Когда я была маленькой. Светлые рассказы о детстве, которые объединяют поколения

Детство мимолетно

Ребенок так недолго ребенок. Так мимолетны годы, пока он нуждается в нас. Пока можно на ручки взять, а потом – за ручку. А потом – за руку… И он уже руку выдергивает – он большой! Или аккуратно высвобождает – он уже очень большой, взрослый.

И он уходит своей дорогой в свою судьбу, этот взрослый бывший ребенок. Остается растерянность: как, уже? Как это вышло? Где мой маленький мальчик, маленькая девочка, которые так хотели на ручки, боялись засыпать, если меня нет рядом, звали постоянно: мама! Теперь не зовут; прекрасно обходятся без нас. И засыпают с кем-то другим, с другим бывшим ребенком…

Дети недолго остаются детьми. И вот это короткое детство занято воспитанием, обучением, чем угодно, только не объятиями и поцелуями. Не совместными играми – когда играть-то, уроки не сделаны или поделка для садика, некогда, я страшно устала, утром на работу… И надо приучить к самостоятельности. Все только об этом и говорят! Это самое важное, чтобы был самостоятельным! Скорее бы вырос! А потом раз! – и перед вами взрослый человек. Просто моложе вас.

А ребенка нет больше – детство очень короткое. И как вы будете жалеть о каждом пропущенном объятии, о каждом крике и замечании, о каждом отказе поиграть, потому что некогда! Когда-нибудь потом. А потом уже не надо. Ребенка нет – есть взрослый. А некоторые дети не успевают стать взрослыми – так тоже бывает.

И больше всего жалеют не о том, что мало выучили английских глаголов, формул, мало занятий в секции провели, мало приучали к самостоятельности, мало на экскурсии отправляли с классом – больше всего жалеют о том, что мало были вместе. Мало вместе лежали на диване, обнявшись. Гуляли на ручках. Или за руку шли – и уже нет руки в нашей руке. Это так быстро проходит; это время, пока мы так нужны детям. Детство очень короткое. И жизнь тоже.

«Запомни меня такой!»

Однажды мы с мамой гуляли по летнему лугу. Был чудесный день, солнечный, радостный, такие бывают в самом начале лета, когда трава удивительно зеленая, небо ярко-синее, когда цветут сразу все цветы и проснулись сразу все разноцветные бабочки.

И мама была в ярком платье с красными цветами на черном поле. В элегантном платье и в элегантных туфельках – она же красавица была. А я с детства знаю, что красавицы всегда должны идеально одеваться. Даже на летнюю прогулку по лугу у реки. И у красавиц волосы всегда красиво должны быть причесаны. Это обязательно для красавиц.

Мы гуляли и любовались красотой. А потом мама вдруг сказала: «Запомни меня такой!», повернулась к солнцу и ко мне, улыбнулась и раскинула тонкие руки… Она была чудо как хороша. Как этот летний чудесный день.

Но тоска сжала мне сердце. Я испугалась. Я подумала, что мама исчезнет. Пропадет. Если не сейчас, то потом. И поэтому она велит запомнить ее, сделать мысленную фотографию на память. Я заплакала. Я же совсем маленькая была. Мне было года четыре, а маме – двадцать пять. Уже много.

Мама обняла меня и объяснила. Надо каждого человека запоминать в лучший момент его жизни. Вот и все. В расцвете его красоты; в порыве добрых чувств, в прекрасном движении, почти в полете, в момент вдохновения и светлой радости – вот в этот момент надо мысленно сфотографировать человека. Запомнить его таким. И он навсегда останется таким в нашей душе, даже если все изменится.

Так запоминаешь чудный летний день с цветами, бабочками и абсолютным счастьем. И помнишь его всю жизнь.

Я запомнила. И помню по сей день маму именно такой и только такой. Юной, прекрасной, свободной, радостной, всю в солнечных лучах…

Так надо запоминать людей и лучшие моменты земной жизни. Это наш дембельский альбом, который мы храним. И потом унесем с собой в другую жизнь, – лучшие картинки. Любимые лица. Прекрасные разноцветные дни.

А все плохое – неудачные снимки. Их даже и проявлять не надо. И вклеивать в альбом не надо. Просто человек плохо получился. Или фотография была слишком темной…

Надо людей запечатлевать в их лучшие моменты. Потому что на самом деле они такие и есть. И такими нас встретят на цветущих лугах на берегу реки – мы сразу их узнаем. И узнаем счастливый летний день, он тот же самый. Или почти тот же самый…

Папина любовь

Отцовская любовь – она другая, на материнскую не очень похожая. Отцовская любовь – это защита. Это способность ориентироваться во внешнем мире и принимать правильные решения. Так считал Карл Юнг. И еще это голубой свитер и красные резиновые сапожки, вот что такое отцовская любовь. Подарок отца – воплощение любви и ее символ. Что отец дарит ребенку, то и есть символ его любви. И всю жизнь одну девочку защищает голубой свитер. И красные резиновые сапожки. И полкило конфеток «Мечта» в коричневом бумажном фунтике. Это как родовой герб, знаете, на котором изображены символы рода.

Это было очень давно, девочка сама уже бабушка. А тогда ей было семь лет. И жили они с мамой и отцом в небольшом городке. Отец работал водителем. Его так и звали «отец» и мама, и бабушка. А девочка вообще никак не звала, она его немного боялась. Он был костистый, высокий, с мрачным лицом, очень молчаливый. Он рано уходил и поздно возвращался. Он работал. Часто его подолгу не было: он уезжал в рейс. На девочку мало внимания обращал, да и когда? Все работали почти без выходных. Если девочка немного шалила – а это было очень-очень редко, – мама и бабушка стращали ее отцом. «Вот отец тебе покажет!» – так они говорили. И девочка старалась поменьше попадаться отцу на глаза. Просто из угла смотрела на то, как он сидит на кухне и чай пьет. И газету читает. Иногда он спрашивал: «Как дела, Нинка?» Нинка послушно отвечала, что дела хорошо. Вот и все общение.

Тогда многие так жили. Работы было очень-очень много, и по дому тоже, дом-то частный был. Курицы, огород, дрова, печка, вода из колонки, ее надо наносить… И однажды Ниночку отправили в лагерь. Она еще маленькая была, но тогда это тоже было нормально, всех отправляли. В лагере Ниночке не очень-то хорошо жилось: как-то дети ее обижали, все были старше. И пионервожатая тоже была немножко злая, щипала Ниночку и толкала за непонятливость. И тихая девочка предпочитала сидеть в углу, чтобы ее поменьше замечали. Даже в день рождения так и сидела на стульчике в углу, листала книжку, смотрела картинки. Тогда запрещали учить детей читать до школы. А то можно неправильно научить! И Ниночка смотрела картинки. Про день рождения совсем не думала. Шел дождик, холодное было лето. И другие дети шумели и бегали. А именинница, значит, сидела с книжкой на стульчике, вот и все.

И вошла пионервожатая, сказала, что к Ниночке приехал папа. Нина даже не поняла сначала, что «папа» – это отец. Отец приехал. Девочку вывели в коридор для встречи с папой – ну, вот так тогда все было устроено. Отец, высокий, костистый, носатый, подозвал Ниночку и велел плясать. Мрачно так: пляши! Она послушно сделала несколько поворотов вокруг себя и руками «фонарики» показала, как в саду учили. Тогда папа протянул ей пакет из оберточной бумаги. И важно сказал: «Поздравляю тебя с днем рождения, Нина! Желаю здоровья, счастья и долгих лет жизни! Это тебе подарок!» Веревочку девочка все не могла развязать, папа помог. А в пакете лежали блестящие резиновые сапожки. Красные. Прекрасные. И голубой свитер. И фунтик с конфетами. Красные сапожки, бирюзовый такой свитер и кулек с конфетками «Мечта», вот так. А потом папа наклонился и подставил колючую щеку. И сказал «цАлуй!». Ниночка потянулась и поцеловала, полные руки подарков. И стала счастливой. Самой счастливой на свете девочкой. Ее прямо немного приподняло над землей от счастья, так она почувствовала…

Вот и весь эпизод из детства. Воспоминание Ниночки про папу. Про отца. И этим воспоминанием она жила всю жизнь. «В нее вошла сила» – так она объясняла. Вместе с красными сапожками, бирюзовым свитером и конфетками, которыми она всех угостила, в нее вошла сила. И вместе со словами: «Желаю здоровья, счастья и долгих лет жизни!» Всякое в жизни бывало, ясное дело. Но голубой свитер грел, а сапожки не давали промочить ноги – они оставались при ней. И защита оставалась при ней всю жизнь. И папа оставался при ней, хотя рано ушел из жизни. Но осталась его любовь. Неумелая, безыскусная, самая простая, как те подарки. Которые все еще греют и защищают.

Вот для чего нужна отцовская любовь. Любовь отца. Или папина любовь – Ниночка с того дня звала отца «папа». Так ласковее выходит. Любовнее, нежнее. Потому что отцовская любовь делает нас защищенными, но нежными. Вернее, папина. Папы уходят, но они могут оставить детей защищенными. Детям немного надо…

Конфетки

У одной маленькой девочки дедушка умер. Она была совсем маленькая, лет трех. И дедушку очень любила. Его и мама девочки любила – это был ее папа. Они бедно жили в маленьком городке. И смерть дедушки совершенно их подкосила. Это было много лет назад, очень давно.

Девочка плакала сильно. А через несколько дней важно подвела маму к шкафу и стала открывать дверцу. И говорить, улыбаясь: «Дедуська плинес мне касетки! Деда меня любит, он сказал!»

Мама открыла шкаф, девочка нашла пальто дедушки и стала что-то искать маленькими ручками. Мама полезла в карман – а там кулечек с ирисками. С простыми ирисками «Буратино», маленький кулечек. Видимо, дедушка купил их для внучки, да забыл отдать. Не успел…

Мама с дочкой ели ириски, и мама плакала. А маленькая дочка лепетала про «дедуську». Про то, что он всегда будет все давать и помогать! Он сам так сказал!

Мало ли что ребенок лепечет. Но только с тех пор им стало легче жить: все как-то стало получаться и меняться к лучшему. И жизнь наладилась постепенно.

Вот такая простая история про «касетки». Которые нам передают из другого мира, чтобы нам было послаще жить. Жизнь ведь – не больно сладкая штука…

Они вернутся

Дедушка нас очень любил. На Новый год он всегда для нас ставил и наряжал большую елку – в его огромной квартире были высокие потолки, но елка все равно упиралась макушкой. А на макушке сияла серебряная звезда, вот так. И сама елка сияла и сверкала, множество игрушек было на ней. А еще орехи в золоченой фольге, конфетки на ниточках, мандаринки – мы их сами развешивали с братцем Алешенькой, с двоюродным братиком. Дедушка иглой протыкал аккуратно кожуру мандарина, продергивал ниточку, делал петельку, а мы развешивали оранжевые ароматные плоды. Как будто они выросли на нашей волшебной елке!

Алешеньку дедушка привез из Москвы на Новый год, а меня – из Ленинграда. Мы в Свердловске праздновали, и праздновали просто отлично. Приходил Дед Мороз со Снегурочкой из Академии наук, там дедушка работал. Мы кучу подарков получили: цветные карандаши, медовые краски, которые можно втихомолку лизать, – они сладкие и липкие, они сделаны из меда, точно. И беличьи кисточки, и альбомы, и книжки со сказками с чудесными рисунками… Мне – куклу в нарядном платье и в белых башмачках, Алешеньке – танк и конструктор… Много всего было на празднике. Мне было лет пять, а Алешеньке – три. И, конечно, было угощение, а как же! И бабушка испекла торт из множества коржей, такой хрустящий, с вареньем… И еще мы жгли в ванной бенгальские огни: как они красиво рассыпали искры…

Потом нас уложили спать. Стало темно, только елка горела, мигали разноцветные лампочки. Дедушка и бабушка ушли смотреть «Голубой огонек», стало тихо-тихо… И Алешенька тихонько заплакал, горько так. Он по маме скучал, понимаете? Праздник кончился, веселье прошло, а без мамы невыносимо грустно. Я понимаю. Я же тоже тихонько плакала, хотя от чего? Такой прекрасный праздник. И такой любимый дедушка. И такая красивая елка, а подарки! Какие великолепные подарки! Вот же они, стоят у кровати… Чего плакать-то? Но мы лежали новогодней ночью и плакали по маме. Почему-то плакали. Тихонько так Алешенька всхлипывал в своей постельке и шептал: «Я хочу к маме!» А я утешала и говорила, что наши мамы потом придут. Но тоже начала плакать.

Дедушка зашел к нам. И понял. Услышал сердцем. Он принес теплого молока с печеньем, хотя хорошие дети не едят в постельке. А мы ели сладкое печенье пополам с солеными слезами, и дедушка нас утешал. И рассказывал истории про мальчиков и девочек из своего детства – я до сих пор помню вкус молока с печеньем и эти истории, добрые и смешные. И все снова стало хорошо. Мы просто сидели, обняв дедушку, а он рассказывал. И елка мигала разноцветными огоньками, игрушки красиво светились, мишура блестела, «серебряный дождь» – так она называлась. И было спокойно. Тепло. Хотя и немного пусто в груди без мамы, – но ведь она приедет, не надо плакать. Такой хороший Новый год, а мама непременно приедет!

Дедушка так говорил в ту ночь – за нами непременно приедут. А пока надо радоваться празднику, подаркам, елке и тем, кто рядом. Потому что потом мы начинали плакать по дедушке, когда уезжали к родителям. Всегда по кому-то плачешь, так устроена жизнь. И всегда кого-то нет рядом, близкого и любимого, об этом вспоминаешь, когда веселье закончилось и наступила тишина.

Но они вернутся. Или мы к ним поедем. А пока надо радоваться, праздник еще в разгаре. И надо беречь тех, кто рядом, кто дает теплое молоко с печеньем и рассказывает истории. Или просто смотрит «Голубой огонек» в соседней комнате. Может, они все, те, кого мы ждем, – в соседней комнате, мы их просто не видим… Но плакать не надо. Надо просто хранить память в сердце и непременно вспомнить своих, когда кончится праздник. Когда-нибудь мы встретимся снова, и будет пахнуть мандаринами и хвоей. И будут мигать разноцветные огоньки в темноте, чтобы мы не пугались и знали, куда идти – к своим…

Урок любви

Самые поддерживающие воспоминания детства у меня вот какие: как дедушка на меня орал. Да, орал, руки у него тряслись, а я плакала, и слезы капали на листочек бумаги. На листочке отличный чертеж: два поезда выехали из двух разных точек. Или ящики с яблоками и апельсинами. Это мы уроки делали каждый день. И вся большая семья эвакуировалась из большой академической квартиры: все знали, что сейчас дедушка будет делать с Анечкой уроки.

Дедушка кричал ужасно, но не обидное, а вот так: «Почему такой умный ребенок не может понять такую простую вещь?!» А потом капал себе валокордин на кусочек сахара. И мы рисовали что-нибудь хорошее, сделав с грехом пополам математику. Мы очень любили друг друга. И я по сей день благодарна за то, что он делал со мной уроки. За то, что часами их со мной делал.

За то, что заставлял вести читательский дневник и дневник наблюдений за погодой. За то, что заставлял делать зарядку. Вообще за все, что заставлял делать. Он тратил на это принуждение огромное количество времени и нервов. Он был семь раз ранен на войне. Он много работал в Академии наук. Он уставал. И у него болело сердце. И вот каждый день он делал со мной уроки.

И поэтому, когда говорят: «Не делайте с ребенком уроки! Пусть он будет самостоятельным. Не портите с ним отношения. Дайте ему свободу, он сам разберется!» – не думаю, что это правильно. Сначала отношения будут очень хорошими. А потом ребенок вырастет. И не будет иметь понятия о дисциплине. О трудолюбии. На то он и ребенок – ему трудно самому организовать процесс и к чему-то себя принудить.

Играть и болтать куда веселее, я понимаю. Но когда вспоминаю про любовь – вспоминаю дедушку и уроки, которые мы делали. Я научилась. И иногда любовь – в принуждении. Которое требует огромного внимания, времени, затрат энергии.

И от которого может сердце заболеть – потому что оно есть, сердце-то. А в сердце – любовь и забота. Дедушки не стало, когда мне исполнилось 17 лет. Но я уже отлично умела делать уроки. Я выучила урок. Я научилась учиться. Он сделал все, что должен был сделать добрый родитель. Попустительство – грех; принуждение к добру – подвиг. И любовь. И от любви к своим…

Залог любви

Когда я была маленькой, по воскресеньям мы с мамой и папой ездили к дедушке и бабушке. На семейный обед, в огромную дедушкину квартиру, где до потолка в каждой комнате доставали книжные шкафы… И я тихонько играла, пока близкие разговаривали в гостиной. Я совсем маленькая была, лет двух. Тихая маленькая девочка.

Когда приходило время возвращаться домой, я начинала горько плакать. Ничего не могла с собой поделать, слезы текли и текли. Я старалась плакать беззвучно, но в детстве это плохо получается. Меня одевали. А я плакала навзрыд. И никто не мог понять, почему. Все ведь хорошо. Мы с мамой и папой возвращаемся домой.

Я плакала оттого, что сейчас все исчезнет. Эта светлая квартира, бабушка, дедушка – мы выйдем за дверь, и настанет разлука. Я уеду от дедушки, и все. Ничего не будет! Я не хочу уезжать, я хочу быть вместе, хочу, чтобы все были вместе!

Но объяснить не могла. Я просто плакала и повторяла: «Дедушка, мой дедушка!» Все утешали меня, обещали, что скоро мы снова встретимся, совсем скоро! А дедушка бледнел, у него руки немного дрожали, он метался по квартире и пытался утешить меня подарком. Хватал, что под руку подвернется, любую ценность. И подавал мне.

Смелый, отважный, героический дедушка, полный ящик наград, орденов и медалей в его письменном столе. А не мог терпеть мое горе, детские слезы – дарил все, что только мог. И это меня успокаивало. Хотя какие там ценности у ученого из Академии наук. Тогда скромно жили.

Хрустальная пепельница, малахитовое пресс-папье, чугунная балерина, подстаканник с гравировкой, старинная книга про возникновение жизни на земле с картинками, прикрытыми папиросной бумагой… И картина с ненецкими нартами и оленями, нарты мчат под луной по ночной тундре…

Зачем двухлетней девочке пепельница? Или чеканка с рыбами? Но это были не вещи, а залог встречи, вот что это. И залог любви. Только не плачь, Анечка, только не плачь, мы скоро встретимся. И я отдам тебе все, всегда отдам все, что у меня есть. Вообще все. Только чтобы ты не плакала.

Вот что означали эти вещи. А потом дедушка выходил проводить нас до остановки такси. Служебной машиной он не пользовался для личных нужд в выходной.

И на прощание я дарила ему его же подарок. На! Это тебе. Я обязательно приеду снова, мы обязательно встретимся. И я отдам тебе все, что у меня есть. Вообще все. Мне ничего не жалко для тебя никогда. Я давно не плачу по ушедшим. По ушедшему. По дому, который был населен близкими и любимыми, – но подарки очень люблю дарить. Своим. Это залог будущей встречи, залог любви.

Вещи исчезают, вещи всегда исчезают. И люди тоже. А подарки остаются, остается все отданное любимым, вот что я знаю. И это залог нашей встречи. И доказательство любви, которая есть между нами. И никогда, никогда не исчезнет…

Проведать

Раньше люди друг друга проведывали. Так положено. В больнице, в детском лагере или, извините, в лагере для взрослых – проведывали. И больного проведывали. И старого. И ребенка, которого оставляли одного родители – тогда многие работали в три смены. И детей оставляли одних. Соседи проведывали.

Проведать – это просто навестить. И узнать, все ли нормально. Если ненормально – постараться помочь.

У одной матери сына взяли в детский лагерь. В оздоровительный, за государственный счет. Мальчик был хилый, болезненный, захворал туберкулезом. Его вылечили и отправили восстанавливаться в лагерь.

По выходным к детям приезжали родители. Лагерь был далеко. Приезжали те, у кого была машина. Или кого родня на машине подвозила. Или у кого деньги были нанять частника от станции – это дорого. А у этой мамы денег было мало. Она работала посудомойкой. Отца у мальчика не было.

Но мама его проведала все равно. Она рано утром в воскресенье села на трамвай, потом пересела на другой и доехала до вокзала. На электричку села и два часа ехала. А потом на другой электричке еще сорок минут. Потом шла пешком до автобуса. Потом на автобусе почти час. А потом пешком до лагеря. По лесной дороге.

Шел сильный ливень. Холодно было. Но она ничего, дошла. Только упала пару раз на скользкой дороге. И пришла вся грязная и мокрая. А в старой сумке – кило мятных пряников и конфеты «морские камушки», разноцветные, и внутри изюм!

Мальчик вышел к ней, заплакал, потом засмеялся от счастья. И мама смотрела на него сияющими от счастья глазами на перепачканном лице. Сама как мокрый замурзанный ребенок. Да ей и лет-то было – чуть за двадцать…

Потом домой поехала – но это даже описывать долго и тяжело. Можно только представить, как она в размокших ботиках и в сыром плаще добиралась. Но добралась ночью, а утром уже была на работе. Тогда строго было!

Проведала, значит. И мальчик выздоровел, вырос. Стал крупным руководителем на производстве.

Это потому, что мама его любила очень. Он так говорил, не стесняясь. И это правда.

Проведать – это любовь и дружба. Поддержка и понимание. Сочувствие и тревога за своего…

А сейчас проведывают редко. Даже слово забывается и исчезает. И значение слова размывается, как значение слова «любовь»…

Что такое любовь?

Любовь – это велосипед. Так одна красивая и грустная женщина сказала. Не в смысле сравнений – просто велосипед. Самый обычный. Слегка потрепанный, немножко краска сбилась и облезла кое-где. Зеленый велосипед – вот что такое любовь. Потому что когда-то, давным-давно, любимый юноша возил ее на раме велосипеда – мы все так ездили, когда были подростками. И на этом стареньком велосипеде на даче они уезжали в лес, там была поляна с синими мелкими колокольчиками. И старые сосны. И небо, синее и безмятежное. И они там поцеловались с мальчиком первый раз в жизни, а велосипед лежал в зеленой траве. Зеленый велосипед в зеленой траве – вот что такое любовь.

Я тоже знаю, что такое надежность и защита, – это белый халат, снежно-белый. И от халата пахнет упоительно чистотой и немного – лекарствами. Тщательно выглаженный белоснежный медицинский халат – это защита. Это надежность. Это папина и мамина рабочая одежда.

Для кого-то счастье – это полосатый арбуз в авоське, который вдруг принес дедушка. А забота и безопасность – это пирог с яблоками, большой такой, укрытый марлей и полотенцем. Пирог – это бабушкина любовь, вот что такое пирог! А гроздья сирени – это юность и счастье, это экзамены сданы и вся жизнь впереди! И в груди – радостное волнение всегда, когда расцветает сирень. Как будто что-то хорошее произошло!

И вот так устроена душа – образы нас лечат и спасают. И возвращают надежду наяву и во сне – они нам снятся. И у каждого свои счастливые образы, свои знаки, свой язык, на котором с нами разговаривают ангелы. А с велосипедом вышло так – грустная женщина купила отличный зеленый велосипед себе. Модный и дорогой. И увезла на дачу, и немного прокатилась по зеленой траве… И боль утраты притупилась; произошла новая встреча. Может быть, дело и не в велосипеде? Но на ее языке «велосипед» означало «любовь»…

Жизнь переменчива

Один сын выгнал свою мать из дома. Рассердился и выгнал. Она что-то не так сказала, уже и вспомнить потом не мог, что именно. Но пришла не вовремя, принесла какой-то глупый пирог, игрушки внукам, спросила о чем-то…

Этот сын был обеспеченным и успешным человеком. Мать его одна вырастила. И наверное, совершала ошибки в воспитании. Неправильно строила процесс. Она же не педагог была, она крановщицей работала. Простая женщина. Работала ради жилья, у них с сыном была комната в общежитии. Потом комнату разрешили приватизировать. Свое жилье! Какое счастье!

Уютная комната в старом и неприглядном доме. И над тахтой мальчика коврик висел с оленем. Мальчик засыпал, глядя на доброго золотого оленя у ручья. И олень смотрел на мальчика кроткими карими глазами…

Мать старалась, из кожи вон лезла, чтобы мальчик жил хорошо. Чтобы ел отлично, летом в лагерь на море ездил, чтобы образование получил…

Ей тяжело было работать на кране, ноги болели очень. Но другой профессии не было; а заработки были хорошими. Удалось купить сыну квартиру и машину потом.

Мать раздражала сына неправильной речью, некрасивостью и вздохами при ходьбе, она, как утка, ходила, переваливаясь на больных ногах. И своими визитами. Квартиру первую сын давно продал, купил роскошную видовую с великолепной отделкой. Он был богатый. И жена его была из богатой и образованной семьи.

Вот жена и раздражалась особенно визитами матери, нелепыми пирогами, вопросами о детях… И вообще детям вредит это общение. Грубое и бесполезное. И жена уходила в зимний сад, когда приходила свекровь.

Мать приходила редко, раза три за год. Она понимала, что ей не рады. Внуки здоровались и бежали играть. А мать сидела на кухне с чашкой чая, старалась помедленнее пить, чтобы немножко дольше побыть…

Если кого-то решили выгнать, выгонят непременно. Если решили от кого-то избавиться, обязательно избавятся. И сын рассердился на какие-то слова, побледнел от злости и вежливо попросил маму не приходить. Лишнее это. Нет времени, у нас своя семья, я позвоню!

И позвонил. Через два года. Спросил: «Можно прийти?»

И пришел. В ту комнатку, в которой жил в детстве. Потому что больше идти было некуда. Он только что из больницы вышел, а до этого сидел под следствием. Жена и партнер по бизнесу упекли его в тюрьму; у них были связь и сговор. А детей забрали они. И деньги. И бизнес. И все имущество подчистую. Оговорили этого человека так, что все от него отказались. Потом справедливость немного восторжествовала – но все уже было потеряно. И здоровье тоже…

Сын пришел опухший, переваливаясь на больных ногах. Осложнение такое. Пахло пирогом; мама поставила печь, чтобы сына покормить. Она ничего не знала о том, что происходило; сын ей запретил звонить же. И приходить. И вот пришел сам…

Мать ни о чем не спрашивала; вдруг опять ляпнет не то и не так? Только вздыхала, наливала чай, подвигала пирог… Она все понимала. Старая, изработанная, не очень-то красивая женщина. Мать.

…Сын лег на тахту, на которой засыпал в детстве. И смотрел на оленя; золотой олень тоже смотрел на него кроткими глазами.

Все вернулось вспять, стало как прежде. И сын тихонько плакал, как в детстве, а мама мыла противень и старалась не греметь, чтобы не помешать сыну. Своему мальчику, ради которого она жила.

И это большое счастье, знаете ли, что дожила. Что сыну было куда прийти. Потому что многим идти уже некуда; нет тех, кто их любил.

И надо об этом помнить, когда сердишься и изгоняешь любящих из своей хорошей жизни. Жизнь переменчива. А любящие не вечны…

Смысл жизни

Одному мужчине предсказали, что в пятьдесят лет он встретится с главной женщиной своей судьбы. Прошло двадцать лет, и предсказание сбылось. Хотя сам человек позабыл о нем. Он работал, достигал, добивался. Заботился о семье, деньги добывал, ездил по командировкам. С женой он хорошо жил, но как-то мало общался. Как-то не особо проявлял эмоции, он работой был занят. А потом инфаркт случился, к счастью, небольшой. И он занимался здоровьем, лечился. Потом в спортзале – он по совету врача стал заниматься физкультурой – увидел в зеркале седого пожилого мужика. И не сразу понял, что это он и есть. Он сам.

И тут он впал в такую депрессию, что просто ужас. Жизнь-то прошла почти, а он и не заметил. Дети выросли и живут отдельно. Жена хорошая женщина. Но они тоже почти отдельно живут, хоть и в одной квартире. Предприятие работает, но понятно, что достигнут потолок. И нет смысла вкладываться, пусть идет как идет.

Но вот он вспомнил предсказание и усмехнулся. Ему пятьдесят лет. Какая еще главная женщина его судьбы? Никого он больше не полюбит, нет в сердце места для кого-то еще. Да и сердце изношенное, немолодое сердце-то, не любить им надо, а лечить его!

Но, знаете, предсказание сбылось. Через месяц у сына с невесткой родилась девочка. Маленькая такая, крошечная, с жидкими младенческими волосиками и с пальчиками. Маленькие-премаленькие пальчики, а на каждом пальчике – ноготок розовый, тоже махонький. И этими пальчиками главная женщина судьбы схватила дедушку за палец крепко и держит. Смотрит прямо в глаза и улыбается. Скажете, такие маленькие младенчики не умеют улыбаться? Иногда умеют. Вполне осмысленно улыбаются даже самые крошечные дети, такое бывает.

И всю депрессию как рукой сняло; вот этой самой младенческой крохотной ручкой. Дедушка почувствовал необычайный прилив сил. У него появилась главная женщина судьбы, он это почувствовал. И он начал жить – изо всех сил. Второе дыхание открылось, когда он нашел свой личный смысл жизни. Теперь есть ради кого дышать, работать, стараться и добиваться. И есть кем любоваться.

Смысл жизни иногда обрести очень просто. Это когда есть ради чего или ради кого жить. Когда есть любовь к чему-то или к кому-то, сильная любовь, настоящая. Когда есть главное в жизни: главный человек или главное дело, ради них и живешь. И сердце исцеляется, возвращаются силы. Но это же слишком просто! Да, очень просто. Потому что в сложном и запутанном чаще всего смысла нет. Пока нас кто-то держит за руку или за палец, мы живем. Так все устроено на земле. Главный человек нашей жизни держит нас на земле. Даже если его пальчики размером с горошинку – они и держат.

Подарок на Рождество

Ужасную ошибку совершила одна женщина под Рождество. Сначала она все правильно делала, так она думала. Надела сапоги, похожие на солдатские. Шубу и шапищу. Села за руль своего джипа и поехала к одной дуре. Корыстной гадине. Разбираться. Женщину звали Тамара Леонардовна, предположим. У нее был единственный сын, она его поздно родила, для себя. И так вдвоем с сыном прожила тридцать лет. Сына она безумно любила. Ради него и жила, и работала изо всех сил. И разбогатела ради него. А сын познакомился с девушкой Леной из общежития. Да еще с ребенком!

Тамара Леонардовна знала людей. Она знала, что эта девка, как она Лену называла, хочет отнять у нее сына и поживиться имуществом. Вот и поехала она разбираться с девкой, узнала, где та живет. И решила эту Лену запугать или подкупить; как получится уж. Но оторвать змею от своего сына, который перестал слушать маму и толковал о женитьбе.

Тамара Леонардовна была лицом похожа на бульдога. Тяжелое лицо со складками и брылями. А глаза у нее горели от злости, как у собаки Баскервилей. Она была большая женщина, как памятник Родине. Думаю, на Кабаниху она походила более всего, из пьесы Островского.

По пути Тамара Леонардовна купила несколько яблок и груш. И погремушку для ребенка. Все же праздник. Надо же как-то начать разговор, верно? Не звери же мы лютые, не ягуары! Так что все правильно она делала. Позвонила в дверь, вошла, как циклоп, сняла сапоги и шубу. Поздравила с наступающим эту девку, только хотела начать спич, и тут увидела в манеже ребенка. Беленький такой мальчик. Петруша его звали, как робко сказала Лена. Она стояла и тряслась от страха. Потому что Тамара Леонардовна могла напугать, уж поверьте!

Тамара Леонардовна подошла к манежу и протянула малышу погремушку. На! И тут малыш вдруг залился таким радостным смехом, что Тамара даже вздрогнула. Малыш схватил погремушку ручкой и стал так потешно переступать ножками в носочках, держась одной рукой за борт манежа, – вроде танца такого. При этом он махал погремушкой и не сводил синих глаз с Тамары. И еще радостно взвизгивал от восторга. Почему-то Тамара Леонардовна внушила малышу необычайный восторг!

Он стал тянуть ручки к женщине, визжа и хохоча. Глаза, как щелочки, стали, рот с двумя зубами растянулся до ушек…

Вот тут Тамара ошибку-то и совершила. Взяла малыша на руки; инстинктивно. А Петруша обнял ее крепко-крепко, изо всех сил. А потом стал рукой трогать лицо, погремушкой слегка постукивать по лбу ей и ворковать… Ну, и она стала ворковать. Стала умильным голоском говорить всякие глупые и бессмысленные слова: «Кто это такой малипусечка? Кто этот маленький попсинька? Кто у нас такой сладкий сахарочек?» – как дура сделалась. И сердце ее сжалось так сладко-сладко, так горячо стало в груди… А Петруша не сводил с нее влюбленных глаз и прямо цеплялся изо всех сил! Ни за что не хотел к маме. И пахло от Петруши счастьем. Любовью. Ангелами – если они пахнут, то именно как маленькие детки… Да Тамара Леонардовна и сама не хотела малыша отдавать. Она бы сейчас все на свете отдала бы за Петрушу. С ней случилась любовь. Бах! – и все. И по складкам лица текли теплые слезы…

Ну, дальше и так все понятно. Тамара Леонардовна приказала сыну жениться! Хотя он приказов не слушал. Но женился; он же любил Лену и Петрушу. Шантажом и посулами Тамара Леонардовна заманила молодых жить в свой огромный дом. Но она к ним не особо лезла, так что они хорошо живут, мирно. Все внимание Тамары поглощено Петрушей. Они прямо не могут друг без друга; у них любовь. Они очень-очень любят друг друга.

Так одна женщина совершила ужасную ошибку. Или чуть не совершила? Как знать? И нашла свой рождественский подарок неожиданно. Рождество – особый день. И подарки тоже особенные…

Как принимать добро

Добро надо делать. Но надо еще правильно принимать добро.

Правильные связи должны быть между тем, кто дает, и тем, кто принимает. Уровень должен быть одинаковым, тогда все будет хорошо.

Рядом с нашей дачей была дача одного ныне великого академика – зоолога В. Большакова. Один забор разделял скромные огороды. Это были не роскошные дачи, а два одинаковых деревенских домика. Ученые из Академии наук купили себе избы в далекой уральской деревне. Наш дедушка тоже купил. А рядом – будущий академик.

Он был очень добрый, этот будущий академик. И первым делом проделал в заборе дырку. Чтобы мы с братцем могли ходить в его огород и кушать клубнику, смородину, крыжовник, когда захотим! Мне было года четыре, а братцу – два. Ученый часто уезжал на симпозиумы и конференции. И ему не жалко было угощать детишек, разрешать им посещать свои владения…

У нас в огороде тоже были ягоды, конечно! Но будущему светилу науки было приятно, что дети кушают ягодки. И он нам про ягодки многое объяснил. И про насекомых. И про зверушек. И подарил свои книжки. Не очень интересные, там картинки были только на обложке. Но он все равно подарил и подписал. «Анечке на память. Люби природу, Анечка!» Примерно так.

Вот такой был добрый ученый.

Но важно вот что. Наши дедушка и бабушка не ходили через дырку в заборе собирать ягоды ведрами. Понимаете? И мама с папой тоже не пытались обобрать весь крыжовник, выдергать морковь, выкопать картошку и ободрать черемуху. Чтобы, как Мамай прошел через огород доброго соседа.

Мы приходили с кружечками и собирали ягодки. Немножко качались в гамаке. Осторожно ступали по тропиночке, чтобы грядки не потоптать. И уходили к себе. А дедушка стоял у забора и следил, чтобы мы аккуратно себя вели. Да и не упали случайно. Он стоял на границе и наблюдал.

Добрый ученый открыл нам вход и щедро делился. А мы знали, что можно делать, а что нельзя. Знали меру.

И это было правильное добро. Видите, я его по сей день помню. И знаете, что самое хорошее? Академик жив и, надеюсь, здоров, хотя пятьдесят лет прошло. И за эти пятьдесят лет он сделал огромный вклад в науку. Принес много блага обществу и природе.

А я не забыла его добро. И очень хорошо, что его добро правильно принимали маленькие дети и взрослые, которые жили с ним рядом. Через забор, в котором он проделал аккуратную дырку и к которому приделал калиточку.

Надо добро не бульдозером сгребать. Не вырывать с корнем. А брать в кружечку, если великодушно дают. И благодарить. Тогда добро всем будет полезно, вот что я думаю. А добрые дольше живут и процветают, это действительно так.

Если делают добро тем, кто знает меру…

Запомнится главное

Я помню. Мне лет двенадцать было – подросток. А подростки угловаты и неловки, они еще не привыкли к новому телу. Дедушке в Академии наук на юбилей подарили такую громадную, довольно уродливую штуку из яшмы и малахита с серебряными вставками – письменный прибор. Он занял треть большого стола, за которым мы с дедушкой занимались. У нас общий стол был. Ну, и я этот чудовищный и дорогой прибор как-то уронила. Хотя он тяжелый был и громоздкий. Этот жуткий каменный цветок, так сказать, упал и разбился на тысячу кусков. Там же все было филигранно вырезано из камней, вот они и стали хрупкими. Ба-бах! Дедушка прибежал в комнату. И увидел, что я жива-здорова. Махнул рукой, сказал «Эх!» и пошел за веником. И мы с ним все убрали. Я бормотала извинения напополам с оправданиями; а дедушка сказал, что все это пустяки и ерунда. Главное, что мне на ногу это тяжелое изделие не упало. Вот это – важно, да.