Исчезновение Маргарет Астор

Размер шрифта: 13

Пролог

Лондон. 1936 год

Слезы струились по бледным щекам тонкими серебряными нитями. Ноги тряслись и не слушались. Дрожащие руки сжимали продолговатую жестяную коробку с такой силой, что кончики пальцев побелели.

Торопливо набросив на хрупкие плечи тяжелое мужское пальто, девушка нащупала в темноте увесистую связку ключей и уже собиралась потянуть на себя входную дверь, как вдруг где-то в глубине квартиры раздался тихий, но настойчивый стук. Он неторопливо растекся по стенам и вскоре затих. То ли скрипели деревянные панели на стенах, то ли еще бог весть что.

Девушка, заслышав стук, в ужасе замерла на мгновение, а затем глухо вскрикнула и, тут же зажав одной рукой рот, выронила ключи. «Боже мой! Боже мой!» – истерично шептала она, водя руками по холодному полу в поисках ключей. Кровь прилила к щекам, а сердце билось с такой силой, что казалось, его слышала вся округа. Темнота будто все сгущалась. Девушка устремила дрожащий взгляд в конец коридора, точно страшась увидеть там кого-то…

К счастью, рука быстро нащупала ледяные ключи на полу. Надвинув на глаза серую шляпу с полями, девушка выскочила из квартиры и, стараясь издавать как можно меньше звуков, заперла за собой дверь.

Стояла глубокая ночь. Действовать нужно было крайне осторожно. Никто из соседей не должен был ее заметить. Она последний раз взглянула на лакированную дверь, таинственно мерцающую в приглушенном свете коридора. Сердце защемило. Последний раз.

Тихонько убрав связку ключей в широкий карман пальто, девушка сомкнула пальцы на жестяной коробке и крадучись направилась в конец коридора. Проходя мимо одной из соседских квартир, она услышала едва уловимый скрип половицы у входной двери, точно кто-то за ней наблюдал. «Нужно скорей убираться отсюда! – звенело в голове девушки. – Нельзя никому попадаться на глаза!»

Минуя лифт, она торопливо спустилась по лестнице и, оказавшись внизу, осторожно заглянула за стойку. Старик-консьерж мирно спал, подперев рукой морщинистую щеку. Девушка беззвучно прокралась мимо него, толкнула дверь и оказалась на темной улице. Промозглый ветер тут же принялся раскачивать длинные края пальто. Девушка сделала несколько шагов, но вдруг обернулась. Ее взгляд заскользил по мрачному багровому кирпичу стен, по витым балконным перилам, по круглым викторианским башенкам. Она всматривалась в здание так пристально, точно пытаясь запомнить каждую трещину, каждую нишу.

Наконец девушка опомнилась, и в ее глазах вновь замерцали слезы. Были ли то слезы сожаления или раскаяния? Тяжелая, неподъемная скорбь жгла легкие и горло, и дышать становилось все сложнее.

«Я не вернусь сюда никогда, – твердо прошептала она. – Будь проклят этот дом!» И тут же скрылась в ночной темноте.

Глава I

2012 год

Свет тускло сочился сквозь узкие щели в ставнях, неуверенно освещая темные узоры на ковре. Иногда солнечным лучам удавалось добраться до стеклянных дверец серванта и рассыпаться на сотни крохотных бликов по потрескавшейся потолочной лепнине.

Мертвая тишина стелилась по длинному просторному коридору, обволакивала потускневшие рамы картин на стенах и мраморные головы скульптур, замерших на постаментах. С изящной руки греческой статуи, обращенной в сторону гостиной, свисала тонкая полупрозрачная паутина, слегка развевающаяся от едва уловимых колебаний застоялого воздуха.

Плотные шторы гостиной были наглухо задернуты, отчего темные дубовые панели на стенах казались практически черными. Длинные полки, заставленные множеством никому не нужных книг, изредка поскрипывали, будто бы сетуя на пыль и мертвых насекомых, покрывавших все вокруг. В середине гостиной возле зеленого диванчика горделиво возвышался искуснейшей работы светильник в виде стайки парящих купидонов, зажавших в своих крохотных кулачках хрустальные ирисы-лампы. Очевидно, один из ангелочков не удержал свою ношу, и ирис рухнул вниз, расколовшись на несколько частей. Теперь его блики озаряли замысловатые переплетения на дорогом персидском ковре по утрам, едва лучи пробирались в гостиную сквозь редкие зазоры между шторами. За происходящим в гостиной наблюдал юноша, изображенный на картине весьма внушительных размеров. Его рука уверенно сжимала поводья нервной гнедой лошади, которая вот-вот поднимется на дыбы. Недоумевающий взгляд молодого человека словно вопрошал: есть ли здесь кто-нибудь? Куда все исчезли?

Впрочем, его удивление было вполне оправданно, ведь эти роскошные, но невероятно угрюмые интерьеры уже многие годы не посещала ни одна живая душа. Некогда тщательно отполированный рояль теперь одиноко чернел в углу гостиной, а нотная тетрадь обиженно сползла на клавиши. Громоздкие деревянные кровати с опасно покосившимися балдахинами пустели в долгом ожидании хозяев.

Никого. Давящая, душащая тишина – вот кто был здесь настоящим хозяином. Лишь изредка молчание нарушал гул ветра в камине да слабый скрежет полок. Иногда по деревянным панелям гостиной прокатывался едва уловимый стук, то ли от старости отделки, то ли еще бог знает от чего. Шли дни, недели, годы… Новый слой пыли ложился на старый, темные круги плесени за шкафами становились все больше.

Как вдруг однажды все изменилось. Хозяйствующую тишину внезапно прервал звон ключей и скрежет замочной скважины. Кто-то с усилием трижды провернул механизм в замке, и тот радостно щелкнул. Помутневшая дверная ручка скрипнула, и дверь в квартиру открылась.

* * *

Белла сделала несколько неуверенных шагов по направлению к безликой офисной двери с такой же невзрачной табличкой: «Юридическая фирма „Симмонс и сыновья“». Она нервно поправила волосы (дурная привычка, которая проявлялась лишь в те моменты, когда Белла была не на шутку взволнована) и дрожащей рукой постучала.

«Да-да, входите!» – донеслось из глубины офиса. Белла аккуратно толкнула дверь и тут же очутилась в крохотной комнатке. Офис был так мал, что в нем едва помещались стол, пара стульев и шкаф. Последний, казалось, должен был скоро лопнуть от огромного количества папок с документами на его узких полках.

– Миссис Астор? – выглянула юрист из-за монитора компьютера и доброжелательно кивнула в сторону стула напротив. – Пожалуйста, располагайтесь.

Под «располагайтесь» она, очевидно, подразумевала предложение попытать удачу и протиснуться к стулу, не задев при этом шкаф. Впрочем, малые размеры офиса изрядно компенсировались видом из единственного окна, выходящего на улицу центральной части Лондона. Здесь было все, что так любят туристы: шикарные фасады исторических зданий, красные телефонные будки и старинные пабы. Белле, приехавшей из провинциального английского городка, Лондон казался гигантским организмом, где она ощущала себя совершенно инородным телом среди всех этих шумных, слепящих автомобильными фарами проспектов, неестественно высоких многоэтажек и бесконечного количества улиц, которые кишели куда-то вечно спешащими людьми.

Тем временем юрист, что-то активно печатавшая на клавиатуре, вежливо прервала становившуюся уже неловкой паузу:

– Хорошо доехали до Лондона?

– О, я отлично добралась, спасибо, – выдавила из себя Белла, умолчав о том, что едва не потеряла сознание в душном вагоне.

Юрист, полная женщина лет пятидесяти, наконец отвела взгляд от экрана монитора и принялась с интересом изучать свою клиентку. Поправив тонкие очки, съехавшие вниз по широкой переносице, она улыбнулась:

– Что ж, миссис Астор, это было непросто, но мы с вами справились! – Она придвинула к Белле стопку заранее подготовленных бумаг. – Осталось только подписать несколько документов, и дело будет закрыто. Надеюсь, моя ассистентка предупредила вас о том, что надо взять с собой паспорт?

Белла кивнула, с готовностью открыв паспорт на нужной странице. После этого бегло просмотрела документы, поставила несколько подписей рядом с небольшими черными галочками и облегченно вздохнула. Юрист, казалось, тоже была рада, что все закончилось. Она торопливо убрала бумаги в папку и шутливо добавила:

– Наверное, будете праздновать сегодня?

Белла неловко засмеялась:

– Ах, если бы! Но, к сожалению, все мои друзья живут вне Лондона.

Юрист с пониманием кивнула и усталым тоном продолжила:

– Теперь, когда все готово, мы должны передать вам ключи. Я могу попросить ассистентку провести вас в квартиру, но… – Она потянулась к ежедневнику. – Боюсь, что сегодня она уже не успеет. Подскажите, где вы остановились?

– В отеле возле Чаринг-Кросс[1].

– О, да это совсем недалеко! – одобрительно заметила юрист. – Будет ли вам удобно подойти к нашему офису завтра, скажем, в два часа? Учитывая обстоятельства, наверное, вам не хотелось бы осматривать квартиру в одиночестве, не так ли?

Последний вопрос застал Беллу врасплох. За эти месяцы, пока длился процесс оформления наследства, она даже ни разу не задумывалась о том, что в конечном итоге ей придется войти в эту квартиру – настолько нереальным казалось происходящее. И лишь сейчас она внезапно осознала, что ей ужасно страшно и она ни за что на свете не пойдет туда одна.

Пообещав встретиться с ассистенткой на следующий день, Белла вышла из офиса в еще более взволнованном состоянии. Неужели все закончилось? Неужели завтра она окажется в той самой квартире? Холодок пробежал по спине, и Белла поежилась. Она поспешила на улицу, где на нее тут же обрушился шум от проезжающих мимо автомобилей и возгласов туристов. Район Ковент-Гарден славился большим количеством театров и модных ресторанов, которые, словно магнит, ежедневно притягивали сюда тысячи людей. Пестрые, кричащие вывески спектаклей на фоне белой чопорной лепнины зданий цепляли взгляды любопытных прохожих днем; вечером же сотни мерцающих лампочек на афишах гипнотизировали туристов, завлекая на бесчисленные представления. Узкие тротуары едва вмещали потоки людей, которые то и дело резко останавливались, чтобы сфотографироваться или проверить свой маршрут по карте. Невесть откуда взявшийся зазывала из сувенирного магазина что-то громко крикнул Белле прямо в ухо, и она, отшатнувшись от неожиданности, поспешно свернула в небольшой проулок.

Удивительно, но в Лондоне практически не бывает прямых улиц. Они часто петляют, разветвляются и снова сходятся, заводя неопытного туриста совсем не в то место, в которое ему было нужно. Так и Белла, выбрав пару неверных поворотов, довольно быстро потерялась. Немного поразмыслив, она решила расслабиться и идти туда, куда глаза глядят – в конце концов, сегодня спешить ей некуда. В узких улочках, залитых теплым апрельским солнцем, пахло мхом и цветущими яблонями, а между фонарными столбами были развешаны гирлянды из разноцветных флажков, ярко трепетавших на ветру. Классические здания в георгианском стиле соседствовали со старыми складами, которые теперь были переделаны в элитные апартаменты. Помещения, где некогда размещались конюшни и мастерские, превратили в фешенебельные бутики и магазинчики, и ничто более не напоминало об их «неблагородном» происхождении.

Завернув за угол, Белла оказалась в старинном переулке, все первые этажи зданий которого были заняты антикварными лавками, одна любопытнее другой. Белла, засмотревшись на замысловатые витрины, украшенные некогда модными резными вставками, витражами и поблекшими вывесками, остановилась. Здесь можно было отыскать что угодно: от старых медалей и монет до ветхих карт и ужасно дряблых изданий, содержание которых подозрительно напоминало заклинания. Внезапно взгляд Беллы остановился на пожелтевшей детской книге – «Невероятные приключения мистера Джонсона». На обложке был изображен смешной лягушонок во фраке и котелке, который одной лапкой подбоченился, а второй с чрезмерно важным видом оперся на деревянную трость. Сердце Беллы радостно заколотилось: в детстве у нее была очень похожая книга.

Обычно она не совершала импульсивных покупок. Более того, Белла всегда с недоумением слушала рассказы подруг о том, что «все было как в тумане, я лишь зашла в магазин посмотреть, а вышла с тремя пакетами». Но сегодня был совершенно особенный день. Она молниеносно приняла решение и уже через минуту стояла у кассы, наблюдая, как улыбчивая продавщица упаковывает заветную книгу. Однако, едва Белла перешагнула порог магазина и оказалась на улице, она, будто опомнившись, с изумлением взглянула на сиреневый пакет в руке. «Тебе тридцать пять лет, Белла! И зачем это…» – промелькнуло у нее в голове.

Вскоре лабиринт улиц вывел Беллу к шумному переулку Святого Мартина, и поток людей понес ее в сторону Трафальгарской площади. Прекрасно, туда-то ей и было нужно.

Площадь была знаковой для Лондона. В середине возвышалась колонна с фигурой адмирала Нельсона, у подножия памятника горделиво восседали четыре бронзовых льва, на которых непрестанно карабкались неугомонные дети и подростки. По обе стороны от постамента располагались круглые фонтаны с водой неестественного голубого цвета. Многие туристы, следуя традиции, кидали туда монетки, которые вечером старательно вылавливали бездомные при помощи палок и костылей. В преддверии летней Олимпиады на площади установили огромные неуклюжие часы, отсчитывавшие время до приближавшихся соревнований. Белла опасливо оглядела группы туристов, то и дело фотографировавшихся на фоне олимпийских часов: ей совершенно не хотелось оказываться в гуще беспокойной толпы. Она медленно подошла к каменным перилам возле широких лестниц, ведущих к колонне и фонтанам, и окинула взглядом площадь. Было красиво, помпезно, но совсем не уютно.

За площадью начиналась просторная улица, в конце которой угадывались очертания острой крыши Биг-Бена. Из всех зданий города эта башня была безоговорочной любимицей Беллы. Оказавшись в Лондоне, она каждый раз брала стаканчик кофе и, минуя Вестминстерский мост, подходила к Биг-Бену, чтобы как можно лучше его разглядеть. От каменных кружев, испещрявших стены башни, гигантских стрельчатых сводов и грозных горгулий веяло чем-то совершенно сказочным. Белла не раз ловила себя на мысли, что Биг-Бен больше похож на качественную декорацию к какому-нибудь дорогому историческому фильму, нежели на вполне себе реальную часть здания правительства.

Впрочем, сегодняшней целью Беллы был вовсе не Биг-Бен, а нечто другое, что ничуть не уступало ему в известности и масштабности. Девушка повернулась спиной к Трафальгарской площади и зашагала в сторону тяжелых колонн Национальной галереи – огромного музея, где хранились мировые шедевры. При входе к ней обратился симпатичный молодой человек, который досматривал вещи посетителей. Он кивнул на пакет в руках Беллы с просьбой показать содержимое. Завидев обложку с лягушонком, юноша хитро подмигнул и, едва сдерживая улыбку, сказал: «Отличный выбор, мисс! Должно быть, книга очень интересная!» Белла почувствовала себя ужасно неловко, но, быстро подавив смущение, сухо поблагодарила юношу и поспешила в просторный холл музея. Обычно она могла еще долго перебирать в мыслях неприятные ситуации, словно пытаясь определить, каким образом их можно было избежать. Но только не в этот раз. Все мысли Беллы были заняты совсем иным: чем-то, что давно хранилось в стенах галереи.

В залах галереи царило особое вдохновляющее настроение: всюду сновали начинающие художники с набросками картин, а экскурсоводы тихими и загадочными голосами рассказывали посетителям истории создания тех или иных шедевров. Туристы же, как и всегда, неугомонно фотографировались с полотнами Леонардо да Винчи и Ван Гога.

Направившись прямиком к информационному стенду, не обращая ни малейшего внимания на картины вокруг, Белла взяла схему музея и принялась в ней что-то торопливо искать, водя дрожащим пальцем по скользкой бумаге. Цифра сорок шесть. Вот она! Белла резко развернулась и зашагала в следующий зал, отказываясь замечать полотна Гейнсборо и Делакруа.

Сегодня Белла оказалась в галерее вовсе не для того, чтобы бесцельно блуждать по лабиринтам залов, разглядывая замысловатые кружева на средневековых портретах. Среди всего множества картин ее интересовала лишь одна. Та, которая была написана рукой ее родной бабушки – известнейшей английской художницы Маргарет Астор.

Несмотря на то что они никогда не общались, в душе девушки теплилась надежда на то, что однажды они встретятся за чашкой кофе и наконец поговорят по душам. Почему Маргарет бросила свою семью? Почему скрывалась и избегала общения с самой Беллой? Как много вопросов осталось без ответа!

Почти год назад Маргарет покинула этот мир в почтенном возрасте девяноста трех лет, окончательно разрушив мечты Беллы о разговоре с бабушкой по душам. После себя она оставила громкое имя, сотни картин, часть из которых признана шедеврами, и множество слухов касательно своей персоны. Маргарет всегда вела довольно закрытый образ жизни, старательно уклонялась от интервью, а если и общалась с журналистами, то с видимым нежеланием. Она категорично отказывалась отвечать на вопросы, не имеющие прямого отношения к творчеству, а перед публикацией статей о своих картинах требовала прислать ей финальный вариант текста, будто опасаясь, что там раскроют слишком много подробностей.

Словом, Маргарет была весьма загадочной личностью при жизни, но никто и предположить не мог, что самая большая интрига обнаружится лишь после ее смерти.

Белла наконец вошла в небольшой зал, где висело всего три картины. И в то время как две из них, судя по всему, не пользовались особым вниманием, третья, самая большая, собрала вокруг себя целую толпу. Белла подошла ближе и замерла. С холста на нее смотрел бледный юноша, внешне ближе к эпохе Возрождения, нежели к современности. Губы были плотно сомкнуты, а лицо застыло в напряжении, будто он внимательно вглядывался во что-то. Молодой человек сидел за письменным столом, опершись на него локтями и переплетя тонкие пальцы в замок. На столе виднелось множество листов, истерзанных крупным и надрывистым почерком, а в углу догорала небольшая свеча в подсвечнике, которая, очевидно, и являлась основным источником света на картине.

Казалось бы, что может быть скучнее очередного поясного портрета юноши, изображенного за столом? Но не все так просто. Достаточно лишь немного вглядеться в детали, чтобы понять: это вовсе не обычный портрет. Первое, что бросалось в глаза, – мертвенная бледность юноши, не свойственная живому человеку. Тонкая, словно бумага, кожа обтягивала хрупкие пальцы так, что казалось, будто это руки скелета. Пожалуй, единственное, что выдавало в нем едва теплящуюся жизнь, – пристальный, даже несколько настороженный взгляд.

Приблизившись к картине, можно было заметить в глазах юноши нечто совершенно необычное: то, из-за чего по большей части и прославилась Маргарет. В них виднелось детально прорисованное отражение того, на что смотрел запечатленный на холсте человек. В галерее рядом с портретом, где обычно указываются имя художника и краткая информация о картине, было также распечатано увеличенное в несколько раз изображение глаз юноши, чтобы посетители могли без труда его разглядеть. Очевидно, молодой человек сидел в небольшом кабинете, и лунный свет, сочившийся из окна, освещал дверной проем, в котором виднелся зловещий черный силуэт.

Последняя деталь, которую наверняка заметил бы далеко не каждый, была не менее интригующей. Как уже говорилось ранее, на столе возле юноши покоились исписанные листы. Но, вглядевшись, публика с удивлением разводила руками. Все записи были сделаны наоборот, и прочесть их возможно лишь с зеркалом. Впрочем, даже в этом случае ситуация бы не прояснялась, ведь тексты на бумагах сводились к сплошным извинениям. В кого так всматривался юноша и почему он в своих письмах просил прощения, оставалось совершеннейшей тайной.

Вокруг сюжета этой картины строилась масса предположений и догадок, многие из которых граничили с самыми настоящими теориями заговора. Когда Маргарет сообщили, что в ее работе углядели чуть ли не отсылку к политическому перевороту, та громко расхохоталась. «Они все равно будут видеть то, что им хочется видеть, даже если я изображу на картине обычного осла», – говорила она сквозь смех. Справедливости ради стоит отметить, что большинство работ Маргарет все же изображали более жизнерадостные сюжеты, но по какой-то неизвестной причине слава к ней пришла именно благодаря серии жутковатых картин, созданных в конце тридцатых – начале сороковых годов прошлого века.

Истории, представленные на картинах, были совершенно разными: на одних – хищные птицы, раскинув острые крылья, стремительно летели прямо на зрителя, на других – таинственные лесные девы пристально смотрели куда-то вдаль, на третьих – зловещие морские твари с кровожадным оскалом выглядывали из взбесившихся пенящихся волн. В глазах каждого изображенного отражались силуэты, способные заставить зрителей поежиться. В черных зрачках птицы угадывался застывший в ужасе юноша, лесные девы смотрели на лучника, который целился прямо в них, а морская тварь скалилась на протянутую к ней детскую руку с кормом. Некоторым картины казались отвратительными и абсурдными, но большинство все же сошлось на том, что было в них нечто новаторское и смелое.

Известности картинам добавили стремительно распространившиеся слухи о том, что полотна якобы прокляты и непременно лишают владельцев самого ценного. Удивительно, но картины стали пользоваться невероятным спросом. Многие желали заполучить себе хоть одно из этих полотен, участвовали в аукционах и тратили большие деньги. Порой даже закладывали собственные фамильные украшения. В итоге картины Маргарет если и не лишали самого ценного, то как минимум позволяли расстаться с крупной суммой.

Разглядывая странного юношу, Белла ощутила, как сотни мрачных мыслей незаметно подкрались ниоткуда, путаясь и вызывая обрывки прошлых воспоминаний, а ком в горле принялся нестерпимо нарастать. Кажется, посещение Национальной галереи оказалось не лучшей затеей, и Белла направилась в сторону выхода. На улице ей сразу стало гораздо легче, и она с жадностью вдохнула весенний воздух. «Ничего, – подумала она, стараясь ободриться. – Я все сделала правильно». Настроения идти сегодня куда-либо еще совершенно не было, поэтому Белла приняла решение вернуться в свой номер.

Отель, в котором она остановилась, находился в десяти минутах от Национальной галереи возле старинной станции Чаринг-Кросс. Белла специально выбрала эту гостиницу, чтобы из окна номера периодически поглядывать на круглый купол картинной галереи. Перебегая перекресток на красный свет (ни один уважающий себя пешеход в Лондоне не переходит дорогу на зеленый), она почувствовала, что в кармане настойчиво завибрировал телефон. Девушка запустила руку в карман пальто и, предположив, кто звонит, – она частенько играла сама с собой в эту игру, – взглянула на экран телефона. «Этого еще не хватало!» – мысленно возмутилась Белла, увидев высветившееся имя, и тут же сбросила вызов.

Помедлив пару секунд, девушка набрала номер лучшей подруги и с легким раздражением стала ждать ответа. Марта, подруга с далеких школьных лет, никогда не брала трубку сразу. «Проще в парламент дозвониться, чем тебе!» – шутила над ней Белла. Впрочем, Марта всегда перезванивала через час-другой, бурно жалуясь на свою жуткую занятость. Сегодня же, вопреки обыкновению, ждать Белла была совершенно не намерена и, не услышав заветного «алло», повторно набрала номер подруги. На этот раз Марта, словно почувствовав острое желание Беллы выговориться, почти тут же ответила:

– Привет, дорогая! Извини, что не сразу… – начала было она, но внезапно крикнула кому-то, отведя трубку: – Иан, отложи это, я потом посмотрю! – А потом торопливо продолжила: – Да-да, извини, я немного занята. У тебя все в порядке?

Белле вдруг стало стыдно за собственную назойливость:

– Прости, пожалуйста! Я перезвоню тебе вечером…

– Нет-нет, все хорошо, – быстро прервала ее Марта, добавив хитрым голосом: – Я как раз планировала выбежать за кофе, так что, думаю, могу немного поговорить. – Она снова обратилась к Иану: – Ты же не против, если я выйду минут на пятнадцать?

Очевидно, Иан не был против, и Марта, тут же покинув офис, энергично продолжила:

– Ну что, ты уже была в той квартире?

Белла быстро рассказала ей про юриста и назначенную на завтра встречу с ассистенткой. Марта воскликнула:

– Хорошо, что тебе не придется идти туда одной! Иначе… Жуть! Я бы точно побоялась оказаться там в одиночестве!

– Ты не поверишь, но мне даже в компании страшно туда идти, – засмеялась Белла.

Марта снисходительно вздохнула:

– Ну… Дорогая, ты сама на это подписалась. У меня до сих пор бегут мурашки, как вспомню, сколько лет эта квартира пустовала! Надеюсь, там не водятся привидения… – Она запнулась и смешливо добавила: – Хотя эти оценщики антиквариата, скорее всего, уже давно спугнули всю нечисть.

– Знаешь, крыс и насекомых я боюсь гораздо больше, чем призраков, – с усмешкой отмахнулась Белла.

Внезапно голос Марты стал бархатным, и она заговорщически поинтересовалась:

– Как там наш красавчик Пол? Вы созваниваетесь с ним? Когда следующее свидание?

Под «нашим красавчиком Полом» подразумевался новый ухажер Беллы, с которым Марта познакомила подругу пару месяцев назад. Очевидно, она чувствовала некоторую ответственность за происходящее, отчего постоянно осведомлялась о прогрессе в их отношениях. Белла искренне рассмеялась:

– Марта, Пол пришел бы в ярость, если бы узнал, что ты его так называешь!.. Да, мы созваниваемся и даже договорились встретиться, как только я закончу все дела в Лондоне. – Неожиданно ее голос потускнел: – К слову, о звонках: угадай, кто мне сегодня звонил?

– Не может быть! – послышался возглас Марты, возмущенной догадкой. – Дани? Опять? Что ему нужно?

– Наверное, то же, что и всегда, – грустно вздохнула Белла. – Но я не взяла трубку.

– Дорогая, – участливо сказала подруга, – ты знаешь, я прекрасно отношусь к Дани, но тебе не кажется, что это слишком? Все-таки уже прошел целый год, как вы развелись. А он как будто до сих пор не может отпустить ситуацию…

– Возможно, во всем виноват его испанский темперамент, – отшутилась Белла. – Но я решила, что пока не буду отвечать на его звонки. В конце концов, всегда есть электронная почта.

Марта радостно согласилась:

– Правильно! Если что-то срочное, то всегда можно написать. Думаю, он остынет рано или поздно. – На фоне этих слов громко хлопнула дверь офиса, и подруга поспешно добавила: – Ладно, мне пора! Обязательно позвони мне завтра, как сходишь в квартиру, иначе я лопну от любопытства! Целую!

Белла попрощалась и умиротворенно вздохнула. Разговоры с Мартой, пусть даже столь недолгие, всегда были сравнимы с глотком прохладного эля в жаркую погоду. Активная и деятельная, Марта никогда не зацикливалась на чем-то одном, оттого ее отношение ко многим аспектам жизни было несколько поверхностным, но отнюдь не безрассудным. Этим она сильно отличалась от Беллы, которая воспринимала жизнь со всею серьезностью и могла долго концентрироваться на одних и тех же вещах, причем в основном негативных. Своими полушутливыми, небрежно брошенными фразами Марта могла с легкостью сбить налет серьезности и мрачности с любой ситуации. Порой хватало одной только фразы «Не занудствуй, Белла!», чтобы та встрепенулась, слегка обиделась, а потом задумалась, действительно ли все настолько серьезно?

Вбежав через крутящиеся стеклянные двери в отель, девушка кивнула администратору и, получив от того вежливое приветствие, направилась к себе. Обстановка в ее номере была простенькая, но все же с претензией на некоторую эксклюзивность. В погоне за безжалостными стандартами и, чего уж таить, наибольшей выгодой отели стремительно приводились к единому формату. Проще говоря, обезличивались. Однако Белле нравились старые лондонские отели тем, что они до последнего хранили остатки «той самой Британии» в виде раздельных кранов с горячей и холодной водой на раковине и узорчатых шпингалетов на исторических окнах. Впрочем, помимо этих милых, греющих душу деталей, гостей отелей непременно встречала еще одна очень характерная особенность, присущая старым зданиям, и имя ей было Ее Величество Плесень. Она обнаруживалась везде – в стенах, коврах, за шкафами, в обивке диванов, и от нее не было никакого спасения. Болотистый запах пропитывал мебель, одежду и даже волосы, заставляя хозяев зараженных помещений в ужасе сбивать отделку, натирая стены различными кислотами и растворами. Если сделать все правильно, то плесень отступала на время, но все равно неизбежно возвращалась вновь и вновь. Виной всему был влажный климат и плохое отопление, на котором зачастую сильно экономили.

Оказавшись в номере, Белла сразу распахнула окно и с отвращением взглянула на кресло в углу, от которого подозрительно веяло трясиной. Затем она включила ноутбук и в ожидании, пока тот загрузится, достала телефон. «У вас одно непрочитанное сообщение», – высветилось на экране смартфона. Белла кликнула на иконку с конвертиком и тут же прочла: «Срочно перезвони мне!» Девушка закатила глаза. Опять Дани. Ей нечего ему сказать и совершенно не хотелось звонить, ведь было очевидно, что разговор с бывшим мужем не предвещал ничего хорошего.

Расположившись перед ноутбуком, Белла постаралась сконцентрироваться на работе. Ее тонкие пальцы забегали по клавиатуре, выбивая из клавиш приятный мягкий стук. Впрочем, несмотря на сосредоточенный вид, мысли Беллы витали где-то очень далеко. Там, где она еще была счастлива с Дани.

Они познакомились семь лет назад на международной туристической выставке в Лондоне. Белле было двадцать восемь лет, она совсем недавно устроилась переводчиком с испанского языка в престижную компанию и находилась в полнейшем восторге от открывавшихся перед ней перспектив. Там-то на выставке она и заметила на себе испепеляющий взгляд молодого человека. Если бы ее спросили, чем именно он привлек ее внимание, Белла бы сразу ответила – бровями! Густые, иссиня-черные, но при этом удивительно чувственные. «Чего это он?» – мелькнуло в голове у Беллы, и она тут же приняла, как впоследствии оказалось, судьбоносное для себя решение подойти к стенду его компании, которую он представлял.

– Добрый день, меня зовут Белла. Как ваши дела? – обратилась она к молодому человеку по-английски, дружески протянув ему руку. – Расскажите нам, пожалуйста, про вашу компанию!

– Добрый день, – ответил он по-испански, – меня зовут Дани.

Так и началась их история. Влюбленность захлестнула Беллу с головой, и наперекор собственным принципам она переехала к Дани уже после второго свидания. Отношения развивались стремительно, и довольно скоро молодые люди поженились. Все подруги Беллы были в восторге от Дани и его превосходного чувства юмора, а Марта один раз даже призналась, что мечтает о таких же шикарных бровях.

Супруги поселились в скромном, но вполне уютном доме в небольшом городке под названием Марлоу, где находилась фирма Дани, которой он управлял вместе со своим отцом. Из-за отдаленности Марлоу от Лондона Белле пришлось уволиться с прежней работы и устроиться в другую компанию, чей офис располагался в соседнем городе. Разумеется, девушке, которой с трудом удалось пройти несколько этапов собеседования и обойти десятки других претендентов на место в лондонской компании, было очень сложно свыкнуться с мыслью, что теперь придется работать в крохотной провинциальной фирме. Но, как всем известно, любовь способна затуманить даже самый ясный ум. «Он того стоит!» – думала Белла, с умилением наблюдая за тем, как Дани ловко прибивает вечно отваливающийся плинтус в прихожей.

Впрочем, рано или поздно всему приходит конец. Так и перед глазами Беллы туман влюбленности постепенно рассеялся, обнажив всю неприглядность ее скучной жизни с Дани. Муж был спокоен и заботлив, у них почти никогда не случались ссоры. И, пожалуй, самое главное: в отличие от Беллы, Дани был совершенно доволен жизнью и не стремился к большему. Его устраивал их маленький дом в провинции, он не предпринимал ничего, что бы заставило бизнес отца разрастись до крупной компании. Он просто… жил в свое удовольствие. По вечерам Дани любил возиться в гараже со стареньким желтым «Фордом», стараясь привести того в рабочее состояние. Это был его «проект», и каждый раз, когда Дани заговаривал о нем, его глаза начинали радостно светиться.

Белла возненавидела этот несчастный автомобиль, и чем дальше, тем сильнее в ней закипало отвращение. Сколько раз она, заламывая руки, пыталась объяснить мужу, что такая жизнь ее совершенно не устраивает, но все было без толку: ее слова ударялись о глухую стену непонимания. Терпение девушки окончательно лопнуло, когда во время очередного монолога Беллы о необходимости что-то изменить в их жизни Дани, до этого отстраненно отмалчивавшийся, внезапно предложил завести детей. «Ты издеваешься?!» – вспылила Белла, и, получив в ответ изумленное: «Нет, я серьезно», она в слезах вылетела из комнаты.

Муж ее совсем не понял и, что самое обидное, даже не пытался понять. Белла быстро собрала вещи и съехала в арендованную квартиру. А спустя неделю раздумий подала на развод. Дани был безутешен и засыпал ее звонками и сообщениями, умоляя вернуться, а все подруги крутили пальцем у виска.

Итак, развод был официально оформлен, и Белла обнаружила себя в полнейшей неопределенности. Каждое утро она просыпалась совсем одна в съемной квартире, после чего ехала в соседний город на нелюбимую работу. Что теперь делать? Ее охватило странное оцепенение, подозрительно напоминавшее меланхолию. За годы жизни с Дани девушка забыла, каково это – сражаться и добиваться своего. Наверное, стоило начать искать новую работу в Лондоне? Белла направила свое резюме в несколько фирм, однако везде получила отказ. Тогда она стала звонить бывшим коллегам с просьбами разузнать о вакансиях, которые еще не успели разместить на сайтах по поиску работы. Одна из знакомых посоветовала кандидатуру Беллы нужному человеку, и – о чудо – желаемая должность переводчика нашлась, но не в офисе, и оплачивалась не так высоко. Столь долгожданный переезд в Лондон откладывался, но и это уже было лучше, чем ничего.

Дела шли туго и как-то неправильно. Белла крепилась, держалась, но, несмотря на старания преподнести свою ситуацию в лучшем свете, со временем даже стала сомневаться в верности своего решения развестись с Дани.

Но вдруг события приняли совершенно неожиданный поворот. Одним долгим безрадостным вечером на телефон Беллы позвонили с неизвестного номера, и это в считаные минуты перевернуло всю ее жизнь. Звонили из юридической фирмы «Симмонс и сыновья»: Маргарет Астор, бабушка Беллы, скоропостижно скончалась, оставив своей единственной внучке целое состояние. Сказать, что девушка была шокирована услышанным, – не сказать ничего. Положив трубку, Белла встала, походила немного по комнате, а затем резко упала на кровать в истерике. Ведь не каждый день тебе оставляют в наследство сотни тысяч фунтов стерлингов. Теперь-то все совершенно точно должно измениться! У нее наконец появился собственный «проект»!

К слову, о наследстве. Процесс оформления бумаг растянулся на несколько долгих месяцев, требовалось поставить бесчисленное количество подписей, предоставить килограммы документов, и как только решение суда было вынесено, Белла наконец смогла выдохнуть. Из завещания выяснилось, что самое ценное – свои картины – бабушка Маргарет завещала во владение фонду, а все банковские счета и недвижимое имущество должны были достаться Белле как единственной наследнице. Вот здесь-то и обнаружился совершенно невероятный факт, повергший в недоумение как юристов, так и саму Беллу. Оказалось, что помимо небольшого домика у моря в городе Уитстабл, где Маргарет прожила не один десяток лет, она также была владелицей огромной квартиры в самом центре Лондона. И если о доме в Уитстабле все знали, то наличие квартиры стало полной неожиданностью. Более того, выяснилось, что Маргарет жила в квартире до 1936 года, после чего съехала, заперев дверь своих шикарных апартаментов более чем на семьдесят лет. Все эти годы она исправно оплачивала счета, связанные с квартирой, но по какой-то неведомой причине так ни разу туда не вернулась.

Огромная квартира. В центре Лондона. Ни у кого не укладывалось в голове, как можно было забросить такое сокровище. Из-за космических цен на недвижимость все владельцы лондонских квартир по праву считаются победителями некой жизненной лотереи, единственное правило которой – родиться в нужном месте у нужных родителей.

Учитывая, что квартира была заперта с 1936 года, она превратилась в своеобразную капсулу времени. Она уцелела в бомбардировках города во время Второй мировой войны, не пострадала от коммунальных аварий и битком набита антиквариатом. По страницам газет моментально разлетелись сенсационные статьи, где рассказывалось о таинственной квартире, которую известная художница скрывала до самой своей смерти. Всюду выдвигались всевозможные теории о причинах, заставивших Маргарет сначала покинуть квартиру, а затем – держать в тайне ее существование.

Большую роль, конечно, сыграли картины Маргарет. Кто-то считал, что в квартире водятся призраки и жить там совершенно невозможно. Когда-то Маргарет в интервью вскользь упомянула, что боится темноты. Разумеется, авторы газетных статей ухватились за это и принялись пугать читателей историями о развешанных по стенам квартиры зеркалах, в которых ночью якобы вместо собственного отражения можно было увидеть силуэты умерших.

Некое анонимное лицо сообщило одной из газетных редакций, что жители дома уже давно слышат подозрительные звуки, похожие на плач ребенка, которые, без сомнения, исходят из заброшенной квартиры. Пожалуй, самой жуткой оказалась история туристки из Нидерландов, опубликованная в довольно уважаемой газете:

«Мисс Л. поделилась, что приехала в Лондон всего на несколько дней и планировала навестить своих друзей, которые жили в том же доме, где находится загадочная квартира Маргарет Астор. Мисс Л. сразу ощутила странную, ничем не обоснованную тревогу, едва она вошла в дом. По роковой случайности она ошиблась этажом и оказалась прямо напротив двери покинутой квартиры. „Я почувствовала неприятный холод, – призналась мисс Л. – Когда я проходила мимо той квартиры, мне показалось, что кто-то внутри подбежал к двери. Мелкие шаги, как у ребенка. Не знаю почему, но я остановилась и прислушалась. Сначала было тихо. Но затем кто-то постучал в дверь. Вы можете себе представить? Изнутри квартиры кто-то постучался! Я чуть было не умерла от страха!“».

Белла читала газетные статьи с волнительным упоением. Ей льстила причастность к такому знаковому событию, однако при этом она ревностно следила за тем, чтобы в прессу не просочилась лишняя информация. Большинству своих знакомых Белла с невозмутимым видом отвечала, что они с Маргарет просто однофамилицы и не имеют родственных связей. Пожалуй, об истинном положении дел знала лишь Марта… и, наверное, Дани. Впрочем, его это уже совершенно не касалось.

Всю ночь Белла металась в полудреме между сном и явью. Снились документы, картины, офис юриста… Один раз ей даже показалось, будто кто-то тихонько постучал по изголовью ее деревянной кровати, она в ужасе вскочила, но с облегчением поняла, что ей это, очевидно, почудилось. Словом, выспаться Белле совершенно не удалось, и, взглянув с утра в зеркало, она разочарованно обнаружила темные круги под глазами.

Выйдя из отеля, она тут же погрузилась в шумный коктейль из сигналов проезжавших мимо машин и громких возгласов прохожих, к которым девушка уже начала постепенно привыкать. Джесс уже ждала Беллу у офиса и радостно ей помахала. Белла ожидала увидеть серьезную женщину в строгом костюме, но вместо этого ее встретила улыбчивая девушка лет двадцати семи с забавными черными кудряшками, обрамлявшими ее еще по-девичьи пухлое лицо. Джесс жизнерадостно поприветствовала Беллу и, удостоверившись в ее личности (Белла уже ненавидела эту формальность, требовавшую везде размахивать своим паспортом), протянула ей связку ключей от квартиры.

– Какие тяжелые! – удивилась Белла, разглядывая большие старомодные ключи, подвязанные потертой вельветовой лентой.

– Это точно, прошлый век, – засмеялась Джесс, а затем указала на припаркованный рядом синий «Мини Купер». – Я вас отвезу.

Ехать было совсем недолго, всего пятнадцать минут, но Белла с радостью согласилась – так лучше, чем продираться сквозь толпы прохожих. Пока Джесс что-то мило щебетала о хорошей погоде, Белла крепко сжимала в руках связку ключей, словно боясь выронить их и нечаянно потерять.

– Вы, наверное, волнуетесь? – внезапно произнесла Джесс, с пониманием взглянув на свою спутницу.

– Очень, – призналась Белла. – Я совсем не представляю, что там внутри. Мне, конечно, присылали опись имущества, но… Лучше все увидеть своими глазами.

Джесс одобряюще кивнула, продолжив:

– Ваш случай – совершенно уникальный! Все специалисты, с которыми сотрудничала наша фирма, говорят, что такого в Лондоне еще не было! Подумать только: квартира стояла закрытой семьдесят лет! – Она в восторге всплеснула руками, однако, быстро опомнившись, тут же вернула их на руль. – Честно скажу, я совершенно не верю в призраков, но даже мне не по себе! – Джесс немного помедлила и, осторожно покосившись на Беллу, добавила: – Учитывая ситуацию… Вы не боитесь заходить в квартиру?

Белла нахмурилась. Ей действительно было страшно. Но если бы ее спросили, чего именно боится, она бы не смогла дать точного ответа. Что могло поджидать ее в квартире? В описи имущества было сухо указано: «четыре серванта, пять шкафов, десять фарфоровых сервизов…» Но что ждало ее на самом деле? Есть ли там дохлые крысы? Или призраки, на худой конец? Хранятся ли там старые секреты бабушки? Неизвестность сбивала с толку. Но, несмотря на пронизывающий глубинный страх, Белле так сильно хотелось оказаться в квартире, что любопытство притупляло опасения.

– Я не… – начала было она, но быстро передумала и продолжила, коротко улыбнувшись: – Так или иначе, это мое наследство. Кому-то бабушки завещают фамильные украшения, а мне достались призраки и килограммы пыли.

Джесс вежливо рассмеялась, но в уголках ее губ мелькнула неопределенность. «В призраков не верит, – заключила Белла, глядя на свою спутницу, – но все равно боится».

Вскоре девушки подъехали к большому многоквартирному дому, облицованному красным кирпичом. Джесс торопливо припарковала автомобиль и выпрыгнула на тротуар. Ей явно хотелось попасть в квартиру ничуть не меньше самой Беллы. Джесс окинула дом оценивающим взглядом и, отыскав нужный подъезд, сразу же направилась к нему.

Тем временем Белла, едва держась на ногах, которые от волнения внезапно перестали слушаться хозяйку, с трудом выбралась из машины. Тихая безлюдная улочка с одной стороны упиралась в небольшую площадь с постаментом посредине и несколькими лавочками вокруг, а с другой стороны граничила с частным садом, огражденным добротным чугунным забором, из-за которого доносились крики попугаев и щебет каких-то маленьких пташек. На мгновение Белле показалось, будто она находится не в гудящем городе, а где-то очень далеко в английской деревушке, настолько здесь было не по-лондонски тихо.

Сделав несколько неуверенных шагов, Белла огляделась. Огромный семиэтажный дом из кроваво-красного кирпича занимал все пространство улицы, от одного перекрестка до другого. Каждый из углов здания венчали круглые викторианские башенки с узорчатыми флюгерами в виде флагов с гербами. С какой стороны ни посмотри, дом все время принимал совершенно разные очертания из-за множества балкончиков, ниш и эркеров из белого камня. Тем не менее, несмотря на хаотичность, здание производило чрезвычайно достойное впечатление. «Теперь понятно, почему никто не обращал внимания на пустую квартиру», – подумалось Белле.

К каждому подъезду вела широкая каменная лестница, упиравшаяся в массивную дверь с вставками из травленого матового стекла с узорами. Над дверями нависала обильная лепнина с номерами квартир и годом постройки дома – 1890. Белла направилась к одному из подъездов, где ее уже ждала Джесс, переминаясь с ноги на ногу. Отворив дверь, Белла ахнула. Красный ковер на лестнице, ажурные балясины на перилах, мрамор на полу – интерьер больше напоминал лобби дорогого отеля, нежели подъезд многоквартирного дома. К девушкам сразу вышел консьерж и, любезно уточнив номер интересующей квартиры и причину визита, вызвал лифт. От восторга у Беллы закружилась голова. Отполированные дверцы лифта раскрылись, и девушки поспешно шагнули внутрь.

– Весьма… неплохо, не так ли? – шутливо произнесла Джесс, с улыбкой наблюдая за своей спутницей.

Наконец лифт остановился и со звоном распахнул двери на шестой этаж. Длинный коридор с белыми стенами и все тем же красным ковром, что и на первом этаже, был поделен на две равные части по четыре квартиры с каждой стороны. Девушки в недолгом замешательстве осмотрелись, пытаясь определить, в какую сторону нужно идти.

– Нам направо! Квартира шестьдесят восемь там! – внезапно воскликнула Джесс, кивнув на элегантную табличку с номерами квартир и указателем.

Тихо, как же здесь было неестественно тихо! Белле нестерпимо хотелось прервать эту давящую тишину, но она не осмеливалась произнести ни слова. Минуя одну из квартир, она заметила, как за дверным глазком что-то мелькнуло, будто кто-то наблюдал за ними. «Вздор! Мне уже чудится всякая ерунда!» – отмахнулась Белла, стараясь совладать с волнением, которое нарастало с каждой секундой.

Дверь квартиры шестьдесят восемь, состоявшая из двух одинаковых створок, ничем не отличалась от остальных на этаже: такая же массивная, деревянная и строгая. Единственное, что выдавало в ней заброшенность, – помутневшая ручка и мелкая паутинка из потрескавшегося лака по всей поверхности двери. Белла подобрала нужный ключ и по рекомендации Джесс трижды с силой прокрутила его в замочной скважине, пока не раздался сдавленный щелчок. Прежде чем нажать на ледяную ручку двери, Белла нервно поправила волосы, вдохнула поглубже и…

Девушки вошли в квартиру, но, не сделав и пары шагов, поморщились в отвращении: внутри стоял тяжелый запах пыли и болотистого гниения, будто они оказались в сыром подвале. Белла брезгливо прикрыла нос рукой и вгляделась в длинный темный коридор. Свет практически не поступал в помещение, и глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к полумраку. Вдруг в конце коридора показался чей-то едва различимый силуэт, и, изрядно перепугавшись, Белла почти шепотом обратилась к Джесс:

– А мы можем включить свет?

Та быстро ответила, тоже шепотом:

– Нет, здесь все электричество отключено, проводка не вызывает доверия… – Она вытащила что-то из кармана, и коридор тут же осветил яркий луч. – Так что только фонарик на телефоне.

Белла дрожащими руками тоже достала телефон и, поводив им по коридору, с облегчением обнаружила, что силуэт, который она поначалу приняла за человека, оказался лишь одной из статуй на постаментах вдоль стен. Мысленно отчитав себя за глупость, Белла все же не могла не заметить давящее, тягостное чувство, словно здание было враждебно настроено к ее визиту. Впрочем, Белла считала себя абсолютным прагматиком и верить в какие-то несуществующие потусторонние силы была совершенно не склонна, поэтому списала все странные ощущения на банальный страх перед неизвестностью.

Девушки осторожно двинулись вперед по коридору, то и дело вздрагивая от пронзительного скрипа паркета под ногами. Белла боялась увидеть на полу дохлых насекомых или, еще того хуже, грызунов, но, к ее искреннему удивлению, единственное, что можно было разглядеть на темном паркете, – свежие следы от нескольких пар обуви, отпечатавшихся в пыли, таинственно мерцавшей в резких лучах фонарика.

В конце коридора девушки повернули направо и остановились. Впереди виднелась огромная двустворчатая дверь, которая, судя по всему, вела в гостиную. Направив на нее фонарик, Белла осветила резьбу, покрывавшую все дверное полотно. Несколько неказистых купидонов с цветами в пухлых ручках подлетали к изящной дверной ручке и разлетались от нее в разные стороны. Их некогда милые личики теперь были покрыты пыльной рваной паутиной, дрожащей от прерывистого дыхания Беллы.

– Ну и уродцы! – поежилась Джесс, наведя телефон на одного из купидонов.

Белла тем временем надавила на холодную и словно бы влажную дверную ручку и попыталась толкнуть створку двери, но та не поддавалась. Белла в растерянности обернулась к своей спутнице, изучавшей темные фигуры статуй в коридоре, и прошептала:

– Дверь не отворяется, ее как будто заблокировали… А скважины для ключа нет.

Джесс засуетилась:

– Дверь точно должна быть открыта! Оценщики смогли попасть во все комнаты… – Она сама попробовала нажать на неподатливую ручку, после чего прислонилась к двери. – Вон, видите, на полу много следов. Видимо, оценщикам тоже пришлось потрудиться, чтобы туда войти. Скорее всего, дерево рассохлось или просто пол стал неровным. Давайте вместе!

Белла послушно прижалась к купидончикам, с неудовольствием отметив, что пыль и паутина при этом мгновенно покрыли пальто. Девушки с силой нажали на дверь, и по коридору прокатился страшный скрежет: заскрипели косяк, дверь и даже обои вокруг. Тем не менее створки неохотно поддались, и Джесс, споткнувшись о порог, едва не влетела в гостиную кубарем, но ловко удержала равновесие и все же устояла на ногах. Девушки расхохотались, и это внезапно разрядило гнетущую атмосферу.

В гостиной было гораздо светлее, нежели в коридоре. Впрочем, тяжелые шторы было наглухо задернуты. Первой мыслью Беллы было приоткрыть хотя бы одно окно, но, оценив состояние штор, она все же решила отказаться от этой идеи: прикасаться к выцветшим тканям, сплошь покрытым подозрительными темными разводами, не было никакого желания.

Просторную и некогда элегантно обставленную гостиную массивная арка делила на две неравные части: одну, побольше, – с книжными полками, зеленым плюшевым диванчиком посредине и роялем в углу, и другую, поменьше, выступавшую, очевидно, обеденной зоной, – с тяжелым деревянным столом и камином позади него. Девушки с жадностью разглядывали интерьеры, стараясь ни к чему не притрагиваться. Старинный паркет тоскливыми скрипами откликался на каждый шаг посетительниц. Картины, коих здесь было немалое количество, почему-то были сняты с петель и бережно поставлены вдоль стен. Все, кроме одной, изображавшей юношу с извивающейся подле лошадью. Полотно казалось огромным – не меньше трех метров по диагонали – и было встроено прямо в деревянную панель на стене напротив диванчика. Белла завороженно вглядывалась в лицо молодого человека: черные, словно уголь, глаза, распахнутые в некотором удивлении, тонкий нос и аккуратный, мягко очерченный рот.

– Лорд Астор, не так ли? – улыбнулась Джесс, остановившись у вычурной банкетки в виде лебедя.

– Да, думаю, это он, мой знаменитый предок. – Белла прищурилась в усмешке. – Самый успешный из всего семейства. Видимо, был высокого о себе мнения, раз заказал такой громадный портрет!

Джесс, к тому моменту уже изучавшая корешки старых книг на полках, хихикнула, однако, немного поразмыслив, задумчиво произнесла:

– Как удивительно, что вы носите ту же фамилию, что и ваш прадедушка! Такая редкость!

– О, здесь все просто, – с готовностью ответила Белла. – В роду по материнской линии до бабушки Маргарет всегда были наследники мужского пола. Когда бабушка овдовела, она вернула фамилию Астор, а мы с моей матерью ее никогда не меняли.

«И правильно сделали», – подумала про себя Белла, вспомнив непроизносимую фамилию бывшего мужа.

Внезапно ее внимание привлекла развернутая нотная тетрадь, наполовину сползшая на клавиши серого от пыли рояля. Девушка неспешно подошла к нему и взглянула на открытую страницу тетради. По желтому, местами смятому листу прыгали размытые и выцветшие ноты. Вверху записи значилось: «Шопен, Ноктюрн № 2. Оп. 9». Белла не владела нотной грамотой, но эту пьесу знала наизусть. Знакомые звуки далекого детства эхом прокатились по памяти. Мать часто играла на своем стареньком пианино этот ноктюрн. Однажды ночью, во время страшной грозы, маленькая Белла в слезах забилась под кровать, с ужасом ожидая, что небо вот-вот опрокинется на землю. Никакие объяснения, что это всего лишь раскаты грома, а не конец света, не возымели эффекта, и тогда мать молча открыла крышку пианино и принялась исполнять ноктюрн, полностью игнорируя всхлипы и крики дочери. Музыка мгновенно заполонила все пространство комнаты, затмив собой раскаты грома, и Белла в скором времени успокоилась. Это был Ноктюрн № 2. Какое совпадение, что…

Отвратительный скрежет, чем-то напоминавший металлический стон, разлетелся по всей гостиной, и Джесс в панике подпрыгнула:

– О боже, что это?

– Извините, я нажала на клавишу, – испуганно ответила Белла, указывая на рояль, – но я не думала, что он настолько ужасно расстроен.

Впрочем, глупо было ожидать чего-то другого от инструмента, который не настраивали больше семидесяти лет. Белла быстро отошла от рояля и, минуя арку, оказалась в малой гостиной. С добротного обеденного стола с резными ножками в виде спиралей до сих пор обреченно свисала некогда белая скатерть с черным витиеватым узором. По ней были хаотично разбросаны тарелки, ложки, какие-то бумаги. Словно человек, покончив с ужином, решил разобрать документы, но по какой-то причине отвлекся и так никогда и не завершил свое дело.

В камине завывал ветер. Взгляд Беллы задумчиво остановился на ажурной лепнине на потолке и странных разводах в углах. Внезапно появилось неприятное чувство, будто на нее кто-то пристально смотрит. Она повернулась к Джесс и обнаружила, что та, неуверенно улыбаясь, готовилась задать вопрос.

– Надеюсь, это не прозвучит грубо. Мне интересно ваше мнение, – начала Джесс. – Если отбросить всю эту ерунду про призраков, как вы считаете, почему мисс Маргарет Астор оставила эту квартиру? Ведь здесь столько дорогих вещей… Она могла сдавать ее другим жильцам или на крайний случай продать и получить целое состояние! Но вместо этого оплачивала огромные счета долгие годы. Это ни у кого не укладывается в голове!

Что ж, данный вопрос мучил Беллу на протяжении всех последних месяцев. Девушка судорожно искала подвох, но никак не находила его. О, если б только она знала Маргарет как человека, а не как безликую героиню поверхностных статей в интернете! Тогда бы на многие вопросы нашлись ответы.

– Похоже, Маргарет унесла все секреты с собой. Я не имею ни малейшего представления, почему она так поступила, – виновато вздохнула Белла и тут же с надеждой обратилась к Джесс: – Может, у вас есть какие-то предположения? С профессиональной точки зрения, разумеется.

Джесс кинула в сторону Беллы несколько смущенный взгляд:

– У меня есть одна версия. Но, боюсь, она вам совсем не понравится.

Белла почувствовала, как сердце в груди стало прыгать в волнении. Джесс медленно подошла к столу и указала на что-то пальцем.

– Ч-что? Что такое? – Белла в замешательстве уставилась на скатерть, не понимая, куда смотреть.

– Плесень! – внезапно резюмировала Джесс. – Вы только взгляните: она повсюду! Эта квартира не принадлежит людям – ее захватили плесень и грибок.

Белла наклонилась над скатертью, силясь что-либо увидеть, и тут же отпрянула в отвращении и ужасе: все, что она приняла за орнамент на ткани, оказалось зеленовато-оливковыми разводами плесени. Взгляд Беллы судорожно метался от одного предмета к другому и везде натыкался на темные разросшиеся круги. Шторы, потолок, пол, деревянные панели, даже листы бумаги на столе – все было пронизано черными нитями плесени, ветвившимися и расползавшимися по поверхностям. Теперь стало ясно, откуда шел нестерпимый запах болота. Вездесущие споры летали в воздухе, оседали на коже, волосах, проникали с каждым вдохом в легкие…

– Какой ужас! – воскликнула Белла, испуганно отстраняясь от всех предметов мебели.

– Думаю, именно поэтому мисс Астор не сдавала квартиру в аренду… – продолжала Джесс, не замечая в полутьме, как побелело лицо ее спутницы.

– Меня сейчас стошнит! – выкрикнула Белла и кинулась к выходу.

Перепуганная Джесс догнала ее лишь в коридоре подъезда. По неестественно бледному лицу Беллы текли слезы, которые она судорожно вытирала ладонями. Прислонившись к стене, девушка съехала вниз на корточки и почти неслышно всхлипывала.

– Ну что вы! – подбежала к ней растерянная Джесс. – Извините меня, я… я не хотела вас расстроить!

Белла медленно подняла голову – в ее голубых глазах читалась полная безысходность. Она прошептала дрожащим голосом:

– Вы не понимаете! Я знаю, что такое плесень и что это значит!.. Жить в такой квартире невозможно, никто ее не купит и не арендует… Все внутри придется уничтожить, квартира упадет в цене! Пол, стены, потолок – все нужно переделать! Я не думала, что положение настолько плачевно… – Неожиданно лицо Беллы помрачнело, словно она отчетливо увидела неизбежно безрадостный итог всей ситуации. – Я банкрот, я совершенно точно теперь банкрот!

Джесс не понимала, что заставило Беллу сделать именно такие выводы, но количество плесени в квартире ее неприятно поразило. Девушке даже казалось, что болотный запах впитался в волосы и одежду, и она незаметно поднесла к ноздрям кудрявую прядь волос проверить, не почудилось ли ей это. Убедившись, что волосы пока не пропахли плесенью, Джесс ободряюще произнесла:

– Может, все не настолько плохо! В квартире есть еще несколько комнат, возможно, их состояние не такое… – Она хотела сказать «не такое заплесневелое», но вовремя прикусила язык.

Впрочем, Беллу как будто успокоило упоминание об остальных комнатах, и она, стыдливо смахивая слезы с бледных щек, поднялась, поправила волосы и неожиданно твердым голосом ответила:

– Да, вы, наверное, правы. Стоит сначала осмотреть всю квартиру целиком и только потом паниковать. Может, все действительно не настолько плохо. – Она кисло улыбнулась и направилась обратно к двери.

Джесс поспешила за ней. Белла показалась ей сильной женщиной, хоть и с несколько расшатанными нервами. Но что-то подсказывало Джесс, что, возможно, причиной для неожиданных слез стали вовсе не плесень и необходимость дорогостоящего ремонта. С какой стати Белле, унаследовавшей элитную историческую квартиру, пускай даже требующую реставрации, внезапно становиться банкротом? Разве что у нее нет денег на этот ремонт. Но неужели такая богатая женщина, как Маргарет Астор, которая с легкостью забросила ужасно дорогую квартиру и могла себе позволить всю жизнь оплачивать громадные коммунальные счета, не оставила внучке, помимо недвижимости, приличной суммы после своей кончины?

Джесс не знала всех подробностей наследного дела Беллы, так как подобными серьезными случаями всегда занималась глава юридической фирмы, мисс Симмонс, а ассистентке же давали лишь незначительные поручения. Более того, в качестве сопровождающей в таинственную квартиру Джесс оказалась совсем случайно: изначально с мисс Астор должна была идти сама мисс Симмонс, однако в последний момент возникли некие сложности с одним весьма состоятельным клиентом, и показать Белле унаследованное имущество перепоручили ассистентке. Тем не менее, даже не зная всех подробностей завещания, Джесс чувствовала: что-то здесь не сходилось. Недосказанность, повисшая в воздухе, тревожила ее, но она тут же поспешила себе напомнить, что совать нос в чужие дела – не лучшая затея.

Вернувшись в квартиру, девушки завернули в левую часть темного коридора. Джесс коротко пояснила, что там должны находиться хозяйские спальни. Состояние этой части коридора было гораздо хуже, и Белла с отвращением заметила, что мрачные обои в крупный цветок, которыми были обклеены все стены, местами отслоились и струпьями свисали вниз. На предложение Джесс заглянуть в ванную комнату Белла в искреннем ужасе запротестовала, поэтому было решено посетить только спальни. Дверь, находящаяся по правую сторону коридора, открылась с таким же трудом, что и в гостиную, но, как оказалось, усилия того стоили.

– Вот это да! – выкрикнула Джесс, не в силах сдержать восторга при виде роскошного, пускай и потрепанного временем интерьера.

В центре спальни стояла просторная двуспальная кровать в виде гигантской раскрытой ракушки. Извилистое изголовье кровати было некогда выкрашено в благородный металлический цвет, который хоть со временем и помутнел, однако до сих пор искрился, стоило лучу фонарика коснуться этих замысловатых изгибов. Блики света, отражаясь от изголовья, весело плясали по обильной лепнине на потолке, изображавшей неведомых морских существ.

– Похоже на медузу! – заметила Белла, увлеченно рассматривая тяжелую люстру с бесконечным множеством хрустальных подвесок, напоминавших крохотные блестящие капельки.

В самом углу красовался белый туалетный столик с приставленным к нему стулом-ракушкой. Вся поверхность столика была облицована глазурью, которая жадно ловила свет фонарика и мерцала жемчужным блеском. Пыльное настенное трюмо возле обрамляли скульптуры морских коньков, таинственных рыб, кораллы и, конечно же, ракушки. Сам же столик был заставлен вычурными флаконами и раскрашенными жестяными баночками, которые, окислившись, образовали вокруг себя коричневые разводы.

К великому сожалению, комната была поражена плесенью гораздо сильнее, чем гостиная, и болотный смрад, источаемый мебелью, не позволил девушкам долго разглядывать интерьеры спальни.

Все картины, некогда висевшие на стенах комнаты, были сняты, как и в столовой, и расставлены в спальне вдоль кровати. Белле показалось это довольно странным, и она решила поинтересоваться у Джесс, знает ли та, зачем это было сделано.

– Думаю, при оценке имущества специалистам пришлось снять холсты, а обратно повесить их уже не удалось. – Джесс указала на отклеившиеся обои, продолжив: – Плюс, насколько мне известно, Маргарет завещала картины, написанные ее рукой, своему фонду, поэтому на полотнах искали подпись мисс Астор. Скорее всего, в другой спальне будет то же самое.

Джесс оказалась права: как только девушки вошли во второе помещение, они увидели несколько картин, аккуратно выставленных вдоль стены на полу. Убранство этой комнаты было намного скромнее предыдущей. Здесь практически не было лепнины на потолке, а кровать имела самую простую форму, и единственное, что ее украшало, – тяжелый балдахин из зеленого бархата, который опасно покосился, грозя вот-вот рухнуть вниз. Но Белла сразу поняла, что эта спальня принадлежала Маргарет. Везде – на кровати, на низеньком столе, на комоде и даже на полу – были разбросаны огрызки карандашей, кисточки и тюбики из-под краски. Сам мольберт был задвинут в угол и затянут толстым слоем паутины. И все же, несмотря на видимый беспорядок, комната выглядела наименее заброшенной. Казалось, что даже плесень разрослась здесь не так сильно, как в остальной квартире. В голове Беллы скользнула шальная мысль: «А не возвращалась ли сюда бабушка после отъезда?» Впрочем, она тут же отбросила это предположение, так как пробраться в квартиру незамеченным было просто невозможно. К тому же эксперты заключили, что в апартаментах не было найдено вещей, произведенных после конца 1930-х годов: все газеты и письма были изданы и написаны до 1936 года. Соответственно, никто не жил здесь больше семидесяти лет.

Покидая квартиру, Белла грустно оглянулась, словно надеясь увидеть нечто такое, что изменило бы всю ситуацию и избавило от надвигающихся проблем. Но все было по-прежнему: темный коридор, затхлый запах и полная безысходность. Белла заперла дверь на ключ, несколько раз с тревогой перепроверив, защелкнулся ли замок, и в сопровождении Джесс направилась в сторону лифта. Девушки молчали, не желая нарушать угрюмую тишину, повисшую в воздухе тяжелой взвесью.

Внезапно одна из соседских дверей скрипнула, приоткрылась, и в образовавшейся щели возникло лицо пожилой дамы. Это была та самая квартира, из которой, как Белле показалось, за ними кто-то наблюдал. Девушки замедлили шаг и вежливо поздоровались. Дама тут же распахнула дверь.

– Добрый день! – обратилась к девушкам она, окидывая их изучающим взглядом. – Вы новые жильцы?

Если вы когда-нибудь задавались вопросом, как выглядит британская аристократия, то стоявшая в дверях дама была ее классическим воплощением: седые волосы (красить их среди пожилых британок не принято), аккуратно уложенные в пучок, идеальный кашемировый свитер, джинсы и пара колец с внушительными бриллиантами на пальцах.

Белла поспешила объясниться:

– Не совсем, я новая владелица квартиры шестьдесят восемь, но я здесь не живу.

Дама скрестила руки на груди, сверкнув бриллиантами, и вопросительно взглянула на Беллу:

– Позвольте поинтересоваться, что случилось с мисс Астор? Неужели она умерла?

– Да, к сожалению, бабушка недавно скончалась.

Брови дамы взмыли в удивлении:

– Получается, вы ее внучка? – Она всплеснула руками. – Пожалуйста, примите мои глубокие соболезнования!

– Благодарю, – смущенно ответила Белла. – Вы были знакомы с бабушкой?

Дама улыбнулась:

– О нет, что вы! К несчастью, я не имела возможности познакомиться с ней лично. Я родилась уже после того, как мисс Астор переехала, но моя мать была с ней знакома и иногда про нее рассказывала.

Белла насторожилась. Быть может, эта соседка что-то знает о странном решении Маргарет съехать? Она натянула на лицо непринужденную улыбку и как бы невзначай поинтересовалась:

– Мне любопытно, что ваша мать рассказывала про Маргарет?

Казалось, дама была не прочь посплетничать, так как с заметным воодушевлением ответила:

– Насколько я помню, она всегда описывала мисс Астор как исключительно одаренную девушку и называла ее особенной.

После этих слов дама принялась задумчиво рассматривать белый потолок коридора. Ее отстраненный взгляд намекал на то, что она все сильнее погружается в далекие воспоминания. Возникла неловкая пауза, и Белла, желая как можно скорее ее прервать, спросила:

– А может, ваша мать что-то говорила о причине переезда бабушки?

– Неужели мисс Астор ни разу не обмолвилась об этом? – встрепенулась дама в искреннем удивлении.

Белла смущенно поправила волосы:

– Н-нет, это до сих пор остается тайной для всей семьи.

Под «всей семьей» она, конечно, подразумевала лишь себя, так как никаких других родственников больше не осталось.

– Откровенно говоря, я не знаю подробностей… Хотя постойте, кажется, матушка что-то рассказывала на этот счет… Но я не помню, что именно… – Дама беспомощно развела руками. – Простите, память стала меня периодически подводить.

Белла вежливо улыбнулась. Похоже, никто в этом мире не узнает причину, по которой квартира десятилетиями простояла пустой. А может, и не было никакой причины…

– Ах да! – внезапно спохватилась дама. – Это, разумеется, совсем не имеет отношения к вашей бабушке, но я определенно точно помню, как соседи что-то говорили про прежних жильцов вашей квартиры. Впрочем… Нет, наверное, это все ерунда и сказки! Вам это покажется совершенной глупостью.

Дама изящно махнула руками, будто пытаясь прогнать неловкое воспоминание.

Заинтригованная Белла, взглянув на Джесс в поисках поддержки, воскликнула:

– Пожалуйста, мисс, расскажите! Нам очень интересно!

– Да, прошу вас! – с энтузиазмом присоединилась к просьбе своей спутницы Джесс, которая тоже заметно оживилась.

Дама просияла. Очевидно, ей льстило внимание собеседниц, потому как она, деликатно кашлянув, тут же приступила к рассказу:

– Помню, я была совсем маленькой девочкой, когда впервые услышала эту историю. И она, признаться, сильно напугала меня тогда. – Улыбка испарилась с лица женщины. – Это произошло после войны, когда многие жильцы вернулись в свои квартиры. Мистер Грэм, сосед снизу и, скажу я вам, по-настоящему талантливый врач, как-то раз пожаловался моей матери и миссис Гилмор, милой пожилой соседке слева, на странный стук и скрежет, доносившиеся из квартиры шестьдесят восемь. Миссис Гилмор жила в доме, кажется, с самого момента его постройки.

Быстро переведя дух, дама загадочно сверкнула глазами и продолжила:

– Так вот, в квартиру мисс Астор так никто и не вернулся, и жилплощадь пустовала. Спрашивается, кто же или что могло издавать эти звуки, если там не было ни души? Мать настаивала на том, что в квартире, должно быть, что-то поломалось. И немудрено, ведь во время авиаобстрелов в 1940 году соседний с нами дом был сильно поврежден. – Дама прерывисто вздохнула. – Его весь изрешетило осколками, но наше здание, к счастью, избежало подобной участи.

Белла застыла в ожидании. Она даже задержала дыхание на несколько секунд, страшась упустить какую-либо деталь в рассказе дамы. Вдруг та сейчас скажет нечто такое, что восполнит недостающие детали в головоломке, и все прояснится?

– Так вот, миссис Гилмор сказала тогда, что тоже периодически слышала скрежет и стук из квартиры мисс Астор, но только они раздавались там еще до войны. Соседка совершенно точно помнила это, так как однажды шум был настолько навязчивым, что она вышла в коридор и несколько раз постучала в дверь квартиры, но ей, разумеется, никто не открыл.

– Но что же вас напугало в этой истории? – не выдержала Джесс, которую, судя по всему, сильно увлек рассказ дамы.

– Дело в том, что миссис Гилмор добавила тогда, – продолжила дама, – что про квартиру уже давно ходили недобрые слухи. Она утверждала, что когда-то там жила очень состоятельная женщина со своим малолетним сыном. Кажется, она была родственницей вашей бабушки… От этой родственницы-то, должно быть, и досталась ей квартира. Я до сих пор помню, как миссис Гилмор указала тогда на меня со словами: «Тот мальчик был примерно такого же возраста, что и эта юная леди». – Дама поежилась от воспоминания. – Оказалось, что парнишка однажды исчез при самых загадочных обстоятельствах. Испарился. Миссис Гилмор сказала, что его долго искали, была даже задействована полиция, но мальчика так и не нашли. Говорили, что как раз после этого и стал раздаваться странный скрежет из квартиры.

– И вы тоже… слышали эти звуки? – почти шепотом спросила Джесс, словно боясь услышать ответ.

Дама добродушно рассмеялась:

– О, конечно! Вот только наша квартира скрипит ничуть не меньше: дому-то уже больше ста лет!

Белла поспешила шутливо добавить:

– Мы только что были внутри, и хочу вас заверить, не видели никакого мальчика. Наверняка это скрипят деревянные панели на стенах.

Поблагодарив даму за чрезвычайно интересную беседу, Белла с надеждой взглянула на нее:

– Могу я попросить вас о небольшом одолжении? Если вдруг вы вспомните что-нибудь из того, что вам рассказывала мать про мою бабушку, пускай даже самый незначительный факт, не могли бы вы связаться со мной? Это были бы бесценные воспоминания.

– Один момент. – Дама исчезла и через несколько секунд вновь появилась с листом бумаги и ручкой. – Вот, пожалуйста, напишите номер телефона. Я обязательно позвоню вам, мисс…

– Миссис Астор. Но прошу, зовите меня просто Белла, – ответила девушка, поспешно указав свой номер на толстой дорогой бумаге с фамильным гербом внизу.

– А я Дороти, – расплылась в вежливой и, казалось, искренней улыбке дама.

Спустившись с Джесс на первый этаж и помахав консьержу, который любезно открыл девушкам двери, Белла обернулась к своей спутнице:

– Большое спасибо, что сходили со мной! Даже не знаю, что бы делала без вас! – Она горячо пожала руку Джесс, а затем добавила: – Извините за мое… эмоциональное поведение. Сначала смерть бабушки, потом эта непонятная квартира… – Белла заглянула ей в глаза. – Надеюсь, все, что я наговорила сегодня, останется между нами.

– Да, конечно! – озадаченно ответила Джесс. – Вас подвезти?

Разумеется, Белла с радостью согласилась. Выйдя недалеко от своего отеля, она попрощалась с Джесс и направилась в номер. Однако, прежде чем подняться к себе, девушка обратилась к приятному юноше за стойкой с требованием убрать из ее номера «протухшее кресло». Ее просьбу тут же выполнили, и Белла с облегчением выдохнула.

В кармане пальто завибрировал телефон. Она настороженно взглянула на экран, а затем улыбнулась – звонила Марта.

– Ну что? Ну как? – в трубке зазвенел энергичный голос подруги. – Рассказывай скорей, а то я сгораю от любопытства!

– Квартира оказалась в отличном состоянии, – невозмутимо солгала Белла. – Внутри было много картин, антиквариата, в общем, все прекрасно.

– Класс! – восторженно взвизгнула Марта. – И даже ни одной дохлой крысы на полу? – И, получив отрицательный ответ, она поспешила уточнить: – Послушай, дорогая, но правильно ли я помню, что, помимо квартиры, тебе достался еще и дом?

– Да, я как раз собираюсь туда поехать на следующей неделе… – непринужденно ответила Белла, добавив про себя: «…и перевернуть этот чертов дом с ног на голову! Я выведу старуху Маргарет на чистую воду!»

Глава II

1936 год

Звезды. Они искрятся, мерцают, переливаются таинственным ледяным светом. Их сотни, тысячи, бесчисленное множество. Лиловые и синие завихрения сливаются в неведомые фигуры и распадаются на далекие галактики. Кажется, протяни руку и сможешь дотронуться до холодной поверхности звезд. Они всколыхнутся, затрепещут и разлетятся, словно пуганые птицы, в разные стороны…

Маргарет медленно открыла глаза и устремила долгий задумчивый взгляд на пустой холст. Неожиданно рука с тяжелой кистью сама принялась порхать по шершавой поверхности. Появились первые очертания картины. Обычно Маргарет долго примерялась, делала бесконечные наброски и беспощадно уничтожала получившееся до тех пор, пока изображение не достигало точного соответствия с тем, как она его представляла в мыслях.

Впрочем, иногда что-то менялось, и наброски делать не требовалось. Это было редкое, а оттого особенно ценное чувство, которое Маргарет всеми силами пыталась удержать в себе как можно дольше. В такие моменты она переставала контролировать движения руки и словно в забытье отдавалась импровизации. Это странное состояние одновременно влекло и пугало: порой казалось, что кто-то другой, невидимый ее взору, стоял за спиной и водил ее руку по холсту.

Среди великого множества сюжетов для картин Маргарет всегда отдавала предпочтение морским пейзажам. И они, к слову, выходили совершенно великолепными. Любой, кому посчастливилось увидеть картины Маргарет, находил, что, будь то тихая гладь или кипящие волны, они неизменно производили впечатление «подлинности». Казалось, еще немного – и вода сорвется с холста и выплеснется в комнату, затопив все вокруг. Такое увлечение морскими пейзажами легко объяснялось: усадьба, некогда принадлежавшая родителям художницы, находилась совсем недалеко от курортного города Брайтон на юге Англии, и Маргарет в детстве часто отправляли в сопровождении гувернантки понежиться на морском берегу. Разумеется, купаться в ледяных водах Северного моря девочке строго-настрого запрещалось, потому оставалось лишь наблюдать за бурлящими волнами с берега, расположившись на острой гальке.

Страсть к морю передалась Маргарет от отца, владельца крупной судостроительной компании. Он мог часами пропадать в море на своей белоснежной яхте, а вернувшись, сиял от радости, потирая загорелые руки. Маргарет слезно упрашивала отца взять ее в плавание, но тот лишь снисходительно смеялся. Наверное, все стало рушиться именно после продажи яхты…

Год назад Маргарет, которая в то время училась в частном пансионе для девушек, получила от отца весьма странное письмо. Едва развернув его, она сразу заметила, как поменялся почерк папы. Всегда ровные и изящные буквы вдруг запрыгали по бумаге невнятными закорючками. В письме отец сообщал Маргарет, что с великим сожалением был вынужден распрощаться со своей «Фантазией» (так называлась яхта). Что значит «распрощаться»? Почему? Ведь он так ее любил!

Он не написал о том, что из-за экономического кризиса, бушевавшего по всей стране, его компания окончательно обанкротилась и продажа яхты была наименьшей из бед. Спустя недолгое время после получения странного письма произошло нечто абсолютно непредвиденное, а оттого еще более ужасное.

Был поздний вечер, и большинство учениц пансиона уже улеглись в постели, то и дело перешептываясь и сдавленно хихикая. Мысли Маргарет беспорядочно прыгали от надвигающегося экзамена по литературе к запланированному на выходные пикнику, который организовывала классная дама. Расчесав свои черные как уголь кудри, она уже направилась было к кровати, как вдруг в дверь спальни кто-то с силой застучал.

Все девушки тут же приподнялись с постелей, устремив любопытные взгляды на источник шума. Дверь приоткрылась, и в проеме показалась мисс Флеминг, управляющая. Она обвела девушек своими блеклыми глазами и, остановив их на хрупкой фигурке Маргарет, воскликнула:

– Мисс Астор, прошу за мной!

Маргарет растерялась:

– Но, мисс Флеминг… Я не одета…

– За мной! Дело не терпит отлагательств! – настойчиво крикнула управляющая и скрылась в дверях.

Делать было нечего: пришлось поспешить за непреклонной мисс Флеминг в одной ночной рубашке. Они молча шли по темному коридору, с черных стен которого за ними внимательно наблюдали с портретов великие деятели прошлого и почетные выпускники. Мисс Флеминг деликатно постучала в массивную резную дверь, после чего осторожно заглянула и сообщила о визите Маргарет.

– Пожалуйста, заходите, мисс Астор! – донесся из кабинета властный голос директрисы пансиона.

Управляющая тут же удалилась, а перепуганная Маргарет робко вошла. В кабинете было совершенно неуютно: множество книжных стеллажей, переполненных безликими изданиями, поднимались к самому потолку и занимали практически все стены. Казалось, зацепи нечаянно одну из полок, и все книги лавиной обрушатся вниз, завалив посетителя с головой.

За огромным письменным столом восседала мисс Смитс, дама почтенных лет с тяжелым взглядом и армейской выправкой. Она никогда не улыбалась, совершенно не терпела шуток и ненавидела всех, кто находился в хорошем настроении.

– Садитесь, мисс Астор, – указала директриса на кресло напротив. – У меня для вас плохие новости.

Вести были действительно прескверными. Выяснилось, что после того, как компания отца Маргарет обанкротилась, он запаниковал и вложил все оставшиеся деньги в некое сомнительное дело. Разумеется, ни к чему хорошему это не привело, и, лишившись последних средств к существованию, отец решил избавиться от всех проблем, приставив револьвер к виску.

Маргарет сидела в кресле, не видя ничего вокруг. Услышав о скоропостижной смерти отца, она вскочила было на ноги, но тут же почувствовала, будто под ногами открывается черная бездна. Очнулась Маргарет в больничном крыле от отвратительного запаха микстуры.

На следующий день ей сообщили о том, что оплачивать ее дальнейшее обучение некому. Семья Маргарет, которая теперь состояла лишь только из нее одной (мать давно умерла от продолжительной болезни), была абсолютным банкротом. Ей позволили доучиться два месяца, после чего двери пансиона навсегда захлопнулись за спиной несостоявшейся ученицы.

Согласно завещанию отца, которое он предусмотрительно составил несколько лет назад, опека над юной Маргарет в случае его смерти переходила к его родной сестре леди Руфи Берримор. Она была вдовой некогда очень состоятельного лорда Берримора, жила в Лондоне и имела совершенно ужасную репутацию. Но, как всем известно, родственников выбирать не приходится, и Маргарет была вынуждена переехать к тете.

Леди Берримор жила в шикарной, но достаточно небольшой по меркам аристократии квартире, располагавшейся в доме неподалеку от Трафальгарской площади. Недвижимость эта досталась ей в качестве извинения за некое «недоразумение» от супруга, лорда Берримора. Как только документы были оформлены, Руфь в спешке переехала сюда, а ее муж остался жить в особняке за городом. Впрочем, вскоре после «недоразумения» лорд Берримор скончался (при весьма загадочных обстоятельствах, к слову), оставив после себя довольно крупное состояние. Руфь без доли колебаний продала особняк и зажила спокойной и беспечной жизнью в Лондоне.

К сожалению, беспечная жизнь быстро переросла в транжирство и зависимость от игровых домов и букмекерских контор. Леди Берримор с легкостью проигрывала огромные суммы год за годом, отчего состояние, столь удачно полученное после кончины супруга, постепенно таяло. В светских кругах шептались о болезненном пристрастии леди Берримор к азартным играм, ее чрезмерно экстравагантных нарядах и эксцентричных выходках.

Руфь любила роскошь, а еще больше обожала ее повсеместно демонстрировать. Вот только роскошь требует вложений, и денег стало не хватать. В разгар Великой депрессии, затронувшей и без того шаткое финансовое положение леди Берримор, пришлось резко сокращать расходы на привычную разгульную жизнь. Скрипя зубами, она уволила часть прислуги, продала несколько фамильных украшений и перестала посещать игорные заведения и скачки. Посторонним казалось, что Руфь одумалась и начала вести благоразумный образ жизни. Но это была лишь иллюзия.

Как известно, зависимость нуждается в пище. Лишившись доступа к любимым азартным играм, леди Берримор с удовольствием кинулась в крепкие объятия другой, еще более разрушительной зависимости – от увеселительных напитков, пристрастившись к ним не на шутку. С присущим ей стремлением к роскоши она заказывала редкие коллекционные экземпляры по немыслимым ценам. Прислуга знала: если леди Берримор приходила посылка в большом деревянном ящике, то вечером входить в гостиную было категорически воспрещено и передвигаться по квартире стоило на цыпочках, чтобы ни в коем случае не привлечь к себе внимание раздражительной хозяйки.

Любившая званые ужины и вечеринки, леди Берримор поначалу приглашала к себе представителей светского общества, однако вскоре выяснилось, что никто из знати не желает посещать эту «скандальную даму», как о ней отзывались многие. Тогда в апартаментах леди Берримор стали гостить менее привилегированные слои лондонского общества – различные спекулянты, разорившиеся и отчаявшиеся бизнесмены, выходцы из якобы благородных семейств с непроглядно темным прошлым.

Среди всех посетителей леди Берримор выделялся один отъявленный жулик, мистер Гудман, владелец небольшого аукционного дома в Ковент-Гардене. Сам он себя называл «коллекционером и антикварным энтузиастом». Прознав про бедственное финансовое положение леди Берримор, а также про ее патологическую боязнь кредиторов, аферист стал наведываться к ней, присматриваясь к ценностям в квартире. Тем более что после пары-тройки бокалов коллекционного вина леди Берримор становилась более сговорчивой.

Помимо антиквариата и прочих ценностей, у мистера Гудмана была еще одна причина появляться в гостиной леди Берримор несколько чаще, чем того требовали приличия. В присутствии Маргарет он сразу приосанивался, незаметно поправлял широкие усы и напускал на себя исключительно важный вид. Он следил за каждым ее движением, ловил каждый жест и, казалось, даже задерживал дыхание, как только девушка появлялась в гостиной.

Юной Маргарет, разумеется, был совершенно не интересен и даже неприятен этот старый, заносчивый и жуликоватый «энтузиаст». Она всегда старалась держаться от него подальше и находила любой повод, чтобы как можно скорее покинуть его общество.

Тем утром Маргарет с головой погрузилась в работу над новой картиной. В этот раз ей хотелось изобразить страшный шторм, клокотавший средь острых вспышек молний. Получалось удивительно хорошо, учитывая, что никаких набросков и эскизов Маргарет не сделала. Руки до локтей были перепачканы краской, волосы выбились из прически и назойливо лезли в лицо, но Маргарет ничего не замечала. Она отодвинулась от холста и вновь закрыла глаза, пытаясь поймать ускользающий образ…

– Мисс Астор! – раздался голос за дверью, и кто-то тихонько постучал. – Мисс Астор!

Маргарет разочарованно распахнула глаза, убрала за уши черные локоны и сдавленно произнесла:

– Да-да, чего тебе, Эмма? Входи!

Дверь скрипнула, и на пороге появилась молодая рыжеволосая служанка Эмма, сжимавшая в руках край белоснежного передника. Она всегда казалась Маргарет несколько потерянной, дезориентированной, каким бывает человек, которого внезапно разбудили в самый разгар глубокого сна. В разговоре взгляд Эммы рассеянно блуждал по предметам вокруг, редко останавливаясь на лице собеседника. Работала она медленно и вполсилы, отчего часто получала от леди Берримор множество упреков и колкостей. Маргарет не раз ловила себя на желании подойти к Эмме и встряхнуть за плечи как следует в надежде, что она очнется от своего странного забытья и превратится в нормального человека.

Так и сегодня, оказавшись на пороге комнаты, Эмма замешкалась и растерянно произнесла:

– Леди Берримор просили передать… Чтобы вы ступали в гостиную и встретились с мистером Гудманом.

Взгляд Эммы заскользил по холсту, невыразительное лицо служанки вытянулось:

– Как же красиво!.. Мисс Астор, это очень красиво!

Маргарет удовлетворенно улыбнулась. Ей, признаться, тоже впервые за долгое время нравилась собственная работа. Все созданное ранее казалось пресным и совершенно безликим, но эта картина была особенная. Иссиня-черные плотоядные волны, вздыбившиеся и готовые поглотить все на своем пути, мрачное небо, налитое тяжелыми тучами, которые вот-вот обрушатся острыми молниями на клокочущее море. И посреди всего этого ужаса, меж смертоносных волн, проглядывала крохотная фигурка моряка на небольшой лодке. Обречен ли он или все-таки есть призрачный шанс на спасение?

Маргарет любила добавлять в картины небольшие «послания» – то, что сложно заметить, если смотреть не вглядываясь. Она могла часами прорисовывать еле заметные детали тончайшей кистью, направив на холст увеличительное стекло, которое ей когда-то купил отец. Это был ее секретный и довольно ловкий способ сказать немного больше, чем первоначально может показаться. Заодно с помощью этого приема девушка могла с легкостью определить, кто внимательно изучал ее полотна, а кто с безразличием оглядывал их и с фальшивой вежливой улыбкой сообщал, что Маргарет «несомненно ждет большое будущее», после чего в следующую же секунду забывал о картине, равно как и о самой художнице.

Маргарет с показным недовольством направилась в ванную, где кое-как смыла краску с рук, после чего неторопливо вошла в гостиную. Руфь с элегантным видом устроилась на банкетке-лебеде и задумчиво перебирала клавиши на рояле. Любимая шелковая блуза с внушительным черным бантом, а также новая серая юбка из шерстяного крепа по последней моде говорили о серьезном намерении леди Берримор впечатлить гостя. Мистер Гудман, фамильярно облокотившись на рояль подле, что-то суетливо щебетал, но, заметив в дверях Маргарет, тут же стих.

– Тетя Руфь, мистер Гудман, – приветственно процедила девушка, стараясь игнорировать настойчивый взгляд последнего.

Леди Берримор резко сняла руки с клавиш, оценивающе оглядела племянницу и кисло произнесла:

– Дорогая моя, да у тебя все лицо в краске!

Маргарет провела пальцами по лбу и тут же залилась раздосадованным румянцем: второпях она совсем позабыла умыться. Однако мистер Гудман быстро подхватил разговор, расплывшись в широчайшей улыбке:

– О, мисс Астор, мы с леди Берримор как раз обсуждали ваш талант в рисовании!

– Неужели? – ядовито проронила Маргарет, попутно стараясь предположить, с какой целью тетя Руфь вдруг принялась хвалить ее картины.

Леди Берримор медленно развернулась к Маргарет. Ее тонкие накрашенные губы искривились в подобии вежливой улыбки:

– Я сообщила мистеру Гудману о твоем желании поступить в художественную академию. И, представляешь, он любезно вызвался помочь отыскать специалистов для рекомендаций к вступительным экзаменам! У мистера Гудмана есть отличные связи.

Маргарет перевела на гостя удивленный и вместе с тем настороженный взгляд. Тот театрально всплеснул руками, жеманно воскликнув:

– С вашего щедрого разрешения, мисс Астор, я бы мог одолжить несколько ваших наизамечательнейших картин к себе в офис и при удобном случае замолвил бы за вас слово одному… скажем так, влиятельному ценителю прекрасного! – Его глаза заблестели. – Леди Берримор обмолвилась также, что вы мечтаете о выставке. Что ж, кто знает, может, и это удастся организовать! С вашим-то талантом!

– Но… – начала было Маргарет, однако тут же осеклась: – Мистер Гудман, я очень вам признательна, и все же это наверняка стоит больших денег. А я сейчас испытываю некоторые… финансовые трудности…

Внезапно из коридора донесся оглушительный звон разбившейся посуды. Леди Берримор, разгоряченная вином, тут же вспыхнула и со словами «Криворукая Эмма!» выбежала вон из гостиной отчитывать служанку. Мистер Гудман дождался, пока хозяйка скроется в дверях, после чего мгновенно подскочил к Маргарет. С жадностью ловя ее взгляд, он сдавленно произнес:

– О, мисс Астор, для вас все это не будет стоить ни пенни! – Его хитрые маленькие глазки вдруг сузились. – Но, впрочем, есть одно условие.

Он тут же нагнулся к самому ее уху и шепотом озвучил «условие». Девушка в ужасе отшатнулась и уже собралась закричать в возмущении, но вдруг в ее глазах что-то промелькнуло, и она прикусила язык. Мистер Гудман, очевидно довольный произведенным эффектом, спокойно отошел к роялю в ожидании леди Берримор.

Вскоре Руфь, запыхавшаяся и еще более раскрасневшаяся, вернулась в гостиную и принялась громко жаловаться на прислугу. Она расхаживала из стороны в сторону, гневно размахивая руками. Один раз даже раздосадованно топнула каблуком, отчего лампы-ирисы на светильниках заколыхались, отбрасывая на стены и пол яркие блики. Маргарет наблюдала за этими отблесками, застыв в странном оцепенении, и не слышала ни единого слова тети. Прощаясь, мистер Гудман элегантно поклонился со словами:

– Я зайду к вам на следующей неделе и надеюсь получить ваши картины, Маргарет. – Он бросил на девушку многозначительный взгляд, после чего припал губами к руке Руфи. – О, леди Берримор! Был, как и всегда, рад нашей встрече! Да-да, к слову… Подумайте насчет моего предложения по поводу тех часов! Они вам совсем не нужны, а для меня было бы невероятной удачей заполучить такие в мою скромную коллекцию!

Едва за гостем захлопнулась дверь, леди Берримор вернулась к роялю, под крышкой которого, как оказалось, был припрятан бокал, и, расположившись на банкетке, устало кинула:

– Подумать только, этот идиот пытается выторговать у меня фамильные часы из золота за бесценок! И на что он только рассчитывает?

Маргарет нахмурилась:

– Не понимаю, зачем вы вообще его принимаете!

Леди Берримор вскинула тонкую изогнутую бровь и, одарив племянницу насмешливым взглядом, произнесла:

– У него имеется много полезных знакомств, к тому же… – Она разом осушила бокал и, громко стукнув им о рояль, продолжила: – Мне с ним не так скучно.

– Ну да, ну да, – недовольно пробормотала Маргарет и уже собралась было уйти, как вдруг тетя окликнула ее:

– К слову, ты не видела мой жемчужный браслет? Нигде не могу его отыскать… – Но, увидев, как Маргарет отрицательно покачала головой, Руфь добавила, горько засмеявшись: – Надеюсь, это не дело рук тех воришек, про которых трубят все газеты.

Она обвела взглядом помещение, точно пытаясь обнаружить какие-нибудь улики, способные указать на местоположение ее браслета, и, остановившись на Маргарет, вдруг сказала:

– Послушай, дорогая, почему бы тебе не начать писать картины на заказ?

Девушка озадаченно уставилась на леди Берримор:

– Ч-что вы имеете в виду?

Тетя Руфь медленно поднялась и, опершись о несчастный рояль, ледяным тоном ответила:

– Ты прекрасно знаешь, все то немногое, что тебе досталось от отца, скоро закончится! – Взгляд ее стал колючим и безжалостным. – И когда это произойдет, тебе придется найти мужа. Или хотя бы работу.

– Работу? – непонимающе посмотрела на тетушку Маргарет.

Леди Берримор разразилась недобрым смехом, так что черный бархатный бант, кокетливо заколотый под воротником блузы, стал прыгать и колыхаться.

– Уж не думаешь ли ты, дорогая моя, – зашипела она, просмеявшись, – что я буду оплачивать твою беззаботную жизнь из собственного кармана?

Не дожидаясь ответа, Руфь вышла из гостиной, предусмотрительно захватив с собой бокал и невесть откуда взявшуюся бутылку. Оставшись в одиночестве, Маргарет села на край плюшевого диванчика. Ее рассеянный взгляд блуждал по комнате и наконец остановился на большой картине с юношей, держащим за поводья лошадь. Картины на заказ? Эта мысль, признаться, не раз приходила девушке в голову, но она всегда с ужасом отгоняла ее.

Все дело в том, что состоятельные лондонцы, как правило, заказывали портреты. Богатые люди жаждали видеть свои лица, обрамленные в дорогие вычурные рамки, развешивали их в самых заметных местах и любовались ими, каждый раз проходя мимо. Сплошной нарциссизм, отвратительно! Впрочем, была еще одна причина, по которой Маргарет ненавидела этот жанр изобразительного искусства. Глаза на потретах. В старой усадьбе, где она жила в детстве, в малой гостиной над камином висел огромный портрет ее матери. Как же она была прекрасна: бледная фарфоровая кожа, темные локоны вокруг лица, белая лента в волосах и глубокий пронзительный взгляд черных глаз. Мать сидела вполоборота в призрачно-белом платье, а на фоне зеленели острые листья пальм в их зимнем саду.

После смерти матери Маргарет, будучи тогда шестилетним ребенком, стала вечерами тайком пробираться в гостиную и, устроившись в кресле перед портретом, рассказывала, как прошел ее день. Маргарет казалось, что мать слышит ее, и будто уголки нарисованных губ женщины улыбались при виде дочери. Вот только однажды девочка заметила, что и без того бездонные черные глаза матери стали словно еще чернее. Была ли то игра детского воображения или же с портретом действительно начала происходить какая-то чертовщина, никто, разумеется, не узнал. Но Маргарет стала как огня бояться изображения матери и рассказала обо всем отцу. Тот сразу распорядился снять картину и перенести ее к нему в кабинет (куда девочке вход был категорически воспрещен), а вместо портрета повесили заурядный пейзаж.

Маргарет с силой вынырнула из затягивающего водоворота мрачных мыслей и, глянув на часы, спохватилась: она уже опаздывала на встречу с подругами! Девушка кинулась в ванную и принялась с силой тереть лицо мочалкой, пытаясь избавиться от застывшей на коже краски. Приведя себя в порядок, она критически оглядела свою одежду в зеркале, приколола к фетровой шляпке любимую брошь в виде синего цветочка и, накинув кофту (несмотря на жаркое лето, в конце августа вдруг сильно похолодало), спешно направилась к выходу.

– Добрый день, Боб! – приветливо бросила Маргарет консьержу на первом этаже, который, как всегда, дремал за высокой стойкой. Тот встрепенулся, огляделся и, остановив сонный взгляд на девушке, кивнул ей и расплылся в улыбке.

Выбежав на улицу, Маргарет сразу пожалела, что не надела пальто. Сильные порывы холодного ветра пронизывали насквозь и дурашливо срывали шляпы с прохожих. Маргарет кинулась к подъехавшему двухэтажному автобусу с пестрящей рекламой виски и сигарет и, едва успев уцепиться за поручни, запрыгнула на ступеньку.

Пассажиров в автобусе было, по обыкновению, много. Завидев нужную остановку, Маргарет стала с силой протискиваться к выходу и по неосторожности наступила пожилой даме на ногу, обратив тем самым на себя несколько недовольных взглядов. Спрыгнув со ступеньки автобуса, девушка тут же принялась искать глазами своих подруг и, обнаружив тех возле цветочной лавки, радостно замахала рукой.

– Джейн, Бетти! – подбежала к ним Маргарет, запыхавшись. – Извините меня, я, как всегда, опоздала!

Джейн и Бетти были давними подругами Маргарет еще со времен учебы в пансионе. Обе они происходили из богатых семей: родители Бетти были представителями старой английской аристократии, а отец Джейн владел крупной типографией и недавно даже выкупил известную лондонскую газету.

Бетти звонко засмеялась:

– Не переживай, Мегги (так Маргарет называли знакомые), мы уже привыкли к твоим опозданиям! – Она тут же оглядела подругу, зацепившись взглядом за голубую брошь. – Какая красивая! Что это за цветок?

– Василек, наверное, – растерянно ответила Маргарет, добавив: – Постойте, а где Лотти?

Джейн и Бетти переглянулись.

– Лотти сегодня занята, – странным запинающимся голосом произнесла Джейн, всеми силами стараясь избегать взгляда Маргарет.

– Ах, пойдемте же! – воскликнула Бетти, взглянув на тяжелые узорчатые часы на стене старинного дома, и потянула подруг за собой. – Мисс Хью не терпит опозданий!

Девушки поспешно зашагали вдоль длинных помпезных зданий Риджент-стрит[2]. Всюду сновали люди, сигналили автомобили и недовольно ржали лошади, запряженные в повозки. Остановившись у небольшой шляпной мастерской, Бетти поправила выбившиеся локоны, обернулась к подругам и быстро шепнула:

– Только обещайте говорить честно! Если шляпка мне не подойдет – так и скажите!

Она рывком потянула на себя элегантную деревянную дверь с красивыми стеклянными вставками и поманила подруг. Они оказались в темном, однако же уютном помещении с лабиринтом из полок и витрин. Всюду были расставлены вазы с розами, гортензиями и лилиями, огромные светильники в виде пальм отбрасывали на стены и потолок приглушенный желтый свет, а с полок на покупателей смотрели раскосые глаза манекенов, на головах которых красовались роскошные женские шляпки на любой вкус.

– Мисс Хью! – воскликнула Бетти при виде строгой женщины за прилавком в глубине мастерской и устремилась к ней.

Джейн проследовала за Бетти, а Маргарет принялась бродить вдоль стеллажей, разглядывая замысловатые головные уборы. Чего здесь только не было! Шотландские береты с мягкими помпонами, изысканные и таинственные тюрбаны, небольшие шляпки с вуалью, федоры, пронзенные перьями фазанов, и необыкновенные фантазийные шляпы, щедро украшенные цветами, бантиками и огромными блестящими брошами. Деревянные половицы тихо поскрипывали под ногами Маргарет, пока та неспешно прогуливалась вдоль витрин, электрические лампы едва заметно мерцали, а широко распахнутые глаза восковых манекенов внимательно следили за каждым шагом девушки. «Как же здесь душно!» – подумалось вдруг ей.

– Мегги! Мегги, иди сюда! – послышался нетерпеливый возглас Бетти.

Маргарет направилась к прилавку. Бетти крутилась перед большим овальным зеркалом и разглядывала себя со всех сторон. На ее аккуратной головке красовалась маленькая зеленая шляпка с крошечными полями и небольшим углублением посередине, где были закреплены желтые и белые цветочки. Бетти опустила сетчатую вуаль на лицо и повернулась к Маргарет:

– Ну, что думаешь, Мег?

Шляпка была настоящим произведением искусства и наверняка стоила целое состояние. Бетти готовилась к загородной вечеринке, которую устраивали ее старшая сестра с супругом. Судя по списку приглашенных, вечеринку должны были посетить все модницы Лондона, и Бетти решила ни в чем от них не отставать. Именно поэтому она заказала шляпку не где-нибудь, а у самой мисс Хью, чьи головные уборы носили все знаменитости.

– Ты выглядишь потрясающе! – воскликнула Маргарет. – Да все просто умрут от зависти!

Разрумянившаяся Бетти залилась радостным смехом:

– Ох, как я на это надеюсь, Мег! – Затем она повернулась к мисс Хью и указала на синюю брошь Маргарет: – Подскажите, есть ли у вас васильки, вот как на шляпке у моей подруги? Было бы чудесно добавить их тоже!

Мисс Хью удалилась, пообещав поискать похожие, а Маргарет тем временем все сильнее ощущала странное удушье. Ей даже начало казаться, будто в мастерской стало совсем темно, а манекены вдруг обратили на нее свои стеклянные глаза и принялись разглядывать с немым любопытством.

– Мегги, – мягко окликнула ее Джейн, – что с тобой? Ты побледнела!

– Я… – сипло отозвалась Маргарет. – Мне нужно подышать свежим воздухом.

– Чего это она? – обиженно хмыкнула Бетти, провожая удивленным взглядом выбегающую из помещения подругу.

Едва Маргарет оказалась на улице, ей мгновенно полегчало. Она стала рассеянно прохаживаться возле дверей шляпной мастерской, жадно ловя ртом прогорклый лондонский воздух. Вдруг дверь салона распахнулась, и на улицу вышла Джейн. Она настороженно оглядела подругу и с тревогой спросила:

– Что с тобой? Ты сама на себя не похожа!

– Ерунда, просто стало душно! – пробормотала Маргарет и тут же направила на Джейн пристальный взгляд. – Послушай… Скажи мне честно, почему Лотти не пришла сегодня? Это уже не в первый раз!

Джейн потупила взгляд:

– О, Мегги…

– Постой! – перебила ее Маргарет. – Это ведь из-за меня, верно? Когда ты последний раз с ней виделась?

Джейн вздохнула. Помолчав несколько секунд, будто обдумывая что-то, она наконец произнесла:

– Я виделась с ней позавчера. Она просила не говорить тебе, но мне кажется, ты должна знать. – Джейн положила ладонь на край своей синей шляпки, опасаясь, что ту может унести порывами ветра. – Родители запретили Лотти с тобой видеться. Но ты здесь ни при чем, это все из-за репутации твоей тетушки…

На глазах Маргарет предательски проступили слезы. Она не хотела плакать, это так глупо! Она, Бетти, Джейн и Лотти познакомились в пансионе и дружили несколько лет. Все их звали «неразлучной четверкой», ведь, казалось, ничто не могло разрушить их дружбу. Год назад, после того как Маргарет исключили из пансиона, девочки поклялись, что, несмотря ни на что, будут поддерживать дружбу, и отправляли Мегги длинные письма, где пересказывали все сплетни и делились своими переживаниями, а она писала им в ответ. Вот только в последнее время Лотти вела себя странно, сторонилась Маргарет, а затем и вовсе стала ее избегать.

– То есть, – озадаченно процедила Маргарет, – Лотти больше не хочет меня видеть?

Джейн успокаивающе улыбнулась:

– Дай ей время. Ты же знаешь ее родителей! Они те еще тираны: помучают ее своими глупыми требованиями, а потом забудут…

– Вот только я не забуду, – еле слышно добавила Маргарет.

Джейн сделала вид, что не расслышала последнюю реплику подруги, и резко сменила тему:

– Кстати, Мег, помнишь, ты просила меня узнать у знакомого отца насчет выставок картин? Тот сказал, что без рекомендаций никуда не попасть. А просто так… Поверь, даже если ты невероятно талантливый художник, что, к слову, так и есть в твоем случае, не возьмут ни на одну выставку.

– Что ж, спасибо и на том, – вздохнула Маргарет, провожая проезжающие мимо машины взглядом. Вдруг ее лицо странно заострилось. Она неуверенно переступила с ноги на ногу, нервно кашлянула, после чего посмотрела на подругу исподлобья. – Джейн, ответь на один вопрос. Представь, тебе дали выбор: получить возможность добиться чего-нибудь, но совершить ради этого нечто ужасное, или же упустить тот шанс, лишиться всего, но при этом сохранить самоуважение… Что бы ты выбрала?

Джейн оторопело оглядела подругу. Слабая улыбка, появившаяся вначале, тут же испарилась, как только девушка поняла, что Маргарет говорит с полной серьезностью.

– Я… Почему ты такое спрашиваешь, Мег? Кто тебя ставит перед таким выбором? – Глаза Джейн округлились. – У тебя какие-то проблемы?

– Нет! – запротестовала Маргарет и почти с мольбой воскликнула: – Прошу, ответь мне!

Джейн испуганно выпалила:

– Да что же это такое? Конечно, я бы выбрала самоуважение!

– Но… – начала было Маргарет, как дверь шляпной мастерской распахнулась и на пороге появилась восторженная Бетти.

– Девочки, ну как вам?

На прелестной зеленой лужайке, в роли которой выступала шляпка, расцвело поле из нежно-голубых васильков. Румяная Бетти с аккуратным вздернутым носиком и капризными тонкими губами была прекрасна в этом головном уборе. Подруги восторженно захлопали в ладоши, а счастливая Бетти вернулась в мастерскую, чтобы обновку упаковали. Через пару минут она вновь появилась в дверях, торжественно держа в руках красивую круглую коробку, повязанную вишневой атласной лентой.

– Мегги, тебя подвезти? – весело бросила Бетти подруге. – Мой шофер ждет нас за углом.

Маргарет вежливо отказалась, и Бетти, пожав плечами, обняла ее на прощание и зашагала прочь. Джейн подождала пару мгновений и, убедившись, что Бетти ничего не услышит, тихо шепнула Маргарет:

– Мы еще поговорим с тобой, Мег! – В глазах ее явно читалось беспокойство, и она быстро добавила: – Только не наделай глупостей!

Маргарет с тоской проводила взглядом хрупкую фигурку Джейн, которая вскоре скрылась за углом дома. Мимо пробегали десятки людей, спешащих по своим делам. Маргарет любила городскую суету, ей нравилось это странное ощущение «причастности», ведь на каждом шагу что-то происходило: вот возле входа в метро мальчишка размахивает свежими номерами газет, рядом с витриной магазина с новомодными нарядами пересмеивается кучка девиц, а у паба в проулке начинается очередная заварушка. Лица прохожих мелькали и исчезали, у кого-то играла улыбка на губах, кто-то хмурился в расстройстве. Все эти люди были такими разными: о чем они думали? Наверное, часть из них до сих пор верила, что скоро покорит мир и впереди – светлое будущее, другие же успели разочароваться в жизни и смириться с ничем не примечательной судьбой. Но кем предстояло стать самой Маргарет? Разуверится ли она во всем или сумеет-таки взойти на олимп?..

Погруженная в собственные мысли, Маргарет шагнула было с тротуара на дорогу, как вдруг раздался резкий скрежет тормозов. Она испуганно вскрикнула и метнулась обратно на тротуар.

– Смотрели бы вы под ноги, мисс! – недовольно крикнул водитель автомобиля, который едва не сбил Маргарет.

– Извините, – прошептала девушка, виновато отстраняясь еще на шаг назад. Водитель раздраженно дернул за рычаг, и автомобиль с шумом двинулся дальше. Маргарет вновь стала искать взглядом просвет между машинами, чтобы перебежать на другую сторону улицы, как вдруг… В веренице автомобилей девушка увидела ее. За рулем блестящего красного «Роллс-Ройса» сидела Элис, выпускница того же пансиона, где некогда училась Маргарет. Элис была на год старше и являлась для Мегги своеобразным кумиром, чьим нарядам и прическам она тайком пыталась подражать.

Как же Элис была хороша: белоснежный костюм, яркая помада, безупречная прическа и безучастный взгляд. Одной рукой она уверенно держала руль, а другой картинно сжимала сигарету. Остриженные и завитые по последней моде локоны ее коротких волос плясали на ветру. Элис была идеальна. Такой могла быть и Маргарет! Могла быть, если бы отец не… «Роллс-Ройс» плавно проехал мимо, и Мегги, утирая слезы, наконец улучила момент и перебежала на противоположную сторону улицы.

Добравшись до дома, она с удивлением заметила на стойке рядом с консьержем пышный букет синих гортензий. Букет был настолько велик, что старика Боба за ним практически не было видно.

– И кто же эта счастливица? – шутливо подняла бровь Маргарет.

Боб всполошился, торопливо схватил цветы и протянул их девушке:

– Как раз таки вы, мисс Астор! К вам заходил некий джентльмен, но дома вас не застал, потому просил передать букет.

– А этот джентльмен не представился? – спросила Маргарет. К букету прилагалась записка: «Завтра, в кафе „Бисто“, в пять», но подписи нигде не было.

– К сожалению, не назвался, впрочем… – Старик хитро улыбнулся. – Он вам наверняка хорошо известен.

«Что ж, очевидно, это был Питер», – размышляла Маргарет, едва поместившись с букетом в кабину лифта. Как он узнал, что ей нравились гортензии? И как, черт возьми, выведал, что ее любимый цвет – синий?

Питер, новый ухажер Маргарет, был чрезвычайно внимателен к деталям. Они познакомились два месяца назад, случайно оказавшись за соседними столиками в модном развлекательном клубе «Плейтайм». Маргарет тогда была в компании Бетти, ее жениха Джона, Джейн и Лотти. В тот вечер в клубе была невероятно насыщенная программа: певцы исполняли популярные песни, девушка-гимнастка извивалась и складывалась в недоступные обычному человеку позы, а затем на сцене появился известнейший комик.

Маргарет так сильно смеялась над одной из шуток юмориста, что случайно смахнула рукой бокал со стола, и тот разлетелся на сотни маленьких осколков. «О нет! – воскликнула девушка. – Мое любимое шампанское!» В этот-то момент на нее и обратил внимание Питер, сидевший за соседним столиком в компании друзей. Подозвав официанта помочь с осколками, он шепнул Маргарет:

– Позвольте узнать название вашего любимого шампанского?

Маргарет, раскрасневшаяся от смеха и одновременно смущенная произошедшим, удивленно ответила ему, и спустя пару минут официант принес к столу девушки новую бутылку того самого шампанского.

1 Чаринг-Кросс – железнодорожный вокзал в центральной части Лондона.

2 Риджент-стрит – улица в центральной части Лондона.

Продолжить чтение