молнию на сумке. Он почти не смотрел в мою сторону, будто боялся что-то разрушить одним взглядом. На пороге он сказал: – Я скоро вернусь. Будь умницей. И дверь закрылась.

Это не было похоже на «пока». Это было как будто кто-то выключил свет посреди дня.

Мама долго стояла в коридоре, опершись ладонями о стену. Пальцы у неё были белыми, как мука. Потом она развернулась и медленно пошла на кухню. Я слышала, как лязгнула форточка, как чиркнула зажигалка.

Я знала, что она бросила курить – рассказывала мне, как тяжело это было. Значит, всё совсем плохо.

Я подошла к двери. Села на пол. Она была ещё тёплая от его ладони. Я прижала к ней ухо, вдруг услышу шаги. Но снаружи было тихо. Только где-то внизу завелась машина.

– Мама, а папа когда вернётся? – спросила я. Она сделала вид, что не слышит. Или правда не слышала. Тогда я повторила громче. Она втянула дым, задержала в лёгких и, не глядя на меня, ответила: – Он взрослый. Ему так надо.

Мне не надо. Мне нужно было, чтобы он уложил меня спать, как всегда. Чтобы читал сказку и придумывал смешные голоса. Чтобы щекотал живот, пока я хохочу и прошу: «Хватит, папа, я не могу!» – а он всё равно продолжал, пока не начинала икать.

Вечером я долго сидела за столом. Каша остыла, ложка прилипла к дну. Мама поставила тарелку в мойку и ушла в комнату. Я слышала, как она плачет – тихо, в подушку, как будто не хотела, чтобы я узнала.

Я пошла в шкаф, в который раньше пряталась, когда играли в прятки. Там, на верхней полке, лежала его футболка, которую он носил дома. Я прижала её к лицу – пахло его одеколоном, и чуть-чуть потом. Я вдохнула глубоко и села в угол шкафа, обняв колени.

В темноте мне казалось, что я снова маленькая. Что он просто ушёл в магазин и скоро вернётся. И тогда я притворюсь, что не злилась. Я просто скажу: – Папа, а ты видел, как я научилась рисовать зайца?

Я не помню, как уснула. Кажется, просто от усталости – от ожидания.

Наутро я проснулась в кровати. Наверное, мама вытащила меня ночью. Я не помню.

Я только помню, что в окно светило солнце, но оно было какое-то чужое. Как будто оно знало, что теперь всё будет не так.

Глава 2. Голос отца (день ухода)

Я не посмотрел ей в глаза. Не смог.

Я собирал вещи так, будто от этого зависело, насколько всё получится «чисто». Не быстро, не медленно. Ровно настолько, чтобы она не проснулась, а жена – не передумала.

Сумка лежала на полу, раскрытая, как рана. Рубашки я складывал машинально. Думал о том, возьму ли с собой бритву. Смех – будто если я не побреюсь, то всё это не по-настоящему. В ванной я посмотрел на себя в зеркало – взгляд чужой. Усталый, как будто кто-то всю ночь бил меня изнутри.

Я слышал её дыхание за стеной. Ровное. Детское. Иногда она храпела – слегка, как кошка. Сейчас – тишина. Наверное, спит, свернувшись комком, как всегда. Иногда я заходил к ней ночью, просто чтобы посмотреть. Положить одеяло, поправить волосы.

Я не попрощаюсь. Так будет легче. Ей. Мне. Нет – мне. Только мне.

Жена стояла у стены, прижав к губам мокрый платок. Мы не разговаривали. Уже неделю не разговариваем. Всё, что нужно было сказать, уже было сказано. Слишком поздно, слишком громко. Она первая предложила развод. Но я – согласился.

– Я скажу ей, что ты уехал в командировку, – сказала она. – Нет, не надо врать. – А ты что, скажешь правду?

Я промолчал. Правда – это то, чего я избегал всё время.

Когда я обул ботинки, она вдруг сказала: – Если уйдёшь сейчас – можешь больше не возвращаться. Я посмотрел на неё. Мы оба знали, что это не угроза. Это приговор. Я кивнул.

Открыл дверь. Прошёл мимо шкафа, мимо её рисунков, висящих на стене – цветы, облака, я и она за руки. Почему-то не взял с собой ни одного.

Я уже держал за ручку двери, когда она вышла из комнаты. В пижаме, с растрёпанными волосами, с медвежонком в руке. Сонные глаза. Но ясные.

– Ты куда? – спросила она. Маленький голос. Я почувствовал, как сердце сжалось. Настолько сильно, что стало трудно дышать.

Я опустился на колено, поцеловал её в макушку. – Я скоро вернусь, солнышко. – А сказку расскажешь потом? Я сглотнул. – Конечно. Обязательно.

Я выпрямился. Не посмотрел ей в глаза. Просто развернулся и вышел. Дверь закрылась слишком тихо.

На улице пахло холодом. Снег ещё не выпал, но уже стоял в воздухе. Я шёл по улице и не чувствовал ног. Как будто тело двигалось само, а душа осталась там – в коридоре, перед маленькими глазами, полными сна и веры.

Я шёл, думая: «Я смогу исправить. Я буду звонить. Писать. Мы всё наладим. Потом». А потом… Потом бывают не у всех.

Глава 3. Голос дочери (первые дни без него)

Папа, я оставила тебе конфеты, вдруг ты придёшь.

Прошёл один день. Потом второй. А потом я сбилась со счёта.

Я всё ждала, что он появится вечером. Что всё это какая-то игра – может, он хочет, чтобы я научилась скучать. Может, он прячется, как в прятки, и просто проверяет, найду ли я его.

На третий вечер я села в коридоре у входной двери и поставила перед собой коробку из-под обуви. В неё я сложила свой рисунок, три конфеты и маленькую записку: «Папа, я тебя жду. Я в шкафу. Только не шуми – мама будет ругаться.»

Я просидела у двери почти час. Сначала просто так, потом шёпотом читала сама себе сказку. А потом уснула, облокотившись на стену.

Мама нашла меня ночью. Сначала хотела разбудить, но, кажется, испугалась – я дрожала. Она накрыла меня пледом и тихо прошептала: – Прости, маленькая.

Я не понимала, за что.

На четвёртый день я не пошла в садик. Сказала, что живот болит. Это была неправда. Просто я боялась, что если уйду, он придёт, а меня не будет дома.

Я весь день лежала в его футболке, которую нашла в бельевой корзине. Она была велика, почти до колен. Я даже надела ремень, чтобы не сваливалась.

В комнате было прохладно. Мама сказала, что батареи ещё не включили. Но я знала – стало холодно не из-за батарей. Это что-то другое. Как будто часть тепла ушла вместе с ним.

Иногда я слышала, как звонит телефон. Один раз – даже побежала к нему, но мама взяла трубку первой. – Нет, не сейчас, – сказала она тихо. – Ей будет только хуже. Я стояла за дверью и слушала. Сердце колотилось. Она повесила трубку. Посмотрела на меня – и ничего не сказала. А я ничего не спросила.

Я нарисовала новый рисунок. Там была я, папа, и мы шли в зоопарк. Папа держал меня за руку, а в другой руке у него был воздушный шар. Я повесила рисунок на холодильник. Наутро он исчез. Мама не сказала почему.

С каждым днём я говорила меньше. Иногда просто сидела в своей комнате и смотрела в окно. Папа часто подходил к окну с улицы, когда возвращался с работы. Он делал смешные рожицы, чтобы я улыбнулась. Теперь окно было просто окном.

Через неделю мама сказала: – Тебе нужно продолжать жить. Он… не вернётся.

Я не поверила. Я не могла. Он же обещал. А если папа что-то обещал – он всегда делал. Он говорил: «Я же папа. Папы не подводят.»

Я продолжала ждать. Пока надежда не превратилась в привычку. А потом – в пустоту.

Глава 4. Голос отца (первое письмо)

Я держал письмо, но испугался его ответа.

Прошла неделя. Каждое утро я ждал, что она войдёт в комнату, как раньше, и скажет: «Папа, ты опять уснул на диване!»

Но комната была пуста. Только шум за окном, капли дождя по подоконнику. Я просыпался в съёмной квартире, где пахло сыростью и чужими людьми. Чайник скрипел, вода была тяжёлая, с привкусом металла. Ничего родного.