Захребетник – Меж двух эпох

Название: Захребетник – Меж двух эпох

Пролог: Последняя капля

Пролог: Последняя капля

Ночной клуб «Империя» в самом центре Москвы содрогался от музыки. Басы били по ушам и внутренним органам, заставляя сердце биться в такт трекам модного диджея, а в висках пульсировала кровь, смешанная с дорогим алкоголем.

Краснолицая толпа богатеев вздымала руки вверх, извиваясь в судорожных движениях, призванных имитировать танец. Маргинально элегантные парни в брендовых костюмах на полураздето-спортивный манер строили из себя акул шоу-бизнеса, а девушки в микроскопических платьях имитировали интерес к их рассказам, периодически поглядывая на их часы стоимостью с однушку в спальном районе.

В эпицентре этого веселья находился Павел – рослый тридцатилетний мужчина с небрежной модной стрижкой и в джинсах, чья цена могла прокормить среднестатистическую семью примерно месяц. Пятым по счёту бокалом виски он салютовал своим приятелям, таким же золотым мальчикам с банковскими картами отцов и полным отсутствием трудового стажа.

– За что пьём? – пролаял он, перекрикивая музыку.

– Как за что? За свободу от обязательств! – отозвался его товарищ Витёк, потрясая в воздухе бокалом так, что шампанское выплёскивалось на танцующих рядом девушек. – Мой предок опять давил про работу в компании. Три дня давил, прикиньте!

– Это потому что у тебя нет правильного подхода, – самодовольно ухмыльнулся Паша, прищурившись. – Мой батя уже даже намекать не пытается. Понял, что бесполезно!

– Как ты его дрессировал? – заржал Витёк. – Поделись технологией!

– Главное, чтобы он понял – ты ни при каких обстоятельствах не собираешься вписываться в его правила игры. Предки должны усвоить: их дело – обеспечивать, наше – наслаждаться жизнью. Прошлый раз батя попытался меня в офис затащить, так я такую пьянку закатил, что секретарша уволилась!

Друзья заржали, хлопая его по плечам. Паша расплылся в довольной улыбке. В их тесном кругу он считался признанным экспертом по вопросам «свободы от родительского угнетения». Его способность виртуозно манипулировать отцом, который, несмотря на внешнюю суровость, раз за разом шёл на уступки, стала уже притчей во языцех.

– А потом вы что, поругались? – спросил кто-то из новеньких, присоединившихся к их компании недавно.

– Скорее он сдался, – хохотнул Паша. – У нас с ним договор: я не позорю фамилию на публике, а он не лезет с нотациями. Его максимум – это попросить «хотя бы иногда звонить матери».

Эта фраза вызвала новый взрыв хохота. Паша с довольным видом опрокинул в себя очередную порцию виски, чувствуя, как жидкость обжигает горло. Сцена наполнялась легендарностью в его воображении, словно он был героем-рассказчиком у костра.

Но тут его взгляд упал на новенькую официантку – хрупкую блондинку, совсем ещё юную, с испуганными глазами и подносом, заставленным коктейлями. Девушка лавировала между танцующими телами с ловкостью человека, который понимает, что от сохранности этих напитков зависит её зарплата.

«Идеальная мишень», – мелькнуло в затуманенном алкоголем сознании Паши.

Повинуясь внезапному импульсу, он выставил ногу как раз в тот момент, когда официантка проходила мимо их столика. Её грациозный танец между телами закончился эффектным падением. Поднос взлетел вверх, а его содержимое красочным водопадом обрушилось на ближайшие столики и их обитателей.

– Ой, ты не смотришь, куда прёшь! – с деланным возмущением воскликнул Паша, глядя на распластавшуюся на полу девушку с таким видом, словно это она была виновата в происшествии.

Рядом заржали друзья, кто-то даже начал снимать происходящее на телефон для Instagram-сторис.

Девушка, шокированная, пыталась подняться, собирая осколки бокалов. Её руки дрожали, а в глазах стояли слёзы.

– Простите, – пробормотала она. – Я… Я всё уберу.

– Да уж постарайся! – Паша смотрел на неё сверху вниз, наслаждаясь собственной властью. – А то за испорченные туфли будешь мне из своего кармана платить. Они стоят как твоя месячная зарплата.

Издевательски растягивая слова, он перечислял бренды своей одежды, делая ударение на каждом, словно перечислял титулы. Вокруг собралась небольшая толпа, привлечённая конфликтом. Кто-то снимал, кто-то хихикал, но большинство просто наблюдало – с тем особым равнодушием, которое страшнее злорадства.

Именно в этот момент в клубе появился Виктор Андреевич Воронцов – генеральный директор крупной строительной компании и, по совместительству, отец Павла. Несмотря на поздний час, он был безупречно одет в деловой костюм. Лишь красные от недосыпа глаза и залегшие под ними тени выдавали усталость.

Он прошёл через толпу, раздвигая зевак, и остановился прямо перед сыном. Виктор Андреевич окинул взглядом картину: распластавшуюся на полу официантку, осколки бокалов, расплывающиеся по полу лужи алкоголя, улюлюкающую толпу и своего сына в эпицентре этого безобразия.

– Паша, – голос его звучал негромко, но сын услышал его даже сквозь грохот музыки. – Собирайся, мы уезжаем.

– А-а-а, па-а-ап, – протянул Паша, моментально почувствовав себя нашкодившим пятиклассником, хотя было ему тридцать. – Ты как здесь? У тебя что, жучок на мне стоит?

Виктор Андреевич не ответил. Он достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, извлёк оттуда несколько крупных купюр и протянул официантке.

– Прошу прощения за поведение моего сына, – сказал он, помогая девушке подняться. – Надеюсь, этого хватит, чтобы компенсировать ущерб и моральный вред.

Официантка, всё ещё дрожащая и испуганная, пробормотала слова благодарности и поспешно ретировалась. Виктор Андреевич повернулся к сыну:

– На выход. Немедленно.

Павел попытался возразить, но что-то в глазах отца заставило его промолчать. Он неохотно поднялся, пошатываясь, и поплёлся к выходу, провожаемый удивлёнными взглядами своих приятелей.

Чёрный представительский автомобиль мягко покачивался на волнах ночного трафика. Виктор Андреевич сидел на пассажирском сиденье, повернувшись к сыну, который развалился на заднем.

– Ты превращаешься в чудовище, – тихо сказал отец после долгой паузы. – Эта девочка могла пораниться осколками. Она ни в чём не была виновата.

– Да ладно тебе, пап, – отмахнулся Паша. – Ничего с ней не случилось. Ты ей денег дал, всем довольны.

– Всем? – Виктор Андреевич смотрел на сына тяжёлым взглядом. – Ты думаешь, её радость от денег перевесит унижение? Ты вообще понимаешь, что сделал?

Паша закатил глаза.

– Опять нотации. Слушай, давай без этого. Мы же договорились.

– Договорились? – тон отца стал ледяным. – О чём, Паша? О том, что ты будешь издеваться над людьми, а я – платить за твои развлечения? Я воспитывал не это.

– Да что я такого сделал-то? – возмутился Паша. – Подумаешь, споткнулась она. С кем не бывает?

– Нет, сын. Она не «споткнулась». Ты ей подставил ногу. Я видел это, – отец смотрел прямо на него, и Паша впервые за долгое время почувствовал укол совести. – И это последняя капля.

В машине повисла тяжёлая тишина. Только шорох шин по асфальту и тихое дыхание водителя, который тактично делал вид, что не слышит разговора.

– Что ты имеешь в виду? – Паша почувствовал тревогу. Обычно после подобных выходок отец отчитывал его, они мирились, и всё возвращалось на круги своя. Но сейчас что-то было не так.

– Тебе тридцать лет, Паша, – устало сказал Виктор Андреевич. – У тебя нет ни образования, ни работы, ни собственного жилья. Всё, что у тебя есть – это моя кредитка и моя фамилия. И ты используешь их, чтобы издеваться над людьми.

– Я не…

– Молчи, – отец поднял руку, останавливая его. – Я больше не буду твоим спонсором. С завтрашнего дня ты едешь к бабушке в деревню. На всё лето. Поживёшь там, поработаешь физически. Научишься уважать чужой труд.

– Что?! – Паша едва не подпрыгнул на сиденье. – Какая деревня?! Какая бабушка?! Пап, ты с ума сошёл?!

– У тебя два варианта, – спокойно продолжил отец. – Либо ты едешь в деревню и работаешь там всё лето, либо я перестаю тебя содержать. Совсем. Решай сам.

Паша смотрел на отца, ожидая, что тот улыбнётся и скажет, что это шутка. Но Виктор Андреевич был серьёзен как никогда.

– Ты не можешь так со мной поступить, – наконец выдавил Паша.

– Могу, – спокойно ответил отец. – И сделаю это. Для твоего же блага. Решай.

Паша отвернулся к окну, сжав кулаки. В голове проносились варианты: устроить скандал, убежать, пообещать исправиться… Но что-то подсказывало ему, что на этот раз отец не отступит. И если он откажется ехать в деревню, то окажется на улице – без денег, без поддержки.

– Я поеду, – процедил он сквозь зубы. – Но ты об этом пожалеешь. Я там такое устрою…

– Поживём – увидим, – ответил отец, отворачиваясь. – А пока отправляйся домой и собирай вещи. Автобус в шесть утра.

Паша впервые заметил седину в волосах отца. Когда она появилась? И эти усталые глаза – разве они всегда были такими? На мгновение ему показалось, что перед ним сидит совсем другой человек – не всемогущий отец, способный решить любую проблему, а обычный мужчина средних лет, измученный работой и непутёвым сыном.

Но момент уязвимости быстро прошёл. Паша снова надел на лицо привычную маску безразличия.

– Дай только срок вернуться, – прошипел он, глядя в окно. – Я тебе это ещё припомню…

Глава 1. Новосел в деревне

Сосновка… Само название звучало так, будто эта деревня родилась в голове уставшего школьника на уроке географии – того самого, что вечно смотрит в окно, подперев голову рукой, и мысленно складывает незамысловатые слова из облаков. Пейзажи тут были словно открытка из девяностых: покосившиеся избушки, подпертые не столько бревнами, сколько отчаянной надеждой их обитателей на лучшую жизнь; петухи, которые орали так истошно, будто им платили за переработку по двойному тарифу; стадо флегматичных коров, методично пережевывающих не столько траву, сколько вселенскую скуку вместе с ней.

Местные жители, казалось, знали лишь два состояния: «спать» и «проснуться, чтобы приготовиться ко сну». Время в Сосновке давно перестало быть непрерывным потоком – оно густело и превращалось в бесконечную череду одинаковых дней, когда каждое утро встречалось разочарованным вздохом: «Опять вторник…» Даже если на календаре значилась пятница.

Такой представала Сосновка для любого случайного путника. Идиллия сельской глубинки, хранилище застывшего безвременья, место, откуда давно исчезли мечты о большой и бурной жизни. Та самая деревня, которую выставляют на картинках к статьям о вымирающей русской глубинке. Но, как известно, любая идиллия – лишь поверхность, скрывающая бездну тайн.

И однажды в это царство вечного «опять вторник» ввалился Паша – городской франт с прической «я только что встал, но потратил на укладку час» и в кроссовках, стоивших дороже, чем корова Зорька вместе с приплодом за три года. Он приехал сюда, как Наполеон на Эльбу – с той лишь разницей, что вместо планов мести и воспоминаний о былом величии у него был айфон последней модели и твердая уверенность, что выжить без кофе с овсяным молоком физически невозможно.

– Где тут у вас кнопка «сложность уровня»?! – недоуменно бормотал Паша, тыча пальцем в покосившийся курятник, принятый им за местный аттракцион для экстремалов.

По пыльной просёлочной дороге, изнывающей под знойным летним солнцем, медленно полз автобус – старый, потрёпанный жизнью настолько, что казалось, будто он давно заслуживает почётного места на автомобильном кладбище. Его двигатель тарахтел с прерывистым надрывом, словно пытаясь вспомнить, как это – работать без перебоев, а из-под колёс вздымались клубы рыжей пыли, которые, не спеша, оседали на обочине, превращая и без того выцветшую траву в мохнатые рыжие сосульки.

Казалось, сам воздух здесь был пропитан терпением и лёгкой грустью – теми самыми чувствами, что копятся в людях годами, медленно превращаясь в стойкое жизненное кредо: «Переждем и это».

Внутри автобуса царила особая атмосфера, которую местный краевед обязательно назвал бы «аутентичным деревенским колоритом», если бы не всепроникающий запах бензина, смешанный с потом и какими-то неопознанными деревенскими ароматами. Сквозь грязные, заляпанные окна, давно потерявшие надежду когда-нибудь познать радость мытья, виднелись бескрайние поля, усыпанные полевыми цветами, которые, похоже, не имели ни малейшего понятия о том, что их красота кому-то важна. Они росли сами по себе, для себя, не нуждаясь в человеческом восхищении.

Пассажиры, словно марионетки с истрепавшимися нитями, синхронно подпрыгивали на скрипучих сиденьях, обитых выцветшей тканью с дырами, имевшими, судя по их солидным размерам, собственную богатую историю и не одно поколение пассажиров, оставивших в них свой след. Некоторые сиденья были продавлены настолько основательно, что казалось, ещё один прыжок – и они окончательно сдадутся, признав поражение в неравной борьбе с человеческими задницами.

Паша, тридцатилетний городской житель, щеголеватый и дорого одетый не по местным меркам, сидел у окна и рассеянно ковырял пальцем одну из дыр в обивке переднего сиденья. Ему казалось, что эта дырка – своеобразный символ всей его поездки: кто-то уже тыкал в неё до него, и кто-то, несомненно, будет тыкать после. Всё идёт по кругу, и нет в этом никакой новизны, только бесконечная череда повторений.

Рядом с ним разворачивался самобытный мини-спектакль деревенской жизни. Старичок лет семидесяти, с седой козлиной бородкой, торчащей вперед, как будто она имела собственные амбиции, и гитарой, из которой торчали всего пять струн (шестая, видимо, давно сбежала в поисках лучшей доли), наигрывал нечто, напоминающее мелодию, и напевал тоненьким голосом, похожим на кудахтанье престарелой наседки. Его песня была настолько затянутой, что даже куры, будь они пассажирами автобуса, непременно позавидовали бы её продолжительности.

Старичок был худощав, с узловатыми руками, которые цепко, но с явным артритным дрожанием держали гриф гитары. Его пальцы, тонкие и гибкие, как куриные лапки, порхали по струнам, выписывая простенькие аккорды – иногда попадая в музыкальные ноты, а иногда явно промахиваясь мимо них. Каждый раз, когда он фальшивил или заплетался в песне, старик хитро улыбался, обнажая редкие, но на удивление крепкие желтоватые зубы, доставал из-под сиденья помятую бутылку бормотухи и делал глоток, после чего продолжал горланить с удвоенной энергией, периодически подмигивая полноватой девушке, сидевшей напротив. Та смущённо улыбалась, машинально поправляла густые каштановые волосы и опускала глаза, что вызывало у старика довольное похрюкивание, словно он только что удачно выменял корову на ярмарке.

На особо крупных ухабах пассажиры дружно подпрыгивали и охали, будто это был не просто автобусный маршрут, а какой-то местный ритуал единения через страдание.

Спустя несколько утомительных часов автобус, издав жалобный предсмертный скрип, остановился посреди пыльной дороги, которая едва заслуживала этого гордого названия.

– Сосновка! Приехали! – картаво объявил водитель, распахивая дверь с таким усилием, словно открывал ворота в иной мир.

Пассажиры засуетились, хватая свои мешки и сумки, словно опасаясь, что автобус передумает и умчится дальше, унося с собой их нехитрый скарб.

«Ну наконец-то, это захолустье!» – подумал Паша с плохо скрываемой досадой, потягиваясь и разминая затекшую спину, которая, казалось, превратилась в деревянную доску за время поездки.

Схватив свой модный чемодан на колесиках – совершенно неуместный в этих декорациях предмет, выглядевший здесь так же нелепо, как смартфон в лапе орангутанга – он поплёлся к выходу, едва передвигая ноги, которые за время поездки успели не просто онеметь, а превратиться в два бесчувственных бревна. Чемодан подпрыгивал на каждой складке стёртого временем коврика, больно стукая Пашу по ногам, словно выражая своё возмущение тем, что его привезли в это место.

Проходя мимо водителя, Паша с опаской заглянул в кабину, ожидая увидеть там что-то вроде разваливающегося на ходу капитанского мостика древнего корабля. Но, к его удивлению, механизмы выглядели относительно целыми, хоть и покрытыми множеством заплаток и самодельных креплений.

«Надо же, этот раритет ещё как-то держится!» – подумал Паша, выбираясь из салона и ступая на твёрдую землю, которая после долгой тряски казалась невероятно устойчивой.

Оглядевшись, он увидел бескрайние поля, заросшие дикими деревьями и кустарниками, которые, казалось, были предоставлены сами себе много лет назад и теперь жили по собственным законам, не зная ни прополки, ни обрезки.

«Наверное, тут даже комары размером с воробьёв от таких просторов,» – прикинул он, прищуриваясь от яркого солнца.

Сделав пару десятков шагов от места, слабо напоминающего автобусную остановку (ею служил покосившийся столб с прибитой ржавым гвоздем потемневшей табличкой), Паша остановился и прислушался. За полями виднелся густой еловый лес, из которого время от времени доносился зловещий вой – то ли ветра в ветвях, то ли какого-то дикого зверя.

«Блин, точно заповедник оборотней тут расположен!» – нервно подумал Паша, воображение которого, воспитанное на фэнтезийных фильмах и сериалах, тут же нарисовало красочную картину.

Он ярко представил, как по ночам стая волков во главе с огромным волколаком выходит из леса на охоту. Их предводитель, встав на задние лапы и почёсывая бок о сухой пенёк с таким видом, будто это самое обычное дело для волколака, достаёт из пасти обломок косточки несчастной дворняги по кличке Шарик и начинает судорожно ковырять им в зубах, выражая крайнее недовольство застрявшими остатками предыдущей жертвы.

«Нет уж, не дождутся, чтобы я стал их ужином! Надо будет на ночь двери как следует забаррикадировать,» – твёрдо решил Паша, обещая себе при первой же возможности обзавестись чесноком, серебром и святой водой – на всякий противооборотневый случай.

Вдалеке виднелась обшарпанная деревянная церковь, когда-то украшенная изящными резными наличниками, а ныне потемневшая от времени и непогоды до такой степени, что напоминала иллюстрацию к мрачной сказке. Рядом в живописном беспорядке стояло несколько покосившихся избушек, сложенных из тёмных брёвен, которые выглядели так, будто однажды решили поиграть в «Дженгу» и застыли в самый напряженный момент игры.

Хоть домишки и выглядели изрядно заброшенными, словно декорации к фильму о постапокалипсисе, они были явно обжитыми – из печных труб некоторых изб весело валил дымок, а на крыльцах виднелись табуретки со стопками постиранной одежды, которая сохла на солнце, источая запах дешевого хозяйственного мыла.

«Ещё не хватает местных в лаптях с вилами навстречу,» – хмыкнул про себя Паша, волоча по каменистой дороге чемодан, который продолжал подпрыгивать на всех ухабах и поворотах, как непослушный строптивый щенок на поводке.

Картину деревенской идиллии дополнила курица, внезапно выбежавшая из-за угла одной из избушек прямо под ноги Паше. Она остановилась, смерив его презрительным куриным взглядом, словно оценивая его неуместный в этих местах внешний вид, затем деловито клюнула что-то у его ног и удалилась с достоинством светской дамы.

«Ну привет, деревенская идиллия,» – пробурчал Паша, обходя место, где только что стояла курица, по широкой дуге, как будто там остался невидимый барьер её неодобрения.

Сначала Паша долго не мог найти дом бабули – навигатор в его модном телефоне упорно показывал одну точку в 20 км от места его прибытия, словно даже современные спутники отказывались признавать существование этого места на карте.

Решив спросить дорогу у местных, он подошёл к пьяненькому мужичку, который увлечённо ковырялся в древнем мотороллере у обочины, вокруг которого была разбросана добрая половина его деталей, как будто мужичок пытался выяснить, какие из них действительно необходимы для движения, а какие – излишества цивилизации.

– Мужик, а куда идти до дома Агафьи Петровны? – лениво спросил Паша, стараясь говорить как можно более непринуждённо, хотя чувствовал себя инопланетянином, случайно попавшим на другую планету.

– Ань хто така Агафя аль Прасковья? – недоуменно протянул мужик, разглядывая Пашу так, словно тот говорил на иностранном языке. – Ты бы как величать-то бабку сказал, ань я знаю всех тута!

Паша постарался описать бабулю детальнее, вспоминая скудные сведения, которые сообщил ему отец: возраст, примерный вид, характерные черты.

– А-а-а, ну это ж Нюрка за поворотом, в крайней хате её так тут виличают! Чего не сказал сразу-то? – просветлел лицом мужик, как будто головоломка наконец сложилась.

Но не успел Паша поблагодарить за информацию, как мужик внезапно схватил его за рукав модной куртки с цепким проворством, которого Паша не ожидал от столь затуманенного алкоголем сознания:

– Пацан, а дай-ка чуток деньжат на водоньку, ань в горле горит, как в аду! – взмолился он с такой интонацией, словно от этой просьбы зависела судьба всего человечества.

Паша поспешил ретироваться от странного мужика, опасаясь, что тот не ограничится просьбой и перейдёт к более активным действиям по добыче средств на «водоньку». Он высвободил рукав и ускорил шаг, делая вид, что очень спешит к какому-то важному делу.

– Эй, паренёк, куда ж ты! У меня ж ад в горле, сейчас помру без водоньки! – донеслось ему вслед с нотками искреннего отчаяния в голосе.

«Ещё чего, щас я тебе последние отдам,» – фыркнул про себя Паша, ускоряя шаг и едва не натыкаясь на столб, который словно вырос перед ним из ниоткуда.

Он ещё долго слышал, как мужик жалобно вопил ему вслед с интонациями, достойными оперной арии:

– Паааацан! Горло-то, горло гориит! Не бросай старика в беде! Эх, помру я тут на этой дороге от жажды!

Паша лишь закатил глаза и припустился вприпрыжку от такого назойливого просящего, который явно был не в своём уме от выпитого – или, точнее, от очень желаемого, но пока не выпитого.

У калитки Пашу встретила бабуля Агафья – крепкая сухонькая старушка лет этак под 80, которая, несмотря на возраст, двигалась с завидной энергией и решительностью командира военного подразделения. На заборе красовалась выцветшая, но все ещё различимая табличка «Дом образцового порядка», явно выданная еще во времена СССР и бережно сохранённая как знак особого статуса.

– О, внучек приехал! – запричитала бабулька, и её глаза, окружённые паутиной морщин, засветились искренней радостью. – Давай, проходи, я тебе дом покажу!

И потащила Пашу за руку с такой железной хваткой, что он едва не вывихнул плечо, удивляясь, откуда у этой хрупкой на вид старушки такая сила.

Сначала она продемонстрировала ему хлев, где испуганно замычала и забилась в угол большеглазая корова Зорька, явно не привыкшая к визитам городских жителей в дизайнерских джинсах.

– Ну, знакомься, Зорькино молочко тебя и подкормит! – объявила бабушка таким тоном, будто представляла ему члена королевской семьи.

«Офигеть, доить, наверное, придётся,» – занервничал Паша, представив свои холёные городские руки, погружённые в тёплое коровье вымя.

Потом бабка показала ему вольер с пятнистыми поросятами, которые сновали туда-сюда, словно на скоростных мотоциклах. Один особо любопытный экземпляр тут же подскочил к Паше и, не долго думая, укусил его за палец, видимо, приняв за редкий деликатес.

– Ай, блин! – взвыл Паша, отдергивая руку и глядя на поросёнка с таким возмущением, словно тот только что оскорбил всех его предков до седьмого колена.

– Не балуй, Васька! – погрозила пальцем поросёнку Агафья Петровна, на что тот лишь довольно хрюкнул, явно не испытывая ни малейших угрызений совести.

В конце экскурсии бабушка продемонстрировала курятник, откуда тут же выскочила взъерошенная курица и начала носиться вокруг испуганного Паши, как спортсмен на олимпийской дорожке, периодически пытаясь клюнуть его в лодыжку.

– Ну вот, познакомился со всем хозяйством! – подвела итог довольная бабуля, не замечая выражение нарастающего ужаса на лице внука. – Теперь все твои новые друзья!

После насыщенной экскурсии по двору бабуля Агафья, наконец, провела Пашу в дом и показала его будущее жилище.

Это была небольшая комнатушка с покосившимся потолком, в углу которой гордо стоял старый телевизор советских времён, накрытый выцветшей кружевной тюлью, словно реликвия в музее.

– Бабуль, а что тут за развлечения? Есть интернет? – с надеждой спросил Паша, уже предчувствуя ответ, но всё же надеясь на чудо.

– Интернет? Это что за зверь такой? – удивилась старушка, мгновенно подтвердив его худшие опасения. – А вон наш пучеглазик есть, только я его уж полгода не включала. Антенну-то ветром сорвало, теперь одни снега на экране.

Она откинула тюль с таким жестом, будто открывала драгоценную картину, и Паша увидел старенький телевизор, на котором действительно шли сплошные помехи, напоминающие метель во время особо суровой зимы.

– Ну вот, Первый канал не поймаешь теперь! – вздохнула Агафья Петровна, как будто это была самая большая трагедия на свете. – А он-то, родимый, раньше так хорошо показывал!

Паша с едва скрываемой тоской оглядел комнату, обставленную старой мебелью ещё с советских времён, музейными экспонатами, которые каким-то чудом всё ещё выполняли свою непосредственную функцию. Похоже, отдых в деревне будет не просто долгим и скучным, а прямо-таки археологической экспедицией в прошлое страны.

Затем бабушка подвела Пашу к старой скрипучей кровати, застеленной вязаным одеялом таких ярких цветов, что оно, казалось, могло светиться в темноте без всякого электричества.

Паша провёл рукой по одеялу и аж вздрогнул – оно было жёсткое и колючее, совсем не похожее на мягкие одеяла с пуховыми подушками, к которым он привык в своей городской квартире.

– Вот твоя постель, располагайся! Подушечки повзбивала, чтобы мягче спалось, – с материнской заботой и плохо скрываемой гордостью сказала Агафья Петровна.

Действительно, на кровати лежало целых три пыльные подушки с выцветшими наволочками, покрытыми узором, который, должно быть, был модным во времена молодости бабушки. Паша мысленно отметил паутину по углам комнаты и снова поморщился – похоже, комфортом тут и не пахло. Максимум на что можно было рассчитывать – это аутентичный деревенский колорит.

– Ну и для сна вот тебе робу смастерила из мешковины! Сама шила! – и протянула Паше мешковатую серую робу грубой вязки, которая выглядела скорее как одежда для огородного пугала, чем для человека.

После того как бабушка показала ему комнату и «пижаму», Паша решил пройтись по дому и осмотреться получше, готовясь к худшему.

Он заглянул на кухню, которая выглядела так, будто здесь остановилось время где-то в 50-х годах прошлого века. На старомодной плите стояли чугунные горшки, а посуда была бережно задрапирована вязаными салфетками, видимо, для защиты от несуществующей пыли.

В углу обнаружился рукомойник, из которого шёл тоненький кран с ржавой водой, похожей на слабый чай. «Душ, наверное, на улице, во дворе,» – с ужасом сообразил Паша, вспоминая летние лагеря своего детства.

Заглянув в туалет, он чуть не онемел от шока – там стояло деревянное корыто и пачка старых газет рядом в качестве туалетной бумаги. Никаких следов привычного городского санузла.

Паша тяжко вздохнул, понимая, что ему предстояло выживать в суровых условиях этой деревни, словно участнику реалити-шоу «Последний герой». И, судя по всему, настоящие испытания только начинались.

В тот момент он и представить не мог, насколько пророческими окажутся эти мысли, и какие странные, необычные приключения ждут его впереди…

Потому что Сосновка хранила свои тайны, а древняя магия, дремавшая в этих местах веками, уже почувствовала приближение чужака и начала пробуждаться от долгого сна.

И всё бы ничего, но древняя тайна Сосновки имела привычку прятаться под маской обыденности. В этой глуши исподволь творились вещи, которые ни один здравомыслящий житель мегаполиса не принял бы за чистую монету. Здесь каша в печи внезапно могла начать давать жизненные советы, причем весьма дельные, а местный кот Васька – требовать дань в виде селфи, угрожая в противном случае наложить проклятие на селфи-палку.

«Чёрт,» – подумал Паша, когда впервые увидел, как рассвет здесь не просто наступает, а буквально взрывает небо акварелью таких оттенков, которые до сих пор встречались ему только на фильтрах Инстаграма. – «А что, если эта дыра симпатичнее, чем мой инстаграм?»

Так началась история о том, как мажор, мечтавший о сложности уровня «Dark Souls», получил квест от самой вселенной, где главным боссом оказалась… деревенская рутина. С магией, конечно. И коровой, которая внезапно заговорила гекзаметром, словно всю жизнь зачитывалась Гомером между дойками.

Глава 2. Нелегкие будни Павлика

Первый вечер в деревне выдался для Паши насыщенным, если, конечно, считать насыщенностью ужин из квашеной капусты с хлебом. После трапезы, которая больше напоминала испытание на прочность желудка, он устроился в своей комнатушке и уткнулся в телефон – последний оплот цивилизации в этой глуши. Порывшись в приложениях, он с радостью обнаружил старую игру, в которую когда-то увлечённо играл. Это была игра про выживание в дикой природе.

Его глаза заблестели от предвкушения. Наконец-то хоть какое-то развлечение! Паша тут же устроился поудобнее, подложив под спину одну из пыльных подушек, и углубился в захватывающий виртуальный мир, где ему предстояло строить укрытия, добывать еду и сражаться с дикими зверями.

«Ну хоть тут я смогу почувствовать себя героем, а не заложником этой деревенской рутины», – подумал он, с азартом нажимая на кнопки.

Но его виртуальное приключение длилось недолго. Вдруг бабушка Агафья щёлкнула рубильником, и комната погрузилась в темноту.

– Пашуня, хватит сидеть в своей светящейся игрушке! Завтра дел невпроворот, пора спать! – объявила она, словно это был приговор.

Паша возмущённо фыркнул, но спорить не стал. Отвернувшись к стенке, он забрался под жёсткое одеяло, которое, казалось, было соткано из колючей проволоки. Робу из мешковины он с сердцем повесил на спинку кровати – ну уж нет, в этом ужасном тряпье он спать не будет!

Лежа в темноте, Паша сердито подумал: «Ну, батя, я тебе ещё устрою за эту ссылку в средневековье! Прикурить мне тебе придётся по возвращении!»

Раннее утро

Раннее утро в деревне началось с громкого мычания коровы, кудахтанья кур и лая соседских собак. Казалось, весь мир вокруг решил устроить концерт специально для Паши.

Он поёжился, пытаясь удержаться в объятиях сна. Ему снилось нечто прекрасное: он танцевал в клубе на хромированном шесте, в одних трусах в горошек. В одной руке он держал огромную сигару, из которой валил едкий дым, а в другой – пачку денег, которые с упоением швырял в визжащую от восторга толпу девиц внизу.

Герой сна выделывал на шесте невероятные пируэты: то обвивал его ногой, то откидывался назад, держась одной рукой. Его пузо ходило ходуном в такт музыке, а весь клуб скандировал: «Пашаааа! Паааашаааа!»

Он с удовольствием жевал сигару и посылал мыльные поцелуи поклонницам. Денежный дождь усиливался, а толпа визжала всё громче.

Но тут бабуля Агафья резко распахнула плотные занавески, впуская яркий солнечный свет прямо на лицо спящего Паши. Замечательный сон лопнул, как мыльный пузырь.

– Пашенька, через пять минут подъём, пора вставать! – бодро объявила она и вышла из комнаты, оставив Пашу в полной растерянности.

Он приподнял одно веко, и его глаз начал бегать по комнате, словно пытаясь самостоятельно найти телефон без участия хозяина. Зрачок забавно расширялся и сужался, фокусируясь на разных предметах. Казалось, этот глаз жил отдельной жизнью, в то время как второй глаз оставался плотно закрытым, отказываясь просыпаться.

Моргнув и потерев рукой свой одноглазый «перископ», Паша попытался привести себя в чувство. Голова после сна была тяжелая, мысли путались. Он ещё не мог сообразить, где находится – вроде бы минуту назад танцевал в ночном клубе, а теперь…

Паша громко зевнул и потянулся, стряхивая остатки сна. Постепенно до него начало доходить, что он в деревенском доме у бабушки, а никакого клуба и толпы поклонников рядом нет.

Наконец нашарив на тумбочке свой телефон, он нажал на кнопку, чтобы посмотреть время. Изумлённо раскрыв оба глаза, он увидел на экране: «5:47». Брови Паши непроизвольно поползли вверх.

«Пять сорок семь?» – мысленно переспросил он себя, с трудом вспоминая, когда в последний раз вставал в такое время. Скорее всего, это было лет двадцать назад, когда он ходил в школу. А то и вообще никогда в жизни!

Паша снова уронил голову на подушку и простонал, не в силах смириться с таким зверским подъёмом. Но в деревне приходилось привыкать к новому распорядку…

Он понимал, что отношение бабули к нему – это не просто прихоть, а важное условие его дальнейшей судьбы. Ведь отцу она должна была дать характеристику на Пашу после этой «трудовой практики». И если отзыв бабули будет плохим, Паше можно не рассчитывать на возвращение в родной дом и прежнюю жизнь.

По сути, старушка являлась для него начальником и проверяющим на этом испытательном сроке. Паше придётся потрудиться, чтобы заслужить её одобрение. Иначе батя его больше не пустит на порог!

Откуда-то с кухни послышался треск растапливаемой печки. Паша тяжко вздохнул и простонал:

– О боже, где я…

Неохотно вылезая из постели, он натянул джинсы и футболку, перебирая ногами в сторону умывальника. Ржавая вода в рукомойнике на кухне была ледяной, от неё аж зубы заломило.

На столе молодца ждала деревенская еда – творог, миска пареной репы и кружка молока.

– Ну что, Пашунь, будем завтракать? Сейчас молочко Зорькино совсем свежее, – объявила бабуля.

Он с сомнением посмотрел на завтрак и отпил молоко. Оно оказалось теплым и неожиданно вкусным.

– Ну что, готов к трудовым будням? Сейчас я тебе задачку придумаю по дому! – весело сказала бабушка.

Паша тяжело вздохнул, представляя эти «задачки». Видно, что хорошего мало предвещалось в ближайшие дни.

История Агафьи Петровны

После завтрака бабушка Агафья усадила внучка рядом и начала рассказывать ему о том, как тяжело приходилось выживать в деревне в её молодости. Как зимой приходилось топить печь сырыми дровами, высушивая их, чтобы лучше разгорались. Как ходили с мужиками на охоту и рыбалку, чтобы добыть пропитание.

– Эх, нынче молодежь пошла не та! – причитала бабуля Агафья. – В наше время в твои годы уже и коров пасти могли, и в поле работать как мужики! А ты, гляжу, и костёр-то развести толком не сумеешь.

Паша слушал её краем уха, погружённый в телефон.

– Вот в наши годы засветло вставали, делом занимались, а не в эти игрушки светящиеся пялились! – продолжала бабка. – Дед твой уже в твоём возрасте избу соорудил своими руками!

– Ага, классно, – буркнул Паша, не отрывая взгляда от экрана телефона и даже не слушая особо её ностальгические воспоминания.

Бабушка дала Паше старую закоптевшую лучину и велела разжечь костёр, чтобы сжечь старые доски и сухостой во дворе.

Паша вышел со старой лучиной в руках и уставился на неё с глупым недоумённым лицом. Он явно не имел ни малейшего понятия, как этим древним приспособлением разжечь огонь.

Паша на пробу подёргал бечёвку, прикреплённую к лучине, и та затрещала и обсыпалась трухой.

«Чуднóе устройство! Куда тут воткнуть зарядку-то?» – подумал Паша, озадаченно разглядывая лучину со всех сторон.

Он попробовал поднести её к уху и потрясти, будто это сломанный телефон.

«Нет, батарейки явно сели», – вздохнул Паша и принялся неловко орудовать лучиной около кучи хвороста, чиркая и постукивая ею в разные стороны в надежде на чудо…

Первые трудности

Агафья Петровна много лет уже жила в своей деревенской хате одна, после того как не стало её мужа – дедушки Пети. Они прожили вместе долгую счастливую жизнь и вырастили двух сыновей – один из них отец Паши.

В юные годы Агафье приходилось нелегко – ей с десяти лет приходилось помогать матери по хозяйству, а когда та устроилась на работу, маленькая Агафья целыми днями в одиночку управлялась по дому.

Вечерами мать еле находила силы прийти с работы и заняться ужином и стиркой. Эта ранняя взрослая жизнь наложила отпечаток на характер Агафьи Петровны – она выросла сильной и независимой женщиной, привыкшей полагаться только на себя.

Когда у Агафьи Петровны родился первый внук, её сын в знак благодарности и уважения к матери решил назвать мальчика Пашей – в честь отца Агафьи, которого звали Павел.

Бабушка была очень тронута таким решением сына. И когда она держала на руках маленького внука Пашку, в её глазах стояли слёзы умиления и счастья.

Теперь, глядя на подросшего внука, Агафья Петровна часто вспоминала своего отца – мудрого и строгого, но справедливого человека, который научил её всему в жизни.

В глубине души она оставалась очень любящей и заботливой – особенно по отношению к своим внукам, в ком видела продолжение рода.

Она понимала – только строгость и приучение к тяжёлой работе смогут из её избалованного внука Паши сделать настоящего мужчину.

Ведь она сама в детстве закалилась трудом и сумела преодолеть немало тягот благодаря строгому, но справедливому воспитанию родителей.

Поэтому бабушка не жалела для Паши никаких заданий по хозяйству, заставляла вставать спозаранку, мыть полы и доить корову.

Она надеялась, что эта школа жизни, пусть и суровая, пойдёт её избалованному внуку на пользу. И со временем он сам поймёт и оценит всю мудрость воспитательных методов любящей бабушки.

Устроить пожар? Легко!

После долгих мучений Паше каким-то чудом удалось разжечь небольшую кучку слабо тлеющих веток, которые он еле собрал. В процессе он умудрился несколько раз уколоть пальцы об острые сучья и занозы.

– Ай! – вскрикнул он, когда очередная заноза впилась в палец.

Паша тут же сунул палец в рот и принялся энергично посасывать уколотое место, надеясь, что это поможет унять боль.

– Фпфыыы, ненавижфу фпфэту дефевфню, – пробормотал он с набитым ртом.

Усталый парень присел возле еле тлеющего костерка и задумался о своей прежней жизни в городе. Он блаженно улыбнулся, вспоминая, как катался на крутых тачках, тусовался с друзьями в клубах и пил шампанское до утра.

Павел был настолько поглощён воспоминаниями, что не заметил, как от разгорающегося костра занялся угол его замечательной новой рабочей рубахи, которую ему выдала бабушка и после долгих препирательств он всё-таки надел. Рубаха эта была просто огромной, касаясь земли при каждом его наклоне.

Когда Паша почувствовал жар и запах горелой ткани, он ойкнул и начал метаться в панике, пытаясь понять, что горит. Заметив, что рубаха уже весело пылает сбоку, он принялся хлопать по ней руками, отчаянно пытаясь затушить огонь. При этом он суматошно пританцовывал на месте, размахивая полами одеяния, как крыльями разъярённая жар-птица.

Герой танца так увлёкся своей импровизацией с горящей рубахой, что не заметил, как в окошко выглянула бабушка Агафья.

– Ой, мама родная! Пожар-то, пожар! Внучек мой сгорит! – завопила она своим протяжным голосом, заставив Пашу подпрыгнуть от неожиданности.

Бабка выбежала во двор с огромным ведром воды в руках и, не раздумывая, выплеснула всю его содержимое прямо на внучка.

Тот ойкнул от неожиданного холодного душа и поскользнулся в грязи, растянувшись прямо в луже.

– Ну вот, потушила, родной! Цел остался? – заботливо спросила Агафья Петровна, протягивая мокрому и перепуганному Паше руку, чтобы помочь подняться.

С него ручьями стекала вода, а по щекам катились слёзы – то ли от обиды, то ли просто от холода после неожиданного душа.

Он сидел, понурившись и шмыгая носом, глядя на жалкие тлеющие угольки – всё, что осталось от его стараний развести костёр.

– Ох, Пашенька, ты совсем ещё рассеянный какой-то! Ничего сам не можешь сделать без бабки! – причитала Агафья Петровна. – Чуть было хату не спалил! Ну ничего, я тебя быстро всему научу, не тужи!

Внук только тяжко вздохнул в ответ. Кажется, этот урок пожарной безопасности он запомнит надолго.

Спасительная баня

После того как он едва не устроил пожар, перепуганная бабушка Агафья решительно загнала его в дом.

– Быстро раздевайся да бегом в душ! – строго сказала она. – Весь извозюкался тут, посмотри на себя!

И стянула с него закопчённую мокрую рубаху, накинув на плечи внука старое полотенце.

Паша поплёлся в сторону душа, по дороге разбрасывая грязные следы от тапочек.

– И полы вымоешь после! – крикнула ему вслед бабуля. – Чтобы блестели!

«Вот те на, загоняет как раба!» – подумал про себя Паша, включая в душе тоненькую струйку ледяной воды и ежась от холода.

После душа парень переоделся в свою одежду и вышел к бабушке, усталый и понурый.

Агафья Петровна решила дать внуку новое задание – принести воды из колодца.

Паша тяжело вздохнул, взвалил на плечи коромысло с двумя ведрами и поплёлся к колодцу. Там он долго возился, наполняя ведра – то перекосится коромысло, то верёвка сорвётся.

Целых полчаса он мучился у колодца, пытаясь начерпать воды старым обшарпанным ведром с отвалившейся ручкой. Когда ему наконец удалось набрать по полведра, он радостно потащил это богатство к дому.

Но тут началось самое интересное. Коромысло постоянно норовило съехать то в одну, то в другую сторону – приходилось изо всех сил его прижимать к плечу. От этого Паша периодически спотыкался о камни и кочки, проливая драгоценную воду.

К тому моменту, как запыхавшийся и измученный Паша доковылял до дома, его футболка была мокрой насквозь, а в вёдрах оставалось от силы по паре глотков.

– Ну вот, всю дорогу расплескал! Это всё коромысло дурацкое! – с досадой сказал Паша, ставя вёдра у дома и отряхивая мокрые руки.

– А давай я попрошу отца провести сюда водопровод! А то этот колодец достал уже, – пожаловался запыхавшийся Паша.

– Ох, Пашуня, не сетуй! – улыбнулась Агафья. – С колодезной водицей полезнее и вкуснее. Ты ещё окрепнешь тут у меня!

Загадочные явления

К вечеру, вымотанный до предела непривычной физической работой, Паша с наслаждением рухнул на свою кровать. Каждая мышца его тела ныла от напряжения. Руки были покрыты мозолями и царапинами, а спина гудела так, будто по ней прошлось стадо слонов.

«Это первый день, а уже так плохо», – подумал он, прикрывая тяжелые веки. – «Ещё три месяца такой жизни… Да я не выдержу и недели!»

За окном сгущались сумерки, принося с собой прохладу и отдалённые звуки ночной деревенской жизни – кваканье лягушек на ближайшем пруду, стрекот кузнечиков в высокой траве, редкое уханье совы из леса. В городе он никогда не слышал таких звуков – там всегда был шум машин, гул кондиционеров, музыка из баров и кафе.

Паша уже почти провалился в сон, когда вдруг услышал странный звук. Это был не то шорох, не то шёпот, доносившийся, казалось, из самих стен. Он резко открыл глаза и приподнялся на локте, вглядываясь в темноту комнаты.

«Мыши, что ли?» – подумал он с отвращением. Но звук был слишком необычным для мышиной возни. Словно кто-то перелистывал страницы книги и тихо-тихо бормотал непонятные слова.

Паша сел на кровати, стараясь не скрипеть старыми пружинами. Шёпот стал чуть громче, и на мгновение ему показалось, что он различает слова на каком-то странном, непонятном языке.

Внезапно у стены мелькнула тень – не большая, размером с кошку, но двигалась она совсем не по-кошачьи. Тень словно перетекала с места на место, замирая и снова оживая.

Сердце Паши заколотилось как бешеное. Он сглотнул комок в горле и хрипло спросил:

– Кто здесь?

Шорох мгновенно прекратился. Тень замерла, а потом одним плавным движением скользнула к двери и исчезла под ней.

Паша вскочил с кровати и бросился к двери, распахнул её – но в тёмном коридоре никого не было. Только половицы едва заметно поскрипывали, словно под чьими-то лёгкими шагами.

– Бабуль, у тебя тут… кошки есть? – нервно крикнул он.

Из своей комнаты отозвалась сонная Агафья Петровна:

– Нету у нас кошек, Пашуня. Спи давай, мерещится тебе.

Паша медленно вернулся в постель, но заснуть уже не мог. Он лежал, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к каждому звуку. Странный шёпот больше не возвращался, но теперь ему казалось, что сама избушка тихонько дышит, словно живое существо.

«Это просто усталость», – убеждал он себя. – «Переутомился, вот и мерещится всякое».

Но где-то в глубине души зародилось странное чувство, что в этой деревне, в этом доме происходит что-то необъяснимое. Что-то, чего не может быть в рациональном городском мире небоскребов и смартфонов.

И прежде чем сон наконец сморил его, последней мыслью Паши было: «А что, если рассказы и бабкины сказки про домовых и леших – не такая уж и выдумка?»

Странные сны

Спал Паша беспокойно. Ему снились странные, запутанные сны, в которых он бродил по бескрайнему лесу, где деревья тянули к нему свои ветви-руки, а из-под корней выглядывали маленькие бородатые человечки с блестящими глазами-бусинами.

В одном из снов он вдруг увидел старый дуб на опушке, а под ним – что-то блестящее. Паша наклонился, чтобы разглядеть предмет, и заметил странную каменную плитку с выбитыми на ней символами. Когда он прикоснулся к ней, символы вдруг засветились ярко-синим светом, и Паша услышал странный голос, произносящий слова, которые он почему-то понимал, хотя никогда раньше их не слышал:

«Пришедший из иного мира, наделённый силой, но не знающий её. Ищи знаки, открой врата между мирами, найди свою судьбу…»

Паша резко проснулся от пронзительного петушиного крика за окном. Сердце его бешено колотилось, а простыня была мокрой от пота. Он сел на кровати, протирая глаза и пытаясь вспомнить детали своего странного сна, но они уже рассеивались, как туман под лучами утреннего солнца.

За окном занимался рассвет – не тот городской рассвет, сероватый и незаметный за высотками и смогом, а настоящий, деревенский, с разлитым по небу жидким золотом и пурпуром, с птичьими трелями и запахом свежескошенной травы.

Паша посмотрел на телефон – было всего пять утра, но сон уже не шёл. Что-то тревожное осталось от ночных видений, какое-то предчувствие чего-то необычного, что должно случиться.

Он встал и подошёл к окну. Деревня просыпалась – где-то уже скрипели колодезные журавли, щёлкали калитки, мычали коровы, выгоняемые на пастбище. Жизнь в Сосновке начиналась с рассветом, а не в девять-десять утра, как привык Паша.

«Странное место эта Сосновка», – подумал Паша, глядя на румяное восходящее солнце. – «Странное, и блин… непонятное».

Глава 3. Роковое падение

К вечеру Паша совсем заскучал. День выдался тяжёлым: с утра он пытался выполнять бесконечные бабулины поручения, в перерывах между которыми молил небеса о том, чтобы где-нибудь здесь был хоть намёк на сотовую связь.

Трижды Паша вылезал на крышу сарая, держа телефон над головой на манер жреца, призывающего высшие силы, но смартфон упорно показывал отсутствие сигнала. Один раз ему даже показалось, что устройство поймало одну полоску связи, но когда он остервенело нажал на иконку мессенджера, телефон выдал ехидную надпись: «Проверьте подключение к интернету». И сколько бы Паша ни тряс его, ни стучал по экрану, ни угрожал страшными карами, телефон оставался равнодушен к его мольбам.

Поужинав щами, от которых во рту остался странный привкус, подозрительно напоминавший сено, и выслушав очередной рассказ бабули о том, как трудно было в её молодости, Паша решил немного развеяться. Он осторожно приоткрыл скрипучее деревянное окно в своей небольшой комнатушке и высунул любопытную голову наружу.

Вечерний воздух был напоен запахами – травы, недавнего дождя, дыма из печных труб и чего-то ещё, неуловимого, что можно почувствовать только в деревне. Паша вытянул шею длинной носатой гусеницей и напряжённо выставил вперёд ухо, жадно прислушиваясь к доносящимся с улицы деревенским сплетням и новостям. Его строгая бабуля Агафья Петровна в это время гремела посудой на крохотной старой кухоньке, и, к счастью, пока ничего не замечала.

Он то и дело озирался, не идёт ли ворчливая бабуля, и напряжённо прислушивался, как настоящий сельский шпион на важном задании, высунувшись по пояс из окна и подставив ухо под струю сочных деревенских новостей.

На скрипучей деревянной лавочке возле соседнего покосившегося забора сидели две местные сплетницы-старушонки и о чём-то оживлённо беседовали, перемывая косточки всей деревне.

– Варвара, ты знаешь, кто вчера опять все помядоры с моей грядки нагло спёр?! Это же наш забулдыга Васька-алкаш, я точно собственными глазами видела! – возмущённо пищала одна сморщенная старушка в цветастом платке.

– Да ну его, Пелагеюшка, этого бездельника-пьяницу! Совсем от рук отбился, ни стыда ни совести! – отвечала ей сокрушённо подруга.

Паша разочарованно вздохнул. И это все новости? Украденные помидоры? Он-то надеялся услышать что-нибудь поинтереснее – например, сплетни о молодёжи, информацию о каких-нибудь местных дискотеках или хотя бы о предстоящей ярмарке, где можно будет развеяться.

Но тут разговор старушек принял неожиданный оборот.

– А вот скажи мне, Варварушка, – понизила голос Пелагея, оглядываясь по сторонам. – Ты заметила, что у старого дуба на поляне опять свечение было нынче ночью?

Варвара поджала губы и перекрестилась.

– Заметила, Пелагеюшка, как не заметить. И Степаныч говорит, что ходил туда утром, следы какие-то чудны́е видел вокруг дуба. Не человечьи и не звериные. Будто кто-то на одной ноге скакал кругами.

– Говорила я, что не к добру это, – прошептала Пелагея так тихо, что Паша едва расслышал. – С тех самых пор, как дед Прохор тот камень с письменами нашёл, неладное творится. Птицы не поют там, а грибы, что вокруг дуба растут, такие странные – не то ядовитые, не то волшебные!

– Да, помню я, как дед Прохор тот камень приволок, – кивнула Варвара. – Три дня потом в горячке лежал, бредил на непонятном языке. А как оклемался, стал вещи чудные рассказывать. Про другие миры говорил, про ворота какие-то…

– Тише ты! – Пелагея резко оборвала подругу. – Разболталась! Знаешь ведь, что нельзя об этом! Сглазить можно!

Они перешли на такой тихий шёпот, что Паша, как ни старался, больше ничего не мог разобрать.

Его любопытство было подогрето до предела. Свечение? Старый дуб? Камень с письменами? Другие миры? Вот это уже гораздо интереснее украденных помидоров! Это же прямо какая-то мистическая история, будто из сериала «Очень странные дела»!

Паша так старался разобрать каждое их слово, что чуть ли не залез по уши в оконную раму, высунувшись по пояс. И вдруг почувствовал, что теряет опору и равновесие.

Паша в последний момент еле успел ухватиться потной рукой за подоконник, чтобы не свалиться кубарем из окна. И тут на оконный выступ забрался огромный рыжий котище Мурзик – настоящая деревенская знаменитость.

У Мурзика было проткнуто ухо после очередной драки, а левый глаз выбит в схватке с соседской собакой. Его потрёпанная рыжая шерсть торчала в разные стороны огненными султанами, придавая облику вид дикого первобытного зверя.

Если бы среди котов вручали медали за отвагу и непоколебимый авторитет, Мурзик точно получил бы высшую награду. Ни одна собака в округе не смела и близко подойти к их забору, лишь почуяв этого боевого рыжего кота.

Мурзик деловито прошествовал к Паше и начал нагло тереться об его руку, царапая когтями кожу до крови. Паша ойкнул от боли и неожиданности, потерял опору и грохнулся кубарем с подоконника прямо в цветочные кусты, замерев в ожидании реакции бабули.

Но, к его облегчению, старая немного глуховатая Агафья Петровна ничего не услышала на кухне за шумом сковородок.

Пролежав так с минуту и убедившись, что его громкое падение осталось незамеченным, Паша медленно поднялся, стряхивая с одежды листья и землю. Он сердито посмотрел на вальяжно развалившегося на подоконнике кота Мурзика, который самодовольно умывался лапой, и обиженно погрозил ему кулаком. Мурзик лишь презрительно фыркнул в ответ на угрозы и, гордо задрав пушистый рыжий хвост, скрылся в доме через приоткрытое окно.

Паша оглянулся по сторонам и осторожно почесал ушибленную спину, морщась от боли. Вдруг он почувствовал в кармане вибрацию мобильного телефона и достал его, подумав, что ему срочно нужно выйти в интернет и связаться хоть с кем-то в цивилизации – единственное развлечение в этой глухомани.

Но телефон не ловил даже 3G сигнал, хоть убейся. Тогда Паша решил тихонько пробраться на улицу, чтобы отыскать хоть какое-то место, где ловит хоть одна палочка сети.

Он осторожно прокрался к скрипучей калитке, стараясь ступать бесшумно, как хитрая деревенская лиса. Тихо перевёв дух, Паша выскользнул со двора и с облегчением поспешил по деревенской улочке в поисках жизненно важного интернета.

На улице уже сгущались летние сумерки, а на горизонте собирались тучи, предвещая скорый теплый летний дождь. Наступал тот волшебный вечерний час, когда солнце медленно клонится к закату, а дневная духота начинает спадать. Раскаленная пыль, витавшая в воздухе, тихо оседала на пыльных дорогах и крышах старых домов.

Вдруг из тени обочины послышалось бормотание – там, скрючившись в канаве, лежал знакомый местный алкоголик Васька. Половина его заплывшего, заросшего щетиной лица была испачкана прилипшим щебнем, видимо, он в очередной раз ночевал здесь после попойки. Из прорванного кармана выглядывала замызганная сотенная купюра.

Паша на миг задумался, прищурившись и почесав небритый подбородок – а не стянуть ли у пьянице эти деньги, раз уж он в отключке валяется? Всё равно пропьёт при первой возможности, а ему самому эта сотня ой как пригодилась бы! Но тут же одёрнул себя, мотнув головой – если мужик протрезвеет и хватится пропажи, может поднять хай на всю деревню.

Соблазн был велик, но Паша не хотел искушать судьбу. Он решительно отвернулся от алкаша и, сунув руки в карманы брюк зашагал прочь по дороге. Хватит с него проблем, пусть эта сотня лучше достанется местной банде оборотней!

Но стоило ему пройти ещё пару шагов, как вдруг события приняли совершенно неожиданный оборот. Из-за куста размашистой бузины вынырнула невысокая сутулая фигура, в которой Паша с трудом узнал деда Прохора – того самого, о котором только что судачили старухи. В свете угасающего дня его морщинистое лицо с длинной седой бородой казалось высеченным из камня. Дед опирался на кривой клюковый посох, увитый странными резными узорами.

– Эй, городской! – хриплым шёпотом позвал дед, подманивая Пашу скрюченным пальцем. – Иди-ка сюды, дело есть.

Паша замер в нерешительности. С одной стороны, все детективы и фильмы ужасов начинались примерно с такой сцены, и обычно для главного героя это плохо заканчивалось. С другой стороны, старик явно знал что-то о камне с письменами, и Паше до смерти хотелось узнать подробности.

Любопытство победило, и Паша осторожно приблизился к старику.

– Что за дело, дедуль? – спросил он, стараясь говорить небрежно.

Прохор сверкнул глазами, неожиданно ясными для его возраста, и загадочно улыбнулся, обнажив ряд пожелтевших, но всё ещё крепких зубов.

– Ты ведь внук Агафьи? – спросил он, хотя явно знал ответ.

– Ну да, – кивнул Паша.

– И скучно тебе у нас, городской? – продолжил дед, сверля Пашу взглядом.

– Есть немного, – честно признался Паша.

– А коли так, то слушай сюды, – дед наклонился ближе, обдавая Пашу запахом табака и трав. – За деревней, на опушке леса, есть древний дуб. Не простой то дуб, а волшебный. Под корнями его клад зарыт, али не клад, а нечто более ценное. Многие пытались достать, да не всякому он покажется. Но ты… – дед прищурился, разглядывая Пашу, – ты особенный. Чую я, что тебе дуб свой секрет раскроет.

– А что за секрет-то? – заинтересовался Паша.

– Того не ведаю, – покачал головой Прохор. – Но только если найдёшь под дубом каменную плиту с письменами, не спеши никому показывать. Ране, в молодости своей, нашёл я такую плиту, да сдуру всем растрепал. И пришли за ней… – он внезапно замолчал, словно испугавшись собственных слов.

– Кто пришёл? – нетерпеливо спросил Паша.

– Не важно, – дед махнул рукой. – Но только плита та пропала, а я чуть не помер после. И с тех пор, верно, новая выросла. Так уж тот дуб устроен – плиты под ним, как грибы после дождя, нарождаются.

– Так я не понял, – Паша почесал затылок. – Я должен искать эту плиту или наоборот, обходить стороной?

– Судьба твоя, тебе и решать, – загадочно ответил дед Прохор. – Но только знай, что не просто так ты в нашу деревню попал. Ждали тебя тут. Давно ждали.

С этими словами старик резко отвернулся и, опираясь на свой посох, быстро заковылял прочь, оставив Пашу в полном недоумении.

«Вот дед даёт! Или он с перепоя такой разговорчивый, или совсем из ума выжил», – подумал Паша, глядя вслед удаляющейся сутулой фигуре. Но слова о кладе и таинственной плите запали ему в душу. А что, если сходить и проверить? Всё равно заняться в этой дыре больше нечем.

Паша прибавил шагу, зашагал в сторону ближайшей рощицы на опушке леса неподалеку. Вечерние сумерки уже опускались на деревья, и только последние косые лучи заката освещали небольшую лесную полянку.

Из далекой деревни доносилось ржание лошадей, звонкий лай собак и приглушенные голоса – казалось, эти звуки идут из другого, незнакомого Паше мира. В высокой траве стрекотали вечерние сверчки, а из чащи леса раздавался переклик ночных птиц.

Паша прилежно огляделся по сторонам и наконец заметил одну-единственную драгоценную палочку мобильного интернета на дисплее телефона – у старого могучего дуба посреди полянки пробивался слабый сигнал сети! Он медленно приблизился к огромному дереву, любуясь последними красками уходящего летнего дня.

Дуб был огромен – настоящий патриарх леса. Его могучий ствол был таким широким, что нескольким людям, взявшись за руки, едва ли удалось бы его обхватить. Узловатые корни выступали из земли, словно древние змеи, замершие в странных позах. Крона дерева была настолько густой и раскидистой, что создавала полумрак даже в яркий солнечный день, а сейчас, в сумерках, под дубом царила почти ночная темнота.

Но Паша заметил еще кое-что необычное – в коре дуба виднелись странные узоры, похожие на письмена. Сначала он подумал, что это просто причудливый рисунок, созданный природой. Но когда подошел ближе, то понял, что узоры слишком правильные, слишком упорядоченные, чтобы быть случайными.

Они напоминали буквы какого-то древнего алфавита, складывающиеся в непонятные Паше слова. Но странное дело – чем дольше он смотрел на эти письмена, тем более знакомыми они ему казались, словно он где-то уже видел их раньше. Или даже читал.

«Может, в каком-то фильме про Толкина было что-то похожее», – предположил Паша, проводя пальцами по резным линиям. И в этот момент что-то странное произошло – ему показалось, что кора под его пальцами слегка нагрелась, а узоры на короткий миг вспыхнули мягким голубоватым светом.

Паша отдернул руку, но свечение уже исчезло. Он моргнул несколько раз, решив, что это просто игра воображения или отблеск заходящего солнца.

«Так, ладно, где там дед говорил искать плиту? Под корнями?» – Паша опустился на колени и начал осматривать основание дуба, где толстые корни выступали из земли.

Вдруг его взгляд зацепился за что-то блестящее между двумя корнями. Паша наклонился ниже, пытаясь разглядеть предмет. В полумраке было сложно что-то различить, поэтому он достал телефон и включил фонарик.

В ярком свете фонарика блеснул край какого-то предмета. Паша начал осторожно разгребать землю и вскоре обнаружил то, о чем говорил дед Прохор – каменную плитку с выбитыми на ней странными символами. Она была небольшой, размером примерно с книгу, и, несмотря на то, что явно пролежала в земле долгое время, выглядела так, будто была создана совсем недавно – ни мха, ни грязи, ни следов эрозии.

Символы на плитке были такими же, как на коре дуба, только более четкими и глубокими. Они складывались в узор, напоминающий то ли карту, то ли схему с центральной фигурой, похожей на звезду с множеством лучей.

Паша осторожно взял плитку в руки, ожидая, что она будет тяжелой, но она оказалась на удивление легкой, словно была сделана не из камня, а из какого-то неизвестного материала. И когда его пальцы сомкнулись на плитке, произошло что-то совершенно невероятное – символы на ней вспыхнули ярко-синим светом, а воздух вокруг наполнился странным гудением, похожим на далекий хор голосов.

Паша почувствовал, как по его телу пробежала волна тепла, а затем – холода. На мгновение ему показалось, что мир вокруг размывается, теряет четкость. Дуб, поляна, лес – все стало каким-то прозрачным, зыбким, словно отражение в потревоженной воде.

А потом все вернулось на свои места. Гудение прекратилось, символы погасли. Только странное покалывание в кончиках пальцев напоминало Паше о том, что это не было галлюцинацией.

«Чёрт возьми, что это было?!» – подумал Паша, сердце которого колотилось так, будто он только что пробежал марафон. «Неужели это действительно какая-то магия?»

Страх и возбуждение боролись в нем. Часть его хотела немедленно бросить плитку и убежать, но другая часть, более сильная, была зачарована произошедшим и жаждала узнать больше.

Паша подошёл вплотную к старому дубу, любуясь последними красками уходящего летнего дня. И тут он заметил какое-то странное поблёскивание у самых мохнатых корней. Он наклонился и присмотрелся – там, в небольшой ямке среди корней, виднелся уголок потемневшей от времени каменной плитки с выбитыми на ней загадочными знаками.

«Ого, похоже здесь кто-то давно спрятал что-то ценное!» – хитро подумал про себя Паша и довольно улыбнулся, как лис, обнаруживший беззащитную курицу.

Он достал из кармана свой поцарапанный мобильный телефон и включил фонарик, чтобы получше рассмотреть неожиданную находку. То, что он увидел, заставило его сердце забиться ещё сильнее.

В ямке между двумя толстыми корнями дуба лежала каменная плитка, покрытая странными символами, которые, казалось, светились собственным тусклым светом в лучах его фонарика. Символы были похожи на древние руны – угловатые, с острыми краями, они образовывали сложный узор, напоминающий то ли карту, то ли схему какого-то устройства.

Паша хитро улыбнулся и подумал про себя: «Ого, похоже тут кто-то давным-давно спрятал что-то ценное! Надо поаккуратнее выкопать этот клад, а то мало ли что…».

Паша оглянулся по сторонам, выискивая подходящий инструмент. Рядом валялся обглоданный мышами череп какого-то животного с отвалившейся челюстью.

«Вот это самое то!» – решил Паша и осторожно подцепил челюстью странную плитку, стараясь не поцарапать загадочные значки.

Но кость внезапно хрустнула прямо пополам, и её острый обломок едва не впился Паше в глаз! Он в последний момент успел отшатнуться, и осколок лишь слегка оцарапал ему щёку.

– Ну надо же, чуть глаз мне не выколола! Вот незадача, а ещё помощница называется! – проворчал Паша, отбрасывая бесполезные обломки кости и разминая ушибленные пальцы.

Тогда он решил использовать найденный ржавый гвоздь, чтобы аккуратнее подцепить древнюю скрижаль. Но гвоздь тут же согнулся в дугу и больно уколол Паше ладонь.

– Ай, да что ж такое, одни пакости с этим кладом! – в сердцах воскликнул Паша, посасывая уколотый палец и с досадой глядя на изогнутый гвоздь.

Но любопытство взяло верх, и он продолжил осторожные раскопки, на этот раз вооружившись палкой. Поковырявшись в рыхлой земле, Паша все-таки извлёк плитку целиком.

– Вот это да, настоящий клад! Надо же, как повезло! – обрадовался Паша. Он тут же включил камеру и со всех сторон сфотографировал найденную таинственную плитку с непонятными значками и надписями.

– Щас выложу эти фотки в инстаграм, пусть народ полюбуется! Может даже блогером стану по этому случаю! – решил он. – Снимок подпишу «Какой-то камень под каким-то дубом», точно много лайков наберёт за интригу!

Пока в этом месте худо-бедно ловила мобильная сеть, Паша успел оповестить друзей в соцсетях, что задержится в деревне на неопределённый срок по важному случаю.

Он не удержался и отправил такое же сообщение той самой красотке Кате, которая недавно безжалостно бросила его прямо посреди шикарного ресторана, узнав, что сын известного бизнесмена любит динамить девиц.

Несмотря на такое унизительное расставание при всех, Паша по-прежнему тайно питал слабость к капризной Катюше и всё ещё не терял глупой надежды на возобновление их бурных отношений.

«Я тут надолго застрял в глуши, так что можешь больше не ждать меня, киска!» – ехидно написал он Кате и добавил несколько дразнящих смайликов.

Конечно, он прекрасно понимал, что эта разочаровавшая его девица вряд ли снизойдёт до ответа. Но всё равно не терял глупых надежд и продолжал отправлять ей разные сообщения.

Закончив с сообщениями, Паша снова сосредоточился на своей находке. Каменная плитка была удивительно тёплой на ощупь, хотя вечер выдался прохладным. И чем дольше Паша держал её в руках, тем более странные ощущения его охватывали – словно плитка пульсировала, словно была живой.

А символы на ней… они казались смутно знакомыми, будто Паша когда-то давно уже видел их, может быть, во сне или в детстве. Он провёл пальцем по одной из линий, и внезапно символ под его пальцем вспыхнул слабым голубоватым светом.

Паша испуганно отдёрнул руку, но свет не погас. Наоборот, от первого символа свечение начало распространяться к другим, образуя причудливый узор из светящихся линий. Через несколько секунд вся плитка сияла мягким голубым светом, а символы на ней, казалось, плавно менялись, превращались из непонятных значков в нечто более знакомое, похожее на буквы.

«Что за чертовщина?» – прошептал Паша, не в силах оторвать взгляд от преображающейся плитки.

И вдруг он понял, что может прочитать надпись. Не все, но отдельные фрагменты складывались в слова на русском языке. Словно древние символы переводили сами себя, подстраиваясь под того, кто держал их в руках.

«Врата… миры… ключ… избранный…» – разобрал Паша отдельные слова, мелькавшие среди всё ещё непонятных символов.

А потом внезапно все символы снова стали непонятными, свечение погасло, и плитка превратилась в обычный каменный прямоугольник с выбитыми на нём странными знаками.

Паша моргнул несколько раз, не понимая, было ли это реальностью или игрой его воображения. Он потряс головой, словно пытаясь прояснить мысли. Может быть, всё это ему просто почудилось от усталости и необычной атмосферы?

Но в этот момент у него над головой раздался странный шорох. Паша поднял взгляд и увидел, как листья на дубе зашевелились, хотя ветра не было. А потом он услышал тихий, похожий на шелест листьев голос:

«Ты нашёл ключ, чужак. Теперь решай – открыть врата или оставить их запечатанными. Но помни, что раз начатый путь нельзя оставить незавершенным…»

Паша вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам. Но вокруг никого не было, только старый дуб, чьи ветви слегка покачивались, словно в такт дыханию гигантского существа.

«Я схожу с ума», – подумал Паша, крепче сжимая в руке каменную плитку. Но странное чувство не покидало его – ощущение, что он стоит на пороге чего-то важного, чего-то, что может изменить всю его жизнь.

Он сунул плитку в карман куртки и быстро зашагал прочь от дуба, стараясь не оглядываться на странное дерево. Но с каждым шагом ему всё сильнее казалось, что дуб смотрит ему вслед, и что это только начало.

Начало чего-то, что выходит далеко за пределы скучной деревенской жизни и даже за пределы всего, что Паша считал возможным…

Паша до самого рассвета неотрывно вглядывался в странные, похожие на древние руны знаки, выбитые на найденной им таинственной каменной плите, пытаясь понять и разгадать их сокровенный смысл.

Но от долгого напряжения зрения и нарастающей усталости у парня начали неудержимо слипаться глаза, и он на какое-то время задремал прямо там, у мохнатых корней раскидистого старого дуба, укрывшись его широкой кроной.

И вот в состоянии полудремы Паше вдруг стали мерещиться знакомые буквы славянского алфавита, которые причудливо выстраивались в осмысленные слова и фразы!

Он резко подскочил, как ошпаренный, от этого неожиданного открытия, и тут же протёр кулаками сонные глаза, чтобы взглянуть на древнюю скрижаль заново. Прищурившись и напрягая зрение, Паша вгляделся в выбитые знаки, пытаясь восстановить в памяти мерещившуюся ему во сне надпись.

Казалось, ему отчётливо почудилось на древнем наречии: «Ах ты, недобрый человече! Иди своей дорогой и нас не тревожь».

Паша изумлённо потряс головой, отгоняя наваждение, но таинственные знаки на каменной плите по-прежнему оставались для него все теми же непонятными символами, как и прежде.

«Да что же это за чертовщина такая творится в этой богом забытой Сосновке?! Небось от тяжёлых болотных испарений мне всё это привиделось!» – пробормотал растерянный Паша, в замешательстве тряхнув головой.

Но ощущение, что плитка таит в себе нечто большее, чем просто странные знаки, не покидало его. Казалось, она ждёт чего-то – какого-то действия, слова или момента, чтобы раскрыть свою истинную природу.

Паша решил на время оставить плитку в покое и вернуться домой, пока бабушка не хватилась его отсутствия. Но прежде чем уйти, он ещё раз провёл пальцем по странным символам, словно прощаясь с ними.

И в этот момент земля под его ногами едва заметно вздрогнула, а воздух на мгновение стал густым, как вода. Паша моргнул, и всё вернулось к норме – может быть, это просто усталость играла с его восприятием?

Он спрятал плитку во внутренний карман куртки и быстрым шагом направился обратно в деревню, чувствуя, как необычная находка слегка пульсирует теплом через ткань, словно у неё было собственное сердце.

«Завтра я обязательно разберусь, что это за штука», – решил Паша, не подозревая, что завтрашний день принесёт ему гораздо больше вопросов, чем ответов, и что его жизнь вот-вот изменится самым невероятным образом…

Глава 4. Таинственная находка

Следующее утро для Паши началось традиционно – с пронзительного петушиного крика, заменявшего в деревне будильник. Едва разлепив глаза, Паша обнаружил, что по-прежнему сжимает в руке каменную плитку, которую нашёл вчера под дубом. Только теперь она выглядела… другой. Бледно-серые символы, казавшиеся вечером просто вырезанными в камне, теперь словно отливали золотистым светом.

«Наверное, просто солнечный луч так падает», – подумал Паша, поворачивая плитку разными сторонами. Но золотистое свечение не исчезало, сколько бы он ни вертел свою находку.

И ещё кое-что казалось странным – вчера плитка была холодной на ощупь, как и положено камню, но сегодня она словно излучала еле заметное тепло, будто была живой.

Отложив странный артефакт, Паша потянулся до хруста в костях и посмотрел на свой смартфон. По странной случайности батарея, накануне разряженная почти до нуля, теперь показывала полную зарядку. Он был уверен, что не подключал телефон к розетке, да и розеток как таковых в комнатушке не было – так, пара крашеных гвоздей, торчащих из стены, к которым каким-то первобытным способом подводилось электричество.

«Может, я всё-таки зарядил его перед сном и просто не помню?» – пожал плечами Паша, открывая камеру, чтобы ещё раз сфотографировать свою находку при дневном свете.

Но что это? Вчерашние фотографии плитки, которые он делал у дуба, были испорчены странными световыми эффектами – на всех снимках вокруг артефакта разливалось голубовато-белое свечение, скрывающее символы. А на одном фото Паша разглядел даже нечто похожее на лицо – будто из свечения формировался профиль человека, или не совсем человека, с острыми чертами и длинными волосами. От этого открытия по спине Паши пробежал холодок.

– Павлушка, завтракать! – донёсся из кухни голос бабушки Агафьи, и Паша, вздрогнув, быстро спрятал плитку в рюкзак.

«Потом разберусь, что это за фокусы», – решил он, направляясь к умывальнику.

За завтраком, состоявшим из яичницы с салом и ароматного парного молока, Агафья Петровна рассказывала внуку о предстоящих деревенских событиях.

– Послезавтра у нас Купальская ночь, – сообщила она, подкладывая Паше ещё ломоть свежего хлеба, от которого шёл головокружительный аромат. – Весь народ собирается у реки, костры жгут, венки пускают. Старую бузину в лесу украшают, пляшут вокруг неё. Можно тайно желание загадать – сбудется, если чистое сердце у загадавшего.

– А почему бузину? – спросил Паша, удивлённо поднимая брови.

– Так у нас исстари заведено, – пожала плечами бабуля, опуская глаза. – Хотя правильнее было бы дуб украшать, да только наши к нему не ходят… – она перекрестилась и внезапно замолчала.

– А почему не ходят? – оживился Паша, вспомнив свое ночное приключение под дубом.

Агафья быстро глянула на иконы в углу комнаты и понизила голос:

– Говорят, неспокойно там. Кто слишком близко подходит, чудное с ним случается. Был у нас такой случай, лет тридцать назад. Группа студентов городских приехала, вроде как фольклор собирать. Полезли к дубу ночью, а наутро их нашли в разных частях леса – бродили, как потерянные, глаза пустые, а на языке одни цифры: раз-два-три-четыре… и по кругу. По неделе в себя приходили, а что с ними было, так и не рассказали.

Паша нервно сглотнул. Значит, это всё-таки не просто страшилки для туристов! И что же тогда с ним будет, если он не только подошёл к дубу, но и забрал из-под него странную плитку?

– А с дедом Прохором что случилось? – осторожно спросил он, делая вид, что просто поддерживает беседу.

Агафья побледнела и снова перекрестилась.

– Тебе кто о нём сказал? – спросила она, пронзительно глядя на внука.

– Да местные сплетницы вчера трещали. Я в окно услышал, – отмахнулся Паша, стараясь казаться беспечным.

– Ох, не к добру вспоминать об этом, – вздохнула Агафья. – Прохор-то ещё в молодости под тем дубом что-то нашёл, говорят. Плиту какую-то-то с письменами. После этого чудной стал, говорил, что в другие миры ходит. Потом пропал на три дня, нашли его во ржи, всего в земле измазанного, лихорадка у него была страшная. А когда оклемался, стал ещё чуднее прежнего – шептался с ветром, с собственной тенью разговаривал. Говорил, что пришельцы скоро явятся и всех заберут.

– И что, так и унесли его пришельцы? – хмыкнул Паша, пытаясь скрыть тревогу.

– Да нет, – вздохнула бабушка. – Живёт он один в избе на окраине деревни, травами лечит, бормочет что-то всё время. Люди обходят его дом стороной, но иногда приходят за снадобьями, когда совсем прижмёт. Варвара вот со своей грыжей только у него и лечилась, больше никто помочь не мог. Но сам-то он… не от мира сего, как говорится.

Паша потёр щёку, вспоминая свою вчерашнюю встречу со странным стариком. Значит, это был тот самый дед Прохор, про которого шла речь? И его тоже зацепила странная магия дуба?

Завтрак закончился, и бабушка, конечно же, тут же нагрузила Пашу заданиями – наколоть дров, наполнить водой бочку для полива, прополоть грядки с морковью. Паша, вздохнув, отправился исполнять поручения, но мысли его были далеко – у таинственного дуба и непонятной плитки, которая, казалось, становилась теплее с каждым часом.

Только к вечеру, изрядно вымотавшись от непривычной физической работы, Паша получил долгожданную свободу. Умывшись колодезной водой, он забрался в свою комнатушку и достал из рюкзака плитку.

При свете заходящего солнца, проникавшего сквозь маленькое оконце, символы на ней казались ещё более выпуклыми и яркими. Паша заметил, что они словно складываются в какой-то узор или схему. В центре плитки был круг, от которого расходились линии, напоминающие лучи звезды. Между лучами располагались странные значки, похожие то ли на буквы, то ли на цифры.

Проводя пальцем по одному из лучей, Паша вдруг почувствовал, как символ под его пальцем нагрелся сильнее. Он отдёрнул руку, но было уже поздно – символ вспыхнул бледно-голубым светом, и от него, словно по цепочке, начали загораться другие знаки, образуя светящуюся линию от центра к краю плитки.

Завороженный этим зрелищем, Паша осторожно прикоснулся к другому лучу, и история повторилась – символы загорались один за другим, создавая новую светящуюся линию. Когда все лучи были активированы, центральный круг начал пульсировать, меняя цвет от голубого к фиолетовому, потом к золотистому, и наконец – к ярко-белому, от которого Паше пришлось прищуриться.

А потом произошло самое странное – плитка словно превратилась в экран, и на нём начали появляться буквы, складывающиеся в слова на русском языке. Паша с трудом разобрал их:

«Врата открыты для избранного. Проход возможен в час, когда свет и тьма равны. Подготовься к испытанию, ибо путь назад доступен лишь тем, кто познает себя истинного.»

Сразу после этого свет погас, а плитка снова стала обычным каменным прямоугольником с выбитыми на нём странными символами. Но ощущение, что она хранит в себе нечто большее, чем просто загадочные знаки, осталось. В тишине своей комнаты Паша почувствовал себя стоящим на пороге чего-то важного, что может изменить всю его жизнь.

«Час, когда свет и тьма равны… Это же рассвет или закат!» – осенило Пашу. «А испытание… Какое испытание?»

Всю ночь Паша не мог заснуть, обдумывая значение загадочных слов. Может быть, если он принесёт плитку к дубу на рассвете или на закате, произойдёт что-то необычное? Открытие портала? Перемещение в другой мир?

Часть его рассудка говорила, что это всё безумие, что такие вещи бывают только в фильмах и компьютерных играх. Но другая часть, всё более настойчивая, напоминала о странном свечении символов, о тёплой плитке, о словах деда Прохора…

К утру Паша принял решение – он отнесёт плитку к дубу на закате и посмотрит, что произойдёт. А пока ему нужно было узнать больше о странной находке и возможных «испытаниях».

Агафья Петровна, увидев осунувшееся от бессонной ночи лицо внука, только покачала головой:

– Неможется тебе, Пашенька? Может, травки заварить?

– Нет, бабуль, я просто плохо спал, – отмахнулся Паша. – Слушай, а где тут у вас живёт дед Прохор? Хочу с ним познакомиться поближе.

Агафья нахмурилась:

– Зачем он тебе, внучек? Нечего к нему ходить, неспокойный он человек. Да и не любит он чужаков, может и посохом приложить.

– Ну мало ли, вдруг он интересные истории рассказывает, – пожал плечами Паша, изображая беспечность. – Я бы послушал.

– Своих дел у тебя мало? – Агафья поджала губы. – Ладно, коли так интересно, за околицей, в сторону кладбища, стоит изба покосившаяся, с синими ставнями. Там он и живёт. Но я тебя предупредила – на свой страх и риск идёшь.

После обеда, выполнив всю работу по дому, Паша направился к окраине деревни. Плитку он взял с собой, спрятав в холщовую сумку, которую нашёл в сарае. По дороге ему попалась Варвара – та самая старушка, что сплетничала вчера с Пелагеей. Увидев Пашу, идущего в сторону дома Прохора, она всплеснула руками:

– Ты куда ж это, милок, направился? – с тревогой спросила она.

– К деду Прохору, – честно ответил Паша. – Хочу с ним поговорить.

Варвара побледнела и мелко перекрестилась:

– Не ходи туда, сынок. Не наше это дело – с такими связываться. Он с нечистой силой знается, говорят. И потом, он сегодня не в себе особенно. Я утром мимо шла, слышала, как он кричит что-то про «они идут» и «врата открываются». Кто идёт – не сказал, но уж точно не к добру это.

Но Паша был непреклонен. Поблагодарив старушку за предупреждение, он продолжил свой путь. И вскоре увидел тот самый дом – покосившуюся избу с ярко-синими ставнями, резко контрастирующими с выцветшими от времени брёвнами стен.

Возле дома был небольшой огород, где в идеальном порядке росли какие-то незнакомые Паше растения с яркими цветами самых необычных оттенков. А над крыльцом висели странные предметы – сухие травы, связанные в пучки, амулеты из костей и перьев, маленькие зеркальца и кусочки цветного стекла, которые переливались в лучах солнца, создавая причудливый световой узор.

Паша набрался смелости и постучал в дверь. Сначала ничего не происходило, но потом изнутри донеслось шарканье, и дверь медленно открылась. На пороге стоял дед Прохор – тот самый сутулый старик с длинной седой бородой, с которым Паша встретился вчера. Только сегодня старик выглядел иначе – более собранным, с ясным взглядом пронзительно-голубых глаз, которые, казалось, видели Пашу насквозь.

– А я тебя ждал, городской, – сказал дед Прохор с лёгкой усмешкой. – Проходи, нечего на пороге топтаться.

Паша вошёл в избу и замер от удивления. Внутри дом Прохора выглядел совсем не так, как можно было ожидать от жилища деревенского старика. Стены были увешаны странными картами и схемами, на полках стояли причудливые механизмы, назначение которых Паша даже представить не мог. В углу тикали старинные часы с множеством стрелок, показывающих, кажется, не только время, но и фазы луны, положение звёзд и ещё что-то, для Паши непонятное.

– Присаживайся, – дед Прохор указал на простой деревянный стул. – Чаю?

Не дожидаясь ответа, старик насыпал в глиняные чашки какие-то сухие листья и залил их кипятком из пузатого медного чайника. По комнате распространился аромат, напоминающий смесь мяты, шалфея и чего-то ещё, незнакомого, но приятного.

– Ты принёс её? – внезапно спросил дед Прохор, пристально глядя на Пашу.

– Кого? – Паша попытался изобразить недоумение, но под пронзительным взглядом старика быстро сдался. – Да, принёс, – он достал из сумки каменную плитку и положил её на стол.

Дед Прохор даже не взглянул на находку. Вместо этого он продолжал сверлить взглядом Пашу.

– И что ты хочешь с ней сделать? – спросил он.

– Узнать, что это такое, – честно ответил Паша. – И… может быть, открыть те врата, о которых говорится на плитке.

Дед Прохор кивнул, словно ожидал такого ответа.

– Что ж, послушай тогда. Эта плитка – один из Ключей, которые открывают проход между нашим миром и другим, который мы называем Навь. Когда-то давно наши миры были единым целым, но потом разделились. В Нави время течёт иначе, и живут там существа, которых мы бы назвали волшебными – они умеют то, что нам кажется чудом. Раз в определённое время, когда звёзды складываются особым образом, между мирами открывается проход. И тот, кто держит Ключ, может пройти через него.

– И что будет, если я пройду? – спросил Паша, завороженный рассказом.

– Попадёшь в Навь, – пожал плечами дед Прохор. – А что там с тобой случится – это уж как повезёт. Я был там трижды, – его глаза затуманились воспоминаниями. – Навь прекрасна и опасна одновременно. Там ты можешь найти невероятные сокровища, обрести магические способности… или потерять разум и душу. Всё зависит от того, кто ты и зачем идёшь туда.

– А вы зачем ходили? – тихо спросил Паша.

– В первый раз – из любопытства, как и ты сейчас, – дед Прохор грустно улыбнулся. – Во второй – потому что понял, что оставил там частичку своей души и хотел вернуть её. А в третий… – он замолчал, пожевал губами и покачал головой. – В третий раз меня позвали. И я не смог отказаться.

– Кто позвал? – Паша подался вперёд.

– Те, кто древнее и мудрее нас, – уклончиво ответил старик. – Хранители равновесия между мирами. Они чувствуют, когда грядут перемены, и ищут тех, кто может помочь… или помешать.

Дед Прохор замолчал, отпил из своей чашки и вдруг резко сменил тему:

– Закат сегодня будет в 9:17. Если хочешь открыть врата, приходи к дубу за десять минут до этого. Встань в центр круга из белых камней, который найдёшь у основания дуба, держи плитку перед собой обеими руками и жди. Когда солнце коснётся горизонта, ты увидишь, как символы на плитке начнут светиться. Не пугайся и не отпускай плитку, что бы ни случилось.

– А что может случиться? – Паша почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Всякое, – дед Прохор пожевал губами. – Может, почувствуешь холод или жар, может, услышишь голоса или увидишь странные образы. Это врата проверяют, достоин ли ты пройти. Выдержишь – и они откроются. Не выдержишь… – он поморщился. – Лучше выдержать.

Дед Прохор поднялся, давая понять, что разговор окончен.

– И ещё одно, – сказал он, когда Паша уже был у двери. – Если решишь пройти через врата, помни: в Нави ты будешь не одинок. Там есть те, кто поможет тебе… и те, кто захочет использовать. Выбирай друзей осторожно. И никогда, слышишь, никогда не давай обещаний легкомысленно. В том мире слово имеет силу, о которой ты даже не подозреваешь.

С этими словами дед Прохор закрыл за Пашей дверь, оставив его на крыльце с гудящей от избытка информации головой.

Вернувшись домой, Паша обнаружил, что бабушка ушла к соседке и вернётся только к ужину. Это дало ему время на размышления. Он вертел в руках плитку, обдумывая рассказ деда Прохора. Всё это звучало как бред сумасшедшего или как начало фэнтезийного романа. Но ведь плитка действительно светилась, символы менялись… Что, если всё это правда?

Другой мир, магические способности – звучало, конечно, заманчиво. Особенно по сравнению с перспективой провести всё лето, вкалывая на огороде и слушая нотации бабушки. Но что, если это опасно? Что, если он не сможет вернуться?

Мысли Паши прервало тихое гудение – плитка в его руках снова начала нагреваться, а символы засветились слабым голубым светом. Но теперь они не просто светились, а словно двигались, перестраивались, образуя новые узоры. И в центре проступал рисунок, похожий на часы, но с одной-единственной стрелкой, которая медленно двигалась, приближаясь к отметке, напоминающей заходящее солнце.

«Это похоже на… обратный отсчёт?» – подумал Паша, и его догадка тут же подтвердилась, когда рядом с рисунком проступили цифры, похожие на таймер – 5:47, 5:46, 5:45…

«Почти шесть часов до заката», – сообразил Паша. – «Плитка отсчитывает время до открытия ворот!»

Это открытие и пугало, и возбуждало одновременно. Плитка действительно была ключом, и она готовилась к назначенному времени. Теперь Паше нужно было решить – примет ли он участие в этом странном ритуале или оставит всё как есть.

Он провёл следующий час, расхаживая по комнате и взвешивая все «за» и «против». С одной стороны, всё это казалось совершенно безумным и потенциально опасным. С другой – это могло стать самым удивительным приключением в его жизни.

В конце концов, любопытство и жажда приключений победили. Паша решил, что в назначенное время придёт к дубу и попробует открыть врата. В конце концов, он всегда сможет просто уронить плитку, если что-то пойдёт не так.

Но на всякий случай он решил подготовиться. Вспомнив все фильмы и игры про попаданцев в других мирах, Паша собрал небольшой рюкзак с самым необходимым – смена одежды, фонарик с запасными батарейками, складной нож, аптечка первой помощи, немного еды и бутылка воды. Телефон он тоже решил взять, хотя и сомневался, что в другом мире будет мобильная связь.