Ход коня

Размер шрифта: 13

Camilla Läckberg, Henrik Fexeus

Kult

Иллюстрация на обложке Анны Кроник и Мирослава Жарского

Перевод с шведского О. Б. Боченковой

Первая неделя

Фредрик убеждается – вот уже, наверное, в сотый раз, – что сквозь пластиковый пакет ничего не видно. Он не хочет испортить сюрприз. Утирает распаренное солнцем лицо – верные плюс двадцать девять. Несмотря на жару, Фредрик предпочел проделать путь от офиса в Сканстулле, что неподалеку от Цинкендамма, до детского сада Оссиана пешком. Сегодня среда, но получилось уйти с работы раньше обычного. В такую жару мало кого волнует график. Большинство коллег уже сидят за холодным пивом в открытых ресторанах под тентами.

Прогулка заняла не больше двадцати минут, и все-таки не мешало прихватить бутылку с водой. Рубашка липнет к потной спине, рукава закатаны. Пиджак, конечно, пришлось снять.

Фредрик снова проверяет пакет. Большая коробка, ручки еле сходятся. Для них с Жозефин до сих пор остается загадкой эта страсть Оссиана к автомобилям. Ни Фредрик, ни она никогда не интересовались ничем подобным. Правда, Оссиану удалось заразить отца «Лего»…

Рекомендуемый возраст – 10+. Оссиану пять, но Фредрик уверен, что малыш справится. Он умный. «Иногда умнее отца», – отмечает про себя Фредрик и смеется. Впрочем, на этот раз и папа не оплошал. Только очень сообразительный отец мог купить «сюрприз», способный удержать сына в четырех стенах в лучшие дни лета. Потому что, судя по всему, дело обстоит именно так. И завтрашний день будет не менее солнечным.

Оссиан ведь с утра до вечера на свежем воздухе. Так уж он устроен. Дома мечется, как зверь в клетке, если нет нового «Лего». Может, стоило бы показать его врачу, но Жозефин с этим не торопится. Активность Оссиана здоровая, так что оснований для беспокойства нет. Других детей и в пятилетнем возрасте не оттащишь от родительских смартфонов, и даже врачи ничего не могут с этим поделать. Грустно.

Фредрик входит в ворота детского сада в Бакене и смотрит на часы. Однако же быстро он дошел… Похоже, они еще не вернулись из парка.

– «Эй, секси-леди…» – мурлычет Фредрик, поднимаясь на холм за корпусом подготовительной группы.

Gangnam style [1] – на сегодняшний день любимая композиция Оссиана. «Стоит только поддаться», – улыбается про себя Фредрик. Они с Оссианом даже танцевали под нее. И не просто так, а тщательно прорабатывали хореографию.

На холме небольшая игровая площадка и деревья, среди которых так удобно прятаться. Для Оссиана это целый лес.

– «Оппан гангнам стайл!» – бормочет Фредрик.

И дети, ростом чуть выше его колена, на пару секунд забывают про игры и останавливаются в замешательстве. На них желтые жилеты с логотипами разных дошкольных учреждений. Этот парк – популярное место. Звонкие детские голоса висят в воздухе. Похоже, «Лего Техник» придется отложить до другого раза. Этот день просто создан для игры в прятки. Домой можно не торопиться, Жозефин обещала позаботиться об ужине. Он оглядывается и видит Тома, одного из воспитателей.

– Добрый день! – улыбается Фредрик.

Том сосредоточенно вытирает нос одному из своих подопечных.

– «Опп-опп-опп», – подхватывает он привязчивую мелодию. – Угадайте, кто у нас сегодня выбирает музыку…

– А я предупреждал. – Фредрик поднимает указательный палец. – К концу недели вся ваша группа будет танцевать под «Гангнам». Но где же наш диск-жокей? Что-то я его не вижу…

Том отпускает малыша и на секунду задумывается.

– Посмотрите на качелях, – советует он. – Он часто там пропадает.

Ясное дело. Когда Оссиан устает от беготни, он любит покачаться на качелях. Точнее, просто посидеть. Качели – его любимое место уединения, где никто не мешает размышлять о мировых проблемах.

Фредрик направляется к качелям. Все они заняты, но Оссиана нет ни на одной. Фелисия, старшая подруга Оссиана, отходит от качелей. Фредрик бросается за ней.

– Эй, Фелисия, ты не видела Оссиана?

– Видела, давно.

Фредрик хмурится. В душу закрадывается смутное подозрение. Разумом он понимает, что это не более чем отблеск чрезмерной родительской опеки, которая дает о себе знать при первой возможности, вне зависимости от того, есть ли для нее основания. Совершенно иррациональное чувство. Наверное, было бы кстати где-нибудь в африканской саванне, где за каждым кустом смерть, но здесь, в центре Стокгольма, ему нет никакого оправдания.

Умом Фредрик это понимает, но тревога неприятным холодком ползет по затылку. Большая коробка «Лего», еще недавно казавшаяся такой замечательной, теперь только мешает.

Фредрик снова поднимается к Тому:

– Его нет на качелях.

– Хм… странно. – Том просматривает список детей. – Он должен быть… или нет, подождите. Женя с группой малышей вернулась в корпус. Наверное, Оссиан захотел в туалет и ушел с ними. Извините. Разумеется, она должна была поставить меня в известность, но вы ведь знаете, как это бывает…

Конечно, Фредрик это знает. Неприятное чувство пропадает, и он вздыхает с облечением. Женя и Том – ответственные воспитатели, но дети – живые люди, с почти невероятной способностью вечно оказываться не там, где их ожидают найти.

Том смущен, и Фредрику становится его жалко. Как бы то ни было, с детьми нельзя расслабляться. Другие родители закатывают скандалы по куда меньшему поводу.

– Да, конечно, – торопливо соглашается Фредрик. – Хороших выходных, Том! Увидимся в понедельник. Оппа-оппа!

Он бежит обратно к подготовительному корпусу. Дверь нараспашку. Фредрик входит в прихожую, с именными крючками на стенах и платяными шкафами с выдвигающимися ящиками. Крючок Оссиана пуст, что само по себе ничего не значит. Если сын в туалете, его куртка может валяться там на полу. Или, если уж на то пошло, где-нибудь на игровой площадке. Что было бы совсем не удивительно, с учетом жары. Зачем ему вообще куртка в такой день?

– Оссиан? – Фредрик стучит в дверь первого попавшегося туалета. – Оссиан, ты здесь?

Женя идет к нему по коридору. За ее спиной двое малышей трясут перед носом друг друга перепачканными краской пальцами, давясь смехом.

– Добрый день, Фредрик, – говорит Женя. – Потеряли Оссиана? Он в парке, с Томом.

Неприятное чувство возвращается молниеносно, буквально сбивая с ног. Теперь это уже не легкий холодок в области затылка, а удар в солнечное сплетение.

– Его нет в парке, – говорит Фредрик. – Я только оттуда. Том сказал, что Оссиан должен быть с вами.

– Здесь его точно нет. Вы смотрели на качелях?

– Нет… То есть да. Его там нет, говорю вам… Проклятье!

Развернувшись на каблуках, Фредрик выбегает из корпуса. Бывали случаи, когда дети самовольно покидали территорию детского сада. Как Фелисия, например. Она успела дойти до дома, прежде чем воспитатели поняли, что случилось. С тех пор у родителей сердце не на месте. Интересно, можно когда-нибудь привыкнуть к этому невыносимому чувству?

Фредрик бежит к холму. Чертова коробка бьет по ногам. Дети шныряют по парку, но ни один из них не Оссиан.

Глаза Тома округляются, когда он видит, что Фредрик вернулся. Кажется, теперь и он понял.

– Оссиан… он должен быть где-то здесь. – Фредрик бросает пакет с «Лего» на траву.

Том спрашивает детей, не видели ли они Оссиана. Игровые домики, конечно. Как он мог о них забыть? Оссиан, конечно, прячется в одном из них. Фредрик бежит к домикам, но уже издали видит, что они пусты. Где еще… В кустах? Среди деревьев? Оссиан не может играть один, следовательно, кто-то должен знать.

Фелиция. Она сказала, что видела Оссиана, пусть даже давно.

Фредрик возвращается к Тому и детям. Пот бежит со лба и по спине, горло готово разорваться от бешеной пульсации. Фелиция, с ведерком, строит башни из песка. Как будто ничего не случилось и мир не сорвался с катушек, готовый лететь в тартарары.

– Фелиция, – Фредрик сдерживается, чтобы не напугать девочку, – ты говорила, что видела Оссиана. Когда это было?

– Когда он разговаривал с той глупой тетей, – не отрываясь от песчаного строительства, отвечает Фелиция.

– Глупой… – Фредрик чувствует, как горло становится куском наждачной бумаги. – Это была старая тетя?

Фелиция уверенно качает головой.

– Совсем не старая, – говорит она. – Как моя мама, а ей тридцать пять лет. У мамы недавно был день рождения…

Фредрик с трудом сглатывает. Кто-то был в этом в парке. И разговаривал с детьми… с его ребенком. Женщина. Не воспитательница и не чья-нибудь мама… Незнакомая женщина, посторонняя.

Он присаживается на корточки рядом с Фелицией.

– Кто она, ты знаешь? – Сдерживается, чтобы не закричать. – И почему ты называешь ее глупой?

Фелиция смотрит на него поверх песчаной башни. В глазах – страх и слезы. Даже она понимает: случилось то, чего не должно было случиться. Никогда.

Фредрик отступает на шаг, чтобы сохранить равновесие.

– Мне на фиг не нужны ее игрушки, – медленно выговаривает Фелиция. – Они понравились Оссиану, а не мне. Я хотела погладить щенков, которые были у нее в машине. Но она не разрешила. Только Оссиану. Потом они ушли.

Фредрик чувствует, как в груди у него разверзается черная дыра. В которую он стремительно падает.

* * *

Мина встала у входа и оглядела помещение. Сегодня после обеда людей в спортзале не так много. Это хорошо. И публика в основном в возрасте. Старшеклассники, кроссфит-дамы и мускулистые мужчины уже ушли. В три часа дня по будням здесь заправляют люди посолиднее, которые тщательнее протирают тренажеры, как после себя, так и после обильно потеющих монстров, на смену которым заступают.

Но Мина все равно не хочет рисковать. В кармане тренировочной куртки, как и всегда, тонкие одноразовые перчатки, две маленькие бутылочки с дезинфицирующим средством, салфетки из микрофибры и пакет с зиплоком, куда можно убрать все использованное.

Сегодня в программе тренировок ноги и корпус. Мина натягивает перчатки, подходит к свободному тренажеру для ног и брызжет спреем на все детали. Некоторые ограничиваются обработкой рукояток или, что того хуже, подушкой сиденья. Но микробы, они ведь повсюду. Как можно быть такими беспечными?

Мина складывает салфетку, убирает в пакет и достает новую. Это не спортзал, а инфекционная камера. В тренажерном зале полицейского здания тем более невозможно заниматься. Мина слишком хорошо знает, кто туда ходит. Это все равно что сунуть нос в чужое дерьмо.

Конечно, было бы разумнее тренироваться в маске. С учетом того, что витает здесь в воздухе. Тяжелоатлеты часто пускают газы. При одной мысли о фекальных бактериях, разгоняемых по помещению системой вентиляции, становится трудно дышать. Но маска привлекает слишком много внимания. С другой стороны, есть специальные маски для тренировки дыхательных мышц.

– Вы собираетесь тренироваться или пришли сюда заниматься уборкой?

Мина вздрагивает, поднимая глаза от спинки сиденья, которую только что протирала.

Перед ней мужчина лет семидесяти с лишним. Маленькие круглые очки, седые волосы. В глазах – вопрос. Красная футболка, не для спортзала. Не специальная дышащая ткань, а обыкновенный хлопок. И, конечно, большое влажное пятно на груди.

Мина выпрямляется.

– На вас антисанитарная футболка, – говорит она. – Вы вообще в курсе? Хлопковая ткань намокает от пота, который потом размазывается по тренажерам. Нужно запретить тренироваться в такой одежде.

Мужчина отвечает ей убийственным взглядом, качает головой и уходит. Мина явно не стоит его драгоценного времени. Плевать. Она еще несколько раз проводит по сиденью салфеткой, прежде чем убрать ее в застегивающийся пакет. Садится на тренажер, устанавливает вес. Мужчина в красной футболке подсаживается к вертикальной тяге. Ну конечно, пятно на спине еще больше. Мина морщит нос. Выбор между популярностью и здоровьем для нее очевиден. Пусть оставят свои бактерии себе, как и симпатии.

Мина привыкла, что к ней относятся, как к инопланетянке. Ей плевать. Очевидно, чувство сопричастности человечеству – такой же миф, как и «родственные души», «любовь до гроба» и тому подобная чушь. Совершенно оторванные от жизни концепции, продвигаемые Голливудом и повышающие градус тревожности в обществе. Было даже одно исследование на эту тему, Мина читала. Оказывается, после просмотра романтической комедии люди чаще оценивают свою личную жизнь как неудавшуюся. Ведь никакие отношения не могут соответствовать придуманной экранной «любви».

Сама Мина ни с кем не чувствовала связи. В настоящее время, по крайней мере. Да и в прошлом, если на то пошло. За исключением того недолгого времени, которое провела с дочерью. Мужчины не вызывали у нее теплых чувств. Тем более никакой «сопричастности», кроме, разве… Да, с ним. С менталистом. Но это было давно [2].

Она видела рекламу его нового шоу в «Фейсбуке» [3] и почти купила билет. Почти, потому что не была уверена, что справится с собой, когда увидит его на сцене.

Представить только, если он заметит ее в зале…

Мина нахмурилась. В любом случае держать дистанцию безопаснее. С тех пор он не давал о себе знать, и Мина понимала почему. Во-первых, семья. Два года тому назад жена Винсента очень интересовалась их с Миной отношениями, и винить ее за это глупо. Винсент прямо сказал, что Мария ревновала. И события на острове не улучшили ситуации. Мина и Винсент чуть не погибли. Неудивительно, что после этого его жена возненавидела Мину. И дело не в Мине, которая, в конце концов, работала в полиции…

События на Лидё их сблизили, и для Мины такая степень близости оказалась невыносимой. Поддерживать отношения в дальнейшем стало не так просто. Она опять замкнулась в неприступном форте собственной рипофобии, за стенами которого только и чувствовала себя в полной безопасности. Винсента, как ей казалось, тоже вполне устраивало держаться от нее на расстоянии.

Тем не менее…

* * *

– Главное – помнить, что это не всерьез, – сказал Винсент. – Демонстрация сверхъестественных способностей, которых на самом деле у меня нет. Это так, уж поверьте мне.

Он поднял бровь. Напряженная тишина прорывалась нервными, неуверенными смешками – то, что нужно.

Зал «Крюсельхаллен» в Линчёпинге был полон, несмотря на будний день. Тысяча двести человек приехали из города и окрестностей, чтобы увидеть мастера менталиста в этот вечер среды. На взгляд самого менталиста, людей даже многовато. Но его участие в расследовании убийств два года тому назад привлекло большое внимание средств массовой информации. Если Винсент до того и не был публичной фигурой, то, безусловно, стал ею после событий на Лидё. Точнее, не сам Винсент. Никто и по сей день не знал, кто такой Винсент Боман. Мастер менталист – вот кто стал излюбленным героем прессы, и публики тоже. Продажи билетов возросли вдвое после сообщений о том, как он чуть было не захлебнулся в резервуаре с водой.

Его импресарио Умберто сумел скрыть от журналистов подробности участия Винсента в этом деле. Только потому он и имел возможность до сих пор выступать на публике. Общественность наверняка изменила бы отношение к любимому артисту, если б узнала, что он, пусть и невольно, стал причиной смерти трех человек. Сам Винсент, разумеется, не был убийцей. Никого из этих троих, по крайней мере.

Но у журналистов свои представления о виновности и невиновности. Поэтому Умберто и сделал все возможное, чтобы сохранить в секрете мотив Яне. Чему в немалой степени способствовал тот факт, что Яне и Кеннет бесследно исчезли с лица земли.

«Экспрессен» одно время попыталась раскопать историю гибели матери Винсента. Узнав об этом, Умберто налетел на них как ястреб: или они навсегда оставляют эту тему, или не получат от него больше ни одного пресс-релиза и не сделают ни одного интервью с артистами, которых он представляет. Им решать, стоит ли история почти полувековой давности таких жертв. Журналисты решили, что не стоит. Винсент догадывался, что не последнюю роль в этом сыграл итальянский темперамент Умберто.

Тем не менее информация о том, что убийца посылал Винсенту сообщения, просочилась в средства массовой информации. И эта история настолько будоражила воображение, что просто не могла не начать жить собственной жизнью.

Люди присылали Винсенту свои версии происшедшего, даже не задумываясь о том, насколько это бестактно. Впрочем, он хорошо их понимал. Иначе не был бы менталистом.

– То, что я сейчас буду делать, перенесет нас в начало прошлого века, когда такие эксперименты были в моде, – продолжал он. – Схожие приемы используют создатели новых религий. Новых сект, во всяком случае.

Сцена оформлена в стиле салона конца девятнадцатого века. Два кожаных кресла. В одном мужчина из публики, поза и лицо выдают крайнюю степень напряжения.

Ранее Винсент спросил, есть ли у кого-нибудь из присутствующих медицинское образование. Нужен кто-то, кто умеет нащупать пульс. В числе прочих поднял руку этот мужчина. Он был совершенно спокоен, когда менталист попросил его подняться на сцену. Даже смеялся. Но после того, как Винсент дал ему подписать бумагу, освобождающую мужчину от всякой медицинской и юридической ответственности за последствия того, что должно произойти – всю ответственность Винсент брал на себя, – мужчина занервничал. И не только он, но и зрители, что не могло не понравиться Винсенту. Подписание бумаги – не более чем способ нагнетания драматизма. И все-таки для Винсента каждый раз это было напоминанием того, что все может пойти не так, как задумано.

– Итак, Адриан. – Винсент опустился в пустое кресло, чуть наискосок от того, в котором сидел мужчина. – Мы постараемся войти в контакт с теми, кто находится по ту сторону. С мертвыми, я имею в виду. Есть ли у вас умерший родственник, с которым вы хотели бы пообщаться? У меня такое чувство, что вы не особенно скучаете по бабушке, которая еще жива. Но как насчет дедушки по материнской линии?

Мужчина издал нервный смешок и поерзал в кресле.

– Да, Эльза жива. А вот Арвид… десять лет как умер. Я говорю о своем дедушке.

Расхожий трюк, проще некуда. На вид мужчине чуть меньше тридцати – значит, его родителям должно быть от пятидесяти до шестидесяти. А их родителям, в свою очередь, от восьмидесяти до девяноста. Поскольку женщины в среднем живут дольше мужчин, статистически более вероятно, что жива бабушка. При других обстоятельствах Винсент устыдился бы мошенничества, особенно после того, как увидел, как впечатлили мужчину его слова. Но речь шла о доверии публики, которое нужно завоевать, о профессиональной репутации и, в конце концов, о деньгах. Есть цели, которые оправдывают любые средства.

– Что ж, попробуем достучаться до дедушки Арвида… – Винсент оглядел публику: – На всякий случай напоминаю: это не всерьез. – Он повернулся к Адриану: – Сейчас я попробую войти с ним в контакт. Но для этого мне самому надо переправиться туда.

Винсент достал что-то вроде ремня от брюк, обернул вокруг шеи и продел конец через пряжку, чтобы получилась петля. После чего протянул левую руку мужчине, который начал бледнеть.

– Пощупайте мой пульс. Топайте ногой в ритм пульсу, чтобы все в зале могли слышать.

Мужчина взял Винсента за запястье. Некоторое время искал средним и указательным пальцем, а потом удовлетворенно кивнул и начал отбивать ногой ритм. Винсент посмотрел ему в глаза:

– Увидимся. Я надеюсь вернуться. Отбивайте ногой ритм, не останавливайтесь.

Он затянул ремень на шее и поморщился. Притворяться излишне, это действительно было больно. Пока Винсент затягивал петлю, Адриан держал его за запястье и ритмично топал ногой, пока не остановился. Что означало, что пульс у Винсента больше не прощупывался. Только что, на глазах у всего зала, менталист задушил себя.

Публика ерзала на стульях. Винсент дал ей время опомниться, отпустил ремень и медленно поднял голову. Повернул к Адриану лицо с уставленными в пустоту глазами.

– Адриан…

Тот вздрогнул.

– Сейчас здесь находится дух, называющий себя Арвидом. Давайте убедимся в том, что это действительно ваш дедушка. Спросите его о чем-нибудь, что можете знать только вы и он. Что-нибудь из вашего детства. Он говорит… Арвид говорит, что научил вас кататься на велосипеде. Что-нибудь об этом помните?

Адриан кивнул, явно смущенный.

– Я упал с велосипеда. Каким местом я ушибся?

Винсент молчал несколько секунд, словно к чему-то прислушивался.

– Вы оцарапали колено, – сказал он наконец. – И согласились ничего не говорить об этом маме. Шрам так и не сошел.

Адриан отпустил руку Винсента, явно потрясенный. Правда же заключалась в том, что у большинства людей с детства сохранились воспоминания об оцарапанном колене. Остальное – чистой воды авантюра. Но ведь и воспоминания отчасти непредсказуемая вещь. Даже если все было не совсем так, сейчас в голове Адриана события оформились по заданной Винсентом схеме.

– Арвид просил кое-что вам передать, – продолжал Винсент. – Он говорит, нужно продолжать упорствовать и не терять веры в себя. Чтобы все сложилось, потребуется несколько больше времени, чем вы того ожидаете. Понимаете, о чем это?

Адриан кивнул:

– О моем бизнесе. Эту тему мы поднимали как раз накануне его смерти. С тех пор мне так и не удалось встать на ноги.

– Он говорит, что сожалеет о том, что так вышло. Что он имеет в виду?

– Последние несколько лет мы мало общались, – тихо ответил Адриан. – Почти не разговаривали. Мы поругались.

– Ваш дедушка сожалеет об этом. Он просит передать, что любит вас.

По щекам Адриана потекли слезы. Теперь Винсент окончательно завоевал доверие зала, но – боже мой! – как же он не любил эти слезы… Все дело в так называемом эффекте Барнума. Некоторые утверждения звучат конкретно, но чрезвычайно открыты для интерпретации и подходят большинству людей. Классический трюк, используемый медиумами, состоит в том, чтобы дать клиенту самому понять смысл того, что говорят «духи», после чего окончательно становится ясно, что с медиумом всё в порядке. Если после этого что-то пойдет не так, можно смело обвинять клиента в том, что он недостаточно точно истолковал «послание».

– Связь ослабевает, – с напряжением в голосе объявил Винсент. – Есть что-то еще, что вы хотели бы сказать, прежде чем он исчезнет?

– Спасибо, – прошептал Адриан. – Больше ничего.

Винсент вытянул руку и откинул голову назад, как будто потерял сознание. В зале повисла мертвая тишина. Адриан нерешительно взял запястье менталиста и принялся ощупывать его пальцами. Спустя некоторое время он начал топать ногой. Сначала медленно. Потом все чаще, ритмичнее, пока пульс снова не вошел в норму.

Винсент открыл глаза и, нежно улыбаясь, взял руку Адриана. Этот номер никогда не вызвал бурных аплодисментов. Для этого публика была слишком ошеломлена. Людям требовалось время свыкнуться с тем, что они видели. Но воспоминаний хватит уж точно на несколько месяцев, в этом можно не сомневаться.

– Не забывайте…

Винсент обратился к аудитории с теми же словами, с которых начал, только теперь несколько мягче. Сейчас они уязвимы, с этим нельзя не считаться.

– На самом деле я не общаюсь с духами. И не верю в то, что это может делать кто-то другой. Что я могу – так это быть достаточно убедительным для СМИ. Сейчас в ходу те же психологические и вербальные уловки, что применялись сто пятьдесят лет назад. Цель – создать видимость того, что кто-то может выйти на связь с вашими умершими родственниками. Сама идея слишком хороша, чтобы не быть правдой. Поэтому это правда.

Винсент вышел за кулисы, прежде чем раздались аплодисменты. Он оставил их раньше, чем они того ожидали, и это тоже заранее продуманный ход.

Шея болела. Чертов ремень! В следующий раз нужно быть осторожнее. И не стоит надолго блокировать кровоток. Контакт с духом, может, и уловка, но остановка пульса самая настоящая. Только вот ремень здесь ни при чем. Винсент останавливал пульс лишь в руке, а не во всем теле. Методы остановки пульса в отдельных частях тела – наиболее охраняемый секрет всех менталистов. Винсент никому не рассказывал, как ему это удается.

Тем не менее остановка пульса более чем на тридцать секунд, пусть даже только в руке, опасна. Другие помощники из публики отпускали руку, как только пульс переставал прощупываться, но Адриан держал. Тем самым он не оставил Винсенту выбора. Поскорее бы закончилось это турне… Не дело так часто блокировать кровоток.

Он спустился в зеленую комнату. На столе стояла «Лока». Три бутылки – режущий глаз, почти невыносимый диссонанс. Винсент быстро открыл холодильник и достал четвертую. Челюсти сразу расслабились. Он наполнил стакан водой из-под крана, сел на диван и выдохнул остатки напряжения.

Публика все еще аплодировала. Проще всего было бы вернуться к ним, широко улыбнуться и раскрыть карты, обратив их растерянность и недоумение в нечто более безобидное. Но Винсент предпочел оставить их наедине со своими сомнениями и догадками.

Минута отдыха – и все изменится. Винсент отказался от привычки лежать на полу после каждого выступления. Иногда эта методика срабатывала, но чаще нет. Он взял телефон. Сайнс Бергандер, друг менталиста, конструировавший реквизит для трюков и помогавший в расследовании убийств, включая дело Тувы, сегодня был в зале. Винсента интересовало его мнение о новом шоу. В телефоне висело сообщение от Сайнса. Отправленное, судя по указанному времени, как раз в тот момент, когда Винсент покидал сцену. Но с Сайнсом Бергандером можно подождать. Должно быть кое-что еще…

Винсент открыл оставшуюся часть списка сообщений. Все верно, есть еще несколько. Но того, что он ищет, среди них нет. От той, что изменила его жизнь, став ее частью. С кем он когда-то решился поделиться самым сокровенным в себе. Она исчезла – так же быстро и неожиданно, как когда-то появилась.

Последний раз они виделись в октябре. Потом была зима, сменившаяся, в свой черед, весной, летом и осенью. И вот теперь снова лето. Без малого два года как он с ней не разговаривал. И не пытался выйти на связь, как бы того ни хотелось. Они с Марией затеяли семейную психотерапию. Винсент не хотел давать повода для ревности.

Терапия разочаровала, оказавшись не такой эффективной, как ожидалось. Но прошло слишком много времени, и теперь Винсенту было неудобно прерывать затянувшееся молчание. Как ни тосковал он по Мине, для нее всегда была важна неприкосновенность личного пространства. И Винсент не мог этого не уважать.

Конечно, и у нее не было особых поводов его беспокоить. С самого начала было ясно, что Мина предпочитает справляться со своей жизнью самостоятельно. Винсент понятия не имел, как сложилась эта ее жизнь. Возможно, она вышла замуж, и у нее была семья. Или уехала за границу…

При этом он ничего не мог с собой поделать. Впервые Винсент встретил Мину после выступления, и с тех пор каждый раз всматривался в зал, когда уходил со сцены. Хотя списка сообщений в телефоне было бы вполне достаточно.

Мина в очередной раз не объявилась.

* * *

Она сняла очки и улыбнулась. Закинула ногу на ногу, подалась вперед в кресле. Они сидели друг напротив друга. Не было даже стола, который бы их разделял. Слишком много возможностей для считывания информации. Поначалу Рубену было не по себе. Он чувствовал себя перед ней чуть ли не голым. Но вскоре привык. Настолько, что даже не удосужился заглянуть в декольте, когда она к нему наклонилась. Между тем Аманда была довольно привлекательная женщина.

– То есть вы полагаете, мы всё проработали до конца? – спросил Рубен, глядя на часы.

Они беседовали всего минут тридцать, но Аманда, похоже, уже собиралась откланяться.

– До конца это проработать вряд ли возможно, – ответила она. – Но я не вижу причин вам возвращаться сюда, если только не возникнет новой проблемы. Впрочем, решать вам. Что вы чувствуете?

Рубен посмотрел на Аманду – психолога, которого посещал каждый четверг вот уже больше года. Что он чувствовал? Что за вопрос! Правда, сейчас это раздражало его не так сильно, как вначале.

– То, что я чувствую, мы можем оставить Фрейду. Если я чему-то здесь и научился, так это тому, что мои чувства совсем необязательно таковы, какими я их вижу. Поэтому я предпочитаю не анализировать, а действовать, исходя из рациональных соображений. Вот уже полгода как я воздерживаюсь от секса, это мой сознательный выбор. И неважно, что эмоциональная часть моего эго вопиет о желании трахаться.

Аманда вопросительно изогнула бровь.

– Я действительно прекратил бегать за женщинами, – пояснил Рубен. – Всё как мы договаривались. Не думаю, что это навсегда – ведь я мужчина в расцвете сил. Но секс больше не кажется мне таким уж важным. После того как я осознал, какую более глубокую потребность он замещает…

– И какую же?

Рубен вздохнул. Как ни крути, они опять заговорили об этом. О чувствах.

– Осознание того, что для меня не проблема заполучить в постель женщину, придает силы. Оно же создает иллюзию удовлетворения другой, более глубокой и важной, в моем понимании, потребности… – Рубен снова вздохнул. – Потребности в близости. Вы довольны?

Потребность в близости. Рубен никогда не думал, что сможет произнести это вслух. Звучит забавно. Но дело в том, что и сама эта мысль была не более чем защитной реакцией. Проклятье! Гуннар и другие коллеги-полицейские подняли бы Рубена на смех, если б узнали, что он посещает психолога. Гуннар сработан из норрландской древесины, как он сам выражается. Он решает все проблемы в лесу, с бутылкой водки. Черт, слышал бы Гуннар, что несет Рубен в кабинете Аманды! Он снова посмотрел на стенные часы. Чуть больше половины девятого. Он должен сидеть в своем кабинете, в отделении полиции. Прежде чем кто-нибудь из коллег задастся вопросом, чем это Рубен Хёк занимается по утрам… Обычное объяснение было – провожает домой случайную девушку из ночного бара. Но и его можно было использовать лишь ограниченное число раз.

Девушку, да. Рубен почти не помнил, как это делается. Если он и пытался соблазнить Аманду во время их первых встреч, то, скорее, следуя неосознаваемой привычке.

– Осталось еще одно, что я хотел бы сделать, – сказал он. – Встретиться с Эллинор.

– Рубен. – Аманда предостерегающе вскинула голову. – Помните, что мы говорили о том, что нужно двигаться дальше. Эллинор следовала за вами все эти годы как призрак прошлого. Вы должны ее отпустить. Вы не закончите терапию, пока не сделаете этого.

– Знаю. Именно поэтому и хочу с ней встретиться. Чтобы покончить с этим. Я просто войду и поздороваюсь, клянусь! Мне нужно снять Эллинор с пьедестала, на который я ее поставил.

– Звучит разумно, – одобрила Аманда и прищурилась. – Вы уверены?

– Самое худшее, что может случиться, – я оплачу вам еще несколько сеансов, – рассмеялся Рубен.

Но он и в самом деле был уверен. Рубен нынче не тот, что год назад. Гуннару лучше держать язык за зубами.

Они встали. Рубен пожал руку Аманде, в пятидесятый, наверное, раз устояв перед искушением пригласить ее чего-нибудь выпить. В самой этой мысли не было ничего плохого, пока она оставалась не более чем мыслью. В конце концов, он все еще был Рубеном Хёком. Кроме того, у него были дела поважнее. Поприветствовать Эллинор, например. Он уже знал, где она живет. Последнее «прости» – и можно считать себя свободным.

* * *

Винсент глубоко вздохнул, прежде чем переступить порог кухни. Его жена Мария возилась там вот уже около часа. Он знал этот навязчивый запах – ароматические свечи, травяные смеси в тканевых мешочках, мыло и освежители воздуха. Запахи стояли стеной, обволакивали, как непроницаемое мокрое одеяло.

– Ты и дальше собираешься хранить это дома, дорогая?

Он потянулся к кухонному шкафу за чашкой с текстом: «Это не я такой незрелый, это ты каловая сосиска». Налил кофе из перколятора, сел за стол.

– Разве ты не помнишь, что говорил наш семейный терапевт? Ты должен поддерживать мои бизнес-начинания. Это важно.

Мария была занята тем, что упаковывала маленьких керамических ангелочков в большую коробку. На вошедшего мужа она даже не оглянулась.

– Помню, – отозвался Винсент. – И поддерживаю тебя во всех твоих начинаниях. Интернет-магазин – интересная идея, но не лучше ли хранить товары на складе?

Мария глубоко вздохнула, по-прежнему спиной к мужу.

– Как заметил Кевин, аренда складских помещений – это дорого. Ну а с учетом того, что возможная прибыль от твоего последнего шоу до сих пор не просчитана, будет разумным, если я, как единственный взрослый человек в этом доме, возьму на себя ответственность за наш семейный бюджет.

Винсент посмотрел на жену. Он не ожидал от Марии такой взвешенной, рациональной аргументации. Курс «Ступи на свой путь», как видно, не прошел ей даром. При том, что Винсента коробило от упоминания руководителя курса Кевина в каждом втором предложении.

Винсент знал, что Мария по натуре искательница. В ее характере все время за кем-то следовать. Но то, что следующим гуру станет консультант по стартапам, все равно было неожиданностью.

– Ответственность? – переспросила неожиданно объявившаяся на кухне Ребекка. – Кто-то готов заплатить деньги за этот мусор? – Она с отвращением взяла белую деревянную дощечку с текстом и прочитала вслух: – «Живи. Смейся. Люби». Ого! Почему бы не «Умри. Плачь. Возненавидь»?

– Ребекка! – одернул дочь Винсент, хотя в глубине души поддерживал ее.

– Кевин сказал, что у меня отличное чутье на коммерчески жизнеспособные проекты, – кисло заметила Мария и подняла на Ребекку полные ненависти глаза.

Ребекка проигнорировала это, подошла к холодильнику и открыла дверцу.

– Астон! Черт…

Из гостиной в тон ей взревел Астон:

– Что?!

– Ты опять допил молоко для хлопьев и положил пустой пакет в холодильник?

– Он не пустой! – Голос Астона заполнил кухню. – Там еще осталось немного!

Ребекка со значением посмотрела на отца, взяла пакет и перевернула вверх дном. Три капли медленно упали на пол.

– Что ты делаешь? – возмутилась Мария. – Немедленно вытри!

Она вскочила со стула и уронила ангела, который лежал у нее на коленях. Фигурка разлетелась на множество осколков. Как видно, материал был хрупким.

– О нет! – вскричала Мария. – Посмотри, что ты наделала, Ребекка!

– Я? Это ты его уронила! Или я виновата в том, что ты такая неуклюжая? А ты что молчишь, папа? Почему позволяешь ей надо мной издеваться?.. Нет, с меня хватит. Немедленно еду к Дени.

Винсент открыл было рот – и тут же закрыл. Слишком поздно. Ребекка уже направлялась к входной двери.

– Будь дома не позже восьми вечера! – крикнула Мария ей вслед. – Сегодня только четверг.

– У меня каникулы!

Ребекка сорвала с вешалки тонкую летнюю куртку и хлопнула дверью.

– Спасибо за помощь. – Мария встала перед Винсентом, скрестив руки на груди. – Не забудь отвезти Астона в группу. Вы уже опоздали.

Винсент стиснул зубы. Самым правильным будет промолчать. Он так и не научился справляться с эмоциональными бурями и, что бы ни говорил, делал только хуже. Поэтому с некоторых пор выбрал новую стратегию – тише воды ниже травы.

Винсент попытался вспомнить хоть что-то толковое из того, что говорил семейный терапевт. Трудно ожидать помощи от специалиста, когда считаешь себя лучшим специалистом, чем он. Хотя Винсент старался держаться скромно.

Давно шла речь о том, что ему самому имеет смысл обратиться к терапевту. Чтобы проработать случившееся с его матерью. Воспоминания, которые он подавлял вот уже сорок лет. Но Винсент не мог позволить кому-то другому копаться в этом. Словно где-то внутри неусыпный сторож охранял потайной уголок его души от внешнего вторжения.

Винсенту хотелось, чтобы терапия оказалась тем волшебным средством, которое вернет их с Марией друг другу. И он снова будет понимать жену, что когда-то как будто ему удавалось. А Мария перестанет ревновать его всякий раз, когда Винсент уезжает в другой город. Что сейчас невероятно осложняет жизнь им обоим, поскольку профессия мастера менталиста предполагает гастроли. И супруги действительно старались, особенно Мария.

То, что предположил терапевт, лежало на поверхности: причина ревности в низкой самооценке. Возможно, сыграли роль обстоятельства, при которых Мария и Винсент сошлись. Когда он оставил первую жену Ульрику ради ее младшей сестры Марии.

Винсент понимал, что не все так просто. Было в Марии что-то еще, чего ни она, ни терапевт не могли уловить. Что-то, что пробуждало в ней агрессию, стоило Винсенту только направить свое внимание на что-то другое, кроме дома и семьи. Чисто инстинктивно, так что винить в этом Марию было бы несправедливо. Этот же инстинкт заставлял ее сейчас смотреть на него как на инопланетянина.

А Винсенту, как и много раз до того, хотелось знать, чего она от него добивается.

Поначалу было легко. Тогда любовь заставляла их пренебречь всем, что не было ею. Винсент до сих пор помнил, как они заканчивали фразы друг друга, как могли общаться одними взглядами. Но потом он как будто стал забывать ее язык. Вопреки логике, с годами супруги все хуже понимали друг друга. Винсент не хотел этого, сопротивлялся. Но, как ни старался, ключик к Марии был утрачен.

Сейчас она, очевидно, ждала, что он скажет. И все-таки было крохотное жемчужное зернышко в куче того, что наговорил терапевт. Он посоветовал Винсенту проявлять участие всякий раз, когда Мария расстроена или возмущена. Даже если она не права. Так Мария будет чувствовать себя с ним в большей безопасности. Что, в свою очередь, должно помочь ей более конструктивно выражать свои эмоции, прежде чем они перейдут в агрессию или гнев. Конечно, на деле никогда не бывает так гладко, как в теории. Но попытаться стоило.

– Ты злишься, дорогая, – начал Винсент, стараясь сохранять участливый и спокойный тон. – Но гнев вреден для твоего тела. Ты, конечно, сама заметила, как напряглись твои суставы и мышцы. При этом кровообращение замедляется. То есть нарушается естественный баланс нервной, сердечно-сосудистой и гормональной систем. Кроме того, увеличивается кровяное давление, вместе с частотой сердечных сокращений и уровнем тестостерона. В результате организм в избытке вырабатывает желчь, которая попадает в те его участки, где ее не должно быть.

Мария подняла бровь. Кажется, рекомендация терапевта действительно сработала.

– Когда ты злишься, – продолжал Винсент, – активность твоего мозга меняется. Особенно в височной и лобной долях. Вывод: злиться небезопасно. Ты можешь общаться с Ребеккой более конструктивно?

Он замолчал и осторожно улыбнулся. Мария в недоумении уставилась на него. Затем скривила губы, как будто съела лимон, развернулась на каблуках и вышла.

* * *

Со слезами счастья в глазах Юлия переступила порог отделения полиции в Кунгсхольмене. Могла ли она раньше думать, что будет так сильно тосковать по этому довольно уродливому зданию?

День ее триумфа выдался жарким. Система вентиляции вовремя вышла из строя, дав коллегам возможность в полной мере прочувствовать, что такое пекло. Обмахиваясь листком бумаги, Юлия открыла дверь в конференц-зал. Для коллег – обычный четверг. А для нее – возвращение в потерянный рай. По крайней мере, пока она не объявила им, зачем они здесь.

– Юлия! – приветствовал ее бородатый мужчина, в котором она не сразу узнала Педера.

– Это борода отца семейства, а не какая-нибудь хипстерская бородка, – самодовольно объяснил Педер, поймав ее вопросительный взгляд.

– Это хипстерская бородка, как ни крути, – проворчал Рубен, переступивший порог зала следом за Юлией. – Нам еще повезло, что сегодня такая жара. Иначе пришлось бы лицезреть тебя в той маленькой шапочке, которую ты носил всю весну, не снимая.

Похоже, с коллегами всё как обычно. Мина и Кристер, во всяком случае, выглядели довольными при ее появлении. Если Юлия, конечно, правильно истолковала их реакцию.

– Мои запоздалые поздравления, – пробормотал Кристер.

Золотистый ретривер Боссе тяжело дышал. Он устроился на полу, в том самом месте, где Юлия оставила его несколько месяцев назад. На этот раз Боссе не нашел в себе силы даже поздороваться как следует. Ограничился тем, что отрывисто гавкнул и устремил на Юлию счастливый взгляд.

– Да, поздравляю! – подхватила Мина и с ужасом уставилась на пиджак Юлии.

Та тоже посмотрела на то место на левом плече и громко выругалась:

– Черт подери! В доме ни одной тряпки без рвоты…

Она сорвала с себя пиджак и собиралась было повесить его на спинку стула, но остановилась, еще раз оглянувшись на Мину, и направилась к вешалке у двери.

– Пока это каша, проблема решается в два счета, – заметил Педер с понимающей улыбкой. – Подожди, вот пойдут бананы и бефстроганов в банках… «Ваниш» – единственное, что против них работает. И лучше порошок, чем те розовые баночки. Замачиваешь в «Ванише», а потом стираешь при девяноста градусах. Лучше с отбеливателем, так что поначалу придется носить только белое.

– Буду иметь в виду. – Юлия подняла руку в оборонительном жесте. – И тебе доброго утра, Педер.

Ей было достаточно забот с шестимесячным Харри, чтобы не озадачиваться заранее проблемами предстоящих возрастных этапов.

Юлия поспешила сменить тему:

– Как приятно вернуться и снова видеть вас всех! Разумеется, я следила за вашей работой, пока меня здесь не было. И не чувствовала ничего, кроме гордости. Прежде всего, за тебя, Мина. – Мина замещала Юлию на посту руководителя группы. – Но теперь я с вами. Не то чтобы отдохнувшая и полная сил, но везде не успеешь.

Юлия нерешительно рассмеялась. У нее была мысль рассказать о небольшом семейном недоразумении, вынудившим ее в конце концов сегодня и не днем позже переступить порог отделения полиции. И как это недоразумение дало Юлии понять окончательно, что «равностность» их с мужем отношений – иллюзия, державшаяся только благодаря ребенку.

Его аргументы слово в слово повторяли то, что рассказывали ее подруги. Что женщина биологически лучше приспособлена к уходу за ребенком. Что Торкелю совершенно невозможно оставить работу, потому что в этом случае все рухнет. Компания обанкротится. Шведский ВВП полетит в тартарары. Катастрофа немедленно распространится по всему миру, и наступит конец света.

Больше всего Юлию расстроило, что у них была договоренность. Она берет на себя первые шесть месяцев, Торкель – следующие шесть. Оба они подали заявление на отпуск и получили желаемое. Чего Юлия уже тогда не осознавала, так это того, что со стороны Торкеля с самого начала это была чистой воды игра на публику. Он ни секунды не верил, что Юлия действительно хочет разделить с ним этот срок. Она до сих пор видела его потрясенное лицо, когда на прошлой неделе напомнила, что в четверг возвращается на работу.

Они с Торкелем не разговаривали несколько дней. Когда всего час назад Юлия собиралась идти, перед ней стоял чужой, страшный человек. Озлобленный, охваченный паническим страхом, со вздыбленными волосами. И опять этот бред о «связи», «биологическом наследии» и том, что ему, по-видимому, придется поговорить с ее начальством.

Кончилось тем, что Юлия молча передала ему Харри и быстро вышла за дверь. С тех пор она так и не решилась заглянуть с свой телефон.

– С возвращением! – оскалился в волчьей улыбке Рубен.

Юлия старательно игнорировала тот факт, что ему трудно отвести взгляд от ее груди.

Она прекратила кормить грудью неделю тому назад, но та, похоже, этого не поняла. Юлия тосковала по чашкам В-размера. Потому что с размером Е у нее сразу не заладилось.

– У меня есть чем подбодрить вас перед началом совещания, – объявил Педер.

– О нет… – в один голос простонали Рубен и Мина.

Но Педер как будто ничего не слышал. Сунул телефон в руку Юлии и поставил на воспроизведение.

– Это тройняшки, – пояснил он, захлебываясь от восторга. – Подпевают Анисе Дон Демине на «Фестивале мелодий». Такие милые!

Юлия посмотрела на троих детей в подгузниках, раскачивающихся перед огромным телеэкраном, и про себя согласилась с Педером в том, что они милые. Только именно сегодня эта милота как никогда некстати. И последнее, чего хотелось бы Юлии на данный момент, – иметь детей больше, чем у нее было.

– Подожди, я прибавлю громкость, – сказал Педер.

Стоны со всех сторон усилились.

– Спасибо, достаточно. – Юлия вернула Педеру телефон. – Они действительно милые. Предлагаю начать. Вчера после обеда поступило сообщение о похищенном ребенке, некоем Оссиане Вальтерсоне, пяти лет. По ошибке оно не было помечено как приоритетное, поэтому его прочитали только сегодня утром.

– Боже мой! – простонал Педер. – Этого не должно было случиться…

– Тем не менее это произошло. Так или иначе, руководство поручило дело нам. И, чтобы мы присвоили расследованию высшую степень приоритетности.

Мина кивнула и сделала хороший глоток из бутылки с водой. Ставя ее на стол, постаралась разместить как можно дальше от бороды Педера. Это заметил Боссе. Он подошел к Мине со свесившимся языком и уставился на нее так, будто хотел очаровать.

– Кристер, – обратилась к коллеге Мина, – если ты собираешься и дальше приводить его сюда, ставь ему миску с водой. Еще на один дюйм ближе к моей бутылке, и я буду вынуждена купить другую.

– Ничего страшного не происходит, – успокоил Мину Кристер. – Собачья слюна стерильна, ты вообще в курсе? Но миску все-таки придется поставить, с учетом того, как долго мы здесь находимся. Боссе самому это не нравится.

Кристер подозвал собаку, которая укоризненно посмотрела на Мину, прежде чем устроиться у ног хозяина.

Юлия задумалась, стоит ли объяснять коллеге, что собачья слюна вовсе не так стерильна, как ему кажется, что у нее совершенно другая микрофлора, чем у человеческой, и некоторые из бактерий чрезвычайно опасны. Любящий взгляд, которым Кристер встретил Боссе, убедил ее не делать этого.

– Я забыла, какой тут у вас детский сад, – торопливо сказала Юлия. – Давайте сосредоточимся на деле. Наша группа получила подкрепление в лице одного человека, имеющего опыт в подобных расследованиях. Он из переговорщиков… переговорной команды, я хотела сказать. Они так и не определились с названием, но все понимают, о ком речь.

Юлия остановилась и оглядела удивленные лица коллег.

– А почему они так и не определились с названием? – спросил Педер.

– Чистая психология, – ответила Юлия. – Без названия они как бы не существуют как группа. О них сложнее собрать информацию. В каком-то смысле без названия они неуловимы.

– Ого! – Педер сделал серьезное лицо и поднял бровь.

– Но, как я уже сказала, этот человек уже не их, а стал долгожданным пополнением нашей команды. Он будет здесь с минуты на минуту. И у него есть кое-какие соображения насчет Оссиана.

– А нам действительно нужно пополнение? – Мина нахмурилась.

– Хочешь сказать, нас тебе более чем достаточно? – рассмеялся Кристер и рассек локтем воздух в сторону Мины. Очевидно, он слишком хорошо знал коллегу, чтобы избегать прямого контакта.

Но Юлия предвидела реакцию Мины, которую всегда пугали перемены. Особенно связанные с появлением новых людей, с которыми придется выстраивать отношения. С тех пор как осенью около двух лет назад из ее жизни исчез Винсент, Юлия не видела, чтобы Мина с кем-нибудь разговаривала, кроме коллег. И даже те месяцы, когда она замещала Юлию в декретном отпуске, мало что изменили. При этом Мине не помешало бы несколько расширить круг общения…

– Руководство хочет идти в ногу со временем, – вдруг сказал Кристер. Он почесал Боссе загривок и был вознагражден преданным собачьим взглядом. – Равенство и толерантность – сейчас это актуально, – пояснил Кристер свою мысль. – Но у нас уже есть две женщины, так что новенький либо трансвестит, либо гей.

– Кристер! – Педер сурово посмотрел на старшего коллегу. – Похоже, полицейское управление зря потратилось. Дорогостоящие курсы толерантности не вытащили тебя из каменного века.

Кристер вздохнул и почесал Боссе за ухом.

– Я пошутил, – осторожно заметил он. – Сейчас все такие нервные… И потом, в моем высказывании не было оценки. Так что кое-кого из присутствующих не мешало бы направить на курсы следом за мной.

– Сам выбор слов несет…

Негромкий стук оборвал мысль Педера. Все дружно повернулись в сторону двери.

– Вы вовремя. – Юлия показала рукой на вошедшего. – Позвольте представить нашего нового коллегу Адама Балондему Блума.

– Представление впечатляет, – с улыбкой похвалил мужчина, входя в конференц-зал. – Хотя Адама Блума было бы вполне достаточно.

* * *

Тетя и правда очень глупая. Обещала щенков, а их у нее нет. Зато есть настоящая гоночная машина. Совсем как моя игрушечная, только большая.

Когда тетя пришла в детский сад, она спросила меня, не хочу ли я сесть в гоночную машину. Конечно, я хотел. Потом мы уехали. Тетя говорила, что мы вернемся. Что она просто хочет покатать меня на гоночной машине. Но мы не вернулись.

Я очень испугался. В желудке все закрутилось и засосало, как будто вдруг выдернули пробку и выпустили воду из ванны. Я сказал об этом тете, но она не ответила.

Мы ехали долго, и теперь я у нее. Мне здесь совсем не нравится. Я хочу к маме и папе, но тетя говорит, что сейчас это не получится. Только потом. И еще, чтобы я перестал плакать.

Здесь есть и другие взрослые. Я не знаю, кто они, и боюсь их. Они приходят и уходят. Мне разрешили играть на планшете в «Роблокс» сколько угодно, но я не хочу. Здесь все так странно и не как дома.

Ночью я смотрю в потолок. Они отключают весь свет, поэтому ничего не видно.

Я зову маму, папу, но они не приходят.

– Оссиан, ты здесь ненадолго, – сказала мне утром глупая тетя. – Придет время, и ты сможешь вернуться домой.

Еда здесь невкусная, но я все равно не хочу есть. Я спрашиваю, зачем меня сюда привезли. Она молчит. Никто не ответил мне на этот вопрос. Все говорят только, чтобы я перестал плакать. И еще, что все будет хорошо.

У них такие добрые голоса… И такие злые глаза…

* * *

Мина с любопытством наблюдала за новеньким, хотя и старалась делать это незаметно. Но не все оказались настолько тактичны. Рубен, к примеру, пялился не стесняясь и довольно недружелюбно. Мину не удивила его реакция. Адам Блум являл собой образец отличной физической формы, с хорошо развитыми бицепсами и четкими контурами пресса, вырисовывающимися под обтягивающей белой футболкой. Мина заметила, как Рубен инстинктивно втянул живот.

Сама она не особенно восторгалась мускулистыми мужчинами, предпочитая качкам стройных, изящных, с гордой осанкой и скорее жилистых, нежели с громоздким телосложением. Желательно в стильном костюме и… Мина вздрогнула. Никогда прежде ее мысли не ускользали в этом странном направлении. Усилием воли она заставила себя вернуться к докладу Юлии, все еще стоявшей перед доской. Лицо начальницы было серьезно, как будто она собиралась сказать что-то действительно важное.

– Как я уже говорила, нам поручено расследование исчезновения Оссиана Вальтерсона.

– Пять лет, боже мой… – снова застонал Педер.

Мина понимала его. Пропавший ребенок – кошмар каждого родителя. Полицейский значок от этого не спасает. У Педера тоже маленькие дети. И хотя прошло много лет с тех пор, как Мина сама испытала нечто подобное, она слишком хорошо все помнила.

– Именно так, – подтвердила Юлия. – Предположительно, Оссиана похитили вчера из детского сада в Сёдермальме. Мы, конечно, опросим там всех. Но есть некоторое сходство между похищением Оссиана и более ранним случаем. Начальство рекомендовало присмотреться к этому повнимательнее. – Она обратилась к новому участнику группы: – Адам, вам, наверное, есть что сказать на эту тему.

Тот прочистил горло. Юлия села и глазами пригласила Адама Блума заступить на ее место.

Адам без тени смущения сделал это. Мина завидовала той уверенности, с которой он, как казалось, встал перед группой странных, как на подбор, и, очевидно, скептически настроенных людей. Ей бывало не по себе в куда более дружелюбном окружении.

– Для начала немного о том месте, откуда я к вам прибыл…

Кристер многозначительно посмотрел на Педера. Если он подумывает спросить, имеет ли Адам в виду Кению или Гамбию, может смело паковать вещи. Мина точно выгонит его вместе с собакой.

– Я из переговорной команды, – пояснил Адам. – Год назад мы участвовали в расследовании исчезновения Лилли Мейер. Были основания полагать, что это связано с довольно напряженной тяжбой родителей об опеке над ребенком. Предполагалось, что злоумышленник – кто-то из членов семьи. Меня привлекли на случай, если возникнет необходимость в переговорах с похитителем.

– Ее ведь нашли мертвой, верно? – спросил Педер сдавленным голосом.

Мина прекрасно помнила этот случай, хотя с тех пор прошел почти год. Новость разлетелась подобно разорвавшейся бомбе. Девочку нашли под брезентом на пристани Хаммарбю-Шёстаде, в нескольких метрах от популярного киоска с мороженым. СМИ съели на завтрак руководителей следственной группы за то, что те не могли даже назвать подозреваемых, хотя жертва была сразу опознана. Родители, не стесняясь, высказывались в прессе. Суматоха вокруг этого дела все еще не улеглась – прежде всего потому, что преступление не было раскрыто.

Боссе как будто почувствовал настроение Педера. В всяком случае, перебрался к нему под ноги и ткнулся носом в колени. Мина заметила, что нос оставил влажный след, и поморщилась.

– Все верно. Лилли была найдена убитой в начале лета. Ее нашли на террасе Люгнет, то есть на большом пирсе для пикников в Хаммарбю-Шёстаде, напротив от Норра-Хаммарбюхамнен.

– И вы привязали это к тяжбе за опеку? – саркастически переспросил Рубен. – Вы сами только что об этом говорили. Так в чем сходство с нашим случаем? И зачем нам сотрудник переговорной команды?

Мина заметила, что он все еще держит живот втянутым. Что, наверное, страшно неудобно.

– Преступник до сих пор не установлен, – напомнил Адам. – Все, что у нас есть, – подозрения в отношении одной пожилой пары, находившейся в тот момент неподалеку. Собственно, они исходят от воспитательницы дошкольного учреждения, пребывавшей в шоковом состоянии, поэтому никогда не воспринимались всерьез. Подозрения в отношении членов семьи также всё еще не сняты. Но, честно говоря, не думаю, что это имеет какое-то отношение к семье. Особенно сейчас, когда у нас появился почти идентичный случай с Оссианом.

– Что вы имеете в виду под «идентичный»? – спросила Мина и нахмурилась.

– Мальчик похищен из детского сада неким лицом, которое никто не видел, – пояснил Адам. – В жизни такое случается значительно реже, чем в криминальных телесериалах. Чаще всего за похищением стоят родственники. Иногда цель состоит в том, чтобы вернуть ребенка домой. Часто этому предшествует тяжба родителей об опеке. В нашем же случае похититель не известен ни нам, полицейским, ни сотрудникам детского сада. Редкий случай. Исключительный, я бы сказал. Но это повторилось уже дважды, с Лилли и Оссианом. Поэтому начальство и решило, что мой опыт может оказаться вам полезным. У нас мало времени. Я могу вкратце поделиться с вами тем, что имею. Остальное прочитаете между строк.

– Я полностью согласна с руководством в том, что опыт Адама для нас незаменим, – сказала Юлия, прищурившись на Рубена. – Мы можем двигаться дальше, да, Рубен?

Тот пробормотал что-то невнятное и кивнул.

– Лилли нашли спустя три дня, верно? – Кристер вытер пот со лба рукавом рубашки. Жара в зале стояла невыносимая. Мина держалась из последних сил. – То есть с учетом того, что Оссиан исчез вчера, времени у нас действительно не так много.

– Минуточку, – остановил его Педер. – То есть мы уже исходим из того, что это дело рук одного человека?

– Других версий на данный момент у нас нет, – ответила Юлия, прочистив горло. – Обстоятельства, как было сказано, почти идентичны. Поэтому мы работаем, исходя из предположения, что у нас мало времени. Меня просили уже сегодня вечером провести пресс-конференцию. А пока я хочу, чтобы Адам и Рубен поговорили с сотрудниками детского сада. Мина и Педер поедут к родителям Оссиана.

– Почему бы Адаму и Кристеру не заехать в детский сад? – сказал Рубен и посмотрел на часы. – Мне срочно кое-куда нужно.

– Кристер займется проверкой реестра преступлений на сексуальной почве, – пояснила Юлия. – Мне нужен список всех, кто был освобожден в прошлом году. Просто на всякий случай. И, Рубен, в последний раз напоминаю, что ты все еще полицейский. Сейчас это главное, остальное потом.

– Похоже, свидание с очередной «тиндер»-знакомой придется отложить, – печально заметила Мина.

– Реестр, – проворчал Кристер. – Снова реестр…

– Я не зарегистрирован на «Тиндере», – фыркнул Рубен. – Мне это не нужно. В отличие от тебя, Мина. Ты у нас почти монашка.

Мина демонстративно положила перед ним телефон, поискала в приложениях и загрузила «Тиндер».

– Полегчало? – спросила она Рубена. – Надеюсь, моя личная жизнь больше не заботит тебя настолько, чтобы это создавало помехи в работе.

Она уже решила удалить приложение сразу по окончании совещания.

– Тишина в классе. – Юлия постучала ручкой по столу. – Приступаем. Все действительно очень серьезно.

Адам стоял перед ней с таким видом, словно не знал, куда ему идти.

– Сами видите… – Юлия развела руками. – Наверное, мы не самая дисциплинированная группа из тех, с кем вам пришлось работать. Но, в общем и целом, мы хорошие.

– Часы тикают, – вздохнул Адам. – День почти прошел. Приступаем, коллеги.

* * *

Кристер не мог работать в своем душном кабинете и перебрался с лэптопом в открытое офисное пространство. Достал телефон и уставился на доску, поделенную на шестьдесят четыре черных и белых квадрата. Партия давно завершилась, просто ему трудно было принять ее итог.

Кристер всегда считал, что хорошо играет в шахматы. Не то чтобы всю жизнь он только этим и занимался, но почему-то думал, что шахматы – это его. Уж очень хорошо они соответствовали стилю его жизни в целом: виски, одиночество, джазовая музыка… Даже с тех пор, как одиночество Кристера нарушил Боссе. Потому что собака тоже удачно вписалась в общую картину.

Представление Кристера о собственных шахматных способностях изменилось в тот день, когда он скачал бесплатную программу в телефоне. С тех пор Кристер играл постоянно. Вот уже шесть месяцев – и все еще был на начальном уровне, потому что не выиграл ни одной партии. Он вздохнул, отметил в приложении очередной конфуз и отложил телефон. То, чем ему предстояло заняться, было важнее.

Подошла Мина со своим лэптопом и опустилась на стул рядом.

– Могу помочь, – сказала она. – Пора начинать. Не будем терять времени.

– Да, начнем, – вздохнул Кристер.

Реестр преступлений на сексуальной почве. Вот и они, голубчики…

Он вяло посмотрел на чашку с кофе. Остыл, похоже, и давно. Кристер громко вздохнул, заставив Боссе обеспокоенно склонить голову набок.

– Лежать, старичок. Папе придется поработать за компьютером. У тебя есть вода. И топчан.

Кристер почесал собаку за ушами. Довольный оказанным вниманием, Боссе три раза обошел вокруг стола и улегся на топчан.

– Ну что ж. – Кристер открыл программу. – Посмотрим…

Считалось, что он создан для такой работы – часами напролет пролистывать страницу за страницей, ища иголку в стоге сена. Тоскливый, неблагодарный труд. Хорошо хоть, на этот раз вызвалась помочь Мина. Обычно Кристер все делал в одиночку.

Почему его никогда не приглашают погонять по городу с включенной мигалкой? Не то чтобы Кристеру этого очень не хватало, но ведь можно предложить хотя бы разок, из вежливости? В знак признательности и уважения к его опыту, после стольких лет работы на выездах. Слава богу, Кристер теперь не там, но тем не менее.

– Могу проверить, связан ли кто-нибудь из них с Лилли, – предложила Мина. – На случай, если мы имеем дело с рецидивом. А ты тем временем посмотришь, кто из них сейчас на свободе.

– Звучит неплохо, – кивнул Кристер и продолжил пролистывать файл.

Пункт за пунктом. Маньяк за маньяком. Показать их широкой общественности – люди перестанут выходить из дома. «Шведское будущее» уверяет нас, что наибольшую опасность представляют люди с именами Ахмед или Мухаммед. Но Кристер видит совсем другое. Вот они – Свен Вестин, Карл-Эрик Юханссон, Петер Лундберг. Каждый белее снега. И наверняка нравятся маленьким детям. Про таких потом говорят: «Надо же, а такой симпатичный мужчина». Или – «Здесь какое-то недоразумение. Он так хорошо общался с моим сыном»…

Боссе скулил во сне и двигал лапами, как будто за кем-то гонялся. Охотился. На кого, интересно. Уж точно не на педофилов. Черт… Кристер надеялся, что Юлия ошиблась, и мужчины и женщины, глядевшие на него с монитора, не имеют никакого отношения к исчезновению Оссиана. Этот мир и без того достаточно скверное место.

Кристер оглядел соседние столы. Пусто. Сезон отпусков. Коллеги кто хлещет ведрами пиво на борту яхты где-нибудь в Сандхамне, кто ловит лобстеров на Готланде, кто стучит молотком на даче.

Мина встала:

– Духота, конечно, жуткая, но мне нужен кофе. Тебе принести? Я немного еще помогу тебе, а потом мы с Педером поедем к родителям Оссиана.

Кристер мрачно кивнул. Часы тикают, как выразился Адам Блум. Он почти слышал их. Впереди целый день в компании самых отпетых больных ублюдков… Определенно кофеин не помешает.

* * *

– Уверена, что мы подходим для этого?

Педер сглотнул. Мина его поняла: не «мы», а «я». Или «мы», в смысле «те, у кого есть маленькие дети».

– Если сомневаешься в себе, можешь остаться. Всё в порядке, я справлюсь сама.

Педер покачал головой:

– Не-ет, это все-таки моя работа. Я уверен. Только давай начнем и покончим с этим прямо сейчас.

Они направились к одной из полицейских машин в гараже. Мина позволила Педеру сесть за руль. Вождение отвлечет его от мрачных мыслей. Она перевела разговор на его детей. Это всегда срабатывало. Теперь она могла спокойно отвернуться к окну, предоставив Педеру болтать без умолку.

– …А сегодня утром Мейя сказала «овсянка», – вдруг донесся до ушей Мины голос коллеги. – То есть ты представляешь, какого ума должен быть этот ребенок? Ей три года, и «кася» – вот что в лучшем случае выговаривает большинство ее сверстников. А у нее – «овсянка»… Думаю, нам придется отдать ее в школу для особо одаренных детей. Говорят, одаренность создает не меньше проблем, чем другие детские «особенности». Но мы с Анетт точно справимся. Есть еще Майкен, и ее будущее – большой спорт. Видела бы ты, как она поднимается на скалодром в детском саду! Как держит равновесие и все такое… Будущая олимпийская чемпионка. Мы уже морально готовы к тому, что придется возить ее на тренировки… Ну, и Молли. У нее удивительный талант общаться с животными. На днях она принесла домой птицу со сломанным крылом. Мы устроили бедняжке гнездо в обувной коробке, которую выложили ватой. Молли ухаживала за птицей как маленькая птичья мама. Даже разговаривала с ней… Птица умерла, к сожалению. Но нам с Анетт стало ясно, что наша дочь – будущий ветеринар. Я говорю тебе, может, в Кольмордене или в зоопарке…

Мина отвернулась к окну, позволив восторгам Педера влетать в одно ухо, тут же вылетая из другого.

Они миновали Стуреплан, кишащий людьми в дорогих солнцезащитных очках, стильной одежде и с идеальным загаром. В уличных кафе не протолкнуться. Розовое вино в бокалах сверкает на солнце. Что ж, можно только позавидовать тем, в чьем распоряжении все время вселенной. Сама же Мина, с больной головой и ноющим сердцем, едет на беседу с обезумевшими от горя родителями, чей пятилетний ребенок бесследно исчез…

Ее время неумолимо истекает. Часы тикают, как выразился Адам Блум, у которого был аналогичный случай с девочкой по имени Лилли.

* * *

Воспитатель Том выглядел более несчастным, чем Рубен считал это возможным для взрослого мужчины. Коллега Тома Женя и директор Матильда тоже были здесь. Добавить Рубена и Адама – и нечего удивляться тому, что комната для персонала детского сада в Бакене оказалась переполнена. Пот ручьями стекал по носу и щекам Тома, несмотря на открытые окна.

Рубен попытался взять себя в руки. Уже когда утром Юлия начала совещание, он думал только об Эллинор, о том, что и как ей скажет. Ожидалось, что совещание будет коротким, все поздравят Юлию с возвращением на работу, и через пять минут Рубен будет сидеть в машине. Вместо этого на стол легло дело Оссиана… И теперь Рубену нужно срочно на нем сосредоточиться. Не на женщине, преследовавшей его во снах больше десяти лет, а на пропавшем мальчике Оссиане, которого нужно срочно найти. Потом в распоряжении Рубена будет все время мира, но сейчас…

Собрав волю в кулак, он прогнал прочь мысль об Эллинор и оглядел людей в комнате для персонала. Адам должен был начать разговор, и он это сделал.

– Итак, – сказал новый коллега Рубена, – вернемся к событиям вчерашнего дня. Как получилось, что никто не заметил исчезновения Оссиана?

Боже мой! Не слишком ли он прямолинеен для эксперта по переговорам? Даже Рубен знал, что нельзя начинать беседу с обвинений. Вид у воспитателей и без того как у приговоренных. Ни Рубен, ни Адам, ни сам господь бог ничего путного из них не вытянут, если эти люди будут чувствовать себя загнанными в угол.

Том смотрел на стену, увешанную детскими рисунками, среди которых, насколько понимал Рубен, бо́льшую часть составляли более или менее удачные портреты любимых воспитателей.

– Мы просто пытаемся установить, где находились все, когда Оссиана похитили, – как мог мягко пояснил Рубен вопрос Адама.

Теперь Том выглядел так, будто в любой момент был готов провалиться сквозь землю. Он вытащил из ящика стола бумажный платочек, промокнул им глаза и ответил:

– В Скиннарвикспаркене всегда много детей. Невозможно держать всех в поле зрения. Старшие дети не нуждаются в такой опеке, как малыши. И потом, все они знают, что нельзя уходить из парка, не предупредив нас. Мы регулярно проверяем всех по списку. В том, что я не видел Оссиана в течение нескольких минут, нет ничего необычного.

Том замолчал и снова посмотрел на рисунки. Один из них на удивление подробно изображал мужскую фигуру внутри сердца. На рубашке мужчины красовалась большая зеленая Т. В углу рисунка, аккуратно, хотя и свободном стиле, художник вывел собственную сигнатуру: «Оссиан».

У Рубена в горле внезапно встал комок. Пришлось откашливаться.

– Их мир, – хрипло пояснил Том и тут же поправился: – Наш мир… одно из самых безопасных мест в этом городе.

– Мы понимаем, – кивнул Адам, – но факт остается фактом. Ваша безопасность дала трещину. То же касается вашей опеки.

Нет, это сам дьявол! Теперь Рубен понимал, почему Адам ушел из переговорной команды. По щекам Тома текли слезы.

– Я ни в чем вас не обвиняю, – продолжал Адам, – но вы должны понимать, как это изменит отношение к вам, и прежде всего со стороны родителей ваших воспитанников. Чем больше мы будем знать о том, что произошло, тем скорее сможем помочь вам восстановить репутацию, хотя бы отчасти… – Он отвернулся от Тома, посмотрел в глаза Матильде, директрисе, и закончил мысль: – …Что, думаю, было бы желательно, с учетом того, как мало детей посещает сегодня дошкольные учреждения.

Ну хорошо, может, Адам и не так плох. Но это же не переговоры. Обычная беседа, в каких у Рубена явно больше опыта. Собственно, он здесь все и организовал. Рубен, а не эта гора мускулов, ростом сто девяносто сантиметров.

– Нас интересует, – сказал Рубен, – не видели или не знаете ли чего-нибудь такого, что могло бы помочь следствию. Кто эта женщина, которая его увела? О ней что-нибудь известно?

Женя покачала головой. Она не выглядела такой вспотевшей, как Том, несмотря на то что была в хиджабе. Рубена так и подмывало спросить, не слишком ли жарко с тряпкой на голове. Он подозревал, что этот вопрос Жене задавали уже много раз.

– Мы опросили всех детей, – ответила Женя. – Все они знают не только родителей друг друга, но и старших сестер и братьев. Эту женщину никто раньше не видел.

Адам встал и подошел к окну, выходившему на холм, где пропал Оссиан. Он как будто о чем-то думал. Потом вернулся к столу и сел.

– В таком случае, возвращаемся к тому, с чего начали. Почему никто из вас не заметил ее появления? Дети заметили, а вы нет.

– Хотите сказать, мои сотрудники имеют какое-то отношение к похищению? – Матильда посмотрела на Адама широко раскрытыми глазами. – Что они намеренно что-то замалчивают? Я ручаюсь за Тома и Женю и доверяю им как себе. Это лучшие педагоги, с кем мне когда-либо приходилось работать. Не уверена, что имеет смысл продолжать этот разговор без официальных юридических представителей.

Рубен замахал руками. Отличная работа! Адвокаты – только их здесь не хватало… После Адама ему разгребать и разгребать, без лопаты не обойдешься. Положа руку на сердце, Рубен был даже рад этому. Адам сам подставил себе подножку и сделал себя виноватым во всех последующих неудачах.

– Полагаю, эта женщина не хотела, чтобы ее видели, – осторожно возразил Рубен. – Она выжидала удобного случая выйти к детям. Вас никто ни в чем не обвиняет.

Матильда как будто немного успокоилась.

– Последний вопрос, – сказал Адам. – Есть кое-что еще, что ускользает от моего понимания. Оссиан пошел с ней добровольно. Он всегда так доверчив к незнакомым взрослым?

– Гоночные машины, – тихо пояснил Том. – «Ламборгини», «Кенигсегг», «Порше»… Он знает все модели и марки. Неважно, настоящие они или сделаны из картона. Главное, чтобы выглядели как гоночные машины. И желательно красного цвета.

– Во всяком случае, так она сказала Фелисии – машины и щенки. Вряд ли Фелисия это выдумала. Другой вопрос, существовали ли эти щенки на самом деле. Фелисии так и не удалось их увидеть.

– То, что эту женщину не узнал никто из детей, – начал Рубен, глядя в свои записи, – не означает, что она не знала Оссиана раньше. Вы не замечали каких-нибудь странностей в его поведении в последнее время? – обратился он к воспитателям. – Ну или в поведении его родителей?

Том покачал головой:

– Все будто как обычно. Ничем не примечательная летняя неделя… То есть… я хотел сказать, до вчерашнего дня.

– Ну что ж, – Адам поднялся со стула, – спасибо за помощь. Пожалуй, на сегодня всё.

Матильда встала и пошла проводить полицейских. Этой женщине удалось произвести впечатление на Рубена. Визит полиции сбивает с толку. Обычно люди слишком растеряны, чтобы проявлять инициативу. Но только не Матильда. Она, как разъяренная львица, защищала свой прайд. И при этом привлекательна как женщина… Интересно, в постели она так же инициативна? Было время, когда Рубену действительно захотелось бы это узнать. Но сейчас это не более чем мимолетная мысль. И все Аманда… Чертова психология!

– Разумеется, мы проведем свое внутреннее расследование, – заверила Матильда, протягивая руку полицейским. – Но пока мы рассказали вам все, что нам известно на данный момент. Надеюсь, вы будете держать нас в курсе расследования. Мы прекрасно осознаем ответственность, что бы вы там ни думали.

Рубен и Адам подали руки Тому, Матильде и Жене. Рука Тома была вялой, а взгляд – как будто из загробного мира. Похоже, воспитателю потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Ловкий ход, – похвалил Адам, когда они были уже за дверью. – Хороший полицейский – плохой полицейский. Мы довольно быстро вытянули из них все, что нужно, а оперативность сейчас – главное.

Рубен уставился на нового коллегу. Или в переговорных группах принято разыгрывать спектакли? Насколько известно Рубену, их стратегия – выстраивание доверительных отношений с человеком, из которого нужно вытянуть информацию. Адам же добивался чего угодно, только не расположения воспитателей. Запугивал, загонял в угол. Но в результате… разве они не выложили все, что нужно?

– Только в следующий раз, – продолжал Адам, – я хочу быть добрым полицейским.

Разумеется… Главное – не забыть прихватить с собой лопату.

* * *

Винсент выглянул в окно офиса «Шоулайф продакшн» на Страндвеген. Послеполуденное солнце стояло еще высоко, играя на воде залива. Но Винсент ничего этого не видел, потому что пытался представить себя вылетающим вместо ядра из пушки. Или же в черном трико, ползающим по комнате, кишащей насекомыми. Ни та, ни другая картина его не воодушевляли.

Винсент поднялся.

– Не упрямься, – услышал он за спиной голос Умберто. – Это пойдет на пользу твоему бренду. Ты предстанешь перед публикой с более… человеческой, что ли, стороны. Насколько такое возможно, конечно.

Винсент отошел от окна и снова сел. На этот раз Умберто обошелся без домашнего печенья. Это могло означать, что их отношения снова вступили в более тесную, менее формальную стадию. С другой стороны, что, если Умберто просто устал от Винсента?.. Но четыре ромовых рулета фабричного производства ясно свидетельствовали, что если Винсент и вышел из фавора, то не совсем.

– А как же «Узники форта»?

Винсент потянулся за рулетом, как только понял, что Умберто собирается сделать то же самое. Тогда на блюде их останется две штуки. Все-таки какой-то порядок должен соблюдаться.

– Можно ведь продумать программу, где я… буду больше похож на себя, – добавил он. – Если мне вообще имеет смысл появляться на экране телевизора.

Умберто вздохнул и склонился над столом, прижав кончики пальцев к подбородку.

– Винсент, amico mio [4], послушай. Моя задача – обеспечить кассовые сборы. Что будет, если люди перестанут покупать билеты на твои шоу?

– Ты лишишься дохода, – механически ответил Винсент.

– Именно. Но прежде всего дохода лишишься ты. Все просто, элементарная экономика. Чтобы зарабатывать тем, чем ты сейчас занимаешься, нужно продавать больше билетов, пусть даже наши доходы растут. После истории с Яне все шло как по маслу. Некоторое время, потому что бесконечно долго это продолжаться не могло. Выходит, время от времени нужно напоминать о себе людям. Выступить в роли пушечного ядра – неплохой способ сделать это.

Винсент старался не показывать, насколько был взвинчен. Итак, «Узники форта». Fångarna på fortet, F-p-f. Позиции букв в алфавите – 6, 16 и 6. То есть 6166.

Когда серьезно занимаешься «Лего» – а Винсент делал это достаточно серьезно, сначала с Беньямином, теперь с Астоном, – обращаешь внимание на артикул комплекта. Потому что одна и та же вещь – скажем, машина – может быть собрана по-разному в разных наборах. Винсент был почти уверен, что на коробке конструктора, который он однажды купил Беньямину, значился артикул 6166.

Беньямин был тогда совсем маленький. С другой стороны, позиции букв LEGO в алфавите – 12, 5, 7 и 15. А 125715 – код для обозначения цвета зеленого мха в шестнадцатеричной системе цвета. Такого цвета вода вокруг форта Боярд, где томятся узники. Во время отлива, по крайней мере. Все связано. Если только можешь увидеть связь.

– Винсент, – раздался над ухом голос Умберто, – где ты витаешь? – Судя по тону голоса, он успел несколько раз произнести его имя.

– «Лего», – произнес Винсент.

Умберто покачал головой:

– Ты должен сделать это.

Винсент медленно кивнул. Наверное, Умберто прав, и в этом случае нужно немедленно приступать к тренировкам. «Узники форта» потребуют от него физической подготовки, которой на данный момент у него нет. Кроме того, спорт – лучшее средство против навязчивых мыслей. Мина справлялась с ними примерно так.

Умберто взял один из двух оставшихся рулетов. Винсент вздохнул. Одинокий рулет на блюде – это почти неприлично. Ничего не оставалось, как только взять последний. Винсент заметил улыбку в уголке рта своего агента. Чертов Умберто, он нарочно так подстроил…

– Хорошо, допустим, я согласился, – медленно проговорил Винсент. – Насчет форта, я имею в виду. Сколько у меня времени?

– Около месяца.

Винсент чуть не подавился рулетом. Месяц – это значит, что персонального тренера нужно искать уже сегодня.

* * *

Они говорят, ему нечего бояться. Это странно. Как так нечего? Он не видит папу и маму, и ему так и не объяснили, где они. Что, если с ними что-то случилось?

У Эббы из детского сада умерла мама. За Эббой приехали бабушка с дедушкой, и воспитательница сказала, что ей пора домой. Мама умерла от рака, это такая болезнь. Представить только, что его мама и папа заболели раком и умерли… Может, поэтому его и забрали из детского сада? Но тогда почему за ним не приехали бабушка с дедушкой?

Он сворачивается калачиком на матрасе, который странно пахнет. Как и все остальное здесь, впрочем.

Он давно перестал сосать большой палец. Так делают только малыши. Если все время сосать большой палец, зубы будут кривые. Так говорит бабушка. Но сейчас он засовывает палец в рот. Ему это нужно.

Тело отяжелело от усталости. Он не спал всю ночь. Думал о папе, маме и раке. Откуда-то издалека доносятся голоса. Но это не мама и не папа.

Он закрывает глаза. Может, когда проснется, папа и мама будут здесь…

* * *

Квартира на Бельмансгатан маленькая, но уютная. И сразу видно, что здесь живет ребенок. В прихожей посреди обуви – полиэтиленовый пакет с нераспакованной коробкой «Лего». Гоночная машина. И повсюду разбросаны игрушки. На холодильнике детские рисунки вперемешку с семейными фотографиями.

На обеденном столе – остатки детского завтрака. Засохшие хлопья с молоком в пластиковой миске.

– Извините за беспорядок, мы…

Мама Оссиана Жозефин не закончила фразы. Встретив ее отсутствующий взгляд, Мина подумала, что Жозефин, наверное, принимает сильные успокоительные.

Но взгляд отца Оссиана оставался уверенным и ясным. Фредрик указал на белую диванную группу из «ИКЕА». Легкая дрожь в руке – вот все, что выдавало его состояние.

– Присядь и ты, дорогая.

Фредрик осторожно взял Жозефин под руку и подвел к дивану, на который она скорее упала, чем села. Провела рукой по белой обивке с едва заметным пятном:

– Нам не следовало покупать белое – ребенок… Но мы думали, все будет как в журналах для молодых мам и по телевизору. Милый лопочущий малыш, который бо́льшую часть времени проводит во сне. Мы не ожидали проблем. И потом, я и Фредрик, мы оба в детстве занимались конным спортом. Ну а для того, кто справлялся с норовистой лошадью, ребенок – пара пустяков, ведь так? Это потом, когда появился он, мы…

– Жозефин…

Фредрик положил ей на плечо руку, которую Жозефин стряхнула, прежде чем разрыдаться.

– …Он кричал, и кричал, и кричал… Сутки напролет, без перерыва. Его распирало от злобы, и я не могла понять, на что он злится. Он как будто ненавидел весь этот мир и нас вместе с ним. Иногда мне хотелось… чтобы его у нас не было. Чтобы все было как до его появления, когда нам хватало друг друга. Я знаю, что нельзя говорить так о собственном ребенке. Но мы были так счастливы, ты помнишь, Фредрик?

Она повернулась к мужу. Фредрик, кивнув, тихо сказал:

– Жозефин, ты в шоке. Ты пытаешься найти этому объяснение и винишь себя. Прошу тебя, не надо. Но да, я помню.

Он опять попытался положить ей руку на плечо, и на этот раз у него получилось.

– Я помню, как трудно нам приходилось поначалу, – продолжал Фредрик. – Здесь ты права. Но мы ведь справились, так или иначе. Все вместе. Оссиан перестал злиться. Стал веселым, добродушным мальчиком. Оппа-оппа – а? Случаются срывы, не без этого. Но он с таким увлечением собирает свои «Лего»… Или как, дорогая?

Жозефин кивнула, избегая встречаться с Фредриком взглядом.

– Все верно, потом все стало хорошо. Но вспомни, сколько раз до того я жалела, что он у нас родился. Представить себе только, как все это накапливалось… плохая карма… и в конце концов это нас настигло.

Лицо Фредрика исказилось. Он отпустил руку жены и посмотрел на ковер с белым узором:

– Ты сама понимаешь, что это не так. И он вернется, я знаю. Просто отлучился из дома ненадолго… – Посмотрел на часы, потом перевел взгляд на Мину: – Они всегда возвращаются, ведь так? Прошли всего сутки, одни сутки… Он скоро будет дома.

Мина сглотнула. Кому как не ей знать, что иногда люди пропадают. И не возвращаются. Но она в свое время «пропала» по своей воле. Случай Оссиана совсем другой.

– Большинство пропавших без вести детей возвращаются в течение нескольких часов, – ответила она. – Оссиана нет уже сутки, что несколько превышает обычный срок. Но пока нет никаких оснований полагать, что он пропал навсегда. Сейчас это дело для нас в абсолютном приоритете.

Мина умолчала о том, что дети, которые возвращались в течение нескольких часов после исчезновения, обычно просто сбивались с пути по дороге домой. Или заходили к приятелям в гости, забыв предупредить об этом родителей. Их не похищали женщины на машинах, полных игрушек. К чему нагнетать стресс, которым и без того был наэлектризован воздух?

– Расскажите о том, как он исчез. Как прошло то утро? – Этот вопрос Педер адресовал обоим родителям. – Может, случилось что-нибудь примечательное? Вы ничего такого не заметили, когда отвозили его в детский сад? Никого там не встретили, кого не видели раньше?

– Это я отвозила его в детский сад, – ответила Жозефин, продолжая тереть пальцами пятно на диванной обивке. – Вам известно, что реклама не соответствует реальному результату? Я о моющих средствах, которые якобы удаляют всё. Я лично протестировала каждое… проводила предварительную обработку, стирала при температуре девяносто градусов… Сами видите. Думаю, это пятно от шоколада. Ему разрешали есть «киндерсюрпризы» на диване. И если он хотел при этом дотянуться до игрушки, мог запросто положить кусочек шоколада рядом на диван… Ты помнишь, Фредрик? По-моему, в тот раз он играл с тем роботом, который собирался из пяти частей.

Ее голос словно растворился в пустоте.

– Дорогая, – сказал Фредрик; Мина практически слышала, как он старался держать себя в руках. – Дорогая, сосредоточься, прошу. Полицию интересует, заметила ли ты что-нибудь необычное вчера, когда отвозила Оссиана в детский сад. Что-нибудь, что могло бы помочь им найти нашего мальчика…

– Ничего такого. Я ничего не видела, все было как обычно. Родители. Дети. Я не из тех родителей, которые всех знают. И даже понятия не имею о том, кто чей ребенок.

– Жозефин…

Фредрик погладил ее руку. Жозефин встряхнулась, как мокрая собака, и продолжила:

– Я не из тех родителей, кто помнит все собрания и встречи на свежем воздухе. Или эти… тематические дни… или что-то вроде того, что было вчера. Я должна была дать ему с собой сумку с едой, но напрочь забыла об этом. Он любит рулеты. Если б я только вспомнила, ничего этого не случилось бы. Он бы… – Жозефин замолчала.

– Жаль, но, по-видимому, мы ничем не можем вам помочь, – тихо заключил Фредрик.

– Есть еще одна вещь, которую вы можете для нас сделать, – возразила Мина. – С вашего согласия мы хотели бы рассказать о поисках Оссиана на пресс-конференции. Участие общественности иногда бывает полезным.

Фредрик посмотрел на жену, которая снова опустила глаза на диван и молча кивнула.

– Мы сделаем всё, о чем вы попросите, – пробормотал он.

Затем встал, подошел к холодильнику на кухне и снял несколько фотографий, закрепленных разноцветными магнитами.

– Думаю, это вам пригодится.

Мина отметила про себя, что Фредрик держал фотографии, повернувшись к жене спиной. Жозефин подавила всхлип.

– Спасибо, – сказал Педер. – Мы передадим их журналистам, ради успеха нашего дела. Тем не менее я посоветовал бы вам по возможности избегать общения с представителями прессы в течение ближайших нескольких дней.

– Последний вопрос, – встряла Мина. – Не припомните ли вы кого-нибудь из вашего окружения, у кого могли иметься причины желать зла вам или Оссиану? Ну или кого-нибудь, кто хотел бы забрать Оссиана…

Фредрик покачал головой:

– Если б что-нибудь такое пришло нам в голову, мы бы сказали, верно? Но дело в том, что мы… мы совершенно обычные люди. Я работаю в рекламном агентстве. Жозефин – редактор в книжном издательстве. Мы росли в самых обычных семьях и общаемся с такими же обычными людьми. Ведем самую обыкновенную, среднестатистическую жизнь… точнее, вели.

Мина видела, как он борется с собой, из последних сил сохраняя самообладание. Полицейские переглянулись и встали.

– Мы понимаем ваши чувства, – сказала Мина. – У Педера трое детей, и у меня тоже…

Она вовремя остановилась и задержала дыхание. Это подошло совсем близко. Мина почувствовала на себе удивленный взгляд Педера.

– Мы сделаем все возможное, чтобы найти вашего сына, – закончила она.

Жозефин, не вставая с дивана, подняла глаза на Мину.

– Только не покупайте белый диван, – прошептала она.

Мина кивнула. Она старательно отводила взгляд от детской обуви в прихожей, когда они с Педером выходили за дверь.

* * *

Что-то сжалось в груди Юлии, уже когда она подходила к дверям квартиры. Забавная штука эти условные рефлексы. Юлия глубоко вздохнула, прежде чем взяться за дверную ручку. С той стороны истошно вопил Харри.

– Привет!

Это прозвучало без тени напряжения, но Юлии никто не ответил. Она позвала еще раз, снова безрезультатно. Если не считать недовольного и пронзительного крика малыша.

По пути в спальню Юлия прошла мимо кухни. Там все выглядело как после взрыва бомбы. Банки из-под детского питания, грязные тарелки, банановая кожура, смятые бумажные полотенца и бесчисленное множество пустых кофейных чашек. Самое интересное, что, когда с Харри оставалась Юлия, Торкель по возвращении домой наблюдал примерно ту же картину. И никогда не упускал возможности спросить, чем они тут без него занимались.

Юлия осторожно толкнула дверь спальни.

Харри, с красным лицом, лежал в кроватке. Он задействовал все имеющиеся в его распоряжении голосовые ресурсы, коих было явно недостаточно. Торкель, в одежде, даже не откинув покрывала, храпел рядом на двуспальной кровати.

Юлия посмотрела на часы и выругалась. Она заскочила домой на минутку, во‑первых, переодеться для пресс-конференции – блузка намокла от пота. Второе – ей хотелось поцеловать пухлые щечки Харри. Наконец поток сообщений от Торкеля все-таки пробудил в ней совесть. Хотя Юлия и знала, что все сделала правильно.

Она подняла Харри. Тот сразу замолчал, оказавшись в объятиях мамы, которая тут же поняла причину его недовольства. В нос ударил характерный резкий запах. Юлия отнесла ребенка к пеленальному столику в ванной комнате. Довольный, Харри начал издавать звуки, похожие на голубиное воркование. Потом потянулся к подвесным фигуркам над столиком. Эти мобили – настоящий наркотик для малышей.

– Давай, старичок, займись ими, пока мама переодевается. Ей пора возвращаться на работу, понимаешь? Где-то есть еще один маленький мальчик, которому сейчас, наверное, очень несладко… И он надеется, что твоя мама его найдет.

Харри в ответ загулькал и попытался потянуть маму за волосы. Его пухлые ручонки обладали ни с чем не сравнимой способностью захватывать пряди на висках, где больнее всего, и тянуть с удивительной для младенца силой.

– Ой-ой-ой… не делай маме больно… – Юлия поморщилась и осторожно разжала кулачки Харри.

Она посадила его в детское кресло и стала переодеваться. Для начала – сухой душ. Дезодорант без мытья. Теперь чистая блузка, брюки – она готова.

Закончив с переодеванием, Юлия подняла Харри и ткнулась лицом ему в затылок, вдыхая аромат детской кожи. Харри громко рассмеялся и замахал руками. Юлия сразу почувствовала, как внутри нее будто что-то развязалось и по телу разлилось тепло.

Оссиан и Харри, семья и работа – до сих пор ей удавалось это разделять. Но теперь то и другое смешалось, под сумасшедший стук сердца.

Оссиан

Харри

Оссиан

Харри

Тот, что младше, – ее, чуть постарше – их. Или нет, оба ее. Тот, что исчез, тоже. Как и тот, что здесь, в кроватке. Ради Харри ей нужно срочно вернуться на работу. День еще не закончился. Юлия крепче прижала ребенка к себе. Ощутила маленькую мягкую руку на своей шее. Глубоко вздохнула, потом пошла в спальню. Положила Харри рядом с Торкелем и осторожно потрепала мужа за руку.

Тот вздрогнул и испуганно огляделся.

– Хм… Что такое?

– Это я. Зашла переодеться. Мне нужно возвращаться в отделение. Я сменила Харри подгузник, но, кажется, он скоро захочет есть.

Торкель вскочил с кровати, посмотрел на нее дикими глазами:

– Ты что, снова уходишь? А я как же? Я был с ним весь день. Надеюсь, ты хотя бы вечером меня подменишь… Ты даже не отвечаешь на мои эсэмэски. Знаешь, Юлия, так не годится. Звонили с работы, у меня тысяча писем…

Юлия вышла из спальни, но слова Торкеля продолжали ударять ей в спину. Перед глазами возникло лицо Оссиана.

И потом снова – Харри.

Она взяла сумку и направилась к входной двери. Слова Торкеля отскакивали от нее, не достигая сознания.

* * *

Аккумулятор в лэптопе, лежащем на коленях Винсента, был почти заряжен. Зная себя, Винсент заранее позаботился об этом. Часы на мониторе показывали, сколько минут и секунд осталось до 17:00, когда на сайте отделения полиции начнется прямая трансляция. В пресс-релизе упомянута только Юлия, которая должна отвечать на вопросы журналистов. Винсент не мог быть уверен даже в том, что Мина до сих пор работает в этой группе. Надеяться на это – все, что ему оставалось.

Если повезет, он сможет ее увидеть.

Если повезет…

Где-то глубоко внутри зашевелилась тень. Она поселилась там после гибели его мамы, когда Винсент был совсем маленький. За столько лет он научился держать тень под контролем – например, при помощи счета или отмечая закономерности, «шаблоны», в происходящем вокруг. Конечно, порой трудно отделить воображаемые закономерности от реальных, но это не всегда важно. Как, например, сейчас, когда Винсент заметил, что жена сделала ловушку для ос из бутылки на подоконнике, пока он дожидался начала пресс-конференции. А «пчела в маринаде» – анаграмма ее имени [5]. Самое главное – сохранять способность к аналитическому мышлению. Тогда для мрачных мыслей просто не останется места.

В конце концов Винсент научился ее игнорировать, тень. Забывать, что она здесь. Семейные хлопоты хорошо помогали. Когда нужно было собрать пакет с едой для Астона или вдруг начинали беспокоить друзья Ребекки – настоящие они или так, – темнота внутри словно рассасывалась. А я появлением в его жизни Мины исчезла совсем. С ней Винсент чувствовал себя почти психически здоровым человеком.

Но потом все закончилось.

Они с Миной перестали видеться.

И тень снова заявила о себе, еще громче, чем раньше. То, что сделала Яне, вдохнуло жизнь в призраки прошлого. Теперь семьи было недостаточно, чтобы загнать тень в угол. Но Винсент не боялся, что тьма овладеет им полностью, – для этого она слишком долго была его частью. Теперь тень больше походила на безбилетного пассажира в поезде. Или навязчивого знакомого, ставшего с некоторых пор совершенно невыносимым.

И вот теперь мысль о том, что Мина может появиться на пресс-конференции, на некоторое время отогнала тень. Часы на мониторе исчезли, появился зал с кафедрой, за которой никого не было. Винсент слышал голоса, шарканье стульев. Пять микрофонов тянули шеи в ожидании выступающего. Винсент вздохнул. Порядка нет даже в полиции. Он взял ручку и приставил ее к монитору, изобразив тем самым шестой микрофон. Сразу полегчало.

Еще через минуту Юлия вошла в кадр и встала за кафедру. Защелкали камеры, а потом все стихло.

– Спасибо, что откликнулись на наше приглашение, – начала Юлия. – Сразу перехожу к делу. Вчера, где-то между половиной четвертого и четырьмя дня, пятилетний Оссиан Вальтерссон исчез из детского сада в Бакене. Это Цинкенсдамм, Сёдермальм, Стокгольм.

Никого из полицейских больше не было видно. Надежда Винсента стремительно таяла, так что заболело в груди. Это не дело, нужно успокоиться. В конце концов, все только началось. Она еще может появиться.

Оссиан.

«О» – то же, что «омега» в греческом алфавите. Последняя из двадцати четырех греческих букв. В раннем христианстве «омега» – конец всего. Судный день. А что может лучше свидетельствовать о начале конца, как не похищение детей? Еще одна закономерность, повторяющийся узор действительности. Но легче Винсенту не стало.

– Есть информация, указывающая на похищение, – продолжала Юлия. – Поэтому, помимо Оссиана, мы ищем женщину средних лет, которая должна была находиться на месте происшествия, по всей видимости, с машиной. К сожалению, о ней ничего неизвестно, кроме того, что она якобы уехала на спортивной машине. Возможно, с ней были щенки. Информации о породе нет.

Юлия остановилась и достала фотографию Оссиана, выглядевшую так, будто она была сделана в парке Грёна-Лунд. У Оссиана были светлые кудри средней длины. Он улыбался в камеру наполовину скрытым за сладкой ватой лицом.

Винсент оторвался от монитора и посмотрел на дверь, за которой играл его младший сын Астон. Потребовалось полчаса на уговоры, чтобы заставить его сделать хоть что-то без помощи папы. Хотя обычно Астон предпочитал играть с мамой, сегодня он оказался особенно упрям. Но, сколько бы они с Астоном ни пререкались, Винсент безмерно любил своего сына. Одна мысль об исчезновении Астона вызывала у него тошноту. Представить только, что переживают сейчас родители Оссиана…

– Эту фотографию вам отправят сегодня по электронной почте, – продолжала Юлия, обращаясь к журналистам. – Любая информация об Оссиане и женщине, с которой он якобы уехал, будет принята с благодарностью. Излишне напоминать, что время дорого.

Снова защелкали камеры, и экран замигал от вспышек.

– А что говорят его родители? – крикнул кто-то из зала.

– Родители Оссиана просят вас о помощи, – ответила Юлия. – Они сейчас не в том состоянии, чтобы общаться с прессой, и тем не менее передали для вас сообщение.

Фотография Оссиана заполнила весь экран, на ее фоне проступил текст:

Это Оссиан. Он любит танцевать и петь. Оссиан – весь наш мир. Помогите нам вернуть песни в нашу жизнь.

Ниже следовал номер телефона и ссылки на странички в социальных сетях.

– Любая информация приветствуется, – объявила Юлия. – С полицией можно связаться через «Фейсбук» и «Инстаграм». Ну и, конечно, по телефону и электронной почте. Если напишете нам, будем в свою очередь признательны за предоставление контактных данных. Некоторым проще позвонить в «Экспрессен», чем в отделение.

– У вас уже есть какие-нибудь версии? – спросил кто-то.

Юлия долго вглядывалась в направлении, откуда прозвучал вопрос. Заметив, как напряглись мышцы ее лица, Винсент подумал, что, возможно, имеет смысл провести для нее ускоренный курс по контролю над языком тела. Тренинг для полицейских показался ему неплохой идеей. Возможно, Мина тоже придет… Собственно, она-то как раз не нуждается ни в каком тренинге, язык ее тела всегда оставался безупречным. Винсент вспомнил, как двигалась Мина, и что-то внутри него ожило, затрепетало. Он встряхнулся и попытался снова сосредоточиться на пресс-конференции. Было бы глупо за пустыми фантазиями пропустить что-нибудь важное. Юлия как будто немного расслабилась и опустила плечи.

– Честно говоря, пока нет, – ответила она на последний вопрос из зала.

Тон ее голоса ясно сигнализировал о том, что пора расходиться. На этот раз бо́льшую часть работы журналистам предстоит проделать самостоятельно. Мина, похоже, так и не объявилась. Что, наверное, к лучшему, потому что Винсент совсем не был уверен в том, что в этом случае смог бы в достаточной мере совладать со своими эмоциями.

Открылась входная дверь, и вошла Мария. Раздраженно повесила куртку и упала на диван рядом с Винсентом.

– Не пойми превратно, я действительно благодарна Кевину за то, что он ведет меня до сих пор. Просто сейчас у меня совсем не осталось сил.

После курса «Начни свое дело» Кевин предложил Марии продолжить консультирование в частном порядке. Винсент не мог взять в толк, чему еще он мог ее научить. Ведь речь шла об интернет-магазине с керамическими ангелочками и мылом ручной работы, не претендующем на то, чтобы составить конкуренцию «Амазону». Тем не менее Мария отсутствовала почти три часа.

– Тебе действительно нужны эти консультации? – спросил Винсент. – Вы встречаетесь почти каждый вечер. Астон все время спрашивает о тебе.

Он тут же пожалел о сказанном. Для себя Винсент решил быть великодушным и во всем поддерживать Марию. Позволить ей заниматься чем-то, что принадлежало бы только ей. Чем-то таким, что позволяло бы развиваться в выбранном ей самой направлении. И, похоже, что-то такое у нее наконец появилось. Но Винсент на работе находился в центре всеобщего внимания. Публика – безликая масса – им восторгалась и превозносила до небес. Ничего такого у Марии не было. Приглядевшись к себе, Винсент каждый раз отмечал, что и сам не уделял жене должного внимания. Вот и сейчас хотел сказать что-нибудь еще, но промолчал. Вне пронизывающих действительность тайных закономерностей он чувствовал себя беспомощным.

* * *

Она повернула ключ в замке. Легкое сопротивление дверной ручки неожиданно напомнило Мине о другой квартире. На какое-то мгновение она увидела прихожую не в Осте, а Васастане – и тут же отогнала эту мысль. Воспоминания были тем, чего Мина так старательно избегала все эти годы. Но замок всегда был тугим, почему же именно сегодня? Как ни силилась Мина избавиться от неприятного чувства, оно не отпускало.

Та, другая квартира, в Васастане, была меньше этой. Но места хватало всем.

Натали была маленькой, и они спали в одной кровати все трое. Воспоминания захлестнули волной, отозвавшись болью в сердце. Любимое синее одеяло. Натали плакала каждый раз, когда приходилось его стирать и заменять другим. В конце концов они купили три одинаковых одеяла.

Немедленно прекращай думать об этом. Не впускай это.

Не вспоминай о том, от чего сама отказалась. Что разрушила твоя болезненная зависимость, с твоего молчаливого согласия. Мина много лет работала над собой, посещала клуб анонимных алкоголиков, чтобы в конце концов найти в себе силы простить себя. Могла ли она предположить, что обезболивающее, прописанное ей после родов, обернется лавиной, которая похоронит ее под собой на столько лет? Маленькие белые таблетки. Они выглядели такими безобидными на ладони – и в результате забрали у Мины все, что имело значение в жизни…

Как так получилось? Мина провела слишком много времени в размышлениях над этим вопросом. Какой такой дефектный ген виноват в том, что это произошло так быстро? Хотя, зная ее мать, удивляться нечему. Та впала в зависимость так же легко, хоть и от другого наркотика.

Когда разувалась в прихожей, на коврик выпал маленький камушек. Выходит, зря она тщательно вытирала ноги у входа в подъезд. Мина взяла камушек большим и указательным пальцами и выбросила за дверь. Потом пошла в ванную и вымыла руки – после грязного ключа и этого непонятного камушка. Разделась, выбросила нижнее белье в мусорное ведро и встала под ледяной душ. После долгого дня был бы кстати горячий – смыть с тела всю грязь. Но от жары Мина вспотела, лишь только переступив порог квартиры. Поэтому более тщательное мытье пришлось отложить.

Все это время она пыталась всячески отгородиться от воспоминаний, что оказалось непросто. Это как греческий ресторан двумя этажами ниже квартиры на Васастане. Мина не была там пятнадцать лет, но все так же легко могла вызвать в памяти аромат оливок, чеснока и жареного мяса.

Приняв душ, она открыла новый комплект трусов и распаковала новую майку. Вышла в гостиную в одном белье и села на диван.

Иногда все же получалось держать прошлое на коротком поводке, но это продолжалось недолго. Поэтому Мина предпочитала никого не впускать ни в квартиру, ни в свою жизнь. Где и без того было слишком людно.

Хуже всего, что этот выбор она сделала сама. Это Мина бросила, а не ее. И верила при этом, что так будет лучше для других. Как она могла быть такой наивной, такой эгоистичной?

Мина прижала пальцы к глазам, пытаясь остановить слезы. Ведь слезы – это грязь, а ей не хотелось обрабатывать щеки спиртовым гелем. В последний раз, когда Мина делала это, было очень больно.

В молодости она больше всего боялась стать похожей на мать. А потом слишком ненавидела бывшего мужа, заставившего ее сделать этот выбор. Хотя это неправда. Все, что сделал муж, так это проследил за тем, чтобы Мина выполнила обещанное.

И она выполнила все. Почти. Потому что была еще короткая встреча с Натали в Кунгстредгордене два года тому назад. Тогда Мина не открылась дочери, наблюдая за ней со стороны. Зато потом провела много часов, следя за красной точкой в приложении, подключенном к трекеру в рюкзаке Натали.

Мина подошла к столу, посмотрела на ее фотографию. Выдвинула ящик, перечитала записку, которую оставил Винсент тем летом:

«Я не буду ни о чем спрашивать, но, если тебе захочется поговорить, выслушаю.

P. S. Прости за куб».

Мина задвинула ящик. Если захочется поговорить… Этого не будет.

Она вернулась к входной двери. Проверила, хорошо ли заперлась. Никто, кроме нее, не должен переступать порога этой квартиры.

* * *

Винсент чувствовал себя разбитым. Сегодня вечером – выступление. Обычно летом в театрах репертуар не поднимается выше уровня уличного фарса. Но новое шоу Винсента имело такой успех, что гастроли пришлось продлить.

Умберто был на седьмом небе, в то время как сам Винсент скорее сожалел о том, что так получилось. Но до конца гастролей оставалось каких-нибудь две недели. Потом будет немного времени на отдых. Может быть, они даже поедут всей семьей в отпуск. Если Винсенту удастся удерживать всю семью в одном месте до тех пор, пока такая возможность представится…

Когда Винсент вышел на кухню, Беньямин уже заканчивал завтрак. Каждый раз одно и то же: два ломтика поджаренного скугахольмского батона, масло, которое должно растаять на хлебе, прежде чем ломтики соединятся, и ветчина между ними. С некоторых пор Беньямин тоже пристрастился к кофе. А именно, после того как Винсент раскошелился на капсульную кофейную машину. С тех пор потребление кофе в семье росло лавинообразно.

Винсент вытащил две капсулы и одной зарядил машину. Посмотрел на старый аппарат, который в это время обычно исходил паром, а теперь стоял на кухонной стойке, уже покрытый слоем пыли. И все-таки такое ощущение, что чего-то не хватает… Винсент включил машину, пробурчал «доброе утро» старшему сыну и направился к комнате Астона.

– Завтрак! – позвал он, заглянув в дверь.

Девятилетний Астон застонал и натянул на голову одеяло.

– Я не хочу в группу.

– А кто хочет? Но сегодня пятница. Завтра выходные, и ты сможешь спать сколько захочешь. Так или иначе, для начала нужно позавтракать.

Астон выпростал ногу из-под одеяла, как будто тем самым проверял на безопасность внешний мир, – и тут же спрятал ее обратно.

– Три минуты, – строго предупредил Винсент.

Он вернулся на кухню и загрузил в кофемашину вторую капсулу. Утром требуется двойная доза. Кроме того, только сумасшедший использует нечетное число капсул.

Марина поставила на стол тарелки.

– Ты мог бы накрыть для всех, – упрекнула она Беньямина.

– Извини, не успел. Боюсь пропустить открытие.

– Биржа откроется только в девять, разве не так? – Винсент со значением посмотрел на Беньямина. – Будем откровенны друг с другом, тебе не хватает сочувствия к семье.

Мария с грохотом поставила чашку на стол:

– Мне вообще не нравится, что ты этим занимаешься. Тебе не кажется, что зарабатывать деньги на спекуляциях аморально? Когда ты успел таким стать?

Винсент не стал напоминать Марии, как она забросила учебу на социолога ради курсов для начинающих бизнесменов и интернет-магазина. Неприятие хобби Беньямина объяснялось, по всей видимости, тем, что он уже зарабатывал на бирже вполне приличные деньги. Уж точно больше, чем она на керамических ангелочках, ароматических свечах и дощечках с мудрыми изречениями.

Вместо этого Винсент окликнул младшего сына:

– Астон, ты скоро? Есть новые хлопья.

– Нет! – закричал в ответ Астон. И секунду спустя: – Иду!

Астон перестал нарезать в йогурт кусочки яблока несколько месяцев тому назад. Примерно в это же время он ограничил свой рацион булками и другими продуктами на основе пшеничной муки. Сейчас основу его диеты составляли гамбургеры, пицца и хот-доги. А вместо фруктов в йогурте были хлопья. Обычно Астон клал их в миску так много, что половина просыпалась на пол.

Астон, зевая, вышел из своей комнаты, сел за стол и наложил в миску аккуратную пирамидку «колечек». Мария демонстративно отвернулась к окну.

– Ну вы, наверное, уже слышали про «Узников форта»… – медленно начал Винсент, но она его перебила:

– Кто-нибудь видел Ребекку? Она вообще проснулась?

Как видно, Мария даже не заметила, что муж начал о чем-то рассказывать. Наверное, это и к лучшему, потому что Винсент в черном трико – не лучшая тема для завтрака.

– Она не ночевала дома, – ответил Беньямин на вопрос Марии. – Разве Ребекка не предупредила папу?

Винсент, потянувшийся было к пакету с хлопьями, остановился на полудвижении:

– Нет. Я ничего не получал от нее.

– Думаю, все-таки получал, – возразил Беньямин. – Твой телефон ведь на зарядке? Ты просто еще не видел ее сообщение.

– Она с этим… Денисом? – осторожно поинтересовался Винсент, вытряхивая в свою тарелку остатки хлопьев.

– Папа! – одернул его Астон.

– Его зовут Дени, – вздохнув, поправил Беньямин. – Он из Франции.

– Qui, monsieur. – Винсент закатил глаза и поставил пакет на стол, так чтобы до него не мог дотянуться Астон.

Винсент все еще не мог смириться с тем, что его дочери исполнилось семнадцать лет и она вправе сама распоряжаться своей жизнью. Все пытался напомнить Ребекке, что, пока она живет под родительской кровлей, должна уважать правила этого дома и закон, в конце концов! С другой стороны, Винсент видел, что давно перестал быть для Ребекки непререкаемым авторитетом. Наверное, это нормально. Тем не менее странно. Марии же, напротив, как будто нравилось, что Ребекка большую часть времени проводит вне дома.

– Дени, l’homme mysterieux [6], – произнес Винсент, демонстративно артикулируя и пожимая плечами в карикатурном «французском» жесте. – Когда мы наконец его увидим? Он реально существует? C’est reel?

– Именно поэтому она никогда не приведет его сюда. – Беньямин еще раз вздохнул и вышел из-за стола.

– Пусть хотя бы предохраняется хорошенько, – заметила Мария, ополаскивая чашку в мойке.

Винсент тяжело вздохнул. Чувство такта – это не про его жену. Про себя он отметил, что никогда не спрашивал Марию, чем та занималась, когда ей было семнадцать лет.

– Ей нужны резинки? – спросил Астон с набитым ртом. При этом целая горсть хлопьев упала на пол.

– Об этом должен позаботиться Дени, – без тени смущения ответила Мария. – Папа тебе расскажет.

Винсент закрыл лицо руками. Если для «Узников форта» сейчас неподходящее время, тем более не стоит с утра пораньше поднимать тему пчелки и цветка.

– А я все равно не хочу в школу, – снова заныл Астон, к облегчению Винсента направляя тем самым разговор в другое русло.

– Ты и не пойдешь в школу, у тебя группа летнего отдыха, – ответил он сыну. – И осталось всего несколько дней. Потом – каникулы.

– Боже, как здесь душно! – воскликнула Мария и открыла окно. – А ведь еще девяти нет… Я хочу купить Астону новый солнцезащитный крем.

Она вышла в ванную, а Винсент тем временем взял тряпку и принялся подбирать с пола липкие хлопья, вытирая сразу же вспотевший лоб. Перед его внутренним взором предстала другая квартира. Просторная, прохладная комната со светло-серыми стенами, где просто не могло быть ни йогурта на полу, ни висящего в воздухе напряжения, в любую минуту готового разразиться грозой.

Квартира Мины. Он был там два раза, и в обоих случаях это нельзя было назвать романтическим вечером для двоих. В первый раз Винсент утешал Мину после встречи с Натали. Во второй она – ни больше, ни меньше – обвинила его в убийстве. Но все это не имело значения. Винсент тосковал по опрятной квартире. Бывшая коллега даже не подозревала, в какой роскоши жила.

* * *

Она определенно видела эту женщину раньше, хотя и не могла вспомнить, где именно. Натали оглянулась через плечо. Она осталась ночевать у подруги, поэтому была единственной из компании, кто утром сел на электричку в город. Остальные перешли на другую сторону перрона.

– Привет, – обратилась к ней женщина.

Натали вздрогнула. Задумалась на несколько секунд, отвечать или нет. В детстве ее учили не заговаривать с незнакомыми взрослыми. Но ведь вежливость никто не отменял. Да и женщина не выглядела опасной, совсем напротив. Красивая, несмотря на возраст. Длинные светлые волосы зачесаны назад и собраны в пучок на затылке. Ни грамма косметики. Длинные собственные ресницы обрамляют ярко-голубые глаза. Лицо свежее, почти без морщин. Интересно, сколько ей лет? Натали никогда не могла угадать возраст пожилых людей. Может, все шестьдесят…

– Здравствуйте, – осторожно ответила Натали, когда поезд уже подъехал к платформе.

Женщина вошла в вагон следом за ней. Натали устроилась в пустом четырехместном ряду. Утро пятницы, но летом электрички ходят почти пустые.

Женщина села напротив. Натали отвернулась к окну. Странно все-таки… Поезд тронулся с места и набирал скорость, так что дома за окном проносились все быстрее.

Натали вытерла капельки пота на лбу и осторожно взглянула на пожилую незнакомку. Снаружи жара стояла стеной. Натали вспотела после короткой прогулки до метро и с большим облегчением окунулась в спасительную прохладу вагона. Но женщина выглядела безупречно – ни единого пятнышка пота на белой блузке и такого же цвета юбке.

Их взгляды встретились. Смущенная, Натали снова отвернулась к окну. Пялиться на людей неприлично, но в этой даме действительно чувствовалось что-то родное. Мозг Натали лихорадочно работал, вороша самые потаенные уголки памяти в поисках чего-то, что могло бы помочь идентифицировать это до странности знакомое лицо. И что-то как будто медленно зашевелилось на периферии, но никак не хотело двигаться вперед и вверх, оставаясь вне досягаемости для сознания. Неясное воспоминание, ускользавшее всякий раз, как только Натали пыталась его ухватить…

Объяснение могло оказаться до банальности простым. Что, если Натали видела эту женщину по телевизору? Знаменитости часто внушают это чувство, даже если не знаешь, кто они, и только пару раз видела в новостях.

В динамиках зазвенело, и бодрый женский голос объявил следующую остановку:

– Гюлльмаршплан.

Женщина встала. Натали старалась не смотреть на нее, но что-то заставило ее перевести взгляд с окна на легкую фигуру в белом.

Незнакомка протянула ей руку:

– Ты не должна меня бояться, Натали, – тихо сказала она. – Я твоя бабушка. Ты действительно совсем не помнишь меня?

Все фрагменты пазла сразу встали на места. Сколько себя помнила, Натали никогда не встречалась с бабушкой. Даже не была уверена, что таковая у нее есть. Тем не менее глаза не обманывали. Натали сразу уловила что-то родное в этом милом лице. Ошеломляющее чувство, похожее на встречу с частью себя, о существовании которой до сих пор не подозревала. Вместе с этим чувством пришла уверенность в его истинности.

Это действительно была ее бабушка.

Натали взглянула на протянутую ей руку. На запястье синяя резинка, и тугая, судя по красноватому следу вокруг сустава. Глупо бояться пожилой женщины с резинкой на запястье.

– Пойдем со мной, дорогая, – продолжала бабушка, призывно взмахнув рукой. – Я хочу показать тебе кое-что. Я так долго ждала этого часа…

* * *

Проснувшись, я сажусь, прислонившись спиной к стене. Чтобы видеть, не собирается ли кто-то из них сделать какую-нибудь глупость. Хотя на ужин они и дали мне мороженого и разрешили смотреть «Лего-фильм», сколько захочу.

Но я ненавижу «Лего». И не верю этой злой тете, которая все равно не отпустит меня домой.

Я здесь уже давно. Сотни дней, наверное, хотя и знаю, что их прошло всего два.

Я устал плакать. Я столько раз спрашивал их, умерли мои мама и папа от рака или нет. Но они не отвечают.

Я просто хочу домой. Я сказал им об этом вчера. Столько раз просил отвезти меня к папе и маме, что у меня заболел живот. Больше я просить не могу.

Я не хожу в детский сад. Вчера меня там не было, и позавчера тоже. А мы должны были строить ракеты для космического проекта. Папа хотел купить мне «Феррари», и еще я собирался показать им, как танцуют «Гангнам-стайл». Теперь ничего этого не будет, и во всем виновата тетя.

Она заходит ко мне, снова и снова. Говорит, что есть еще мороженое, но я не отвечаю. Представляю себе, что этой тети не существует.

Ничего этого не существует – ни комнаты, ни глупых взрослых.

Ни меня.

* * *

– Доброе утро, – сказала Юлия.

Мина ответила нерешительным взмахом руки.

Юлия стояла у доски для презентаций, в передней части зала. Мина отметила про себя, что она выглядит очень уставшей.

– После вчерашней пресс-конференции было много звонков, – начала Юлия. – Пропавший ребенок всегда будоражит общественность. Наша горячая линия буквально раскалилась. Но мы не должны забывать, что сегодня исполняется два дня с момента исчезновения Оссиана. Поэтому не будем терять времени. С каждым часом вероятность того, что мы его найдем, уменьшается.

Боссе, гавкнув, покинул свой топчан и улегся в ногах Педера, который, несмотря на жару, не спешил прогонять собаку – из опасения навлечь на себя гнев Кристера, как подозревала Мина. Никто не мог помешать отдыху его любимца безнаказанно. Так или иначе, резкий звук помог Мине сосредоточиться.

– Все как обычно, – продолжала Юлия. – Мешанина сплетен, мести, чистых фантазий и принятия желаемого за действительное. Оссиана видели от Кируны до Истада, были даже наводки из Дании и Норвегии. Нам предстоит перерыть гору мусора, отделить, так сказать, зерна от плевел. Со всем этим мы сталкивались раньше. Кристер уже разбирается со списком маньяков и извращенцев, кто из них на данный момент на свободе. И Сара из аналитического отдела опять с нами.

Сара коротко кивнула коллегам. Она оказала неоценимую помощь в деле Яне, сестры Винсента, когда нужно было проанализировать трафик мобильных телефонов. Когда дело касалось сортировки информации, Саре вообще не было равных.

Мина заметила, что Рубен избегает смотреть на Сару. И это Рубен, раньше глаз не сводивший с любой новой женщины! В прошлый раз они с Сарой даже повздорили на этой почве. Здесь было над чем задуматься. Вообще за последний год Рубен действительно стал мягче. Все так же много говорил, но что-то в нем, безусловно, изменилось.

– Педер у нас эксперт по сортировке. Поэтому я поручаю тебе и Саре рассортировать все поступающие звонки. Отделить самые бестолковые от тех, что не лишены рационального зерна. Выделить те, на которые нужно обратить внимание в первую очередь. Только осторожнее, не пропустите чего-нибудь важного. Такой роскоши мы позволить себе не можем.

Мине нравилась Сара. Она была проницательным аналитиком. Да и Педер, судя по его лицу, был рад заполучить такого помощника. Он как будто попытался пошевелить ногой и побеспокоил Боссе, который заворочался во сне и еще сильнее прижался к его ноге.

– Рубен, ты работаешь с Кристером. Посмотрите списки. Есть там что-нибудь, достойное нашего внимания?

– Конечно, – кивнул Рубен.

– Вот и отлично, – отозвалась Юлия. – Значит, продолжаем работать. Помните, что Оссиан не вполне вписывается в шаблон пропавших и не вернувшихся сразу детей. Чаще всего в таких случаях ребенка похищает один из родителей или его помощник, то есть преступник – хорошо известное лицо. Но в данном случае нет ничего, что указывало бы на похитителя. Прослеживается разве что неутешительное сходство с делом Лилли Мейер, где от похищения до обнаружения трупа прошло три дня. Оссиана нет уже два дня, поэтому мы не имеем права на ошибку. Мы должны найти его, уже сегодня. Выбора у нас нет.

* * *

Рубен провел ладонью по лицу и вздохнул:

– Не понимаю, почему нас должно быть двое?

– Потому что так пойдет в два раза быстрее, – ответил Кристер. – После того как ты войдешь в систему, во всяком случае.

У Рубена не было ни малейшего желания просматривать списки маньяков. Он не был создан для подобной работы, в отличие от усидчивого Кристера.

План состоял в том, чтобы отправиться к Эллинор уже вчера, но потом планы пошли прахом. Все верно: Эллинор может ждать, Оссиан – нет. Но что-то в Рубене уже успело прийти в движение, и это было трудно остановить.

– Я к Педеру и Саре, – сказал он. – Может, у них есть что-нибудь, чем, по их мнению, нам стоит заняться… На обратном пути прихвачу кофе.

Кристер выглядел так, будто хотел протестовать, но при упоминании кофе не смог противостоять соблазну и кивнул.

– Юлии это не понравится, – пробормотал он. – Так что прихвати чашки побольше.

Рубен заглянул в кабинет Педера. Тот, в наушниках, делал пометки на полях записей «горячей линии». Сара, похоже, просматривала стопку электронных писем.

– Хорошо все-таки, что вы сидите здесь, а не в аналитическом отделе. – Рубен улыбнулся Саре.

Они натыкались друг на друга по несколько раз в день, и у Рубена сложилось впечатление, будто он ей не нравится. Он не имел понятия, в чем здесь может быть дело, но был полон решимости исправить ситуацию. Сара – привлекательная женщина с пышными формами – была ему ровесницей, то есть на несколько лет старше тех, кого обычно предпочитал Рубен. Аманда напомнила бы ему, что слово «предпочитал» употреблено здесь в прошедшем времени.

– Не знаю, пережил бы я переход туда по такой жаре, – поспешил пояснить свою мысль Рубен.

Сара оглядела его с головы до ног.

– А вам была бы полезна небольшая пробежка, – заметила она.

«Тебе тоже», – мысленно ответил Рубен. Эта жара определенно действовала всем на нервы.

– Есть что-нибудь интересное? – спросил он, не оставляя попыток быть вежливым.

Сара протянула ему несколько бумаг:

– Вот то, что мы считаем приоритетным. Надеемся найти еще, но большинство звонков, к сожалению, бесполезны. Это не значит, что мы сразу отправим их в мусорную корзину. Но сначала те, где рациональное зерно усматривается с первого взгляда.

Рубен пролистал бумаги – пять штук. Похитители Оссиана хорошо поработали, сделав себя невидимыми. Взгляд упал на случайно подвернувшейся текст. Некто из Эстермальма слышал крик ребенка через стену. Наводка как наводка, не лучше и не хуже остальных. Но Рубена зацепил адрес. Дандерюдсгатан. Где он уже мог это видеть?

Рубен достал телефон и написал Кристеру:

Ищи Дандерюдсгатан в реестре преступников. С меня кофе.

– Знаешь, я ведь рядом, – послышался голос Кристера из глубины коридора. Можем поговорить и так.

Сара рассмеялась, и Педер поднял глаза.

– Рубен? – растерянно спросил он и снял наушники. – Ты что-то хотел?

– Поздно, – бросил Рубен через плечо, выходя из кабинета. – Тебе повезло с помощницей. Спасибо, Сара!

Он завернул за угол, к кофейному автомату. Юлия вышла из кабинета и проследовала мимо него в противоположном направлении. Телефон засигналил – пришло сообщение от Кристера:

Никаких упоминаний о Дандерюдсгатан. К кофе есть виски?

Он еще шутил…

Юлия, с прижатым к уху телефоном, как будто не заметила Рубена. Это, помимо прочего, указывало на то, что она не в лучшем настроении. Ничего не поделаешь, кофе подождет.

– Юлия! – закричал Рубен, догоняя ее по коридору. – У меня здесь кое-что…

– Только подгузники «Ап-энд-гоу», – прошипела Юлия в трубку, – и ты это знаешь. Еще раз подотрешь полотенцем – и будешь стирать сам. – Она дала отбой и повернулась к Рубену: – Да?

Юлия обмахивалась рукой. От жары воздух в здании стал плотным, как стена.

– Ну я… как ты, вообще? Собственно, я видел тебя только со спины, но… ты в порядке?

Юлия подозрительно прищурилась.

– Со спины? – переспросила она. – Если это намек сексуального характера, то я ничего не поняла.

– Да нет, просто я подумал… а, черт! В общем, я насчет той наводки из Эстермальма. Дандерюдсгатан. Кто-то услышал за стеной детский плач и подумал, что сосед не из тех, у кого могут быть дети.

– Таких звонков много, к сожалению, – вздохнула Юлия. – Нервные соседи – одна из проблем этого города.

– Возможно. Но меня там что-то зацепило. Насчет Дандерюдсгатан, кстати, я уже обращался к Кристеру. Он ничего не нашел. Тем не менее адрес меня не отпускает.

У Юлии между бровей обозначилась заметная морщинка. Под тонкой блузкой как будто бежала струйка пота, но Рубен старался не смотреть туда.

– Это не похоже на тебя, Рубен, – сказала Юлия. – Настолько доверять интуиции, я имею в виду.

– Я знаю, Юлия. И тем не менее думаю… там что-то есть. Я не могу тебе этого объяснить. Пока не могу. Но да… я почти уверен.

Юлия смотрела на Рубена.

– Ну хорошо, – сказала она. – У тебя ровно час, чтобы хоть как-то обосновать свои смутные предчувствия. Больше дать не могу. Нам нужно заниматься другими звонками.

Итак, ровно час и ни минутой больше. Рубен знал, что он прав. Вопрос, как убедить в этом остальных. Дандерюдсгатан – где-то она уже мелькала. Давно, похоже… Много лет тому назад. Воспоминание призраком маячило в подсознании, почти неуловимое, но оно определенно было. У него час времени на то, чтобы вспомнить, что за этим стоит.

* * *

– Какая ерунда… Тебе не следовало приезжать сюда.

Мириам Блум громко возмущалась в машине всю дорогу от Окерсберги, но Адам игнорировал ее протесты. Ему нравился звук ее голоса, даже когда она злилась. Мириам всегда говорила с ним по-шведски, с тех пор, когда он был совсем маленький. Но суахили сквозил, придавая шведскому странную мелодичность. Шведский в исполнении Мириам.

– У тебя есть более важные дела, – продолжала она. – Много работы… ты не можешь позволить себе отгул.

Адам отыскал свободное место на парковке перед онкологическим корпусом Каролинской больницы. Он медлил с ответом, осторожно маневрируя к слишком узкому прямоугольнику.

– Сиди, сейчас я тебе помогу.

Он быстро обошел машину, потому что знал, что иначе она попытается выбраться самостоятельно.

– Боже мой, как ты меня заботишь…

– Надо говорить «обо мне заботишься».

– Не учи старую мать! – Мириам хлопнула его ладонью по макушке.

Адам привычно пригнулся. Когда он плохо вел себя в детстве, вместо ладони могла быть и деревянная ложка. Или материнская сандалия, если на то пошло. И далеко не всегда удавалось увернуться.

– Тебе не с кем общаться, – ворчала Мириам. – Когда наконец у тебя будет девушка?

Адам вздохнул. Мама поставила заезженную пластинку.

– Сейчас не время, – ответил он. – Я весь в работе, и…

– Знаешь, ничего страшного, если она будет белая, – перебила его мать. – Главное, чтобы не дурочка. И с широкими бедрами, чтобы могла подарить мне много внуков.

Мириам тяжело повисла на его руке.

– Вот, значит, как, – рассмеялся Адам. – Тебя не волнует моя личная жизнь. Ты просто хочешь стать бабушкой.

Сколько Адам себя помнил, она была большой. В детстве он любил заползать на ее руки, позволяя теплу окутать себя. Только там и чувствовал себя в безопасности. Это благодаря Мириам Адам все еще верил в этот мир, вопреки тому, с чем имел дело по работе.

– Хотя, знаешь, в моей жизни уже есть женщина, – сказал он. – Ты права, в отделении сейчас запарка, но часок они обойдутся и без меня. Что если с тобой что-нибудь случится? Отвезу тебя домой – и сразу на работу. Обещаю.

– Я могла бы взять такси.

– Такси тебе не по карману, мама. Ты любишь свою работу, но я-то знаю, какие зарплаты в социальных службах.

– Что за упрямый ребенок! – Мириам вытерла лоб носовым платком.

– Никогда не задумывалась, откуда у меня это? – спросил Адам, придерживая для нее дверь приемной. – И внуки будут такими же.

Он старался не смотреть на вывеску. «Кабинет онколога». Никогда не думал, что придется иметь дело с этим.

Адам наклонился к окошку регистратуры:

– Мы записаны к доктору Шёнгрену.

– Ждите, вас вызовут.

Его всегда тошнило в больничной обстановке. Адам посадил Мириам на стул и направился за пластиковым стаканчиком воды. К счастью, в зале ожидания было прохладно. Адам почувствовал, как под мышками начал высыхать пот. Рядом Мириам припала к стаканчику. Когда она напилась, Адам взял ее запястье. Мириам удивленно взглянула на сына и отдернула руку. После чего легонько стукнула его по голове.

– Сиди!

– Что, нельзя немного поухаживать за любимой мамой? – рассмеялся Адам.

Мириам фыркнула:

– Ты заставляешь меня волноваться еще больше. Сиди!

Адам снова взял ее руку. И на этот раз Мириам позволила ему это сделать.

* * *

Мина устроилась рядом с Кристером за компьютером, на экране которого мелькали лица из реестра преступников. Столько хищников, способных разрушить жизнь ребенка ради нескольких мгновений ощущения собственной силы… Или ради сексуального удовлетворения. Хотя большинство этих людей признано психически неполноценными и не отвечает за свои действия. Как полицейский, Мина должна исходить прежде всего из этого. Тем не менее в голове волей-неволей мелькала мысль об исключительных случаях, когда законом должна быть разрешена смертная казнь.

Рубен стоял рядом, скрестив руки, пока Кристер с тоскливым видом просматривал реестр по его просьбе. Под мышками Рубена, несмотря на скрещенные руки, прорисовывались довольно четкие, неприятные круги.

Мина поежилась, и Кристер протянул ей маленький вентилятор на батарейках. Он нашел их в магазине, по десять крон за штуку. И, судя по высоте стопки рядом на стуле, купил не меньше полсотни.

Он вопросительно поднял брови, когда Мина покачала головой. Меньше всего хотелось смахивать на свое лицо частицы пота Рубена и Кристера, к тому времени гарантированно висевшие в воздухе толстым слоем. Уж лучше жара.

Кристер дошел до конца списка.

– Нет, – покачал он головой. – Никто из тех, кто живет в Стокгольме, на пушечный выстрел не приближался к Дандерюдсгатан. Собственно, это мы уже проверяли. И пробили по базе всех из дома по Дандерюдсгатан, двенадцать, откуда поступил звонок. Ничего. Как насчет того, чтобы все-таки переключиться на другие наводки?

– Нет, – Рубен покачал головой не менее решительно. – Там что-то есть. Может, похитителю присвоено защищенное имя, поэтому его и нет в реестре?

– Теперь ты хватаешься за соломинку. Единственная причина, по которой мы могли бы дать педофилу защищенное имя, – угроза его жизни. Извини, не могу припомнить ничего подобного. Во всяком случае, в делах, где были замешены женщины. Ведь Оссиана похитила женщина, так?

– Это не значит, что он все еще с ней, – возразил Рубен.

Мина достала телефон, протерла его влажной салфеткой и открыла в «Гугл-картах» Дандерюдсгатан. Когда появился спутниковый снимок, разворачивала его, пока не получила четкое представление о том, как выглядит это место.

– Жильцов из десятого и четырнадцатого домов вы тоже проверили?

– Нет, а зачем? – в свою очередь спросил Кристер, не отрываясь от экрана.

– Двенадцатый дом находится между ними, есть общие стены. Так что сосед звонившего с тем же успехом может проживать в десятом или четырнадцатом доме.

Мина подняла телефон и показала карту. Кристер вздохнул и открыл адресную книгу.

– Дандерюдсгатан, четырнадцать, – объявил он. – Жильцы – Матс Пальм, Ингрид Бьёрнссон, Герхард Фриск. Остальное – офисы. Ничего не зацепило?

Рубен покачал головой.

– У нас еще Дандерюдсгатан, десять, – продолжал Кристер. – Там тоже не так много квартир. Андреас Виландер, Ленор Сильвер, Матти…

– Стоп! – перебил его Рубен. – Это она, Ленор… Черт, у тебя есть ее фотография?

Кристер забил имя в поисковик «Гугла».

– Увы, – вздохнул он. – В социальных сетях ее тоже нет… Почти. Есть страничка на «Фейсбуке», но она не обновлялась вот уже пять лет. И смена фотографии профиля – последнее, что сделала там Ленор.

– Да, черт возьми, это она! – воскликнул Рубен. – Другой цвет волос, другая стрижка, грудь… э-э-э… стала меньше. Но это она.

Мина терялась в догадках.

– Вы знаете, что я не забываю ни одного лица, – сказал Рубен. – Это одна из моих многих сверхспособностей. С адресами хуже, но такие вещи все у меня в голове…

– Так объясни нам, простым смертным без сверхспособностей, – перебил его Кристер, – кто она и откуда?

– Помните дело о торговле людьми пять лет тому назад? Десять человек получили хорошие сроки. И действовали они в центре Стокгольма, в окружении соседей, которые ни о чем не догадывались.

Мина хорошо помнила это дело. Возраст пострадавших детей заставил судью принять жесткое решение. Преступники получили от четырех до десяти лет лишения свободы. Хотя Мина сочла приговор слишком мягким.

– Там всем заправлял некто Каспар Сильвер, – продолжал Рубен. – Сестра которого на суде дала показания в его пользу. Она утверждала, что Сильвер невиновен и за всем этим стоит кто-то другой. При этом не могла назвать его имени.

– Сильверу это не помогло, – напомнил Кристер, кивнув. – Он получил самый большой срок.

– Сестра исчезла после шумихи в СМИ. – Рубен показал на монитор. – Очевидно, изменила стиль и перестала пользоваться социальными сетями. Тем не менее она узнаваема. Знакомьтесь: Ленора, сестра Каспара Сильвера. Та самая, которая утверждала, что за похищениями детей стоит кто-то другой. Думаю, она имела в виду себя. И сейчас просто продолжила с того места, где остановилась.

Вентилятор в руке Кристера негромко хлопнул и замолчал. Кристер бросил его в кучу таких же неработающих.

– Я немедленно свяжусь с Юлией, – сказала Мина. – Рубен, можешь вызвать пикет? Нужно срочно ехать на Дандерюдсгатан, десять.

* * *

Винсент наблюдал за рыбками в аквариуме и складывал лист желтой бумаги, по ходу припоминая инструкцию. В кои веки он выступает в Стокгольме, так что пара часов в запасе еще есть.

Когда дети были маленькие, им захотелось иметь настоящего домашнего питомца. Что в их понимании означало животное, которое можно погладить. Они клялись и божились, что будут заботиться о нем сами. Но Винсент знал цену их клятвам. Поэтому появились рыбки. Он выбрал американскую морскую собачку – название, которое Астон нашел забавным. И они любят есть из рук хозяина. Хотя, конечно, это далеко не то же самое, что гладить настоящую собаку. Но за неимением лучшего сгодится.

Всех, включая его самого, удивляло, что Винсент был единственным в семье, кто действительно любил рыбок. Иногда ему казалось, что они были его единственными друзьями. В такие дни тень прошлого была особенно активна и заслоняла настоящее почти целиком. Можно сказать, Винсент переживал затмение.

Он хорошо знал эту тень.

Винсент отложил сложенную бумагу и взял следующий лист. Сегодня день рождения его матери. Семья ничего об этом не знает. Чем меньше они будут копаться в его биографии, тем лучше.

Он еще раз закрепил складки, после чего соединил обе части. Модель оказалась слишком сложной, чтобы ее можно было сложить из одного листа. Оставалось нарисовать пятна – и оригами-леопард готов.

Когда-то Винсент подарил такого маме на день рождения и с тех пор делал их каждый год. В качестве скромной дани прошлому и в память о том, как она в тот день выглядела. Проблема заключалась в том, что тот же леопард напоминал ему о Яне. А от этих мыслей Винсент сейчас хотел бы держаться подальше.

Лучше сосредоточиться на морской собачке. Семейство Umbridae. Из этих букв можно составить «Dubai», «radium» и «Burma». Однако, как ни напрягался Винсент, не мог обнаружить никакой сколь-нибудь значимой связи.

Он покачал головой. Иногда это не срабатывает. И тогда только он и рыбки противостоят остальному миру. Дом пуст, и само существование семьи ставится под вопрос. Может, это не более чем его галлюцинация? И только появление в дверях Ребекки, ткнувшейся носом в телефон, или Астона, рванувшего входную дверь, чтобы забежать в туалет в уличных ботинках, может вернуть Винсента к действительности.

С другой стороны, когда все они дома, ему приходится всеми силами воплощать в жизнь их представления о хорошем отце и муже. Винсент подозревал, что и в том, и в другом качестве оставляет желать много лучшего.

Он насыпал в ладонь корм для рыбок.

Но с Миной… с ней он был самим собой.

Даже не пытаясь стать кем-то другим.

Эти мысли нередко посещали его, хотя Винсент и понимал, что они бесполезны. Мина осталась в прошлом, это нужно наконец принять. Ее даже не было на вчерашней пресс-конференции. У нее своя жизнь.

Но факт оставался фактом: с Миной Винсенту всегда было хорошо и никогда плохо.

Пока морские собачки приятно щекотали кончики пальцев, Винсент размышлял о том, что бы это могло значить.

* * *

– Почему мне не разрешали встречаться с тобой раньше? Папа этого не хотел, или дело в тебе?

Она с любопытством смотрела на женщину, которая оказалась ее бабушкой. Бабушкой, о существовании которой Натали даже не подозревала. Наверное, потому что давно для себя решила, что бабушка, как и мама, умерла. Папа никогда не говорил о родственниках со стороны мамы, даже если Натали спрашивала. Поэтому самым разумным было предположить, что их нет. Не только разумным, но и по-своему удобным. Тоска по матери сама по себе – нелегкое бремя, вне зависимости от того, помнишь ты мать или нет. Мучиться вдобавок мыслями о бабушке означало еще больше усложнять себе жизнь. Но теперь она здесь, бабушка Инес. Поэтому старые решения и предположения, хочешь не хочешь, придется пересмотреть.

– Со временем я отвечу на все твои вопросы, – сказала бабушка.

– Что это за место? – с любопытством спросила Натали.

Они проехали от Гюлльмаршплана до Шлюза, оттуда автобусом до Вермдё, оставив шумный город далеко позади. Теперь шли по узкой дороге, и вокруг была только зелень, загоны с пасущимися овцами да редкие, разбросанные по пустоши домики.

– Здесь я и живу, – сказала бабушка.

Натали поправила на груди ремень сумки. Телефон снова завибрировал. Папа, кто же еще… Он названивал ей вот уже больше часа. Этого следовало ожидать. Натали действительно обещала ему сразу ехать домой. Но она имела все права злиться на отца, который столько лет замалчивал существование бабушки. Он полностью контролировал жизнь Натали. Для ее же безопасности, как объяснял сам. По сути, держал ее под замком. А если куда и выпускал, Натали знала, что охрана где-то неподалеку. Она не всегда их видела, чаще только чувствовала их присутствие. А потом у папы еще хватало ума спрашивать, почему Натали с таким трудом заводит друзей… Идиот.

Отправляясь в гости к бабушке Инес, Натали отправила ему сообщение:

Я с бабушкой. С БАБУШКОЙ – понимаешь? К ужину не жди.

После чего добавила смайлик – выставленный вверх указательный палец. В желудке затрепетало. Никогда еще Натали не выказывала столько открытого неповиновения отцу. Где-то она понимала, почему он ее так опекает. Мама погибла в автомобильной аварии. Их осталось двое. Неудивительно, что он так беспокоится за дочь.

Но теперь-то она знала, что есть кое-кто еще. Столько лет Натали ждала кого-то, кто мог бы хоть что-то рассказать о матери, бывшей до сих пор не более чем смутной тенью где-то на периферии сознания… Кто сделает это лучше бабушки? Теперь не нужно по капле выжимать сведения о маме из отца. И пусть катится в ад со своими запретами!

– Осталось подняться на холм – и мы на месте.

Бабушка указала на невысокий холм, на котором на столбе была прикреплена табличка: «Эпикура».

– Что это? – удивилась Натали. – Похоже на название конференц-зала. Ты здесь живешь?

Она нахмурилась. И тут ее глазам открылось нечто поразительное.

– Ух ты…

– Да, я здесь живу, – гордо подтвердила бабушка. – Только у нас не проводятся конференции. Курсы работают, это да.

– Что это за место? – По спине Натали стекла струйка пота, образовав мокрое пятно на футболке.

– Могу провести для тебя экскурсию. Проще показать.

На вершине холма Натали остановилась перевести дыхание. С грустью отметила про себя, что дышит тяжелее, чем бабушка, вообще выглядевшая на удивление здоровой и крепкой для своего возраста.

Дом сверкал белизной в солнечных лучах. Архитектура будущего – два вытянутых крыла по обе стороны.

– Ух! – только и смогла выдохнуть Натали. – Представить только, что я могла бы проводить здесь каникулы, вместо того чтобы все лето торчать в городе…

Бабушка улыбнулась. Потом натянула синюю резинку на запястье, отпустила и на секунду зажмурилась, когда резинка вернулась в исходное положение.

– Разве тебе не больно? – удивилась Натали.

– В этом и смысл, – ответила бабушка. – Я все объясню в свое время. Оглядись! Чувствуешь энергию? Здесь повсюду разлита положительная энергия. Здесь можно дышать, чувствуешь?

Бабушка закрыла глаза и втянула животом воздух. Натали сделала то же самое, каким бы глупым это ей ни казалось. Она хотела вести себя как взрослая женщина. Когда же закрыла глаза, все вокруг словно остановилось. Теперь Натали слышала только собственное дыхание и пульсацию крови в венах. Воздух в легких ощущался как чистый и прохладный. Листья деревьев шептались под ветром.

И тут Натали осознала одну вещь. Сегодня среди стволов деревьев не прятались мужчины с наушниками в ушах. Не было никого, кто мог бы увезти ее домой. Охрана почему-то не явилась. Единственным возможным объяснением было, что отец велел им оставить Натали в покое. Другими словами, он знал о встрече с бабушкой. Трудно поверить, чтобы отец настолько доверял ей, с учетом того, что никогда не упоминал о бабушке. Но другой причины просто не могло быть. Положа руку на сердце, Натали не очень-то волновала причина. Главное, в кои-то веки ей предоставили свободу.

Натали почувствовала чужую руку в своей.

– Ну, давай же. Сейчас ты увидишь мой дом.

От бабушкиной руки по телу разлилось тепло. Телефон в сумке снова завибрировал. Натали оставила это без внимания.

* * *

Пикетный автобус припарковался на Энгельбректсгатан, в одном квартале от дома Леноры Сильвер. Незачем было лишний раз навлекать на себя подозрения. Тем более что против Леноры Сильвер у полиции ничего не было, кроме косвенных улик. Не считая убежденности Рубена, конечно.

Адам надеялся, что Рубен не сядет в автобус. В последний раз, когда они вместе посетили детский сад Оссиана, участие Рубена вылилось в ненужную головную боль. С другой стороны, эта наводка – одна из многих. Каждый человек на вес золота, когда силы полицейских рассредоточены по всему городу.

Рубен коротко представил Адаму парней из пикета и шепотом заметил, что Адам может засечь по секундомеру, когда Гуннар впервые упомянет, что сработан из суровой северной древесины.

– Ленор, – произнес вдруг Гуннар. – Черт, я ее помню. Особенно дыни… Да уж, есть что вспомнить, скажу я вам.

Он изобразил руками перед грудью две округлые выпуклости. Коллеги покачали головами, но смущенные улыбки свидетельствовали о том, что в принципе они не возражают против подобных шуток. Адам вздохнул. Что ж, таков, как видно, неписаный закон. В каждой команде должен быть кто-то вроде Гуннара.

– Ты как будто говорил, что они стали меньше, Рубен? – продолжал Гуннар. – Какая жалость! Люди совсем не ценят того, что имеют. Но, может, она не станет возражать против суровой северной древесины… – Он многозначительно моргнул.

– Ни малейшего шанса с таким бочонком. – Рубен похлопал Гуннара по животу. – Хотя форма в таких делах хорошо помогает. Уж мне-то можешь поверить.

Последние слова повисли в воздухе, пока коллеги в автобусе их переваривали. Адам ни на секунду не поверил, что Рубен мог быть настолько близок с Ленорой. Зато Гуннар громко рассмеялся и стукнул Рубена по спине:

– Я должен был сам догадаться! Ты охотишься за всем, что движется.

На какое-то мгновение Адам заглянул Рубену в глаза и удивился, встретив их измученное выражение. Так или иначе, сейчас не до болтовни. Часы тикают.

– Ну хватит, – оборвал он Гуннара. – Давайте сосредоточимся на том, зачем мы здесь. Мы не знаем, найдем ли Оссиана у Ленор и кого вообще можем там обнаружить. Но мы должны свести риск провала к минимуму, поэтому прибыли сюда почти в полном составе. С другой стороны, важно не спугнуть ее. Нам придется балансировать как на канате. До сих пор операциями руководила Юлия. Но сегодня она занимается другими вопросами, так что я беру управление на себя.

Гуннар недовольно заворчал. Адаму ничего не оставалось, как проигнорировать это. Он не знал даже, реакция ли это на цвет его кожи, или коллеге до сих пор не дает покоя грудь Ленор. А может, это запоздалое возмущение тем, что до сих пор операциями руководила женщина?

– Благодаря Юлии у нас есть наблюдатель в штатском на той стороне улицы, – продолжал Адам. – По словам управляющего домом, ворота с фронтальной стороны – единственный путь туда и оттуда. Задний двор окружен домами и не имеет выхода на улицу. На всякий случай там мы тоже поставили своего человека.

– И каков план? – спросил Гуннар. – Штурм?

– Нет. Я пойду к ней и поговорю.

– Говорить? С ней? – вскричал Рубен. – Вы собираетесь договариваться насчет Оссиана? Помнится, в прошлый раз вы хотели быть хорошим полицейским. Но, знаете, сейчас для этого не совсем подходящее время.

Адам прищурил глаза и посмотрел на Рубена.

– Я не веду переговоров с такими, как Ленор, – коротко ответил он. – Но, думаю, у меня хватит ума выдать себя за кого-то другого и усыпить ее бдительность. Это даст возможность оценить ситуацию на месте. Если мы ошиблись квартирой, мы ведь не хотим раскрыть себя перед настоящими преступниками? Объявить во всеуслышание, что идем по их следу? Переговоры – моя профессия. Я учился этому и занимаюсь ими каждый день. Хотя, если вы хотите попробовать вместо меня…

Что-то сверкнуло в глазах Рубена, после чего мышцы лица расслабились. Адам намеренно спровоцировал его, догадываясь, что только этот язык и понятен Рубену. И, похоже, не прогадал.

– Так и быть, шоу ваше, – пробормотал тот.

Адам кивнул. Надел куртку с логотипом TryggBo [7], взял черную папку, ручку и, выйдя из автобуса, быстрыми шагами завернул за угол дома. Коллеги уже поджидали его у подъезда. После того как полицейские в штатском дали сигнал, что всё в порядке, оставшаяся часть оперативной группы совершила легкую пробежку к воротам в полном боевом снаряжении. Чем меньше их видели на открытом воздухе, тем лучше. Войдя в подъезд, полицейские рассредоточились внизу лестницы. Адам поднялся на второй этаж и тут же нашел дверь квартиры Ленор.

Он закрыл глаза. Адреналин запульсировал в теле. Если его станет слишком много, это будет серьезная помеха работе. Адам глубоко вдохнул через нос и выдохнул через рот, делая вид, что роется в папке, на случай, если кто-то наблюдает за ним через глазок в двери.

Вдох – выдох. Вдох – выдох.

Наконец он позвонил.

Ленор открыла спустя семь секунд. Достаточно быстро, но при этом она вполне могла успеть что-то спрятать. Или кого-то. Адам сразу узнал ее по фотографии в «Фейсбуке». Ленор стояла перед ним босиком, в шортах и майке. Одежда не для побега. Она явно не ждала полицию.

Адам сверкнул улыбкой, способной растопить айсберг.

– Здравствуйте, – сказал он. – Я из домоуправления. Как вы, наверное, знаете, мы проверяем последствия утечки на четвертом этаже.

Адам не спешил заглядывать в квартиру за ее спиной. Излишняя заинтересованность могла его выдать. Вместо этого он смотрел в глаза Ленор и продолжал улыбаться, в надежде, что она клюнет. Его слова «как вы, наверное, знаете» чисто механически должны побудить ее задуматься над тем, что он имеет в виду.

– Я впервые слышу об этом, – нахмурилась Ленор.

И прищурилась, словно о чем-то размышляя. Этого момента Адам ждал. Не отводя глаз от Ленор, он немного расфокусировал взгляд, стараясь разглядеть обстановку в квартире за ее спиной. За прихожей открывалась кухня. Адам заметил тостер и стенной бар. Ничего такого, что могло бы показаться странным.

Он опустил глаза, делая вид, что смотрит в бумаги. На самом деле Адам искал детскую обувь на полу. Три пары туфель на высоких каблуках от «Джимми Чу» и ничего такого, что могло бы подойти ребенку. Адам посмотрел вверх. Увидел пальто и куртки на вешалке рядом с Ленор. Зеркало, настоятельно требующее, чтобы его помыли. Вот, пожалуй, и всё.

Весь осмотр занял не более трех секунд. Пока никаких признаков того, что в квартире есть ребенок. Нужно постараться проникнуть глубже.

– Хм… – пробормотал Адам. – Вы должны были получить мое электронное письмо… Но это не имеет значения. Два дня тому назад на четвертом этаже произошла серьезная утечка воды. Мы оцениваем ущерб от последствий аварии. Вы тоже сможете подать заявление в вашу страховую компанию после нашего заключения. Могу я заглянуть в ванную комнату?

Адам подался вперед – и сам испугался собственной самонадеянности.

– Сейчас это не очень кстати, – ответила Ленор, бросив быстрый взгляд через плечо. – Я… я собралась уходить.

Проклятье. Она что-то заподозрила. Или что-то прячет в квартире. Потому что вряд ли собирается выйти на улицу босиком. Вопрос, что она прячет. Так или иначе, не в этот раз. Сейчас самое правильное отступить, чтобы дать угаснуть ожившему в ее глаза подозрению.

– Нет проблем, – грустно улыбнулся он и сунул ручку в карман. – Сегодня и завтра мы на объекте. Просто дайте знать, когда будете готовы. Или найдите время сами осмотреть ванную комнату. Хорошего дня!

Адам помахал рукой и отступил на шаг, прежде чем она успела ответить. Последним, что он видел, перед тем как дверь закрылась, было грязное зеркало в прихожей.

Мелкие продолговатые пятна на стекле.

Пять штук, рядом друг с другом.

На высоте около метра.

Как будто оставленные детскими пальцами.

Мало, конечно, но уже кое-что.

Есть над чем задуматься.

Он быстро спустился, перешагивая через ступеньки, и подал сигнал.

* * *

В телефоне – пять сообщений от Торкеля. Юлия всерьез задумалась над тем, чтобы заблокировать его номер. Номер мужа! Отца ее ребенка! Разве так можно?

Тем не менее он мешал работать. Каждый раз, когда цифра в красном кружочке увеличивалась на единицу, у Юлии словно земля уходила из-под ног. Она начинала ломать голову над тем, что могло понадобиться Торкелю на этот раз и насколько это важно. Это отнимало время, отвлекало от главного. Между тем рабочий день далек от завершения. Может, стоит обзавестись еще одним телефоном, на номер, известный только Торкелю? Чтобы Юлия могла спокойно положить его на дно сумки.

Пока она из чистого любопытства пролистывала настройки на предмет того, как заблокировать номер, поступил новый звонок. От Адама.

Юлия ответила и внимательно выслушала. Задала вопрос, после чего быстро вошла в открытое офисное помещение, где Мина, Педер и Кристер проверяли последние письма и звонки.

– Как дела? – спросила она.

– Хвалиться нечем. – Мина достала влажную салфетку и протерла компьютерную мышь. – Пока все они выводят на родителей маленьких детей в домах с плохой звукоизоляцией. В тех случаях, когда они вообще на кого-то выводят. А как поживает оперативная группа?

Мина выбросила салфетку в мусорную корзину, где уже громоздилась гора таких же.

– Только что звонил Адам, – ответила Юлия. – Они обнаружили пятилетнего ребенка в квартире Леноры Сильвер по Дандерюдсгатан, десять. И все указывает на то, что ребенок был похищен. Думаю, проницательное нутро Рубена заслуживает поощрения.

Мина, Педер и Кристер замерли на месте и уставились на Юлию.

– Слава богу, все закончилось! – нарушил наконец тишину голос Педера. – Он нашелся. Сегодня ночью я смогу спать спокойно.

Юлия покачала головой:

– Это не Оссиан. Они нашли девочку.

* * *

– Только четыре часа. – Анетт покачала головой. – Ты сегодня рано. Или этот красивый мужчина рассчитывает на пятничные объятия своей лучшей половины?

– Это то, о чем я могу только мечтать, – отозвался Педер. – Я ненадолго, сейчас возвращаюсь в отделение.

Он крепко обнял Анетт, вдохнув аромат ее любимых духов «Хлоя» и… свежей выпечки? Педер ахнул, увидев на столе мучные разводы.

– Когда ты успела? Ты ведь только что вернулась домой, так?

– Я не могла так это оставить, – объяснила Анетт. – Новая воспитательница в детском саду – пекарь от бога. Мне оставалось только купить присыпку по дороге домой.

– Ты – суперженщина. – Педер покачал головой. – Но я хочу поговорить с этой воспитательницей на предмет сдерживания порывов. Где девочки?

– Смотрят «Винкс» [8].

– Новые серии?

– Нет, старые. Только ты тройняшкам не говори. Они так обеспокоены тем, что Блум снова угодила в переделку…

– Опять что-то подожгла?

Анетт скосила глаза на мужа:

– Не знаю даже, насколько добавляет сексуальности мужчине знание детских анимационных программ с феями.

– Я играю с комбо, – улыбнулся Педер, направляясь в гостиную. – Ужасно сексуально.

Он изо всех сил старался сохранять шутливый тон и сам слышал, как неубедительно у него выходило.

Педер осторожно ступал по минному полю игрушек, в которое превратился пол. Нечистая совесть давила грудь. В такие дни, когда он жил в основном на работе, Анетт приходилось перебиваться одной. Справляться с тройняшками, которым исполнилось два с половиной года, и работать учительницей начальных классов. Педер обещал себе, что она будет спать все выходные.

– Папа! – в унисон прокричали три детских голоса.

Тройняшки вскочили с пола. Одно то, что Педер мог вырвать их из волшебного мира феи Блум, говорило о многом.

Три пары рук крепко обняли его за шею. Педер сглотнул, сдерживая слезы. Их теплые тела напоминали, почему сейчас он должен их покинуть. Был ли Оссиан таким же теплым, когда обнимал родителей? Наверное…

– Я скоро уйду, – прошептал Педер. – Мне всего лишь хотелось обнять своих маленьких принцесс.

– Мы не принцессы, папа! Мы феи. Как в «Винкс»!

– Извини, папа забыл… Феи, конечно. А я ведь… ем фей!

Педер зарычал, ткнувшись носом в тройняшек, которые завизжали от восторга. Но потом на экране начали происходить события, заставившие «фей» снова опуститься на пол и на время забыть о папе.

Некоторое время Педер наблюдал за ними, а потом пошел на кухню к Анетт. Времени оставалось принять душ и переодеться, но Педеру требовалась еще пара минут перевести дух. Несмотря на хаос – обычное состояние их дома, – только здесь Педер и черпал энергию, необходимую ему, чтобы справиться с ужасами, которые в избытке предоставляла его работа.

– Как ваши дела?

Анетт смотрела на него из-под челки, убирая кухню после выпечки кексов. Педер задумался. Перед ним стояла непростая задача. Затем рассказал о девочке, которую они нашли. Собственно, делиться с родными новостями с работы выходило за рамки этического кодекса полицейского, но в случае Педера это было необходимостью. Иначе он не нашел бы в себе силы и дальше делать свое дело. Анетт оставалась его единственной отдушиной. Иногда Педер спрашивал себя, насколько правильно втягивать ее в этот мрак. Но Анетт никогда не жаловалась. А он так нуждался в этих беседах…

– Но вы всё еще не знаете, где мальчик? – спросила она, распределяя моющее средство по мискам в мойке. – Хочешь? – Указала на блюдо с кексами, раскрашенными во все цвета радуги.

– Нет, спасибо. Я перекусил на работе, – ответил Педер, беря у нее из рук тряпку.

– Оставь, пожалуйста.

Анетт вырвала тряпку у него из рук. Педер не стал протестовать. Встал, прислонившись к раковине, и скрестил на груди руки.

– Отвечаю на твой вопрос, – начал он. – Нет, мы его так и не нашли. Между тем время идет. Может, уже поздно.

– Вы делаете всё возможное, – отозвалась Анетт. – Никто не вправе требовать большего. – Она решительно вытерла следы теста, глазури и присыпки с большого кухонного острова.

– Делаем ли мы всё возможное? – Педер вздохнул. – Не знаю. Никто из нас понятия не имеет о том, что делать и где искать. Единственная зацепка – и она вывела нас на другого ребенка. Мы пробираемся ощупью, и в любой момент может оказаться, что ищем не там.

Анетт сполоснула тряпку, повесила ее на кран, вытерла мокрые руки и обняла мужа.

– Возвращайся скорее, дорогой. – Она ткнулась лицом в его шею. – Пятничное предложение обнимашек действительно до полуночи. И когда это закончится, мы поговорим наконец об этой бороде…

* * *

– Какое классное место! – Натали озиралась по сторонам широко раскрытыми глазами. – Вы здесь живете?

Они вошли в главное здание через парадный вход. Куда ни посмотри – всюду стекло.

– Да, я здесь живу.

– Отлично… А птицы не бьются в стекло?

Бабушка поджала губы:

– Такое бывает, но не слишком часто.

Натали кивнула. От увиденного за последнюю пару часов кружилась голова. Она познакомилась со своей бабушкой. Освободилась от охранников, по крайней мере, на некоторое время. И теперь она здесь, в этом удивительном месте…

– Могу провести для тебя экскурсию, – предложила бабушка.

Натали энергично закивала. Здесь было так тихо… То тут, то там Натали замечала каких-то людей, но их почти не было слышно. Благоговейная тишина – так это, кажется, называется… Они даже передвигаться старались бесшумно. И никто не говорил Натали ни слова. Все только кивали и широко улыбались, как будто были самыми счастливыми людьми на свете.

– И чем вы здесь занимаетесь? – спросила Натали.

Бабушка шла впереди, Натали за ней. Рюкзак как будто отяжелел. Натали сняла его и прислонила к стене. Непохоже, чтобы здесь кто-то мог что-то украсть.

– Мы работаем над развитием лидерских качеств, – ответила бабушка. – В самом широком смысле. Нова – наш генеральный директор и владелица всего этого. Она тренирует кое-кого из ведущих топ-менеджеров страны, не говоря о менеджерах помельче. У нас есть курсы по личностному развитию, снижению уровня стресса, преодолению проблемных жизненных ситуаций и даже депрограммированию жертв разных сект и культов. Нова – один из немногих в Швеции специалистов. К ней обращаются клиенты из-за границы.

Глаза Натали расширились:

– Ух ты… стресс и культы… это… это звучит круто!

Ей тут же стало неловко за глупый, типично подростковый восторг. Натали не хотела выглядеть перед бабушкой потрясенной до такой степени, но и в самом деле не могла подобрать других слов для выражения чувств по поводу всего этого.

Здание не походило ни на одно из виденных Натали до сих пор. Такое белое, чистое и… прозрачное. Выгодно контрастировавшее с цветущим зеленым окружением, оно в то же время вписывалось в него до странности идеально.

– Дом был построен в шестидесятых годах, – пояснила бабушка, словно догадавшись, о чем думает Натали, – дедушкой Новы. Он управлял несколькими отелями по всей Швеции. И здесь действительно намечалось устроить конференц-зал. Когда дедушка Новы умер, она унаследовала отели и несколько изменила направление бизнеса.

Натали остановилась перед портретом мужчины с окладистой бородой и добрыми глазами.

– Это он? – спросила она.

– Да, Бальцар Веннхаген. – Бабушка встала рядом, любуясь портретом. – Нова была зеницей его ока. Ее отец – единственный ребенок Бальцара, соответственно, она – его единственная внучка. Кстати, именно Бальцар научил Нову эпикурейству. Философии, которая легла в основу ее бизнеса.

– Эпик… чего?

Натали судорожно рылась в памяти – прокручивала уроки, пролистывала школьные учебники. Непохоже, чтобы она слышала это слово раньше.

– Пойдем в сад. Выпьем кофе, и я тебе расскажу.

Бабушка взяла ее за руку. Натали хотела вырваться – она не привыкла к такому обращению. Папа любил ее, но по большей части на расстоянии. А маму Натали не помнила. Ей было пять лет, когда та погибла.

И вот теперь наконец появилась возможность расспросить бабушку о том, какой была мама. Поэтому Натали позволила вести себя за руку по длинному светлому коридору, до выхода в такой же просторный солнечный сад. И там они с бабушкой оказались не одни. Но присутствие чужих людей оставалось каким-то незаметным и совсем не смущало. Разница с городской жизнью была разительной. Здесь люди умели разговаривать, не заглушая голосов природы. Натали слышала и шепот листвы под ветром, и жужжание пчел вокруг розового куста у стены.

– Есть свежее печенье, – сказала бабушка. – Угощайся. Будешь пить кофе или сок? – Она кивнула в сторону стола, на котором был накрыт кофе.

– Сок, пожалуйста, – ответила Натали. – И немного печенья.

Бабушка взяла себе кофе, налила Натали сока и стала смотреть, как та выбирает печенье. Когда Натали тоже села, бабушка дала ей откусить пару раз, прежде чем начала рассказывать.

– Дед Новы Бальцар в молодости изучал греческую философию и, как я уже говорила, увлекся эпикурейством. Это древнее учение, где подчеркивается важность душевного спокойствия.

– Душевного спокойствия, – повторила Натали, как будто пробуя на язык эти слова. В них чувствовался привкус взрослой, самостоятельной жизни. И Натали нравилось, что бабушка взяла с ней именно такой тон. Хотя сама тема и не показалась Натали особенно веселой.

– В эпикурействе самое главное – достичь атараксии, то есть душевного и телесного покоя, избавляющего человека даже от страха смерти. Другая цель эпикурейства – победа над болью.

Натали сделала глоток сока. Это был хороший клубничный сок, на вкус почти домашний.

– Есть четыре краеугольных камня эпикурейства, – продолжала бабушка. – Их можно рассматривать как четыре правила, которым человек должен следовать, если хочет добиться того, что мы считаем целью жизни. То есть достичь душевного спокойствия и счастья. Мы считаем, что для этого следует прежде всего избегать вещей, вызывающих тревогу. Например, политики. Жить лучше в спокойной обстановке, среди друзей. Как мы здесь, к примеру. С другой стороны, нужно стремиться к тому, что приносит радость. Не кратковременное удовольствие, а ведет к устойчивому, продолжительному состоянию счастья. Четвертый краеугольный камень эпикурейства одновременно самый простой и самый трудный. Мы полагаем высшим благом отсутствие боли.

– Отсутствие боли, – растерянно повторила Натали. – Так вот почему… резинка? Разве тебе не больно?

Бабушка кивнула. После чего оттянула резинку на запястье и отпустила, как в прошлый раз. Она вздрогнула, когда резинка ударила ее по руке. Но Натали тут же заметила легкую улыбку в уголках губ бабушки.

– Это больно, – ответила бабушка Инес. – На какую-то секундочку. Иногда приходится подвергать себя тому, с чем хочешь свыкнуться. Чувство боли выполняет важную функцию в нашей жизни. С моей стороны было бы самонадеянным утверждать, что я уже достигла высшего блага.

Натали кивнула. Она не поняла и половины того, что сказала бабушка, но ей почему-то хотелось, чтобы этот разговор никогда не заканчивался. Бабушка была такая красивая… Ее теплый голос обволакивал, как этот сад с его запахами и звуками. А сахарное печенье так и таяло на языке. И вокруг Натали улыбались открытые, дружелюбные лица.

И никто, абсолютно никто за ней не следил.

Наверное, появление папы было вопросом времени, но до тех пор Натали хотела наслаждаться каждой секундой.

– Бабушка, – робко начала Натали, – можно я здесь… только до завтра?

Бабушка смотрела на нее полными любви голубыми глазами. В лучах солнца ее светлые волосы светились, образуя ореол вокруг головы.

Она кивнула:

– Я подумаю, что можно сделать. В любом случае сегодня вечером ты предоставлена сама себе. Мы с Новой будем на телевидении.

* * *

Про себя Мина отметила, что Педер не тот, что раньше. Усталый, он сидел за столом, обхватив руками голову, и вспоминал время, когда тройняшки были новорожденными. Потом вытащил и со свистящим звуком открыл банку «Нокко», как это часто делал раньше. Как бы в доказательство того, что он – прежний Педер.

Рубен и Адам стояли, прислонившись к стене, и тоже выглядели усталыми. Адреналин после дневного рейда в квартиру Ленор Сильвер стремительно истощался. Вопрос Ленор был снят с повестки дня. Теперь ею и найденным ребенком занималось другое подразделение, в то время как группа Юлии снова сосредоточилась на поисках Оссиана.

На столе – завернутая в бумагу стопка бутербродов. Плохая замена полноценному ужину, но никто не выглядел особенно голодным.

Круги под глазами Юлии стали почти черными, и Мина догадывалась, что дело не только в работе, учитывая то, с каким упорством Юлия игнорировала сообщения, снова и снова появляющиеся на экране ее телефона. Она отключила звук, но не уведомления. Мина заметила, что сообщения приходят от одного человека, которого Юлия называла «чертовым недотепой».

Единственным, кто не выглядел изможденным, был Кристер. Он походил скорее на грозовую тучу и почти лихорадочно жевал бутерброд. Боссе у его ног с тоской глядел на хозяина.

– Итак, подведем итоги, – объявила Юлия. – Начну с того, что в последние дни все вы очень хорошо поработали. Сделали всё, что было должно, и даже больше. Я имею в виду похищенную девочку.

– Мы знаем, кто она? – спросил Адам, распрямляя спину.

– Нет пока. – Педер широко зевнул. – Коллеги изучают заявления о пропаже детей, поступившие за последние два месяца, в Стокгольме и по всей Швеции. Послан запрос в Интерпол. Может, девочку похитили за границей. Ее найдут, это вопрос времени. У Ленор нет шансов.

– Чертова ведьма, – выругался Кристер и вытер рот.

Боссе коротко гавкнул, выразив тем самым согласие с хозяином.

– Так что у тебя, Рубен, с Ленорой? – спросила Юлия.

Рубен как будто хотел ухмыльнуться, но передумал. Вне сомнения, для него день тоже выдался долгим.

– К сожалению, мы ни на йоту не продвинулись в поисках Оссиана, – сказала Юлия. – Его похитительница неуловима.

– Это никуда не годится. – Педер поставил на стол банку из-под энергетического напитка. Он действительно как будто оживился и заговорил быстрее, чем раньше: – Завтра суббота. Прошло три дня. Если с ним действительно всё как с Лилли…

Ему незачем было заканчивать фразу. Мина уже поняла его, остальные коллеги тоже. Если всё как с Лилли, Оссиана завтра найдут мертвым. Чтобы этого не случилось, им, полицейским, нужно что-то предпринять. Вопрос, что.

Мина достала бутылочку спиртового геля и протерла руки. Не потому, что возникла такая необходимость, просто нужно было что-то сделать. Что угодно.

– Как я уже говорила, – сказала Юлия, – нет ничего, что указывало бы, что эти случаи как-то между собой связаны. Наверняка мы имеем дело с другим преступником. При этом, конечно, существует хотя бы теоретическая вероятность того, что он позаимствует сценарий убийства, произошедшего прошлым летом. Ничего нельзя исключать. Поэтому я согласна с тобой, Педер. Это совершенно невозможно. Я только не представляю, что делать.

Мина вспомнила Винсента. Интересно, как повлияло бы его участие на ход расследования? Смог бы он им помочь? Нет, наверное. На этот раз не на чем основывать психологический профиль и никакой связи с иллюзионистскими трюками, не говоря о скрытых запутанных закономерностях, которые нужно обнаружить. Всего-навсего похищенный ребенок. И ни малейшего намека на то, как его спасти.

– Мы всё еще рассчитываем на помощь общественности, – продолжала Юлия. – Обычно это срабатывает. Но на сегодня вы сделали всё, что могли. В отделении есть кому принимать звонки и письма, поступающие не только днем, но и ночью. Даже если на сегодняшний день поток заметно сократился, мы, конечно, всё отслеживаем. Сара останется на дежурстве и будет поддерживать постоянный контакт со мной. Отправляйтесь по домам и постарайтесь немного поспать.

– Какой тут сон? – недовольно проворчал Кристер. – И вообще нас с Боссе никто не ждет.

– Я тоже останусь, – подхватил Педер. – И помогу Саре.

Юлия всплеснула руками в бессильном жесте. Энергия, которую она обычно излучала, сошла на нет. Мина подумала, что Юлия походит на медленно сдувающийся воздушный шар. Ее телефон сигнализировал о получении очередного сообщения.

– Ну если вы так хотите… – Она пристально посмотрела на телефон. – Поступайте как считаете нужным. Я не буду вас заставлять. Может, и сама задержусь ненадолго… Педер, возьми Сару в помощницы и найдите всех, кто контактировал с Ленор Сильвер. Так или иначе, она может быть вовлечена в это. Адам, вы знаете дело Лилли. Припомните все детали похищения на предмет сходства со случаем Оссиана. Результаты должны быть на моем столе, немедленно. Мина и Рубен, думаю, имеет смысл еще раз поговорить с родителями и воспитателями Оссиана. Зацепка может оказаться где угодно. Кристер, трижды проверь и перепроверь, что сейчас происходит с известными нам преступниками. Я имею в виду преступления на сексуальной почве. Может, кто-то внезапно переменил место жительства или что-нибудь в этом роде… Я знаю, что это уже делали, но попробуй еще раз. Завтра с утра мы должны быть во всеоружии. Потому что кто знает, как сложится день…

* * *

Ведущая Тильда де Паула Эбю обычно приглашала людей, которые успели чем-то прославиться. Винсент же, хотя сам он считался фигурой публичной, до неприличия плохо разбирался в том, кто есть кто в «звездном мире». Из-за этого не раз оказывался в неловком положении, когда на светских мероприятиях его знакомили с людьми, которых, как предполагалось, Винсент должен знать, и о которых понятия не имел, кто они.

После неловкого случая, когда он принял Кайсу Бергквист [9] за сценографа, с которой когда-то работал, Винсент пообещал жене заглядывать хотя бы в глянцевые журналы. Это мало чем помогло. И не потому, что Винсент привык жить отшельником и совсем не интересовался людьми. Просто слава как таковая в его понимании не делала людей более интересными.

На этот раз интерес был вызван участием в программе коллеги-тренера по практической психологии. Винсент пропустил прямой эфир, потому что сам в это время стоял на сцене, но, вернувшись домой, тут же поставил TV4 Play с записью. Он надеялся узнать хотя бы коллегу, известность которой в конце концов давно перешагнула границы Швеции.

Тильда де Паула Эбю улыбнулась в камеру.

– Моя сегодняшняя гостья не нуждается в представлении, – сказала она, озвучив тем самым мысли Винсента. – Во всяком случае, тем, у кого есть странички в социальных сетях. Или кто хотя бы время от времени просматривает газеты. Итак, Нова, приветствую вас на моей программе! И добро пожаловать, Инес!

В студии на диване сидели две женщины. У одной, Новы, были темно-каштановые волосы и внешность, какую журналисты обычно описывают как «экзотическую». Что подразумевает не просто красоту, но красоту, характерную для уроженки самых отдаленных частей света. Ей было за сорок. Женщина рядом, которую, судя по всему, звали Инес, выглядела по меньшей мере на двадцать лет старше. Это была элегантная пожилая дама со светлыми волосами, завязанными в аккуратный узел, и почти прозрачной кожей. Будучи лектором, Винсент время от времени сталкивался с Новой, и ему всегда было интересно, что она скажет. Но именно при виде Инес у него сперло дыхание. Мало того что эта дама походила на неземное существо, она еще и выглядела в точности как Мина. Те же черты лица, те же глаза. Мина в возрастной версии. И конечно, светлые волосы.

Или ему это только кажется?

Стоило Винсенту присмотреться, и сходство исчезло. Инес поправила прическу, и он покраснел от стыда. Хорошо, что занятая телефоном Мария ничего не заметила. Как видно, желание увидеть Мину на вчерашней пресс-конференции оказалось сильнее, чем он решился это признать. Настолько сильным, что мозг при первой возможности показывал ему Мину, даже в значительно более старшей женщине.

Мозг нормального человека вел бы себя с точностью до наоборот – и спустя два года всячески ослаблял бы возможные ассоциации с Миной, а не усиливал их. Винсент вздохнул. Двадцать месяцев – слишком большой срок, чтобы Мина до сих пор оставалась в его передних лобных долях.

– Начнем с вас, Нова, – обратилась Тильда к темноволосой женщине. – Вы – звезда «Инстаграма» и других социальных сетей, где в профессионально сделанных роликах делитесь мыслями и советами по поводу того, как прожить жизнь правильно. Вы часто выступаете с лекциями. Ваше лицо не сходит телеэкранов и газетных страниц. У меня есть информация, что вы публикуете на эту тему заметки еженедельно на протяжении вот уже пяти лет. Ну и, конечно, ролики… У вас больше миллиона подписчиков. Вас слушают за границей, и не только у нас, в Европе. Три процента ваших подписчиков проживают в Бразилии.

– Миллион? – Нова смущенно улыбнулась. – Неужели их так много? Можно не сомневаться, раз вы так говорите…

Винсент не был знаком с Новой лично, но не раз слушал ее лекции и отдавал должное ее профессионализму и женскому очарованию. Безусловно, она заслуживала места на пятничном диване в студии. Единственным, с чем Винсент никак не мог примириться, являлась ее привычка обниматься, даже когда обыкновенного рукопожатия было вполне достаточно. Причем с людьми, которых она впервые видела.

– Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать вашу популярность в «Инстаграме», – продолжала Тильда, беря со стола книгу и разворачивая обложкой к камере. – Для начала поговорим об этом. Насколько я понимаю, этот ваш труд – продолжение путешествия, начавшегося для вас в юном возрасте, после автомобильной аварии…

Мария оторвалась от телефона и кивнула на экран:

– Неконкретно как-то, тебе не кажется?

Винсент открыл было рот, но тут же закрыл снова. Если Мария, с ее керамическими ангелочками, книжками по популярной психологии и бизнес-курсами для начинающих, считает жизненную философию Новы «неконкретной», к этому ему добавить нечего.

Мария пожала плечами и опять ушла в телефон. Она как будто читала статью о партизанском маркетинге, которую прислал, конечно, Кевин. Винсент не был уверен, что это лучшая тактика в случае керамических фигурок, но вмешиваться не собирался. Он не желал жене ничего другого, кроме как преуспеть в бизнесе. Однако при виде имени отправителя сообщения «гуру Кевин» и скользнувшей по лицу жене улыбке быстро переключил внимание на телешоу, игнорируя разливающееся в желудке неприятное чувство.

– Насколько мне известно, вы до сих пор страдаете от болей в ногах после автомобильной аварии, – продолжала Тильда де Паула Эбю. – Она лишила вас не только здоровья, но и сделала сиротой.

Винсент до сих пор помнил газетные заголовки. У отца Новы Юна как будто случился пожар на ферме. Все животные сгорели в хлеву. Сам он, спасаясь от огня, взял дочь, сел в машину и выехал с фермы. Там как будто случилась авария, и машина упала в воду с моста. Так или иначе, из всей семьи выжила только Нова. Ей пришлось перенести операцию, которая прошла не совсем удачно. В итоге Нова оказалась приговорена к пожизненному приему сильных обезболивающих. Эту историю еще долго пересказывали в СМИ.

– Знаете, Тильда, мне кажется, все мы страдаем от хронических болей, – серьезно ответила Нова. – Если не телесных, то душевных точно. Но, как говорил мой отец, «все в этом мире страдает, боль очищает». Звучит как парадокс, но иногда испытания идут нам на пользу. И тут вам в помощь будет мой труд. В этой книге – философия и образ жизни, который я советую практиковать всем, потому что это обязательно принесет вам пользу. Здесь бо́льшая часть того, о чем я пишу в социальных сетях. Но книга дает возможность каждому сделать эпикурейство частью своей жизни.

– Кстати, как вам удается не держать зла на врачей, не сумевших как следует прооперировать вас после аварии?

– Гамильтонов путь, – ответила Нова и снова улыбнулась, на этот раз печально. – Это из области математики, – пояснила она. – Способ перемещения между точками геометрической фигуры, исключающий прохождение через одну точку больше одного раза. Я стараюсь жить, следуя этому принципу. Каждый раз, когда мы обижаемся или как-то иначе перевариваем свое прошлое, мы возвращаемся в точку, где уже были. Между возвращением в прошлое и переживанием нового опыта я однозначно делаю выбор в пользу последнего. Это полезнее.

Тильда кивнула, но нахмурилась, как будто сказанное Новой не представлялось ей столь очевидной истиной. Так или иначе, больше вопросов на эту тему не последовало. Винсент догадался, что программа подходит к концу. И до сих пор возможность говорить была предоставлена только Нове.

– Пришло время вовлечь в разговор и вас, Инес, – обратилась Тильда к блондинке. – Насколько я поняла, вы с Новой вместе основали курсы?

– Именно так, – подтвердила Инес низким, глубоким голосом. – Сначала я была ученицей Новы, теперь мы коллеги. Мы предлагаем специально разработанные курсы по развитию лидерских качеств и менеджменту на основе эпикурейской философии. У нас обучаются люди со всего мира. Содержание программы применимо не только к бизнесу, но и к жизни в целом.

– Ужасно неконкретно, – снова услышал Винсент голос Марии. – Расплывчато и неопределенно.

Винсент был склонен с ней согласиться, но лишь отчасти. Эпикурейство – устоявшаяся философская концепция, в которой он находил глубокий смысл. Но иногда дело не столько в философии, сколько в том, как она воспринята и истолкована. Сам Винсент, в качестве приглашенного лектора, посетил достаточное количество курсов личностного развития и прекрасно представлял себе атмосферу таких мест. Где воздух буквально наэлектризован энтузиазмом публики, по накалу приближающимся к религиозному рвению, но по окончании занятий все это испаряется за какие-нибудь пятнадцать минут.

Тем не менее эпикурейство представлялось ему гораздо более разумным, чем многие доморощенные психологические методики и псевдофилософские концепции, на которых современные гуру очень неплохо зарабатывают. Конечно, люди тратят деньги и на куда более бестолковые вещи, чем курсы Новы. За ее плечами по крайней мере опыт. Более серьезный, чем у кого-либо из ее известных Винсенту коллег.

– И здесь мы должны поблагодарить Нову и Инес, – завершила программу Тильда. – Напомню, что Нова – автор книги об эпикурействе, предзаказ на которую на сегодняшний день уже составляет тысячи экземпляров. С чем я смело могу ее поздравить.

Мария подняла голову и ободряюще посмотрела на Винсента:

– Ты все понял? Можно продать больше книг, чем ты думаешь. Если б ты только послушал меня и написал что-нибудь доступное широкой публике, у тебя тоже все получилось бы. Может, стоит попробовать себя в детективном жанре?

Винсент вздохнул. Вымышленные полицейские расследования занимали последнее место в списке его интересов. Настоящих было более чем достаточно.

* * *

Сегодня все идет хорошо. Лучше, чем вчера. В среднем километр за шесть с половиной минут. Жара спала в это субботнее утро, лицо обвевает приятный ветерок, особенно когда она бежит вдоль залива.

Но год назад было еще лучше. Развод болезненно отозвался не только на ее психике, но и на физической форме. Еще одна вещь в длинном списке того, что он у нее отнял. Но как же глупа она была!

Ее интеллект, блестящее образование подтверждала высокая должность в одном из крупнейших банков Швеции. Перед телевизором она отвечает на все вопросы шоу «Миллионер». И тем не менее ничего не поняла. Хотя было достаточно открыть любое справочное пособие по семейной психологии и проверить по пунктам, изменяет ли ей муж. Красный «Порше» – обводим в кружочек. Внезапный интерес к спортивным тренировкам – еще кружок. Туда же – тонирование волос, задержки допоздна на работе, новый стиль в одежде. В итоге в кружочке – каждый пункт.

Разумеется, она замечала. Настолько недогадливой она не была. Первое, что пришло в голову, – мысль о кризисе среднего возраста. Она связала это с празднованием его пятидесятилетия и в каком-то смысле оказалась права. Чего она не поняла, так это того, что он влюбился в принцессу, приглашенную послом Швеции в Нигерии. Очаровательная штучка. Как и всегда, впрочем, когда дело касалось Рольфа.

Что мучило ее больше всего в этой истории, так это то, что некоторое время она действительно была готова смотреть на его измену сквозь пальцы. Даже после того, как до нее дошли слухи о нигерийской принцессе. Но Рольф непонимающе посмотрел на нее, когда она предложила все забыть и жить дальше.

– Это серьезно, – сказал он. – Слишком серьезно.

Как будто двадцать лет совместной жизни были шуткой. Этакий пробный вариант перед настоящей любовью…

Она бежит по Шеппсхольмену, вдоль пришвартованных лодок. Обычно в это время приходится проталкиваться между городскими бегунами, для которых утренний моцион по лесистому острову стал частью распорядка дня. Но по мере углубления в сезон отпусков бегуны постепенно исчезали, заменяясь редкими родителями-туристами с заспанными лицами, слишком рано вытащившими детей из постелей. Некоторых из оставшихся бегунов сдерживала установившаяся на днях жара.

Она достигает южной оконечности острова. Минует небольшой мост, ведущий в Кастельхольмен, следует вдоль изогнутого лукой побережья, снова в северном направлении. Только поравнявшись с «Чапманом» – красивым трехмачтовым парусником, одновременно хостелом и местной достопримечательностью – позволяет себе остановиться. Это против правил. Она собиралась бежать без остановок, но нужно выпить воды. Из маленького легкого рюкзака, который она всегда берет с собой на пробежку, появляется бутылка. Пальцы окоченели и онемели, а пробка сидит намертво. Она собирает в кулак все оставшиеся силы, но все равно ничего не может сделать. Случайный прохожий вопросительно смотрит на нее. Она отворачивается. После случившегося если что и может вынудить ее прибегнуть к помощи мужчины, то точно не застрявшая пробка.

На мгновение она подумывает забыть про бутылку. Это всего лишь одна из маленьких неудач, которые время от времени подбрасывает нам жизнь. Но и такая мелочь способна нарушить хлипкое равновесие бытия и в один прекрасный момент окончательно вывести нас из себя. В «Смысле жизни по Монти Пайтону» [10] роль такого спускового крючка сыграл мятный пирог.

Но жажда перевешивает любую философию. Наконец ей удается отвинтить крышку, и она пьет жадными, благодарными глотками, не спуская глаз с великолепного белого парусника. Где-то она читала, что «Чапман» построили в конце девятнадцатого века, для отправки в Австралию. Но вместо этого он почему-то оказался в Стокгольме. «Хостел», – думает она и фыркает. Рольф, конечно, понятия не имеет о том, что это такое. Она же – по крайней мере в возрасте девятнадцати лет – ездила в Берлин на поезде.

Под трапом, между нею и кораблем, пролегла тень от солнца. Но что-то ее настораживает. Что-то здесь выглядит не так, как должно.

Она складывает ладонь козырьком и прищуривается. Возможно, ей это только кажется… Скорее всего. Но что-то застряло на том месте, где трап соприкасается с землей. Она идет вперед. Становится спиной к солнцу, чтобы заслонить его своим телом и лучше видеть.

Это детская обувь. Кто-то из родителей не заметил, как недовольный отпрыск, надежно заключенный в объемный надувной пояс, скинул с себя туфлю. Мысль об этом напоминает ей об их с Рольфом спорах по поводу детей и заставляет внутренне содрогнуться.

Она наклоняется, чтобы вытащить туфлю. Если положить ее на пешеходную дорожку, у родителей будет больше шансов. Но туфля застряла. Она тянет сильнее, пока туфля не оказывается у нее в руке.

Только тогда она видит маленькую ступню и ногу, продолжающуюся за трапом.

* * *

В мемориальную рощу вела мощеная дорожка. Винсент отправился туда рано утром, пока семья спала. Поднимать их в восемь утра в выходные – плохая идея, тем более когда у детей начались каникулы.

Спустя год после событий на Лидё Винсент подал заявление о признании мертвыми Яне и Кеннета. Не из соображений мести, а чтобы дать сестре, проведшей жизнь в бегах, видимость по крайней мере посмертного покоя. Это меньшее, что он мог для нее сделать.

Тело Яне так и не было найдено. Но Винсент не сомневался, что ее нет в живых, хотя и не мог толком ничего ни объяснить, ни доказать. Он… просто чувствовал это.

Поскольку никто не видел трупов, по закону объявление мертвыми Яне и Кеннета могло состояться не ранее чем спустя год после их исчезновения. Винсент подал заявление ровно через год после того, как в последний раз видел сестру. Закон выставлял условие высокой вероятности того, что Яне и Кеннет мертвы, но как раз оно как будто было соблюдено. Хотя интуиция и чувства, путь даже менталиста, не могут считаться убедительными доказательствами, было совершенно неразумно предполагать, что Кеннет и Яне сумели выбраться с острова и так долго жить, оставаясь незаметными для полицейских радаров. Куда более вероятным, почти стопроцентно, представлялось, что они упали в воду и утонули. И даже если им удалось бежать, здоровье не позволило бы ни ему, ни ей выжить в изоляции от людей так долго.

Правда, у налоговой службы было на этот счет свое мнение. В ответ на заявление они уведомили Винсента, что тому придется подождать четыре года, прежде чем объявление умершими Яне и Кеннета вступит в силу. Это его разочаровало, несмотря на попытки Яне убить и его, и Мину. Сестра менталиста достойна наконец обрести свое законное место – не в этом мире, так в том.

Но налоговая служба внезапно переменила свое мнение. Яне и Кеннет были объявлены мертвыми, что, как и ожидалось, обернулось для Винсента новыми хлопотами.

Он дошел до надгробий и зашагал между рядами. Мать похоронена в Квибилле, в Халланде. Когда она умерла, местная община безуспешно пыталась связаться с Эриком, отцом Винсента. В конце концов похороны организовал муниципалитет.

Но Винсент не хотел хоронить Яне в Квибилле. Сестра должна остаться рядом с ним. Жизнь развела их и наполнила ее сердце ненавистью, но Яне не желала себе такой участи. Несмотря ни на что, она оставалась его сестрой. Поэтому Винсент сделал выбор в пользу кладбища рядом с церковью в Тюрешё.

Он остановился у наполовину ушедшего в землю плоского камня. «Яне Боман и Кеннет Бенгтссон». Даты рождения и смерти – больше ничего. Любые другие слова были бы ложью. Винсент наклонился и провел рукой по теплой полированной поверхности. «Jane» – четыре буквы, с ней все нормально. А вот у Кеннета – Kenneth – их семь. Неудивительно, что Винсент так его не любил.

Маленький паучок ползал вокруг выгравированной J. Винсент попытался представить мир с точки зрения паучка. Для него эта буква – плавно изогнутый овраг, убежище от жаркого солнца. С другой стороны, углубление может оказаться серьезным препятствием на его пути, преодолев которое паучок снова вынырнет на скользкую равнину из полированного камня. И если у него хватит смелости пересечь этот не защищенный от хищников и непогоды мир, окажется в новом лабиринте ущелий буквы А.

При этом паучок даже не догадывается, что форма ущелий может что-то значить и быть частью более крупного и значимого узора. Который, помимо прочего, представляет человека, некогда живого, а теперь мертвого, и тем самым – все то, через что этот человек прошел при жизни и всех тех, кто ему при этом встретился и на кого он оказал влияние.

Для паука таких контекстов не существует. Для него переход от одной буквы к другой – лишь изменения окружающей среды, к которым нужно адаптироваться, чтобы выжить. И забыть перед лицом следующего вызова.

Почувствовав боль в коленях, Винсент встал. Иногда казалось, что в отношении к жизни он мало чем отличается от этого паука. Поскольку то, во что вовлечен Винсент, – часть чего-то гораздо большего, масштабы чего невозможно вообразить, не сойдя при этом с ума.

После таких мыслей поневоле уверуешь в высшее существо – создателя грандиозного плана, включающего все человеческие судьбы. Но религия – не для Винсента. Он не нуждался в высшей силе для объяснения реальности. «Бритва Оккама», как выразился бы Беньямин.

Паук дополз до конца последней буквы и скрылся в траве. Очередное тотальное изменение окружающей реальности для животного. Винсент знал, как это ощущается.

* * *

Адам уставился на маленькие голые ноги, торчащие из-под трапа. Черепашки ниндзя на спортивных подростковых шортах – остальное скрывала тень.

– Туфли самое большее тридцатого размера, – заметила Мина, встав рядом с Адамом. – Боюсь, мы нашли Оссиана. То, чего нельзя было допустить, случилось.

Адам отвернулся. К горлу подступил комок. На его глазах однажды зашла в тупик ситуация с заложниками. Он наблюдал с близкого расстояния гибель ни в чем не повинных людей – и ничего не мог сделать. Иногда так бывает. В сравнении с той сценой голые ноги выглядели почти умиротворяюще.

Но они принадлежали ребенку.

Он, Адам, как и все они, потерпел неудачу. Полицейские оказались либо недостаточно проворны, либо недостаточно сообразительны. Так или иначе, они не сделали того, что должны. Напряженнейшие двухдневные усилия пошли прахом. Похитителя Оссиана не нашли, и мальчику пришлось заплатить за это жизнью. Катастрофический и непростительный провал.

Криминалисты заняты документированием места обнаружения тела, насколько это сейчас возможно. Вещественные доказательства будут собраны. Подъедут медики, чтобы измерить температуру тела и взять пробу глазной жидкости, прежде чем Оссиан, в пластиковом пакете, будет доставлен в кабинет судмедэксперта.

Водители полицейских машин тоже парни не без странностей. Им нравится подшучивать над полицейскими. Адам слышал немало историй, когда при транспортировке тела находили улики, пропущенные криминалистами.

Он заставил себя вернуться к мертвому мальчику. Похоже, в мозгу срабатывал защитный механизм, уводящий мысли как можно дальше от самого страшного. Адам глубоко вдохнул и выдохнул.

Тело не спрятано, но и не совсем на виду. Понадобилась бдительная утренняя бегунья, которая сначала попыталась его вытащить, но потом опомнилась и позвонила в полицию. У нее уже взяли пробы ДНК. На теле, скорее всего, остались ее отпечатки.

Адам зажал ладонью рот. Переговорщик по профессии, он имел опыт общения с вооруженными людьми. Иногда ситуацию с заложниками даже удавалось разрулить так, чтобы никто не пострадал. Но тогда, так или иначе, речь шла о переговорах. Здесь же нечто совершенно иное.

Своих детей у Адама, к счастью, не было. Иначе он вряд ли смог бы так здесь стоять. У сестры пятилетний ребенок. Как Оссиан. Они могли ходить в один детский сад.

Криминалисты перекрыли почти весь Шеппсхольмен. Им не нужны зрители, еще меньше – фотографии в социальных сетях. Сейчас они осторожно поднимают трап, чтобы получить лучший доступ к телу.

Адам сразу узнал лицо Оссиана по полученным от родителей фотографиям. Мальчик выглядел так, будто спал. Разве что кожа имела странный сероватый оттенок и была покрыла пятнами. И нижняя челюсть запала. О черт…

– Здесь есть что-то еще. – Один из криминалистов показал на предмет рядом с телом, до того скрытый под трапом.

Детский рюкзак «Мой маленький пони». Такой же грязный, как и Оссиан.

Этот рюкзак оказался самым страшным. В отношении тела Адам еще мог убедить себя, что перед ним кукла, реквизит со съемок детективного сериала. Но маленький рюкзачок придавал ситуации ощутимости, делая ее почти реальной. В нем была бутылка с водой. Когда детский сад собирается на экскурсию, детям дают еду в контейнерах. Его племянник обычно берет бутерброды. В боковых кармашках, конечно, камушки. Обычная минералогическая коллекция пятилетнего мальчишки, можно не проверять. А на дне нижнего отсека – забытая игрушка. У его племянника это потертый плюшевый жираф.

Слезы потекли по щекам Адама. Он отвел глаза от рюкзака и маленького тела и теперь смотрел на воду, вытирая щеки тыльной стороной ладони. А ведь с Шеппсхольмена открывается все тот же красивый вид… Что по меньшей мере неуместно с учетом того, что обнаружено под трапом.

Но маленькие лодки все так же покачивались на волнах в свете утреннего солнца. А напротив, на другом берегу, как ни в чем не бывало дремали позеленевшие медные крыши Гамла-Стана.

– Мне это место, с кораблем и причалом, что-то напоминает, – сказала Мина. – Полагаю, не одна я сейчас подумала о Лилли?

Адам не заметил, как она встала рядом с ним.

– Ее нашли на причальном мостике, – кивнул он. – Я знаю, все это слишком похоже на то, что случилось с Лилли. И сейчас, как тогда, в нашем распоряжении было три дня, которые мы растратили впустую.

Мина кивнула, проследив за его взглядом, устремленным на воду.

Рубен встал по другую руку Адама.

– Так вы идете? – спросил он. – Нам с вами предстоит поговорить с персоналом на борту. Заодно встряхнем туристов. Может, кто-нибудь что-нибудь и видел… Не все же они были пьяны до невменяемости или под кайфом!

Адам благодарно кивнул. Наконец появилась работа, и даже из тех, что у него хорошо получаются. Все лучше, чем стоять и смотреть.

– Мы должны найти того, кто сделал это, – сказала Мина Адаму, прежде чем он последовал за Рубеном. – Ради Оссиана и Лилли. И чтобы это никогда больше не повторилось.

Адам остановился и подозрительно прищурился на Мину:

– А вы думаете, это может повториться?

– На самом деле я ничего такого не думаю. – Мина вытерла лоб влажной салфеткой.

Легкий утренний ветерок развеялся, и жара снова вступила в полную силу. Адам почувствовал слабый запах лимона и подумал было напомнить Мине, что эти салфетки сушат кожу, но промолчал.

– Я знаю только, что жара сводит людей с ума, – продолжала Мина. – Американские ученые провели на эту тему исследование и выяснили, что при температуре воздуха выше двадцати девяти градусов количество связанных с насилием преступлений возрастает на шесть процентов.

Адам взглянул на свои «умные» часы. Они показывали 32 градуса.

– А ведь лето только началось, – заметил он.

* * *

– Все вы в курсе последних новостей, – начала Юлия.

Никто из коллег не ответил. В мертвой тишине грохотал отчаянно борющийся за свою жизнь кондиционер, да Боссе в углу возил по полу новую миску с водой. Даже у Торкеля, похоже, хватило соображения оставить Юлию в покое. За утро она не получила от него ни одного сообщения.

– Оссиан был найден мертвым два с половиной часа тому назад, – продолжала Юлия. – Разумеется, мы должны дождаться официальной идентификации, но уже на этот момент сомнений нет. Адам и Рубен на Шеппсхольмене опрашивают всех в хостеле на «Чапмане» и в близлежащих домах, на случай, если кто-то что-то видел. На «Чапмане» проживает почти сотня человек. Так что надежда есть, но действовать надо быстро. Многие останавливаются там не больше чем на одну ночь. Мина и Педер в прошлый четверг навещали родителей Оссиана. Думаю, будет разумным, если они отправятся туда снова и обо всем сообщат. Хотя…

Юлия замолчала и обернулась на Педера, который отчаянно моргал, пытаясь сдержать слезы. Она освободила бы его от этого поручения, если б подвернулся другой вариант. Возможно, это слабость, а значит, непрофессионализм. Тем не менее…

– Кристер, можешь взять это на себя? – Юлия повернулась к Кристеру. – Мине нужно еще зайти к Мильде.

Кристер глубоко вздохнул и скрестил руки на груди.

– Ну конечно, – проворчал он. – Всё как всегда. Я выступаю в качестве вестника смерти. Может, кто-то считает, что я на короткой ноге с этой дамой? Понимаю, кто-то ведь должен выполнять и грязную работу… И все-таки в твоих рассуждениях, Юлия, есть своя логика. Я тоже считаю, что Педеру лучше проверить, как обстоят дела на Шеппсхольмене. Ну камеры слежения и все такое…

Кристер бросил быстрый взгляд на Педера, и это не ускользнуло от Юлии. Возможно, их старший коллега и был ворчуном, но имел доброе сердце. Что особенно проявлялось в ситуациях, когда коллегам требовалось его понимание и поддержка.

– Именно это я и собиралась предложить, – с готовностью подхватила Юлия. – С меня упаковка хорошего корма для Боссе.

– И можно ставить миску с едой в этой комнате?

– Можно.

Кондиционер еще поработал на полной громкости и стих. Юлия сразу почувствовала, как между грудей побежала струйка пота. Сразу захотелось домой. И не столько ради холодного душа, сколько ради Харри. Вдруг возникла необходимость ощутить его рядом с собой. Втянуть в ноздри его запах, вспомнить прикосновение его кожи. Убедиться, что с ним всё в порядке. Заодно отпустить Торкеля посидеть с друзьями в кафе…

Педер прочистил горло.

– И еще одно, – сказал он. – Думаю, мы не можем и дальше считать сходство со случаем Лилли простым совпадением. То, что нам сейчас предстоит выяснить, является ли совершенное с Оссианом осознанной копией убийства Лилли. Преступник мог черпать вдохновение из газетных статей. Или же оба убийства совершены одним и тем же лицом. Ни один ребенок в городе не будет в безопасности, пока мы не получим ответа на эти вопросы.

Юлия кивнула:

– Мина, сходи к Мильде как можно скорее и разузнай, есть ли ей что сказать по поводу вскрытия Лилли. Я попрошу ее найти протокол.

Педер только что открыл дверь, в которую, как она догадывалась, они вошли вот уже несколько дней как. Просто никто не хотел признавать, что это дело рук того же самого человека, которого так и не поймали в прошлый раз. А если так, вина за смерть Оссиана ложится и на них, полицию.

* * *

Мильда Юрт задумалась всерьез: может, действительно где-то существуют весы, на которых регулируется баланс хорошего и плохого в жизни. Похоже, кто-то все-таки следит за тем, чтобы ни одна из чаш слишком не перевешивала. В ее случае это выражалось в том, что, когда одна трудная ситуация разрешалась, ей на смену заступала другая.

Сын Мильды Конрад вышел наконец из тяжелого периода. Он учился в вечерней школе, у него появилась девушка. Жизнь нормализовалась – по крайне мере, судя по тому, что Мильда могла наблюдать со стороны. Но весы качнулись, и брат Мильды Ади снова объявился.

– Можешь сшить? Я, похоже, выдохлась.

Она кивнула на тело на блестящей металлической столешнице. Женщина двадцати пяти лет, самоубийство. На теле следы других, неудачных попыток, но на этот раз у нее получилось. Повесилась. Была обнаружена матерью в подвале собственного дома. Надо полагать, эта картина навсегда отпечаталась на сетчатке материнского глаза и навсегда останется в памяти – вместе с первыми шагами, первым выпавшим молочным зубом, первым днем в школе. Все, что принадлежало жизни, навсегда прибрала к костлявым рукам смерть.

И в этот субботний солнечный день, самый беззаботный из дней начала лета, Мильда оказалась последней, кто видел физическое тело этой женщины, до того как оно развеется в прах в печи крематория.

Мильда сняла и выбросила в мусорное ведро пластиковые перчатки. Она поручила ассистенту Локи сшить тело в том месте, где был надрез в виде буквы I поперек туловища. Что Мильда обычно делала сама, хотя это и считалось работой ассистента. Но с такой перегруженной мыслями головой трудно сосредоточиться, и у Локи стежки получались лучше. Аккуратность вообще была одной из сильных сторон ее помощника. «Патологический педант» – это точно про Локи.

После ежедневного ритуала очищения Мильда переоделась и направилась в свой кабинет. Стоило открыть дверь, как в лицо ударила жара. Мильда даже отпрянула. После чего глубоко вздохнула и все-таки вошла. Стул стал клейким, как только она на него села, и Мильда с грустью посмотрела на увядающие растения в горшках на подоконнике. Она чувствовала себя в точности так, как они выглядели.

Звонок Ади не должен был застать ее врасплох. Поэтому Мильда и злилась на себя больше, чем на брата. С Ади было как в той басне про скорпиона, который переправлялся через реку на спине лягушки. Где-то на середине реки он укусил лягушку, что означало смерть для них обоих. Когда же лягушка спросила, зачем он это сделал, скорпион ответил, что такова его природа.

Ади, сколько его помнила Мильда, всегда принимал в расчет только свои потребности. Он никогда не понимал, что у других людей они тоже могут быть. Как, впрочем, и права. Привык хватать все, до чего мог дотянуться. Ни одна из попыток родителей научить Ади различать что хорошо, а что плохо, успехом не увенчалась. Поэтому Мильда и удивилась, когда Ади позволил ей с детьми жить в доме родителей, который они оба унаследовали. Включая принадлежащую ему половину.

Она убедила себя в том, что Ади повзрослел, вырос, ушел вперед в развитии. И что так будет всегда. Статус кво – ох уж это вечное желание на что-то опереться! Но вчера Ади позвонил. В его голосе редко слышались какие-либо эмоции, если только Ади не был зол или обижен. Вот и на этот раз он объявил – размеренным, холодным тоном, – что хотел бы получить свою долю в наследстве. Немедленно. После чего Мильде пришло письмо от «адвоката» Ади. Ей выставили ультиматум: либо Мильда переезжает, либо выплачивает Ади стоимость его половины дома. Либо Мильда рассчитается с Ади, отписав ему свою половину дома дедушки Миколая, после смерти последнего. Мильда догадалась, что тем самым Ади хотел вогнать ее в стресс, лишить возможности мыслить рационально.

Вместо этого Мильда отнесла письмо коллегам-полицейским. Ей сразу показалось странным требование отписать половину дедушкиного дома, ведь дедушка Миколай был еще жив! Интуиция не подвела Мильду – Ади действительно блефовал. Коллеги назвали его поведение вымогательством чистой воды. Когда же выяснилось, что «адвокат» не имеет юридического образования, Ади быстро удалился, поджав хвост.

Но брат прав: дом принадлежит им обоим. Ади имел полное право требовать, чтобы Мильда выкупила его половину, если хочет остаться. Именно это он и сделал. Мильда пыталась объяснить, что у нее нет возможности ему заплатить. Ади не нуждался в деньгах, с этим у него всегда был порядок. Она всего лишь просила брата подождать, пока дети вырастут и съедут, и ненавидела себя за то, как умоляюще звучал ее голос. За то, что в присутствии Ади она будто стремилась съежиться, стать прозрачной, как воздух, превратиться в невидимку. Она знала, каков будет ответ, еще до того, как Ади открыл рот. Мильда забыла, что она лягушка, и проклинала себя за это. А Ади был скорпионом…

В дверь постучали, и Мильда подскочила от неожиданности.

– Войдите, – сказала она и прокашлялась, услышав собственный голос.

– Не помешала?

В дверь заглянула Мина. В глазах – вопрос.

– Я хотела поговорить о Лилли Мейер. И посмотреть отчет о ее вскрытии.

Мильда покачала головой:

– Ты совершенно меня не побеспокоила. Добро пожаловать в мою сауну.

Мина с тревогой посмотрела на растения в горшках. Они как будто клонились под гнетом жары, и Мильда действительно выглядела так, будто только вышла из парной. Где-то Мина читала, что пот не только помогает организму снизить температуру, но и выводит из тела грязь и прочие нечистоты. Одна мысль об этом заставила Мину содрогнуться. Сразу захотелось сорвать с себя одежду, что еще имело бы смысл при возможности принять холодный душ. Только не в кабинете Мильды.

– Я их поливала, – мрачно пояснила Мильда. – Просто вода испаряется быстрее, чем я успеваю ее подливать.

Мина посмотрела на нее. Потом на стул, на вид такой горячий и липкий. Стоит ли садиться? Бактерии наверняка размножаются на пластике с тем же успехом, что и на органических поверхностях.

– Я уже приготовила то, что тебе нужно, – сказала Мильда, вытаскивая на стол ящик с бумагами. – Юлия звонила. Сказала, что вы остаетесь работать на выходные.

Она достала папку и протянула Мине, протерев перед этим влажной салфеткой.

Мина благодарна улыбнулась Мильде и открыла папку. Все, что касалось вскрытия Лилли, было аккуратно распечатано и рассортировано.

– Ты – скала, – искренне восхитилась Мина. – Ты вообще когда-нибудь берешь отпуск?

Мильда, как всегда, само спокойствие. Надежный, профессиональный патологоанатом. Всегда собрана, сосредоточена. Но сегодня с ней что-то не так.

Мине хотелось расспросить Мильду об этом, но она не знала, с какой стороны зайти. Они не были близки настолько, чтобы откровенничать на личные темы. Мина вдруг поняла, что должен чувствовать Винсент, когда к нему на сцену поднимается совершенно случайный человек.

– Почитаешь в спокойной обстановке, – сказала Мильда. – Я здесь, и всегда готова ответить на твои вопросы. Ты действительно думаешь, что это как-то связано с мальчиком, которого вы нашли?

– Я правда не знаю. – Мина прижала папку к груди. – Но Адам Блум, похоже, думает именно так.

Белье неприятно липло к телу. Нужно срочно под душ. И переодеться. Некоторое время они молчали. На лицо Мильды будто набежала тень. Словно что-то в ней только выжидало момента, чтобы взорваться. Мина открыла было рот, но снова закрыла и повернулась к двери, бросив через плечо «спасибо».

* * *

Он припарковался на Хорнсгатан, рядом с площадью Мариаторгет. Явно не тот случай, когда машину стоило оставлять у подъезда, объявляя тем самым во всеуслышание, куда он направляется. Кроме того, небольшая прогулка до Бельмансгатан давала время собраться с мыслями.

Кристер не мог винить Юлию за то, что она послала именно его. Полицейскому нужно уметь отключать эмоции. Но хороший полицейский дает чувствам волю, когда они становятся слишком сильными. Так или иначе, эта работа снова выпала Кристеру. По крайней мере, на этот раз он не выступал вестником смерти. Священник и коллеги в штатском уже были там.

Кристер нашел нужный дом, подъезд и позвонил в домофон. Дверь в квартиру стояла открытой, когда он поднялся по лестнице. На пороге, скрестив руки, поджидала женщина, судя по всему, мать Оссиана. Она старалась смотреть с вызовом, но плечи ее поникли.

– Не понимаю, зачем это, – сказала женщина. – Вы нашли не Оссиана. Ему нечего было делать на Шеппсхольмене.

– Это то, в чем нам хотелось бы убедиться, – мягко возразил Кристер. – Кстати, мы с вами разговаривали по телефону. Я Кристер, если помните.

На ее бесцветном лице выделялись черные круги под глазами. Похоже, мать Оссиана не спала с тех пор, как пропал мальчик. Сейчас она на первой стадии – отрицания. Со временем оно сменится гневом. Тогда родители Оссиана будут ругать Кристера и других полицейских за то, что те не сделали свою работу. Возможны угрозы подать заявление в суд. Или обратиться к журналистам. Конечно, люди реагирует по-разному. Но какую бы форму ни принял гнев Жозефин и Фредрика, они будут правы. По общему признанию, найти Оссиана за эту пару дней в условиях почти полного отсутствия информации было невозможно, и тем не менее… Они не справились, не смогли. Кристер был готов признать поражение.

Дело, однако, в том, что Жозефин до сих пор пытается как-то освоиться с тем, что ее сына больше нет. Не всем родителям удавалось миновать эту стадию без непоправимого ущерба психическому здоровью.

За ее спиной нарисовался отец Оссиана.

– Может, нам лучше поехать с вами? – спросил он. – Чтобы мы могли собственными глазами убедиться в том, что это не Оссиан.

Кристер понял его желание. Пока Жозефин и Фредрик не увидели мертвого ребенка собственными глазами, он может оказаться кем-то другим, не Оссианом. Полицейские тоже ошибаются. Одна мысль об этом способна свести с ума. Но, как бы бесчеловечно это ни было, Кристер был вынужден попросить их подождать.

– В свое время вы всё увидите, – сказал он. – Сейчас с ним работает патологоанатом, а ему лучше не мешать.

Не было необходимости вдаваться в подробности. Оссиана будут вскрывать. Кристеру хотелось бы удерживать эту информацию как можно дальше от Жозефин и Фредрика, но они как будто всё поняли. Если такое, конечно, вообще возможно. Жозефин побледнела еще больше, закрыла лицо руками и пошатнулась. Фредрик взял ее под руки, хотя сам едва держался на ногах.

– Если у Оссиана есть электронный паспорт, можно провести идентификацию по отпечаткам пальцев, – продолжал Кристер. – Для анализа ДНК будет достаточно зубной щетки.

– Я дам вам зубную щетку. – Фредрик с готовностью скрылся в глубине квартиры.

– Его одежда и рюкзак тоже обследуются криминалистами, – объяснил Кристер. – Надеюсь, вы понимаете.

– Рюкзак? – удивилась Жозефин. – Он-то вам зачем? – Она показала на маленький желтый «Фьельрэвен» среди обуви в прихожей. – Он должен был взять с собой еду… в среду, когда… – Ее голос умер, конец фразы повис в воздухе. – На этот раз я вспомнила об этом. Все приготовила, положила в рюкзак. А потом… забыла ему отдать.

Кристер заставил себя не смотреть на рюкзак дольше самого необходимого. В желудке уже затвердел ком.

– А другого у него не было? С «Моим маленьким пони»?

Жозефин смотрела на желтый рюкзак и молчала. Она как будто больше не слышала Кристера.

– Странный вопрос, – ответил за жену Фредрик, вернувшийся с зубной щеткой. – Но нет. Другого рюкзака у него нет.

Кристер нахмурился. Оссиана нашли с рюкзаком. И если это не его рюкзак, то чей? Действительно, странная ситуация…

* * *

В кабинете судмедэкспертизы у Мильды было действительно жарко, но и в главном полицейском корпусе не многим более прохладно. Система вентиляции дышала на ладан, и чинить ее никто не спешил. Похоже, у кого-то в полицейском здании все-таки были выходные. В общем, единственным решением было выбраться на улицу и попытаться найти уединенное местечко в тени.

С папкой под мышкой Мина вышла через главный вход и свернула за угол, где земля была усеяна окурками. Судя по всему, здесь находилось место сбора местных курильщиков. Вредная привычка, о которой порой не подозревают даже самые близкие друзья. Как мало мы все-таки знаем друг о друге! Иногда Мине казалось, что каждый человек заключен в непроницаемый пузырь, и добраться до его истинной сути невозможно.

Мине совсем не хотелось садиться, но листать папку стоя невозможно. Все необходимое она носила с собой в сумке – влажные салфетки, антибактериальный спрей и спиртовой гель. Оставалось тщательно протереть небольшую скамейку, стратегически расположенную рядом с переполненной мусорной корзиной.

Мина отвела глаза. Вокруг корзины роились осы, но их она не боялась. Ее вообще мало пугало то, что можно видеть и осязать. Главные опасности неуловимы физическими органами чувств.

Закончив с протиркой, Мина села и положила папку рядом на скамейку. Здесь, в тени, не так пекло солнце. Легкий ветерок навевал прохладу и высушивал пот под тонкой футболкой. Мина несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Освободившись от гнетущей жары, легкие будто открылись. Наполнив их кислородом, Мина открыла папку. Отчет о вскрытии лежал сверху.

Мина хорошо понимала, что ей предстоит. Даже видавших виды полицейских смерть детей не оставляла равнодушными. А Лилли было всего пять лет. На этот раз расхожее клише детективных романов оказалось правдой. Тело обнаружил мужчина с собакой.

Мина заставила себя взять фотографии и положила рядом на скамейку. Длинные темные волосы девочки рассыпались веером на металлическом столе прозекторской. Какое умиротворенное лицо! Она как будто спала.

Причиной смерти было удушье, об этом Мина слышала раньше. Но подробностей не знала, потому что расследование вела не их группа. Мина взяла отчет о вскрытии. Читала медленно, опасаясь пропустить что-нибудь важное. В расследованиях убийства любая мелочь может сыграть решающую роль.

На лист бумаги села оса, Мина раздраженно смахнула ее. Оса вернулась. Похоже, ее не смущала разница в размерах ее и противника. Мина невольно прониклась уважением к надоедливому насекомому. Большинство животных избегают конфликтов с представителями более крупных видов, но не осы. Они как будто верят, что жало делает их неуязвимыми. Совсем как известного типа мужчины…

Мина опять отмахнулась от осы. Та на этот раз поняла намек и улетела на обертку от мороженого в мусорной корзине.

Как всегда, отчет Мильды был хорошо структурирован и прост для понимания. Гораздо сложнее вычитывать информацию между строк. Причина смерти обманчиво проста – гипоксия, удушье. Лишенный кислорода, мозг перестает работать, и функции организма отключаются одна за другой. Но дальше написано, что в дыхательных путях не обнаружено ничего, что могло бы вызвать удушье. Только небольшие следы волокон. Воды, впрочем, там тоже не было, поэтому утопление можно исключить. Тем не менее Мильда указывает на следы на легких, как будто к ним сильно прижимались ребра. Мина нахмурилась.

Что могло оказать такое давление на тело? Удары? Можно смело исключить. Они должны были вызвать кровотечения под кожей, о чем в отчете ни слова. Падение с высоты? Мине приходилось видеть людей, упавших с большой высоты, как намеренно, так и случайно. Трудно поверить, чтобы это оставило такие локальные повреждения. Скорее всего, на тело было оказано давление. Кратковременное и сильное все равно вызвало бы кровотечения под кожей. Но несильное, равномерное давление на протяжении длительного времени… Мина почесала голову. Она терялась в догадках, что могло стать его причиной.

Время смерти тоже важно, особенно в контексте того, что произошло с Оссианом. Как отметил Кристер, Лилли отсутствовала ровно три дня – столько прошло с момента ее исчезновения до обнаружения тела. По мнению Мильды, девочка оставалась живой все это время и не подвергалась насилию. Напротив, содержимое желудка свидетельствовало о том, что Лилли хорошо кормили. Она никогда не бывала голодной. И была убита незадолго до того, как ее нашли.

Вернувшись к протоколу вскрытия, Мина попыталась совместить выводы Мильды с заключением судебно-медицинской экспертизы. Несколько волокон в правой подмышке. Того же типа, что и в горле, – шерсть.

Оса вернулась опять, если только это была та же самая. И на этот раз терпение Мины лопнуло. Она достала влажную салфетку, прицелилась и ухватила осу защищенными салфеткой пальцами. Представила себе, как несчастное насекомое тычет жалом вслепую – бесполезно. И снова ассоциации с мужчинами…

Мина развернула салфетку. В причине смерти сомнений не оставалось – полное размозжение. Она свернула салфетку и выбросила в мусор.

Покончив с отчетом о вскрытии, Мина взяла последние остававшиеся в папке фотографии. Одежда Лилли, найденные при ней вещи. По словам родителей, в этом платье она и пропала. Содержимое карманов – гладкий белый камушек, глянцевая закладка для книг, карандашный тролль с выпученными глазами и ластик в форме кота.

Мина улыбнулась, хотя образ девочки на металлическом столе прозекторской все еще стоял перед ее глазами. Что-то все-таки есть в безудержной радости пятилетних детей по поводу этих симпатичных мелочей. Щенки, лошадки, блестки… Становясь взрослыми, мы теряем способность ценить некоторые вещи. Разве что на карнавалах или музыкальных фестивалях.

Мина вернула все на место, аккуратно закрыла папку, встала и глубоко вздохнула. Посмотрела на часы – день почти закончился. Теперь она знала больше, но количество вопросительных знаков в голове только увеличилось. По-прежнему не было ничего, что могло бы помочь им найти убийц Лилли и Оссиана. Все, что они делали до сих пор, – неуклонно двигались к тупику. Между тем как опасный преступник разгуливает на свободе…

* * *

Винсент уединился у себя в кабинете. Мария снова ушла к Кевину, скорректировать стратегию продаж. Винсент столкнулся с ней в дверях, когда возвращался с кладбища. Похоже, у Кевина возникла гениальная идея, которая не может ждать.

Ребекка с Астоном ушли в кино, что еще месяц назад было немыслимо. Но Астон неожиданно стал боготворить старшую сестру, и та оказалась не против пообщаться с братом, на семь лет младше нее. При том, что у Ребекки, судя по всему, был парень. Наверное, голова от жары закружилась, и кинозал с кондиционером показался подходящим решением…

Беньямин в своей комнате занимался тем, чем обычно занимаются двадцатилетние дети, запертые в четырех стенах, – искал квартиру на «Хемнете».

Так что в этот субботний день менталист был предоставлен самому себе.

Когда-то он прекрасно чувствовал себя наедине со своими мыслями, но это в прошлом. Все изменилось с тех пор, как Яне подняла на поверхность историю его матери. Теперь приходилось постоянно следить за потоком мыслей, которые иначе могли взять неверное направление.

Он достал с книжной полки кубик Рубика, покрутил между пальцами. Тот самый, который получил от Мины. Винсент уже пытался крутить его раньше, но грани вращались слишком свободно, он испугался, что кубик рассыплется, и поставил его на полку. Такое впечатление, что он ломался у Мины, и ей пришлось собрать его заново.

Кубик вернул воспоминания, к которым Винсент не был готов. Гостиная Мины, где он увидел этот кубик на столе. Безутешная Мина на диване. В груди кольнуло, Винсент понял, что мысли направились именно туда, куда он меньше всего хотел их пускать. Он открыл ящик стола и убрал кубик с глаз долой. Взгляд упал на конверт с Санта-Клаусом, который лежал в ящике. После секундного замешательства Винсент взял его.

Это была рождественская открытка, полученная им спустя два месяца с небольшим, после того как сотрудничество Винсента с полицией завершилось. Одна из любительских головоломок, которые присылали ему люди, после того как участие Винсента в расследовании стало достоянием широкой общественности. Эти задачки доставили Винсенту немало веселых минут. Одни решались элементарно, над другими пришлось поломать голову. Как над содержимым этого конверта, к примеру. В нем, кроме неподписанной открытки, какие можно купить в универмаге «Куп», были кусочки бумаги, напоминавшие игру «Тетрис».

Винсент высыпал кусочки на стол и испытал чувство, возникшее у него, когда он впервые увидел их. Он сразу понял, что эта головоломка не такая, как другие. Это не поддавалось никакому рациональному объяснению, но вид прямоугольных кусочков бумаги наполнил его смутной тревогой. И она нисколько не ослабевала со временем.

На прямоугольных бумажках был текст, по несколько букв на каждом фрагменте. Очевидно, их нужно было соединить, чтобы прочитать сообщение. И здесь автор головоломки уготовил ему ловушку. Винсент улыбнулся про себя. Нечасто дилетантам из публики удавалось его обмануть, но сама попытка вызывала уважение. Поскольку кусочки напоминали «Тетрис», Винсент постарался разместить их согласно правилам этой игры, чтобы образовался сплошной прямоугольник. Но сообщение не читалось, как бы он ни переставлял фрагменты.

В конце концов Винсент понял, что ассоциация с игрой – ловушка. В конце концов, нигде не было указано, что это фишки «Тетрис». Знакомые формы и цвета увели мысли в этом направлении, согласно задумке автора. В этом читался скрытый намек на «магическое» прошлое Винсента. Потому что техника отвлечения внимания аудитории, когда иллюзионист заставляет публику сосредоточиться не на том, на чем нужно, по-прежнему краеугольный камень большинства иллюзий.

С другой стороны, это означало, что автор головоломки изучает Винсента, как насекомое под лупой. Этот вывод совсем не утешил менталиста. Осознав ошибку с «Тетрисом», он за считаные секунды собрал текст и попытался сосредоточиться только на нем. Собственно, других вариантов не существовало.

Этот пазл Винсент собирал уже много раз, но фраза не становилась понятнее.

Приветствую, жадный Тим!

Прочитав это впервые, Винсент почувствовал себя оскорбленным, хотя он не был жадным и звали его не Тим. В тот же момент его настигло осознание того, что это «приветствие», скорее всего, код. Остается найти ключ.

Он попытался усмотреть различия в начертании букв, но все они выглядели одинаково. Это исключало шифры Бэкона. Винсент попробовал шифры со смещением, где каждой букве соответствовала другая, отстоящая от нее в алфавите на определенное число знаков. Это число называлось «корнем» шрифта. Винсент взял в качестве «корня» 13 – ничего не получилось. Вообще такие шифровки редко выглядят как законченные, осмысленные фразы. То же относится и к другим кодам, где одни буквы меняются на другие.

Винсент вышел в гостиную и снял с полки альбом Pollen исполнителя Aes Dana. Как всегда, сначала вдохнул запах винила. И только после этого положил пластинку на проигрыватель.

Семья закатывала глаза, но виниловые пластинки, как и бумажные книги, пахли. И этот запах каждый раз сулил интересные переживания и неожиданные открытия. «Цифра» ничего подобного не имела. Как и капсульная кофемашина, кстати. Винсент прекрасно осознавал ее преимущества – и при этом не мог избавиться от ощущения, что что-то утеряно.

Когда из динамиков послышались первые звуки, он прибавил громкость, чтобы было слышно у него в кабинете. Что ни говори, французы понимают толк в электронной музыке. Эта мысль заставила Винсента с уважением подумать о Дени, парне Ребекки. Возможно, дочь не так уж ошиблась с выбором.

Винсент вернулся к загадочному сообщению на столе. Должен быть более глубокий слой, который ему еще предстоит раскопать. Единственное, что оставалось, – анаграмма, где заглавные буквы, как и знаки препинания, игнорируются, а из остальных, путем переставления, складывается зашифрованный текст. Но с восемнадцатью буквами возможны миллионы комбинаций. Без малейшего понятия, что хочешь получить в итоге, не стоило и начинать.

Вздохнув, Винсент сложил фрагменты обратно в конверт. Существует еще вероятность того, что все это вообще не имеет никакого смысла. В конце концов, ему уже не раз приходилось получать и такое. Но против этого говорили две вещи.

Первое – необъяснимое чувство тревоги, которое никак не хотело отступать.

И второе – что спустя ровно год после первой, – всего шесть месяцев назад, – Винсент получил новую рождественскую открытку. И новые бумажные фрагменты.

* * *

Мине всю ночь снились кошмары, но к утру все бесследно развеялось. Она проснулась вспотевшей больше обычного, поэтому утренние гигиенические процедуры заняли вдвое больше времени. Как следствие, Мина опоздала на работу. Юлия только что заканчивала обзор ситуации. Успешность работы в воскресенье во многом зависела от того, что коллегам удалось сделать в субботу. Мина надеялась, что больше, чем ей.

Выйдя из ворот своего дома, она замерла на месте. Мина слишком хорошо знала эту большую черную машину. В груди как будто забилась маленькая колибри, ища выхода из клетки. Зачем он здесь? Почему сейчас? Не зря несколько дней тому назад Мина вспоминала квартиру в Васастане…

Она подбежала к машине, дернула заднюю дверцу:

– Что случилось?

– Сядь, – велел он вместо ответа.

Одно это слово пробудило лавину воспоминаний. Он никогда не бывал щедр на слова и слишком привык отдавать приказы. Что было объяснимо, с учетом его положения. Но и в самом начале карьеры, когда они еще жили вместе, разговаривал примерно так же. Как будто всегда имел отправной точкой данную ему власть над другими людьми.

Мина села, предварительно осмотрев сиденье. Идеальная чистота. Наверняка есть люди, чьей единственной обязанностью является поддержание порядка в салоне этой машины.

– Что случилось? – повторила Мина, взглянув на водителя.

Само присутствие свидетеля показалось ей странным, но солнцезащитные очки водителя ничего не выдавали, когда Мина смотрела на него в зеркало заднего вида. Мужчина смотрел прямо перед собой.

Разумеется, быть в нужный момент слепым и глухим – часть его работы.

Мина перевела взгляд на другого мужчину, сидевшего рядом с ней на заднем сиденье. Сердце снова затрепетало. Зачем все-таки она здесь?

Он вычеркнул ее из своей жизни и жизни Натали. Мина поняла и приняла это. Таким было его главное условие. Если она уйдет от них, все связи оборвутся. И так продолжалось много лет. Он не приближался к ней, она – к нему. Вот так, просто. Пока они не застукали ее два года тому назад, и после этого больше не давали о себе знать. И Мина старалась держаться на расстоянии. Больше никакого наблюдательного пункта на платформе Блосуте. И никакого кофе в Кунгстредгордене. Что же случилось теперь?

И почему рядом с ее домом?

Мина сосредоточилась на крошечном пятнышке на спинке переднего сиденья. Единственном на идеально гладкой кожаной поверхности.

Вдох-выдох.

Она повернулась и встретила его взгляд. Стальной, как всегда. Но в ясных голубых глазах мелькнуло беспокойство. О, эти глаза, совсем как у Натали…

– Она вышла на контакт, – сказал он. – Ты должна была удерживать ее на расстоянии.

Мине не нужно было спрашивать, кого он имел в виду.

– Я давно не разговаривала с мамой, – ответила она.

– Натали с ней. С прошлой пятницы. Мои люди, конечно, всё видели. Это я не велел им вмешиваться.

Мина вспомнила, как два года назад, летом, не смогла отказать себе в чашечке кофе в компании Натали. Охрана увела дочь раньше, чем Мина успела сесть.

– До сих пор у тебя не возникало проблем с вмешательством.

– Все верно, – вздохнул он. – И привело к тому, что сейчас у нас с Натали… довольно натянутые отношения. Мне не хотелось бы усугублять ситуацию без необходимости. Не то чтобы я не знал, где этот дом… да и Натали теперь выросла. Так или иначе, она первой написала, что встретила бабушку. А вечером я получил еще одно сообщение, что она остается ночевать у Инес. Это было в прошлую пятницу. С тех пор Натали не отвечает на мои звонки. Сегодня воскресенье. Упрямый подросток, да, но всему есть пределы.

Мина прикусила язык. У нее вошло в привычку следить за Натали по телефону. Маленький GPS-передатчик, который она спрятала в рюкзаке дочери, должно быть, угодил в отсек, куда Натали редко заглядывала. Именно об этом свидетельствовали ежедневные перемещения красной точки по карте в телефоне. Но дело Оссиана на последние несколько дней вычеркнуло Мину из остальной жизни. Она не проверяла местонахождение Натали с утра среды, когда та была в отцовском доме. Мине стало стыдно. Не будь она такой забывчивой, отец Натали не сказал бы сейчас ничего нового для нее.

– Почему бы тебе просто не забрать ее? – спросила она. – Ты ведь знаешь, где это.

Мина заметила неуверенность на его лице. Если такое случалось раньше, то на доли секунды, настолько краткие, что, оглянувшись на него во второй раз, Мина могла поклясться, что ничего такого не было. Но сейчас это затянулось.

– Я не знаю, – ответил он. – В конце концов, у нас соглашение – никаких контактов. Но это ее бабушка, и прошло столько лет…

Окончание фразы повисло в воздухе. Взглянув в зеркало заднего вида, Мина увидела, что водитель все так же смотрит перед собой, не двинув ни единым лицевым мускулом за солнцезащитными очками.

Она поняла. Отец Натали боится, как будет выглядеть в СМИ в связи с тем, что он не давал дочери встречаться с близкими родственниками.

– Ты хочешь, чтобы я что-то сделала?

Он покачал головой, как будто подыскивал подходящие слова. Это была одна из его главных особенностей – никогда не говорить опрометчиво. Иначе он не поднялся бы так высоко.

Проходившие мимо люди смотрели на машину. Должно быть, перед обыкновенным жилым домом она смотрелась особенно странно. А тонированные стекла только разжигали любопытство.

– Я хочу, чтобы ты поговорила с матерью, – услышала Мина наконец его голос. – Без ведома Натали. Тебя она послушает. Но мы должны быть очень осторожны.

Мина заставила себя сделать еще один глубокий вдох, чтобы успокоиться. Внутри нее бушевала буря. Мысли, воспоминания, эмоции, которые она до сих пор так старательно подавляла. Все то, без чего приучила себя жить.

– У меня важное расследование, – сказала она.

– Пропавший ребенок, – кивнул он. – Я смотрел пресс-конференцию. У меня информация, что сегодня вы нашли его мертвым.

– Тогда ты понимаешь, что мне есть чем заняться в данный момент. Встреча Натали с бабушкой меня не беспокоит.

Их взгляды снова встретились.

– Нет, но тебе, возможно, стоит обеспокоиться тем, что Натали может от нее услышать.

Ее охватила тревога. Он прав, конечно. Все их соглашения – карточный домик. Который грозит рухнуть каждую секунду, пока Натали с бабушкой. А если это произойдет, он похоронит под собой не только Мину, но и ее дочь.

– Я попробую, – прошептала она.

Он потянулся к переднему сиденью. Водитель подал блокнот и ручку. Знакомая рука черкнула несколько строк в блокноте, вырвала лист и протянула Мине. Теперь он был сама собранность, само спокойствие. Никакой неуверенности.

Мина открыла рот – ей было о чем спросить, и столько всего осталось невысказанным, – но тут же закрыла и потянулась в дверце. Она сама отказалась от права задавать вопросы.

Когда черная машина скрылась за углом, Мина долго еще стояла, не двигаясь с места, словно ждала ее возвращения. Потом посмотрела на записку в руке. Достала телефон и набрала номер. Если этого не сделать сразу, потом она не решится. Услышав голос автоответчика, Мина вздохнула с облегчением и надиктовала сообщение. Потом вернулась к воротам, механически набрала код и поднялась по лестнице в квартиру. Только там, за плотно закрытой дверью, позволила себе закричать.

* * *

Крыши домов сверкали в лучах утреннего солнца. Когда Рубен жил в Валлентюне, дома были коричневыми, а теперь их покрасили в разные цвета. Рубен собирался сюда несколько дней назад, но поиски Оссиана нарушили все планы. Вчера он беседовал с постояльцами и персоналом «Чапмана», сотрудниками Национального музея и Королевской академии художеств – учреждений, располагавшихся поблизости. Никто ничего не видел. Адам, конечно, предложил в воскресенье пройтись и по оставшейся части острова. Если убийца прибыл на лодке, существовала вероятность того, что его заметили с других лодок. Рубен поначалу сказал, что займется этим позже, сейчас ему предстоит другое важное дело. Потом решил отправиться на Шеппсхольмен немедленно. Но нет, сначала Эллинор.

Это расследование выбило его из колеи. Возникла необходимость ощутить себя частью чего-то большего. Вспомнить, по крайней мере, как это ощущалось. Друзья-приятели, Гуннар и другие – не то. Здесь товарищество сильно отдавало конкуренцией. Кто расскажет самую смешную историю. Или кто видел самую большую грудь на выходных. Рубен играл в эту игру скорее на автомате. Сейчас ему требовалось другое.

Найти Эллинор оказалось просто. Она все еще жила там же, где и он когда-то. Рубен сидел в машине на парковке и смотрел на дома внизу. Желтый был Эллинор. Он вышел из машины, ступил на знакомую дорожку. В маленьком парке играли дети.

Дети…

Мысль о них до сих пор не приходила ему в голову. Ведь Эллинор могла быть замужем и иметь детей. Сегодня воскресенье, вся семья дома. Если откроет муж, Рубен скажет, что ошибся адресом.

Возле желтого дома на лужайке действительно валялся детский велосипед. Рубен как будто вызвал его своими мыслями. И не какой-то малышовский трехколесник. Большой велосипед, для подростка. То есть у Эллинор была семья. Визит все больше представлялся плохой идеей, но лучше сделать это сейчас.

Рубен поднялся по небольшой лестнице и позвонил. Отступил на шаг, услышав шаги по ту сторону двери.

Открыла Эллинор.

– Да?

Первое, что его поразило, какой она стала красивой. Конечно, Эллинор и тогда была красавицей, но прошло десять лет. Достаточный срок, чтобы стать мудрее, опытнее. Чтобы стать матерью, начать жить своей жизнью. Все это Рубен прочитал на ее лице, и у него перехватило дыхание. Эллинор потребовалось несколько секунд, чтобы узнать его, после чего она нахмурила брови.

– Рубен Хёк? Что ты здесь делаешь?

Это был не тот тон, которым говорят: «Так приятно видеть тебя после стольких-то лет». Скорее, наоборот: «Исчезни, пока я не позвала мужа».

– Привет, – сказал он так тихо, как только мог. – Извини, что без предупреждения… Мы можем поговорить?

Кто-то задвигался за ее спиной. Рубен попытался разглядеть, кто это, но Эллинор намеренно загородила собой весь дверной проем.

– Астрид, это ко мне, – бросила она через плечо. – Подожди, я сейчас.

По лицу Эллинор он видел, как плохо поступил с ней когда-то и как ей сейчас не хочется об этом вспоминать.

– Астрид? – переспросил он.

– Это тебя не касается, – перебила Эллинор. – Уходи, или я вызову полицию.

– Но, Элли, – он робко улыбнулся, – я и есть полиция.

– Ты прекрасно понял, о чем я. И не называй меня так. Не приходи сюда больше, прошу.

Откуда ни возьмись, перед Эллинор вынырнула маленькая фигура.

– Привет, меня зовут Астрид. А тебя?

– Он уходит, Астрид, – грубо оборвала Эллинор. – Всё, пока.

Она мягко отстранила девочку и захлопнула дверь перед самым его носом. Щелкнул замок. Рубен спустился со ступенек и остановился на лужайке, не зная, что делать. Но не стоять же так. Соседи могут заинтересоваться. Рубену на них плевать, но не ей.

Он пошел обратно к машине. Вот черт… Психолог Аманда права, это была худшая из его идей за последнее время. Той Эллинор, в которую он был влюблен и которую предал, больше нет. Все, что от нее осталось, – неприятные воспоминания новой Эллинор о прошлой жизни. Которые Эллинор преодолела и пошла дальше. Она обзавелась семьей и не виновата, что он не сделал того же самого.

Рубен сел в машину. Помедлил несколько секунд, прежде чем завести мотор. Странное ощущение – видеть Эллинор с ребенком. У девочки глаза матери и чужой рот. Рубен слишком хорошо помнил мягкие, полные губы Эллинор, летом слегка солоноватые от пота… Он тут же прогнал эти мысли. Не мог позволить себе снова утонуть в воспоминаниях.

Девочку зовут Астрид, как бабушку Рубена. Эллинор всегда любила его бабушку, а та, в свою очередь, постоянно спрашивала Рубена о его «милой невесте». Рубен не знал, что ей ответить, поэтому молчал. Завтра, за понедельничным кофе – ставшим для них своего рода ритуалом с тех пор, как бабушка переехала в дом престарелых, по счастливому стечению обстоятельств располагавшийся неподалеку от полицейского отделения, – Рубен наконец расскажет ей, что Эллинор, похоже, жива и здорова, и ее дочь зовут Астрид. Бабушке будет приятно это услышать.

Рубен вздохнул и нажал на газ. Дело сделано. Аманда гордилась бы им.

* * *

– В отчете о вскрытии Лилли много странного, – прохрипела Мина в трубку, горло все еще болело после крика. – Но ничего, что могло бы пролить свет на убийство Оссиана. Для этого нам, похоже, нужно дождаться его вскрытия.

Мина услышала, как на другом конце провода тяжело вздохнула ее начальница.

– Рейд Адама и Рубена ничего не дал, – услышала Мина голос Юлии. – И Педер не нашел никаких камер слежения вдоль дорожки.

– А на мосту, в Шеппсхольмене? Или на «Чапмане», там они должны быть.

– Камеры установлены на здании Национального музея, прямо перед мостом. Но обзор не очень большой. А если преступник приплыл на лодке, ему даже не пришлось выходить на мост. Что касается «Чапмана», у них только внутренние камеры; их не интересует, что происходит снаружи хостела. Так что у нас ничего нет. Я надеялась получить от тебя хоть что-нибудь.

– Думаю, нам стоит присмотреться к протоколу вскрытия Лилли, – повторила Мина. – Адам, кстати, придерживается того же мнения.

Юлия еще раз вздохнула:

– Рискую навлечь на себя гнев жены Педера, но все-таки позвоню ему еще раз. Если повезет, сможем связаться с матерью Лилли уже сегодня. Отец в отъезде, насколько мне известно. Ты на сегодня свободна. Дай знать, если что-нибудь придумаешь. Или увидимся завтра.

– Конечно.

Мина положила трубку. Неожиданная встреча с отцом Натали настолько потрясла ее, что наутро Мина не нашла в себе силы доехать до работы. Она чувствовала, что вот-вот сломается, и боялась, что это произойдет на глазах у коллег. Поэтому сказалась больной и объяснила Юлии, что боится заразить остальных. С учетом того, что вчера Мина кричала до хрипоты, в этом была доля правды.

Мина беспокойно ходила по квартире. Юлия дала ей несколько заданий, которые можно выполнить из дома. Мина все сделала, но не избавилась от ощущения, что находится слишком далеко от эпицентра событий. Дома она больше не чувствовала себя в безопасности. Ей нужно было отвлечься. Натали и Оссиан безостановочно кружили в мыслях, не давая ни малейшей возможности на чем-либо сосредоточиться.

Они не смогли спасти Оссиана. Это нужно просто принять. Сколько себя ни кори, это не добавит ни улик, ни путеводных нитей. С другой стороны, Юлия позволила ей остаться дома, разве это не везение? Теперь у Мины есть возможность хоть немного оправиться после вчерашнего потрясения.

Ее дочь сейчас с бабушкой, матерью Мины. Инес так и не ответила на сообщение, хотя указанный в записке номер точно верный. Можно, конечно, найти это место при помощи GPS-навигатора, заявиться к ним в качестве полицейского. Но это вряд ли улучшит ситуацию. Ничего другого не остается, кроме как ждать. И не находить себе места, потому что Инес все может рассказать Натали. При этой мысли Мину парализовало от ужаса. Есть тайны, которые не могут быть открыты, потому что на них слишком много держится. Они – фундамент, без которого жизнь просто рухнет. И никто не уцелеет под ее обломками.

Но ждать Мина не умела. Чего ей сейчас не хватало – это новых заданий от Юлии.

Хотя…

Мина взяла телефон и пролистала приложения. Ответила на электронные письма и несколько сообщений, которые получила сегодня. Может, есть еще что-нибудь интересное, важная статья в интернете, к примеру, или… Она остановилась на значке в виде белого пламени на красном фоне. «Тиндер», конечно! Чертов Рубен… Это он заставил ее пойти на это. Или нет, Рубен не виноват. Мина сама скачала приложение, чтобы заставить коллегу замолчать. Но сейчас-то рядом с ней нет никакого Рубена…

С другой стороны, почему бы и нет. Прекрасная возможность развеяться, отвлечься. И что плохого в том, что она откроет «Тиндер»? Сейчас все там зависают. Не монахиня же она, в самом деле. Да и мужчины из приложения не узнают, что Мина на них смотрела.

Мина рассчитывала таким образом хотя бы немного упростить ситуацию.

Надеялась на это.

Она подготовилась к тому, что увидит, просмотрев несколько статей в интернете. Узнала, что специалисты рекомендуют мужчинам фотографироваться с друзьями, домашними питомцами, членами семьи. Или выставлять фотографии, где они чем-то заняты. Потому что женщины – по мнению авторов статей, в большинстве своем тоже женщин – «клюют» прежде всего на активных мужчин. Мина хорошо понимала психологические основы подобных советов. Демонстрация заботы, сочувствия, активной жизненной позиции при наличии собственных интересов.

Проблема, однако, в том, что эти статьи читают сотни тысяч людей. Что само по себе напрочь обесценивает всю «психологию», сводя ее к бездумному следованию рекомендациям специалистов. Ну или тех, кто себя за таковых выдает.

Мина глубоко вздохнула, протерла телефон влажной салфеткой, открыла приложение и зарегистрировалась как пользователь.

Первым, кого она увидела, был мужчина с большой рыбой, которую гордо поднимал перед собой обеими руками. Мина даже вздрогнула от неожиданности. Как это понимать? Что значит рыба – хобби, домашний питомец? Может, член семьи? Добыча, похоже. Призванная символизировать мужественность, способность убивать и добывать еду. Сам мужчина был в темных очках, поэтому рыба – единственное, что раскрывало его личность.

Да, еще руки. Мина поежилась. Какая женщина в здравом уме позволит этим рукам, гордо державшим большого липкого леща, прикоснуться к себе? Мина понюхала пальцы. Ей уже казалось, что они пахнут рыбой.

Не в силах больше этого видеть, она смахнула «рыбака» влево. Бросила быстрый взгляд на следующего и повторила это движение.

Так она пролистнула десятки мужчин – в компании дедушек, в спортзале и со странными домашними питомцами. Был даже мужчина с подушкой. Очевидно, все они читали те же статьи, что и она. Рыбы тоже были, просто невероятное количество. При чем здесь рыбы – вот неразрешимая загадка. И глаза, похоже, придется промыть каустической содой.

Рубен может смеяться сколько угодно, но с нее достаточно.

Хотя… над одной из фотографий палец завис. На Мину смотрел кареглазый мужчина с темными вьющимися волосами, собранными сзади в рыхлый узел. Густая щетина на щеках и подбородке. Выглядит неплохо, но не настолько, чтобы это могло всерьез обеспокоить. Взгляд как будто немного уставший. Совсем немного. И фотография не студийная, обыкновенное любительское селфи. Тем не менее довольно удачное. Хотя и без претензий. Смотрит не в камеру, а на кого-то за кадром. Белая рубашка, закатанные рукава. Возможно, сделано на работе. И больше ничего – ни рыб, ни спортивных снарядов.

Мина вздохнула с облегчением и прочитала подпись:

Меня зовут Амир. Я юрист и все время на работе. Наверное, поэтому у меня проблемы с хобби и интересами. Но я настроен это изменить. Может, вместе у нас лучше получится?

Юрист, без хобби и интересов. Но выглядит очень неплохо. И не навязывает себя, в отличие от остальных. Рубен должен это видеть. Мина подумала о том, чтобы связаться с Амиром. Вряд ли встретиться, всему надо знать меру. Оссиан, конечно… Но ей хотелось ущипнуть за нос Рубена, и как можно больней. Чтобы навсегда закрыть тему социофобии и монашества.

Мина приложила палец к телефону и на секунду засомневалась. Провела пальцем вправо, прежде чем успела об этом пожалеть.

* * *

– Я обещал Анетт принять тройню сегодня днем, – сказал Педер. – Она собиралась выпить в кафе с подругами.

Они с Юлией проталкивались локтями сквозь поток туристов на тротуаре.

– Ты мог бы сказать жене, что придется подождать, пока мы не найдем убийцу Оссиана, – ответила Юлия.

И тут же пожалела об этом. Это прозвучало слишком резко. Она все еще злилась на Торкеля.

– Ты… э-э… извини, – быстро поправилась она. – Я сболтнула глупость.

Педер только кивнул.

– Нам повезло, что мать Лилли живет неподалеку от отделения полиции, – продолжала она. – Мы ненадолго. Потом можешь ехать домой. Я точно не из тех, кто стремится лишить молодую мать и без того редких минут отдыха, поверь мне.

Юлия достала телефон и пролистала сообщения. Два новых от Торкеля. Она удалила их, не открыв.

– Адрес – Гарваргатан, семь, – прочитала Юлия в телефоне. – По другую сторону площади Кунгсхольмсторг. Мы скоро будем там. Она дома. Грех не воспользоваться такой возможностью.

На пути Педера встал мужчина в шортах цвета хаки, сандалиях и футболке с гордой надписью: «Я люблю Хьё». Он неподвижно стоял посреди тротуара и выглядел растерянным. Пришлось его обойти.

– Похоже, в Хьё понятия не имеют о правостороннем движении, – недовольно пробурчал Педер.

– Ты как будто хвастался, что тройняшки научили тебя ангельскому терпению, – улыбнулась Юлия. – Или на жителей Хьё это не распространяется?

– Похоже, я просто завидую тем, у кого проблем меньше, чем у меня, – кивнул Педер.

Третье сообщение от Торкеля появилось раньше, чем Юлия успела убрать телефон в сумку.

– Если опоздаю, всегда остается шанс подкупить Анетт коктейлем, пока она переодевается, – сказал Педер. – Это и мне бонус. Анетт безумно сексуальна, когда пьет коктейли в нижнем белье.

– Слишком много информации, Педер, – оборвала его Юлия и поспешила дальше.

На какую-то долю секунды ей даже захотелось его ударить, хотя это было несправедливо. Но Юлия не могла себе представить, чтобы Торкель налил ей хотя бы стакан сока в качестве компенсации за то, что оставляет ее на вечер с Харри. Не говоря об алкоголе, который давно исчез из их жизни. Как и ее желание ощутить себя хотя бы немного более сексуальной в присутствии Торкеля.

– Сейчас сосредоточимся на родителях Лилли, – объявила Юлия. – Насколько я понимаю, мать все еще лечится. Исчезновение Лилли не прошло даром, это понятно. Но, судя по тому, что мне удалось прочитать об этой тяжбе с мужем из-за опеки над дочерью, с мамой и до того все было не так просто. Поэтому мы должны быть очень осторожны.

1 Песня южнокорейского исполнителя и автора песен PSY.

2 Эта история подробно описывается в романе К. Лэкберг и Х. Фексеуса «Менталист».

3 21 марта 2022 г. деятельность социальных сетей Instagram и Facebook, принадлежащих компании Meta Platforms Inc., была признана Тверским судом г. Москвы экстремистской и запрещена на территории России.

4 Друг мой (ит.).

5 Bi i marinad – Mina Dabiri (шв.).

6 Человек-загадка (фр.).

7 «Надежное жилище» (шв.) – жилищно-коммунальная служба.

8 «Клуб Винкс» – мультсериал о школе фей.

9 Кайса Бергквист (р. 1976) – шведская чемпионка мира по прыжкам в высоту.

10 Музыкальная комедия британской комик-группы «Монти Пайтон».

Продолжить чтение