Заметки поглощённого тьмой
Предисловие
Привет. Зачем предисловие? Хочется в своей памяти и на бумаге запечатлеть этот момент. Даже не сам момент, а моё внутреннее состояние предвкушения и радости.
Дело в том, что эта книга содержит мой самый первый рассказ, написанный в сознательном возрасте: «Good Night». Так странно получилось, что он вышел «страшненьким» и долго ожидал, пока соберётся компания его собратьев по духу. На данный момент у меня уже вышло несколько книг (удачных или нет – судить не мне). Они в других жанрах, иначе написаны, у меня с ними связаны иные воспоминания. Но вот 2025 год преподнёс сюрприз даже мне: собралось достаточное количество «страшных» рассказов, и можно откапывать и вытаскивать их на свет из своего стола (на самом деле из обычного ноутбука).
Почему я вообще пишу (хоть и крайне редко) что-то в таком крайне мрачном жанре? Всё просто – я никогда не разграничивал для себя литературу, а одним из авторов, что настойчиво запомнился мне с ранних лет, вообще был никто иной, как Стивен Кинг. Это после него я уже познакомился с Говардом Лавкрафтом, Эдгаром Алланом По и открыл для себя некоторые мрачные произведения Дэвида Моррелла, Роберта Блоха, Элджернона Блэквуда и многих других писателей, которые творили в жанре «ужасы», «мистика», «триллер».
Сам я пишу только в припадках вдохновения, испытывая истинное удовольствие от процесса и его завершения. Многие рассказы написаны меньше чем за час, как говорится, «на одном дыхании». Другие же потом дописывались и правились.
Денег за свои труды я не получаю (это не попытка надавить на жалость или что-то в этом духе). Говорю это только для того, чтобы дать своему читателю понять: неприятная писательская судьба, которая порой заставляет творцов писать исключительно ради заработка денег, далека от меня. У меня есть достойная работа, я инженер-проектировщик систем безопасности, работаю по образованию. Литература, как и музыка – это мои любимые занятия. Но разве понятие «хобби» сразу должно приравниваться к «непрофессионализму»? Мне кажется, что нет. Поэтому лично я стараюсь совершенствовать свои навыки и в писательском искусстве в том числе.
Чтобы у тебя, мой дорогой читатель, была возможность проследить за моим ростом и развитием, в этой книге все рассказы будут располагаться в хронологическом порядке (даты завершения работ указаны в конце произведений).
В каких-то рассказах можно будет проследить явные прямые отсылки к авторам, произведения которых меня вдохновили и оставили свой отпечаток (об этом я хотел бы рассказать в послесловии, которое будет ждать тебя в конце книги).
Надеюсь, мой поток не иссякнет и, если ты, мой дорогой читатель, являешься поклонником жанра «ужасы» и, если тебе придётся по вкусу моё творчество, то мы ещё встретимся в других книгах в подобном жанре, которые могут родиться чуть позже. Заранее прошу прощения за ожидания, но дело в том, что я не указываю себе, когда и что писать. Оно само… Но я ни в коем случае не хочу терять это чувство лёгкости, трепета и счастья.
Санкт-Петербург
10 апреля 2025 года
Good Night
Нельзя читать чужие письма и дневники. Вы читаете чужую жизнь, которая может наложить отпечаток на вашу. А если фрагмент, отрывок чужой жизни перекочует после прочтения к вам? Вы не думали об этом? Не думали ли вы о том, что, возможно, вы уже идёте не по своей дороге? Быть может, кто-то уже давно заложил рельсы вашего пути, и вы, думая, что вольны выбирать направление, просто катитесь по колее наложенного тайного сценария… Вы идёте по проложенной кем-то тропинке, не зная, куда она заведёт… Возможно, у неё не самый завидный финал…
Нельзя читать чужие письма… Никогда не знаешь, кто является их автором…
Сегодня были его похороны. Лил сильный дождь, почти не было народа. Некому было проводить его в последний путь. Я был там. День выдался очень холодным, и тяжёлый воздух как-то неприятно давил на голову. Теряя сознание, я облокотился на дерево и попытался поймать своё нормальное состояние. Подташнивало, сжимало грудь, но я решил остаться до конца.
Я не знаю этого человека, только его имя – Брайан. Каким он был, чем занимался – тоже понятия не имею. Знаю только, что он – человек, который был найден повешенным в доме моего друга. Как он туда попал – тоже вопрос интересный.
Столько вопросов и негде взять ответы.
Хотя есть один источник, я забрал его с места трагедии. Зачем? Конечно, этого делать категорически нельзя и всё такое, «как мне не стыдно», бла-бла-бла… И вообще, возможно, он мог помочь детективам, пролить свет на эту историю. Но он мне отчего-то сразу приглянулся. Не понимаю откуда взялась такая симпатия к обычной вещице, тем более не своей. Но всё-таки…
Это была тетрадь. Я так понял, что это дневник того человека.
Вид его был очень необычный: тетрадь коричневого цвета, с красивыми рисунками на обложке, похожими на тень веток от дерева. Золотом было высечено по середине титульного листа «Good Night». Может, вешний вид и привлёк меня? На первой странице была вклеена фотография Курта Кобейна. Страницы были обычного белого цвета, а листы были не в линейку и не в клетку – просто белые, как альбомные.
Записи в нём начинались очень странно: ровно за сорок дней до смерти автора. Из них было чётко понятно, что это суицид… самоубийство.
Он катился вниз, без единого шанса схватиться за маленький, невидимый выступ, чтобы задержаться и вернуть себе всё. Печальный итог.
У меня снова появилась надежда. Эта девушка просто прекрасна. Я хочу быть с ней. Интересно, у неё кто-нибудь есть или… Надо действовать, потом будет поздно. Только вот с чего начать? Отношений у меня давно не было, и складывается такое ощущение, что я уже и вовсе забыл, как это делается.
Сколько раз я терпел провал, переживал, убивался. Мне просто не везёт… Инстинкт подскажет. Вряд ли что-то получится, конечно, это всё несерьёзно. Не верю я, что может что-то получиться, ну не верю! Я – просто никто… Иначе как можно объяснить последний поступок моей бывшей…
Я не смогу подарить ей этот мир, как сможет кто-то другой. Неудачник…
Хватит нести бред! Придурок, урод, баран! Всё будет ещё лучше, чем я могу себе представить. Я сгораю в огне, когда нахожусь рядом с ней. Что-то внутри меня открывает глаза, глядя на этот суетный, тёмный мир и, как бы то ни было странно, желает жить, петь, радоваться каждому цветочку, каждому человеку, хочет смеяться и летать!
Её глаза… они… они такие прекрасные, я мог бы смотреть в них часами.
Сегодня я не должен облажаться, всё должно быть по высшему уровню. Всё будет отлично!
«Сломается мир,
И до звёзд
Можно будет
Дотянуться рукой,
Когда твои губы
Коснутся моих.
Ты обнимешь меня,
Прижмешь нежно голову
К своей груди,
И я буду слушать
Дыхание твоего сердца.
Твои пальчики,
Словно лепестки роз,
Пробегут по моим
Щекам и шее.
Захочется в этот момент
Закрыть глаза
И мыслями взлететь.
Нет ничего в голове,
Сегодня всё в наших глазах»
Блин, на работе все достали. Эти крики: сделай то, сделай это… Задолбали, суки! Моё терпение скоро лопнет. Уволюсь ко всем чертям, пусть эти ублюдки грызутся в своём зоопарке, а с меня хватит. Ещё и эта стерва узнала о том, что я встретился с Моникой. Так хочется ей закричать: «Да, отвали ты уже от меня, сгори в аду, падла, и не мешай мне устраивать свою жизнь! Ты мне уже никто, после того как я вытащил тебя за волосы из кровати, в которой ты трахалась с моим другом. Падла, а не друг. Всё! Поздно! Поезд ушел!»
Как мне было на душе тогда плохо… Этот поезд, будто размазал меня по рельсам, сплющил, передавил – разрубил на маленькие кусочки и кровью насытил шпалы. Так любезно мне по морде съездила судьба бейсбольной битой и, выбив к чертям все зубы, переломав челюсть, оставила подыхать на лестничной клетке в прокуренном подъезде. Гудок был настолько пронзительный и сильный, что в ушах полопались барабанные перепонки, и глазные яблоки, налившись ошмётками порванного сердца, лопнули – брызнули на стену и прожгли её, а там за ней: два милых голубка воркуют в моей постели. И вот это: «Дорогой, ты неправильно всё понял… Я тебе сейчас всё объясню…» – просто заставляет смеяться, закинув голову вверх, и утонуть в собственной слюне, не имея выхода на берег. Так почему сейчас…
Почему всем надо лезть в чужие дела. Лезть и пытаться поворачивать чужую жизнь. Сидите на заднице ровно и не суетитесь. Я же не лезу к вам. Мразь! Вот же мразь! Сегодня просто всё вверх дном…
Я закурил. Не следовало этого делать, но это всё равно всего лишь одна сигарета, после трёхлетнего перерыва. Табачный дым сползал по потайным ходам моего тела, куда-то вниз, словно на лифте, согревая моё тело изнутри. Я пускал дым, пытался колечками и чувствовал истинное наслаждение. Кайф… Надо поспать. Но злость, что сжимает мои кулаки и жарит грудь, не даёт мне покоя. К чертям всё! Где виски?
«Стоит ненавидеть
Этот мир!
Но как тогда жить,
Если черпать силы
Только из ненависти?
Пустота человеческого сердца,
Корыстные замыслы,
Кровавые мотивы -
Всё! Ты слышишь?
Всё правит этим миром!
Разрушать легче,
Чем творить.
Помни: жить во зле
Легче, чем любить.
Но ведь
Это неправильно…»
Весь поезд спит. Каждый раз, когда свет бьёт по спящим лицам, они морщатся – видно, что они недовольны. Эти мерзкие лица, с мыслями только о том, как бы заполучить сидячее место, откинуть голову и спать, спать, спать… Не люблю я таких: в час пик вместе с ними заходить в один поезд – это покруче, чем мошинг1 на панк-рок концерте. Если упадешь под поезд, ставлю сотню, что один, ну максимум двое из десятерых, обратят внимание и как-то попробуют спасти твою несчастную жизнь.
Поэтому, когда еду, стараюсь поспать – и приятно, и на глаза не попадаются эти сучьи, накрашенные, пафосные лица. Каждый из них о чём-то думает. Вряд ли это всемирно опасная проблема загрязнения окружающей среды или увлечение молодежи наркотиками. О чём тогда они думают? О том, как вернутся домой после поганой, осточертевшей работы? Или чем они будут убивать своё время на работе?
Как мне нравится в разговоре с кем-нибудь из подобных улыбаться и говорить на приятные нам темы. Хотя в душе я вижу, что это ничтожество, потерявшее где-то в девяностых своё детство, убившее своё здоровье постоянными попойками в нулевых и, наконец, сейчас несущее свою задницу на работу, от которой уже тошнит красно-зелёными сгустками и остатками еды. Настолько ненастоящие, они живут раз в неделю, в своё единственное воскресение. Сидят дома перед телеком, чешут яйца и хлебают самое дешёвое пойло. Не все такие, но всё же жизнь для многих – это ничто.
Какая женщина! Ни да, ни нет. Она играет – мне это нравится. Как она целует – просто забываешь обо всём. Я счастлив. Я влюблён. Думаю, только о ней, жду с нетерпением следующей встречи. Мы редко видимся, виновна эта чёртова работа. Сегодня воскресение и теперь ждать следующих выходных. Целая неделя! Господи…
«О, Господи, спаси меня,
Иначе учиню я грех,
И над собой расправа
Будет мне спасеньем
От мыслей этих…
Тебе доставит радость
Моя смерть?
Бокал наполнишь
Моей Кровью
И осушишь его…
Кто ты?
Ты – не человек!
Ты, пьянящая мужчину,
Красотой своей
Сведёшь его в могилу!
Сам Люцифер
Создал тебя,
Забавы ради
Для того,
Чтоб в его мир
Сводила ты мужчин!
И теперь
Сгоришь в сердечных муках и в слезах
Великой Богини красоты -
любви Венеры».
Всё просто великолепно. Все дела успеваю сдать вовремя и вообще всё как-то легко и отлично получается. Мои коллеги не такие уж и свиньи. Возможно, просто у меня было плохое настроение в то время.
Я думаю о ней. Постоянно. Не могу ни о чём другом.
«Когда Вас рядом нет,
Мне грустно, я скучаю.
Когда Вы рядом –
Я молюсь,
Чтоб время
Перестало вскачь нестись
И нам оставило
Хотя б минуту счастья.
Сердце тарабанит,
Будто мотор,
И я не в силах
Усмирить его.
Тоска,
Томленье ожиданий…
Я успокаиваюсь ядом,
Что губит многих.
Он проникает
Прямо в грудь,
И разжигает
Костёр волнений,
И прям захватывает дух.
Я словно между двух,
Чьи имена
Любовь и Боль».
Лёгкое покалывание по всему телу. Усталость, одышка. Тлеющая сигарета после «восхождения на Эверест», когда всё тело, словно сковородка, и, когда к нему прикасается твоя рука, оно начинает шипеть. Как после окунаешься в волны солёного моря и позволяешь им нести тебя. Ты не тонешь, ты полностью расслабленный лежишь на воде. Капли попадают в глаза, а потом ты, снова встав на ноги, вытираешь лицо руками и легко, глубоко вдыхаешь этот чистый, живой, свежий, дающий сил воздух… И уже словно падаешь с тридцатиэтажного небоскреба вниз… Ветер сильными пощечинами встречает лицо и трясёт всё тело, и грудь становится шире, и непонятный ужас раздвигает глаза, потому что ты видишь, как всё ближе и ближе становится земля. И ты вроде хочешь отсрочить момент, но тебе так приятно это движение… и.... словно разрывая мощи воды, сложив руки лодочкой, ты влетаешь в воду… Тёплое море… Оно словно тебя поднимает вверх… Ты захватил воздуха, чтобы не захлебнуться… Где же поверхность, не хватает времени, сил, сейчас глотну воды…Захлебнусь… Нет… Выкинуло на поверхность, как пробку из-под шампанского. Делаешь самый глубокий вдох, который превратился в три и откидываешься на мягкий диван… Усталость, одышка… Счастье…
Она спала на моей руке, а я смотрел на её лицо. Целовал её в ресницы, в нос, в губы, в шею. Она пряталась под одеяло с немного недовольным выражением лица. Наверно, я прерываю её очень красивый и загадочно-интересный сон. Я смеялся: устала маленькая.
Долго не мог уснуть. Лежал, смотрел в потолок и курил. Надо завязывать с этой привычкой. Вот как меня вывели на работе, так до сих пор и покуриваю – это плохо, вдруг прозеваю момент и втянусь в это дело.
Я счастлив…
Моника мне сказала сегодня, что любви нет… Мне показалось это смешным.
Знаешь, что такое любовь? Она высасывает из человека всё и пускает по ветру. Знаешь, когда колотит всего внутри, когда сводит мышцы, когда сердце рвётся так, что вполне может вылететь из тела, когда, сцепив зубы, сжимаешь кулак, что ногти режут кожу… Любовь может сделать человека самым счастливым, а может убить!
Я счастлив…
Да… И с другими бывает такое, что их всё раздражает. Монику достала её работа, подруги и друзья. Её достало всё, и ей кажется, что она вообще одна во всём этом мире. Я, как смог, сказал ей, что это не так. Не знаю, послушала она меня или нет. В общем, моё сообщение ей было следующим:
«Не надо так. Бывает кажется, что весь мир повернулся к тебе спиной. Ты просто отвернись от него в ответ, потому что как только ты перестанешь смотреть людям в спину и развернёшься, ты увидишь, что кто-то, кто был позади, смотрит на тебя. Не все отвернулись, просто кого-то не замечаешь именно ты.».
Надеюсь, толк будет. Не хочу, чтобы моя девочка грустила и её настроение портилось. Скоро воскресение, я её попробую приятно удивить и зажечь на её лице улыбку. Чистую, добрую и настоящую.
Она не пришла… Неужели я тоже достал её, как все вокруг? Я прождал три часа с букетом красных роз, но она так и не пришла. Дело во мне. Я слишком меняюсь, когда человек из разряда друзей становится для меня чем-то большим… Может, ей было просто скучно со мной? Может, просто что-то случилось? Там… ну… не знаю…, возможно, колесо на машине дети порезали, или бензин кончился, или просто выпила и не стала рисковать садиться за руль?
Я уже спал. Мне позвонили знакомые и сказали, что машина, похожая на машину Моники, попала в автокатастрофу – живых нет. Я накричал в трубку и бросил телефон в стену. Шутники, мать их. Я подбежал к другому телефону на кухне и начал набирать её сотовый… Тишина… Гудки… Сука! Моника, возьми этот чёртов телефон… В моей руке снова появилась сигарета… Я звонил снова и снова… Телефон с той стороны взяли: мужской голос поинтересовался, кто звонит. Я спокойно, еле сдерживаясь, ответил. Собеседник представился каким-то там врачом, посочувствовал мне, стал успокаивать, а я был в бешенстве, как волк, что почувствовал запах крови. Как же они задолбали тянуть время и нести всякую ахинею! Я поторопил их и… Меня попросили приехать на опознание…
Я выронил телефон из рук и плавно опустился на кафельный пол… я был абсолютно пуст…
Это она…
Приехав домой, я открыл бутылку виски, достал пачку сигарет и просидел всё утро и весь день на кухне. Это была самая хреновая… ночь, день, ночь. Не пойму… Больше я её не увижу…
Ворочаешься на полу, бьёшь всё на своём пути: бутылки, окна, телевизор. Сломал диван, порвал обои, занавески, кинул микроволновку в стену, сломал электрический чайник… Когда зазвонил телефон, выдернул его с проводами и выбросил из разбитого окна… Почему?! Какая сука!.. Какая тварь!!… Слёзы было не остановить, спать не хотелось, вообще ничего не хотелось. Почему Господь так ошибается? Почему он забирает тех, кто нам нужен больше всего?! Я не понимаю… Я не могу в это поверить: мне сказали пару часов назад, я послал всех и закричал, чтоб так не шутили, а сейчас сижу, пью и думаю, что это за… жизнь?! Сучья жизнь!
Кричу, просто ору на весь дом… Мне нужно просто выговориться! Удар сильный, но всё пройдёт и боль утихнет, как говорят знакомые…
Я смотрю на одинокую бутылку водки на моём столе. Настроение – ноль, голова пуста. Только слышу, как сердце бьется, и это мне говорит, что я живой.
Мне сообщили, что с работы меня уволили. Давно собирались: жалобы на меня и всё прочее… А мне плевать… тем более сейчас. Пошли все к чёрту!
Ты как-то сказала, что любви нет. Я тут подумал: возможно, она есть, просто мы её не замечаем. Любовь – это привычка. Это когда уже проходит страсть, проходит прекрасное время, проходят совместные неудачи, проходит война сомнений в самом себе. И если после этого ты почувствуешь, что ты привык к человеку, который рядом с тобой, ты доверяешь ему, как самому лучшему другу на свете, ты осознаешь, что не можешь без него прожить и секунды. Почувствуешь, что вы, как сиамские близнецы, вместе и ни один нож не разрубит ваши держащиеся руки вместе… Возможно, это и есть светлая и чистая любовь. Любовь – это ведь ещё и дружба.
Бог – он поможет пройти через всю боль и все несчастия. Он даст сил. Он любит нас. Об этом утверждает религия.
А если вокруг совсем пиздец происходит, что в пору схватить цепь, намотать на шею и рвать, пока голова не лопнет и мозговой жидкостью вперемешку с кровью не забрызгает близстоящих, то это БОГ даёт тебе испытание, с которым, ты, сука, должен справиться!
Вера позволяет нам жить…
Мне порой кажется, что этот самый создатель сей земли – это ненормальный, больной кукловод, которому просто скучно было существовать и лицезреть пустой мир со своей облачно-нежной рвотой.
Создал мир, в котором боль, страдания, любовь и счастье, смерть и улыбки. И смотрит, как кино, на этот безумный, гниющий цирк!
Что он видит?
Он видит нас…
Таких жалких, маленьких, нежелающих встать на колени! Нежелающих опускать глаза…
Его это, наверное, забавляет, а ведь есть ещё и шакалы, творящие исподтишка, показывая свою мерзкую, гнилую сущность в полной красе… Есть слабаки, срывающиеся и летящие вниз по наклонной.
БОГ, ГДЕ ТЫ БЫЛ? Где ты был, когда в неё врезались? Где ты был, когда ТАМ, на перекрёстке, ПОГИБАЛА МОЯ ЛЮБИМАЯ? Где ты был, когда угасал единственный лучик света, светивший мне в этом адском мире? Почему ты теперь молчишь? Почему ты не уберёг её? Наверное, ты был занят… Ты спасал какого-нибудь слона в Гонконге… или какую-нибудь чёртову птичку от неминуемой смерти… и совсем забыл про мою Монику…
Неделя прошла, а я всё пью, как чёрт. Не зная меры, не чувствуя той грани, которая скажет: «Хватит!». Ненавижу их всех: довольных, улыбающихся, живых. Я заливаюсь в алкоголе и уже не могу остановиться. Никто не вернёт мне её… никто не осветит мой путь, ведущий в задний проход чернокожего африканского бедолаги…
Да, я уже заколебался сдерживаться и терпеть…
Я просто хочу положить свою голову на колени любимого человека и больше ни о чём не думать, чтобы она трепала мои волосы, а я был спокоен и счастлив в её объятиях… А потом встать полным сил, отдохнувшим и нанести ответный удар этому миру, устроить что-то покруче Хиросимы, взорвав умы и проникнув каждому в душу. Пусть этот взрыв сожжёт меня полностью, пусть сердце моё остановится… Пусть я рухну в грязь, где холодные сердца спящего быдла рисуют узоры в книге смертей… Пусть…
Как же мне тебя не хватает, родная…
В последние дни я чувствую, что теряюсь. Меня всё раздражает. Посиделки с алкоголем стали обычным делом. Табачный дым полностью стал заменять мне воздух. Я рвусь, просто не контролируя себя, слетаю с катушек. Чувствую, как земля уходит из-под ног. Но самое страшное…
Вчера Фрэнк, мой сосед, парень двадцати шести лет, пригласил меня к себе. Я не мог просто уже находиться в одиночестве, поэтому спокойно согласился. Я пришёл к нему вечером. С собой у меня была бутылочка пива, которую я не спеша потягивал: светлое, пенистое, приятное, но немного оставляющее горечь пойло. Мне нравился этот вкус. Хотя я понимал, что пивом сегодня дело не ограничится.
Фрэнк попросил сделать глоток, и я спокойно протянул ему бутылку. Он хлебнул, поморщился и кинул мне, мол, какую мочу я пью. Реакции у меня не было. Мне было плевать, я просто ждал, что будет дальше.
Он спокойно достал из кармана доллар и, улыбаясь, начал сворачивать в трубочку.
– Хочешь?
Я не понимал, что имеет ввиду этот короткостриженый шотландец с мерзкой улыбкой и подлыми, сияющими глазами.
Затем Фрэнк достал пакетик с белым порошком, держа его большим и указательным пальцами левой руки, и легонько отбарабанил по нему указательным пальцем правой.
Я понял, что это, но мне уже было всё равно.
Он высыпал часть на столик, начал что-то делить, разделять, делая вид, словно работа была очень сложная, кропотливая и важная. В общем, где-то через минуту или две на столе было готово три белых дорожки. Скрученную купюру Фрэнк вставил в правую ноздрю, а левую зажал пальцем, прислонил трубочку к началу дороги, будто встал на старт, и двигаясь только вперёд, стал сильно втягивать в себя порошок. Он не остановился, пока на столике не осталось только две дорожки.
Его голову затрясло, он потёр нос, потом облизнул палец, дотронулся им до порошка в пакетике и засунул в рот. Как зубной щёткой стал водить по всей полости рта. Потом откинулся на диван и закинул голову вверх, распластав пальцы рук в воздухе.
– Ты будешь? – спокойно спросил он.
Я сел на диван, взял у Фрэнка купюру, также засунул в правую ноздрю и приготовился.
Мой сегодняшний коллега ещё раз протёр нос и произнёс:
– В путь…
Я стал втягивать в себя воздух вместе с этой белой дрянью и, продвигаясь вперёд, поймал предел…
Холодок, онемение… Я проваливаюсь в пространство. Растопырив пальцы на обеих руках, я стал водить их перед своим лицом. Движения были медленными, словно мои пальцы – это зубья шестерёнки, дающие жизнь этому гнилому механизму. Я слышу своё дыхание и теряю ориентацию в пространстве… Где я вообще нахожусь? Потолок и пол меняются местами. Я смеюсь… Но не знаю зачем… Что со мной? Я двигаюсь, как змея. За головой всё моё тело идёт влево, а потом вправо. В результате я падаю на диван.
Фрэнк засмеялся и в полтона спокойным, пониженным голосом сказал:
– Когда-нибудь ты станешь герцогом, друг мой…
Всё погрузилось в темноту…
Сегодня не день – сегодня просто прожженное время, с пеплом отправленное в небытие… Скучаю… Тошно жить, я не могу без тебя… Я умираю внутри… загибаюсь от боли…
«Чувствую, как иду ко дну,
Еле цепляясь за поверхность
Водной глади…
Я тону…»
Я скотина, урод, нежелательный элемент способный любую жизнь превратить во мрак, выгнав всё светлое, что копилось годами, за мгновение…
Открываешь своё окно и не понимаешь, почему так тянет эта темнота…
Играть в жизнь осточертело, и во мне буянит алкоголь.
Блин, как же всё надоело!
Жарко, очень жарко – здесь нет шуток. Остались только система вентиляции моих лёгких и, возможно в будущем, рак третьей стадии.
И ради этого стоит жить?
Теряешь контроль над эмоциями, избиваешь тех, кто попадается под горячую руку. Не беда, не бойся…
Я уверен: моя смерть обрадует больше народу, чем моя жизнь.
«Ничего или нечего – хрен один,
Я в нирване своих мыслей.
И пусть меня найдут мёртвым,
Но главное, чтоб я лежал
На своём диване
И пил ни что-то,
А не ниже вискаря.
И смерть, глаза раскрыв,
Получит в глаз бутылкой.
И будет страшным
Моё веселье
Не знавшее конца».
Предел этого свихнувшегося мира мы ощущаем, когда, встав к нему задом, он нас пнёт или поимеет. Хватит, господа! Я падаю с девятого этажа, крича вам: «Живите, суки, мучайтесь!».
Жизнь, смерть, любовь – какая разница, когда гасишь свет и бьёшься головой об стену. А потом, разбив голову, заливаешь лицо кровью, стонешь, либо кричишь от боли, как ненормальный. И мысль у тех, кто это видит, только одна: «Нужна психушка. Его съедают изнутри крылатые и живые мысли. Живые стихи зубами рвут его на части. Он горит. У него жар.». Как же жарко у вас, господа. Очень жарко…
Дайте мне ручку, дайте листок! Я не свихнулся, я не сошёл с ума. Я верен своему потоку иллюзий и лучу счастья, что прожигает меня где-то в области сердца. Гитарной струной удавиться в душном угаре – это не выход! Улыбайся и не скули! Почему так не вовремя опустел мой стакан? Сегодня я в одиночестве вливаю в себя прозрачную, гадкую жидкость и убиваю в себе человека. Хотя я уже не могу решить, либо объяснить что-то из того, что ещё совсем недавно вполне нормально укладывалось в моей голове.
Превращаюсь в ничтожество… Тихо скатываюсь вниз и не вижу предела. Главное, не упасть в самый подвал, туда, где обитают героин и прочие убийцы последних проблесков света… «Живите, суки, мучайтесь!».
Бездомные мысли. Потеря сознания. Помутнение рассудка. Меня всего сжали и убрали в сторону, оставили, как оставляют скомканный лист бумаги. Я желтею и по цвету уже неотличим от своих рвотных масс. Я блеванул бы всем, кто меня бросил, на их прекрасные, увлажненные, вечно сияющие лица. Моя кровь останется на их руках.
Они все виновны в моей смерти, в моём путешествии неважно куда. Уже не имеет значение, куда мне выдадут билет. Я, как всегда, попытаюсь его не оплачивать, постараюсь проехать зайцем. Попробую сэкономить, ведь лишние два доллара – это бутылочка пива на выходные.
Мы каждую неделю ждём выходные, и чем больше мы выматываемся, выдыхаемся, умираем на рабочей неделе, тем вкуснее и слаще, с лёгким ароматом вина и оттенком шашлыка это предвкушение долгожданного отдыха. И мне похрен, что творится с такими, кто всего боится. Я хочу жить!
Едет поезд, я вообще не помню, про что я начинал думать. Факт в том, что после выпитых бутылок, родившийся во мне протест начинает дергать за нити души, и я поддаюсь. Странно, я вообще не привык идти на поводу. Может быть, я попал в декаданс, а может это просто резонанс. Трагедия, что не отпускает и заставляет писать. Жарко, ужасно жарко. Болят глаза, теряю силы… Я почти мёртв, но ведь я дышу и слышу. О какой смерти может идти речь?
Человек умирает, когда он никому не нужен и когда он теряет цель. Сейчас я вижу только этот сучий монитор и не думаю о «потом», потому что я просто не хочу думать о «потом». «Потом» может уже не наступит. Я мёртв…
Где-то я это видел. Это всё так знакомо: вся ситуация и вот оно… Вот, что довело Брайана до самоубийства.... Вся моя история идёт по сценарию дневника Брайана. Я проживаю всё, что прожил он. Только он потерял не любимую девушку, а всех близких и друзей. Также вся его жизнь шла под откос… Только вот я не веду дневник, никуда не записываю, что со мной происходит…
«За сорок дней до смерти он начал вести… Сегодня 3 ноября.... Ровно сороковой день с момента его похорон…». Это как-то необъяснимо… «Нельзя читать дневник Брайана», – я пытаюсь написать это на бумаге, выцарапать где-нибудь, но ничего не получается…
Я не могу написать последние три слова…
Господи, ручка отлично пишет, но не может вывести именно эти слова.... Карандаш тоже… Ножом я не могу выцарапать это ни на одной поверхности. Попробовать только если кровью написать, но не факт, что получиться. Ничто не может…
«Нельзя читать дневник Брайана» – снова попытки, но остаётся после них только: «НЕЛЬЗЯ…».
Поднялся ветер. Закачалась люстра. Через разбитое стекло на меня смотрит луна. Зеркало упало в прихожей. Люстра перестала светить. Темно. Ветер начинает гулять по моей квартире и с силой завывать. В страхе моё дыхание сбивается. «Нужно сосредоточиться и успокоиться. Я не собираюсь кончать жизнь самоубийством». Что тут…? Нет… Господи! Это всего лишь сломанный накануне диван. Как я тебя не заметил? Включился телевизор? Стоп… я же его разбил, он ведь сломан! Значит, звук не из телевизора. Откуда-то с улицы в стену пришёлся удар и тряханул весь дом. Ни черта не видно. Нить натянута… верёвка какая-то? А, понятно: верёвку с балкона ветер занёс в дом. Отойду, пожалуй, немного в другую часть комнаты. Что-то металлическое шатается – такой противный звук. Шаг вправо, и снова удар в стену дернул весь дом. Для начала нужно заменить лампочку – в темноте ничего не разобрать, что творится.
Поставил под люстрой стул, встал на него и начал выкручивать сдохшую лампочку. Снова удар в дом: второй конец верёвки вылетел с балкона в направлении люстры. Я обернулся, и верёвка обняла меня по кадыку. Намотавшись на моей шее, до боли резко она стала тянуть меня в сторону, но моё тело, словно в ступоре, в судорогах оставалось неподвижно на одном месте. Я не смог удержать равновесие и, задёргавшись, нечаянно уронил стул, на котором стоял… Это конец…. Нужно срочно что-то делать! Мне трудно дышать, кадык передавлен, не могу вдохнуть… даже слюну не сглотнуть… я задыхаюсь… не могу больше сопротивляться… Как всё это произошло? Господи, помоги! нет…, н....
4 ноября 2010 года в своей квартире был найден повешенным Томас Рейнер. Обнаружил его молодой парень, работающий почтальоном.
Дверь в квартиру убитого была открыта, и парень осмелился зайти внутрь. В комнате он увидел повешенного. Под ним лежала тетрадь. Она сразу приглянулась молодому человеку. Тетрадь была очень красивая: коричневого цвета, с красивыми рисунками на обложке, похожими на тень веток от дерева. Золотом было высечено по середине титульного листа «Good Night». На первой странице была вклеена фотография его любимого актёра, Тома Хенкса. В ней было прописано всё, что происходило с убитым с 24 сентября по 2 ноября 2010 года… «Странно», – подумал Майкл, так звали почтальона: «ровно за сорок дней до его смерти начинает повествовать дневник». Он долго заставлял себя положить тетрадь на место, но всё-таки не смог удержаться и забрал её себе. Тем более, что большая её половина была пуста и пригодна для записей…
Зашёл почту отдать, а тут нате.
Сегодня похоронили того чувака, звали его Томас. Бедолага, опустился на самое дно, не смог сдержать удара судьбы. Запил, я думаю, тут любой бы запил, но вешаться-то зачем? Под ним лежала тетрадь. Мне почему-то она сразу понравилась. Полиции пока нет, никого нет. Соблазн велик забрать понравившуюся вещь. Сначала там, типа, «нельзя», «это же кража», «ещё и улика, которая нужна следствию», а потом всё же желание взяло верх. Да и чем эта писулька могла бы помочь следствию?
В ней как-то странно начинались записи: ровно за сорок дней до смерти автора. Всё из тетради ясно и понятно – суицид, самоубийство, короче, а больше и добавить нечего.
14. 05. 2014
Шутник
– Жестокость – это ваша отличительная черта? Что же вы за демон такой, чтобы так издеваться над живым существом?
– Не волнуйтесь, я всего лишь человек…
– Всего лишь? Это самое страшное… Вы от этого получаете кайф, вам это нравится…
– Несомненно.
– Отпустите меня.
– Вы этого хотите?
– Да и немедленно!
Мужчина в спортивных шортах и лёгкой рубашке посмотрел в глаза своему пленнику, и от этого взгляда несчастному стало не по себе: он увидел резавшие тьму два дьявольских глаза и ослепительную улыбку.
– Что ты задумал?! – с ужасом промолвил привязанный к стулу молодой человек, с которого двенадцать часов назад аккуратно срезали кусочки кожи с плеч.
– Отпустить вас – ехидно, мягко и одновременно пугающе ответил мужчина, стоявший в дверях. Одинокая лампочка подвала не освещала лица мучителя, только шорты, низ рубашки и кеды «три полоски». Но этого света хватало, чтобы видеть его глаза: взгляд свирепого, беспощадного, жестокого зверя.
«Да здравствует наш
Любимый праздник,
Сегодня ты можешь
Стать тем, кем хотел.
На бал-маскарад
Приглашаем друзей.
Давайте все вместе,
Сбросим маски…»
Мужчина в шортах, напевая что-то похожее на детскую песенку, зашёл за спину пленника и остановился.
У связанного молодого человека в одно мгновение тело покрылось мурашками. Затаив дыхание и глядя перед собой, он боялся пошевелиться. Он чувствовал тяжёлое дыхание мучителя на своей шее, но больше всего его пугало, когда незнакомец посылал лёгкий и прохладный поток воздуха в его затылок. Внутренняя пружина сжалась до предела, готовая вырваться в эмоциональном взрыве. Привязанный зажмурил глаза, его лицо приняло вид мучительного ожидания внезапной атаки сзади, которую он никак не мог предотвратить. Оставалось только ждать. Напряжение нарастало, словно над головой занесли топор. Пленник чувствовал устрашающее тепло позади себя и боялся пошевельнуться. Ожидание затянулось, парень, лишённый свободы, сглотнул скопившуюся слюну и, не поворачиваясь, дрожащим голосом взвыл.
– Что ты собираешься делать?! – слезы пробились сквозь зажмуренные веки, адские сети сковали приговоренного, и надрывный крик был лишь вопросом времени.
– Отпустить вас – с той же пугающей интонацией ответил мучитель.
«Плохой футболист
Не успел за мячом.
Наверное, жалко ему…
СВОИХ НОГ!»
Садист прокричал последнюю строчку шуточного четверостишья и резко ударил связанного в левое колено. Получив удар, несчастный вскрикнул и застонал.
Легко отделался… Это было не самое страшное, и страдалец прекрасно это понимал. В прошлую их встречу, когда незнакомец напевал что-то про бархатные плечи своей возлюбленной, пленнику повезло куда меньше. Зафиксировав свою жертву, мерзавец медленно оттягивал кожу на плечах и срезал её небольшим ножичком. Поэтому даже прямой удар в колено – не самое больное и страшное, на что был способен этот монстр. Он мог оттяпать ногу просто ради забавы или вонзить в неё нож, провернув лезвие, чтобы рана не закрывалась. Пленник трясся, рыдал и выл, его жизнь была на волоске, и право выбора – резать этот волосок или нет – принадлежало больному на голову безжалостному ублюдку.
«Просила она отпустить,
Но курица без головы
НЕ МОЖЕТ ДОЛГО ЖИТЬ»
Яростно прокричав последние слова, мужчина молниеносно схватил со стола мачете, поднял за волосы голову кричащего пленника и решительным ударом срубил ножку стула…
Связанный вопил без остановки с момента окончания стишка и до падения. Он не выдержал, когда его схватили за волосы и он слышал скрежет железа. Всё это наложилось друг на друга и вылилось в воображении в ужасающе жуткую для него картину, как садист хлесткими ударами будет отрубать голову. Но несчастный опять… всего лишь упал.
Пленник лежал и ныл: его снова обманули. Он дёргался в луже собственной мочи и крови, уже не понимая, чего хочет: чтобы его мучения быстрее кончились и садист уже убил его наконец, или чтобы всё же нашёлся хоть какой-нибудь малейший шанс выйти из этого подвала живым…
О, дивный мир. Прекрасный вечер для прогулки и рассуждений. Кто ему нужен сегодня? Даже он не знает ответа на этот вопрос. Просто будет слушать своё сердце, оно укажет счастливчика. Электрический свет продолжает день – для чего же ещё он был создан? Люди издавна старались озарить тьму в надежде, что искусственный свет будет отпугивать диких зверей. Просто-напросто отсутствие света вызывало в них неподдельный, животный, пробирающий до мозга костей страх, и людям нужно было создать себе спасителя. Более того, большинство хищников охотится именно по ночам. Сколько всего происходит во тьме, там, где не видно? Возможно, против зверей свет и помогает, но что если кровожадного охотника умело прячет в себе человек? Он не испугается огня или лампочки и может напасть неожиданно, стремительно, нагло как ночью, так и днём…
Изысканная подсветка архитектурных сооружений, только ярче подчёркивает рукотворные шедевры и заставляет влюбляться в этот мир снова и снова. По-летнему тёплый, слегка прохладный ветерок, суета…
В самое жаркое время года город оживает только после полуночи. Не обходится и без светских мероприятий. Для работяг и молодёжи существуют кинотеатры и концерты – сфера развлечения для черни, так сказать. Но ведь никто не отменял праздники для сливок общества! Голубая кровь… Она также была ему по вкусу, хотя на вид, запах, цвет она такая же, как и у любого другого человека. Сердца их точь-в-точь такие же, как и у той черни, ну может, только чуть дольше пробьются из-за дорогостоящих операций и подобающего ухода, которые не по карману простым смертным.
Роскошный приём, шампанское, вино, мартини, живая музыка, танцы, смех – бал-маскарад разыгрывался во всём величии. Его любимый праздник. Из массы чёрных привилегированных личностей, старавшихся изо всех сил скрыть свои лица под нелепыми личинами, выбивался высокий мужчина в белых брюках, рубашке и в чёрном пиджаке. Он единственный был без маски, единственный не собирался прятать себя. Он и так всю жизнь скрывает свою сущность. Его лицо уже как маска. Он – интеллигентный, статный джентльмен, пожиратель дамских сердец, повадками и манерами ничем не выбивающийся из толпы и, как все, имеющий свои секреты. Но его секреты… они смертельно опасны для других. Так он изо всех сил и написал, как гениальный художник, свой образ: жизнь, манеры, работа, любовные увлечения – всё это ни что иное, как продуманная до мелочей маскировка. Даже слегка растрепавшиеся в разные стороны светлые волосы придавали некоторый фарс его виду, а чёрные зрачки (казалось, в них не отражался свет) словно съедали все лучи, падавшие на них. Не оставался без внимания и нездоровый, синий цвет губ, который никак не гармонировал с его образом.
Он не просто ходил – скользил, словно привидение, не издавая ни единого лишнего звука, сквозь толпу пузатых богатеев и их расфуфыренных подруг. Ему явно было здесь не место, незнакомец всем видом протестовал против того общества, в котором сейчас находился.
Тело мужчины прожигали направленные, удивлённые взгляды. Его обсуждали, за считанные минуты придумали сотни разных версий и легенд о нём. Но незнакомец не чувствовал дискомфорта, а напротив – испытывал только лёгкую щекотку в области горящей груди от предвкушения развязки вечеринки. Ему нравилось быть в центре внимания. Нет, он был тщеславен, не был самовлюблённым нарциссом. Причина была в другом: он был на охоте, на своей охоте… Его не интересовал съём на ночь или что-то подобное, но ему нужно было убедить собравшихся в обратном.
Ирония: сейчас все смотрят на него, презрительно фыркая, делают заведомо аутсайдером, хотя понятия не имеют, что уже пляшут под дудку ловкого кукловода. Пока ваши взгляды прикованы к нему, где-то планируется или уже совершается преступление – вот и весь ответ, весь фокус.
Услышав в дальнем углу соседней комнаты зачатки ссоры, мужчина остановился на полпути, поднял с ближайшего подноса бокал шампанского и стал наблюдать за происходящим на расстоянии. Потягивая напиток, он всё больше погружался в новый открытый для него сюжет и становился свидетелем разгорающейся ссоры: жирный, короткостриженый боров, лет пятидесяти в дорогостоящем костюме с жаром спорил с прекрасной молодой рыжеволосой девушкой в тёмно-синем вечернем платье. Она явно была младше собеседника лет на двадцать, а может и больше, но из разговора стал очевиден тот факт, что пара есть муж и жена, у которых есть общая дочь.
Нельзя ссориться при людях, почему нельзя обсудить накопившуюся печаль и боль между собой?
Вот она: подходит по всем параметрам. Глаза мужчины загорелись, он стал еле слышно бормотать себе под нос:
«Да здравствует наш
Любимый праздник…»
Незнакомец оглянулся, на ходу продумывая дальнейшие действия. Слева от него находились две дамы, яро обсуждающие свои невероятно важные темы, и мужчина молча расположился рядом с ними.
Окончательно разругавшись с мужем, девушка направилась к выходу. Путь её, к несчастью, лежал через помещение, из которого за ней наблюдал наш герой. «Нет, нельзя просто подойти и начать разговор, это может спугнуть» – словно выстаивая стратегию, размышлял он. Она должна сама обратить на него внимание. Более того окружение также должно сыграть свою роль, но привлечь их нужно иным происшествием.
Мысли в голове забегали с невероятной скоростью, отражаясь от стенок и встречаясь друг с другом. Превосходно!
Дамы и мужчина стояли почти вплотную у окна. Незнакомец приподнял бокал на уровень глаз и посмотрел на комнату через пузырчатую, веселящую жидкость. «Гадкий напиток, но ты мне поможешь» – подумал он и аккуратно приблизился к беседующей паре женщин. Трогать их не стоит, а вот…, за одной из девушек, на подоконнике мужчина расположил свой бокал таким образом, что поток лёгкого воздуха или случайное неловкое движение могли бы его уронить. После этого мужчина отошёл на пару шагов и начал ждать. Всё дело в моменте, важна каждая деталь.
Дамы разговаривали, музыка играла, девушка в синем платье приближалась всё ближе. Всё готово. Терпение, мой друг… Тише… Тише…
Девушка почти подошла, до неё меньше метра, мужчина рукой откинул растрёпанные волосы на бок, слегка повернул голову в сторону беседующих дам и громко кашлянул, к его счастью, за секунду до этого музыканты перестали играть и люди вскинули руки, чтобы излиться в овациях. На кашель одна из дам рефлекторно слегка повернулась и этого оказалось достаточно – локтем она задела бокал и пролила на своё платье его содержимое, естественно издав неожиданный крик, да и потом изливаясь в воплях и возмущениях по своему испачканному, мокрому, дорогому, любимому платью. На крик мужчина на секунду повернул голову на них, и девушка в синем платье подняла глаза в ту же сторону, правда женщин она не увидела, потому что он грамотно встал на линию огня. Она ещё не успела убрать взгляд, а вот злой гений моментально отреагировав, повернулся и слегка улыбнувшись впился ей в глаза. Они встретились взглядами. Девушка замялась, мужчина слегка улыбнулся, партия удалась. Она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого расплылась в улыбке.
– Нас не представили – начала она, как и нужно было ему.
– Имею честь представиться, Джон Уэзерли – быстро подхватил он диалог.
– Джулия Корнер – смело ответила она.
– Как вам сегодняшний приём? – поинтересовался мужчина. – Вы обворожительны – добавил он в конце.
– Спасибо. Вообще я уже собиралась уходить – сказала Джулия.
– Да, сегодня нет крепкого алкоголя, и меня здесь тоже ничего не держит.
– Вот как? – засмеялась девушка и прикусила нижнюю губу.
– Могу я вас проводить, Джулия? – спросил мужчина.
– А стоит?
– Вы не пожалеете.
– Заманчиво… – задумалась она. – Но я живу далеко – быстро добавила.
– Я живу ближе – бесцеремонно заявил Джон.
– Наглости вам не занимать – сказала девушка, продолжая улыбаться.
– Разве это плохо? – спросил он.
Джулия подошла к нему поближе и на ухо мягко шепнула: «Не сегодня… Сегодня – это превосходно».
Когда дамы, громко кричавшие о мокром платье, повернулись, чтобы высказать претензии мужчине, который оставил свой бокал там, где не следовало этого делать – перед ними уже никого не было. Джон и Джулия исчезли с весёлого праздника быстро и незаметно. Без лишнего шума и суеты.
Джулия с интересом изучала дом, пока хозяин отлучился на верхний этаж по своим делам. Огромный, двухэтажный дом, аккуратно убранный. Всё помещение было наполнено ароматом цветов с нежными нотками ванили. Джулия, рассмотрев картины, украшавшие стены гостиной, и бережно хранимые на полках книги, села на мягкий, уютный диванчик коричневого цвета. Напротив находился маленький журнальный столик с прозрачной столешницей, на котором тихо плакали две восковые свечи. Основной свет молодые люди решили не включать.
– Какие напитки предпочитаете? – послышался позади голос Джона из стороны кухни. Джулия смело предположила, что гостеприимный, привлекательный хозяин уже закончил свои дела и спустился вниз, чтобы эффектно появиться перед ней во всём очаровании с двумя бокалами в руках.
– Виски. Чистый – крикнула Джулия и закрыла глаза. Сегодня она уже достаточно выпила, и её фантазию уносило в полёт. Она предвкушала жаркое завершение вечера и желала этого всем телом. Девушка хотела погрузиться с головой в похоть, отдаться страсти, выпустить огонь, который копился внутри. Она медленно провела языком по верхней губе и расслабилась. Ей было всё равно – кто этот человек, сегодняшний счастливый обладатель её тела. Гораздо важнее было то, что её ожидает приятный вечер. Джулия по-прежнему сидела, закрыв глаза, но её руки отказывались слушаться и расслабленно лежать без дела – они ласкали её шею, пускались в волосы и запутывали их, устраивая на голове легкий беспорядок. Её руки сползали ниже, нежно гладя талию и массируя груди. Девушка думала, что она не выдержит этого затянувшегося ожидания, но сзади послышались мягкие шаги. Фантазия ясно начала рисовать картину происходящего позади: он в белой рубашке (долой пиджак), в белых брюках идёт осторожно, потому что в руках наполненные до краёв бокалы с виски. Он боится пролить хоть каплю, потому что чистюля и любит порядок. А, может, потому что думает, что ей не хватит налитого, чтобы отдаться ему. Какая наглость… Какая глупость… Какая нелепица… Ей хватит – подумала девушка.
Шаги сзади остановились…
– Джон – улыбаясь, нежно произнесла Джулия… Её сердце страстно билось, и всё вокруг замерло, она чувствовала и слышала только стук мотора жизни. – Джон…
Внезапно она почувствовала резкий зажим на горле и как что-то яростно тянет её назад. Стараясь ослабить напряжение на своей глотке, девушка перелетела через спинку дивана. Она чувствовала переливы плетённой верёвки на своей шее, яростно перетягивающие и не дающие ей набрать в лёгкие воздуха хотя бы для того, чтобы позвать на помощь. Тяжёлый хрип, слёзы из глаз – вот во что вылилось сегодняшнее новое знакомство. Гневно пытаясь высвободиться, свирепо стуча ногами, Джулия почувствовала, что теряет силы и не может больше сопротивляться. Невозможность сделать вдох делала сию картину невыносимой для неё… Она не могла кричать, не могла сопротивляться. Глаза стали закатываться, и она сдалась, потеряв сознание…
От холода, тошнотворной вони и сырости мужчина открыл глаза и обнаружил себя привязанным к повалившемуся стулу. Искрила свисавшая с потолка лампочка. Пленник стал быстро оглядываться, насколько это было для него возможно, и пытаться найти выход из сложившейся ситуации. Раны на его плече нестерпимо горели и чесались. Попытавшись пошевелить руками, мужчина с радостью заметил, что верёвка ослабла. Появилась надежда – из этого может что-нибудь получиться.
С трудом, напрягаясь изо всех сил и заставляя своё тело действовать слаженно, пленнику удалось перевернуться. Однако точки опоры были выбраны крайне неудачно: мужчина упёрся в пол крепко связанными коленями и лицом, которое болезненно переживало этот момент. Маленькие камешки и песок с бетонного пола въедались в нежную кожу физиономии страдальца, царапая её до крови. Пленник шатнул корпусом и повалился уже на другой бок, к несчастью, теперь упав на больное, изувеченное плечо. Но мысли о том, что это была неудачная идея, моментом отступили – недалеко от него, на полу лежал маленький ножик, которого было бы мужчине достаточно чтобы освободиться. Несмотря на невыносимые страдания в этот момент, победителей не судят: скрипя зубами, через жгучую боль в ране, резавшей его плечо, пленник начал своё тяжёлое продвижение к спасительному ножу.
Оставалось совсем немного, и цель была бы достигнута, но звук, раздавшийся сверху, заставил пленника остановиться и закрыть глаза. Мягкие шаги практически не были слышны при спуске незнакомца. Его приближение выдавали скрипучие лесенки, ведущие в подвал. Следом послышался пронзительный лязг, медленно начала открываться дверь, и незнакомец вошёл в помещение, в котором прибывал связанный.
– Эх, слабак – досадно добавил мучитель и удалился из подвала. Когда скрипнула последняя ступенька лестницы, пленник открыл глаза и увидел, что нож находится на прежнем месте.
Добавив в рвении и целеустремлённости, пленник добрался до ножа, подползая к нему спиной, а затем впопыхах начал пытаться нащупать его связанными позади руками. Наконец найдя нож после растерянных движений, несчастный сумел освободить себе одну руку, а затем полностью выбраться из пут.
С трудом переводя дыхание, дрожа, пленник поднялся на первый этаж, крепко сжимая перед собой двумя руками спасительный нож. В доме никого не было: чистое, прибранное, аккуратное жилище пустовало, хозяина не было. Осматривать достопримечательности у пленника времени не было, поэтому, открыв одну из дверей, несчастный поторопился выйти из дома и бросился прочь отсюда. Он решил не бежать по дороге, полагая, что так мучитель сможет его поймать, и направился через лес.
Бежал, расталкивая ветки, ломая кусты, со всех ног несся, чтобы оказаться как можно дальше от того злополучного дома. Несколько раз упал, извозился в грязи и, наконец, остановился, увидев впереди выход на дорогу. Пленнику постоянно казалось, что мучитель преследует его, как в каком-то малобюджетном ужастике: будто сейчас злодей выпрыгнет из-за дерева, оглушит его и он снова окажется в том ужасающем подвале. Из-за всех этих мыслей ему не хотелось задерживаться, и он вышел на дорогу. К его удивлению, на шоссе не было ни единой души, ни одной машины, мчащей по своим важным делам. Освободившийся пленник впервые за долгое время почувствовал ветер, пробежавший по его коже, футболке, встрепенувший его волосы. Успев насладиться этим мимолётным моментом, он поспешил пересечь дорогу, но за несколько мгновений до того, как желаемое должно было свершиться, и он опять скрылся бы в лесу, сзади раздалась сирена. Обернувшись, парень увидел быстро приближающуюся полицейскую машину и, что было сил, улыбнулся. Он попытался привлечь к себе внимание, начав размахивать руками, хотя это было лишним – служитель закона уже двигался навстречу.