Ведьма и бог. Похищение Цирцеи

Размер шрифта: 13

Liv Stone

Witch and God volume 2

Печатается с разрешения литературных агентств Lester Literary Agency & Associates

Hachette Livre, 58 rue Jean Bleuzen, 92170 Vanves.

* * *

Маленьким ведьмам – племянницам.

* * *

Пролог

Золото окрашивает красную ткань платья, в то время как я смотрю на спокойную, жемчужную реку Лета. На покрытом пеплом берегу сидят тени. Некоторые поднимаются и безвозвратно исчезают в драгоценном потоке.

Момент забвения принадлежит им.

С дрожью закрываю глаза.

Ихор вырывается из его кожи и медленно взмывает, прежде чем покрыть землю и мое платье.

В горле до сих пор стоит крик. Неужели боги смертны? Могу ли я на что-то надеяться, находясь в Преисподней?

Он говорил, что ради меня хочет «достичь невозможного», но это безумие! Я подвергла его жизнь опасности.

Боль охватывает тело. Я слишком долго любила его, не признавая этого. Пытаясь забыть об этом.

Ничего не поделать.

Он здесь, в смятении моего сердца и разума.

Только Лета может избавить меня от него.

Я могу сделать выбор. Здесь и сейчас.

Забвение.

Я могу переродиться. Стану глиной, из которой можно создать новую личность.

Делаю шаг вперед.

– Остановись, Цирцея.

Голос обездвиживает. Палач сжимает мою руку.

– Ты действительно хочешь забыть кем являешься? Ради кого? Псины Зевса?

Вырываюсь из хватки Немезиды, сотрясаясь от прилива ярости.

– Не смей так говорить о нем!

– Тебе предстоит пройти испытания повелителя Аида и благоговейной Персефоны. К ним стоит быть готовой.

– Если еще раз причинишь ему боль, я убью тебя.

Сжимаю пальцы в кулаки.

– Полно тебе. Не произноси угроз, которые не сможешь выполнить, – с агрессивной улыбкой парирует она. – Ты не убьешь меня. Единственный приговор, который тебя ждет, – Тартар, из которого никто никогда не возвращался.

Богиня возмездия не знает, что я сделаю для него невозможное.

Глава I

Двумя неделями ранее.

Мне снится, что я медленно иду в плотном тумане, сквозь который не видно горизонта.

Темнота окружает меня. Пепельный дым вьется вокруг тела, следует за движением пальцев. Не решаюсь назвать это зрелище захватывающим. Темнота и тишина никогда никого не успокаивали. Комната не погружена в кромешную тьму, ведь я всегда оставляю крошечное отверстие, чтобы проникал свет луны. Мне нужен ориентир. Мне всю жизнь нужны ориентиры. Здесь, в тумане, я не могу их найти. Хочу зажечь искру на кончике пальцев – обычный магический трюк, но ничего не происходит.

За спиной раздается вздох мощного голоса, от которого по позвоночнику пробегают мурашки. Голос того, кто играет на ксилофоне из моих костей.

«Не оставайся в Эребе, судьба заманивает тебя в ловушку».

Пульс учащается. Понимаю, кто со мной разговаривает. Гипнос – бог сна. Существо столь же древнее, как мир. Один из сыновей Нюкты, богини Ночи. Глухое, глубокое эхо предостережения проходит сквозь меня и многократно повторяется в голове. Атмосфера настолько угнетающая, что я сжимаю пальцы в кулаки…

… и резко выпрямляюсь, широко раскрыв глаза. Задыхаюсь, ослепленная солнцем, пробивающимся сквозь робкую листву окружающих деревьев. Поспешно встаю и с облегчением вытираю лицо.

– Это был просто сон.

Вдыхаю свежий мартовский воздух и выдыхаю, размахивая руками. Запах распускающихся почек и серовато-зеленых папоротников очаровывает. Наступает весна, земля прогревается, и лес выходит из замерзшего состояния. Персефона в Подземном мире, должно быть, дрожит от нетерпения.

– Цирцея!

Лесные нимфы окликают меня и машут, взбираясь по стволам, прежде чем нырнуть в ручьи. Они тоже чувствуют приближающийся приезд хозяйки. Сотканные из ветерка, цветов и листьев, здешние нимфы – тонкие и нежные создания. Неотесанные грубияны – Олимпийцы во главе с Аполлоном – пытались их поймать и покорить. Но среди ведьм на Поляне нимфы находятся в безопасности. Я присматриваю за ними. Ведь я – потомок Цирцеи и ее племянницы Медеи, первых своих имен, дочери и внучки солнечного Титана Гелиоса.

Они были первыми ведьмами нашего мира. Могущественные, неукротимые и хитрые. Поселившись на острове Ээя в Средиземном море, они создали сплоченную и замкнутую общину, которую завещали дочерям и внучкам. В течение нескольких столетий там жили ведьмы, которые встречались с людьми только для того, чтобы продолжать род. Геката, богиня магии, всегда была благосклонной защитницей ведьм. В XVII веке ведьмы решили уехать из Европы в Новый Свет, вновь начав отсчет поколений. Сегодня нами руководят двадцать первые проводницы общины Спрингфолл, на севере штата Нью-Йорк, Цирцея Великая и Медея Юная.

В ближайшем будущем мы с племянницей станем двадцать вторыми. Конечно, только после того, как племянница родится.

Сердце сжимается от этой мысли. Засовываю руки в карманы и делаю несколько шагов по лесу. Мероэ и Элла – самое дорогое, что у меня есть. Насколько помню, не испытывала ревность, когда они родились, только безумную любовь и бесконечное удовольствие от идеи поиграть с ними. Это не мешало нам драться, ругаться или мне командовать ими, ведь я – старшая, обладающая некоторыми привилегиями, но мы всегда были неразлучны. Несмотря на то, что младшая, Элла, провела детство за пределами общины. Лишенная способностей при рождении, она всегда была изолирована, несмотря на наше присутствие.

Сегодня это уже не так. Элла овладела магией и вышла замуж за бога. До сих пор не можем перестать обсуждать историю их любви. Моя двадцатидвухлетняя малышка, рыжая, как тыковка, и очаровательная, как котенок, счастлива с Деймосом, богом ужаса. А еще она на восьмом месяце беременности. Никак не могу это принять!

– Цирцея, вот ты где.

Справа от меня появляется Геката – она тоже прогуливалась по лесу. Улыбаюсь ей и подхожу ближе. Богиня-покровительница имеет высокий рост, сияющую смуглую кожу и объемные вьющиеся волосы, усыпанные золотыми жемчужинами. Она с любовью смотрит на нас проницательным взглядом сиреневых глаз. Рядом с ней мы ощущаем прилив уверенности, силы и безопасность. Они пульсируют в грудной клетке и распространяются до кончиков пальцев.

– Сменила пеплос на блузку? – замечаю, заинтригованная сменой наряда.

Геката заговорщически подмигивает. Как правило, богини и боги оторваны от реальности. Бессмертие не дарует понимания времени и интереса к окружающему миру.

– Что думаешь?

Она демонстрирует блузу сиреневого цвета с пышными рукавами. Облегающие джинсы и полусапожки на плоской подошве дополняют обновленный образ.

– Прекрасно выглядишь.

Гекате интересна современность. Надо сказать, что для нее все в новинку. После столетнего сна она заново открывает изменившуюся цивилизацию.

Сто лет назад, после того как Зевс, хозяин Олимпа, попытался изнасиловать Гекату, она восстала против него, и ведьмы были на ее стороне. Зевс распространил идею о том, что Геката хочет получить власть, и собрал вокруг себя большинство богов. Разразившаяся война закончилась тем, что Геката разрушила Олимп и изгнала богов на Землю, а Зевс в отместку превратил ее тело в пыль.

Брак Эллы и Деймоса установил мир. Геката вернулась. Вместе с Зевсом они дали нерушимое обещание, запрещающее любую агрессию между богами и ведьмами – клятву на Стиксе.

– Я немного вдохновилась тобой.

– Правда? – говорю я, смущенная и польщенная.

Я часто ношу полусапожки на плоской подошве и джинсовые, кожаные или клетчатые брюки. Что касается верха, остаюсь верной потертой джинсовой куртке. Не могу без нее обойтись. Блузка Гекаты с пышными рукавами – скорее, стиль Эллы. Несмотря на то, что с недавнего времени Элла часто ворчит из-за одежды для беременных, которую считает «уродливой».

– Магия развивается вместе с миром, – отвечает Геката. – Нужно это понимать, чтобы уметь приспосабливаться. Ты и твои сестры – самые близкие для меня его представительницы.

Она не упоминает, что время от времени ускользает, чтобы посетить какое-нибудь место на Земле, и возвращается впечатленная или расстроенная. Ее характер защитницы иногда подвергается серьезному испытанию. Но я также знаю, увидев, как она сражалась с Зевсом год назад, что ее не следует искать. Ее силу нельзя недооценивать.

– А как же Олимп? Ты туда возвращалась?

– Я имею право там появляться. Мне сообщат, если что-нибудь произойдет.

Это возможность, которую я ждала. Замедляю шаг настолько, чтобы она заметила это и остановилась. Геката стала моей наставницей. Ее мудрость и навыки сражения – настоящий источник вдохновения. Проводницы и те, кто был до них, на протяжении целого века заблуждались в учениях. Возвращение Гекаты – пинок под зад для многих! Мы верили, что богини и боги бывают только злонамеренные и доброжелательные. Деймос был первым доказательством ложности этой идеи. Внушающий ужас и сопровождавший отца на поля сражений, чтобы переломить ход конфликта, он влюбился в мою сестру. До такой степени, что терпит ее пристрастие к мюзиклам и любезно соглашается принять участие в ее мании по созданию поздравительных открыток. Нет никого более доброжелательного по отношению к Элле.

И все же я остаюсь осторожной.

– Нам действительно стоит им доверять?

Богиня склоняет голову набок.

– У тебя есть сомнения?

Она возвращает вопрос, и я понимаю, что сомневаюсь не столько в них, сколько в себе. Это очень раздражает! Во время клятвы на Стиксе боги осознали причину, по которой Геката восстала, – хищническое поведение Зевса по отношению к женщинам. Хотя никто ничего не сказал, богини были недовольны. Они были свидетельницами и жертвами его измен и нападений на протяжении тысячелетий в условиях полной безнаказанности. Прошел год, прежде чем прошлой осенью они приняли решение о восстании. Но с тех пор ничего не изменилось. Я теряю терпение.

– Прошло уже много времени.

– Мы тоже так считаем.

Резкий голос Афины раздается позади меня и заставляет вздрогнуть. Богиня мудрости как всегда появляется вовремя. Оборачиваюсь, сбитая с толку. Геката не проявляет никаких признаков смущения.

– Если это может тебя успокоить, ведьма, – добавляет Афина с тонкой улыбкой.

Я привыкла к присутствию Гекаты, но присутствие Афины все еще беспокоит. От нее исходят сила и интеллект, сочетающиеся с утонченностью. Если одни божества наделены грубой силой, делающей их импульсивными и властными, то другие столь же остры и продуманны, как владение клинком.

Афина уменьшает копье до тех пор, пока оно не исчезнет. Часто носящая белые пеплосы, украшенные перьями, она одета в современный кремовый брючный костюм и блузку угольного цвета, усеянную неброскими золотыми нитями. Уверена, что она сшила это сама. Афина – выдающаяся прядильщица. Длинные каштановые волосы собраны в пучок, удерживаемый полудюжиной карандашей и ручек. Крошечная золотая сова, сидящая на плече, хлопает механическими веками.

– Я не хотела проявить к тебе неуважение.

Правило номер один: никогда, НИКОГДА не огорчай Афину.

– Все в порядке. Я осознаю, что для смертной время течет по-другому. Но мы должны сохранять осторожность.

Это совершенно не нужное напоминание только подстегивает нетерпение.

– Я была на встрече с нью-йоркской архитектурной фирмой, которая, сама того не подозревая, предлагает новые идеи для Олимпа, – говорит она, положив руки на пояс. – Как бы ни вдохновлялась ими, не понимаю мании асимметрии. С каких пор это стало эстетичным?

Я предпочитаю не отвечать. На Поляне царит прекрасный хаос. Афина олицетворяет разум, не ожидаю, что она меня поймет.

– Зачем тогда просить у них совета? – спрашивает Геката.

Афина закатывает пронзительные глаза.

– Аполлон, – сквозь зубы бормочет она.

– Что он опять натворил?

Четвертый голос звучит позади Афины. Афродита, свекровь Эллы. Богиня красоты присоединяется к нашему кругу с бокалом «Мимозы» в руке. Должно быть, сейчас на Китире время завтрака. Она перемещает солнцезащитные очки на густые, вьющиеся черные волосы. Карамельная кожа кажется еще более медной, чем в прошлый раз. Афродита олицетворяет чувственность: походка охотящейся кошки, большие черные глаза, увенчанные длинными ресницами, сочные карминные губы и сладострастные изгибы, подчеркнутые золотым бикини и кимоно из темного тюля. Она – полная противоположность Афине. Богиня страсти… и периодического похмелья, если наблюдать за тем, как она, морщась, массирует виски.

– Он все еще считает себя архитектором, – ворчит Афина.

– Значит, придется осудить тех, кто берет на себя слишком много, – соглашается Афродита. – Нельзя управлять солнечной колесницей и одновременно называть себя архитектором, музыкантом, художником, пророком, врачом.

Афина кивает. Восстание объединило самых непохожих богинь.

– Дионис все еще на Китире?

– Да, он и Ариадна – наши гости. Они в безопасности, а коктейли до момента их появления никогда не были так хороши.

Улыбаюсь, заметив успокоенный вид Гекаты. Дионис – один из ее самых старых друзей. Союзник, который заплатил высокую цену за поддержку Гекаты во время войны. Но он в надежных руках. Элла часто рассказывает о своих поездках на Китиру, место веселья и расслабления, каких мало на Земле. Однако они никогда не остаются надолго, Деймосу трудно продержаться там несколько дней.

Гера завершает прибытие союзниц с Олимпа. Царица богинь и богов выглядит серьезной и обеспокоенной. Она та, кто стоит в первом ряду, ближе всего к Зевсу. Ее положение, должно быть, ужасно. Повадки Зевса известны всем и каждому. Как они влияют на нее? Что она теперь чувствует к нему? Мифы сохранили от этой богини с высоким лбом и гордым взглядом только жгучую ревность. До сих пор ищу ее признаки при каждой встрече. Но Гера источает непоколебимое спокойствие. Она одета в длинную приталенную мантию в цветах любимой птицы – павлина. Диадема, украшенная мерцающими драгоценными камнями: сапфирами, изумрудами, рубинами и бриллиантами, покоится на тщательно уложенных каштановых волосах.

– Дамы, – приветствует она. – Зевс отвернулся от нас, можем начинать.

– Он что-нибудь подозревает? – спрашивает Афродита.

– Я так не думаю.

– Хорошо. Если Зевс узнает, что мы делаем, он будет беспощаден, – без промедления предупреждает Афина.

Богини осторожны, но трудно представить, на какую степень жестокости способен Зевс по отношению к жене, любимой дочери и невестке. С другой стороны, если Геката будет обнаружена, у нее меньше шансов. Она ничего не предпринимает, ведь как только начнет действия – нарушит клятву на Стиксе, оказавшись приговоренной к столетнему изгнанию и потере дыхания на год.

– Нельзя забывать, что только он может наказать существо, смертное или божественное, и отправить его в Тартар, – поддерживает Гера. – Муки, которые нас ожидают, будут вечными.

– Достаточно спросить Данаид, – ворчит Афродита, прежде чем допить «Мимозу» и заставить исчезнуть бокал. – Пятьдесят девушек были приговорены к наполнению дырявой бочки только потому, что убивали до того, как были сами убиты. Они защищали себя в мире мужчин.

– Именно, – соглашается Афина. – Или Тантала. Он был одним из сыновей Зевса. Дитя, обреченное вечно испытывать голод и жажду, ничего не могущее с этим поделать.

Лица богинь бледнеют. Они действительно его боятся. Ни на секунду не сомневаюсь в их мужестве или решимости, но они боятся последствий восстания. Бросаю взгляд на Гекату: она скрестила руки и, кажется, соблюдает молчание.

– Но ведь у нас есть преимущество, – упрямо возражает Афина. – Он не заметит нашего приближения.

Геката улыбается. Многие часто забывают, что давным-давно Геката сыграла роль в подземном мире. Она порождала пламя, которое направляло души. Ее присутствие успокаивало и утешало. Она, должно быть, незаметно использовала силу, чтобы пробудить пыл союзниц. Прикусываю язык, чтобы не выдать ее. Слушая краем уха обмен новостями, погружаюсь в мысли.

Мне бы хотелось познакомиться с молодой Гекатой, которая была независимой и упрямой. Будучи подростком, я пережила период бунтарства, который мать с содроганием вспоминает. Я была зла на весь мир. Вовлекла в грязные дела Мероэ и ее подругу Пасифаю. Мы тусовались поздно вечером в центре Спрингфолла. Маленькая группа ведьм, готовая дать отпор и показать людям, чего они стоят. У нас даже были стычки с властями. К большому огорчению родителей. Банда девчонок, которые грабили плохих парней на выходе из кинотеатра. Избивали хулиганов в парках. Испепеляли взглядом мужчин, которые слишком близко подходили к девушкам.

Проводницы часто просили нас проявлять сдержанность, чтобы не раскрывать наши тайны, и с возрастом я это усвоила. Но сохранила джинсовую куртку с нашивками: «Ведьмы рулят» и «Спутницы Гекаты». Примерно в то же время подстригла волосы с золотисто-каштановыми бликами и с тех пор всегда держу их по-мальчишески короткими. Должно быть, поэтому отпугиваю мужчин. В основном так думает Мероэ, которая, в отличие от меня, умеет использовать обаяние. Мы смеялись над Эллой, которая всегда казалась сдержанной, но она нашла жениха быстрее, чем мы думали.

При всем уважении к сестрам, я просто не нашла подходящего партнера. У ведьм нет никаких обязательств, хотя мы должны быть осторожны и поддерживать рождаемость, чтобы ведьмы не исчезли. У Цирцеи Великой нет партнера и детей, а у Медеи Юной есть партнер и две дочери.

С богами и богинями дело обстоит примерно так же: нет никаких норм. Я очень восхищаюсь Афиной за ее асексуальность, Гера несчастна в союзе, но верна клятве и себе, у Афродиты бывший муж, несколько любовников, а сейчас она живет в счастливом свободном союзе с Аресом.

– Я хочу вытащить моего сына Гефеста. Власть Зевса должна ослабнуть.

Фраза Геры, внезапно ставшей более серьезной, захватывает мое внимание. Никто не видел Гефеста в течение многих лет. Всем известно, что он верно служит Зевсу в его кузнице. Местонахождение обители остается неизвестным. Бог огня и металлургии является создателем множества легендарного оружия, такого как стрелы Артемиды и Аполлона, золотая сова и эгида Афины, и даже дом Зевса на Олимпе, который Геката разрушила сто лет назад. В случае конфликта Гефест окажется для Зевса значительным преимуществом.

– Я также собираюсь направить одну из агентов в штаб-квартиру. Ты должна скоро с ней встретиться, Цирцея.

Странно, что она выбрала для этого нас, ведьм. Нам не рады в штаб-квартире, где Зевс поселил божеств, изгнанных с Олимпа на Землю. Не говоря уже о том, что обычно мы не так много общаемся с богами, как сейчас. Ситуация изменилась из-за Эллы и ее новых родственников. Предпочитаю не думать о Гермесе слишком много.

– Я узнаю ее? – спрашиваю, сдерживая подступающий к щекам румянец.

– О да, – хором отвечают богини.

– Без сомнения, – добавляет Афродита.

– Она будет настоящим союзником, – заверяет Афина.

Ладно, я заинтригована.

– Есть еще одна тема, которую нужно затронуть, – начинает Гера. – Медея.

Напрягаюсь.

– Медея?

– В штаб-квартире все о ней говорят. Боги никогда не были так заинтересованы в рождении ведьмы.

Скрещиваю руки, обеспокоенная.

– В рождении полубогини, хочешь сказать? – поправляет Афина.

Богиня мудрости поднимает проблемный вопрос. Медея будет одновременно и ведьмой, и полубогиней. Но ее судьба предрешена, она будет проводницей общины, не став полноценной богиней.

– Боги сомневаются в том, какой она будет? – спрашивает Геката.

– Никто не знает, какой она будет, – возражает Гера. – Это ведь первый случай, когда у ведьмы и бога будет ребенок.

Афродита прочищает горло и морщит лоб.

– Она будет моей внучкой.

– Она еще не родилась, а стервятники уже кружат над ней.

– Я просто сообщаю вам о новой теме обсуждений в штаб-квартире и на Олимпе, – уточняет Гера.

– Ты права, – соглашается Афина. – Мы должны быть осторожны с тем, что о ней говорят.

Моя миссия заключалась в направлении и защите Медеи. Но я понимаю, что у нее будет уникальный статус. Беспокойство заставляет желудок сжаться. Смотрю на Афродиту.

– Ты ведь защищаешь Эллу?

Она смотрит на меня, выпуская на волю уязвленную гордость.

– Конечно, я присматриваю за Эллой. Она делает моего сына счастливым. Будет чудесно, если ты попросишь ее писать на поздравительных открытках предостережения.

– Нам так и не удалось ее обуздать, – фаталистически отвечаю я.

Афродита закатывает большие черные глаза, и в тот же миг маленький стеклянный цилиндр, закрытый двумя медными пробками с резьбой, грациозно приземляется в руки Геры. Афина поднимает брови.

– Насколько безопасно использовать капсулы из пневматических труб Гермеса? Ему нельзя доверять. Он самый младший, любимец Зевса.

Кривлюсь от ревнивого тона богини. Всем известно, что Афина – любимица отца, но, что касается богов-мужчин, то Гермес опережает всех. Виной тому его вспыльчивый и высокомерный характер. Надеюсь, дочерняя любовь Афины к Зевсу – должно быть, ей очень трудно было занять нынешнюю позицию – не отвлечет ее от новой миссии.

– Не волнуйся, сообщение было отправлено агентом, – успокаивает Гера, открывая его. – Зевс больше не занят, пора возвращаться. Будьте осторожны.

Мы киваем.

– На данный момент наша цель – найти божественных союзников, – добавляет Афина. – Геката и Цирцея, советую пока не говорить остальным.

– Положись на нас, – обещает Геката.

Богини прощаются и исчезают. В то время как Геката кажется довольной разговором, я встревожена.

– Я все еще не могу поговорить об этом с сестрами?

Глава II

Поляна – место в самом сердце Спрингфолла. Легенда гласит, что, когда ведьмы высадились в Америке, Геката с помощью Артемиды создала огромную поляну среди деревьев. Немного в стороне от поляны стоит дом с малиновой облицовкой, увитой плющом и глицинией. Остальная часть пространства покрыта растительностью и кустарниками. Ухожен только ботанический сад, полный лекарственных и волшебных растений. Ну, ухожен по меркам ведьминских садов. Сорняки растут повсюду, и с возвращением тепла распространяются по дорожкам и даже поднимают плиты. На ветвях соседнего орешника вьет гнездо белая ворона, а территорию лаванды облюбовал пятнистый болиголов. Ядовитые растения заигрывают с лекарственными. Здесь всегда царила анархия.

Когда мы приближаемся к дому, Геката хватает меня за запястье.

– Я знаю, что ты не хочешь иметь секреты от сестер, но в данный момент это необходимо. Ты будешь проводницей, а для этого необходимо уметь принимать решения, которые даются сложнее, чем другие.

– Я обещала Элле, что это никогда не отразится на них, – взволнованно возражаю я.

– На данный момент это делается для того, чтобы защитить их. Ты поставишь Эллу в очень опасное положение. Неизвестно, что планирует Деймос. Ведь он все еще отвечает за безопасность богов по прямому приказу Зевса.

Смущенная, киваю, и мы входим в дом. Геката, отпуская меня, отходит.

«Я буду проводницей». Я знала об этом едва ли не с момента рождения. Именно поэтому меня зовут Цирцея.

Ведьмы, присутствующие в большом вестибюле, приветствуют улыбками и жестами. Осматриваю высокие стены, облицованные красным сиенским лаком и покрытые настенными кронштейнами: на каждом из которых стоит статуэтка, изображающая проводниц Спрингфолла. Это зрелище вызывает головокружение. Мне двадцать шесть, и я знаю, что все ближе подхожу к цели всей жизни. Тем не менее, все еще чувствую себя непослушным и беззаботным ребенком. Буду ли я когда-нибудь готова к этой роли?

– С тобой все в порядке? – спрашивает Зельда, заметив меня.

Должно быть, у меня сейчас грустное лицо, раз тетя, самая эксцентричная из ведьм, заметила его из маленькой двери слева от большой статуи Гекаты в глубине вестибюля. У Зельды рыжие волосы, как и у Эллы. Она такая же особенная, как сестренка. Всегда занималась готовкой, используя нас для своих кулинарных экспериментов. Она обходит подношения, которые рассыпаны перед богиней, и подходит ко мне.

– Да, не волнуйся, – успокаиваю ее улыбкой.

Я не позволю происходящему подавить меня! Меня ждет так много интересного: поездки в Нью-Йорк, где сейчас живет Элла, новые заклинания, которые нужно выучить. Как и прославленная предшественница, я специализируюсь на трансмутации – искусстве изменять форму вещей и существ. Учусь превращать мужчин в минипигов – это моя новая страсть. Не могу дождаться встречи с Гермесом – он моя любимая жертва! Не только потому, что этот наглец застал меня загорающей топлес два года назад, но и потому, что ему нельзя доверять. Тренировка на боге проверяет силу заклинания: боги сопротивляются магии намного лучше, чем люди.

– Попробуй это, – предлагает Зельда, протягивая печенье с шалфеем. – Ну что? Как думаешь, подойдет для церемонии соединения?

– Очень вкусно, – одобряю, доедая печенье.

– У тебя есть какие-нибудь идеи по его подготовке?

К нам подходит Цирцея Великая.

Старшая из проводниц заплела длинные седые волосы в две косы, которые соединяются на затылке. Она улыбается, оставаясь напряженной, о чем свидетельствует нахмуренность. Черная водолазка делает ее образ более мрачным. Тем не менее, она рассказывает о церемонии соединения, которую я собираюсь провести с племянницей. Когда Медея родится, я вдохну в нее свою магию, которая содержит часть меня, и взамен возьму ее магию. Так связь между нами будет нерушимой и даже позволит общаться телепатически, не вторгаясь в сознание друг друга.

– Я думала обсудить это с Эллой.

– Ты должна организовать это мероприятие. Элла – мать Медеи и главная ее защитница, но именно ты будешь гарантом поддержки общины до конца своих дней. Церемония соединения – первый кирпич в фундаменте особых отношений. Тебе нужно составить список гостей и решить, каких богов пригласить, ведь они впервые станут свидетелями церемонии. Ты знаешь, церемония всегда проводилась только в кругу посвященных, и должна понимать, что собираешься предложить и как хочешь передать свою магию…

Сглатываю, соглашаясь. Я откладываю подготовку. Я не мать Медеи, но чувствую, что жизнь малышки, несмотря ни на что, всегда будет в моих руках. Как бы мне ни терпелось увидеть ее и научить глупостям, ведь это моя привилегия как тети, ответственность за нее и общину вызывает дрожь по позвоночнику. И все же не чувствую, что хочу чего-то еще в жизни. Возможно, потому, что была воспитана с единственной целью.

– Не паникуй, – успокаивает Зельда, подмигивая. – Все всегда проходило хорошо. К тому же у Цирцеи Великой и Медеи Юной еще много лет в запасе. Мой джин хорошо сохраняет, не так ли?

Зельда сопровождает предложение дружеским тычком локтем в бок проводницы.

– Ну, скажешь еще! – покраснев, смеется Цирцея Великая.

Тетя хихикает, отходя в сторону. Нас прерывает топот ног. По главной лестнице несется толпа девочек, возбужденных, как рой пчел, за которыми следуют Медея Юная и Геката, которая, должно быть, телепортировалась наверх. Это самые юные ведьмы в общине, семилетние малышки, которые начинают обучение магии.

– Цирцея! – кричат они, окружая меня. – Смотри, чему мы научились! Смотри!

Они прыгают, излучая свет тыльной стороной ладоней. Это первое заклинание, которое мы изучаем. Оно обращается к нашим корням, поскольку мы происходим от Гелиоса, солнечного Титана. Поздравляю их, хлопая в ладоши, согретая энтузиазмом. Медея Юная и Геката присоединяются к нам.

– Они бесстрашны, – замечает Геката, наблюдая, как девочки резвятся.

– Потому что Цирцея и Мероэ дают им уроки самообороны, в то время как они должны учиться сидеть спокойно в течение двух минут, – отвечает Медея Юная.

Став свидетелем битвы, в которой мы противостояли богам, я поняла, что нам не хватает физической силы. Считаю, что будущие ведьмы должны уметь справляться с любой ситуацией, используя магию или без нее.

– Им нужно тратить энергию.

В глазах Медеи Юной не осуждение, а недоумение. Ей за тридцать, и она понимает меня лучше, чем Цирцея Великая. Она перекидывает длинные черные волосы через плечо и расстегивает жилет с цветочным принтом. Замечаю белую блузку с отложным воротником. Я так и не поняла, нравится ли Медее работа по передаче знаний. Она не очень терпелива и больше всего на свете любит проводить время в лаборатории с растениями и совершая эксперименты. Но она безропотно выполняет долг. Восхищаюсь ее самоотверженностью.

– Ты пытала Цирцею церемонией соединения? – догадывается Медея Юная.

Цирцея Великая закатывает глаза, вызывая смех племянницы.

– И все же мы согласились облегчить протокол.

– Но хотелось бы сохранить некоторые традиции.

– Мы заставляем их развиваться, – успокаивает Медея Юная.

Цирцея Великая кивает в знак согласия с племянницей. Полагаю, что у них было много разговоров по этому поводу. Интересно, поймет ли моя племянница, что из-за разницы в возрасте, мы смотрим на мир по-разному…

– Мечтаю об имбирном пиве, это занятие меня утомило! – говорит Медея Юная.

– Тесса вчера доставила его, осталось только налить, – говорит Цирцея Великая.

Когда слышу слово «мечта», в памяти всплывает фраза из сна: «Не оставайся в Эребе, судьба заманивает тебя в ловушку». Влекомая любопытством, обращаюсь к Гекате, которая, похоже, тоже глубоко задумалась.

– Что ты знаешь об Эребе?

Богиня, не двигаясь, смотрит на меня лиловыми радужками.

– Эребе?

Я киваю.

– Это граница между измерением земли и измерением ада. Место, где встречаются души, когда видят сны и когда их тела умирают. В этом месте нет материальности, кроме психопомпов.

– Психо-кого?

– Психопомпы, божества, которым поручено направлять души в подземный мир.

Отлично, фраза из сна совершенно бессмысленна. Мое бессознательное таким образом пыталось разбудить меня. Геката возобновляет размышления и направляет взгляд на собственную статую из позолоченной бронзы, окруженную треножниками, на которых горят засушенные цветы. Должно быть, она не узнает в ней себя. Древняя работа, которую предки привезли сюда, одета в пеплос с жесткими складками, а ее лицо невыразительное, холодное и суровое. Она имеет все древние атрибуты: цилиндрическую тиару и факел в руке.

– О чем думаешь? – осмеливаюсь спросить я.

– О поклонении, которое вы оказываете, – отвечает она без тени колебания. – Задаюсь вопросом, не пора ли это прекратить. Ведь сейчас я среди вас.

– Но статуя и поклонение были для нас утешительными на протяжении всех этих лет, – тихо протестует Цирцея Великая.

– Это правда, – признает Медея Юная.

– Могу понять, но меня это беспокоит.

Что-то щекочет щеку, когда я пытаюсь не отставать от обсуждения обычаев. Хватаю воздух рукой, убежденная, что имею дело с мошкой. Оглядываюсь, чтобы окинуть холодным взглядом человека, который это делает, и замечаю Мероэ, сидящую на трибуне. Как только она привлекает мое внимание, делает знак присоединиться к ней.

Отличная идея! Моя роль – слушать и общаться с проводницами и богиней. Истории о традициях вызывают… смертельную скуку.

Незаметно отступаю, бормоча заклинание иллюзии.

Пусть проекция останется там, где меня нет. Пусть она исчезнет, когда ее заметят.

Двойник занимает мое место и позволяет быстро уйти. Поднимаюсь по лестнице и подхожу к сестре.

– Мероэ приходит на помощь, – с широкой улыбкой говорит она.

Бесстрашная Мероэ! Давняя сообщница. Нас разделяют всего два года, мы выросли вместе как ведьмы. Взъерошиваю ее каштановую шевелюру, и она, хмыкнув, зачесывает волосы. У нее такие же сине-зеленые глаза, как у нас с Эллой. В уголке глаза она сделала татуировку: маленький египетский лотос в честь ведьмы Мероэ, первой этого имени. Театральным жестом она достает мобильный телефон из черной кожаной куртки.

Это новый для нас предмет. Элла настояла на том, чтобы у нас были телефоны, так как она беременна. У нас есть домашний телефон, но он стационарный, а сестренка хочет иметь возможность связаться с нами в любое время. Мероэ разобралась в нем с ошеломляющей легкостью. Вероятно, потому, что хотела, как и любой человек, чтобы у нее был телефон. В то время как я не вижу в нем никакого смысла.

– Я нашла лучшее приложение в мире! – восклицает она, включив его. – Достань свой, я тебе его установлю.

Обыскиваю куртку и хмыкаю, когда нахожу телефон.

– Снова разрядился аккумулятор. У этих штуковин отвратительная автономия, это невыносимо!

Одним нажатием пальца заряжаю сотовый и проверяю наличие пропущенных панических сообщений от Эллы. Их нет. Только спам от Мероэ, которая присылает мне абсолютно все, что приходит ей в голову, включая коллекцию гифок, которые заставляют ее хихикать посреди ночи. Часто слышу ее в соседней комнате, прежде чем получаю от нее сообщение с последней находкой.

– Смотри! – возбужденно говорит она, размахивая экраном у меня перед глазами.

Прикусываю губу, думая о детях, которые ведут себя точно так же. Вернее, о сестре, которая ведет себя как семилетняя девочка. С той разницей, что Мероэ говорит о сайте знакомств, а не о заклинании.

– Ты хочешь замуж?

– Нет, я хочу разовую интрижку, – поправляет она, показывая список. – Выбираешь несколько критериев, приложение показывает профили, которые подходят. Ты получаешь то, что ищешь.

– Хм. И я должна установить его, потому что…?

Мероэ бросает осуждающий взгляд, выпрямляясь.

– Ты шутишь? Как давно ты хорошо проводила время?

Пожимаю плечами, мрачнея. Было время, когда я имела череду завоеваний. Но в последнее время мне не очень этого хочется. Сестра ни к чему меня не принуждает, но начинает задавать вопросы. Прошло много времени с тех пор, как я рассказывала ей хотя бы о флирте.

– Эй, – добавляет она более мягко. – Перестань наказывать себя за то, что случилось с Эллой. Тыковка все понимает, и ты это знаешь.

Я чувствую, как горло сжимается. Мы солгали Элле об истинной сути ее брака ради всеобщего блага, и именно мы, вопреки ей, забрали ихор у Деймоса. Это ранило ее гораздо сильнее, чем я ожидала. У меня до сих пор перед глазами стоит заплаканная Элла с разбитым сердцем. Я поклялась, что больше никогда не причиню ей вреда, но меня не покидает чувство вины, которое не позволяет наслаждаться простыми радостями жизни.

– Да, но я не могу позволить себе ослабить внимание.

– Для этого есть Кевин, – предлагает она, сунув мне под нос фотографию мужского лица. – Кевин любит пиццу, прогулки по лесу и карточные игры. Кевин идеально подходит для пары сумасшедших дней. А потом вернешь Кевина сообществу приложения.

Она порхает вокруг меня и, наконец, убеждает. Может быть, мне действительно нужно расслабиться. Хватаю ее мобильный и просматриваю информацию из профиля Кевина, прежде чем вернуться к фотографии. Хмурый брюнет, со светлыми глазами и кривой улыбкой, насмешливой, но одновременно нежной. Да, у Кевина есть потенциал. В то же время он кое-кого напоминает…

– Разве он не похож…?

Сдерживаю имя, словно у меня остановилось дыхание, и бросаю мрачный взгляд на сестру, которая не перестает улыбаться.

– Да, похож. Я была уверена, что он тебе понравится.

– Маленький чертенок.

– Вот за это ты меня и любишь!

Делаю угрожающий шаг, но Мероэ не двигается, готовая нанести ответный удар. С детства, как только мать отворачивалась, мы начинали сражаться заклинаниями.

– Смотрите, кто здесь! – восклицает внезапная гостья.

Прибытие Пасифаи сбивает меня с толку, и я бормочу предупреждение, от которого Мероэ отмахивается, высунув язык. Пасифая – лучшая подруга Мероэ с детства. У нее распущенные длинные волнистые каштановые волосы и узкие, черные глаза. Она вторгается в наше пространство, опираясь на перила, и указывает на фигуру внизу, которая только что вошла через дверь.

Гермес.

– Вспомни его, и он тут как тут, – веселится Мероэ.

Нахалки жмутся ко мне, наслаждаясь ситуацией. Мероэ не оставляет навязчивую идею свести нас, и это начинает сказываться!

– Возможно, он услышал наш разговор о Кевине, – весело замечает Мероэ. – Как звучит одно из его прозвищ?

– Аргейфонтес, – подхватывает Пасифая.

– Ах да. «Тот, кто… увеличивается», – добавляет сестра с недвусмысленным подтекстом и многократным поднятием бровей.

Я закипаю. Клянусь, я убью ее! Как только она закроет глаза, я позабочусь об этом!

– Или, может быть, он пришел поговорить с тобой о…

Поднимаю руку и в мгновение ока поражаю их заклинанием. Ладони Мероэ и Пасифаи прижимаются ко рту и пресекают провокации. Больше не слышу, как они, что-то бормоча, возмущенно застывают.

Удовлетворенная, скрещиваю руки.

– Никто не смеет упоминать о том, что произошло в доме Эллы и Деймоса. Ты ничего не поняла из того, что, как тебе казалось, видела, сестренка. Все слишком расплывчато и запутанно, понимаешь? Эта тема запрещена.

– Какая тема запрещена?

Голос заставляет вздрогнуть. Гермес парит в воздухе по другую сторону перил и одаривает косым взглядом, полным высокомерия и насмешки.

Я ненавижу Гермеса.

Глава III

Особняк Эллы и Деймоса.

Февраль.

Ненавижу проклятый праздник Эроса, который люди называют «Днем святого Валентина» и который Элла хочет отпраздновать, находясь под сильным влиянием внешнего мира.

Мы оказываемся в одной из огромных гостиных нью-йоркского особняка супружеской пары. Все братья и сестры Деймоса и несколько друзей, например, Филофросина – богиня, излучающая доброту. Вино льется рекой, гости в разной степени опьянения общаются на фоне множества воздушных шаров в форме сердца и розовых тортов. Трезвы только Элла и Деймос, поскольку Элла на седьмом месяце беременности.

Не могу оторвать глаз от округлого живота, в котором находится будущая Медея, и рук Деймоса, ревниво лежащих на нем, пока сестра прижимается к нему. Деймос одновременно мне нравится и раздражает. Он украл у меня любимую младшую сестренку и сделал ей ребенка. Разве он не мог немного подождать?

Мероэ громко смеется вместе со своим новым лучшим другом Антеросом. Психее и Эросу было бы лучше удалиться в отдельную комнату, учитывая стадию, на которой они находятся. Филофросина, Гармония и Фобос, более сдержанные, чем остальные, беседуют с Полимнией, музой красноречия, очень стильной и слишком тактичной для такого вечера. Разносящиеся по гостиной песни Эрато и Эвтерпы, муз поэзии и музыки, перекрывают разрозненные и игривые дискуссии.

Гермес тоже здесь, погруженный в беседу с Клио, музой истории. Маленькое, хрупкое божество в очках, с конским хвостом и румяными щеками. «Бла-бла-бла, я прочел всего Геродота, он был моим товарищем, мы вместе путешествовали…» «Бла-бла-бла, знаю, я благословил тебя на нескольких перекрестках… Бла-бла-бла, бла-бла-бла…» Оба такие напыщенные!

Что касается меня, то я веду интенсивный тет-а-тет с бутылкой джина. Впиваюсь ртом в горлышко чаще, чем целуются Эрос и Психея, но пора закругляться. Не теряя ни секунды, осушаю бутылку и ставлю ее на пол. Кружится голова, и становится жарко. Выпрямляюсь, качаюсь пару секунд и выхожу подышать свежим воздухом. Это явно пойдет на пользу!

Выхожу из гостиной, имитируя трезвую походку, но, как только ухожу от возможных взглядов, шатаясь, иду к дверям огромного подъезда и открываю их настежь. Ледяной ветер яростно врывается внутрь. Я забыла, что на улице был мощный снегопад. Это была плохая идея. Вместо этого лучше направлюсь в большую мансарду. В ней буду чувствовать себя так, словно нахожусь на улице, в окружении растений. Мансарда впечатляет. Пол и стены, когда не застеклены, покрыты мозаикой, изображающей времена года. Теперь, когда Олимп снова доступен для богов, мозаика кажется еще более огромной и роскошной. В одном из углов Элла даже создала целую тропическую секцию с орхидеями и банановым деревом среди массы зеленых растений. Требуется всего шаг, чтобы температура и влажность в мансарде изменились.

Сажусь посреди джунглей и наблюдаю за огнями города через окна. Вечеринка навевает тоску… Интересно, насколько наивным надо быть, чтобы верить в настоящую любовь? Такие люди, как Элла – невероятная редкость. Не знаю другой ведьмы, которая пожертвовала бы своей жизнью ради спутника. Готовность сделать все для другого – странная идея. Я, конечно, хочу испытывать желание или чувства к кому-то, но у этого есть границы.

Даже возлюбленные в конце концов умирают.

– Извини. Думал, здесь никого не будет.

Медленно поворачиваюсь, чтобы не завалиться на бок, и смотрю на говорящего.

Гермес входит без приглашения. Он засучил рукава белой рубашки, но оставил черный пиджак и брошь в виде Кадуцея, приколотую над сердцем. Насколько помню, Гермес всегда носил костюмы. Он действительно человек системы. Интересно, как он выглядел в 70-х? Носил ботфорты и широкие галстуки? Прикусываю губу, чтобы не расхохотаться, представив результат. Гермес замечает это, но не комментирует. Останавливается возле меня, достает скрученную сигарету и зажигалку.

– Ты что, куришь?

– Только когда вынужден участвовать в такого рода вечеринках.

Гермес выдыхает первую струю дыма. Он немного маскирует запах Гермеса. Не то чтобы я обязательно его узнаю, но от Гермеса, вопреки ожиданиям, всегда пахнет сельской местностью, перечным бергамотом и смолой. У меня щекочет в животе, когда чувствую, как запах окружает его.

Спокойно вдыхаю, сосредотачиваясь на розово-белой орхидее, склонившейся надо мной. Сейчас не время наслаждаться запахом Гермеса!

– Кто тебя заставил?

– Афина. Одна из ее идей для поддержания мира, – бормочет он, предлагая сигарету.

Или чтобы отвлечь его внимание. У Афины, должно быть, имелся какой-то план, когда она послала Гермеса.

Беру сигарету, затягиваюсь и сразу закашливаюсь. У меня нет привычки курить. А еще, у меня всегда кружится от них голова. Когда возвращаю сигарету, замечаю насмешливую улыбку и чувствую, как внутри вскипает ярость. Быть беззаботным так типично для Гермеса. Он считает себя самым умным, причем с самого рождения. Уверенный в себе, с мускулистым телосложением, матовым цветом лица, высокий и крепкий. Каштановые волосы выглядят взъерошенными, но их внешний вид тщательно продуман. Как и его планы.

Гермес расчетлив. Он ничего не делает случайно.

– Что? Ты смотришь на меня и ничего не говоришь.

Вздрагиваю и отворачиваюсь. Его глаза – пожалуй, самое тревожное в его внешности: светло-серые, как отполированные речные гальки. Но при этом его взгляд схож с доспехами. Или стеной. Он непроницаем.

– Ты всегда во всем винишь Афину.

Гермес устало вздыхает.

– Опять ты об истории с острова Ээя!

– Ты предал Цирцею Первую.

– Я никого не предавал, а предупредил Одиссея об опасности, по просьбе Афины.

– Ты предал Цирцею Первую, которую считал «подругой», – возражаю я, изображая пальцами кавычки.

– Я был лишь посланником. Афина хотела защитить подопечного и попросила меня передать предупреждение, чтобы противостоять силе Цирцеи и не позволить Одиссею превратиться в свинью.

– Именно об этом я и говорю. Ты предал Цирцею Первую.

– Цирцея никогда не подвергалась опасности. Она даже держала Одиссея при себе целый год, ведь наконец-то нашла такого же умного, как и она.

Закатываю глаза и ворчу. Он невыносим.

Ущемленный Гермес поворачивается ко мне.

– За что ты меня так ненавидишь, Цирцея?

Я ощетиниваюсь. Он привык соблазнять окружающих. Ему даже приписывают роман с Афродитой после того, как она покинула Гефеста. Поэтому Арес ненавидит его. Гермес вступает в связь только с нимфами: плеядами, океанидами, ореадами… Но среди его пассий нет людей, а ведьм – и того меньше. Он встречается только с божественными существами. В любом случае, он слишком стар. Он из того же поколения, что Афина и Арес. Не знаю его точного божественного возраста, но, судя по виду, ему от тридцати до тридцати пяти смертных лет, судя по маленьким сексуальным морщинкам в уголках глаз.

Стоит быть полегче. «Сексуальным» – громко сказано. Я не могу позволить себе впасть в подростковую влюбленность. Это слишком стыдное воспоминание.

Когда мне было пятнадцать, до сих пор не знаю почему, я сильно влюбилась в Гермеса. Это продлилось одно лето. Я неловко краснела, когда он появлялся на Поляне, заикалась, как идиотка, и убегала от него, чтобы не опозориться. Надеялась, что он придет, следила за дверью, ждала, чтобы увидеть его. И винила себя за это. С одной стороны, я находила его очень красивым, милым и загадочным, с другой – слышала, как Цирцея Великая и Медея Юная предостерегали меня.

«У Гермеса предательство в крови».

«Гермес – олицетворение двуличия, он покровительствует ворам».

«Гермес никогда не говорит правду».

А однажды я застала его болтающим с древесной нимфой на Поляне, и это положило конец увлечению. Я продолжила подростковую жизнь, больше не фантазируя о нем. Мне открыли глаза на бога-посланника.

– Ты бы предпочел, чтобы я боготворила тебя, как океанида? – отвечаю, скрестив руки и покачиваясь.

– Ты знаешь, что у нас будут официальные переговоры, когда станешь проводницей. Как думаешь, поможешь общине, разговаривая со мной таким тоном?

А он умеет напоминать о будущих обязанностях.

Я сглатываю.

– Я еще не проводница.

Мы молча смотрим друг на друга. Мне кажется, я побеждаю в этом поединке. Что еще он может сказать? Что будет контролировать меня? Он окажется настоящим безумцем, если сделает подобное.

Гермес улыбается, что одновременно и расстраивает, и веселит. Он украдкой смотрит серыми глазами на мои губы, прежде чем взглянуть мне в глаза. Быстрое движение, которое замечаю и которое окатывает неожиданной волной тепла.

– Мхм. От меня эта информация не ускользнула, – признает он, косо поглядывая на меня.

Его низкий, обжигающий голос совсем не помогает. Он также является богом торговли. Его харизма не имеет себе равных в том, чтобы обманывать, тембр его голоса – работа ювелира. Мне лучше быть осторожной, алкоголь всегда меня растормаживает. Сейчас не время совершать опрометчивые поступки или, что еще хуже, предаваться юношескому влечению, которое время от времени дает о себе знать.

А впрочем, выиграла ли я? Он уступает очко, но по-прежнему сосредоточен на мне. Я не осознавала его близости. В неожиданно наступившей напряженной тишине он сокращает расстояние между нами в шаг. Расцепляю руки, чувствуя в горле ком. Я слишком пьяна, чтобы дать пощечину. Просто хочу плыть по течению, даже если совсем ничего в этом не понимаю. Почему он это делает? Что происходит у него в голове? Запах перечного бергамота проникает в ноздри, и его божественная аура касается моей кожи.

Вся эта ерунда с праздником Эроса, проходящим по соседству, кого угодно доведет до бешенства… И меня в том числе. Не позволяю себе дотронуться до него, хотя мне хочется расстегнуть облегающий пиджак и ощутить пульс на его шее… Лучшее, что я могу сделать, – это не двигаться. Таким образом я не препятствую и позволяю проявить инициативу. Меня ни в чем нельзя будет упрекнуть!

Ладно, я не против выпрямиться, чтобы приблизить губы, но не хочу бросаться ему на шею. Клянусь Гекатой, меня лихорадит от окружающей тропической температуры! А серебристые радужки, которыми он осмеливается взглянуть на меня, гипнотизируют. Он немного наклонился или изначально так стоял? Эта медлительность меня погубит!

На нас неожиданно обрушивается завеса дождя. Мы не успеваем отступить. Задерживаю дыхание, удивленная так же сильно, как и он. Над нами образовались облака.

– Гроза Эллы, – объясняю я, заметив, как сильно запыхалась.

У меня дико колотится сердце! Вода стекает по лицу Гермеса, по кончику носа, подбородку и ресницам. Благодаря ей немного лучше видна его шея и золотистая кожа под рубашкой. Я даже вижу, как он вздрагивает, когда сосредотачиваюсь на естественной, забавной и смущенной улыбке.

Издаю взволнованный смешок. Не знаю, кто приблизился первым, но мы оказываемся подвержены одному импульсу. Наши губы встречаются так инстинктивно, что это настораживает. Может быть, потому что я фантазировала об этом моменте тысячи раз. Однако реальность более невероятна. Его губы такие мягкие и теплые. Он опускает одну руку мне на поясницу, другую поднимает к затылку и зарывается в волосы, позволяя большому пальцу поиграть с пирсингом в ухе. Дрожу от каждого движения. Особенно когда он использует это, чтобы углубить поцелуй, скользя языком по моему, заставляя двигаться с безумной чувственностью.

На дрожащих ногах опираюсь на его плечи, стремясь как можно больше прикасаться к нему. Наши тела трутся. Начинаю расстегивать воротник рубашки, пальцами ласкаю его упругую кожу.

О, Геката, все происходит так нежно и так пылко… Я сгораю от желания к нему. Не могу мыслить здраво, нужно восстановить дыхание. С трудом отрываюсь от его губ и пытаюсь поднять отяжелевшие веки. Затуманенное зрение наконец фокусируется, пока остаюсь на цыпочках, прижатая к нему.

От того, что вижу, снова перехватывает дыхание. Его серые радужки стали золотыми. Ихор в кровеносных сосудах вокруг глаз создал сияющую маску, спускающуюся по правому виску и доходящую до волос. Над ухом появилось серебряное крыло. Неужели достаточно невероятного поцелуя, чтобы его обличие изменилось? Ослепительно… Захваченная зрелищем, вздрагиваю, понимая, что его рука покидает мое ухо, чтобы вернуться к щеке, а большой палец задерживается на моих приоткрытых губах.

Издаю нетерпеливый стон.

Чего же мы ждем? Ведь уже пора раздеться и заняться любовью!

– О, Геката!

Нас прерывает голос. Гермес отступает, и я снова беру себя в руки, чувствуя себя дезориентированно.

Мероэ и Антерос стоят у входа в мансарду. Грозовой дождь прекратился. Ошеломленное выражение лица сестры смущает. Чувствую, что объяснение будет долгим. Перевожу взгляд на Гермеса, но он исчез.

Минутку, куда делся это трус?

Оборачиваюсь и вижу, что он растворился в воздухе.

– Я же говорил, что тут происходит что-то пошлое, – говорит Антерос с жестокой насмешкой.

– Подожди, разве он не сказал, что должен уйти, чтобы встретиться с наядой? – неуверенно отвечает Мероэ.

Что за придурок! Он меня провел. Это была манипуляция, а я повела себя как идиотка! Разъяренная, облитая водой, сжимаю пальцы в кулаки и, расталкивая свидетелей, бросаюсь прочь.

– Цирцея, подожди! – догоняет меня сестра. – Так вы наконец решились? Выглядело горячо! Я знала, что между вами что-то есть!

– Между нами ничего не было! И я запрещаю говорить об этом, потому что Гермес использовал меня! В следующий раз превращу его в свинью!

Он больше не застанет меня врасплох.

Глава IV

– Чего ты хочешь, Гермес? Цирцея Великая и Медея Юная внизу, – нервно отмахиваюсь я.

Гермес не принимает во внимание мой очередной отказ. Бросаю сестру и ее подругу, чтобы спуститься по лестнице. Бог следует за мной по пятам, по другую сторону перил. Гермес – коллега и «друг», с которым я часто ругаюсь. Это лучшее определение, которое его описывает.

– Я пришел увидеться с тобой, а не с проводницами.

– Зачем? Тебя сегодня еще не оскорбляли?

– Еще как, гораздо больше, чем ты думаешь, – отвечает он, когда мы останавливаемся посреди вестибюля.

Он запускает руку в безупречный темно-синий пиджак и достает бумагу без каких-либо складок. В этом нет ничего удивительного. Он бог-посланник.

– Мы получили письмо о вечеринке по поводу рождения Медеи.

Гермес ворчит. Он кажется нетерпеливым, почти нервным. Это интригует. Кроме того, впервые вижу его с щетиной. Он всегда следит за собой. Любопытно. Пробует другой стиль? Он мрачен. Светлые глаза сильно выделяются на лице.

– И что? – подкалываю его, прежде чем прикусить язык.

«Сосредоточься на сообщении, а не на посланнике». Эту мантру повторяю со времен праздника Эроса.

– Что такое «список ко дню рождения»? Что Зевс должен с этим делать? Что должен с этим делать я?

Он подчеркивает просьбу усталым вздохом. Ему дорого обходится то, что он приехал сюда с таким заданием. Не знаю, почему он не обратился к другим богам. Зачем ради этого приходить к ведьмам? Захочет ли Зевс изображать добросовестного патриарха ради долгожданного ребенка злейших врагов? В этом нет никакого смысла.

– Это список подарков для малыша. В списке указаны магазины в Спрингфолле и Нью-Йорке, где их можно найти.

– Что такое молокоотсос? – ворчит Гермес. – Какое отношение это имеет к дочери Деймоса?

Я морщусь. Мероэ и так меня сильно разозлила, а тут еще и Гермес добавляет масла в огонь.

– Дочери Эллы, ты хотел сказать?

Гермес наклоняет голову в сторону с нетерпеливым презрительным выражением лица, которое столько раз хотелось стереть. Это только подтверждает опасения богинь: боги начинают проявлять интерес к Медее.

– Зевс наделит ребенка особым даром.

– Зевсу лучше купить что-нибудь полезное для обоих родителей.

– Медея будет полубогиней, а ее кровь, возможно, будет из Ихора, – отвечает Гермес, принимая более серьезную позу.

Трудно отвергнуть эту вероятность, которая начинает пугать.

– А до тех пор она будет ребенком, которому нужны родители. И ее родителям понадобится то, что они указали в списке ко дню рождения. Тебе нужен совет или сам разберешься?

Гермес остается невозмутимым. Возможно, он находится в той же ситуации, что и я: зажат в тиски долга. Мне не нужно напоминать, что, несмотря ни на что, я установлю связь с племянницей и она станет проводницей. Неважно, полубогиня она или нет.

– Я понял, – вздыхает он.

Вау, так просто! Зевс оказал на него давление. Или он сам оказал его на себя, как взрослый.

– И почему это обязательно должно было свалиться на меня, – ворчит он, пряча письмо в пиджак. – Ведь мне же больше нечего делать, кроме как искать полезный подарок, чтобы порадовать родителей.

Ауч! Возможно, отношения между повелителем богов и его послом не так уж и хороши. Может ли быть между ними какая-то напряженность? Гермес, похоже, воспринимает миссию как уступку со стороны Зевса. Хотя они всегда очень хорошо ладили. Необходимо, чтобы посланник Зевса был ему верен. Но, если Гермесу это когда-нибудь надоест, у нас есть прекрасная возможность завербовать его. Мы все еще не знаем, как поведет себя Деймос, хотя не сомневаемся, что его привязанность к Элле может сыграть роль в выборе стороны. Так что, поскольку единственная цель на данный момент – найти божественных союзников, пытаюсь быть дружелюбной с Гермесом.

– Я могу отвезти тебя в магазин в Спрингфолле, – говорю я притворно смиренным тоном.

Гермес кивает и тут же протягивает руку. Резко отступаю. Я все еще нервничаю после того позорного поцелуя, о котором не стоит вспоминать. Я достаточно сильно распалила его, когда наши пути пересеклись тем вечером. С тех пор ему категорически запрещено прикасаться ко мне. Его прикосновения слишком сильно возбуждают. Не понимаю, почему должна их терпеть. Предпринимаю третью попытку превратить Гермеса в минипига.

– Это только для того, чтобы мы могли телепортироваться, – уточняет он.

– Даже не обсуждается. В прошлый раз ты исчез, не проводив меня. Пришлось идти домой пешком. Мы поедем на машине.

Гермес нервно улыбается, прежде чем качает головой.

– Нет-нет. Бог путешественников не использует машины.

– У бога путешественников нет выбора. Либо он соглашается, либо возится со списком ко дню рождения.

– Ты сурова, Цирцея.

– Знаю, мне часто об этом говорят.

Торопливые шаги на ступенях лестницы заставляют ускориться. Мероэ и Пасифая отразили заклинание и теперь бегут за мной, так что не будем терять времени! Призываю ключи от машины, которые появляются в ладони, и направляюсь к выходу. Гермес телепортируется наружу. Видеть бога рядом с маленьким баклажановым «Жуком» забавно. Сажусь за руль, а он занимает место рядом, склонив голову.

Он заполняет собой весь салон. Это была плохая идея. Его запах щекочет нос.

– Цирцея! – кричит сестра, выбегая на улицу.

Пристегиваю ремень безопасности и начинаю движение. С облегчением отрываюсь от болтовни Мероэ, несмотря на то, что неровная дорога сравнима с американскими горками.

– Пристегнись.

– Зачем? Намереваешься убить меня?

– Хочешь сказать, что бог может погибнуть в автокатастрофе?

Говорю это шутливым тоном, но с нетерпением жду ответа. Как можно убить бога? Возможно ли это вообще? Надеюсь, что не вызову подозрений. С невинной улыбкой бросаю на него насмешливый взгляд. Моя лучшая улыбка. Я не часто улыбаюсь, лишь избранным.

– Все еще злишься на меня за тот поцелуй, – заключает он. – Это станет постоянным упреком? Как Ээя?

Что ж, фальшивой улыбке он не поверил. И почему снова поднимает эту тему? Мы договорились больше не говорить об этом.

– Это была ошибка. Мы выпили, и ты не смогла сдержаться.

Я останавливаюсь, когда машина оказывается на асфальтовой дороге на выезде из леса.

– Что?

Он издевается!

– Ты набросилась на меня.

– Нет, нет, нет! Ты набросился на меня!

– Насколько помню, ты подошла ко мне.

– Это ты сделал первый шаг!

Может быть, Гермес и не стоит передо мной, но я вижу на его лице садистское выражение – ему нравится сыпать соль на рану. Останавливаюсь. Заклинание трансформации обжигает пальцы. С трудом сдерживаю его.

– Ты без ума от меня, Цирцея, – заявляет он, пожимая плечами.

– Лишь в твоих мечтах, – ворчу я, нажимая на газ.

– Уверена, что хочешь знать, о чем я мечтаю?

– Все, что происходит в Эребе, остается в Эребе, дорогой.

Грр! Замечаю его улыбку, но не позволяю себя одурачить. В тот вечер он был провокатором. В его поведении не было ничего искреннего. Возможно, это было пари с самим собой.

– Неважно. Не хочу тебя разочаровывать, но мы не можем быть вместе. Ты станешь проводницей, а я – дипломат Зевса.

Это произнесено таким серьезным тоном, что цепляет. Чувствую себя отвергнутой девочкой-подростком, которой была несколько лет назад. В некоторых воспоминаниях не стоит слишком глубоко копаться. В чем-то Гермес прав. Он недосягаем.

– Ты меня не разочаровываешь.

Мне не нужны отношения, это несовместимо с человеком, которым я являюсь и которым надеюсь стать в роли проводницы. Понимаю Цирцею Великую, никогда не стеснявшуюся этого. Лучше написать Кевину и немного повеселиться, не беспокоясь о том, не перерастет ли это во что-то большее.

Паркую «Жук» на главной улице Спрингфолла, и мы выходим в абсолютной тишине. Веду бога-посланника в единственный городской магазин для новорожденных. Все взгляды обращены на нас. Гермес привлекает внимание врожденным обаянием. Если бы люди знали его так же хорошо, как я, быстро бы поняли, что его терпеливый и обеспокоенный вид – всего лишь маска. Гермес ищет предметы из списка, не понимая, что они из себя представляют. Некоторых вещей уже нет в наличии, поскольку их скупили ведьмы.

– Здравствуйте! – восклицает продавщица, подходя к нам.

Ее лицо краснеет, она поражена видом бога, оказавшего ей честь посещением магазина.

– Чем могу помочь очаровательным родителям?

Мы на шаг отходим друг от друга.

– Мы не вместе. Ищем подарки, – отрицаем хором.

Сбитая с толку, продавщица бормочет извинения. Гермес протягивает список, надеясь, что она поймет, прочитав его.

– О, это список Эллы! Идемте, осталось всего два пункта.

Она скользит между стеллажами, пока не останавливается за столиком в глубине магазина. Наклоняется и достает две коробки разных размеров.

– Итак, у нас есть машина «Bespresso», для приготовления детских смесей из капсул, – рассказывает она, демонстрируя устройство с ловкостью продавщицы телемагазина. – Она очень популярна. Можно выбрать тип молока, благодаря широкому ассортименту капсул, и длину бутылочки: как для самых маленьких, так и для детей постарше. Обратите внимание на дизайн! Устройство без труда поместится на современной кухне между кофеваркой и соковыжималкой.

О, Геката, люди и такое придумали? Остаюсь в сомнении, но Гермес тщательно осматривает коробку с предметом.

– Что касается второго пункта, то это набор тканевых подгузников из натурального органического хлопка. Все используемые материалы получены в результате торговли, и благодаря этой акции выживет целая деревня в Амазонии.

У меня нет слов. Гермес наклоняется ко мне и шепчет:

– Зевс не может дарить подгузники, какими бы органическими они ни были.

– Меня бы удивило обратное.

– Договорились. Я куплю «Bespresso».

– Вам нужна подарочная упаковка?

– Да, пожалуйста.

Продавщица хихикает, хватая коробку, чтобы отнести ее к кассе. Самое время узнать свежие сплетни.

– Как дела в штаб-квартире? – спрашиваю, пока мы неспешно следуем за продавщицей.

– Музы мучают Деймоса. Распространяются анонимные петиции с просьбой об оплачиваемом отпуске. У Ойзис третье выгорание. Все как обычно, – отвечает он саркастическим тоном.

– Ойзис?

– Ответственная за божественные ресурсы.

– Вы доверили БР богине депрессии?

– Я доверил БР богине депрессии, – поправляет он с хвастливой улыбкой.

Вот же ж зануда! Мог бы рассказать хоть что-то полезное!

– Вы же не критикуете Деймоса за то, что он с моей сестрой?

Гермес выглядит возмущённо, и я очень хочу верить, что он искренен.

– Никто не смеет ничего говорить ни Деймосу, ни о Деймосе, – заверяет он вполголоса. – Его все боятся, ведь он глава службы безопасности. По крайней мере, на данный момент.

Что?!

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю, сдерживая удивление в голосе.

Гермес пожимает плечами.

– Говорят, что он пару раз упоминал о желании оставить пост, чтобы заботиться о дочери.

Сердце начинает биться быстрее. Деймос принес клятву Зевсу. Если он захочет бросить Зевсу вызов, чтобы избавиться от поста в штаб-квартире, то не только для того, чтобы заботиться о дочери. В любом случае, трудно в это поверить. Но как затронуть эту тему, не раскрыв заговор?

– Как это воспринимает Зевс?

– Если он в курсе, то не показывает это.

– Это настораживает, разве нет?

Гермес бросает косой взгляд, пока продавщица вносит последние штрихи в подарочную упаковку.

– Я бы сказал, что он не придает этому значения.

– У тебя есть идеи по поводу возможной замены Деймоса?

Бог не отвечает. Он достает из пиджака крошечный серебряный кошелек.

– С вас триста пятьдесят долларов.

Он ведь не сможет достать столько денег из крошечного кошелька?

Но нет. Он чудесным образом извлекает пачку банкнот. Бог торговли должен иметь возможность расплачиваться любой валютой, где бы ни находился.

– Уверены, что не предусмотрена скидка?

Продавщица замирает на четверть секунды, прежде чем склониться над компьютером и покраснеть.

– Точно, вы правы. Цена «Bespresso» упала до двухсот девяноста девяти долларов.

Скупец, он использует силу, чтобы манипулировать расценками! Он радуется выгодной сделке, кладя купюры рядом с продавщицей. Гермес прощается с ней, и мы выходим на улицу с большим пакетом. И без каких-либо комментариев по поводу моих вопросов. Стискиваю зубы. Должна признаться, его молчание заставляет нервничать.

– Полагаю, собираешься телепортироваться?

– До встречи. Цирцея?

Он останавливается на тротуаре. Гермес кажется таким обеспокоенным, что в животе появляется ком. Я была недостаточно осторожна, и хуже всего то, что он стал свидетелем этого.

– Что?

– Ты задаешь вопросы, которых следовало бы избегать. Будь осторожна.

Чувствую, как земля уходит из-под ног. Побледнев, киваю, не имея возможности ответить. Существует множество богинь, богов и божеств. Но всемогущих всего Двенадцать. Гермес юным занял место в этом кругу. Лучше быть осторожной с вопросами и противоречивыми чувствами.

– Могу в качестве благодарности угостить тебя кофе? – предлагает он, сменив тему.

Это не первый раз, когда он приглашает, чтобы снять напряжение между нами. Гермес не просто так является дипломатом. Шумно вздыхаю, пытаясь заставить его нервничать в ожидании ответа, а затем соглашаюсь, волоча ноги. Наверное, он немного мазохист. И я тоже.

– Почему бы и нет.

Когда переходим дорогу, беру его за руку, чтобы направить в сторону противоположного тротуара, так как он нагружен большой картонной коробкой. Заходим в уютную кофейню и устраиваемся около окна, на мягком диванчике. Гермес ставит «Bespresso», прежде чем спросить:

– Латте с сахаром?

– Именно.

Он улыбается знающей, пытливой улыбкой.

– Напиток, достойный Филофросины.

Упоминание об очаровательной богине доброты заставляет покраснеть от смущения.

– Я не добрая.

– Да ладно тебе, – весело отмахивается он, качая головой. – В глубине души ты – сливки, с маленьким сердечком, переполненным чувствами.

Гермес уходит, чтобы сделать заказ. Как он мог предположить что-то настолько неправдивое? Ведь совсем меня не знает. Запрещаю внутреннему подростку комментировать происходящее. Возможно, в прошлом я была безумно влюбленной глупышкой, но сейчас это не так. Гермес избавил меня от чувств. Достаю мобильный. Нужно отвлечься, Мероэ права. Загружаю приложение, которое она посоветовала, и ищу Кевина, чтобы пригласить его. Приложение предлагает заполнить анкету.

Не люблю рассказывать о себе даже сестрам, не говоря уже о приложении для знакомств, где полно незнакомцев…

– Что делаешь? – спрашивает Гермес, когда он возвращается.

Он ставит передо мной латте, а себе взял американо без сахара. Я знаю его любимый напиток. Каждый раз после того, как превращала его в минипига, предлагала горячий напиток, чтобы помириться.

– Регистрируюсь на сайте знакомств, – ворчу, теряясь от вопросов.

– Что, прости? – бросает он, подходя ближе, чтобы прижаться ко мне и заглянуть в экран.

Его близость явно не облегчит задачу.

– Я могу указать имя и возраст, а все остальное…

– Двадцать шесть лет, ты так молода, – шепчет он, откинувшись на спинку сиденья. Его дыхание щекочет щеку.

– А сколько лет тебе?

– Пять тысяч двести тридцать два года.

– Какой ты стааааарый, – весело говорю я, не смея встретиться с ним взглядом.

– Я моложе, чем Афина.

Качаю головой, кусая губу, чтобы не рассмеяться. У него явно синдром младшего в семье.

– «Укажите самое большое достоинство и самый большой недостаток», – читает он через мое плечо. – Могу ответить за тебя.

– Сама справлюсь, спасибо.

– Упрямство и властность.

Напрягаюсь.

– Считаешь «упрямство» достоинством?

– Конечно, – соглашается он, пожимая плечами.

– Напишу «решительность» и «перфекционизм».

– Ты не можешь указать «трансмутацию» в любимых занятиях. Люди будут считать тебя сумасшедшей. У тебя нет других интересов?

Колдовство – смысл моей жизни.

– Хм… гончарное дело. В последний раз я сделала красивую вазу на день рождения тети Зельды.

– Гончарное дело? Серьезно? – Гермес осуждающе смотрит на меня. – Ты выше этого.

– Мучения стариков?

Замечаю его натянутую улыбку. Он сдерживает смех, я уверена в этом! Он никогда не возражал, когда я набрасывалась на него с шутками. Было бы намного проще, если бы он на них обижался.

– Так намного лучше, – иронизирует он, кивая. – Добавь, что ненавидишь детей, и люди придут за тобой с наручниками.

– Мне не впервой иметь дело с наручниками.

Бог-посланник с любопытством смотрит на меня.

– Ты использовала их на ком-то, или их использовали на тебе? – шепчет он, заинтригованно.

– И то, и другое. Хотя предпочитаю обходиться без них.

Он кивает. Улавливаю намек на игривость в его взгляде.

– «Доминатрикс» – тебе следовало бы добавить это к своим качествам.

Смеюсь, чувствуя, как сильно краснею. Торопливо заполняю строчки, слишком нервничая, чтобы оставаться рациональной, но не забыв упомянуть, что любимое животное – минипиг, из-за чего Гермес прыскает со смеху. Сохраняю анкету и, наконец, получаю доступ.

– А, вот и он! – говорю я, когда снова нахожу профиль Кевина.

Гермес наклоняется над моим плечом, чтобы посмотреть на мой выбор.

– А он хорош, да? – осмеливаюсь спросить, нервничая.

Надеюсь, Гермес не будет делать замечаний по поводу схожей внешности.

– Пицца, прогулки по лесу и карточные игры? Это так банально.

– Он обычный человек.

– Он ненавидит сыр, ему нельзя доверять.

– По-твоему, это весомая причина? – спрашиваю я насмешливым тоном.

Гермес ворчит и кладет палец на телефон, чтобы ознакомиться с профилем.

– Тебе будет с ним скучно. К тому же он плох в постели.

– Как ты можешь это знать?

– Всмотрись в его лицо, оно же кричит: «Я неудачник, и поэтому у меня есть значок лояльности в этом приложении». Кроме того, ты ненавидишь карточные игры.

Закатываю глаза.

– Научу его двум или трем фишкам по мере необходимости. Я не собираюсь играть с ним в карты, и ты это прекрасно понимаешь.

Гермес смотрит мне в глаза, и я чувствую, как бледнею. В его взгляде нет ничего, кроме твердости. Не знаю, какую реакцию он сдерживает, но меня пробирает дрожь.

– Эй, голубки! – внезапно окликает нас официант. – В кафе проводится дегустация…

– Мы не вместе! – сразу же протестуем мы.

Мы даже отсаживаемся друг от друга. Официант поникает, сожалея о своей ошибке. Он ставит на стол два маффина и уходит. Делаю глоток латте, Гермес пьет черный кофе. Мы больше не смотрим друг на друга.

– Я пойду, – решает он, хватая коробку.

– А я попробую маффин.

– Хорошо. Увидимся позже.

– Увидимся.

Он исчезает за дверью. Только в этот момент позволяю себе откинуться на спинку сиденья, напуганная разговором и напряжением, которое навалилось в конце. Могу собой гордиться. Я пригласила Кевина встретиться при Гермесе. Огромный шаг вперед.

Глава V

Пять дней спустя

Вечеринка по поводу рождения ребенка Эллы в самом разгаре. Большой нью-йоркский зал для приемов заполнен гостями как божествами, так и ведьмами. Организация праздника была прерогативой богов, особенно Артемиды. Она богиня охоты, независимая и жестокая, но также покровительница беременных женщин и рожениц. В свою очередь, ведьмы проведут церемонию соединения на Поляне в соответствии с традициями.

Так что Артемида потакала себе с одобрения Эллы. Несмотря на то, что богиня встала на сторону Зевса во время войны, Артемида всегда была близка с Гекатой и ведьмами. Ее любовь к нетронутой природе и образ жизни сближают нас. Богиня живет в окружении тщательно отобранных двенадцати нимф-последовательниц. Они должны быть быстрыми, послушными с ней и непокорными с другими. Последовательницы отказались от парообразной формы, связанной с их природой, чтобы воплотиться в спортивном женском теле. Они выглядят совершенно, одетые в короткие хитоны[1], прочные кожаные сандалии. На их головах повязки, удерживающие волосы, увенчанные серебристыми сияющими полумесяцами. Они выглядят великолепно. Никто не осмеливается встать перед ними, когда они расхаживают по гостиной, окружая хозяйку аурой.

Артемида – устрашающая богиня с длинными белыми волосами и юным лицом. Она носит ослепительно белый короткий хитон, перемещаясь в окружении двух огромных волчиц, которые ни на минуту не покидают ее. Богиня – полная противоположность близнеца Аполлона, у которого идеально загорелое лицо, черные волосы и темные глаза. Он одет в золотистую античную тунику, обмотанную гиматием того же цвета, который ниспадает через плечо. Он держится отдельно. Мало того, что Афина бросает на Аполлона суровые взгляды, он еще и избегает сестры, с которой в давней ссоре из-за нимф.

Прогуливаюсь с Мероэ среди толпы. В качестве украшений Артемида разместила на полу комнатные кипарисы и лесные гирлянды на стенах. Замечаю мать, которая ведет оживленный разговор с Зельдой возле буфета. Они выглядят так, будто проводят дегустацию блюд, предложенных богами. Гора подарков возвышается на столе, переходя на стулья и пол. Они распаковываются по ходу дела. Замечаю «Bespresso», стоящую в углу, но не вижу Зевса или Гермеса. Они отправили подарок, но решили не являться?

– Посмотри на Эллу, – шепчет на ухо Мероэ, указывая на сестру, стоящую поодаль.

Элла, надувшись, замерла, уперев руки в бока, в окружении Эроса, Психеи, Фобоса и Филофросины, восторгающихся ее круглым животком. Наша младшая сестра ослепительна, но, возможно, я преуменьшила давление, которое она испытывает. Боги ждут рождения ребенка с таким же нетерпением, что и мы. А буйные родственники ее мужа, должно быть, совсем не просты.

– Бедняжка.

Ищу глазами Деймоса: он стоит рядом с Афиной, они разговаривают вполголоса. Представляю, что все сложится так, как мы хотим, но одергиваю себя. Я слишком много думаю и тешу себя надеждами. Нужно сдерживать себя.

– Я переписывалась с Кевином, – объявляю сестре, чтобы переключиться на что-нибудь другое. – Мы должны были встретиться, но он так и не пришел.

Мероэ выглядит изумленной.

– Как так? Ты не заметила в его сообщениях ничего, что могло бы это объяснить?

– Нет, он казался заинтересованным. Мы планировали увидеться.

Она сочувственно обнимает меня, но я успокаиваю ее.

– Я разочарована, но это была только первая попытка.

По правде говоря, я почувствовала облегчение. Я знала, что заставляю себя, возможно, по уважительной причине, но это был не выход.

– Рада, что ты, несмотря ни на что, чувствуешь себя хорошо. А теперь можем посмеяться над фотографией, которую Элла вставила в рамку.

Она ведет в другой конец гостиной, и мы оказываемся перед знакомой фотографией пары.

– Кажется, она использовала ее для рождественской открытки.

– Да! Она напечатала целый тираж, чтобы выставить ее на всеобщее обозрение.

Деймос, светловолосый гигант с разноцветными глазами, склонился над Эллой. На нем рождественский свитер с чередующимися полосками сердечек и звездочек. Или снежинок, мы так и не разобрались. Элла никогда не вязала спицами. Она обнаружила очень полезное и все же ненадежное применение магии. Пользуется этим, чтобы создавать вещи, которые могут пригодиться. Вязание стало ее страстью. Разумеется, за счет Деймоса.

Улыбающаяся Элла с красными щеками стоит перед мужем, сложив руки на животе. Ее платье тоже выглядит так, будто сделано вручную, с вышитыми елками по краю и тремя большими «хо-хо-хо!» посередине, немного выпирающими из-за пятимесячного беременного живота. На ее голове повязка с четырьмя яркими звездами. Полный комплект!

– Я восхищаюсь Деймосом. Чувствую, как его взгляд кричит: «За что мне все это?»

Смеюсь, соглашаясь.

– А Элла восклицает: «Я люблю Рождество, жизнь и печенье!»

Мы смеемся, испытывая прилив нежности к сестре.

– Что вас так развеселило? – бурчит голос позади нас.

Одновременно поворачиваемся. Спадающие каскадом рыжие волосы и длинное изумрудное платье делают Эллу великолепной. С другой стороны, нельзя быть уверенной в ее психологическом состоянии.

– Ничего, Тыковка. Как себя чувствуешь?

Она морщится, поглаживая живот.

– Не могу дождаться, когда родится Медея. Она уже несколько дней играет с моим мочевым пузырем.

Элла часто ворчит с тех пор, как забеременела. Судя по всему, ситуация ее не устраивает. Она заверила нас, что ребенок желанный, но, похоже, ей не нравится состояние беременности. Как бы то ни было, беременность не всегда этап, полный счастья.

– Кто купил «Bespresso»? – продолжает она. – Я надеялась, что никто ее не купит. Деймос добавил ее в список, хотя это абсолютно бесполезная машина.

Окидываю взглядом комнату и замечаю Гермеса в вечном костюме-тройке, на этот раз сером. К нему подходит Деймос, и они рассматривают стоящее перед ними устройство.

– Виновный как раз здесь, – сообщаю я.

– Грр, ненавижу его, – бормочет Элла.

Я начинаю нервничать.

– Гермеса или Деймоса?

– Гермеса. Деймос, он…

Она замолкает. Мы с Мероэ обмениваемся обеспокоенными взглядами.

– Он прекрасен… за исключением желания купить «Bespresso», – лепечет она сквозь слезы.

Мы отводим Эллу в угол гостиной, чтобы никто не видел, как она плачет. Ее усталость не всем очевидна.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Мероэ, поглаживая спину сестры.

Элла шмыгает носом и икает, прежде чем кивает.

– Да, да. Это все гормоны…

– Но не только они, – догадываюсь я.

Элла давится слезами, пытаясь взять себя в руки.

– Я больше не могу выносить внимание ко мне и ребенку.

Мероэ обнимает ее, и я приближаюсь к ним, раздраженная. Элле нужно спокойствие и внимание, а она оказалась в центре истории о союзе и слухах. Мне хочется щелкнуть пальцами и прогнать гостей, чтобы успокоить ее. Может быть, Деймос не лгал, и забота о дочери – истинная причина, по которой он думает оставить пост. Наверняка он видит, что жена измотана.

Я обнимаю сестер. Церемония соединения будет особенной, ведь будет проводиться в кругу близких родственников.

– Эй, – говорю я вполголоса. – Как только Медея родится, вы обе будете жить в спокойствии. Я лично позабочусь об этом.

Чувствую, как она качает головой со смущенным «мхм».

– Обещаешь?

Отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Клянусь. Я всегда буду рядом с тобой.

Это ее подбадривает.

– Ты можешь верить Цирцее, – поддерживает Мероэ. – Она владеет не только словами, но и феноменальной силой.

Элла облегченно выдыхает. У нее все еще заплаканы глаза, но она улыбается.

– Значит, это правда? – продолжает Элла.

– Что?

– Что ты обжималась с Гермесом в День святого Валентина?

По спине пробегает дрожь. Я стреляю глазами в Мероэ, которая прячется за Эллой.

– Она наша младшая сестра. Я не могла не рассказать ей!

Мне надоело злиться по этому поводу. И это хороший знак. В конце концов я сдаюсь. Этот поцелуй был не совсем нормальным.

– Правда. И это произошло случайно. Больше такое не повторится.

Элла блистает улыбкой в десять тысяч вольт, хватая меня за руки.

– Во время поцелуев у Гермеса глаза тоже становятся золотыми? – шепчет она, разгоряченная.

Прекрасное воспоминание о маске из ихора возвращается ко мне. Сдерживаю румянец, качая головой и изображая насмешку.

– Хочешь сказать, что Деймос становится золотым, когда возбуждается?

Мероэ тут же переходит на другую сторону и присоединяется ко мне, скрестив руки на груди, сгорая от любопытства. Элла становится красной как помидор.

– Такое случается.

Голос Гермеса прерывает нас. Мы втроем выступаем против него единым фронтом. У меня ощущение, будто мама только что застала нас врасплох за какой-то невероятной глупостью. Бог-дипломат пристально смотрит на меня, как будто ожидая, что я начну объясняться.

– Ах, значит, мне не привиделось, что ты позолотел, когда был в мансарде Эллы? – говорит Мероэ, еще больше сбивая меня с толку.

– У меня была встреча с наядой, – отвечает Гермес, пожимая плечами.

Его реплика обжигает, словно пощечина. Он такой тщеславный. Снова задаюсь вопросом, что такого нашла в нем, когда мне было пятнадцать. Мероэ сжимает мою руку. Это единственная поддержка от сестер, которые не смеют ничего сказать. Их молчаливые взгляды прикованы к Богу-посланнику.

– Элла, Зевс скоро вернется. Я должен рассказать тебе о даре, который он хочет сделать ребенку. У тебя есть минутка?

Элла колеблется четверть секунды, прежде чем смущенно пробормотать «Да, конечно». Гермес приступает к изложению того, что должно произойти, но его слова не доходят до меня. Я упираюсь в землю и сжимаю пальцы в кулаки. Если он хотел меня ранить, то у него получилось! Не могу расценивать его намерения иначе. А может, у него их не было, и он просто сказал то, что думал. Но, черт возьми, он мог подумать о моих чувствах.

Ощущая боль в груди, ударяю его в плечо и ухожу в другой конец комнаты. Останавливаюсь у буфета с напитками и выпиваю бокал шампанского. Мужчины боятся меня, пусть так будет и дальше. Я кажусь им требовательной и жестокой и осознаю это. Очевидно, Гермес был заинтересован в милой нимфе, которая ждала его. Я действительно глупа, раз поверила, что пробудила в нем чувства. Люди, как боги, даже борются в грубости и…

– Привет!

Подпрыгиваю, проливая шампанское на серебристую скатерть.

Рядом со мной возникает женщина.

– Извини, не хотела тебя пугать.

– Скорее, ты меня удивила, – отвечаю я, прижав руку к груди.

Она одаривает смущенной улыбкой. Я не видела ее раньше и, думаю, запомнила бы, если столкнулась. У нее короткие волосы, объемные сверху и выбритые по бокам, радужного цвета. Ее глаза светятся любопытством и меняют оттенок: красный, оранжевый, желтый, зеленый, синий, фиолетовый. Они отражают все оттенки волос. Черты ее лица мягки и изящны, и мне кажется, что она добра и остра умом. Она засунула руки в карманы белого комбинезона без рукавов. Ее талию стягивает переливающийся пояс с пряжкой, такого же золотого цвета, как и два крыла, сложенных за спиной. Она представляет собой идеальное сочетание непринужденности и шик высокого положения. Я рада, что надела платье до колен из малинового шифона и кружева. Подобная одежда мне несвойственна, но так я хорошо вписываюсь в обстановку.

– Ирида, приятно познакомиться, – говорит она, протягивая руку.

Ее имя ни о чем не говорит, но, очарованная, приветствую ее.

– Взаимно.

– Госпожа Гера много рассказывала о тебе, – говорит она, вглядываясь в толпу.

Царица богов только что прибыла. У меня нет времени осознать связь, на которую указывает Ирида:

– Я представительница Госпожи Геры. Ее посланница и дипломат.

Значит, она агент, которого Гера хочет внедрить в штаб – квартиру. Она занимает тот же пост, что и Гермес, но подчиняется повелительнице богов.

– От Гермеса ты будешь получать официальные новости, а от меня – неофициальные, – добавляет она с поклоном.

Я рада. Это прекрасная новость.

Ирида хватает бокал с шампанским и увлекает за собой на прогулку по большой гостиной. По ее словам, всегда лучше разговаривать во время ходьбы, так как чужие уши не успевают за разговорами в движении.

– Разве речь идет не о том, чтобы ты полностью заменила его?

– Нет. По крайней мере, пока нет, – отвечает она с удивительной уверенностью. – Мы с ним вечные соперники.

Не осмеливаюсь сказать, что при мне Гермес ни разу не упомянул о ней. Бросаю взгляд в сторону бога-посланника, он тоже смотрит на нас. Поправка: он пристально смотрит на Ириду, сжав челюсти. Чувствует ли он угрозу с ее стороны? Он должен предвидеть вероятное соперничество за должность и опасаться его. Гермес – константа в моей роли проводницы. Но сейчас мысль о такой перемене приносит облегчение! Он может быть отстранен от должности, если восстанию удастся свергнуть Зевса. А я бы вела переговоры с Иридой, вдали от него.

– Ты, должно быть, сталкивалась со слухами об интересе богов к Медее, – продолжает богиня. – Есть новости. Некоторые считают, что ее место на Олимпе, независимо от цвета крови.

Я замираю. О, Геката, чем дальше, тем хуже.

– Медея – не территория для завоевываний.

– Мы с этим согласны. Пока ты здесь, ничто не остановит церемонию соединения и не сможет ей помешать. Но слухи не возникают без причины. У всего всегда есть цель.

От мысли о том, что судьба предрешена, но может быть сметена более сильной, кружится голова. Моя судьба – быть проводницей вместе с племянницей, но вдруг у нее иной жизненный путь?

«Судьба заманивает тебя в ловушку». Слова Гипноса заставляют вздрогнуть.

– Пока связь не установлена, все может измениться, – говорю я, встревоженная как никогда.

Ирида кивает, увлекая за собой.

– Мы сделаем все, чтобы церемония прошла идеально, – заверяет она.

В тот же миг грохот грозы разносится эхом по особняку, и собравшиеся расходятся в стороны. Великолепный, как и всегда, Зевс появляется в центре. На нем идеальный жемчужно-серый костюм, а в волосах цвета перца и соли пробегают электрические искры. Как и все боги, он не стареет. На вид ему около сорока.

Ожидаю мощного раската голоса Зевса, но он складывает руки за спиной и с любезной улыбкой подходит к Гере. Не думала, что увижу его таким безмятежным в окружении врагов и Гекаты, которые не обращают на него внимания. Должно быть, клятва на Стиксе сыграла большую роль. Но все это лишь видимость.

Деймос находит Эллу, и они идут навстречу царствующей паре. Я вспоминаю опасения сестры. Гермес стоит позади хозяина, как верный солдат, которым он и является. Шум бесед стихает, все сосредотачиваются на том, что сейчас произойдет. Начинаю жалеть, что не осталась с Эллой, когда Гермес рассказывал ей о даре Зевса. Встревоженная, пробираюсь сквозь толпу, чтобы приблизиться к ним.

Деймос обнимает Эллу за плечи. Он поддержит ее, что бы ни случилось. Замечаю неподалеку Мероэ и мать, а также Гекату и Зельду.

– Ситуация беспрецедентна, – заявляет Зевс с доброжелательной улыбкой. – Кто бы мог предсказать, что первый сын моего внука будет потомком Титана Гелиоса. Ведь долгое время мы считали Титанов величайшими угнетателями и врагами, начиная со славных времен Титаномахии.

Занятно он переписал историю! Зевс намеренно не упомянул, что сам является сыном Титана. С тех пор, как свергнул отца, Кроноса, он уничтожил все следы родословной, чтобы завладеть всеми историями, каждой мыслью и генеалогией. Да и что значит «первый сын»? Неужели он подразумевает, что Элла может родить мальчика? Еще ни одна ведьма не рожала детей мужского пола. Но мог ли Деймос повлиять на это? Сестра никогда не делала УЗИ, потому что мы полагаемся исключительно на опыт наших акушерок и доул.

– Тем не менее, это случилось. В этот особенный день я благодарю дорогую дочь Артемиду за подготовку праздника и хочу преподнести ребенку особенный подарок. Подарок, который я делал только однажды.

Его тон внезапно становится серьезным. Элла опускает глаза. Невозможно понять, что она думает об этом. Бросаю взгляд на Гермеса, который как раз в этот момент отводит взгляд. Идиот! Он даже не собирается помочь. Кажется, все в напряжении. Зевс делал множество подарков богам и многочисленным детям. Но этот дар, кажется, особенно волнует собравшихся.

Зевс это понимает и не торопится. Он поднимает руку ладонью к небу. Раздавшийся оглушительный взрыв среди напряженной тишины заставляет ведьм вздрогнуть. Боги же не двигаются ни на миллиметр. Не знаю, от страха, или потому что почувствовали на кончиках пальцев хозяина потрескивание.

Молния, его любимое оружие, выкованное циклопами вместе с трезубцем Посейдона и шлемом Аида после победы над Титанами, посылает ослепительные нити электричества. Элла прячет лицо в локте, чтобы защитить глаза, не в силах смотреть. Мне бы хотелось сделать то же самое, но я в ужасе выступаю вперед. Что задумал Зевс?

Зевс снова берет слово, и его голос заполняет каждый угол огромной гостиной.

– Перед лицом всех присутствующих я признаю этого ребенка законным потомком и предоставляю право носить мою молнию.

Молния вылетает из его руки и попадает в живот Эллы, после чего исчезает, оставив после себя лишь изумление.

Какое оскорбление для Афины! Она была единственной, кто обладал этой привилегией! Все поворачиваются к ней, и раздаются первые шепотки. Зевс хочет наказать ее? Богиня держится достойно, но ее взгляд потемнел. Никто не смеет подойти к ней.

– Дело плохо, – тихо комментирует стоящая рядом Ирида.

– Афина будет сердиться на Медею? – встревоженно спрашиваю я.

Ирида качает головой.

– Я имела в виду слова Зевса. Он признал Медею своим законным потомком.

– Но ведь так и есть.

– Да, это так. Заявляя об этом перед всеми, он только что подтвердил, что рассматривает возможность выделить ей место на Олимпе. Это, как и присвоение молнии, имеет огромное значение. Даже для Двенадцати. Возможно, он планирует расширить круг до Тринадцати или устранить одного из Двенадцати.

Размышления Ириды погружают в неопределенность.

– Даже если Медея связана со мной? Даже если она проводница? Как думаешь, Зевс все равно может сделать из нее богиню?

– Не уверена, что боги согласятся на такое.

– Гера знала об этом?

Ирида качает головой, ища глазами хозяйку. Собравшиеся снова рассредоточились по гостиной. Суета располагает к сдержанным разговорам, но напряжение осталось.

– Госпожа зовет меня. Мы скоро вновь встретимся, Цирцея.

Позволяю ей уйти и присоединяюсь к Элле и Деймосу. Наша семья уже окружает их.

– Как себя чувствуешь? – беспокоится мать. – Он не навредил тебе молнией?

– Нет, – отвечает Элла, обхватывая руками живот. – Гермес предупредил нас о том, что собирается сделать Зевс.

– Что вы об этом думаете? – спрашиваю я, заинтересованная как мнением сестры, так и Деймоса.

Последний наклоняется к Элле и запечатлевает поцелуй на виске. Затем произносит несколько неразборчивых слов на ухо и, без каких-либо комментариев, уходит. Должно быть, он хочет остаться сдержанным. Возможно, его положение намного сложнее, чем представляю. Не видела его таким напряженным со времен клятвы на Стиксе.

– Элла?

Сестра вздыхает и отводит нас в сторону, чтобы присесть. Я цепляюсь за каждое ее слово. Мать садится рядом с ней, а Зельда возвращается со стаканом имбирного пива, который протягивает племяннице.

– Мы считаем, что Зевс играет с огнем.

Глава VI

Обнимаю Эллу, стоя на пороге особняка. Гости разошлись. Мы помогли прибраться, но нет никого эффективнее и быстрее, чем приспешники Деймоса: Эринии и Спарты. Уже стемнело, и пора возвращаться в Спрингфолл.

– Береги себя, Тыковка, – шепчу я. – И помни, я поклялась защищать Медею, что бы ни случилось.

– Я знаю и доверяю тебе, – говорит она, отпуская меня.

Элла вновь улыбается. Теперь, когда вечеринка прошла, она может расслабиться перед родами. Мероэ целует ее в обе щеки, прежде чем отпустить. Мать обнимает со всей нежностью, и мы спускаемся по ступенькам к «Жуку», припаркованному в двух шагах.

– Вы пользуетесь телефонами? – спрашивает Элла.

– Да! Они заряженные и всегда под рукой! – подтверждает Мероэ.

Достаю ключи от машины и завожу ее, как только пристегиваемся.

Во время поездки мы говорим обо всем: о прошедшем дне, сплетнях ведьм, причудах богов, интригующей беседе Мероэ с Артемидой по поводу последовательниц, сверкающей Ириде, которая очаровала всех, кроме Гермеса. Мама делится тревогой за Эллу. Нахмурившись и скрестив руки на груди, она говорит о браке, которого не должно было быть, об облегчении от осознания того, что дочь счастлива, с оттенком вины, которую она как мать несет, о беременности, которую считает поспешной… Она вспоминает о выборе, который был у нее при моем рождении, когда проводницы решили, что я буду следующей Цирцеей. Мама говорит об этом вполголоса: она могла отказаться, не говоря уже о том, что должна была это сделать.

Я не осмеливаюсь заговорить. Мероэ, в свою очередь, пользуется этим для поднятия настроения. Она представляет нас под другими именами: Элла или Эмма, которая выросла бы со своими способностями, Деймос, который женился бы на другой, менее нежной ведьме. Сама Мероэ не сильно бы изменилась, потому что она средняя дочь.

Я говорю себе, что, если бы это случилось, у меня был бы шанс завести роман с Гермесом, а потом жалею об этой мысли. Он не считает меня привлекательной. Это ничего бы не изменило.

– Мам, как бы ты назвала Цирцею, если бы ей не было суждено стать проводницей? – спрашивает Мероэ, когда въезжаем в Спрингфолл.

– Нам с вашим отцом нравилось имя Ариадна.

Они болтают о гипотетическом имени, которое звучит странно. Почувствовала бы я себя Ариадной? У меня всегда было ощущение, что в моем теле всегда существовала вторая личность, что я не просто Цирцея. Есть Цирцея, которой я являюсь, и Цирцея, которой я должна быть: проводница, потомок Цирцеи Первой, та, кому передадут эстафету. Цирцея должна быть скалой, которой я себя не чувствую.

Представляю жизнь счастливой Ариадны: она бы размышляла о том, чем занять время, открыла бы небольшой бизнес в городе, унаследовала бы мамин бизнес по производству имбирного пива, а может, даже и папин. Ходила бы на ежегодные собрания ведьм, варила зелья, занималась садоводством и издалека восхищалась удивительной женщиной, которая станет проводницей.

– Цирцея? Все в порядке?

Отпускаю руль. Я припарковалась перед домом, не осознавая этого, и не двинулась с места, погруженная в мысли.

– Да, – с улыбкой отвечаю, открывая дверь.

Наш семейный дом находится на выезде из города. Бабушка отреставрировала старый сарай, чтобы превратить его в мастерскую по производству имбирного пива, где работают только ведьмы. Небольшое количество произведенного товара продается в кафе, закусочных Спрингфолла и его окрестностях. Этого вполне достаточно, чтобы жить комфортно. Папа работал в мастерской по реставрации старинных автомобилей на другом конце города. Это он подарил «Жука» на мое шестнадцатилетие. Вскоре после этого он покинул нас.

Сердце замирает, как только снова вижу перед собой его сердитое и разочарованное лицо. Тру лицо руками, прогоняя воспоминание.

Мама открывает дверь дома, покрытого красивой деревянной обшивкой, окрашенной в елово-зеленый цвет. Мероэ поднимается в свою комнату, заверяя, что скоро спустится, а мама предлагает приготовить чай. Одним изящным движением руки зажигаю камин в гостиной и начинаю ходить по кругу.

Мне неспокойно. До сих пор чувствую, что мое сердце разбито. Мне не следовало думать о папе. И все же стою перед семейными фотографиями и смотрю на его невозмутимое выражение лица, которое так нравилось маме. Он не любил много говорить, но ему нравилось приводить нас в гараж, как только у него была возможность. Там он мог себя выразить. Помятые кузовы, которые восстанавливал, маленькие задания, которые поручал нам и за выполнением которых с гордостью наблюдал.

Элла очень страдала, когда он умер. Она была очень близка с ним, намного ближе, чем мы. В какой-то степени я этому завидовала. Я тоже хотела его внимания, но на меня уже было направлено внимание общины.

Элла в слезах на похоронах, такая маленькая и разбитая.

Боль сдавливает грудь. Вздрагиваю, массируя плечо. Слезы наворачиваются на глаза.

– Цирцея? Уверена, что все в порядке? – спрашивает мама, возвращаясь с подносом, горячим чайником и тремя чашками.

Прочищаю горло и обнадеживающе улыбаюсь ей.

– Да, вождение немного утомило.

Она подходит ко мне и берет в руки рамку.

– Ты думала об отце?

Не люблю вспоминать о нем рядом с мамой, хотя она всегда старалась об этом со мной поговорить. Но что она может сказать? Говорить о том, что произошло, – все равно, что ковырять ножом в ране. Это ничего не изменит. Ни его смерть, ни мою вину.

– Поищу Мероэ, – объявляю я, сбегая.

– Цирцея, – серьезным тоном зовет мама.

Дрожа, замираю на нижней ступеньке.

– Рождение Медеи – большое событие в нашей жизни. Хочу убедиться, что все, через что мы прошли, не преследует тебя, и ты смирилась с прошлым. Тебе предстоит начать важный этап жизни, и я…

– Перестань, мам, – говорю я, испытывая тошноту.

Я на грани того, чтобы разрыдаться. Без всяких объяснений и по худшей из возможных причин. Но я все проглатываю. Да, мне предстоит начать важный этап. После церемонии соединения меня ждет новая жизнь. Медея станет единственной целью и займет все мысли. В конце концов, я забуду обо всех событиях, что висят камнем на сердце, и с которыми до сих пор не могу справиться.

– Все в порядке, уверяю тебя, – добавляю я, глядя ей прямо в глаза.

В конце концов она неуверенно улыбается. Ей никогда не удавалось навязать мне что-либо. Я чувствовала себя независимой с семи лет, с тех пор как во время посвящения Цирцея Великая сказала, что, когда уйдет на пенсию, именно я стану главной ведьмой Поляны.

Поднимаюсь по лестнице, слышу, как Мероэ хихикает по телефону – вероятно, с Пасифаей – и захожу в свою комнату, чтобы взять себя в руки. Интерьеры комнат ведьм всегда похожи: множество пледов и подушек, деревянная мебель, декоративные комнатные растения и кошки. Что касается последнего пункта, Мероэ безумно любит Бастет, кошечку породы рэгдолл, которая время от времени разваливается в моем кресле. И действительно, она тут как тут, удивленная моим появлением. Тем не менее, она не прекращает урчать, что приносит долгожданное успокоение. Ложусь на кровать и медленно дышу.

Боже, как я напряжена! Вдобавок ко всему прочему, начинает болеть живот. Хочется закрыть глаза и думать о лесе, окружающем Поляну, о его запахах и пении птиц. Может быть, у меня паническая атака? Нужно сосредоточиться на счастливых моментах. Время, проведенное с сестрами, девочки, взволнованные первым заклинанием, золотая маска Гермеса… «Не оставайся в Эребе, судьба заманивает тебя в ловушку».

Испуганно выпрямляюсь. Я снова услышала голос Гипноса!

Сердце бьется так сильно, что судорожно наклоняюсь вперед. Бастет проснулась и выгнула спину. Она рычит. Мне не приснился этот голос, я его слышала! Я отчетливо его слышала в голове. Встаю и спускаюсь по лестнице. Мероэ следует за мной, чтобы подать чай.

– На пару минут выйду подышать свежим воздухом, скоро вернусь, – говорю я, не сбавляя скорости.

Толкаю заднюю дверь и выхожу в сад. Свежий ночной воздух не помогает. Я бы хотела, чтобы он успокоил и унял жар, охвативший меня, но этого не происходит. Меня тошнит, я задыхаюсь и испытываю боль. Черт возьми, что со мной происходит? Провожу рукой по потному лбу, и от одного этого жеста по левой руке пробегает судорога. Боль становится ужасной, словно тиски с силой сжимают грудь.

Что происходит? На меня напали? Я подверглась магическому воздействию? Хочу закричать, но дыхание перехватывает, кружится голова, а страх захлестывает еще сильнее, чем пережитые страдания. Падаю на колени. Зрение затуманивается, дыхание сбивается. У меня больше нет сил держаться прямо. И в момент, когда я, стиснув челюсти, готова рухнуть, все прекращается.

Я больше ничего не чувствую. Опускаюсь на землю, устремив взгляд в небо.

О, Геката, какое облегчение! Не знаю, что только что пережила, но это прошло. Мне кажется, что я двигаюсь и бьюсь в конвульсиях, но на самом деле я не шевелюсь. Это очень странное ощущение. Остаюсь в таком положении на несколько мгновений, наслаждаясь звездами и вновь обретенной легкостью.

– Цирцея? – Мероэ зовет с порога.

Я улыбаюсь.

– Иду.

– Цирцея?

Она меня не слышит.

– Иду!

Слышу крик, и ее шаги, гулко стучащие по земле.

Нельзя и двух минут провести в спокойствии.

– Цирцея! – кричит она, падая рядом со мной.

Выпрямляюсь, удивленная ее тревогой.

– Полегче!

Я… Она смотрит сквозь меня?

Черты ее лица искажены, в глазах видна паника.

– Цирцея! – повторяет она. – Мама! Мама!

Она тянется, чтобы встряхнуть меня, но ее руки проходят сквозь мое тело. Ошеломленно наблюдаю за ней. Я стала невидимой? Поднимаюсь и замечаю, что мой двойник лежит на земле с открытыми глазами, обращенными к небу. Мероэ ошеломленно смотрит на двойника, не замечая меня. Неужели я сотворила заклинание, сама того не заметив? Она похожа на иллюзию, которую я оставляю вместо себя, когда нужно сбежать.

– Мероэ! Я здесь! Посмотри на меня!

Но сестра отдает все внимание окаменевшему двойнику. Даже проверяет пульс, когда на пороге появляется мама.

– Цирцея? – говорит она, прежде чем сделать несколько неуверенных шагов.

– Мама! – зову я, размахивая руками.

Если даже она меня не видит, мы с этим не справимся! Может быть, я совершаю астральное путешествие, что было бы довольно неожиданным развитием способностей. Неожиданным и напряженным. Но почему бы и нет?

– Услышьте меня, мать и сестра, откройте ваши глаза и сердца, – произношу я, надеясь, что заклинание сработает.

Ошеломленная мама оказывается рядом с Мероэ. Сестра целует двойника в щеку, с трудом сдерживая дрожь.

– Она не дышит! – восклицает она. Огромные слезы катятся по ее щекам.

Но я все еще здесь!

– Геката! Ты меня слышишь?

Богиня уж точно должна видеть меня.

– Зови на помощь, – решает мама, выходя из транса.

Она кладет обе руки на грудь двойника и делает массаж сердца. Ноги и руки не слушаются Мероэ, что отражает совершенное замешательство. Она делает три неловких шага, прежде чем остановиться и достать из кармана мобильный. Произносит фразу, которую не понимаю, и называет адрес.

– Цирцея, останься со мной, слышишь? – говорит мама с хладнокровием, которое поражает.

Я всегда считала ее женщиной, умеющей успокоить. Но не ожидала, что она способна быть рациональной.

– Я здесь, с вами, – повторяю я, решив не покидать двойника.

Копии придется вернуть место, когда я вернусь в тело. Может, нужно лечь на нее сверху? Может, я проекция, а она вместилище? Возвращаюсь на место, пока тишину прерывает дыхание матери и рыдания сестры.

Я нахожусь прямо на теле и не могу ничего сделать.

– Вернись на место, вернись на место, вернись на место, – повторяю нараспев, закрыв глаза.

Снова их открываю и вскакиваю.

Ничего не изменилось. Двойник все еще здесь, сотрясающийся при каждом толчке матери. Застывший взгляд, приоткрытый рот.

Им стоило позвонить Гекате, а не в службу спасения!

– Мама? – зовет Мероэ.

Мама икает дрожащим голосом. Вижу, как она стискивает зубы и сглатывает. Она полна решимости подавить приступ горя и снять напряжение только тогда, когда решит проблему.

– Ну же, Цирцея, останься с нами, – говорит она, продолжая механические действия.

Мероэ возвращается мелкими шажками, опускается на колени и берет двойника за руку.

– Пожалуйста, Цирцея, останься, пожалуйста…

Смотря на это зрелище, не знаю, что сказать. Как они не понимают, что в происходящем замешана магия? Наверное, в этом и заключается объяснение.

– Используй способности, Мероэ, – тихо говорю я.

Она не слышит меня.

Я стою, опустив руки. Надеюсь, мы посмеемся над этим, когда я вернусь в тело. Как бы ни ломала голову, не понимаю, что случилось. Когда раздаются сирены скорой помощи, ни сестра, ни мать не встают, чтобы указать им путь. В конце концов спасатели находят их. Мама прекращает массаж сердца, неохотно уступая место, давая указания и говоря все, что приходит ей в голову. До этого момента она была твердой, но теперь потеряла опору. Двое мужчин возобновляют массаж, задают вопросы, достают дефибриллятор, и Мероэ ныряет в объятия мамы, прижимая залитое слезами лицо к ее плечу.

«У нее уже несколько минут нет пульса», «Я нашла ее лежащей без сознания», «У ее отца тоже были осложнения…»

Отступаю. Затыкаю уши. Не хочу слышать описания трагической картины. Смотрю на них издалека, пока синие огни машины скорой помощи мигают сквозь деревья на обочине дороги. Интересно, выключаются ли огни сами по себе, если парамедики задерживаются? Разряжают ли они аккумулятор? Размытые тени мужчин шевелятся, окружая двойника. Его грудь вздымается с каждым разрядом, но ничего не происходит. Призрачные силуэты обнявшихся матери и сестры кажутся еще более странными. Силуэты вздрагивают и плачут.

Я не знаю, что делать.

Что будет дальше?

– Цирцея?

Раздавшийся рядом голос кажется знакомым. Я оборачиваюсь.

– Гермес?

Глава VII

Гермес стоит в паре шагов от меня. Вместо костюма-тройки на нем большой палантин белого или серого цвета. А может, цвета снега. Не могу определиться. Похоже на светящееся старинное пальто. Даже матовая кожа излучает серебристый свет. Надеюсь, что под палантином на нем туника или что-то в этом роде. Он обут в кожаные сандалии, на шнурках два металлических крыла. Кадуцей, приколотый к плечу, ярко сияет. Я еще не видела его в таком обличье.

Его появление ошеломляет. У меня галлюцинации?

– Э-э… Что ты здесь делаешь?

Я замечаю его взгляд: серьезный и… максимально отстраненный. Впервые вижу его таким задумчивым, ведь он всегда беззаботен. Медленным жестом он призывает блокнот и ручку.

– Ты понимаешь, что произошло? – тихо спрашивает он, проводя кончиком пера по поверхности бумаги.

В дополнение ко всему у него холодный тон! Кажется, будто он обвиняет меня, при этом не смея смотреть в глаза. Мог быть и любезнее, особенно, после того, как неожиданно появился у меня дома!

– Очевидно, что-то произошло, но пока не могу понять, что именно.

Он начинает что-то писать, бормоча:

– Душа не поняла.

– О чем ты говоришь? – я начинаю злиться. – Почему ты видишь меня, а они нет? Почему я стала бестелесной? Одно мое тело там, а другое разговаривает с тобой! Я вышла в астрал? Меня прокляли?

– Душа дезориентирована.

Да он издевается!

Отхожу, но делаю всего три шага, прежде чем замираю. Идти тяжело. Не могу продвинуться дальше, и не знаю, является ли это проблемой физической или моральной. Мероэ плачет, мама гладит ее по спине. Двойник остается безнадежно неподвижным, а мужчины убирают оборудование. Я хочу сказать им, что в этом нет необходимости, поскольку я все еще здесь, просто меня никто не видит. А этот идиот Гермес ничего не делает, чтобы помочь… Тяжело вздыхаю и снова перехожу в атаку.

– Сделай же что-нибудь! Позови Гекату! Ты же видишь, что происходит что-то ненормальное!

Скрещиваю руки, повернувшись к нему, готовая к драке, если он снова посмеет игнорировать меня.

– Душа упряма, – только и говорит он.

На этот раз он переборщил!

Когда он заставляет блокнот и ручку исчезнуть, протягиваю к нему руки.

– Преврати его в минипига!

Ожидаю прилива магии, но ничего не происходит. Замираю на несколько секунд. С момента рождения магия течет по моим венам. Может, заклинание оказалось немного короче обычного?

– Цирцея, – зовет Гермес.

– У меня больше нет магии.

– Это нормально.

– Ч-что значит «нормально»?

Гермес прикусывает губу, опуская глаза, прежде чем приблизиться. Я готова к тому, что буду одурманена ароматом перечного бергамота, мои нервы окажутся на пределе, и я впаду в смятение, но не чувствую запаха Гермеса. А ведь он стоит очень близко, прямо передо мной, исходящее от него мягкое сияние завораживает. Мышцы его рук кажутся гладкими, без каких-либо изъянов, совершенно неестественными. Ничего удивительно, ведь он бог. В нем нет ничего естественного. Тем не менее, как раз в эту секунду, когда он ничего не говорит, чувствую спокойствие. Я рада, что он здесь. Хоть и не могу ощутить тепло его тела.

Гермес медленно поднимает руку и кладет ее мне на щеку. Меня охватывает дрожь. Я так сильно надеялась, что он прикоснется ко мне, что перехватывает дыхание. Его рука проходит сквозь мою голову, словно он дает пощечину в замедленной съемке.

– Ты умерла, Цирцея.

…То, что он говорит, абсолютно бессмысленно. Правда, я не чувствую его. Ни запаха, ни тепла.

– Но я…

– На земле лежит тело, а передо мной стоит душа.

Оглядываюсь через плечо, подавленные сестра и мама снова стоят на коленях возле двойника. Я все еще не могу подойти к ним, удерживаемая невидимой цепью или чем-то в этом роде.

– Они тебя не видят?

– Нет.

Все мысли путаются. На секунду закрываю глаза. Теперь я сосредоточена только на одном: найти решение.

– Но они могут тебя увидеть? – это скорее утверждение, чем вопрос.

– Я ничего им не скажу.

Мои плечи опускаются. Разве я не кажусь достаточно отчаявшейся?

– Ты не можешь стоять здесь и ничего не делать! Помоги мне!

– Я здесь, потому что я – психопомп. Твоя смерть не осталась для меня незамеченной. Обычно я предоставляю заниматься этим другим, потому что у меня нет времени. Но произошла череда совпадений. Зевс хотел, чтобы я проверил доступ в Подземный мир, и я воспользовался этим случаем.

Я потрясена! Как его праздностью, так и абсурдностью ситуации.

– Произошла ошибка.

– Ошибка невозможна. У тебя была остановка сердца. Как у твоего отца.

Мог бы просто влепить мне пощечину! Он не мог придумать ничего лучше, чтобы еще больше расстроить меня. Начинаю ходить кругами. Мой отец умер не от остановки сердца, а я и вовсе не умерла, черт возьми! Это невозможно, не хочу в это верить. Буквально час назад со мной все было в порядке. У меня были планы и цели. Я должна подготовиться к церемонии соединения!

– Ты обретешь материальность в адском измерении, – добавляет Гермес, снимая брошь с плеча.

Кадуцей увеличивается в размере и превращается в блестящий золотой скипетр с двумя змеями и крыльями.

– Что ты собираешься делать? – грубо спрашиваю я, не в силах стоять на месте.

– Я Олимпиец и могу попасть в Подземный мир только с помощью Кадуцея. Он обеспечивает доступ между измерениями.

– Мне казалось, что Гера, Деймос и Геката часто посещают Подземный мир.

– Только по приглашению Аида и Персефоны. Никто не может появляться там, когда захочет. Как и на Поляне. У вас есть список посетителей, которые могут пройти через щиты.

Киваю, скорее раздраженная, чем заинтересованная. Но мысль о том, что Геката сможет найти меня в Подземном мире, поскольку имеет право его посещать, поселяется в голове. Она сможет объяснить, что все это – ужасающее недоразумение.

– Пойдем, – приглашает Гермес, протягивая Кадуцей.

Если он думает, что я вежливо последую за ним, то ошибается.

– Нет, – отказываюсь, скрестив руки.

Гермес напрягается. А чего он, собственно, ожидал? Ему придется провести трудовую проверку в одиночку! Он обращается ко мне как к незнакомке, говорит в лицо ужасные вещи и надеется, что я спокойно последую за ним?

– Хочешь ты этого или нет, но тебе придется отправиться в царство Аида и Персефоны.

– И как же ты хочешь это провернуть?

Гермес вздыхает, протягивает скипетр, и змеи бросаются в мою сторону.

– Вот так.

* * *

Это больше не сон. Темнота окружает меня. Я нахожусь в Эребе и знаю, что не сплю. Этот предатель без суда бросил меня в адское измерение. Оглядываюсь и понимаю, что одна. Он не последовал за мной. А ведь говорил, что будет сопровождать в путешествии.

– Я не останусь в Эребе.

Слова Гипноса никогда не имели большего смысла, чем сейчас. Я найду решение. Способ связи с Гекатой. Поэтому иду вперед, не зная, куда ведет этот путь.

– Подожди, – останавливает голос наконец появившегося Гермеса. – Не уходи без меня, всегда оставайся на виду.

В густой тьме он светится вдвое ярче, чем на поверхности. Даже приходится щуриться, чтобы не ослепнуть.

– Ты так ведешь себя со всеми душами, которые сопровождаешь?

– Когда есть квота душ, которую нужно выполнить, и одна из них отказывается, – отвечает он с усмешкой.

Бросаюсь на него с кулаками, надеясь ударить достаточно сильно, чтобы оставить на его руке синяк. Но натыкаюсь на пустоту. Я все еще прохожу через него.

– Когда я обрету материальность?

– Позже. Сейчас ты в зоне перехода.

Только сейчас вспоминаю слова Гекаты. Эреб – граница, куда отправляются души спящих и мертвых. Но я никого не вижу. Может быть, души оказываются в пространственном кармане…

– Ладно, пойдем. Не будем терять времени.

Ускоряю шаг, нервничая. Почему Гермес так себя ведет со мной? Я готова признать, что у нас не всегда были просто дружеские отношения, но у меня не было ощущения, что мы ненавидим друг друга. Я верила в дружбу между нами, пусть немного странную. Сначала заявление, что я привлекаю его меньше, чем нимфа, теперь отстраненность и холодность. Я бы прекрасно обошлась и без этого. Если только его не заставили выполнить эту работу. Он и так тянул время с покупкой подарка малышке Эллы и Деймоса.

– Тебя Зевс обязал сопроводить меня?

Не слышу его шаги, только вижу светящуюся ауру, плывущую позади.

– Нет, Зевс приказал проверить вход в Подземный мир.

Его голос удивительно нейтрален. С самого начала он говорит так, словно не обращается ко мне. Может быть, теперь, когда я якобы мертва, ему не хочется прикладывать усилия. Он откроет врата в царство Аида, втолкнет внутрь и уберется восвояси, даже не оглянувшись.

Черт возьми, это бы многое объяснило. Он просто хочет выполнить свой долг. Я и раньше находила его загадочным, но теперь это все только усугубило. Как раз в этот момент снова чувствую, как бешено колотится сердце. Оно сжимается от боли, все еще слишком легкой, чтобы быть настоящей.

Я не могу позволить обмануть себя богу воров и лжи.

Решение. Я найду решение.

– Гермес?

Рычащий голос обрывает меня на полуслове. Сразу узнаю его – Гипнос. Гигантская фигура бога сна стоит передо мной в кромешной тьме. Он не излучает ни света, ни того, что могло бы обнаружить его в Эребе. И все же у него очень белая кожа, такая белая, что сияние Гермеса заставляет ее светиться, как только касается ее. Таким образом, я различаю конечности, которые не скрыты темной туникой: длинные безупречные руки, тонкие, круглое лицо, а также два огромных расправленных крыла. Его длинные и гладкие волосы напоминают водный поток. Черты лица спокойны и полны мягкости, контрастируя с красными глазами.

– Не ожидал увидеть тебя здесь, Олимпиец. Давно не виделись.

Я начинаю дрожать. Какой ужасный голос, словно принадлежащий не слишком любезному дракону. Но, кажется, Гипнос не настроен агрессивно. Свет Гермеса, должно быть, привлек его внимание, но полагаю, что он может видеть в темноте. Он приседает, чтобы оказаться на одном уровне с нами, и его огромные крылья создают дугу.

– Зевс хотел бы получить отчет о доступе в Подземный мир.

Гипнос отвечает не сразу. Нахожу это молчание очень неловким. Меня не удивляет, что Гермес забыл обо мне, ведь я всего лишь предлог.

Гипнос переводит взгляд на меня.

– А что насчет нее?

– Она – душа, которую я сопровождаю.

– «Душа»? – спрашивает незнакомый голос.

Мы определенно притягиваем существ, как огонь бабочек! Появляется новая фигура, и входит в белый луч, создаваемый крыльями Гипноса. Отступаю, пораженная ее видом. Это крылатая молодая женщина человеческого роста с бирюзовой кожей. Она закутана в такое же пальто, что и у Гермеса, но кроваво-красного оттенка. Длинные черные волосы распущены и свободно ниспадают по спине и плечам. В руке она держит зажженный факел. Делаю вывод, что она также направляет души через Эреб. Когда она переводит взгляд на меня, я сглатываю. Ее глаза такие же красные и пугающие, как у Гипноса.

– Ты теперь так называешь тени? Как и любой другой Олимпиец?

Его голос похож на громкий шепот. Я редко испытываю страх. Но его вид, ужасающий взгляд и низкий голос заставляют обхватить себя руками. Я действительно нахожусь в неизвестности, рядом с божествами, которых никогда не видели на Земле.

– Прекрасной ночи, Кера.

– Прекрасной ночи, брат мой.

Она встает рядом с Гипносом и начинает разглядывать нас с Гермесом. Во время напряженного молчания замечаю растерянного старика, стоящего за пределами круга.

– Мне нужно идти дальше? – осмеливается он робко спросить.

– Верно, – отвечает Кера.

Душа – или тень, как ее называют адские божества, – продолжает путь. Гермес притягивает Кадуцей и снова заставляет появиться блокнот и ручку.

– Разве ты не сопровождаешь тени до самого конца? – спрашивает он холодно.

– Прошло много лет с тех пор, как ты ступал в Преисподнюю, и вдруг являешься, чтобы учить меня? – парирует Кера.

Я думаю, что Кера находится тут с сотворения мира. Это объясняет отсутствие энтузиазма и фронт, который она, кажется, формирует с Гипносом.

– Это неожиданная проверка, – говорит Гермес. – Приказ Зевса.

– Их Величества Аид и Персефона знают об этом?

– Аид и Персефона не имеют права голоса, когда речь идет о поручении от общего повелителя.

Кера морщится. Тем не менее, Гипнос, кажется, держится в стороне. Мне хочется, чтобы Гермес проглотил блокнот и ручку. Он заявился сюда и напоминает, кто на самом деле хозяин. Такое разозлило бы кого угодно. Но, заинтригованная, я осознаю, что теперь нахожусь под властью другой правящей пары. Несмотря на то, что Зевс является повелителем Двенадцати и других божеств, Преисподней правят Аид и Персефона. Зевс никогда не ступал сюда.

– А как же тень, которую ты сопровождаешь? – спрашивает Кера, бросая на меня холодный взгляд.

– Она со мной.

Все это он произносит, не глядя на меня.

– Позволю себе оповестить, что я теряю терпение, – говорю я, сдерживаясь от постукивания ногой. – У меня еще есть дела, нужно найти способ выбраться отсюда.

Кера наблюдает за мной, прежде чем разразиться смехом.

– «Способ»! Что сказал тебе этот Олимпиец, раз ты считаешь себя в состоянии выбраться отсюда?

Хотя я ценю ее сдержанность по отношению к Гермесу, я бы обошлась без ее насмешек надо мной. Они не знают, с кем имеют дело.

– Попридержи язык, Кера, – предупреждает Гермес.

Его отношение наконец меняется. Он выпрямляется, бледное сияние становится ярче. Я бы даже сказала, что его мышцы напряглись. Он чувствует угрозу со стороны Керы? У него проблемы с женской конкуренцией?

Кера, очевидно, наслаждается моментом. Она скрещивает руки и бахвалится, в то время как ее брат позволяет себе лишь слабую улыбку. Мы его забавляем?

– Держу пари, что твоя тень относится к категории НДУ.

– НДУ?

– Непонимание, дезориентация и упрямство, – объясняет Кера, загибая пальцы. – У нас давно такой не было. Слабеешь, Олимпиец. Ты больше не в состоянии успокаивать тени.

Бросаю взгляд в сторону Гермеса. Даже если у меня нет точного представления о задачах психопомпа, понимаю, что он не очень щадил мои чувства. Но также понимаю, учитывая допущенную грубую ошибку, что он мало что может сделать. Я дезориентирована. Не понимаю, что произошло и поэтому упрямлюсь. Ведь мое место не здесь!

– Не желаю его защищать, но рада быть НДУ.

Пораженные боги смотрят на меня.

– Она никогда не перейдет Стикс, – комментирует Кера.

– Я разберусь с этим, – возражает Гермес.

А я вижу в этом отличную новость!

– Я действительно никогда не перейду Стикс, – выдавливаю я с нервной улыбкой.

Если смогу заставить их усомниться, это будет маленьким шагом к возвращению на Землю. Если Гермес будет меня заставлять, то станет моим врагом. Я в этом убеждена, несмотря на смешок Керы, такой же издевательский, как и первый, хотя в этот раз немного более сдержанный.

– Это не значит, что ты вернешься, тень. Только то, что останешься на берегу с оргаями.

– Нет, потому что найду решение.

– Цирцея, хватит, – умоляет Гермес.

Это уже слишком. Тяжелое чувство беспомощности поселилось во мне с тех пор, как я перестала владеть чувствами и лишилась магии. Но принятие реальности Гермесом, без вопросов и каких-либо чувств, какими бы они ни были, выводит из себя. Не думала, что бестелесные существа могут плакать, но чудовищный гнев, смешанный с болью, подкатывает к горлу и застилает глаза, при этом по щекам не стекает ни слезинки.

– Не указывай мне, что делать! Мне не нужен трус под каблуком своего отца!

Наступает тишина. Гермес не дрогнул, но его серые глаза остекленели. Я бы хотела почувствовать, как бьется сердце и учащается дыхание.

– Цирцея? «Потомок Первой?» – спрашивает Кера с интересом. – Если хочешь, я могу отвести ее.

Волна ярости вырывается из Гермеса и пронзает нас.

– Никто не смеет трогает Цирцею. Она моя!

Реакция бога-посланника шокирует всех. Не ожидала, что когда-нибудь услышу его рев, ведь он всегда сдерживал голос, чтобы быть как можно более нейтральным и радушным. Его кожа приобрела вид металлической брони до момента, пока он не оправился от приступа ярости. Только глаза сохранили мерцающий оттенок, став еще более непроницаемыми, чем обычно. Он, может, и бог-дипломат, но это напоминание подавляет любые возражения. Кера опускает глаза, а Гипнос, все такой же спокойный, наклоняет голову.

– Я тебе не принадлежу.

– Уверена в этом?

Меня переполняет буря эмоций. Я возмущена, но в глубине души успокоена, что имею точку опоры в неизвестности. Тем не менее, из духа бунтарства хочу сказать ему, что уйти с Керой – неплохая идея. Особенно после того, как я увидела, что она бросила тень, которая одиноко продолжила свой путь. Но это слишком даже для меня. Я отказываюсь быть игрушкой Гермеса, но стоит помнить, что он член Двенадцати. Я позволила себе отвлечься, в то время как следует продумать план.

Я нахожусь в Эребе, с двумя психопомпами и богом сна посреди пограничной зоны. Там, где души спящих и… Точно! Я в Эребе с Гипносом!

– Ты, – говорю я, подходя к сидящему на корточках богу. – Ты можешь отправить меня обратно. Ты ведь так поступаешь с душами спящих, верно? Для этого достаточно, чтобы ты меня посчитал одной из них?

Я готова цепляться за каждое его слово, довольная своими выводами.

– О, благоговейная Персефона, – бормочет Кера. – Эта тень находится в стадии отрицания…

– Прости, тень, – говорит Гипнос.

Отступаю на шаг, его голос заставляет меня дрожать, несмотря на то, что я не имею физического тела.

– Судьба уже поразила тебя, ты больше не спящая душа, а тень.

Мои плечи опускаются. Гипнос даже не хочет попытаться сделать это. Тем не менее именно он сказал, что я не должна оставаться в Эребе, и предупредил, что меня подставили. Или это был сон? Что-то вроде предчувствия?

– Хорошо, давайте вернемся к проверке, – подхватывает Гермес. – Кера, расскажи о последних ста тенях. В зависимости от результата, посмотрю, соответствует ли твоя работа требованиям и приносит ли она прибыль, и решу, нужно ли мне говорить об этом с Танатосом, твоим руководителем.

Лицо Керы искажается. Она унижена и не склонна к сотрудничеству, но уступает, начиная озвучивать наборы из трех букв, которые классифицируют тени: ПУП, ПДП, НУП, ПУП, НУП, ПУУ… Гермес, погруженный в работу, записывает ее слова, не обращая на меня внимания.

С трудом проглатываю новое фиаско. Трое богов заняты, а я хожу кругами. Лучше бы поступила как старик, который продолжил путь в одиночку. Не понимаю, почему Гермес так стремится сопровождать, ведь ему наплевать на меня. Прикусываю губу.

Если что-то я и умею делать, так это уходить без предупреждения. Не могу создать двойника, но могу медленно продвигаться к границе светового круга. Выжидаю несколько мгновений, делая вид, что размышляю, тем самым напоминая о присутствии и одновременно заставляя забыть обо мне.

Затем отступаю. Не останавливаясь. Свечение Гермеса расплывается и тускнеет. Поворачиваюсь и начинаю быстро идти. Судя по всему, боги не ломали себе голову при оформлении пограничной зоны. Я уже видела роскошь и богатство Олимпийцев, но вход в Подземный мир аскетичен.

Я решительно погружаюсь в темноту Эреба.

Глава VIII

Я потеряла меру времени. Вероятно, я иду всего несколько минут, но могли пройти и часы. Как я могу быть в этом уверена? Откуда мне знать, что двигаюсь в правильном направлении? Никаких ориентиров: ни пространственных, ни временных. Никаких идей, как выбраться отсюда. Я киплю от ярости. Почему это случилось со мной? Это несправедливо! Ведь я так молода! У меня еще столько всего впереди!

Ускоряю шаг. Ярость мешает думать, но не могу ее прогнать.

Возникшее вдалеке препятствие отвлекает внимание.

Гигантский горный хрусталь. В форме большого карандаша. Останавливаюсь и издалека смотрю на него. Неужели у меня начались галлюцинации? С осторожностью продолжаю путь. Чем ближе к нему подхожу, тем больше он становится. Замечаю, что высотой хрусталь с десяти-двенадцатиэтажное здание. За ним открывается лес гигантских горных хрусталей.

Иду дальше, сбитая с толку красотой места. Никогда бы не подумала, что в Подземном мире существует подобное. Осматриваюсь. Неба по-прежнему не видно, но хрустали отражают собственный свет. Пытаюсь вспомнить все, что знаю об этом месте, хотя в моем окружении никто о нем не рассказывал. Все боятся Преисподней и Невидимого, как называют Аида, старшего брата Зевса и Посейдона. Того, кто дольше всех страдал от отца, Кроноса. Тот, кто правит подземными мирами.

Я встречалась с ним только раз, на свадьбе Эллы. Аид скрытен. Счастлив с Персефоной. Богат. Очень богат. Все руды и драгоценные камни принадлежат ему. Он обладает рогом изобилия. Но в его владениях нет ни неба, ни звезд, ни бирюзовой воды, ни восхода солнца. И любая ведьма знает, что здесь ничего не растет. По крайней мере, я так считала – до момента, когда на расстоянии нескольких метров между двумя хрусталями появилась извилистая форма темно-красного дерева. Низкий ствол разделялся на несколько ветвей, на котором росли листья. Машинально провожу рукой по стволу и чувствую кору под пальцами.

Я снова обрела осязание! Материальность наконец возвращается. Корни, уходящие глубоко в черно-серую землю, становятся препятствием для ног. Прикасаюсь к своему лицу и волосам: пирсинг все еще на месте, но на мне больше нет малинового платья. Я одета в длинную белую тунику без рукавов. Я вышла из Эреба.

Продолжаю путь, который пролегает среди сотен гранатовых деревьев, окрашенных в разные оттенки красного. Пейзаж, наконец, обретает глубину. Почва чередуется со скалами, землей и чем-то похожим на сероватый пепел. Вдалеке появляется яркий свет. Лес заканчивается. И я больше не одна. Рядом со мной человеческие фигуры всех возрастов и происхождения следуют своим путем.

Я так хочу увидеть, что там, на другой стороне, что начинаю бежать. Сердце колотится, легкие сжимаются. Решимость достигла апогея. Выхожу из состояния радости, близкого к эйфории, только для того, чтобы снова впасть в состояние крайнего разочарования. Если архитекторы Подземного мира считали, что могут усыпить мою волю захватывающим дух пейзажем, то они ошибались!

Выхожу на опушку леса и останавливаюсь. Передо мной простирается бескрайняя серая равнина с пологим склоном, усеянная гранатовыми деревьями. Настолько обширная, что в животе образуется болезненная пустота. От вида захватывает дух. Стикс. Наполненный тенями, которые собираются вдалеке, на берегах реки, черной и гладкой, как обсидиан. Точка невозврата. Здесь оказывались многие герои, такие как наш предок Одиссей, беглый троянский принц Эней или Ахилл, которого за щиколотку погрузили в эту реку. Но мало кто пересек Стикс, чтобы вернуться: Орфей и Тесей – без теней, за которыми пришли, Геракл – с Цербером, только чтобы потом вернуть его. Их объединяло то, что все они были живы. Ни один мертвый никогда не отправлялся в обратный путь. Поскольку не может быть и речи о том, чтобы моя жизнь закончилась здесь, я стану первой тенью, покинувшей Преисподнюю. У меня есть то, чего нет ни у кого другого: способности ведьмы!

Сжимаю пальцы в кулаки и сосредотачиваюсь на магии. Она начинает вибрировать под кожей, словно никогда не покидала меня. Ее мощь охватывает меня изнутри. Отлично! Теперь осталось испробовать возможные и невообразимые заклинания, чтобы выбраться отсюда. Произношу все, что только можно придумать: заклинания, возвращающие растения к жизни и приспосабливающие их к другой форме жизни, заклинания для перемещения в пространстве, заклинание отмены проклятия, обращения Гелиосу с просьбой вытащить меня, заклинания для воссоединения души и тела…

«Сквозь время и измерения, сломай судьбу, которая сковывает меня, открой двери этой тюрьмы и останови отвратительную гонку, которая влечет меня за собой».

«Вытащи меня из Преисподней, освободи меня от этих оков».

«Исправь несправедливость, постигшую меня, верни меня на Землю».

Безрезультатно.

Как бы я ни звала Гекату, она не появляется. Падаю на колени, обессиленная. Я потратила столько магии впустую! От давящей беспомощности перехватывает дыхание. Новый прилив гнева скручивает внутренности. Я могу создать шар света, но выбраться отсюда невозможно.

– С вами все хорошо?

Поднимаю глаза – старик, которого отпустила Кера, выходит из леса и останавливается рядом со мной. Проглатываю язвительный ответ. Как все может быть хорошо? Мне двадцать шесть, а я застряла в парадной Преисподней! В то время как он, почтенного возраста и без сожалений, завершил жизненный путь!

– Не совсем, – холодно отвечаю я, поднимаясь на ноги.

Он смотрит сочувственно, что раздражает еще больше. Он одет в такую же тунику, что и я. На первый взгляд, все тени одеты так, чтобы попасть в царство Аида и Персефоны. Но он сохранил обручальное кольцо на безымянном пальце. Из этого заключаю, что в подземном измерении разрешены металлические и каменные изделия.

– Вы только дошли сюда потому, что заблудились по дороге? – ворчливо спрашиваю я.

– О, нет, я просто не торопился. Психопомп рассказала об окружающем мире, упомянув, что хрустальный лес – одна из самых прекрасных достопримечательностей Подземного мира. А мне всегда нравились камни.

Он заканчивает с улыбкой, словно турист, обрадованный находкой во время экскурсии. Ага. Вероятно, он одна из тех душ, которые находятся на стадии принятия.

– А что хотелось бы увидеть вам?

Мне остается только с горечью ответить:

– Мой психопомп ничего не рассказал, потому что бездарен. В любом случае, я здесь ненадолго.

Старик кажется удивленным и смущенным. Но не сдается и указывает на мощеную дорогу, ведущую к реке.

– Давайте немного пройдемся?

А что мне остается делать? Мне нужно, чтобы понимающее божество пришло на помощь. Я могла бы заключить с ним сделку, пообещав ему что-нибудь, и надеяться, что это вернет меня на Землю. Возможно, возле Стикса есть и другие психопомпы.

Не говоря ни слова, присоединяюсь к старику, и мы идем по пути, которым слепо следуют тени.

– Как вы умерли? – спрашиваю я, заранее раздраженная.

Он так стар, а я так молода. Это несправедливо!

Он пожимает плечами.

– Я не проснулся. Вернее, проснулся. Но оказался бестелесным. Кера оказалась рядом, чтобы успокоить меня. Я этого не ожидал, видите ли, – добавляет он немного смущенно. – Но все в порядке, ведь дети и внуки не будут слишком удивлены. Последние несколько дней я был немного уставшим. Теперь я надеюсь встретить Хелену на другой стороне. Но Кера ничего не сказала по этому поводу. Я узнаю после путешествия.

– Путешествия? – морщусь я.

– По Стиксу, с Хароном. Вид на адские реки, судя по всему, потрясающий.

У него вырывается нетерпеливый и удовлетворенный вздох. Меня бесит его спокойствие.

Мы идем в напряженном молчании. Равнина представляет собой каменное основание, покрытое пеплом, который сметаю ногами. Именно он придает всем окружающим теням сероватый вид, который в конечном итоге сливает их с пейзажем. Лишь красные гранатовые деревья добавляют красок. Чем дальше мы продвигаемся, тем больше вырисовываются границы. Мы находимся в гигантской пещере. Длинные сталактиты свисают с высоты сотен метров. Стикс уходит за горизонт.

Старик прочищает горло.

– Не хочется настаивать, но могу ли я узнать, что с вами случилось? Вы выглядите такой юной.

– Так называемый «сердечный приступ», – говорю я, хрустя пальцами и закипая от ярости.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Чем дальше, тем больше нас окружают тени. Мы видим группы теней, сидящие по сторонам, иногда в кругу, иногда парами, на насыпи из камней или под немногочисленными деревьями. Замечаю на берегу что-то похожее на пристань, построенную из двух неподвижных силуэтов и небольшого здания, возможно, киоска, очертания которого трудно разобрать с места, где мы стоим. Видимо, здесь пристыковывается Харон, чтобы забрать теней в последнее путешествие. Я дрожу, но не от страха, а от холода. Начинает дуть ледяной ветер. Это должно мотивировать продолжать путь.

Оглядываюсь в поисках психопомпа, к которому можно было бы обратиться, но здесь только мертвые. Движение слева привлекает мое внимание.

– Извините, – говорю я старику, покидая его.

Схожу с дороги и направляюсь к толпе, которая кажется взволнованной. Их суета притягивает как магнит. Мне нужно двигаться. Нужно выплеснуть ярость, и это место с кричащими идеально подходит. Когда приближаюсь к группе, наблюдаю за бурными волнами, сгибающими тела. Люди хватают друг друга, тянут, бьют, кидают на землю, и снова поднимаются. Сердце бешено колотится. Они выглядят молодыми: одни подростки, другим едва за сорок. Мужчины и женщины разрывают друг друга на куски без какой-либо видимой причины.

Посреди этого хаоса стоит высокая неподвижная фигура, внимательная и улыбающаяся, которая, кажется, контролирует происходящее. Взлохмаченные черные волосы, кобальтовая кожа и красные глаза выделяют ее. Я могла бы задать себе вопросы о происходящем, но мне все равно.

Бросаюсь в драку, нанося удары по челюстям и испытывая потрясающую боль. Во мне столько злости! Чувствую себя такой живой! Стискиваю зубы, прежде чем закричать, забываюсь и все глубже погружаюсь в драку. Размахиваю руками во все стороны, чувствую себя неприкасаемой! Как будто я снова стала шестнадцатилетней бунтаркой.

Такой беспомощной!

Такой потерянной…

Удар по лицу бросает на землю. Ноги непроизвольно подкашиваются, и я обессиленно падаю. Не думала, что можно дойти до такого состояния у ворот царства мертвых. Разве мы не стали неистощимыми тенями? Или нам уготовано вечно страдать от усталости и боли?

Пытаюсь выпрямиться и поднимаюсь, хромая, посреди беснующейся толпы, не понимая, во что ввязалась.

Я бы хотела уснуть и все забыть. Вернуться на вечеринку Эллы, оказаться на Поляне, встретить весну. Я все еще могу послужить отдушиной для других.

Но мой путь завершен, а я ничего не сделала в жизни.

Тень хватает меня и замахивается. Закрываю глаза, готовая ко второму раунду, когда две руки обхватывают меня сзади. Подпрыгиваю и оказываюсь прижатой к туловищу, не видя, кому оно принадлежит. Внезапно мы взлетаем. Два больших безупречных крыла рассекают воздух, и я цепляюсь так крепко, как только могу. Равнина проносится перед глазами, и мы приземляемся на холме, возле большого гранатового дерева, усыпанного плодами. Как только касаюсь камня и пепла, я отступаю и оседаю.

Передо мной стоит бог. Он складывает крылья за спиной и с любопытством наблюдает за мной. Его телосложение столь же ошеломляюще, как и у адских божеств, с которыми я сталкивалась: кожа темно-синего цвета усыпана алмазной пылью, словно Млечный путь пролегает по нему с ног до головы. Уверена, что узнаю созвездия на его лице и руках. Остальная часть тела скрыта таким же пальто, что у Гермеса и Керы. Одним движением он завязывает белые волосы узлом на макушке, не сводя с меня ясных, как звезды, глаз.

Не знаю, с кем имею дело, но ставлю на ребенка Нюкты.

– Твое место не среди оргаев, – говорит он твердым голосом.

Оргаи, Кера недавно упоминала о них.

– Что? – спрашиваю я, все еще сбитая с толку и испытывающая боль.

– Тени, что не пересекают Стикс.

Потираю покрасневшие руки.

– Они никогда не пересекут ее?

– Они могут унести жизни десятков смертных, в зависимости от степени чувств, – отвечает он, пожимая плечами.

Улавливаю в его тоне нотки безразличия. Внимательно наблюдаю за ним: он хорошо сложен, но в чертах лица заметна неуверенность. Не могу понять, что делает его уязвимым. Прямой нос, утонченность и гармоничность лица придают ему игривый и соблазнительный вид.

– И почему я не могу стать одной из них? – нерешительно спрашиваю я.

– Это не то, что тебе предначертала судьба.

Он садится на корточки передо мной. Именно тогда понимаю, что ко мне вернулось и обоняние. Очаровательный бог, который протягивает руку, пахнет… незнакомо. Его запах кажется анисовой смесью сахара и сока. Осторожно отстраняюсь, чтобы он не коснулся меня. Он убирает руку, не выглядя агрессивным. И все же не внушает доверия.

– Что ты делаешь?

– Забочусь о том, чтобы твои раны зажили.

– Я не просила об этом.

На его лице появляется забавная улыбка, которая гасит остатки моего гнева.

– Да, ты права, – подтверждает он. – Извини.

Он вновь предлагает руку, чтобы помочь встать. В этот раз я принимаю помощь. Прикосновение удивляет. Его кожа прохладная – я не обратила на это внимания, когда он поймал меня посреди толпы. В то время, как кожа Гермеса горячая. Возможно, пора узнать его имя. Я благодарна ему, но предпочла бы обдумать ситуацию без свидетелей. Меня все еще трясет, и я пытаюсь сформулировать то, что со мной происходит, но мне это не удается.

– Кто ты?

Кажется, он рад, что я вступаю в диалог. От этого становится не по себе. Чувствую, что он слишком многого ждет от меня, в то время как мне нечего ему предложить. Он открывает рот, чтобы ответить, но женский голос прерывает его.

– Брат! Почему ты вмешался?

Фигура, которую я заметила среди оргаев, присоединяется к нам, сложив серые крылья, полная нервозности и раздражения. Впрочем, именно так я могла бы охарактеризовать каждую ее мышцу. Все в ней кажется напряженным: кобальтовые бицепсы, черты лица, прямые ноги, упертые в землю, открытые из-за короткого хитона, как у Артемиды. Она смотрит на меня красными глазами, заставив вздрогнуть от страха.

– Она отлично себя показала! – добавляет она. – Не думала, что увижу такую молодую ведьму. Сколько прошло с тех пор, как одна из них умерла не от старости? Лет сто?

Она могла просто вонзить меч мне в сердце. Я хотела бы возразить, но очень устала. Ведьмы не болеют и не попадают в несчастные случаи. Они угасают. Сто лет назад, во время войны с богами, некоторые ведьмы погибли раньше своего срока.

– Спокойно, Нем, – успокаивает ее бог.

Богиня открывает рот, чтобы возразить, но тут же закрывает его.

– Не называй меня Нем, – раздраженно бросает она. – Или я буду называть тебя Таном.

Она вызывающе склоняет голову набок.

– Ты бы не посмела.

Отлично. Я стала свидетелем семейной ссоры. Это не помогает понять, с кем имею дело, но в данном контексте обнадеживает. Богиня рычит, скрещивая руки, прежде чем повернуться ко мне.

– Как тебя зовут, тень? Кто твой психопомп, раз ты оказалась в категории НДУ? Точно не Кера, сестра никогда не была так небрежна с тенью.

У меня есть догадка, что эти двое – родственники Керы и Гипноса, дети Ночи. Насколько это не очевидно в случае с Керой, Гипносом и «Нем», настолько это неоспоримо с «Таном».

Коротко вздыхаю. У меня все еще нет желания общаться, и я не знаю, чего на самом деле хотят от меня эти двое.

– Цирцея, – говорю я, не очень обрадованная мыслью, что придется описывать родословную.

Ответом заставляю замолчать богиню, которая кажется удивленной В свою очередь, бог пожирает меня глазами, усиливая неловкость. Но и на его лице проскальзывает восхищение. Возможно, он желает стать моим проводником. В отличие от Гермеса, который меня бросил.

– А мой психопомп – бездарный Гермес, – добавляю я, все еще обиженная его поведением.

– Подожди… Гермес в Преисподней? – спрашивает богиня.

– Ему нужно было провести трудовую проверку, и попутно он забросил меня в Эреб.

До сих пор не могу в это поверить. Я больше не чувствую гнев, только непонимание и.… грусть. Как он мог? Потираю руки, прохлада и охватившее беспокойство заставляют поежиться.

– Невероятно! – восклицает богиня, поднимаясь. – Сын Зевса уже сто лет находится в бегах, а теперь осмеливается ворваться для проверки! Пусть только мне попадется. Наверняка Их Величества не давали на это согласия!

– Мхм, вполне возможно, – соглашается сохраняющий спокойствие бог.

Тем не менее, он не скрывает раздражения. Не знаю, что Гермес такого наделал, но ему никто здесь не рад.

Все это, конечно, мило, но я все еще не знаю, с кем разговариваю.

– Кто вы такие?

Божества возвращают внимание ко мне.

– Я Немезида, наказываю за гибрис. Кстати, мне нравится твой гнев, Цирцея, – представляется богиня с язвительной полуулыбкой.

– Гибрис?

– Гордость и безрассудство. Ты полна ими.

Делаю шаг назад, обеспокоенная утверждением.

– Как и все тени НДУ, – добавляет она. «Я слишком хорош, чтобы умереть», «Мое время еще не пришло», бла-бла-бла…

Ей повезло, что я не способна контролировать магию в полном объеме.

– Никто не может помешать планам судьбы. Брат знает это лучше, чем кто-либо другой. Скажи ей, – подбадривает она, подталкивая бога локтем.

Последний стреляет в нее белыми глазами.

– Меня зовут Танатос.

Он больше ничего не говорит, но это и не нужно. Среди всех древних верований ведьм до возвращения Гекаты существовало поверье, что бог смерти является вершиной зла. Мы верили в него больше по привычке, прекрасно зная, что смерть необходима в жизненном цикле природы.

И вот теперь я, избегая его взгляда, стою перед воплощением смерти, ощущая противоречивое впечатление. Он одновременно завораживает и пугает.

– Будь спокойна, – бросает Немезида. – Ничто не может превзойти гибрис Гермеса. Псина Зевса считает себя выше всех, потому что является одним из Двенадцати! Не могу дождаться, чтобы наказать его…

Стоит остерегаться Немезиды. Танатос успокаивающе кладет руку ей на плечо. Она делает глубокий вдох и выдох, прежде чем успокоиться. По крайней мере, внешне.

– Это правда, – ворчит она. – Ты отвечаешь за психопомпов, а он уступил свое место. Ему здесь нечего делать. Особенно если он находится здесь для передачи приказов Зевса.

Она сопровождает предложение гримасой, полной ненависти. Я нахожусь среди божеств, которые не притворяются, что любят своего великого повелителя.

– Пока мы ждем его появления, замечу, что он не позаботился о тени, которую ему поручили, – поддерживает Танатос, бросая на меня косой взгляд.

Как бы я ни была против того, чтобы они открыто критиковали Гермеса, начинаю думать, что участие во всем этом может оказаться пагубным. И если я и обижена, то потому, что прекрасно понимаю, что это личное. Я сильно злюсь на него, независимо от его роли психопомпа. Злюсь на него за то, что он так и не сделал шаг навстречу. За то, что он отрицал наше влечение, потому что оно не имело для него значения. Все эти эмоции внезапно становится поверхностными. В чем их смысл? Ведь я оказалась перед Танатосом и даже не могу попросить его помощи, потому что заранее знаю: он рассмеется мне в лицо.

Снова смотрю на окружающий пейзаж, на реку вдалеке, на ожидающие тени, среди которых безмятежный старик. Чувствую, что стою перед дверью, закрытой, но не запертой на замок. Я так боюсь ее открыть. То, что я там увижу, меня расстроит.

– Цирцея?

Танатос подходит ко мне, полный сострадания и заботы. Он протягивает руку, хватает с дерева гранат и разламывает плод пополам. Блестящие семена и сладкий сок так привлекательны, что у меня слюнки текут.

– Ешь, – говорит он, предлагая половинку.

Его голос изменился. Возможно, сейчас я более уязвима, чем обычно, но протянутый фрукт кажется искушением. По крайней мере, таким же сильным, как и горящий взгляд бога. Сбитая с толку, не смею пошевелиться. Танатос обладает властной и притягательной аурой. Если бы над ним вспыхнула надпись «опасность», меня бы это не удивило. Округлость плода на ладони, напротив, мягкая, мясистая и чувственная.

– Ешь, не бойся, – повторяет он приглушенным, хриплым тоном.

Инстинкты умоляют сопротивляться по причине, которая ускользает от меня, но все равно протягиваю руку и прикасаюсь к теплой коже бога смерти. Я смущаюсь от такого контакта, а он улыбается. У меня сводит живот. Мне кажется, или он может обольстить кого угодно одним щелчком пальцев?

Подношу гранат к носу. Наконец-то знакомый запах. Наконец-то вкус, который узнаю. Подношу его ко рту, и прежде, чем успеваю откусить кусочек, чья-то рука хватает меня за запястье и властно отводит его.

Гермес отбрасывает гранат и с нежностью, не уступающей твердости, берет в руки мое лицо, покрытое ранами от оргаев. Его глаза металлические и неизменно холодные. Он произносит хриплым голосом:

– Кто тебя ранил?

Глава IX

Он действительно ждет ответа? Я даже не думала, что снова увижу его. Возможно, это я ушла, но нельзя сказать, что он сделал все возможное, чтобы удержать меня или объяснить положение. И вот теперь он настойчиво хочет узнать, что со мной случилось? Найти виновного было бы правильнее.

Отталкиваю его руку и спешу ответить, когда он поворачивается к Танатосу, который не сдвинулся ни на сантиметр. Гермес обретает странную серебристую форму, схожую с закрытыми доспехами, которую я видела в Эребе. В конце концов, именно от него произошло слово «герметичный». Никогда не видела более наглядной иллюстрации этимологии.

Гермес хватает за горло бога смерти, такого же высокого, внушительного и яркого, как он сам. Но, в отличие от инфернальных божеств, Гермес обладает сиянием Олимпийца.

1 Туника со складками, пояс которой позволяет закатывать одежду и укорачивать по желанию.

Продолжить чтение