Омут Присказка

От автора

Посвящается трём прекрасным женщинам, чьи судьбы словно светящиеся нити вплелись в полотно моей жизни, сделав её богаче и прекраснее.

Мою нежная и мудрая мать – она была той самой звездой, чей мерцающий свет направлял мои шаги в детстве и юности, указывая путь сквозь тьму сомнений и неопределённости. Именно ей обязан я способностью создавать миры, где оживает мечта, цветёт фантазия и рождаются удивительные истории.

Моя верная спутница, любимая супруга, подарившая мне дар терпения и стойкости духа. Она учила принимать жизнь такой, какая есть, видеть красоту даже в мелочах и ценить каждое мгновение нашего совместного пути. Благодаря ей сердце моё стало глубже понимать окружающих людей, принимая и уважая каждого таким, какой он есть.

И наконец, сияющая улыбкой и весельем дочь, открывшая заново тайну детства и прелесть простого счастья. В её глазах я снова увидел тот чистый восторг от первого снега, восторженность первых шагов и искреннюю радость детских игр. Снова окунулся в чудесное время, когда весь мир казался бесконечным океаном приключений и мечтаний.

Этим трём прекрасным женщинам посвящён мой труд, ведь именно благодаря им я смог стать собой.

Из летописи времён Древнерода

Шумят – веют ветры средь древ старинных корявых,

Да сбрасывают зеленеющие леса

Золотистые наряды, надевают одёжку

Простенькую осенних скромных цветов.

Скрипит – трещит тихонько старуха Осень седая,

Предупреждает люд про зимние морозы беда!

Обманул-таки ветер полётом коротким да лёгким —

След остыл холодный, лёд зимним дыханьем проник сюда.

Уходило солнышко красное свет тускло отблёскивая,

Не греет уже Матушку-Землю лаской надежд.

Кружат – порхают снежинки белые,

Танцуют перед закатом весёлым последним своим плясом.

Эх ты, солнце Красное, уходи-ка скорей прочь —

Нет уж нужды твоей нам тепла золотых лучиков.

Заплачут ручьи прозрачною слёзкой звенящею,

Ночь чёрная вечная навек пришла на долго.

Горчит молоко в груди матери каждой,

Хлеба засохли без колоса поднявшись.

Исчезли заботы добрые разом куда-то —

Осталось одно лишь сердце родное в горечи боли.

Покрыло жилище наше густым-серым туманом тяжёлым,

Чёрный платок мрачности лёг вокруг наших деревушек родных.

Поглотила ночь глухая всё живое сразу наповал,

Глаза человечьи закрылись навеки слепыми незрячими стали…

Начало

Это случилось во времена Древнерода, когда люди жили в ладу с природой, полной чудесных существ: Домовых, шепчущих ночью сказки у очага; Леших, сторожащих лесные чащи; Русалок, игриво плескавшихся в озёрах; Банников, охранявших тёплые бани; Водяных, стерегущих реки.

Мир тогда был иным – волшебным, словно сотканным из грёз. За краем земли начиналось бескрайнее сияние Мира Создателей, где звёзды мерцали ярче алмазов, а небо дышало вечностью. Деревья тянулись к небу так высоко, что их кроны исчезали в облаках, будто старались достать до самого солнца. Вода в источниках была чистой, как слеза младенца, а плоды деревьев росли сладкими и сочными – щедрый дар духов природы.

Но вот наступила заря нового тысячелетия, и тогда, в глубинах темницы, пробудилось Древнее зло – Чернозмей, шестиглавый дракон, некогда заточённый в недрах земли Создателями за своё непокорство.

Зло, словно густая, непроницаемая тьма, стремительно охватило бескрайние просторы лесов, величественные горные вершины, спокойные зеркала озёр, глубокие и загадочные морские воды, просторные, некогда цветущие равнины и сумрачные, холодные пещеры. Небо стало ареной ожесточённых сражений, где Гамаю́ны – прекрасные и свирепые воительницы, подобные мощным бурям, вступили в бой с Вальки́риями – древними духами зла. Их схватка разрывала небосвод громкими криками и звонким лязгом кольчуг, словно раскаты грозы, предвещавшие неизбежное разрушение.

Тем временем Дра́уги – тёмные, зловещие существа, похожие на скелеты, – проникали в маленькие мирные селения, вселяя ужас одним своим появлением.

Оставляя после себя лишь руины домов, пепелища, потоки слез и смерть. Величественные города, еще недавно полные жизни и света, пали один за другим под ударами бесчисленных легионов Чертей. За считанные годы кровопролитной войны значительная часть Мира оказалась охвачена губительной силой.

Победив, Черти, заставили пленных людей и Ясных, возвести среди дымящихся вулканов и суровых гор неприступную твердыню – Чёртовы Рога́. Прямо над вечной темницей Чернозмея возвышалась эта цитадель зла, прозванная в народе Омутом. Ее башни поднимались столь высоко, что их очертания были заметны даже вдали, с самых отдаленных уголков Мира.

Над мрачными башнями постоянно кружились во́роны, подобно чёрному облаку, знаменующему бедствие. Их карканье разносилось вокруг, словно зловещее предупреждение, а взмахи крыльев казались флагами смерти, реющими над опустошенным Миром. Завоеванные земли покрывали чёрные знамёна Нечистой силы, украшенные символом дракона, пожирающего солнце. Огонь уничтожил плодородные поля, превратив их в выжженную пустыню, а реки, некогда полноводные, окрасились кровью, став частью мрачного пейзажа. Повсюду ощущался запах гари и разрушения, напоминая о пережитых сражениях и муках народов.

Тьма окутала Мир, сжимая день до минимума и освобождая Нечисть для её гнусных деяний. Ночи становились всё длиннее, будто питались злобой, разлитой по земле. Песни смолкли, гусли угомонились, смех и радость канули в Лету. Сотни земель превратились в руины, плодородные нивы покрылись телами павших людей и Ясных.

Тысячелетиями они жили в своих жилищах, не ведая ненависти и злобы. И оказались неготовыми люди к такому повороту событий – Нечисть настигла Мир врасплох, зачастую не встречая сопротивления.

Первым делом, когда проснулся Дракон, он создал Чертей. Эти существа выползли из земных глубин, возникли из грязи и болот, размножившись благодаря сквернословию и насилию, порождённым людьми, обращёнными ко тьме.

Черти, словно кровожадная саранча, бурей пронеслись по всему Миру, оставляя за собой лишь смерть и опустошение. Среди них были пешие войны и всадники, скачущие на Мертвецкий конях, напоминающих ожившие скелеты животных .Внешне Черти весьма различны: среди них есть великаны, чей рост превышает человеческий втрое. Однако большинство обладает обликом, схожим с людским.

Черти облачены в чёрные доспехи, украшенные причудливыми шлемами, похожими на звериные и птичьи черепа. Огненный взгляд из-под этих шлемов пронзает саму душу сквозь узкие прорези для глаз, волчий оскал из-под опущенного забрала пугает до дрожи. Верхушки шлемов увенчаны рогами разных форм и размеров, подчеркивая принадлежность к армии тьмы. У многих свисают густые нечёсанные волосы цвета вороного крыла, часто испачканные грязью после долгих походов в любую погоду.

На поясах Черти носят военные трофеи – отрубленные головы поверженных правителей, а седла их коней украшают человеческие черепа, распространяя страх среди врагов в битвах. Главнокомандующий этими легионами, Олзго́р, является сильнейшим магом во всём Мире. Его взгляд способен проникать в разум и сводить с ума. Доспехи Олзгора, созданные из чешуи Чернозмея, неуязвимы для любого известного оружия.

Чёртовы всадники управляют Мёртвецкими конями, чьи копыта выбрасывают пламя, а ржание способно пробудить в обычном человеке страх. Вооружённые кроваво-красными косами с короткими рукоятями и широкими лезвиями, эти всадники способны разрубить закованного в броню рыцаря вместе с его конём одним ударом. Косы обладают невероятной остротой и прочностью, и никто, кроме самих Чертей, не может взять их в руки. Любой, кто осмелится прикоснуться к этому оружию, мгновенно сгорает в огне, который охватывает косу в чужих руках.

По мере того как род человеческий и Ясных терял своих детей, перед лицом нарастающей угрозы возникла необходимость воздвигнуть на Острове Буяне неприступную цитадель – последний оплот против надвигающейся тьмы. Это сооружение, ставшее надеждой и символом сопротивления, получило название «Крепость».

От Чёртовых земель до Буяна вели лишь два пути: один пролегал через бескрайние воды Моря-Океана, другой – сквозь дикие просторы тверди, где путешественников ждали суровые испытания в виде непроходимых горных хребтов и таинственных лесов. Хотя оба маршрута таили в себе смертельные опасности, путешествие морем позволяло достичь Острова почти на два месяца быстрее, чем долгий и опасный переход по землям, захваченным силами Нечисти.

Те смельчаки, кто отважился пройти сушей, вскоре сталкивались с величественными Заклятыми Стенами, преграждающими путь к светлым землям. За этими стенами, словно за магическим барьером, открывался Мир спокойствия и процветания: города и деревни, уютно расположившиеся под защитой древнего замка Всели́дера. Эти стены, словно живой щит, окружали весь населённый участок Острова, охраняя каждый уголок от злобной Нечистой силы.

Прибывшего на берег чужака встречала строгая стража, состоявшая из Ясных и опытных Ме́чников. Они внимательно осматривали каждого беженца, чтобы выявить среди них оборотней или предателей, стремящихся проникнуть в светлые земли. Если сердце чужеземца оказывалось чистым, ему предлагались кров и работа согласно его ремеслу. Надзор за крепостью был поручен могущественному волшебнику Громору́ку, который однажды сумел спасти тысячи жизней, укрыв их от взора Чернозмея.

Так Остров Буян превратился в убежище для тех, кто стремился противостоять силам зла. Сюда стекались представители разных народов и рас, объединённые общей целью. Домовые брали в руки мечи и булавы, забывая о привычных домашних заботах. После страшного пожара в лесах, Беренде́и – люди-медведи – оставили свои просторные бердоги и откликнулись на призыв Острова.

Гамаюны облачались в тяжёлые доспехи, пряча под ними свою несравненную красоту. Даже Гму́ры, некогда занимавшиеся поиском сокровищ, теперь вооружились каменными топорами и молотами. А высокие и статные чуде́и, привыкшие носить белоснежные одежды, покинули свои цветущие сады ради защиты последнего оплота человечества.

Этот новый легион воинов, ставший третьим по силе после могучих Чёртору́бов и легендарного клана «Тысячи отцов», покинул своё родовое жилище, сокрытое за сотнями лесов и гор. Верховный совет Чу́ди долго размышлял, стоит ли отправлять соплеменников на помощь людям. Осознавая угрозу, нависшую над Миром, мудрые старейшины решили: нельзя допустить, чтобы тьма охватила даже самые дальние уголки света. Покинув родные края, чуде́и отправились защищать Крепость, надеясь, что их жертва поможет сохранить спокойствие и свет во всём Мире.

Меткие охотники, следопыты и знахари, хранители лесного покоя, преданные своему древнему роду чуде́и присоединились к Ясным, усиливая мощь новой армии. На Алконосте, острове неподалёку от Буяна, всего в трёх днях пути от крепости, обосновались гнёзда василисков и раскинулись шатры гуннов – племени степных кочевников, прославленных музыкальным талантом, земледелием и скотоводством. Судьба, однако, заставила их поменять музыкальные инструменты на острые сабли, а быстрых лошадей – на грозных Василисков, внушающих страх даже самым свирепым существам.

Крик Василиска обращал любую нечисть в пепел, и даже самые могущественные Черти не могли выдержать его оглушающей силы. Лишь один род Ясных противостоял этой угрозе – коты Баюны. Стоило им начать играть на своих гуслях, как каждая душа, услышав мелодию, погружалась в глубокий сон. Пробудить спящего мог лишь сам Баюн, стоило ему изменить ритм музыки. Если же Кот решал иначе, его небольшой, но острый меч, способный разрубить камень, мог оборвать жизнь спящего навсегда.

Так же, как Гамаю́нов Валькирии изгнали с небесного царства Ирий, Русалки вытеснены морскими чудовищами и упырьскими духами с водоёмов, так и Баюнов прогнала Нечистая сила из Лукоморья, уничтожив половину мирных Ясных существ, дарящих людям спокойные и волшебные сны.

Нечисть захватила Мировое древо – могучий Дуб, стремясь подчинить себе все подземные Царства, превратив их в кузницу и тюрьму для пленённых душ. День за днём узники трудятся в тяжких муках, разбивая молотом последние звенья цепи Чёрнозмея. Когда упадёт последнее звено, Дракон вырвется из своей темницы, сжигая светлый мир дотла, оставив лишь пепел и разрушение. Чёрнозмей мечтает создать новый Мир для нечистой силы, стереть ясных и человечество с лица Земли.

За столетия до начала этой жестокой войны, в день, когда Белозмей впервые взбунтовался,великий кузнец и маг Сваро́г, наставник Громору́ка, выковал волшебные мечи с рукоятью в виде козлиных черепов с витыми рогами. Никто не знал, какими заклятиями он наделил клинки и в каких зельях их закалял, но эти мечи стали настоящим проклятием для всей нечистой силы.

Сварог раздал такие мечи властителям земным, водным и небесным, остальные же, числом несчётным, заключил в хранилище, укрытом в Тридесятом царстве, посреди Мира, между Чёртовыми Рога́ми и островом Буяном. Хранилище, полное мечей, прозванных Чёртова па́губа, могло бы снарядить сотни Земель на борьбу с Нечистой силой.

Если бы оно открывалось каждый раз, когда зовёт нужда! Но с началом войны магическое оружие стало редким, и увидеть сварожий клинок в руках витязя теперь считается великой удачей. Лишь у немногих избранных – Ме́чников, Чёрторубов и самого Вселидера Ратимира есть такой меч. Однажды и сам повелитель Мирных Земель обменяет свой меч на жизнь любимой дочери.

Запрятав мечи, Сварог вручил ключ от Хранилища своему ученику – предку князя Велеса. Знал, что однажды тьма войны накроет землю, и завещал ему поспешить к Хранилищу при первых признаках беды, распахнув его врагам навстречу.

Шли годы, века. Предостережение кузнеца, родившееся после первого бунта Чернозмея, было забыто надолго. Но вот Дракон пробудился. Отец Велеса пал в первые дни войны, пораженный Чертовщиной, не выполнив завета Сварога. А сам кузнец погиб от руки Олзгора, так и не узнав, кому достался таинственный ключ.

И тогда Велес, трудолюбивый земледелец и искусный мастер, решил завершить дело предков. В трёхтысячный день войны его рать покинула Вышго́род, отправившись в поход к Тридесятому царству. Путь лежал через Чёртовы рога. Велес не стал искать обходных дорог мимо твердыни Чернозмея, наоборот, повел воинов прямо туда, бросая вызов самому Олзгору.

Поединок

И вот, после долгих странствий, во́йны Велеса достигли Чёртовых Рогов. Как только ве́сти о приближении хранителя сварожьего ключа к логову Дракона достигли слуха Громорука, он немедля послал навстречу дружину своих могучих богатырей и ясноликих воинов – тех, кто, не колеблясь, откликнулся на зов Велеса и последовал за ним к священному Хранилищу.

Там, где некогда текла обычная река, теперь извивалась река огненная, рождённая бушующей лавой. Она простиралась столь широко, что даже самый быстрый корабль, будь он способен плыть по раскалённому потоку, потратил бы полдня, чтобы достичь её противоположного берега. Посреди этого адского течения, среди всплесков и всполохов зловещего пламени, вздымался замок Чёртовы Рога. Его острые башни, будто зубы Дракона, торчали над горизонтом, окружённые кольцом дымящихся, огнедышащих утёсов.

На каждой башне, были вырезаны гигантские человеческие черепа с неестественно удлинёнными подбородками и страшными рогами, устремлёнными вверх, словно копья. Их глазницы, глубокие и тёмные, казалось, скрывают внутри себя целые миры боли и страданий – такие яркие языки пламени вырываются оттуда, что кажутся почти живыми. А перед самой рекой скалистые стены обрывались крутыми уступами, открывая вид на массивные ворота замка, украшенные изображением грозной головы Чернозмея.

Боясь приблизиться к берегу, где свирепствовало пламя, войско Велеса остановилось вдали от огненного ада. После нескольких месяцев тяжелого похода значительная часть воинов была утрачена, и теперь от некогда могучего войска осталась лишь малая толика. Из тех немногих, кто выжил, треть принадлежала к гордым Ясным.

Среди Домовых, Чу́ди, Гмуров и Псоглавцев из племён Ста́вра и Га́вра находилось несколько десятков Котов-Баюнов – последних представителей рода Ясных. Ради них на поле боя отсутствовал клан «Тысячи отцов», оставшийся охранять крепость. Песнь Баюна могла погрузить в сон как простого смертного, так и ясного, и лишь разбудка могла противостоять этому чарующему пению. Предвидя атаку пушистых хищников, воины князя предусмотрительно запаслись восковыми затычками для ушей, чтобы не поддаться гипнотическому воздействию во время схватки.

Василиски, напротив, не полагались на свое зрение, поскольку были слепыми, нуждаясь в том, чтобы слышать голоса своих наездников. Поэтому Громорук решил не лишать драконоподобных птиц слуха. Воздушную поддержку он поручил Гамаюнам, чьи яркие перья в тот миг расцвечивали серые утёсы позади войска Велеса.

– Пуча́й-река, – произнёс Белодо́р, сняв шлем вместе с остальными витязями, когда они остановились на берегу. Его белоснежные волосы медленно покрывались серым пеплом, приносимым ветром. – Кали́нов Мост появится лишь тогда, когда Чернозмей сам этого пожелает.

– Совсем скоро, – ответил Велес, его лицо оставалось невозмутимым, взгляд не отрывался от чёрного замка. – Вызов на поединок был брошен ещё утром. Чернозмей не заставит нас долго ждать.

В тот же миг за рекой раздались звуки открывающихся ворот. Цепи скрежетали хрипло, неумолимо натягиваясь в такт рокочущим ударам грозового неба – небесная ярость оглашала окрестности молниями, ослепительно разрезавшими тьму, подобно лезвиям мечей.

Дождь обрушился разом, накрывая всё вокруг холодной волной бурлящего хаоса. Капли падали острыми гранями, рассыпаясь шипением, похожим на злобное рычание разбуженной гадюки, и мерно выбивали дробную мелодию по нагретым докрасна стальным пластинам доспехов и острым полированным лезвиям холодного оружия.

Богатыри, вскинув головы, узрели, как древние врата крепости, вздрогнув, начали медленно опускаться,и вековая завеса тумана растворялась вокруг них, открывая путь к змеиной твердыне. Редко кому доводилось видеть, как стражи Дракона – обитатели зловещего замка – выходят навстречу тем смельчакам, что осмеливаются приблизиться к их логову.

Ворота, извергая гул, подобный крику раненого стада слонов, тяжело рухнули на землю, и цепи, удерживающие их, задрожали, издавая звонкий лязг под тяжестью шагов чудовищ, что ступали по мосту. Громыхающие копыта коней и тяжёлая поступь Во́лотов и Костоло́мов эхом отдавались в воздухе: грум… бом… грум… бом…

Гулкое рычание Рыкарей сотрясало воздух, переплетаясь с устрашающим криком Волотов, чьи мощные лапы уверенно сжимали тяжелейшие молоты, отлитые в подземных ку́зницах. Прорезая мрак ночи протяжной мелодией тревоги, грозные звуки горнов разносились над Миром, собирая Нечисть со всех тёмных закоулков Земель, готовую стать щитом своему повелителю Чернозмею.

– Пвввууу! – голосил рог, и его пронзительное эхо разносилось по лесам и пещерам, заставляя воздух звучать тревожной песнью. – Пвввууу!!!

Из самой глубины мрака раздался рокочущий гул – могучий голос повелителя Зла, который потряс саму твердь земной поверхности. От его страшного рычания пробежала холодная дрожь, заставив грозных коней храбрых витязей тревожно заржать, напрягая мускулы, чтобы удержать равновесие и уберечься от падения.

Когда тёмные войны спустились с моста, Нечисть начала выстраиваться в бесконечные шеренги, тянувшиеся вдоль берегов реки Пучай справа налево. Ряды были столь многочисленны, что расстояние между ними и богатырями сократилось до полёта стрелы.

Воины слышали тяжёлое дыхание Костоломов, пальцы которых трещали, когда те сжимали своё оружие. Валькирии, готовые ринуться в бой, визжали и размахивались рваными крыльями. Луки скрипели от натяжения тетивы, а цепи с булавами позвякивали в мощных кулаках Волотов. Ведьмы, едва обглодав мелкие косточки, швыряли их вперёд и, встав на четвереньки, рычали и скрежетали зубами. Черти всех мастей толкались и ворчливо огрызались, предвкушая начало кровавой схватки.

Напротив Велеса на своём мрачно-чёрном Мертвецком коне величественно возвышался Озлго́р. Ужасающие багровые лезвия кос угрожающе торчали за его спиной, а в руках Чёрт держал длинное копьё, похожее на хребет зверя с острым концом, словно змеиный язык.

Приняв от Белодора крепкое дубовое копьё, Велес выставил его вперёд, зеркально повторяя жест противника. Князь ударил пятками своего верного И́ндрика – и тот мгновенно сорвался с места. Вслед за ним рванул и Мертвецкий конь Олзгора.

Два война ринулись навстречу друг другу в смертельном поединке. Кони, встав на дыбы, отчаянно защищались от стремительных ударов копий.

Словно сокол и ворон, столкнулись Велес и Олзгор в жестокой битве. Остриё копья Олзгора пронзило князя прямо в ребро, тогда как княжеское древко пробило чёрную броню врага и вышло меж лопаток.

Индрик, мощно взвившись, обрушил передние копыта на череп олзгоровому коню, расколов её пополам. Мертвецкий конь рухнул наземь, увлекая за собой хозяина.

Князь спешился, тяжело стащив с седла большой щит. Казалось, он съехал с коня, оставляя на коже кровавый след. Но Велес, несмотря на боль, всё-таки спрыгнул с Индрика. Ноги едва держали его, однако князь справился с собой, выхватил меч из ножен и замер в ожидании, пока враг поднимется с земли.

Олзгор, извлечённый таинственной силой, встал на ноги, вырывая копьё из своей груди и отбрасывая его прочь. Затем, словно ведомый невидимым духом, он потянулся за своими косами, сверкающими подобно железному клюву хищника.

Противники начали кружить друг вокруг друга. Олзгор широко раскинул руки, демонстрируя бесстрашие перед ударом, раскрывая своё тело навстречу врагу. Велес, укрывшись за щитом, внимательно изучал лицо противника, пытаясь уловить малейшую подсказку предстоящей атаки.

Солдаты обоих войск прекрасно понимали значимость происходящего. Для многих этот поединок станет решающим моментом войны. Один сильный удар мечом мог определить судьбу целого народа. В воздухе витала тревога, смешанная с предвкушением зрелища. Каждый боец знал, что победа одного означает поражение другого, и никто не хотел оказаться проигравшим.

***

– Ещё не родился тот, кто сможет меня убить! – раскатистый хохот Олзгора, словно гром среди ясного неба, прокатился по раскалённому, насыщенному влагой воздуху. – А если и родился, то на бой не сгодился!

Чёрт нанёс первый удар. Косы, сверкая в полутьме, обрушились на князя, который уже успел отскочить в сторону. Уклоняясь от смертоносных лезвий, Велес взметнул меч навстречу врагу. Лезвие, острое как бритва, едва коснулось руки Олзгора, и на землю, промокшую от дождя, упали капли чёрной крови. Но враг, будто не ощутивший боли, продолжал атаковать. Косы, похожие на хищные когти, проносились над шлемом Велеса, оставляя глубокие борозды в земле каждый раз, когда князь уклонялся и падал.

Мгновение спустя, когда Олзгор промчался мимо Велеса, князь всей своей силой обрушил меч на ногу врага. Тело Чёрта дрогнуло, и он рухнул на одно колено. Следующий удар пришёлся прямо в наплечник, сделанный из чешуи дракона, разорвав его пополам. Войско Нечисти тревожно заревело, а богатыри, почувствовав шанс, уже натягивали тетивы луков.

Однако Олзгор, мастерски уклонившись от нового нападения, вскочил на ноги и скрестил свои косы, блокируя клинок Велеса. Вдруг резким движением он выдернул меч из рук князя и, подбросив его высоко вверх, рассёк надвое. Воины, наблюдавшие за битвой, застучали молотами о землю, а Рыкари – саблями о круглые щиты. Оставшись безоружным, князь начал отступать. Ранения, полученные Чёртом, начали затягиваться.

Ко́сы Олзгора продолжали мелькать, обрушивая удары на щит Велеса, подобно граду, что бьет по крыше. Щит, не выдержав столь яростного натиска, вскоре развалился на куски, оставив князя уязвимым для новых нападений.

– У тебя был острый меч, – произнес Олзгор, приближаясь и занося руки с косами над головой. – Но моя плоть неподвластна никаким заклятьям Сварога! Ни один кузнец, ни один маг, ни один храбрый воин не смогут меня уничтожить! В мире нет клинка, способного лишить меня жизни! Я – дух Чернозмея! Я – сила Чернозмея! Я – триумф Чернозмея!

– Велес! – голос Белодора прорезал завывание дождя, заставив Олзгора оборвать свою речь. Даже Черт обернулся на зов, когда слова, словно молния, пронзили ночь. – Хватай меч Перворода! Эти чудовища всегда нападают исподтишка, когда ты безоружен!

Меч, вырвавшись из первых рядов, блеснул в свете молнии. По обе стороны клинка сияли надписи, увековечившие имена предков Велесова рода.

Перед глазами Велеса промелькнул образ Перворода. Тот стоял на пороге между жизнью и смертью, скрывая разрывающую душу боль, и, собрав последние силы, передал тяжёлый меч своему сыну. От напряжения руки Перворода порезались, но он всё равно протянул оружие своему сыну. Меч, созданный первым князем для самого себя, теперь переходил к Велесу – так власть покидала одного, чтобы перейти к другому.

Словно стрела, пробивающая дождевую завесу, клинок устремился к вытянутой руке князя и, на подлёте развернувшись рукоятью вперёд, идеально лёг в ладонь Велеса. Богатырские пальцы сжали деревянную рукоять, и на миг князю показалось, что он чувствует руку отца.

Олзгор, тяжело ступая по грязи, развернулся навстречу врагу. Дождь хлестал с новой силой, и Гамаюны, боясь намокнуть, взметнулись вверх, образовав пёстрое кольцо над княжеским войском.

Чёрт рванулся вперёд, взмахнув острыми косами, стремясь одним ударом лишить Велеса головы и ног. Но князь ловко отпрянул в сторону и обрушил меч на древко одной из кос. Ведьмы, словно дикие псы, выскользнули из строя, злобно рыча и обнажая чёрные пасти. Богатыри выхватили клинки из ножен, и воздух наполнился звоном стали. Гамаюны, сделав круг над вражескими рядами, вновь зависли над копьями воинов.

Олзгор на мгновение застыл на месте, глядя на свою отрубленную косу, которая лежала в грязи. Велес тоже замер, осознавая, что произошло.

Уже через мгновенье, опомнившись, Велес прыгнул в сторону Олзгора и ударил Чёрта мечом, разрезав тому брюхо с той же легкостью, с какой топор рассекает трухлявый ствол дерева. Его глазницы вспыхнули рыжими огоньками, и, прикрывая рану свободной рукой, Чёрт рухнул на колени, забрызгав грязью Велеса.

Князь был в шаге от растерянного и беспомощного Чёрта Олзгора, который впервые за годы войны оказался на коленях. Велес торжествующе поднял над головой меч, но в этот момент между ними с грохотом разорвалась земля и появилась трещина. Опасаясь провалиться в разлом, Велес с приподнятыми руками замер на краю пропасти, роняя в бездну земляные крошки.

Черти переглянулись. Дрожь под ногами и копытами усилилась. Рёв Чернозмея под землёй принялся разламывать её на части, образуя широкие трещины между армиями. Чуде́й подняли заряженные луки, в любое мгновение намереваясь выпустить в сторону Калинова моста сотни стрел. Ры́кари и Дра́уги закрылись щитами, выставив копья. Олзгор попытался подняться. Чёрная кровь текла из раны, как вода из прохудившегося бочонка.

– Кто?! – крикнул Олзгор, пачкая подбородок вылетающей кровью. – Кто сковал этот меч?! Я не могу быть убит!

– Значит, можешь, погань нечистая! – задыхаясь, выкрикнул Велес, наступая на чёрта. – Боишься ты, козлиный сын, когда семья друг за друга стоит! Вот твой конец!

Олзгор, уловив момент, когда человек пытается удержать равновесие, вскочил на копыта и одним прыжком оказался рядом с Велесом, занеся над его головой косу. В этот миг Чёрт резко опустил руку. В плече князя будто взорвалось пушечное ядро, а перед глазами резко потемнело. Меч, который Велес держал в правой руке, куда-то исчез, а в грудь Олзгора ударила струя алой крови. Чёрт отсёк князю руку, державшую меч.

Сражение

Князь Велес, бессильный и хрупкий, висел на вытянутой руке Олзгора, будто сломанная игрушка. Рана на теле Чёрта зияла кровавой трещиной, но, несмотря на непрерывное кровотечение, Чёрт сжимал горло богатыря, поднимая его до уровня своих рогов. Тело Велеса сотрясалось в предсмертных спазмах. Три алых потока струились из разорванного ребра, стекая по ногам и капая на землю, смешиваясь с тёмными прядями дождевых капель.

Мир вокруг стремительно погружался во мрак, закручиваясь в водовороте теней, а потом вспыхивал яркими вспышками боли перед глазами. Два могучих воинства уже вступили в последнюю битву. Дикие вопли, грохот оружия, топот коней, свист стрел и залпы ружей сливались в один чудовищный хаос. Ведьмы нападали на Индриков, сбивали их с ног и вгрызались клыками; Гамаюны и Валькирии теряли перья и крылья, падая с небес. Во́лоты, падающими скалами, обрушивались на землю, раздавливая и Нечистую силу, и витязей. Гул нескончаемой битвы оглушал каждого богатыря, каждого Чёрта.

Но внезапно среди этой вакханалии князь уловил печальное напевание знакомой колыбельной. Ослабевший хваткой Чёрта, он медленно повернул голову в сторону звука. Силуэт высокой женщины в чёрной мантии и низко надвинутом капюшоне оставался невидимым для людей и Нечистой силы. Всадники проносились мимо неё, словно через призрачную дымку. Стрелы не могли задеть женщину, дождь не касался её одежды. Продолжая тихонько напевать, она слегка приподняла голову и взглянула на князя пустыми, глубокими глазницами.

Ма́ра. Смерть пришла, чтобы спеть войнам колыбельную Древнерода, увлекая их души в Навь. Много веков назад матери сочиняли эти песни для своих детей, чтобы отвлечь их от мрачных мыслей. Но теперь эту колыбельную пела сама Смерть, провожая умерших витязей в один из подземных Миров Создателей, откуда уже возврата не было.

Забытый был уже самим Велесом древний язык предков – не сразу сумел богатырь распознать, что нашёптывает ему Смерть своим таинственным голосом. Но яснее и ближе становились её слова, словно раскрывались перед ним страницы старой книги, едва лишь стала стремительно убывать драгоценная княжья жизнь…

“Ой,ты, добрый молодец,странничек дорогой!

Да приостановись-ка тут малость, поглядь диво-то какое явилось…

Вот-вот тут ровно сияньем нежным озарился предел земной.

Светлый тот рубеж – меж мирами узкий мостик пролег многодорожный.

Дивный-то сей край распахнулся перед очами чистотой своей неизреченною.

Эх да посмотришь кругом: впереди тропиночка тонкая струится шелковинкой ажною,

Сквозь луга райские тянется тихо, плавно теряется в дали дальней невесомой.

Подмигивает оттуда гладь вод хрустальных голубых тихонько-незаметно,

Хрустальной корочкой лучистой крытая, манит-прельщает прохладой ясной своею.

Ой-да милая та земля, освобожденная от тяжести земных печалей суетливых,

По ту сторону чудесной грани скрытой шагнула свободой полной легкой!

Улетучились разом тяжесть грусти черной, боль былая горьких дум прошедших…

В сердце вдруг забрезжил солнечный отблеск яркой надежды благодатной вновь ожившей.

Открылся пред тобой широкий путь, озаренный светом мудрым знанием стародавним,

Взывающий идти вперед уверенно, доверчиво, смело, легко душе любимой.

Тут течёт свободно речушка родниковая прозрачностью чистой блещет-нескончаемо,

Источником несказанного спокойствия крепкого и непоколебимого довольства.

Исчезнут вовсе тяготы прожитые, растворятся тревоги-переживания прошлых лет ушедших,

Размытые становятся дороги памяти смутной далеких времен унылых.

Вновь потянулись реки золотых огненных потоков Любви Вселенской единой,

Лучами Радостью лучезарной заливаются небеса пространства невидимые высокого назначения.

О! Будь же счастлив путниче, дорога твоя добра и права повсюду откроется ясно,

Куда бы ни пошла нога твоя усталомудрая, душа жаждущая Света Истины прекрасной.

Вперед пойдешь ты спокойно-покойно, радостно-хлебосольно,

Где ждет тебя мир полнокровный счастьем безграничным чистым,

Свободным сердцем, единым чувством братского единства нерушимого, вечно-бесконечного покоя святого.”

– О, я бы вырвал твою дерзкую голову, смертный! – взревел Олзгор, высоко подняв Велеса над землей. – Но смерть для тебя – слишком легкое наказание, которое может постигнуть в конце пути! Нет, я отправляю тебя в вечное заточение Нави! Ты будешь веками помнить гибель своего войска! Каждое мгновение будет наполнено воспоминаниями о том, как ты привёл своих войнов на верную погибель! А когда я явлюсь за всеми твоими родичами, ты своими глазами увидишь, как они умирают в невыносимых мучениях! Пропади же ты сквозь землю, князь!

Молниеносно Олзгор опустил руку, отправляя княжича Велеса стремительным полётом в непроглядную земную пучину. Грохот удара потряс окрестности, земля дрогнула и ожила.

Трясина расступилась жадно, подобно раскрытым устам голодного зверя, поглощающего добычу целиком. Тело князя исчезало в земле медленно, неумолимо, погружаясь всё ниже и ниже, пока наконец совсем не скрылось среди беспросветной тьмы подземелья.

Не успел ещё Велес почувствовать страх, не успела душа его сжаться от ужаса перед неизвестностью, как чернота плотной пеленой накрыла его глаза, замещая собой весь мир. Ледяной озноб пронзил тело до костей, заставляя сердце замереть в тревожном ожидании конца. И лишь тишина царствовала вокруг, наполненная гулким эхом погребальных колоколов, зовущих туда, где уже давно никто не живёт…

Удовлетворенный, Чёрт выпрямился, злобно усмехаясь. Его взгляд остановился на мече Перворода, который лежал на краю пропасти. Не осмеливаясь коснуться оружия, Олзгор подозвал к себе Дра́уга с торчащими в груди вражескими стрелами.

– Разбейте клинок вдребезги и развейте его осколки по пути ветра! – повелел Олзгор, сжимая окровавленную руку там, где глубокая рана терзала живот. – Вступайте в бой! Ни единый воин да не оставит поля битвы до последнего вздоха! Но помните: оставляйте жизнь одному из проклятых Баюнов… Он мне нужен живым!

Земля вновь содрогнулась, на этот раз удары были столь мощными, что огромные глыбы почвы взлетали вверх, будто расколовшаяся от удара молнии гора.

Из глубины земли возникла одна из голов ужасного Чернозмея, взметнувшись высоко к небу, словно хотела достичь самих облаков. Голова, склонённая над полем брани, выгибала свою длинную шею, покрытую кривыми рогами, напоминающими острые скалистые вершины. Казалось, будто сама тьма опустилась на землю,погрузив всё живое во мрак.

Увидев чудовище, богатыри замерли в изумлении – настолько огромен был этот Чернозмей! Глаза его сияли, подобно двум кровавым лунам, а клыки, выступающие из пасти, превосходили длину самого острейшего копья. В этой бездонной пасти легко могла уместиться целая армия.

Если бы Чернозмей целиком вырвался из мрачных глубин Омута, земля содрогнулась бы под тяжестью его шагов. Если бы поднялись все его многочисленные головы, солнце навсегда скрылось бы во мраке. А если бы он решил выпустить пламя, весь мир погрузился бы в пекло, словно в раскалённую печь.

Широко раскрыв жёлтые глаза с узкими, как лезвия, зрачками, Дракон издал грозное рычание и выплеснул из пасти мощный поток огня. Этот огненный смерч был подобен страшному извержению вулкана. Струя пламени обрушилась на богатырей, заставив их мечи и латы плавиться, словно вновь оказавшиеся в жарком горниле кузницы. Лошади и всадники мгновенно превратились в пылающие костяки, а волшебные птицы Гамаюны обратились в пепел, разлетаясь по ветру, словно чёрная метель.

Некоторые из людей и Ясных успели соскочить с коней, чтобы спрятаться за раскалённые щиты и камни, нырнуть в рвы, полные дождевой воды, которая уже начинала кипеть от жара. Если бы Чернозмей решил ещё раз обрушить своё пламя с неба, ни один воин не остался бы в живых. Но Дракон, озаряемый вспышками молний, лишь злобно заревел, запрокидывая голову назад. Его могучая шея, похожая на гигантский стебель, постепенно затянулась под землю, и скоро грохот его рычания потонул в толще почвы.

Белодор, весь покрытый ожогами и ранами, осторожно выглянул из-за каменного укрытия, пытаясь сосчитать уцелевших богатырей. Остатки рати нашли себе убежище повсюду, где только могли укрыться от смертельного пламени: в глубоких канавах, за мёртвыми лошадьми, под телами павших Костоломов и Волотов, за опрокинутыми телегами с боеприпасами. Обожжённые Коты с дыбом стоящей шерстью осторожно выползали из стволов пушек, тревожно озираясь вокруг себя.

Над полем битвы кружили оставшиеся в живых Гамаюны, зорко высматривая на чёрной земле тех, кто ещё дышал. Псоглавцы и кавалерия Чёрторубов, всё это время защищавшая тыл, медленно спускалась с размытого ливнем холма, стремясь оказать помощь раненым.

Уцелевших воинов вместе с подкреплением осталось совсем немного, и силы Нечисти, готовившейся к новой атаке, во много раз превышали их численность. Кали́нов Мост снова заполнили марширующие ряды Ры́карей и Драугов. Впереди, как всегда, двигалась Чертовщина, размеренно цокая подкованными копытами по железной поверхности моста.

Но Олзорга среди них больше не было. Верного слугу Чернозмея уже давно унесли на носилках, когда его тёмный господин огненным щитом прикрыл отступление своего легионера.

***

Богатыри и Ясные вновь замерли перед лицом легиона Нечисти, однако теперь расстояние между ними казалось меньше. Без Великанов, чьи шаги покрывали целые версты, кавалерия Чертей и пехота Рыкарей пока еще не могла приблизиться. Но уже слышался грозный гул их приближения, и воздух сотрясался от звериного рыка и лязга железных сапог.

Белодор, тяжело раненный, взобрался на своего боевого скакуна и медленно объезжал ряды войнов. Впереди, словно последний рубеж обороны, стояли оставшиеся Баюны – горстка храбрецов, едва насчитывающая два десятка. Они стояли чуть впереди основного войска, готовые обрушить на врага свою смертельную песнь.

– Войны! – воскликнул Белодор, время от времени бросая взгляд на надвигающуюся тьму. Его голос звучал твердо, несмотря на боль, разливавшуюся по телу. – Велес не случайно привел нас к «Чёртовым Рогам». За этот поход мы истребили больше зла, чем смогли бы уничтожить, оставаясь дома! Чернозмей понес невосполнимые потери, и чтобы вернуть прежнюю мощь, ему потребуется не один год. Каждый враг, павший от наших мечей, ослабляет силу Чернозмея! Дружина моя! Сегодня мы дарим Миру покой на долгие годы, остановив эту рогатую орду, топчущую наши земли! Долгое время Чернозмей не сможет возродить свои черные полчища! Мы не позволим Нечисти продвинуться дальше наших рядов! Пусть «Крепость» соберет новые силы, чтобы нанести решающий удар!

Громыхнуло войско раскатистым криком. И радость была в нём, и ненависть, и отчаяние. Спешился Белодор, чуть отъехав в сторону, подозвал к себе заметно поседевшего, с мелкой бородкой Баюна. Присел около Кота главный стрелец Чу́ди, протягивая Ясному окровавленный свёрток.

Белодор, глядя на колышущиеся тени Нечисти, шёпотом обратился к стоящему рядом Коту:

– Грод, предок Баюнов, прошу тебя, – голос его дрожал от волнения. – Пошли на Остров Буян самого быстрого, молодого и отважного Кота. Пусть доставит этот ключ Громоруку. Тогда Вселидер соберёт свою армию и поведёт войско дальше, к сокровищнице Тридесятого Царства. Иди, друг, отправляй своего брата. Мы же обеспечим ему надёжное прикрытие!

Коты собрались на переговоры. Они долго искали смелого Баюна, который согласился бы отправиться в опасное путешествие. Волшебные зверьки обняли своего брата, и он выслушал мудрые напутствия от своего предка. Затем Город подозвал к себе Гамаюна. Эта женственная птица схватила Кота своими когтями, но не сжимала их сильно. Поднявшись высоко в небо, до самых туч, они скрылись из виду.

Приближаясь к войску, Нечисть перешла на бег, а затем и на галоп. Баюны снова выстроились спиной к своему войску, повернувшись мордочками к Чертям. По воздуху полилась печальная песня: последняя песня, наполненная горьким плачем матерей и протяжными стонами сыновей их, павших на полях сражения.

«О, край последний мой, душа родимая!

Во чистом поле брань идёт великая,

Да тяжко сердце материнской болью стонет —

Погибнет ныне сила богатырская…

Кровавый снег да буря злится грозная,

Рёвёт ветер уныло – слёз поток пролился.

Там, где стояли дружины славные,

Теперь лишь тишина над полем тёмным встанет.

По холмам пустым росою горькой мокнут травы,

По волнам морским волна мечту понесёт напрасно.

Цветут поля цветами алыми кровавыми —

Маками-красными воспоминаньем вечным.

Дети малые придут тех мест дивиться диву —

Сказывать будут детям нашим внукам правдиво,

Что геройство доброе нам честь принесла

И кровью чистой землю нашу напоила…»

И от песни этой, под вздрагивания тонких струн гуслей, Нечисть падала на землю, бросая оружие. Кони спотыкались, ломая передние копыта и перебрасывая Чертей через голову. За ними падали Великаны, давя телами впереди идущих, и засыпали крепким сном.

Рыкари и Драуги продолжали своё неумолимое шествие, безжалостно попирая сапогами тела поверженных врагов. Их тяжёлые подковы раздавались глухим стуком, эхом отзываясь в сердцах тех, кто ещё стоял на поле боя. Завывая в небесную высь, как голодные волки на полную луну, они яростно били рукоятями своих сабель о щиты, пытаясь заглушить чарующие голоса Баюнов. Но даже их мощные удары были бессильны перед древней магией – один за другим войны, словно срезанные травы, падали наземь, погружаясь в глубокий сон.

За спинами Котов раздался свист стрел лучников, стремившихся в воздух подобно стае хищных птиц. Уцелевшие катапульты загремели, выбрасывая огромные камни и тяжелые бочки с ладаном прямо в ряды войска Чернозмея. Валуны с грохотом врезались в землю, разбрызгивая грязь и сметая с пути врагов.

Белодор вновь вскочил на спину своего белогривого скакуна, обнажая окровавленный клинок. Его лицо было суровым, глаза горели решимостью. Войско Велеса ринулось вперед, как мощный таран, сокрушая изумленную Нечисть. Рогатые всадники падали с седел, раздавленные мощным ударом копыт, а пехота, издававшая дикий рёв, была втоптана в грязь под тяжестью несущихся лошадей.

И внезапно дождь оборвался разом – будто сама Природа решила прекратить эту борьбу. Небо разверзлось, густые серые облака рассыпались, уступив место яркому золотистому лучу солнца, озарившего небесную даль. В свете этой лучезарной полосы стремительно исчезали силуэты Гамаюна несущегося в когтях отважного Кота, удаляясь всё дальше от шумной битвы, уже теряя очертания среди ясности нового дня.

Братья

Двенадцать лет назад два брата-близнеца, похожие друг на друга словно две капли воды, осчастливили своего батюшку и доставили немало хлопот матери. Любоми́р и Дароми́р – оба светловолосые, кудрявые, крепкие мальчуганы, унаследовавшие силу и выносливость своего отца-кузнеца.

Отец с ранних лет обучал их сложению больших чисел в уме и чтению справа налево, как говорят большинство представителей нечистой силы. Братья умели терпеть боль, не причиняя её слабым; радовались солнечному свету и ориентировались в темноте; опасались внеземной красоты и не гнушались уродства.

Но однажды вся жизнь круто изменилась, словно чёрный ворон опустился на тихий дом. Судьба обрушилась на их род тяжёлым молотом, разбив спокойное течение дней вдребезги. Отец братьев встретил свою печальную участь от Чертей, а мать долго таяла, увядала, будто тонкая свеча, чьё пламя слабело под дыханием ледяного ветра, пока холодная рука самой Смерти не вырвала её душу, оставив после себя лишь глубокие раны в сердце осиротевших сыновей. Теперь перед ними открывалась тёмная дорога одиночества, полная горькой памяти и слёз.

Остались братья одинокие посреди необъятной широты жизненных дорог, бережно оберегая в сердцах своих теплые воспоминания о дорогих родителях, рано покинувших сей бренный Мир. Тлеющее пламя печали медленно угасло, оставив после себя лишь мягкий свет былых дней, согревающий душу тихим теплом воспоминаний.

Но мудрость отца жила вечно в каждом дыхании, каждое движение их молодых рук, крепко сжимающих рукоятку кузнечного молота, пронизано было опытом ушедшего поколения. Мальчики продолжали великое ремесло отца своего, ковав оружие грозное – острые клинки и крепкие топоры, украшения дивные и инструменты искусные, словно передавая каждому удару молота частичку любви и уважения к дивным предкам своим. И жили братья, поддерживая друг друга во всех делах житейских, хранимые любовью к родным, несмотря на долгие года одиночества вдали от родительского тепла.

Жить на Чёртовых землях и надеяться на продолжение дела предков было безнадежным стремлением. Ткачи превращались в кузнецов, а кузнецы по воле судьбы становились коробейниками. Те, кто раньше трудился на полях, уходили строить корабли, а плакальщицы брали на себя обязанности повитух. Люди выживали, как могли. Удача братьев заключалась в сохранении семейного дела, иначе их могли бы взять на торговые суда грузчиками, платя лишь сухарями. А если бы на борту оказался приспешник Нечистой силы, которых среди людей было предостаточно, то братья работали бы за сохранение собственной жизни.

Такова была судьба мальчиков, но они держались вместе, поддерживая друг друга в этом суровом мире.

Деревушка, где жили близнецы, также находилась во власти рогатых, но была столь мала, что даже сам Черти лишь изредка присылал туда своих Драугов – да и тех в малочисленных отрядах. Слишком незначительной казалась эта деревушка для Олзгора. Пока не настал тот самый миг, который был уже совсем близок.

В тот день братья возвращались с Железной скалы, сгибаясь под тяжестью мешков, полных руды. Оставив своё оружие дома, они вооружились лишь кирками, которыми выбивали из твёрдых скал железные глыбы. Эти инструменты вполне годились для защиты от врага, если таковой вдруг объявится. В небе не кружили во́роны, не собирались чёрные тучи, предвестницы нападений Чертей, и потому братья решили, что лишние доспехи будут лишь ненужной обузой. Впрочем, ни один из них не рискнул бы уйти далеко от дома без отцовской кольчуги, которую кузнец создавал долгие годы, обжигая руки о раскалённое железо, ночи напролёт проводя у горна и прокалывая пальцы острой проволокой. Отец вложил всю свою душу в эти доспехи, желая защитить сыновей от когтей Оборотней и ядовитых стрел Драугов. Так кузнец оставил своим детям вечное наследие – защиту, полную заботы и любви.

Мать близнецов так же оставила после себя память, создав нечто важное для своих детей. Она сшила им рубашки из кожи оленя, которые надевались под кольчуги. Предвидя возможные трудности впереди, она сделала эти рубашки на вырост. Сейчас они доходили мальчикам лишь до колен, а рукава приходилось закатывать до локтей. Эти рубашки надежно защищали от ветра благодаря своей плотной ткани, а капли дождя скатывались с поверхности, сохраняя тело сухим.

На этот раз, готовясь к возможной непогоде, Даромир и Любомир надели одежду, которую им подарили родители. Они были одеты в кожаные брюки и сапоги из кирзы с железными подошвами. Сегодня братья решили не надевать стальные шлемы, оставив свои вьющиеся золотые кудри открытыми. Южный ветер легонько играл их волосами, а яркое солнце, которое освещало путь обратно в село, ослепляло мальчиков, мешая им сразу разглядеть окружающую обстановку.

***

Близнецы поначалу приняли Ловчих за Драугов – две совершенно разные расы, столь непохожие друг на друга. Но когда они вышли из сумрака леса на светлую опушку, где пожелтевшая трава доходила до колен, мальчики замерли, принявшись наблюдать из укрытия. Они бросились наземь, стараясь остаться незамеченными, хотя разница между противниками была невелика: враг оставался врагом, будь то Драуг или Ловчий. В любом случае битва неизбежна. Однако, узнав в силуэтах на горизонте охотников за Ясными, близнецы облегчённо выдохнули. Ведь Ловчие, несмотря на всю свою опасность, боялись людей и потому казались менее страшными, нежели тяжеловооружённые Драуги, чья сила и ловкость едва ли уступала витязям.

Драуги… Это ожившие тени былых войнов, которых Олзгор воздвиг из глубин земли во втором году войны, заставив служить себе. Облачённые в броню и вооружённые мечами с выгравированными на рукоятях драконами, тяжёлыми палицами, арбалетами и чёрноперыми стрелами, они стали полчищем тьмы, посланной уничтожить всё живое. Их задача заключалась в разгроме небольших поселений, захвате людей, истреблении скота и сожжении полей пшеницы. И они отлично справлялись с этим, особенно благодаря поддержке Во́лотов – великанов, чей облик внушал ужас. Рогатые шлемы, тяжёлая броня, огромные моргенштерны, массивные дубинки и двузубые топоры придавали им грозную мощь. Их длинные волосы и бороды, заплетённые в косички, лишь подчёркивали дикий нрав.

Высокие, словно вековые берёзы, и сильные, как несколько богатырей вместе взятых, Волоты становились верной опорой Драугам в бою. Вместе они представляли собой неудержимую силу, способную сокрушить любого противника.

В отличие от солдат, чей облик без доспехов напоминал голый скелет, Ловчие сохраняли остатки плоти на большей части тела. Их лица, хотя и являли собой полуразложившиеся черепа, придавали охотникам отдалённое сходство с людьми. И неудивительно – ведь некогда эти существа действительно были живыми людьми, погубленными в междоусобицах из-за алчности. Все они при жизни занимались охотой, но убивали зверей не ради пищи, а ради меха и когтей, не прося прощения у своих жертв.

Теперь воскресшие браконьеры служили Олзгору верхом на Волкопсах – гигантских собаках величиной с медведя. Отважные гончие, облачённые в ржавые нагрудники и шлемы с шипованными ошейниками, обладали пастью столь огромной, что та могла бы вместить целого барана, а клыки Волкопсов острые и длинные, доходили до ушей и свисали ниже губ.

Одежда Ловчих была разнообразной, но никакой металл не украшал их костюмы. Они носили гнилые шкуры тех животных, которых когда-то убили, источая зловонный запах.

Трое Ловчих, вооружённых копьями с саблевидными наконечниками, окружили тёмную фигуру, целиком покрытую шерстью. С расстояния в триста шагов братья едва различали добычу охотников. Но когда существо издало протяжное мяуканье, они поняли, что перед ними Ясный Кот – существо, которое они никогда раньше не видели.

– Пойдём с нами, иначе твоя шкура заменит мою старую шапку! – хрипло прикрикнул один из Ловчих, поднимая копьё вверх. Его Волкопёс при этом угрожающе рычал и гавкал, роняя из огромной пасти в траву хлопья пены.

Фигура Кота неожиданно подпрыгнула, и Ясный молниеносной тенью запрыгнул на Ловчего, вцепившись клыками ему в ухо. Кот явно не был похож на обычную дворовую кошку. Сейчас, стоя задними лапами на макушке у собаки и грызя ухо Ловчему, Кот напоминал своим ростом мальчика лет восьми, одетого в чёрную шубу и маленькими красными гуслями за спиной.

Волкопёс принялся скакать на месте, пытаясь изловчиться и стащить с себя Кота за хвост, и при этом спасти орущего от боли хозяина. Двое Ловчих принялись сталкивать Кота древком копья, но один из них так переусердствовал, что вонзил древко в грудь своего соплеменника. Мягкое, потерявшее костяной каркас тело с лёгкостью приняло в себя копьё и вытолкнуло его с другой стороны, зажав между лопаток.

– Избавьте меня от этого пожирателя людей! – крикнул раненый Ловчий, молотя руками Кота чуть ниже задранного трубой взъерошенного хвоста. – Он мне сейчас последнее ухо откусит!

Наконец подъехавший вплотную к соратнику Ловчий, поместив копьё в пазуху на седле, обеими руками сорвал Кота с орущего охотника и швырнул его на землю. Другой Ловчий в этот момент метнул в сторону Ясного сеть, похожую на гигантскую паутину. Коснувшись шерсти поднимающегося на лапы Кота, сеть сама по себе принялась обматываться вокруг его тела, плотно прижимая передние лапы к бокам и обвязывая ноги. Кот истошно прокричал. Повалившись на траву, он начал проделывать движения, что делает гусеница, когда пытается скоро уползти от птицы, но через мгновение сеть обездвижила Кота.

Двое Ловчих сорвались с сёдел своих собак и, стремительно приблизившись к пленнику, заключенному в кокон, схватили его и потащили к одному из Волкопсов, на чьей широкой спине уныло покачивалась пустая клетка.

– Отпустите Ясного, драконьи отбросы! – раздался отчаянный голос мальчишки позади ловчих.

С той самой минуты, как Ясный попал в сети, братья, не раздумывая ни секунды, ринулись на выручку, оставив возле старой берёзы тяжелые мешки с железной рудой. С громкими криками, размахивая кирками над головой, они быстро приближались к Ловчим, готовясь вступить в бой ради спасения друга.

Однако нападать первыми они не спешили. Воспользовавшись мгновением, когда двое Волкопсов остались без всадников, мальчики метнулись к их спинам. Как лесорубы, разящие топорами дерево, братья обрушивали удары кирок на глаза и зубы чудовищных зверей, заставляя их взвыть от боли. Завывая, будто изголодавшиеся щенки, Волкопсы бросились прочь, оставив своих хозяев беззащитными.

Едва лишь миновала угроза внезапной атаки, словно ветром сорванные листья, братья рванулись вперёд – прямо навстречу могучим лапам второго зверя. Искусно скользнув между разящими копьями преследовавшего их война, оба брата разом обрушили свои тяжелые кирки на уязвимые ноги Волкопса. В считанные секунды, подобно молоту кузнеца, дробящему железо, удары сыпались один за другим, пока наконец добыча не дрогнула. Ощутив на себе резкую боль Волкопса, воин закачался в седле и рухнул наземь. Раненый Волкопес взревел, поскакав прочь, хромая, оставляя кровавый след позади себя, спеша присоединиться к своим сородичам, исчезая вдали среди серых теней леса.

– Кто вы такие? Какое волшебство движет вами? – воскликнул один из Ловчих, вытянув вперед свою костлявую руку, словно пытаясь остановить безумие.

– Ненависть наша лютая к силам тьмы – вот истинное колдовство! – вскричал Даромир, жадно хватая воздух пересохшими губами и крепко сжимая ладонями тяжёлую, отполированную от работы кирку.

– Освободите Кота, иначе мы не пощадим вас! – злобно прошипел Любомир, обнажив зубы в угрожающей ухмылке.

– Берите его, – сказал Ловчий, отталкивая ногой кокон, из которого выглядывала несчастная мордочка тяжело дышавшего Кота.

– Но помните, – произнес другой охотник, отступая назад, – Олзгор придет в вашу деревню и уничтожит каждого человека вместе с Котом!

Братья, услышав эти слова, тут же вскочили и рванули навстречу своим врагам, но Ловчие ловко уклонились и, неуклюже перебирая ногами, поспешили следом за собаками. Кот был спасен.

Кот Баюн

Баюн, пряча тревоги за суровым взглядом, открылся людям, что спасли его от беды. В его голосе звучала печаль, когда он рассказывал, что его преследует страшная сила – Чертовщина Олзгора. Он предупредил близнецов, что долго оставаться на одном месте опасно, ведь взгляд Чернозмея мог настигнуть его в любой миг. А Олзгор, как тень, следовал за ним неотступно, жаждая использовать мудрого Кота в своих тёмных замыслах. Баюн пообещал братьям, что с первыми лучами солнца покинет их дом, чтобы не навлечь на них слёз Мары.

Теперь Кот сидел за столом на табуретке в уютной избе братьев, наслаждаясь ароматными оладушками, которые приготовила для них добрая соседка Февронья. Она поставила блюдо на стол, ещё дымящееся, и, украдкой бросив взгляд на чёрного Кота с глазами цвета янтаря, поспешила вернуться домой.

Уже четвёртую ночь её крошечный внук, едва научившись лепетать, заливался слезами и кричал до самого рассвета, доводя всех вокруг до отчаяния. Когда пришла Серая Ведьма по просьбе Февроньи, она сказала, что причина страданий ребёнка – Ты́рта, злобное существо, притаившееся под кроватью. Никакое обычное оружие не могло поразить эту Нечисть. Лишь тишина могла одолеть её, но какой покой мог быть, когда малыш постоянно вскрикивал от страха? Стоит ребёнку задремать, как Тырта выползал из своего укрытия, пугая его своим отвратительным обликом, заставляя снова биться в истерике. Мало кто из смертных мог увидеть это чудовище, да и детям оно открывалось лишь в самые мрачные часы ночи.

Дожёвывая последние ароматные оладушки, кот Баюн повернул голову к мальчишкам, сидящим вокруг стола, и настороженно прислушался к их рассказу – истории столь зловещей и таинственной, будто сама ночь сошла с небес и замерла рядом, слушая вместе с ним про ребёнка, чей жалобный голос разносился над заброшенными садами. Слушая рассказы ребятишек, Баюн медленно поднял свою пушистую лапу и лениво начал приводить её в порядок языком, готовясь принять решение, важное для всей деревни.

– О, милые мои друзья! – сладко пропел Кот, плавно вытягивая слова одно за другим, словно шелковистую нить. – Не существует дела легче и приятнее, нежели возврат спокойствия туда, где уже поселились тревога да смута… Только укажите мне путь к дому с ребёнком, откройте дверь к той комнате, откуда звонкий детский плач, подобно колоколу тревоги, сотрясает воздух тихого селенья нашего.

***

Солнце медленно опускалось за тёмную гряду гор, уставшее бороться с заволакивающими тучами, оставляя за собой угасающий отблеск багряного света. Тяжёлые свинцовые облака снова тяжело нависли над деревней, придавливая своими шероховатыми краями старые, потемневшие от времени серые крыши домов. Вскоре воздух сотрясла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь шёпотом первых капель холодного дождя – мелкого, нудного и пробирающего до костей.

Кот, морщась и недовольствуя своим положением, осторожно ступал по мокрым камням узкой улочки, аккуратно вытирая каждую лапу, едва касаясь земли, чтобы избавиться от неприятной влаги. Он двигался величественно, непринуждённо перебирая задними конечностями, держа туловище прямо и высоко подняв голову, каждый раз поправляя на плече кожаный ремень гуслей.

И вдруг вечернюю сырость прорезал отчаянный, душераздирающий детский плач, пронёсшийся из старого деревянного дома с крохотными окнами-щёлочками, спрятанного среди заросших дворов и заброшенных садов.

Подойдя к ним, Любомир осторожно постучал в одно из них. Сразу же, раздвинув штору, к мальчикам высунулась бородатая голова. Это был отец беспокойного ребёнка. Сейчас его вид ничем не отличался от какого-нибудь Нечистого: воспалённые глаза, красные, как маки; серое осунувшееся лицо, бледное, словно праздничная скатерть; взъерошенные волосы, давно не видавшие гребня. От увиденного Баюн даже отпрянул назад, испуганно мяукнув: “Тырта!”, но через мгновение, виновато озираясь, исправился:

– Откройте, дверь дома своего, милостивый хозяин! Сердцем чую – терзают вас печали несчётные, да тяжкий груз забот душою тяготит. Откройте дверь настежь, позвольте мне переступить порог ваш скромный, ибо ведаю я истинную причину невзгод ваших. Пусть мой голос тихий раздастся под сводами жилища, дарует покой сердцу вашему.

Замечая сомнения в лице мужчины, мальчики положительно закивали головой и отец ребёнка, знавший и близнецов и кузнеца, скоро запустил гостей в дом.

Сквозь сумрак комнаты разносился нескончаемый плач – пронзительный, надрывающий душу звук, будто тонкие нити тишины разрывались одна за другой. Этот крик резал уши, пробирал до самого сердца, оставляя горький след боли и отчаяния. Однако детский голос был не единственным эхом страдания в доме.

Угол возле потрескивающей печи приютил женщину, чьи заплаканные глаза словно хранили всю скорбь мира. Она тщетно пыталась спрятаться от всевидящего взгляда Кота, прижимая руки к лицу, пытаясь удержать расползающиеся края собственного горя. Рядом неподвижной статуей стояла старуха, сгорбленная годами и бедами, уткнувшая свое морщинистое лицо в ладони, чтобы слезы бессилия оставались невидимыми никому, кроме себя самой.

Отложив гусли, Кот мягко опустился на четыре лапы и, задрав хвост, в один прыжок оказался на кроватке малыша. Баюн несколько минут, осторожно перешагивая малыша, ходил по лежанке, заглядывая то под неё, то вставал на стену, тыча носом в брёвна. В концовке Кот бесшумно спрыгнул вниз и, усевшись перед кроватью, прижал гусли к белому брюху.

Кот Баюн степенно шевелил лапками, точно бы проверяя остроту когтей о незримую дощечку. Те, кто находился в тот час дома, ощутили, как от жёлтого пламени его взора потёк волшебный золотой дымок, медленно растекаясь повсюду вокруг – прозрачный и едва уловимый, он мягко окутывал комнату своим невесомым покрывалом. Нежная пелена ласкала стены, плавила углы, лениво обвивала потолок тонкими кружевами и тихо стелилась пушистым ковром по гладкому полу.

И вот вдруг дом наполнился дивной музыкой, такой чарующей и нежной, какой ещё никто нигде не слышал. Голос Кота лился сладко, шелестяще и мерцающе, подобно серебристому звону крошечных хрустальных колокольцев, качающихся на лёгком ветерке летней ночи.

Мелодия струилась мягким потоком, проникая в каждый уголок дома, словно теплая волна, нежно согревающая сердце и умиротворяя душу. Она вела слушателя прочь от повседневности, увлекала в волшебный мир, где боль, войны и болезни исчезали навсегда. Там зеленели вековые леса, наполненные ароматом хвои и свежестью прохладной росы, там весело щебетали певчие птицы, попивая хрустальную влагу прозрачных горных родников.

Стены жилища постепенно растворялись, уступая место бескрайнему ночному небу, сверкающему россыпями ярких звёзд. Тёплый ветерок мягко касался лица, колыхая пряди волос, приветствуя каждого гостя своего мира. Над головой медленно кружились звёзды, оставляя после себя серебристо-голубые следы, похожие на лёгкий танец светлячков. Где-то далеко впереди слышалось низкое рокочущее эхо могучего водопада, неумолимо извергающегося в таинственную глубину. Пронзительные голоса невидимых существ отзывались тревожащими аккордами мелодии, будто звуки древней арфы, вторящие музыке самого пространства.

Среди неба величественно парили громадные летающие существа, похожие на китов с крыльями, издававших грустные протяжные трели, навевавшие щемящую грусть и сладкую меланхолию. А внизу плавали бесчисленные корабли, чьи белые паруса трепетали в такт движению волн, отражаясь серебрящимся светом звёзд. Волны поднимали их вверх, отправляя в бесконечное путешествие меж небесных тел, влекомое песней, подобной молитве, пробуждающей чувства восторга и покоя одновременно.

И над всеми этими чудесами звучал тревожный голос Кота-Баюна, чьё исполнение навевало неприятные ощущения: тревогу и страх…

«Эй, слушайте сказ мой старинный!

Во тёмную ночь ненастную,

Через тени леса глубокие,

Предстань, хозяин страшной ночи —

Сон-Мороч да Дремотища-старик!

Ступил тихо-тихо, тяжело дыша,

За порог избушки тесовой.

Оглядел двор богатый,

Посветил над ним месяц серпом острым.

Сел в горнице тёплой уютной,

За столом дубовым крепчайшим друженьким.

Погасил дыханьем огонь полевых свечек,

Темнотой заполнил воздух густотой ночной.

Звонким смехом злодейским распустил туманы ночные,

Закружил пляску буйную дикомужную,

Будто ветер шальной сорвал покрывало осени алой.

Заплясал по избе шумливо-грохотно,

Забормотал старые сказки колдовскими заклинаниями хитрыми.

Стеночки скрипят голосом тяжким звончатым,

Струны гуслей плачут эхом грустным печальным.

Покрутил венцы ветром снежным студёным,

Засверкали свечи бледно-синим мёртвым огнём тусклым.

Взяв за руку Ведьму нашу,

Увёл её в даль загробную владений темниц своих роковых.

Остальных окунул сном вечным глубоким,

Сном непробудным».

***

Из мрака тьмы, царившей под детской кроватью, медленно появилась костистая, покрытая буграми рука с тонкими пальцами-крючьями, украшенными острыми кривыми ногтями. Пальцы тихо шарили по полу, ,ощупывали невидимые следы – здесь были чужие шаги, неизвестная опасность… Вслед за первой худой рукой, пробуя пространство вокруг себя, неуверенно выпростала другая такая же бледная, сморщенная лапа, длинные пальцы которой нервно вздрагивали, соприкасаясь с прохладной древесиной пола.

И вот уже краем глаза видно, как исподтишка из сумрачной щели медленно проступила лохматая, заросшая густыми седыми космами голова Тырты – Ведьмы-воровки детских сновидений. Ее жуткое морщинистое лицо было скрыто спутанными прядями волос, источавших запах земли и плесени. Согнувшись пополам, она робко вылезла наружу, бесшумно скользнув вперед, чутко принюхиваясь и тревожно осматриваясь кругом. Но там, где должна была находиться детская кроватка с теплым дыханием ребенка, стояла лишь сероватая пелена тумана, равнодушно скрывающая всё живое…

Тревожное сердце Тырты замерло, когда перед её глазами возник туман – знак великой опасности, неумолимого испытания для неё самой. Мгновение спустя, собрав всю свою решимость, страшилище смело ступило вперёд, оставляя прежний уют мракобесия и погружаясь в таинственный туман.

Нечисть являла собой живое воплощение кошмара – маленькая сгорбленная карга с жалкими костлявыми лапами и тонким извивающимся хвостом, будто большая крыса, выползшая из норы.

Тырта, смутившись внезапной, тревожной тишиной, осторожно поднялась на шероховатые когтистые лапы, вытянулась изящно, точно кошка-воришка, выпрашивающая любимое угощение у доброго хозяина.

Хриплым голосом, подобным скрипу ветхих ворот, Нечисть зловеще затянула свою песню, тяжело подтягиваясь вверх по кровати, приближаясь к малышу, чтобы пробудить его слезы и вновь услышать сладостное пение детского плача, наполняющего сердце Тырты радостью.

Баюн, до сих пор неподвижно наблюдавший эту мерзкую картину своими наполненными огнем глазами, бесшумно приблизился еще ближе, сверкнув саблевидными коготками, и в одно мгновение стремительно прыгнул на спину ведьмы, глубоко вонзив острые зубы в худые морщинистые шеи чудовища.

Тырта пронзительно взвизгнула, сдавленно хрипя – тело её выгнулось судорожной дугой. Зверски рванувшись вперёд, Баюн пригвоздил чудовище к постели, впиваясь стальными когтями, острыми словно ножи палача, в выступающие кости твари. Началась яростная схватка, сотрясая стены старого дома жалобным писком, похожим на истошное верещание крысы, угодившей в жестокий капкан охотника.

Но этот жуткий зверь был лишь жалким подобием настоящего хищника, не чета Коту. Оскалившись свирепо, Баюн глубоко запустил лапы в иссохшую кожу Тырты, мощно разорвал распухшее от скверны существо надвое. Кровавые ошмётки чернеющей мерзости медленно сползли на пол, оставив за собой омерзительный запах помоев.

Отбросив куски Нечисти в сторону, Кот запрыгнул на кровать и, выгнув спину, ощетинился, опасаясь, что даже в таком состоянии Тырта может быть опасной. Но две её половинки уже начали тлеть и растворяться в жёлтом тумане, чуть разбавляя его зелёной дымкой. Тырта была мертва.

Баюн понюхал воздух. Почувствовав в доме запах серы, Кот убедился в победе. Спрыгнув на пол, Ясный вновь уселся перед гуслями, легонько развернув их лапкой.

Его страшные клыки уменьшились, взъерошенная шерсть вновь приобрела ухоженный вид, а когти перестали скрести по деревянному полу, лишь слегка выглядывая из мягких лап. Пылающие угольями глаза погасли, а выросший до размеров молодой рыси силуэт постепенно возвращался к прежним очертаниям.

Баюн огляделся вокруг. Весь дом погружён в сон: близнецы мирно спят у порога, положив головы на сомкнутые ладошки; мужчина дремлет, сидя на табуретке, опершись спиной о крепкое бревно; женщины тихонько посапывают за столом, уткнувшись лбами в поверхность стола. Улыбнувшись и качнув головой, Кот прищурился и начал напевать Разбудку – песню, без которой никто бы не пробудился от сладкого сна, навевающего Колыбельной Баюна.

Песня эта дышала ароматами свежести раннего утра – солнечное утро искрилось росою и было полно сладостных чарующих мелодий. В её звуках звенело жизнерадостное, задорное жужжанье пчёлок, покидавших уютные соты родного улья; веселились птички, рассыпаясь радужными трелями среди просветлённых ветвей деревьев, встречающих долгожданный восход солнца, наполненные восторгом и счастьем от новой жизни дня. Трепеща крылышками, переливались яркими красками, одаряя слушателя чистым весенним настроением.

На широкой зеленеющей поляне разносился мерный ритм стучащих барабанов да протягивали звуки соловьиной песни балалайка и деревянные трещотки – весёлые уличные музыканты шествовали вдоль тихих тропинок, радуя прохожих живым искусством народного творчества. А Кот-Баюн распевал свою песню – голос его был подобен мёду, льющемуся тонкой струйкой сквозь прозрачный летний туман, ласково касаясь каждого сердца, даря тепло и вдохновение начинающегося прекрасного дня.

«Просыпаемся: сон давно уж исчез,

Оставив нас в объятиях рассвета.

Возвращаемся в дом, где он нас не нашел,

Где тени ночи растворились без следа.

А что не нашел – значит, не искал,

Вместо людей он Тырту забрал.

Солнце вновь озарит эти крыши домов,

Озаряя мир светом золотых снов.

И для вас я теперь Разбудку пою:

Пусть каждый услышит песню мою».

Голос его наполнял воздух теплом и надеждой, словно нежное прикосновение первого луча солнца.

Тонкий, жёлтый туман постепенно растворялся, будто тонкая дымка утреннего солнца растекалась над бескрайним морем спокойствия. Комната вновь оживала, освобождаясь от таинственного полумрака и снова наполнялась мягким сиянием, льющимся сквозь окна. Поначалу погружённые в глубокий сон, люди неспешно приходили в себя – озадаченные, растерянные, пробуждённые волшебством, они осматривали окружающее пространство, осторожно ища знакомую реальность среди воспоминаний странного, затуманенного сновидения.

– Мы спали? – В голосе женщины звучало одновременно удивление и облегчение. Она впервые за несколько бессонных ночей смогла отдохнуть.

– Невозможно столько проспать! – Мужчина провёл руками по своему освежённому лицу, на щеках которого играл здоровый румянец. – Кажется, прошло минимум три дня!

– Мне снились родители, – тихо сказал Даромир, протягивая руку брату, который поднимался с пола. Его голос был полон грусти. – Они говорили, чтобы мы заботились друг о друге. Впереди нас ждёт нечто… необратимое…

– Один сон на двоих, – кивнул Любомир, взглянув на брата. – Точно такой же, как мой…

Все уже проснулись. Только маленький ребёнок продолжал мирно сопеть, уткнувшись лицом в одеяло и сунув в рот свои пухлые пальчики. В углу комнаты лежала мёртвая крыса, разорванная, как старая перчатка.

***

С трудом переводя дыхание, покрытые грязью и увешанные репейником, трое Ловчих опустились на колени перед Чёртом, стоящим к ним спиной. Вокруг них выстроилось несколько десятков Мертвецких Коней с оскаленными и рычащими всадниками. Чёрная мантия Чёрта почти касалась земли, а её края, развеваемые порывами ветра, иногда обнажали наплечники доспехов, напоминающих черепа рогатого дракона. Пока Ловчие сбивчиво объяснялись, Чёрт держал руки за спиной, и те, кто говорил, замечали, как беспокойно шевелятся его длинные пальцы в шипованных перчатках.

Чёрт был явно взволнован. Когда Ловчие закончили рассказывать свою историю, они замолчали и, обмениваясь быстрыми взглядами, покорно ожидали ответа. Ещё несколько долгих минут Чёрт оставался неподвижным, не оборачиваясь к своим подчиненным. Затем, резко взмахнув плащом, он повернулся лицом к охотникам, протягивая вперёд руку с раскрытой ладонью. Красное облако дыма вырвалось из ладони и окутало Ловчих, поднимая их над землёй на уровень лица Чёрта.

Под гнётом леденящего душу страха Ловчие наконец-то увидели вблизи своего грозного повелителя. В глазах Чёрта пылал огонёк демонической силы – холодный, бесчеловечный огонь, который постепенно выжигал последние черты подобия человеческого облика с их бледных, искажённых ужасом лиц. Словно живое пламя, этот взгляд стирал память, разум и чувства, оставляя лишь чёрную пустоту и клубящийся дым над покорёнными телами.