След твоих пальцев

Предисловие.

Это случилось осенним вечером моего детства, когда я осталась наедине с тишиной. Мне было десять, когда я впервые ощутила: что слова могут стать спасением. Тогда мне казалось, что взросление никогда не наступит, хотя я отчаянно мечтала о нём – верила, что взрослым позволено всё, их слушают, им доверяют. Я жаждала стать одним из них… А теперь? Груз детских травм, социофобия, ощущение, будто жизнь течёт сквозь пальцы.

С двенадцати лет я перестала узнавать любовь в лицах семьи. Родные по материнской линии стали для меня девятым кругом ада. От отца я была далека, но его родня, под влиянием матери, относилась ко мне с тем же холодом. Кажется, я слишком много говорю о себе – но разве не в этом суть исповеди? Замысел этой книги родился в четырнадцать, а в семнадцать я едва начала воплощать его в жизнь, но опустила руки. Сегодня я благодарна тем, кто остался рядом, даже если их присутствие мимолётно.

Я не смогла найти сил бороться. Смирилась, но теперь сознание бунтует: прошлое не отпускает, а настоящее ускользает из рук. Эта книга – попытка выдохнуть боль, которой я дышала годами. Здесь мои мысли, написанные в те моменты, когда душа трескалась, как лёд под ногами.

Самое страшное – переживать травмы в одиночестве. “Не оставайтесь наедине со своей болью”. Доверяйтесь друзьям, ищите помощь специалистов, протягивайте руку тем, кто готов её принять.

Эта книга – не вымысел. Это отголоски реальных событий, сломанные годы и обрывки надежды. Но в них – начало моего пути к свету.

Приятного чтения!!!

Зелёный балкон

Помнишь тот зелёный балкон, где ты провела всё детство?

Помнишь двор за розовым домом с его выцветшей зелёной краской?

Помнишь друзей, с которыми гоняла в салки до темноты,

пока фонари не зажигались жёлтыми глазами?

Помнишь суровый взгляд отца, когда ты вбегала в подъезд

с разбитыми коленями и сияющей улыбкой?

Помнишь ту первую любовь – мальчика из соседнего двора,

который так и не узнал, сколько раз ты писала его имя в тетради?

Помнишь, как кричала бабушке: «Кинь мячик!»,

а она ворчала, но всё равно бросала его с пятого этажа?

Помнишь ту берёзу у подъезда,

на которую все залезали, но ты – выше всех?

Ты ведь помнишь, как собирались за домом

и играли в «четыре касания» до первых звёзд?

Помнишь, правда?

Всё детство – в одном дворе.

Всё детство – в этом маленьком мирке,

где час казался вечностью,

а лето длилось целую жизнь.

Куда это всё ушло?

Когда мы успели повзрослеть?

Многие уже забыли те времена,

когда скандалили из-за лишних пяти минут во дворе,

когда глотали суп, лишь бы поскорее вырваться на улицу…

Ты же помнишь?

Начало

Моё первое произведение называлось «Зелёный балкон». Всего несколько строчек – о розовом доме, выцветшей краске, разбитых коленях и мячике, который бабушка неохотно бросала с пятого этажа. Тогда я ещё не знала, что эти слова станут дверью. Дверью в мир, где боль превращается в строки, где воспоминания оживают снова и снова, где можно заново пережить каждый момент – и на этот раз *понять*.

Я писала его наспех, почти не думая. Просто однажды села и вылила на бумагу то, что годами копилось внутри: запах тополиного пуха во дворе, скрип качелей, крики «Я в домике!», первые предательства и восторг от того, что солнце светит именно для тебя.

А потом пришли другие тексты. Жёсткие. Настоящие.

Те, где зелёный балкон остался далеко позади, а вместо него – тёмные подъезды, сломанные игрушки, взрослые, которые забыли, что они взрослые, и дети, которые слишком рано перестали ими быть.

Я писала о том, что болит. О том, что обычно прячут подальше, засовывают в дальний угол памяти и делают вид, что этого не было. Но было. И не только у меня. Я надеюсь, что когда-нибудь кто-то прочитает это и узнает себя в этих строчках. Что чья-то рука непроизвольно сожмёт страницу, а в горле встанет ком: «Боже, это же про меня».

Может быть, тогда мои слова станут для кого-то спасательным кругом. Потому что самое страшное – это чувствовать себя одиноким в своей боли. А когда ты понимаешь, что кто-то уже прошёл через это, выжил и даже смог рассказать – появляется слабая, но надежда. «Значит, и я смогу».

Эта книга – не просто сборник текстов. Это история побега.

Побега из прошлого, которое не отпускает.

Побега в будущее, где ты наконец свободен.

И, самое главное – побега к самому себе.

Тому, кто всё ещё стоит на том зелёном балконе

и ждёт, когда же ему наконец позволят

“просто жить”.

Книга для тех, кто помнит.

Для тех, кто пытается забыть.

Для тех, кто только учится дышать.

Тактильный голод он разъедал изнутри, как ржавчина. Каждый день я боролась с желанием протянуть руку к кому-нибудь – к случайному прохожему, к однокласснику, к миру, который казался таким далёким. Но с ранних лет во мне жило отвращение к людям. Их смех резал, взгляды жгли, а прикосновения оставляли следы, будто ожоги. Школа, колледж – везде одно: насмешки, толкание в спину, шёпот за спиной. «Зачем они это делают?» – я ломала голову, пока не поняла: я просто удобная мишень. Они сильнее, их больше, а одиночество – мой единственный «союзник».

Помню, как прижималась спиной к холодной стене, судорожно обхватывая колени. Тело била дрожь, а в голове пульсировал один вопрос: «Что дальше?». Странно – быть лишней в толпе, но ещё страшнее – верить, что однажды всё изменится. Ты бежишь от прошлого, зарываешься в книги, в музыку, в мечты… А оно настигает. В самый неожиданный момент. Пальцы немеют, сердце колотится, и ты снова – та девочка из угла, которой некуда спрятаться.

Иногда я думаю: сколько таких, как я? Сколько тех, кто каждое утро боится выйти из дома, кто прячет шрамы под одеждой, кто засыпает с мыслью: «Завтра будет хуже»? Хочется найти их всех – обнять, сказать, что они не виноваты. Но как помочь другим, если сама едва держусь?

«Опять двойка? Опять задержалась?!» – её крик разрывал тишину. Она не знала, что я часами брожу по улицам, чтобы не возвращаться. Не знала, что коплю мелочь из школьных обедов, чтобы купить ей на день рождения ту самую заколку в виде бабочки. Тогда я верила: подарок растопит лёд. Но он лишь стал ещё одним поводом для упрёка: «На что потратила деньги?» Даже сейчас, спустя годы, я ловлю себя на детских жестах: невольно поджимаю плечи при громких звуках, вздрагиваю от резких движений. Те самые просьбы – «Мама, посмотри!», «Мама, давай вместе…» – так и остались без ответа. Иногда мне кажется, что я до сих пор стою у двери её комнаты, сжимая в руке рисунок, который она так и не увидела. Раньше – капля внимания. Сейчас – умение выжить. Но иногда, в тишине, я слышу эхо той девочки,

которая всё ещё стучит в стекло времён —

тонкими пальцами, обожжёнными молчанием.

Её голос – трещина в морозном окне:

«Сколько зим нужно пережить, чтобы отогреть следы его рук на шее?»

Он был не чужой.

Его смех когда-то звучал как колыбельная,

пока не превратился в скрежет замка на двери детской.

Любовь – это когда тебя бьют, а потом гладят по голове,

словно стирают ошибку ластиком.

*«Прости, я больше не буду»,* – но «больше» длилось до утра,

пока синяки на бёдрах не сливались с тенями от штор.

Душа металась —

между ненавистью к себе и жаждой исчезнуть.

Я выдыхала боль в тетрадные страницы,

а они отвечали стихами, прокисшими от слёз.

Искала спасение в чужих городах на карте,

в голосах песен, в пятнах акварели…

Но зеркала упрямо твердили:

«*Ты – его. Даже когда он умер, ты осталась его тенью*».

Иногда мне снится,

что я – птица, запутавшаяся в колючей проволоке.

Каждое движение к свободе рвёт перья,

но боль уже не страшнее тишины.

А ещё – что где-то есть девочка, похожая на меня,

которая смотрит в то же окно и шепчет:

«*Трещины – это тоже карты. По ним можно найти путь домой*».

Спасение оказалось не местом, а вопросом:

«Сколько раз можно умирать, чтобы наконец услышать собственный голос?»

Я собираю его по кусочкам —

в чашке с несладким чаем,

в смелости заговорить первой,

в дрожи рук, которые больше не прячутся.

Да, я всё ещё разучиваюсь бояться.

Но теперь,

когда ветер осени снова стучится в окно,

я приоткрываю его —

навстречу.

Невидимая война

Ты думала, что боль – это когда рёбра ломают кулаком.

Но оказалось: самое страшное – это когда они говорят:

«Ты же сильная. Зачем тебе эти заморочки?»

Сильная – значит, должна молчать.

Сильная – значит, шрамы не в счёт,

ведь настоящие раны – те, что видны в рентгеновских лучах чужого равнодушия.

Они не понимают:

твой «возраст» – не цифра, а лабиринт из стекла.

В десять тебе говорили: «Какие могут быть проблемы у ребёнка?»

В двадцать четыре шепчут: *«Ты взрослая. Просто соберись»*.

А ты всё так же стоишь на краю —

с душой, которая, вопреки всему, не сгнила,

а превратилась в сад под асфальтом:

корни рвутся сквозь бетон,

цветы пробиваются из трещин в полу,

но их называют сорняками.

«Дьявол» —

это не рогатый монстр из сказок.

Это голос, который шипит в 3 часа ночи:

«Ты сама позволила. Ты заслужила».

Это руки, которых нет,

но они сжимают горло,

когда ты пытаешься закричать.

Это агрессия, что ползёт по венам,

как чёрная смола —

ты задыхаешься, но вместо огня

изо рта вылетают мотыльки.