Дом на отшибе

© Федотов Д.С., 2024

© ООО «Издательство „Вече“», 2024

Художник Макс Олин

Пролог

Лето 1822 года, Усть-Манск

– Значит так, Кирьян, – неспешно говорил купец первой гильдии Порфирий Ананьевич Смолянинов, прихлёбывая из расписного блюдца чай со смородиновым листом, – сегодня мы с тобой поедем деляны в бору осматривать.

Кирьян Парфёнов, управляющий делами торгового дома «Смолянинов и сын», согласно кивал, сидя напротив хозяина и благоразумно набив рот пирогом с вязигой. Хозяин был груб, но справедлив. Он любил поощрять своих помощников, но и спрашивал с них по полной в тех случаях, когда подручные давали слабину или, не дай бог, мешали хозяину проворачивать выгодные сделки.

– Задумал я лесом строевым заняться, – продолжал неспешно Смолянинов, прикусывая от румяного калача с маком. – А тут его – немеряно! Взять бы хоть долину Ушайки. Ну, торговый же лес стоит! Я, как в прошлом году с Тимофеем Валерьяновичем туда на охоту съездил, до сих пор не могу сердце успокоить: первостатейный лес стоит! По десяти рублей за погонную сажень можно взять!

– Истинно так, хозяин, – пробормотал наконец, прожевав пирог, Парфёнов. – Чудный лес по Ушайке растёт. Даром что государев…

– И что с того, что государев? – немедленно набычился Смолянинов, наливая в блюдце подостывший чай. – Император наш, Александр Павлович, великодушен и щедр! Ежели есть в чём-то польза для него, так пожалте, господа хорошие, делайте! Государь всегда жаловал купеческое сословие. И не зря! Именно мы, торговые люди и предприниматели, опора трона и монархии!..

Кирьян, почуяв, куда заносит хозяина, решил не усугублять и извинительно пробормотал:

– Истинно так, Порфирий Ананьевич!.. Так что – едем смотреть?

– Говорю же: деляны в сосновом бору, что стоит по-над берегом Ушайки. Всего-то вёрст пять-шесть от Усть-Манска. Прямо сей же час и поедем!..

«Сей же час» растянулся до обеда. Смолянинов сразу после завтрака отправился в церковь – поставить свечку за успех предстоящего дела. Потом заглянул «на минуту» к своему давнему приятелю Тимофею Игнатьевичу Бастрыгину, знатному купчине и непревзойдённому игроку в карты. Расписали «пульку», потом вторую… а там и обед.

К конторе земельной управы подъехали аж в третьем часу пополудни! Уездный землемер Василий Климов, полукровка, с типичным скуластым лицом и чуть раскосыми глазами цвета спелой лещины, ждал их на крыльце конторы, переминаясь с ноги на ногу и держа под мышкой казённый кожаный портфель.

– День добрый, господин Смолянинов, – произнёс он, кланяясь и подходя к пролётке. – Припозднились вы однако… До делян-то путь неблизкий.

– Ничего, Василий, авось успеем до темноты, – отмахнулся купец. – Чай, дни нонче долгие…

Коляска, запряжённая парой молодых кобыл, резво покатилась по немощёным улочкам Усть-Манска – прочь от каменных особняков торгового центра, мимо основательных, двухэтажных срубов торговых людей и покосившихся, почерневших пятистенков прочей усть-манской голытьбы.

Полчаса спустя коляска миновала восточную заставу и запрыгала по глинистым ухабам вдоль куцых полей ржи, что притулились по правому берегу неширокой, извилистой Ушайки.

– Надобно будет здесь торную дорогу проложить, – покачал головой Смолянинов, морщась от тряски. – Негоже уважаемым людям по кочкам трястись.

– А зачем уважаемым людям сюда ездить? – рискнул спросить Парфёнов, придерживаясь обеими руками за скамейку, чтобы не свалиться на пол коляски. – Тут и смотреть-то не на что.

– Это пока не на что! А я вот велю на деляне, что на яру, усадьбу поставить – и вид приятный, и до города недалеко.

Коляска шустро катилась в гору и вскоре выбралась на высокий яр, откуда и впрямь открывался чудный вид на окрест – извилистая неширокая долина Ушайки, поросшая ивняком и таволгой, а вдалеке – пологие гривы, ощетинившиеся золотисто-зелёным ёршиком строевого соснового леса. Налево от яра тоже начинался чистый и светлый сосновый бор, с негустым подлеском из рябины, калины и смородины, с тёмно-зелёным, будто лакированным, ковром зарослей черники по неглубоким ложбинам.

– Экая красота! – невольно крякнул Порфирий Ананьевич, привстав в коляске и оглядываясь. – А, Кирьян?..

– Ваша правда, хозяин! Красиво здесь…

– Ну, земеля, показывай, что тут у вас и где? – обратился Смолянинов к землемеру, притулившемуся напротив него.

– Вот, извольте посмотреть сюда! – оживился тот, встал и широким жестом указал на близкую стену сосен. – Тут начинается так называемый Заречный бор. Он занимает площадь аж в двадцать восемь квадратных вёрст! А строевого леса в нём – девяносто процентов!..

– Годится, – удовлетворённо кивнул купец, оглаживая бороду. – Поехали, поближе посмотрим…

Коляска углубилась в лес, петляя между редко стоявших золотоствольных деревьев, но вскоре всё же вынуждена была остановиться. На открывшейся впереди поляне стояли полукругом с десяток островерхих чумов, покрытых лапником и ошкуркой.

– Вот те на! – неприятно удивился Смолянинов. – Откуда они-то здесь?!

– Это стойбище хантов из рода Волка, – с готовностью сообщил Климов. – Они тут с позапрошлого лета живут.

– Ну, так пущай теперь кочуют отсюда! – поморщился купец. – Или мне их на работу прикажешь нанять?

– Какие из них работники! – махнул рукой землемер. – Они охотники, рыбаки… Но лес валить!.. Они же его боготворят. Лес для них – священен!..

– Скажешь тоже! – не поверил Смолянинов. – Лес – он для всех лес! Строительный материал.

Климов почесал макушку. Видно было, что он не согласен, но не знал, как об этом сказать дорогому клиенту. В конторе ему однозначно было сказано: сделать всё необходимое, чтобы заключить выгодную для города и всего уезда сделку! В местной казне давно зияли изрядные дыры, а договор на лесоразработки прочил безбедное существование на ближайшие годы.

– Порфирий Ананьевич, клянусь, мы сделаем всё возможное, чтобы эти инородцы не помешали вашему делу, – заверил наконец он.

Смолянинов снова поморщился.

– Не «всё возможное», а просто уберите их с моей деляны! Лес большой – нехай идут куда подальше!.. Кирьян, проследи!

– Не извольте беспокоиться, хозяин!.. – Парфёнов осклабился и грозно посмотрел на Климова. – Пошли вешки ставить, земеля.

В понедельник с утра в здании губернского управления царили обычная суета и толкотня: кто-то от кого-то что-то требовал, кто-то кого-то о чём-то просил, по коридорам сновали приказчики, клерки с кипами бумаг, деловые люди разного пошиба и прочие просители. На втором этаже, где располагалось земельное управление, народу было поменьше. Кирьян Парфёнов, воодушевлённый наказами хозяина, смело пробился через тернии первого этажа и, оказавшись на втором, перевёл дух. Показалось, что полдела уже сделано. Но не тут-то было.

Сначала Кирьян никак не мог найти Климова, бродил из кабинета в кабинет, и везде ему отвечали, мол, был, но только что вышел. Через полчаса до Кирьяна дошло, что проще всего никуда не ходить, а примоститься на скамейке для посетителей и подождать, не теряя при этом бдительности и зорко осматривая коридор в обе стороны. Такой метод вскоре дал результат.

Землемер выскочил в коридор из какой-то неприметной двери, повертел головой и увидел сидящего Кирьяна. Парфёнов лишь подняться успел, как тут же был схвачен за рукав и увлечён в дебри конторы. Его усадили за обшарпанный стол, выложили перед ним казённые бумаги и сунули в руку перо – подписывай! Только тогда Кирьян опомнился, решительно отложил перо и принялся читать написанный местным писарем текст договора. Смолянинов строго-настрого наказал помощнику: прочитать всё до последней буковки и, если возникнут непонятности, ничего не подписывать, а нести договор ему на прочтение. Почему сам Порфирий Ананьевич не соизволил приехать в управу, осталось для Кирьяна не понятым, а следовательно, не обязательным к размышлению.

Пока Кирьян читал, землемер снова испарился, и Парфёнову после прочтения и подписания договора опять пришлось применить тот же приём: выйти в коридор и сесть на скамью для посетителей в ожидании. Наконец Климов объявился, и не один. Вместе с ним к Кирьяну подошёл солидный мужчина лет сорока в мундире коллежского асессора. Парфёнов слегка струхнул – такой чин неспроста сам к посетителям выходит – и поклонился. Но чиновник почти дружески схватил и пожал ему руку.

– Очень рад! – пророкотал он, другой рукой хлопая Кирьяна по плечу. – Наконец-то появился деловой человек!.. Такие богатства вокруг, и никем не прибраны!..

Парфёнов не понимал, к чему клонит его высокоблагородие, но согласно кивал на каждое слово, надеясь не промахнуться и не подвести хозяина.

– Надеюсь, Порфирий Ананьевич распорядится полученным добром как должно и во славу Отечества! – продолжал вещать чиновник. – Прошу также передать уважаемому Порфирию Ананьевичу, что вопрос с остяцким стойбищем находится на моем личном контроле и разрешится в самое ближайшее время!..

– Всенепременно передам слово в слово, ваше высокоблагородие! – пробормотал вконец смущённый таким обхождением Кирьян и поспешил откланяться.

Вернувшись к хозяину, он доложил, что дело сделано, и вознамерился было вздремнуть перед обедом, но Смолянинов не дал ему расслабиться.

– Вот что, Кирьян, а поезжай-ка ты вместе со служилыми к стойбищу да убедись там, что всё по чину сделают. Мне неприятности от местных идеалистов-защитников ни к чему.

– Каких ещё защитников?! – не понял тот.

– А таких!.. Про Устав «Об управления инородцев», одобренный государем, не слыхал?.. У них теперь права имеются. Вот, в «Ведомостях» вчерашних всё написано. – Смолянинов в сердцах швырнул газету на стол. – Как же не вовремя!.. Ладно, на тебя надеюсь, Кирьян, не подведи!..

Наутро Парфёнов чуть свет начал готовиться к поездке: надел новые штаны и кафтан, выбрал сапоги покрепче, затем отправился на кухню, где уложил в котомку каравай хлеба, шмат сала, несколько молодых луковиц и деревянную баклажку с травяным настоем вместо чая. Кухарка Анфиса, глядя на его сборы, не утерпела:

– Никак в дальний поход наладился, Кирьян? И куды ж на сей раз?

– На кудыкины горы! – отмахнулся тот, но тут же приосанился (уж больно девка хороша была!) и решил прихвастнуть. – Дело мне хозяин важное поручил. Место в бору под лесопилку иду искать.

– Так что ж один-то? Не страшно – тайга всё ж? – округлила глаза Анфиса.

– Не один. С командой. Дровосеков и плотников возьму, а ещё нам в управе четырёх казаков для охраны обещали. – Фантазия разыгралась, и Кирьяна понесло. Он уже и сам будто перед глазами видел, как едет на лошади впереди целого обоза с людьми и инструментами, а спереди и сзади так же верхом едут суровые и строгие казаки в папахах, с саблями и ружьями.

По мере его рассказа Анфиса всё больше таращила свои и без того огромные синие глазищи, ахала, охала и прижимала руки к запунцовевшим щекам. Кирьян раздухарился, видя такой успех, и уже примеривался приобнять девицу за пышные плечи, но тут от двери раздался знакомый рык:

– А ну, Кирьян, кончай болтовню! Марш в управу, не то, не дай бог, опоздаешь!..

Парфёнов опрометью кинулся вон из кухни мимо грозно нахмурившегося хозяина, но избежать подзатыльника не смог и кубарем скатился с крыльца во двор, едва не наступив на разлёгшегося на последней ступеньке кота.

Поспел в управу он вовремя. Рядом с высоким крыльцом у коновязи несколько казаков проверяли упряжь и седельные сумки, тихо переговариваясь и позвякивая шпорами. На крыльце стоял урядник и курил трубку. Кирьян направился к нему.

– Разрешите обратиться, ваше благородие?..

– Какое я тебе «благородие», простая душа? – ухмыльнулся тот.

– Ну… господин?..

– Чего надо-то?

– Я – Кирьян. Парфёнов. У купца Смолянинова служу. С вами поеду…

Урядник внимательно посмотрел на парня, неспеша выбил трубку о сапог, спрятал её в кожаный подсумок на поясе.

– А зачем? – спросил он, спускаясь с крыльца и направляясь к лошадям.

Кирьян опешил и замешкался. Опомнился, когда казаки по знаку урядника оседлали коней и построились в линию.

– Господин урядник, мне поручено ехать с вами… чтобы потом доложить хозяину, что всё в порядке.

– Ну, так передай хозяину, что всё и так будет в порядке, – пожал плечами тот.

Тут Парфёнов заметил, что одна из лошадей свободна и её держит за узду крайний справа казак. Кирьян радостно подбежал к ней, но казак погрозил ему плёткой, и Кирьян снова повернулся к уряднику.

– Вот же, есть лишняя кобыла! Можно я на ней поеду?

– Нет. Это лошадь для его благородия коллежского секретаря Разумихина. Нам предстоит важное государственное дело. И ты там без надобности!

Парфёнов в отчаянии огляделся и увидел спускающегося с крыльца молодого мужчину в мундире с тремя звёздочками в петлицах, кинулся ему в ноги.

– Ваше благородие, не гневайтесь! Я – Кирьян Парфёнов, личный поверенный в делах купца Смолянинова, по делу которого вы сейчас едете в бор. Ради бога, возьмите меня с собой! Порфирий Ананьевич строго наказывал, чтобы я с вами…

Разумихин, поначалу удивлённо воззрившийся на просителя, быстро понял, в чём дело, и взмахом руки прервал излияния Кирьяна.

– Господин урядник, посадите этого человека с кем-нибудь из казаков. Мы немедленно выступаем!..

До стойбища остяков добрались ещё до полудня. Чумы, чуть больше десятка, стояли полукругом на большой поляне, залитой тёплым солнечным светом. В центре поляны чернело кострище, возле которого на больших плоских камнях-сланцах сидели несколько женщин, занимавшихся повседневными делами – выделкой шкурок, шитьём одежды и обуви и даже вырезанием мелкой утвари из липовых дощечек.

При виде чужаков женщины всполошились, загомонили и поспешили укрыться в чумах. А навстречу казакам из двух крайних чумов вышли пятеро мужчин в традиционной одежде и один – пожилой, одетый поверх рубахи в шкуру волка, в странной островерхой шапке и с посохом, навершие которого было вырезано в виде волчьей головы. «Шаман!» – невольно пронеслось в голове Кирьяна, которого оставили на краю поляны присматривать за лошадьми.

Старик остановился перед казаками с Разумихиным во главе, остальные остяки остались у него за спиной. Шаман медленно и пристально оглядел непрошеных гостей.

– Кто вы такие? – низким, хриплым голосом, с сильным акцентом, спросил он. – И что вам нужно?

Разумихин шагнул вперёд.

– Я – секретарь господина губернатора. Имею предписание: ввиду государственной важности освободить от населения сосновый лес, предназначенный для освоения и строительства мастерских. – Он протянул шаману лист плотной бумаги с имперским орлом. – Вам отводится двадцать четыре часа на сборы и отправление к новому месту жительства, на реку Самусь.

– Это наша земля, – прокаркал шаман. – У нас договор с белым царём! Мы даём за неё ясак!

Он выхватил бумагу у Разумихина и разорвал пополам. Отшвырнул куски, повернулся и пошёл обратно в чум. Остальные остяки молча последовали его примеру. Казаки переглянулись, а Разумихин, глядя вслед шаману, усмехнулся.

– Что ж, примерно так я себе всё и представлял, – сказал он. – Господин урядник, приступайте!

Тот хмуро посмотрел на чиновника, похлопал плёткой по сапогу, покосился на подчинённых.

– Вы же сами дали им целые сутки, ваше благородие.

– Они только что от них отказались, – кивнул на обрывки предписания Разумихин. – Отныне мы вольны в своём выборе. Приступайте!

– Там же дети и женщины…

– Господин урядник, вам отдан приказ очистить поляну от посторонних… предметов. Вот и очищайте! Никто не призывает вас к насилию или, не дай бог, смертоубийству.

Урядник глубоко вздохнул, почесал за ухом и приказал:

– Давайте, братцы! Только потихоньку, не прибить бы кого…

Казаки вернулись к лошадям, потом верхами направились к чумам, взлетели арканы, захватили верхушки жердей, верёвки натянулись, и чумы один за другим начали со скрипом крениться. Из-под них с воплями врассыпную кинулись дети и женщины с малышами на руках. Мужчины, человек семь-восемь, попытались криками напугать казацких лошадей, даже ударили одну по крупу копьём. Лошадь взбрыкнула, и остяк отлетел от неё на несколько шагов. Кое-кто вскинул лук, но урядник поднял ружьё и выстрелил в воздух. Остяки отшатнулись. Чумы с громким треском рухнули, складываясь и ломая жерди. Женщины завыли, ребятишки, вторя им, заплакали. И тут снова, будто из-под земли, появился старый шаман.

Он простёр перед Разумихиным руки, сжимая над головой свой посох, и неожиданно громовым голосом прокричал:

–Пай вэлып эй лавэслэн нунэ котын! Пэхтым нунэ неврымэн лита Нэй-анки![1]

Неожиданно резкий порыв холодного ветра пронёсся над поляной, словно невидимый ледяной великан решил смахнуть людей с земли. Кирьян присел от страха. Он немного знал остяцкое наречие и догадался, что шаман только что проклял их, проклял именем остяцкого бога огня Нэй-анки.

Казаки, не обращая внимания на вопли разозлённого старика, уже сматывали арканы, топтали конями остатки чумов и разбросанной утвари. Они были неместные – приписанные к Усть-Манскому гарнизону с Кубани – и потому совершенно равнодушные к спорам и раздорам губернских чиновников с инородцами.

А Разумихин, решив, что дело сделано и теперь остякам поневоле придётся убираться восвояси, тоже сел на лошадь, собираясь в обратный путь. Тогда Кирьян решился.

– Ваше благородие, – подскочил он к чиновнику, хватая за стремя, – выслушайте меня, прошу!

– Что случилось, юноша? Мы выполнили обещание, очистили бор от местного населения…

– Не в том дело! Этот… остяцкий шаман только что проклял всех нас! Именем ихнего бога огня!

– Ну и что? Надеюсь, ты не веришь во всяких там лесных духов?.. Пустые угрозы! – Разумихин тронул поводья, но Кирьян, как клещ, вцепился ему в ногу.

– Ваше благородие, прикажите казакам немедля поискать вокруг. Нужно найти священное место, где остяки поклоняются Нэй-анки, богу, то бишь, Матери Огня! Его непременно нужно найти и сжечь. Иначе беды не миновать!..

– Что за чушь ты несёшь?! Отпусти стремя сейчас же!..

– Ваше благородие, я вас умоляю!.. – Кирьян готов был разрыдаться от отчаяния. – Прикажите найти капище!..

Несколько секунд Разумихин сердито вглядывался в его лицо – расширенные глаза, дрожащие губы – и наконец обратился к уряднику, несомненно, слышавшему их разговор:

– Отдайте приказ начать поиск капища. Оно должно быть недалеко, в лесу. Найдёте – сожгите…

Неделю спустя на высоком яру в излучине Ушайки закипела работа – началось строительство новой усадьбы Смолянинова – с широким подворьем, с баней и охотничьим домиком. На поляне, где было стойбище остяков, поставили под широким навесом простую пилораму для нужд стройки, а в сотне саженей от неё, в удобном распадке, соорудили временную хоромину – под склад для брёвен и для ночёвки смены дровосеков. Одновременно начали рубить просеку через всю деляну – для удобства вывозки готового леса.

Кирьян теперь был занят с утра до вечера, мотаясь между лесоразработками и стройкой. Но каждый раз, оказываясь в лесу у хоромины, невольно опасливо косился на большую чёрную проплешину перед ней – место, где казаки нашли и сожгли капище остяцкого духа огня. Каждый раз бедолаге казалось, что вот-вот разверзнется земля с жутким громом и оттуда взметнётся адское пламя рассерженного Нэй-анки и поглотит жалких людишек, посмевших разрушить его святилище.

Но всё было в порядке, вплоть до дня летнего солнцестояния. С утра солнце палило нещадно, предвещая жаркий и душный день. Осип, старый слуга, помнивший Порфирия Ананьевича ещё вихрастым мальчишкой, вышел во двор, присел на лавку у стены дома и, морщась, растёр колени узловатыми руками. К нему подошёл дворовый пёс Урман, огромный, чёрный, весь в колтунах свалявшейся шерсти, и положил лобастую голову старику на колени. Осип задумчиво потрепал пса между ушей, покосился на безоблачное небо, вздохнул и сказал:

– Гроза нынче будет, Урман. Сильная гроза!..

Пёс покосился из-под лохматых бровей на старика и тоже вздохнул. На крыльцо вышел хозяин, потянулся, увидел Осипа и спросил с усмешкой:

– Что, старик, снова колени ноют? Небось грозу прочат?

–Так и есть, барин. Гроженье[2] великое грядёт, небеса с землёй сойдутся…

– Скажешь тоже!.. Гроза в июне – обычное дело. Но… для строительства, конечно, непотребно!

Смолянинов обернулся и крикнул в раскрытую дверь:

– Кирьян, поворачивайся побыстрее! Надобно до грозы работы проверить да лес от дождя укрыть понадёжней!..

Парфёнов, утираясь на ходу рукавом, выскочил во двор, побежал к коновязи.

– Будет сделано, хозяин! – крикнул уже из седла и пустил коня рысью в распахнутые расторопными дворовыми ворота.

Добрался по знакомой дороге до стройки быстро – конь отдохнувший, настроение отличное, день солнечный. Даже не верится, что скоро гроза придёт. С рабочими уладил дела споро, за полчаса. Мужики там подобрались толковые, знающие – заверили: до дождя успеют крышу черновую зашить, так что плахи половые не пострадают.

Кирьян отправился дальше, в бор, к лесопилке и хоромине. Лесопилка уже вовсю трудилась – по старинке, вручную, но основательно. Парфёнов припомнил, что хозяин грозился вскорости привезти сюда паровую машину, и тогда, мол, получится настоящий лесопильный завод! Эти новшества, мол, в столицах уже лет эдак пять используют, а мы чем хуже?..

Кирьян пожелал плотникам доброй работы и предупредил о вероятной грозе к вечеру. Те кивнули и отмахнулись: дескать, сами с усами, сами знаем, что гроза. Парфёнов взял коня под уздцы и пошёл по натоптанной стёжке вглубь бора, к хоромине. Шагов за полсотни он учуял явный запах костра – сладко-смолистый, едва видимый в полуденных лучах солнца дымок скользил по редкому подлеску. Кирьян приободрился: дровосеки явно решили пополдничать, да и у него самого в животе уже тихонько урчало – утренняя пшённая каша с молоком куда-то провалилась.

Но, едва выйдя к лощине, Парфёнов замер, как вкопанный, не в силах отвести взгляд от костра. Вернее, от места, где дровосеки его разожгли. Прямо на пепелище капища остяцкого Нэй-анки!

Опомнившись, Кирьян кинулся к костру, бросив поводья.

– Братцы, да что ж вы делаете?! – завопил он вне себя от страха. Он прекрасно помнил рассказы родной бабки-остячки о мстительности духов-хранителей, когда люди по злому умыслу или даже по незнанию нарушали обычаи поклонения им или надругались над священными местами их обитания. Особенно предупреждала она маленького Кирю ни в коем случае не обижать Нэй-анки, Мать Огня, иначе гнев её может быть страшен.

Дровосеки изумлённо уставились на Парфёнова, не понимая его испуга. Потом самый старший из них спокойно сказал:

– Не трясись, паря, ничего с костром не случится. Видишь, круг окопан, подметён – ни хвоинки! Так что не боись, а присядь-ка с нами, пополдничай.

– Да как вы не понимаете?! Нельзя костёр на месте капища Нэй-анки разводить! Плохо будет!.. – не унимался Кирьян.

Он схватил лопату и попытался забросать огонь землёй, но дровосеки не дали, отобрали инструмент, почти насильно усадили парня на бревно и сунули в руки глиняную кружку с травяным чаем. В ноздри Кирьяну ударил густой аромат чабреца и мяты, но он не почувствовал ни запаха, ни вкуса напитка. Он неотрывно смотрел на пляску пламени над суковатыми поленьями, сложенными по охотничьему правилу – шалашиком, и на какой-то миг ему поблазнилось, что сквозь бледную огненную завесу на него пристально смотрит скуластое женское лицо с глубокими морщинами на лбу и вокруг глаз. Кирьян невольно сморгнул, и видение тут же пропало. Тогда он жадно припал к кружке и, обжигаясь, выпил всю до дна. Полегчало. Выдохнул.

– Так что ты там, паря, говорил про духов? – насмешливо напомнил Парфёнову пожилой дровосек, внимательно наблюдавший за ним.

– У остяков есть поверье, – медленно, припоминая рассказы бабки, заговорил Кирьян, – если по чьему-то недосмотру капище духа огня Нэй-анки окажется разрушенным, то, чтобы вызвать его снова, достаточно развести сосновый костёр точно на том месте, где стоял её идол, в день летнего солнцестояния…

– Ух ты! – улыбнулся другой дровосек, помоложе. – Выходит, это я вызываю… как его… Нанки?..

– Нэй-анки, Мать Огня…

– Во-во!.. Так я что же, получается, шаман?..

Остальные засмеялись, поддерживая шутку. Все, кроме пожилого. Он сурово поглядел на шутников и сказал:

– Не гоже глумиться над убогими! Остяки – добрые охотники, ясак исправно платят, недрачливы. Так пусть себе поклоняются своим духам. А что до костра, так его и перенести недолго…

– Да брось, Куяныч! – отмахнулся молодой шутник. – Вдругорядь запалим вон там, на взгорке. Не теперь же?..

Он встал и принёс ещё пару поленьев, аккуратно пристроил их к изрядно прогоревшему шалашику.

– Зачем дрова понапрасну жжёшь? – рассердился Куяныч. – И так жара несусветная стоит, а чаёвничать мы закончили!

В тот же миг раздался оглушительный треск, одно из поленьев лопнуло, выбросив в стороны огненные капли горящей смолы. Кому-то попало на штанину, кому-то на сапоги, а одна капля долетела до границы очищенного круга и зажгла-таки опавшую хвою. У костра поднялась суета.

Дровосеки кинулись тушить одежду и обувь, кто-то изловчился и развалил костёр длинным суком, и только Куяныч не растерялся, бросился к начинающемуся пожару и накрыл его своей холщовой рубахой. Огонь потух, но на рубахе с нижней стороны появились две большие обугленные прорехи.

– Эхма, Куяныч, – расстроился молодой шутник, – последнюю рубаху испортил!.. В чём ходить-то будешь?

– Мне рубаху жена заштопает, – проворчал тот, – а ты вот лучше скажи, зачем сырьё в костёр положил?

– Да сухие чурки были, вот те крест! Они ж от того старого комля, что мы два дня тому выкорчевали…

И только Кирьян, как завороженный, молча смотрел на прогорающий костёр и не шевелился. Потом вдруг поднялся и громко, на всю поляну выкрикнул:

– Семь!..

Дровосеки удивлённо уставились на него, прекратив споры.

– Что – семь? – поинтересовался Куяныч, трогая парня за плечо и поворачивая к себе лицом.

– Семь их было, смоляных плевков!.. – У Парфёнова снова задрожали губы. Показалось, он вот-вот разрыдается от накатившего страха.

– И что?..

– У Нэй-анки семь языков!..

– Ну, паря, хвостом тя по пяткам! – ошарашенно покрутил головой Куяныч. – Навёл страху!.. Давай-ка езжай до дому, не до тебя нам…

Но Парфёнов отказался и заявил, что поможет с укладкой леса под крышу. Дровосеки собрались в хоромине. Настроение у всех было паршивое. Куяныч как старший сказал:

– Духи духами, а работу нам никто не отменял. Надо до вечера ошкурить и обтесать стволы, что утром завалили, да под крышу занесть. Пошли!..

Но они не успели. Часам к пяти пополудни погода начала резко меняться. Небо затянули отяжелевшие влагой облака, поднялся порывистый холодный ветер, в лесу стало сумеречно.

– Переждём грозу здесь, – решил Куяныч, хотя Кирьян его отговаривал. – Не пойдём в усадьбу.

Они забрались поглубже и повыше, на самый верх бревенчатой пирамиды, надели на себя всё – что у кого было, так как распоясавшийся ветер быстро остудил разгорячённые работой тела. Гроза же пришла необычная – сухая. Небо враз стало тёмно-сизым, лохмы туч неслись над самыми верхушками сосен. И вот сверкнуло. Спустя долгую минуту накатился тяжёлый рокот. Ветер было притих, но тут же рванул с новой силой. Ещё через четверть часа заполыхало и загрохотало так, что уши заложило, а в глазах у людей запрыгали цветные «зайчики».

Конь Парфёнова, привязанный к угловому столбу хоромины, испуганно запрядал ушами, заржал и рванулся прочь, порвав уздечку. Кирьян бросился ловить его, почти нагнал у кустов смородины – конь не смог перепрыгнуть их и заметался, ища проход. И в этот момент ослепительная лиловая вспышка буквально залила мертвенным светом всё вокруг на несколько долгих мгновений, потом стремительно сжалась в огненное копьё и вонзилась в крышу хоромины.

Земля вздрогнула от могучего удара. Кирьян не удержался на ногах и упал боком прямо в смородиновый куст. Как завороженный, он смотрел на развалившуюся хоромину, пылавшую, словно гигантская свеча, на разбегающихся дровосеков в тлеющей одежде и особенно на дымящийся обломок бревна, торчавший из земли в двух шагах от Кирьяна.

А потом хлынул дождь. Не простой – ледяной ливень, стена воды! Он вмиг погасил бешеное пламя, заставил обезумевших людей искать укрытия под деревьями. Но где там! Сосна с дождём в дружбе, не задерживает, пропускает к земле.

Гроза продолжала буйствовать, молнии рвали небо, грохот и тяжкие удары следовали один за другим, неистовый ветер сёк водяными плетьми лес и людей. Кирьян с трудом поднялся на ноги, оглянулся, но сквозь мокрую, мятущуюся завесу разглядел только чёрную растопыренную груду вместо хоромины да скорчившегося под соседним кустом молодого шутника, что давеча подтрунивал над Куянычем.

Кирьян подошёл к парню, тронул за плечо – тот дёрнулся, но узнал, поднялся на ноги. Его била крупная дрожь.

– Где Куяныч? – спросил его Кирьян в самое ухо. Громовые разряды не давали возможности нормально говорить.

Парень молча ткнул трясущейся рукой в остатки хоромины. Парфёнов непроизвольно сглотнул, потом знаком показал дровосеку, мол, пошли искать. Парень замотал головой, но Кирьян показал ему кулак.

Цепляясь друг за друга, они добрели до развалин и почти сразу увидели Куяныча. Вернее, увидели только его голову и плечи, торчавшие между двух пересёкшихся брёвен. Не было ни малейшего сомнения, что Куяныч мёртв. Но не было и никакой возможности вдвоём вытащить наружу его тело.

С минуту они постояли над мертвецом, вздрагивая от громовых ударов и непроизвольно втягивая головы в плечи, потом Парфёнов махнул рукой в сторону лесопилки – пошли! Они медленно, поддерживая друг друга и оскальзываясь, направились к тропинке. И тут очередной разряд высветил на ней фигуру огромного зверя. Волк! У Кирьяна подкосились ноги и захолонуло в груди.

– Я так и знал! – невольно вырвалось у него.

Молодой дровосек удивленно посмотрел на Парфёнова – он ничего не увидел.

– Там волк! – отчаянно махнул рукой Кирьян. – Это шаман!.. Я знаю!..

– Какой шаман?! Нет там никого!..

– Вон там, впереди, на тропе!..

Новая вспышка молнии осветила совершенно пустую тропку, и Кирьян перевёл дух: наверное, действительно поблазнилось с перепугу.

Они благополучно добрались до лесопилки, а потом и до усадьбы, хотя и продрогли так, что зуб на зуб не попадал. Но за толстыми стенами сруба было сухо и безветренно. Плотники, пережидавшие на усадьбе грозу, поделились с бедолагами сухими портами и рубахами и даже выдали по миске ещё тёплой каши.

К вечеру гроза утихла. Кирьянов конь сам нашёл дорогу к усадьбе, так что Парфёнову не пришлось месить грязь до самого города.

– Что за похоронный вид? – хмуро поинтересовался Смолянинов, увидев помощника. – А ну, выкладывай начистоту!

Кирьян, шмыгая носом и глядя в пол, рассказал всё, как было. Даже про волка на тропе.

– Порфирий Ананьевич, это всё он, тот шаман, что нас проклял! Это он грозу вызвал, хоромину спалил и… Куяныча…

– Не мели чепухи! – рассердился Смолянинов. – Какой ещё шаман?.. От сухой грозы часто пожары бывают. Жаль старика, конечно. Надобно будет его семье помочь… А хоромину – чтоб завтра же восстановили!..

Парфёнов кивал, привычно выслушивая наставления хозяина, а перед глазами у него всё ещё стоял, широко расставив мощные лапы, огромный скалящийся зверь.

Глава 1

Усть-Манск, 13 июня 2022 года

Летом люди отдыхают. Лето для того и существует, чтобы человек, хорошо потрудившийся всю зиму и весну, смог бы наконец расслабиться, вздохнуть и отправиться куда-нибудь – на курорт, на дачу, а то и в путешествие!.. Работать летом не просто глупо, но и кощунственно!.. Летом трудятся только по острой необходимости или по долгу службы…

Примерно такие мысли крутились в голове частного сыщика Вадима Игоревича Соболева, утром, в понедельник, когда он сидел в своей видавшей виды «кореяночке» и искал для себя оправдание, чтобы не ехать в опостылевший офис под вывеской «Частное сыскное агентство. ИП Соболев». Ну, нет работы для частного сыщика летом! Нету, и всё!.. Вот, даже помощника своего пришлось в неоплачиваемый отпуск отправить. Парень толковый, старательный – спасибо, не уволился до сих пор. Очень уважает Вадима Игоревича и готов выполнять любые, даже самые мелкие, задания.

М-да!.. Но – взялся за гуж, не говори, что не дюж. Соболев глубоко вздохнул и завёл двигатель. Старушка «кореяночка» чихнула, брякнула чем-то под капотом, но затарахтела ровно, без придыхания. Вадим послушал по привычке пару минут и медленно выехал со двора.

До офиса (громко сказано – всего лишь две небольшие смежные комнатки в бизнес-центре на границе старого города и новых районов) при соблюдении всех правил дорожного движения можно было добраться за полчаса, а то и меньше. Правда, парковка ввиду понедельника уже с утра оказалась почти заполненной, и Соболев потратил ещё пару минут, чтобы найти подходящее место, поближе ко входу в здание.

Офис его располагался, к счастью, на первом этаже, сразу за мужской парикмахерской с жутковатым названием «Чёрная кость». И Лена всякий раз, когда заезжала за Вадимом после работы, демонстративно морщила носик и передёргивала плечами, сообщая: «Не удивительно, что к ним никто не ходит. Они там причёски друг другу делают!..»

Соболев прошёл мимо раскрытых настежь дверей парикмахерской, кивнул зевающему во весь рот пареньку в форменных чёрных бриджах, такой же угольно чёрной рубашке с короткими рукавами навыпуск и в чёрной же бандане с «Весёлым Роджером» на лбу. Кроме того, парнишка весь был в разноцветных татуировках, а в носу и в правом ухе тускло отсверкивали кованые железные кольца. Ну, вылитый пират! Лена права: такого увидишь – точно бриться не захочешь!

Вадим отпер дверь своего «служебного помещения», зажёг свет, потом включил моноблок и кондиционер – внутри было душновато, да вдобавок и на улице чувствовалась приближающаяся жара, что не редкость в Усть-Манске в начале лета. Соболев заглянул в холодильник – там изнывала от одиночества маленькая бутылочка минеральной воды «Чажемто». Не густо! Вадим посмотрел на часы – половина десятого, решил, что успеет сбегать в супермаркет «Лента», что расположился напротив бизнес-центра, через дорогу.

Он уже вторую неделю вёл холостяцкий образ жизни – Лена уехала в очередную экспедицию в Амурскую область, на знаменитое кладбище динозавров, раскапывать своих обожаемых ящеров. В отсутствие любимой женщины мужчина обычно не утруждает себя домашними делами и готовкой – пылесос, стиральная машина и микроволновка, вот три необходимых бытовых гаджета, чтобы создать себе приемлемые условия существования.

В супермаркете стояла искусственная прохлада, тишина и бродили вдалеке две-три одинокие фигуры с тележками – должно быть, ранние пенсионеры. Вадим быстро прошёл по привычному маршруту: хлебный отдел, молочный, полуфабрикаты готовых блюд, соки-воды. В последнем пункте между стеллажами стоял и удивлённо обозревал товарное изобилие кургузый старичок. Вид у него оказался весьма необычным. «Полурослик, хоббит!» – невольно подумал Соболев, разглядывая странного посетителя. Маленький, не больше полутора метров, одетый в старомодный не то кафтан, не то армяк (тут Вадим был несилён), затянутый ремнём явно ручной выделки. Из-под него выглядывали вполне современные спортивные «треники» с лампасами, а ноги деда были обуты в вовсе уж навороченные молодёжные кроссовки фирмы «Найк». Тёмные заскорузлые пальцы тискали поля ветхой фетровой шляпы. Зато голову полностью закрывала кудлатая пегая шевелюра давно нечёсаных волос, а половину сморщенного личика – такая же густая и нечёсаная борода. На таком фоне большие голубые, почти детские глаза выглядели совершенно неправдоподобно.

Дедок покосился на Соболева, перевёл взгляд на полку с соками и тяжко вздохнул. Вадим тактично кашлянул, привлекая его внимание.

– Вам помочь, дедушка? Сок достать? Какой?..

Старичок пожал плечами.

– Я в них всё одно не разбираюсь. Чудные!.. Эвон, что за ягода така – красная да с хвостиком мышиным?..

Он ткнул коричневым пальцем в пакеты с вишнёвым соком. Соболев невольно улыбнулся «мышиному хвостику», снял с полки белый тетрапак фирмы «Рич» с вишнёвой гроздью на боку, протянул дедку. Тот с безмерным удивлением ощупал упаковку, повертел так и сяк, поскрёб ногтем (длинным, острым, больше похожим на коготь) крышечку, прочитал, запинаясь, название:

– «У-тон-чённая вишня. Новый вкус»… А его пить-то можно али наперёд кипятить?..

– Можно, дедушка. Вкусный сок. Точно!.. Берите, не пожалеете.

– От, благодарствую, мил человек!.. – Дедок поклонился и засеменил прочь.

Вадим в лёгком замешательстве посмотрел ему вслед, покрутил головой, взял пару бутылок «Нарзана» и направился к кассе.

Вернувшись в офис, он рассовал продукты в холодильник и тумбочку в углу, сел за стол и погрузился в дебри всемирной Сети, выискивая что-нибудь интересное и необычное. Текущих дел не осталось – последнее расследование, кражи элитного алкоголя из кафе «Посидим у Потапыча», Соболев с помощником закончили неделю назад, взяв с поличным бармена, родного брата владельца. Новых дел Вадим не ожидал и потому всецело предавался ничегонеделанию и праздности. Хотя и прекрасно знал, что такой образ жизни – суррогат заслуженного отдыха – он сможет выдержать максимум ещё неделю, если не меньше.

Погружение во всемирную Сеть – опасное занятие, в смысле бесконтрольной и бесполезной траты времени. Интернет – великий хронофаг! Каждый раз Вадим после такого «плавания» давал себе зарок заняться чем-нибудь более продуктивным, но… как же порой бывают сильны привычки!..

«Да я бы лучше в зал пошёл, потренировался, в бассейне „пятёрочку“ бы махнул!.. Так ведь рабочий день, ёлы-палы!..» – «Ну, так закрой контору, повесь объявление об отпуске – всего делов!..» – «А вдруг что-нибудь нарисуется?.. Вот прямо сейчас, как только я встану и выйду за дверь, появится ОН, новый клиент, нуждающийся в помощи частного детектива…» – «Тогда хотя бы УПК поштудируй, освежи память!..» – «Скучно!.. Сто раз ведь читал…»

Такие или примерно такие внутренние диалоги с совестью происходили у Соболева регулярно, и каждый раз совесть со вздохом отступала. Отступила и на этот раз. Вадим достал из холодильника запотевшую бутылочку «Нарзана» и совсем было собрался плюнуть на всё и погонять в «танчики» остаток времени до обеда, как вдруг услышал тихое «кхм!», донёсшееся от двери.

В первый момент он никого не заметил – дверной проём был пуст. Но когда Соболев привстал в удивлении, тут же наткнулся на знакомый взгляд ярко-голубых глаз. Давешний дедок уже скромно сидел на стуле для посетителей перед столом, за которым устроился Вадим. Большая чёрная доска моноблока полностью загораживала посетителя, и Соболеву пришлось самому сдвинуться в сторону, чтобы не разговаривать с дедом стоя.

А тот, тоже узрев знакомое лицо, разулыбался во весь рот. Вернее, густые заросли на его физиономии, очень похожей за печёное яблоко, зашевелились и слегка разъехались в стороны.

– Ох, день добрый, мил человек! Низкий поклон тебе за участие!..

– Здравствуйте ещё раз, дедушка, – тоже улыбнулся Вадим. – Что привело вас ко мне? И как к вам обращаться?

Старичок поёрзал на стуле, смущённо потеребил свою шляпу и тяжко вздохнул, будто собирался с духом. Соболев только сейчас заметил, что ноги дедка в кроссовках «Найк» не достают до пола сантиметров пятнадцать-двадцать. «Как же он умудрился незаметно войти и вскарабкаться на стул, а я даже не услышал его возни?!» – удивился про себя Вадим.

– А Шишок я, мил человек. Фамилия такая…

– Гм, а по имени-отчеству?..

– Серафим Афанасьевичем кличут…

– Отлично! А меня Вадимом Игоревичем зовут… – Соболев подумал и добавил: – Вы можете звать меня просто Вадимом.

– От и хорошо, от и ладно!.. – Шишок явно приободрился, хотя и было непонятно, почему. – Я ить с просьбочкой к тебе, мил человек.

– Внимательно вас слушаю, Серафим Афанасьевич…

– Так живу я, знать, в доме, что на Смолянином бугре…

– Погодите, погодите! – Вадим слегка растерялся. – Что ещё за бугор такой? Где это?

– А на восход отседова вёрст с пяток наберётся. Ушайка там подворот делат, аккурат у бугра. – Шишок активно жестикулировал. – Ежели отседова напрямки пёхом шкандыбать, к полудню поспеем.

– Так вы мне предлагаете с вами туда отправиться, что ли?

– Конешно! А как ты иначе помочь-от смогёшь? Не тот друг, кто потакат, а тот друг, кто помогат!

– Да в чём помощь-то? – Вадим начал терять терпение.

– Погодь, не габузи! Дом тот от века стоит, его заместо хором купца Смолянинова спроворили, на отшибе. Допрежь хозяином там был плотник Ефим Урманов, после – семья Творожных обреталась. Долго, с полвека, однако ж!.. А потом пошло-поехало. Кажный год, почитай, хозяева менялись. – Шишок принялся загибать корявые пальцы. – Сперва служивый какой-то, без одной ноги. За ним – прощелыга с молодой зазнобой. Опосля…

– Серафим Афанасьевич, давайте ближе к делу, – не выдержал Вадим. – Вы-то сами когда в дом заселились?

– Да аккурат с Урмановым вместе. Мы ж оба с Чулыма…

Соболев спохватился и подобрал отвалившуюся челюсть. «Может, я чего-то не понял? Или дедок чудит?..»

– Сколько же вам лет, Серафим Афанасьевич?

– Так, почитай, нонче третий век разменял! – Шишок горделиво выпрямился на стуле. – Ладно сохранился, а?..

Вадим с тоской посмотрел на электронный циферблат над дверью – двенадцатый час только! До обеда почти полтора часа, придётся потерпеть этого «клиента». Впрочем, возможно, он и сочинит что-нибудь интересное. Надо же, угораздило связаться с сумасшедшим!..

– Да в уме я, в уме, не боись, мил человек! – подмигнул ему дедок и продолжал со стариковской обстоятельностью: – И вот вдругорядь новый хозяин дом покупат. Поначалу тихий был, учительствовал, эту… алхимию знал!.. В ниверситете молодёжи знания свои передавал…

– Преподаватель химии в Университете, – уточнил Соболев.

– Твоя правда! – Борода на дедовской физиономии снова разъехалась. – И вот на третью весну я ему толкую, мол, крышу бы надобно перестелить, протекат!.. А он, даром что учитель, зенки на меня выбухал, ругаться начал, посудой в меня кидат, прибить грозит… умаял меня вусмерть! Ну, я к себе под стреху возвернулся, думаю, умом тронулся хозяин, жалость-от какая!.. Так он и впрямь начал на заднем дворе разное непотребство творить – вонять чем, огни нелюдские жечь…

Дедок замолчал, опустил кудлатую голову, шмыгнул носом. Вадим решил перехватить инициативу:

– Я понял. Вам нужно разъехаться с вашим соседом. Насколько я знаю, если жильё ветхое и ремонту не подлежит, можно добиться расселения и вам обоим дадут по отдельной, скорее всего, однокомнатной квартире где-нибудь в новостройке. Это вполне реальное дело. Только побегать по инстанциям придётся, справки и заключения собрать…

Шишок махнул рукой.

– Э-э, мил человек, не понимашь ты меня!.. Не положено мне одному жильё, токмо с хозяином. Без хозяина, ежели взаправду, я и помру до срока. Мой нонешний-от с умом расстался, по нему странноприимный дом плачет, а не новое жильё. Ну, как свезут его туда? Дом-от ох ты как плох, снесут его за ненадобностью, тут и мне в сыру землю дорога откроется. Мало того, нонешний хозяин своими делами… алхимическими ещё одного жильца зазвал. Дюже злая она и вредная! Дерётся, огнём пугат…

– Ничего не пойму! – Соболев снова начал сердиться. – От меня вы что хотите, Серафим Афанасьевич? Целый час разговариваем – и без толку.

– Уши не для того, чтобы шапка не падала! – Шишок тоже осерчал. – Я ж тебе толкую аккурат битый час: помоги нового хозяина сыскать. Верой и правдой ему служить стану.

Вадим вдруг рассмеялся. И что он себе напридумывал?.. Вот же, простая житейская история: в старом доме на отшибе живут трое пожилых, даже, наверное, старых людей, без семьи. Старый – что малый, обижается, ссорится… А социальной службе хоть бы хны! Да и не знают они про этот дом наверняка. Ловить тебе, Вадим Игоревич, нынче действительно нечего. Так займись добрым делом – помоги старым людям покой обрести. Ей-богу, на том свете зачтётся.

Он встал и, улыбаясь, протянул руку старичку, тоже соскочившему со стула.

– Уговорили, Серафим Афанасьевич, я беру ваше дело. И совершенно бесплатно. Из уважения к вашему возрасту. Вы мне только дайте адрес, где живёте?

Шишок замялся, отвёл глаза. Потом просиял.

– Я-от сам не припомню, а хозяин мой домовладельцем числится. Боровиков Алексей Степанович, пятидесяти лет от роду…

– И на том спасибо! Непременно повидаюсь с вашим… хозяином. На днях.

– Низкий поклон тебе, мил человек! Свидимся ещё…

В этот момент зазвонил лежавший на столе смартфон. Соболев оглянулся, взял аппарат, а когда обернулся к дедку попрощаться, того уже и след простыл – как не было! Вадим даже головой потряс – наваждение или был всё-таки странный посетитель?.. Решил, что был. Ну, дал слово – держи. Надо будет через паспортный стол пробить этого Боровикова, а ещё заглянуть в городской архив и узнать, где же в родном с детства городе находится – или находился – Смолянин бугор?..

Тут ему пришлось тряхнуть головой вторично, потому что смартфон в его руке монотонно бубнил: «Вадька, Вадька, ответь… Вадька, что случилось?.. Где ты там?.. Вадька, ответь, поганец этакий!..»

Звонил старый приятель, владелец популярного в Усть-Манске ресторана «Мана» Василий Воронин, он же – Ворон, он же – Забияка. Оказалось, что Соболев, нажав кнопку ответа, уже в течение минуты молчал, не откликаясь на призывы.

– Привет, Ворон, – смущённо проговорил Вадим наконец. – Извини, задумался…

– Здорово, Соболь! – радостно загудел в трубку ресторатор. – Я уж подумал, разговаривать не хочешь… Как дела, дружище?

– Какие там дела, Вася! Так – делишки… Лето – мёртвый сезон для сыщика.

– А того алковора из «Потапыча» поймал?

– Поймал… Господин Потапов лично бутылку сорокалетнего «Кутузова» подарил. Так что будет нам что на мой день рождения испробовать!..

Воронин завистливо вздохнул и громко почмокал в трубку. Потом ещё раз вздохнул. Но уже выжидательно. Соболев уловил эту эманацию.

– Что-то случилось, Забияка?

– Да как тебе сказать… Был тут намедни один инцидент…

– Рассказывай, Вася. Интриган из тебя, как из собачьего хвоста сито!..

– Ладно. Дело было так. Возвращаюсь я вчера вечером с дачи. Ну, учитывая воскресные пробки, решил проехать не по Иркутскому тракту, а через Бактин. Крюк, конечно, изрядный, зато без нервов. И вот еду себе потихоньку, закат почти угас, на улицах, считай, никого, тихо – всё-таки окраина… Вдруг на перекрёстке Станиславского и Демьяна Бедного прямо под колёса мне кидается парнишка, молодой такой, подросток. Растрёпанный весь, глаза круглые. Чуть не на капот прыгнул. И орёт, мол, спасите-помогите!..

– Ага. И ты, добрый самаритянин, подобрал несчастного?

– Конечно!.. А он мало что не в себе, сиганул на заднее сиденье и кричит: «Ходу, дяденька, ходу!» – Воронин вдруг замолчал и задышал в трубку.

– В чём дело? – насторожился Соболев. – Что с тобой, Вася?

Воронин глухо и неразборчиво выругался, потом что-то уронил с лязгом и пробормотал скороговоркой:

– Я тебе позже перезвоню, Вадька… Дело срочное!..

Соболев озадаченно посмотрел на замолчавший смартфон. Он не помнил, чтобы Забияка хоть раз сам прерывал разговор, который начал. Всегда приходилось останавливать его «словоизвержение», иногда даже грубо, потому что поговорить Василий любил. Ох как любил!.. И вот на тебе: сам отключился!

Вадим посидел с минуту, ожидая повторного вызова, затем глянул на часы и решил пойти пообедать. В бизнес-центре в цокольном этаже обреталось превосходное уютное кафе, имевшее, правда, претенциозное название – «Муха-цокотуха». Но кормили тут вкусно и просто, по-домашнему, а мух никогда не водилось и в помине.

Воронин перезвонил, едва Соболев приступил к десерту, состоявшему из крепкого чая с чабрецом и рогульки с изюмом.

– Извини, Вадим, – проговорил он слегка запыхавшимся голосом, будто только что с пробежки. – На чём я остановился?..

– На испуганном мальчишке у тебя в машине…

– Ага!.. Так вот. Я его спрашиваю, мол, в чём дело? А он знай себе базлает – поехали скорей! Ну, я вижу: парень не в себе, спорить и допытываться сейчас бесполезно. Включаю скорость и тут вижу, что перед машиной откуда ни возьмись стоит женщина. Только что никого не было, весь квартал пустой, и – на тебе! Будто с неба свалилась!.. Мальчишка её тоже увидел и давай орать пуще прежнего. Под сиденье заднее забился и вопит. А баба эта – высокая такая, стройная брюнетка. Одета, правда, не по моде. Платье на ней красивое, но… старинное какое-то… Стоит она, значит, и смотрит – пристально так, нехорошо.

– Откуда же она всё-таки появилась? – сумел вклиниться в словесный поток Соболев. Ему уже стало интересно. Васька был горазд сочинять, но он никогда не сочинял на пустом месте. То есть все его «случаи» всегда имели реальную подоплёку. И здесь тоже наклёвывалось нечто необычное. Тем более что происходил этот «случай» примерно в том же районе, где находился «дом на отшибе» деда Шишка.

– Не знаю, Вадя, не заметил! Но взгляд её мне очень не понравился. Я и дал по газам. Объехал её и втопил педаль. Глянул в зеркало – а на дороге опять никого! Ну, отъехал я подальше, пару-тройку кварталов, остановился, вытащил парня наружу и спрашиваю, мол, выкладывай, что случилось, а то сейчас в полицию сдам. Мне, мол, только наркоши в машине не хватало!.. И тут он мне такое рассказал!.. – Воронин подавил нервный смешок. – В пору роман мистический писать. Парень на голубом глазу заявил, что баба эта красивая – демон. Или дух какой-то. Или даже оживший призрак!.. Мол, он, парнишка, шёл домой от своей девчонки, которая как раз живёт на Станиславского. Вдруг во дворе одного дома, что в конце улицы, как зашипит, как загудит!.. Парень, конечно, остановился поглазеть и видит – над тем домом зарево красное. Думал, пожар начался, быстренько набрал 112, сообщил. Но зарево быстро погасло, и тогда мальчишка испугался, что привлекут за ложный вызов, тиканул оттуда. И тут ему навстречу та самая баба в красном платье, будто из воздуха вышла!.. Парень, конечно, растерялся, а она схватила его за плечо, словно кипятком ошпарила, и тогда мальчик включил режим самосохранения…

– Ты проверил у него плечо?

– Обижаете, господин сыщик! Проверил. Очень похоже на ожог от… человеческой пятерни! – Воронин не сдержался и захихикал. – Соболь, это явно по твоей части. Ты же у нас любишь всякую чертовщину?

Вадим задумался. История «красной дамы» удивительным образом ассоциировалась у него в голове с рассказом странного деда Шишка. И если окажется, что дом, где живёт Шишок, и дом, над которым полыхало загадочное зарево, и откуда вроде бы появилась женщина в красном, способная рукой нанести тяжёлый ожог, одно и то же место… Соболев почувствовал знакомое покалывание в кончиках пальцев, верный признак того, что дело наклёвывается нешуточное! Неужели глупый отпуск заканчивается?!

– Что молчишь, Соболь? – В голосе Воронина прозвучала лёгкая досада. – Не убедил?.. Тогда вот тебе ещё! Эта баба в красном полчаса назад объявилась в моём ресторане и устроила на кухне маленький тарарам!

– Неужели?! А что именно устроила?

– Спалила в печи все круассаны! Кучу народа без утреннего кофе оставила! Мало тебе?..

– Всё, всё, убедил, Забияка, – поспешно сказал Вадим. – Беру твоё дело!..

– Спасибо, дружище! – как ни в чём не бывало весело сказал Воронин. – Приходи ужинать, я тебе её покажу.

– Кого?!

– Бабу в красном. И её художества. Кино – не для слабонервных!.. – хохотнул Василий и дал отбой.

Конечно, Соболев не преминул воспользоваться приглашением старого друга и поужинать, что называется, «на халяву». Тем более, что кухня у Воронина и в самом деле всегда была отменная. А вкусно поесть Вадим любил!

И вот около восьми часов вечера он припарковал свою «кореяночку» перед входом в известный всему городу и многим приезжим ресторан «Мана», расположенный почти в центре новой набережной между Соборной площадью и речным портом. Здание имело два этажа. На первом расположились общий зал и кухня, зато на втором – два банкетных зала, большой и малый, плюс несколько отдельных кабинетов, плюс открытая веранда (на крыше общего зала) с великолепным видом на пойму реки и низкий противоположный берег, покрытый светлым сосновым бором.

Едва Вадим вошёл в вестибюль, к нему подскочил парнишка в фирменном костюмчике – дежурный администратор, поклонился и произнёс:

– Господин Соболев, разрешите вас проводить к месту встречи!

– Ух ты, – слегка удивился Вадим, – ай да сервис! Откуда же ты меня знаешь… «Олег»? – прочитал он имя на бэйджике.

– Так вы же у нас на доске почёта для гостей! Вас весь персонал знает, – улыбнулся парнишка. – Прошу за мной!

Соболев только головой покрутил: ну и прохиндей, Васька! «Почётный гость» – надо же! Вслед за Олегом он поднялся на второй этаж и вошёл в один из приватных кабинетов. Здесь уже был накрыт стол на две персоны, посередине стола красовалось ведёрко со льдом, из ведра торчало горлышко бутыли, залитое воском. Именно бутыли! Вадим прикинул: не меньше двух литров!

«Ну, это мы ещё посмотрим-погодим!» – решил он. Желания напиваться у Соболева пропало с того самого знаменательного дня, когда он познакомился со своей Леной – Алёнушкой… И хотя сейчас Вадим был один да в гостях у старого, проверенного друга всё равно он решил не прерывать трезвую жизнь, тем более что успел прочувствовать все её положительные стороны как в личной, так и в профессиональной жизни.

Удобно расположившись на диванчике у стены в ожидании хозяина, Соболев достал смартфон и открыл почтовый сервис. К его несказанной радости, там его ждало письмо от Лены. Письмо было длинным и обстоятельным. Лена подробно рассказывала о своём житье-бытье в Приамурских степях, об открытии какого-то нового вида ящеров, о ночной рыбалке на одном из притоков Зеи, где она поймала молодого тайменя, и о том, как она сильно соскучилась!..

Увлёкшись письмом, Вадим не заметил появления Воронина. А тот, войдя и увидев, чем занят его друг, не стал мешать, а тихонько присел за стол и стал наблюдать за Вадимом, рассеянно улыбаясь своим мыслям.

Наконец Соболев оторвался от чтения, увидел ожидающего его хозяина ресторана, улыбнулся и сказал:

– Привет, дружище! Извини, зачитался!.. – Встал и шагнул к Воронину, раскрыв объятия.

Они обнялись, даже поборолись немного, и, хотя Василий явно был тщедушнее Вадима, позвонки и рёбра хрустнули у обоих.

– Ну и жилист ты, Забияка! – одобрительно хлопнул его по плечу Соболев. – Тебя голыми руками не возьмёшь!

– На том стоим, брат! – самодовольно ухмыльнулся тот.

Они расселись по местам, и Воронин потянулся за бутылью. Однако Вадим сделал отрицательный жест.

– Нет, брат, я не употребляю. Ты же знаешь…

– Так я тоже не пью! – оскалился Василий, ловко снимая ножом воск с пробки. – Что тут пить? – Он болтнул бутылью.

– Я сказал: нет!.. Прикажи принести… «Чажемто». Лучшая минералка, какую я знаю!

– Как скажешь, Соболь, – слегка разочарованно протянул Воронин, сунул бутыль в ведро и нажал кнопку сбоку столешницы.

Олег возник буквально из воздуха. В руках у него уже было две бутылки минеральной воды, и именно «Чажемто»!

– Да ты ещё и кудесник! – развеселился Вадим, принимая бутылку. – Так на чём мы остановились? – спросил он, когда дверь за дежурным администратором закрылась.

– На бабе в красном платье, что устроила мне тут давеча кипеж, – буркнул Василий. Однако он попросту никогда не умел долго расстраиваться. Уже спустя пару минут Забияка улыбался снова во весь рот, повторно рассказывая историю с посещением ресторана загадочной женщиной «восточной наружности» в тёмно-красном платье.

– …и вот я вижу, как она проходит через зал прямо на кухню, а все мои повара буквально шарахаются от неё, будто от ведьмы или привидения! Я им кричу, мол, держите ненормальную, я полицию сейчас вызову. А они, наоборот, отворачиваются, даже руками от неё будто загораживаются.

– Так, может, она им в тот момент что-то говорила, ну, или рожи страшные корчила? – предположил Вадим, уплетая фирменный салат с раками. – Ты же сзади был, лица её не видел?

– Ничего подобного не было. Я всех потом допросил с пристрастием. Они вообще какую-то околесицу несли!..

– Например?

– Например, они её почти все по-разному описывали. То высокая, то низкая, то толстая, то худая, то брюнетка, то рыжая!.. Один заявил, мол, она мне смерть мою предсказала – и плачет, дуралей!.. Другой будто голос внутри услышал: беги куда глаза глядят. Ну и побежал по улице прямо в колпаке и фартуке!.. Едва под машину не угодил…

Воронин отчаянно покрутил головой, заново переживая происшедшее. Потом всё-таки схватил бутыль, вытащил зубами пробку и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Соболев молча ждал продолжения, лакомясь маринованными маслятами.

– А главное, – снова заговорил Василий, немного успокоившись и тоже взявшись за еду, – я же ее догнать хотел. Так она рукой махнула – все духовки разом полыхнули, будто в жаровни превратились! Вонь, дым, крик поднялся, потом датчики сработали, и противопожарная система включилась. Такая веселуха пошла!.. Но я всё равно за этой стервой побежал, только она во двор выскочила, а дверь – хлоп! – и намертво заклинило.

– Так, может, эта… амазонка – всё-таки колдунья? – голосом кинопровокатора спросил Вадим. – Или экстрасенс?.. Или вовсе потустороннее существо?..

Воронин обиженно посмотрел на него, но тут же расхохотался, погрозил пальцем.

– Ох, и горазд же ты сочинять, Соболь! Всегда фантазёром был, сколько помню!.. Только сдаётся мне, сообщник у этой красной бабы был. Он-то всё и устроил. Пока она нас всех отвлекала, он потихоньку на кухню проник и чего-то в духовки подсыпал – оно и пыхнуло!..

– Ну, допустим… А как насчёт показаний твоих работников?

– Не знаю… Гипноз какой-нибудь… Слушай, ты же у нас спец по мистике и прочей фигне. Вот и разберись! Зря я тебя, что ли, тут кормлю?..

– «Уэф, ты когда-нибудь видел, чтобы такой маленький пацак был таким меркантильным кю?..» – процитировал Вадим знаменитую комедию не менее знаменитого режиссёра. – Не ожидал от тебя, Забияка… Ладно, будем разбираться. Факт ЧП у тебя зафиксирован?

– А то! Пойдём, кино целое покажу… – оживился «меркантильный кю».

Они спустились на первый этаж, и Воронин провёл друга в комнату охраны. Дежурный вскочил при виде хозяина, но Василий усадил его обратно и велел найти запись вчерашнего инцидента.

Видео оказалось странно смазанным, нечётким, будто камеры внезапно растеряли все настройки. А запись велась и из общего зала, где, словно из ниоткуда, возникла незнакомка в тёмно-красном, цвета тлеющих углей, длинном платье, и из кухни, где произошло основное необъяснимое действо.

Вадим просмотрел всё от начала до конца. В зале женщина просто прошла мимо столиков, но при этом люди, оказавшиеся у неё на пути, поспешно вскакивали и старались побыстрее уступить ей дорогу. И у всех без исключения на лицах появилось сложное выражение – страха и обожания одновременно! Будто они встречали свою… королеву?! по собственному капризу решившую посетить заведение для подданных.

Соболев не преминул обратить на это внимание Василия.

– А похоже! – заинтересованно согласился тот. – Действительно, её величество среди плебса!.. Мать её так-растак!..

А уже на кухне произошло самое настоящее колдовство. И объяснить его действием гипноза или даже суггестивной атаки не получалось. Мало что люди шарахались от незнакомки, как от чумной, так ещё и её эффектное поджигание сразу всех духовок вообще не укладывалось в рациональные рамки. Как же она это сделала?..

Соболев посмотрел видео раз, потом другой, велел включить фрагмент, предшествующий появлению незнакомки на кухне. И опять ничего не смог разглядеть – обычная рабочая суета в пик наплыва посетителей. Повара крутятся у плит, поварята снуют туда-сюда, таская заготовки и готовые блюда, вот выглянула тётка из моечной и что-то прокричала в общий гам, а вот со двора ввалился мужик в форменной куртке службы доставки «Закажи и получи» и таком же кепи. Он втащил огромную суму-холодильник с изображением рыбы на крышке. К нему тотчас подскочил поварёнок постарше, они оба полезли внутрь, видны стали только спины. Потом камера сменилась, и на экране виднелся один поварёнок, подзывающий криком и жестами помощников. Двое принялись разгружать суму, а третий оглянулся и куда-то убежал.

– Между прочим, – сказал Вадим, – а куда девался доставщик? Что-то его больше на камерах не видать!

Воронин насторожился и приказал охраннику промотать записи с ещё двух камер, в том числе и с той, что во дворе. Но ни на одной они так и не увидели мужика в форменной куртке и кепи.

– Ерунда какая-то! – возмутился Василий. – Не испарился же он?..

– По-моему, так он и есть помощник твоей хулиганки, – заявил Соболев. – Просто, как только от него отвернулись, мужик снял куртку и кепи и нацепил колпак и передник. Он остался на кухне, но уже в виде повара, и зарядил ваши духовки чем-то очень горючим. Точный расчёт по времени и – вуаля! – налицо феерическое зрелище для особо впечатлительных. Как тебе версия?

– Правдоподобно… И что мне теперь делать?

– А ты сделай копии и отправь вместе с заявлением в полицию, пусть головы поломают. Может, эта сладкая парочка ещё где-нибудь засветилась или засветится со своими фокусами.

– О, вот это действительно – деловое предложение. Спасибо, дружище!.. – Воронин искренне крепко пожал Соболеву руку. – Не зря я тебя зазвал!.. Пинкертон и Холмс в одном флаконе!

– Ладно-ладно, не перехвали, – слегка смутился Вадим. – Ну, бывай здоров, Забияка! Звони, если что.

На том они и расстались, не подозревая, что совсем скоро им придётся встретиться вновь при куда более мрачных обстоятельствах.

Соболев неторопливо ехал по вечерним улицам Усть-Манска и слушал подборку любимых песен и композиций. Настроение было благостное и спокойное – под стать погоде и обстоятельствам. И вдруг будто соринка попала в глаз: из динамика полилась знаменитая песня Владимира Высоцкого «Купола России». Вадим слышал песню множество раз, но всё равно, когда звучало: «…В синем небе, колокольнями проколотом, медный колокол, медный колокол то ль возрадовался, то ли осерчал. Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал!..», у него невольно щипало в носу.

Он притормозил и свернул к обочине. Песня уже отзвучала, а Соболев всё ещё не мог, да и не хотел трогаться с места. Наконец он снова завёл мотор и тут, к своему удивлению, обнаружил, что запарковался почти у ворот любимого Петропавловского собора – старейшего из действующих храмов города.

Не раздумывая больше, Вадим заглушил двигатель, вышел из машины и направился ко входу в собор. Навстречу выходили люди – спокойные, просветлённые. Только что закончилась вечерняя служба. Каждый останавливался, поворачивался лицом ко входу и трижды осенял себя крёстным знамением.

Соболев тоже перекрестился и вошёл внутрь. Отца Алексея он увидел возле аналоя перед главным иконостасом. Священник разговаривал с каким-то старичком. Он увидел Вадима, кивнул ему, потом дослушал старика, перекрестил его и отпустил. Сам же лёгкой походкой двинулся в боковой придел, через который был выход в храмовый сад. Соболев же подошёл к аналою, осенил себя крёстным знамением, прочитал «Отче наш» и прикоснулся к иконе Иверской Божией Матери, стоявшей на аналое. Только после этого счёл возможным выйти в храмовый сад и найти там отца Алексея, своего духовника с недавних пор.

Они поздоровались, и отец Алексей поинтересовался:

– Что привело тебя в храм сегодня?

– Всё то же, отче, – вздохнул Вадим. – Сомнения…

– В чём именно состоят твои сомнения?

– Тем ли я занимаюсь по жизни?.. Я знаю, что моя работа помогает людям вернуть веру в справедливость, воздать по заслугам творящим зло. Но так ли это на самом деле?.. Не совершаю ли я ещё больший грех, чем те, кого я ловлю и отдаю властям для осуждения и наказания?..

–В Евангелии от Иоанна записан такой эпизод,– заговорил отец Алексей после паузы,– «…утром Иисус опять пришёл в храм, и весь народ шёл к Нему. Он сел и учил их. Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив её посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на неё камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: Женщина, где твои обвинители?! Никто не осудил тебя? Она отвечала: Никто, Господи. Иисус сказал ей „И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши“»[3].

Теперь задумался Соболев. Священник ждал, рассматривая его лицо, на котором попеременно отражались то решимость, то сомнение.

Наконец Вадим встал и сказал:

– Благодарю вас, отче. Мне стало легче. Но я пока не готов изменить свою жизнь…

Глава 2

13 июня 2022 года, Усть-Манск

Утро было замечательное, а предстоящий день обещал стать если не счастливым, то уж непременно особенным. В этот день майор Рокотов, начальник оперативно-розыскного отдела городского управления внутренних дел, официально отправлялся в заслуженный отпуск. Вместе с любимой супругой. О предстоящем отдыхе Рокотовы задумались ещё полгода назад. Вариантов набралась целая куча – от банальной Турции до экзотического Таиланда. Вечерами часто просиживали за полночь, роясь в бесконечных сайтах туристических компаний, изучая предложения и отзывы о них. Ирина Витальевна делала особый упор на сервис, а Андрей Васильевич – на достопримечательности. И были долгие споры, обсуждения и расчёты…

А потом, как-то весной, Рокотов поделился неразрешимой проблемой со своим школьным приятелем Вадимом Соболевым, и тот, не задумываясь, выдал: «Зачем вам тропики и прочие заграницы? Что, мало у нас, в России, прекрасных и неизученных мест?.. Например – Байкал!..»

Андрей Васильевич глубоко задумался и пришёл к выводу, что «дружище Соболь» прав. Он вообще частенько бывал прав, и не только по вопросам выбора места отдыха. Эту нетривиальную идею Рокотов вечером озвучил супруге, и та, вопреки его ожиданиям, приняла её на ура. Дальше всё пошло, как по маслу. Во-первых, сразу было решено, что это будет именно поход по берегам знаменитого озера, а не жалкое прозябание в одном из многочисленных отелей с куцыми экскурсиями. Рокотовы были опытными туристами – кстати, и познакомились в своё время в одном из походов на Красноярских столбах – потому тщательно разработали маршрут предстоящего путешествия, со всеми переходами, переездами, местами ночёвок и отдыха.

С тем же энтузиазмом и вдохновением будущие путешественники обсуждали и уточняли списки необходимых в походе вещей…

И вот сегодня настал тот самый день!..

Андрей сладко потянулся, покосился на мирно спящую жену и бесшумно покинул спальню. Он направился в холл, где был оборудован спортивный уголок – турник, шведская стенка, беговая дорожка. Минут пятнадцать майор с удовольствием разминал и приводил в тонус разомлевшее ото сна тело, пока не почувствовал, что оно полностью подчиняется ему, как всегда.

Тогда он встал на руки и в таком положении направился в душ, но на повороте коридора столкнулся с женой.

– Привет, родная! – улыбнулся снизу майор.

– Рокотов, когда же ты повзрослеешь? – покачала головой Ирина.

– Как только приму душ.

– Хорошо. Сегодня ты – первый…

Десять минут спустя, пропуская после себя в ванную жену, Андрей подмигнул ей и заявил:

– Завтрак сегодня тоже я готовлю!

– Ба!.. Неужели у меня снова Восьмое марта наступило?! – рассмеялась Ирина. – Ну, тогда ты знаешь, что приготовить!..

Когда она появилась на кухне, на столике уже исходил паром воздушный омлет с зеленью и тёртым сыром, изумительно пахли горячие тосты с помидорами и чесноком, а муж колдовал с двумя турками в песочной бане, и густой аромат мокко решительно готов был вытеснить из кухни всех конкурентов.

– О, мой муж не только крутой опер, но и отменный кулинар! – рассмеялась Ирина, обнимая и целуя его в гладко выбритую щёку.

– Ну, я ещё и носки штопать могу и на гитаре… – Андрей изобразил смущение и поковырял пальцем стол.

Оба расхохотались и принялись завтракать.

– Укладывать рюкзаки будем строго по списку, – рассуждала Ирина, уплетая омлет. – Иначе обязательно что-нибудь важное забудем.

– Только упаковывать буду я, а ты зачитывай список.

– Это ещё почему?

– Потому что женщины не умеют «упаковывать», они умеют только «укладывать». А это – две большие разницы, как говорят в Одессе, – съехидничал Андрей.

– И в чём же разница? – прищурилась Ирина.

– В русском языке. «Упаковать» и «уложить» – не одно и то же…

Некоторое время Рокотовы спорили о семантике глаголов и их практическом применении. Андрей успел помыть посуду, а Ирина – разложить по дивану и креслам в гостиной вещи из списка для похода. И вот когда они готовы были приступить к тому самому, спорному действу, неожиданно запел служебный мобильник Андрея.

Супруги настороженно переглянулись, Рокотов взял телефон и по привычке вышел из комнаты – служебные разговоры не для посторонних ушей, не исключая любимой жены.

– Слушаю, Рокотов.

– Товарищ майор, – зарычала трубка знакомым баском. – Капитан Лукошкин беспокоит.

– В чём дело, капитан? Я в отпуске…

– Извиняюсь, товарищ майор… У нас – ЧП! Товарищ полковник просил вас задержаться…

Андрей мысленно выругался. Полковник Верстовой, начальник городского управления внутренних дел, имел дурную привычку выдёргивать сотрудников из законного отпуска, причём необязательно по какому-то серьёзному поводу.

– Что именно произошло, капитан?

– Пожар с человеческими жертвами, – коротко отрапортовал Лукошкин.

– А подробнее?

– Сегодня, между семью и восемью часами утра, в молельном доме баптистов-евангелистов, что на Кузнечном взвозе, дом шестнадцать, возник пожар. Выгорели полностью жилая пристройка и большая часть молельного зала. Пожар потушили эмчеэсники. Под рухнувшим перекрытием обнаружили тела трёх человек…

– Так, Лукошкин. Я понял. – Рокотов постарался придать голосу необходимую твёрдость. – Одного не пойму: зачем я-то понадобился? Вы что, не сможете сами провести все предварительные действия? Прокурорские на месте?

– Д-да… – с запинкой произнёс капитан.

– Ну и?..

– В том-то и дело… Это они, вернее, она вас и затребовала…

Теперь настала очередь запнуться Андрею. «Она», то есть Альбина Бортнюк, старший следователь следственного управления по Усть-Манской области, была давним тайным недругом Рокотова и… одновременно его бывшей женой. Как же порой бывают злопамятны и мстительны бывшие супруги!

Они познакомились ещё на третьем курсе в институте. Очаровательная, весёлая Аля быстро завладела сердцем романтического юноши по имени Андрей. Они мечтали вместе идти по жизни, борясь с преступностью, рука об руку, в светлое и справедливое будущее… Гм-м!.. И, как это часто случается, мечты разбились о действительность. Она стала матерью, а он продолжал ловить преступников, лишь изредка проводя время с семьёй. Но ведь женщине нужен мужчина, помощник и опора, а не лихой опер… И едва дочери исполнилось три года, Альбина выставила чемодан с вещами мужа за дверь. Какое-то время он пытался наладить отношения, но Альбина оставалась непреклонной. Она вызвала из Новосибирска свою мать – отныне бабушку, «железную леди», бывшего директора одного из крупных промышленных предприятий, сама же продолжила карьеру работника Следственного комитета. И с той поры для Рокотова не было почти ни одного серьёзного дела, где бы участвовала областная прокуратура – а позже, после известной реформы, следственное управление, – его представителем неизменно становилась Альбина Львовна Бортнюк (сразу после развода она вернула себе девичью фамилию).

Из спальни выглянула Ирина. Всмотрелась в мрачное лицо мужа, вздохнула.

– Всё так плохо, Андрюша?

– Хуже не бывает. – Рокотову стыдно было поднять глаза на жену. – Пожар со смертельным исходом… Следком затребовал моего присутствия.

– Почему именно тебя?

– Не знаю… Они имеют такое право!

– Это надолго? – уже совсем грустно спросила Ирина.

– Ну, по крайней мере, сегодня мы точно уже не уедем… – Андрей старался не смотреть на неё.

– Ладно. Иди работай. Я сдам билеты… Или нет, перерегистрирую на… послезавтра. Хорошо?

У Рокотова защипало в носу от острого чувства стыда и злости одновременно. От стыда перед этой удивительной, необыкновенно доброй и мудрой не по годам женщиной, и от злости на себя, так бездарно и бездумно расходующего эти доброту и мудрость в угоду амбициям другой, вместо того чтобы рявкнуть, стукнуть кулаком, послать по соответствующему адресу!.. И ведь на самом деле он мог бы вот сейчас приказать Лукошкину разобраться с ЧП без него на совершенно законном основании – приказ об отпуске уже подписан. А что до капризов госпожи старшего следователя – это её проблемы…

– Я постараюсь разобраться побыстрее, Ириша. Извини…

Андрей готов был пристрелить себя на месте, если она произнесла бы только одно слово: останься. Но Ирина улыбнулась ему, ласково, почти как мама в детстве, и сказала:

– Хорошо. Я подожду. Удачи, мой опер!..

Рокотов бомбой вылетел за дверь, проверяя на ходу карманы ветровки – удостоверение, блокнот, мобильник, бумажник, ключи от машины. Уши у него горели.

Дом молитвы евангельских христиан был известен в городе как памятник деревянной архитектуры девятнадцатого века по улице Кузнечный взвоз и представлял собой остатки некогда богатейшей усадьбы купца-промышленника Бастрыгина. Дом стоял аккурат напротив главного городского собора – Воскресенского. Между обоими святыми местами располагался обширный парк с круглым озером, и вся композиция занимала самую высокую точку города – Воскресенский холм, откуда, по легенде, и начался Усть-Манск в первой четверти семнадцатого века.

Дом имел собственное подворье – тоже наследие старины. Местные власти не стали урезать его, может быть, надеялись в будущем разместить в старинном особняке какое-нибудь чиновничье гнездо вроде общественного фонда молодёжной инициативы или комиссии по учёту белок в городских парках. Но евангелисты оказались дальновиднее и проворнее властей: быстренько состряпали необходимые бумаги, в том числе и историческую справку, мол, покойный хозяин усадьбы слыл ярым христианином и с утра до вечера читал вслух домочадцам Новый Завет. Комитет по культурному наследию, как водится, состоял преимущественно из воцерковленных дам бальзаковского возраста и потому дал однозначное заключение: памятник деревянного зодчества должен быть сохранён в первозданном виде, а заботу о нём лучше поручить братьям и сёстрам во Христе. И евангелисты не подвели – отреставрировали дом и подворье, даже садик какой-никакой внутри разбили.

И вот теперь вся эта древняя красота превратилась в обгорелые руины.

– М-да, – покрутил головой Рокотов, осторожно обходя залитые пеной головёшки. – Виртуозно сработано! – Он обвёл рукой нетронутые огнём садик, хозяйственный барак в дальнем углу двора и старинный же забор вокруг усадьбы, украшенный накладными, резными фестонами в виде диковинных цветов и листьев.

– Да, – согласился Лукошкин, шедший рядом, но чуть отставая от начальства. – Удивительный пожар. Дом дотла выгорел, а забору хоть бы хны…

– А где… пострадавшие?

– Уже в морг увезли. Там, собственно, и смотреть-то не на что. Натуральное барбекю!

Рокотов сурово глянул на шутника, и капитан увял. К ним подошёл знакомый местный участковый – пожилой капитан с неизменной папочкой под мышкой, то и дело снимавший фуражку, чтобы вытереть обильный пот на совершенно лысой голове.

– Здравия желаю, господа офицеры!

– Какие мы тебе господа, Беликов? – поморщился Рокотов. – Товарищи по несчастью! Особенно в данном случае…

– Ну да, ну да… Как говорится, не было печали…

– Вот именно! Скажи-ка нам лучше: как так получилось, что всё выгорело? Неужели пожарные проспали?

Участковый снова вытер лысину, покряхтел, наконец неуверенно ответил:

– Ерунда, вообще-то, получилась… в 112 позвонили, сказали, мол, дым идёт из окон… пожарная часть в двух кварталах… приехали буквально через десять минут!.. А тут – вон как, уже и крыша успела обвалиться!

– То есть горело слишком быстро, ты хочешь сказать? – уточнил Рокотов.

– Именно!.. Такое впечатление, будто дом сверху донизу бензином облили.

– Может, так оно и было? – вставил Лукошкин. – Поджог!..

– Это пусть эмчеэсники выясняют. Наше дело – трупы, – строго напомнил Рокотов. – Кто будет проводить вскрытие?

– Подполковник Клочков, – раздался сзади знакомый до тошноты высокий голос.

Андрей медленно повернулся, растягивая рот в резиновой улыбке.

– Ага. Доблестный Следственный комитет наконец соизволил прибыть!.. А то уж мы, грешные, подумали, что вы забыли про нас.

– Вас забудешь!.. – Старший следователь следственного управления подошла к ним почти строевым шагом, отважно наступая на хрупкие головни и пенные лужи. Хороша была, чертовка! По-прежнему хороша!.. Рокотов с трудом отвёл взгляд от стройной фигуры в летнем костюме цвета знойного неба. – Уже выяснили, что произошло?

– Никак нет! – Андрей щёлкнул незримыми каблуками. – Налицо самый рядовой пожар с жертвами…

– Поджог?

– Не могу знать! Проводятся экспертные мероприятия. Раньше делать какие-либо выводы бессмысленно.

– А вас ничего не смущает, майор? – Альбина тоже обвела рукой нетронутое огнём пространство.

Рокотов посмотрел на Лукошкина и едва заметно прикрыл глаза. Капитан принял строгий вид и забубнил казённым голосом, искоса поглядывая на командира:

– Сегодня утром в молельном доме баптистов-евангелистов… извиняюсь!.. евангельских христиан, расположенном по адресу: Кузнечный взвоз, дом шестнадцать, произошло возгорание, предположительно из-за короткого замыкания электрической проводки. Вследствие возникшего пожара строение получило критические повреждения огнём. В результате произошло обрушение перекрытия чердачного помещения, приведшее к травмам и последующей гибели трёх человек, находившихся во время пожара в зоне наибольшего возгорания. Для установления точной причины и времени смерти все тела отправлены на судебно-медицинскую экспертизу в патологоанатомическое отделение городского морга. На месте происшествия в данный момент работает дежурная группа оперативно-розыскного отдела городского управления внутренних дел. Возглавляет группу капитан Лукошкин.

– Вольно, капитан! – Рокотов с трудом сдержал улыбку, глядя, как киснет на глазах личико старшего следователя. – Ну, какие кадры мы вырастили, Альбина Львовна? Хоть сейчас на конкурс «Лучший работник управления внутренних дел»!

– Вам бы лучше в КВН податься. Такие таланты пропадают! – съязвила та. – Срочно установите личности погибших – и мне на стол.

– А с чего это вы тут командуете, товарищ старший следователь? – прищурился Рокотов. – У вас своё начальство, у нас – своё…

– Уже нет! – Бортнюк кровожадно улыбнулась и протянула ему бумагу. – Ознакомьтесь, майор. Приказ по управлению: сформирована оперативно-следственная группа в составе… ну, и так далее.

– Лихо! – покрутил головой Лукошкин. – Это называется, без меня меня женили!..

– Как-то так, господа офицеры. И учтите: данное происшествие на контроле прокуратуры!

– С чего бы? – удивился Рокотов, вертя в руках злополучный приказ. – Мы вроде пока ещё не накосячили?..

– Личное распоряжение прокурора области.

Лукошкин присвистнул.

– И когда это он узнать успел?

– Ему позвонили, – прищурилась Бортнюк. – Ладно. Хватит болтать! Работаем!..

Она развернулась и направилась к двум экспертам из МЧС, возившимся среди руин. Лукошкин хмыкнул и полез за сигаретами. Андрей покосился на него и тоже усмехнулся.

– Добавить огоньку, капитан?

– Не смешно, товарищ майор. Если она не врёт, дело-то нервное будет!

– Что да, то да! Ты даже не представляешь, какое оно нервное будет и без звонков оттуда, – ткнул пальцем в чистое небо Рокотов. – Так что давай-ка распределим работёнку. Ты ждёшь эмчеэсников с предварительным, потом – в морг за заключением. А я – на переговоры с евангелистами. Да, и отправь кого-нибудь за видео, авось что и наклюнется.

– Будет исполнено, товарищ майор! – твёрдо пообещал Лукошкин. – А как быть с… госпожой следователем?

– Старшим следователем!.. Заболтай её. И не вздумай сказать, где я!

Капитан кивнул и рысцой направился к копавшимся на пожарище экспертам и к стоящей над ними, как Немезида, старшему следователю. Рокотов же почти на цыпочках, стараясь не оглядываться, вышел за ворота усадьбы и внимательно обвёл взглядом столпившихся за ограждением зевак. На всех лицах – праздное любопытство и ленивая заинтересованность. На всех, кроме одного. За спинами троицы молодых парней, явно старшеклассников, стояла высокая женщина с пышной гривой смоляных волос, одетая в длинное тёмно-красное платье. На груди желтело вычурное ожерелье то ли из янтаря, то ли из топазов. Женщина пристально смотрела в раскрытые ворота, и лицо её отражало хищную удовлетворённость. Рокотову показалось даже, что её полуулыбка вот-вот превратится в оскал. Он знаком подозвал к себе патрульного, дежурившего у ограждения.

– Вот что, лейтенант, пригласи-ка сюда вон ту эффектную даму в красном. Скажи, мол, просто для разговора.

– Слушаюсь, – козырнул тот, обернулся к толпе и недоумённо пожал плечами. – О какой даме речь, товарищ майор?

Андрей снова глянул на толпу и тоже не увидел брюнетки. Наверное, вид у него сделался оторопелый, потому что лейтенант счёл нужным пояснить:

– Ушла, похоже. Мне поискать?..

– Нет… – Рокотов опомнился и махнул рукой. – Может, мне и показалось. Бывает!..

Он направился к машине у обочины и, прежде чем сесть за руль, ещё раз цепко осмотрел улицу. Но незнакомки в красном нигде не было видно, хотя в обе стороны до перекрёстков было метров по сто. «Наверное, померещилось…» – решил Рокотов и захлопнул дверцу.

Выяснить контакты старосты общины евангельских христиан не составило труда. Андрей сделал правильный вывод из слов Альбины и позвонил своему непосредственному начальнику, полковнику Верстовому.

– День добрый, Геннадий Матвеевич!

– Чем это он добрый? – недовольно проворчал полковник. – Тем, что церковь сгорела?

– Нет, конечно… А я вот как раз спросить хотел, Геннадий Матвеевич. Не звонили ли вам, случайно, по поводу ЧП? И если звонили, то кто?

– А ты нахал, братец!.. Звонили, конечно. У нас же нынче интересы церкви в приоритете!

– Так церковь-то не православная…

– А вот поди ж ты, есть и за них кому словечко замолвить! – Верстовой явно рассердился, припомнив звонок. – В общем, звонили из «белого дома». Так что, сам понимаешь, контроль будет жёсткий. Потому вертись, как уж на сковородке, но найди виноватых!

– Постараемся, Геннадий Матвеевич… Только вдруг это элементарное замыкание? Но, конечно, версии все отработаем. – Рокотов постарался придать голосу бодрость. – Отпуск вот только мой… накрывается…

– Андрей, уважь старика, разберись сам, лично! А я помогу…

– Хорошо. Мне нужны контакты с активистами этих евангелистов…

Верстовой тут же сбросил ему на телефон несколько номеров, которые сам получил утром из «белого дома» – здания городской думы. Рокотов некоторое время изучал их, сидя в машине, потом решил начать со старосты общины. Он позвонил в отдел криминалистики.

– Дежурный эксперт старший лейтенант Власкин, – невнятно пробубнили в трубке, явно с набитым ртом.

– Паша, быстренько прожуй и пробей мне адрес Селедкова Виталия Семёновича по номеру телефона… 944-914-33-25… Жду!

– Так точно!.. Извините, товарищ майор…

Спустя минуту Власкин продиктовал адрес, и Андрей вбил его в навигатор. Оказалось, что господин Селедков живёт в местном «наукограде» – Академгородке, расположенном в зелёной зоне Усть-Манска. А ещё господин Селедков является преподавателем русского языка на филологическом факультете Университета в должности доцента. Справедливо рассудив, что летом занятия в Университете не проводятся, Рокотов всё-таки, прежде чем отправиться в Академгородок, позвонил преподавателю.

Селедков откликнулся со второго гудка. Приятный баритон произнёс:

– Я вас слушаю.

– Здравствуйте, Виталий Семёнович. Майор Рокотов, городское управление внутренних дел, – официально представился Андрей. – У меня к вам несколько вопросов. Где вы сейчас находитесь?

– Дома… Вернее, с собакой по лесу гуляю… – как-то неуверенно забормотал Селедков. – А в чём дело? При чём тут полиция?!

– Вы в курсе, что сгорел ваш Дом молитвы, что на Кузнечном взвозе?

– Д-да… мне сообщили… сказали, что туда пока нельзя…

– Вы же староста вашей общины. Так?.. Тогда почему не приехали на место происшествия?

Селедков долгую минуту вздыхал и сопел в трубку, наконец промямлил:

– Мне порекомендовали туда не ездить…

– Кто? – насторожился Рокотов. Он нутром учуял подвох: раз в рядовое ЧП сразу вмешиваются весомые люди, значит, дело тут нечисто и пахнет всё это, в случае чего, очень большими неприятностями, по инстанции, разумеется, сверху вниз.

– Он не представился… Сказал, что наша община избранная. Что сожжение храма – необходимая мера. Что скоро мы всё узнаем… – Селедков порывисто вздохнул, и Андрей понял, что доцент страшно напуган.

– Не волнуйтесь, Виталий Семёнович. Мы во всём разберёмся, – твёрдо сказал он. – Значит, некто буквально сознался в поджоге… А номер его у вас сохранился?

– Номер… да, то есть нет… Он на городской позвонил…

– Ладно, разберёмся. Успокойтесь. Следствие уже идёт. Занимайтесь своими обычными делами и успокойте общину. Я буду держать вас в курсе. Всего доброго!..

Некоторое время Рокотов просто сидел в машине, заглушив двигатель. Картина вырисовывалась преинтересная! Получалось, что полковнику, главному прокурору и старосте евангелистов звонили разные люди. Или всё же один?! Андрей снова позвонил Власкину:

– Паша, есть ещё работа. Надо определить номер или номера, с которых звонили на городские. Это возможно?

– Теоретически да. Но это не быстро. Давайте входящие и время соединения…

– Понял. Номера сейчас скину. А вот с точным временем пока загвоздка, но уточню.

– Жду информацию и сделаю в лучшем виде, Андрей Васильевич!.. – Власкин явно обрадовался и оживился. Парень он был деятельный, спортивный и сидение в отделе сутки напролёт воспринимал как некое символическое наказание или, может быть, послушание?.. Как в монастыре?..

Но эту мысль Рокотов тут же выгнал из головы: где монастырь и где его опера!.. А номер-то, скорее всего, липовый. Или одноразовый. Ведь не полный же идиот тот, кто звонил и полковнику, и прокурору, и доценту?.. И он же – вероятный поджигатель, либо организатор этого безобразия. Кстати, что там наши эксперты? И Лукошкин молчит?..

Андрей набрал номер капитана.

– Виктор, где тебя носит? Почему не звонишь?..

– Извините, товарищ майор, зарапортовался… Мадам старший следователь весь мозг вынесла своими указаниями!..

– А сейчас она где?

– В морг поехала…

– А почему ты не в морге?

Лукошкин отчётливо шмыгнул носом.

– Она велела с эмчеэсниками остаться…

Рокотов рассвирепел:

– Какого… кто твой начальник: я или она?! Быстро: что сказали эксперты по пожару?

– Поджог, товарищ капитан. – Лукошкин помялся и виновато спросил: – Так что мне, в морг ехать?..

– Возвращайся в отдел. Я сам в морг заверну. – Андрей дал отбой и только потом дал волю эмоциям. Проругавшись и прооравшись – в машине всё равно никому неслышно, он завёл двигатель и поехал в центральную клиническую больницу, где располагался морг.

К удивлению майора, зловредной Альбины в морге не оказалось. Не обнаружился там и обещанный ею подполковник Клочков, якобы должный самолично делать вскрытия сгоревших в молельном доме тел. Вместо него в прозекторской обретался молодой судмедэксперт Данила Седых, любимый ученик Клочкова. В зелёном рабочем комбинезоне, забрызганном кровью и мелкой костяной крошкой, в перчатках, защитной маске и с дисковой пилой в руках, он выглядел очень живописно, особенно посреди столов с расчленёнными останками.

– Ну, вылитый Ганнибал Лектор! – не удержался от восклицания Андрей, входя в зал и останавливаясь возле двери. Дальше, из соображений безопасности для одежды, проходить не следовало.

– Вы ещё скажите: Чикатило за работой, товарищ майор, – обиженно отозвался Седых, сдвигая маску на макушку.

– Извини, неудачная шутка. Но в кино тебя хоть сейчас снимать можно… Что скажешь, эксперт? – кивнул Рокотов на трупы.

– О, тут много интересного, Андрей Васильевич! – оживился Данила. Он отложил пилу и направился в дальний угол зала, где стоял лабораторный стол с зональным освещением и кучей приборов, из которых майор уверенно опознал только микроскоп. – Идите сюда!..

Рокотов не без опаски прошёл между столов, стараясь ничего не задеть. И всё-таки наступил в небольшую лужицу чего-то липкого, имеющего к тому же весьма неприятный цвет. Чертыхнувшись, он подошёл к Седых, склонившемуся над микроскопом.

– Вот, полюбуйтесь, Андрей Васильевич! – Данила широким жестом пригласил его к прибору. Рокотов осторожно заглянул в окуляры, но ничего особенного не увидел – какие-то бурые волокна, чёрные чешуйки и неаппетитные тёмно-красные кусочки, вызывающие ещё более неприятные ассоциации. – Это образец ткани, вернее, кожи одного из пострадавших, – пояснил эксперт. – Ничего не замечаете?..

– Ну, обгорелые чешуйки…

– Именно! Обгорелые!.. Дело в том, что эти трое несчастных сгорели до того, как начался пожар!..

Рокотов резко выпрямился и в упор посмотрел на ликующего Данилу.

– То есть ты хочешь сказать, что…

– …их убили, а потом, чтобы скрыть преступление, подожгли помещение!

Андрей в волнении потёр уже начавший зарастать щетиной подбородок. Ёлы-палы! Тройное убийство! Вместо отпуска!..

– Так, – сказал он. – Теперь медленно, с расстановкой и… без лишнего фантазирования!..

Седых приосанился, снял перчатки и маску, пригладил непослушные вихры и, выдержав ораторскую паузу, начал:

– Этот случай – странный насквозь. Например, тела. Все трое – мужчины, от тридцати до пятидесяти. В смысле, один молодой, лет тридцать – тридцать пять, а двое других постарше, около пятидесяти. По-видимому, они загорелись, вернее, их подожгли одновременно. И вот тут начинаются странности!.. Впечатление такое, будто они, к примеру, сидели за столом лицом друг к другу, и вдруг на столе перед ними вспыхнул огненный шар. Здоровый такой, с полметра в диаметре и очень уж горячий! Под тысячу градусов, или даже больше…

– Погоди-ка, – остановил его Рокотов. – Откуда такие подробности?

– Исходя из характера пирофорных повреждений всех слоёв кожи и подлежащих тканей.

– А по-русски?..

– Вспышка была сродни, например, шаровой молнии, – охотно пояснил Данила. – Или это мог быть взрыв ёмкости с напалмом, или термитом… Хотя нет, термит отпадает. Отсутствуют микрометаллические вкрапления.

– Но если это был взрыв, то части того, что рвануло, должны были обязательно попасть на мебель, стены, – возразил Рокотов. – Выбить окна, в конце концов!.. А эмчеэсники говорят, мол, не было никакого механического разрушения, только в результате пожара. Очаг возгорания находился в жилой пристройке, слева от молельного дома, а потом огонь перекинулся на сам дом…

– Наверное, всё так и было, – легко согласился Седых. – Я же говорю о трупах. Они сгорели раньше помещения. То есть помещение вполне могло загореться уже от них.

– Хочешь сказать, что некто вошёл туда, облил всех троих напалмом, поджёг и спокойно удалился?

– Примерно так… И горели они заживо.

Андрей помолчал, прикрыв глаза и постаравшись представить себе перед внутренним взором всю картину. Он так делал почти всегда – методу пространственной визуализации его научила в юности одна знакомая, психолог. Приём оказался настолько эффективным, что постепенно превратился в привычку, здорово помогая при расследовании. Но на этот раз картинка не вырисовывалась. Что-то мешало, некое несоответствие…

– Слушай, Данила, а почему же тогда от огня не пострадали ни деревья в саду, ни хозблок, ни забор усадьбы?

– Мне это тоже показалось странным, но… – Седых задумался. – …если это всё-таки напалм или нечто похожее, то, как только смесь выгорела, температура горения резко снизилась, и пожар как бы стих… Ветра же не было?

– Кажется, нет…

– Ну вот! Вполне реальный сценарий.

Рокотов покивал, поднялся со стула и пожал эксперту руку.

– Спасибо, Данила! Жду отчёт в письменном… э-э… электронном виде.

Он возвращался в отдел с почти готовой версией, но выяснилось, что она далеко неполная.

В отделе его встретил один Лукошкин. Он сидел за своим столом и что-то разглядывал на мониторе, жуя при этом огромный бутерброд с колбасой и сыром. Рядом исходила паром, тоже огромная, кружка с кофе.

– Где все? – нахмурился Андрей, садясь за свой стол.

– Власкин и Почкин обедают, а Гаевскую я отправил домой – у неё температура и кашель. Нечего товарищей заражать.

– Правильное решение… А что там у тебя?

– Видео с камер наблюдения на Кузнечном взвозе. Афиногенов смонтировал хронику…

– Есть что интересное? – Рокотов подошёл к столу, заглянул в экран.

– Пока нет, но… – Лукошкин вдруг щёлкнул по «пробелу». – Вот, товарищ майор, полюбуйтесь!..

На экране застыл кадр. Там была часть улицы перед воротами сгоревшей усадьбы. Освещение тусклое – рассвет уже начался, но фонари ещё не отключили. Из-за этого часть чёрно-белого изображения оказалась засвеченной. Но всё же достаточно чётко была видна перед воротами женская фигура в длинном платье. Незнакомка стояла боком к камере, слегка отвернув лицо, но Рокотов готов был поклясться: именно её он видел сегодня утром в толпе зевак у пепелища!

– Сможешь её идентифицировать? – спросил он капитана.

– Вряд ли… – Лукошкин задумчиво пожевал очередной кусок бутерброда. – Хотя, думаю, ребята Афиногенова что-нибудь наколдуют через день-два…

Однако самым интересным в кадре оказался второй персонаж. На другой стороне улицы, прямо напротив ворот усадьбы, лицом в камеру (!) стоял высокий худой мужчина в джинсах и футболке с непонятным принтом. Он смотрел прямо в камеру, а на его изрядно заросшей густым волосом физиономии по-волчьи светились глаза!

– Попался, голубчик! – изрёк наконец Лукошкин, не дождавшись реплики начальства. – В розыск его, товарищ майор?

– Да, – внезапно охрипшим голосом сказал Рокотов. – План «Сеть»!

Он узнал этого человека, но не хотел в это поверить. Лукошкин уже запустил программу распознавания лиц и с азартом следил за мельтешением физиономий на экране, дожёвывая своего кулинарного монстра. Рокотов хотел было прервать капитана и назвать имя и профессию человека на видео, но потом подумал, что пусть уж пока всё идёт по протоколу. А то вдруг окажется, что этот человек просто очень похож на того, о котором майору даже вспоминать-то не хотелось.

Но увы, чудес на свете не бывает. Не прошло и минуты, как программа выдала персональную карту подозреваемого.

– Боровиков Алексей Степанович, 1970 года рождения, – почти торжественно прочитал Лукошкин. – Бывший преподаватель органической химии и химии активных полимеров на профильной кафедре химического факультета Усть-Манского университета, кандидат химических наук, доцент… в 2018 году уволен с должности в связи с открытием уголовного дела по факту умышленного поджога университетской лаборатории… дело прекращено по заключению психоневрологической экспертизы о невменяемости подозреваемого… решением суда Кировского района Усть-Манска направлен на принудительное лечение в областную психиатрическую больницу… освобождён в 2021 году после прохождения новой экспертизы… признан социально неопасным и дееспособным… в настоящее время работает в коммунальном управлении Октябрьского района Усть-Манска в должности химика-технолога в отделе озеленения… зарегистрирован по адресу: посёлок Новый, улица Станиславского, дом 26… – Капитан посмотрел на Рокотова. – Отправляем дежурную группу, товарищ майор?

– Отправляй, – махнул рукой тот. – И не забудь взять ордер на обыск. Боровикова там всё равно нет…

– Почему?!

– Ну, не настолько же он дурак, чтобы жить там, где прописан. С его-то биографией!.. Так что – план «Сеть».

Рокотов вздохнул и нехотя добавил:

– И молись, чтобы он ещё что-нибудь не подпалил!

Лукошкин непонимающе глядел на него, потом, не дождавшись разъяснений, пожал плечами и занялся планом. Андрей с тоской посмотрел на часы – половина третьего пополудни. «Вот сейчас я могу поехать домой. Паша сработает дальше без меня, и я могу отправляться в отпуск с чистой совестью…» – так он уговаривал себя, спускаясь со второго этажа управления в вестибюль. «Поеду отсюда прямо домой, куплю по дороге ягодный тортик, с вишней, как Иришка любит!.. Попьём с ней чайку, ещё раз рюкзаки проверим, и завтра с утра – прямиком на вокзал!..» – рисовал он себе картины, выруливая с парковки и направляясь совсем в другую сторону от дома.

«Ладно, заеду на полчаса в университет, может быть, кого-нибудь из сотрудников кафедры химфака найду – не все же они разом в отпуска подались?.. А потом – сразу домой!..» – предложил он сделку своей совести, уже встроившись в поток машин на проспекте.

Дело всё было в том, что Алексея Боровикова Андрей знал с детства, точнее, со школы. Лёха появился в шестом классе – угрюмый парнишка, не желавший ни с кем общаться. Он сразу сел за последнюю парту у окна, и от него почему-то всё время пахло какой-то химией. Хотя этот предмет в программе шестого класса не был предусмотрен, Боровиков как-то умудрился познакомиться с учителем химии, ветераном чеченских войн, бывшим подрывником, и стал посещать его внеклассный кружок после уроков. На это его увлечение одноклассники не обратили внимания, и только Андрей Рокотов заподозрил неладное. Он в то время запоем читал детективную классику – Сименон, Жапризо, Кристи, Дойл – и мечтал стать в будущем знаменитым сыщиком. Андрей стал следить за новичком и вскоре выяснил, что у того есть тайное место на заброшенной стройке.

Улучив момент, Рокотов пробрался туда в отсутствие хозяина и обнаружил целую химическую лабораторию! Правда, почти ничего не понял, но догадался прихватить образец странного вещества, похожего на полупрозрачный пластилин для детских поделок. От него сильно пахло ацетоном. Комочек размером с лесной орех Андрей тщательно завернул в двойной полиэтиленовый пакетик и отнёс его соседу, Ивану Антоновичу, инженеру с нефтехимического завода.

Иван Антонович внимательно изучил находку, потом отщипнул крошечный кусочек – не больше спичечной головки, положил его на металлическую крышку от банки и поднёс зажжённую спичку. Полыхнуло ярко и почти бесшумно. Андрей вытаращил глаза. А Иван Антонович нехорошо усмехнулся и спросил, где Рокотов это нашёл. Пришлось признаться в своём расследовании, но, вопреки ожиданию, Андрея не только не обругали, наоборот – похвалили за бдительность. Тогда Рокотов поинтересовался, что же он такого нашёл? И инженер объяснил, что это очень мощная взрывчатка – перекись ацетона, и что теперь этой находкой должны заняться совсем другие люди. Вскоре тихий Боровиков исчез из класса, а директор школы разъяснил, что мальчика как весьма талантливого химика перевели в специализированную школу…

Вторая же встреча с Боровиковым произошла у Рокотова через много лет. Ему, тогда капитану оперативно-следственного отдела городского управления внутренних дел, было поручено дело о взрыве и пожаре в одной из лабораторий химического факультета Усть-Манского университета. Расследование инцидента показало, что виновный – не кто иной, как доцент кафедры Алексей Степанович Боровиков! А непосредственной причиной дикой и опасной выходки стала одна из студенток. Юная фемина усердно обольщала неженатого преподавателя, а потом, добившись от него на экзамене «автомата», дала от ворот поворот. Расстроенный доцент пригласил предательницу на последний разговор в лабораторию, где заявил, что «даже смерть не сможет их разлучить», и привёл в действие заранее изготовленное взрывное устройство. К счастью, безоболочечное. Неверная подруга получила контузию и ожоги разных частей тела, в том числе и смазливого личика. Сам же Боровиков, на удивление, отделался легко: небольшое покраснение открытых участков кожи и опалённые брови и ресницы! Врач, осматривавший обоих «голубков», только руками развёл – «повезло»!.. Руководство факультета, однако, сочло ради общего блага и спокойствия, уволить отчаявшегося влюблённого и подало на него в суд за порчу государственного имущества. А юная фемина, в свою очередь, накатала на ухажёра заявление о покушении, чем и поставила на карьере Боровикова большой и жирный крест.

Рокотов же, когда все материалы расследования лежали у него на столе, некоторое время не мог решиться передать дело в суд, тянул, надеялся найти что-нибудь смягчающее вину бывшего одноклассника. Но закон есть закон. Единственное, что Андрею удалось сделать – настоять на психиатрической экспертизе, и, к его тихой радости, Боровиков был признан невменяемым, действовавшим в состоянии аффекта, а следовательно, неподсудным. Доцента отправили на принудительное лечение, а Рокотову присвоили очередное звание майора и спустя полгода назначили новым начальником оперативно-следственного отдела…

А вот теперь их стёжки-дорожки пересеклись в третий раз. Как сказал один известный мудрец: если нечто происходит впервые – это случайность, если во второй раз – совпадение, а если в третий – закономерность. И с этим надо что-то срочно делать.

Первым делом Рокотов решил навестить родную кафедру Боровикова – авось бывшие коллеги наведут на правильное направление поисков подозреваемого. Правда, настала пора отпусков, экзамены в большинстве вузов заканчивались, и преподаватели дружно писали заявления на долгожданный, даже выстраданный, отдых. Конечно, на каждой кафедре оставались дежурные – решать текущие вопросы по ремонту, приёму должников из студентов, первых любопытных из числа будущих учащихся и тому подобного. Вот на них-то и рассчитывал майор, выруливая на парковку перед главным корпусом университета, где располагалась кафедра органической химии.

Вступив под гулкие прохладные своды центрального входа и окунувшись в приятный полумрак вестибюля после яркого июньского полдня, Андрей подошёл к турникету и был остановлен строгим толстяком в форме охранника.

– Вам куда, гражданин?

– Майор Рокотов, – взмахнул Андрей удостоверением. – Где у вас кафедра органической химии?

– Здравия желаю, товарищ майор! – Толстяк неожиданно подтянулся и даже попытался щёлкнуть каблуками. – Вы меня не узнаёте?..

Рокотов вгляделся в круглое лицо – курносый нос, конопушки, белёсые ресницы, бледно-голубые маленькие глазки, пухлые, как у подростка, губы со следами шоколада. Память услужливо подсказала: райотдел Кировского района, дежурка, колобок в форме сержанта за стеклом перегородки…

– Обских?! Ты, что ли?..

– Так точно, товарищ майор! Сержант Обских, Кировский райотдел.

– А здесь ты что делаешь?

– Да вот, брат попросил… у него жена рожает… а я всё равно в отпуске. – Толстяк покраснел и потупился.

– Айя-яй, сержант! – Андрей постарался сохранить строгое выражение лица, хотя его так и распирало от смеха. – Как же так? Ведь устав нарушаешь!..

– Так ведь брат… жена рожает…

– Ладно-ладно, я пошутил. Помогать родным не грех, а благое дело. Тем более я тебе не начальник. Лучше покажи, где кафедра?

Обских пожал плечами, но тут же спохватился и полез за стойку дежурного.

– Одну минуту, товарищ майор!.. Здесь план здания есть!..

Он шлёпнул на стойку ламинированный лист поэтажной схемы с обозначением всех помещений, пожарных кранов, входов-выходов и направлений эвакуации в случае ЧП. Повозил по нему пальцем и радостно ткнул в искомое.

– Вот! Третий этаж, левое крыло!..

– Спасибо, сержант, – улыбнулся Рокотов, обходя турникет. – Благодарю за службу!

– Рад стараться, товарищ майор!..

Шагая по широкому, пустому в этот час коридору первого этажа, Андрей невольно вспомнил, как он – тогда двадцатилетний парень, только что демобилизовавшийся из армии, тоже в сержантской форме – впервые вошёл под эти старинные своды, неся в руке папку с документами для поступления на юридический факультет. Построенное ещё в девятнадцатом веке здание университета восхищало и подавляло любого своей основательностью и монументальностью, вселяя уверенность в правильном выборе каждого абитуриента, будь то юрист, биолог, химик, филолог или физик.

На лестнице Рокотову попался молодой человек в шортах, майке и сандалиях, волочивший в охапке здоровенную коробку, доверху заполненную разнокалиберными бумагами. «Чистка авгиевых конюшен!» – невольно усмехнулся про себя Андрей, вспомнив, как сам когда-то так же отрабатывал на кафедре «трудовую повинность», помогая сотрудникам расчищать от учебно-бумажного хлама кабинеты и аудитории.

Поднявшись на третий этаж, Рокотов остановился перед застеклённой перегородкой с дверью посередине. Над дверью красовалась вывеска, набранная объёмными буквами: «Кафедра органической химии». Стёклами же перегородки служили цветные витражи с изображением формул и структур различных сложных молекул. Дверь на кафедру оказалась открытой.

Андрей для верности постучал в витраж, но никто не отозвался. Дребезжащий звук прокатился по широкому коридору кафедры и замер в конце, возле окна. Рокотов медленно двинулся вдоль закрытых дверей с надписями вроде: «Лаборатория синтеза полимеров», «Аудитория № 301», «Лаборантская», «Малый склад», «Моечная»… Наконец ему попалась дверь с табличкой: «Ассистентская».

Майор постучал, не особо надеясь на успех, но ему ответили.

– Да-да, входите!.. – глухо прозвучало из-за двери.

Андрей вошёл и увидел просторную комнату с двумя большими диванами вдоль одной стены, застеклёнными книжными шкафами вдоль другой и целой шеренгой письменных столов вдоль стены с тремя огромными окнами. За дальним столом у окна сидел мужчина средних лет, одетый по-летнему в светлую рубашку с короткими рукавами и такие же светлые брюки.

Услышав шаги, мужчина обернулся и приветливо махнул рукой.

– Проходите сюда. Чем могу быть полезен?

Рокотов представился, показал удостоверение и сказал:

– Я веду расследование по делу о поджоге молельного дома евангелистов. Надеюсь, вы уже видели новости…

– К моему сожалению – нет, – развёл руками тот. – Извините, я не представился: Игнат Егорович Рожков, старший преподаватель кафедры. А что, действительно кто-то поджог церковь?! Какое варварство!..

– К сожалению, у нас такое иногда случается, хотя и очень редко. Так вот, Игнат Егорович, один из подозреваемых в этом преступлении – некто Боровиков Алексей Степанович, бывший сотрудник вашей кафедры…

– Неужели?! О господи!.. Да как же так?! Он же… его же…

– Именно. Боровиков был осужден и направлен на принудительное лечение, честно его прошёл и год назад был признан неопасным и дееспособным, освобождён и ныне трудится в горзеленхозе.

Рожков недоумённо посмотрел на майора, потёр плохо выбритый подбородок, спросил:

– А чем же я могу?..

– Я так понимаю, вы хорошо знали Боровикова, – продолжал Рокотов. – В таком случае что бы вы могли рассказать про него? Какой он был человек, преподаватель, специалист?..

– Хорошо знал – сильно сказано, – пожал плечами Рожков. – Алексей Степанович не особо с нами общался, разве что в профессиональном плане… Как преподаватель – тоже своеобразен. У него была несколько спорная методика. Он объявлял тему и сразу начинал спрашивать студентов, что они думают по этому поводу, вместо того чтобы самому рассказать.

– Действительно странная манера… А чем Боровиков занимался на кафедре кроме преподавания? Вёл какие-нибудь исследования, писал диссертацию?..

Рожков снова взялся за подбородок, он был в явном затруднении.

– Видите ли, Алексей Степанович очень не любил, чтобы кто-то интересовался его работой… Да, он вёл некоторые исследования в области горения циклических углеводородов… но подробностей я не знаю. А что касается диссертации… официально он никакой темы не заявлял.

– Это из-за его опытов случился пожар в лаборатории?

– Вы имеете в виду историю со студенткой?.. Не знаю. Наверное… Впрочем, вы или ваши коллеги тогда же проводили расследование!

– Да-да, следствие установило, что Боровиков устроил пожар преднамеренно на почве ревности.

Рокотов невольно мотнул головой, отгоняя неприятные воспоминания, и сменил тему.

– Скажите-ка, а Боровиков после своего освобождения ни разу не появлялся на кафедре?

– Я его не видел, точно. Но можно спросить ещё у нашего старожила, старшего лаборанта.

– А где его можно найти?

– Минуту… – Рожков раскрыл блокнот, лежавший на столе, провёл пальцем по записям. – Ага, он сегодня должен быть здесь! Хотя я его ещё не видел. У меня тут дел по горло, – развёл он руками над столом. – Вы пройдите до конца коридора, там есть комната с надписью: «Препараторская». Обычно он там. Зовут его Сергеем Сергеевичем. Фамилия тоже Сергеев.

– Ух ты! Надо же, как повезло! – усмехнулся Рокотов, поднимаясь.

– Он из местных, то есть из хантов, – уточнил Рожков. – Так что неудивительно…

– Всего доброго, Игнат Егорович. Спасибо за помощь!

– И вам удачного дня, господин майор!..

Покинув ассистентскую комнату, Андрей отправился искать «Препараторскую» и вскоре обнаружил дверь с такой надписью. За ней открылось узкое и длинное помещение, заставленное по обеим сторонам стеллажами с банками и флаконами, колбами, ретортами и прочим химическим антуражем. Были там и какие-то приборы, назначение которых осталось майору неизвестным. А от банок и флаконов, украшенных устрашающими надписями по латыни и значками типа пламени или черепа с перекрещенными костями, Рокотов постарался держаться подальше.

Осторожно пройдя вдоль стеллажей, он увидел закуток, освещённый также большим окном. В закутке стоял письменный стол с многочисленными следами химических опытов в виде пятен различного цвета и размера, включая обугленные плеши. За столом в углу обнаружился старинный диван, обитый потёртой кожей. На диване спал, положив под голову кулак, маленький человек в замызганном и прожжённом в нескольких местах лабораторном халате.

Лицо человека, явно немолодого, действительно имело характерные черты представителя автохтонного народа Западной Сибири – плоское, скуластое, со вздёрнутым маленьким носом и длинными тонкими губами. На узком подбородке виднелась жиденькая седоватая поросль, а кожа лица имела явный смуглый оттенок, непохожий на загар. Волосы на голове спящего, густые и давно не стриженные, имели скорее пегий, чем русый цвет. В общем, это был типичный хант, какие до сих пор встречаются в посёлках вдоль Оби и её притоков, в том числе и Маны.

Рокотов некоторое время рассматривал его и помещение, затем громко кашлянул и постучал по столешнице, стараясь не попасть по подозрительным пятнам. Хант, на удивление, быстро очнулся и сел, протирая тёмные, как кедровый орех, глаза.

– Здравствуйте, – сказал Андрей, показывая удостоверение, – я майор Рокотов. Хочу с вами поговорить. Вы Сергеев Сергей Сергеевич?

– Здравствуй, начальник, – откликнулся хант с характерным акцентом. – Да. Я Сергеич. Чего надо?

– Мне посоветовал обратиться к вам старший преподаватель Рожков. И у меня только один вопрос: появлялся ли здесь, на кафедре, за последний месяц-два ваш бывший сотрудник Алексей Степанович Боровиков?

Сергеев почесал сначала за ухом, потом под мышками, наконец поскрёб хилый подбородок, покачал головой и ответил:

– Нет. Месяц-два не был. А на прошлой неделе заходил.

– Зачем? С кем общался?

– Ко мне заходил. Со мной говорил.

– О чём же?

– Хотел кисель свой сделать. Говорил, очень надо. Много киселя, говорил, нужно… – Сергеев зевнул.

– Что за кисель?! – не понял Рокотов, хотя внутренне сделал стойку: возможно, речь шла о том самом веществе, что было использовано при поджоге!

– О, Лекса очень умный человек. Сам изобрёл, никому не сказал! – Хант восхищённо цокнул языком. – Я ему помогал, но тоже ничего не понял.

– Так он сделал свой кисель? Здесь, на кафедре?!

– Нет, конечно. Только химию взял, чтобы дома сделать. Сказал, не хочет, чтобы снова кафедра сгорела, как в прошлый раз.

Рокотов озадаченно глядел на этого, несомненно, умного, но уж больно простоватого человека и думал, как же ему поступить. По букве закона Сергеева следовало немедленно задержать как возможного соучастника преступления. С другой стороны, он явно не предполагал и даже не догадывался, зачем Боровикову понадобился этот «кисель». Да и про поджог Сергеев наверняка ещё не знал.

– Значит так, Сергей Сергеевич, – веско сказал Андрей. – Довожу до вашего сведения, что гражданин Боровиков Алексей Степанович подозревается в преступлении по статье 167, часть вторая «Умышленное уничтожение или повреждение имущества, совершённые из хулиганских побуждений, путём поджога, взрыва или иным общеопасным способом, либо повлекшие по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия». Наказание – срок заключения до пяти лет и больше. Если вдруг Боровиков снова объявится, вы обязаны немедленно сообщить об этом по телефону горячей линии городского управления внутренних дел. В противном случае ваши действия могут быть расценены как укрывательство и содействие преступным деяниям. Вам ясно?..

Сергеев озадаченно таращился на него, явно не до конца понимая, чего же от него хотят. Тогда Рокотов счёл необходимым снова пояснить, но уже проще:

– Сергей Сергеевич, ваш… приятель совершил преступление – сжёг церковь, погибли люди. Теперь Боровиков в розыске. Если он придёт к вам за помощью, вы должны как честный гражданин немедленно известить о нём полицию. Теперь понятно?

–Да, понятно, начальник,– забормотал хант, глаза его при этом ещё больше расширились и забегали по комнате, в них определённо плеснулся страх.– Конечно, начальник, я сообщу. Ох, Лекса, кянтек ке ёли-мёли![4] – Он обхватил себя за плечи и начал раскачиваться в стороны, бормоча что-то на своём языке.

Рокотов понял, что больше ничего не добьётся от старого ханта, но всё же положил свою визитку на край стола и молча вышел из комнаты.

Глава 3

14 июня 2022 года, Усть-Манск

На следующее утро Вадим проснулся в приподнятом настроении. Загадки посыпались на него, как из рога изобилия. Дед Шишок с его оговорочками про «триста лет от роду», очень странная женщина в тёмно-красном, цвета тлеющих углей, платье старинного покроя, похоже, владеющая чем-то вроде пирокинеза и не менее странный и загадочный дом на отшибе, который Соболев обещал посетить назойливому деду. В общем, дел теперь навалилось по горло!

С этой радостной мыслью Вадим выпрыгнул из постели прямо на середину комнаты, сделал стойку на руках и в таком положении отправился в ванную. Утренние процедуры, равно как и завтрак, у одинокого мужчины много времени не занимают. Минут через двадцать Соболев стоял в прихожей перед зеркалом (Лена потребовала повесить!), готовый окунуться в круговорот событий, обещающих загадки, приключения и… восхищённый взгляд любимой женщины в финале!

До района Бактина, официально именовавшегося посёлком Новым, можно было добраться несколькими путями. Самым простым – автобусом. Но этот вид транспорта, мало что тихоходный, с кучей остановок, ещё и непредсказуемый, в том смысле, что можно было прождать автобус пять минут, а можно и полчаса! Маршрут его не был так уж востребован жителями. Те, кто проживал в самом посёлке, во-первых, знали на зубок расписание автобуса, а во-вторых, имели в основном личный транспорт. Ну, хотя бы велосипед! Небыстро, зато удобно.

Соболев, поразмыслив, решил всё-таки воспользоваться преимуществом личного. Завёл свою видавшую виды «кореяночку» и покатил по утренним улицам прочь от центра, прочь от пробок, суеты и шума областного города.

Рассказ деда Шишка не шёл из головы. Если даже дед рассказал малую часть истории дома на отшибе, уже интересно! Например, что за человек там сейчас живёт? Чем занимается и почему? И чем его занятия не нравятся соседям?.. Правда, всё это мог бы разрулить участковый, но ведь Шишок пришёл именно к Соболеву. Тоже странно!.. Хотя и объяснимо. Вадим на минуту представил, как дедок рассказывает свою историю «дяде Стёпе», участковому района, где жил Соболев, и посочувствовал Шишку: а ведь отправил бы его «дядя Стёпа», то бишь Степан Иванович, прямиком в психдиспансер – как минимум. Или вовсе вызвал бы бригаду спецпомощи. Не-ет, дед рассчитал всё верно! Пришёл именно к тому, кто способен был его если не понять, то принять просьбу. Но откуда Шишок мог знать, что Вадим любит копаться во всякой мистике и паранормальщине?..

Посёлок Новый получил свое название ещё в советские времена, когда в середине прошлого века на окраине Усть-Манска началось большое строительство – по решению правительства здесь возводили научно-промышленный комплекс по разработке и производству различных микробиологических препаратов, как тогда говорили, необходимых народному хозяйству. Горожане быстро окрестили новостройку «Бактин» – по названию её хозяина, НИИ вакцин и сывороток, бывшего Императорского бактериологического института. Посёлок, где обосновались работники нового предприятия, тоже прозвали Бактином. Долгое время он действительно был глухой окраиной, сюда ходил один-единственный автобус – три или четыре раза в день. И дорога была даже не асфальтирована. Узкая гравийная ленточка, вьющаяся между невысоких холмов, поросших ивняком, ильмом и рябиной.

По странной же прихоти советской администрации все улицы и переулки в посёлке назвали в честь русских учёных и писателей. Это и приятно, и почётно, но порой приводило к казусам вроде – городского кладбища, расположенного на улице имени Демьяна Бедного!

Но Вадим отправился в местное отделение полиции, предъявил своё удостоверение и попросил уточнить: по какому адресу в настоящее время проживает гражданин Боровиков Алексей Степанович?