Восьмая казнь

Вот и всё.… На голову натянули мешок. Грубая ткань впивается в лицо. Темнота. Холод и ужас сковывают тело. Руки связаны за спиной – не обнять себя, не согреться. Дыхание прерывистое, будто страх сжимает горло. Голос сверху режет тишину. Бессвязные слова, будто сам Господь читает приговор: «Привести в исполнение».

Кто-то украдкой накидывает петлю на мою шею. Тишина. Долгая, густая, как смола. Жду. Каждая секунда растягивается в вечность. Время превратилось в колющую массу, пронизывающую мозг.

– Это всё неправда. Сейчас меня отпустят, – мелькает мысль.

Пол уходит из-под ног. Падение. Треск позвонков. Вспышка боли. Темнота. Отдаляющийся пульсирующий гул…

***

Я всегда просыпался рано. Хотя никто меня не будил. Мама работала медсестрой в районной больнице, и уходила на работу затемно. Возвращалась, когда я уже спал. Отца у меня не было. О нём я ничего не знал. Все мои расспросы об отце очень злили маму.

Однажды, после очередного «Где папа?», она ударила меня так, что распухла губа. С тех пор я не задавал вопросов.

В школе тоже молчал, когда речь заходила о родителях. На одной из перемен парень из параллельного класса назвал меня безотцовщиной. Я врезал ему! Завязалась драка. Но тот оказался сильнее. Он сидел у меня на груди и наотмашь бил по лицу. На глазах у ребят. Те стояли и подбадривали противника. А надо мной смеялись.

Я весь испачканный кровью, с разбитым носом лежал и плакал на полу раздевалки. Ребята проходили мимо, и ни один не помог. С тех пор я возненавидел всех! В мечтаниях я отчетливо видел, как избиваю обидчика и всех его друзей. Мысли о мести постоянно отвлекали от уроков.

Раннее утро. Собираюсь в школу. На лестнице – соседская кошка. Мяукает, выпрашивает еду. Я всегда не любил кошек за их навязчивую наглость. Но тогда вспыхнула яростная ненависть к этому животному. Я схватил кошку за шкирку и потащил на крышу. Не знал как, но очень хотел избавиться от этой серой сволочи, и больше не видеть её никогда.

Выход на крышу открыт. Безалаберные рабочие давно потеряли ключ от замка. Этот замок сейчас выполняет роль брелка, свисая ржавой соплёй с одинокой петли.

Затаскиваю кошку по вертикальной лестнице на чердак. Она покорно ждет кормежки. Чердак завален строительным хламом и птичьим помётом. Среди мусора нахожу верёвку. Кошка с любопытством наблюдает, как я затягиваю удавку на её шее. Меня бесит её равнодушие. Я зло щелкаю кошку по носу. Она, обезумев, вырывается из рук и несётся к краю крыши. Второй конец веревки у меня. Животина срывается вниз.

Я почувствовал несколько сильных рывков и услышал звуки, похожие на кряканье. Отпустил веревку. Через мгновение услышал глухой шлепок внизу. Странная смесь восторга и страха…

***

Я падаю. Будто в лифте, мчащемся в бездну. Темнота, много голосов: мужских и женских. Отчетливо слышу команду: «Откройте глаза!». Яркий свет. Люди в белых комбинезонах вынимают капельницы и из моих вен. Но я не чувствую прикосновений. Только сильную боль в шее.

– Норм. Можно продолжать.

Меня переложили на каталку и куда-то повезли. Сквозь мокрые от слёз глаза вижу размытые огоньки на потолке. Они мелькают бесформенными пятнами, сливаясь в единую направляющую линию. Мы попадаем в лифт. Едем наверх. Знакомое чувство подъема: в голове шум, приятное щекотание в легких. Как в детстве на качелях.

Лифт останавливается. Меня выкатывают в просторный светлый зал. Глаза успели высохнуть. Вижу яркие пятна и силуэты людей. Шея болит так, будто её переломили. Не могу повернуть голову. Несколько человек приподняли меня и переложили в прозрачный ящик. Сверху накрыли прозрачной крышкой с металлическими креплениями. Замки щёлкнули – звуки исчезли. В гробовой тишине я услышал ток крови в шейных артериях. Люди в масках что-то проверяют. Пристегивают трубки к моему ящику. Затем все уходят. Тишина давит на уши. Гаснет свет. Раздается шипение. Холодная жидкость с визгом врывается в ящик. Вода и ужас заполняют пространство. Кричу, но жидкость проникает в лёгкие. Резкая боль в груди. Не могу дотянуться до горла, руки не слушаются.

Пустота…

***

Во дворе обитало много детей моего возраста. Я особо ни с кем не дружил. Ребята постоянно во что-то играли. Чаще всего в футбол. Много лет назад в центре дворовой территории рабочие расчистили площадку под строительство асфальтированной парковки. Но этим все и закончилось. На радость юным жильцам. Почти каждый вечер на площадке проходили футбольные матчи. Меня в команду не звали. Да я и не напрашивался. Футбол я ненавидел. Не понимал смысла нелепой беготни за мячом, но иногда приходил понаблюдать за азартом местных дурачков. Иногда матчи заканчивались дракой. Драться мне не хотелось, но смотреть на кровавые баталии я любил.

Мы с мамой жили в девятиэтажном доме, на самой окраине города. Задняя часть нашей девятиэтажки упиралась в сосновый бор, который плавно перетекал в лесную чащу. На границе между бором и лесом располагался большой пруд. Он был меньше озера, но больше пруда, поэтому и назывался пруд Большой. Это его официальное название. На карте оно есть. Довольно чистый водоём, но взрослые купались в нём редко. Скорее всего, из-за болотно-глинистого пляжа.

В жаркие дни и после футбольных баталий ребята отправлялись на пруд. Нередко и я ходил с ними. И тоже с большим удовольствием купался.

В июле все разъезжались: кто на юг, кто в деревню, кто в лагерь. В такие дни было особенно тоскливо. Мама работала целыми днями, а я тупо слонялся по району.

В соседнем доме жил Мишка сиротка. Родителей у него не было. Мишка жил с бабушкой. Поэтому ему дали кличку Сиротка. Когда Мишка начал ходить в школу, все узнали, что и фамилия у него подходящая: Сироткин.

Мне он всегда казался глупым и маленьким, несмотря на то, что я был старше всего на два года. Скучно с ним. Но одному ещё скучнее.

Я застал Мишку за любимым занятием: он игрался с дождевыми червями. Сиротка мастерил для них лабиринты из песка и веток, а потом часами наблюдал, как эти ничтожества переползают из одного помещения в другое.

Мишка обрадовался моему предложению пойти на пруд. Всю дорогу он рассказывал небылицы и смеялся. Рядом с ним я ощущал себя взрослым и солидным. Нехотя поддерживал Мишкин монолог равнодушными фразами, типа: «ясно» или «понятно».

На улице невыносимая жара, необычная даже для июля. Когда мы добрались до водоёма, я моментально сбросил футболку и нырнул в прохладную бурую жижу. Мишка плавать не умел, поэтому остался плюхаться на берегу. Я плавал хорошо и быстро. Меня этому не учили. Скорее всего, данный навык был приобретён с рождения.

Добравшись до другого берега, я разлегся на теплой глине и стал смотреть в небо. Облака напоминали лица людей. Ветер раздувал их, превращая в уродливые гримасы. Я бы мог наблюдать за этими метаморфозами вечно.

С берега завопил Мишка. Я поднял голову и вслушался.

– Я тоже хочу к тебе! Тоже хочу доплыть!

Мишка носился по берегу и размахивал руками.

– Научи плавать! Я тоже хочу, как ты!

Я и забыл, что пришёл на пруд не один. Чертов сиротка!

– Научи! Хочу плавать!

На кой черт тащил с собой этого идиота? Захотелось швырнуть булыжником в жалкую фигурку на другом берегу.

– Хочу, как ты!

Да чтоб ты захлебнулся своим «хочу»! Грудь распирало бешенство. За несколько секунд я доплыл до Мишки, повернулся к нему спиной и приказал крепко держаться за плечи.

– Поплывем вместе. Ты когда-нибудь слышал про правило трёх щенков?

– Нет, – взволновано ответил сиротка.

Я и сам не знал этого правила, так как выдумал его только что.

– По правилу трёх щенков природа сама учит животных приспосабливаться к окружающей среде. В этом есть самый главный закон природы, космического сознания и водных стихий…

Я подбирал слова на ходу. При этом сам не понимал их смысла. Но зато на Мишку притча произвела неизгладимое впечатление. Он расширил глаза и с почтением смотрел на меня, выражая полное доверие и послушание.

Мишка зацепился за мои плечи, и я плавно отплыл от берега.

На середине пруда Мишка начал нервничать, и всё время хватался за мою шею.

Я попросил его успокоиться, и начал объяснять, как правильно учится плавать:

– Попробуй одной рукой держаться за меня, а другой – грести. Отталкивай воду в сторону.

Мишка всё время забывался, и хватал меня за шею. Один раз он сильно царапнул ногтями мою щёку. Я разозлился, выдернул плечо из-под Мишкиной руки и нырнул. Я быстро плыл под водой пока не уткнулся в склизкий глиняный берег. За спиной барахтался Мишка. Он орал захлёбываясь: «Помоги! Пожалуйста! Помоги!»

Слабак! Он захлебнулся на звуке «Я не…»

Интересно, что он хотел сказать?! Если «я не достоин жить» – он прав!

Я не спал всю ночь. Переживал за то, что мама может узнать о моём поступке. А ещё меня переполняло чувство гордости: я изменил судьбу человека – избавил презренного червя от жизни! А жизнь продолжается!

Про Мишу я вспомнил только через две недели, на его похоронах.

***

Допрос начался странно. Следователь уселся ко мне спиной, и теперь я видел лишь мясистый, морщинистый затылок и края шляпы. Его голос звучал как скрежет ножа по камню:Меня втолкнули в мрачный узкий кабинет. Холодные наручники щёлкнули, приковав запястья к железной петле под массивной столешницей. Прежде чем я успел осмотреться, за спиной скрипнула дверь. В комнату вошёл мужчина – высокий, очень крупный, облачённый в чёрный костюм. Широкополая шляпа бросала тень на его лицо. Был виден только квадратный подбородок.