Дело Теней

© Безденежных А.В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава 1

Город ослепляет.

Кирилл щурится: на яркие фонари, смазанный свет фар, неоновые вывески магазинов и витрин. Надписи плывут, мир двоится, и кашель вырывается из горла. Преодолев головокружение, Кирилл резко оборачивается и бросает короткий взгляд на разрыв в воздухе, мерцающий по краям синим. За ним виднеется серо-белый лес, из которого тянет дымом и дождём, но никто не пытается вырваться в город, полный бурлящей энергии жизни.

Оглянувшись и проверив, что улица пуста, Кирилл подносит к центру разрыва металлическую пластину с вырезанным на ней узором из линий. Медленно, будто невидимый ткач сшивает воздух, сходятся края бреши, отрезая лес за ней от городского проулка с высокими домами, припаркованными вдоль тротуара машинами и аптекой. Прохожих так и нет, и хорошо – магию непросто увидеть, но внимательный наблюдатель мог бы заметить.

Всё. Теперь здесь безопасно, можно и покурить. Кожа под формой стража – чёрный плотный мундир с косым рядом пуговиц, тактические штаны и высокие ботинки – неприятно ноет от только что выпущенной магии огня, выжигающей и его самого. Кирилл отряхивает одежду, замечая, как с ладони стекает сизая дымка, а потом с досадой хлопает себя по карманам брюк в поисках пачки сигарет. Наконец нащупывает в кармане штанов мятую пачку «Кента» и, опершись спиной о холодный фонарный столб, Кирилл щелчком пускает на кончик большого пальца ровный огонёк. Короткая затяжка, горький дым входит в лёгкие, даруя ощущение реальности этого мира.

Кирилл любит Москву. Прислушивается к гулу машин, что мчатся по Тверской, замечает, как мимо пробегает кошка, носком ботинка поддевает золотистый сухой листок, упавший с хилого деревца, кое-как пробившегося в центре мегаполиса. Он дома.

Задумавшись, Кирилл не сразу слышит звонок. Телефон настойчиво вибрирует и светится оповещением сообщения, блики экрана пляшут на металлических браслетах. Конечно, от Николая.

«Встретимся в „Пещере”».

Табачный дым опутывает яркий экран, пока Кирилл строчит ответ.

«Вообще-то рабочий день давно закончился».

«Это важно. Жду».

Кирилл бормочет ругательства под нос, кидает телефон обратно в карман и направляется в сторону метро.

Он выныривает из подземки под морось. Идёт вдоль улицы, мимо ярких витрин, нескольких кафе и книжного магазина до поворота в маленький переулок. В темноте осеннего вечера не сразу можно приметить скрытую иллюзией дверь в бар «Пещера». На металлической табличке сбоку переливается фиолетовым рисунок двух треугольников, один перевёрнут, их пересекает пара линий – символы четырёх стихий.

В полуподвальном помещении вместо привычного электрического освещения бьётся пламя в мутных плафонах, а в воздухе рассеяна приятная прохлада. Стойка из потемневшего от времени дерева и стены кирпичного цвета. В меню – лучшие в городе ягодные настойки. По крайней мере, так утверждает Николай, а он знает в них толк.

Посетителей почти нет. В дальнем углу за барной стойкой, углубившись в последний выпуск газеты «Летучие ведомости», сидит Николай: на нём круглые очки для чтения, ботинки начищены, мундир стража застёгнут на все пуговицы, тёмные волосы аккуратно уложены.

Кирилл садится рядом. Встречается с цепким взглядом и ждёт, пока Николай сложит газету. За стойкой – хмурый бармен, похожий на гору, разрисованную цветными мелками. Он молча кивает Кириллу и ставит перед ним стопку с тёмно-красной настойкой, как у Николая. Сделав маленький глоток, Кирилл спрашивает:

– И какого чёрта произошло?

– Как всегда, дурные новости.

Николай тоже отпивает из своей стопки и слегка хмурится, видимо, собираясь с мыслями, а потом ставит её на коричневую папку, подписанную ровным почерком, но Кирилл не различает мелкие буквы.

Николай Поулг – исполняющий обязанности начальника Службы стражей по России, он несёт ответственность за тех, кто каждый день рискует своими жизнями в сражениях с тенями. Как и за тех, кто изучает их хаос в пограничном мире серых и чёрных оттенков, переменчивом и опасном. Он получил своё назначение два года назад, в двадцать восемь. Многие возмущались: слишком молод, слишком неопытен, слишком амбициозен. Но Николай смог доказать, что готов и к такой ответственности, и к тому, чтобы дипломатично решать конфликты между Службой и Управлением по делам магов, которые вечно совали нос в дела стражей.

Кирилл предпочитает прямые стычки с тенями – так честнее и проще, чем готовить очередной отчёт для Управления по делам магов и доказывать, что стражи чего-то стоят. Впрочем, Николай не оставляет тренировок и сам иногда выезжает на прорывы.

Молчание затягивается, но Кирилл не торопит. После пары глотков настойки Николай поясняет:

– Похитили студентку, пока тебя не было в Академии. Скорее всего, замешаны тени. Сначала даже подозревали тебя, представляешь? Я объяснил, что ты ни при чём.

– Опять на нас всех собак вешают.

– Так проще.

Да уж. Если где-то замешаны тени, то легко сразу стражей обвинить: не справились, не успели, за что только им платят? Кирилла бесит такое отношение, хотя пора бы уже привыкнуть.

Николай говорит нарочито спокойно, в его голосе – шорох углей. Кирилл знает многих, на кого этот голос действует как заклинание или угроза, но на самом деле у Николая это просто вошло в привычку: помогало в особо тяжёлых переговорах.

На сердце погано: у них с Николаем на двоих слишком много тайн и воспоминаний, которые так и норовят придавить, когда Кирилл хотел бы забыть.

Он залпом допивает терпкую настойку, с облегчением чувствуя, как уходит привкус дыма и пыли, и уточняет:

– Кого похитили?

– Неважно. Дело в самом похищении и в том, что обвиняют стражей. Это не то, что я ожидал, когда просил тебя вести курс по миру теней. И мне интересно, – ох уж эти его паузы, – почему в отчёте про Академию ты не отметил никаких странностей? Их не могло не быть.

Кирилл выпрямляется и откидывает голову, не скрывая усмешки. Влажные от дождя кончики волос щекочут шею.

– Я там всего три недели и вообще-то занят лекциями. Вот тебе бы там понравилось, тонна бумажек и планирования. А студенты! С ними же заниматься надо. Проводить семинары, проверять эссе. Ты правда думаешь, что отправил меня на курорт? А патрули, между прочим, никто не отменял.

Кирилл раздражён, на его руках вспыхивает багряное пламя. Он спрыгивает со стула и начинает расхаживать из стороны в сторону, подгоняемый неугомонной стихией внутри. Николай монолитно спокоен. Только поворачивается и уточняет:

– Пропала Хлоя Монтейн. Не знаком с ней?

– Вроде нет, – Кирилл вспоминает знакомых студентов, но имя никак не цепляется ни к одному из них.

– Здесь всё, что нам известно. – Николай стучит пальцами по папке, прижатой стопкой. – Я прошу тебя заняться этим делом. Может быть, ты сможешь узнать больше, используя свои методы.

– Это какие?

– Я про твою тень.

Ах да. Но правда, ведь Кирилл обладает некоторым преимуществом, пусть и весьма своеобразным. Отвечать не хочется. Допив настойку и дождавшись, пока бармен поставит новую стопку, Николай спрашивает тем спокойным тоном, за которым прячет тревогу:

– Как ты справляешься?

Кирилл замирает и по привычке щёлкает пальцами, выпуская огонёк, который тут же и гасит. Будь на месте кто угодно другой, он бы послал ко всем теням. Коснувшись левого запястья по привычке, Кирилл пожимает плечами:

– Как обычно. Хожу в мир теней, кручу пои, контролирую заклинание. Печать на месте.

Он отворачивается, чтобы избежать взгляда – не начальника Службы, но друга, который готов протянуть руку и вытащить из любого дерьма, вот только не в этот раз. Ведь не просто так Кирилл разрушил клятву – чтобы не навредить Николаю.

– А как Академия?

– Знаешь, интересно. – Кирилл садится обратно и допивает настойку, но качает головой на вопросительный взгляд бармена. Хватит. Перед глазами опять всё плывёт, голова кружится. – Хорошо, что это дополнительные лекции, а не основные, так что туда записались те студенты, которым действительно интересно.

В Академии стихий несколько лет назад ввели курс по миру теней, но преподавателей выбирали из теоретиков, которые даже не знали, как печать открыть. Или каков на вкус воздух там, где обычный маг пропадёт. Конечно, ведь сильные практики сражаются в городе и закрывают прорывы, а кто постарше – ещё и преподают в Школе стражей. В результате долгих переговоров Николай добился от директора Академии, профессора Малди, и попечительского совета отправить Кирилла – с большим опытом как стража.

Кирилл до сих пор не уверен, что справляется, о чём и говорит Николаю.

– Я читал отзывы на сайте Академии. Тебя хвалят, по крайней мере студенты. И ты видел многое – как ни один другой страж. Тебе есть о чём рассказать.

Кирилл прикрывает глаза. Да что сегодня за вечер! Да, Николай прав: Кирилл мог бы поведать про те слои мира теней, из которых они с Николаем едва вырвались, где мир стискивал и крошил кости, извращал заклинания и требовал крови. Но не все эти истории для студентов.

– Я чертовски устал. Папку я заберу и буду держать в курсе.

Кирилл не лукавит: рядом проявляется дымчатая тень, с которой он однажды заключил сделку и запер заклинанием, но его контроля не всегда хватает, чтобы её сдерживать. Николай напрягается: он готов выставить каменные щиты, способные удержать самое горячее пламя. Николай откидывается на спинку стула и флегматично напоминает:

– Кирилл. Здесь нет угрозы. Надеюсь, ты не пугаешь тенью всех подряд в Академии.

– Нет. – Кирилл морщится и едва не показывает средний палец – всему миру. Два года назад Шорохов, их наставник и начальник, передал Службу Николаю, но ещё раньше… нет, Кирилл точно не хочет вспоминать всё то дерьмо.

Николай одним мягким движением встаёт со стула. Пока он надевает тёмно-серое пальто, Кирилл ощущает вокруг себя магию земли, которая отзывается в ладонях. Николай медлит, потом говорит:

– У меня ещё одна встреча сегодня, так что я тебя оставлю.

– А-а-а, это многое объясняет. Мне стоит запомнить её имя? Или на следующей неделе твоё внимание привлечёт новая красотка?

– Не завидуй. В конце концов, свет клином не сошёлся на тех, кто шарахается от стражей или от твоей тени.

Кирилл не отвечает на этот выпад и только наблюдает, как Николай вызывает такси. В дорогом пальто из шерсти, чёрной форме стража и идеально начищенных ботинках он похож на бизнесмена – если не знать, как смертоносен удар его кинжала. Если не знать, что ещё со времён обучения на стража его называют «каменным сердцем». Если не знать… а, слишком много прошлого.

– Буду ждать новостей. Хорошего вечера.

Николай коротко кивает и выходит из пустого бара, подняв воротник пальто. На стойке остаётся тонкая папка с информацией о Хлое, в мыслях – груз прошлого. Кирилл надолго не задерживается: выкуривает всё-таки одну сигарету и выходит в промозглую ночь. Внутри него неистово бьётся хаотичное создание мира теней, изгибается натянутой струной. Ей подавай родной мир, кровь или жгучую магию огня.

Тихий и пустой частный дом в одном из зелёных районов Москвы встречает покалыванием защитных заклинаний.

Вспыхивают на руках огненные цветы, опадая лепестками из искр. Кирилл добирается до просторной гостиной, больше похожей на индустриальный лофт, где на стене среди жестяных табличек висят пои. Ему сейчас даже не нужно масло для них.

Кирилл двигается быстро и точно. Под ритм музыки, что звучит в голове. Под ритм собственного сердца. Он вертит пои, и в воздухе сменяют друг друга узоры из пламени: круги, волны, вихри.

Тень вьётся рядом: её питает магия огня. И тогда она меньше пытается вырваться.

Кирилл уже на пределе сил, но продолжает двигаться, создавая вокруг себя огненные бури. Пот заливает глаза, руки устали. Ещё немного… он чувствует, что тень насытилась. Она прячется обратно, успокоившись. Кирилл откидывает в сторону пои, отгоняя цветные круги перед глазами. В душ и спать.

Он знает: однажды ему придётся сгореть дотла. Но пока у него есть дела поважнее – время варить кофе.

Академия стихий притаилась в одном из зачарованных лесопарков Москвы.

Если и забредёт сюда случайный прохожий, то наткнётся лишь на непримечательные развалины старой усадьбы и уйдёт прочь, отвлёкшись на птичку или странный звук. Для совсем любопытных маги приготовили вздохи за спиной, гул ветра, иллюзии в виде звериных трупов. Жестоко, но действенно.

В Академии запах сушёных трав мешается с шелестом книжных страниц. В саду и оранжереях растут фантастические растения, а по ночам распускаются цветы неоновых оттенков. Среди студентов ходят слухи, что не стоит тревожить воды подземного озера: впрочем, к нему мало кто спускается.

В кофейне «Гвоздика и кости» при Академии уже никого нет: вечер поздний, студенты давно разошлись по комнатам, а преподаватели предпочитают собираться в каминной гостиной. Кирилла устраивает одиночество, которое сейчас он делит со Сташеком – владельцем кофейни, а тот не возражает и только подливает кофе.

Хлоя Монтейн обречённо смотрит с фотографии, а потом теряется в сизых клубах дыма, которые Кирилл выпускает через нос. Сташек, низенький и круглый, похожий на доброго дядюшку из фэнтезийной таверны, с печальным вздохом обречённого призрака наливает очередную порцию кофе и устраивается напротив, вытирая руки о фартук цвета кофе с молоком. Голос Сташека всегда бодрый, даже такими вечерами:

– Я добавил кое-какой бальзам, а то на тебя смотреть страшно!

Кирилл лишь кивает и потирает глаза. Проверка печатей стражей Академии, срочные ходки в мир теней, подготовка к лекциям и семинарам – всё свивается в клубок будней, поспать удаётся крайне мало. Усталость стучит в затылке, накрывает тяжестью, давит на плечи и спину.

Кирилл постукивает карандашом по столу. Блокнот для записей девственно пуст – нет у него никаких идей, кому могла понадобиться Хлоя. В её досье нет ничего особенного.

– Сташек, у тебя есть виски?

– Лучше! Есть пряный ром домашнего производства.

– Неси.

Сташек с энтузиазмом удаляется в кладовку. Кирилл снова перелистывает досье, пытаясь найти хоть какие-то зацепки среди скупых строчек. Справка об успеваемости, список друзей и родственников, краткая биография. Ребята из Управления уже обыскали комнату Хлои – никаких улик. Пусто. Как и в голове у Кирилла. Это бесит. Может, если бы выдалась хоть одна ночь без кошмаров…

Сташек возвращается с мутной бутылкой и двумя рюмками. Споро разливает ром и подталкивает к Кириллу. Тот залпом выпивает и заходится кашлем.

– Что за дрянь? – Он прищуривает один глаз и косится на бутылку. – Сколько градусов в этой хрени?

– Чуть больше сорока. Ну как, полегчало?

– Давай ещё по одной.

Да, становится легче. Вздохнув, Кирилл откладывает досье и подвигает стопку эссе второго курса. В такие моменты он проклинает тот день, когда согласился на авантюру Николая. О стражах и мире теней ходит столько слухов, неудивительно, что многие другие маги держатся от них в стороне. Николай, который всегда радел за совсем иное отношение к стражам, хотел найти того, кто сможет рассказать студентам обо всём этом без прикрас – но и без предубеждений. Кирилл не уверен, что именно повлияло на выбор Николая: то ли тот самый многолетний опыт, то ли их дружба. Знал ведь, что Кирилл не откажется.

А теперь Кирилл погребён под формальностями академического образования, подготовками к лекциям по теме: «Мир теней глазами студентов». Будто ему мало сражений на прорывах! Те участились в последний месяц, тени как с цепи сорвались.

Но самое удивительное, что вообще-то Кириллу нравится. Рассказывать, объяснять, показывать простейшие защитные заклинания.

– Тебе помочь? – Сташек ловко закручивает крышку бутылки. В глазах искры бесенят, вокруг – запах свежемолотых зёрен.

– Ты что, разбираешься в магии теней?

– Я разбираюсь в студентах. – Сташек подмигивает, усаживается напротив и ставит рядом с ними по дымящейся кружке с кофе. – Назови мне тему и какие-нибудь ключевые слова, я разберусь. На тебя смотреть страшно.

Проходит час, Кирилл с трудом пристраивает очередной окурок в заполненную пепельницу. В другое время Сташек давно бы её поменял, но сейчас, похоже, увлёкся чтением. Он почёсывает переносицу и уточняет почти удивлённо:

– А что такое «якорь»?

– Якорь? Ты про корабли?

– Нет, я всё ещё про твой незабвенный мир теней!

– Давай сюда, сам прочитаю.

Сташек пожимает плечами и всё-таки наливает третью стопку. Кирилл погружается в чтение, а закончив, долго смотрит на имя автора: Кристина Кристрен.

Он вспоминает её почти сразу: ореол пушистых медных волос, невысокая, хрупкая. Постоянно ходит в клетчатых юбках, даже на велосипеде по лесу ездит в них же. Если не робеет, задаёт любопытные вопросы, и Кирилл не сразу находится с ответами, но тем интереснее. Кристина первая из всей группы приходит на его занятия, а после срывается одна из первых. Несколько раз между ними повисало неловкое молчание: Кристина сидела, опустив взгляд и сжавшись, а он не понимал, что не так. Кристина почти никогда не смотрит на Кирилла, хотя на вопросы отвечает чётко. Из всего курса она выглядит самой пытливой и заинтересованной, и Кирилл даже хотел как-то отметить это, но её смущение сбивало.

И вот теперь он держит в руках эссе, в котором Кристина пишет про якорь – магическую связь между двумя магами, которая помогает вернуться в мир людей из мира теней и выдёргивает будто тот самый корабельный якорь. Для обретения такой связи необходим ритуал на крови и стихиях самих магов. Кирилл постукивает карандашом, отмечая, что основной смысл Кристина поняла верно, хотя эту тему не проходят даже в Школе стражей. Все знания хранятся в архиве Службы. Да и сам Кирилл не собирался об этом рассказывать: ритуал не всегда удаётся даже у опытных магов, он подходит только стражам, в отличие от тех же защитных заклинаний. К тому же якорь может как спасти, так и утянуть за собой и навредить второму магу. Конечно, такие тонкости Кристина не смогла бы найти в библиотеке Академии. И всё же эссе восхищает и вызывает приятное недоумение, а в конце Кристина рассуждает, как бы якорь мог быть полезен, если понять верно ритуал. Зачем студентке второго курса зарываться в тонкости работы стража?

Кирилл тянется к сигарете, не сразу замечая, что та почти потухла.

– Что с тобой? – Во взгляде Сташека удивление.

– Работа хорошая. – Кирилл откладывает эссе в сторону и берёт следующее.

Кристина сидит прямо на парте в первом ряду пустой аудитории. Кирилл Романович попросил задержаться после лекции, но его срочно позвал в учебную часть профессор Малди, который не только возглавляет Академию, но и ведёт курс по боевым заклинаниям.

Ожидание невыносимо – как и те чувства, которые вызывает у Кристины весь Кирилл Ард, от косой линии медных пуговиц на форме стража до ярко-синего взгляда.

Когда она увидела его в первый раз, показалось, что её вывернули наизнанку, а потом навели наваждение или опоили дурманящим зельем. Лекция за лекцией он околдовывал её. Его хрипловатый голос, обжигающие взгляды, кривая усмешка – всё тревожило её чувства. А сами занятия! Кристина с интересом слушала лекции про мир теней, тщательно готовилась к семинарам, перерыла всю библиотеку Академии в поисках книг про стражей, и как же мало их оказалось! Предмет увлекал, раскрывал тайны незнакомой магии, которую хотелось понять.

Она бы справилась с чем-то одним – с мужчиной, который забрал её сердце, или с новым увлекательным курсом, но такая смесь… о, уже слишком.

Дверь со стуком распахивается: входит Кирилл Романович с пачкой листов в руках и бросает опаляющий взгляд в её сторону. Кристина помимо воли рассматривает его высокие ботинки с тугой шнуровкой, заправленные в них чёрные брюки, похожие на те, в которых отец или дедушка отправляются в походы. Да что ж такое! Она всё-таки поднимает взгляд. Кирилл Романович садится на учительский стол, одной ногой упирается в пол. Щурится, и во взгляде мелькает что-то мальчишеское и задорное. Высокий, поджарый – как и положено тому, кто сражается с врагами, – и ей он кажется непоколебимым защитником.

Рукава чёрной рубашки закатаны, обнажая линии вен. Кристина поневоле скользит по ним взглядом и, как всегда, зависает на геометрической татуировке на внутренней стороне правого предплечья. Кристину всё время тянет рассмотреть её, но это же неуместно! Но теперь отвести взгляд становится всё сложнее. От звука его голоса кожа покрывается мурашками.

– Кристина Кристрен.

Кирилл откладывает эссе в сторону и складывает руки на груди. Кристина выпрямляется и ждёт вердикта. Пальцы сжимаются на сумке с учебниками под пристальным льдистым взглядом.

– Ты во всех предметах так усердна?

– Я не совсем понимаю…

– Твоё эссе. – Он накрывает ладонью стопку бумаг, а она невольно следит за каждым его движением. – Ты пишешь о якоре, о котором я не рассказывал. И если уж ты выбрала такую сложную тему, почему не пришла ко мне?

Кристина мнётся, не зная правильного ответа. Она и раньше никогда не была достаточно уверена в себе, а рядом с Кириллом Романовичем смущается от каждого взгляда и движения. Она для него – одна из десятка студентов. Слишком незначительная, будто маленький надоедливый эльф, который забрался в огромный сад и решил нашалить, а его поймали и пригвоздили за проделки. И сделал это Кирилл Романович – страж, стоящий между людьми и созданиями хаоса.

Она слышала, что он провёл несколько лет в мире теней, не выходя в город. И что в нём запечатана тень, которая может разрушить всю Москву, но как же тогда ему доверили курс в Академии? Ведь что Управление по делам магов, что профессор Малди пекутся о безопасности магов – так всегда и отец говорил. Да и Кристина сама видела на занятиях, что пламя на его руках горит ярче, чем у других знакомых сухри.

Кристина молча опускает голову, позволяя копне волос скрыть вспыхнувшие щёки.

– Вот, пожалуйста, – Кирилл поднимается и подходит ближе, – ты снова молчишь. Это какое-то предубеждение против меня? Предрассудки против стражей?

Кристина вспоминает наставления отца: не связывайся с сухри – их магия слишком дерзкая и горячая, а ещё держись подальше от стражей, пусть они и защищают нас, но их век короток и тяжек. Но разве когда-либо родительские наказы ограждали пылкие сердца от незваных чувств? И у неё самой нет ни предрассудков, ни страха, как у некоторых студентов, только благодарность и робость перед их опытом и формой.

Она украдкой смотрит на Кирилла: он выше на целую голову, а от едва заметных прикосновений его магии к коже невольно вздрагиваешь. Невыносимо! Кристина тут же опускает взгляд: на свои ботинки – тёмно-бордовые «мартинсы» с цветными шнурками, покрытые брызгами от осенних луж. Глупые ботинки. Как и вся она. Еле шепчет:

– Я умею пользоваться библиотекой.

– Не сомневаюсь, – в голосе слышится едва ли не насмешка, но тон тут же смягчается: – Кристина, я не кусаюсь. Мне интересно, потому что твоё эссе отличается от прочих. А библиотека не всегда даёт ответы. Если хочешь…

– Всё в порядке, я справляюсь сама.

Он слишком близко. Кристина едва не кричит: «Отойди, отодвинься, исчезни!» И в то же время хочет податься вперёд, вдохнуть терпкий запах бергамота, коснуться искр на пальцах… о чём она вообще думает? Кажется, проходит вечность, прежде чем Кирилл осторожно добавляет:

– Я поставил тебе «отлично».

– Я могу идти?

– Конечно, я же тебя не держу. И, Кристина, ты правда можешь спросить у меня всё, что тебя волнует. Для этого я здесь.

Она подавляет неуместное желание молить его о прикосновениях и проскальзывает к выходу, не оборачиваясь. В коридоре переходит на бег, торопясь вырваться на промозглый осенний воздух.

Глава 2

Кристина вертела в руках бледно-сиреневый кварц, рассматривая его в мерцании свечей, расставленных по комнате. Фиолетовые, чёрные, бордовые – они плясали светлячками огоньков, а оплывший воск складывался в причудливые образы. На низком журнальном столике устроилась Лиза – она уселась, скрестив ноги. В разрезах чёрных джинсов с кучей булавок виднелись голые коленки, поверх сетчатой футболки – художественно рваный топик. Она тоже перебирала кусочки аметиста и кварца сине-фиолетовых оттенков. Кристина невольно любовалась старшей сестрой: в Лизе так много неуёмной жизни, что она постоянно вертелась, дёргала кончик хвоста и прищуривалась на каждый кусочек камня.

Из колонки звучали григорианские хоралы – Кристине они помогали сосредоточиться. Отложив очередной камешек, она потянулась за кружкой с крепким чёрным чаем, отдающим кислинкой шиповника.

Кристина улыбнулась, услышав, как Лиза начала негромко подпевать мелодии – она с детства обожала музыку и мечтала поступить в колледж на вокал.

– Ты сегодня задумчива. – Лиза подняла взгляд от миски и покатала между ладоней камешек. – Больше, чем обычно.

Кристина поправила манжеты чёрного платья, напоминающего наряд Уэнсдей. В свои шестнадцать она думала, что Лиза не просто старше на три года: она уже совсем взрослая, со своей жизнью, в которой романы с мужчинами переплетались с путешествиями на мотоцикле и рок-музыкой. Торчали тонкие ключицы, а в аромат свечей вплетался запах сигарет, которые сестра курила втайне от отца уже год. Почему-то этот аромат казался Кристине тёплым, а вовсе не раздражающим.

Кристина взяла следующий кусочек кварца: немного грубый, но глубокого фиолетового цвета. В нём она видела красоту ночного неба, а неровные грани походили на краешки созвездий. Преодолев робость, Кристина тихо спросила:

– Тебе никогда не хотелось узнать всё о магии?

– Нет уж. Мне хватило школы. – Лиза недовольно поморщилась.

– Мы изучали и химию, и физику, и историю, а о магии рассказывали так мало. – И Кристине от этого было грустно. – Но ведь в стихиях сокрыто столько тайн и живого волшебства. Я бы хотела дотянуться до самых истоков: как возникла магия, о чём говорят старинные легенды, какие остались древние заклинания. Хочу познать красоту света, мощь шторма. Ощутить полёт.

– Прокатить тебя на байке? – Лиза, как всегда, хотела действовать, а не рассуждать. Она и кварцы разглядывала быстро, откладывая те, что не подойдут для амулетов, и брала следующие: будто хрустальные, фиолетовые и серебряные капли плясали между пальцев.

– Это не то.

Кристина снова взяла кварц, но мысли витали далеко. Она хотела познать магию. Создавать что-то большее, чем амулеты. Лиза сморщила нос и вдруг предложила:

– Если тебе так интересно – поступай в Академию. Один мой знакомый говорит, что там полно предметов про тонкости магии и всей этой научной фигни. Даже есть курс по миру теней!

– Ты же знаешь отца, – с горечью ответила Кристина. – Он не позволит.

Конечно, Лиза знала, и сочувственное молчание повисает в комнатке.

Их мамы не стало два года назад, когда она случайно оказалась не в то время и не в том месте, и её задело отдачей от запрещённого ритуала. Конечно, Управление арестовало виновных, принесло соболезнования и расщедрилось на компенсацию, но ничто из этого не могло унять боль от потери. Отец, раздавленный горем, винил магию и почти отказался от её использования. Забросил лавку, перестал заниматься артефактами. Тогда он уже почти не мог повлиять на старшую дочь, а вот Кристина вкусила всю прелесть гиперзаботы и контроля. Другие отцы запрещали свидания, её отец запрещал творить заклинания выше бытового уровня, и никакие разумные доводы не могли его переубедить. Он закопался в бумаги и даже устроился на какое-то время в Управление по делам магов, но хватило его ненадолго. И амулеты-то разрешал делать довольно-таки простые, хотя обе дочери впитали науку деда, который и показал, как запирать заклинания в камни и кристаллы.

Лиза крепко сжала прохладные ладони сестры, и будто ласковые прикосновения пёрышек защекотали запястья.

– Дедушка будет рад, если ты пойдёшь по своему пути, – он создавал мастерскую из любви к магии, а не ради денег. В тебе так много от него: познания и созидания. Поступай в Академию.

– Это будет сложно… Курсы точно мне не светят. Придётся штудировать учебники самой.

– У тебя всё получится, – Лиза придвинулась ближе и хитро подмигнула, – только не влюбляйся в сухри – отец этого не переживёт.

Кирилл чертовски вымотан.

Помимо Хлои Монтейн бесследно пропали ещё трое студентов: Владислав Корни, студент третьего курса, лекарь, и Анна Шварх со второго. Улик нет, да и студенты с преподавателями ничего не видели. Будто и Хлоя, и Влад, и Анна обратились призраками и растворились в коридорах Академии. Управление и Служба ничего не могут сказать их родным, которые хотят хотя бы просто узнать, что с ними, и чуть ли не каждый день звонят то одним, то другим.

Опросы свидетелей, лекции, проверки печатей Академии, через которые могут проникнуть тени, поиски следов похитителей Хлои сливаются в тревожную и однообразную пелену, которую разбивают лишь редкие и тревожные часы сна. Единственные следы, которые нашёл Кирилл в одном из коридоров, ведут в мир теней, и он идёт по ним, забираясь так далеко, как может себе позволить, но не находит ничего. Будто Хлоя – с обречённым взглядом и в форме Академии – канула в небытие и осыпалась бесцветными лепестками.

Кирилл часто засыпает прямо за рабочим столом, среди заполненных окурками пепельниц и черновиков отчётов. Он мешает привкус дыма с ритуалами стражей, бесконечно задаёт одни и те же вопросы: кто что видел? С кем общались студенты в последний раз? Что общего между ними?

Студенты и преподаватели привыкают к нему. Не обращают внимания на постоянные сигареты в пальцах, но всегда держатся в стороне. А у него до сих пор нет ни одной толковой зацепки.

Сташек поит его кофе, порой исподтишка добавляет бальзам и делится историями студенческой жизни, пока Кирилл изучает узор столешницы, уже не в силах думать. Он не благодарит за беседу, только усмехается и тяжело поднимается, унося очередную чашку в кабинет, который ему выделил профессор Малди для расследования. А бальзам от Сташека хорош – отгоняет кошмары и помогает уснуть, когда не выходит от перенапряжения.

Возвращаясь в пустой дом, Кирилл думает, что хорошо бы попить чай у Саши и Сюзанны. Саша работает печатником в Службе: закрывает прорывы, открывает проходы в мир теней, вычерчивает на металлических пластинах линии, чтобы стражи могли воспользоваться ими самостоятельно. Его супруга, Сюзанна, ведёт занятия по воздушной йоге как для людей, так и для магов, и заглядывает в будущее. В их просторной квартире в центре развешаны ловцы снов, звучит музыка ветра, пахнет выпечкой и травяным чаем. Будто приют для уставших путников. Кирилл предлагал, чтобы именно Саша вёл курс теней, но Николай хотел поставить того, кто сражается и знает защитные заклинания.

Порой Кирилл не помнит, когда ел последний раз. Только оседает во рту вкус булочек с корицей, которые Сташек, бормоча что-то вроде «на тебя смотреть уже страшно», подаёт к кофе. Николай принимает короткие отчёты о поисках и отпускает без лишних вопросов – он, конечно, тоже переживает за каждого пропавшего, но пока не знает, как ещё искать. Может, дело вообще не в тенях? Но Управление особо не помогает: считает, что это дело стражей.

В расследование вклиниваются лекции.

Кирилл рассказывает о тенях: о тварях, сотканных из чёрного дыма, огня и земли, похожих на бестелесных духов, правда, некоторые созданы из плоти и крови. Откуда они берутся, неизвестно. Некоторых можно уничтожить особыми кинжалами, рассекающими дым как шёлк. Других можно выжечь заклинаниями, которым учат стражей. И каждое заклинание – будь то огненный вихрь, каменные щиты или ледяные стрелы – искажается в их мире. Захочешь вызвать огненный шар, а получишь стену огня. Или магия обратится против тебя и уничтожит. Поэтому так важна концентрация и контроль.

Тени питаются кровью милинов и сухри, в которой и заключена магия. Они отравляют кровь, если проникают в неё подобно змеям, а особо сильные могут занять тело человека и свести его с ума. Они не знают пощады, сочувствия или злости. Их природа – хаос.

Кирилл чертит схемы и перечисляет разновидности созданий, показывает, как работает печать, и просторную аудиторию озаряют зеленоватые сполохи. Студенты вместе с ним выстраивают простейшие щиты, заточенные под магию теней.

Но это, скорее, иллюзия защиты.

И всё равно даже те, кто добровольно записался на курс, порой предпочитают читать под партами последние выпуски журналов, играть в карты и левитировать бумажных драконов по аудитории. Они прячут страх за байками и разговорами о приворотных зельях, за стаканчиками кофе и вопросами, есть ли у Кирилла девушка. Он усмехается и отшучивается, переводит тему. Действительно же вызывает интерес оружие стражей и масла с зельями. Но этим занимаются алхимики Службы. Ну, и Николай. Кирилл же – воин.

Он старается не обращать внимания, что Кристина и ещё пара студентов ловят каждое его слово. Они не боятся спорить, задавать вопросы, в том числе про исчезнувших студентов, и Кирилл опять говорит уклончиво – не потому что хочет лгать, а потому что не знает ответов.

С каждым занятием Кирилл замечает, что Кристина смелеет. Она смотрит на него серьёзно, когда слушает лекции, не отвлекается на занятиях, особенно на семинарах. Иногда ему кажется, что он читает лекции именно ради неё, даже когда устаёт до изнеможения. Один внимательный студент – бесценно, особенно… Кирилл резко обрывает эти мысли.

Он часто обедает в одиночестве у озера, кроша хлеб сизым голубям. Едва обращает внимание на вкус, но иногда видит стайки студентов, которые собираются в отдалении и бросают на него взгляды, но никто не подходит, наверное, не рискуют. Кристины среди них нет. Невольно Кирилл вспоминает её манеру всё время поправлять лямку рюкзака и как она слегка хмурится перед тем, как ответить, будто сомневаясь, верны ли её слова. А на последнем занятии, явно робея, она вручила ему крохотный кусочек кварца на кожаном шнурке, завёрнутый в коричневую бумагу. Шепнула:

– На удачу.

И тут же исчезла, а он стоял как дурак, не успев даже толком поблагодарить. Но с тех пор не снимает шнурок с кварцем.

По утрам он бегает в лесу Академии, впитывает энергию земли и ощущает связь со второй стихией, когда подошвы вжимаются в почву. Огонь всегда тёк в нём будто вместо крови, а земля отзывалась не так охотно, и бег – возможность насытиться её мощью. По утрам лес тих и безмятежен. Пахнет смолой, скрипит соснами. Бег помогает не уснуть после ночи, половину которой Кирилл тратит на кофе вперемешку с травяными бальзамами и черчением раскладки слоёв мира теней, чтобы рассчитать время на ритуал. Появилась зацепка, но Кириллу нужна неделя. Неизвестность дёргает нутро, сдавливает сердце. Возможно, пропавших ребят уже нет в живых.

Это не значит, что он перестанет искать.

Мягко шуршат шины велосипеда по лесной дороге, усыпанной сосновыми иголками. Осеннее холодное солнце заливает лес, цепляясь за ветки деревьев и отражаясь в редких лужицах, покрытых тонким полупрозрачным льдом.

Кристина с детства обожает магию благодаря дедушке. Он учил её в детстве, шептал сказки и показывал волшебные амулеты, изготовленные в его домашней мастерской. Именно он считал, что младшей внучке как нельзя лучше подойдёт Академия.

Кристина поступила со второго раза: в первый раз не справилась с экзаменами. Расстроившись, она несколько дней провела в своей комнате, и даже Лиза не смогла её растормошить. Пережив давящий стыд от провала, Кристина собралась и повторно пошла на подготовительные курсы. На тот момент отец уже знал про её планы и то и дело ворчал, пока не вмешался дедушка, пообещав всевозможную поддержку. И Кристина справилась! Даже получила грант на бесплатное обучение. Чтобы сохранить его, она должна сдавать сессии на отлично и вести собственный научный проект, который через два года станет выпускной работой. Кристина выбрала экологию.

Она влюбилась в Академию с первого дня: в аудитории, залитые солнцем, в запах магии и поле для тренировок боевых заклинаний, в сосновый лес за воротами. Сестра её восторги не разделяла, и летом только закатывала глаза от эмоциональных рассказов про декана факультета, про курс по травам и про управление воздушными потоками. Впрочем, сама Лиза почти всё лето колесила по Восточной Европе, в которой проходили магические ярмарки. Туда она вывозила амулеты, принимала заказы и заводила полезные связи, правда, Кристина точно знала – некоторые носили весьма интимный характер.

Осенью Лиза осела в Москве, а Кристина вернулась к учёбе. И часто по утрам выезжала кататься на велосипеде по дорожкам Серебряного Бора, который окутывал Академию со всех сторон.

Кристина напевает себе под нос и улыбается, отпуская из себя всё напряжение и усталость после тяжёлой учебной недели.

Она не позволит своим мечтам разрушиться.

В её руках сила бурь и ветров. В сердце пылают надежда и вера, что всё возможно. Кристине кажется, будто внутри колышется море, обычно спокойное, но готовое стать штормом, если нужно.

Мысли утекают далеко, и Кристина, потерявшись в них, едва не проезжает поворот. Велосипед резко дёргается, когда она слишком сильно выжимает тормоз, её толкает вперёд. Остановившись, Кристина глубоко вдыхает и наклоняется, чтобы проверить, не повело ли колесо. Сквозь музыку в наушниках слышит знакомый хрипловатый голос:

– Ты не ушиблась?

Музыка стихает, наушник белой нитью с каплей повисает на шее, Кристина ловит его и вынимает из плейера. Она оборачивается, и щекам тут же становится жарко: перед ней Кирилл Романович в чёрной футболке, спортивных штанах и кроссовках – кажется, для бега. Он упирается руками в колени, глубокими вздохами выравнивая сбившееся дыхание, а тёмные пряди падают на лоб.

– Нет, – голос такой тихий, что Кристина повторяет уже громче: – Нет, всё в порядке.

Украдкой разглядывая Кирилла Романовича – ей интересно видеть его вне аудитории, – она вынимает тяжёлый термос из подстаканника на раме. С удивлением и каким-то сладким чувством замечает, что на шее у Кирилла Романовича висит подаренный ею кварц на кожаном шнурке. Он сам выпрямляется, шумно выдыхая. Сейчас не видно сизого дыма, который обычно вьётся вокруг него. А жаль, ему идёт. Зато пробивающееся сквозь высокие сосны солнце красиво подсвечивает черты его лица, тёмные волосы блестят под его лучами. Кирилл Романович чуть щурится – о, этот его ярко-синий взгляд! – и замечает:

– Думал, я единственный, кто любит утреннее одиночество.

– Обычно мы катаемся вместе с другом, но он сегодня решил поспать.

Заваренный с мёдом и имбирём чай бодрит. Кислые ягоды шиповника разбавляют сладкий привкус, придавая бодрости и… смелости. Сейчас Кристина наедине с Кириллом Романовичем, в спокойствии и свете утра, и сердце бьётся о клетку рёбер с каким-то глупым неистовством. Некстати вспоминается, как Ада – с которой они ведут экологический проект – прямо спросила у Кирилла Романовича, есть ли у того девушка. Кристина тогда чуть со стыда не сгорела, но короткий ответ «нет» отчего-то успокоил. И теперь… а что теперь?

Впрочем, то ли из-за простора леса, то ли из-за бодрящего вкуса чая Кристина почти не смущается. Разве что немного.

– Я его прекрасно понимаю, – вздыхает Кирилл Романович.

– Что же вам мешает спать? – Кристина сама пугается своей смелости.

Он усмехается так горько и устало, что у неё щемит сердце. Глупый вопрос. Сама же знает, что он работает как проклятый, разыскивая пропавших ребят, а ведь ещё лекции и Служба. Он хоть спит иногда?

Но в его ответе звучит некое ехидство:

– Мрачные делишки стражей. Не бери в голову. А то ещё узнаешь, что все слухи про нас – правда.

Её щёки вспыхивают, она крепче сжимает едва тёплый термос, теряясь с ответом. Ну вот! А ей только показалось, что она успокоилась и смогла вести беседу, не смущаясь каждого слова. И она не может перестать изучать его. Если приглядеться, можно заметить на лице светлые-светлые веснушки. Будто искры.

Кирилл начинает разминаться и потягиваться, и от этого легче не становится. Особенно когда футболка задирается вверх, обнажая живот и тёмную линию под пупком. Лиза рассказывала, что с неё так задорно слизывать соль после того, как выпьешь текилы. Кристина отмахивается от фантазий и прислушивается к объяснениям Кирилла Романовича:

– Пробежка помогает взбодриться после бессонной ночи. Студентам проще, вы можете подремать на лекциях. Вот скажи, а тебе правда удобно ездить на велосипеде в юбке?

Кристина опускает взгляд, осматривая клетчатый подол, и поправляет складки. Неужели Кириллу Романовичу так важно, как она катается? Но он выглядит вполне серьёзным, словно ему и правда интересно. Юбка достаточно длинная, свитер защищает от ветра, а кеды не скользят по педалям. Кристину устраивал её наряд, пока про него не спросил Кирилл Романович. Она пробует смущенно объяснить:

– Обычно мне удобно. К тому же я ведь не спрашиваю вас, не холодно ли вам в одной футболке. О! Кстати! Хотите чай?

Чай – самая безобидная вещь на свете. В нём только тепло и уют, который можно делить пополам, даже если вы совсем далеки друг от друга – так всегда говорила мама. Кристина вздыхает: ей хотелось бы быть чуть ближе. Пить вместе чай, касаясь даже не пальцами, но лёгким ветром и тлеющими травами. Хотя бы так! Не говоря уже о большем. Взгляд Кирилла Романовича пробегает по ней, а вопрос сбивает с толку:

– В нём есть виски?

– Э-э-э… нет…

Только ей показалось, что она может быть спокойна рядом с ним, как снова смущается. Интересно, а ощущает ли Кирилл Романович её магию, вот-вот готовую сорваться с кончиков пальцев и разлететься мелкими брызгами? Его-то Кристина чувствует.

– Да ты просто образчик здорового образа жизни! – Он улыбается. – Прости за колкость. Это всё утра, не люблю их.

– Прямо как моя сестра. Она тоже ворчит, даже если просыпается поздно. А потом пьёт не меньше литра кофе.

– Понимаю! Что ж, я с удовольствием попробую твой чай. И нет, мне не холодно. Видимо, из-за своей магии мне всегда жарче, чем остальным.

– Как же вы тогда выносите летний зной?

– С трудом. – Он подмигивает и берёт термос.

Пьёт аккуратно, маленькими глотками. В уголках льдисто-синих глаз застыли тени бессонных ночей и тревога, а лучи солнца наполняют воздух каким-то нереальным сиянием. Кристина задирает голову и смотрит на ветви сосен, пытаясь справиться со смятением.

Всё это время она выстраивала невидимую границу между ними из кирпичей «студент» и «преподаватель». Сейчас же, вне стен Академии, когда вокруг вздымается осенний лес, эта граница растворяется, как невесомый туман на рассвете. И вместе с этим исчезает уверенность, что Кристина сможет легко отречься от своих чувств. Она не может удержаться и снова смотрит на него: обнажённые жилистые руки, кожаные браслеты на запястьях, кончик геометрической татуировки. Ей кажется, что Кирилл Романович чувствует её взгляд, поэтому быстро отводит его. Высматривает среди веток белок, которых здесь часто можно встретить. Хоть как-то отвлечься!

Но воображение отлично запечатлело и узор вен, и маленький шрам на тыльной стороне ладони, и свежий ожог на запястье.

– Спасибо, вкусно, – голос Кирилла Романовича заставляет вынырнуть из омута мыслей. – Ну что, не хочешь со мной прокатиться?

Надеясь, что не очень покраснела, Кристина переводит взгляд обратно на него. Он выглядит… обычно. Часто вокруг Кирилла Романовича вспыхивают искорки или сгущается темнота, но сейчас перед ней молодой мужчина на пробежке. Возможно, ему нужна такая обыденность, что-то простое и лишённое дымчатого шлейфа магии.

Не в силах устоять перед соблазном провести наедине ещё несколько минут, спрашивает:

– А вам не тяжело бежать рядом с велосипедом?

– Нет, Кристина, мне не тяжело, – вдруг непривычно тепло улыбается он и чуть задерживает на ней взгляд. Возвращает термос, который легко встаёт в подстаканник. – Я буду только рад проводить тебя.

Кириллу нравится бежать под шорох велосипедных шин. Это последнее утро перед долгим рейдом в тени, и голова забита делами: нужно запастись маслами для кинжала, проверить набор зелий, передать план лекций преподавателю, который будет его замещать. И Кирилл наслаждается пробежкой, тем более воздух вокруг Кристины напоён свежестью весенних дождей.

Тропинка слишком узкая для двоих, и Кристина быстро сворачивает на широкую аллею. Кирилл легко догоняет её и экономными прыжками бесшумно скользит рядом. Легонько щёлкают педали, пахнет соснами, а солнце заливает лес, и сейчас даже хочется надеть солнечные очки. Кристина вдруг нарушает молчание:

– Мне всегда казалось, что бег и курение несовместимы.

– Здоровый образ жизни вообще мало с чем совместим. Рано или поздно даже его поклонники умирают.

– Зачем тогда бегать?

– Тебе интересно или это какие-то вопросы с подвохом?

Она опускает взгляд, смотрит на то, как колёса проезжают по сосновым иглам. Действительно, сначала сам предложил её проводить и навязал свою компанию, а теперь не готов ответить на простой вопрос. Кирилл невольно любуется, как ловко Кристина справляется с корнями, когда те попадают под шины, как придерживает скорость, чтобы ему было удобнее. И поясняет:

– Магия стражей требует силы и выносливости. Я много занимаюсь, чтобы не терять форму. И с заклинаниями, и с кинжалами, и даже бегаю. Тем более что земля придаёт сил, хотя с такой магией я хуже обращаюсь.

Кристина бросает на него удивлённый взгляд. Может, ещё не сталкивалась с магией, отнимающей все силы, от которой хочется упасть и никогда не вставать? Лучше бы никогда и не пришлось. Или такое недоумение от его развёрнутого ответа?

Они сворачивают на асфальтовую дорожку, скоро появятся ворота Академии, и Кириллу жаль, что время пролетело так быстро. Лес с шуршанием пожухлых листьев и золотом солнца зовёт остаться.

И опять Кристина удивляет вопросом:

– Мир теней действительно такой мрачный и страшный, как вы рассказываете? Или в нём есть место для красоты?

Кирилл отвечает не сразу, задумывается. Есть тайны, о которых лучше не знать студентам, но никто из них никогда не спрашивал о красоте мира теней.

– Те места, куда приходится ходить по службе, да. Но есть и другие… слои. Помнишь, я рассказывал, что есть глубокие и редкие тени? – Она кивает, и Кирилл продолжает: – В редких слоях можно встретить удивительные пейзажи. Некоторые стражи даже живут среди покоя сумрака. Один мой друг как-то нарисовал серию гравюр. И добавил к ним описание. Как же там было? А, вот: «Поля, на которых цветут травы и цветы всех полутонов чёрного; закаты распускаются сизыми туманами и молочной белизной. И деревья с корой цвета маренго качают антрацитовыми листьями».

Перед глазами проплывает мир теней, каким Кирилл редко его застаёт. И всё же – вопрос Кристины напомнил ему о тех краях, которые полнятся безмятежным покоем. Где переплетаются красота цвета серого камня и вздыбленной пены.

– Я хотела бы там побывать, – её голос звучит едва ли не мечтательно, и Кириллу тут же становится тревожно. Нет! Не хватало ещё, чтобы и она тоже исчезла.

– Кристина, запомни, – он знает, что голос звучит резко, но иначе не может, – никогда, слышишь? Никогда не ходи в мир теней. Кто бы тебя ни звал и что бы тебе ни обещал. Даже со стражем. Это больше, чем смертельная опасность.

Кристина притормаживает, чуть не сбивается, и Кирилл невольно придерживает руль её велосипеда. Ну вот! Он не хотел её напугать, просто… чёрт возьми, да за этим просто скрывается куда больше, чем он готов признать!

– Даже с вами? – совсем тихо спрашивает Кристина и смотрит прямо на него. Вот так открыто и смело, и Кирилл чувствует некоторую оторопь.

– Я такой же страж, как и остальные, – резко отвечает Кирилл, не сводя с неё пристального взгляда. – Со мной не безопаснее и не проще.

– Но о вас говорят как о самом сильном.

– Не всему стоит верить.

Ведь однажды он не справился.

Кирилл убирает руку с руля и отстраняется. Его магия почти видима, сотканная из дыма костров и вечерних сумерек. От утреннего спокойствия не осталось и следа. Настроение резко портится, и ни лес, ни солнце, ни эта прогулка больше не радуют. А может, дело в том, что Кириллу жаль: в ближайшую неделю ему всё это не светит, как и сбивающие с толку вопросы, как ощущение лёгкой магии, когда рядом Кристина, как и…

Да что с ним? Кирилл собирается:

– Не связывайся с магией, от которой шарахаются остальные. Она не для нежных созданий вроде тебя.

– Я сама выберу, что мне подходит и с чем иметь дело. – Кристина совсем замедляет ход и останавливается. Она не смотрит на него, но её голос звучит твёрдо: – Я всегда видела только одну сторону магии. Колдовство для вкусного ужина, для того, чтобы вышить узорные кружевные салфетки, для игры света в лампах. А мне хотелось… заглянуть за эту простоту. Ощутить силу, которая когда-то принадлежала самой природе и двигала горы и моря.

Она перебирает пальцами в воздухе, и по ним струится вода, скручиваясь в спирали, переливаясь солнечными бликами. В осеннем лесу – дурманящий голову ветер весны.

– Стать морем, ветром, шумом дождя, прикоснуться к свету.

Кристина сжимает кулак, и магия схлопывается. Кирилл замирает, овеянный запахами весны и прикосновением ласкового ветра. Будь он смелее в желаниях, попросил бы повторить. Её магия завораживает. Кристина робко улыбается, поднимая на него глаза. Какие же они… как лесные травы.

– Глупости, правда?

– Нет, – серьёзно говорит он и моргает несколько раз, выныривая из наваждения. – Нельзя назвать глупостью то, что даровано нам по праву рождения. У тебя есть задатки сильного мага. Тебе не подходят заклинания для вязания и чаепития.

– Мне приятно это слышать. От вас, – несмело улыбается она.

– Кристина…

Он хочет сказать ей, что его не будет неделю, чтобы никто не пропал, что им поставят замену, что иногда он готовит лекции, думая о ней, что он обязательно вернётся. Но слов не находит. Или смелости на них.

– Вы носите его. – Она кивает на амулет на шее. – Это хорошо.

– Конечно. Это же твой подарок. Он точно принесёт удачу.

Кирилл делает шаг, сам не особо понимая, для чего, но Кристина вдруг отворачивается:

– Вы правы. Нам пора.

Она отталкивается от земли и берёт разгон, а Кирилл, смахнув наваждение, спешит за ней. Под ногами твёрдая осенняя земля, шуршат красно-оранжевые листья. Кирилл с Кристиной держатся наравне до чёрных кованых ворот Академии, а после, не сговариваясь, сворачивают к велостоянке.

– Спасибо за прогулку. – Кристина аккуратно слезает с велосипеда и начинает возиться с замком. Её щёки раскраснелись, прядь волос упала на лицо, и Кирилл едва не тянется, чтобы убрать её.

– Может, стоит чаще по утрам выбираться в лес. Теперь я знаю, что там встречаются фейри.

– И мрачные стражи.

На миг они замирают в тишине утра, сблизившись на лесной прогулке. Но тут же эти хрупкие ощущения разбиваются окриком со стороны оранжереи:

– Кри-и-и-и-с! – Оттуда машет незнакомая девушка в рабочем сером комбинезоне, испачканном землёй. – Сюда! Кажется, опять настройки слетели! Нужна твоя помощь.

– О, бегу! Кирилл Романович… до встречи на занятиях.

– Как всегда, в четыре.

Кирилл смотрит, как Кристина спешит на крик подруги, оставляя за собой маленькие завихрения воздуха с голубоватым светом. И ему ничего не остаётся, кроме как признать права начавшегося дня со всеми его заботами и срочными делами.

Глава 3

Осенний ветер треплет волосы. Николай откидывает их со лба и плотнее запахивает пальто, чтобы скрыть ремень с ножнами и набедренную сумку с порошками и маслами. Многие стражи полагаются на магию и кинжалы, а вот Николай предпочитает сочетать заклинания с зельями. И даже носит с собой маленькое зелье, исцеляющее раны.

Тени травят саму магию.

После них заклинания не слушаются, а яд просачивается под кожу, оставляя на ней пятна будто от сажи, которые зудят, и ноют, и тянут. А порой и кровоточат так, что не остановить. Маг истощается и может умереть, если не выгнать этот яд.

Стражей же учат другим заклинаниям. Учат защищать кожу маслами и щитами, уворачиваться от стремительных существ, отыскивать в мире теней особые травы и корешки, на которых можно делать кровоостанавливающие настои. Николай ещё со времён учёбы интересовался алхимией, но понял, что заниматься только ей одной не хочет. Поэтому выбрал путь стража, но эксперименты с зельями не бросил, как и привычку брать с собой необходимый минимум.

Возможно, поэтому стражей недолюбливают и опасаются другие маги: мол, им доступны какие-то этакие тайны, которые они скрывают от всего магического сообщества. Конечно. Особенно как убивать теней. То-то набор в Школу стражей в этом году едва добрался до минимального количества учеников.

Николай на всякий случай проверяет телефон и едва заметно вздыхает. О студентах никаких вестей, и он считает это личным проигрышем. И каждый день ожидает, что исчезнет ещё кто-то. Рабочие чаты как всегда: стражи перекидываются сообщениями о прорывах, отписываются, кто вернулся со смены, подсвечивают подозрительные места для печатников. На Николая чуть не налетает какой-то прохожий, а он, засмотревшись на оповещения, поздно замечает. Так и теней пропустит. Убрав телефон во внутренний карман пальто, Николай осматривается. Серый пасмурный день навис над городом свинцовой тяжестью, ветер обещает скорый дождь. Здесь, в преддвериях Москва-Сити, ведётся очередная стройка, слышится шум бетономешалки и того, как что-то варят и сверлят. Вздымается вдалеке пыль, где-то сбоку грохочет электричка.

Для Николая Москва вот такая. Шумная, с рокотом машин и поездов, в вечном движении, с искрами, что сыпятся с рельсов, с запахом сварки, и в этом тоже есть своя стихия: самого мегаполиса. А магия – невидимый инструмент, по какой-то причине доступный только некоторым. И жители Москвы вовсе не догадываются, что каждый день по городу рассыпаются стражи, пытаясь уберечь их от опасности и тех тварей, которые, столкнувшись с обычным смертным, выжгут в нём жизнь и заберут её без жалости.

Николай останавливается под мостом. Улица перегорожена решётками и оранжево-белыми конусами, но вроде бы точка та самая. В ожидании Аманды Николай на всякий случай проверяет, нет ли здесь тонких мест – таких, где могут прорваться тени, например, учуяв следы ритуала, пролитую кровь или где раньше уже вскрывали печать. Иногда Николай думает, что за столько веков граница между этим миром и миром хаоса давно стала решетом. Печатник из него никакой, но он мог отметить на карте опасные точки.

Впрочем, сейчас здесь всё спокойно.

Николай видит, как Аманда выходит из такси, но силуэт чуть размывается: видимо, на ней отводящее взгляд заклинание. Как опытный маг воды и воздуха, Аманда отлично умеет обращаться с ними. Сухопарая, подтянутая, чуть за сорок, с ёжиком белых волос и раскосыми глазами, она напоминает Николаю змею: ловкую, хитрую и в то же время мудрую. Она много лет возглавляет Бюро магического порядка и следит, чтобы маги не привлекали к себе лишнего внимания. Вместе с Николаем они тесно сотрудничают: её ребята быстро устраняют следы теней и заклинаний после прорывов, готовят пресс-релизы, договариваются, чтобы стражи охраняли концерты или выступления, и оформляют разрешения на магические лавки под видом обывательских магазинов. Именно в Бюро работают те, кто знает про мир магов, но таковым не является. Аманда присматривает и за магами Управления, чтобы они не оставляли где ни попадя артефакты или проводили ритуалы вдали от глаз. С Николаем они сошлись на любви к «Егермейстеру» и неприязни к закостенелости Управления.

Пару дней назад Аманда написала, что им надо встретиться.

Николай приветствует её коротким кивком и переходит сразу к делу:

– Это прямо здесь?

– Нет, дорогой, придётся прогуляться. – Аманда надевает солнцезащитные очки с синими стёклами и идёт вперёд. – И будь наготове. Знаю, сейчас скажешь, что ты всегда готов, но всё же. Не нравится мне то место.

– Там есть тени? – уточняет Николай и следует за ней. Пальцы откидывают полу пальто и ложатся на рукоять кинжала, лезвие которого смазано маслом.

– А я не могу понять, – загадочно отвечает Аманда и показывает на светофор. – Нам туда. Держись рядом.

Николай раздумывает, не начать ли задавать вопросы, а потом решает подождать. У него нет причины не доверять Аманде, да и сначала лучше взглянуть на то, что привлекло её внимание. Может, стоило взять с собой Кирилла? Возможно, всё дело в его сделке, но он, как никто другой, отлично чувствует тени и не просто так носится по городу бешеным псом, когда не занят в Академии, – ищет, где они могут появиться. Николай досадливо морщится. Как будто он не справится сам. Или как будто Кириллу нечем заняться.

Да и Аманда знает боевые заклинания. Несколько лет назад она оказалась рядом с прорывом и отбивалась как могла, пока не появились стражи. После этого Аманда полгода проходила реабилитацию и даже на пару месяцев оставила Бюро под управление своего заместителя, Димы Мойовы. И ворчала, что Николай вздумал навестить её в больнице, когда она так неприглядно выглядит.

Аманда уверенно идёт вперёд, сворачивает в проулок между высотками в стороне от Сити. Каждая башня носит яркое название, но Николай не знает ни одного. Они ныряют под красно-белую ленту на территорию стройки. Здесь ярче ощущается запах горячего железа и влажной взрытой земли. Николай собирается: он чувствует опасность, хотя не может объяснить, откуда та исходит.

– Возьми меня за руку. – Аманда протягивает ладонь. – Давай же.

Николай сжимает сухие пальцы и шагает за Амандой, которая чертит в воздухе малую печать, которой открывают проход на изнанку Москвы. Такая есть у всего мира людей, будто чёрно-белое отражение, где нет жизни, а здания созданы из дыма и чернил. Сам же мир теней – отдельный, и пройти в него можно как через преддверье, так и открыв печать напрямую.

Николай чувствует запах соли и водорослей, который сбивает с толку. Откуда бы? Это Москва, она пахнет рекой, бензином и утренним кофе, а не морем. Но тут он едва не спотыкается, потому что они оказываются в ином месте. Туман клубится под ногами, шум стройки стих.

Перед ними высится тёмная башня, похожая на одну из тех, что в Сити, только стёкла матово-чёрные, а у входа вьётся то ли дым, то ли туман. Никого нет. Не суетятся строители или офисные работники, не видно машин и такси. Николай хочет подойти ближе, но Аманда крепче сжимает его пальцы:

– Не подходи ближе. Может быть опасно.

– Хм, я не чувствую теней.

– Ты же не Кирилл.

Николай молчит и внимательно осматривает высотку: тёмный шпиль на фоне свинцового неба, и жизни нет за этими окнами. Да и вообще здание выглядит заброшенным и недостроенным. Впрочем, его сейчас интересует, есть ли здесь опасность. Аманда поднимает с земли камешек и заклинанием отправляет его в полёт в сторону здания. Короткая вспышка: камень разлетается на мелкие кусочки. Значит, тут щиты… какие? Николай всё-таки подходит ближе и, вынув из памяти какой-то простейший узор печати, проводит пальцами перед собой, и в воздухе остаётся след из зеленоватых искр. Николая чуть не сдувает порывом ветра, ледяного и солёного. Быстро справившись с удивлением, он тут же закрывает печать – теми же движениями. И отступает.

– Чертовщина какая-то. Я не понимаю. Башня вроде стоит на изнанке Москвы, но тут даже от простой печати такой проход открывается… и так близко к людям.

– Что, не понравилось? Вот и мне. – Аманда подходит ближе и задирает голову в пасмурное небо. За стёклами очков не разобрать её взгляда. – Я не была уверена, это по части Управления или твоей. Видимо, всё-таки тени.

– Похоже на то. – Николай оглядывается, пытается разглядеть в этом месте самих теней, будто те вот сейчас вырастут из-под земли. Такое тоже бывало. – Я попрошу печатников посмотреть.

– Нехорошо, что эта штука торчит посреди города, – цокает языком Аманда.

– А как ты вообще её нашла?

– Ну как. Я ведь тоже люблю этот город. И мои ребята часто шарятся по всей Москве, только ищут не теней, а то, что может вызвать подозрение у обывателей. Один особо любопытный парень решил облазить Сити.

Оба молчат. Николай размышляет, кого лучше сюда отправить. Кирилла бы, но он по уши занят. Пусть сначала посмотрят печатники, значит, попросит их главу. А потом уже подумает, что делать дальше.

В кармане пиджака вибрирует телефон, и Николай тянется за ним. А, напоминание о встрече с Управлением, вот же пакость какая. Но делать нечего, на то он и начальник Службы, чтобы тратить время на очень важные совещания. Аманда смотрит с лёгким сочувствием и осторожно отступает от башни. Она двигается мягко, почти неслышно, Николай за ней. Они расходятся у светофора перед Сити: Аманда предпочитает такси, а он сам – метро и ходить пешком, поэтому его путь лежит к электричке до Беговой, а потом – в Службу. Чертовски хочется кофе.

Служба стражей занимает старинный особняк на одной из набережных Москвы – ровно напротив Управления по делам магов. Николай всегда считал, что Шорохов организовал Службу именно так, чтобы мозолить глаза тем, кто многие десятилетия считал стражей отбросами, несмотря на все сражения с тенями.

Николай как-то отыскал в Архиве старинные фото особняка, находившегося под юрисдикцией Управления. Если снаружи здание выглядело прилично, то внутри царила разруха. И как именно Шорохов умудрился завладеть им, Николай так и не узнал.

В холле Службы звучит ненавязчивая музыка, в которую вплетается треск костра в лесу и голоса птиц. Пахнет потухшими спичками, дымом от трав и кожей; у одной из стен на полу вычерчены сложные узоры печатей – такие же узоры наносятся на медальоны стражей и помогают экстренно вернуться в Службу, но Николай предпочитает этим не злоупотреблять. Можно ненароком привлечь внимание теней.

После встречи с Амандой он торопится в свой кабинет: коротко кивает печатникам и стражам, замечает, что в одном из конференц-залов обсуждают карту прорывов; слышит операторов горячей линии стражи, которые принимают срочные вызовы. Коридоры освещены лампами, в которых пляшет огонь: стражи любят смешивать древние стихии с современными технологиями, хотя находятся и противники такого подхода. Иногда Николаю кажется, что Служба – это свой особенный мир, который пахнет маслом и искрами, гудит вибрациями от заклинаний, пышет пламенем. Мир, порученный ему.

Николай входит к себе и быстро снимает пальто. Ставни на окнах плотно закрыты, и только пламя в лампах оранжевым светом озаряет кабинет: массивный дубовый стол, перед которым полукругом стоят несколько глубоких кожаных кресел, книжный шкаф и отдельный стеллаж – под инструментарий для алхимии. Там же скрыты и пузатые бутылки с крепкими ягодными настойками. Для особо тяжёлых дней.

Некоторые стражи сравнивают его кабинет с подобием подземелья или пещеры: в вечном полумраке, без дневного света – что неправда, ставни часто распахнуты – да ещё этот странноватый землистый запах, к которому примешивается вонь от реагентов. Но Николай действительно любит вот так. И даже не так давно и в спальне в квартире повесил шторы блэкаут. Порой они помогали уснуть – без кошмаров.

Он садится в мягкое кожаное кресло и, прикрыв глаза, откидывается на спинку. Пара минут тишины перед тем, как нырнуть в отчёты, встречи и вести из города.

Виски ломит. Тянет левое запястье. Как же чертовски глупо это ощущать! Ведь три года как всё выжжено, и теперь каждый сам по себе, так почему же вдруг болит? Это несносное саднящее ощущение так некстати отвлекает и, что хуже, напоминает о прошлом. Ерунда, пройдёт, особенно если выпить обезболивающее, сделав вид, что всё из-за головной боли. А что сердце шипит от досады и одиночества, так это от усталости. Впрочем, хватает и тех, кто скажет, что у Николая Поулга вовсе нет сердца.

В дверь стучат. Николай негромко откликается и смахивает назойливые мысли, как мух. Не до них сейчас.

В кабинет входит банда: до встречи с Управлением десять минут, а Николай просил всех собраться пораньше. По креслам рассаживаются Сергей, глава печатников, Яна, старшая над стажёрами и одна из лучших стражей, и Варвара, его секретарь и хранитель Архива, которая тут же предлагает кофе. Николай кивает и коротко приветствует каждого. Сергей, мужчина пятидесяти лет с широкими плечами и коротким ёжиком светлых волос, смотрит исподлобья и глухо отзывается коротким «здрасьте». Прокашливается, достаёт пачку сигарет, но не закуривает. Именно с ним Николай так и не смог найти общий язык за все годы службы.

Сергей относится к той породе прожжённых специалистов, которые считают, что и в тридцать ты ещё юнец, а опыта набираться и набираться. Он хорош в печатях как никто, но не любит делиться схемами, которые придумывает сам. У Сергея жена и двое сыновей, но он часто задерживается в Службе и уходит даже позже Николая. Он очень уважает Шорохова и ждёт, когда же тот вернётся.

Яна же совсем другая. Когда Николай с Кириллом выпустились из Школы стражей, оба были уверены, что после Шорохова и его тренировок знают всё. Но Яна показала им совсем иную Москву – в ней копошились тени, в ней приходилось изворачиваться, чтобы не только уничтожить их, но и не навредить остальным. Яна учила уважать покой мирных жителей в то время, как Шорохов плевать хотел, какие будут потери, главное – уничтожить теней. А её мудрые советы им не раз помогли.

В свои сорок пять Яна выглядит куда моложе своего возраста, сохраняет юношеский задор, красит пряди в красный и легко находит общий язык со свежеиспечёнными стражами, которые рвутся в бой. А ещё обладает роскошной фигурой, носит косу ниже пояса и набор кинжалов, сделанных на заказ. И каждый вечер после работы на набережной её ждёт муж с пирожками, которые печёт сам.

– А Кирилл-то? Будет? – Сергей щурится и упирается локтями в колени.

– Нет. Занят. – Николай хочет успеть проверить почту от него и благодарит вернувшуюся Варю с подносом с кофе. Повинуясь изящным движениям её рук, чашки левитируют и опускаются рядом с каждым. – Соня вот-вот будет. Если у вас есть для меня новости, делитесь. Что в городе?

– С каких пор об этом отчитываются печатники? Да как обычно. Тут-там прорывы. Тут-там стычки. Ничего этакого. – Сергей смотрит на чашку с кофе, но не притрагивается.

– Их больше. И теней, и точек, где они входят, – чётко говорит Яна. – У меня три выезда со стажёрами. Ребята толковые, но без ранений не обошлось. Отловили несколько на Фрунзенской набережной, потом в Филёвском парке и на Южной. Я тебе пришлю координаты, пусть печатники поработают. – Закончив, она с явным удовольствием берёт чашку и дует на маслянистый кофе.

– Мы работаем, – цедит Сергей.

– Не сомневаюсь, – спокойно отвечает Николай. – Давайте так: если есть любые странности в городе, вы тут же говорите о них мне.

Сергей продолжает сверлить взглядом кофейник, а Яна пожимает плечами так, что Николай легко считывает: «Я-то скажу, ты знаешь». Откровенно говоря, его сейчас больше волнует Академия – именно там пропадают студенты. Бесследно. А ему нечего даже сказать их родителям и близким! Как нечего было сказать тем стражам, которые пришли много лет назад в их дом. Нет, сейчас он не будет об этом думать.

В дверь стучат, и Варя впускает Соню, любимицу Якова, который уже лет пятнадцать как возглавляет Управление и три из них ведёт холодную войну с Николаем. Если не знать, кто она, можно принять за феечку из милых сказок: струится атласная ткань платья, лёгкая накидка обнимает узкие плечи, в ушах – жемчужные серёжки. Ровесница Николая, Соня, в отличие от Якова, как раз заинтересована в сотрудничестве Управления и Службы, а также сильный учёный-милин, и сейчас она приносит в кабинет аромат летнего дождя.

– Как я рада вас видеть, – улыбается Соня, но не садится в свободное кресло, а останавливается за ним, положив тонкие руки на широкую спинку. – Надолго я вас не отвлеку, понимаю, что у стражей много работы. Но Яков очень настаивает на том, чтобы вы быстрее разобрались с исчезновением студентов. Как продвигается расследование?

– Им занимается Кирилл. – Николай кивает Варваре, и та передаёт Соне тоненькую папку с распечаткой отчёта, в котором за короткими сухими фразами скрывается «Мы ничего не нашли», и как же это тяжело признать. – Не один, конечно. В Академии усиление патрулей стражей. Я уже обсудил с ректором Малди возможность добавить дежурных стражей.

Соня берёт папку и неторопливо изучает страницы. Сергей всё-таки закуривает, но запах дыма быстро развеивается от лёгкого, почти незаметного взмаха Сони. Яна предпочитает пить кофе и изучать узор столика, чем говорить. Николай наблюдает за Соней. Он вполне допускает, что Яков хочет через неё узнать как можно больше. А Кирилл её вообще недолюбливает и считает, что Соня как вода, только с опасной стороны – слишком изменчивая и текучая. Хотя доказать не может.

– Пропали уже трое ребят: Хлоя, Владислав, Анна. Попечительский совет Академии недоволен, – в голосе Сони печаль, но без упрёка. – Может быть, Кирилл сможет провести какое-то общее занятие по защите? Для всех. И, Николай, когда ты настаивал на кандидатуре Кирилла, обещал, что это даст большую безопасность. А теперь? Ты ведь помнишь, что дети многих милинов учатся в Академии? В том числе Якова.

Николай барабанит пальцами по столу и сверлит Соню взглядом, пытаясь понять, это угроза или нет? Или напоминание, сколько молодых ребят в опасности? Он и так знает!

Как же мерзко внутри. Николай сколько угодно может делать вид, что ему плевать на пропавших студентов, что его дело – следить за тенями в городе, что можно позвать на помощь Бюро, но он знает каждую чёрточку на лице ребят. Их досье он выучил наизусть. Отчёты Кирилла перечитывает по несколько раз за ночь, стараясь не думать о том, что в итоге произошло. Увёл ли их кто-то, или они по глупости сунулись в мир теней? Ведь рядом стражи, ведь они в Академии, где точно безопасно, там столько щитов…

– Мы в курсе, – подаёт голос Яна. Отставляет чашку с кофе, звякает фарфор. – Спасибо за напоминание. Моя дочь тоже там. Так-то.

Соня переводит задумчивый взгляд на Яну, а Николай ловит себя на мысли, что понимает боль и страх за близких, хотя у него-то близких нет. Уже нет.

Жужжит на столе телефон, и Николай бросает быстрый взгляд.

– Кирилл здесь, можешь обсудить с ним лекцию по технике безопасности.

В коридоре действительно раздаются быстрые шаги, Соня разворачивается к двери. В кабинет втекает темнота, пахнущая дымом, и собирается по углам. Николай ставит невидимые щиты, чтобы загасить ощущение вязкого и липкого прикосновения к коже. Сергей мотает головой, Яна спокойна как удав.

– Не опоздал? – Кирилл рывком заходит в кабинет и падает в первое попавшееся кресло у двери. Варя укоризненно окидывает взглядом его растрёпанный вид: мундир распахнут, расхристанная рубашка.

– Как раз вовремя. Кирилл, расскажи, что ты узнал. И, думаю, нам всем не помешает что-то крепче кофе.

Николай подходит к шкафу в углу, чтобы достать графин с тёмно-красной жидкостью: в свете пламени та переливается багровым, как кровь. По крайней мере, ему настойка точно нужна.

Расставив на столе шесть стопок, он вынимает пробку из графина и внимательно следит за Кириллом, чтобы не натворил лишнего, а тот пересаживается на свободное кресло, достаёт пачку сигарет, и тень проявляется, льнёт к нему, вьётся по плечам. Кирилл берёт стопку и вертит её между ладоней, рассказывает спокойно и размеренно, будто лекцию читает:

– Я расспросил всех, кто знал ребят. Преподавателей, соседей по комнатам, сокурсников. Никто ничего не видел. Все трое оказались одни, следов нет, каждый исчез в коридорах то ли поздним вечером, то ли ночью. На ужине их видели, потом нет. А спохватились только на следующий день. Преподаватели хотят ввести комендантский час и запретить гулять поодиночке. Но это Академия, а не школа, многие не согласятся с таким режимом.

– Но хоть какие-то зацепки? – Соня обходит кресло и берёт свою порцию, принюхивается, но не пьёт.

– Кажется… но я не уверен… я смог выйти на след. Но тот уводит в мир теней, и мне нужно пойти туда. Одному, – веско добавляет Кирилл и опрокидывает настойку.

Николай удивлён: вот этого в отчётах не было. Интересно, почему Кирилл не рассказал раньше? Не успел? Или не хотел, пока не проверит? И вот серьёзно: Кирилл что, один сунется проверять? Николай надеется, что не выдал себя ни единым движением, но всё-таки незаметно касается пальцами левого запястья. Ничего. Пустота.

– Вот как? Я верно понимаю, что у тебя это займёт какое-то время? – уточняет Соня. – И лекции…

– Замену я нашёл.

– Что ж, я сама поговорю с ректором, чтобы твоё отсутствие не выглядело как побег. – Соня делает маленький глоток настойки и довольно улыбается. – Вкусно. Не поделишься бутылочкой?

– Извини, нет, – вежливо отвечает Николай.

– Хорошо. Теперь расскажите, что в городе. Нам показалось по последним отчётам, что теней в городе больше, – Соня всё-таки садится в кресло и продолжает попивать настойку, пока Николай на пару с Сергеем рассказывают про последние прорывы и приводят статистику. Кирилл явно думает о своём и то и дело косится на экран телефона. А тень вьётся и вьётся…

Николай до сих пор смутно помнит их возвращение. Он едва соображал. Как сказали лекари, сильнейшее отравление тенями. А хуже всего то, что Кирилл пропал и не выходил на связь, хотя Николай знал: тот в Москве и не остался в мире теней.

А потом появился как-то вечером на пороге квартиры. И Николай чуть не шарахнулся от ощущения тени – так близко. В самом Кирилле. Он не успел даже ничего сказать, как Кирилл усмехнулся, просипел: «А чего ты ждал?» и тут же: «Буду в Службе через пару дней». И ушёл. А Николай не позвал обратно – и за это ненавидел себя больше всего. Он растерялся – и считал, что эта растерянность стоила ему якоря.

– Спасибо. Я узнала всё, что хотела. – Соня поднимается и подхватывает папку. – На связи, Николай. Кирилл, я дам знать, как договорюсь с ректором. И с тебя тогда общая лекция. И настойка чудесная.

Соня уходит первой, за ней остальные, и только Кирилл остаётся то ли задумавшись, то ли желая обсудить что-то ещё. Николай доливает им обоим по стопке, но сам пьёт не сразу. Он думает о здании, которое показала Аманда. О том, что там слишком много теней. О том, что Кирилл хочет идти один – не слишком ли это опасно? Впрочем, стражи рискуют собой каждый день.

– В городе больше прорывов теней, – вместо этого говорит Николай.

– Я заметил. Что ты так удивлённо смотришь? Я слежу за отчётами.

– Ты же больше времени проводишь в Академии, а не на выездах. Расскажешь, куда собрался один идти? Может, соберёшь тройку, возьмёшь Сашу как печатника?

Кирилл откидывается в кресле и смотрит на него из-под полуприкрытых век.

– Нет. Я не знаю, куда ведут следы. Мне нужно самому проверить, чтобы никто нечаянно не пострадал. Ни Саша, ни кто-то ещё. Но я скину тебе примерный расчёт, чтобы ты знал, где искать мой хладный труп.

Николай не улыбается в ответ на шутку. Вздохнув, Кирилл продолжает:

– А ещё надо посмотреть, откуда идут последние прорывы. Ну так, как вариант.

– И отправить следопытов?

– Ага, пусть смотрят, может, там какая-то вечеринка теней, а мы и не знаем. – Кирилл закуривает. – Кстати, о вечеринках. Пора думать о ежегодном вечере памяти. Где в этот раз?

– Понятия не имею. – Николай, конечно, не забыл, что Варя занята многими другими задачами, но ведь обычно она организовывала этот вечер. – Я подумаю.

– Давай Сару попрошу. Что, зря у неё свой клуб?

Николаю вдруг кажется, что всё как прежде. И что даже запястье привычно пульсирует, и нет тени внутри Кирилла, и не надо думать про встречи с Управлением или пропавших без вести студентов, от мысли о которых так больно и горько. И что можно подняться на крышу Службы и смотреть на город, который укрыт защитой стражей, и передавать друг другу термос с кофе, рассуждая о планах на выходные, если те случатся.

Кирилл отвлекается на жужжание телефона и вскидывает брови, а на лице непривычно благостное выражение, которого Николай не видел… да чёрт знает сколько. Ну ничего себе!

– Как тебе Академия? – аккуратно спрашивает Николай.

– Угу, – невпопад отвечает тот. – Да хорошо всё. По утрам бегаю в лесу, там классно.

Кирилл. Бегает. По утрам. Николай допивает настойку и морщится – не от вкуса, а от неприятного разговора на днях, после которого его личная жизнь совершила очередной виток в одиночестве. Мысль не то что саднит, но… хватит уже думать, будто найдётся та женщина, которая примет всё то, что он носит в себе.

– Ладно. – Кирилл выключает телефон. – Мне пора. А у тебя тут явно планы на настойку.

– Да нет, нужно спуститься в лабораторию… забрать кое-что для зелий. И успеть до шести, а то вечером я занят.

– Что, опять свидание?

– Нет. Тренировка.

Кирилл поднимает брови и выразительно смотрит на Николая – «Серьёзно?» – но он только плечами пожимает. Ладно, пусть не совсем тренировка, но сейчас обсуждать всё это совсем не хочется.

Перед тем как выйти из кабинета, Кирилл выпивает ещё одну рюмку настойки и хитро прищуривается:

– Она ведь настояна на крови?

– Нет, – Николай усмехается, – на ягодах мира теней.

Когда Кирилл выходит, огни в лампах резко тускнеют.

Глава 4

Кристина с первого дня полюбила Академию: за разноцветные витражные окна, через которые преломляются солнечные лучи; за просторные аудитории, в которых пахнет то солью, то землёй, то углями в костре, а с ладоней магов срываются почти видимые заклинания; за сосны, что вздымаются за воротами старых стен; за уютные комнатки общежития.

А ещё за озёра. Дорога от ворот, укутанная спокойствием сосен, выходит прямо на пляж залива Москвы-реки и к сети озёр Серебряного Бора. Кристина верит, что вся зелёная территория Строгинской поймы когда-то была зачарована магами, как ещё объяснить, что в получасе от метро находится такая истинно зелёная зона, созданная для стихийников?

И как же красива гладь воды под светом луны! И в отсветах большого города.

До пляжа идти всего десять минут, и, как говорит Ада, которая души не чает в истории, это всё ещё территория Академии – часть пляжа отгорожена высоким каменным забором. Вот только Ада не понимает, почему Кристина даже в холодном сентябре ускользает из тепла и уюта ламп с живым огнём для того, чтобы поплавать. Кристина объясняла ещё в прошлом году: они с детства с семьёй купались если не круглый год, то осенью точно. Мама собирала корзину для пикника, заваривала крепкий сладкий чай и обязательно брала много тёплой одежды. Лиза с визгом врывалась в воду – казалось, от одного только упрямства, потому что быстро мёрзла и вылезала обратно. А Кристина со временем привыкла часто-часто двигаться и плескалась целый час или даже больше, пока её с берега не начинали звать. Отец к тому времени уже разводил костёр и нанизывал сосиски на шампуры.

Теперь, когда мамы нет, Кристина плавает в озере, чтобы помнить те дни – и её тёплую улыбку, и дрожащую от холода сестру в пушистом огромном пледе, и веселье отца, когда он, обжигаясь, снимал поджаренные до корочки сосиски. Дни, полные умиротворения и счастья – не считать же за беду перепалки с сестрой за последний кусочек консервированного ананаса!

Сегодня вечер хорош как никогда. Тихий, с прелым запахом осени и каким-то едва уловимым следом лета, будто оно забралось последними лучами солнца в эти дни и осветило их, обдав августовским теплом. К ночи, конечно, станет холоднее, и Кристина хочет успеть застать часы перед закатом – сегодня лекции закончились в три дня, их отпустили на практику. А вечер оказался свободным. Ада звала в рок-н-ролл бар, Лиза – в караоке, но Кристина мечтала побыть в одиночестве. Ведь можно назвать одиночеством то, когда твои мысли почти все заняты одним… мужчиной?

Кристина пристраивает рюкзачок в корнях сосны, похожих на домик лесной ведьмы, и первым делом снимает ботинки и шерстяные носки – они пригодятся потом, когда она вынырнет из холодной воды. А пока – заколоть волосы крабиком, подвернуть вельветовые брюки и отправиться к воде, чтобы коснуться её пальцами. Вечерний песок холодит ступни, но в рюкзаке припасён термос с чаем. Отчего-то сейчас даже нет тревоги, будто солнце, сосны и сам лес оберегают от любого зла, хотя Ада тревожилась и советовала остаться в Академии, под защитой печатей. Вода, конечно, прохладная – по ощущениям Кристины, кто-то бы и вовсе сказал, что ледяная. Любуясь на отражение солнца в зеркальной глади, она думает, не врут ли легенды, которые говорят, что раньше весь мир был населён духами стихий. Те жили в воде, в кронах деревьев, в камнях и приносили на своих крыльях ветер. А существовали ли тогда тени?

Она бы спросила у Кирилла Романовича… если бы не робела так.

Особенно после утренних прогулок. Каждое утро Кристина выезжала на велосипеде, одновременно надеясь на встречи и в то же время страшась их, а потом страшно смущалась, когда всё-таки видела сухощавую фигуру в чёрной толстовке и шортах. Часто Кирилл Романович бегал рядом, и Кристина каждый раз опасалась врезаться в дерево, если засмотрится на эти ловкие движения и рывки.

Но то утром. В лесу, где они оказывались наедине и редко говорили о тенях. Ей казалось, Кирилл Романович будто отдыхает на этих встречах, а ей не хотелось его беспокоить неуместными расспросами.

Когда ступни привыкают к воде, Кристина возвращается на берег и быстро стаскивает свитер и брюки, аккуратно развешивая их на корнях, выпирающих из земли. Пальцы касаются шероховатой коры, а хотелось бы коснуться тыльной стороны кисти Кирилла Романовича, но Кристина тут же гонит эти образы – ну что за глупость! Он ведь взрослый мужчина, преподаватель! И плевать, как сильно заходится её сердце, стоит услышать его голос, или как тянет задержаться в аудитории после лекций. Вряд ли ему интересна юная студентка, да ещё и далёкая от его жизни: от теней и сражений. Может, у него вообще уже появилась женщина, с которой он и проводит вечер.

Почему-то эта мысль жутко разозлила. Лиза, конечно, твердит, что сестра и вовсе не умеет злиться, но это не так. Если сестра выплёскивает эмоции сразу или обращает в движение, Кристина их смывает. Водой, ветром, купанием в озере.

Вздохнув поглубже, Кристина быстро-быстро идёт к воде – и дальше, не давая себе времени понять, как холодно телу, как оно покрывается гусиной кожей. Летят во все стороны брызги, и Кристина ныряет – по плечи – и плывёт, распугивая отражение солнца. Скрипят сосны в жёлто-оранжевом закатном небе. Кристина переворачивается на спину и на секунду раскидывает руки – и кажется, что она падает в этот вихрь красок, а от пальцев по воде расходятся маленькие волны, и магия трепещет на самых кончиках, мягкая, податливая, будто ластится.

Кристина закрывает глаза.

И на мгновение ей кажется, что вот-вот раздастся голос мамы, которая напомнит, что осенью вода холодная, а чай стынет.

Надо шевелиться, чтобы не замёрзнуть. Кристина переворачивается и не может удержаться от того, чтобы не взрезать воду брызгами и маленьким фонтанчиком – и озеро плещется и отзывается. Так кажется. Вода игрива, податлива, она очищает и омывает уставших путников, уносит дурные сны. Приходит в голову, что нужно сделать такую коллекцию кристаллов, которые будут скрывать её тайны, помогать снять усталость и беспокойство и переливаться на солнце.

Задумавшись, Кристина не сразу плывёт к берегу, а когда разворачивается в сторону сосны с корнями-домиком, то едва не вскрикивает от неожиданности: там высится тёмная фигура, и она не сразу узнаёт Кирилла Романовича – только когда он вскидывает руку в том же жесте, которым показывал, как можно поставить простой щит против теней. У Кристины тогда получилось, а он похвалил.

– Я не хотел пугать, – его голос чётко разносится над озером. – Ты в порядке?

Конечно, нет! Кристина даже не знает, кивнуть или что-то ответить? Как Кирилл Романович вообще здесь оказался? Что-то случилось? Тревога путает и сбивает окончательно, поэтому Кристина в молчании доплывает до места, где может коснуться илистого дна, и выпрямляется, прячась от пристального синего взгляда за толщей воды.

А Кирилл Романович подходит так близко к кромке, что носки ботинок почти касаются её.

– Ага, значит, в порядке. Ты что здесь делаешь?

– Купаюсь, – губы едва размыкаются, а ответ тут же кажется глупым. Может, от холода не будет видно, как щёки краснеют?

– Ага. Вода наверняка ледяная. Не мёрзнешь?

– Я привыкла. Я с детства люблю воду и плаваю до первого льда. Так повелось в нашей семье, мы часто так делали. Пикник у реки, даже в сентябре. – Кристина удивляется, почему так разговорилась, а ведь не стоило! Ну какое ему дело?

Но Кирилл Романович смотрит внимательно, а потом задумчиво обводит пустой берег взглядом, делает взмах рукой. С пальцев срываются искры, и вдруг приходит волна тепла – будто закутали в жар костра. Исчезает гусиная кожа, и пальцы перестают неметь. Хотя Кристина даже не думала, что те вообще немели.

– Так лучше? Если ты простудишься, то пропустишь мои лекции, а мне бы этого не хотелось.

Кристина не знает, куда себя девать от стыда; он садится на песок и достаёт из кармана пачку сигарет. Она не удивилась бы, достань он флягу с виски. Хотя сама предпочитает травяной сбор и шиповник. Но теперь, когда так тепло в воде, выходить совсем не хочется, но и стоять столбом как-то странно.

– А вы не хотите искупаться? – осторожно предлагает она.

– Я маг огня и земли. И не люблю воду.

– А плавать умеете?

– Да. – Кирилл Романович чуть щурится против солнца. – К тому же я ненадолго. Обхожу территорию Академии и проверяю печати. Ну, и теней ловлю. Их пока не попалось, зато нашёл озёрную деву.

– Где?

Он тычет сигаретой перед собой, и в голосе слышится веселье:

– Я о тебе.

Вот теперь она точно краснеет! Хочется нырнуть под воду и спрятаться на глубине, и, возможно, озёрные девы так и делали, высовывая только руку с мечом, но Кристина вместо этого подходит ближе к берегу, чтобы на самом деле оказаться чуть ближе – к нему. Глупо, да, но устоять невозможно.

И только когда вода опускается до бёдер, понимает, что на ней довольно откровенный купальник-бикини, а Кирилл Романович не сводит пристального взгляда.

– Впрочем, – он вдруг поднимается, – говорят, закаляться – полезно для здоровья.

Не выпуская сигарету из зубов, Кирилл быстро расшнуровывает ботинки, стягивает штаны и расстёгивает мундир с косым рядом пуговиц, за ним – рубашку. Наверное, нужно отвести взгляд и не пялиться вот так, но его движения завораживают. Высокий, худощавый, он невольно притягивает взгляд, а синие нити вен на руках словно подсвечены изнутри. Под правой ключицей виднеется шрам, на рёбрах слева, где бьётся сердце, чернеет след, будто от сажи. По плечам вьются вихри тьмы.

Кристина упускает тот момент, когда Кирилл Романович тушит сигарету об пачку и заходит в воду по щиколотку, но тут же морщится и хмурится, будто кот, которого заставляют мыться.

– Она и правда холодная. – Кристина сочувственно кивает.

– Это да. Но ещё и мокрая.

– Вы же в озере.

Хочется рассмеяться, и она отчаянно кусает губы, чтобы не смутить. Если это вообще возможно. Но смех застревает, когда Кирилл Романович переводит взгляд на неё и, кажется, видит её насквозь. Или что смотрит, а точнее, изучает её саму. И становится ещё более неловко от того, какой тонкий и непрочный на ней купальник.

Но тут Кирилл Романович поводит плечами и, выдохнув, с разбега ныряет, подняв фонтан брызг. Выныривает, фыркая, проводит рукой по тёмным волосам и широкими гребками плывёт вдоль берега, недалеко от неё. Искры вспыхивают и гаснут над поверхностью озера, и тепла становится больше – в самом воздухе, в воде.

Солнце медленно садится, и синие сумерки опускаются на лес и озеро.

Кристина отступает и медленно погружается в воду. Ей не угнаться и не успеть, но хочется тоже плыть и ощущать себя… водой.

– А тени могут быть в озере? – с любопытством спрашивает она.

– Редко. Кстати, водоёмы охраняют стражи-милины. Жаль, их так мало.

Кристина знает из его лекций, что в Службе больше сухри. Мол, им проще даётся мир теней, но Кирилл Романович никогда не говорил прямо, а почему так. Может быть, однажды она узнает. А сейчас вечер слишком прекрасен, и особо на расспросы не тянет.

Кирилл замирает в воде и переворачивается на спину, а она подплывает ближе. Сейчас, когда его руки раскинуты, можно рассмотреть ту самую татуировку на правом запястье: треугольник с двумя ромбами, вокруг них – круг пунктиром. А через них проходит прямая линия. Будто росчерк от удара кинжала. Кристина невольно смотрит на ладони Кирилла и вздрагивает: на них тонкие белёсые полосы, как от порезов ножом. Похожие и на левом запястье. Шрамы? И все на руках? Спрашивать боязно, да и неудобно.

– Я сделал татуировку, когда ушёл из дома. – Интересно, это вечер так вдохновляет на откровения? А Кристина спрашивает:

– Почему ушли?

– На самом деле отец выгнал. Всё было сложно, когда я заканчивал школу. Потом вернулся, чтобы забрать вещи, а мама уговорила остаться.

Кристина хочет как-то… посочувствовать? Но сомневается, что это уместно. Она никогда не хотела уйти из дома, а вот Лиза пару раз хлопала дверью, но потом возвращалась. Кристине грустно, когда с близкими разлад, да такой, что родной дом, чьи стены защищают и оберегают, оборачивается местом, откуда гонят.

– В воде ты другая, – вдруг замечает Кирилл Романович, и Кристина понимает, что пока она разглядывала его руки, он изучал её. – Более… безмятежная, что ли.

Знал бы он, какой мятеж творится в её мыслях сейчас! Но в то же время Кристина понимает: да, он прав.

– В воде я всегда расслабляюсь.

– А я для этого кручу пои, – с этими словами он кувырком переворачивается на живот и проплывает пару метров, чтобы коснуться ногами дна. Кристина за ним. – Помогает.

Её богатая фантазия быстро рисует то, как Кирилл Романович крутит огонь. Или пускает его по телу. Она не раз видела выступления пойщиков-обывателей, и это зрелище всегда завораживало и вызывало восторг. А ведь если это делает маг огня! О нет, не просто маг огня, а именно Кирилл Романович! Мысли сбились, спутались, смутили окончательно, а он как ни в чём не бывало смотрит на небо, и на лице непривычная безмятежность.

– Жаль, я не умею творить магию в воде, – негромко произносит Кирилл Романович.

– А вы пробовали? – Ей любопытно, а возможно ли это?

Он хмурится, вытягивает руку над водой, пальцы касаются самой поверхности. А потом… Кристина ахает: от ладони рассыпаются искры, будто бесшумно взрывается фейерверк, а потом они падают, но не гаснут, а оживают светлячками под водой. И вокруг них озеро светится, будто небо, озарённое светом звёзд.

– Как красиво!

Она добавляет собственную магию, тревожит эти искорки, и они начинают кружиться вокруг них. И отступает тянущее чувство одиночества, и не хочется вылезать из воды, пусть этот вечер продлится ещё немного! Ещё чуть-чуть!

Кристина вздрагивает, когда его пальцы касаются её запястья. В этом прикосновении нет никакой похоти или настойчивости, скорее, желание разделить чудесный момент.

Искорки гаснут. И с ними пропадает волшебство, а сумерки кажутся густыми и неуютными. Пора возвращаться. Они выходят из воды молча. Кирилл Романович отворачивается и начинает одеваться, повернувшись спиной к сосне, на корнях которой лежат оставленные вещи. Кристина быстро сбрасывает мокрый купальник, который неприятно холодит, не сомневаясь, что Кирилл Романович не подглядывает. Шерсть свитера приятно колет кожу, как и носки – ступни, а первые глотки чая согревают изнутри. Уходить она не хочет и вздрагивает, когда слышит голос Кирилла Романовича:

– Поделишься чаем?

– О, конечно.

Он делает несколько маленьких глотков, а она чувствует, как от него пахнет озёрной водой и дымом. И что волосы всё ещё влажные, и форменная рубашка расстегнута… голова почти кружится. Так близко. Слишком близко.

Внутри всё звенит от какого-то странного непривычного чувства, пальцы подрагивают от желания хоть немного коснуться этих рук или открытой груди – там, где чёрный мазок на рёбрах.

– Ты узнаешь об этом завтра, но раз мы встретились… – Кирилл Романович непривычно медлит, а потом продолжает, – я через пару дней уйду в тени.

Она вздрагивает, и фантазия бежит вперёд всех мыслей, но теперь образы какие-то мрачные, тревожные.

– Это опасно?

– Это всегда опасно, я тебе уже говорил. Просто… подумал, ты огорчишься, когда узнаешь про замену. Решил сам сказать. Я вернусь. Обещаю.

Почему он ей говорит всё это? И почему – так? Возможно, всё дело в этом озере и вечере, но эмоции взвились и выплеснулись – в порывистом движении, в том, как пальцы вцепились в рубашку, а она вся подалась вперёд:

– Вы уходите сражаться с тенями. Так или иначе. Как рыцарь. А озёрным девам положено благословлять рыцарей.

И Кристина, поднявшись на носочки, касается губами уголка его губ, где прячутся морщинки от усмешек. Легко и нежно, вложив в это благословение. Так ей казалось… а потом Кирилл перехватывает поцелуй. Его губы, ещё хранившие вкус воды, прикасаются мягко и без настойчивости, и в тот же момент Кристина чувствует, как его пальцы дотрагиваются до её щеки и шеи, и дрожь проходит по телу. И кажется, что само время замирает, и бьются сердца, и переплетается дыхание.

Он прерывает поцелуй и шепчет:

– Дождись меня из теней.

– Разве может быть иначе? – Но как же не хочется отпускать!

– Мне ещё надо закончить обход Академии.

Она кивает и отпускает Кирилла вместе с желанием зарыться в объятия и прикосновения. В свитере жарко, сердце колотится, но Кристина ни на чём не настаивает. Ожидание будет тяжёлым, но если он просит…

– Кристина. – Кирилл Романович окликает, когда она щёлкает крышкой термоса и убирает тот в рюкзак. – Раз ты меня благословила поцелуем, хватит уже называть меня Кирилл Романовичем. Можно просто Кирилл.

Он улыбается и начинает застёгивать рубашку, пуговица за пуговицей. Сил хватает, только чтобы кивнуть, а Кристину саму всю трясёт.

– Я провожу тебя до ворот. – Кирилл достаёт сигарету и щёлкает пальцами, чтобы закурить.

– Как долго тебя не будет?

– Несколько дней.

Он не говорит, что это будет быстро. Не успокаивает, что вернётся невредимый. А ей этого и не надо, Кристина пусть отдалённо, но представляет, что такое тени. И кто такие стражи.

У ворот они расстаются, и Кирилл, притянув вдруг её к себе на короткое мгновение, зарывается в её волосы, а потом хрипло произносит: «Я вернусь». И Кристина смотрит, как он растворяется в вечернем мраке.

Кирилл уезжает из Академии за полночь.

После купания в озере он хотел прийти в себя и отойти от… да от всего! От этого обезоруживающего доверия, от трепета девичьего тела, от того, что хотелось продолжить поцелуй. И не торопился завершать обход, чтобы… впрочем, Кирилл сам не мог толком ответить почему. Ведь сам же сказал: «Дождись меня из теней». Дурак! Хотя ладно, Кирилл просто растерялся, пусть в это мало бы кто поверил.

Он выезжает из Серебряного Бора на проспект Маршала Жукова и мчит в центр: дороги свободные, можно не бояться разогнаться до ста, выжав педаль газа. Сердце колотится, не успокоенное, или то тень бьётся внутри? Сейчас не понять.

Ночь в Москве никогда не бывает тёмной или тихой: сплошь огни, свет в окнах высоток и пятиэтажек, фары машин, неоновые вывески, а вскоре появятся первые новогодние гирлянды. И всё это будто пульсирует и вибрирует. Для Кирилла в этом много жизни. И он любит свет и пламя, пусть и электрическое.

Кирилл чертыхается, встряв в совершенно внезапную пробку около Белорусского, и в нетерпении барабанит пальцами по рулю. Бросает взгляд на телефон: нет ли прорывов, где он нужен? Пусть Николай и просил не отвлекаться, но Кирилл чувствует ответственность за этот город и тех, кто живёт в нём. Отец с юности боролся с тёмными магами, которые использовали стихии, чтобы навредить другим, получить выгоду, устроить локальную катастрофу. И считал, что сын продолжит его дело. Но этого Кириллу было мало. И огонь сжигал, вырывался из-под контроля. Как-то он случайно попал на открытую тренировку стражей и увидел то, что его действительно впечатлило: отточенные движения, послушные сполохи огня, сосредоточение. И спросил, а его возьмут – с таким-то пламенем, которым он едва пару раз не сжёг дом?

Возьмут. Научат. Стражам нужны сильные маги.

Отец взъелся и заявил, что Кирилл – чёртов безумец, если решил стать стражем, и жизнь не ценит. Конечно, больше он бесился, что Кирилл пошёл против отцовской воли. Он запретил появляться дома, пока Кирилл не выберет другой путь. Мама пыталась уговорить обоих, но её мягкости не хватило на двух упрямых мужчин, которых любила одинаково. Что ж, Кирилл и не появлялся, пока не решил, что надо хоть рюкзак вещей собрать.

Кирилл выворачивает с Тверской в один из переулков и удачно находит парковочное место – как раз рядом с домом Саши, печатника, который отлично знает все их хитрые узоры. Одни могут открыть проход в мир теней, другие – запереть. Одни только пропустят в преддверие чёрно-белых лесов и полей, другие сразу уведут глубже. В те слои реальности, где время замедляется, а магия меняется с каждым шагом. Захочешь создать искру, а вспыхнет камень.

К таким метаморфозам стражей тоже готовят.

Кирилл взлетает по ступенькам крыльца, привычно жмёт код домофона и, услышав довольный писк, ныряет в подъезд с мраморными ступенями. Дверь квартиры на втором этаже легко поддаётся, стоит Кириллу коснуться ручки – на ней тоже печать, которая признаёт «своих».

В квартире Саши всегда сладковато пахнет красками, деревом и благовониями, которые зажигает его жена, Сюзанна. Она и встречает Кирилла, окутанная тёплым дыханием лета. В её волосах – пёрышки птиц и яркие ленты, и она сама как птица: высокая, с большими глазами, узким лицом и в летящих тканях. На руках часто видны следы татуировок из хны. У каждого мага всегда сильна одна стихия, в случае Сюзанны – воздух. Под её пальцами словно кружатся ласковые ветры, и ткань её длинного платья, вышитого яркими цветами, слегка колышется. Сюзанна загадочно улыбается и прикладывает палец к губам.

– Он рисует. Пойдём, у меня как раз готов пирог.

– Я не голоден. – Кирилл снимает куртку и ботинки, пристраивает их на этажерку рядом с яркими жёлтыми кедами и чёрными «мартинсами».

– Ты всегда так говоришь. – Сюзанна по-птичьи склоняет голову. – А потом Саша удивляется, почему ему достался лишь маленький кусочек.

Дождавшись, пока он разденется, Сюзанна берёт Кирилла за руку прохладными пальцами и ведёт по длинному коридору. На запястьях звенят тонкие браслеты, походка лёгкая. Когда бы Кирилл ни приехал, у Сюзанны всегда готов какой-нибудь пирог.

Она знает, когда придут гости.

Кирилл удивляется, как у Сюзанны не мёрзнут ноги – та всегда босиком, по крайней мере, в помещении, как и сейчас. И ему кажется, он следует за волшебной птицей в царство вечного лета, и просторная кухня с большими окнами даже отчасти похожа на такое царство: обои с цветами, линолеум с растительным орнаментом, разноцветные ловцы снов. На комоде мягко журчит живой фонтанчик. Пахнет корицей и имбирём.

Кирилл садится за широкий стол к окну. Тот накрыт для чаепития: изящные фарфоровые блюдечки, креманка, заполненная домашним вареньем, и заварник, от которого поднимается аромат листьев чёрной смородины. Сюзанна хлопочет около плиты, магия воздуха кружится вокруг. Из духовки выплывает румяный пирог и аккуратно опускается на ажурную деревянную подставку. Шипит чайник: вот-вот вскипит. Бытовая магия умиротворяющая и спокойная, её хочется созидать. Хочется наивно верить, что нет никакого хаоса и мёртвой хватки теней. Мелькает мысль: Кристине бы понравилось, пусть она интересуется более академической магией. Но такой уют… почему-то он уверен, что да, пришёлся бы ей по вкусу. Надо будет её познакомить с Сюзанной… чёрт. Да о чём он думает вообще!

Кирилл подпирает рукой подбородок, позволяя себе в кои-то веки расслабиться и ощутить гармонию этого дома: лёгкие покачивания ловцов снов, аромат домашней выпечки, перезвон колокольчиков, мягкие пледы и подушки с этническими узорами.

Сюзанна оборачивается и мягко спрашивает:

– Что ты будешь?

Задумавшись, Кирилл не успевает ответить, а на пороге кухни появляется сам хозяин дома: в рабочем сером комбинезоне, перемазанном краской. Саша протирает кисточку потрёпанной тряпочкой, на лице широкая улыбка, волосы цвета мёда растрёпаны, в глазах пляшут искры.

– Он будет виски. – Саша подмигивает.

– Я за рулём, и мне завтра в тени.

– Ну, не с утра же? Поспишь у нас, как обычно, и поедешь. Сюзанна не даст кошмарам прийти. Они ведь всё ещё снятся?

Кирилл только кивает. Говорить об этом не хочется. Саша достаёт бутылку виски и два рокса. Гремят кубики льда, которые Сюзанна создаёт из воды в кувшине, льётся жидкий янтарь, и первый глоток приятно обжигает. Кирилл привычно тянется за пачкой сигарет, но на всякий случай смотрит на Сюзанну. Та кивает и посылает свежий морской ветер ему на плечи, чтобы тот унёс горький запах.

– Что у тебя? Понимаю, ты просто заехал в гости, но ведь не только. – Саша садится полубоком и чуть щурится.

– Можешь проверить печать? Всё ли верно?

Кирилл достаёт из кармана джинсов помятую бумажку и раскладывает на столе. На желтоватом плотном картоне чётко проведены витиеватые линии и узоры, пересечённые геометрическими фигурами. Указаны координаты входа в мир теней из Академии, откуда Кирилл пойдёт по следам. Саша изучает внимательно, хмурит брови, водит пальцем.

– Здесь ошибка, – он тычет в одну из линий, – тебя так выкинет в серую зону. Помнишь, как пропал Антон летом? До сих пор ищем. Лучше… – он оборачивается в поисках карандаша и достаёт тот из банки с кисточками, – вот так.

Несколько коротких движений, и линии меняются. Саша добавляет:

– И не забудь, только огонь, если ты идёшь один. Проще открыть проход. Сейчас ещё нарисую толковую печать, чтобы запереть выход в город.

– Спасибо. – Кирилл кивает. – А выходить как лучше?

– Лучше – взять с собой печатника, но я так понимаю, у тебя одинокий рейд. Ну, тогда используй стандартный выход в Службу. Не забудь амулет.

– Ага.

Кирилл делает глоток виски и прикрывает глаза. Но быстро вскидывается: кажется, вот-вот уснёт. Пока Саша рисует, Сюзанна заканчивает колдовать с пирогом и присоединяется к ним, садясь так близко к мужу, что они слегка касаются друг друга плечами. В них столько уюта и тепла, что иногда становится завидно. С тех пор как Кирилл заключил сделку с тенью, он шарахается от женщин. А вдруг навредит. Так почему же это не остановило его сегодня от поцелуя? И от того, чтобы залезть в воду?

Саша подвигает к себе тарелку с пирогом и откусывает, с аппетитом жуёт, и Кирилл не удерживается и тоже утаскивает свою порцию.

– Через сколько объявить тревогу? – уточняет Саша.

– Три дня.

– Николай в курсе?

– Да. Он занят в городе, да и я справлюсь один.

Саша только пожимает плечами, и этот жест у него означает: «Тебе лучше знать», хотя явно не согласен. Но Кирилл не хочет никем рисковать. Одному… спокойнее. Иногда он боится себя – точнее, тени.

Ещё глоток виски. Сюзанна кладёт голову на плечо Саше и смотрит тёмными глазами на Кирилла. Она не жалеет, в её взгляде понимание и спокойствие.

Ведая не только воздухом и бытовой магией, Сюзанна также обладает даром провидения – тот течёт в её крови вместе с водой и воздухом. И каждый раз она предлагает заглянуть в будущее Кирилла. Тот вежливо отказывается. У него впереди только огонь и вьющиеся тени. Никогда ему не обрести тот покой, царящий в доме Саши и Сюзанны, птицы и художника. Кирилл несёт в себе лишь хаос и пепел, который остаётся после всех костров.

Молчание прерывается жужжанием телефона. Кирилл вздрагивает и достаёт тот из куртки. Удивлённо смотрит на сообщение. Сюзанна прикрывает глаза и шепчет:

– Она рухнет в его силу.

Кирилл вскидывается от этих слов – неясная тревога поднимается внутри. Ощутив её, тень трепещет, готовая сорвать поводок заклинания. Но магия Кирилла чувствует успокаивающие волны тепла от Саши, который напоминает: здесь друзья, а не враги. Сюзанна смущённо отводит взгляд:

– Прости. Я не хотела лезть в тебя.

Кирилл кивает, утихомиривает тень и всё-таки читает сообщение.

«Надеюсь, купание в озере не стало разочарованием».

Саша целует Сюзанну в висок и кладёт добавку пирога. Вишнёвый сок оставляет тёмные следы на блюдечке, и Кирилл несколько секунд смотрит на них, размышляя, что ответить Кристине.

«Вовсе нет. Хотя вода всё ещё мокрая. Кстати. Не верь тому бреду, что будет рассказывать Когтев. Он в тенях был только один раз».

«Ты идёшь смотреть на то, как ветер тревожит антрацитовые листья? Или… в более густые слои?»

Он усмехается. Его давно никто не спрашивал, что его ждёт в тенях.

«Загляну на чай к теням и вернусь». Задумчиво смотрит на экран телефона и всё-таки набирает: «Не скучай».

«Я буду ждать, когда ты вернёшься».

– Что это с тобой? – с подозрением спрашивает Саша.

– Я встретил озёрную деву, – глухо отвечает Кирилл и залпом допивает виски. Чувствует, как чуть кружится голова, а веки слипаются. Действительно, лучше остаться у Саши и выспаться. Тот обещает к утру отрисовать обе печати, а Сюзанна провожает до гостевой комнаты.

– Постарайся вернуться живым, – напоследок напутствует Саша.

– С чего такая забота?

– Не хочу потом объясняться с твоей матерью. Или Николаем.

Кирилл напрягается и резко дёргает пуговицу форменной рубашки. На мгновение Кирилл представляет лицо Николая, когда тот узнает, что он не вернулся. Нет уж. Он справится. И никто не пострадает.

Глава 5

В одиннадцать вечера Николай думает о том, что пора домой.

Ночные патрули стражей вышли в город уже два часа как, Яна уехала и того раньше – сегодня у них с мужем годовщина, и она даже отменила дополнительные занятия для стажёров, которые обычно проводит по четвергам. Отчёт для Управления готов, а остаток вечера Николай провёл в лабораториях стражей в подвалах, давно уже переоборудованных под нужды алхимиков, и поднялся оттуда, только когда его попросили сдать ключи на охрану, как только он закончит.

Действительно, пора. Тем более Николай утром рассчитывал вернуться не так поздно и не оставил корма для кота, и тот наверняка будет смотреть со строгим осуждением и дёргать от недовольства кончиком хвоста.

Мигнуло на телефоне оповещение календаря, Ник нахмурился: вроде никаких встреч не было назначено, что же тогда? Ах да, закрытая вечеринка для взрослых, на которую они собирались с его уже бывшей женщиной. Он совсем забыл, а ведь билеты купили, как только вывесили анонс, в котором обещали чувственный опыт, раскрепощение и незабываемые впечатления – то есть, в целом, штампованные фразы, которые ни о чём не говорили, но Ник уже бывал на таких мероприятиях, и ему нравилось. Что-то внутри ворочалось и отзывалось на полуобнажённых женщин в оплётке кожаных ремешков, на сполохи огня между лопаток, на стоны боли и удовольствия, которые смущали одних и возбуждали других. Николай точно относился к последним. Но обычно он слишком увлекался работой и пропускал даже те вечеринки, которые проводили в выходные. Может, стоит поехать сейчас туда, где неон скользит по телам, а блёстки и маски скрадывают страхи и стыд. Предаться страсти с какой-нибудь незнакомкой, согласной разделить только одну ночь, и уехать домой под утро, чтобы точно уснуть и не видеть никакие сны. Может, стоит…

И тогда этого иссушающего одиночества в его жизни станет меньше – на те несколько часов, что он растворится в порочном экстазе и утолит томительную жажду власти.

Но, войдя в кабинет, Николай замирает от ощущения, что что-то не так. Ставни открыты, как и до этого, и в окнах видна набережная Москвы, вся в жёлтых огнях и дожде. Вещи на столе не тронуты: открытый ноутбук, папки с документами, книги из Архива печатей с закладками на месте рецептов зелий. Николай точно знает, как всё оставил, когда уходил.

На всякий случай он проверяет, нет ли ловушек или неприятных заклинаний, но кабинет дышит вечерним спокойствием. Прикрыв дверь, Николай неторопливо подходит к столу, поводит рукой, собрав пальцы в щепотку, и с них срываются огоньки, освещая кабинет достаточно, чтобы понять: никого нет.

Но что же не так?

Записка ждёт на столе. Как и многие до неё, придавленная картонным стаканчиком с кофе, – правда, в этот раз с эмблемой русалки, а под крышечкой прячется запах корицы и уже осевшая пенка капучино. Записка нацарапана быстрой рукой и неровным почерком, на желтоватой бумаге, будто на обрывке пергамента. Без подписи, как и все те, что были до неё.

Всего несколько слов: «Держись подальше от башни».

Николай медленно садится в кресло и придвигает стаканчик.

Когда он нашёл такой впервые, то, конечно, отнёс в лабораторию и попросил проверить на яды и вообще любые добавки. Стаканчик вернули с лёгкой ироничной припиской: «В вашем кофе яда не обнаружено, пейте спокойно». Так повторилось и во второй, и в третий разы, а потом Николай махнул рукой. Стаканчики каждый раз отличались что эмблемами, что вкусами, а их появление предсказать оказалось почти невозможно, либо он не находил логической связи.

«Держись подальше от башни». Николай отлично понимает, о чём речь. Может, это шутки Аманды? До этого в записках содержались наводки на какие-то прорывы теней, а однажды он смог предотвратить ритуал, с помощью которого хотели наслать проклятие на мага, занимавшего высокую должность в Управлении. Якобы тот отказал в каком-то разрешении.

Николай в задумчивости постукивает костяшками по столешнице. Изучать записку бесполезно: он уверен, как ни просвечивай, как ни держи над огнём, какие заклинания ни используй, не появятся ни таинственные символы, ни подпись.

Но эта загадка не даёт ему покоя.

Первая такая записка появилась несколько месяцев назад. Николай отнёсся к ней с искренним подозрением и, никому ничего не сказав, сам решил проверить место прорыва теней. Пусть опрометчиво с его стороны, никто бы и бровью не повёл, прикажи он стражам самим съездить, но Николай был уверен: записка лично для него. Оказалось, в районе Лианозово печати расшатались, их вот-вот бы прорвали тени. Тогда он вызвал печатников, и те потом несколько дней оплетали район защитой. Кирилл прямо спросил:

– Как ты узнал?

– Будем считать, что повезло.

Николай подумал, что это кто-то из новых печатников. Сергей не приветствует прыть новичков, и, с одной стороны, за этим скрывается забота о них, с другой – профессиональный снобизм. Хотя Москва огромная, а стражей не так уж много. Всегда можно о чём-то не знать, а патрулям требуется несколько недель, а то и месяцев, чтобы проверить каждый закоулок. Николай благодарно принимает любую помощь. Вдруг юный стажёр нашёл как раз расшатанную печать и решил так о ней сообщить.

О второй записке Николай уже рассказал Кириллу, тот, конечно, отнёсся с подозрением, хотя и предложил разумный вариант:

– А ты не думал, что это от Шорохова?

В этом была своя логика. Уж кто-кто, а их наставник отлично знает Службу изнутри, и вряд ли ему было бы сложно проникнуть незаметно внутрь. Камеры всё равно нет: те несколько раз сгорали от выплесков магии, из-за этого же весь технический отдел и серверная расположены в отдельном блоке, куда с неохотой пускают стражей, даже Николая, пусть тот всегда отлично сдерживает огонь и землю. Ни единой искры не падает с его пальцев, не то что у Кирилла. К тому же Шорохов с первого дня их знакомства отличался тягой к загадочности, что выводило из себя Кирилла. Николай же относился к этому как к некоторому неизбежному злу. И всё-таки…

– Не его стиль, – ответил тогда Николай. – Он не любит витиеватые образы, а в записках они есть.

– Осторожнее. – Кирилл хлопнул по плечу. – И не пей ты этот кофе.

Было ещё что-то, что смущало Николая и не давало покоя. Стиль? Манера письма? Он никак не мог понять. А может, всё дело в том, как описание мест в записках неуловимо отличалось от реальности. Где-то давно уже снесли здание, где-то убрали трамвайные пути. Почему? И, наверное, именно из-за этого Николай не считает, что записки от Шорохова. Тот знает Москву как свои пять пальцев.

Николай, вопреки предупреждению Кирилла, всё-таки пьёт капучино, пусть и слегка остывший, пока проверяет почту и размышляет над запиской. Удивляется, обнаружив письмо, присланное всего с полчаса назад – ладно, он допоздна работает, но вот Леонид обычно таким не страдает. Тот держит одну из лучших мастерских по амулетам, в которые запирает простенькие заклинания: с туманом для отвода глаз, с ветром, что может придать скорость, с щитами. Николай несколько недель назад передал Леониду специфический заказ на кожаные браслеты для стражей со скрытыми печатями в них, и вот теперь он видит подтверждение, что заказ готов. Пусть стоимость и немаленькая, но Николай понимает: работа сложная и непривычная, тем более для мага воды и воздуха.

В конце письма приписка: «Второй заказ тоже готов». Ответив коротким «ок», Николай закрывает ноутбук и поворачивается в кресле к окну. Управление точно бы не погладило его по голове, узнай, что Николай пробует связать магию теней с амулетами. Он даже ожидал отказа, а тот согласился, то ли из любопытства, то ли из-за щедрого вознаграждения. Но предупредил: потребуется время и терпение.

Николай трёт виски. Кофе помогает не спать, но не избавляет от головной боли. Нет, на вечеринку он не поедет, кофе допьёт – и домой, к коту и его укоризненному взгляду. Только уберёт в шкафчик записку с предупреждением – к другим подобным.

Кристина сидит на широком подоконнике, скрывшись за гирляндой из маленьких огоньков, которые мерцают живым пламенем, и смотрит, как на поляне дежурные стражи Академии проверяют защиту. В последнее время их стало больше, они патрулируют коридоры, заглядывают в аудитории и залы для занятий. Ада называет их чёрными коршунами, которые вносят смуту в учёбу, а на все доводы Кристины только фыркает и жалуется: «Да от них же вечно несёт дымом от костра!»

Над газонами и вдоль изгороди вспыхивают зеленоватым цветом заковыристые узоры печатей: геометрические линии и знаки, значение которых не изучают ни на одном местном факультете. Кристина пробует сделать набросок в скетчбуке, но с досадой морщится: не уловить эти стремительные движения, не поймать вспышки, не передать притягательность стражей. Или, по крайней мере, у неё не получается. Со вздохом отложив рисование, Кристина открывает телефон и смотрит на последнее сообщение от Кирилла.

«Не скучай».

Она корит себя, что видит за этими словами больше, чем может быть на самом деле. Спустя несколько дней после встречи у озера Кристина стыдится того, что позволила себе – о, конечно, ей понравилось! Но она думает, а не поцеловала ли она Кирилла под влиянием момента и от острого чувства горечи, которое всегда бередит сердце перед расставанием? И что он теперь мог подумать о ней? Впрочем… нет-нет, не вспоминать о том, как он сам притянул её к себе, как опалил поцелуем и как водил пальцами по плечам. Ведь что она для него? А что он – для неё?

О Кирилле даже отец отзывался с уважением, а ведь он и сам ведёт дела со Службой, пусть и не допускает до этого дочерей. Может, поэтому Кристина видит в Кирилле не зловещего падальщика, а тёмного рыцаря, который огнём и землёй защищает мирную жизнь от тварей из иного мира. Да, они сблизились – о, какое коварное и сладкое слово! – на утренних прогулках, когда он рассказывал, как учился на стража, а Кристина делилась идеями о своём экологическом проекте. Когда она усаживалась в корнях деревьев, чтобы наблюдать за его короткими тренировками. Мог ли Кирилл догадаться, какие образы возникали в мыслях Кристины в эти моменты? Вряд ли.

И достаточно ли этого, чтобы проросли чувства и увили два сердца?

Она бы и вовсе не писала никаких сообщений, зачем бередить рану? Но когда она увидела в расписании замену на курсе по теням, сердце кольнуло разочарование – пусть Кирилл и предупреждал тогда, у озера, что его не будет несколько дней. Теперь лекции вёл сухопарый старик, который скупо рассказывал, как опасен мир теней и как стражи скрывают о нём информацию, а учебники посоветовал и вовсе не открывать, мол, в них всё чушь и вздор.

Кристина долго собиралась с духом прежде, чем написать Кириллу. Всё казалось, поцелуй жжёт губы, а её бросало в жар, стоило вспомнить его объятия, биение сердца и взгляд ярко-синих глаз. Разве минутная слабость и близость губ позволяли написать «как дела?». Но ей будто было мало того благословения, которым оплела его, хотелось что-то ещё добавить, пусть и в сообщении – до того, как он уйдёт в тени. Кристина несколько раз стирала текст и набирала заново, а потом ещё долго убеждала себя, что ну плохая идея же!

Она всё-таки написала, и он ответил! Обещал, что будет в порядке, а последней фразой добавил вот это сладко-мучительное «не скучай». И теперь Кристина то и дело проверяла сообщения, даже если телефон оставался на звуке – а вдруг пропустит оповещение? И казалось, время текло медленно, и спасение крылось в ночах, когда можно забыться сном и дожить до утра – в надежде, что сегодня Кирилл вернётся.

Чем закончится его поход в тени? И есть ли рядом с ним кто-то, кто вот так же, как стражи сейчас на поляне, откроет печати и поможет?

Стражи последним заклинанием закрывают печать и жмут друг другу руки. Кристина отводит взгляд от окна и пытается сосредоточиться на учебнике по экологии. Пора бы взяться и за домашнее задание по алхимии, ради которого они с Адой и засели в одной из гостиных Академии. Правда, теперь всё внимание Ады поглощено Иваном – боевым магом с третьего курса, мечтающим о работе в Управлении, чтобы карать преступников магического мира. Он притащил не только свои рыжие вихры и кости, но и ящик домашнего сидра, который прислала ему матушка. Одну из бутылок Кристина как раз допивает, пока читает про тропическую экологию.

Голова чуть кружится, накатывает полудрёма. Иван, вместо того чтобы зубрить боевые заклинания, наигрывает на гитаре. Ада валяется на животе прямо на полу и, подперев щёку рукой, смотрит на него полным восхищения взглядом.

– Спой что-нибудь, – просит Ада, когда Иван заканчивает перебор. Тот подмигивает:

– А что ты хочешь? Романтическое? Или бодрое?

Иван проводит пальцами по струнам, и перелив звенит среди тусклого света. Он хорош собой: рыжие волосы до плеч, очаровательная улыбка, подтянутая фигура. Когда Кристина рисует его, то всё время представляет шустрого и активного лиса. Ада влюблена, и Кристина это знает. Кажется, что и Иван тоже, но эти двое балансируют на одном им понятном мостике между чувственной дружбой и страстью.

– Романтическое. – Ада поднимается и садится рядом с Иваном, окончательно забыв про учёбу.

– Я, пожалуй, пойду к себе. – Кристина соскальзывает с подоконника и собирает сумку, подхватывает полупустую бутылку из-под сидра. – Что-то я засыпаю.

– Что, скучаешь по Кириллу Романовичу? – хитро улыбается Ада, отвлёкшись от наблюдения за пальцами Ивана на струнах гитары.

– Согласись, он ведёт лекции куда лучше этого старика, – уклончиво отвечает Кристина, надеясь, что Ада достаточно увлечена собственными чувствами. – Сегодня было совершенно бесполезное занятие. Возможно, завтра я даже пропущу.

От неё – от той, что не мыслит о прогулах и рвётся на каждое занятие, – это звучит как приговор для разочаровавшего преподавателя, но Кристине даже не стыдно. За тот год Кристина только одну неделю пропустила – когда заболела гриппом в феврале, и это были полные отчаяния и досады дни.

Иван уже снова владеет вниманием Ады, которая коротко бросает «до завтра». Она ничего не знает об озере и том поцелуе, как и об определении «озёрная дева», и пусть так и будет. Кристина рассказала бы о таком разве что сестре, но та вовсю готовится к осеннему музыкальному квартирнику, и беспокоить её Кристина не хочет.

Она выходит из гостиной. Как же это неуютно: ощущать себя третьей лишней, будто сорняк, который мешает расцветать хрупким чувствам.

Уже поздно, и по дороге она никого не встречает: ни дежурных стражей, ни студентов, ни преподавателей. Те наверняка давно разбрелись по комнатам жилого корпуса или вовсе разъехались по домам, и Кристине нравится тишина и уютное спокойствие, которые царят в Академии. Сейчас, когда близится Хеллоуин, невероятно популярный среди студентов, в эркерах мерцают свечи-тыквы, под потолком подрагивает искусственная паутина, а стены украшены гирляндами из кленовых листьев.

Академию основала княгиня Наталия Демидова в конце девятнадцатого века. Будучи свободной в том, чтобы тратить средства супруга, она распорядилась о постройке мастерских, в которых вели дневные и вечерние курсы, и Кристине кажется, что в этих стенах сохранился дух той эпохи. С тех пор и факультетов прибавилось: если когда-то их было четыре, по одному для каждой стихии, то теперь их расширили до естественных наук, медицины, боевой магии, а ещё планировали открыть кафедру технологий.

Кристина выходит в галерею, которая ведёт в жилую часть и кухню для студентов, где всегда можно раздобыть чай и кофе, а в шкафчиках хранится печенье. Может, спуститься к Сташеку – тот открывает двери даже поздней ночью? Но она откровенно стесняется беспокоить в такое время. Да и кухня ближе к комнате.

Кристина доходит до середины галереи, когда чувствует: что-то не так.

Чужеродный холодок скользит по спине, кажется, что кто-то шепчет за спиной. Кристина застывает и оглядывается: никого. Ускоряет шаг, вскоре выходит в коридор, который ведёт в жилой корпус, и замирает в растерянности. Впереди одна за другой резко вспыхивают, а потом гаснут лампы, и тьма залепляет двери и окна. Кристина отступает и резко разворачивается к галерее, но и там уже лишь глубокий мрак без всякого просвета и искр.

Накатывает паника. Шепотки усиливаются. Что-то кружит рядом, и будто костлявые пальцы прикасаются к рёбрам. Глухой, как из-под земли, голос заползает в ухо и свивает гнездо, но слов не разобрать, сплошь шипение и клёкот.

Кристина призывает ветер, но в ладонях пусто, магия будто соскальзывает и никак не даётся. В коридоре становится холодно. Можно бежать, но в этом мраке Кристина откровенно боится во что-то врезаться или не разобрать, кто перед ней. Она резко оборачивается на зелёную вспышку, но та гаснет почти сразу, и всё же в её свете Кристина успевает разглядеть несколько силуэтов. Полузвери-полулюди, пасти с клыками, неестественно вытянутые конечности. Что-то скребётся и царапает лопатки. Кристина вскрикивает и отшатывается, но поздно: прикосновения жалят плечо.

Чьё-то ледяное дыхание касается шеи, а по ногам будто ползут змеи.

Кристина хочет сбросить эти прикосновения. Вырвать змеиный голос из мыслей. И чтобы перестала кружиться голова; а мрак наползает и становится гуще. Ей кажется, её тела касается сотня рук, лап, когтей. Ей чудится: горят сами стены Академии. И если не сладить прямо сейчас, то её уволокут – во мрак. Она чувствует: твари жаждут этого. Мрак коридора. Тишина, наполненная шипением и клёкотом. И нет ни огня, ни искры, чтобы…

Выжечь всё это. Вот чего ей хочется!

И сквозь этот скрежет и тьму пробивается совсем иной голос, хрипловатый и резкий:

– Иногда они приходят тьмой. Звучат голосами. Уводят за собой. Проникают в вас. И сопротивляться почти невозможно.

Тьма не позволяет сосредоточиться. Держит, тянет назад, в своё хищное нутро. Нечто втягивает воздух прямо рядом с Кристиной, обдаёт ледяным дыханием.

– Призывайте бури, ветер, водопады, заставляйте катиться камни. Потому что если они вас схватят, то отравят и выпьют.

Она пытается! В ней ведь так много штормов и бурь! Весенних ливней и летнего ветра!

– Они гасят магию. Но вы можете их снести.

Пальцы дрожат, когда Кристина шепчет заклинание, когда собирает волю, чтобы призвать ветер, штормовой, которым можно сломать корабль в щепки, но порывы такие слабые. Кажется, она падает на пол, и её прижимают к жёстким доскам. Она пробует сделать хоть что-то… с кончиков пальцев срываются ледяные иглы, мерцая во мраке.

Какая-то сущность цепляется за Кристину, царапает руки, пытается проникнуть внутрь, что-то вворачивается в районе пупка, рвёт блузку, и боль пронизывает тело. Нет-нет-нет, она не сдастся! Она не хочет!

Собрав всю волю в кулак, Кристина сжимает ладони и шепчет. Снова и снова. Она хочет их сжечь. Сжечь дотла, но у неё нет ни единой искры, а холод обжигает, вымораживает внутренности, в нём ещё попробуй выживи. Ей кажется, пол становится скользким и ледяным, а змеи выскальзывают из ушей, ноздрей, отпускают тело. Мрак наваливается тишиной. В нём нет больше звуков.

Опять мерцает зелёный свет. Кристина пытается ползти в его сторону, но получается с трудом. Тело болит так, будто его били и сжимали до синяков. Возможно, так и есть.

Видимо, она потеряла сознание, потому что приходит в себя, дрожа, когда снова мерцают лампы, пусть тускло и с неохотой.

Как же холодно… тени… тени? Как же кружится голова…

Она с трудом переворачивается на бок – тело слушается плохо – и ищет на полу телефон. Когда находит, подносит его совсем близко к глазам и набирает дрожащими пальцами сообщение:

«Помогите. Тени…»

Кристина нажимает «отправить». Закрыв глаза, она позволяет тьме увести себя, но та уже спокойная и утихшая.

Глава 6

В мире теней всегда сумрачно.

Изгибаются серо-чёрные деревья с глубокими дуплами на равнине, покрытой антрацитовыми цветами, будто нарисованными грифельными карандашами. Серебрится трава, и если провести по ней пальцами, на кончиках останется пыль, как с крыльев мотыльков.

Если идти дальше, пейзаж изменится: появятся холмы и лес, некоторые следопыты – стражи-исследователи мира теней – видели и горы, чьи верхушки укрыты белоснежными шапками, и реку, что течёт вспять. С тёмными водами, глубоководную, с тенями рыб и серым камышом. Но полностью этот мир не исследован ни одними стражами.

Пока не встретишь теней, их мир даже успокаивает тишиной, приятным ветерком и нетронутой прогрессом природой.

Но если зайти ещё дальше… наверное, так выглядел бы библейский ад. Пекло, в котором ревёт пламя, огненная и песчаная бури, а чёрный ветер разносит хлопья пепла, и пыль забивает нос и горло. И тени, готовые вонзиться в плоть любого, кто туда попадёт, везде, за каждым камнем и скалой, в пропасти и за деревьями, горящими от вечного пожара.

Кирилл открывает проход из Академии на первый слой и, проверив, что место безопасно, для надёжности закрывает разрыв двойным узором печати, чтобы тени не воспользовались им и не проникли в Академию опять.

При проверке коридоров и защитных заклинаний стражи обнаружили одну расшатанную печать: узор светился слабо и нечетко, будто его наложили недавно и не очень умело. Печать открыли. Следы вели в мир теней и дальше, во мрак, куда сейчас и направился Кирилл.

Сейчас ему нужна помощь.

Стянув с левой руки перчатку зубами, Кирилл достаёт кинжал и быстро надрезает ладонь – свежие царапины ложатся поверх уже заживших, и на коже проступают тёмно-серые линии. Кровь здесь не алая, а будто разлитая тушь.

Заклинание, удерживающее тень, ослабевает, позволяя той вытечь из тела и вырасти чёрной фигурой. У неё нет ни черт, ни рук, ни ног, а во все стороны от неё растекаются дымчатые ленты.

Кирилл смотрит, как темнеют его собственные руки, будто измазанные золой. Чувствует, как подстраивается зрение и теперь различает десятки оттенков серого и чёрного, а кровь становится горячей – будто резко поднялась температура. И этот внутренний огонь ведёт вперёд. Тень стекает к земле и вьётся среди трав, ища следы.

Кирилл, держа руку на рукояти кинжала, идёт вслед за ней по тропкам. Кто их проложил? Стражи или сами обитатели?

Маги всех стихий давно задаются вопросом: что же ищут тени? Чего хотят? И что они такое на самом деле?

Кирилл не раз заглядывал в Архив, чтобы найти ответы, понять, что ими движет, и – кто знает? – может, придумать, как лучше защитить город. К сожалению, после падения Ведомства стражей, процветающего вплоть до революции, многие знания оказались уничтожены, случайно или по злому умыслу, а что осталось, едва сохранили в двадцатом веке. Кирилл нашёл только теоретические рассуждения, ничем не подкреплённые. Ему понравился прагматичный взгляд одного из практиков середины двадцатого века: тени – всего лишь голодные твари хаоса. Они подпитываются магией и жизнью, как звери, что ищут добычу. Они бессмертны, пока их не уничтожить, а от голода они только становятся злее. Но их можно подчинить и призвать, а некоторые обладают каким-то звериным сознанием.

Кирилл выходит на каменистое плато, на котором высятся острые валуны из какой-то особой разновидности стекла, напоминающего обсидиан. Именно из этого материала мастерят кинжалы стражей – и один такой у Кирилла в ножнах.

Тень шепчет – точнее, нет, Кирилл понимает образы, что вспыхивают в сознании, – они на месте. Здесь след обрывается. Он осматривается и решает, что проведёт ритуал у валуна.

Ещё один разрез на ладони, и на землю каплет кровь.

Кирилл пальцем чертит символы и зажигает пламя в каждом из них, а потом прижимает порезанную руку к валуну. Призыв готов. Остаётся только ждать, когда какая-нибудь местная тень ощутит и придёт на запах и пламя.

Кирилл устраивается у одного из валунов, вытянув ноги. Достаёт флягу с настойкой от Николая и делает большой глоток. Вязкая, с привкусом трав, она придаёт сил и не даёт уснуть. Тень вьётся вдалеке, но Кирилл чувствует их связь – не как якорь, который не давал потеряться, а как поводок, удерживающий монстра. Под сердцем тянет.

Но не зря Кирилл разрушил звенья якоря. Он слишком связан с тенью, та влияет на него, расшатывает магию, провоцирует, уводит в свой мир. Она могла бы навредить Николаю, оставь Кирилл якорь. Если бы это случилось, он бы себя не простил.

Задумавшись, Кирилл вздрагивает, когда тень возвращается и устраивается рядом, будто крылья из дыма развернулись за спиной. Кирилл не знает, сколько прошло времени, в этих слоях время течёт иначе: могло пройти два часа или два дня. Следопыты учатся высчитывать и планировать рейды, чтобы не пропасть на долгие годы. Именно с ними Кирилл прикидывал, что на ритуал уйдёт около недели – по крайней мере, именно столько пройдёт в Москве.

Кирилл чувствует лёгкий голод и достаёт из рюкзака орехи и сушёное мясо. Грызя фундук и сладковатый изюм, он думает об Академии, о пропавших студентах, о последней лекции, на которой он показывал щиты. Мысли переносятся к Кристине: даже сейчас, в мире без красок, он помнит, какого цвета её глаза, может почувствовать запах озёрной воды, которым веяло от неё после купания, ощутить нежные прикосновения. Она благословила его – ещё никто этого не делал.

Что-то меняется, и Кирилл вскакивает, тут же вытаскивая кинжал. Тень кружит рядом, ластится к спине и рукам. На мгновение ему чудится, что он может различить шёпот в своей голове: «Близко. Осторожнее». Наверняка показалось.

По плато широкими прыжками мчит зверь, похожий на волка, только без шерсти, сплошь кости и кожа, серые, как и всё вокруг. Торчат суставы и арки рёбер. Длинный белый язык вываливается из пасти, мощные лапы с длинными когтями едва касаются земли. Кирилл стискивает рукоять кинжала, тело напряжено как струна. Зверь останавливается в паре метров, скалится.

У теней нет ни голосов, ни разума, но Кирилл знает, что с ними можно общаться образами.

Зверь облизывается и скалится. С клыков стекает вязкая чёрная слюна. Рычит, будто спрашивает, что надо. Кирилл достаёт из рюкзака вещи пропавших студентов, которые взял с разрешения их близких из комнат общежития, и кидает их на землю: джинсовая куртка Анны, ботинок Хлои, шарф Влада. Зверь подкрадывается и принюхивается, а потом садится на задние лапы и смотрит тяжёлым взглядом.

Кирилл достаёт из кармана колбу с жидким огнём – попросил в лаборатории сделать забор его крови. Откупорив, он выплёскивает тот перед собой. Зверь молниеносно подскакивает и алчно лакает, а облизнувшись, скалится ещё шире. Подхватив зубами куртку, широкими прыжками уносится по плато.

Виски стискивает боль, и Кирилл морщится. Где-то вдали раздаётся звериный рёв, в котором перекатывается рокотом: «Слушай вой волков». Галлюцинации, так бывает после того, как погуляешь по полям и лесам мира теней.

Некоторые стражи не возвращаются вовсе и поселяются в мире теней навсегда. Или сходят с ума после долгих лет службы.

Боль пронизывает тело, Кирилл едва удерживается на ногах. Тень рвётся с заклинания, бьётся в силках и будто тащит… но куда?! Снова в ту глубину, где ревёт пламенная буря?!

Ну уж нет!

Он обещал вернуться – Саше, Николаю… Кристине.

Сжав зубы, Кирилл собирается и усиливает заклинание, и то, будто плеть, приструняет тень, загоняет обратно под сердце.

Отдышавшись, Кирилл собирает брошенные вещи, стирает символы призыва. Берётся за первый из амулетов, чтобы открыть проход к предыдущей метке. Путь домой долгий. Можно, конечно, открыть сразу в преддверье или даже Москву, но тогда он может привлечь теней с этих слоёв.

После третьей печати и двух привалов Кирилл возвращается в серое поле.

И тут же понимает: рядом тени. Увязались следом? Пальцы покалывает от огня, когда он разворачивается к ним, готовый выжечь. На этот раз – летучие твари с крыльями и широкими лапами, похожие на горгулий, но хотя бы без плоти, только дым. Кирилл отбивается быстро. Взмах кинжала, огненный круг. Развернуться, ударить. Нырнуть под крыло и сжечь дотла.

Не выдержав и устав, Кирилл вытягивает руки в стороны и пускает на них жаркий огонь, в котором вьётся и тень. Одна юркая горгулья проскальзывает и царапает когтями плечо и тут же с визгом сгорает.

От одежды идёт дым. Губы потрескались, хочется пить. Одна печать до дома. Кирилл вываливается в проулок недалеко от дома и закашливается. Какой-то прохожий шарахается от него в сторону и шипит: «Наркоманы!» Кирилл выставляет средний палец, но незнакомец уже ушёл. Как же хочется есть. И поспать.

Достав сигарету, Кирилл прикуривает от огонька на трясущемся пальце. Как же паршиво-то! Прислонившись к стене дома, делает пару затяжек, а потом бредёт в сторону своего. Десять минут медленных шагов, и, докурив, он напевает: «Чёрные сказки белой зимы на ночь поют нам большие деревья…» [3]

Кирилл слышит, как кто-то входит в дом, но у него нет сил встать. Тело ломит, перед глазами пляшут цветные пятна. Он лежит на диване, вытянув ноги, и пускает дым в потолок. Мысли вертятся про ужин, но это ж надо преодолеть головокружение, пошевелиться, заглянуть в наверняка пустой холодильник.

Вернувшись, Кирилл отписался Николаю, а потом, поддавшись тоске, позвал Сару на ужин – а та на удивление согласилась. Хорошо, у неё есть ключи, не надо открывать.

– Ты чего в темноте? – Она включает торшер, лампочка возмущённо мигает. Кирилл закрывает глаза ладонью от вспыхнувшего света. Как же… ярко. Весь мир слишком насыщен цветами.

Сара садится рядом, обнимает коленки руками. Как всегда, в элегантном платье, опрятная, с изящным русым хвостом. Она похожа на идеальную студентку элитного учебного заведения, и по ней не скажешь, что она управляет собственным клубом.

– Ты себя однажды погубишь, – вздыхает Сара и скидывает туфли, чтобы забраться с ногами на диван.

– Однажды мы все сдохнем, – огрызается Кирилл, а потом устало прикрывает глаза. – Извини. Сам не свой.

– Тяжело, да?

Он пожимает плечами и докуривает сигарету. С трудом садится.

Рана на плече никак не хочет затягиваться. Морщась, он аккуратно снимает рубашку и небрежно бросает в угол дивана. Со вздохом идёт к стеллажу с десятком пластиковых прозрачных коробок и находит среди них ту, на которой неровными буквами подписано «Аптечка. Служба».

– Что случилось на этот раз? – Сара смотрит с тревогой.

– Тень задела, когда возвращался в город. Не смертельно. Ужинать будешь?

– Не откажусь. Что закажем? – Мельком он замечает, как она улыбается. Он возится с плечом, никак не дотягиваясь до раны, и шипит сквозь зубы.

– Ох, Кирилл, все стихии, давай помогу!

Она подрывается и усаживает его обратно на диван, Кирилл даже не спорит. Кажется, рана хуже, чем он думал сначала, боль глубокая и неприятная, и вот это точно напрягает. Тени могут отравить кровь. Сара, которая с детства латала раны то Кирилла, то Дани, своего младшего брата, ловко справляется и аккуратно переплетает бинтом руку. Теперь Даня работает в Управлении по делам магов и путешествует по всему миру, налаживая связи и изучая редкие заклинания. Ему чужд город, и каждый раз, вернувшись в Москву, он жалуется, как она давит и как хочется снова в горы. Зато готовит, в отличие от сестры, отлично.

– Ты хотел что-то обсудить, – Сара открывает баночку с мазью и наносит осторожными движениями.

– Да, грядёт вечер памяти. Мы с Николаем хотели арендовать твой клуб.

– «Клюкву»? Сбор стражей… та ещё головная боль.

– Придёт вся Служба, многие с семьями и друзьями.

– И вы спалите его дотла?

Сара говорит с горечью в голосе, и Кирилл не понимает, с чего бы. Он вообще хочет лечь и прикрыть глаза, что он и делает, подложив под голову подушку. Так приятно слушать голос Сары, и плечо уже меньше болит… хотя надо проверить на наличие яда… и…

Громкий возглас заставляет прийти в себя:

– Кирилл, тебе надо поесть! А потом уже поспать.

– Прости, устал. – Кирилл потирает глаза.

Зря он позвал Сару сегодня. С другой стороны, насколько же приятнее, когда не приходится быть одному после мрака мира теней. Сара снова забирается с ногами на диван, он притягивает её к себе. Немного человеческого тепла – не более.

– Как дела у Дани? – Её брат вечно пропадает в командировках по делам Управления, но разговоры о нём обычно поднимают Саре настроение. И правда, она снова улыбается, а в голосе теплота:

– Как обычно. Мотается по миру в поисках секрета счастья и налаживает связи.

– Что, до сих пор не нашёл?

– Вернётся, узнаю. Он застрял в Индии.

Они втроём дружат со школы. Когда-то Кирилл по делам отца переехал с родителями в Москву и не сразу освоился на новом месте: его опасались из-за его неуёмного огня, да и высокая должность отца в международном Бюро не делала жизнь легче. Его или побаивались, или пытались подлизаться. Ещё и Кирилл вёл себя развязно-нагло, выстраивая стену между собой и другими. В одиночестве проще – так он думал.

Даня не смущался ни бесконтрольной стихии, ни пафосных шипов на косухе, ни отца. Он стрельнул сигарету за гаражами, где прятался Кирилл, и не отставал всю дорогу до дома, болтая без умолку. Кирилл и не понял, как согласился пойти на вечеринку, где познакомился с Сарой. И не заметил, как втянулся в то, что потом стало дружбой.

Некоторое время они молчат, и это уютно. Но не даёт покоя мысль о пропавших студентах.

Но потом Сара осторожно касается его запястья:

– Ты не думал… о якоре? Чтобы его вернуть. Тебе без него тяжело, как никому другому. После Николая…

– Не надо!

Кирилл резко поднимается и подходит к камину. Заложив руки в карманы, вглядывается в огонь: тот бьётся и внутри вместе с каждым ударом сердца. Голос Сары звучит тихо:

– Я закажу ужин, хочешь?

Он всё ещё стоит к ней спиной, напряжённый, как струна. Почти незаметно и тихо по окнам начинает стучать дождь. На пороге холодный и тёмный ноябрь, и почему-то Кириллу кажется: тот принесёт столько бед, что сил с ними справиться не хватит. Тёплые руки Сары обвивают плечи, дыхание ласкает кожу на шее:

– Ты же знаешь, я всегда рядом.

– Я того не стою.

– Не тебе решать. Давай, хватит хандрить. Лучше расскажи, что занимает твои мысли.

Обрывки теней в коридорах. Исчезновения студентов. Горький вкус кофе Сташека. Глаза, полные надежд и мечтаний. Поцелуй на берегу озера.

Жужжит телефон. И Кирилл знает: что-то случилось.

– Ужина не будет, да? – в голосе Сары звучит грусть.

Кирилл ищет телефон и находит его под подушкой дивана. Громко ругается:

– Мать твою!

– Что такое?

– Нападение теней. В Академии. Опять!

Кирилл чуть шатается, ощущая, как на него обрушивается ураган того, с чем он не может справиться. Он снова перечитывает сообщение.

«Помогите. Тени». Кристина Кристрен.

– Кирилл, – осторожно окликает Сара.

Он поднимает голову и смотрит на неё. Он чувствует, как внутри бушует пламя, готовое смести всё на своём пути. Сара подходит и касается его горячей руки.

– Что бы ни произошло, это не твоя вина.

Ему хочется расхохотаться. Но он лишь качает головой и, натянув рубашку, быстро застёгивает пуговицы. Его ждёт ночная дорога.

Глава 7

Хрустящие простыни под рукой. Запах трав и лекарств. Сухость во рту.

Мутные воспоминания.

Веки тяжёлые и никак не открываются. Издалека раздаются голоса; первый, мужской, резкий, хриплый, похожий на огненную бурю:

– Не вам меня обвинять!

– Вас не было неделю, – второй тоже мужской, и в нём звучит раздражение и неприязнь.

Она хочет поднять руку, пошевелиться, но тело будто онемело. Сил нет. Магии нет! Успокоив дыхание, она пробует пошевелить пальцами и если не вызвать заклинание, то хоть ощутить дыхание ветра, движение воды, прохладу на кончиках пальцев. То, к чему она привыкла с детства. И постепенно эти ощущения возвращаются. Магия всё ещё в ней.

Опять хриплый голос, вспыхнувший негодованием, будто чиркнули спичкой:

– В Академии всегда есть страж на посту. Печати не нарушены. Но на неё всё равно напали! И теперь вы валите всё на меня?!

– Значит, вы плохо выполняете свою работу. Между прочим, вы обещали всяческую поддержку, а Николай уверял, что с вами студенты в безопасности…

Как монотонный серый дождь по стеклу. Слова сливаются в холодные струи, от них начинает болеть голова. Она хочет крикнуть, чтобы вернулся хриплый голос. Но губы еле шевелятся, даже дышать тяжело. Рядом раздаются шаги, и шёлковое тепло касается кожи.

– Как она? – В хриплом голосе появляется тепло.

– Какая забота с вашей стороны, не ожидал от стража, – второй голос приближается.

Повисает тишина, но от близости первого голоса она наполняется ощущением, будто рядом горит костёр, с которого сыпятся искры.

Второй голос продолжает:

– Временная слабость, небольшая кровопотеря. Не смотрите так на меня, Ард. От вашего взгляда я не истлею, как бы вам ни хотелось.

– Когда она придёт в себя?

– Вам не терпится устроить допрос? Увы, придётся дождаться утра. Ард, да имейте совесть! Какие сигареты в лечебнице?

– Да не собирался я! Значит, до утра? Мне есть чем заняться.

– Как и мне.

Голоса удаляются. И почти сразу накатывает тяжёлое забытьё.

Кристина просыпается от напева «Пьяного матроса». Вместо вчерашней одежды – голубая больничная сорочка. Яркий свет солнца из окна заставляет прищуриться, и Кристина приподнимается на продавленной подушке, чтобы оглядеться.

По полу под воздействием простого заклинания скользит швабра. Около стола напротив кровати суетится молодой лекарь в тёмно-синем халате. Он немного сутулится из-за своего высокого роста и, напевая, расставляет баночки на подносе и пританцовывает. Пахнет спиртом и лекарственными травами. Кристина негромко здоровается:

– Доброе утро.

Лекарь оглядывается и широко улыбается:

– О, ты проснулась. – Он немного картавит и щурится одним глазом. Из-под рукава медицинского халата подглядывает татуировка в виде алхимического символа: два треугольника, пересечённые линиями, но детальнее рассмотреть не удаётся.

– А можно мне в туалет? – Кристина неуклюже садится, морщась от того, как тяжело даётся каждое движение: тело будто свинцом налилось. Кожа зудит, будто налетели комары и искусали, пока она спала. – И когда я могу вернуться к занятиям?

Она не знает, сколько времени прошло. Ночь? Несколько? Сколько занятий она пропустила? И когда приходили голоса? Кажется, вечер, когда Кристина вышла от Ады и Андрея, прошёл так давно, что все события стёрлись из памяти. А отец знает? А Лиза? Телефон! Кристина хватает его и, сосредоточившись, выхватывает дату. С удивлением понимает, что всего-то ночь прошла. Но оставаться в больнице нет никакого желания.

Она хочет ворваться в оранжерею, создать брызги, соткать из потока воды замысловатые фигуры, да хоть заглянуть в их с Адой мастерскую!

– После палаты сразу направо. – Лекарь кивает и добавляет: – И я позову врача.

Он выходит, оставив её наедине с тишиной и белизной палаты, от которых мутит. Кристина сомневается, что сможет уйти куда-то дальше коридора, но просить о помощи не собирается. С трудом дойдя до туалета и ванной, она несколько минут тратит на то, чтобы вовсю наиграться с потоком воды из крана: та покорно принимает разную форму, разлетается в стороны и собирается обратно.

Кристина поднимает взгляд в зеркало и удивляется: на неё смотрит бледная тень. Вид уставший, как после первой сессии, под глазами круги, а на плече что-то темнеет. Чуть спустив сорочку, она долго изучает след, будто по коже размазали намоченный водой уголь. Так Лиза мазала пальцы на фотосессии прошлой осенью. Надавив пальцем, Кристина ойкает от неприятной боли – как от укуса осы. Чёрт. Это что, оставили тени? Или ей ввели лекарство?

Образы из прошлой ночи возвращаются и оседают пеплом в мыслях, а с ними возвращается и липкий страх. Кристина отшатывается, отражение вторит ей. Нет-нет, это всё не с ней! Это не её хватали и лишали воздуха!

Вырваться. На воздух, на волю, куда угодно – подальше от больницы и мерзкого запаха лекарств. Отчего-то именно он напоминает о встрече с тенями. Накатывает слабость, кружится голова. Кристина возвращается в палату и, насколько может, быстро осматривает тумбочку и койку в поисках одежды, но не находит. Оборачивается, когда слышит шаги: к ней заходит долговязый лекарь вслед за главным врачом Академии – Кристина припоминает, что её зовут Верой, на первом курсе она помогала избавиться от ожогов после неудачного эксперимента с паром. А вот за ней входит незнакомка в белом халате, накинутом поверх элегантного небесно-голубого костюма.

Вера – невысокая и крепкая, волосы заколоты под белоснежную косынку – приветствует и спрашивает о самочувствии, просит сесть на койку и начинает осмотр. Её пальцы сухие и какие-то… требовательные. Кристина не любит чужих прикосновений, и ей хочется отвернуться, но не даёт покоя след на плече. Показывая язык и приспустив с плеча сорочку, Кристина изучает незнакомку: она не походит на лекарку и почему-то напоминает дружелюбную кошку, которая будет мурлыкать и унимать боль. В ушах покачиваются серьги-бабочки, которые отвлекают от неприятных ощущений.

– Ты помнишь, что с тобой произошло? – Голос Веры такой же сухой, как и её руки, щупающие странные следы.

Кристина не любит лечебницы и не верит в убеждения лекарей, – поэтому она коротко кивает. Стерильность палаты и белые стены давят, через окна, немного задёрнутые шторами, проникает редкий дневной свет.

– Стас, приготовь лекарство, – распоряжается Вера и, не спросив разрешения, закатывает рукав сорочки Кристины, чтобы померить давление.

Кристина прикрывает глаза. Нет-нет, пусть уберут эти руки! Вот так – без спроса, без объяснений, без её согласия – она не хочет. Хотя бы простая вежливость! Но не спорит, надеясь, что процедуры закончатся быстро и можно уйти. Чувствует, как сжимается предплечье, а потом выходит воздух. Вера убирает тонометр.

– Пульс в порядке. Но надо ввести лекарство. Это не больно.

Какая глупая ложь. Всегда больно.

– Кристина, – к ней вдруг обращается эта кошка, – меня зовут Соня, я из Управления по делам магов. Я здесь, чтобы помочь. Мы все очень обеспокоены тем, что с тобой произошло, но ты помнишь хоть что-нибудь? Это были тени?

– Наверное. – Кристина почти отдёргивает руку, когда Стас передаёт Вере шприц. – Свет погас… и так холодно. Ай!

Лекарство болезненное, и Кристина быстро убирает руку, как только Вера перевязывает место укола. Сейчас она ощущает себя отчаянно одиноко, отрезанная от остального мира стенами палаты.

– Ну, не капризничай, – ворчит Вера. – Скоро завтрак принесут, поешь, вон худая какая.

Соня присаживается на край койки и смотрит с сочувствием. Кажется, и правда приласкает и успокоит. «Не надо, – проносится в голове. – Не надо меня трогать». Скажи она это вслух, окончательно покажет себя капризным ребёнком.

– Пойми, это важно. Мы думаем… – Соня осекается и хмурится. – Ты кого-нибудь видела?

– Там было темно. Но я видела зелёные вспышки.

– Это было какое-то заклинание? Или фейерверк? – Соня всё-таки кладёт ладонь поверх её, прикосновение тёплое, но опять – чужое.

Наверное, надо вспомнить. Зелёные вспышки… как перед Академией, когда накладывали печати. Кристина хмурится, и какое-то странное чувство заползает под кожу и тянет.

– А разве не стражи занимаются расследованием?

– Всё так. – Соня кивает, и серьги-бабочки покачиваются в ушах. – Но я бы хотела больше узнать, что ты видела или чувствовала. Подумай, откуда взялась зелёная вспышка? Кто-то оказался рядом? Но тебя нашли твои друзья.

Образы бьют волнами и накрывают с головой. Утягивают прочь. К ней будто возвращается мрак с запахом дыма, а пульсация на плече усиливается, и голова кружится, и тьма кусается…

Соня обхватывает её запястья в желании успокоить – наверное? Иначе почему? Но Кристина чувствует угрозу – ведь так же её касались тени. Нет, не так же, конечно! Но паника слишком густая, ладони холодеют, и хочется отстраниться от всех! Кристина вскакивает на кровати, прижимаясь спиной к шершавой холодной стене, отгоняя воспоминания о том, как её пытались куда-то утащить. Тело всё ещё болезненно слабое, но злость помогает – на себя, на эту больницу, на укол, в конце концов! Кристина старается, чтобы слова звучали твёрдо:

– Только посмейте до меня дотронуться.

– Милая, тебе никто не хочет причинить вреда. – Соня поднимается и подходит ближе, протягивает руку. – Мы здесь, чтобы защитить тебя.

– Я могу сама себя защитить!

Поднимается вихрь, который пахнет морем. Он сметает со стола пробирки и склянки. Лёгкие кружевные занавески рвутся с карнизов, вздымаясь парусами. Соня отшатывается и запахивает разметавшиеся полы халата. Вера спохватывается, и из пола вырастает каменный щит, окружая их троих.

Кристина аккуратно спускается на холодный пол. Ещё влажный после уборки, он холодит босые ступни. Волосы путаются и липнут к лицу от бурного ветра.

Дышать. Выбраться из клетки больницы.

И всё же магия ещё не до конца ожила. Вихрь срывается с рук, крушит всё вокруг в последнем порыве… и опадает безмятежным бризом. Кристину шатает. Ей хочется осесть на пол, но это непозволительная слабость.

В коридоре слышны быстрые шаги, и через мгновение в палату заходит Кирилл. Замирает и медленно оглядывается. Под его высокими шнурованными ботинками хрустят осколки разбитых банок. Решительные и быстрые движения, а чёрная рубашка навыпуск над тёмно-серыми брюками. Форма стража как никогда ему идёт. Он смотрит на Кристину, но обращается вроде как ко всем:

– У вас, я смотрю, тоже доброе утро. Как самочувствие после теней?

Каменный щит тут же осыпается комьями земли на белоснежный пол. Отвечает Соня:

– Кирилл, рада тебя видеть. Я хотела узнать, что случилось в Академии, пока тебя не было. – Кристина не совсем понимает тон, но видит, как Кирилл поджимает губы. Он бросает на каждого короткий взгляд и поворачивается к Кристине. Подходит, не обращая внимания на стекло под ногами. И протягивает руку, обтянутую кожей перчатки:

– Я спрашивал не у вас. Кристина, ты в порядке?

Она чувствует, как краска заливает лицо. Теперь её вспышка гнева кажется дуростью. Но она не может отказаться от его крепкой руки. Опершись на неё, Кристина переводит дыхание и неловко объясняет:

– Я пыталась вспомнить… и меня унесло. Я видела зелёные вспышки… похоже на печати. Наверное. Но я не уверена.

– Это дело стражей. – Кирилл заглядывает в глаза, и только теперь до Кристины доходит, что он же вернулся из мира теней! И почему у него такое выражение лица? Похоже на затаённый страх, так отец порой смотрел на Лизу, когда она в раздражении уезжала в закат.

– Верно. – Соня подходит к ним, и теперь от её пристального взгляда неуютно. – Но Яков очень заинтересован в том, чтобы мы разобрались вместе.

– Ой, хватит, а. Скорее уж, ты хочешь выслужиться.

– О, тебе известны мои желания? – Соня не сердится, скорее усмехается.

– Кирилл Романович, – голос Веры звучит с плохо скрываемым раздражением, которое скрипит, как дурно настроенное пианино, – успокойте её, и пусть она отлежится несколько дней. Вы посмотрите, какая бледная! И что тут устроила!

Неосознанно Кристина хватается за предплечье Кирилла, стискивая ткань рубашки. Ей кажется, что он вздрагивает.

– Я хочу на воздух, – она старается, чтобы это звучало не капризом, а просьбой.

Он смотрит ей в глаза несколько секунд и после этого коротко кивает. Её рука безвольно соскальзывает с его предплечья, когда он отступает к выходу.

– Я её забираю. И не возражай. Это дела стражей.

– Что ж. – Соня вздыхает и тянется к карману брюк, из которого достаёт визитку, увитую цветочным орнаментом. – Я буду рада, если ты поделишься со мной тем, что сможешь вспомнить. И, Кристина, ты очень сильный маг. Не каждый сможет противостоять теням.

– У меня хороший учитель. – Она смотрит на Кирилла, а тот в удивлении приподнимает одну бровь. – Спасибо. За визитку.

Она не отказывается только из вежливости. Вера снова начинает настаивать, чтобы Кристину оставили в покое, что нужны обследования, но Кирилл перебивает:

– Нужны. В Службе. Наши лекари умеют изгонять магию теней. Вы – нет. Кристина, жду в коридоре.

Стас, пожав плечами на возмущённый взгляд Веры, распахивает шкаф в углу, на полочке которого лежит одежда. Кристина с облегчением сдёргивает больничную сорочку, наплевав на чужие взгляды, и ныряет в джинсы и водолазку. Ладно, одна крохотная мысль проскальзывает ужиком: Кирилл не смотрит. И хорошо! Нет, она не стесняется его взгляда. Но не хочет, чтобы он видел её такой: в простом белье, неопрятной, после больницы.

Когда они выходят, её окликает Соня:

– Кристина, пожалуйста, подумай о том, почему ты видела печати, но никто не пришёл на помощь. Обещаешь?

Рассеянно кивнув, она выскальзывает из больницы, подхватив из шкафа свой рюкзачок.

На улице по-осеннему тепло и пахнет жареными каштанами. Их продают студенты с маленьких тележек на колёсах. На лужайках Академии разложены разноцветные пледы, похожие издалека на огромные цветы. В такую погоду многие предпочитают колдовать на свежем воздухе в перерывах между занятиями. Одна группа даже вытащила на улицу алхимический стол с инструментами.

Корпус лечебницы находится вдали от других зданий, недалеко от озера, к которому и направился Кирилл. Его пальцы оплели её, тихий голос прошелестел: «Идём». Заметив, что она медлит и чуть ли не спотыкается, Кирилл обнимает её за плечи и поддерживает, но с каждым шагом Кристина чувствует, что ей становится лучше. Надо бы ещё поесть толком и принять душ… телефон в кармане джинсов вибрирует, и Кристина быстро отвечает Аде и Ивану, что с ней всё хорошо. Ещё одна эсэмэс для Лизы и отцу – с предупреждением, что сегодня вечером не сможет приехать в лавку.

Кирилл подводит её к озеру, и Кристина чувствует, что даже может его отпустить. Закрыв глаза, она подставляет лицо солнцу, и его лучи щекочут закрытые веки, ласкают теплом лицо и руки, пригревают сквозь ткань водолазки.

– Держи, – доносится голос Кирилла.

Открыв глаза, Кристина оборачивается. На чёрном мундире блестит медный значок стража. В руках Кирилл держит плитку шоколада в фиолетовой обёртке: судя по рисунку, вишня с миндалём.

– Это мне? – Кристина недоверчиво принимает шоколадку, не понимая зачем.

– Извини, корзины для пикника у меня нет. – Кирилл закуривает, и дым кажется гуще, чем от обычной сигареты. – А шоколад поднимает настроение и гемоглобин, тебе нужно. А теперь рассказывай.

– Я правда плохо помню то, что произошло. А когда попыталась вспомнить… – Кристина шуршит фольгой и отправляет в рот несколько долек. Она не уверена насчёт гемоглобина, но в шоколаде определённо скрыта магия. Сладкая и тающая на пальцах.

Кирилл терпеливо ждёт, давая ей время, и за это она благодарна. Она подходит ближе и опускается на островок пожухлой травы – снова накатывает слабость. Плечо ноет. Кристина смотрит, прищурившись, снизу вверх и хлопает рукой рядом.

– Не сядешь? Ой, твои брюки! Испачкаются ведь…

Усмехнувшись, Кирилл опускается рядом так близко, что касается её плечом: случайно или специально? От него пахнет высушенной травой и горьким табаком. Его присутствие успокаивает. Он не задаёт навязчивых вопросов, не пытается успокоить, но слушает внимательно. Кристина старается осторожно прикоснуться к воспоминаниям, вынуть каждую деталь. Вдруг это поможет найти других ребят?

Тлеет кончик его сигареты. Закончив рассказ, Кристина замолкает, едва дыша, осознавая: всё это время они касались друг друга, делили уединение. Кристине кажется, что если и бывает в мире спокойствие, то оно сейчас даровано им двоим. Возможно, у Кирилла в жизни не так много моментов, когда можно просто сидеть на лужайке и смотреть, как по озеру проходит рябь от ветра.

– Кристина, – его голос звучит совсем тихо, но она всё равно вздрагивает от того, как звучит её имя в его устах. Будто провели ногтем по внутренней стороне руки. Шоколад в пальцах тает. – Я не знаю, что от тебя понадобилось и кому, но обещаю, что выясню. Тени никогда не тревожили Академию.

– Спасибо, – выдыхает она. И тут же поясняет: – В смысле, что вытащил из палаты. Я не могла там оставаться. Стены давили.

– Я так и понял. Тоже не люблю больницы.

– Моя мама… она умирала в одной из них. А потом Лиза, моя сестра… нет-нет, с ней всё в порядке, но однажды она попала в мотоаварию. И ей пришлось несладко.

– Чёрт. – Кирилл делает последнюю затяжку и гасит окурок о пачку сигарет. – Сочувствую.

Кристина смаргивает слёзы. Сейчас, после нападения и тревожного утра в больнице, она чувствует слабость и уязвимость, и боль от потери вспыхивает так, будто никуда и не делась, только ждала момента, чтобы ужалить.

– Спасибо, – голос дрожит. – Кажется, я до сих пор не оправилась от её смерти. Мама была удивительной! Знаешь, постоянно исследовала магию, участвовала в ритуалах, училась. Папа её звал маленьким вихрем. И вот… оказалась не в том месте и не в то время. Когда она умерла, папа ночевал в машине, в которой она ездила, потому что та хранила её запах.

– От неё у тебя любовь к знаниям?

– И от дедушки, маминого отца. С него началась наша мастерская.

– А чем занимается твоя старшая сестра?

– В основном лавкой. Делает амулеты, я только помогаю. И она увлекается музыкой и мотоциклами.

Кристина набирается смелости и смотрит на Кирилла, который изучает её. И вдруг протягивает руку, чтобы убрать налипшую прядь за ухо.

Вот тебе и кирпичики. Рушится её стена, рушится её мир – и в то же время наполняется чем-то иным, что пахнет дымом и пламенеет.

На солнце едва заметно, как вокруг Кирилла чуть сгущается воздух. Ей хочется прикоснуться к его магии, такой непохожей на то, что она видит у других магов. И в то же время – чтобы он её обнял.

– У моей матери отняли магию. Никогда не забуду ужас в её взгляде. И сегодня мне показалось, что в твоих глазах мелькнул тот же страх.

– Такое возможно?

– В этом мире всё можно разрушить и разбить на осколки. Любую силу, любое чувство можно снести до основания и обнажить до скелета. А потом раскрошить и его. И маги – не исключение, – в его словах звучит печаль.

– Поэтому… ты стал стражем? Чтобы не дать разрушать?

– Возможно. Хотя тогда меня больше волновало, как бы меня не выжгла моя же собственная магия. Никакие практики не помогали, и я решил, что в Школе стражей знают, что делать.

Набравшись смелости, Кристина касается пальцами полоски его кожи между краем перчаток и манжетом рубашки. Робко, готовая в любой момент сделать вид, что вовсе не жалела его. Но Кирилл не убирает руки. Он пускает искры, которые задевают пальцы Кристины: колко, приятно, чуть-чуть щекотно. Шоколад забыт, как и странное утро в лечебнице. Рядом с Кириллом она чувствует себя защищённой, и от теней, и от нежелательных прикосновений – ведь его как раз желанны! Для неё Кирилл похож на благородного рыцаря, готового саму тьму вызвать на поединок, чтобы защитить других, что бы он ни думал о себе.

Тихо плещется озеро, ветерок приносит запах дыма.

– Я не сказала… – она чувствует себя заворожённой тёмным колдуном. – С возвращением из теней.

– Я рад вернуться. Жаль, что не уберёг тебя.

Кажется, из неё выбили дух. Он так близко, а озеро – то самое, рядом с которым она благословила его, – расстилается перед ними глубокой синей гладью. Может, признаться, что она готова благословлять его каждый раз? Поделиться, как ей нравится делить с ним такие моменты?

Или тогда он позволил ей поцелуй, потому что боялся не вернуться? Кристина совершенно теряется. Для неё тот вечер у озера значил так много, а теперь она не уверена, как его воспринял Кирилл. Она бы не удивилась, захоти он просто отвлечься перед уходом. А сейчас поддержал её как преподаватель, ведь так и делают хорошие наставники.