Звенья одной цепи

Пролог

…И только ветер подхватит и пронесёт слова те сквозь время, сквозь сердца и души тех, кто живёт и мыслит…

Его жизненный путь был окончен. И теперь он должен был идти здесь. Здесь и в тоже время нигде. Между небом и землёй, между явью и навью, между жизнью и смертью. Он не знал, где он. Сколь хватало взора в разные стороны расходился один пейзаж: светлое пространство над головой, без солнца, без луны и звезд, и белое, словно снегом занесённое, пространство под ногами. Но всё же то был не снег. В этом месте не было ни холода, ни жара. Здесь не было ничего. Здесь остановилось время.

Он должен был идти. Не имело значение выбранное направление, он придет туда, куда нужно. Чтобы держать ответ за свое земное странствие. Но прежде предстоит остаться наедине с собой и со своим прошлым. Нет, не прошлым. Говорят, прошлое существует для тех, у кого есть будущее. Но для него уже нет будущего, поэтому его прошлое – это всё, что у него есть.

Он приподнял руки. Взгляд соскользнул с пальцев, на которых больше не было дорогих украшений, на рукава простой, без искусной вышивки рубахи до самых ступней, не подпоясанную даже самой простой вязкой. Босые ноги. Вот теперь что он.

Не воин, познавший воинскую науку с малых лет, побежденный в битвах и победивший в войнах. Не муж, снискавший славу и зависть, нашедший смерть раньше старости. Он человек, пришедший в мир без всего и уходящий из него с грузом лишь воспоминаний, сожалений и страха. Воистину скудны оказались дела его, раз ничего с ним не осталось в безвременье.

Здесь нет ничего, ничего и не нужно теперь. Всё, что стяжал за годы жизни своей, – всё там и забудется. Но надо было бы завершить одно, и не так поступить в другом, и не то сказать в третьем… И исправить, не дать свершиться ошибке в четвертом… Если бы он знал!

Но он брёл дальше и дальше, где уже ничего не исправить и не завершить. Ни для себя, ни для других. И идти, пока не проживёшь каждое мгновение своих воспоминаний. Идти, пока не сотрутся сожаления, пока не останется лишь ответ на один вопрос.

Говорили, что каждого, кто уйдет за грань, ждёт Суд. Представляли его страшными картинами, с всполохами адского пламени, в котором сгорит грешник за нечестивую жизнь свою. И проведя наедине с собой много и много времени в безжизненном пространстве, он понял, что Суд, каков бы он ни был, его не страшит, он сам уже готов ответить за всё.

Пространство прямо перед ним подёрнулось лёгкой рябью, волны рассеялись как будто и не было их, и в том месте появился человек. В таком же белом, как и все вокруг, длинном одеянии. Со светлым ниспадающими на плечи волосами, с внимательным взглядом ясных глаз. От незнакомца исходила неведомая, но внутренне ощутимая сила.

Это ли и есть его Судия? Пришедший, не размыкая губ, спросил:

– Остался ли ты доволен своей жизнью?

А в голове прозвучал вопрос иначе: "Достойно ли ты прошел дарованный тебе жизненный путь?"

Ему не нужно было медлить с ответом, потому что он давно знал, что сказать.

– Нет, – слегка склонив голову, дал он оценку своим трем с небольшим десятилетиям.

– Что ж, – также не размыкая губ, продолжил незнакомец. – Однажды, ты пожалел дитя своего врага. Ты заплатил высокую цену за свое милосердие. Поэтому я могу дать тебе ещё время. И вместе с тем семь даров. Согласен ли ты вернуться обратно в мир живых?

Возможно ли сухой ветке дать зелёный лист снова? Сейчас он чувствовал себя сухой веткой, время которой уже пришло. Время растворится в истории. Но он был воином, и не мог отпустить возможность действовать.

– Да, я согласен.

В то же мгновение его окутали семь серебристых нитей, словно коконом, и незаметно растворились на его теле.

– Это мои дары тебе. Мудрость, Знания, Вера, Исцеление, Предвидение, Прозрение, Многоязычие. Теперь ты можешь вернуться.

Пока его отяжелевшие веки опускались, до него тихим шелестом доходили слова: "Да будут слова и поступки твои преисполнены мудрости и справедливости, и не оставит рука твоя нуждающегося в исцелении. Да никто не поколеблет веры твоей. Да будет зрение твое просветленное во благо мира. Да никто не заговорит с тобой, чтобы ты не разумел его и не мог ответить."

Спустя долгие, наполненные славными делами и воинскими подвигами, десятилетия, когда старость постучалась в двери его дома, он снова брёл по бескрайнему белому пространству, где нет больше времени. Он помнил это место и что было даровано ему здесь. И снова он должен был идти, проживая каждое мгновение прошедшей жизни, чтобы ответить на главный вопрос.

И он шёл и шёл, но ответ так и не давался ему. Да, он щедро пользовался дарами, у него теперь были наследники, кому он завещал слова завета. Но стал ли достойнее его путь?

– Я не знаю, – подтвердил он самому себе и незнакомцу.

– Я принимаю твой ответ. Дары, которые ты получил, перейдут твоим потомкам. Но только достойнейший из них сможет собрать их воедино. И тогда найдется ключ, и откроется сердце истины, и владеющему сердцем истины будет под силу изменить мир.

Серебристые нити появились вокруг него, истончились, и на вытянутую ладонь мягко опустилась россыпь сверкающих едва заметных камней. Семь камней. Мгновение, и они исчезли в пространстве.

– Дары получили хранители. Проводник поможет найти дары в мире живых. А твой путь окончен. Теперь ты свободен.

Рядом с телом старика нашли удивительной красоты и изящества медальон, по ободку которого искрилась серебристая нить с семью узелками. Замысловатый механизм медальона никто не смог разгадать. Не пришло его время. На земле, вблизи медальона, невидимой рукой были начертаны слова: "И только достойнейший из потомков сможет собрать у хранителей семь даров воедино, путь к которым укажет проводник. И тогда найдется ключ, и откроется сердце истины, и владеющему сердцем истины будет под силу изменить мир."

И ветер подхватил и понёс слова те сквозь время, сквозь сердца и души тех, кто живёт и мыслит…

Глава 1

^{Что пожнём, когда пыль рассеется…}

^{ДДТ "Новое сердце"}

Они бежали. Даже не так. Они неслись во весь дух, с хирургической точностью пытаясь лавировать между препятствиями. Прохожие в любом случае обратили бы внимание на бегущих: есть какая-то особенная притягательная сила в бесплатных представлениях, что не позволит не проследить взглядом за движением, если, конечно, вы не находитесь под более сильным воздействием своего, ну на крайний случай, соседнего, смартфона. Кто-то даже стал посматривать по сторонам в поисках скрытых камер или камер вообще, а вдруг и правда что-то снимают. Время такое, что только ногу за двери квартиры… ну ладно, подъезда, поставишь и всё! Запросто можешь попасть со своей ногой в кадр личной съёмки, а если так звёзды сойдутся, то к обеду ищи себя в каких-нибудь каналах о жизни местного общества, о ремонте дорог и прочих нуждах, с барахолкой района. В общем, выходя из дома, не забудьте смахнуть вчерашнюю пыль с носков обуви и заносите ногу на площадку за дверью красиво.

Они бежали, и только ленивый или слепой, а также те, кто зависал в своей реальности, не провожали их взглядом с легкой заинтересованностью.

Конец апреля выдался замечательным. Солнечно, умиротворенно. Город пестрил яркой палитрой. Никакого снега, тепло так, что уже с неделю все радовали себя и других свежими нарядами. Деревья и газоны – весенним и ирландским зелёным, дороги и тротуары – нейтрально серым слегка чистым, высотки – вполне себе агатовым серым с медным, а люди – тут вообще вся цветовая гамма. Это зимой тускло и монохромно, а весной, тем более такой приличной, внезапно теплой – хочется начинать жить. И желательно начинать жить именно как сейчас, в выходной день, почти в два часа по полудню, чтобы и список дел весь "в галочках", и чтобы вот прямо со следующей недели… да чего уж там! Прямо со следующего месяца кааак… сделать что-то со "звездочкой". Такое, чтобы тянуло как минимум на самое главное дело года. В целом, хорошее время, жизнеутверждающее. Но чтобы бежать?!

А вот им пришлось. И это "пришлось"приходилось ещё и на внешний вид. У одной черные кожаные шорты, которые едва-едва прикрывают стратегические места, ботильоны на толстом каблуке, у другой – черные обтягивающие брюки, как вторая кожа сидящие на стройных ногах, высокие сапоги. Черная футболка с завораживающим принтом, косуха, невообразимая комбинация браслетов, фенечек, кожаных ремешков. И, конечно же, высокий хвост, макияж, чтобы пугать особо впечатлительных, и нарисованная тату в виде змееподобного существа из драконьих потомков. Лёгкая атлетика в такой обуви явно не показана, поэтому уже некоторое время ботильоны казались изощрённым орудием пытки: ноги устали, лодыжки ныли и что-то было ещё, но времени оценить ущерб совершенно не хватало. Всё потом.

Впереди показалась цель забега: открытая веранда кафе, уютная и приятная, с плетёными диванчиками и креслами, со стеклянными столиками, с почти невесомыми светлыми занавесками. Девушки, не сговариваясь, затормозили у угла здания, к которому прилагалась веранда. Нужно было отдышаться.

– Если…я… – опираясь одной рукой на стену, другой на коленку, чуть ли не сложившись пополам, сипя, начала говорить одна из них.

– Когда-нибудь ещё, – продолжила за нее вторая, высокая девушка в брюках. Она уже дышала спокойнее и выпрямилась. Даже с сочувствием похлопывала по спине свою подругу.

– …буду…участ…вовать…фуух, – она тоже выпрямилась, но даже в такой обуви была ниже на полголовы своей компаньонки.

– В твоих авантюрах, то? Ещё пять минут, мы вовремя, – небрежно вынув из кармана куртки телефон, провела пальчиком с черным ноготком по экрану, заставляя вспыхнуть его четырьмя цифрами с разделительным двоеточием.

– То планированием этого мероприятия буду я заниматься. Вот как в таком виде идти на встречу? – Дарьяна выразительно окинула себя взглядом.

– Ну вообще, ты отлично выглядишь. Да, не совсем твой стиль. Ну ладно, ладно. Совсем не твой. Но так и заказчик тебя не видел ни разу. Он будет…

– Потрясен до глубины души! Лан, ну как так надо было рассчитать время, чтобы не успеть хотя бы переодеться?

– Так, всё, три минуты. Вон кто-то уже сидит за дальним столиком.

Они поглядели на веранду, на их излюбленном месте действительно кто-то был. Обзору, правда, открывались только широченная спина в светлой рубашке и черные волосы. И в связи с наличием приличного количества свободных мест не подлежали сомнению два факта. Первый факт – это клиент, причем скорее всего её, а не только летнего ресторанчика, к которому они подошли. Второй факт – он пришел раньше. А! Ещё следствие – времени, чтобы что-то изменить уже нет.

Вот когда что-то идёт наперекосяк, Дарьяна сразу делала выводы, что дело гиблое. Взять, например, ее образ фанатки тяжёлого рока. Никогда до этого самого дня она так не одевалась, даже и не мыслила об этом. Родители Дари достаточно консервативны, чтобы позволить ребенку такие эксперименты. Более того, если бы они хотя бы узнали, не то, что увидели, как их единственная дочка, студентка четвертого курса -отличница, скромница (в обычное время можно даже посчитать ее нежной фиалкой, но это не совсем верно), почти что красавица (если быть точнее, то не красавица вообще-то, но, она надеялась, что со стороны на симпатичную должна же тянуть, ростом, конечно, не вышла, всего чуть больше полутора метра), почти что спортсменка (вот и бегом занимается в свободное время), воспитанная ими в строгих нравах, выглядит, то был бы всем инсульт, обширный инфаркт и отлучение от храма семьи на долгие годы. И это ещё в лучшем случае. Поэтому идея Русланы, однокурсницы Дари и по совместительству лучшей подруги, продумана во всех деталях и мелочах. Была. Кроме неучтенного человеческого фактора, который привел к трем фактам. Первое – эта высокая интриганка, которая по совместительству подруга называется, вынудила ее сниматься в ролике для очередного конкурса Русланы, нового увлечения. Второе – не быть ей Дарьяной, если эта высокая интриганка это не планировала заранее и теперь не довольна эффектом, как слон. И третье – разные эмоции, переполняющие ее с самого утра, настолько перемещались друг с другом посредством диффузии, что получившийся коктейль тянет на предвзрывной "мне-теперь-море-по-колено". И тут главное, что боязнь нового знакомства, общения и ошибок в работе, которую могут заказать, бесследно растворяются в чем-то нераспознанном, однозначно не идентифицируемом.

А ещё она никогда, вот ни единого раза, не опаздывала на встречу с клиентами. Прежде всего по причине наследственной пунктуальности, но по большей части всё-таки из предвкушения очередной увлекательной работы. Что это будет в этот раз? Но мечтать не приходилось, складывается такая история, что скорее всего ничего не будет.

И если бы у Дари было бы чуть больше времени на раздумья, то она определенно почувствовала, что что-то не так. Что-то явно противилось встрече или предостерегало. А если бы девушка ещё и знала, в какой ураган событий попадет, то возможно и вовсе сбежала. Хотя нет, как раз она бы и не стала. Характер не такой.

– Вместе подходим, – вырвала Дари из размышлений подруга, – или мне отдельно сесть? Я могу и вместо тебя, но ты же знаешь, толку с меня в этом деле вообще никого.

– Ты серьезно? – Дари даже хмыкнула. – Вот даже ни разу не подозрительно, чтобы в кафе одновременно пришли две …эмм… девы в черном и заняли при этом разные столики, делая вид, что не знакомы вообще.

– Ладно-ладно, два часа уже. Пошли. Хотя бы создадим хорошее впечатление нашей пунктуальностью.

– Да-да, больше-то нечем.

Они улыбнулись друг другу, как будто окутывая с ног до головы дружеской поддержкой – непробиваемым доспехом. В конечном итоге вдвоем у них всегда выходило как минимум нескучно, а уж расправляться с трудностями – так тем более, даже с самыми гадскими.

При их приближении владелец широченной спины оторвал взгляд от ноутбука, за которым сосредоточенно работал. И взгляд этот, надо отдать ему должное, мгновенно сменился с недоуменного на раздражённое и не предвещал ничего хорошего. Крышка ноутбука была решительно захлопнута, над столом повисла напряжённая тишина. Дари бы смутилась, всё-таки чувствовать себя виноватой за неоправданные чужие ожидания научилась с детства, но засмотрелась. Изумрудный кант в синей стали глаз ей понравился, а вот всё остальное не очень. Вместо приветствия он лишь небрежно махнул рукой, приглашая за стол, и не отрывая пристального, колючего взгляда, ждал, когда девушки займут места напротив него.

– Не буду скрывать, я удивлен и не уверен, что вы мне сможете помочь, – начал он разговор. – Честно говоря, я рассчитывал на более адекватную рекомендацию и…

– Собственно, в чем вы успели разочароваться? – не дала ему закончить Дарьянина боевая подруга.

С полминуты они молча вели зрительный диалог, наконец, мужчина отвел взгляд в сторону, слегка прищурился, а затем резко повернулся обратно.

– Герман Романов. А Дарьяна это? – внимательно вгляделся сначала в Дари, затем Лану, и, сделав какой-то вывод, вопросительно посмотрел на соседку Дари.

– Дарьяна – это я, – ей показалось, что слова вышли каким-то сиплым голосом, как будто она оправдывалась. Всё-таки Руслана однозначно попредставительнее нее будет, даже в рокерском прикиде. Дари попыталась тихо кашлянуть, выпрямиться, хотя бы создать достойный вид профессионала своего дела, и более уверенно продолжила. – Здравствуйте. Я Дарьяна Бессонова. Вы связывались со мной насчёт перевода.

Собеседник напротив вернул взгляд на Дари и слегка приподнял бровь. Ее попытки стать чуть выше не прошли без внимания, но мужчина ничего не прокомментировал.

– Хорошо. Мне рекомендовал вас один знакомый профессор- лингвист. Надеюсь, оправданно.

Он взял в руки свой телефон, немного пролистал галерею и, пододвинув экран к девушке, продолжил ровным тоном. Но это было только внешнее спокойствие, он следил за каждой эмоцией Дари, словно профессиональный психолог.

– На снимке слово или несколько слов, написанных от руки. Правильнее сказать начертанных прямо на земле. Поэтому знаки не очень отчётливо видны, но что есть.Перевести нужно их. Сможете?

Дарьяна аккуратно взяла в руки телефон и всмотрелась в фотографию. И в ту же секунду, как она увидела первые знаки, ей почудилось, что где-то близко, совершенно явственно, послышался металлический скрежет, представилось, что стальная пластина узкая, как клинок рапиры, причудливо изгибаясь, закручивается в спираль и уходит в бесконечность времени. Девушка даже мотнула головой, чтобы прогнать так не своевременно появившийся отчетливый образ. Но затем изображение на экране телефона полностью поглотило ее внимание. Символы были нечёткими и местами едва узнаваемыми, всё-таки запись послания на земле вряд ли получится каллиграфически правильной. Однако, даже при первом рассмотрении для Дари это задание оказалось впечатляющим, особенным, ни с чем до этого момента не сравнимым.

– Это… Это же… – она опустила телефон на стол, чтобы случайно не уронить, и руки убрала на колени. Но тут же их подняла, забыв, что хотела ими сделать.

Она бросила быстрый взгляд на Руслану, как будто бы проверяла на месте ли ее подруга и точно ли реальность такова, каковой была минуту назад. Затем обернулась к своему заказчику. Интересно, ведёт ли кто-нибудь в истории записи о том, какими становятся люди на пороге свершений или открытий. Когда ещё самого события нет, а до его возникновения буквально доли секунды, но в голове уже мелькнули и вот-вот соберутся в единый пазл все-все мысли об этом. Какое-то мгновение случится и разделит историю на "до"и "после". Совершенно подходящее определение "на пороге": за дверью пропасть, и поворачивая ручку, ты уже догадываешься, что она там есть, предчувствуешь. Дергаешь дверь, и там ОНО.

И если такие записи есть, то Дарьяну можно было справедливости ради туда тоже включить. Потому что обнаруживать для себя нечто поразительное в образе практикующего любителя рока, то ещё зрелище.

– Это же невероятно! – только и смогла она произнести.

Глава 2

– Ты, главное, дыши, – со смешком тихо проговорила Руслана, слегка наклоняясь к Дари, пытаясь вернуть человека к жизни. К реальной.

– Да, ты только посмотри, – Дарьяна схватила телефон и повернула экраном к подруге. – Это глаголица! Видно буквы, конечно, не очень хорошо, но это определенно глаголица!

– Да ладно, – девушка заинтересованно вгляделась в фотографию. – Похоже, – с видом знатока, протянула она, кивая головой. – Кружочки там, треугольнички, крестики. Я в этом алфавите и ещё одном почти профессионал. Разбуди ночью, напишу половину букв сто процентов.

Почувствовав на себе взгляд напротив, Руслана улыбнулась и пояснила:

– Она, – указав на Дари, – когда сильно волнуется, ну или переживает из-за чего-то, начинает буквы глаголицы и кириллицы вычерчивать. Говорит, помогает быстрее успокоиться. Ну сами понимаете, красота линий, совершенство форм получше любого седативного средства.

Герман чуть отстранился назад, как будто давая себе больший обзор на собеседниц. Без стеснения рассматривая Дарьяну, он небрежно зацепился за слова Русланы:

– Необычное увлечение. Особенно для девушки. Давно интересуетесь языками?

Дари увеличила изображение и плавно передвигала его по экрану. Азарт захватывал. Не сразу вопрос дошел до ее сознания.

– Сколько себя помню, – подняла она глаза на мужчину. Его пристальное внимание смущало, заставляло чувствовать себя неловко, будто что-то не так сказала.

– Может быть какое-то событие предшествовало этому? – не давая опомниться, мгновенно последовал новый вопрос. – Или… найденный предмет… что-то старинное, с замысловатыми надписями, камнями…

Дари предположения Германа поставили в тупик. По всем правилам, которые может быть существовали только в ее голове, она должна расположить к себе заказчика. А то ведь сейчас заберет свой телефон обратно, и никакой тебе загадочной надписи. Она, конечно, уже запомнила первые символы, но надежнее записать бы их. И если она сейчас так и поступит, то выглядеть явно станет подозрительнее, чем ее затянувшееся молчание. Уже и Лана два раза качнулась в ее сторону, чтобы силой локтя побудить голосовые связки к произнесению хоть чего-нибудь. А чего? Ответ должен быть четким, правдивым, чтобы внушить доверие, поднять планку уровня мастерства в языкознании в глазах клиента. Ее же случай больше смахивает на сюжет к необъяснимому и невероятному.

– Сложно сказать, – начала она осторожно уходить от прямого ответа. – Как-то в детстве я с родителями осталась на несколько дней у родственников. Двоюродный брат готовился к уроку немецкого. Ихь хайсе Даниил. Ихь комме аус Руссланд. Ихь маг фусбаль.

Дари невольно улыбнулась, вспоминая мучения Даниила. Как спрашивала его, что за магия такая, эта «фусбаль», и почему он раньше не признавался, что он маг. Но потом, в мыслях одно слово за другим стали складываться иностранные звуки, переставая быть случайной белибердой, становясь осознанными фразами. Не маг он никакой фусбаль оказывается. Была бы она постарше чуть-чуть, а нет лет пяти, наверное, испугалась бы неожиданному озарению, а так… Раз не он маг, то она в эту самую секунду стала магом слова. Этого, как его… иностранного языка.

– Любопытно стало, появилось хобби, – сдержанно закончила она историю.

Синие глаза с зеленым кантом потемнели, превращаясь в грозовое небо. Кажется, выбранная тактика не совсем удачной вышла. Куда делось расположение заказчика? Что не так она сказала?

– Но у меня много исполненных заказов разного уровня сложности, – поспешно добавила она, крепче удерживая чужой телефон в руках.

Главное не уточнять, что в большинстве Дарьяниных заказов требовался перевод с иностранного языка, в основном, конечно, английского и немецкого, деловые переписки, договоры, и редко попадались тексты на других языках, но тем не менее все современные. Лишь однажды удалось поучаствовать в команде с учеными-языковедами и палеографами над переводом древней рукописи. Это был самый интересный опыт, оставивший не только яркие воспоминания, но и крайне полезное знакомство с профессором, знатоком древнерусской письменности.

Профессор, разумеется, очень удивился тому, что Дарюшечка, так он всё время по-свойски называл девушку, учится на инженера-программиста. Если не сказать, что его возмущению не было предела. Как же так! Такой талант к языкам, и на тебе, технический ВУЗ. Отгадка, к сожалению, оказалась прозаической. Родители. Нет, родитель. Отец настоял на выборе учебного заведения, оставив за дочерью выбор специализации. Дари не противилась воле отца, решила, что уступить его решению будет хорошей помощью в деле завоевания безграничного уважения и любви родителей, тем более, что выбранное направление не представляло сложностей в изучении. Однако, безграничности не вышло, а увлечение языками вылилось в свое русло. Так что и овцы, и волки. Ну кроме идеала дочери депутата заксобрания. Это недосягаемая пока высота.

– Ясно. Вы раздавите телефон, – Герман свернул допрос, вероятно, реагируя на нарастающее напряжение в разговоре. – Вернемся к надписи.

Дари растерянно посмотрела на деяние своих рук. Как-то этот человек на нее действовал странным образом. Вроде бы сидит через стол, никаких лишних движений не совершает, смотрит, конечно, страшновато, но может это у него просто наследственное, разговаривает вежливо, исключительно в рамках обсуждаемой темы. Но. Чувствуется какая-то опасность, что-то такое тяжелое. Нет, больше тревожное. Такое, как будто бы решается судьба Дари. И человеком, который ее решает, является этот мужчина. Дари повернулась к подруге и, поймав ее одобряющий, теплый взгляд, выдохнула. Какие глупости иногда лезут в голову!

Вернемся к надписи. К надписи, так к надписи. Получается, он не отказывается от заказа? Чем тогда недоволен был?

На фотографии сразу бросались в глаза два ряда символов, располагающиеся один над другим. Строго буква под буквой. В принципе, если говорить, допустим об уставном написании, которое применялось в древние времена, то в этом нет ничего удивительного. Но! Но эти, так скажем, письмена, явно начертаны на земле и судя по всему выведены в спешке. И ещё "но"– первый символ.

– А разве с ер, – вторя мыслям Дари, начала рассуждать Руслана, – или это ерь. Фик разберёшь. В общем, разве с них начинаются какие-нибудь слова?

– И вот это интересный вопрос, – Дарьяна тут же выкинула лишние мысли, погружаясь в работу. – Итак, что мы имеем. Два факта. Первый: текст написан несомненно глаголицей, все символы характерны для этого алфавита. Второй: слов, начинающихся на ерь нет. Значит, ещё следствие: или запись неполная, или первый символ есть нулевой знак.

Две пары глаз не понимающе уставились на Дарьяну, пришлось пояснить.

– Объясню на примере. Нулевой знак. Если я не поднимаю руку, чтобы позвать официанта, – она кивнула в сторону входа в кафе, намекая на источник появления этих самых официантов, которые, кстати, действительно, не очень-то спешили на веранду, где вот уже минут десять новые клиенты сидят. Их же не отпугнул макияж посетительниц аля "ведьмы полетели на ежегодный шабаш"? – то, это знак, что нам он не нужен. Отсутствие знака, где он может ожидаться, так называемый нулевой знак.

– Я понял. И что в данном случае он может означать?

– Я бы предположила, что тайнопись. Зашифрованное послание. Но это же так невероятно! Как будто детективная история нарисовывается…– Дари слегла прищурилась, пытаясь просканировать собеседника на предмет возможного участия во вселенском заговоре. Судя по его нечитаемому лицу, которое он мгновенно приобрел, не давая разобрать ни единой эмоции, уловить подсказку на ответ, он мог. При чем в таком деле он мог не просто участвовать, а занимать самое центральное место. Да потому что, где удивление?! Возмущение? Усмешка на глупость, в конце концов?

– Ты можешь перевести текст? – никак не прокомментировал предположение Герман.

– Точно не уверена, – на всякий случай, и больше по привычке не давать повода для неоправданных ожиданий. – Но могу попробовать. Для начала надо восстановить все символы, на фото видно не отчётливо. А мы можем посмотреть на оригинал? Ну на земле который?

Тут Дари почувствовала вполне весомый толчок в бок.

– Ты же не собираешься безвозмездно это делать? – с явным намеком на возврат в меркантильную реальность прошептала Руслана, но достаточно громко, чтобы и у заказчика совесть проснулась.

– Эмм, ну пока не ясно будет ли результат, – Дарьяна не знала, как ей решить этот вопрос.

Совесть или что-то другое у заказчика все-таки была или удачно проснулась. Герман поддался вперед, забирая телефон из рук Дарьяны, невесомо задевая горячими пальцами, запуская панику среди пугливых мурашек на коже Дари. Несколько манипуляций, и телефон оглушенной стремительно развивающимися событиями девушки издал сигнал оповещения. На счёт банковской карты поступила сумма, перевод от Германа Р.

– Этого будет достаточно? Я уточнил у профессора предварительно стоимость подобных работ, – пояснил он.

– О, – сумма оказалась немаленькой, придется постараться. Хотя она всегда старалась, но здесь потребуется двойная отдача, чтобы не мучиться потом от внутренних переживаний. Она вздохнула, уже представляя, как ей будет снится невыполненный заказ. Захотелось вернуть большую часть суммы, но Лана грозно постучала пальчиками по столу. – Более чем.

– Отлично, раз вопрос решен. Предлагаю продолжить. На счёт оригинала, – Герман потер лоб пальцами, скрывая раздражение. – К сожалению, не получится его увидеть. Я вчера был на месте, дорожные службы уже все зачистили. Есть этот снимок, и только он.

После слов о зачистке мысль о заговоре уже не казалось такой сомнительной. Вот если бы он сказал, убрали или подмели, а так… Значит, эту теорему доказывать надо с гипотезы. Пусть эти символы тайнопись, тогда… Тогда это просто фантастика, можно было и бесплатно взяться за такую задачу, но Лана потом жизни не даст, лучше даже не заикаться.

– Хорошо, отправьте мне фотографию.

– А меня вот что заинтересовало, – внезапно заговорила Руслана. – Кто пишет на земле древними письменами, и для чего он это делает? Посмотреть бы на него, да и спросить, что он желал сообщить, не? Не с крещения же Руси надпись эта сохранилась.

Несмотря на свои многочисленные увлечения, Руслана никогда не погружалась в процесс так, чтобы даже критическое мышление отключалось. Да уж, заговор заговором, открытия открытиями, но обстоятельства было бы неплохо узнать заранее. Две девушки внимательно посмотрели на Германа.

– На текущий момент это послание значится предсмертной запиской.

Глава 3

Вечер субботы подходил к концу. Из открытого окна ещё доносились звуки суеты уставшего, но довольного теплым днём города. Шелестели шины проезжающих мимо машин, перешептывались молодые листья деревьев, шуршали голоса парочек у подъезда. Но это не отвлекало. Своеобразная музыка для привыкших к вечному фоновому шуму ушей обывателя каменных многоквартирных джунглей.

Подобрав одну ногу на стул, Дари задумчиво смотрела на белый лист бумаги, на котором крупным шрифтом аккуратно, практически изящным каллиграфическим шрифтом были выведены символы предсмертной записки.

Надо же, погрузится в эту задачу поначалу было завораживающе интересно, а теперь… Одно слово, но отношение к происходящему кардинально поменяло. Слова, вообще, обладают страшной силой. Так иногда скажешь в пылу бушующих чувств что-то, а потом жалеешь. Потому как разрушить, проехаться катком по другим жизням, да просто нарушить покой, посеять сомнения можно запросто, без особых энергетических потерь и специальных средств, главное нужные слова подобрать.

Предсмертная. У всего, что хоть немного касается смерти, отдельная темная слава. Как будто стоит произнести вслух что-то о финале жизни, как появляется незримо жрец смерти, веет от него могильным холодом, окутывает всех вокруг, пробираясь до самых глубин души, замораживает, нагоняет тоску и уныние, заставляет вспомнить о кратковременности своего бытия. Даже вот так, опосредованно, всего лишь записка, не твоя, не твоих знакомых, чья-то, к кому должен быть равнодушен и безразличен. И все равно, цепляет. Нет, не страшно, скорее тревожно, и вместе с тем печально.

Что в этих буквах? Чьи-то последние мысли, капли чьей-то жизни, безвозвратно ушедшей. Был человек, нет человека, и теперь эти последние крохи его личности остались только здесь в копии, в фотографии на телефоне. То, во что он вложил часть себя, смыло водой уборочной машины, смело метлой дворника, а копия ныне стала источником исключительно профессионального, даже если не сказать, обычного рабочего интереса: расследование обстоятельств дела, дела о самоубийстве и заказа на перевод. Нет больше той живой души, только дело и память.

– Получается? – Руслана поставила рядом с Дари чашку с ароматным чаем и присела на соседний стул.

– Пока не очень, – чай согревал, тепло дружеского участия возвращало из печальных раздумий о миге человеческой жизни. – Если не считать несколько букв, которые плохо видны, их ставлю под вопросом, четкое, ну то есть, с большой долей вероятности, соответствие есть у согласных. Плюс некоторые гласные, будем считать, что они ударные, не беглые. И явные знаки на концах слов, хотя тут не точно. В общем, допустим это так. И при всем этом ни-че-го. Ни одного слова не вижу. Ни слева направо, ни справа налево, ни в столбик, ни по диагонали. Переводчик без навыков криптоаналитика.

Дарьяна слабо улыбнулась. Каждая новая попытка расшифровать текст только больше расстраивала, чем давала хоть каплю понимания.

– Нужно переключить внимание. Ты уже так три часа сидишь. Я вот все никак не могу понять.

– Что именно?

Лана развернулась к подруге и, отставив свой чай, начала рассуждать:

– Ну ты представь. Ты… нет, не ты. Некто собирается свести счёты с жизнью, для чего-то выбирает для этого окраину города, не собственное жилье, не трассу, не даже рельсы. Пишет, а точнее карябает палкой прощальную записку. И не абы какую, а на каком-то древнем алфавите. Его даже не всякий человек видел в глаза, в лучшем случае слышал что-то. То есть непростыми буквами, которые и на бумаге не сразу хорошо напишешь. Добавь к этому, что не прямым текстом всех прощает, а шифрует каким-то своим хитроумным шифром. После этого счастливо уходит в никуда.

– Тут нет ничего счастливого, – мрачно осекла ее Дарьяна.

– Ну не счастливо, тут мы знать достоверно не можем. В итоге, что выходит? Давай, как ты обычно, все раскладываешь. По фактам.

Дарьяна вздохнула. Но Лана права, надо собраться, иначе она опять погрузится в ненужные мысли.

– Факт первый: человек готовился к этому шагу, вряд ли всё случилось спонтанно. Факт второй: человек обладал кое-какими знаниями древних языков. И следствие: записка не для всех. Для кого-то избранного.

– О да, и в этом случае, я уверена, она не прощальная. А что-то типа "помяни мое слово". Или…

– Или?

– Или это ни разу не самоубийство. Твои факты не учитывают место действия.

В комнате повисла тишина. Не зная всех подробностей, можно было предположить что угодно. Герман ничего не сказал, кроме предупреждения о неразглашении информации. А собственно, кто он сам? И какое отношение имеет к делу?

– Герман… – проговорила Дари.

– Даа, вот ещё одна загадка. С ним ясно одно: не он писал записку. В противном случае, он бы не искал перевода. Может быть он и есть бенефициар сего послания? – поддержала ее Руслана.

– Или наоборот. У адресата должен быть код к шифру или что-то типа того. А для нежелательных глаз недоступная абракадабра.

– Или он не в курсе, что у него есть код, – Лана постучала пальцем по листу с символами.

– Нда… по-моему мы ушли в дебри вопросов без ответов.

– Надо переспать с этим. Говорят, во сне мозг выстроит правильные логические цепочки и утром либо новые мысли, либо решение.

– Где ты этого нахваталась? – воскликнула Дари, удивляясь легкости мыслей Русланы. Вот кого никак не тяготило слово «предсмертная», но воодушевила загадка. – Я тебя не первый год знаю, по твоему лицу ясно, что ты что-то задумала.

Руслана подмигнула и, не сказав ни слова, грациозно соскочила со стула и вышла из кухни. Дари окунулась в новый виток переживаний: завтра точно очередная авантюра ожидается. Завтра. И завтра еженедельный воскресный обед у родителей. Хотелось вздохнуть посильнее.

Поступив в один университет, подруги детства решили съехать от родителей и снять квартиру на двоих поближе к учебе. Если для Русланы этот вопрос был вопросом времени. Времени, которое необходимо на сбор вещей и непринужденного чая с семьёй и яблочным пирогом. То для Дарьяны, это был вопрос нервов, побитой самооценки и месяца холодной войны. Кипятился, естественно, отец. Он высказался достаточно красочно насчёт съемных квартир вдали от опеки дома в общем, и о проживании с Русланой, той ещё занозой, в частности. К недовольству родителей примешивалось неожиданное и неприятное осознание, что у их дочери тоже есть свое мнение, и оно отличается от родительского, и оно принципиальное.

Холодная война закончилась поражением обеих сторон. И так тоже бывает. Отец, скрипя зубами, согласился с решением дочери, которая в свою очередь просила не принимать ее поступок как абсолютный протест. Подписанным соглашением о прекращении военных действий стал воскресный обед. Каждую неделю. Без опозданий. Без исключений. Хоть смертельный вирус, хоть наводнение. А знаете почему в воскресенье? Чтобы оценить насколько приличным будет вид и общее состояние дочери к понедельнику. Потому что ещё не меньше года ожидали пьяных историй, если не двух, то как минимум одного добрачного ребенка, и одновременно со всем этим где-то в первых рядах крайне левого оппозиционного движения, незаконные сделки международного масштаба во главе с Ланкой, конечно. Список возможных неприятностей и бед, которые могут случиться, если вы решили съехать от родительского всевидящего ока, зачитывать можно до конца следующего дня…

Но ничего, со временем и спустя несколько десятков воскресений, на которых было установлен вид дочери для понедельника допустимым, на девяточку по десятибалке, отпустило понемногу. Один балл отдавался на наличие только добрачных дети, тщательно скрываемых от родителей у друзей. Вот и когда, спрашивается? Если каждые выходные как прием у врача, по совместительству следователя и прокурора.

К счастью, в этот раз за трапезой присутствовала одна ипостась отца, да и то, как-то без вдохновения.

– Все нормально? – традиционный вопрос вместо приветствия со сканирующим взглядом с головы до ног.

– Да вроде бы да, – Дари повела плечами, проходя в комнату. Детей пока нет, и у Русланы тоже, хотелось ей сказать, но без последствий не обошлось бы.

– Дарьяночка, мой руки, сейчас будем садится за стол. Всё почти готово, – раздался голос мамы из кухонной зоны. – Ты без Русланы?

– Да, у нее дела.

Лана была на этих встречах два раза за четыре года. Вышла, сказала, что такие посиделки с родителями надо принимать дозированно: один раз в два года, не чаще, чтобы не было противопоказаний, но в данном случае самое страшное – это привыкание, нельзя допустить. А отчёт о своей жизни и планах на будущее она лучше будет присылать по почте. О вступлении в ряды оппозиционеров позвонит сообщить сразу же, как только последнюю подпись на членском билете поставит. Или как у них там оформляются новые рьяные оппозиционеры?

В светлой комнате гармонично совмещалось сразу три зоны: диванная, она же гостиная, столовая с большим овальным столом и кухонная, скрытая в нише и недоступная обзору со входа. Мама Дарьяны заканчивала порхать над столом, заставленный разными блюдами, и изумительно красиво сервированным. У кого-то хобби коллекционирование монет, рыбалка или вышивка крестиком, у мамы своё увлечение: воскресный семейный обед. И хотя собиралась семья из трёх человек, но тщательности приготовлений этот факт не отменял.

– Всё готово, – мама сначала пристально оглядела дочь (да-да, проверка, уровень второй), а затем приглашающе махнула рукой, принимаясь за подачу чего-то безумно ароматного. – Вот, решила поэкспериментировать. Новое блюдо.

С этого в принципе, начинался каждый второй такой обед. К слову, сказать эксперименты за редким исключением оказывались неудачными. Быть лучшей во всем: дома, на работе, в кругу друзей – это высокая планка, которую Екатерина Николаевна задала самой себе и неизменно придерживалась из года в год. Что говорить, что и для всех окружающих планка была приличная. Человек должен быть прекрасен во всем? Екатерина Николаевна видимо и была создана для того, чтобы подавать пример и по мере сил и возможностей выявлять примеры из остальных. Единственному, кому не требовалась дополнительная поддержка в своем совершенстве, так это ее супругу, Дмитрию Федоровичу. Удивительно, почти идеальная пара! И их "почти"решительно уплетало любимый салат, чтобы не сказать лишнего и не попасть в воспитательно-назидательную дискуссию о современных нравах и морали молодежи.

– Ты уже решила, где будешь проходить практику летом? – вопрос задан Дмитрием Федоровичем как-то буднично, мимоходом на первый взгляд, но Дари больше двадцати лет знакома с родителем, чтобы вот так просто обмануться.

– Мой научный руководитель… – начала она осторожно.

– Думаю, для тебя будет полезным, – как ни в чем не бывало, продолжил свою мысль отец, – опыт работы на реальном производстве, чем в ваших лабораторных условиях. В первую очередь, это стажировка. Во-вторых, вполне может стать в будущем местом работы. После окончания университета, разумеется.

– И что это за реальное производство?

– Банк Алексеева открывает филиал в новом году, сейчас идут подготовительные работы. Для тебя найдутся тоже задачи. Я уже обсудил с Андреем Игоревичем, скину тебе позже контакт ИТ-руководителя.

Обедать больше желания не было. Хотелось вернуться в съемное жилье, закрыться в комнате и… заняться переводом загадочной записки, где только ты сам, твои знания и твои решения. Как переместиться в эту параллельную вселенную? Не вызывая сомнения, по-тихому сбежать?

– Хорошо.

Родители на мгновение замерли и внимательно взглянули на дочь. Кажется, переиграла, ожидался бунт на корабле.

– В смысле, это действительно хорошая идея. С темой практики тоже проблем не будет, – и честный-честный прямой взгляд, через минут пять можно навострить лыжи домой.

Недолгая немая сцена, каждый потерялся в своих мыслях. Но разговор требовал продолжения.

– Единственное, что филиал планируют открывать в Остробуже, – отец поморщился, как будто съел дольку лимона за раз, едва заметно вздохнул. – Поговорю, чтобы ты дистанционно участвовала, без командировок.

– Почему?

– Остробуж этот, – отец резко отложил приборы в сторону. – Остробуж скоро снится мне будет. Город даже не миллионник, но в пример его ставят чуть ли не в каждом вопросе. Сегодня только обсуждали. Последние несколько лет Остробуж лидирует по всей стране, ну за исключением крупных городов, по количеству родившихся детей и зарегистрированных браков. Если так пойдет дальше, то там вообще незамужних и бездетных старше восемнадцати лет не останется! Атмосфера у них особенная что ли… Воздух чище, вода вкуснее… Лучше отсюда поработай.

Дари невольно улыбнулась. Пунктик про детей проявил себя откуда не ждали.

– Предлагается нам перенять опыт города-соседа. Преимущественно льготные программы для молодых семей и семей с детьми, на которые нет денег. Но программы и так есть, в каком-то виде, а результат совершенно не дотягивает до масштабов Остробужа. Завтра опять Марлезонский балет уже с депутатами чудо-города.

– Кстати, дочка Марины, – мама принялась разливать чай, – переехала недавно в Остробуж. Она не так давно закончила с отличием пединститут. Очень хорошие условия предложили. Детей много, учителей не хватает, – с улыбкой закончила она.

– Помяните мое слово, скоро на свадьбу позовет вас, – эмоционально проговорил отец.

– Ой, ну что ты иронизируешь. Она девушка серьезная, ещё и талантливая, дети ее уроков ждали с нетерпением, когда она в гимназии начала работать.

– Ещё и наши кадры переманивают, – мрачно констатировал он.

– Ладно, папа, мама, – залпом допив чай, Дари поднялась из-за стола. – Поеду домой, нужно подготовиться к семинару на завтра.

– Уже уходишь? – мама удивилась. – Ну конечно, надо заниматься. Сейчас, я тебе с собой положу пирог, с Русланой попробуете.

Лана пирогу обрадовалась, но больше живой и невредимой Дарьяне, со стабильным, в целом положительном, эмоциональным фоном. А вот Дари тоже одного взгляда на подругу было достаточно, чтобы оценить насколько затянется новостная лента в исполнении Русланы.

– Я узнала про автора той записки, которую надо перевести. История, конечно, очень мрачная.

Глава 4

Снова вечер, чай, две девушки и тайны. Традиции возникают из постоянства и восторженности. Вот сколько времени прошло с их знакомства с Германом, что положило начало вообще истории с запиской? На секундочку, это было вчера! Но Руслана уже чуть ли не с академическим интересом и в мельчайших подробностях разузнала историю автора той записки. Как ей это удалось? В эпоху онлайн, когда все и каждый практически весь световой день и немного ночи на связи в мессенджерах и в соцсетях, задача узнать что-то о ком-то перестает быть проблемой. Конечно, помогают ещё софтскилы: неземная коммуникабельность, "вижу-цель-не-вижу-препятствий", толерантность ко всему уровня удава Каа, память на зависть всем современным компьютерам. Капелька везения и мировые родители. Одним словом, Руслана может все, если отчаянно этого пожелает.

– Значит, это была девушка, – начала рассказ Лана. – Верникова Милослава Игоревна, двадцати четырех лет от роду, уроженка города Остробужа. Через папу узнала, что было в заключении. Ну ты же ещё помнишь, что он у меня завотделения хирургии в первой городской? В общем, следов насильственной смерти нет, сердечная недостаточность в следствии приема каких-то препаратов. Что-то там было обнаружено. Как будто самоубийство.

– Почему как будто? – отозвалась Дарьяна.

– Да все по тем же причинам, что мы вчера обсуждали. Вышла на ее друзей и бывшего парня. С парнем не особо получилось поговорить, друзья сказали, что для него случившееся – трагедия. Следят за ним, чтобы ничего не сотворил с собой.

– Ты сказала, что он бывший. Недавно расстались?

– Точно. Из разрозненных фактов и сплетен вырисовывается следующая картина. Мила приехала из соседнего города. Поступила на международные отношения. Училась сплошь отлично, несколько раз выступала на конференциях от университета, умница, красавица, даже сценки для местной команды КВН писала. На этой стезе и познакомилась с парнем Кириллом. Отношения, как я поняла, были серьезными, собирались пожениться после окончания универа. Встречались с родителями, перезнакомили их, все как положено порешали, вскоре сняли квартиру на двоих. Говорят, искрили и светились от счастья. На последнем курсе работала внештатным переводчиком в какой-то крупной компании, типа стажировки. Все хорошо было, но кто-то из родителей в родном городе попал в больницу. Мила отправилась домой, несколько дней ее не было. С родителем, кажется, все обошлось. Девушка вернулась в универ, спустя месяц рассталась с Кириллом. От этого расставания потряхивало всех. Никто не понял объективных причин тому, но страдали оба, плюс общие друзья. Закончила универ, собрала вещи, отказалась от перспективной должности в своей компании, укатила к родителям. Кирилл несколько раз ездил к ним, но ничего. В какую-то драку только влез, и чуть ли не депортировали из города. И вот она оказывается снова здесь, и не просто так, а с целью покончить с жизнью. Ещё и надпись эта.

История незнакомки оказалась печальной, но в какой-то степени прозаической, благодаря бесконечным историям подобного рода, транслируемых по телевизору. Думать так, казалось, Дари неправильно, потому что нельзя сравнивать выдуманные жизни и реальные. Если люди перестанут сопереживать другим, искать подвох и игру, отгораживаться от чужой судьбы, не замечать и не придавать значения изменениям в окружении, то в конечном итоге внешними силами, которые все для этого делают, нас раздавит и расплющит о жернова мировой истории. Мы будем роботами, способными на выполнение поставленных перед нами задач, в той части всеобщего механизма куда в силу своих начальных настроек, заложенных родителями, и усовершенствованных навыков в процессе обучения подошли, или были безжалостно впаяны.

– А еще она из Остробужа… – задумчиво протянула Дари.

– Да, оттуда.

Дарьяна слегка прищурилась и потерла двумя пальцами мочку правого уха. Она всегда так делала, когда хотела задать неприятный вопрос. В данном случае не то, чтобы неприятный, но скорее порочащий память о погибшей девушке.

– Она случайно не была беременна?

– С чего такие мысли? – Лана тоже была озадачена, но решила не вдаваться в детали, спеша поделиться новыми подробностям, продолжила, печально вздохнув и медленно произнося каждое слово. – Была, но вряд ли сама догадывалась об этом. Срок маленький.

– Это…ужасно.

Какая-то мысль мелькнула у Дари, но не успев сформироваться, растаяла, оставив после себя ощущение недосказанности, чувства упущения чего-то значимого. Лёгкое подозрение, но отчего? И не зацепившись ни за что, поглотилось сочувствием к девушке, ее не рождённому ребенку и… Кириллу.

– Может быть это ребенок Кирилла? Раз он ездил к ней? И поэтому так тяжело воспринял смерть Милы.

– Вот это сложно достоверно определить, – Лана убирала со стола, вечерний чай вышел со вкусом горечи. Спустя небольшую паузу, тихо добавила, – Расставание, если вы были до того момента безумно счастливы в паре, ни для кого бесследно не проходит. При том такое вот… без существенной причины, без шанса все исправить. Просто как отрезали, разорвали «вместе» на части с кровоточащими ранами. Я прекрасно понимаю его чувства.

Они немного помолчали, думая о своем. Лана закончила с посудой, резко выдохнула, как будто прогоняя с воздухом изнутри и свои воспоминания, и снова в ироничной манере подвела итог.

– Итак, всё это, конечно, такое себе, но я, скорее всего несильно помогла тебе в этой загадке. В конечном счёте твоя задача всего лишь перевести текст и закрыть заказ. Чтобы там ни было, для кого бы ни было и для чего бы то ни было.

– Да, все просто. Но интуиция подсказывает, что что-то здесь не случайно и твои поиски информации не бессмысленны. Согласна? – задавать вопрос не имело смысла, Руслану подруга знала хорошо.

– Нуу… – потянула девушка. – Я вижу много странностей. Самая главная: почему она вернулась сюда и именно здесь совершила самоубийство и почему вдруг глаголица? Что за чудаковатость?

– Допустим она встретила кого-то в Остробуже, когда приезжала к родителям в больницу. Отсюда разрыв с парнем. Но не сложилось, или не забылась старая любовь, возможно и про ребенка почувствовала…

– Тогда бы не было попытки расстаться с жизнью.

– Может были какие-то другие проблемы, помимо отношений. Ты же не автобиографию читала, а взгляд на жизнь человека со стороны друзей.

– Это верно, и все же где-то тут зарыта собака, мое чутье просто вопит об этом.

– А глаголица… Мила вполне могла её знать, если переводчиком работала.

Руслана скептически фыркнула.

– Не сравнивай такое, будем говорить, своеобразное твое увлечение и занятия нормальных людей.

– Можно подумать! – хотела возмутиться Дарьяна. – Профессор, по-твоему, тоже… своеобразный?

– У него это профессия, а у тебя хобби… своеобразное. Я настаиваю.

– Ладно-ладно, – Дари вскинула руки в примиряющем жесте. – Не обо мне речь.

– Вот если бы мы все это прочитали в книге, я бы уже и перелистнула в конец со словами: "Это была ловушка!". В смысле приманка.

– Вот реально! – пора идти спать, конструктив разговора резко начал сдавать позиции. – Какая приманка? Что за ловушка? Это же живой человек! Молодая девушка! Да еще в положении…

– На тебя-глаголоведа, – невозмутимо закончила Лана.

– Вот это уж совсем глупость. Мы совершенно из разных кругов общения? Точки пересечения максимум в переводческой деятельности. Но кто я, дилетант-хоббист, и кто она, дипломированный специалист. Да и просто! Лана, эта девушка умерла, понимаешь? Ради какой приманки можно убить себя? Все, давай закроем тему. Я ещё поработаю над текстом.

Не дожидаясь ответа, Дари разложила снова на столе листы со своими заметками, и уже погружаясь в работу, поймала на себе задумчивый взгляд подруги, услышала ее ворчание:

– Да, какая-то пурга уже понеслась. Пора отдыхать. И охота тебе ночью сидеть, завтра на свежую голову всё бы доделала.

– Не могу пока ничего сопоставить, никакой связи между знаками не вижу. Как будто бы набор произвольных символов. Или действительно какой-то вариант тайнописи. Что-то похожее на сочетание обратного письма, что нужно читать справа налево, и… чего-то еще… Может быть литорея…

– Ты уже ругаешься, по- моему, – Руслана усмехнулась потоку мыслей Дари.

– Литорея – это когда согласные буквы алфавита ставятся в два ряда, одна буква над другой. В итоге буквы верхней строки заменяются буквами нижней.

Дари быстро разбросала знаки алфавита на две строки, нетерпеливо делая замену сразу в своем тексте. Разочарованно вздохнула, не обнаружив ответа.

– Нет, не то. Как же тебя прочитать… Две строки. Две строки, – Дари постукивала по листку с запиской карандашом, без стеснения проговаривая свои мысли вслух. Лане не привыкать, вряд ли глубокая отдача, тем более такая забавная со стороны наблюдателя, любимому занятию может повлиять на их дружбу.

– Две строки, – тем временем продолжала шептать словно заклинание Дарьяна.– Как-то находили ученые новгородскую грамоту, в которой тоже две строки было, долго бились над ней. Оказалось, что читалась запись по вертикали, от столбика к столбику. Правда на кириллице. Невежа писа, недума каза, а хто се цита, тот… Погоди, охота. Ты сказала, охота… Обратное письмо, вертикальная запись со смещением на один знак…

– Точно! – наконец–то, Дари увидела систему в знаках, и начала судорожно выписывать буквы перевода, вычеркивая карандашом последовательность в исходном тексте.

С каждым новым символом становилось совершенно ясно, что перед ней тайнопись. Зашифрованное послание. Она уже не обращала внимание на мир вокруг, все ее мысли сосредоточились на записке. Последний символ первой строки, буква, переход на другую строчку по диагонали, сочетание гласных, буква, снова первая строка, сдвиг на символ, буква. Дальше-дальше. Нечеткий знак, стертый, нечитаемый… Предположить два варианта. Нет, подходит один.

Охотник.

Ищет.

Но.

Спасётся.

Мышь.

Готово!

Оказывается, Лана все это время не отходила от подруги и следила за каждой новой черточкой, выводимой рукой Дари. Когда буквы сложились в слова, в комнате задумчивы были все: Дарьяна, Руслана и тишина между ними.

– Для предсмертной записки – очень странно, а вот для теории заговора – самое то, – наконец подытожила Руслана.

Глава 5

Умиротворяющие объятья сновидений никак не хотели забирать в свой уютный покой Дарьяну. Сон не шел. Время давно перевалило за полночь. Город за окном давно погрузился в таинственную темноту, изредка посылая в комнату полосы света и приглушенные звуки ночной жизни. Но мысли все крутились вокруг странной записки, бедной девушки и слов Русланы, не позволяя расслабиться, отдохнуть. Как будто бы что-то удерживало Дари на границы сна и яви, а как только она была готова сдаться сну, это что-то подкидывало новые размышления, возвращая с новым витком вопросов к реальности. Где-то в подсознании этой ночью давал сбой, внезапно появившийся, триггер «Не спать. Думать». И отключить его было невозможно.

Как ни крути, а предположение Ланы невероятная глупость. Ну какие могут в наше время заговоры. Она бы поняла, если бы представляла из себя какую-то важную персону, занимала бы какую-то ключевую позицию где-то. Была бы действительно значимой фигурой. В этом случае всегда можно найти как минимум одного недовольного, готового на радикальные меры. Но она? Всего лишь студентка, всего лишь переводчик-любитель. Из достойного интереса разве что наличие известных в определенных кругах родителей. Все.

Поэтому записка – просто записка, девушка – просто девушка с нестандартным образом мыслей. Зашифрованное послание может быть предназначено для того, у кого написанное вызовет свои ассоциации, неразрывно связанные с адресантом, с той девушкой. Может быть частенько повторяемая ей фраза, слова, напоминающие о совместном эпизоде. Да что угодно. Само событие – просто трагическое обстоятельство, причин к которому, к сожалению, может быть масса. И по большому счету это не ее дело.

Но что-то цепляет, не дает забыть, отбросить, как постороннюю информацию. Тревожит, заставляя сомневаться в собственных выводах, в своей работе, раз за разом прокручивая в голове разговор с Германом, результаты расследования начинающего детектива Русланы, даже продолжая заменять одни символы другими, уже отчетливо запечатлевшиеся в памяти, выискивая новую систему в строках. А вдруг там что-то другое. Какой-то другой смысл. Иначе все.

И тут же новые мысли, накладываясь на не до конца обдуманные прежние. Зачем? Зачем она написала именно это? Что хотела этим сказать? Кому? А главное, почему это волнует саму Дари? Зачем ей это знать?

Но стоило ей в своем затуманенном усталостью и вихрем разнообразных мыслей сознании согласиться с тем, что это важно, необходимо выяснить, разобраться, дать какое-то внутреннее согласие, то тут же поток в голове остановился, возникло ощущение правильности, спокойствия, гармонии и внутреннего покоя. Дари перестала метаться в постели, затихла и провалилась, наконец, в сон. Необычный сон.

***

В горнице стало тихо. Мачеха с самой зари суетилась по дому, а напоследок всунула Богдане ворох рубах да указала на лавку. Ежели не с глаз долой, так хоть бы далече, абы под ногами не толклась, мелкая. А между делом, нет-нет, да и глянет в угол, где дочь неродная неумело, никудышно выводила узоры на рубахе.

Зло глянет, с подвохом. Нелюба была Богдана новой жене батюшки, потому как по хозяйству не подмога: за что ни возьмётся, всё не ладно. Да тем паче, что на покойную мать, прежнюю жену любую, больно похожа. А Богданка старалась, но строчки все равно ложились криво и косо, узелки вязались сами собой. Маялась, покуда нависала над ней мачеха коршуном, а как вышла та во двор, так даже на душе светло и спокойно стало.

Богдана отложила работу, радуясь передышке, уповая на то, что не скоро воротится Любомира. Раньше с сестрицей веселее всё было, и мачеха не так строжилась. Да только уж три седьмицы утекло, как справили сестрицин свадебный обряд, и весточки от нее не пришли ещё. Тосковала она по родимой кровушке своей.

Богдана вздохнула печально, а опосля прикипела взглядом к столу в углу насупротив, за которым батюшка обычно сидел. На месте были и береста, свернутая в трубочки, и церы – деревянные дощечки, заполненные тонким слоем воска, и писала – костяные палочки для письма. Имелись у батюшки и харатьи, тонкие выбеленные листы, на которых надобно было писать чернилами и пером, но хранились отдельно всегда, с бережливостью. Не мудрено то, батюшка много для писарей товаров возил, да у гостей сговаривал.

Рука невольно потянулась к мешочку на пояске, неприметного, сокрытого от всех в складках поневы. Развернула спешно вязки, вынула на свет гостинец батюшкин, любовно глядела на него, даже боясь дотронуться. Не украшения ей батюшка из дальнего града привез, что для девичьей души отрадно было бы, а тоненький костяной стерженек с ушком на конце. У основания ушка едва приметно переливался зелёным крохотный камушек. Писало. Гостинец так дорог Богдане был, что она и не пользовалась им ни единого раза. Берегла сокровище свое. Вот и сей миг все же погладила разок да и припрятала обратно.

Боялась она подняться с лавки, застанет мачеха, выпорет сразу и ещё до самой темноты заставит шить, но хотелось взять в руки резное писало, кусочек бересты и вычертить такие манящие, такие дивные закорючки.

Прислушавшись, догадалась, что мачеха на дворе ещё, что-то кричит на свою девку-помощницу. Тут же соскочила с места и подобралась к столу отца. Аккуратно, с невольным трепетом, развернула одну из грамот двумя тоненькими ручками. Провела пальчиком по буквицам, тихонько читая написанное. Все ещё медленно, но с каждым разом получалось все увереннее и увереннее.

Дверь хлопнула, девушка вздрогнула, живо вернула бересту на прежнее место и бросилась к шитью своему. А сердечко так и трепетало, руки мелко дрожали, держать иголку никак не хотели. Тяжелая поступь раздавалась все ближе и ближе, заставляя половицы издавать протяжный жалобный скрип. Не мачеха.

– Богдашка, подь сюды, – батюшка, склонившись, вошел в горницу. – Поручение для тебя есть.

Богдана споро подскочила к отцу, но глаз, не поднимая от подола поневы, рдея за свою шаль. Радимиру, батюшке ее, и гадать не надобно, отчего так. Усмехнулся, бороду пригладил.

– Опять грамоты мои перебирала? И чой тебе неймётся. Мать бранится, что девичьи свои уроки не прилежно ведёшь. А ты вон куда.

Богдана только еще пуще головушку свою неразумную пустила. Что ж делать, если душа сама тянется, а к ниткам с иголками не лежит совсем.

– Ладно. Дело есть. Снеси харатьи диякону Григорию. Обещано ему было в сей день.

Отец всучил ей в руки большую корзину, аккуратно сложенные одна на одну харатьи в ней, были покрыты сверху белой тряпицей. Побрела Богдана со своей ношей к крепостной стене, недалече от которой находилась Софийская деревянная церковь в окружении нескольких изб. К самой отдаленной от храма вела узкая, местами заросшая сорняком, тропа. Взойдя на крыльцо, Богдана несмело постучалась в дверь. Как будто поджидали ее. Дверь отворилась, едва Богдана опустила руку.

– О, погибель моя пришла, – приветствовал ее Григорий.

Григорию было уже более пятидесяти зим, седина щедро прорядила черные волосы и бороду. Одежда его в миру всегда отличалась простотой: рубаха навыпуск, порты из грубого холщового полотна, плетеный поясок. Сам он вышел на крыльцо, чтобы забрать корзину у девушки.

– Пошто так величаете? – Богдана нахмурилась, не по нраву ей было такое обращение.

Григорий отогнул край тряпицы и довольно кивнул своим мыслям.

– Добро, доволе покамест харатий. А что погибель, так ведь правда оно. Ведаю о том напредки.

Он прошел в избу, поставил поклажу на широкий деревянный стол. Вернулся к Богдане и строго продолжил:

– Знаю, что убиваться потом будешь. И дело худое задумаешь, вот и готовлю. Можа уберегу. Запомни крепко: всё по велицей милости Божией, призовёт хоть инда руками чьими, так и отправимся в живот вечный, в Царствие небесное, – перекрестился Григорий. – Ясно тебе?

Поначалу кивнула было, но потом покачала головой и опустила взгляд на землю. Григорий вздохнул тяжко.

– Вот то и плохо. Сердечко твое все одно не примет смерть мою. Да чего уж. Негоже оно раньше времени судить. Подмоги с чернилами служке моему.

Часто Богдана, принеся харатьи Григорию, оставалась помогать вместе со служкой Тихомиром, сиротой, живущем при храме: то чернила смешает, то перья починит, а то и не побрезгует истолочь прозрачные камешки в песок. Да и, нет-нет, подглядеть за Григорием, книгописцем. Как начертает букву за буквой на харатьи, как выводит уверенная рука его причудливый рисунок на заставке, буквицу-инициал, самую первую.

А бывало, что Григорий выдавал Тихомиру и Богдане по бересте и писалу, задавая им свой урок и не делая различия между своими невольными учениками. Вот и сегодня, отложив свою работу, принялся за учеников.

– Что ж, поглядим, как вы освоили науку мою. А начертайте присказку: Охотник ищет, и мышь не спасётся.

– Трудно, – тотчас воскликнул Тихомир, за что получил крепкий подзатыльник.

– А ты не жалься, как баба над долей своей. Делом займись, лежень.

Богданке тоже нелегко было, но виду не подала, боялась и на нее осерчает Григорий, но более, что не позволит и далее учение постигать. Девицам-то оно не нать, по хозяйству главное справно всё делать. А ей нравилось! Линии и те ладно выходили, чем на какой рубахе строчки ниткой. Писало в руке держать приятно, ловко, а уж когда хвалил Григорий, так отрадно становилось! Поэтому и старалась изо всех сил, и дома тайком батюшкины грамоты разворачивала, читать пыталась, только слов много не по ее уму встречалось. Ещё один подзатыльник, отвешенный Тихомиру, отвлёк от письма.

– Вот дурень. Зачем буквы в столбец корябаешь, в строку надо, одну за одной, а опосля уж под ними ровнехонько. По уставу так надобно.

– Так не влезает же, – почесав затылок, засопел Тихомир.

– Ума в тебя не влезает. Пиши, как должно.

Богданы письмо похвалил, но глядел с такой тоской, что сердце сжималось от тревоги.

– Даровал тебе Бог языкознание, а мне прозорливость. Да не во благо оно. Но на все воля Божья, и принять ее со смирением надобно, – проводя рукой по листам своей рукописи.

Богдана не раз уж от него слыхала такое, да уразуметь никак не могла, про что Григорий ей сказывает, но слушала, в памяти отложить каждое слово старалась.

Окинул опять взором горестным и ещё один подзатыльник отвесил бедному Тихомиру, опять ошибся тот.

Глава 6

Дарьяна распахнула глаза. Резко, словно от громкого звука, проснулась. Но мысли пугающе путались, свои и чужие. Кусочки из жизни Дари, кусочки из жизни Богданы. Как в притче о бабочке и Чжуан-цзы… «Но вдруг проснулся и очень удивился тому, что он Чжуан-цзы, и не мог понять: снилось ли Чжуан-цзы, что он бабочка, или бабочке снится, что она Чжуан-цзы…»

Вместе с остатками сна уходили, теряя четкость, поблекнув, воспоминания девушки из прошлого. Здесь и сейчас оставалась только Дари, а белый навесной потолок и изящная люстра с хрустальными лепестками недвусмысленно намекали на то, что она проснулась в своей собственной кровати, в современном городе, уже на все лады вопившего за окном о начале нового дня. Не менее важно, что очнулась она в настоящем времени. И она вроде бы не Богдана. Последняя мысль пугала. Можно не доверять окружающим, обстановке вокруг, но сомневаться в своей личности – путь к сумасшествию.

В дверь коротко постучались и, приоткрыв дверь, в спальню вошла Руслана. Та самая Руслана, что была и есть единственная ее подруга, а вот сестры нет никакой. Дари схватилась за голову, отголоски сна еще мешали трезво мыслить. Это сон. Всего лишь сон. Яркий, реалистичный. Но так ведь бывает иногда, она успокаивала себя.

– Дари, – Лана подошла ближе, голос ее звучал обеспокоено, – ты в порядке? Голова болит?

Дарьяна по привычке кивнула головой. Конечно, в порядке, у нее ничего не болит, душевные тревоги не терзают. Но… мотнула отрицательно головой, попробовала улыбнуться, сказать такое сейчас важное «доброе утро», и неожиданно для себя, и тем более для Ланы, заплакала.

Беззвучно, тихо, просто слезы покатились из глаз. Как прекратить быть той несчастной девушкой? Страх за сестру, все ли хорошо будет у нее после свадьбы, добрым ли к ней окажется муж, одиночество, жалость к себе, ожидание наказаний и тягот труда, которые ей едва-едва были по силам, грусть, что ей никогда не будет дозволено учиться читать, писать красивые и чудные буквы, тоска и ужас, что пройдет немного времени и ее тоже отдадут в чужую семью, тревога за Григория, для которого она погибель, непонимание, что это значит, неизвестное заставляло сердце замирать в предчувствии беды, перед которой бессильна будет человеческая воля и жизнь.

– Да что с тобой? – Руслана легонько встряхнула подругу за плечи. – Болит что-то?

– Нет. Сон, – выдавила из себя Аня, вытирая мокрые дорожки с щёк. – Просто сон.

– Ну, знаешь. Умеешь ты пугать! Будильник звонил два раза, сам отключился, не дождавшись твоего пробуждения. Я, думаю, не пойду будить, время есть немного. А ты все спишь и спишь. Через минут двадцать надо выходить, а то опоздаем на занятия. А сон… Сегодня понедельник, так, что не вещий, не переживай, – Лана широко улыбнулась, напитывая подругу душевным теплом и спокойствием.

Только сейчас Дари поняла, насколько напряжена была, как жесткая пружина сжалась, ожидая сильнейшей отдачи, взрыва. Будто стоит ей сделать хоть одно движение, и все вокруг рассеется, рассыплется на осколки: стены с обоями в геометрический узор, люстра, кровать, стол, – все исчезнет, возвращая ее в горницу, с деревенский старинный быт.

Лана отошла к двери и обернулась, внимательно вглядываясь в лицо Дари.

– Завтрак готов. Точно все хорошо? Сон сильно страшный?

– Он не страшный, – тихо отозвалась Дарьяна. – Скорее тревожный.

– Аа, так, конечно, стало понятнее, – съехидничала Лана.

– Сейчас я приведу себя в порядок и расскажу.

Лана кивнула и скрылась за дверью. На кухне зашипела кофемашина, наполняя воздух приятным ароматом. Привычным. И нет никакой холодной с утра избы, странных, неудобных одежд, всей той древности.

Дарьяна добрела до ванны, невольно дотрагиваясь до предметов по пути, проверяя на ощупь их реальность, существование. Настоящее. Просто сон. Дари глубоко вздохнула и, отбросив последние сомнения, громко выдохнула, включая кран с водой. Сложила ладони лодочкой и подставила под чуть теплые струи. И замерла, слепо глядя на отчетливые темные пятна на пальцах правой руки. Грязные. Как будто бы…

Осознание накрыло лавиной чувств, бушевавших внутри. Внешняя же оболочка Дари так и не пошевелилась, склонившись к крану, словно заблудшая душа в ожидании благодати. Прощения и благословения.

Такие пятна не могли быть у человека, только что понявшегося с постели, ведь накануне вечером руки этого самого человека были, если не тщательно, то вполне добросовестно, вымыты. У Дарьяны не могли. А вот у Богданы, что помогала с краской для письма… Но это же бред!

– Так что там во сне? – донеслось громкое, нетерпеливое, но бодрое с кухни. – Твои любимые буквицы скакали вокруг тебя, а ты не могла их прочитать? Или все же вспомнила про учебу: сдала все экзамены на пять с гигантским плюсом, грамотой и личным поклоном от декана, став, к своему ужасу, центром внимания всего универа?

– Лан, – призвал подругу жалобный голос Дари оторваться от завтрака.

– Так. Первая помощь на месте. Вызывали? – насмешливо произнесла Руслана, приближаясь к ванной комнате.

– Ты ЭТО видишь?

– Вижу, – мгновенно и уверенно ответила Лана. – Вода, руки… эмм… раковина?

– Нет! – взвизгнула Дари. – Пятна на пальцах!

Руслана наклонилась, захватывая правую ладошку в плен, внимательно рассматривая, пытаясь стереть неестественную темноту.

– Ну… вижу, – уже менее уверено, опасаясь неудачным словом еще больше растревожить Дари. – Что-то такое темноватое есть. Может освещение?

– Да какое освещение! Вот, смотри, – Дарьяна яростно намылила руки, растирая пену на каждом миллиметре кожи, чуть ли, не сдирая ее. Смыв все, показала чистейшие ладони.

– Чистые? – не веря себе, уточнила у подруги.

– Да, – кивнула та в ответ.

Дари молча прошла в кухню, аппетитные бутерброды и кофе уже ждали, но к ним даже не притронулась.

– Снилось мне какое-то древнее время, – начала она хрипло. – Я была там девушкой Богданой. Сначала шила что-то, потом отец… ну ее, Богданы, отправил в храм отнести пергамент священнику. Помогала ему и его… слуге, наверное. Закончилось тем, что этот священник учил писать нас на бересте слова кириллицей. Диктовал фразу: охотник ищет, и мышь не спасётся. Понимаешь?

Дарьяна подняла глаза на Лану. Но что есть правда из того, что она видит. Бабочка или Чжуан-цзы…

– Я жила этой девушкой. Не то, что бы смотрела со стороны, или занимала ее тело, – на этих словах Дари нервно усмехнулась, – как пишут в книгах про перемещения душ в чужие тела, в другие миры, времена. Нет! Я именно была ей! Понимаешь? Так вот, она, Богдана то есть, помогала с чернилами, и у нее были, – голос сорвался, – пальцы измазаны. Бред, да?

– Если ты намекаешь, на то, что умеешь путешествовать во времени, то это как-то не по… человечески, то есть оскорбительно, вообще говоря, для физики, – Руслана пыталась разрядить обстановку. Но Дари ее не слушала.

– Самое главное, – продолжала она, – это чувства. Я настолько вжилась в роль некой Богданы, что прямо отчётливо переживала. Где было страшно, где волнительно, в конце очень тревожно, как будто скоро что-то капец ужасное произойдет. А! Григорий, это тот священник, сказал, что Богдана его погибель и намекал, что как-то она будет связано с его смертью, и он это предвидит. Но странность вторая. Если можно реальные чернила на пальцах считать просто странностью. Так вот вторая: Богдана, то есть я во сне, не понимала его намеков, в вот я – да. Как это все объяснить-то?!

– Погоди-погоди, сейчас разберемся. То есть ты как будто Богдана, но и ты сама одновременно?

– Да, что-то типа того. Живу как она, но замечаю больше, чем ей в силу возраста и знаний положено. Даже, когда Григорий писал слова на пергаменте, и мы подглядывали за ним. Я понимала слова, а Богдана как будто нет.

– Ну так и понятно, сон-то твой. Сон – это что? Микс из наших мыслей, воспоминаний, причем и искаженных в том числе, то есть когда мы помним, но в своей интерпретации с учётом забывчивости. Плюс всякие образы, которые мы воссоздаем, сохраняя знания. Плюс наши мысленные наметки на будущее, фантазия, так сказать. Ты вчера, например, долго сидела над переводом, вот тебе Древняя Русь, книгописец и та самая фраза.

Дарьяна задумалась. То, что сказала Лана, действительно, походило на правду. Да и могло ли быть иначе. Ну не прошлая же ей жизнь снилась… Но руки! Они никак не вписывались ни в какие разумные рамки. И что-то еще, какая-то тонкая ниточка, связывающая с важной истиной, но еще не открывшейся, скрытой. А фраза…

Девушка соскочила со стула и побежала в комнату, вернулась с листами перевода загадочной записки. Вытащила из стопки листов переписанную надпись, аккуратно положила перед собой. Огляделась, что-то ища взглядом. Убежала снова и вновь вернулась с телефоном в руках.

– А в фразе кажется, ошиблась я. Сейчас. Вот, – она открыла фотографию, отыскав нужное место, увеличила снимок. – Да, вот тут плохо видно, и я ошибочно приняла один символ за другой. Теперь ясно, что и читать вторую часть надо с конца. И выходит…

– Фраза из сна, – закончила за нее Руслана. – Почти готовая теория относительности из сна о пасущихся коровах! Спишь, а во сне всё как надо выстраивается в голове.

– Возможно ты и права, – Дари несмело улыбнулась. – Похоже на то. И может ночью просыпалась, что-то руками задела…

– Да-да. Иногда такие сны бывают, прямо ух! Как фильмы. Реалистичные до жути. Мне тут снился один такой, даже просыпаться не хотелось, – Рита мечтательно улыбнулась и хлебнула кофе. – Там я и парень с параллельной группы, и мы вдвоём…

– Не продолжай! – успела остановить Дарьяна.

– Бежим от зомби, все в крови, я даже на чей-то мозг наступила, чуть не поскользнулась…– как ни в чем не бывало закончила Руслана. – А ты что подумала?

– Да так, – смутилась девушка. Но надо отдать должное Лане, она умеет отвлечь от тягостных мыслей.

Лана покачала указательным пальцем, грозя расправой за клевету на доброе имя, честную и добропорядочную ее.

– Кому-то явно пора начать встречаться, а не переводы переводить и пергаменты во сне рассматривать.

– Точно! Пергамент! – Дарьяна подскочила на месте. Вот она, та мысль, которая не давала покоя. – Во сне листы пергамента называли харатьи. Я до сегодняшнего дня не знала об этом. Понимаешь, что это значит?

– Понимаю, – спокойно отозвалась подруга. – Ты где-то слышала, слово-то знакомое, но не придавала значения.

– Да нет же! Есть слово хартия, это документ с законом или чем-то подобным. Но тут харатья, немного другой вариант написания. Сейчас.

Она ввела в поиске на телефоне слово, и показала ответ.

– Вот, смотри. Слово "пергамент"вошло в употребление с 17 века, до этого "кожи", "телятины"и "харатьи". Старинная рукопись, пергамент, – озвучила она источник.

– Хорошо, – не сдавался рациональный ум Русланы. – Есть простое объяснение и этому. Язык раньше-то много имел слов, которые в настоящее время устарели. Тебе ли не знать. Ты могла видоизменить слово в подсознании, чтобы оно, как бы это сказать, не выбивалось из древней лексики. Просто и правдоподобно.

– Да, – сдалась Дари, и они продолжили завтрак в тишине.

– С каких пор ты не ведёшься на возможные загадки, – хмыкнула Дарьяна, отбрасывая последние мысли о сне, понимая, что слишком увлеклась в попытке найти что-то большее в том, что того не заслуживало. Видимо, это тоже навеяно брошенной вчера Русланой мысле о вселенском заговоре.

– Одно дело тайны, интриги, расследования в настоящем времени среди обычных людей, склонных к выгоде и сокрытию средств ее достижения, а другое дело – мистика и эзотерика. Не мой профиль, – важно заметила Лана.

И обе легко рассмеялись, утро, после эмоциональной встряски, потекло своим чередом в хорошем настроении, в дружеской атмосфере, развевающей любые тучи и переживания в душе. Если друг не смеётся, ты включи ему солнце. По крайней мере, Дари старалась вернуться в настоящее и выкинуть из головы прошлое. Не ее прошлое, чужое.

– Ой, – Лана глянула на часы, – мы же опоздаем на лекцию! Давай быстрее собираться.

– Сейчас, – Дарьяна суетливо начала набирать текст сообщения для Германа, нужно было отправить правильный перевод, без ошибки.

"Как вы поняли, что в переводе возникла ошибка?"– застало ее в лифте. "Во сне", – ответила девушка, подавляя необъяснимое чувство тревоги.

Глава 7

За последний месяц здесь все стало знакомым, хотя лучш