Частная жизнь
Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)
Руководитель проекта: Екатерина Васильцова
Дизайн: Татевик Саркисян
Корректоры: Наташа Казакова, Наталия Игошева
Верстка: Олег Щуклин
В книге упоминаются социальные сети Instagram и/или Facebook – продукты компании Meta Platforms Inc., деятельность которой по реализации соответствующих продуктов на территории Российской Федерации запрещена как экстремистская.
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Н. Жангазинова, 2025
© Zerde Publishing, 2025
Все персонажи и описываемые события
являются вымышленными.
Любое совпадение с реальными людьми
и событиями – случайно.
Сестры
Саида Исмаиловна, чопорная худощавая столичная дама, уже тридцать лет состояла в браке с большим государственным чиновником. Язвительным изгибом губ, нарисованными бровями и холодным взглядом напоминавшая большую змею, даже одежду она предпочитала пеструю, в пятнистый рисунок, только усиливающий сходство с рептилией.
Супруг ее, Икрам Байрамович Азизов, разнообразно поживший мужчина шестидесяти пяти лет, рулил в Астане крупной организацией, занимавшей сверкающее синими стеклами здание на одной из самых престижных улиц.
Саида Исмаиловна любила перечитывать аннотацию к книге о вельможном супруге: «Икрам Байрамович принадлежит к высшему слою светской и казахстанской государственной элиты…»
Завиральную книгу настрочил член Союза писателей России, автор множества политических биографий. Все герои, будучи чугунными дядьками из крестьянских семей и сделавшие карьеру путем интриг и подсидок, бойким его пером были причислены «к высшему слою светской и государственной элиты».
Союз Азизовых был прочен и вполне благополучен. Старшая дочь Алуа держала несколько меховых салонов. Младшую, Анару, Икрам Байрамович прижил от секретарши-кореянки еще в бытность послом в восточноевропейской стране, где на каждого жителя в год приходится два центнера болгарского перца.
Как и положено обманутой жене, Саида Исмаиловна узнала об этом последней. Донесла на изменщика сотрудница министерства иностранных дел, дальняя родственница мужа.
– Почему раньше не доложила? – строго спросила Саида Исмаиловна.
– Я сама недавно узнала… Клянусь, Саида апай[1]!
– Какая я тебе апай!
Поить доносчицу чаем Саида Исмаиловна не стала: много чести. Зато вознаградила по-царски. Постояла в раздумье и вытянула из гардеробной вешалку с итальянским пальто, на котором болталась этикетка. В зимней Астане в такой легкой одежде все равно не прогуляешься. Да и не ходила Саида Исмаиловна пешком, находя это унизительным для аристократки, каковой сама себя считала.
Выпроводив ябеду, Саида Исмаиловна величаво подняла телефонную трубку. Муж в этот час уже должен был выйти с одного из нудных, но обязательных для посещения заседаний в правительстве.
Дома ему, мгновенно переставшему походить на свой парадный портрет, она в самых оскорбительных выражениях предложила связь немедленно разорвать, девочку у кореянки изъять и поместить в семью. В противном случае пообещала устроить мужу небольшой домашний ад. А если станет упорствовать, то и большой. И пусть кореянка спасибо скажет, иначе запросто бесславно вернет ее в Уштобе – луки-чесноки сажать. Саида Исмаиловна передразнила корейский акцент: «Люки-цесноки сазать».
У Икрама Байрамовича люто зачесались кулаки. Жаль, положение не позволяло до черных синяков измордовать это надменное, с тонкими чертами лицо. Лишен он этой услады, доступной даже самому последнему козопасу из родного села Ават, – бить жену смертным боем, ногами, ногами!
В случае с полукорейской девочкой сыграла роль широко известная в узких кругах история с незаконнорожденным сынишкой казахского классика. Писатель, сменивший пару жен, угомонился в союзе с грозной профессоршей филологии Наилей Садыковной. И сплетница-соседка донесла той, что где-то во дворах Малой станицы бегает незаконный писательский сынок, не подозревая, какие тучки уже сгущаются над его крупной головой. Неверному романисту был выставлен ультиматум – любовницу в отставку, ребенка отбить и водворить в писательскую квартиру. Сами воспитаем!
Пришлось и Икраму Байрамовичу от кореянки отделаться, пристроив ту на работу в ЮНЕСКО и купив в Латинском квартале Парижа квартиру на ее имя. Окнами квартира выходила прямо на Пантеон, где вечным сном спят великие французы, большие любители сходить налево…
Девочку Саида Исмаиловна не притесняла, только однажды, когда та не захотела пить чай с жирными сливками, прошипела:
– Әй, Қараңғағыр кәріс, іш атауыңды! Бетін тыржитып, ішкісі келмей қалыпты ғой тегі![2] – и стукнула девочку в темя жестким, как палка, кулаком.
Редко, но случалось, что выскакивала на миг из величавой дамы аульная хабалка.
Саида Исмаиловна допила кофе и раскрыла ноутбук для зума с алматинской младшей сестрой Аидой. Посмотрелась в зеркало пудреницы, пристраивая на лице радушную улыбку.
Сестры ревностно и неустанно соперничали всю жизнь, начиная с первых бантиков, кукол и девчачьих нарядов. Стоило Саиде навести перманентные стрелки, как у Джины Лоллобриджиды, как такие же, только чернее и выразительнее, появлялись на веках Аиды.
Соперничество, внешне никак не выказываемое, достигло высшей точки в год, когда Саида заканчивала аспирантуру в КазГУ, а младшая, Аида, училась на четвертом курсе пединститута. Сестры с двумя подругами снимали четырехкомнатную квартиру на улице Тулебаева у вдовы известного журналиста, собкора «Известий». Впустить на драгоценные квадратные метры иногородних девушек вдова решилась после долгих раздумий. Позарез требовались деньги: сын, начинающий наркоман, вляпался в историю. В конце концов решилась. Все-таки девочки были из приличных семей: Айша – дочка директора химзавода из Джамбула, у Гульсары отец – первый секретарь горкома Семипалатинска, оставшиеся две – дочери большого строительного босса из Уральска.
Девушки вдову не разочаровали: содержали квартиру в чистоте, вечеринок не устраивали, дружно оберегая ее от нашествия однокурсников, проживавших в шумных, переполненных общагах.
У младшей сестры вяло протекал роман с уйгуром Икрамом, тогда еще аспирантом политехнического института. Дело то ли шло, то ли не шло к свадьбе. Икрам, высокий красавец из небедной по тогдашним меркам семьи, пока никому не собирался вручать права на себя. Хотя отбоя от девушек не было – красивых, модно одетых, готовых на все. Во всяком случае, с Аидой он о женитьбе не заговаривал, что впоследствии, как ему казалось, избавило его от клейма предателя.
Ноябрьским вечером пятницы Айша, Гульсара и Аида собрались ехать в Джамбул на свадьбу старшего брата Айши. Саида от приглашения вежливо отказалась, сославшись, что ей нужно срочно дописывать за кураторшу исследовательскую работу. На самом деле ей совсем не хотелось в провинциальный Джамбул. Знала, что будет по-южному многолюдно и шумно. Что за радость быть никому не нужной гостьей на свадьбе чужих людей? Это Аида, падкая на дешевые развлечения, любила шастать по любым гостям, как аульная молодуха.
Выпроводив сестру с подругами, Саида приняла ванну с душистой пеной, высушила волосы, смазала кремом лицо и шею, набросила шелковый халат, привезенный отцом из загранпоездки, и приготовилась в благодатной тиши почитать французский роман. Возле дивана, на столике с зеленой лампой, раскрыла коробку шоколадных конфет…
Она любила фильмы и книги про шикарную жизнь, воображая себя то графиней в бриллиантовой диадеме, то скачущей на породистом жеребце наследницей громадного состояния. Роман ей дала та самая кураторша. Ранее они уже обсудили рассказ Мопассана «Ожерелье». На обеих он произвел глубокое впечатление.
Только Саида улеглась на диван, пристроив под голову вышитую подушечку и отправив в рот первую конфету, как в дверь позвонили. Кто бы это мог быть? Хозяйка? Так вроде на неделе приезжала с дачи, где жила, получила деньги и убедилась, что квартира в порядке…
На пороге стоял Икрам, в мокром плаще и с промасленным бумажным свертком в руках. Мелкие капли дождя еще не размочили лак на его роскошной гриве.
Саида впустила гостя, прошла в зал, на ходу извинившись, что встречает в таком виде.
Икрам, стряхнув капли с волос, окинул девушку оценивающим взглядом. Розовый шелковый халат, расшитый райскими птицами, выгодно облегал стройную фигуру, и у Икрама мелькнула непрошеная мысль, что Саида гораздо изящнее сестренки, хоть и старше той на пять лет.
– А Аиды нет… Разве она не сказала вам, что поедет в Джамбул, на свадьбу?
– Нет, не сказала. А вы одна?
И без этого было понятно, что одна.
Саида состроила досадливую гримасу:
– Это надо знать мою сестру. Позвонить, что ли, не могла…
Икрам, словно желая сказать «Так я пойду?», дернулся было обратно к двери.
– Да вы проходите. На улице так и льет? Нет, в самом деле, куда вы пойдете? Оставайтесь. Я не ужинала, присоединитесь?
Приглашение прозвучало слишком интимно, и Саида пристыженно подумала, не слишком ли навязчивой она выглядит. На ее счету уже имелось несколько ничем не окончившихся романов, и она знала, как молодые люди из хороших семейств осторожничают на этот счет. Но Икрам, кажется, не заметил ее напора. Действительно, зачем уходить, когда за окном сгущается тьма, льет как из ведра, а сестра «невесты», обычно строго-холодная, кажется, даже рада его внезапному визиту? Раньше они никогда не оставались наедине, и это приятно волновало обоих. В свертке оказалась запеченная курица, купленная в буфете гостиницы «Жетысу»[3]. Саида достала из холодильника сыр, нарезала батон, принесла вино. Эту нарядную импортную бутылку, задвинутую за стопку полотенец, она заприметила уже давно, и сейчас представился случай ее откупорить. Хозяйка наверняка не заметит пропажи…
Икрам мягко забрал бутылку у Саиды, которая уже приготовилась отколупывать золотую фольгу, плотно облегавшую горлышко, подошел вплотную. Саида забросила руки ему на шею. Они стали целоваться – сначала легко, будто понарошку, а потом замерев в одном нескончаемом, бездонном поцелуе.
В альбомах у обеих сестер сохранилась фотокарточка тех лет: Айша, Гульсара и сестры в лыжных костюмах в обнимку на Медео в один из солнечных зимних дней. Фотограф запечатлел тот миг, когда Аида искоса, недобрым взглядом сверлит ухо сестры, стоящей в съехавшей набок шапочке с помпоном.
Айша пару лет спустя выйдет замуж за кубинца и уедет с ним на Кубу. Там ее следы затеряются. Гульсара через много лет вместе с мужем и двумя внуками разобьется насмерть в автомобильной аварии на трассе Алматы – Бишкек. А сестры так и останутся пожизненными соперницами.
В зуме обе старались оставаться милыми, как и положено родным сестрам, и не скатываться до взаимных уколов. Саида оживленно рассказывала, как летала с мужем в Таиланд и ей там совсем не понравилось. Движение на дорогах беспорядочное, носятся на мопедах как бешеные, всюду шастают молодые тайки под ручку со старыми европейцами в шортах и шлепанцах на варикозных ногах. Смотреть противно… Только массаж хорош, они с мужем две недели подряд ходили в один и тот же салон, где их массировали две тайки-хохотушки, работавшие за соседними креслами. Объедались манго и другими диковинными фруктами. Саида Исмаиловна, строго следившая за весом, даже поправилась на полкило.
– Икрам Байрамович, как дитя, любит простецкую уличную еду. Словно плебей, ей-богу. Там на улицах продают кур жареных, лапшу… Так он за эти столы грязные садился и меня заставлял. Опасалась встретить знакомых, скажут, что мы как голытьба…
Увидев, как обиженно опустились у сестры уголки рта, Саида перевела разговор в более безопасное, но все же болезненное для Аиды русло:
– Нужно будет в следующий раз в Италию ехать, там все-таки культурнее. Правда, бывали уже раз десять… Неаполь такой грязный, мусора по колено. Туда больше ни ногой!
Аида слушала, кивала, мучительно выискивая, что бы такого сказать, чтобы не выглядеть в глазах сестры бедной родственницей. Зарубежными вояжами она похвастать не могла, один раз только выбралась в Болгарию. Зато муж опубликовал уже пятую книгу по своей исторической специальности. Саида Исмаиловна знала, что зять – автор невероятных по занудству монографий по истории Улуса Джучи[4], и попросила сестру передавать ему поздравления. На этом обе сочли родственный долг выполненным и с облегчением попрощались.
«Надо будет выслать ей пару коробок с согымом[5]», – великодушно подумала Саида Исмаиловна и отправилась на кухню. Завтра предстоял большой прием гостей, надо было отдать распоряжения.
Анара
Рюкзак был плотно набит, гитара – заправлена в чехол. Оставалось натянуть кроссовки, когда на мобильный пришло сообщение от таксиста. Анара обулась, обошла квартирку. Сожалений не испытывала. В стеклянной вазе на подоконнике засыхал букет хризантем, в мойке стояла немытая кофейная чашка. Съемное жилище было точь-в-точь, как все предыдущие: минимум мебели, в спальне только кровать и тумбочка, на кухне пара тарелок, несколько бокалов, штопор и кофеварка. Анара никогда не готовила – не умела и не хотела. Питалась в ресторанах, кафе, уличных забегаловках, заказывала китайскую еду в коробочках или пиццу с доставкой.
Она спустилась по витой лестнице, закинула ключи в почтовый ящик, как и договаривалась с хозяйкой. Квартиркой владела бывшая землячка, алматинка Шолпан, некогда прилетевшая во Францию на стажировку и выскочившая замуж за фиолетового, как спелая слива, афрофранцуза Джехана. Соотечественникам Шолпан мужа не показывала, стеснялась. И матери своей наказывала не уточнять национальность зятя. Апайка[6] уклончиво отвечала совсем уж любопытным соседям и родственникам, что кюйеу бала[7] – мусульманин, а это главное.
Постоянная полубездомность с детства приучила Анару легко расставаться с вещами и с людьми. Особенно с людьми. Последний ее бойфренд, профессиональный фотограф Жак, забыв у нее гитару, свалил в свой обожаемый Тунис делать серию заказных снимков для журнала. Плоские крыши выбеленных солнцем кварталов, узкие улочки с лазоревыми стенами и уставленные терракотовыми вазонами с чахлой зеленью, шатры берберов и женщины поразительной красоты. Иногда бильдредакторы спрашивали с усмешкой, указывая на фото сидящей на ступеньках пожилой берберки со старинными браслетами на сморщенных руках: