Будешь моей

Глава 1

Остро пахло весной, едва распустившимися листьями, сырой землёй, помнящей недавние слои снега, проклюнувшимися первоцветами. Это помимо выхлопных газов, отходов жизнедеятельности собак, которые вылезли после затяжной зимы, и тревоги, повисшей в воздухе.

Паникой, которой была пронизана каждая пара глаз, наблюдающая за происходящим. Благо хоть журналистов близко не подпускали. Оперативная необходимость.

Олег терпеть не мог такие вызовы, ненавидел всей душой. Не только он, весь отряд. Хуже нет – работать на захвате заложников в общественном месте, когда вокруг полно гражданских, а здесь ещё и дети.

Просто грёбаное бинго!

Пара конченых ублюдков, вооружившись дробовиком, захватили частный детский сад «Солнечный лучик», находящийся на первом этаже густонаселённого жилого комплекса, куда ходил трёхлетний сын одного из них. Зашли спокойно под предлогом забрать малыша до тихого часа, устроили пальбу, благо не по людям, кто-то позвонил в полицию.

Итого в заложниках оказалось двадцать три ребёнка от полутора до семи лет, шесть человек педагогического состава, заведующая, два повара – все женщины. Единственный мужчина, дворник, был на улице.

Что этим уродам нужно, сформулировать они толком не могли. Пьяно блеяли что-то в духе паршивых боевиков, требуя то вертолёт, то пиццу из соседней пиццерии, то ДНК-тест сыну, потому что жена – тварь последняя, его нагуляла, теперь и вовсе собралась разводиться и алименты на честного человека повесить. А так – не пойдёт!

Толпу зевак удалось отогнать за оцепление, но с расстояния всё равно глазели, снимали, переговаривались. Информация просочилась в социальные сети, примчались взволнованные родители, которые справедливо требовали от силовиков «сделать что-нибудь».

Идти на штурм, когда в заложниках дети, а там два неадекватных, хорошо, если только пьяных урода? Отличная идея!

Привезли мать одного из захватчиков, того, чей сын посещал «Солнечный лучик». Под окнами сада она уговаривала нерадивое чадо одуматься, отпустить детей, пока никто не пострадал, женщин отпустить. Заламывала руки, голося на всю округу:

– Максим, Макси-и-и-имушка-а-а-а, остановись, остановить, Христом богом прошу!

Дебелая тётка в стёганой цветастой куртке поминутно останавливалась, искала взглядом невестку и слала на её голову все проклятия, какие только могла придумать. Сгубила, довела хорошего парня, честного человека, всё по её вине, змея подколодная. А она говорила, предупреждала Максимушку.

Естественно, сука, любой мужик при размолвке с женой, первое что делает – хватает оружие и берёт в заложники детей, некоторые из которых ещё науку справлять нужду в горшок не освоили.

На очередном протяжном «Макси-и-и-имушка-а-а-а» раздался выстрел, прозвучавший набатом. Следом понеслись крики стоявших на улице родителей, кому-то стало плохо, засуетились работники скорой. Несколько карет стояли наготове рядом, в этом же дворе.

– Ранена женщина, они готовы впустить медика, – спустя короткое время сообщил переговорщик – Самойлов Денис Валерьевич, для своих просто Ден – бывалый мужик, с огромным опытом работы.

– Я пойду, форму организуешь, командир? – поднял тяжёлый, угрюмый взгляд Андреев.

– Только женщину, – перебил Денис. – Они пустят только женщину.

Женщин в отряде не наблюдалось. В принципе в СОБРе служили женщины, встречались индивидуумы, но их, слава богу, сия чаша миновала. Командир скорей ушёл бы охранником в «Пятёрочку», чем смирился с женщиной под своим началом.

В секретариате, экономическом отделе, снабжении – пожалуйста, сколько угодно.

– И что там по женщинам? – командир перевёл смурной взгляд к машинам скорой помощи.

Очешуительная в своём идиотизме идея, прибавить к заложникам ещё одну. Обоссаться, какая прекрасная! Просто фантасмагория какая-то.

Командир уткнулся в план помещения, в который раз прокручивая в голове возможность штурма. Ликвидировать бы этих ушлёпков, и дело с концом, но угашенная мразота держалась вне зоны поражения, усадив женщин и детей перед окнами актового зала.

Крохотные цветные стульчики, синтезатор на подставке, расписанные мультипликационными героями стены, перепуганные женщины, державшие вокруг себя детей, как квочки цыплят…

Через несколько минут от одной из карет двинулась женщина в форме скорой помощи в сторону невысокого крыльца, неся в одной руке укладку. До этого Олег наблюдал, как командир что-то долго, настойчиво объяснял женщине. По глазам, – остальное скрыто под балаклавой – было видно, что он буквально наступает себе на горло. Только делать нечего, если верить стрелявшим – ранена беременная, помощь, капец, необходима.

Женщина поравнялась с автобусом, в котором находился отряд. Замедлилась, перекинула укладку, которая едва ли не перевешивала её, из руки в руку, двинулась дальше.

Женщина… женщина, мать твою! Девушка, совсем девчонка, лет восемнадцать-двадцать, во сколько медицинский колледж заканчивают, не старше. Форма висела на худой невысокой фигурке, нелепо сидела на бёдрах, куртка болталась на узких плечиках. Русые волосы собраны в косу, скреплённую между лопаток дешёвенькой оранжевой резинкой. Стоптанные кроссовки, такие же дешёвые, как резинка эта…

На мгновение обернулась, словно взгляд почувствовала. Олег как-то сразу выцепил все детали. Длинная шея, изящный поворот головы, тонкая ключица, выглядывающая из-под вытянутой горловины синей футболки. Мягкий овал лица, пухлые губы, глаза с чуть поддёрнутым внешним уголком под длинными ресницами, разлёт бровей.

Красивая девчонка, замутить бы с такой, но прямо сейчас не до мыслей о прекрасном. Голова должна быть максимально чистой, свободной от любой информации, кроме выполнения задачи, от любых эмоций. Нельзя помнить, что с утра поругался с соседом из-за звука перфоратора, в идеале – имя собственной матери.

Через десять минут после того, как девушка скрылась за дверями детского сада, дверь распахнулась. В проёме мелькнуло бледное лицо врача, подзывая на помощь. К ней поспешил Денис, подавая знак, чтобы все оставались на своих местах. Напрягся всем телом командир, ребята сразу сосредоточились, чутьё подсказывало – настал момент истины.

Из-за двери вышла женщина, с трудом передвигаясь. К приличному животу добавлялась перевязанная рука, виднеющаяся из-под распоротого свитера, потёки крови на одежде. За другую руку держался мальчик лет трёх от роду. Всхлипывая сопливым носом, он опасливо озирался вокруг. Медичку дёрнули обратно в полумрак, за дверь, мелькнула лишь светлая подошва кроссовок.

– Лёша! Сынок! – завопила жена одного из захватчиков, подхватилась с места, пришлось ребятам из оцепления останавливать отчаянно кричащую женщину.

Не хватало только, чтобы этот ненормальный открыл огонь по людям, в желании подстрелить жену. Что в голове у психопата, понять в теории можно, что у пьяного, угашенного психопата – вряд ли.

– Макси-и-и-имушка-а-а-а! – заголосила во всю мощь мамаша. – Отпусти ты их всех, раз даже этого отпустил! Максим!

Суматоха на крыльце, отвлекающая внимание. Вопли толпы, смешавшиеся в какофонию звуков. Окрики оцепления, чтобы зеваки не лезли на рожон в желании снять лучший кадр, запостить в социальных сетях чьё-то горе ради пары сотен лайков, а перепуганные до полусмерти родители, не неслись к окнам в инстинктивном желании спасти своих детей.

Операция пронеслась почти мгновенно. С одним из уродов церемониться не стали, ликвидировали при первой же возможности. Второго уложили мордой вниз, не удержавшись от пары крепких ударов, как заводной он повторял, что не виноват, мимо проходил. Всё задумал Макс, и оружие принёс, и в заложников стрелял, и лампочки в коридоре побил, а он… так… за свежей выпечкой вышел. Со всех сторон агнец невинный.

Убивать бы таких по пять раз подряд, пока рука не устанет, да инструкция не велит. Права, мать их, человека, соблюдать необходимо, словно шакальё это к роду человеческому отношение имеет.

Парни похватали ревущую малышню, перепуганную непонятными событиями, последующим шумом, выстрелами, криками, напряжением, стоящим в воздухе, что аж искрило. Выводили испуганных женщин, передавали в руки медикам.

Олег осмотрелся, в углу раздевалки, обхватив руками голову, скрючившись, сидела та самая, из скорой помощи. Рядом открытая укладка, разбросанные медикаменты, ампулы, бинты, отброшен в сторону кровоостанавливающий жгут, кусок тряпки, напоминающий свитер раненой беременной.

– Всё хорошо, – проговорил он как можно спокойней, не отводя взгляда от коротких ногтей без маникюра, побелевших от того, с какой силой она обхватила голову. – Всё закончилось.

Вообще-то, перепуганная девушка – не его дело. Отряд своё сделал, сейчас появятся психологи, они знают, что говорить в таких случаях, подтянутся следователи, дознаватели, туча других должностных лиц.

Почему-то не хотелось просто взять и уйти. Бросить перепуганное до смерти создание. Не мог он развернуться, оставить скрюченную фигурку купаться в своих страхах.

– Дай руку, – проговорил Олег вкрадчиво, присаживаясь на корточки рядом. – Поднимайся.

Девушка покачала головой, отказываясь, отняла руки от головы, посмотрела в упор, хмурясь. Олег знал, что единственное, что она видела – глаза. Светло-карюю радужку с тёмным ободком – на этом всё. Такие карие глаза, по статистике, у почти восьмидесяти процентов населения планеты.

Скосила взгляд в бок, показывая на что-то за своей спиной, попыталась отодвинуться, сморщилась, как от сильной боли. Олег заглянул через голову сидящей. Там, между стеной и детским шкафчиком – обычным, садиковским, с рисунком на дверце, – жался мальчонка лет пяти от силы, глядя огромными глазёнками на человека в чёрной форме, в полной амуниции. Пугающее должно быть зрелище для ребёнка.

– Я его спрятала, – прохрипела девушка, поясняя, зажмурилась.

– Понятно, – кивнул Олег, попытался перехватить девушку, в ответ услышал отчаянный писк. – Ранена? – уточнил он, только заметив, что на синем рукаве форменной куртки проступило бурое пятно крови.

– Врач, нужен врач! – крикнул Олег, вставая.

Мальчика почти сразу выхватили из укрытия, подхватили на руки, понесли на улицу, тот не издал и звука, лишь с интересом разглядывал происходящее, хмурился чему-то своему, напоследок помахал девушке.

– Тина? – Олег услышал мужской голос за спиной. – Молодой человек, отойдите, не стойте, как памятник собственной беспомощности, – продолжил немолодой уже фельдшер скорой, оттесняя здоровенного СОБРовца, не выражая и толики почтения к власти и силе. – Девочка, что тут?

– Эй! – рявкнул за спиной командир, показывая жестом, что пора уходить.

Своё дело они сделали. Пришла пора заслуженных и не очень люлей. Захват детей, ликвидированный террорист, второй с побоями, которые, ясно дело, не сам себе нанёс, два раненых заложника – это то, что известно Олегу, – и толпа свидетелей всей этой вакханалии.

Им звиздец…

Глава 2

Никогда прежде я не бывала в больницах. Вернее была, и не один раз, на практике, с сестрёнкой, когда та пневмонией болела, к маме приезжала, но в качестве пациентки очутилась в первый раз.

Не так и плохо оказалось. Палата просторная, с двумя большими окнами с жалюзи, стены в жизнерадостный персиковый цвет выкрашены, четыре удобные медицинские кровати, пациентов, включая меня, всего двое. Врачи внимательные, вежливые, участливые, медсёстры ласковые, все улыбаются, жалеют, сочувствуют, еда в столовой – и то сносная. В супе попадалось мясо, в каше масло, компот и вовсе был вкуснейший. Не посещали бы меня сто раз на дню, посчитала бы санаторием.

Но меня посещали, постоянно, увеличивая усталость и нервное напряжение в геометрической прогрессии, вынуждая вздрагивать от каждого открытия двери.

Сначала пришёл дознаватель – молодой мужчина, въедливый как червь. Долго расспрашивал кто я, откуда, где родилась, с кем жила, на кого училась, почему, как очутилась там, где очутилась. Что видела, слышала, чем нюхала, что именно, с какой частотой дышала, с какой целью.

Не успела отдышаться, как явился ещё один, на этот раз женщина. Снова пришлось рассказывать, кто я, откуда, где родилась, зачем, и что по этому поводу думаю.

Чуть позже появился следователь, дотошно расспрашивал, что именно происходило в те злосчастные минуты, которые я находилась в раздевалке захваченного детского сада. Что помню о нападавших, детально, посекундно. Как проходил штурм, кто где стоял, куда бежал, как дышал, что в это время делала я…

Складывалось впечатление, что я не свидетельница, не потерпевшая, даже не соучастница преступления, а зачинщица. Вся моя жизнь была положена на то, чтобы оказать содействие мудаку, захватившему детей в заложники. Мало того – именно с этой целью я появилась на свет.

Ай да я, ай да сукин сын, вернее дочь!

Я окончательно запуталась в именах, званиях, должностях приходивших. Начала подозревать, что да, я виновата. Во всём! Начиная с самого факта моего рождения, заканчивая тоном, которым разговаривала со следователем.

После обеда появилась психолог МЧС в сопровождении клинического психолога больницы – так они представились. Долго и нудно разговаривали со мной «за жизнь». О детстве, планах, личной жизни, будущей профессии, о том, почему я люблю мороженое, какие цветы нравятся. Мне же хотелось послать всех подальше с этими расспросами, завернуться в одеяло, уткнуться в стену, закрыть глаза, уснуть, а проснуться дома, и чтобы ничего этого не было. Вообще не случалось никогда в жизни.

В завершение ненормальная девица, представившаяся корреспондентом местного телеканала, суя мне в лицо камерой, начала расспрашивать про мой «подвиг». Что я чувствовала в этот момент, о чём думала…

А я ничего не чувствовала, ни о чём не думала, кроме всепоглощающего страха. Какого-то животного леденящего ужаса, такого, что вспоминать больно на физическом уровне.

Когда выяснилось, что кому-то нужно идти в захваченный детский садик, никому и в голову не пришло, что им окажется практикантка, не получившая диплом. Оставалась пара месяцев, после окончания колледжа меня обещали взять на работу, на подстанции был катастрофический кадровый голод, но пока я не была специалистом. Принимать никаких решений права не имела, оказывать полноценную помощь тем более.

Подавать шприцы с набранным лекарством, каким – решает врач, таблетки, опять же, по указанию врача, накладывать датчики кардиографа, иногда подержать ватку, придержать бинт, редко-редко наложить повязку, внимать, слушать – вот мои обязанности.

Рвались многие, почти все, но захватившим мудакам понадобилась женщина. Единственная женщина из трёх бригад категорически отказалась, сославшись на маленьких детей, ждущих дома. Имела право… её и осуждать никто не стал. Я точно не смела, неизвестно, как я бы себя повела, имея своих детей.

Помню, как вызвалась, под громкое цоканье Михалыча – нашего водителя. Старший пытался отговорить, говорил, что сейчас приедет та, которая пойдёт. Кинули клич, вызвалась фельдшер с опытом в боевых действиях. Уже едет, застряла в пробке.

Только в это время суток пробка могла на несколько часов затянуться, человеку же необходима помощь сейчас, немедленно, тем более беременной женщине!

Помню, как долго и обстоятельно говорил со мной мужчина в чёрной форме, здоровенный и пугающий отчего-то. Всё, что я видела – прозрачно-голубые глаза и светлые нахмуренные брови. Помнила последний его жест перед тем, как пойти – он провёл огромной ладонью по волосам, погладил, тяжело выдохнув, будто сам себя душил.

Меня запустили, толкнули в сторону раздевалки, обычной, как почти во всех детских садах. С рядами маленьких шкафчиков и скамейками по центру. У батареи вдоль окна сидела женщина, прикрывая одной рукой живот, вторая безвольно болталась, багровея от крови. Та, запёкшаяся, выписывала узоры на бледной кисти и линолеуме цвета дерева.

Живот… большой живот ходил ходуном, словно младенец собирался не просто выйти на свет прямо сейчас, а сделать это напрямик, разрывая чрево.

– Какой у вас срок? – спросила я, обрабатывая рану трясущимися руками. – Как вас зовут?

– Семь месяцев, – бледными губами ответила женщина. – Елизавета, Лиза…

Об огнестрельных ранениях я знала только то, что нам рассказывали и показывали на картинках, в реальности не приходилось встречать. До одури боялась сделать что-нибудь неправильно, перепутать, испортить. Я ведь даже не врач, меня не должно было здесь быть, а передо мной раненная беременная…

От чего сильней паниковала, понять было сложно. Одинаково пугало то, что в положении, то, что огнестрельное, и то, что не специалист.

«И кто бы сейчас помог этой несчастной?» – молча уговаривала я себя, стиснув зубы, старательно изображая уверенность в собственных знаниях и умениях.

Я не десантник, но прямо здесь и сейчас девиз «Кто, если не мы?» пришёлся бы как нельзя кстати. Кроме меня некому.

– Что тут? Скоро? – заорал один из захватчиков, размахивая двустволкой. – А?! Пошевеливайся!

Долетел запах перегара, смешанного со свежими спиртовыми парами. Он только что глотнул водки, точно сделал это не первый раз за день.

– Макс, давай потише, успокойся, – засуетился второй.

Безоружный, невысокий, вертлявый как угорь, с бегающим тёмным взглядом из-под низких надбровных дуг под высоким лбом.

– Пристрелю обоих! – завопил Макс, наведя на нас с Лизой ружьё, впивая тёмно-серые глаза на узком, ничем не примечательном лице, такого на улице встретишь – не запомнишь.

Внутри похолодело, стало не просто страшно или жутко, слово подобрать не смогу тому чувству, что затапливало меня тогда, пока вдруг не услышала отчётливое и звонкое:

– Ой, ой! Я, кажется, рожаю. Ой, ой, а-а-а-ай, – пронеслось протяжное, заставив меня окончательно заледенеть. Легче бомжам оказать помощь, чем принять одни роды. На роды всегда неслись так, словно пятки жгло. Старались изо всех сил доставить в роддом, передать акушерам с рук на руки. Как угодно, хоть взлететь, лишь бы не принимать в машине.

В бригаде минимум двое медиков, а я была совсем одна, не считая роженицы, пьяного мудака с ружьём, его приятеля, который скакал вокруг, как Табаки[1], скаля пасть и брызгая слюнями.

– Женщине необходимо в роддом! – выпалила я. – Отпустите женщину! – уставилась на Макса, рассудив, что если он с ружьём, то главный.

Роды… я не была готова принимать роды. Любой скоряк скажет, что лучше шестерым.

– Бегу и тапочки теряю, – окрысился тот.

Направил ружьё прямо на беременный живот, отчего Лиза застонала громче, отчаянней, заставляя меня покрыться холодным потом, нервно вдохнуть, судорожно соображая, что делать, как поступить. Ведь должен быть выход, должен!

– Послушайте, отпустите женщину, пожалуйста! Вы же не хотите, чтобы она родила прямо здесь, сейчас?!

– Да насрать! – было мне ответом от Макса, чтоб ему провалиться, извергу! – Нам терять нечего, да, Серёг?

– Не знаю… – тот, что похож на Табаки, как оказалось Серёга, с сомнением смотрел на громко стонущую Лизу, явно выражая солидарность со мной.

– Отпустите. Я останусь вместо неё! – выпалила я, не соображая, что говорю. – У меня отец – крупный чиновник, со мной все ваши условия выполнят, вот увидите. Отец до самого губернатора дойдёт, если надо будет, дойдёт до президента!

– Чёт не похожа ты на дочь чиновника, – усмехнулся Макс. – Чего бы дочь губернаторской шестёрки на скорой работала?

– Волонтерство – популярная тема, даёт плюшки при продвижении по социальной лестнице. Баллы активности легче зарабатываются, проще место тёплое получить. Чем больше баллов – тем лучше место. Молодёжная политика области, не слышали? Очень удобно, но места ограничены, между своими поделены, сами понимаете, – несла я откровенную ахинею, смешав в кучу социальные программы, о которых что-то слышала, с теми, что придумала на ходу.

Продолжала убеждать в том, что дочка огромной шишки, не зная ни одного мало-мальски захудалого депутата. Не приходилось встречать даже муниципалов, что говорить о крупных чиновниках. Начиная с какого ранга чиновник может считаться «крупным», и то не ведала.

Тогда я что угодно соврала бы, любую сказку придумала, про какие угодно баллы рассказала, лишь бы не принимать роды.

Одной! Преждевременные! Нет, нет, нет, лучше под прицелом пьяного урода остаться, чем роды…

Какие конкретно аргументы моей пламенной речи на грани истерики их убедили, я не знала, в итоге женщину отпустили, всучив ей ребёнка, примерно трёх лет. Пришлось довести их до дверей, чувствуя между лопаток леденящий холод ствола.

Лишь глянув на улицу, на яркое весеннее солнце, голубой, как никогда, небосвод, набухающие почки деревьев, сочно-зелёную траву на газоне рядом с крыльцом, поняла, что именно я наделала. Это мог быть мой последний взгляд на этот мир…

Остро почувствовала, что не увижу, как из этих липких почек распускаются свежие листья, как набираются соков за лето, как желтеют осенью, украшая городской пейзаж… что могу погибнуть.

Умереть, толком не начав жить. Ничего не увидев, не поняв, не почувствовав… Господи, как же обидно, до слёз… до спёртого в груди в тугой комок дыхания. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Меня заволокли обратно в раздевалку, швырнули в угол, требуя позвонить отцу с требованием миллиона долларов наличными, словно в тупом боевике. Набрала первый попавшийся номер, молясь, чтобы никто не взял трубку.

В это же мгновение выбежал мальчишка лет пяти, видимо взрослые не сумели удержать. Светленький, взлохмаченный, в трикотажном костюмчике с широкими шортами, как у баскетболиста.

Захватчики двинулись в сторону, откуда прибежал малыш, выкрикивая угрозы всех положить, хватит сюсюкаться, надоели. В панике я не придумала ничего лучше, как запихать парнишку в угол между стеной и шкафчиком, будто это могло спасти его… как-то спрятать, уберечь.

Смутно, в хаотичном порядке, который никак не получалось восстановить, помнила шум, грохот, мужские крики, короткие переговоры, детский и женский визг. Оглушающие выстрелы двустволки, прозвучавшие пугающей канонадой, глухие звуки, словно стреляли сквозь пуховую подушку. Острую боль в руке, предварительно же жар, будто калёным железом прожгло.

Казалось, я оглохла, ослепла, перестала осязать…

Ещё помнила карие глаза напротив и глухой мужской голос, говорящий вкрадчиво, словно кот, уговаривающий съесть сметану:

– Дай руку. Поднимайся…

Позже оказалось, что пуля двустволки рикошетом от стены отлетела в моё плечо ниже сустава. Ранение касательное, лёгкое, в левую руку – одним словом, до свадьбы заживёт.

Чудом не ранило мальчика, страшно представить, что могло бы произойти… Хорошо, что моя рука встала на пути к ребёнку, с его-то крошечным тельцем. Там, где меня лишь задело, малыша могло…

Впрочем, об этом думать страшнее, чем о преждевременных родах, которые пришлось бы принимать, не начни я отчаянно врать, выворачиваясь, как уж на сковороде.

Что из этого я могла рассказать пронырливой корреспондентке? Про какой «подвиг»? Как испугалась до смерти, наговорила с три короба и всё от страха забыла?

– Скажите, что вы чувствовали? – не отставала девица, тыкая в меня крошечным микрофоном.

Я же смотрела на неё, как баран на новые ворота, пыталась собраться с мыслями и хотела только одного, чтобы меня оставили в покое. Сколько можно? У меня болела рука, действительно болела, сильно. Болела голова, живот болел, всё болело. Я реветь хотела, а не про «подвиги» рассказывать…

«Так бы поступил любой на моём месте»? Не поступил бы, потому что не любой испугается родов настолько, что подставится под пули.

– Это ещё что такое?! – громыхнул голос у дверей.

Санитарка закатила ведро в палату, упёрла пухлую руку в крутой бок, обхватила другой швабру и уставилась на гостью, предварительно оценивающе глянув на меня.

– Что за проходной двор, я спрашиваю?! Ступайте отседова подобру-поздорову, покаместь заведующего не кликнула! Ходят всякие, антисанитарию разводят! Идите, идите, нечего здеся!

Корреспондентке с оператором пришлось ретироваться. Открыть рот, отстоять свою позицию санитарка не позволила. Я упала на подушку в бессилии, слушая незлобное, успокаивающее ворчание. Ладно, следственные органы ходят, как к себе домой, ничего не поделаешь, власть – есть власть, имеют право, да и то, совесть бы поимели, изверги, человек только-только с операционного стола. А таких вот проныр гнать в шею надо и не стесняться.

Подвиг подвигом, может грамоту вручат или медаль, наверху виднее, но покой необходим после такого-то стресса.

– Всех взашей гони, деточка, не стесняйся, не думай даже, – назидательно проговорила напоследок санитарка, закрывая за собой дверь, оставив в палате запах дезинфицирующего средства.

Покоя не случилось. В дверях появился парень, обвёл пустую палату карим взглядом. Соседка, уставшая от шума, предпочла ретироваться во время визита корреспондентки.

– Тина? Силантьева? – спросил он, будто сомневался в том, что видел.

Я приподнялась с подушки, села, тяжело вздохнула, оглядывая исподлобья пришедшего. Спортивная фигура с широкими плечами, рост не меньше ста восьмидесяти, может и выше, но ненамного.

Светлая, однотонная футболка обхватывала накачанные руки, несмотря на раннюю весну – со следами свежего загара. Тёмно-серые штаны-карго с эластичным поясом, демократичные кроссовки New Balance 574, на которые старательно натянуты голубые бахилы. В одной руке снятая толстовка, в другой полупрозрачный пакет с продуктовым набором. Фрукты, шоколад, творог, колбаса какая-то, сыр в производственной упаковке…

Я уставилась в лицо спрашивающего. Взлохмаченные волосы, стрижка актуальная, но явно живущая своей жизнь, отсутствие модной сейчас бороды, лишь лёгкая небритость, и что-то такое… едва уловимое в образе, аура вокруг, говорили, что он имеет отношение к силовым структурам.

Следователь, опер, прокурор… я толком не разбиралась в служебной иерархии, в должностях, званиях и их обязанностях. Пакет с продуктами, одежда, общий расслабленный вид указывали на обратное – если следователь или опер, то на выходных или в отпуске. Странное место выбрал товарищ для отдыха…

– Силантьева, – кивнула я, смотря на пришедшего.

В характеристике «парень» я ошиблась, передо мной стоял мужчина. Старше моих двадцати на шесть-восемь лет минимум. Крошечные морщинки в уголках карих глаз говорили о том, что их обладатель часто смеётся. Чётко очерченные губы, широкие скулы, квадратный подбородок, такой называют волевым.

От академической красоты далёк, от нынешних стандартов тоже. В рекламе селективного парфюма такого не увидишь, не красавец с голливудской улыбкой и совершенно пустым, пусть и выразительным взглядом.

И всё же что-то… притягивающее, примагничивающее бросалось в глаза, откровенно смущало, вводило в ступор. Мысли глупые в голову лезли, мутило от этого, вынуждая сердце рвано дёрнуться, будто в преддверии чего-то знакового.

Глупости! Действие усталости, пережитого стресса, лекарств. Какая разница, как часто смеётся пришедший, пусть задаёт очередные вопросы и проваливает.

Глава 3

Проснувшись после обеда от яркого солнечного света в глаза, Олег лениво потянулся, дёрнул подушку, водрузил себе на лицо, невнятно выражая недовольство.

Подушку бесцеремонно стянули, следом одеяло, не обращая внимания на протесты и мат. Смертельно не хотелось вставать, но делать нечего, пришлось.

– Ну? Доволен? – уставился он на сидящего у кровати пса, демонстративно держащего в пасти угол одеяла. – Отдай. Отдай, я сказал.

Джеффри Таурус по документам, в миру банальный Финик, породы американский булли шоколадно-подпалого окраса, смотрел исподлобья, не моргая, всем своим видом показывая, что веры хозяину нет.

Мало того, что пришлось ночь провести в одиночестве – это ладно, Финик парень взрослый, целых полтора года от роду, что такое служба понимает, – утром гулять с соседом, кинологом Валерием, так ещё и стрелки часов перевалили за полдень, а хозяин продолжает спать.

Не-не, уговор есть уговор, по плану долгая прогулка!

Пришлось идти в душ, приходить в себя под холодными струями. Крепкий кофе, сигарета на балконе, наслаждение пустой со сна головой, без неясной тревоги, которая поселилась в груди и никак не покидала.

С какой стати он так волновался о той девчонке со скорой?.. Посторонний человек, наверняка у неё родители есть, дедушки, бабушки, молодой человек или муж. В общем, имеется кому позаботиться, мысли же лезли и лезли. Аномалия как-то. Достало!

– Вперёд! – кинул он у дверей, глядя на перетаптывающегося Финика.

Пёс выкатился, перебирая крепкими короткими лапами, довольно виляя хвостом, бросая на хозяина благодарно-восхищённый взгляд.

В парк добрались быстро. Всего одна остановка от недавно построенного жилого комплекса, в котором года два назад у Олега появилась просторная двухкомнатная квартира с балконом. Вообще, риэлтор доказывал, что это «евротрёшка», по факту же двушка с двумя отдельными комнатами и кухней, чуть большей площади, чем принято в бюджетном сегменте.

Олег неспешно бежал, выровняв дыхание, Финик семенил рядом, игнорируя боязливые взгляды прохожих.

В парке сделали символический круг вокруг малого пруда, наслаждаясь весенней погодой, ласковыми лучами солнышка, щебетанием птиц, запахом нераспустившихся почек на деревьях. Спешно обошли по большой дуге детскую площадку, дабы избежать волнения мамаш. Выбрались на аллею, в конце которой раскинулась оборудованная площадка для собак – цель сегодняшней прогулки.

По центру тропинки, засыпанной гранитной крошкой, с двух сторон которой простирался газон со свежей зеленью, маячил знакомый силуэт. Андрей Сергеевич Тихомиров, он же Андрюха, он же их командир, стоял на месте, одной рукой покачивая коляску с полугодовалым сынишкой, второй держал телефон, одновременно смотря на экран и на трёхлетнюю кроху, волочащую санки со скрежетом на всю округу. Резиновые сапожки, пышная юбка поверх комбинезона, кособоко напяленные крылья, светящиеся рожки прямо на шапке с помпоном – наглядная иллюстрация счастья отцовства.

– Здоров, – поздоровался Олег с командиром. – На снег надеялись? – глянул на кроху с крыльями не то бабочки, не то феечки.

– Кризис трёх лет, – усмехнулся Андрюха. – Хоть так выбрались, Вера на ходу уже засыпает.

– Финик! – закричала кроха, подпрыгнула на месте, бросила санки, понеслась в сторону пса, который флегматично и привычно принимал знаки внимания трёхлетнего создания. – Хороший мальчик, самый хороший, какие у тебя ушки, носик, глазки, ла-а-а-апочки.

Мимо проходящая тётка в ужасе отпрянула, бросила возмущённый взгляд на нерадивых папаш, допустивших общение ребёнка с собакой-убийцей, но предпочла ретироваться молча. Олег проигнорировал бубнящее недовольство, каждому не объяснишь, что амбулли, несмотря на грозный вид, доброжелательные плюхи, относящиеся к детям со спокойствием, достойным подражания.

Тем более Соня – та самая кроха с крыльями, – считай, росла вместе с Фиником, была частью стаи, ей позволялось всё. Недооценивать опасность любой собаки не стоит, чихуахуа, и тот может напасть, но в данном случае – абсолютно безопасный тандем ребёнка и пса.

– Чего там? – Олег заглянул в телефон, куда минутой назад с интересом смотрел Андрюха.

– Да беременная, та, которую выпустили в обмен на врача скорой, интервью раздаёт. Рассказывает, как врачиха бойко торговалась с террористами, как спасала её, уговаривала и уговорила в итоге. Требует, чтобы власти области наградили девушку. Глянь.

Олег посмотрел, в конце Наумова Елизавета – так звали пострадавшую, – от души говорила спасибо «ребяткам», которые принимали непосредственное участие в освобождении заложников, и всем остальным, так или иначе причастным. Благодаря слаженной работе спецслужб, особенно врача скорой помощи, и докторам стационара, куда её экстренно доставили, удалось остановить родовую деятельность. Появился шанс родить в срок.

Спасибо тебе, Наумова Лиза, от всего сердца. Жалко, начальство эйфорию пострадавших не разделяло. Командира едва не отстранили до выяснения обстоятельств, в итоге на месте оставили, однако, служебного расследования не избежать.

Мать погибшего требует крови, обивает пороги, доказывает невиновность единственного сына, что расстреляли его ни за что. Изуверы. Любой человек может оступиться. Зачем же сразу на поражение?.. Жена Максимушки тоже объявилась, грозила судом, требовала возмещение морального ущерба и материального вреда…

По-человечески людей понять можно. Жалко и мать, потерявшего единственного сына, и жену, только факт, что этот урод взял в заложники детей, стрелял в беременную, чудом не всадил пулю в пятилетнего ребёнка, попав во врача скорой, остаётся фактом.

– Слушай, командир, ты не знаешь, куда отвезли докторицу? Сильно она ранена?

Мысли о мальчишке, спрятанном между шкафом и стеной, о пуле, которая влетела в руку девушки… как там её… Тина вроде, снова окунули в неясную тревогу. Появилось отчаянное желание срочно что-то сделать. Необходимость жизненно важная, в край.

– Чирком. В первую городскую, куда ещё, – кивнул Андрюха. – У нас больниц раз-два и обчёлся, городок-то небольшой.

Несмотря на то, что Олег жил здесь не первый год, он оставался в сознании жителя мегаполиса. Никак не мог привыкнуть, что от одного края города до другого можно пешком дойти, все жители так или иначе, через кого-то, да знакомы. Поначалу думал, что эта «ссылка» временная, постепенно втянулся, обзавёлся друзьями, жильём, теперь и не помышлял о переезде.

– Точно, ступил, – улыбнулся Олег. – Пойдём мы. Финик! Пойдём-ка, брат, – подозвал он пса. – Прости, сегодня без площадки, но завтра – обещаю.

– Давай, – кивнул Андрюха. – Привет передавай, – подмигнул.

Сразу же переключил внимание на дочь, до этого спокойно игравшую с собакой, а теперь решившую, что срочно нужно влезть в ближайшую лужу. Полежать, порелаксировать. СПА-процедуры, лечебные грязи…

В больницу пустили спокойно, охранник проводил унылым взглядом Олега, несущего пакет с гостинцами. Не идти же с пустыми руками. Набрал по мелочи в супермаркете рядом с домом, вышел увесистый набор. Ничего, не съест, так с соседками по палате поделится, с медсёстрами. Найдёт, куда деть, в общем.

В справочном вышла заминка, неожиданно вспомнил, что фамилии Тины он не знал. Собственно, имени тоже. Тина – могло происходить от какого угодно имени, могло полным быть.

– Девушка, подскажите, будьте любезны, где лежит пострадавшая в захвате детского сада, – сунулся он в окошко справочной, протягивая шоколадку.

Девушка, лет шестидесяти от роду, мазнула безразличным взглядом по дару, уставилась осуждающе на Олега, поправляя очки. Человек важным делом занят, не до лишних разговоров ему. Сканворд нерешённый ждёт, чай с вишнёвым вареньем, сериал стоит на паузе, а тут ходят всякие…

– Фамилия?

– Не знаю, – честно ответил Олег. – Она ранена в руку, одна-единственная такая.

Беременную отвезли в роддом, так что Тина – единственная, это Олег знал точно. Остальные пострадали морально, может у кого-то обострились хронические заболевания на фоне стресса, сахар поднялся, нервы расшалились, но с огнестрельным ранением в теракте здесь одна.

– Без фамилии не могу сказать, – бросила «девушка», уставилась в газету, вертя карандашом.

– А так? – ткнул корочками в окошко, что категорически не поощряло начальство.

Нельзя им светить корками, лицами, службой. Лучше говорить, что работаешь в местном ЖЭКе сантехником, что многие и делали. Олег обычно загибал, что трудится менеджером среднего звена в курьерской службе, иногда верили, иногда нет, но опровергнуть не могли.

– Силантьева в пятом отделении, четырнадцатая палата, – тут же отрапортовала тётка, непроизвольно вытянувшись. – Второй этаж, сынок, налево от лифтов, – добавила умильно-заискивающе.

Палату нашёл быстро, что там искать. Справа чётные, слева нечётные, коридор, заканчивающийся окном в пол и раскидистым фикусом, пост медсестры в середине, двери в процедурную, ординаторскую, комнату дежурного врача, место отдыха с диваном и двумя креслами – стандартный набор рядового отделения городской больницы. Свежий ремонт, бюджетная новая мебель, шатающиеся без дела пациенты, несущиеся, как на пожар медики.

Зашёл в палату, огляделся. Все кровати пустые, кроме одной. На ней, обхватив себя руками, сидела девушка, с тревогой оглядывая зашедшего.

Олег не знал, чего ожидать от визита, кого он собирался увидеть, зачем. Черты лица запомнил, профессиональная память, врождённая особенность. И всё равно первое, что бросалось в глаза, – то, что эту девушку он видел первый раз в жизни. Сильно не похожа на ту, которая зашла в детский сад, чтобы стать одной из заложниц.

Нахохлившаяся, как озябшая канарейка, смотрящая настороженно, ожидая подвох, и какая-то… уставшая что ли, вымотанная. А какой ей быть? Девчонка гражданская до мозга костей, но не растерялась, не испугалась, пошла, оказала помощь, вызволила, ранение получила. Да тут без чувств нужно лежать, а рядом, чтобы флабелефер[2] с опахалом дежурил, а она ничего, держится, смотрит вопросительно.

– Силантьева? Тина? – уточнил Олег на всякий случай.

– Да, проходите, – обречённо ответили ему красивым голосом.

Правда красивым, мягким, с едва заметным не местным выговором, певучим. Слушать такой и слушать, услада для ушей, хоть абсолютным музыкальным слухом он похвастаться не мог.

– Я… вот… – тряхнул Олег пакетом, с опозданием сообразив, что никакого более-менее приличного повода для визита не придумал. Он вообще сегодня тупил, то ли недосып сказался, то ли бури магнитные. – От имени и по поручению, как бы. От тимуровцев, – сказал первое, что пришло в голову.

– Каких тимуровцев? – нахмурилась Тина.

– Движение молодёжное, дети старикам, молодёжь детям, здоровые больным, и всякое такое.

– Я под какую категорию попадаю? Дети, старики или больные? – фыркнула Тина в ответ на тираду.

– Ты – красивых девушек, – уверенно заявил Олег.

Ничуть не соврал. Вызывающей красавицей, сделанной с головы до ног косметологами, не назвать, но и просто «миленькой», «славненькой», «симпатичненькой» – тоже.

Тина – красива какой-то естественной красотой. Первобытной, что ли, когда видно, что всё своё, натуральное, начиная с блестящих, русых волос, густых ресниц вокруг голубых глаз, пухлых губ, заканчивая ногтями на ногах без яркого педикюра.

Он тысячу лет не видел ничего подобного. Учитывая контингент девиц, с которыми предпочитал проводить время, не удивительно, тем ценнее казалось то, что видел прямо сейчас. Отрада для глаз, услада.

Нет, он не брезговал простыми девушкам, без обязательного набора современной прогрессивной Леди: залитых гиалуронкой губ, нулевой мимикой из-за излишка ботокса, силикона в груди, перекачанных ягодиц, напоминающих круп рабочей кобылы. Теми, кого называют «соска».

Просто с «сосками» было проще и быстрее наладить контакт. Прокатить в представительной тачке, сводить в фешенебельный по местным меркам ресторан, пригласить домой – и девица уже на лопатках, в мечтах, что будешь если не полностью содержать, то изрядно подкидывать на реснички и ноготочки.

Простые девушки тоже не были лишены жажды обновления бровей раз в месяц, но иногда среди них попадались уникумы, желающие серьёзных отношений, а это для Олега – табу. Не готов он был, играть же, обманывать не хотел.

Замутить с этой Тиной, что ли… Вдруг ей тоже не нужны крепкие отношения, достаточно взаимовыгодных.

Руки чесались прикоснуться к выпавшей пряди волос. Убрать за ухо отработанным движением, провести пальцами по нежной щеке, прикоснуться к мягким губам. В горле пересохло от желания прижаться губами к тонкой коже шеи, подняться к полупрозрачной мочке, обхватить, сжать…

– Спасибо, господин тимуровец, или как вас называть, обойдусь, – вернули его с небес на землю одной-единственной репликой, брошенной с раздражением.

Олег машинально перевёл взгляд за спину Тины, которая встала, перекрывая ему дорогу. Тумбочка рядом с кроватью пустая, у соседки навалены фрукты, лежит упаковка печенья, строит полупустой контейнер с недоеденным салатом. У Тины же одинокая казённая кружка с чайной ложкой на ней. Дешёвенькой бутылки с питьевой водой – и то не наблюдалось.

– Возьми, не нести же обратно, – водрузил он пакет на тумбочку. – Здесь ничего особенно. Яблоки, груши, пара апельсинов, авокадо, сок, шоколадка, вода без газа, творог, колбаса, продавщица клялась, что съедобная, и сыр.

– Не надо мне ничего, – ощетинилась Тина. – Кто вы вообще такой? Что ещё за тимуровцы такие? Партия какая-то, секта, социальная служба?

– Про тимуровцев Гайдар писал, «Тимур и его команда» называется. Не читала?

– Представьте себе, нет! – огрызнулась Тина, дёрнула пакет с тумбочки, неудачно потянувшись, покачнулась. Одна рука перевязана, зафиксирована, координация нарушена.

Олег успел подхватить, заодно оценить фигурку на твёрдое «отлично». Чуть выше среднего роста, метр семьдесят на вид. Ноги в широких трикотажных штанах не разглядеть, точно длинные, мог поклясться чем угодно – стройные. Интуиция в этом плане его ни разу не подводила. Резинка на поясе немного сползла, явив миру подтянутый, плоский живот, тазовую косточку, тонкую талию. Узкие бёдра, подтянутая, небольшая попка, хорошенькая.

Почувствовал в штанах оживление. Шикарная девочка, что говорить, сладенькая, просто маська, затискать бы. Упускать такую грех великий.

– Не кипишуй, – поставил он пакет на место. – На счёт тимуровцев я пошутил, может, глупо, каюсь. Я из отряда СОБР, который вызволил заложников в том саду. Меня Олег зовут, я с тобой говорил, когда ты ребёнка за шкафчиком прятала, врача позвал. Помнишь, может?

Решил сказать правду, почуял седьмым чувством, что кривляться не строило, не прокатит. Не в этой ситуации, не сейчас, не с этой девушкой.

– Помню, – сморщилась Тина. – Я уже всё рассказала. Два дознавателя приходили, потом ещё один, несколько следователей, один из службы собственной безопасности или как-то так, честно, запуталась уже. Ничего нового я рассказать не могу, если что-то вспомню, обещаю позвонить.

– Достали тебя, да? – сочувственно посмотрел Олег. – Ты не злись, работа у людей такая – вопросы неудобные задавать, протокол после террористических актов, захватов кровью писан. Ещё, конечно, потаскают по кабинетам, но вопросов меньше будет. По горячим следам всегда так…

– Не злюсь я, – буркнула Тина. – Задавайте свои вопросы, – обречённо шлёпнулась на кровать, приняв защитную позу.

– Вопросы задавать не наше дело, – усмехнулся Олег. – Я сам, так сказать, проявил частную инициативу, – кинул взгляд на тумбочку, на пакет.

– Зачем? – нахмурилась Тина.

– Захотел поухаживать за понравившейся девушкой, например, – повёл игриво бровями, подмигнул, не без самодовольства замечая лёгкий румянец, окрасивший до этого бледные девичьи щёчки.

Блин, хорошенькая! Аж скулы сводит, насколько красивая!

Какая-то манящая, а что в ней такого особенного – не понять… Красивых девушек много, в жизни Олега точно, но Тина – это нечто из другой вселенной. Неординарное что-то, до одури привлекательное, волшебное.

– Не нуждаюсь, – недовольно ответила Тина, кинув на визитёра хмурый взгляд.

– Естественно не нуждаешься, ведь пока ты мне нравишься, а не я тебе, ключевое слово «пока» – засиял Олег, нисколько не сомневаясь в себе.

И не такие крепости брал. Не с наскока, так после осады, как правило, недлительной. Олег не мог вспомнить ни одной представительницы женского пола, которая отказала бы ему. Ломались многие, цену набивали, но, чтобы в итоге он не получил того, чего хотел… Нет, не случалось подобного в его биографии.

– Какие мы самоуверенные, – закатила глаза Тина.

В это время в палату заглянула медсестра, скользнула по гостю невидящим взглядом. За день здесь побывало такое количество людей, что очередной допрашивающий интереса не вызывал.

Бедная маська, досталось ей. Из огня – заложников, да в полымя – под каток следственных органов.

– Силантьева, на перевязку в процедурную, – громко объявила медсестра и сразу же скрылась.

– Я пошла, – тут же поднялась Тина, двинулась к выходу, показывая тем самым, что Олегу пора и честь знать – валить подобру-поздорову. – Пакет свой забери.

Олег ещё раз посмотрела на пустую тумбочку, кинул взгляд на потёртое полотенце на спинке кровати, стоптанные дешёвые тапочки с рынка на девичьих ногах, топик и штаны, купленные в стоке. Заберёт он, как же…

– Не-а, – сказал он довольно, широко улыбаясь. – Лучше скажи, что тебе завтра принести?

– Борщ принеси, – огрызнулась Тина, – а то кормят здесь плохо.

– Давай прямо сейчас закажу, – сориентировался Олег. – Корчма здесь неподалёку, я часто там заказываю. Доставят горячим, остыть не успеет…

Только хотел предложить ещё что-нибудь к заказу – бефстроганов там неплохой, мясо с овощами, шницель… рыба есть красная, слышал, полезно при потере крови, – как услышал:

– Из корчмы я сама заказать могу, – уставилась на него Тина, со злостью дёрнув носом. А глазища-то какие… провалиться и остаться навсегда, до скончания веков. – Домашний хочу, настоящий, со сметаной, чтобы ложка стояла, с салом и чесноком!

– Задачка со звёздочкой, – усмехнулся Олег. Теоретически он умел готовить, практически… судя по ожесточённым спорам в интернете под рецептами борща – блюдо это приготовить сложнее рыбы фугу. – Будет тебе домашний борщ, – уверенно заявил он.

– Жду не дождусь, – фыркнула Тина и шагнула из палаты.

Глава 4

– Вкусно, – повторил который раз Олег, зачерпывая ложку наваристых щей.

Слушал неспешную, певучую речь матери, которая выкладывала новости одну за другой, пользуясь внезапным визитом сына.

Наконец-то доделали печь во дворе, обновили мангальную зону. Вчера испытала, щи томленые приготовила, как знала, что Олег приедет. На работе завал полный, ещё и Антон Семёнович – заведующий кафедры истории Церкви, которой отдала годы жизни профессор Калугина Елена Андреевна, – словно с цепи сорвался. Отцу необходимо в кардиологический центр на приём попасть, он отказывается, упирается. Всё молодится, хорохорится, будто таблетку бессмертия тайком выпил. Рассада в этом году хороша, любо-дорого глянуть, может и будет урожай по осени…

Мать могла нанять несколько домработниц, садовника, повара, но на свою территорию никого не пускала, впрочем, как и отец. В случае, если не хватало сил на сложную физическую работу, требовал – не просил! – помощь сыновей. Никому в голову не приходило отказываться, так у них было заведено.

– Я всё рассказала, теперь твоя очередь, – мать подпёрла ладонью щёку, посмотрела внимательно на непутёвое чадо, выпившее не один литр родительской кровушки.

– Чего рассказывать? – пожал плечами Олег. – Всё по-старому. Служба, дом, Финика на профилактический осмотр к ветеринару водил. Правда, Финик? – посмотрел на пса, вальяжно растянувшегося посреди просторной кухни, выходящей большими окнами на цветник, который вот-вот вспыхнет яркими всполохами.

– Борщ тебе зачем понадобился? – мать скосила взгляд на плиту, где доготавливалась кастрюля супа.

– Сказал же, соскучился по твоей еде. Ты же у меня лучше всех готовишь!

– Последнее предложение запомни и почаще повторяй жене, когда женишься, – кончиками губ улыбнулась, давая понять одним взглядом, что в версию о внезапно вспыхнувшей любви к материнской стряпне не верит нисколечко.

То месяцами не зазвать домой, хоть супами, хоть пирогами заманивай, а сегодня вдруг понадобился борщ. Чудеса, да и только!

– Ладно, – вздохнул Олег, решив сдаться на милость победителя, всё равно допытается, только времени больше уйдёт. – Девушка одна попросила принести ей борща. Домашнего, со сметаной, чтобы ложка стояла, с салом и чесноком, – повторил слова Тины, не замечая, как улыбается.

– Девушка? – мать приподняла брови, не утруждая себя скрытием довольной улыбки.

Господи… сейчас начнётся…

– Что за девушка?

Ох уж этот азартный блеск в глазах! Олег услышал, как в голове матери зазвучал марш Мендельсона, увидел, как воображение рисовало счастливо женатого, остепенившегося младшего сына. Самыми младшими были сёстры, в этом году оканчивали школу, им предстояло получать образование, рано было говорить о семейной жизни. Олег же оставался последним из сыновей, который никак не хотел осуществить матримониальные планы родителей. Отказывался связывать себя узами брака, ему свободным хорошо жилось, беспардонно отлично.

– Обычная девушка, – ответил Олег.

– И ты ради просьбы обычной девушки проехал триста километров в одну сторону? – хитро улыбнулась мать.

– Ну да, мне не сложно, – дёрнул плечом Олег.

– Чего тебе не сложно? – спросил отец, заходя в кухню.

Финик поднялся с места, прошлёпал к генерал-полковнику в отставке, приветственно боднул в ногу, принял машинальное почёсывание по покатому, большому лбу, вернулся на исходную позицию – развалился поперёк кухни.

– Жениться тебе давно пора, детей рожать, а не с образиной этой нянчиться, – вопреки собственному же жесту пробурчал отец, глядя на Финика.

– Не слушай его, Финюшенька, – проворковала мать, глядя с улыбкой на флегматично прикрывшего глаза пса, дескать, не задевают меня ваши нелестные высказывания, знаю, что говорите любя. Потому что, как такого расчудесного парня не любить. – Дедуля старенький, перепутал что-то. Может и женится Олежек, – лукаво протянула, глянув на сына, переводя тему. – Девушка попросила домашнего борща, он и примчался… – взглядом показала на плиту.

– Какая девушка? Сколько лет? Чем занимается? Давно у вас? Серьёзно? – начал допрос генерал.

– Сказал же, обычная девушка! – вспылил Олег. – Лет восемнадцать-двадцать, точнее не скажу, работает на скорой – всё, что знаю.

– Медик, значит… – довольно крякнул отец. – Мало ты знаешь о своей девушке.

– Потому что она не моя девушка! Просто девушка. Детский сад пара мудаков захватила. Прости, – глянул на сморщившуюся мать. – Может, видели, крутили в новостях. Мы заложников освобождали, она была среди них. Сама вызвалась, когда беременную ранили, оказала помощь, уговорила отпустить эту беременную и одного ребёнка, ещё одного спрятала, собой от пули закрыла. Ранение не сильное, в руку, но всё равно приятного мало. Чисто по-человечески посочувствовал девочке, навестил, спросил, чего хочет. Она попросила домашнего борща, сказала, плохо кормят в больнице. Мне не сложно смотаться, привезти, раз такое дело.

– Исус Христос! – машинально перекрестилась мать, что случалось с ней крайне редко.

Произнесла имя Иисуса так, как принято у старообрядцев, с одной буквой «И», на древний лад.

– И что же, больше некому покормить девочку? – нахмурился отец.

– Не похоже, чтобы был кто-то… – Олег почесал подбородок, вспоминая то, что видел в больничной палате.

– Правильно, значит, приехал. Собери мать ещё чего-нибудь, одним борщом сыт не будешь.

Мама отправилась в кладовую. Олег представил несколько сумок, которые нагрузят ему, и ведь не откажешься.

В это время отцу позвонили, тот взял трубку. После короткого разговора, как понял Олег – с охраной закрытого коттеджного посёлка, где располагался трёхэтажный, просторный дом Калугиных-старших, отправился открывать дверь нежданному гостю.

И уже через семь минут на кухню, пугливо озираясь по сторонам, зашла та, кого он меньше всего ожидал увидеть в этом месте.

Яна Кучеренкова – девица двадцати пяти лет, с которой у него был непродолжительный, вялотекущий роман, примерно с октября до конца января, начала февраля, пока окончательно не надоело.

Эффектная, яркая, со всеми полагающимися атрибутами современных стандартов красоты: накачанные губы, скулы, лисий разрез глаз, нарисованные брови, ногти, как годное орудие убийства, налитая грудь, ноги, длиною от виниров, жопа как орех. Кое-что из этого набора начинающей эскортницы оплачивал лично Олег.

Она не блистала умом и сообразительностью, умудрилась вылететь с платного отделения провинциального института, восстанавливаться не собиралась, и так хорошо. Трахалась без огонька и задоринки, хоть и старательно.

Единственное достоинство – делала шикарный мине. Однако, на одном отсосе невозможно построить даже мало-мальски долгие отношения, а уж если изначально не было такого желания, и подавно.

Олег отшил её технично, после нескольких слезливых звонков заблокировал везде, где только можно, и думать забыл про её существование.

– По твою душу, – проговорил отец, сверля сына взглядом, обещая вздёрнуть на сушилке для белья, как только визитёрша уйдёт.

– Что ты здесь делаешь? – нахмурившись, встал Олег, засунул руки в карманы, оглядел Яну.

Одета, против обыкновения, скромно. Черные брюки, бежевая блуза с бантом на груди, убранные в низкий хвост волосы, косметики почти нет, видны кое-какие дефекты кожи, губы будто меньше стали. Продуманный образ. На монашку не тянет, конечно, на скромную учительницу начальных классов вполне.

– А что мне оставалось делать? – пискляво заговорила Яна, закатив чуть покрасневшие глаза, словно плакала до этого. – Ты везде заблокировал меня, бросаешь трубку, если звоню с другого номера, отобрал ключи от квартиры!

– Ключей у тебя не было, – усмехнулся Олег.

Каждой проходной девице он ключи от квартиры давать не собирался, не каждую даже приглашал. Его дом – его крепость, а не почтовый стан. Существуют отели с почасовой оплатой, сношайся не хочу, и убираться потом не надо.

– Это неважно, Олег! – вскрикнула Яна, повернулась в сторону стоявшего отца, чей взгляд не предвещал ничего хорошего сыну, который, судя по всему, снова умудрился накосячить, и замершей в дверях матери. – Я беременна! – провозгласила она.

Вот только оваций не последовало, напротив, повисла гробовая тишина, которую прерывало лишь недовольное сопение Финика. Он всегда недолюбливал Кучеренкову, сейчас, очевидно, мнения своего менять не собирался.

– Я беременна, – развела она руками, глядя на Олега, – что мне оставалось делать? Нашла твоих родителей, приехала рассказать, чтобы хоть как-то тебе сообщить.

– Мои поздравления, – оскалился Олег, автоматически посмотрел на плоский живот, судорожно прикидывая, какой должен быть срок, если… – Зачем мне эта информация?

Быть такого не может, потому что быть не может. Он всегда осторожен, как сапёр, даже в сильном алкогольном опьянении использовал презерватив. Аккуратно, по инструкции, обязательно проверенных производителей.

Не помнил случая за весь свой немаленький опыт, чтобы кондом у него порвался, скатался, слетел, лопнул, чтобы он хотя бы раз рискнул засунуть без защиты.

Не нужны ему последствия ни в виде букета, намотанного на самое дорогое, ни в виде потомства, особенно второе. Первое в век антибиотиков неприятно, но решаемо, второе же…

– Что непонятного?! В смысле, зачем тебе эта информация?! Потому что ты – отец ребёнка! – завизжала Яна. – Получил, что хотел, и выбросил меня, как хлам. Нас выбросил! – приложила руку к животу в защитном жесте, одновременно с этим топнув, будто в отчаянии.

Финик подскочил, оскалился, глядя на визжащую, показал зубы, при виде которых психически здоровый человек наложит в штаны.

– Не гони, – скривился Олег, отпихивая от себя мысль, что это может быть правдой. – Какой срок?

– Три месяца, справку показать?

– А я причём, если три месяца?

– Февраль, – Яна демонстративно загнула один палец, уставившись на Олега, испепеляя взглядом. – Март. Апрель. Три. Месяца, – отчеканила, не отводя глаз, глядя в упор, словно расстреливала словами.

– Сейчас май, – огрызнулся Олег.

– Три месяца и пара недель, значит, – выплюнула Яна. – Что это меняет? Что?! Что? – из глаз брызнули отчаянные слёзы, заставляя усомниться в собственной уверенности, что беременность не от него…

Бес знает, вдруг… по пьянке присунул без защиты и забыл. Может, на второй ход опрометчиво пошёл, может… да что угодно может быть. Залетают же остальные, чем он лучше?..

Дерьмо… какое же лосиное дерьмо!

– Девушка, вы садитесь, – засуетилась мать, показывая на стул. – Вы голодны? Давайте знакомиться, раз уж так вышло…

– Да уж, давайте знакомиться, – проговорил отец, отодвигая злосчастный стул, чтобы будущая мать их внука села.

Через час Олег выезжал из родительского дома почти женатым человеком. На правом переднем сидении, красуясь царственной осанкой, восседала Яна. Бросала недобрые взгляды в зеркало заднего вида на Финика, пристёгнутого сзади, устроившегося на специальной подстилке. Тот отвечал полной взаимностью. И только строгое воспитание не позволяло откусить голову зарвавшейся девице. Что останавливало Олега, он не понимал, состояние аффекта если только.

– Надо пристроить в хорошие руки собаку, в приют какой-нибудь отдать, – поставила в известность Яна, коротко обернувшись на Финика. – Мы с ребёнком не станем жить с ним.

– Никого никуда я пристраивать не стану, – отрезал Олег.

– Тебе кто дороже, ребёнок или псина? – прошипела Яна.

– Давай-ка сначала разберёмся, чей это ребёнок, – ответил, не скрывая раздражения. – Не тянет у тебя живот на четвёртый месяц, уж прости, – выразительно скосил взгляд на не просто плоский, а впалый в положении сидя живот.

Не силён он в сроках, слышал, есть акушерский, гестационный, вероятно ещё парочка каких-то существует, но сколько бы ни встречал женщин в положении, к четвёртому месяцу заметно, если не сам живот виден, то поведение, манеры, жесты… походка, и та меняется.

– Беременность у всех индивидуально проходит, – ощерилась Яна. – У меня токсикоз был, чтобы ты знал, рвало постоянно, врач в консультации ругается, что вес не прибавляется, будто я специально, – из глаз брызнули слёзы, лицо перекосило от эмоций.

Видно, действительно, несладко ей пришлось…

Вот жопа… задница размером с Тихий океан.

– Ладно, не плачь, прости, – вздохнул Олег. – Давай так… сейчас заедем в одно место, а после поговорим. Ладно?

– Какое ещё место? – недовольно буркнула Яна, скосив недоверчивый взгляд на водительское кресло.

– Лабораторию, я записался, пока ты с родителями разговоры разговаривала, свадьбу планировала. Сдадим кровь на ДНК-тест, если отец я – будем думать.

– Ты мне не веришь?! – подорвалась Яна, вылупившись на Олега, как на врага народа.

– С какой радости мне тебе верить? – отрезал Олег.

– Ты понимаешь, что оскорбляешь меня?! – заорала Яна. – Жену свою будущую оскорбляешь!

Финик издал угрожающий рык, пришлось Олегу шикнуть на пса, напомнив, кто здесь главный, и что нужно сидеть смирно. Нельзя рычать на людей, даже если очень хочется, нельзя. Строго запрещено!

– Всё просто, Яна: хочешь оскорбляться – оскорбляешься, сколько влезет. Хочешь конструктивного диалога, решения проблемы – делаешь тест.

– Да пожалуйста, – прошипела, словно кошка, Яна, обхватывая себя руками в защитном жесте.

Тест сдали быстро. Олег убедился, что указан его электронный адрес для ответа. По дороге пришлось заехать в камерный грузинский ресторанчик, потому что будущей маме смертельно захотелось хачапури по мегрельски. Неважно, от него ребёнок или нет – отказать беременной он не посмел, воспитание не позволило. После высадил Яну у дома с обещанием позвонить завтра, и ведь позвонит, придётся.

– У меня денег нет, уволили, как узнали, – поныла та на прощание.

Олег посмотрел удивлённо. Она работала? Интересно, кем? Неожиданный факт биографии, впрочем, без разницы.

– Сколько?

– Сколько сможешь, – скромно потупилась Яна. – Надо продуктов купить, молока, мяса немного, витамины для беременных…

Или беременность действительно меняет женщин, гормональный фон, всё такое, или он не знал Яну совсем.

Единственное, что видел – губы, скулы, грудь.

Единственное, что интересовало – умение заглатывать по самый корень, что с его габаритами не самый весёлый аттракцион для женщин, нечасто встречались такие умелицы.

Перевёл, не обращая внимания на округлившиеся от восторга глаза Янки. Может, действительно, многовато… только он не зверь, даже если ребёнок не его, беременной отказывать в базовых потребностях не станет, а если он него – подавно.

Ближе к восьми вечера рванул в сторону первой больницы. Часы приёма, как назло, закончились, на территорию пустили, редкие пациенты ещё гуляли по разбитому вокруг скверу, в помещение нет.

Побродил вокруг корпуса – типового, из белого кирпича. Обнаружил чёрный ход с обратной стороны. Рассказал встреченной санитарке печальную историю про работу сутками, больную сестрёнку, для убедительности показал термос с борщом, контейнер с запеченным картофелем и рыбой – мама старалась, готовила, переживает, сердечная, за дочурку.

Сунул в натруженные руки купюру и рванул в сторону нужного отделения. Прошмыгнул мимо поста, по пути очаровал медсестричку фирменной улыбкой, идущей в ход, как и любое оружие массового поражения, при крайней необходимости.

Наконец, зашёл в палату.

– Здравствуйте! – провозгласил, кинув короткий взгляд на соседку, сразу уставился на Тину.

Маська, настоящая маська. Насупленная, отчего ещё красивей. Губки надутые, словно в обиде, выглядели пухлее и соблазнительней, полакомился бы с огромной охотой, с удовольствием. Распущенные, чуть вьющиеся после косы волосы лились по плечам.

Глаза… за этот недовольный взгляд умереть не жалко, но лучше жить, чтобы целовать, целовать, целовать…

– Борщ принёс, тимуровец? – улыбнулась Тина, вопросительно приподнимая одну бровь.

– Домашний, со сметаной, салом и чесноком, как заказывала, – засиял Олег в ответ.

А день-то сегодня замечательный!

Глава 5

– Тин, выйдешь? – протянул, стукнув в дверь, сосед Стас.

– Сейчас, – отозвалась я, тяжело вздохнув.

Скинула ноги с дивана, встала, поправила футболку, поплелась куда звали. Ведь только улеглась, раньше не мог, что ли.

Меня выписали утром. Приехала домой на автобусе, разобрала вещи, кое-что бросила в стирку, провела инспекцию съестных запасов – не густо. После обеда нужно было зайти в колледж, пока же хотелось немного полежать, отдохнуть. Всего-то ничего сделала, а усталость наваливалась на плечи, откровенно испугав. Если так будет продолжаться, как сдавать госэкзамены, работать?..

Стас ждал меня в кухне, устроившись на табурете. Высокий, широкоплечий, при этом худой, какой-то плоский, нескладный. Сказывалась нехватка веса, но учитывая наш возраст – двадцать лет, – дело поправимое.

– Как себя чувствуешь? – начал издалека Стас, потупив взгляд. – Помощь, может, нужна?

– Не нужна, – ответила я. – Говори, что хотел.

– Такое дело… – прогнусавил Стас. – Ты ведь планируешь остаться в этой квартире? Устроиться на подстанцию после госов? Здесь же пять минут ходьбы всего…

– Планирую, а что?

– Я просто подумал… – Стас нервно почесал макушку. – Раз мы с этого месяца вдвоём живём, то платить пополам будем?.. Нет, если тебе в этом месяце тяжело, я всё понимаю, – показал взглядом на мою руку, где из-под рукава футболки виднелся послеоперационный пластырь. – Просто я тоже как-то не рассчитывал…

– Конечно, Стас, нет проблем, – кивнула я, соглашаясь.

– Точно? А то я могу…

– Всё отлично, – я улыбнулась, махнула рукой в доказательство своих слов, развернулась, давая понять, что разговор окончен, отправилась обратно в комнату.

Нет проблем… Нет проблем, да уж, нет.

Первые два года колледжа я жила в общежитии. Нельзя сказать, что там было плохо, неуютно, грязно, водилась какая-нибудь отвратительная живость, типа тараканов. Чистые, просторные комнаты на четыре человека, две кухни на этаж, уборные, душевые кабины, стояли стиральные машины и холодильники.

Однако постоянное нахождение среди людей досаждало. Отсутствие личного пространства давило на нервы. Шумные компании старшекурсников, которые постоянно что-то отмечали, не давали высыпаться, полноценно справляться с программой, а вылететь с учёбы я не могла себе позволить.

Второго шанса получить образование мне никто бы не дал.

На третьем курсе моя подруга Зоя со своим парнем Стасом решили жить вместе, снимать жильё. Вот только в однокомнатные квартиры их либо не пускали – восемнадцатилетняя пара студентов не внушала доверия, – либо дорого стоили. Нашлась убитая двушка, типовая «брежневка», хозяйке которой было нечего терять. С допотопной мебелью, потёртым ремонтом, скрипучими полами, зато в десяти минутах ходьбы от колледжа.

Во вторую комнату позвали меня, с уговором, что платим за жильё поровну: две трети они, одну треть – я. Так казалось справедливым всем участникам сделки.

Учёба подходила к концу, Зоя засобиралась домой, там ей приготовили неплохое место. Естественно, она ждала, что Стас последует за ней. У него никаких определённых планов не наблюдалось. Возвращаться в родное село он не планировал, работать на подстанцию брали, туда же, куда и меня, но сильного желания не было. Не интересна оказалась медицина.

Родители Зои могли пристроить не только дочь, но и Стаса, но для этого нужен был закономерный шаг – идти в ЗАГС.

Жениться он не собирался. После нескольких громких скандалов с криками, взаимными упрёками и слезами, Зоя перебралась к другой нашей подруге до окончания учёбы, порвав со Стасом. Я осталась в соседней комнате.

– Зачем жили вместе, если жениться не хотел? – спросила я однажды Стаса, когда было особенно обидно за Зою.

Она хорошая девчонка, беззлобная, доброжелательная, плохо переносящая ссоры, к тому же симпатичная. Не королева красоты, да, но ведь и Стас не секс-символ.

В ответ он проблеял невнятное, из чего я сделала вывод, что просто-напросто было удобно. Скидывались они с Зоей на продукты и хозяйственные нужды поровну. Подарков, цветов она не требовала, понимала, что парень стеснён в финансах, водить в рестораны или путешествовать тем более, квартира обходилась недорого, а бонусом шёл доступный секс.

Хорошо устроился, одним словом.

Справедливости ради Стас не был единственным в своём роде, все мои знакомые встречались по схеме «расходы пятьдесят на пятьдесят», говоря, что это новая реальность.

Своего опыта у меня не наблюдалось, не до романов мне было. Моя цель – получить диплом и найти работу.

Добавить свою часть квартплаты не большая проблема, но прямо в тот момент перспектива расстаться с последними деньгами откровенно расстроила. За колледж платил отец, он же присылал деньги на житьё. Немного, но, если сильно-сильно экономить – хватало.

Начиная со второго курса, я подрабатывала официанткой. Самый простой способ заработка, особенно в праздники или летом, когда открывались летние террасы многочисленных кафе.

Уже год я работала у Зураба в шашлычной с незамысловатым названием «Шашлык-машлык». Поначалу опасалась, контингент посетителей специфический, а я одинокая девушка в чужом городе, постепенно привыкла. Зураб, годящийся мне даже не в отцы, а в дедушки, зорко следил, чтобы его официанток не обижали, не домогались, быстро ставил разбушевавшихся гостей на место. Те в свою очередь не скупились на чаевые, показывая шира-а-ату кавка-а-аз-с-с-ской души. Поэтому кое-какие деньги у меня водились.

Только накануне ранения, когда у меня был запас средств, поддавшись настроению, я решилась обновить гардероб, что не часто себе позволяла. Купила несколько платьев на весну и лето, на распродаже, но общая сумма вышла по моим меркам внушительная, и обязательные ежегодные джинсы. Неизвестно зачем, просто за компанию с Зоей, купила два комплекта нижнего кружевного белья – ничего особенного, в массмаркете, тоже на распродаже. Кроссовки же окончательно подкосили мой бюджет.

Я надеялась, что на майских праздниках удастся подзаработать у Зураба. В это время всегда много гостей, алкоголь льётся рекой, сопровождаемый щедрыми чаевыми. После окончания колледжа собиралась выйти на работу, и тогда стало бы намного легче. Заработная плата скромная, но для вчерашней студентки с небольшими запросами и более-менее налаженным бытом – просто отлично.

После ранения в руку носиться с тяжёлыми подносами я не могла, не была уверена, что меня допустят до госов, из-за больницы пропустила несколько зачётов.

Шло самое важное время, а я…

Что и говорить, весело…

В колледже мастер нашей группы Антонина Михайловна заверила, что всё будет хорошо. Администрация пошла навстречу, зачёты я могу сдать отдельно, время до экзаменов оставалось. С практикой частью могут быть проблемы, но и здесь проявили понимание.

И вообще, я настоящая героиня, на которую следуют равняться нынешнему поколению. И не только им, всем.

– Сейчас сходи в бухгалтерию, тебе выписали материальную помощь от колледжа, немного, но лишним не будет, нужны твои данные, – улыбнулась на прощание Антонина Михайловна, а я едва не подпрыгнула от счастья.

Уже к вечеру я получила сумму, про которую не могла сказать «немного». Помощь оказалась не только от колледжа, но и от администрации города по личному распоряжению главы, что обрадовало и немного польстило.

За половину дня решились мои проблемы на ближайшую пару месяцев. Как не радоваться? Рассчитав полученную сумму, я поняла, что у меня даже останется на маленькие радости, такие, как покупка цветов, например.

Имела я слабость – цветы. Не срезанные, в букетах, а домашние, летом же в горшках на балконе. Два года мой балкон, усаженный шапками петуний, лобелией и вьющейся ипомеи считался украшением дома, его приходили фотографировать. Он был ориентиром – «налево от дома с балконом», «там, где дом с балконом» можно было услышать в нашем микрорайоне, и все понимали, о чём речь.

После происшествия про цветы пришлось забыть, на еду бы хватило. Рассада – не самое дешёвое удовольствие для студентки. После получения денег руки зачесались, а ноги сами понесли в садовый центр на окраине города.

Груз волнений снялся хотя бы на ближайший месяц. Основную и самую большую проблему ещё предстояло решить. Я не представляла, как это сделать, с какой стороны подступиться. Знала лишь, что решу обязательно, во что бы то ни стало.

Главное – окончить колледж, получить диплом, устроиться на работу, а там…

Мысли, пока ехала в автобусе, сами собой перескочили на Олега, «тимуровца». После пары визитов он больше не появлялся, видимо, действительно приходил от имени и по поручению. Шефская помощь, мало ли…

Я понятия не имела, что входит в обязанности СОБРа, что такое СОБР в принципе не знала. Быстрый поиск в интернете выдал скупую, размытую, чаще официальную информацию. Может, они, помимо вызволения заложников, переводят бабушек через дорогу и навещают в больницах пострадавших.

Вспоминался взгляд светло-карих глаз с прозеленью, цепкий и мягкий одновременно. Простые черты лица, немного грубоватые, что Олегу удивительным образом шло, гармонировало со спортивным, сильным телом.

Олег никак не демонстрировал физическую форму, это было бы странным, нелепым даже. Не показывал мышцы рук, ног, пресса, не пробежал стометровку или марафон. Не подтягивался и не отжимался в больничном коридоре, где мы сидели, но в каждом, самом незначительном движении, чувствовалась сила и ловкость.

А ещё я не могла забыть улыбку, широкую, демонстрирующую ряд белоснежных зубов, с чётко очерченной линией губ. Твёрдой, когда смотрел вокруг, будто сканировал помещение на предмет опасности, и мягкой, когда взгляд останавливался на мне.

Губы у Олега были красивые… притягательные губы…

И то, как он спокойно рассказывал, что борщ приготовила его мама, между прочим, специально для меня, так что должен быть вкусным. Он бы с радостью отведал, чтобы убедиться лично, но выйти из-за стола матушки, не умерев от переедания – само по себе чудо, так что рисковать желудком не станет.

Далеко ли живёт мама?

Рукой подать. Быстренько смотался туда-сюда, вообще – не проблема. Главное, в борще свёкла есть и капуста, в них витамины. Отличный гостинец выбрала Тина. Мо-ло-дец.

У него отличное чувство юмора, совсем не злое, как часто бывало у сверстников. Внимательно слушал рассказы о нехитром студенческом житье, планах на будущее. Сильно я не откровенничала. Не любила делиться, откуда родом, из какой семьи, про родителей предпочитала молчать. Всегда ограничивалась общими формулировками, но с Олегом кое-чем поделилась охотно.

На самом деле странновато… Я не самый открытый человек на свете. Жизнь научила держать в себе мысли и желания.

Ушёл Олег, лишь когда медсестра злобно зашипела, в который раз напомнив про больничный режим.

Нашли место любоваться! Выпишут, воркуйте хоть всю оставшуюся жизнь, здесь же люди лечатся, им покой требуется.

Олег сказал, что придёт в ближайшее время, завтра не получится – служба, на следующий день обязательно. Я смущённо буркнула в ответ, что не стоит утруждаться, внутри надеясь на визит. Сложно не хотеть встречи с таким парнем, по-настоящему привлекательным, вернее мужчиной.

Наперёд не думала, воображать лишнего не хотела, надеяться на что-то серьёзное тем более. Не дурочка, понимала своё положение. И что Олег старше меня видела, и такой… явный любимец женщин, не обделённый вниманием во всех смыслах, понимала. Но иррационально, без далекоидущих планов, увидеться хотелось.

Однако, за неделю, что я провела в больнице, Олег больше не появился…

Глава 6

Внезапными командировками Олега было не удивить, в этот раз тоже вырвали неожиданно. Сорвался мгновенно, в течение часа прибыл на базу, неделю проторчал в соседней области.

Работы много, времени на рефлексию мало, но того, что оставалось, хватило, чтобы привести мысли в относительный порядок. Решить, как жить дальше.

Возможность того, что Яна беременна от него, исключать не получалось. Большой внешне живот, маленький, похожа на женщину в положении, не похожа – пустая лирика, гонять которую в голове бессмысленно. Тест всё покажет.

Не от него ребёнок – отлично. Самый лучший вариант для Олега, в честь такого исхода он даже готов немного помочь Янке. Денег подкинуть, купить коляску, кроватку, ходунки, качели, что там детям нужно.

Вопросы начнутся, если ребёнок его. И непростые вопросы.

Вариант аборта не рассматривал, хотя, что греха таить, в сети посмотрел, что возможно сделать на сроке больше двенадцати недель. Глянул и сразу же вычеркнул из мыслей. Садизм какой-то…

Жениться на Кучеренковой Олег не собирался, независимо от того, от него беременна или нет. Он в принципе не горел желанием связывать себя узами брака, ближайшие лет пять-шесть-восемь точно. А уж с Яной… от одной краткой мысли провести с ней остаток жизни, а это, если повезёт, не один десяток лет, брезгливо передёргивало, будто в жидкие фекалии наступил.

Просыпаться каждое утро, видеть помятое со сна лицо, приходить со службы в дом, где пахнет её духами, дыханием… нет, никак не укладывалось в голове.

Олег и не пытался, знал, что этого не может быть, потому что быть не может. Начинайте считать подлецом, согласен.

С ребёнком всё намного сложнее. От своего малыша отказываться не собирался, неважно, хотел или нет, планировал или никогда не думал в этом направлении. За своего необходимо нести ответственность, минимум материальную, максимум – активно участвовать в воспитании.

Каким образом это делать, при условии, что о его матери Олег слышать не хотел, представить не получалось.

Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, так говорят, потому Олег планировал справиться. Хотя по поводу интеллекта возникали серьёзные сомнения. Судя по ситуации, в которую вляпался, оным он похвастаться не мог, но был твёрдо намерен как-то выкрутиться…

Вернулся в город к обеду.

Первым делом выгулял счастливого от возвращения хозяина Финика. Когда Олег уезжал, за псом присматривал сосед, капитан кинологической службы в отставке, на гражданке решивший заняться дрессурой в частном порядке. Троицу участников более чем устраивало подобное сотрудничество.

Олег, с его графиком и командировками, иначе бы не справился с Фиником.

Финик получал возможность реализовывать свои потребности с профессиональным кинологом.

Капитан – подработку рядом с домом.

Позвонил Яне, вытащив контакты из чёрного списка, сказал, что заедет, нужно поговорить.

Кучеренкова распахнула дверь в золотистом шёлковом халатике, под которым если и было что-то надето, то лишь номинальное. Повисла на шее Олега, не позволив отпрянуть, не отталкивать же. Осторожно выбрался из захвата, легонько отодвинул льнущее тело, посмотрел вопросительно, буркнул, с трудом сдерживая рвущееся наружу раздражение:

– Будешь в дверях держать, или пригласишь?

– Да, да, проходи, Олежек. У меня, правда, не убрано, извини, плохо чувствую себя, так плохо, ужас какой-то, – тараторила Яна.

Шагала, вихляя бёдрами впереди Олега, который пытался вспомнить, бывал ли в этом месте.

Пару раз заезжал, прихожую видел, дальше не проходил, всегда спешил, находились другие дела. Не интересно было на чём спит проходная девица, за каким столом ест…

Оказалась обычная панельная однушка. Ремонт и мебель – ровесники хозяйки квартиры. В комнате давно не актуальная, но исправно выполняющая своё предназначение стенка лофт, разобранный диван со скомканным постельным бельём, разбросанные по стульям вещи.

Общая атмосфера какой-то гнетущей неустроенности, словно попал в нежилое помещение, даже в его холостяцкой берлоге больше уюта, чем здесь.

– Прости, – ещё раз пролепетала Яна, судорожно собирая вещи, закидывая комком в шкаф. – Надо было предупредить, я бы заказала чего-нибудь вкусного… и вообще, я волновалась, пропал на целую неделю.

– В командировке был, – буркнул Олег.

– Я так и подумала, – кивнула Яна. – Чай, кофе могу предложить. Есть вино, осталось с добеременных времён, вот ещё, – поставила на низкий журнальный стол тарелку с фруктами.

Не забыв изогнуться, отклячив аппетитную задницу, выставив на обозрения грудь в том, что формально называется бюстгальтером. Минимум ткани, золотистое, максимально прозрачное кружево, призывно торчащие соски.

В штанах предательски шевельнулось, налилось ощутимой тяжестью, мгновенно накатило отторжение. Секса не было давненько, в последние недели не удавалось вырваться, снять какую-нибудь красотулю для горячего перепихона, но это не причина вестись на Янкины прелести.

Повёлся уже… спасибо!

Яна цепко перехватила мужской взгляд. Замерла, давая лучший обзор, томно облизала губы, намекая на своё очевидное, пожалуй, единственное достоинство. Сиськами третьего размера не удивить, вот умение делать королевский минет – редкость. Кучеренкова это знала.

– Я поговорить пришёл, – Олег стряхнул наплывающий морок, с грохотом пододвинул стул, сел, небрежно прикрыв рукой пах.

Несколько минут и всё придёт в норму. Распаляться он не собирался, идиотом и мазохистом себя не считал.

– Сядь, – почти рявкнул, указывая Яне на диван, другого места не нашлось.

– Что? – уставилась на него Яна, не дожидаясь ответа, начала тараторить: – Я по поводу свадьбы думала. Нет смысла закатывать большой банкет с ведущими, фейерверком, всё равно плохо себя чувствую, и деньги не лишние… Окупится банкет или нет – вопрос открытый, зачем тратиться зря. Лучше съездим отдохнуть, на ГОА или Тай… ой, тебе же нельзя! – обхватила лицо руками, спохватившись. – Ничего, в стране полно интересных мест для медового месяца. Мы в в конце февраля в Дагестан с подружками ездили, красиво… Летом ещё красивее будет!

– Ян, Яна! – пришлось перебить влажные мечты о медовом месяце в Дагестане. – Не будет никакой свадьбы, – отрезал твёрдо.

– Да? Ну и хорошо, просто распишемся, съездим в отпуск и начнём готовиться к рождению малыша. Детскую сделаем в одной из комнат, думаю, той, что меньше, она дальше от кухни. Нужно же будет нам личное пространство, когда маленький подрастёт, – погладила себя по животу, кинув на Олега трогательный взгляд, полный надежд и обещаний.

– Никакой свадьбы не будет, – чётко проговорил он. – Мы не будем расписываться ни с банкетом, ни без банкета, никак. И в Дагестан этот твой не поедем.

– Но?.. – явно опешила Яна, на глаза навернулись слёзы.

Олег поймал себя на раздражении. Кучеренковой нужно раздражаться, а бесился он. На Янку ли, на себя – не понятно, скорей на ситуацию в целом.

– Ян, давай начистоту, – придав тону спокойствия начал Олег. – Я тебя не люблю, – стоически перенёс полный возмущения и обиды взгляд в упор, – Ты мне даже не нравишься как женщина. Не подумай, ты привлекательная и всё такое, но никто не может нравиться поголовно всем. Анжелина Джоли, и та не всем нравится, – усмехнулся он. – Какой смысл нам жениться? Чтобы развестись через год?

– А ребёнок? – возмущённо взмахнула руками Яна.

– Что ребёнок… если мой – не брошу. Буду закрывать все нужды, что там…одежда, еда, садики, секции спортивные… – Олег стушевался, не слишком-то он представлял, что нужно ребёнку, поверхностно понимал, что-то слышал от друзей-приятелей и старших братьев. – На твои личные расходы выделять, пока в декрете сидишь…

– Ты понимаешь, что это не то же самое, что расти в полной семье?! – вылупилась Яна, потеряв внешний благостный настрой.

Позу сменила, вальяжно-томною на натянутую, напряжённую.

– Понимаю, – отрезал Олег, – но ничего другого предложить не могу. Ребёнка запишу на себя, не волнуйся. Имущественные, финансовые права, все остальные будут соблюдены, но это единственное, что я могу предложить. Прости.

Олег встал, решив, что разговор окончен. Переливать из пустого в порожнее можно долго. Всё, что хотел, он сказал. Молча пошёл в сторону выхода, надел кроссовки в прихожей, потянулся к замку, услышал за спиной шаги.

– Что-то хотела сказать? – повернулся он в сторону Яны, которая смотрела на него, как на врага народа.

Заслуженно, в общем-то. В целом же – насрать.

– Хотела сказать, что свадьба в июне меня устроит, – отчеканила та, смотря в упор.

– Свадьбы не будет, – отрезал Олег, вернув взгляд.

– Это мы ещё посмотрим.

Надутый гиалуронкой рот Яны скривился в усмешке, вызвав холодок по спине от неприглядности зрелища, пугающей неестественности, словно кукла-уродец из дешёвого пластика ожила.

– Не угрожай, Кучеренкова, – сузив глаза, проговорил Олег, ощущая, как волны неприятия и злости растекаются от него по всей маленькой прихожей.

Вышел, на улице закурил, с трудом успокоился, еле сдержался, не вернулся, не поговорил другим тоном, чтобы навсегда отбить желание фантазировать о несбыточном, тем более угрожать.

Кучеренкова в положении, даже если не от него, наезжать стрёмно, а если от него, тем более.

Один чёрт придётся договариваться, сосуществовать… да, отстой.

После поехал туда, куда на самом деле рвался всё время. Губы растянулись в счастливую улыбку, сам себе напомнил Финика в предвкушении вкусняшки и прогулки, а лучше вкусняшки во время прогулки.

Любил он прокручивать их недолгую встречу в больничном коридоре, смаковать детали.

Вот Маська смотрит вбок, разглядывая его профиль, думая, что он не замечает.

Вот бросает восхищённый взгляд на мышцы рук, скользит глазами по животу, обтянутому футболкой, резко приходит в себя, отводит взгляд к окну, заливается румянцем.

А вот слушает его короткие рассказы о семье, скупые факты, которыми успел поделиться.

Восхищение в глазах понравившейся девушки откровенно льстило. Он готов был прыгать с победным кличем Кинг Конга, когда видел вспышки в полуопущенном взгляде, но больше подкупала какая-то неподдельная искренность Маськи.

Что-то… природное, настоящее, то, чему определения точного дать не мог, не получалось. Не встречал такого за почти двадцать восемь лет жизни, зато точно знал, что хотел видеть это «что-то» как можно чаще.

Палата встретила грузной тёткой, сидевшей на кровати Тины. Медсестра, – та же самая, что выставила его из отделения неделю назад, не дав договорить, хотя бы телефонами перекинуться, вышвырнула, как кота облезлого, только пинка напоследок не отвесила – сказала, что Силантьеву выписали сегодня с утра.

И нет, телефон и адрес не даст ни за какие коврижки. Шёл бы ты товарищ со своей корочкой в задницу на метр в глубину. Она обязанности свои знает назубок, распространять информацию о пациентах права не имеет.

– Андрюх, – набрал он командира, понимая, что звонок сейчас, когда тот не видел семью неделю, совсем не в тему. – Прости, горит.

– Не проблема, – ответил Андрей, на заднем плане слышались крики дочки, ворчание младенца, шум от мультиков – какофония семейной жизни.

– Можешь пробить по своим каналам Силантьеву Тину?

– Кто это?

– Врач скорой, которая беременную вытащила. Она же потерпевшей считается, значит, данные должны быть.

– А самому спросить не судьба? – усмехнулся Андрюха.

О своих визитах Олег не распространялся, да и не придал бы никто значения, привыкли к бесконечной веренице Калугинских девиц. Не успеют с одним именем сродниться, второе на языке, третье и четвёртое одновременно.

– Так вышло.

– Посмотрю, что можно сделать. Не обещаю, – отрезал командир, сразу же переключился на разговор с Соней, требующей что-то от папочки, быстро распрощался с Олегом, положил трубку.

Так… на командира надейся, а сам не плошай, гласит народная мудрость. Кое-какой информацией Олег владел сам. Тина сказала, что заканчивает медицинский колледж. В их городке их не сто, с пяток вряд ли насчитать можно. Все объедет и найдёт. Можно узнать с какой станции скорой помощи была бригада, с которой приехала Тина, поинтересоваться там. Зацепки есть, одним словом.

Мысли перебил звонок.

– Да, мам, – ответил, переводя на громкую связь, выворачивая в сторону первого медицинского колледжа, который вспомнился, недалеко от дома, напротив парка, где они с Фиником гуляли.

– Как дела? Как Яночка себя чувствует? – Кучеренкова уже Яночкой стала, зашибись! – Что-то ты пропал, сыночек.

– В командировке был, прости. Ты же знаешь, связь не всегда есть, не всегда дозволено.

– Знаю, знаю, но не сложно же кинуть сообщение матери…

– Прости, – повторил Олег, закатив глаза. – Исправлюсь, обещаю.

– Ладно. Что вы решили с Яночкой, когда свадьба?

– Не будет свадьбы, мам.

– Но?.. – в голосе матери слышалось очевидно осуждение, такое, что ножом резать можно и раздавать для усугубления чувства вины перед всем человечеством скопом.

– Что «но»? Я даже не уверен, что это мой ребёнок, а если и мой – это не причина жениться на посторонней женщине.

– Если беременна, значит, не посторонняя, – одёрнула мать, поставив на место. – Когда ты повзрослеешь и начнёшь нести ответственность за свои поступки, Олег? Что мне отцу прикажешь говорить? Свадьбы не будет, потому что… Почему? Почему его внук должен расти без отца, вне нашего согласия?

– Ничего не говори, не вмешивайся, – отрезал Олег, не очень-то надеясь, что родители не станут вмешиваться, если речь пойдёт о родном внуке или внучке.

Живьём не слезут, сожрут с потрохами, душу вытрясут.

Твою мать, надо же было так попасть, ещё и с Кучеренковой! Была до неё Настя, Марина была, Оксана… Почему шустрый сперматозоид не оплодотворил яйцеклетку одной из них?

Дождался, партизан хренов, «лучшую» партию.

– Ладно, – вполне миролюбиво продолжила мать, – я знаешь, что звоню… У вас в садовом центре продаются рододендроны из Калужского питомника, можешь купить? Если не получится самому привезти, я попрошу Николая забрать, или водителя, главное – купить.

– Родедодрон? – переспросил Олег. – Что это хоть такое? Цветок, дерево?

– Кустарник. Рододендрон, – повторила мать.

Олегу показалось, что на него разом высыпали все сорок тысяч иероглифов китайской грамоты. Уточнение, какой именно радедогудрон нужен и вовсе привело к катарсису головного мозга лёгкой степени.

Нельзя придумать названия проще? Например, «кустарник с большими листьями», «кустарник с маленькими листья», «тоже кустарник», как вариант.

– Хорошо, – понимающе засмеялась в трубку мать, – скину точное название и фотографию. Только сегодня съезди, мало осталось. Сможешь?

– Смогу, – ответил Олег. – Надеюсь, он не сдохнет у меня на балконе…

Садовый центр встретил забитой парковкой. Люди, как муравьи, тащили большие тележки, заваленные землёй в пакетах, какими-то удобрениями, керамзитом. Волокли рассаду в больших и маленьких ёмкостях, лопаты, грабли, горшки для цветов. Дородный мужик вдохновлённо пёр биотуалет, следуя за важно шествующей женой, которая гордо несла чахлые саженцы помидоров. Предусмотрительный чёрт.

Господи, если ты есть, сделай так, чтобы Олега эта земельная лихорадка не коснулась никогда в жизни.

Аминь!

Смотаться ради матери, купить мифический радораберабироид он не возражал, но таскать землю в квартиру, засаживать балкон цветами, и что ещё сажают – лимоны, помидоры-черри, тимьян какой-нибудь, – он не готов…

– Девушка, – окликнул Олег продавца-консультанта, машинально отметив, что той лет тридцать пять, и он точно был бы не против дальнейшего знакомства, если бы голову хотя бы на минуту покинули мысли о Тине, Маське. – Девушка, мне нужно вот это, – показал присланное сообщение.

– В третьем зале, прямо, – быстро ответила та, и понеслась по своим делам.

Третий зал нашёл быстро, стройные ряды нужных кустарников тоже, а потом замер…

Они же все одинаковые, чёрт возьми!

Кое-где стояли ценники, где-то нет, горшки были перепутаны покупателями, которые брали и возвращали растения, часто оставляя не на отведённом месте.

Бескрайнее море зелёных, совершенно одинаковых кустов, которые и на кустарники-то не похожи, скорее на «фикусы», кои растут в общественных местах, больницах, школах…

Он вообще то, что нужно нашёл?

Это радеродром этот… рудеродром…

Нужный это кустарник или нет, если короче!

А-а-а-а!

Не заметил, как врезался в женщину, не посмотрел в кого. Машинально извинился, уставившись в телефон в тщетной попытке сравнить то, что видит на картинке, с тем, что воочию.

Листья, определённо, зелёные… нда…

– Помочь? – услышал знакомый голос.

Не поверил себе от счастья и неожиданности. Поднял взгляд.

Рядом, на расстоянии какого-то метра стояла Тина, Маська его.

Однотонная футболка, широкие джинсы, кроссовки, волосы собраны в хвост, минимум косметики. В тележке рядом, на ручке которой собственнически покоилась рука Тины, красовалась рассада цветов.

С листьями. Зелёными… да…

Глава 7

Олег, традиционно уже, встретился в парке с Андрюхой, тот, так же традиционно, покачивал коляску, наблюдая за Соней. В этот раз без крыльев, зато в кигуруми в виде разноцветного единорога или ещё какого-то сказочного существа.

Андрюха жадно глотал кофе, стоически борясь со сном. Олег остановился, с сожалением посмотрел на свой закончившийся стаканчик с бодрящей дозой кофеина. Финик с терпением, достойным всяческого поощрения, принимал знаки внимания трёхлетнего создания, ему отлично жилось и без эспрессо.

Дежурство выдалось не из лёгких. Накрыли трёх криминальных авторитетов, решивших, что перекантоваться в их провинциальном городке – отличная идея. Начали раньше обычного, группу сорвали посредине тренировки, освободились лишь ранним утром, после разбор полётов. Итого вторые сутки без сна.

Сейчас бы растянуться на кровати, оглашая пространство богатырским храпом, но нет. Андрюха выполнял отцовский долг. Олег – долг перед Фиником, тоже, можно сказать, отцовский.

Перекинулись парой слов. Работу не обсуждали, незачем. Обговорили планы на ближайший отдых на базе недалеко от города. Есть у них традиция раз в сезон собираться всем отрядом, с семьями.

Деревянные А-фрейм домики, раскиданные на берегу живописного лесного озера, окутанного густым лесом, благоустроенная мангальная зона с беседками, развлечения по сезону, от рыбалки, катания на сапбордах[3] до лыж и коньков. Банька, включая фурако[4], с видом на изумрудную гладь.

Тимбилдинг на добровольных началах, по инициативе коллектива, который в сплочении не нуждался, и без того теснее некуда общение и взаимопонимание. Иначе в их сфере никак.

На выходе из парка остановился у новой торговой палатки, уставленной рассадой, ветками плодовых деревьев, увешанную кашпо с шапками цветов. Глаза сами выцепили самый пышный горшок с синими мелкими цветочками.

– Девушка, а эти цветы в землю надо сажать? – спросил Олег, показывая на синюю поросль.

– Они и так в земле, – громыхнула «девушка» с пятой точкой размером с палатку, лет пятидесяти от роду, в фартуке в горошек.

– Я имею в виду – на грядку их пересаживать надо, клумбу там, или на балконе можно в горшке оставить?

– Можно в горшке, – уверенно кивнула продавщица. – Это лобелия, – пояснила так, словно этим всё объясняется.

– Дайте мне эту… лобелию, – сказал Олег, надеясь, что правильно запомнил название. – Карточки принимаете?

– Хоть карточкой, хоть переводом, хоть наличными, как вам удобней, – пробурчала в ответ, снимая нужное кашпо.

Дома Олег быстро принял душ, сварил кофе, заглотил, на ходу запихнул в себя бутерброд с колбасой. С более серьёзным завтраком заморачиваться не стал, побоялся, что не успеет к Тине.

Финик остался дома, проводив недовольным взглядом хозяина. Дескать, куда снова чёрт понёс?

Нравилась Олегу Тина, сильно нравилась. При малейшем воспоминании распирало, как счастливый воздушный шарик, готовый взмыть в небо, гонимый ветром надежды на большее. В груди становилось тепло, сладко и щекотно. Губы расплывались в счастливой улыбке, а лицо наверняка приобретало выражение дебильности слабой степени.

До сих пор не мог поверить в удачу, что встретил свою пропажу в садовом центре. Боже, храни Калугину Елену Андреевну и её новую страсть к огородничеству в целом, и рододендрону из Калужского питомника в частности. Если бы не совокупность этих факторов, никакая лихая не занесла бы его в садовый центр.

Они мило пообщались. Тина быстро помогла найти нужный цветок – оказалось, Олег смотрел не на те «фикусы», – заподозрив в его лице единомышленника, похвасталась своим выбором. Он, естественно, похвалил, на самом деле искренне, от всей души. Красивые ведь цветочки… разноцветные, нарядные.

Воспользовался случаем, продемонстрировал манеры джентльмена. Донёс рассаду до своей машины, окольными путями, чтобы потянуть время, доставил домой хозяйку цветочного царства. Хотел было по пути заехать в ресторан или кафе, закрепить хорошее впечатление.

Тина, сославшись на плохое самочувствие, отказалась.

Доставил в лучшем виде, поднял сокровища на четвёртый этаж, в гости напрашиваться не стал, даже на прощальном поцелуе не настаивал, несмотря на зарумянившиеся щёчки Маськи. Лишь обменялись телефонами, дабы снова не потеряться.

Олег готов был биться о заклад – Тина поплыла. Осталась парочка грамотных ходов, и «девочка наша». Опрокинется, никаких сомнений. Поджилки тряслись от одной мысли, что вот-вот, движение-другое, и Маська будет с ним, вернее под ним.

Давно он не чувствовала подобного интереса к девушке, желания, азарта. С него словно ленивое оцепенение слетело, когда женщина воспринимается не иначе, как доступный объект для слива сексуального напряжения, не более. Не одна, значит, другая, главное – результат. Кончить.

В случае с Маськой его интересовал секс только с Маськой, другую он не рассматривал и в теории, в качестве запасного варианта.

Или она, или… никаких «или».

Он собирался получить эту девочку, даже если все тектонические структуры Кавказского хребта разом сдвинутся.

Лобелия ему в помощь.

Так, с кашпо наперевес, отправился с ранним визитом. Если не путает, Тина должна быть дома. Она говорила про консультации перед госами, в том числе индивидуальные, которые начинались в одиннадцать-двенадцать дня, не раньше.

От дома до дома идти всего-то десять минут, на машине, в объезд, дольше выходило. Они ещё и соседи. И техникум, который заканчивала Тина, через дорогу от его жилого комплекса.

Одним словом – судьба.

Судьба Олегу заполучить в недолгое, но точно единоличное пользование сладкую Маську. Не единоличное его не устраивало.

Чёртов эгоист и та ещё сволочь, согласен.

Обычная пятиэтажка без лифта, участь которой – попасть под реновацию. Во дворе детский сад, площадка для малышни и подростков, тренажёры, лавочки с вездесущими пенсионерками, автомобили, припаркованные рядком.

На одном дыхании взбежал на нужный этаж. Остановился у нужной двери, перевёл чуть сбитое от волнения дыхание. Нажал на допотопный звонок, поднял кашпо на уровень Тининого личика, чтобы сразу обалдела, рассчитывая на эффект неожиданности.

На Яну и иже с ней безотказно действовала коробочка из ювелирного.

На Маську, он верил, эта… как её… лобелия.

Дверь распахнулась почти сразу, Олег выдохнул:

– Сюрприз-сюрприз! Это тебе!

– Неожиданно, опта, – раздался гнусавый мужской бас, гася мерзкий смешок.

Олег в упор уставился на стоявшего напротив парня. Сопляк, от силы лет девятнадцать-двадцать, в мятой футболке и широких шортах. Белобрысый, взлохмаченный, с носом-картошкой и подростковой сыпью на лбу. Тощий и длинный – глист, одним словом. Проломить такому грудину дело пары секунд…

– Ти-и-и-ин, Тинка, – вдруг заголосил глист. – К тебе, выходи.

Из ближайшей к выходу двери выскочила Тина в спортивных лосинах и топике.

Твою мать!

Точёная фигурка… глаз не оторвать, так бы и сожрал, а лучше трахнул не сходя с места.

Большая часть женской половины человечества убила бы за такую фигуру, мужской – за возможность обладать ею во всех смыслах и позах.

Она перед глистом в таком виде расхаживает? Не сыграть ли в тетрис с его позвоночником?.. Знал, чтобы, гадина, на кого можно пялиться, а на кого опасно для здоровья.

– Сюрприз, – повторил Олег, сделал шаг вперёд, протянул кашпо с синей шапкой растерявшейся Тине, которая смотрела широко распахнутыми светло-синими глазищами.

Не голубыми, а именно синими, едва светлее упруго покачивающейся в горшке лобелии.

– Пригласишь? – подсказал он, подмигнув.

О том, что в квартире находился парень, возможно, не чужой человек Тине, Олег думать не собирался. Был не чужой, станет чужим. Не для покрытых акне жердей такие девочки появляются на свет.

Прости, пацан, твой поезд ушёл. Видишь, за поворотом дым из трубы? Тебе в том же направлении.

– Я ненадолго, только после дежурства. Цветы увидел, сразу о тебе подумал, – пояснил он свой визит.

Естественно, ни о чём, кроме лобелии и балкона, где той предстоит жить, он думать не думал.

Святая простота. Сама невинность!

– П-проходи, – выдохнула Тина, распахивая шире дверь в комнату, одновременно забирая кашпо.

Довольный взгляд на подарок от Олега не скрылся. Зачёт тебе, Калугин! Молодец!

Стандартная шестнадцатиметровая комната с балконом. Ремонт… не получалось даже примерно прикинуть каких годов. Определённо, Олег тогда ещё не родился. Мебель из полированного, тёмно-коричневого ДСП тянула на антиквариат эпохи застоя. Сейчас подобную разве что в музее СССР найти можно, или в квартире особо упрямой бабули, категорически отказывающейся от перемен.

Люстра с круглыми плафонами с нарисованными цветами, покосившийся паркет ёлочкой, трюмо с тремя зеркалами…

И, несмотря на внешнюю неустроенность, почему-то уютно. То ли шторы от стены до стены, удивительно вписывающиеся в «интерьер» играли роль, то ли цветы на всех возможных поверхностях, то ли безделушки, расставленные продуманно, с любовью, то ли идеальный порядок, чистота, а то и сама хозяйка комнаты – всё создавало впечатление благоустроенности.

– Здесь… прости, – засмущалась Тина, окинув виноватым взглядом своё жилище.

– Отлично всё, – засиял Олег. – У тебя очень уютно. Красиво, правда, – совершенно не слукавил он. – Тебе к которому часу в колледж? – решил сразу разузнать свои временный рамки.

Вдруг у неё выходной, тогда совсем шикарно получится. За день справится, ночью уже…

От представленной картины мелкая дрожь пробежала по телу, в паху налилось, пришлось переступить с ноги на ногу. Хорошо, джинсы не в обтяжку, приободрившейся открывающимися перспективами приятель не бросался в глаза.

– Через сорок минут нужно быть. Я завтракать собиралась. Составишь компанию? Глазунью могу сделать, бутерброды, кашу, если хочешь, сварю.

– Буду, что ты, то и я, – довольно кивнул Олег.

Голоден не был, только разве откажешься, когда так предлагаю. Как именно «так», понятия не имел, просто отказаться не смог. Сказала бы сейчас «шагни с балкона» – шагнул бы и пошёл по воздуху.

– Устраивайся, – Тина показала рукой на заправленный диван. – Я сейчас, – поспешила на выход, машинально собирая волосы в низкий хвост.

Неосознанный жест, привлекательный в своей естественности.

– Тина? – окликнул он. – А кто этот парень, который дверь открыл?

Необходимо выяснить степень опасности и заинтересованности, просчитать свои дальнейшие действия и возможные действия соперника. Впрочем, характеристика «соперник» – преувеличение века, не меньше.

Соперник, блин. Глист с пушком на лобке.

– Сосед, мы учимся вместе. Стас.

– Стас, значит, – сощурился Олег, сдержав рифму, которая мгновенно начала крутиться на языке.

Справедливая рифма, если не сути, то по содержанию. Как прикажете называть придурка, перед которым его Маська в комплекте, подчёркивающим всё лучше сразу, шастает?

Олег сел, как было сказано, чувствуя себя немного Фиником. Дали команду – исполняет. Хороший мальчик, самый лучший, воспитанный.

Верой, правдой и послушанием заслужит свою вкусняшку и съест. Непременно!

Пока ждал Тину, неспешно оглядывал комнату. Безделушки, растения, стопки книг на рабочем столе.

«Основы микробиологии и инфекционная безопасность», «Неотложная доврачебная медицинская помощь», «Генетика человека с основами медицинской генетики»… В одних названиях запутаться можно.

В тишине, обволакивающем уюте, под звук механических настенных часов, сидя на диване, опираясь на подушку-думку, не заметил, как сами собой закрылись глаза.

Последняя мысль перед тем, как провалиться в глубокий сон – нужно было ещё кофе выпить, в крайнем случае, энергетик…

Ничего-ничего, он вполглаза подремлет, пока Маська готовит яичницу. Сколько это минут? Пять, семь, максимум десять. Успеет перебить дремоту.

Проснулся от солнечного луча, который безжалостно лупил в лицо, намекая, что на улице давно не утро. Огляделся осоловевшим взглядом, не сразу соображая, где он, что здесь делает, а когда вспомнил – где хозяйка этого усыпляющего уюта, всё ещё готовит завтрак?

И почему стрелки на часах показывают почти два часа дня?..

Он, что, вырубился?! Охренеть, нашёлся соблазнитель года!

Позорище…

Быстро понял, что в квартире один. Соседняя комната открытая и пустая. Глист, выходит, тоже ушёл. Точно, он же учится вместе с Тиной, значит, готовится к экзаменам.

Будущий медицинский работник… н-да. Где-то перевернулся в гробу один Гиппократ.