Моя подруга

Инна Тарасова. Моя подруга

Пролог

Сначала меня окружила серая дымка, затем разлилась густая мгла. Через несколько секунд я оказалась в полной тьме. И вдруг из тьмы выскочило Что-то. Я увидела его глаза – круглые, черные, без ресниц. Что-то наклонил голову сначала вправо, потом влево. Он приблизил ко мне свою серо-зеленую морду и посмотрел мне в глаза. Я услышала его голос прямо у себя в голове: «Кто ты?»

Глава 1. Что-то

Говорят, если долго смотреть в зеркало, то можно увидеть там монстра. Того, кем ты на самом деле являешься.

Я смотрела на свое отражение в зеркале. Рыжие слегка волнистые волосы, едва достающие до плеч. Раньше они были длиннее, но по мне так это уж слишком по-детски. Я попросила маму постричься покороче, и она мне разрешила.

А потом мне захотелось сделать в носу пирсинг. Я начала разговор издалека:

– Видишь ли, мама, есть такая штука, называется она септум. Это пирсинг в носу.

Мама засмеялась и сказала:

– Да, я в курсе – как у быка.

– Ну, мам, я серьезно, – сказала я и поняла, что так сильно хочется, что готова расплакаться.

– И я серьезно. Хотя с ним мне будет гораздо легче утром поднимать тебя в школу. – Мама мечтательно закатила глаза.

– Значит, можно? – все еще надеялась я.

– Значит, нет. – Мама была непреклонна.

Проколоть нос не разрешила, но сдалась на полукольцо-обманку. Я его снимала перед тем, как войти в школу, и надевала сразу, как только выходила из нее.

Еще через пару недель я стала выпрашивать пирсинг смайл. Я начала объяснять маме, что для этого надо проколоть уздечку под верхней губой, но она даже слушать до конца не стала.

Потом я захотела проколоть уши. Вроде у людей обычно наоборот: сначала хотят проколоть уши, а потом другие части тела, но у меня вот так. В этот раз мама меня поддержала.

Вечером за чаем мама призналась, что в моем возрасте она сама себе проколола уши иголкой. Я спросила маму, как к этому отнеслась бабушка, но она замялась и промолчала.

– Мам, а давай я себе сама сделаю на одном ухе вторую дырку, – воодушевилась я.

Мама согласилась, сказала только хорошо обработать. Как оказалось, она думала, я этого не сделаю. Видели бы вы мамино лицо, когда я вышла из ванны с торчащей в ухе иглой. Воткнуть сама смогла, а вот вытащить уже никак.

Следующей моей страстью стало тату. Я так и видела себя с машинкой в руках, набивающей очередной шедевр. Мы купили самую простецкую машинку и куски искусственной кожи, и я стала практиковаться под монотонное жужжание. Но на деле все оказалось скучнее: больные пальцы, кривые линии, и искусственная кожа, на которой я рисовала, все больше напоминала изгаженный лист бумаги. Через какое-то время азарт угас, и машинка отправилась пылиться среди тетрадей и недорисованных скетчей.

А потом я захотела заниматься пляжным волейболом, и мама опять меня поддержала.

В нашем клубе есть и баскетбольная команда. Их тренер постоянно пытается меня переманить к себе. Смотрит на мой рост и облизывается, как мой кот Кокос при виде сметанки.

У меня высокие оба родителя. Я и мой брат унаследовали от них ген великанов. В мои двенадцать лет рост у меня уже сто шестьдесят пять сантиметров. Почти все в классе ниже меня минимум на голову, а некоторые – на полторы.

Мало того, что я самая высокая, так еще и самая старшая. Мама не хотела отдавать меня в школу в шесть лет. Решила еще годик дать мне побыть ребенком. В сентябре я пошла в школу, а в январе мне уже исполнилось восемь.

А еще я довольно стройная. Это тоже плюс для баскетбола. Но я люблю волейбол.

Моя тетя, родная сестра моей мамы, играет в волейбольной команде, и это наша семейная гордость. Мы смотрим ее игры в прямом эфире и орем на весь дом.

В марте я только начала ходить на волейбол, а в начале июня меня уже отправили на соревнования.

– В смысле, соревнования? – моя тетя даже вскрикнула от такой новости. – Ты только три месяца ходишь. Кто так быстро отправляет на соревнования?

– Тренер сказал, смогу, – ответила я ей. – Да ладно. Соревнования у вас в городе. Увидимся.

Если бы я знала, что произойдет тогда, я бы никуда не поехала. Осталась бы тут и не отходила от нее ни на шаг.

Я пытаюсь что-то еще разглядеть в своем отражении. На мой взгляд, там и смотреть не на что. Нос как нос. Правда, коротковат. Как будто не вырос до конца. Узкие губы. Букет прыщей. Говорят, у меня янтарные глаза. Но я уверена – это просто мои волосы в них отражаются. Единственно, что я не увидела в отражении, так это мои ноги сорокового размера. Наследство. Как фамилия или цвет глаз – никуда не денешься.

Я умылась и легла в постель, засыпая под чавканье брата. Завтра мне придется опять вымывать из-под его кровати огрызки яблок.

Сначала меня окружила серая дымка, затем разлилась густая мгла. Через несколько секунд я оказалась в полной тьме. И вдруг из тьмы выскочило Что-то. Я увидела его глаза – круглые, черные, без ресниц. Что-то наклонил голову сначала вправо, потом влево. Он приблизил ко мне свою серо-зеленую морду и посмотрел мне в глаза. Я услышала его голос прямо у себя в голове: «Кто ты?»

Глава 2. Кто ты?

Я проснулась от будильника. Лежала и смотрела по сторонам. Не сразу поняла, что мне это все приснилось. Я не видела снов уже четыре месяца.

В последнем сне мы стояли с подругой на большой поляне, трава под ногами казалась влажной, будто после дождя, а воздух был наполнен густым запахом цветов. Она что-то сказала мне, но в тот момент в ушах начался ужасный гул, словно ветер закружился в вихре прямо над головой. Я видела лишь, как у нее двигаются губы. До сих пор не знаю, что именно она говорила. Наверное, теперь уже никогда не узнаю.

Каждый раз, когда вспоминаю этот сон, мне кажется, что одно слово я все-таки разобрала: «виновата». Да, я виновата. Мне не надо было уезжать. Да, я виновата. Мне не надо было ходить на этот дурацкий волейбол. Да, я виновата, виновата, виновата. Я это знаю. Ничего не изменить. Это все из-за меня. Это я во всем виновата.

Все лето и весь сентябрь я проваливалась в темноту, как только закрывала глаза. Только сейчас я поняла, что все это время не видела сны. Может быть, и не зря. Надо же было увидеть такой кошмар.

Пойду умоюсь и буду собираться в школу. И надо не забыть сделать вид, что поела.

Проходя мимо зеркала в коридоре, я заметила что-то странное. Мне вдруг показалось, что отражение в нем вовсе не мое. Оно задержалось на секунду дольше, чем должно было. Я сделала несколько шагов назад, снова посмотрела на свое отражение и спросила: «Кто ты?» Оно молчало. Конечно, молчало. Но почему мне казалось, что глаза там не совсем мои?

Если меня увидит мой брат, то мне придется несладко. Я бы даже сказала, солено. Подколов хватит лет на сто.

Моего брата зовут Андрей. Когда мама была беременна, она хотела назвать его Олегом, но вмешалась бабушка. Сказала, что если у него родится дочь, то будет она Олеговна. Звучит как «Оле говно». Решили назвать Андреем. Но и это имя сыграло с ним злую шутку. Сначала его называли в классе Андрюхой, а потом Рюхой.

Брат старше меня на четыре года. В этом году он заканчивает школу, а потом поступает в колледж.

Брата я люблю, но он мне надоел. Мне надоело засыпать, видя, как он пытается удобно улечься. Надоело просыпаться каждое утро под его недовольное ворчание. Я мечтаю о своей комнате. Не думаю, что это когда-нибудь случится. Хотя, как говорят: «Мечтать не вредно. Вредно не мечтать».

Мама рассказывала, что у ее одноклассницы были два брата и комната была одна, общая. Она обустроила себе комнату в кладовке. Но в нашей квартире нет ни кладовки, ни балкона.

Я умылась, подняла лицо… и снова увидела свое отражение в зеркале. Дверь в ванную я закрыла. Я знала, что тут никого нет, но все равно огляделась.

– Кто ты? – шепотом спросила я у своего отражения.

Пока шла в школу, смотрела в каждое стекло в машинах. Какое-то наваждение.

Школьный гардероб. И опять зеркала.

Первый урок на третьем этаже. С утра не очень хочется подниматься так высоко. Одно радует: по пути нет ни одного зеркала.

– Как достали эти ступеньки, – услышала я впереди голос, когда поднималась по лестнице.

Я помню ее. Она учится вроде в параллельном классе. То ли Даша, то ли Маша.

– Не тебя одну, – ответила я ей в спину.

То ли Даша, то ли Маша повернулась и уставилась на меня:

– С тобой разве кто-то разговаривал?

– Хочешь сказать, что ты разговариваешь сама с собой? – усмехнулась я. – Не думаешь, что это странно?

– Не вижу ничего странного в том, чтобы говорить вслух.

Видно было, что она не особо дружелюбно настроена. Да мне и не важно. Пусть дальше ворчит. Надо же. Ворчит. Прямо как мой брат по утрам.

Я зашла в класс, плюхнулась на стул и посмотрела на соседний – никого не пущу. Пусть даже не пытаются. Но никто и не пытался.

Правда один раз подходил мой сосед. Видать думал, что проживание через стенку что-то изменит. Он не успел открыть рот, как я ему сказала: «Свали отсюда».

– Как ты поняла? – спросил он меня.

– Заметила, как ты облизываешься от вида свободного стула, – огрызнулась я в ответ.

Думаю, облизывался не он один. Самая последняя парта – для многих лакомый кусочек, но ответ мой будет тот же: «Свали отсюда».

Впереди сидят две неразлучные подружки Амаль и Амина. Поначалу все думали, что они сестры. Настолько они похожи внешне. Волосы длинные и волнистые. Губы пухлые. Одного роста, примерно мне до плеча. У них даже имена начинаются одинаково. Учителя пытались их рассадить, но они все равно оказывались за одной партой. Они даже садились на стулья и сразу одновременно поворачивались лицом друг к другу.

– Он мне такой: «А че ты без настра?» А я ему такая: «Да нормально все». – Амина рассказывала Амаль свое очередное любовное приключение.

– Да ты че? А дальше че? – Амаль, как всегда, слушала с открытым ртом.

– А он мне такой: «Да не, я же вижу, что ты без настра». А я ему такая…

Остальная часть беседы слышалась мне, как сплошное: «А он мне такой… а я ему такая». Чокнутые. Что тут еще скажешь? Целыми днями тарахтят без остановки, уткнувшись друг в друга.

Весь урок вместо голоса учителя один сплошной гул. А ведь я спала часов девять, но ощущение, что даже глаз ни на минуту не сомкнула.

Прозвенел звонок. Я подхватила рюкзак, на ходу запихала туда учебник и выскочила из класса, пока не услышала очередное: «А он мне такой… а я ему такая…»

Я столкнулась с ней нос к носу в коридоре. И опять в голове: «Кто ты?»

– Чего уставилась? – спросила меня то ли Даша, то ли Маша.

За один урок она явно не стала дружелюбнее.

– Ты че злая такая? – спросила я.

Мне не нужен был ответ. Я обошла ее и пошла на второй урок.

– На себя посмотри, – крикнула она мне в спину.

Что? На себя посмотри? Это что сейчас было? От такой наглости я даже застыла на месте, но посмотрела на свое отражение в окне, и опять этот голос в голове: «Кто ты?»

Последняя физра. Я, как всегда, стою самая первая. Как жираф, и даже львы мне дышат в пупок. Нет, жираф банально. Скорее, как мачта. Это для нашего региона больше подходит. Дует морской прохладный ветер. Капли соленой воды на губах. Меня сегодня даже так же качает от недосыпа из стороны в сторону, как мачту.

Еще тепло, и занятия на улице. С одной стороны, свежий воздух, что с другой, я не успела подумать. Физрук своим криком заглушил мои мысли. Такой смешной, когда кричит. Он говорит так тихо, что ему самому приходится напрягаться, чтобы заорать во весь голос. Заорет, а потом кашляет. Оставшуюся часть урока он только свистит в свисток и руками машет.

– Направо. Бегом марш. Три круга вокруг школы.

Можно было и не произносить это. Мы уже, как дрессированные собачки, все запомнили. Каждый урок одно и тоже. В прошлом году он нас пытался научить маршировать под песню. В этом, похоже, понял, что бесполезно.

Все. Пробежала. Теперь покидаем что-нибудь. Что там у нас сегодня по плану? Граната? Была бы настоящая, может, я и бросила бы дальше. Как хорошо, что еще не заставил сегодня бегать на время.

В раздевалку – и домой. Весь день в голове стоит гул. Приду домой и свалюсь на кровать. Надеюсь, что у брата еще один урок и что он задержится после школы с друзьями.

Я шла к главному входу, но заметила открытую дверь, ведущую во внутренний дворик школы, и быстро шмыгнула туда, пока никто не видел. Если выйти через нее, можно не обходить всю школу. Выйти я не успела, кто-то заскочил с улицы, и мы столкнулись возле двери:

– Бежим! Там Тумбочка!

– Я тебя видела! – прогремел голос завхоза откуда-то снаружи.

Сердце пропустило удар, а потом ухнуло вниз. Я сорвалась с места, перепрыгивая через ступеньки, чувствуя, как кровь застучала в висках.

– Стоять! – завхоз крикнула громче.

Я влетела в коридор и свернула за угол. Стена. Еще один поворот. Остановилась я только за углом школы и только тогда поняла, что рядом со мной стоит та самая девчонка – то ли Даша, то ли Маша.

– Да ты издеваешься. Ты что, меня преследуешь? – спросила я ее.

– По логике, это ты меня преследуешь. Ты шла за мной по лестнице. Ты выходила за мной там, – она кивнула в сторону второго выхода.

Я не стала с ней спорить – мне хватало вечного боя с братом. Да и день сегодня странный. Развернулась и пошла домой.

– Я Эмма, – раздалось у меня за спиной.

– Поздравляю, – ответила я ей, не поворачиваясь.

Глава 3. Пухляндия

Мама крутится возле зеркала и, как всегда, восхищается своим отражением:

– Эмма, посмотри. Скажи же, красота неземная!

– Говорю, – ответила я сквозь зубы.

– Даная, что тут еще скажешь.

Раньше я думала, что Даная – это персонаж из сказки. Я представляла высокую черноволосую красавицу с длинной толстой косой, узкой талией и огромными зелеными глазищами. Когда я подросла, узнала, что Даная – это название картины. На ней лежит та самая дама весом килограммов сто и принимает воздушные ванны голышом.

– Скинуть бы три-четыре килограмма, и было бы идеально. – Мама все никак не могла отвести от себя глаз.

Сколько себя помню, столько и слышу про Данаю и про три-четыре килограмма. С каждым годом моя мама набирает эти самые три-четыре килограмма, и каждый раз именно они кажутся ей лишними.

– Эх, кровь с молоком, – продолжала восхищаться мама.

Я как-то смешивала краски. Красный с белым дает розовый. Где она там увидела розовое?

В отличие от мамы, отец заморачивается своим весом. Недавно он купил беговую дорожку. Смотрит сначала на нее, потом на меня, вздыхает и каждый раз резюмирует: «Вот же Пухляндия».

Не знаю, в кого я такая. Мама говорит – в отца. Отец говорит, что в мать. Я с ними никогда не спорю, ведь человек состоит пятьдесят на пятьдесят из обоих родителей. У нас в городе даже есть сообщество, которое так и называется – «Полупапамама». Философия, которую они продвигают, учит принимать в себе качества обоих родителей, а последователей этого течения так и называют полупапамамами. Я видела их как-то на берегу моря. Они сидели в странных позах и как мантру постоянно повторяли: «Я – полупапамама».

Я не горжусь своим весом, но и не стыжусь его. Пухляндия даже звучит, как название страны.

В классе у нас есть тайное сообщество ПП. Кто не знает, что такое ПП, объясню, что это правильное питание. Даже вникать не хочу. От одних разговоров тошнит. Я думаю, правильное питание – это когда хочешь есть – идешь и ешь. Если не хочешь, можно перекусить или хотя бы чайку попить. Вот идеальное ПП.

Я оделась и прошла мимо зеркала. Хоть я и не стыжусь своего веса, все же лишний раз расстраиваться не хочу, поскольку смотреть там особо не на что.

Первый урок на третьем этаже. Вот повезло так повезло. На втором этаже уже ноги устали. А еще надо пройти два пролета.

– Как достали эти ступеньки, – проворчала я вслух.

– Не тебя одну, – услышала я позади.

Не ожидала, что кто-то ответит мне. Кому какое дело, что я говорю? Разве я к кому-то обращалась? В любом случае, надо поставить эту нахалку на место. Я постаралась сделать лицо как можно суровее и повернулась.

– С тобой разве кто-то разговаривал? – спросила я ее.

– Хочешь сказать, что ты разговариваешь сама с собой? Не думаешь, что это странно? – ответила она мне.

Вот нахалка. Еще и ухмыляется.

– Не вижу ничего странного в том, чтобы говорить вслух.

На перемене после первого урока опять столкнулась с ней, когда заходила на второй урок. Похоже, она не собирается меня пропускать. А ведь я ее вроде старше на год. В параллельном ее точно нет, но и в старших классах вроде тоже. И не новенькая. Видела я ее раньше. Такую каланчу как не заметить?

– Че уставилась? – рявкнула я на нее.

– Ты че злая такая?

Она обошла меня и направилась в сторону лестницы.

– На себя посмотри, – крикнула я ей вслед.

После уроков я шла к выходу и увидела открытую боковую дверь. Через нее нельзя было выходить. Да мне и не надо. Если выйду, то придется обходить всю школу. Я прошла мимо, но остановилась.

Каждый день я совершаю одни и те же действия. Надо хоть иногда ломать алгоритмы. Я вернулась, вышла на улицу и наткнулась на испепеляющий взгляд нашего завхоза. Быстро убежать не получилось. У выхода я наткнулась еще на кого-то.

– Бежим! Там Тумбочка! – крикнула я.

Тумбочка – это наш завхоз. Почему Тумбочка, не знаю. Когда я пришла в школу, уже так было. Может, из-за фигуры. Ростом она была метра полтора, и то в прыжке. И довольно широкая во все стороны. К тому же у нее всегда была короткая стрижка «площадка». Хоть вертолет сажай. Или, как вариант, можно поставить вазу с цветами.

– Я тебя видела! – донеслось с улицы.

Остановились мы за углом школы. Только тогда я заметила, что это опять она.

– Да ты издеваешься. Ты что, меня преследуешь? – выпалила она.

– По логике, это ты меня преследуешь. Ты шла за мной по лестнице. Ты выходила за мной там, – ответила я и кивнула в сторону запасного выхода.

Она развернулась и пошла к выходу с территории школы. Не знаю, почему я это сделала. Я не собиралась, но слова сами выскочили изо рта:

– Я Эмма.

– Поздравляю, – ответила она.

Да уж. Сама общительность!

Зачем мне эти лишние проблемы? Все равно ничего не выйдет. Уже сколько раз пыталась. Каждый раз говорю себе: «Да не лезть ты», и все равно опять лезу. К тому же что я могу предложить. Истории про своих трех братьев и маму, которая красуется перед зеркалом. Кому это интересно.

Но через пару дней идея появилась. Правда, она так себе. Но это хоть что-то. Заинтересуется – хорошо. Нет, ладно. Больше не буду к ней лезть.

Глава 4. Имя, сестра, имя

Не сразу поняла, что это сон. Думала, что просто лежу на кровати с закрытыми глазами. Почувствовала чье-то дыхание и еще подумала: «Андрюхе, похоже, делать нечего – разглядывает меня». А потом я поняла – это Что-то. Он склонился надо мной. Я лежала и не могла пошевелиться. Я не видела его, но знала, что это он.

Не думала, что опять буду видеть сны. И уж тем более не думала, что увижу снова во сне Что-то. А потом я вновь услышала: «Кто ты?»

– Ты че, дышать не можешь? – Андрей тряс меня за плечо.

– Могу, – я отмахнулась.

– Я думал, ты задыхаешься.

– Не дождешься.

Оставшуюся часть ночи я то проваливалась в пустоту, то просыпалась.

Пятница. Люблю, люблю! Впереди два выходных.

Я шла в школу, не оглядываясь по сторонам, чтобы опять не увидеть своего отражения. После второго урока я пошла в столовую и услышала за спиной уже знакомый мне голос:

– Так что там с твоим именем?

– Все нормально с ним, – ответила я.

Разговаривать не хотелось. Ужасно хотелось спать. Я взяла булочку с чаем и села за свободный столик.

– Ого, булочка. Потолстеть не боишься? – То ли Даша, то ли Маша, которая оказалась Эммой, плюхнулась на стул напротив меня.

– В отличие от тебя, мне это не угрожает, – ответила я ей.

– Да ты само остроумие.

– Не помню, чтобы я тебя звала, – сказала я ей, но она не ответила. Сидела и чавкала булочкой. – А ты потолстеть не боишься?

– Нет. Мой отец купил беговую дорожку. Я каждый день смотрю, как он бегает. Так что мне потолстение не грозит.

– Так это он бегает, а не ты.

– Ты когда-нибудь смотрела, как человек бегает? Попробуй. Ощущение, будто бежишь сама. Я устаю уже от одного вида, как он бегает. Так что с твоим именем? – спросила она, но я опять молчала. – Если не хочешь назвать имя, хоть фамилию скажи.

Удар по самому больному. Мамина фамилия в девичестве была Тихомирова. Тихий мир. Очень подходящая фамилия для нашей семьи. У нас никто не кричал, даже не разговаривал громко. И уж тем более никогда не ругался.

Семья моего отца, наоборот, ужасно шумная. Баба Галя, мама моего отца, говорит так, как будто ей надо докричаться до соседнего города, хотя сидит в метре от тебя. От них нам и досталась фамилия то ли в дар, то ли в наказание. Скорее, последнее.

Мама меня успокаивала. Каждый раз, когда она видела не менее дурацкую фамилию, она считала своим долгом поставить меня в известность:

– Была сегодня в поликлинике. Там тетка стояла в регистратуре в очереди впереди меня. Спросили ее фамилию, а она говорит: «Неизвестная». Тетка в окошке не поняла. Говорит: «В смысле неизвестная? Вы что, свою фамилию не знаете?» Та говорит: «Знаю. Неизвестная моя фамилия». Вот умора.

И таких историй накопилось штук сто. А еще ее любимый анекдот:

«В армии идет перекличка:

– Иванов.

– Я.

– Петров

– Я.

– Сидоров

– Я.

– Череззаборногузадерищенко

– Я.

– Ничего себе фамилия

– Я».

Расскажет в двухсот пятидесятый раз – и смеется.

Я глубоко вдохнула и выпалила:

– Птица.

– Что птица?

– Фамилия моя.

– Птица. Надо же. Тебе, наверное, достается из-за нее?

– Даже не буду говорить.

– У меня фамилия Бенц. Эмма Бенц. – Она сделала акцент на своем имени, намекая на то, чтобы я назвала мое.

– Как машина?

– Да.

– С ней вряд ли у тебя когда-нибудь были проблемы.

– Не скажи. Меня называли и Бену, и Бени. Хорошо хоть не прилипло.

– Бывает. У нас в классе есть Кожапиева Айна. Так ее и Кожаниязова называли учителя, и Кожапулькина, и даже Комсомолова. Мы поначалу сразу исправляли, когда они только начинали кококать. Но потом перестали. Стало забавно коллекционировать их варианты.

– Это еще нормально. У нас вон в классе одна на физре через «козла» прыгнула, и все. Теперь она Пердонелла.

– Я даже знаю, про кого ты. – Я не сдержалась и засмеялась.

– А знаешь, кто придумал? – Она прищурила хитро глазки.

– Нет, но теперь буду знать.

– Ладно, не хочешь говорить имя, не надо. Буду называть тебя по фамилии.

Она встала, взяла пустой стакан и сделала несколько шагов, но я остановила ее:

– Лучше не надо.

– Имя, сестра, имя.

– Любишь мушкетеров?

– Мама в восторге. Ладно, пока, – она сделала небольшую паузу, – Птица.

– Ок, я Элла. Элла Птица, – сказала я, также сделав акцент на имени.

– Эмма Бенц и Элла Птица. А звучит-то ничего.

После уроков меня задержала классная. В этом году планировались соревнования по волейболу среди школ.

– Элла, но ты же занимаешься волейболом, – уговаривала она меня.

– У меня травма была. Врачи запрещают, – ответила я.

На это у нее аргументов не было.

Пока я была у нее, все уже разбежались по домам. Я вышла со школы и сразу свернула налево.

– Куда полетела, Птица? – услышала я голос Эммы.

– Уже сто раз не интересно.