Спасая Еву

Пролог

Ева

Я рылась в сумочке, пытаясь нащупать ключи, когда до меня донеслись голоса. Обычно в такую глухую ночь парковка была пустынной, и этот звук заставил меня замедлить шаги. Пальцы запутались в расчёске, помаде и мятых чеках – ключей, конечно, ни следа.

Завернув за угол, я почувствовала, как дыхание сбилось. На другой стороне парковки стояли двое мужчин. Один, сгорбленный, в потёртой куртке, нервно теребил что-то в руках. Другой – высокий, с резкими движениями, будто вырезанный из тени фонаря.

– Не будь таким, мужик. Мы же можем решить это по-нормальному, – голос первого дрожал, как струна, готовая лопнуть.

– Ты правда думал, что тебе это сойдёт с рук? – второй ответил с жутковатой усмешкой, словно ему нравилось наблюдать за чужой паникой.

Если тут назревала драка, я не собиралась становиться зрительницей. Сердце колотилось в горле, пока я ускоряла шаг к машине. Холодный металл ключей наконец попался под пальцы – спасибо хоть за это. Щёлкнув замком, я распахнула дверь и швырнула сумочку на переднее сиденье, не глядя. Мужчины, похоже, не заметили меня, слишком занятые своим разбором.

– Не стреляй. Гриша, пожалуйста, не надо, – голос первого сорвался в отчаянный всхлип.

Я замерла, хотя всё внутри кричало бежать. Медленно, словно в дурном сне, я обернулась. Второй мужчина – Гриша, видимо, – стоял с пистолетом в руке, чёрный ствол смотрел прямо в голову первому. Свет фонаря блеснул на металле, и ноги мои стали ватными.

Щелчок. Сухой, резкий звук. Потом ещё один.

Первый мужчина рухнул на колени, хватаясь за воздух, а затем мешком повалился на асфальт. Тишина ударила по ушам, лишь гудение лампы над головой нарушало её. Я стояла, вцепившись в дверцу машины, и смотрела, как тёмное пятно расплывается под телом.

Боже мой.

Второй мужчина, сжимавший пистолет, резко повернул голову. Наши глаза встретились – его взгляд был холодным, пустым, как у статуи. Без тени эмоций он поднял оружие, направив дуло на меня. Я открыла рот, чтобы закричать, но горло сжалось, и вместо крика вырвался лишь сдавленный хрип. Бросившись в машину, я путалась в ключах, царапая пластик приборной панели.

«Давай, давай, давай, пожалуйста», – шептала я, дрожащими пальцами нащупывая нужный ключ.

В зеркале заднего вида мелькнула его фигура – он шагал ко мне, уверенно, неотвратимо. Пистолет в его руке казался продолжением ледяного спокойствия. Каким-то чудом я повернула ключ, и двигатель взревел.

Я снова глянула в зеркало. Он уже бежал – быстрые, чёткие шаги, пистолет наготове, словно охотник, загоняющий добычу.

«Он сейчас выстрелит. Он меня убьёт», – пульсировала мысль.

Я вдавила педаль газа, и машина рванула вперёд, как раненый зверь. Раздался скрежет металла – кузов дёрнулся, зацепившись за бордюр или мусорный бак, но я надавила сильнее, и машина вырвалась на свободу. Вылетев с парковки, я ворвалась на оживлённую дорогу. Гудки машин слились в какофонию, фары слепили глаза, но я гнала вперёд, ничего не видя, кроме расплывчатых пятен света.

Спустя минут десять – или вечность? – я свернула на обочину, резко затормозив. Руки тряслись так, что телефон выскользнул из ладоней и упал на коврик. Подняв его, я кое-как набрала номер, пока звон гудков эхом отдавался в ушах. Дыхание рвалось короткими, болезненными рывками.

«Это происходит не со мной. Не со мной. Почему в моей жизни вечно какой-то кошмар?» – крутилось в голове.

– Отдел полиции. Слушаю вас, – голос на том конце был сухим, деловым.

Я сглотнула, пытаясь собрать слова.

– Я только что видела, как человек застрелил кого-то, – выдохнула я.

Глава 1

Илья

Месяц спустя…

Мы втроём стояли на старом причале, напряжённо ожидая, когда дайверы всплывут. Следователь-криминалист Ирина Борисовна Шевцова замерла рядом, молчаливая, точно вырезанная из камня. Дождь стекал с края её чёрного зонта, собираясь в лужицы на потемневших от влаги досках. Яков маячил чуть в стороне, переминаясь с ноги на ногу, его ботинки поскрипывали на скользком настиле. Небо нависло низкое, угрюмо-серое, с клубящимися тучами, из которых октябрьский шторм гнал колючий дождь и резкие порывы ветра, пробирающие до дрожи.

Молчание между нами повисло тяжёлое, как мокрый воздух, пока из бурлящей воды не вынырнул дайвер. Он стянул загубник, и его хриплый голос прорезал гул шторма:

– Нашли ещё одного!

Слова гулко отскочили от ржавых свай, повиснув в воздухе. Ирина Борисовна, не выдав эмоций, поднесла к губам рацию, уверенно сжав холодный пластик.

– Оставайтесь на связи, водолазы подняли третье тело. Передайте судмедэксперту, – сказала она и щёлкнула кнопкой.

Повернувшись ко мне, она впилась взглядом, острым и холодным, точно игла.

– Не против задержаться? Нужно понять, сможем ли опознать их по физическим признакам.

В её тоне не было вопроса – только сухая необходимость.

Этим утром Яков заметил человеческую руку – бледную, неподвижную, качающуюся на ряби перед нашим складом. Она вынырнула из мутной воды, как жуткий привет из глубины. Выбора не осталось – пришлось звонить в полицию. Сначала примчались патрульные, их мигалки резали пелену дождя, а затем подтянулись водолазы с чёрным снаряжением.

Это тело стало третьим за утро. Первые два были придавлены к илистому дну кусками цемента, облепившими ноги, – вывод напрашивался сам собой: случайностью тут не пахло.

Я не хотел смотреть на тело, которое поднимали из воды, – от одной мысли желудок сводило судорогой. Но выбора не было. Откажусь – следователь отвезёт меня в участок. Проще подчиниться, сэкономив всем время.

Судмедэксперт подъехал к кромке воды, надел водолазное снаряжение, резиновые перчатки туго обхватили его худые пальцы. Вместе с двумя членами команды он последовал за водолазом обратно в воду, где круги на поверхности растворялись под дождём.

– Ты можешь найти нам кофе? – тихо спросил я Якова.

Яков, благодарный за возможность укрыться от дождя, направился к складу.

Приближалось что-то плохое. Я чувствовал это, как шёпот на коже. Не знал, что именно или как предотвратить, но чувствовал.

Яков вернулся раньше дайверов, неся два кофе и зонт.

– Спасибо, – сказала Ирина Борисовна с искренней благодарностью, когда он протянул ей дымящуюся чашку, от которой поднимался ароматный пар, цепляющийся за холодный воздух.

Я раскрыл зонт. Промок до костей, но хоть ледяные капли перестали стекать за шиворот. Жестом попросил Якова вернуться на склад, чтобы поговорить со следователем наедине.

Она отпила кофе, прежде чем заговорить:

– Вы когда-нибудь слышали имя Григорий Лебедев?

По спине пробежал холодок – не от сырости, а от чего-то мрачного, липкого, будто кто-то провёл грязным пальцем вдоль позвоночника.

– Я думал, его давно упекли за убийство, – ответил я, стараясь держать лицо каменным, хотя внутри всё сжалось.

Григорий Лебедев – гад, не просто змея, а чудовище в человеческой шкуре. Главарь «Призраков», самой поганой банды, что орудовала на московских улицах. От его имени в подворотнях шептались, а у полицейских дёргался глаз.

– Он ждёт суда, но его шавки всё ещё рыщут по городу, как голодные псы, – сказала она, глядя куда-то мимо меня.

Я слышал, как «Призраки» разнесли пару соседних городов. Врывались, словно саранча: вырезали мелких шакалов, потом брались за крупную рыбу, пока не подминали всё под себя. Наркотики, стволы, рэкет, даже живой товар – их лапы тянулись ко всему, что пахло деньгами. Они становились слишком большими и жестокими, чтобы полиция могла их контролировать.

– Думаете, это он стоит за этими телами? – спросил я, глядя ей в глаза.

– Это его почерк, – кивнула она, и в её взгляде мелькнула тень. – У Лебедева руки длинные, даже сквозь тюремные прутья.

Я смотрел на неё, прокручивая тысячу мыслей. Если «Призраки» в Москве и хотят захватить власть, это плохие новости. Мишень теперь на спине у каждого, кто связан с этим дерьмом, а на моей – особенно жирная, красная, как кровь на асфальте.

Ничто не создаёт хаос быстрее, чем уничтожение лидера банды. Убери его – и хаос сожрёт улицы, как голодный зверь.

Последние пять лет в этом бизнесе были спокойными. Иногда кто-то шёл наперекор, и всё становилось агрессивным, но мы понимали: борьба вредит делу. Соперничество привлекало ментов, а менты – убытки. Никому не нужен лишний геморрой. Но если Шевцова права и Лебедев со своими псами полезет в наш город, крови будет столько, что Москва-река покраснеет.

– Когда его суд? – спросил я, глядя на её усталое лицо.

Она вздохнула:

– Ещё не скоро. Наш главный свидетель под защитой, но на её жизнь уже было покушение.

Я вскинул брови, не сдержав сарказма:

– А я думал, смысл вашей защиты – чтобы человек остался живым.

Она не ответила, уставившись в пустоту. Её молчание было красноречивее слов.

– Мы не готовы к таким, как Григорий Лебедев, – наконец сказала она, голос дрожал от злости и бессилия. – Даже близко не готовы. Я говорила с коллегами из других городов, где он пустил корни. Он находит судью, проигравшего всё на ставках, или полицейского, чья жена пилит за новую квартиру. И давит на слабости, пока его гниль не расползается, как чёртова плесень. Это не коррупция – это зараза.

– Когда его суд? – повторил я, чувствуя, как терпение трещит по швам.

– Через три месяца, – ответила она, глаза тёмные, как омут. – Я не уверена, что дело дойдёт до суда.

– Зачем вы мне это говорите? – Я скрестил руки. Полиция обычно только и ждёт, как прижать нас, а не делится подробностями. – Вы просите о помощи?

Она покачала головой, но в движении было что-то неуверенное:

– Для протокола, мой долг сообщить, что вам нужно вести бизнес законно и честно.

– А не для протокола?

Она повернулась, на лице беспокойство:

– Делайте, что нужно, чтобы защитить себя.

Её резкий тон поразил, но прежде чем я ответил, из воды послышался крик. Грузовик подъехал к берегу, кран поднял трос над водой. Головы водолазов вынырнули, затем медленно поднялась стойка с телом, с которой стекала вода, как водопад. Я с отвращением смотрел, как тело поднесли к цементному краю. Водолазы выбрались, два сотрудника судмедэкспертизы двинулись вперёд с камерами и чёрным мешком.

Шевцова сунула мне кружку с остывшим кофе и пошла к ним. Я остался, слушая обрывки разговоров – сухие команды, шорох раций. Через пару минут она вернулась, лицо бледное, но собранное.

– Это не очень приятное зрелище. Не уверена, что вы сможете опознать тело, но попробуете?

Я кивнул и последовал за ней. Желчь подступила к горлу, когда я увидел раздутый труп, кожу серую, как мокрый бетон. Руки связаны за спиной. Но я узнал серебряную пряжку ремня, украшенную звёздами. Она принадлежала Заиду, главарю Аланцев. Этот ублюдок щеголял своим барахлом, будто ковбой из американских фильмов.

Чёрт, я ненавидел свою работу.

– Я не узнаю лицо, но ремень принадлежал Заиду, – сказал я.

Она пристально посмотрела:

– Вы уверены?

– Это его ремень.

Она покачала головой, будто не хотела верить:

– Спасибо.

Я отступил, подальше от кошмара:

– Вам ещё что-нибудь нужно?

– Если увидите что-то подозрительное, позвоните, – она протянула карточку.

– Не обещаю.

Я ждал, чувствуя, что она хочет сказать что-то ещё. Она молчала, но взгляд выдавал всё – нервный, цепкий.

– Если захотите поговорить, используйте этот номер. В любое время, – смущённо рассмеялась она.

Я прищурился. Я не вчера родился и знал, когда женщина смотрит на меня не как на свидетеля.

– Я так и сделаю, – ответил я.

Она покраснела, в её взгляде мелькнули тоска и желание.

– Спасибо, Ирина Борисовна, – сказал я, скрывая изумление.

Три часа спустя я стоял у окна офиса склада. Полиция всё ещё ползала по территории, как муравьи, проводя дотошный осмотр.

В моих интересах было провести собственное расследование. Чем больше я узнаю о Лебедеве, тем лучше подготовлюсь. Я решил начать со свидетеля – той, что видела всё своими глазами.

Я позвонил частному детективу, которого подкармливал.

– Здравствуй, Илья, – ответил Алексей.

– Алексей, мне нужно, чтобы ты кое-что нарыл.

– Без проблем. Выкладывай.

– У защиты есть свидетель в программе. Женщина.

– Имя есть?

Я смотрел, как Шевцова идёт вдоль кромки воды, давая инструктаж технику. Ветер развевал её волосы.

– Это женщина, которая видела, как Григорий Лебедев хладнокровно убил кого-то, – сказал я.

Он издал тихий свист:

– Что ты хочешь знать?

– Всё, что сможешь узнать о Лебедеве, свидетеле, преступлении, о чём угодно.

– Я займусь этим. Позвоню, когда найду.

Я закончил разговор, продолжая наблюдать за происходящим внизу. На мгновение задумался, не померещился ли мне намёк Шевцовой. Но она подняла взгляд, её глаза искали. Наши взгляды встретились. Она выше подняла подбородок, подсознательно показывая длину шеи.

Нет, не померещилось. Я смотрел на неё сверху, не чувствуя ничего, кроме безразличия. Взвешивал «за» и «против» отношений с ней. Она могла бы сливать информацию, но когда всё пойдёт наперекосяк – а с женщинами в моей жизни так всегда, – её гнев не будет стоить усилий.

Она присела перед решёткой, хлопковые брюки обрисовали крепкие бёдра. Я оценил реакцию, но ничего не почувствовал. Ни возбуждения, ни интереса.

Я провёл рукой по волосам. Женщины, секс, отношения – всё наскучило. Мне нужен был кто-то, кто бросит вызов. Заставит потрудиться. Всё казалось рутиной.

Два дня спустя мы с Яковом заканчивали обедать, когда позвонил Алексей.

– Алексей, – сказал я.

– У меня есть, что тебе нужно.

Я жестом попросил официантку принести счёт.

– Говори.

– Я отправил файл по Лебедеву. Этот ублюдок – ходячая мясорубка, Илья.

– Слышал.

– Он был в стрип-клубе, встретил кого-то снаружи и всадил пулю в башку. Хладнокровно, как муху прихлопнул.

– Кого завалил?

– Пса Вдовина. Мелкую шестёрку, но с большими связями.

– А свидетель?

– Ева Фролова. Танцовщица в клубе. Оказалась не в том месте. Я отправил файл на неё.

Я нахмурился:

– Танцовщица?

– Она стала свидетельницей и сумела скрыться на машине. Позвонила в полицию. Они нашли тело, но Лебедев избавился от пистолета, создал алиби и смыл улики.

– Что-нибудь ещё?

– Его взяли. Девчонку засунули в программу защиты. Две недели назад их конспиративку разнесло – самодельная бомба, осколки в стенах. Двое ментов словили пули, но выжили. Еве повезло – цела.

– Что произошло?

– Четверо в масках напали на квартиру. Полицейские серьёзно ранены, но выжили. Смена подъехала, когда началась драка. Это их спасло. Стрелки скрылись.

Я бросил купюры на поднос и кивнул Якову к выходу. Мы двинулись к машине.

– Что ещё? – спросил я.

– Хочешь, отправлю адрес?

– Какой адрес?

– Новой конспиративки, где прячут девчонку.

Я остановился, прищурился:

– У тебя есть адрес, где держат свидетеля?

– Пришлось выложить пару сотен тысяч, но да. Вычислил ментов, что её пасут, и проследил.

Последнее, чего я хотел, – ввязываться ещё больше, но информация – сила.

– Отправь сообщение.

Яков сел за руль:

– Хочешь на склад?

Телефон запиликал.

Алексей: Кораблина, 25.

Я постучал телефоном по колену. Если Григорий узнает, что я замешан, я стану следующей мишенью, и это поставит под угрозу организацию. Мне не нужны хлопоты, но информация могла сэкономить время и силы.

– Нам нужно сделать остановку, – сказал я Якову. – Ты торопишься?

Он ухмыльнулся:

– Никуда не тороплюсь.

Час спустя мы торчали в машине, припаркованной в тени, в полуквартале от конспиративки. Дом – двухэтажная коробка из красного кирпича, потрёпанная временем. Район – ряд неухоженных домов с облупившейся краской и штукатуркой девяностых.

Яков высунулся к лобовому стеклу, щурясь на дом:

– Что я должен знать?

– Там держат свидетеля. Она даст показания против Лебедева.

– Кто она?

– Стриптизёрша. Видала, как он прострелил башку человеку Вдовина.

– Чёрт, слышал про это, – в его голосе мелькнул шок. – Не знал, что Лебедев замешан.

Я смотрел, как наверху погас свет.

– На неё уже было покушение, – добавил я.

Он присвистнул:

– В твоих интересах сохранить ей жизнь, верно?

Я вздохнул, откинувшись на сиденье, глядя на дом:

– Это значит лезть в пекло. А Лебедев – последняя тварь, которую я хочу видеть за спиной.

Вдруг свет на первом этаже потух. Неестественно. Плохо.

– Дерьмо, – буркнул я.

Вспышка – резкая, как молния, – мелькнула внизу дома. Ещё одна. И ещё.

– Перестрелка, – спокойно сказал Яков.

Я прислушался. Ничего.

– Они используют глушители, – заметил я.

– Ого, посмотри, – Яков едва дышал.

Я увидел, как верхнее окно открылось, и хрупкая фигурка в толстовке с капюшоном выскользнула на покатый навес над крыльцом. Она двигалась быстро, но осторожно, ползла к краю, оглядываясь, как загнанный зверёк. Перевернулась на живот, начала спускаться по хлипкой деревянной решётке – декоративной дряни, трещавшей под каждым шагом. Нога провалилась, дерево хрустнуло, и она полетела вниз. Затылок ударился о край навеса. Она замерла, скрючившись, как сломанная кукла.

– Вставай, чёрт тебя дери, – прошептал я, сжимая кулаки. – Вставай.

– Она вырубилась, – пробормотал Яков. – Что делаем?

Я колебался. Последнее, чего я хотел, – вмешиваться. Но смотрел на скрюченную фигуру, зная: если ничего не сделаем, она умрёт.

– Забираем её, – решил я.

Яков рванул двигатель, машина взревела. Он вдавил газ, и мы прыгнули через бордюр, влетев на газон перед домом. Трава брызнула из-под колёс.

– Прикрой меня, – сказал я, распахивая дверь.

Я рванул к ней. Она лежала, раскинувшись, лёгкая, как пёрышко. Подхватил её – худющая, кости чуть ли не торчали. Она застонала, слабо дёрнувшись, когда я побежал обратно.

– Быстрее, мать твою! – рявкнул Яков, держа ствол наготове, глаза прикованы к дому.

Я распахнул заднюю дверь. Окно рядом взорвалось – стекло хрустнуло, осыпав нас осколками. Я швырнул её на сиденье и нырнул следом.

– Гони! – заорал я, выхватывая пистолет и целясь через разбитое окно.

Тёмная фигура в доме палила по нам, пытаясь достать Якова. Три выстрела – пули просвистели, но заставили гада нырнуть в укрытие. Яков прыгнул за руль.

– Вытаскивай нас! – прорычал я, когда ублюдок высунулся снова.

Я выпустил две пули, целясь в тень. Яков врубил передачу, и мы рванули. Из дома выскочили трое – чёрные силуэты с автоматами. Пуля разнесла боковое зеркало, другая пробила заднее стекло, засыпав нас осколками.

– Ты цел? – крикнул я.

– Жив, – прорычал Яков, вцепившись в руль.

Я оглянулся. Трое стояли посреди улицы, оружие наготове.

– Они нас догонят, – крикнул я, пригибаясь к девчонке.

Глава 2

Ева

Прохладный ветер хлестал в лицо, пробираясь под одежду и покрывая кожу мурашками. Я замёрзла до костей. Постепенно, словно выныривая из тумана, я начала приходить в себя под звуки мужских голосов – резких, отрывистых, пропитанных напряжением.

– Они нагоняют, чёрт возьми, – бросил один.

– Что делать? – отозвался другой, голос хриплый, нервный.

– Оторваться и съехать с трассы. Найти укрытие, – прогремел низкий, властный голос надо мной, как раскат грома.

– Они на «Мерседесе», мать их. Это не ржавая тачка – оторваться будет сложно, – добавил водитель.

– Вызываю подкрепление, – сказал тот, что ближе ко мне.

Я попыталась понять, где нахожусь. Шум шин нарастал, волосы развевались вокруг лица. Я лежала в машине с открытыми окнами. Мы вильнули, кто-то посигналил, кочка подбросила моё тело, и я жёстко приземлилась. Веки налились свинцом, глаза не открывались. Голова кружилась, мысли путались. Где я? Почему здесь?

Мужчина рядом заговорил в рацию:

– Движемся на юго-восток по М12, по нам ведут огонь. Преследует чёрный «Мерседес», четверо вооружённых. Полуавтоматы.

Он выслушал ответ и продолжил:

– Не уверен, что у нас есть пять минут, но едем туда.

С усилием я открыла глаза. Надо мной был обладатель голоса – тёмные волосы, угловатые черты, широкий рот. В руках огромный пистолет. От вида оружия пересохло во рту. Кто он? Опасен ли? Я вглядывалась, пытаясь понять, что мне грозит. Его лицо оставалось непроницаемым – ни злости, ни страха, только холодная сосредоточенность.

– Держи прямо по М12. Команда засекла нас по GPS, уже в пути, – сказал он.

– Как далеко? – бросил водитель.

– Пять-семь минут.

Гудки, визг шин, хруст столкнувшихся машин позади. Я не понимала, что происходит. Последнее воспоминание – как я вылезла из окна конспиративного дома, падение, темнота. Страх сдавил горло. Мужчина ударил прикладом по заднему стеклу, остатки стекла разлетелись, ветер ворвался в салон. Я вздрогнула, глядя на него снизу.

– Кто ты? – мой голос сорвался, хриплый, как воронье карканье.

Он опустил взгляд. Серые, почти ледяные глаза встретились с моими. Ни тени эмоций. Ответа не последовало.

Я судорожно втянула воздух, пытаясь унять дрожь:

– Пожалуйста, отпусти. Я никому ничего не скажу. Не буду давать показания.

Раздражение мелькнуло на его лице:

– Дорогая, если переживём следующие десять минут, ты дашь показания.

Если переживём? Холод пробрал до костей. Он думает, что мы умрём? Я уставилась, не в силах вымолвить слово.

– За нами вторая машина, – крикнул водитель.

Мужчина оценил ситуацию:

– Трое вооружённых во второй машине.

Шины завизжали, машина рванула, уходя от погони.

– На этой дороге слишком много фонарей, – процедил водитель, обманчиво спокойно.

– Ложись на пол. Быстро, – приказал мужчина.

– Что? – я сглотнула, горло пересохло, тело окаменело от ужаса. – Зачем?

– Ложись. На. Пол. Сейчас, – его тон сочился раздражением. – Не заставляй повторять.

Я неловко соскользнула с сиденья, свернувшись на коврике, сердце колотилось, будто хотело вырваться.

– Яша, где запасное оружие? – прогремел он, перекрывая гул мотора.

– Под водительским сиденьем. Второй ствол и патроны, – отозвался водитель.

Он взглянул на меня:

– Засунь руку под сиденье и возьми.

Я окоченела от страха, тело не слушалось. Он наклонился, грубо протиснув руку между мной и сиденьем. Его лицо оказалось так близко, что я чувствовала мятное дыхание и лёгкий аромат одеколона. Машина вильнула, он зарычал, упёршись в дверь над моей головой, чтобы не раздавить меня.

– Я не хочу умирать, – вырвался шёпот, слабый, пропитанный отчаянием. Слёзы жгли глаза, но я не дала им пролиться.

Он проигнорировал, вытащив огромный пистолет:

– Можешь это подержать?

Дрожащими руками я схватила оружие, боясь выстрелить. Он копнул глубже под сиденьем, локоть оказался под моей грудью, достал две коробки патронов. Взяв пистолет, он сел на корточки, заряжая его, и взвёл курок.

– Мне нужно пятнадцать метров до той машины. Хочу прострелить шины, – сказал он водителю.

Тот кивнул, машина замедлилась, шины зашуршали. Мужчина перебрался на заднее сиденье, прицелился через разбитое окно. Выстрел разорвал воздух, оглушительный, как гром.

– Держи ровно, чёрт возьми! – прорычал он.

– Держись, – отозвался водитель.

Двигатель взревел. Мужчина выстрелил несколько раз. Визг шин, хруст металла позади.

– Сбоку! – крикнул он, повернувшись.

Тук-тук-тук. Пули вгрызлись в борт внедорожника. Я вскрикнула, осыпанная стеклом. Он мгновенно закрыл меня собой, открыв огонь через боковое окно. Грохот выстрелов оглушил.

– Они догоняют, – проревел водитель.

Мужчина перезарядил оружие с механической точностью, выпустил очередь. Шины завизжали, хруст металла и стекла – преследователи врезались.

Он откинулся, спокойно перезаряжая:

– Хочешь вернуться и прикончить? – бросил водитель.

– Полиция в пути. Оставь их, – ответил он, набирая номер. – Бой окончен. Возвращаемся. Позвони Абдулу, пусть едет.

Водитель вдавил газ, внедорожник рванул. Вдалеке завыли сирены. Мужчина посмотрел на меня, но промолчал. Я так испугалась, что зубы застучали.

– Поднимайся, – приказал он, голос твёрдый.

Я попыталась, но не смогла. Он схватил меня за руку, грубо дёрнув на сиденье:

– Тут повсюду стекло.

Я устроилась рядом, рюкзак цеплялся за обивку. Задние окна исчезли, лобовое стекло – в пулевых отверстиях, переднее пассажирское висело на честном слове. Водитель сжимал руль, лицо каменное, будто перестрелки – его рутина. Я боялась взглянуть на мужчину рядом, его присутствие давило, как туча перед грозой.

Я сосредоточилась на его джинсах, длинных ногах, руках с выпирающими венами, небрежно державших пистолет, словно чашку кофе. Это пугало больше всего.

– Кто ты? – голос сорвался, выдавая страх.

– Илья Воробьёв, – ответил он.

Ничего не сходилось. Мозг искал зацепки:

– Ты полицейский?

– Григорий Лебедев – мой враг, – сказал он, будто это всё объясняло.

– Так ты не полицейский? – переспросила я.

Его рот растянулся в иронической улыбке:

– Нет. Не полицейский.

Я потёрла лоб:

– Я услышала крики внизу.

– В конспиративном доме?

Я попыталась вспомнить. Легла спать одетой – джинсы, свитер. После прошлого нападения, когда я оказалась в белье перед автоматом, дала себе слово: никаких сюрпризов. Рюкзак был собран, готов к побегу. Крики разбудили – резкие, отчаянные, снизу. Шаги, глухие удары, сдавленный вопль. Нападение. Я забаррикадировала дверь комодом, вылезла в окно. Высота пугала, но я спустилась по шаткой решётке. Пальцы соскользнули, я полетела назад, в темноту. Очнулась здесь.

– Как я попала в машину? – спросила я.

– Видели, как ты упала, – ответил он, не отрываясь от дороги.

– Вы были в доме? – нахмурилась я, боль пульсировала в голове.

– Были, – коротко бросил он.

– Что вы там делали?

Он взглянул, но не ответил. Холод пробежал по спине.

– Ты не полицейский, а Лебедев – твой враг? – уточнила я.

Молчание.

– Значит, ты такой же, как Григорий, – вырвалось у меня.

– Григорий – психопат. Убивает, не моргнув, без сожаления, – сказал он.

– А ты? – голос дрогнул.

Он посмотрел на руки:

– Я не люблю убивать, – произнёс он тяжело, будто сам себе не верил.

Страх затопил тело, в горле зашумело. Я сидела рядом с человеком, стрелявшим в людей, державшим пистолет. Хороший он или плохой?

– Как ты нашёл это место? – спросила я, голос дрожал.

– Тебя было легко найти, – ответил он.

– Ты хотел навредить мне? – выдохнула я.

– Не собирался вмешиваться, – его слова повисли, как дым.

– Ты сказал, что хочешь, чтобы я дала показания, – напомнила я.

– Ты дашь показания, – произнёс он, как приказ.

– Почему тебе это важно?

– Лебедев должен сидеть. Твои слова оставят его там.

Я втянула воздух, пытаясь казаться спокойной:

– Может, вызвать полицию?

– Я не решил, что с тобой делать, – его голос был холодным, как лёд.

– Что это значит? – выдохнула я.

– Расслабься, – бросил он.

Расслабиться? Сердце колотилось. Он смотрел в окно, лицо бесстрастное. Свет фонарей высекал острые скулы, тёмные волосы растрепались. Он напоминал падшего ангела – прекрасного, но смертельно опасного.

Мы молчали. Голова кружилась, реальность казалась сном. Движение машины вызывало тошноту, я сосредоточилась, чтобы не вырвать. Огни города редели, дорога сузилась. Мы проехали Южный речной порт. Водитель провёл картой по воротам, забор с колючей проволокой разъехался. Мы въехали, миновали склады, и одна из огромных дверей открылась.

Мы заехали в складской отсек по пандусу. Илья вышел, бросив на меня взгляд. Стоя, он выглядел пугающе – высокий, с широкими плечами, мускулистыми руками. Лицо жёсткое, с резкими скулами и щетиной. В нём чувствовалась звериная сила.

– Пошли, – кивнул он.

Выбора не было. Я выбралась, ноги дрожали. Три крупных мужчины стояли у машины, в чёрных штанах, с оружием. Они молчали, глядя на изрешечённый пулями внедорожник.

– Что делать, Илья? – спросил один, крутя ключи, голос грубый, с акцентом.

– Машина скомпрометирована. Полный ремонт кузова, замена стёкол. Перекрасить, другой цвет. Номера сменить, салон вычистить, – ответил Илья.

– Принято, – кивнул тот.

Водитель бросил ключи и подошёл к нам.

– Где Лев? – спросил Илья.

– Взял два дня. Перезвонить? – ответил другой.

– Справитесь. Нужны люди на ногах, сегодня особенно. Никакого курева, фонариков. Глаза во все стороны, ночное видение. Сообщайте о любом движении, – приказал Илья.

– Так точно.

Он посмотрел на меня:

– Следуй за мной.

Он привёл меня в комнату без окон – тесную, стерильную, с запахом антисептика и металла. Белая койка, металлический столик с инструментами, тусклая лампа. Вошёл пожилой мужчина в помятом, но чистом халате, с морщинистым лицом. Он двигался уверенно, привычно. Приложил стетоскоп к моей груди, измерил давление, посветил фонариком в глаза – я зажмурилась.

Илья стоял в дверях, скрестив руки, взгляд цепкий, как у хищника.

– Кажется, ударилась головой, – сказала я старику, потирая висок, где пульсировала боль.

– Абдул не говорит по-русски, – отозвался Илья.

– Он врач? – посмотрела я на старика.

– Был лучшим хирургом-травматологом Кабула. Гениальный, говорят. В России ему предложили только такси. Я плачу, чтобы он латал моих людей, – ответил Илья.

– Зачем травматолог? Почему не больница? – голос дрогнул.

– Огнестрелы и ножевые раны привлекают полицию.

– Он оперирует здесь? – ужаснулась я.

– Не тут. У нас есть операционная. Полноценная.

Операционная? Какой «бизнес» требует операционной? Абдул заговорил с Ильёй на афганском – резкие, гортанные звуки. Илья кивнул, шагнул ко мне.

– Что он сказал? – переводила я взгляд между ними.

– Стекло в волосах. Хочет, чтобы я посветил, пока он достаёт.

Я сидела неподвижно, пока Абдул перебирал мои волосы, вытаскивая осколки, а Илья светил фонариком. Сколько ранений нужно, чтобы держать врача и операционную? Эти люди – тень закона, его противоположность. Смертельно опасные.

Мне нужно выбраться. Найти телефон, позвонить в полицию. Но слабость разлилась по телу, голова кружилась, тошнота ворочалась в желудке. Встать с койки казалось неподъёмным. Илья болтал с Абдулом на афганском, будто о погоде. Я изучала его: высокий, с резкими чертами, холодная сила за спокойствием. Чем дольше я здесь, тем хуже.

– Хочу вызвать полицию, – выпалила я, голос дрожал, но звучал громко.

– Нет, – его слово, острое, как лезвие, оборвало надежды.

Сердце заколотилось:

– Почему? Мне нужна их защита!

Он бросил ледяной взгляд, промолчал. Что он задумал? Если он как Лебедев… Страх сковал внутренности.

Абдул закончил, отстранился, что-то сказал Илье.

– Всё готово, – перевёл тот, глядя сверху вниз.

Я посмотрела на доктора, пытаясь передать мольбу. Если он увидит страх, поможет? Но он улыбнулся Илье усталой улыбкой и вышел.

– Следуй за мной, – бросил Илья, исчезая в дверях.

Я замешкалась, хотела спрятаться, но страх ослушаться толкнул вперёд. Мужчины в здании – крепкие, молчаливые, с оружием – пугали. Слезла с койки, борясь с тошнотой, поплелась за ним. Он шёл быстро, не оглядываясь, уверенный, что я не отстану. У металлической лестницы остановился:

– Пошли, – в голосе сквозило нетерпение.

Подъём дался тяжело. Я – танцовщица, тело привыкло к нагрузкам, но сейчас ноги налились свинцом. Наверху он провёл меня по балкону – внизу темнела река, – открыл дверь, набрал код на панели. Щелчок замка эхом отозвался.

Внутри был лофт – высокие потолки, кирпичные стены, современная мебель. Свет мягкий, но не успокаивал.

– Что это за место? – голос срывался.

– Я здесь живу, – он бросил ключи и телефон на кухонный остров.

Боже. Он хочет сделать меня пленницей? Хуже? Я оглянулась на дверь, прикидывая, как далеко убегу.

– Что я здесь делаю? – горло пересохло.

– Ляжешь спать.

Я собрала силы:

– Не подойду к твоей кровати. Вызови полицию. Скажи, что я здесь.

Он проигнорировал:

– Ванная там, если хочешь помыться.

Я оглядела лофт: склад, вдали от города, за кодовым замком. Между мной и свободой – вооружённые люди, лестницы, коридоры. Я слаба, меня тошнит, голова раскалывается. Есть ли выбор? Он листал телефон, высокий, невозмутимый, а я стояла, чувствуя, как страх сжимает грудь.

– Что ты собираешься делать? – выдавила я.

– Ничего. Иди приведи себя в порядок, – его приказ был холодным, чётким.

Боясь, что будет, если откажусь, я прошаркала в ванную – мрамор, стекло, зеркала – и заперла дверь. Щелчок замка стал единственным, что я могла контролировать.

Глава 3

Илья

Звук запирающейся двери в ванную эхом разнесся по квартире.

Чёрт возьми. Я подошёл к шкафу с напитками и налил себе двойную порцию водки. Опрокинул стакан одним глотком, чувствуя, как обжигающая жидкость прокладывает дорожку в желудок, а затем потянулся за добавкой, не глядя на этикетку.

Ей нужно уйти. Я не хотел, чтобы она была здесь. Само её присутствие было обузой, которая могла обойтись моей организации дороже, чем я готов заплатить. Проблема в том, что, если я отпущу её, она будет мертва.

Полиция доказала, что её защита – это просто красивое слово на бумаге. Они не могли спасти её, как не могли спасти конспиративный дом от огня и пуль. А мы, ввязавшись в эту мясорубку с людьми Лебедева, повесили себе на спину мишень размером с Кремль. Всё шло не в лучшую сторону. Всё катилось к чертям, и если уж нам суждено было платить кровью, то лучше сделать это с умом – довести её до суда и засунуть Лебедева за решётку так глубоко, чтобы он забыл, как выглядит солнце.

Через несколько минут дверь ванной скрипнула снова, и она появилась в проёме – бледная, с глазами, полными страха, но голос её не дрожал.

– Я думаю, нам нужно вызвать полицию, – сказала она, и в её тоне сквозила какая-то упрямая решимость, будто она всё ещё верила в сказки про добрых стражей порядка.

Я выдержал её взгляд. Полиция сейчас пытается определить, кто напал на конспиративный дом. Они арестуют меня и будут задавать вопросы до утра, а я окажусь в камере быстрее, чем успею моргнуть. Это было последнее, что мне сейчас нужно.

– Полиция не может обеспечить твою безопасность, – сказал я.

Она попыталась снова:

– Это их работа. Это дело полиции.

– Мы поговорим об этом утром, – отрезал я, не желая продолжать этот бессмысленный спор.

Она выглядела так, словно была в десяти секундах от потери сознания.

– Им нужно знать, где я, – выдавила она, цепляясь за остатки логики.

Я терял терпение.

– Они привезут тебя в полицейский участок и подвергнут многочасовому допросу. Они даже могут попросить тебя приехать на место преступления. Это то, что ты хочешь сделать прямо сейчас?

Я наконец посмотрел на неё по-настоящему. Её длинные каштановые волосы были небрежно стянуты в узел на затылке, несколько прядей выбились и падали на шею. Глаза – большие, зелёные, как лесной мох после дождя, – смотрели на меня с какой-то смесью ужаса и усталости. Носик аккуратный, почти детский, а фигура… она была тонкой, гибкой, как у танцовщицы, а не размалёванной стриптизёрши с силиконовыми формами. Маленькая грудь, узкие бёдра – ничего кричащего, ничего искусственного. Она не была в моём вкусе, но в ней было что-то… простое, как у девчонки из соседнего двора, которая выросла на твоих глазах.

Она молчала, глядя на меня этими глазищами, но ответа не дала. Её плечи опустились, словно кто-то выдернул из неё последние силы. Я кивнул на кровать:

– Ложись спать.

Она бросила тревожный взгляд на широкую кровать с тёмным покрывалом, стоящую в углу комнаты.

– Разве это не твоя кровать? – голос её дрогнул, как струна, готовая лопнуть.

Я выдавил улыбку – холодную, не доходящую до глаз.

– Я одолжу её тебе на ночь.

– Разве нет где-нибудь…

– Я не спрашиваю.

Её нижняя губа задрожала, но она сняла ботинки, оставив их у края кровати, и забралась на кровать, полностью одетая. Положила рюкзак рядом с головой.

Я смягчил тон, чувствуя, как раздражение сменяется чем-то вроде усталости.

– Ложись спать. Утром разберёмся во всём.

Я налил ещё выпивки и подошёл к своему столу. Открыл файлы, которые мне прислал Алексей. Проигнорировав файл на Лебедева, я щёлкнул по файлу моей неожиданной гостьи.

Ева Александровна Фролова. Двадцать четыре года. Её жизнь читалась как сценарий дешёвой драмы, где каждый поворот – это новый удар судьбы.

Отец Евы был неудачником с большой буквы. Когда ей было девять, он попытался ограбить ювелирный магазин с ржавым пистолетом в руках – идиотская затея провалилась, и его засадили на семь лет. Через семь месяцев его зарезали в тюремной драке, оставив Еву и её мать в нищете. Они ютились в однокомнатной хрущёвке на окраине Балашихи, где стены пропахли сыростью, а сосед сверху вечно орал на свою жену. В двенадцать Ева выиграла танцевальную стипендию – билет из этой дыры. Она переехала в Москву, жила у дальних родственников, пожилой пары, и до семнадцати лет занималась балетом. Казалось, она вырвется из того болота, в котором родилась.

Она попала в Большой театр прямо из школы балета. Танцевала с ними четыре года, пока её партнёр не уронил её, и она не порвала переднюю крестообразную связку колена. Эта травма фактически положила конец её танцевальной карьере.

Внезапно она переехала в ветхую квартиру, которую делила с двумя другими стриптизёршами. Месяц спустя устроилась танцовщицей в «Бархатный лепесток», довольно захудалый стрип-клуб на окраине Москвы.

Я замер. Это был долгий путь от профессиональной танцовщицы до стриптизёрши. Что же пошло не так, что она в итоге пошла по этому пути? Тем не менее пять дней в неделю она посещала занятия по бизнесу в местной академии.

После того как она стала свидетельницей преступления Лебедева, полиция вырвала её из её жалкой маленькой жизни и поместила под защиту свидетелей. Она ни с кем не встречалась, у неё не было детей, и в настоящее время на её банковском счёте было пятьдесят шесть тысяч рублей. Работала волонтёром в местной благотворительной организации для домашних животных и не имела судимостей – даже штрафа за парковку. Она всё делала в жизни правильно, но, похоже, ей не удавалось сделать передышку.

Я обернулся. Она лежала поверх одеяла, свернувшись в комок, как котёнок, и во сне казалась ещё младше – лет шестнадцать, не больше. Её шансы выжить были мизерными. Вернись она к полиции – Лебедев достанет её за пару недель. Беги она сама – далеко не уйдёт. Оставаться со мной было её лучшим вариантом, но, чёрт возьми, я не хотел этой обузы. Вздохнув, я взял покрывало с края кровати и накрыл её. Она что-то пробормотала во сне, уткнувшись носом в подушку.

Качая головой, я приглушил свет лампы до тусклого жёлтого пятна и вышел из квартиры. На улице холодный ветер хлестал по лицу, а в гараже мои ребята уже возились с внедорожником. Резкий запах растворителя, которым они сдирали краску, бил в нос, как нашатырь. Четверо мужиков в чёрных масках – молчаливые, сосредоточенные – шлифовали кузов, не задавая вопросов. Они всегда делали, что я скажу, и мне это нравилось.

Убедившись, что всё идёт по плану, я пошёл искать Якова. Он сидел за столом в соседнем помещении, заваленном бумагами. Несмотря на глубокую ночь, его глаза были ясными, а спина – прямой, как у солдата на посту.

– Ты ещё не спишь, – заявил я, прислонившись к столу напротив него.

Он потянулся, хрустнув шеей.

– Где девушка?

– Спит у меня.

– Как она?

– Она напугана до чёртиков, – бросил я, вспоминая её дрожащие губы.

Яков кивнул.

– Неудивительно. Сегодняшняя ночь была немного напряжённой. Что дальше?

– Она хочет позвонить в полицию.

Его брови взлетели вверх, будто я сказал, что собираюсь прыгнуть с крыши.

– Ты ведь не позволишь ей, не так ли?

Я молчал. Отпустить её к ментам – всё равно что подписать ей смертный приговор.

– Она вольна решать сама.

– Она умрёт.

Я знал это, и прежде чем отпустить её на свободу, я дам ей понять, что её ждёт, прежде чем она сделает шаг.

– Решение за ней.

– Что дальше?

– Когда Лебедев поймёт, что мы ей помогли, он обратит своё внимание на нас. Нам нужно быть готовыми.

– Я согласен.

Яков откинулся на стуле, скрестив руки. Он был старше меня на добрый десяток лет, с взглядом, который мог заморозить кровь. Служил в спецназе, пока его не вышибли при мутных обстоятельствах – он никогда не рассказывал, а я не лез. У каждого из нас были свои скелеты в шкафу.

Когда я нанял его, я поручил ему следить за подготовкой и обучением людей. За три года он стал неотъемлемым членом моей команды.

Я встал. У всех мужчин в нашей группе был определённый уровень военного опыта, но последние несколько лет смягчили их. Им нужно было закалить себя и быть готовыми к неизбежному.

– Я хочу, чтобы все освежили свои знания по рукопашному бою. Рукопашка, стрельба, тактика. Они размякли за последние годы.

Яков кивнул.

– Я проведу инвентаризацию нашего оружия, закажу ещё.

– Сделай всё, что нужно, чтобы укрепить это место.

Наши глаза встретились. Мы оба знали, что нас ждёт, и это не будет весело.

Яков выглядел смиренным.

– Я начну завтра.

Я снова посмотрел на него.

– Когда Лев вернётся?

В глазах Якова мелькнуло раздражение. Он не скрывал, что Лев ему не нравится.

– В понедельник утром.

Я ждал до десяти утра, прежде чем вернуться в свою квартиру. Она всё ещё лежала там, свернувшись калачиком на боку, как маленький зверёк, который прячется от хищника. Её дыхание было едва слышным, но оно резало мне уши, как напоминание.

Я действительно собирался это сделать?

Если она уйдёт отсюда, ей конец.

Но у меня нет никакого права пытаться её защитить.

Я не хочу, чтобы на моих руках было ещё больше крови.

Я чувствовал, как она сжимает мне горло, и это делало мой голос резче, чем я хотел.

– Пора просыпаться, милая.

Она резко проснулась, села на кровати и сжала одеяло в руках. Дикие глаза обшарили комнату, прежде чем остановиться на мне.

– Который час? – её голос был ржавым от сна.

– Чуть больше десяти.

Она моргнула, её настороженный взгляд цеплялся за каждый мой жест, будто я был волком, а она – загнанной ланью.

– Как твоя голова?

Она подняла одну руку ко лбу и солгала:

– Всё в порядке.

Я махнул рукой в сторону ванной.

– Иди в душ. Тебе станет лучше. Потом поговорим.

Она вышла из ванной с длинными мокрыми волосами, закрученными в тяжёлый пучок на затылке. На ней была футболка и те же джинсы, что и вчера.

– Хочу кофе? – спросил я, включив свою кофемашину.

Она стояла на другой стороне острова, наблюдая, как я молю зёрна.

– Если хочешь что-то сказать – говори, – я не поднимал на неё глаз, пока готовил ей кофе.

Она посмотрела на меня, прежде чем заговорить:

– Я хочу вызвать полицию.

Я поднял на неё взгляд. Она выглядела неуверенной в себе. Я поставил перед ней маленькую чашку кофе.

– Ты понимаешь, что они не смогут тебя защитить?

Она избегала моего взгляда.

– Это полиция. Это их работа.

– Они дважды тебя подвели.

Её взгляд метнулся ко мне, в нём вспыхнул вызов.

– Я не могу здесь оставаться. Ты… – она замялась, кусая губу.

– Продолжай.

Она снова опустила взгляд.

– Ты преступник.

Я усмехнулся. Обычно женщины в моей компании не морщились от того, как я зарабатываю деньги, лишь бы я мог купить им побрякушки или оплатить их выпивку.

– Я предпочитаю термин «предприниматель».

Её взгляд снова встретился с моим, и на этот раз в её глазах мелькнул гнев.

– Это то, что ты себе говоришь?

Её задиристость ей шла. Она придавала её лицу жизнь и цвет её коже. Это был именно тот вид борьбы, который мне нравился в моих женщинах.

– Ой, извини. Я слишком напоминаю тебе твоего папу? – поддел я, зная, что это удар ниже пояса.

Её ноздри раздулись, эмоции захлестнули её, но она проглотила их, сжав кулаки.

– Я хочу вызвать полицию.

Ради своей совести я попробовал ещё раз.

– Ты понимаешь, что, сделав это, ты, вероятно, не доживёшь до конца недели. Я могу привести тебя в суд в целости и сохранности.

Она упрямо подняла подбородок.

– Я законопослушный гражданин. Мне нужно работать с полицией по этому вопросу.

Я пожал плечами.

– Ладно.

Она моргнула, растерянная.

– Вот так, просто?

У меня возникло мимолётное желание запереть её и обеспечить её безопасность.

– Это не моя битва. Мне всё равно, так или иначе.

Она неуверенно оглядела кухню, будто искала подвох.

– Ладно.

– Пойдём.

– Прямо сейчас? – в её голосе слышался страх.

– Я не хочу, чтобы полиция узнала о моём участии. Я высажу тебя в безопасном месте, и ты сможешь им позвонить.

Она кивнула.

Я подъехал к парковке стрип-клуба, где она работала. Это было грязное заведение. Большинство клубов Мирона Вдовина были не так уж плохи, но это был один из его старых, более запущенных клубов.

Она повернулась и посмотрела на меня с обиженным выражением лица.

– Откуда ты знаешь?

– Я много чего знаю, – я выключил двигатель и уставился на здание впереди.

Она нервно теребила лямки рюкзака, закинутого на колени.

– Это была временная работа. Просто чтобы встать на ноги.

Я встречался со стриптизёршами и танцовщицами. Большинство из них приобрели жёсткий блеск. Ева не подходила для такого образа жизни, но она ошибалась. Как только человек попадал туда, выбраться оттуда было почти невозможно. Благодаря Лебедеву её продолжительность жизни значительно сократилась, так что мы никогда не узнаем, выкарабкалась бы ли она.

Не моя проблема.

Я вручил ей конверт, в котором было сто тысяч рублей наличными.

– Возьми это.

– Что это? – она посмотрела на конверт.

– Деньги на случай, если у тебя возникнут проблемы.

Её брови сошлись, глаза сузились.

– Мне не нужны твои деньги.

Я чуть не рассмеялся. Впервые кто-то отказывался от моих наличных.

– Считай это платой за молчание. Я был бы признателен, если бы ты никому не рассказала о том, что произошло вчера вечером.

Она закусила губу, задумалась.

– Что мне им сказать?

– Мне всё равно. Только не упоминай моё имя.

Она посмотрела на меня серьёзными зелёными глазами.

– Я не буду.

Я протянул ей свою визитку.

– Позвони мне, если у тебя будут проблемы.

– Я больше тебя не побеспокою, – но она сунула карточку в рюкзак.

– Иди в клуб и вызови полицию.

Она уставилась на здание, её пальцы сжали лямки сильнее.

– Зачем ты меня сюда привёз?

Отсутствие полиции, отсутствие камер, её знакомство с этим местом. Всё это были веские причины, чтобы высадить её здесь. Но я не стал объяснять.

– Я думаю, ты тратишь моё время.

Мои слова были резкими, но она приняла решение. Она больше не была моей проблемой. Чем скорее она выйдет из моей машины, тем скорее я смогу вернуться к своим собственным проблемам и не думать о ней.

Она умрёт там. Я должен защитить её. Мысль мелькнула снова, как заноза, но я сжал руль сильнее. Она открыла дверь.

Она оглянулась на меня.

– Спасибо за помощь.

– Постарайся остаться в живых.

Не говоря ни слова, она вышла и вошла в переднюю дверь. Я переставил машину чуть дальше по улице и стал ждать. Через пятнадцать минут к клубу подъехали две полицейские машины без опознавательных знаков. Следователь Шевцова посмотрела в обе стороны, прежде чем двинуться к клубу с двумя другими мужчинами. Прошло ещё несколько минут, прежде чем они вывели Еву обратно на улицу.

Они посадили её на заднее сиденье машины и уехали.

Я подавил желание последовать за ними, вытащить её из машины и взять её под свою защиту.

Она не моя проблема.

Мне нужно было снова включиться в игру. Мы были на грани войны. Пришло время сосредоточиться и стратегически мыслить о том, что будет дальше. Лебедев был не просто угрозой – он был стихией, и с такими нужно играть осторожно, как с заряженным пистолетом.

Поздно вечером на моём складе появилась следователь Шевцова. Позвонив мне, Яков проводил её в мой кабинет.

Я бросил ручку на заваленный бумагами стол. Откинувшись на спинку стула, я поднял взгляд, когда дверь распахнулась.

– Ирина Борисовна. Какое неожиданное удовольствие.

Её глаза, холодные и острые, как осколки стекла, впились в моё лицо.

– Что вы знаете о нападении на наш конспиративный дом? – спросила она, не тратя время на приветствия.

Я пожал плечами, лениво потирая подбородок.

– Не понимаю, о чём вы.

Она шагнула вперёд и села напротив меня.

– Вчера вечером на наш конспиративный дом было совершено нападение.

– И вы мне это рассказываете, зачем? – я скрестил руки, откинувшись ещё дальше.

– Двое наших лучших следователей были хладнокровно убиты. Наша свидетельница сбежала через окно второго этажа. Очевидцы утверждают, что по шоссе М12 была погоня на большой скорости, в которой участвовало три автомобиля.

– Звучит опасно.

Она посмотрела на меня, прищурив глаза.

– Трое невинных граждан попали в больницу с переломами и рваными ранами. Один до сих пор в коме.

– А какие машины участвовали в погоне?

– Две машины мы нашли на обочине с простреленными передними шинами. Свидетели говорят, что мужчины с оружием ушли пешком.

– А третья машина? – я постучал пальцами по столу, наблюдая, как она напрягается.

– Это был чёрный внедорожник с двумя мужчинами внутри.

– Не понимаю, зачем вы мне это рассказываете?

– Моя свидетельница пропала на пятнадцать часов, а потом таинственным образом появилась снова. Она позвонила мне и попросила приехать и забрать её.

– Похоже, у вашей истории счастливый конец, – я ухмыльнулся шире, зная, что это её взбесит.

Она встала и положила руки на край моего стола, изо всех сил стараясь запугать меня.

– Вы были в этом замешаны?

Я лениво покосился на неё.

– Почему бы вам не спросить свою свидетельницу?

Она оттолкнулась от стола и выпрямилась.

– Она молчит.

– Мне жаль.

– Двое полицейских мертвы. Их семьи даже не успели попрощаться, – её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки.

Этот разговор начал меня утомлять.

– Может, вам стоит придумать, как спрятать своего свидетеля получше.

Она сердито посмотрела на меня.

– Мы делаем всё, что можем.

– Похоже, этого недостаточно, – я бросил ей вызов.

Она сжала кулаки, и её лицо исказилось от досады.

– Я думаю, у нас утечка. Кто-то сливает информацию.

Я встал, обогнул стол и остановился в шаге от неё, готовый закончить этот разговор.

– Не понимаю, зачем вы проделали весь этот путь сюда, чтобы сказать мне это?

– Я думаю, что вы замешаны. Мне нужно, чтобы вы рассказали мне, что произошло.

Я наклонился чуть ближе, чувствуя, как воздух между нами сгущается.

– Может, вместо того чтобы гоняться за тенями, вам стоит заткнуть эту дыру в вашем отделе и найти лучший способ защитить вашего свидетеля?

Она глубоко вдохнула, и её голос вдруг стал хриплым, почти интимным.

– Я думала, вы позвоните мне.

Вот оно. Настоящая причина, почему она заявилась сюда лично.

– Я был занят, – солгал я, глядя ей прямо в глаза.

Она опустила взгляд, и её губы тронула слабая, почти кокетливая улыбка.

– Я думаю, мы с вами более совместимы, чем вы думаете.

Я не хотел этого разговора.

Она не была союзником, но и врагом её делать не стоило. Пришлось смягчить тон, хотя каждое слово давалось с трудом.

– Откуда мне знать, что вы не вынюхиваете что-то о моём бизнесе?

Она подошла слишком близко и застенчиво посмотрела на меня.

– Потому что я могу потерять работу, если свяжусь с вами. И всё равно стою здесь.

Я ненавидел её агрессивность. В качестве наказания я развернул её, зажал ей руки за спиной и резко заговорил ей на ухо:

– Я нехороший человек, Ирина Борисовна.

Её тело задрожало – не от страха, а от какого-то больного возбуждения.

– Я знаю, – прошептала она, и в её тоне сквозило желание.

Мне было плевать, чего она хочет. Я оттолкнул её, и она развернулась ко мне, её лицо исказила тоска, почти отчаяние.

– Я хочу того же, что и вы.

– Я сомневаюсь в этом.

Её грудь вздымалась.

– Мне нужен такой мужчина, как вы. Кто-то, кто возьмёт всё в свои руки. Кто будет контролировать.

– Я не люблю никого контролировать, – солгал я.

Она покачала головой.

– Это не то, что я слышала.

Лёгкое любопытство заставило меня спросить:

– Что вы слышали?

Она облизнула губы, медленно, будто смакуя момент.

– Вам нравится, когда женщины подчиняются вам. В постели. Вам нравится держать всё под контролем.

Она была права, но я был разборчив. К несчастью для Шевцовой, она не вызывала во мне ни малейшего интереса.

– А вам нравится, когда вас контролируют? – спросил я, просто чтобы посмотреть, как далеко она зайдёт.

Она сглотнула, и её взгляд прошёлся по моему телу.

– Наручники, верёвки, повязки на глаза. Чем грубее, тем лучше.

Жаль, что я не находил её привлекательной, потому что она была бы более чем полезна, но я не выбирал своих сексуальных партнёров, исходя из потребностей своего бизнеса. Даже у меня были принципы.

– Вы не расслышали, – мой голос стал холодным, как сталь.

Я кивнул в сторону двери.

– Удачи в вашем деле, Ирина Борисовна.

Она замерла, но я видел, как её пальцы сжались в кулаки. Потом она развернулась и ушла, оставив за собой лишь шорох пальто и слабый запах её духов в воздухе.

Глава 4

Ева

Вся эта ситуация была кошмаром, от которого невозможно проснуться. После того как Илья высадил меня у обочины, я, спотыкаясь, побрела к клубу – ноги дрожали, а в голове гудело от адреналина. Внутри было душно, пахло дешёвым алкоголем и застарелым сигаретным дымом. Я нашарила в кармане телефон и, прячась за стойкой бара, набрала полицию. Через несколько минут появилась следователь Шевцова со своей командой. Шевцова – высокая, с острыми скулами и взглядом, который мог пробить бетонную стену. Её команда следовала за ней, как тени: молчаливые, хмурые, с усталыми лицами.

Меня засунули в тесную комнату без окон – бетонный короб с тусклой лампочкой, висящей на голом проводе. Воздух был спёртым, пахло сыростью и чем-то кислым, будто здесь давно никто не убирал. Они оставили меня одну, без еды, воды и даже без намёка на то, что я могу выйти в туалет. Часы тянулись мучительно медленно. Я стучала в дверь, пока костяшки не покраснели, и в конце концов взмолилась, чтобы меня выпустили хоть на минуту. Никто не ответил. Только спустя вечность дверь скрипнула, и вошла Шевцова.

Допрос начался как атака. Шевцова была беспощадна – её голос резал, как нож, а вопросы сыпались без остановки. Она ходила кругами, стуча каблуками по бетонному полу, и сверлила меня взглядом. Она неоднократно спрашивала, как мне удалось сбежать. Она знала о погоне на машине, но, насколько я могла судить, не знала об участии Ильи.

Она пыталась сломать меня, чтобы я рассказала, что произошло. Угрожала, уговаривала и оскорбляла словесно.

– Ева, если ты не заговоришь, я обвиню тебя в препятствовании следствию. Ты этого хочешь? – её тон был ледяным, почти механическим.

Потом она сменила тактику, наклонилась ближе, понизив голос до вкрадчивого шёпота:

– Дай мне хоть что-то, Ева. Докажи, что ты на нашей стороне, и я постараюсь тебя защитить.

Видя моё молчание, она выпрямилась и фыркнула:

– Того, кого ты выгораживаешь, здесь нет, поняла? Ты одна. Это ты сидишь передо мной, а не он.

Я молчала. Страх сковал мне горло. Я боялась последствий, если назову имя Ильи. Кто он вообще такой? Я не знала ничего – только то, что он вытащил меня из той перестрелки, а потом холодно, но вежливо попросил держать язык за зубами. Его голос до сих пор звенел у меня в ушах: спокойный, низкий, с ноткой угрозы, которую он даже не пытался скрыть. Я дала ему обещание, и нарушить его казалось опаснее, чем терпеть допрос. К тому же, как я объясню полиции, что сбежала с каким-то вооружённым типом, который явно не был примерным гражданином? Они бы тут же решили, что я с ним заодно.

Наконец, после нескольких часов допроса, она открыла дверь и кивнула головой:

– Пошли. Пора ехать в конспиративный дом.

За дверью ждали двое мужчин. Они не были в форме, но и на следователей не походили. В них чувствовалась какая-то грубость – в сутулых плечах, в том, как они переглядывались, будто делили между собой грязную шутку. Один был широкоплечим, с щетиной и мутными глазами, другой – тощий, с нервным тиком в уголке рта. Они закинули меня на заднее сиденье машины без опознавательных знаков – старого седана с потёртыми сиденьями, пахнущего бензином и застарелым потом. Пока мы ехали, они болтали о футболе, игнорируя мои робкие вопросы. Я смотрела в окно, пытаясь понять, куда меня везут, но город за стеклом превратился в размытое пятно огней.

Мы остановились у дешёвой гостиницы на окраине – обшарпанное здание с облупившейся краской и мигающей неоновой вывеской. Номер был под стать: две продавленные кровати с выцветшими покрывалами, потёртый ковёр в пятнах и запах плесени, пропитавший всё вокруг. Мужчины бросили свои сумки на одну из кроватей, достали пиво из пакета и закурили. Сигаретный дым лениво поднимался к потолку, смешиваясь с тусклым светом лампы.

– Какая чёртова дыра, – пробормотал широкоплечий, стряхивая пепел прямо на пол.

– Очередной день в офисе, – хмыкнул тощий, открывая вторую бутылку. – Хочешь в карты перекинуться?

Они уселись за шаткий столик у окна и начали играть, будто меня вообще не существовало. Я сидела на краю кровати, сжимая рюкзак, и пыталась понять, что происходит. Почему они пьют? Почему мне не дали отдельную комнату? Это что, теперь моя охрана? Их поведение выбивало меня из колеи. В стрип-клубе я видела таких типов сотни раз – небритых, с тяжёлыми взглядами и подлой ухмылкой. Они были непредсказуемы, особенно когда напивались.

Через пару часов, когда бутылки уже громоздились на столе, широкоплечий повернулся ко мне. Его глаза были мутными от пива.

– На что уставилась?

Я замялась, голос дрожал:

– Вы уверены, что вам стоит пить?

Они переглянулись и заржали, будто я сказала что-то уморительное.

– А тебе что за дело? – он затянулся сигаретой и выдохнул дым мне в лицо, от чего я закашлялась.

Потом он наклонился ближе, упёршись локтями в колени:

– Никто в участке не хочет с тобой возиться и, тем более, защищать тебя. Никто. Думаешь, им есть дело, если я выпью пару бутылок?

Я сглотнула ком в горле:

– Что значит, никто не хочет меня защищать?

Он ухмыльнулся, обнажив пожелтевшие зубы:

– Ты стриптизёрша, которая молчит как рыба. Из-за тебя двое наших в больнице, ещё двое – в морге. Никто не хочет подставлять свою задницу ради тебя.

Я нахмурилась, пытаясь сохранить остатки смелости:

– Но вы же здесь.

Он затянулся ещё раз и выпустил дым мне прямо в глаза:

– Я здесь, потому что моя карьера на волоске, а у Шевцовой на меня должок.

Его улыбка была холодной, почти звериной, и в его взгляде мелькнуло что-то, от чего у меня похолодело внутри. Я отвела глаза, боясь спровоцировать его ещё больше.

Он вдруг окинул меня взглядом с ног до головы, будто оценивал товар на рынке:

– У тебя не тело стриптизёрши. Как ты вообще эту работу получила?

Я запнулась:

– Что вы имеете в виду?

– Сомневаюсь, что кто-то захочет смотреть, как ты раздеваешься, – бросил он с презрением.

Тощий фыркнул, подливая масла в огонь:

– Точно подмечено.

Они снова заржали, а я вжалась в кровать, чувствуя, как унижение жжёт мне щёки.

– Хочешь пожрать? – спросил тощий, откидывая пустую бутылку в сторону.

Широкоплечий бросил карты на стол:

– А почему бы и нет.

Я встала, держа рюкзак в руке.

– Куда, чёрт возьми, собралась? – рявкнул тощий.

– Я думала, мы идём есть, – пробормотала я.

– Мы тебе принесём, – отрезал он.

Мысль остаться одной в этой дыре леденила кровь:

– Вы оба уходите?

Широкоплечий оглянулся с порога:

– Запри дверь и не открывай никому.

Я бросилась к окну и наблюдала, как они спускаются по лестнице к машине. Я слышала их разговор:

– Хочешь поехать в «Чёрную пантеру»?

– Да, чёрт возьми.

Я слушала, не веря своим ушам. «Чёрная пантера» была стрип-клубом. Какие нормальные полицейские пойдут туда во время дежурства? Ответ был очевиден: никакие.

Я лихорадочно обдумывала варианты. Позвонить Шевцовой? И что сказать? «Ваши люди пьют и ходят по стрип-клубам»? Она и без того была в бешенстве из-за моего молчания. А если этот полицейский не соврал? Если никому в полиции действительно нет до меня дела? Пожалуюсь – и останусь совсем одна.

На парковку въехала машина, и я напряглась, вглядываясь в темноту. Из неё вышла пара – обычные люди, не угроза. Я прошлась по комнате, кусая губу. Никто меня сейчас не охранял. Сколько я продержусь с деньгами от Ильи? Я вытащила его карточку из кармана – номер я уже выучила наизусть, хотя клялась себе, что никогда не позвоню. Он был опасен. Я вспомнила, как он стрелял – спокойно, методично, будто для него это было так же естественно, как дышать.

Он сказал, что может защитить меня.

Это не имело значения. Я сделала свой выбор.

Я оглядела комнату дешёвой гостиницы. У меня был выбор: остаться с полицейскими или попытаться сбежать самостоятельно. По крайней мере, полицейские платили за еду и проживание, и у них было оружие. С ними я была в большей безопасности. Я бы ни за что не выжила в одиночку.

Следующие два часа тянулись как вечность. Желудок сводило от голода – я не ела весь день, и слабость уже подбиралась к ногам. Надо было что-то делать. Я порылась в конверте от Ильи, вытащила тысячную купюру и натянула толстовку. Выскользнув за дверь, я огляделась – парковка была пуста. Напротив, у офиса администратора, тускло светился автомат с едой.

Стараясь держаться в тени, я дошла до офиса. За стойкой сидел лысый старик с красным лицом, уткнувшись в маленький телевизор, где орал какой-то спортивный комментатор.

– Чего надо? – буркнул он, не отрывая глаз от экрана.

– Разменяйте тысячу для автомата, – попросила я тихо.

Он выглядел раздражённым. Швырнул размен и взял мою тысячу, даже не взглянув на меня. Торговый автомат был полупустым. Я выбрала батончик мюсли и небольшую шоколадку.

Не думая, я направилась к таксофону через переулок. Руки дрожали, когда я набирала номер Ильи.

– Слушаю, – его глубокий голос пророкотал в трубке, и я невольно выдохнула.

– Я не знаю, зачем тебе позвонила, – пробормотала я, оглядывая тёмную парковку.

Машина въехала на стоянку, и я вжалась в тень. Это были они – мои «защитники». Они вывалились из седана, шатаясь и хохоча.

Широкоплечий потянулся, хрустнув шеей:

– Чёрт, я теперь только возбуждение и чувствую.

Тощий хлопнул по крыше машины:

– Хорошо, что у нас наверху есть киска.

Они заржали, и моё сердце рухнуло вниз.

– Она какая-то напряжённая, – добавил широкоплечий.

– Она стриптизёрша. Она привыкла отдавать свою киску любому, кто этого хочет.

– Да, почему бы собственно и нет?

В ужасе я смотрела, как они неуклюже поднимаются по лестнице. Мне нужно было бежать отсюда.

– Мне пора, – прошептала я в трубку.

– Скажи, где ты, – потребовал Илья.

Сверху донеслись крики – они заметили, что меня нет.

– Прости, что позвонила, – выдавила я и бросила трубку.

Подняв глаза, я встретилась взглядом с широкоплечим, который перегнулся через перила.

– Эта сука у телефона! – заорал он и рванул вниз с неожиданной для пьяного скоростью.

В паническом страхе я побежала вокруг здания, но наткнулась на высокий забор. Прежде чем я смогла убежать дальше, он прижал меня к зданию – от него несло пивом и табаком.

– Куда, чёрт возьми, ты собралась?

– Никуда, – солгала я, задыхаясь. – Я думала, вы кто-то другой.

– Тупая дура, – прорычал он, таща меня обратно.

Я споткнулась на лестнице, он рывком поднял меня и толкнул в номер. Я рухнула на кровать, сердце колотилось так, что казалось, оно разорвёт рёбра. Почему я не сбежала раньше?

– Где она была? – спросил тощий, допивая пиво.

– У таксофона.

Широкоплечий уставился на меня:

– С кем, мать твою, ты болтала?

– Маме звонила, – соврала я, стараясь не дрожать.

Они заржали, как гиены.

– Думаю, тебе надо нас мотивировать, чтобы мы тебя получше охраняли, – сказал широкоплечий, кладя руку на ремень.

Я замерла, понимая, к чему он клонит, но притворилась дурочкой:

– О чём вы?

Он ухмыльнулся:

– Ты знаешь, чего мы хотим.

Ужас сжал моё горло. Мне нужно было время, чтобы придумать, как сбежать от этих животных:

– Э-э, хорошо.

Они оба посмотрели друг на друга:

– Серьёзно?

Я судорожно огляделась и заметила ванную:

– Почему бы вам не расслабиться, выпить ещё. Я пойду приведу себя в порядок.

Тощий оскалился:

– Чёрт, давай.

Я схватила рюкзак и пошла в ванную, стараясь не показывать, как я напугана. Оглянулась на них обоих в дверях:

– Я просто быстро приму душ и приведу себя в порядок, а потом я сделаю так, чтобы… эээ… всё это стоило вашего времени.

– Не торопись, милая.

Я закрыла и заперла дверь. Руки тряслись, пока я включала душ, чтобы заглушить звуки. Над унитазом было крошечное окно. Я рванула раму – она застряла. Пришлось навалиться всем весом, пока она не поддалась. Высунув голову, я посмотрела вниз – до земли было далеко, никаких труб или выступов. Прыжок – верный способ сломать ноги. Но лучше кости, чем эти двое.

Я оглядела ванную в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать, чтобы защитить себя, но это было бесполезно. Кроме двух шероховатых полотенец и рулона туалетной бумаги, здесь не было ничего, что могло бы меня спасти.

Я сидела на унитазе, яростно роясь в рюкзаке, ища что-нибудь, что могло бы мне помочь. Ничего не было.

В дверь забарабанили:

– Что ты там копаешься?

– Почти готова! – крикнула я.

Чёрт возьми. Я вынуждена рискнуть выпрыгнуть из окна. Я могу сломать ногу, но, по крайней мере, они будут вынуждены отвезти меня в больницу. Если мне придётся выбирать между сломанной костью и этими двумя животными, я пожертвую костью.

Мой лучший шанс – сначала высунуть ноги из окна, а потом прыгнуть вниз на землю. Это было неловко, и я с трудом вытащила обе ноги из окна, когда дверь распахнулась с громким треском.

– Что, чёрт возьми, ты делаешь?

Широкоплечий влетел внутрь, схватил меня за руки и выдернул обратно в комнату. Я кричала и брыкалась, но он швырнул меня на кровать.

– Не трогай меня! – орала я.

– Заткнись, сука.

Он сильно ударил меня по лицу, заставив на мгновение замолчать. Я снова вскрикнула, когда он перевернул меня на живот и навалился сверху, придавив своим весом. Я почувствовала боль, когда он завернул мне руки за спину.

Холодные металлические наручники защёлкнулись на моих запястьях. Полицейский наполз на меня, прижав моё лицо к кровати своим весом. Его большая рука убрала волосы с моего лица, и он наклонился:

– Я собирался быть с тобой вежливым сегодня вечером, но, чёрт возьми, тебе придётся нелегко.

Я снова закричала, когда почувствовала, как его большие руки обхватили обе мои груди. Он грубо сорвал с меня футболку. Перевернул на спину и сильно ударил по лицу. Я почувствовала вкус крови на губах, когда он засунул свои большие руки мне под бюстгальтер, прежде чем сорвать его.

– Не бей её по лицу, – вмешался тощий. – Нам не надо лишних вопросов.

Моё дыхание было прерывистым. Я невольно вскрикнула, когда почувствовала, как его рот скользнул по моему животу, прежде чем он сильно укусил кожу.

– Не делайте этого, пожалуйста, не делайте этого, – умоляла я.

Когда он положил руки на мои штаны, мой инстинкт борьбы взял верх. Я пнула его, когда он начал расстёгивать мои джинсы. Из моего горла вырвался крик, похожий на крик раненого животного.

Он ухмыльнулся и потянулся, чтобы засунуть мою футболку мне в рот, заглушая меня:

– Люблю, когда бабы орут, но ты всех мёртвых разбудишь.

О, Боже! Неужели это происходит на самом деле? Почему я не убежала, когда у меня была возможность? Я закрывала глаза, стараясь не плакать. Я не хочу доставлять им удовольствие от осознания того, как сильно они меня ранили.

Раздался громкий треск. Дверь слетела с петель.

– Что за… – сказал тощий полицейский потрясённым голосом.

В проёме стояли Илья и Яков – оба с оружием. Широкоплечий потянулся за пистолетом, но Илья ударил его рукояткой так, что тот рухнул без сознания. Тощий поднял руки:

– Мы не хотим проблем.

– Ключи, – коротко бросил Илья.

Тощий полицейский указал головой на стол. Яков двинулся к нему и вырубил его прикладом пистолета.

Широко раскрытыми глазами я наблюдала, как Илья с отвращением окинул взглядом беспорядок на столе, прежде чем схватить связку ключей.

Наши глаза встретились, когда он наклонился над кроватью. Я почувствовала, как одна большая рука обхватила мою шею сзади, прежде чем он осторожно поднял меня в сидячее положение. Он вытащил футболку изо рта.

Я почувствовала, как он возится с наручниками за моей спиной, а затем мои руки освободились. Я обхватила руками грудь, смущённая тем, что он видит меня полуголой. Что не имело никакого смысла, поскольку я привыкла танцевать топлес шесть ночей в неделю.

Он бросил вторую пару наручников Якову, а затем сел на кровать рядом со мной. Моя нижняя губа сильно дрожала, когда его холодные серые глаза оценивали моё лицо. Он поднял мой рюкзак на кровать.

– Ты сможешь сама одеться? – спросил он.

Я кивнула, изо всех сил стараясь не заплакать, и натянула одежду на своё дрожащее тело.

– Пошли, – он протянул мне руку. – Давай вытащим тебя отсюда.

Он провёл меня вниз, а затем открыл заднюю дверь чёрного внедорожника. Держал дверь открытой, пока я с трудом пыталась сесть.

– Мне нужно помочь Якову разобраться с кое-чем. Ты можешь подождать здесь?

Я запаниковала, что он оставит меня здесь:

– Пожалуйста, не уходи!

– Мне нужно, чтобы ты подождала здесь.

Мне потребовалась вся моя энергия, чтобы кивнуть в знак согласия. Он бросил на меня ещё один непонятный взгляд, прежде чем закрыть дверь.

С заднего сиденья я наблюдала, как они несли на плечах два безвольных тела мужчин. Они спустили их по лестнице и беззаботно бросили в багажник полицейской машины.

Затем они вернулись наверх. Я была почти уверена, что нахожусь в шоке. Всё моё тело дрожало. Я не думала, что плачу, но мокрые слёзы продолжали течь по моим щекам. Из носа текла кровь.

Я привела себя в порядок, как могла, но без зеркала я понятия не имела, в каком состоянии моё лицо. Часть меня не хотела видеть.

После долгого ожидания они оба вышли наружу. Яков нёс два мусорных мешка, а Илья – полицейские сумки. Они бросили всё на заднее сиденье, а затем Яков сел на водительское сиденье полицейской машины.

Илья пересёк парковку и сел на водительское сиденье передо мной. Он ничего не сказал, но его глаза встретились с моими в зеркале заднего вида.

– Куда повезёт их Яков? – мой голос звучал тихо.

– В какое-нибудь уединённое место, чтобы мы могли с ними поговорить.

Я с трудом сглотнула:

– Что в мусорных мешках?

Он завёл машину:

– Мы протёрли комнату.

– Зачем?

Я знала, что это неважно, но разговор об этом помог мне не думать о том, что только что произошло.

Он остановил внедорожник на дороге позади полицейской машины:

– Как ты себя чувствуешь?

Я облизнула нижнюю губу, почувствовав вкус крови:

– Я в порядке.

– Хочешь рассказать мне, что случилось?

Я посмотрела на свои дрожащие руки:

– Они часами допрашивали меня в полицейском участке.

Наши взгляды встретились в зеркале заднего вида, и я поспешила заговорить:

– Я ничего им о тебе не рассказала.

– Что случилось потом?

– Мы приехали в эту гостиницу. Эти полицейские сказали, что никто не хочет защищать стриптизёршу, и они были единственными, кто остался готов это сделать. Они выпивали, а затем пошли в стрип-клуб «Чёрная пантера». Я была у таксофона, когда они вернулись. Я слышала их разговор. И то, о чём они говорили, испугало меня.

– Тогда ты позвонила мне?

Я со стыдом посмотрела в окно:

– Извини. Я не знала, кому ещё позвонить.

– Я же сказал тебе позвонить мне, если попадёшь в беду.

Наши глаза снова встретились. Я старалась не плакать:

– Полицейский потащил меня наверх, когда я попыталась вылезти из окна ванной.

– Ты бы что-нибудь сломала себе, прыгнув с такой высоты.

– Это было лучше, чем альтернатива. Один полицейский поймал меня и потащил к кровати.

Я с трудом проглотила комок в горле:

– Как ты узнал, где я?

– Я отследил таксофон, которым ты пользовалась.

Я даже не хотела знать, как ему это удалось:

– А наш номер в гостинице?

– Мы слышали, как ты кричала.

Рыдание вырвалось из меня прежде, чем я успела стиснуть зубы, несмотря на все эмоции, вырывающиеся из меня.

После этого мы не разговаривали.

Я не могла поверить, что на меня напали со стороны полиции. Что случится со мной, если даже полиция не могла мне помочь? Они были моим последним остатком человечности в этом мире. Что мне оставалось? Как я выживу среди таких, как Лебедев, который пытался меня убить?

Я безучастно сидела на заднем сиденье и смотрела в затылок Ильи. Наши глаза снова встретились в зеркале заднего вида. Его взгляд был таким тёмным и непроницаемым. Что же теперь будет со мной?

Теперь я боялась полиции так же, как и Лебедева. Илью я боялась лишь чуть меньше. На сегодняшний день он дважды спас меня и не причинил мне вреда, но это не значит, что он этого не сделает.

Этот человек может меня защитить.

Мы проехали через город и оказались в том же месте, откуда начали сегодня утром. Оба автомобиля въехали в район затона реки.

Я сидела на заднем сиденье, когда Илья вышел и направился к моей стороне машины. Он открыл дверь:

– Пошли. Я отвезу тебя ко мне.

Глава 5

Илья

Я придержал дверь и наблюдал, как Ева осторожно вышла, двигаясь так, будто каждый шаг отдавался болью в её теле. Она прижимала рюкзак к груди, словно он был щитом, и опустила голову, пряча лицо под спутанными прядями волос. В мягком свете уличных фонарей складов и зданий её фигура казалась почти нереальной – хрупкой, как тень на грани исчезновения.

– Смотреть вперёд, – сказал я, обводя взглядом своих людей, кто осмеливался взглянуть на неё.

Мои люди почтительно отвернулись, делая вид, что не замечают состояния её лица.

Я повёл её наверх, используя это время, чтобы взять эмоции под контроль. Но когда я открыл дверь и она вошла внутрь, мне пришлось проглотить весь гнев и ярость, которые снова поднялись во мне, когда я посмотрел на неё.

Она остановилась посреди просторной комнаты, и свет встроенных светильников, мягко льющийся с высоких потолков, безжалостно высветил её лицо. Левый глаз уже начал заплывать, кожа вокруг натянулась, приобретая багровый оттенок. Щека пылала ярко-розовым, как след от удара, оставленный кулаком того ублюдка. Губа треснула, и под носом застыла корка крови, размазанная неровными полосами. Её лицо было словно холст, на котором кто-то с яростью выплеснул свою злобу. Я хотел убить подонка, который её ударил. Я сделал глубокий успокаивающий вдох.

– Нужно приложить лёд к этому глазу, – сказал я, стараясь говорить ровно, хотя внутри всё полыхало.

Ева подняла на меня взгляд, но промолчала.

Я зарычал, не в силах сдержать раздражение:

– Ева, чёрт возьми, скажи, что тебе нужно.

Её губы дрогнули, и я увидел, как она борется, чтобы не развалиться на куски.

– Я боюсь полиции, – прошептала она, и этот шёпот был тяжелее крика.

– Тебе не обязательно возвращаться к ним.

Она смотрела на меня, и в её глазах плескалась такая печаль, что я почувствовал, как тону. Ева боролась с собой, чтобы не заплакать, и это было мучительно наблюдать. Она не плакала, хотя я знал, что ей этого хотелось.

– Хочешь, я вызову врача?

– Нет, спасибо, – её голос был тихим, но твёрдым, будто она цеплялась за остатки контроля.

Я прошёл к кухонной зоне, где чёрный мрамор столешницы блестел под светом. Открыл холодильник, вынул пару гелевых пакетов со льдом, которые держал для таких случаев, и аккуратно положил их на стойку.

– Приложи к глазу. Это снимет боль.

Она посмотрела на пакеты, но не двинулась. Её пальцы нервно теребили ремешок рюкзака, и я заметил, как дрожат её руки.

Я огляделся: кожаный диван глубокого серого цвета, стеллажи с книгами и винилом, запах свежесваренного кофе, всё ещё висящий в воздухе. Это место было моим убежищем, но сейчас оно казалось слишком большим, слишком холодным для неё.

– Мне нужно спуститься вниз на пару часов. Еда в холодильнике, чай и кофе в шкафу справа. Прими ванну, если хочешь. Делай что угодно. Никто сюда не войдёт.

Она кивнула, едва заметно, и я подавил порыв шагнуть к ней, обнять, прижать к себе, чтобы прогнать страх из её глаз. Чёрт, я не понимал, почему мне этого хочется. Я отвернулся, чтобы не видеть её лица.

– Ты здесь в безопасности, ладно? Просто устраивайся поудобнее.

Не говоря ни слова, она повернулась и пошла в ванную.

Я шагал по территории, ярость текла по венам, как расплавленный металл. Ночь была холодной, ветер нёс запах с реки, где-то лаяла собака. Яков вышел мне навстречу, его тяжёлые ботинки хрустели по гравию.

– Где они? – прорычал я, не замедляя шаг.

– Третий отсек.

Он пошёл рядом, его лицо было каменным, но в глазах мелькала искра предвкушения.

– Что хочешь, чтобы я сделал?

– Следи, чтобы я их не прикончил.

В третьем отсеке пахло сыростью и старым металлом. Два ублюдка сидели на металлических стульях, руки скованы наручниками за спиной. Их головы свисали на грудь, как у сломанных кукол. Они всё ещё были без сознания, и это бесило меня ещё больше – я хотел, чтобы они чувствовали каждую секунду того, что их ждёт.

Я схватил шланг, лежавший у стены, и повернул кран на полную. Ледяная вода хлынула на них, как пощёчина, и они задёргались, захлёбываясь, кашляя, как рыбы на суше. Их глаза, мутные от боли и страха, наконец нашли меня.

Я бросил шланг и подошёл к ним:

– Расскажите мне о девушке.

Один из полицейских плюнул на пол:

– Ты хоть знаешь, кто мы? Мы полицейские, чёрт возьми!

Мой кулак врезался в его лицо раньше, чем я успел подумать. Хруст кости, кровь, хлынувшая из его носа, – это было как музыка.

– Неправильный ответ. Почему вас двоих приставили к ней?

Другой, с квадратной челюстью, уставился на меня, его глаза блестели злобой:

– Какое тебе дело?

Я ударил его вдвое сильнее. Он застонал, сплюнул кровью, и я заметил, как его зубы окрасились алым.

– Ты за это заплатишь, ублюдок. Ты труп.

– Почему вас двоих поставили присматривать за ней? – повторил я, мой голос был холодным, как сталь.

Сальный поднял лицо, его глаза сузились:

– Никто не хочет её защищать. Она просто тупая шлюха, до которой никому нет дела.

Хруст. Мой кулак снова нашёл его нос. Он громко застонал, его голова откинулась назад.

– Попробуй ещё раз.

Он посмотрел на меня, и впервые в его глазах мелькнул настоящий страх:

– Люди в полиции напуганы. Они знают, что она – мишень, а последних четверых полицейских либо расстреляли, либо убили. Никто не хотел браться за эту работу.

Это заставило меня остановиться.

– Полицейские не могут просто отказаться от работы, потому что боятся.

Он сплюнул кровь на пол:

– Официально нет. Но вдруг все надзирающие оказались заняты, и свободных людей не нашлось.

Я прищурился:

– Почему вы двое?

Он оскалился, его окровавленные зубы выглядели жутко:

– Я задолжал следователю Шевцовой, и нам пришлось прикрывать эту неблагодарную стерву.

Не похоже, чтобы они были связаны с Лебедевым. Я отступил.

– Представления окончены. Итак, кто из вас, придурков, пытался её изнасиловать?

Тощий махнул головой в сторону своего напарника:

– Он сделал это.

Мы с Яковым отошли в сторону, пока они препирались, их голоса эхом отдавались в пустом отсеке.

– Заткнись, идиот!

– А что? Это ты изуродовал ей лицо.

– Ты же сам предложил её использовать.

– И ты же не жаловался.

Я боролся с желанием вытащить пистолет и всадить пулю каждому между глаз. Вместо этого я жестом велел Якову взять контроль. Я знал: если продолжу, не удержусь и прикончу их. Как бы эти мрази ни заслуживали смерти, два мёртвых полицейских только усложнят нам жизнь.

Я стоял, скрестив руки, и без эмоций смотрел, как Яков работает – сначала кулаками, потом металлической трубой, что валялась в углу. Когда он закончил, они едва дышали, их лица превратились в кровавое месиво.

Я подошёл к тому, кто сидел на Еве, когда мы вошли в номер дешёвой гостиницы. Схватил его за волосы, скользкие от крови, и резко дёрнул голову назад.

– Кто ты? – прохрипел он.

– Я тот, кто превратит твою жизнь в ад, если ты заикнёшься о сегодняшнем вечере.

– Моя жизнь уже ад, мужик. Мне нужен доктор. Пожалуйста…

Я посмотрел на него без тени жалости:

– Если ты упомянешь меня хоть кому-то, этот вечер покажется тебе спа-салоном.

– Я даже не знаю, кто ты!

Я поднял его водительские права и удостоверение полицейского, демонстративно их разглядывая:

– Но я знаю, кто ты.

Его глаза расширились от ужаса.

Я наклонился и прошептал ему на ухо:

– Куда убежала девушка?

– О чём ты? Она с тобой…

Я дёрнул его голову сильнее:

– Попробуй ещё раз.

Его глаза побелели от страха:

– На нас напали… сзади, – его голос дрожал. – Мы ничего не видели. Очнулись – её уже не было. Не знаем, с кем она уехала, куда…

Я опустил его голову и отступил назад.

– Что ты думаешь? – спросил я Якова.

Он пожал плечами, его лицо было бесстрастным:

– Думаю, они выдержат ещё немного.

Один из полицейских заплакал:

– Я больше не могу. Пожалуйста. Я умоляю тебя.

Не обращая на них внимания, я посмотрел на Якова:

– Когда надоест, высади их где-нибудь и вызови полицию.

Он хрустнул костяшками пальцев, его губы растянулись в холодной улыбке:

– Мне не надоедает.

– Постарайся не убить их.

Яков холодно улыбнулся:

– Я с этим разберусь.

Я смыл кровь с рук в ванной на складе, вода в раковине окрасилась розовым. Мысли крутились вокруг Евы. Когда она позвонила, её голос, пропитанный страхом, полоснул меня, как нож. Мы с Яковым уже возвращались на склад, но я связался с контактом, чтобы вычислить, откуда был звонок. Парковка дешёвой гостиницы встретила нас вонью перегара и тухлого мусора. Мы стояли, оглядываясь, пока её крик – пронзительный, душераздирающий – не разорвал ночь из комнаты наверху.

Когда я выбил дверь комнаты и увидел это животное на Еве, мне потребовались все силы, чтобы не убить человека на месте.

Состояние того дешёвого номера в гостинице, с пустыми пивными бутылками и переполненной пепельницей, взбесило меня. Я думал, что, вернув её полиции, обеспечу ей безопасность. Вместо этого она попала к двум мразям, которые не заслуживали дышать.

Я вернулся в лофт, постучал в дверь, чтобы не напугать её, и вошёл. Остановился, когда обнаружил, что она сидит на моём диване, одетая в штаны для йоги и большой свитер. Она прижимала пакет со льдом к глазу, а другой глаз настороженно следил за мной.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, останавливаясь в паре шагов.

– Нормально, – её голос был хриплым, будто слова царапали горло.

Я подошёл к кухонному острову, достал из ящика пузырёк с таблетками и поставил его на стеклянный кофейный столик. Потом налил ей воды из фильтра, графин звякнул о стакан. Поставил его рядом с таблетками и опустился в кресло напротив.

Она уставилась на пузырёк:

– Что это?

– Обезболивающие. Ацетаминофен с кодеином. Они помогут от боли.

Её язык осторожно коснулся треснувшей губы, и я заметил, как она вздрогнула от боли:

– У меня были такие, когда я повредила ногу.

Мне хотелось выпить – бутылка виски в баре манила, – но я не хотел, чтобы она видела, как я пью. Не после того, через что она прошла. Не хотел, чтобы она думала, будто я могу стать таким же, как те ублюдки.

Она отложила пакет со льдом, и я увидел её глаз – не слишком опухший, но кожа под ним уже начала синеть. Ева попыталась открыть пузырёк, но её пальцы дрожали, крышка не поддавалась.

Я наклонился и протянул руку. Она передала мне пузырёк, избегая смотреть в глаза. Я открыл его, высыпал две таблетки ей на ладонь.

– Начни с двух. Если будет больно, через пару часов можно ещё одну.

Она проглотила таблетки, запив водой. Я изучал её. Она выглядела такой хрупкой, будто одно неверное движение – и она разлетится на куски. Синяки заживут, но то, что произошло сегодня, оставило рану глубже, чем может залечить лёд или таблетки.

– Ты ела? – спросил я.

– Я не была голодна, – её голос был почти шёпотом.

Она выглядела измученной. Ей нужно было поесть, но я не стал давить.

– Что с ними случилось? – вдруг спросила она, прерывая мои мысли.

Я не хотел пугать её, но и лгать не собирался. Она заслуживала знать, что я сделал с теми, кто посмел её тронуть.

– Мы с Яковым с ними разобрались.

Она уставилась на меня:

– Они мертвы?

Я подумал о Якове и его металлической трубе:

– Они очень близки к смерти, но не мертвы.

Она глубоко вздохнула, её плечи чуть расслабились.

– У тебя будут из-за этого неприятности?

– Они не заговорят ни о тебе, ни обо мне.

Её взгляд скользнул по мне, избегая глаз:

– Что ты хочешь за то, что помог мне?

– С чего ты взяла, что я чего-то хочу?

Она теребила в руках пакетик со льдом:

– Каждый чего-то хочет.

Я подумал об этом:

– Я хочу, чтобы ты хорошо выспалась.

Она подняла на меня свои зелёные глаза, изучая моё лицо:

– Это всё?

Я знал, о чём она спрашивает, и меня бесило, что ей вообще пришлось спросить:

– Это всё.

Ева нервно сглотнула:

– Если мне придётся… ну, знаешь… я бы предпочла с тобой.

Я откинулся в кресле, скрестив руки:

– Ты хочешь сказать, что, если выбирать между мной и теми грязными полицейскими, ты бы выбрала меня?

Она сильно покраснела:

– Я думаю, ты будешь… лучше.

Ирония её слов резанула меня. Я посмотрел на её покрытое синяками лицо. Я никогда не прикоснусь к ней. Она была слишком хрупкой, слишком уязвимой – не для игр, в которые я привык играть.

– Я никогда к тебе не прикоснусь.

Она втянула воздух:

– Ты не прикоснёшься?

– Ты не в моём вкусе, – солгал я.

Она избегала моего взгляда:

– Ты расскажешь полиции, что я здесь?

– Нет, если ты этого не хочешь.

Она покачала головой:

– Нет, не хочу.

– Тогда полиции не нужно знать.

Она закрыла глаза, а затем открыла их. Они были расфокусированы:

– Я странно себя чувствую.

Чёрт. Я привык глотать по три таблетки, не думая. Забыл, какая она маленькая.

– Это кодеин. Он оказывает успокаивающее действие.

– Врач говорил не брать больше одной, – пробормотала она.

– Сегодня ты будешь спать крепко.

Она боролась с сонливостью:

– Можно мне остаться здесь? Если ты позволишь.

– Ты можешь занять кровать.

Ева посмотрела на кровать в дальнем углу лофта, её глаза мило затуманились:

– Она слишком далеко.

– Тебе нужна помощь?

– Не могли бы вы… подвинуть кровать поближе?

Я невольно усмехнулся. Встал:

– Давай я помогу тебе лечь спать.

Она подняла голову, глядя на меня с удивлением:

– У тебя очень красивые глаза.

– Спасибо, – я наклонился ближе. – Могу я отнести тебя в постель?

– Не уверена, что ты сможешь. Я тяжелее, чем выгляжу.

Я легко подхватил её на руки. Она была невесомой, мягкой, как пёрышко.

– Думаю, справлюсь.

Ева смотрела на меня, пока я пересекал лофт:

– Ты тревожный человек, Илья.

– Что это значит?

– Ты из плохих парней.

– Ты права.

Я положил её на кровать и накрыл одеялом. Она неуклюже схватила мою руку:

– Спасибо.

– За что?

Она уставилась на меня остекленевшим взглядом:

– Я не хотела, чтобы мой первый раз был таким.

Я нахмурился, не понимая:

– Про что ты говоришь?

Она закрыла глаза:

– Моя первая близость… с мужчиной.

Какого чёрта?

– Ты хочешь сказать, что ты девственница? – я не верил своим ушам.

– Это не преступление, – пробормотала она, засыпая.

Я стоял, глядя, как её дыхание выравнивается. Как, чёрт возьми, она может быть девственницей? Она же стриптизёрша.

Я смотрел на её спящее лицо. Я мог бы показать ей такое, о чём она даже не мечтала. Заставить её хотеть меня, нуждаться во мне, пока я не стану для неё всем. И, сделав это, я бы присвоил её себе.

Разве это так плохо?

Но она не была как женщины, с которыми я привык иметь дело. Те знали, где проходит грань, умели остановиться. Ева бы не остановилась. Она отдала бы всю себя, пока от неё ничего не осталось бы, а я был достаточно подлым, чтобы позволить ей это сделать.

Меня затошнило от самого себя. Она девственница.

Я смотрел на неё, мирно спящую. Она не могла остаться. Теперь, когда я почувствовал этот интерес, это место стало для неё опасным. Лучше всего – отправить её в бега. Дать денег, помочь с планом. А потом закрыть эту дверь и забыть о ней.

Я взял бутылку виски из бара, бросил на Еву последний взгляд и направился в кабинет. Мне нужно было напиться.

Глава 6

Ева

Я проснулась, будто вынырнула из кошмара: сердце колотилось так, что казалось, оно вот-вот разорвёт грудную клетку. Во рту пересохло. Я села на кровати, чувствуя, как мир вокруг качается, будто палуба тонущего корабля. Часы у кровати мигали красными цифрами – 9:30 утра. Когда я встала, тело заныло, как после долгого боя: мышцы одеревенели, а синяки напомнили о себе при каждом движении.

Я побрела к кухонной стойке, где стоял графин с водой, и, пока выпивала два полных стакана, пыталась оценить свои чувства по поводу всего произошедшего. Находиться под защитой свидетелей было нереальным опытом, который, казалось, никогда не закончится, но с тех пор, как два дня назад я проснулась на заднем сиденье внедорожника посреди перестрелки, у меня возникло ощущение, будто я живу в каком-то боевике. Это было реальностью? Неужели люди действительно живут в этом мире? Мире, где все носят оружие и стреляют друг в друга, и никто не чувствует себя в безопасности?

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Ручка повернулась без предупреждения, и в проёме возник он – Илья, больше, чем жизнь, заполнивший собой всё пространство. Тёмные джинсы, расстёгнутая синяя рубашка, обнажающая ключицы и намёк на татуировку, что змеилась под тканью. Его щетина отливала угольной чернотой, а волосы, растрёпанные, будто он провёл ночь в драке, только усиливали ауру опасности. Он вошёл в лофт, бросил телефон на кухонный остров с глухим стуком и окинул меня взглядом.

– Опухоль с глаза спала, – сказал он, и его голос, низкий и хриплый, резал воздух. – Остальное на лице заживёт через пару дней.

Я не смотрелась в зеркало со вчерашнего вечера. Не хотела видеть, во что превратилась: синяки, ссадины, тени под глазами, которые, наверное, теперь были частью меня.

– Моё лицо в порядке, – солгала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Да, ну хорошо, – сказал он тоном, который показывал, что он мне не верит.

Как бы напряжённо ни было наблюдать за ним, было неблагоразумно отрывать от него взгляд, поэтому я стояла там, следя за каждым его движением.

– Как ты спала? – спросил он, и в его голосе мелькнула неожиданная мягкость.

Я пожала плечами, пряча нервозность:

– Нормально.

Он обвёл взглядом лофт, будто искал в нём ответы:

– Вчера ты сказала, что не хочешь возвращаться в полицию.

Я правда этого не хотела. Полиция? Это они на меня напали. Это их «защита» обернулась тем, что я оказалась в эпицентре перестрелки и чуть не была изнасилована. Они были не вариантом – они были угрозой. Проблема в том, что других вариантов у меня не было. Илья обещал защиту, но от одной мысли об этом у меня холодели пальцы.

– Я не доверяю полиции, – подтвердила я, стараясь звучать твёрже, чем чувствовала.

Его глаза, серые, как зимнее небо, впились в мои:

– Я думаю, твой лучший план действий – уехать из города.

Я стиснула зубы, чтобы страх не проступил на лице. Уехать? Легко сказать. Даже с деньгами, которые он мне дал, я бы протянула пару недель, а потом что? Жить на улице?

– Да, конечно, – выдавила я, но голос предательски дрогнул.

Он нахмурился, явно недовольный моей реакцией:

– Ладно, начинай собираться. Через час выезжаем.

Куда я пойду? Как я туда доберусь? Мне нужно будет сесть на автобус где-нибудь? Я представила себя в каком-нибудь захолустном городишке, с рюкзаком за спиной, без единой знакомой души. Паника подступила к горлу, но я заставила себя спросить:

– Ты знаешь, куда мне стоит поехать?

Он бросил на меня пустой взгляд.

Я сглотнула:

– Мне никогда не приходилось уезжать из города. Я не знаю, куда поехать.

Он кивнул в сторону ванной:

– Иди, собирайся. Потом разберёмся.

Я приняла душ и переоделась в рекордное время. Мои дрожащие руки тряслись от нервов, когда я наносила макияж, чтобы скрыть синяки на лице. Илья избавлялся от меня. Вот что я получила за то, что боялась единственного человека, который пытался мне помочь.

Я совершенно не представляла, как смогу выжить, имея наличные, которые покроют расходы на жизнь всего за две недели. Собрав вещи в рюкзак, я вернулась в гостиную. Илья сидел на диване, его поза была обманчиво расслабленной, но я чувствовала напряжение, исходящее от него, как статическое электричество. Он жестом указал мне сесть рядом. Я осторожно опустилась на краешек дивана, будто боялась спугнуть хищника.

Он потёр лицо руками, будто стряхивая усталость, и посмотрел на меня:

– Ладно. У меня есть для тебя план.

Он протянул мне кожаную сумку:

– Здесь пять миллионов рублей. Садишься на поезд до Ярославля, потом до Екатеринбурга. Оттуда – на самолёт или автобус, неважно. И так дальше. Перемещайся. Никогда не оседай там, где тебя могут знать. Не связывайся с прошлыми знакомыми. Затаись.

Я сидела, смотрела на сумку, ошеломлённая тем, что он дал мне так много денег.

– Когда я смогу вернуться домой? – спросила я, почти шёпотом.

Его лицо потемнело:

– Когда Лебедев умрёт. Или когда его посадят в тюрьму.

Это может занять годы.

– Серьёзно?

– Да. Вот почему тех, кто скрывается, не находят.

Я представила себя в чужом городе, без друзей, без дома, с постоянным страхом, что кто-то дышит мне в затылок.

– Как думаешь, Лебедев или его люди… они будут меня искать?

Он изучал меня, будто взвешивал, стоит ли говорить правду:

– Они могут, я не исключаю этого. Вот почему важно с самого начала постоянно передвигаться. Сделай так, чтобы им было трудно тебя найти.

Я уставилась на сумку. Его щедрость разрывала шаблоны. Он дал мне шанс, которого я не ожидала. Это поможет мне больше, чем он, возможно, предполагал.

– Спасибо, – сказала я, и голос дрогнул от искренности. – За твою доброту.

Он отвернулся:

– Я попрошу кого-нибудь отвезти тебя на вокзал.

Он сам отвёз меня на Белорусский вокзал. Я сидела на пассажирском сиденье, сжимая рюкзак так, что костяшки побелели. Его внедорожник пах кожей и бензином, а за окном мелькали серые улицы Москвы, будто кадры из чёрно-белого фильма. Илья молчал, и я не решалась нарушить тишину. Его пальцы крепко сжимали руль.

Он начал говорить, но остановился.

Я посмотрела на него.

На парковке он заглушил мотор и повернулся ко мне. Его улыбка была странной – смесь сожаления и усталости:

– Ты готова?

Я была готова меньше, чем когда-либо. Хотелось свернуться в клубок и спрятаться под сиденьем. Но я кивнула, подражая его бесстрастному тону:

– Я готова.

Я выбралась из машины, чувствуя, как холодный ветер кусает кожу. Оглянулась на него. Даже если он был преступником, даже если его мир пугал меня до дрожи, он заслуживал благодарности.

– Спасибо, что спас меня. И помог.

И за то, что не причинил мне вреда и не убил меня, – добавила я мысленно.

– Помни, оставайся настолько невидимой, насколько это возможно, и никому не доверяй.

– Хорошо.

Я постояла, не зная, как попрощаться. Он заговорил, как только дверь закрылась и фактически оборвала его слова.

Я открыла её снова:

– Ты что-то сказал?

Он усмехнулся, но в этом звуке не было веселья:

– Нет. Просто… оставайся в живых.

Оставайся в живых? Серьёзно, это его напутствие?

– Опять с радостными ободряющими речами, – пробормотала я себе под нос.

– Что?

Его брови приподнялись, а на губах мелькнула тень улыбки.

– Ничего.

Он выглядел удивлённым, почти человечным:

– Ты не расскажешь мне?

– Нет.

Его широкая улыбка застала меня врасплох. Благодаря ей он выглядел как обычный парень.

– До свиданья, Илья, – сказала я, впервые произнося его имя вслух.

Интересно, знает ли он моё?

Мы уставились друг на друга.

– Пока, Ева.

Оставайся невидимой. Я натянула капюшон, пряча лицо, и пошла к вокзалу, растворяясь в толпе. Холодный воздух пах мокрым асфальтом и жареными пирожками. Я оглянулась, но внедорожник Ильи уже исчез, будто его и не было.

Купив билет до Ярославля, я направилась к платформе. Поезд подъехал с лязгом, и я, показав билет проводнику, забралась в вагон. В купе пахло старой обивкой и чьим-то забытым ланчем. Я села у окна, обхватив себя руками, и уставилась в пустоту. Екатеринбург. А дальше? Илья сказал двигаться. Найти дешёвый автобус в никуда. Но если люди Лебедева найдут меня, увижу ли я их? Смогу ли спрятаться?

Я подумала о маме. Может, позвонить? Просто сказать, что я жива, но не говорить, куда еду. Будет ли она волноваться? Или просто прочтёт мне очередную лекцию о том, как я всё делаю не так? Слёзы защипали глаза. Я заморгала, отгоняя их, и уставилась в потолок. Не сейчас, Ева. Развалиться можно потом.

Кто-то сел напротив. Я подняла глаза и замерла.

Илья. Его присутствие заполнило купе, как дым. Он смотрел на меня, не мигая, и от его взгляда у меня по спине побежали мурашки. Я ждала, что он скажет, но он молчал, и это молчание было хуже крика.

– Что ты здесь делаешь? – наконец выдавила я.

Он наклонился вперёд, положив локти на колени, а его серые глаза холодно оценивали меня:

– Я хочу переспать с тобой.

Его слова потрясли меня и заставили затаить дыхание. Чёрт возьми. Я попыталась представить себя обнажённой с этим огромным мужчиной, но мой мозг не смог обработать эту мысль.

– Ты… хочешь? – тупо спросила я.

Я постаралась скрыть эмоции на лице, но знала, что делаю это плохо.

Он наблюдал за моей реакцией с холодной улыбкой:

– Поэтому я не хотел, чтобы ты оставалась.

– Ты избавился от меня, потому что… я тебе нравлюсь?

Он скрестил руки на груди:

– Что-то в этом роде.

Это было какое-то предложение? Именно поэтому он пришёл сюда? И если да, то ждал ли он ответа?

Мне нужно было выиграть время:

– Я думала, я не в твоём вкусе.

Его тело напряглось, но глаза не отрывались от моего лица:

– Ты не в моём вкусе.

Я понятия не имела, как на это ответить:

– Я в замешательстве.

Он молчал, и каждая секунда тянулась, как час. Потом он резко встал:

– Это была ошибка.

Он пошёл к выходу, и я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Он был моей единственной защитой, а теперь уходил, оставляя меня одну. Паника толкнула меня вперёд. Я схватила рюкзак и бросилась за ним:

– Подожди!

Я догнала его и вцепилась в его руку.

Он стряхнул мою хватку:

– Иди и живи своей жизнью. Постарайся остаться в живых.

Он исчез, спустившись по лестнице с вагона.

Я стояла, колеблясь в нерешительности. Если я уеду отсюда одна, я была почти уверена, что это лишь вопрос времени, прежде чем люди Лебедева догонят меня и убьют. Илья предлагал защиту, если я пересплю с ним. Оба варианта пугали меня, но только один позволил бы мне остаться в живых.

Я сбежала по ступенькам и догнала его на платформе:

– Зачем ты вернулся?

Я едва протиснулась сквозь поток пассажиров, направлявшихся к своим вагонам:

– Пожалуйста, поговори со мной.

Он проигнорировал меня и продолжил идти.

– Ты уходишь, потому что я неопытна?

Я старалась не отставать от его удаляющейся фигуры.

Он остановился так резко, что я врезалась в его спину. Он развернулся и сердито посмотрел на меня:

– Я же сказал тебе. Это была ошибка.

Боже, он был огромным. Он возвышался надо мной, пугающий. Но я не могла отступить. Это был мой единственный шанс. Мне нужно было, чтобы он знал, как я напугана.

– Пожалуйста. Я не в безопасности одна, – сказала я, и мой голос сорвался.

Его ноздри раздулись, когда он пронзил меня взглядом:

– Это плохая идея.

Конечно, он был прав. Это была плохая идея. Но он казался человеком, который лучше всего способен сохранить мне жизнь.

– Мне нужна защита. Ты можешь меня защитить?

Он выглядел слегка оскорблённым тем, что я вообще сомневаюсь в его способности обеспечить мою безопасность:

– Я могу защитить тебя от Лебедева, от этого мира, но не в этом проблема.

– Так ты защитишь меня? – мой голос дрогнул.

– Если ты моя, я защищу тебя.

Если ты моя. Что это значило? Имело ли это значение? Я понятия не имела, на что соглашаюсь, но я хотела жить.

– Я согласна.

Он покачал головой, явно раздражённый:

– Это ошибка.

– Это не так.

Это был мой лучший шанс остаться в живых.

Его рука схватила мою, и всё изменилось. Он больше не шёл впереди, равнодушный и холодный. Теперь он заслонял меня от толпы, его широкая спина была как щит. Люди расступались перед ним, будто перед волной. Я просто следовала за ним, чувствуя, как страх отступает, но на его место приходит что-то новое – опасное, неизведанное.

Я последовала за ним обратно к машине и села рядом с ним. Не глядя на меня, он нажал на газ.

Мы ехали молча. Я взглянула на человека, который только что спас мне жизнь в третий раз за три дня, но не осмелилась заговорить. Раздражение исходило от него словно жар, потрескивая энергией.

Три месяца с ним в обмен на возможность прожить остаток жизни. Речь даже не шла о том, чтобы поступить правильно. Это был мой единственный выбор.

Мы заехали обратно в тот же отсек у склада. Яков наблюдал, как мы подъезжаем, его огромные руки были скрещены на груди, и я заметила тень удивления в его глазах. Когда мы вышли из машины, он спросил:

– Всё в порядке, Илья? На вокзале были проблемы?

Илья повернул свой тёмный взгляд в мою сторону:

– Наверх. Сейчас же.

Я пошла за ним. Сегодня он был другим. Угрюмый и злой. Я последовала за ним в его лофт и села на диван.

– Чёрт, – выдохнул он, стоя посреди комнаты, уперев руки в бока.

Я ждала, затаив дыхание. Он повернулся ко мне:

– Дай мне свой рюкзак.

Я с трепетом передала ему рюкзак. В нём хранились все мои мирские пожитки. Он открыл верхний клапан и перевернул его, вытряхивая содержимое на журнальный столик. Я наблюдала без протеста, как он бросил мою одежду на диван рядом со мной, а затем осмотрел всё остальное. Не то чтобы там было на что смотреть. Там были мои туалетные принадлежности. Мой паспорт и страховка. Потрёпанная книга в мягкой обложке, которую я уже читала бесчисленное количество раз. И небольшой блокнот с ручкой, которыми я документировала каждый день своей несчастной жизни в качестве свидетеля.

Он взял мой маленький блокнот, и мой протест вырвался из меня:

– Не надо!

Его холодный взгляд пригвоздил меня.

Я поспешила объяснить:

– Это мой личный дневник.

С отвращением он бросил его на стол. Откинулся назад, скрестил руки и принялся изучать меня.

– Что теперь? – спросила я.

Неизвестность пугала меня.

– Я думаю.

Я начала собирать вещи, складывая одежду в рюкзак. Всё, кроме кожаной сумки с деньгами. Она осталась лежать на столе.

Он наклонился вперёд, поднял кожаную сумку и протянул мне:

– Ты забыла это.

– Это твоё.

– Я отдал это тебе.

– Чтобы я уехала. Теперь я остаюсь.

Его челюсть сжалась:

– Держи это при себе всё время. Если всё пойдёт наперекосяк и тебе действительно удастся сбежать, тебе понадобятся деньги.

Его щедрость была в прямом противоречии с его кислым поведением. И я не хотела думать о том, что он имел в виду, говоря «если всё пойдёт наперекосяк».

– Спасибо.

Я сунула небольшую кожаную сумку на дно своего большого рюкзака, а затем села и стала ждать указаний и вариантов. Я ждала, что он скажет мне, что делать и чего не делать, чтобы обеспечить свою защиту.

Глава 7

Илья

О чём я думал, чёрт возьми? Девушка, сидевшая на диване, выглядела одновременно испуганной и облегчённой. Я хотел её успокоить, дать понять, что она в безопасности, но вместо этого, как последний идиот, ляпнул какую-то чушь про то, что хочу с ней переспать. Гениально, Илья. Теперь она, наверное, ждёт, что я наброшусь на неё, стоит ей моргнуть. Мой член, конечно, имел своё мнение на этот счёт, но я дал себе слово: она уйдёт отсюда нетронутой. Девственницей. Точка.

– Я хочу держать тебя под своей защитой, потому что мне нужно, чтобы Лебедева не было на улицах, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Её зелёные глаза, огромные, как у загнанного оленя, встретились с моими. На долю секунды. Потом она отвела взгляд, уставившись в пол, будто там был ответ на все её беды. Она боялась меня. Обычно мне плевать, что там чувствуют другие – их страх, их боль, их надежды. Но Ева… Она так старалась спрятать свой страх, стиснув пальцы до белизны, что я почувствовал себя плохо.

– Слушай, – я кашлянул, пытаясь смягчить тон, – несмотря на ту ерунду, что я сказал в поезде, я не собираюсь с тобой спать. Я хочу, чтобы ты это поняла.

Я смотрел на неё, мысленно проклиная себя за каждое слово, что вылетело из моего рта до этого. Не трогать её. Она под запретом. Как бы ни хотелось провести пальцами по её бледной коже, узнать, как она вздрогнет под моим прикосновением. Запрещено.

Ева подняла взгляд, и в её глазах мелькнуло что-то новое. Не доверие, но… любопытство?

– Почему ты мне помогаешь? – спросила она тихо, почти шёпотом.

Потому что я не мог вынести мысли о том, что ты напугана и одинока в этом мире.

– Потому что это выгодно мне в долгосрочной перспективе.

– Когда я буду давать показания?

Её голос дрогнул, но она держалась.

– Да.

Она кивнула, словно мои слова были железным аргументом. Я мог защитить её. Должен был. Смириться с тем, что она здесь, под моей крышей, но вне досягаемости. В этом дерьмовом уголке моего мира невинность – редкость, и я не собирался отбирать у неё эту крупицу света.

Телефон завибрировал в кармане, выдернув меня из мыслей. Костя. Я встал, отошёл к окну, подальше от Евы, и ответил:

– Костя, привет. Что стряслось?

– Илья, привет, мне нужна огромная услуга.

– Говори.

– Лера и Машенька улетели со мной на игру в Минск. Мы только приземлились, а тут сообщения от нашей собачьей няни. Она отказалась смотреть за Петрушей. Говорит, он её достал.

– Что за бред, – я закатил глаза.

– Мы ищем питомник, но… можешь взять его хотя бы на день?

Я глянул на Еву. Она сидела, поджав ноги, уставившись в пол. Измотанная. Ей нужен был кто-то, кто не будет её пугать. Петруша – тот ещё кошмар на четырёх лапах, но, чёрт возьми, он мог бы помочь мне с ней.

– Забудь про питомник, – сказал я. – Я заберу Петрушу, пока вы не вернётесь.

– Илья, друг, я твой должник.

– Передай няне, что мы скоро будем.

Я сунул телефон в карман и повернулся к Еве. Она подняла глаза, и я поймал себя на том, что не хочу, чтобы она снова их опустила.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал я.

Её брови чуть приподнялись. Впервые за весь вечер в ней мелькнула искра интереса.

– Мне нужно забрать собаку моего друга.

Она выглядела заинтересованной:

– Тебе нужна моя помощь?

– Эта псина – настоящий ураган. Поможешь держать её в узде, пока я за рулём?

Она выпрямилась на диване:

– Хорошо, – кивнула она, и в её голосе проскользнула тень улыбки.

Мы ехали к дому Кости и Леры. Ева сидела рядом, сложив руки между колен. Она не смотрела на меня, не говорила. Её неподвижность резала глаз – будто она боялась дышать слишком громко, чтобы не привлечь внимания. Я не винил её. После всего, что она пережила, я был для неё очередным хищником. Может, чуть менее опасным, но всё ещё хищником.

Она должна бояться меня.

Я прочистил горло, пытаясь придумать, что сказать, чтобы она расслабилась:

– Костя – один из моих старейших друзей. Росли вместе. Он хоккеист.

Она удивлённо взглянула на меня:

– Профессионально?

– Да, сейчас играют в Минске.

Я ждал, что она скажет что-то ещё, но она снова замкнулась.

– Костя и его жена Лера получили Петрушу в подарок от его мамы. Петруша – чистокровный сибирский самоед с соответствующим характером.

– Что случилось с их няней для собак? – спросила она, и я уловил в её голосе слабый намёк на любопытство.

– Похоже, Петруша её довёл. Не справляется.

Мы подъехали к двухэтажному дому Кости, окружённому низким забором. Ева вышла из машины и пошла за мной, держась на шаг позади. Когда я позвонил в дверь, изнутри донёсся дикий лай, топот лап и приглушённые крики. Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина с растрёпанными волосами и глазами, полными паники.

– О, слава богу. Вы здесь за Петрушей? – выдохнула она.

Не успели мы ответить, как к нам рвануло белое пушистое торнадо. Петруша, весь в своей самоедской славе, мчался, скользя когтями по паркету.

– Петруша, сидеть, – приказал я.

Собака затормозила, плюхнулась на задницу, но её хвост молотил по полу, а глаза горели восторгом. Она переводила взгляд с меня на Еву, будто решая, кого лизнуть первым. Я ткнул пальцем в сторону дома, и Петруша, фыркнув, рванул обратно.

Няня уставилась на меня, как на дрессировщика тигров:

– Как вы это делаете? – пробормотала она.

Я шагнул внутрь. Мухтар, второй пёс Кости, степенно подошёл к Еве и ткнулся носом в её ладонь. Она замерла, но потом медленно погладила его, и уголок её рта дрогнул в намёке на улыбку. Тем временем Петруша взгромоздился на задние лапы, обнюхивая что-то на кухонной стойке.

– У вас есть его еда? – спросил я няню.

Няня указала на два больших пакета на полу. Рядом был большой пакет с собачьим кормом:

– Игрушки, лакомства, поводок, вторая шлейка. Он вчера разорвал свою лежанку, но я положила его любимое одеяло, – добавила няня, глядя, как Петруша тянет лапой яблоко из фруктовой вазы. – Петруша, слезай.

Собака проигнорировала её и бросила яблоко на пол. Петруша наблюдал яркими тёмными глазами, как яблоко катилось по полу, прежде чем громко залаять и атаковать его лапами.

– Демон, – пробормотал я Еве.

Она смотрела на пса с чем-то вроде восхищения. Впервые за весь день её плечи чуть расслабились.