Ядовитая приманка
© Колычев В. Г., 2024
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
Глава 1
Небо – взбитый коктейль из кисельных облаков с тонкой светлой прослойкой над излучиной реки. В углу движущейся панорамы, обрамленной рамой окна и березовыми рощами, – замысловатый узор из ветвей одинокого дуба. Поезд разгонялся, река за окном приближалась, пока не нырнула под арку моста, перед глазами пронесся болотистый, в камышах берег, мерцающая рябь на воде, крутой подъем на взгорок, потянулся сосновый бор за придорожным подлеском. Вода, деревья, настоящее – все теряется в прошлом, безвозвратно исчезает во времени. А чай пока остается, подрагивает в подстаканнике, ложечка дребезжит, свисает нитка пакетика, покачивается бирка.
Вот так же болтался номерок на пальце Раисы, когда ее вынимали из холодильной камеры. Воспоминания свежие и такие же тяжелые, как трупный запах в морге, мышцы желудка напряглись, создавая ощущение легкой тошноты. Рем поморщился, ложечкой сбросил в стакан бирку чайного пакетика.
Раиса работала врачом скорой помощи, за пятнадцать лет в каких только переделках не побывала, то бандиты раненого добить попытаются, она в эпицентре, то грабители заложников захватят – кого-то из них подстрелят, а ей спасать под прицелом пистолета. И ничего, беда обходила стороной, а в Москве свалилась как снег на голову. Причиной смерти стал плащ красного цвета, у психопата такой носила ненавистная жена. Этот ублюдок набросился на Раису прямо на улице, несколько раз ударил ножом под сердце, хотя хватило бы и одного. Раиса возвращалась в гостиницу из медицинского центра. Прошла лечение, получила направление на экстракорпоральное оплодотворение, выбрала ведущую клинику, где реально могли помочь, подошла ее очередь, она приехала в Москву на консультацию с врачом, получила одобрение, назначили время, и вдруг все пошло прахом.
Убийца скрылся, люди видели его в лицо, сразу за остановкой камера, казалось бы, взять преступника – дело простое, тем более что он состоял на учете не только у психиатра, но и в полиции. И тем не менее сразу задержать его не удалось. Личность убийцы установили – некий Бутов, но психопата не оказалось дома, его подали в розыск, прошел день, два, а расставленные силки так и оставались пустыми. Рем вмешался, и следователя поторопил, и с оперативниками сцепился, едва не подрался с одним умником. И сам подключился, первым вышел на преступника, даже задержал его. Но в то же примерно время появились и местные опера, отбили у него Бутова.
Раису похоронили, убийцу заключили под стражу – в ту самую психушку, где он уже проходил лечение. А через неделю он умер, вроде как пациенты повредили селезенку, когда хватились, было уже поздно. Вот и думай, только ли пациенты виноваты, может, они тоже исполняли чью-то волю. И Рем очень хотел бы разобраться с человеком, который мог управлять этими психами. И в первую очередь управлять Бутовым. Рем даже догадывался, кто мог стоять за всем этим. Подозрение гнездилось в сознании, как червь в яблоке, грызло, шевелилось, не давая покоя. А Раису могли заказать, он знал, кто ненавидел ее.
Поезд подъезжал к Москве, из-под моста вынырнула шоссейная дорога. Утро, одна сторона стоит, еле шевелится, по другой – машины бегут весело, даже на расстоянии можно почувствовать стыдливую радость водителей от того, что в пробке томится кто-то другой. На окно выплеснулись косые брызги ледяного дождя. Перекрестки, светофоры, высотные дома, торговые центры – все как в родной Пензе, но там городской простор окрылял, а здесь масштабы большие, но душные. Или это от волнения сдавливает дыхание? Чем ближе к центру, тем чаще Рем поправлял воротник…
И на мытом шампунями перроне он сорвал с себя шарф, стало вдруг жарко, не хватало воздуха. Не думал он, что мама будет его встречать, а она стоит у столба, стройная и прямая, смотрит на Рема, улыбается и думает, думает. О том, почему она здесь, когда ей так некомфортно в шумной толпе. Приезжие сутками тряслись в затхлых вагонах, от них нехорошо пахло, встречающие говорят, кашляют, насыщая атмосферу вокруг вирусами, бактериями, а она чистая, стерильная, вся в белом. Да и сын тоже запылился в дороге, хотя находился в пути всего лишь одну ночь, и одет он плохо, как бы обнять его так, чтобы не испачкать свое дорогое пальто из нежнейшего кашемира. И руки потом неплохо будет протереть спиртом. Думает она, Рем смотрел ей в глаза, мысли в них как строчки в открытой книге. Он превосходно знал свою мать, хотя и терялся в перипетиях ее жизни.
Сорок четыре года Евдокии Максимовне, сладкая жизнь – хороший консервант, красота ее увядала медленно. Глаза красивые и кажутся умными, потому что движение мысли в них не останавливается ни на секунду, и на созидание работает голова, и на разрушение.
Мама успокаивалась, вирусный фон ее уже не ужасал, а просто пугал. Она еще не смирилась с неизбежностью, но уже видела себя богиней, принесшей свое величие в жертву святой обязанности встретить и приветить блудного сына. Видела себя со стороны. Смотрела на Рема, но видела себя. И даже не сразу сообразила, что сын уже подошел к ней и к нему можно не только прикоснуться, но и обнять. А на нем столько скверны из чуждого ей мира без удобств, где люди не живут, где столько всего, что уже сейчас хочется помыть руки. Но поцеловать Рема можно, если потом быстренько подкрасить губы антибактериальной помадой.
Впрочем, Рем и не тянется к ней, смотрит на маму холодно и отчужденно; с одной стороны, это плохо. Ведь именно для того ей и пришлось пожертвовать собой, своим драгоценным временем, чтобы окончательно растопить лед в отношениях с сыном. Но, с другой стороны, крыша над перроном не рухнет, если они не обнимутся. Рем же должен понимать, что мама ради него готова на все. Ну почти на все…
– Здравствуй!
– Сынок!.. – Мама осторожно коснулась его плеча.
Вспомнила вдруг, как сорвалась в юности в Москву, бросив кроху сына на попечение бабушки. Девять лет не появлялась, жизнь устраивала, Рем рос без отца, без матери, но ее это мало беспокоило. Вышла замуж за пожилого банкира, наконец-то вспомнила о сыне, но к себе не забрала. Стыдилась она своего прошлого, ярким напоминанием о котором Рем оставался до сих пор. Стыд этот притупился со смертью мужа, но Рем успел к этому времени вычеркнуть мать из своей жизни. Повзрослел он, время покрыло черствой коркой саднящую душевную рану, а еще в жизни появилась женщина, которая стала для него второй матерью. Второй после бабушки…
– Рад тебя видеть, – выдавил из себя Рем.
Мама смогла растрогать его своим появлением. Он же не звонил ей, не телеграфировал. Мог купить билет на самолет, но взял на поезд, об этом знал только его уже бывший начальник. От него мама все и узнала. И если она звонила Костецкому, то имела на это право. Это ведь благодаря ей Рем смог получить перевод на новое место службы. Она и раньше пыталась перетащить сына в Москву, даже завела нужные знакомства, но Рем не хотел. И только со смертью Раисы все изменилось. Он понимал, что из Пензы настоящего ее убийцу ему не достать, поэтому и написал рапорт на перевод в Москву. И возможностей здесь больше, и мама будет под присмотром. Самого тошнило от мысли, что Раису могла заказать она, сам не верил в это, но тем не менее он уже здесь, и расследование продолжается.
– Я так тебя ждала. – Мама снова потянулась к нему.
Все-таки решилась она обнять пропитавшегося запахами дороги сына, но вокруг столько людей, толкаются, шумят, не самое лучшее место для проявления даже самых искренних чувств.
– Пойдем!
Она взяла Рема под руку и повела к вокзалу, с каждым шагом все плотней прижимаясь к сыну. Ее водитель, он же телохранитель не сразу последовал за ними, какое-то время он думал, а не забрать ли у Рема дорожную сумку. Видимо, решил не беспокоить гостя, вдруг неправильно поймет и обидится. Чего уж говорить, Рем и сам умел находить оправдания для ничегонеделанья, это ведь совсем нетрудно.
– Сначала на кладбище, потом домой? – как бы невзначай спросила мама.
– Только на кладбище, – кивнул Рем.
К маме домой он не поедет, даже если очень-очень захочет. Рем и в детстве помощь от нее никогда не принимал, ломал и выбрасывал подарки из Москвы, а уж сейчас тем более не примет. Настырным он рос, гадким утенком, так до сих пор полностью и не оперился. И помощь в переводе к новому месту службы от мамы принял только для того, чтобы посмотреть, как она отреагирует на его просьбу. Служба в Москве – это реальная возможность выйти на заказчика убийства, так он ей и сказал. А она не испугалась, с радостью взялась за дело, хотя знала характер сына. Он ведь не пощадит родную мать, если докажет ее вину… Но, может, мама ни в чем и не виновата.
Водитель забрал у Рема сумку на стоянке перед вокзалом, чтобы уложить ее в багажник «Майбаха». Мама – роскошная женщина, и машина у нее соответствующая, и все вокруг должно быть комильфо. Даже водитель – видный мужчина практически эталонной внешности, высокий, спортивный, правильные черты лица, голливудская улыбка и одет хорошо: дорогой костюм, стильное полупальто, туфли начищены до блеска. У Рема тоже чистая обувь. Пожалуй, на этом список его достоинств заканчивался, во всяком случае внешних. Среднего роста, худощавый, плечи узкие, и фигура нескладная, и лицо не очень… Вроде бы и нос нормальный, и губы не совсем тонкие, глаза, брови – все как у людей, но женщины взгляд на нем не задерживали. Да и характер у Рема стекловатный, так и подмывало уколоть маму. В салоне стерильная чистота, на светлых сиденьях ни щербинки, а куртка на нем несвежая, и джинсы уже забыли запах стирального порошка. Так и хотелось спросить, а не испачкает ли он салон. Но Рем давно уже научился сдерживать нервные порывы, хотя в некоторых случаях это давалось ему с большим трудом. Знала бы мама, как глубоко в нем сидит непроходящая обида. Впрочем, она догадывалась.
Салон в машине просторный, можно ехать вытянув ноги, но сиденья в заднем ряду разделены консолью с подлокотниками, подстаканниками, так просто голову на соседское плечо не положишь. Рем всем подсознанием ощутил мысленный вздох облегчения со стороны мамы, с такой перегородкой она имела законное право ехать не обнимая сына… А может, подсознание обманывало его, потому что у него такой же вредный характер. По отношению к матери. И даже к бабушке, которая в свое время не смогла удержать маму, отпустила ее в Москву.
И еще бабушка предала Рема: мама позвала ее к себе, и она уехала, бросив все, в том числе и внука. Не звала, не звала, а как овдовела, так любовь вдруг проснулась и к сыну, и к матери. Но Рем не уехал. Хотя бы потому, что мама и слышать ничего не хотела о женщине, с которой он жил. А Раису мама в Москву звать и не собиралась. И все потому, что Раиса старше Рема на десять лет. И все потому, что она заменила ему мать…
Раису похоронили в Пензе, а бабушка лежит здесь, в Москве, на Кунцевском кладбище. Не пошла Москва ей на пользу, и лучшая в стране медицина не помогла. Второй год Рем без одной мамы и первый – без другой. А на кладбище приехал с третьей. И эта мама не собиралась умирать, хотя и думала о смерти.
– Памятник скромный пока поставила… – вроде как оправдываясь, сказала она.
Памятник гранитный, с гравировкой портрета и эпитафией: «За все спасибо».
Может, и не самый большой памятник, но Рему год без еды работать, чтобы такой поставить. А еще кованая беседка с крышей, очень удобно: дождь идет, ни на кого не капает, даже на телохранителя, который стоит в сторонке, оглядываясь для вида. Не угрожает маме никакая опасность, он это знает, поэтому не чувствуется в нем напряжения.
– Как умрем, так на всех и поставим, – притворно вздохнула она.
Рем косо глянул на нее. Участок за оградкой большой, на троих как минимум хватит. И еще он понял, кого мама имела в виду, – и сама лечь здесь собиралась, и Рема с собой прихватить.
– Торопиться не будем, – поспешила добавить она.
Но Рем цокнул языком. С ней-то понятно, рядом с покойным мужем места нет, там первая жена лежит, для детей место припасено. Ну так и Рем себе место определил. Служба у него опасная, и ножом его били, и стреляли в него, один раз с того света еле вытащили, спасибо Раисе, сидела, держала его за руку, не позволила перейти последнюю черту. Раисы больше нет, но пытаться убить его будут и дальше, так что зарекаться просто смешно. И если вдруг что случится, похоронить его должны рядом с Раисой, других вариантов не существует. Но с мамой об этом лучше не говорить, она ведь может воспользоваться его беспомощностью и сделать по-своему. Тьфу-тьфу-тьфу! И ведь воспользуется. Тьфу-тьфу…
– Что я не так сказала?
– Там все равно, где ты будешь здесь. – Рем повел головой по сторонам, посмотрел вверх, указал взглядом под ноги.
Хорошо там или нет, но уж всяко лучше, чем здесь. Если не за кого держаться. А Рем здесь совсем один. Мама не в счет, может, он ей и нужен, но без него она точно не пропадет. Она уже сейчас готова похоронить сына, даже место присмотрела.
– Не надо все равно! – мотнула она головой. – Надо жить!.. Не хочешь со мной работать, не надо. Место у тебя спокойное, будешь тихо-мирно служить.
– Какое место? – повел бровью Рем.
Пока что он поступал в распоряжение Главного управления МВД по городу Москве, конкретное место службы еще не определено. Или уже?.. Мама и в паспортный стол могла устроить. У нее все получается, за что ни возьмется. В молодости, правда, слегка не задалось, сын случайно все планы спутал, но ничего, она исправила ошибку. И замуж вышла, и овдовела вовремя, и торговый центр в наследство получила. Интернет-торговлю сама уже, без мужа осваивала, и ведь получилось… Рему бы поучиться у матери, но коммерция его не интересует. Ему в этой жизни интересно только одно, этим он и будет заниматься, и в принципе все равно, будет его поддерживать мама или нет. И на Камчатке преступность водится, отправят туда, воспримет как должное, там и уйдет в работу с головой.
– Мне сказали, спокойное!.. Какой-то новый отдел, поднимают и расследуют старые дела, бегать с пистолетом, сказали, не придется… Или лучше все-таки ко мне? – спросила мама, хотя знала ответ.
– Ты знаешь, какие у меня планы, – качнул головой Рем.
– Видишь, мама, какой у тебя упрямый внук! – на выдохе произнесла она, обращаясь к бабушке.
– Даже хуже.
Рем хорошо помнил, как сходил с ума назло матери, доставляя бабушке массу хлопот. В шестнадцать лет как с цепи сорвался, связался с плохой компанией, иной раз волосы дыбом становятся, как вспомнишь, что творил. За самый край цеплялся, когда в его жизни появилась Раиса, она и обогрела, и за ум заставила взяться. Из армии дождалась. Рем вернулся, два года ходил, озирался, не всплывут ли старые грехи, но все обошлось. И в полицию взяли, сначала в патрульно-постовую, потом в уголовный розыск, младшего лейтенанта присвоили, когда в юридический на заочный поступил. Раиса умела уговаривать, да он и не сопротивлялся, потому что очень ее уважал. И хорошо жили, душа в душу…
– Но все будет хорошо, я обещаю! – пафосно сказала мама.
Она взяла Рема под руку, и так захотелось оттолкнуть ее. Он даже сам не понял почему. Как будто бес какой-то дергал его за ниточки. Никогда Рем не простит свою мать, но ему известно, что такое хорошо и плохо. Жаль, что жизнь его этому научила, а не родители.
– Тебе пора, – сквозь зубы сказал он.
– Ты же не будешь здесь ночевать?
Рем глянул на железную скамейку, дождь капал с крыши на перила оградки, брызги разлетались, сиденье мокрое. Да и холодно уже, начало ноября, сегодня дождь, завтра пойдет снег. И все-таки Рем смог бы переночевать здесь, если понадобится. Неприхотливый он и в мире неудобств, от которого открестилась мама, чувствует себя очень даже комфортно. Но спать он сегодня будет в гостинице. И адрес у него есть, и койка в двухместном номере забронирована, всего три тысячи рублей в сутки. Большие деньги для семейного человека, но Рем с недавних пор холостяк, ему много не нужно. Денежное довольствие с надбавками плюс квартиру в Пензе сдавать будет, если здесь нормально устроится, да он практически богач.
– За меня не переживай.
– Кто-то же должен за тебя переживать!
– Раньше надо было.
Мама ничего не сказала, только обиженно поджала губы. И ушла. В дождь. В комфорт своего роскошного дома где-то на Рублевке, там светло, тепло и сухо, там ей хорошо и уютно, но там нет и не было места для Раисы, а значит, и Рему туда и не нужно. Да он в общем-то и не рвался.
Глава 2
Ветер с размаха швырял в стекло замороженные капли дождя, ледяной рукой дергал за подоконник, от окна дуло – тюль вздымался, как грудь человека, жадно хватающего ртом воздух. Ночь за окном, холод, непогода. И неизвестность. А в душе тоска. Плохо без Раисы, никто слова доброго не скажет, не прижмет голову к пышной груди, теплыми ласковыми пальцами снимая тяготы прошедшего дня. Завтра утром Рем проснется в полном одиночестве, злой, невыспавшийся, попробует представить, что Раиса на смене, но здесь, в Москве, это точно не сработает. Здесь Раиса не работала, здесь ее убили, здесь она умерла. Рем побывал сегодня на месте, где все произошло, почувствовал ее боль и страх. Жизнь подарила ей надежду, и вдруг удар в спину под ребро. Она даже не увидела своего убийцу, просто поняла, что все. И умерла. Кому-то на радость…
К родным Бутова Рем не ходил, без удостоверения к матери убийцы лучше не соваться, но у него все впереди. След заказчика уже остыл, но не исчез. Потихоньку, не спеша Рем возьмет его и выйдет на главного злодея, если он существует.
– Внимание! Пожарная тревога! Всем срочно покинуть помещение!
Женский голос в динамиках звучал по-будничному устало, не чувствовалось в нем тревоги, а со скуки захотелось вдруг чего-нибудь остренького. Совсем не обязательно сгорать заживо, а от огня побегать неплохо бы. А может, повезет спасти кого-нибудь. Рем не чувствовал в себе призвания помогать людям, просто по долгу службы обязан, а свою работу он уважает. Раиса научила любить и уважать все, чем занимаешься по жизни.
– Как думаешь, горим? – не отрывая глаз от смартфона, спросил сосед по комнате, невзрачный мужчина средних лет. – Или шутки шутят?
Он лежал на кровати, левая рука на груди, правая между бедром и стеной, в ней смартфон, от которого к уху тянулся провод. Рем даже не знал, ролики сосед смотрит или тексты читает, возможно, и то и другое, палец время от времени скользил по дисплею. Иногда мужчина улыбался, как будто увидел что-то веселое. Чем бы ни тешился, лишь бы водку пить не звал.
– Узнаем.
Поднимаясь с кровати, сосед продолжал смотреть в телефон, но экран погас, когда он сел. Как будто нарочно отключил, чтобы Рем ничего не увидел.
Мужчина вроде бы одет по-домашнему, черный спортивный костюм на нем: брюки, толстовка с капюшоном. В номере тепло, а куртка не летняя. Обратил Рем внимание, как мужчина обувался. Достал из кармана маленькую ложку, надел кроссовки, не расшнуровывая их. Обулся, сунул ложку в один карман толстовки, телефон – в другой, наушник не снял, в нем и вышел в коридор. Мало кто из постояльцев принимал тревогу всерьез, но люди все же выходили из номеров, медленно, как зомби, шли к лестнице.
– Точно, ложная тревога, – сказал сосед.
И уже на лестнице предложил выйти на улицу покурить. Похлопав себя по карманам, нахмурился:
– Сигареты забыл!
Хлопнул по карману и Рем.
– У меня есть!
– Ну нет, я только свои!.. Ты иди, я сейчас!
Курить в гостинице запрещалось везде, даже на балконе, если приспичило, спускайся на первый этаж, комната там небольшая, но вентиляция серьезная. Трое стоят курят, дым от сигарет отрывается медленно, затем движение его ускоряется, и он быстро втягивается в отверстия под потолком.
Рем выкурил сигарету, а сосед так и не появился, он вернулся в номер, его там нет, видно, во двор вышел покурить, там тоже курилка. Через полчаса появился расстроенный, уныло глянул на Рема, лег на кровать, включил смартфон. А волосы сухие, хотя на улице дождь.
Рем не знал, как зовут соседа, откуда и зачем он в Москве. Мужчина почти не реагировал на него, когда он располагался в номере, лежал на кровати да пялился в свой смартфон. Слегка оживился, увидев китель с лейтенантскими погонами, когда Рем вытаскивал из сумки, спросил, как давно он служит, на этом все. Рем отгладил форму, повесил на плечики в шкаф, принял душ, лег, но сосед с ним не заговаривал, да он и не напрашивался. И сейчас не очень-то хотел с ним знакомиться. И уж тем более отвечать на появившиеся к нему вопросы.
Действительно, странно, обувную ложку мужчина с собой взял, а сигареты в номере оставил. Хотя пачка и оттопыривала карман. Что-то похожее на пачку, такое же прямоугольное, но меньших размеров. И бумажник просматривался, документы и деньги сосед держал при себе. И в шкафу только вещи Рема. В соседской тумбочке пусто, и в ванной никаких вещей, ни бритвы, ни щетки, ни зубной пасты. Бутылочку воды мужчина держал в сумке, попьет, положит, снова возьмет.
Перед сном сосед полез в сумку, долго копался, вынул оттуда внушительных размеров несессер, взял полотенце, смену белья и скрылся в ванной. Свое полотенце взял, хотя в ванной целая стопка такого добра, даже халат имелся. Смартфон мужчина унес с собой. Ничего не оставил, только сумку. А там только бутылочка с водой. И ничего подозрительного.
Рем не поленился сходить вниз, купил в кафе такую же бутылочку воды, принес в номер, попил, поставил на тумбочку. После душа сосед разделся, забрался под одеяло, в телефон больше не пялился, но провод из уха не вынимал, так с ним и заснул. Вроде бы ничего необычного, но за все время мужчина ни разу не вышел из номера, чтобы покурить. Да и табаком от него не пахло. Рем курильщик со стажем, но даже он заметил отсутствие запаха.
Утром сосед отправился в ванную побриться, почистить зубы, Рем воспользовался моментом и подменил бутылки, чужую завернул в целлофановый пакет и спрятал в карман куртки.
Он собирался ехать на Петровку в управление кадров. Мама говорила что-то про отдел по расследованию старых дел, но конкретно ничего не сказала, да он и не просил, потому что собирался пройти по инстанциям вниз от главка до отдела. В фойе гостиницы Рем столкнулся с Матвеем, мужчина стоял так, что Рем при всем желании не мог его обойти или незаметно повернуть назад.
– Рем Алексеевич, у меня приказ доставить тебя к месту службы!
– Скажи, что доставил, – одними губами улыбнулся Рем.
– Да будь ты человеком! – заартачился водитель, он же телохранитель. – У меня же тоже служба!
Рем усмехнулся, иронию вызвало представление этого типа о службе. Но в машину он все-таки сел. В конце концов, Матвей ни в чем не виноват, и Рем не девочка, чтобы изображать из себя недотрогу.
Матвей указал на черный «Гранд Чероки», открыл правую переднюю дверь.
– Ты же не барин!.. – подмигнув ему, сказал он.
Рем сел вперед, осмотрелся, пристегнулся. Автомобиль не совсем новый, но в отличном состоянии, в салоне пахло кожей, на дисплее зажглась электронная карта, навигатор в действии. Музыка мягко играет.
– Нравится? – тронув машину с места, спросил Матвей.
В ответ Рем лишь усмехнулся. Странный вопрос, как ему может не нравиться эта мобильная роскошь, тихое урчание стального монстра под капотом, мягкий плавный ход. И ощущение полета.
– Куда мы?
– А сразу на Тверскую… Ямскую, – немного подумав, добавил Матвей. – Там ваш офис. Ты так и не спросил вчера адрес.
Рем кивнул. Если на Тверской возникнут недоразумения, он просто отправится на Петровку.
– Как ночь прошла? – спросил Матвей. – Клопы не заели?
– Нормальная гостиница, – пожал плечами Рем.
– Так никто и не говорит. Вот я в настоящих клоповниках ночевал, ну, когда Москву покорять приехал.
– Покорил?
– Да нет, Москва меня покорила. – Матвей глянул в сторону, хотя обстановка на дороге требовала смотреть только вперед. Микроавтобус притормаживал, «стопы» зажглись, а дистанция короткая.
Возможно, под Москвой он подразумевал маму. Он мужчина интересный, сильный, и она в отличной форме, может, отношения у них. Все возможно. Но Рему абсолютно все равно. Мама у него совершенно самостоятельная и ни от кого не зависящая женщина. Замуж выйти хочет, пожалуйста, завещание на постороннего человека составить, Рем только спасибо ей скажет. Не нужно ему ничего.
Раису не вернуть, боль утраты когда-нибудь уляжется, рано или поздно Рем вернется в русло жизни, как все, будет плыть по течению. Но с ускорением, чтобы побыстрее наверстать упущенное. Его ровесники уже в капитанах ходят, догонять их нужно, в люди выбиваться. Сначала уголовный розыск возглавить, а там и до начальника отдела МВД рукой подать. Раиса говорила, что годы пролетают быстро, и опомниться не успеет, как сорок пять стукнет, хорошо бы к этому времени до полковника дослужиться. Рем не карьерист, но и на капитанскую пенсию он не согласен. Не так уж все и плохо у него в планах на будущее, так что пусть мама не переживает.
– Теперь я ее покорный раб. Настолько покорный, что даже не жалуюсь, – улыбнулся Матвей.
– И не надо, – сухо отозвался Рем.
Нет настроения разговаривать – ни вообще, ни с маминым прихвостнем. Матвей это понял, поэтому благоразумно замолчал.
Машина медленно плелась в пробке, темное небо лежало, казалось, на крышах зданий, капал дождь, шуршали «дворники», убаюкивающе тихо урчал двигатель, Рем и не заметил, как уснул.
Проснулся он оттого, что машина остановилась, Матвей протянул руку, хотел тронуть его за плечо, но Рем резко глянул на него.
– Самый здоровый сон у ребенка и у солдата, – весело сказал водитель.
– А солдат ребенка не обидит, – подыграл ему Рем.
Возможно, Матвей имел самое непосредственное отношение к смерти Раисы, или он сам уговорил Бутова напасть на Раису, или кого-то попросил. Но Рем против него ничего не имел, поэтому если и злился, то где-то в глубине души.
– Приехали, солдат! – Матвей кивком указал на современное здание, выдержанное в архитектурном стиле поздней сталинской эпохи, первые два этажа в граните.
Машина стояла в тихом переулке с видом на кишащий людьми и машинами проспект.
– Стоянка платная, но у тебя парковочный абонемент. На месяц вперед.
Матвей заглушил двигатель, протянул Рему ключи и зеленую карту.
– Страховка в бардачке.
– Не понял!
– Давай я не буду рассказывать тебе, что мама заботится о тебе. Просто возьми машину. Во временное пользование.
Матвей смотрел на него серьезно, но губы уже готовы были скривиться в едкой улыбке. И ведь назовет Рема капризным маменькиным сынком, если он откажется.
– Ну, если только во временное пользование.
Рем взял и ключи, и карту, чувствуя себя воробьем, которого развели на мякине. На психологический прием взял его Матвей, через бедро кинул. На мягкие-мягкие маты. Надо подниматься, чтобы окончательно не утонуть.
Но ключи возвращать он сейчас не станет, маме при случае передаст. Целый месяц парковки оплачен, вот пусть машина и стоит, кто-нибудь да заберет.
Матвей уже вызвал такси, приоткрыл дверь, собираясь выходить из машины. Замер в раздумье, повернулся к Рему.
– Мама твоя далеко не самая богатая женщина в Москве, – сказал он. – Так что не надо изображать баловня, отказывающегося от своей судьбы!
– А шел бы ты!
– И тебе удачи!
Матвей ушел, Рем немного подумал, достал из кармана бутылочку и бросил ее на сиденье. Не будет у него в ближайшее время возможности снять с нее отпечатки пальцев, не говоря уже о ДНК, а когда появится, он вернется и заберет. А если машину заберет Матвей и случайно выбросит бутылку, черт с ней.
Закрыв джип и сунув ключи в карман, Рем повернул к Первой Брестской улице, у перекрестка с ней и находилось его новое место службы. Следственный отдел занимал офисный блок в здании бизнес-центра, Рем это понял. Но на вывеску смотрел как на новые ворота.
СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.
ГЛАВНОЕ СЛЕДСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ
ПО ГОРОДУ МОСКВЕ.
СЛЕДСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ.
Просто следственный отдел, никакой территориальной принадлежности. Это одно, а второе: при чем здесь Рем? Высокие витринные окна, стеклянные двери, сержант полиции, у которого в оперативной кобуре пистолет, с улыбкой и услужливо пропускает высокого статного мужчину в полковничьих погонах на черном кожаном плаще. Глубокая складка на переносице у полковника, вялые брови, утиный нос, раздвоенный подбородок. Губы заметно выступают вперед, за ними тянется нос, недовольное лицо. На месте сержанта Рем не рискнул бы улыбаться такому человеку. Как оказалось, сотрудник улыбался девушке, которая следовала за полковником. Совсем молоденькая особа, светлые волосы, круглое лицо, ямочки на пухлых румяных щечках, глаза улыбаются, радуются жизни сами по себе, на плечах золото лейтенантских погон. Синяя пилотка, красные просветы. И полковник также представлял следственный комитет.
А вот принадлежность Рема полковник установить не смог, глянул на него цепким взглядом, заметил форменный галстук в расстегнутом вороте гражданской куртки, темно-синие брюки с красным кантом, уставные туфли. А на голове обычная шерстянка-кепка.
– Это что такое? – кивком указав на Рема, спросил у сержанта полковник.
Он остановился под козырьком над входом, девушка встала рядом, с усмешкой рассматривая видавшую виды куртку странного незнакомца, в одной руке она держала зонтик, другой готовилась нажать на кнопку, чтобы раскрыть его.
– Молодой человек, вы кто такой? Теракт готовите? – спросил полковник.
Девушка обидно засмеялась.
– Никак нет! Лейтенант полиции Титов… Прибыл…
Рем замолчал. Ему бы самому знать, в чье распоряжение прибыл. И прибыл ли? Может, мама посмеялась над ним?
Но за пензенским своим удостоверением полез, там предписание, может, полковник что-то прояснит.
– Не двигаться! – Сержант выдернул из кобуры пистолет.
– Там документы!
Рем предъявил документы, протянул полковнику предписание, но тот кивком указал на сержанта. Он пусть смотрит, а ему не с руки каким-то лейтенантом заниматься.
– Лейтенант Титов, управление МВД по городу Пензе, направлен в распоряжение начальника ГУВД по городу Москве.
– И все? – От природы недовольное лицо полковника стало презрительным.
– Пенза здесь не ходит! – усмехнулась лейтенант, теряя к Рему всякий интерес.
Девушка открыла зонтик, подала начальнику, тот взял, прикрыв сверху и себя, и ее. Не успели они сделать и пары шагов, зазвонил телефон, пришлось возвращаться. Козырек широкий, на крыльце сухо.
– Здравия желаю, товарищ генерал!.. – Полковник рефлекторно вытянулся в струнку.
Выслушал начальника, удивленно повел бровью, озадаченно зыркнул на Рема.
– Да, есть такой… Ну так у нас же… На какую?.. Ну хорошо… – слушал и говорил полковник. – Есть, так точно!.. Есть доложить!
Полковник сунул телефон в карман, приосанился, грозно и взыскательно глядя на Рема. Он уже никуда не спешил.
– Лейтенант Титов?
– Так точно!
Рем снова вынул предписание и замер в ожидании реакции, полковник требовательно щелкнул пальцами, только после этого и взял бумагу. И удостоверение изучил самым тщательным образом.
– Лейтенант? К нам?! – хмыкнул он, глянув на девушку. – К матерым волкам!
И Рем скользнул по блондинке взглядом, ее не то что волком не назовешь, даже на лисицу не похожа, с Колобком из сказки только и можно сравнить. Такая же сдобная и остывшая. Не заинтересовал ее Рем как мужчина, охладела она к нему, но так ему не привыкать к отсутствию внимания со стороны женщин.
– Полковник юстиции Марфин! – представился мужчина. Удостоверять свою личность он, разумеется, не собирался. – Начальник следственного отделения.
Рем и хотел спросить, что это за отделение такое, но решил сдержать любопытство. Да и Марфин не оставил ему возможности вставить слово.
– Почему не по форме? – резко спросил он. – Что это за куртка?
– Так в гардеробе собирался снять.
– Гардероб в театре! Вы ничего не перепутали, а то театр у нас тут через дорогу?.. Театр Сатиры! Через Садовое кольцо, – уточнял Марфин.
Понял, что Рем и не собирается оправдываться, потому как переключил свое восприятие в режим «как с гуся вода». С начальством только так: «виноват, дурак, исправлюсь». Желательно молча. Тем более что все уже решено; Марфину позвонил какой-то генерал, теперь ему от Рема никуда не деться. Мама, может, и не самая богатая женщина в Москве, но кое-что может. Испытать бы чувство гордости за нее, да что-то не получается.
– Не перепутал?
– Никак нет!
– Ну, тогда пошли. – Марфин повернулся, увлекая Рема за собой.
За ним развернулась и девушка, Рем посторонился, с безразличным видом пропуская ее. Все равно, как она отнеслась к нему по одежке, вот если не признает его по уму, тогда будет повод задуматься.
Глава 3
Следственный отдел полковника Марфина занимался раскрытием и расследованием преступлений прошлых лет. Рем слышал о таких подразделениях экспериментального образца, вроде бы даже существовало следственное управление с таким названием. Но в Пензе, например, с такой конторой сталкиваться не приходилось, только инструкции на голову сыпались одна страшнее другой. Организовать и усилить работу по работе со старыми нераскрытыми делами, но так никто и не отлынивал. Как только всплывали факты и улики по давним делам, так сразу же начиналась работа. Галочка в графе раскрываемости лишней никогда не бывает, и не важно, по горячим следам к ней пришли или по давно уже остывшим.
В Москве к этому делу подошли творчески, работу отдела организовал следственный комитет, главная скрипка принадлежала им, начальник, следователь, криминалисты – из одного оркестра, а полиция обеспечивала розыск и оперативное сопровождение. Причем оперуполномоченные работали здесь на постоянной основе. Марфин не пытался оттачивать ораторское искусство в общении с новичком, но Рем его понял, хотя и в общих чертах.
– Нераскрытые дела – это прежде всего плод некомпетентности следователей. Не хватает ума, не хватает опыта работы с делами, в которых фигурировали преступления, совершенные в условиях неочевидности. Дело закрывается, преступник уходит от ответственности, это правильно? Это неправильно! Поэтому за дело берется команда настоящих профессионалов… Ты меня понимаешь? – Марфин с укором смотрел на Рема, постукивая по столу кончиком карандаша.
Кабинет у него небольшой, в классическом офисном стиле, хорошая, хотя и лишенная всякой вычурности мебель, витринное окно, стеклянные стены, освещение, идеальное для видеоконференций. Лейтенант Щечки с ямочками усиливала световой поток, красивая улыбка у блондиночки, но такая же бестолковая, как и ее присутствие здесь. Возможно, Марфин держал ее здесь в качестве торшера.
– Буду стараться! – отчеканил Рем.
О шести годах службы в полиции, из них четыре года в уголовном розыске и о медали «За доблесть в службе» он умолчал. Судить о нем здесь будут по новым делам, старые заслуги не в счет.
Медаль Рему вручали в госпитале, куда он попал с проникающим ранением в живот. Ножом его пырнули, но преступника он задержал. Не самое, надо сказать, приятное воспоминание.
– Он будет стараться! – глянув на свою спутницу, фыркнул Марфин.
– Не надо стараться, нужно делать! – как неразумному, улыбнулась лейтенант.
Рем даже не знал, следователь она или секретарь, возможно, с расширенным списком обязанностей. Хотя вдруг перед ним все-таки следователь с блестящим послужным списком? Марфин же четко дал понять, что здесь работают лучшие из лучших.
Рем еще не разобрался в структуре отдела, но уже понял, что у Марфина целых три зама: по следственной части, по оперативной и работе с личным составом. И у каждого отдельный кабинет. И это притом, что следователи и оперативники располагались в одном большом общем помещении, Марфин мог контролировать их из своего кабинета через прозрачную стену. Одну половину помещения занимали мужчины в синей форме, майор и капитан, в другой еще двое, эти в штатском, оба молодые, в модных костюмчиках, приталенные пиджачки, узкие брючки, стиляги какие-то, а не опера, сидят, переговариваются между собой, один запустил бумажный самолетик в следователя. Майор сидел за компьютером, сосредоточенно стучал по клавишам, капитан этот самый самолет перехватил, вернул обратно, еще что-то сказал с веселой улыбкой, глянув при этом в сторону начальства. Глянул, но, похоже, ничего не увидел. Если Рем не ошибался, перегородка прозрачная только с одной стороны.
– Справлюсь. – Рем изобразил улыбку, легонько дернув правой щекой.
– Справится он, штат у нас укомплектован… – поморщился Марфин. – Ладно, будь здесь!
Марфин поднялся из-за стола и вышел из кабинета, оставив Рема на попечение лейтенанта.
Рем видел, как он вошел в общий кабинет, но не услышал, что сказал, – звуконепроницаемость полная. Наверняка имелась кнопка, нажатием на которую включался звук.
– Бабков и Холодцов сейчас на выезде, кого-то из них попросят на выход, – с осуждением глядя на Рема, сказала блондинка. – Чтобы ты остался.
– Меня, если что, Рем зовут.
– Лейтенант юстиции Бурмистрова… Ольга Владимировна, – немного подумав, добавила девушка.
– Зам по следствию?
– Пока просто следователь… Э-э, не просто, конечно!
– По особо важным делам?
Рем видел, как Марфин вышел из общего кабинета, но в свой пока не заходил. Возможно, в коридоре застрял, Бабкову Марфин звонил, чтобы Рем не видел и не слышал.
– Дела у нас важные, – кивнула Бурмистрова. – А Бабков и Холодцов у нас от сохи. В смысле, пашут за всех.
– И за этих? – Рем кивком указал на стиляг за стеклом.
– И за тебя пахать будут… будет. Или Бабков, или Холодцов. Кто-то из них.
– За меня?
– А за кого начальник управления звонил?.. На шерстяного вроде не похож. – Бурмистрова окинула его взглядом, выпятив нижнюю губу.
Куртку Рем снял, но имидж остался. Полицейский мундир давал нелестное представление о нем: наглаженный, но висел мешком, потому что со склада форму получал, а не из ателье индивидуального пошива. И туфли форменные, причем не первой молодости. А стиляги за окном одеты дорого, у одного на руке, похоже, «Ролекс». Да и Бурмистрова выглядела как девушка с глянцевой картинки. В ушах платиновые пусеты от Тиффани; примерно такие Рем видел в Пензе у дочери одной очень успешной в недавнем прошлом чиновницы. Может, и Ольга дочь небедных родителей, и стиляги такие же мажоры. Рем вспомнил вчерашний разговор с мамой. Оказывается, он будет служить в отделе, где не придется бегать за преступниками и стрелять в них. Может, мама Ольги тоже так считает…
– Я ни на кого не похож, я неповторимый, – не моргнув глазом сказал он.
– Ну, если генерал звонил, возможно. – Бурмистрова еще раз смерила его взглядом.
– Я табличку видел, экспертно-криминалистическая лаборатория, – произнес Рем. – Только табличка висит или служба работает?
– Работает… Ты же не криминалист? – Ольга потянулась к двери, к начальнику собралась, поделиться соображениями.
Может, им криминалиста нужно заменить, а не опера?
– Нет, просто следы рук с бутылки снять нужно.
– С чего снять? – не поняла девушка.
– Вообще снять… Мы же здесь работаем? Или самолетики пускаем?
Ольга не ответила, в кабинет влетел полковник Марфин, на Рема смотрел, как будто собирался вцепиться ему в горло. Или ткнуть смартфоном в кадык.
– Откуда ты такой взялся? – зло спросил он.
– Бабков или Холодцов? – по-свойски спросила Бурмистрова.
– Оба!..
Ольга цокнула языком, с укором глянув на Рема.
– Что скажешь, Титов? – Марфин, казалось, хотел вложить ему в одну руку перо, в другую бумагу, чтобы писать рапорт о переводе.
– Мне бы пальчики с бутылки снять.
– Какие пальчики?! – Судя по выражению лица, Марфин ощутил себя санитаром психиатрического стационара. – С какой бутылки?
– Я в гостинице остановился, сосед по номеру какой-то подозрительный, что-то задумал, хочу пробить.
– Сосед по номеру? – приставив к носу длинный с узором ноготь, спросила Бурмистрова. – Это как?
В глазах напряженный мыслительный процесс.
– Две кровати в номере, на одной сплю я, на другой сосед.
– Твой родственник?
– Нет, случайный человек.
– А почему вас вместе поселили?
– Потому что гостиница дешевая!
Бурмистрова улыбнулась, но улыбка отдавала коварством. Действительно, а кто такой он, этот Рем Титов, если ночует в неприлично дешевой гостинице?
– А что ты там делал? – в унисон с ней спросил Марфин.
Рем в недоумении смотрел на него, а ведь он собирался решить проблему с жильем, существуют же общежития для сотрудников полиции. Но, видимо, здесь неприлично обращаться к начальству с такой просьбой, тем более что за лейтенанта Титова ходатайствовал сам начальник управления.
– Внедрялся. В преступления прошлых лет.
– Шутишь?
– Мне бы пальчики снять!
…Следственный отдел, как оказалось, располагал не только собственной лабораторией, но и своим компьютерным центром: специалист-айтишник и электронная картотека с прямым доступом в главный информационно-аналитический центр МВД. Имелся даже свой штатный психолог; Рем недоумевал, думая о том, зачем он здесь нужен.
Лабораторией заведовал ухоженный мужчина, спокойный, совершенно свободный – от работы. Оно и понятно, следственно-оперативные группы отрабатывали и протоколировали события, проводились экспертизы, сбивались в папки материалы дел, не получившие реализации, эти бомбы замедленного действия вкупе с вещественными доказательствами складывались в архивы. Проходило время, неуловимый преступник проявлял себя, дело открывалось, передавалось во вновь созданный отдел, назначенный следователь поднимал старые материалы, если подозреваемого задерживали, криминалист снимал с него пальчики, образец генотипа, сверял, делал заключения, вот и вся в общем-то работа. Но проблема в том, что территориальные отделы не очень-то рвались передавать непонятно кому свои дела, а вместе с тем и лавры по их раскрытию, вновь открывшиеся обстоятельства они оставляли себе. А следователям и оперативникам полковника Марфина предлагалось самим шерстить архивы в поисках перспективных дел. Работа, насколько Рем понимал, велась вяло, стиляги от нечего делать запускали самолетики, а криминалист сидел за столом и с умным видом смотрел в экран компьютера. Сидел лицом к двери: не видно, что на экране. Вид отнюдь не скучающий, очень даже озадаченный вид, но ясно же, мужчина занимался не тем, чем нужно.
Справедливости ради, оборудование небогатое: универсальные и унифицированные чемоданы, наборы для дактилоскопирования, фотокомплекты, пылеулавливатель «Следопыт», микроскоп, металлоискатель, магнитные грабли, реактивы – в общем, ничего такого, чего нет в передвижной криминалистической лаборатории. Ни тебе оборудования для работы с ДНК, ни цианоакрилатовых камер, ни шкафов для сушки, ни репродукционных установок. Но все, что имелось, расставлено и разложено с любовью, и пахло здесь не реактивами, а дорогим мужским одеколоном.
Рем представился, познакомился, разговорился. Кирилл Ветряков дал добро, он повернулся, чтобы идти за бутылкой, но в кабинет вошел парень в стильном костюмчике, пытаясь ослепить его белозубой улыбкой. Модельная прическа, искусственный загар, черная глянцевая кнопочка в ухе вместо серьги. Гламур на службе закона.
Рем усмехнулся, ребята из отдела зубоскалили насчет Москвы, знали бы они, что действительность превзошла их самые смелые ожидания.
– Ты, что ли, из Пензы? – спросил он, чуть ли не тыча в Рема пальцем.
А ведь на руке действительно «Ролекс», и костюмчик явно не из интернет-распродажи. Пиджак расстегнут, на широком поясе из кожи крокодила пластиковая кобура, в ней пистолет.
– Со стразами пушка? – спросил Рем, кивком указав на оружие.
– Чего?
– Когда будет со стразами, подходи! – Рем попытался обойти парня, но тот схватил его за руку.
– Я тебя не отпускал!
– Леон, не надо! – мотнул головой Ветряков.
Но парень даже не глянул на него. Все внимание на Рема. Сосредоточенное внимание, агрессивное. Леон явно не собирался уступать новичку, на все готов, лишь бы удержаться на передовых позициях, уже настроился на драку, а это последнее, к чему стремился сейчас Рем.
– Может, представишься для начала?
– Старший лейтенант Салицын. Для тебя просто старший по званию!
– Извините, товарищ старший лейтенант по званию! – Рем с силой вырвал руку. – Не разглядел блеск вашей короны.
– А ты глаза разуй, Пенза!
– Ну вот и поговорили, – открывая дверь, усмехнулся Рем.
Он сходил к машине, хотел взять бутылку и уйти, но решил немного подождать. Не смог Салицын вывести его из себя, но нервы на пределе, казалось, звенят натужно, звонко. Бетонная урна у столба стоит тяжелая, грязная, так вдруг захотелось оторвать ее от земли да швырнуть на дорогу под колеса проезжающим машинам. Но нельзя давать волю своим чувствам, Раиса учила, убеждала, да что там, каждый день с утра настраивала его на спокойный бесконфликтный ритм течения жизни. И сейчас он должен держать себя в руках – в память о ней.
Рем сел в машину, подбросил на руке ключи, вставил в замок зажигания, нажал на кнопку запуска, двигатель мощный, наверняка рвался на волю, но завелся тихо, усмиренно, подавая хороший пример водителю. За окном дождь, «дворники» мягко смахнули с лобового стекла воду, в салоне тепло, комфортно, все в коже – кресла, руль, торпеда. И все-таки в старом «Пежо» лучше, потому что в нем Рем подвозил на работу Раису. Лучшее время в его жизни принадлежало ей, а сейчас тоска, почему-то хочется заорать от чувства одиночества.
А двигатель работает, ощущение комфорта не оставляет, выходить из машины не хочется, сидеть бы и сидеть, слушать музыку. А пообедать можно в ресторане. После сходить куда-нибудь в бутик приодеться, мама оплатит счет. И квартиру где-нибудь неподалеку может устроить, снять в аренду или даже купить. У нее много денег, и она понимает, что в неоплатном долгу перед сыном. Завтра Рем будет на службе в стильном костюмчике, Ольга, конечно, не ахнет, но отношение изменит. И Салицын борзеть не будет. Рем окажется в зоне комфорта, размякнет, почувствует вкус жизни, захочется новых ощущений, познакомится с женщиной, а как же тогда Раиса?..
Он взял бутылку, вернулся в отдел, Салицын под ногами не путался, Ветряков снял отпечатки пальцев, пробил по базе, но, увы, личность их владельца установить не смог, сосед Рема не числился в дактилоскопических базах. Не привлекался, как говорят в таких случаях, приводов не имел. А если совершал преступления, то не оставлял следов.
– И все равно странная личность, – вслух подумал он.
– Можно образец слюны снять. Я так понимаю, мужчина прямо из бутылки пил.
– Было бы неплохо, – кивнул Рем.
– Можно из потожировых геном выделить, – продолжая разглядывать бутылочку, сказал Кирилл. – Пальцы жирные… Сосед твой сильно волновался? Нервничал?
– С виду не очень, но внутреннее напряжение чувствовалось.
Дверь открылась, в лабораторию порывистым шагом вошел полковник Марфин. И с ходу набросился на Рема:
– Титов, ты что, серьезно пальчики хочешь снять?
– Уже сняли, – кивнул Ветряков.
– И что?
– Да ничего… Но источник явно волновался, рука сильно вспотела, образец ДНК можно выделить из потожировых на бутылке.
– Я тоже сейчас волнуюсь! Смотрю на вас и так волнуюсь! – угрожающе нахмурился Марфин. – Руки чешутся, аж потеют!
– Но вы же не маньяк? – спросил Ветряков, приятно удивив Рема своей смелостью.
– Не понял! – вытаращился на него начальник.
– А источник… Сосед Титова, возможно, преступление готовит. Может, он в Москве наездами бывает, приедет, изнасилует-убьет, а потом обратно в свой Крыжополь… Сколько у нас таких неопознанных персонажей, пальчиков на жертве нет, а биослед есть.
– Хочешь сказать, что нам в нашей работе нужно полагаться на случайность?
Марфин обращался к Ветрякову, а смотрел на Рема – как на ту самую случайность, о которой говорил. Как на досадное недоразумение.
– Случайность в нашем деле много значит, – пожал плечами криминалист.
– А я без тебя, Ветряков, этого не знал?
– Ну знали, конечно.
– Случайностями будем заниматься? А неслучайные дела кто раскрывать будет? – Марфин зло смотрел на Рема. – Бабков и Холодцов – все!
– Увольняются?
– Хуже! В свой родной Беговой отдел возвращаются!
– Так, может, я к ним в их родной отдел? Я бегать люблю!.. Это же в Москве?
– В Москве… Ты это серьезно? – заметно озадачился Марфин.
– Серьезно!
– А меньше, чем на Москву, не согласен? – съязвил полковник.
Но Рем даже ухом не повел, как будто не услышал его. На глупые вопросы пусть Бурмистрова отвечает, она в общем-то для того и поставлена.
– Ладно, давай к своему соседу, где он там у тебя! Смотришь за ним, наблюдаешь, вдруг он на самом деле маньяк… А завтра с утра как штык!
В гостиницу Рем возвращался на метро, перекусил по пути, вошел в номер, а там сюрприз. Сосед, оказывается, съехал. И в гостинице ничего страшного не произошло. Но Рем не успокоился, по старым своим корочкам вышел на контакт с администратором, узнал имя и фамилию своего соседа. Но, как оказалось, Лушников Яков Артемович из гостиницы никуда не съехал, просто перебрался в одноместный номер.
– А какой номер Лушников бронировал? – спросил Рем.
Как оказалось, изначально мужчина планировал номер подешевле, двухместный, но, возможно, Рем вспугнул его своей формой, и он перешел на более безопасный уровень. И еще Рем смог выяснить, что Лушников уже не первый раз останавливался в этой гостинице. Недели две назад как съехал, а позавчера снова объявился. Хотелось бы знать, с какой целью.
Глава 4
Без разрешения судьи видеозапись юридической силы не имеет и считается недопустимым доказательством; Рем это знал, но всегда держал при себе скрытую камеру. С собой в Москву привез парочку проверенных гаджетов. Компактный размер, емкий аккумулятор, надежное Wi-Fi-соединение, маленький вес, игольчатое и магнитное крепление, изображение, правда, не очень, но, чтобы следить за Лушниковым, вполне хватит. Одну камеру Рем установил в конце коридора и с видом на номер, другую поставил на дозарядку: неизвестно, как долго ему придется караулить объект.
И еще он переехал в одноместный номер по соседству с Лушниковым, расставил капканы, вывел изображение с камеры на телевизор, затаился, как паук на охоте. Прошел день, но Лушников активности не проявлял, вечером вышел из номера, через полчаса вернулся с полным пакетом продуктов. В кафе не спускался, гостиницу больше не покидал, так, пару раз вышел ненадолго, возможно перекурить. И ночь началась спокойно – во всяком случае, для Лушникова. А Рем намучился, отгоняя от себя соблазн махнуть на все рукой. В конце концов, на дактилоскопическом учете Лушников не состоял, ни в чем не подозревался, охота на него – чистой воды блажь воспаленного воображения. Рем держал обиду на Москву, которая лишила его Раисы, считал этот город чуть ли не обителью зла, может, потому и заподозрил в неладном первого встречного. Нет у него приказа держать Лушникова под наблюдением, а завтра полноценный рабочий день, возможно, где-нибудь в районном отделе, где все ясно и привычно тяжело… Сладкий голос благоразумия убаюкивал его, но все-таки Рем не сдавался, на ночь глядя вышел из номера сменить камеру. Операция простая, подойти к окну в конце коридора, снять один глазок с железной трубы к батарее парового отопления, поставить другой.
А через час после этого из номера вышел Лушников; даже несмотря на плохое качество изображения, Рем смог разглядеть пачку сигарет у него в руке. А вчера Рем ничего такого при нем не видел. И сигаретным дымом как-то не очень от Лушникова пахло. Может, мужчина только-только подсел на эту дрянь, еще не успел прокуриться. Но ему сорок шесть лет, в таком возрасте обычно завязывают с вредными привычками, а не начинают. Но, возможно, Лушников кого-то потерял, как Рем – Раису. Может, у него душа с тоски воет… Лушников перекурил, вернулся, возможно, лег спать, а Рем так и остался у телевизора.
Камера исправно подавала изображение, в один прекрасный момент он увидел, как Лушников выходил из номера, в одной руке сигарета, в другой пистолет с глушителем. Мужчина вышел на лестницу, спустился на один этаж ниже и нос к носу столкнулся с Раисой. Она пугливо вздрогнула, попятилась, руками закрывая лицо, но Лушников ее не щадил, навел пистолет на цель, но на спусковой крючок нажать не успел, Рем проснулся за мгновение до этого.
Лушникова не видно, часы показывали половину третьего ночи, Рем мотнул головой, отгоняя искушение вновь уснуть, но все же провалился в сон и в следующий раз проснулся уже утром. Камера уже не работала, села батарея.
По пути на службу он улыбнулся девушке за стойкой администратора, спросил, как прошла ночь, оказалось, без происшествий.
И в следственном отделе неопределенной ориентации обошлось без потрясений. Происходило все на земле, а в отдел на Тверской даже сводки не поступали, дежурная часть как таковая отсутствовала, один только сержант на вахте, и тот куда-то подевался в момент, когда подъехал Марфин. Прошляпил, не встретил начальника. Впрочем, полковник и не нуждался в его докладе, глянул недовольно по сторонам, спросил, где дежурный, и, не дожидаясь ответа, проследовал в свой кабинет – в сопровождении Бурмистровой, ну а куда же без нее?
Рем выждал немного, постучал в дверь, открыл.
– Разрешите?
– А кто это тут у нас? – спросил Марфин, под насмешливым взглядом Бурмистровой разглядывая его. У нее же и спросил: – Ты видишь?
– Да какое-то серое пятно.
Рем не реагировал, стоял перед начальником, намотав нервы на кулак, хотя так и подмывало кое-как кое-кого назвать. Начиная с Бурмистровой. Ну да, кофта на нем не первой молодости, джинсы за две тысячи, ботинки из кожзама, но и на бомжа он точно не похож, чистый, аккуратный, ничем не хуже других. Если брать обычных, а не гламурных оперативников.
– Ну почему же серое! Товарищ лейтенант хочет сообщить нам о задержании особо опасного преступника! – съязвил Марфин.
– Товарищ лейтенант хочет, чтобы его обменяли на Холодцова и на Бабкова.
– Тебя?! Одного? На двоих?!
– Ничего себе! – поддакнула Бурмистрова.
– Ну да, кто ж согласиться в такой тухлятине служить? – усмехнулся Рем.
– Что ты сказал? – взвился Марфин.
– Холодцов и Бабков уже соскочили… И не надо мне тыкать, товарищ полковник! Я уважать вас должен, чтобы вы мне тыкали!
– Ты посмотри на него!
– Театр Сатиры, – тихо фыркнул Рем.
В конце концов, он всегда может вернуться в родную Пензу, там, конечно, и своего цирка хватает, но, если представление, весело всем, и начальству, и подчиненным, а здесь Марфин смеется только один.
– Что?
– Даже в театре, говорю, заявление подавать надо на перевод. А мне что делать, я даже не в штате? К кому мне обратиться?
– К психиатру! – прыснула Бурмистрова, разумеется, с оглядкой на Марфина.
Но тот ее не замечал. Полковник хмурил брови, озадаченный выпадом подчиненного.
– К Бабкову обратись! Он без Холодцова остался, можешь в друзья к нему попроситься!
– Лучше к Холодцову.
– Холодцова в главк перевели. Может, ты в главк хочешь?
Вопрос риторический, Рем промолчал.
– Здесь служить будешь. А числиться в районном отделе, завтра съездишь, удостоверение получишь, оружие… А рабочее место… Товарищ лейтенант, проводите коллегу!
Марфину следовало бы собрать совещание, представить нового сотрудника или хотя бы лично проводить Рема в общий кабинет, но он поручил это дело непонятно кому.
– А получше прикинуться не мог? – уже за дверью, смерив новичка взглядом, спросила она. – Ходишь как халабоша!.. Бли-ин!
Бурмистрова закатила глаза, выражая крайнюю степень недоумения, действительно, как мог начальник управления ходатайствовать за человека, которому даже одеться не во что?
За окном пасмурно, небо темное, а в общем кабинете светло, как на солнце, как будто под потолком лампы для солярия светят. Вчерашний опер загорает, вразвалку сидя за столом, запустил в Рема самолетик. Не попал и сразу же полез в тетрадь, вырвал оттуда лист, да так увлеченно, что язык высунул. Весело парню, а в глазах пустота. Широкий крепкий свод черепа, волосы жидкие, плешь уже просматривается, молодой еще, лет двадцать пять, к тридцати облысеет.
Салицын так же вразвалку боком к своему столу сидит, руки скрещены на груди, сидячая поза Наполеона. На столе чашка, мажор смотрел на Рема, будто требовал подлить ему кофе. Кофта на нем с капюшоном, примерно такого покроя, как у Рема, но куда более высокого качества. И сидела идеально, не то что на Реме.
Из следователей присутствовал только майор в безупречно пошитом кителе. Слегка за тридцать, высокий, статный, аристократический склад лица, родинка над губой смотрелась как мушка на лице у кокотки, вид не то чтобы женственный, но и не мужественный, во всяком случае, буйства тестостерона в его взгляде Рем не уловил. Зато заметил если не добродушную, то близко к тому иронию, майор единственный, кто смотрел на Рема непредвзято, но при этом он ставил не на него. Не видел он в нем перспективы. Бурмистрова задержала на майоре взгляд, даже слегка потупилась. Кстати, они бы неплохо смотрелись, оба в форме, наглаженные и налакированные, благоухающие розами из домашнего зимнего сада.
Бабков стоял у своего стола, небольшая, посаженная на сильную шею голова, брутальная стрижка под ноль, тяжелые и прямые надбровные линии в сочетании с крепким носом, похожие на столик с широкой дубовой ножкой, верхняя губа длинная, тонкая, нижняя покороче и потолще, широкие плечи, накачанные бицепсы, но впалая грудь, плоский живот, длинные беговые ноги. Джинсы с потертостями, поло с длинным рукавом, «сбруя» с кобурой под мышкой, пистолет, как визитная карточка опера. Одежда простая, не брендовая и часы на руке явно недорогие. Маленькие глаза буравили Рема. Так почему-то захотелось сесть за свой стол и превратиться в невидимку. Но стол этот еще не остыл после Холодцова, и Бабков так просто его не отдаст.
– Вот, товарищ лейтенант Титов, можно любить, можно жаловать, – с усмешкой сказала Бурмистрова, глянув на майора.
Хотела, чтобы он оценил ее юмор. А может, хотела чего-то покрепче.
– Ну понятно, что не господин, – фыркнул Салицын.
Взгляд у него холодный, а интеллекта в нем не больше, чем в камере наружного наблюдения. О видеокамере Рем подумал неспроста, Салицын смотрел на него и, казалось, записывал момент, в котором он так браво держался в седле перед новичком. Героем себя чувствовал, хотел увековечить себя на фоне чьей-то невольной слабости.
Но Рем слабым себя не чувствовал, хотелось бы исчезнуть или просто затеряться в этой толпе, но головы он не терял, смотрел, все видел, все замечал, даже выстраивал перспективы на будущее. Мысли выстраивались в ряд быстро, но без суеты. Глядя на Салицина, он подумал о батарее питания для его камер: надолго ли хватит заряда? Более того, этот вопрос заставил его вернуться во вчерашний день. Вспомнил про свою видеокамеру, которая работала ночью, а утром сдохла, потому что ее не заменили. Не смог он, потому что заснул.
А вот Лушников мог выйти из номера под утро. Как он выходил днем и вечером. И позавчера выходил – вроде как по тревоге и покурить, хотя интересовала его только его видеокамера. Народу хоть и немного по тревоге выходило, но кто-то мог заметить кустарно установленный глазок. А еще камеры нужно было менять.
Рем кивнул, вспомнив, как оттопыривался карман у Лушникова, не сигареты там были, а коробочка видеорегистратора. И еще он постоянно пялился в свой смартфон. Следил он за кем-то. Так же как Рем следил за ним самим. Возможно, Лушников сам из полиции. А может, он выслеживал жертву для своих страшных забав.
– Ну конечно!
Рем не хотел биться головой в стену отчуждения, которую выстроили перед ним. Зачем ему завоевывать чье-то расположение, когда он работать сюда пришел, а не с кем-то дружить? Он уйдет, если его считают здесь лишним. Уйдет работать по личном плану, тем более что других вариантов заняться делом здесь, похоже, нет.
По лбу он шлепнул себя в коридоре, никто этого не видел. И никто его не окликнул. Он беспрепятственно покинул здание, до «Маяковской» рукой подать, полчаса под землей, еще десять минут пешком, и он в гостинице.
Знакомая администратор сдавала свой пост сменщице; увлеченные разговором друг другом, девушки не заметили, как Рем подошел к ним.
– Да приехал, привез какую-то, прости господи, ни рожи ни кожи! – сказала одна.
– А ему все равно, лишь бы шевелилось! – прокомментировала другая.
– А-а, товарищ лейтенант!.. Опять что-то? – пальцами поправляя сбившийся локон, не без сарказма спросила знакомая девушка.
– Кто там у вас приехал? – спросил Рем.
– Вот все-то тебе нужно знать! Ехал бы к себе в Пензу!
– А у нас в Пензе было такое – привез ни рожи ни кожи, да еще прости господи, а она в полицию: изнасиловали ее.
– Ну, изнасилование… – задумалась девушка. На этот раз локон она поправила, с силой дунув на него.
– Что, было?
– Не было ничего!.. Наш директор не такой! – сказала она.
– Все по взаимному согласию! – добавила другая и задумалась, всматриваясь в Рема. Вдруг он подумает, что это у нее с начальником случилось по взаимному согласию.
– И где они там взаимно соглашаются? На каком этаже?
– На втором… Номер не скажу!.. – спохватилась девушка.
И снова дунула, но от волнения попала не на волосы, а в нос, как парус наполнив ноздрю воздухом.
Рем и не думал, что прелюбодей-начальник и Лушников как-то связаны. Но Лушников мог держать видеокамеру на втором этаже. Рем ставил в одном конце коридора, он – в другом. Именно в этот конец коридора Лушников и ходил якобы покурить.
Рем ощутил холодок в груди, знакомое чувство, когда спешишь, но не успеваешь. Но он все-таки успел. Человек в толстовке с поднятым капюшоном поднялся на второй этаж по одной лестнице, он – по другой, в коридор они вышли практически одновременно. И оба свернули вправо. Рему еще идти, а мужчина уже пришел. Одной рукой открыл дверь в номер, другой вынул из-под куртки что-то похожее на пистолет. Рем физически ощутил, как в голове включился хронометр, счет пошел на секунды. А бежать метров тридцать, не меньше.
Он ворвался в номер, когда мужчина уже собирался стрелять, рука вытянута, палец давит на спусковой крючок. В зеркале напротив кровати видны двое, он и она, глаза испуганы, рты разинуты. Ситуация раскаленная, в самую пору применять оружие на поражение, пуля в голову могла остановить выстрел, но у Рема нет оружия.
Хорошо, мужчина, услышав шум за спиной, дернулся, рука приподнялась, раздался выстрел, но пуля ушла куда-то под потолок. А второй раз на спусковой крючок Лушников нажать не успел. Рем с размаха рубанул по его руке, пистолет полетел на пол, но Лушников умудрился провести удар, крепко приложился локтем к подбородку, в нос хлынул резкий вкус ржавчины, в ушах зазвенело.
Рем поплыл всего лишь на мгновение, Лушников попытался, но не смог воспользоваться его слабостью, не успел улизнуть. Рем схватил его за капюшон, удержал и раскрытой ладонью ударил по шее. Лушников падал головой в раскрытую дверь, Рем набросился на него, заломил за спину одну руку, взялся за другую, но из коридора выскочила тень, и сильный удар по шее отключил его.
В себя Рем пришел от крика.
– Ты в своем уме, капитан?.. – ревел незнакомый мужской голос. – Этот человек меня спас!
Сквозь боль и муть в глазах Рем разглядел Бабкова, капитан растерянно глянул на него и куда-то побежал. Перед глазами расплывались красные круги, лицо незнакомого мужчины.
– Ну ты красавчик! – От восторга лицо мужчины вытянулось, как морда верблюда.
Уши стали длинными, как у осла, а глаза – красными, как у лемура. Рем понимал, что это всего лишь гримасы отбитого воображения, поэтому не удивился, увидев перед собой Раису. Мужчина протянул руку, чтобы помочь Рему подняться, а она толкнула его в плечо.
– Оставь его!
Женщина склонилась над ним, глядя в глаза и ощупывая голову, затем поднялась, скрылась в ванной, вернулась с мокрым полотенцем. Раиса говорила, что к ушибленному месту нужно приложить лед или хотя бы что-нибудь мокрое. Своя, родная Раиса, а эта чья-то чужая, та, что прости господи. Да и некогда Рему отлеживаться, бежать надо, вдруг еще не поздно догнать Лушникова.
Но преступника задержали без него, охранники отреагировали на выстрел и правильно все поняли, увидев бегущего человека. Жаль, Бабкова так же не припечатали к полу, а он этого заслужил.
Лушникова скрутили, Бабков надел на него наручники, а Рем обессиленно рухнул на диван в фойе гостиницы. Снова появилась женщина из номера, вовсе не похожая на Раису, но такая же бойкая и энергичная, как и она.
– Ну, чего стоишь? – набросилась она на администратора. – Скорую вызывай!
– Не надо скорую! – поднимаясь, сказал Рем.
Он хотел мотнуть головой, но предчувствие всплеска боли остановило его.
Лушников уже стоял, Рем подошел к нему в болезненной попытке сфокусировать взгляд.
– Ты же не курить позавчера ходил, – сказал он. – Камеру ставил?.. За кем следил?
– За ублюдком!
– Эй, за словами следи!.. – раздался за спиной знакомый голос.
– Ублюдок ты! Или ты думаешь, что я простил тебе Катю?
– Какую еще Катю? Откуда ты взялся, больной на всю голову!.. Капитан, его же лечить надо! Давай договоримся, отдаешь его нам, а мы ему курс лечения назначим! У меня профессор психиатрии знакомый!..
Мужчина с широко расставленными глазами и выступающей вперед нижней челюстью действительно чем-то напоминал верблюда. С деньгами. Рем видел, как он вытащил из пиджака бумажник.
– Лучше позвони адвокату! – сказал он.
И, схватив Лушникова за локоть, повел его к выходу. По-хорошему, надо бы и на «верблюжью морду» наручники надеть, но кто это будет делать, Бабков? Который Рема за последнюю сволочь держит? Даже не попытался разобраться, с ходу по голове.
Рем не чувствовал в себе сил вызвать такси, но Лушникова на улицу вывел. Хотел обратиться к случайному прохожему, но увидел Матвея на фоне «Гранд Чероки». Машину пригнал как вовремя.
– Что тут у вас такое? – Матвей смотрел прямо в глаза, как будто видел, что с головой у Рема не все в порядке.
И на Лушникова посмотрел, и на Бабкова, который находился где-то за спиной.
– Задержанного в отдел доставить надо!
– Да не вопрос!
Матвей открыл заднюю дверь, помог затолкать в салон Лушникова, усадил Рема. Осталось только закрыть дверь, когда появилась верблюжья морда.
– Мужики, ну вы чего, давайте договоримся! – Мужчина вытягивал из бумажника кипу оранжевых купюр.
А Бабков стоял и завороженно смотрел на деньги.
– Гражданин… Не знаю, кто вы… Вы задержаны!
У Рема сильно кружилась голова, он не мог выйти из машины. Казалось, что под колесами вращается бездонная бездна, тянет к себе, он боялся высунуть голову, вдруг свалится и пропадет.
– Эй, парень, ты чего?.. За что?
– За дачу взятки!.. Бабков, проснись!
Капитан вздрогнул, вышел из транса, схватил мужчину за руку, заломил ее за спину.
– Да вы все тут психи! – заорал тот.
Гостиничные охранники бросились ему на помощь, но Бабков уже окончательно пришел в чувство, в руке у него появился пистолет. Еще и Матвей встал рядом с ним. Водитель еще сомневался, нужно ли помогать оперу, но фактически уже поддержал его. Стрелять не пришлось, охранники и без того остановились.
Бабков отобрал у задержанного бумажник, передал Рему, потому что сам не мог вытащить из него документы. А может, он хотел, чтобы Рем сам лично изъял наличность в счет оплаты еще не совсем сорвавшейся сделки.
– Во, мужики, давайте договоримся!
Рем раскрыл бумажник, а там водительские права в прозрачном файле на имя Чепилова Егора Павловича семьдесят шестого года рождения.
– Забирайте деньги! Все забирайте!
– Ну как же мы можем забрать деньги без вас?
Бабков открыл правую переднюю дверь, усадил Чепилова, а сам остался стоять.
– На Тверскую? – спросил Матвей.
– Здесь оформлять будем.
Нельзя увозить Лушникова, орудие преступления осталось в номере, должны подъехать представители местного отделения полиции, запротоколировать ситуацию. Да и Чепилов должен дать показания на месте. Сейчас от него требуются показания потерпевшего, но Рем видел его и на месте обвиняемого.
– Я буду жаловаться! – предупредил Чепилов.
– Заткнись!
– Кто такая Катя? – спросил Рем у Лушникова.
– Не важно, – буркнул мужчина.
– Ну, не важно так не важно. Получишь десятку за покушение на убийство, а Чепилов останется на свободе. Кто с него спросит за твою Катю?
– Катя – моя жена. Мы тогда только-только поженились.
– Когда тогда?
– Одиннадцать лет, четыре месяца, восемнадцать дней.
– С ума сойти, какая точность! – присвистнул Бабков.
Рем тоже удивился, но не так чтобы уж очень. Он тоже мог сказать с точностью до дня, когда погибла Раиса. Но еще и двух месяцев не прошло, как ее нет, память о ней не померкла.
– Не знаю я никакую Катю! – запоздало возразил Чепилов. Видимо, задумался, вспоминая, как он мог наследить.
– Да я тебя, урода, своими глазами видел!
– Сам ты урод!
Чепилов с силой толкнул Бабкова через спинку кресла.
– Где вы и кого видели, Яков Артемович? – спросил Рем.
– У Кати машина была, она в гараж ее ставила, а этот залез к ней и прямо в машине… Я за ней пошел, этот урод навстречу выскакивает, мимо прошмыгнул, если бы я знал, что произошло… Прихожу, Катя вся в слезах, я все понял, побежал, а этого ублюдка уже и след простыл…
– Вот заливает! Псих! – выплеснул Чепилов.
– В полицию заявлял? – спросил Бабков.
– Все психи сумасшедшие!
– Я хотел заявить, но Катя уговорила, не надо говорить, а то все пальцем тыкать будут.
– А я знал, что ей понравилось! – злорадно хохотнул Чепилов.
Полезла поганая суть наружу.
– То есть вы признаете свою вину? – спросил Рем.
– Так это когда все было? Десять лет прошло! Вышел срок давности!.. Что вы мне сделаете?
– Теперь вы понимаете, почему я сам хотел его наказать? – спросил Лушников.
Рем кивнул, соглашаясь и с ним, и в чем-то с Чепиловым. Само по себе изнасилование тяжкое преступление, срок давности – десять лет. Можно и на пятнадцать натянуть, но для этого нужны отягчающие обстоятельства, даже особая жестокость не поможет, только смерть или хотя бы тяжкий вред здоровью жертвы. Несовершеннолетний возраст и заражение ВИЧ как вариант. Разбираться надо.
– Не повезло тебе, Чепилов, – с хищной усмешкой сказал Бабков. – Наш отдел по старым преступлениям работает, мы тебя наизнанку вывернем, по годам и месяцам разложим. Может, ты совсем недавно кого-то изнасиловал.
– А если нет?.. Я ведь официальных извинений потребую!
– Вот это драйв! – усмехнулся Бабков. – Аж пена на губах выступила!
Рем видел, как он достал из кармана чистый носовой платок и смахнул с губ Чепилова слюну. И аккуратно сложив платок, вернул его на месте. Неужели образец эпителия взял? Хорошо, если так.
Подъехал экипаж патрульно-постовой службы; Рем даже не стал выходить из машины, ситуацию объяснил Бабков. Проживая в гостинице, лейтенант Титов обратил внимание на подозрительное поведение гражданина Лушникова, установил за ним наблюдение и не позволил ему совершить убийство. Когда Бабков объяснялся, Рему стало плохо, сознания он не потерял, но его стошнило. Матвей, ничего не объясняя, закрыл за ним дверь и отвез его в платную клинику, там его осмотрели, назначили томографию, поставили диагноз – сотрясение мозга средней тяжести. Предложили госпитализацию, Рем отказался, но врач настаивал, пугая возникновением и развитием судорожного синдрома, оказывается, он обнаружил предпосылки к этому. А еще мама подъехала, подключилась. Рем согласился лечь в больницу, но с одним условием: чтобы мама оставила его в покое. Мама согласилась, но уже утром пришла к нему с ключами от новой квартиры.
– Видела я твою гостиницу, это просто ужас! – закатив глазки, сказала она.
Рем в недоумении повел бровью. Нормальная гостиница, отдельный номер с удобствами, ни клопов, ни тараканов, дороговато, правда, но только сибарит мог назвать условия ужасными.
– И до службы далеко!.. В общем, клубный дом на Второй Брестской, двухкомнатная квартира, отделка, меблировка!..
– По пути заглянуть в шоурум и приодеться!
– Ну конечно! – Мама торопливо полезла в свою сумочку, достала оттуда банковскую карточку. – Пароль сорок ноль пять, пользуйся!
Рем вскользь глянул на карточку, даже плечом не повел, чтобы взять ее.
– Буду такой пижон на крутой тачке из крутой квартиры! А Раиса на кладбище, да?.. Нет! Не надо ничего, пока не найду, кто ее убил!
– Э-э… А что, с крутой квартирой на крутой тачке искать не будешь? – едва заметно усмехнулась мама.
Рем озадаченно смотрел на нее, не зная, что сказать.
Глава 5
Квартира однокомнатная, съемная, в обычном доме, хотя и недалеко от службы, хороший ремонт, подержанная, но в хорошем состоянии мебель, исправная сантехника. Рем согласился на компромисс, а маме хватило одного дня, чтобы снять подходящий вариант. Матвей уже перегнал джип во двор дома, ключи у Рема, но на службу он отправился пешком.
– Титов, тебя к начальнику! – Сержант Поспелов кивком задал направление.
Но Рем шел на дежурного, взгляд твердый, пристальный, сержант сразу же занервничал.
– Марфин вызывает!
Рем вплотную подошел к нему, остановился, но взгляд как будто продолжал движение. Поспелов попятился.
– Кого вызывает?
– Вас вызывает.
Рем кивнул и направился к начальнику. Он с Поспеловым в засаде не сидел, злодеев не задерживал, да и молодой он слишком, чтобы обращаться на «ты» к офицеру.
Присутствие Бурмистровой его не удивило. Скорее он был бы озадачен, не застав ее в кабинете начальника отдела.
– А-а, Титов!.. – проговорил Марфин. – Как здоровье?
Бурмистрову, судя по выражения ее лица, волновало другое. Рем и в квартиру новую въехал, и приоделся, правда, в обычном магазине и не очень дорого. Бурмистрова пожимала плечами, как будто сомневалась в том, что лейтенант Титов уже не халабоша. Видно, не хватало ему гламурного блеска. Как будто он за ним гнался.
– Могу исполнять служебные обязанности в полном объеме.
– Ну, Чепилова мы задержали!
Рем удивленно повел правой бровью, и Марфин это заметил.
– А ты не знал?.. Он у нас по двум эпизодам проходит! Профессиональный маньяк, можно сказать. Бабков, конечно, молодчина!..
Рем приподнял левую бровь. Кто бы что ни говорил, а истину сложно скрыть, особенно от тех, кто хочет все знать. Это ведь Рем и Лушникова остановил, и Чепилова задержать догадался, и всем это известно. Все равно, кому официально достанутся лавры, тем более что на премию Рем не претендует.
– И Ветряков быстро экспертизу провел!.. Но Ветряков – это Ветряков, а с Бабковым тебе нужно дружить, большая польза от него, – заключил Марфин.
Рем ничего не сказал, всего лишь провел рукой по затылку. Ранка поджила, шишка стала меньше, а до внутренней гематомы Бабков дело не довел, действительно молодчина.
– В общем, Бабкова сегодня не будет, а к делу приступить нужно уже сегодня. Дело серьезное, вести его поручено серьезному следователю, ты и Бабков, как говорится, в помощь.
Рем кивнул, давая понять, что весь внимание, но в курс дела его вводила Бурмистрова. Оказывается, серьезное дело поручили ей, серьезному следователю. И временно исполняющему обязанности заместителя начальника отдела по следствию. В кабинет с соответствующей табличкой на двери она входила с важностью и достоинством хозяйки. Рем постарался отбросить сомнения. Чтобы не задаваться вопросом, на каких таких заслугах она так высоко взлетела.
Рему Бурмистрова указала на приставной стол, сама села за рабочий. С важным видом и тяжело переместила с одного стола на другой пухлую папку. Рем с подозрением глянул на нее. Серьезные дела обычно хранят в сейфах, а это просто лежало на столе. Возможно, всю ночь. Наверняка Марфин подсунул своей любимице какую-то чепуху в яркой обертке.
Но дело заинтриговало Рема с первой страницы. Следователь Инский вынес постановление о возбуждении уголовного дела по признакам преступления части первой статьи сто пятой УК РФ. Убийство гражданина Клягина Ивана Сергеевича, личность преступника установить не удалось. Убийство произошло восемнадцатого июля позапрошлого года. Преступник по-прежнему под грифом знака «икс», постановления о закрытии уголовного дела Рем не нашел.
– По всем признакам заказное убийство!.. – гордясь собой, сообщила Бурмистрова. И голову вскинула, и плечи расправила, ее и без того немаленькая грудь, казалось, стала еще больше. И выше. – Пистолет с глушителем сброшен, отпечатков пальцев нет, убийство произошло во дворе жилого дома, камеры у каждого подъезда, камеры на столбах, при попадании в зону видимости преступник отворачивал голову и даже менял походку, – бойко изложила Бурмистрова.
Рем уже успел пробежаться глазами по протоколу осмотра места происшествия с приложениями к нему, поставил в очередь постановление о признании и приобщении к делу вещественных доказательств, в частности видеозаписи с камер наружного наблюдения.
– Профессионал, – кивнул он.
– Настолько профессионал, что личность установить не смогли.
– А чему ты радуешься? Дело вел целый подполковник юстиции Инский Никита Петрович… Ты же еще не полковник, нет?
– Звания в данном случае значения не имеют!
– В данном случае значение имеет опыт.
– А ты считаешь, что я неопытная? – строя из себя начальника, возмутилась Бурмистрова.
– Почему дело передали нам? Открылись новые обстоятельства? – Рем покачал головой, давая понять, что уже знает ответ.
Не стало бы следственное управление по Восточному округу Москвы отдавать кому-то вдруг ожившего «глухаря».
– Да нет… – задумалась Ольга. – Генерал Игнатьев приезжал, пока тебя не было, втык Марфину сделал, плохо работаете, мол. А вчера фельдъегерь подъехал, дела подвез, это одно из них… Раньше потихоньку загружали, а сейчас вот набросились.
Рем усмехнулся. Из одного «морга» дело передали в другой, вот и вся радость. На колу, как говорится, мочало…
– Ну, давай и мы попробуем наброситься, на дело, – невесело предложил он.
– С чего начнем? – оживилась Бурмистрова.
– Первая скрипка ты, начинай, я подыграю… Что ты там говоришь, преступник менял походку?
– Ну, вроде того.
– Инский подсказал или сама просматривала?
– Сама. А Инский уже на пенсии, я ему звонила, он меня послал… Вежливо послал, – уточнила Ольга.
– Ну понятно, сам не смог, вдруг какой-то лейтенант сможет. Обидно. А на пенсии вдвойне…
К протоколу осмотра места происшествия прилагался план двора и дома, в котором проживал потерпевший. Пока Бурмистрова готовила просмотр, Рем изучил схему, по которой действовал преступник. Четыре подъезда – четыре точки видеонаблюдения плюс по две камеры на торцевые стороны дома. Преступник вышел из зеленой зоны, прошел мимо камеры, расположенной с торца, засветился у первого подъезда, а Клягина застрелил у второго. Развернулся на сто восемьдесят градусов, сбросил орудие убийства в палисадник и скрылся в той же зеленой зоне, которую вместе с домом окружал забор.