Юлия

1. День святого Валентина

В учительскую постучали. Юлия Михайловна не ответила. Учителя стучаться не будут, а остальные пусть думают, что никого нет. Она отдыхала, удобно устроившись на диванчике и прикрыв глаза. Тот, кто был за дверью оказался настойчивым, постучал ещё раз, приоткрыл дверь, заглянул.

– О, Юлия Михайловна! Так и думал, что вы здесь. У меня для вас кое-что есть.

Юлия Михайловна в удивлении воззрилась на подростка. То, что в школе будет отмечаться День святого Валентина, она, конечно, знала: на педсовете обсуждали мероприятие, назначали ответственных.

Ей поручили оформить короб для открыток-валентинок, которые потом разнесут адресатам старшеклассники. Но не предполагала увидеть почтальона с крылышками феечки, что продаются в магазинах игрушек. Забавно: взрослый мальчик и в таком наряде.

Интересно, а её Саша согласился бы исполнить роль такого почтальона. Сын учился в этой же школе, в первом классе.

И ещё больше удивилась, когда рядом с ней положили десять валентинок. Она усмехнулась про себя: надо же, какая популярность. Одну открытку узнала сразу: Сашина. Мельком видела, как сын мастерил. На душе сначала стало тепло, а потом тоскливо. Купидончик замялся:

– Юлия Михайловна. Вы нам очень нравитесь. Ну, не ругаетесь, двойки не ставите, рассказываете интересно. Это вам от нашего класса, – он вынул из сумки коробку конфет и протянул учительнице.

– Спасибо, – женщина с благодарностью посмотрела на мальчика. Он смутился и убежал.

Стало неловко: сконфузила ребёнка. Но ей действительно было очень приятно, она никак не ожидала, что новенькой учительнице по рисованию подарят конфеты. Надо же, коробка конфет! Завтра они устроят дома настоящий праздничный обед. Саша обрадуется.

Она усмехнулась и вздохнула: кто бы мог подумать, какая пропасть будет лежать между 14 февраля этого года и того, восемь лет назад.

***

Юлина учёба в институте искусств подходила к концу. Студенты последнего курса всех направлений решили перед выходом на диплом устроить эдакий прощальный концерт, посвящённый Дню влюблённых.

В холле вуза повесили плакат (из шести листов а0!) – приглашение на праздник для преподавателей и тех, кто по неведомым причинам, оказался в отрыве от институтского флешмоба. А перед входом в зрительный зал устроили выставку работ студентов-художников на тему любви.

Юля стояла чуть в стороне от картин и наблюдала за публикой. Она в последний момент решилась выставить картинки обнимающихся людей, считая их слабыми даже для набросков: ничего более подходящего ко Дню влюблённых у неё не было. Она предпочитала графические пейзажи. И переживала, что её работам достанется много негативных комментариев.

Возле картин крутился один из преподавателей. Знакомые с музыкального направления, у которых он читал историю музыки, рассказывали всякие страшилки: к его семинарам готовились, как к последнему бою, сдать экзамен с первого раза считалось подвигом, а получить отлично – значило быть любимчиком небес.

Роман Васильевич рассматривал работы и кривился: да, нынешних художников можно (с натяжкой) назвать абстракционистами, авангардистами, символистами или модернистами, но до классицизма, академичности им, как до луны, а уж о флорентийской манере и упоминать смешно, да и, вообще, знают ли они что это такое. Роман Васильевич сокрушённо покачал головой в такт своим мыслям. Не считал он абстракционизм или символизм высоким искусством, не считал. Тут его взгляд упал на полупрозрачные зарисовки обнажённых тел.

– А это что за…– он поднял глаза, чтобы найти слушателя и высказать ему своё возмущение, но замолчал не договорив.

На него огромными голубыми глазами в обрамлении пушистых чёрных ресниц смотрела высокая брюнетка в красном мини-платье, с ногами, как говорится, от ушей. Нежное бледное лицо порозовело от смущения, а пухлые, яркие без помады губы, шевелились:

– Вам не нравится? Пожалуйста, объясните мне. Я хочу понять, что здесь не так.

Роман Васильевич молча таращился на девушку. О чем она спрашивает? Не нравится? Да как может не нравится такая писаная красавица. Она – идеал во плоти. Где-то глубоко внутри шевельнулось и затихло ощущение узнавания.

– Что вы! – его голос дал «петуха» и он закашлялся, прочищая горло, – Это ваши работы?

Получив улыбку-подтверждение, он с жаром принялся нахваливать наброски, предназначенные минутой ранее для порицания, находя в них всё больше и больше красоты, изящества, мастерства и высокого смысла.

Девушка внимательно слушала, наклонив голову к собеседнику. Мужчина был ниже на голову. Она видела тщательно зачёсанную проплешину среди мышиного цвета волос. Но то, как он рассуждал о её работах очень нравилось: оказывается, она талантлива. А она-то думала…

Она что-то спросила, а он рассказал ей о рисунках Дюрера, привёл в пример Матэ, упомянул Фаворского и закончил обзором графики Дали. Юленька завороженно слушала. Он рассказывал так живо и интересно, что создавалось ощущение его личного знакомства с этими людьми.

Они забыли про концерт. Он предложил прогуляться, она согласилась. В свете фонарей искрились невесомые снежинки, их обгоняли спешащие куда-то люди, а они всё говорили и говорили.

Юленьке стали не важны возраст Романа, невзрачная внешность и маленький рост. Она как-то сразу влюбилась, но не решалась открыться.

Он был внимателен, нежен, заботлив, интересен в разговорах, но при этом, как бы невзначай, всегда придавал нужное направление в мыслях девушки, поправлял в рассуждениях.

– Юленька, ты так наивна, так чиста. Ты прямо, как небожитель – всех любишь, понимаешь. Многие захотят воспользоваться твоей добротой. Тебя нельзя оставлять без присмотра, – ласково говорил мужчина, приобнимая девушку и проводя пальцами по её скулам и чуть вниз по шее.

Юленька млела от ощущения защищённости, надёжности и чего-то пока неведомого, но прекрасного рядом с взрослым мужчиной, который так понимал и ценил её. Как-то так случилось, что несмотря на яркую внешность, у неё не было поклонников. Её мама говорила:

– Юля, ты серьёзная и романтичная одновременно. Мальчики тебя не понимают.

Дочь вздыхала, но меняться ради мальчиков не хотела. Не понимают – ну и не надо, не доросли, значит. А познакомившись с Романом твёрдо уверовала, что принять её может только зрелый человек, разбирающийся в тонкостях души и искусстве.

Она безоговорочно впитывала его утверждения и взгляды, и укоряла всех, кто, по мнению возлюбленного, мешал жить и раскрываться в искусстве. (А таких людей и обстоятельств оказалось много).

Рома доверительно рассказал, как мечтал стать известным музыкантом. Но у него есть старая мать – женщина одинокая и простоватая. Он вынужден заботиться о ней, помогать, присматривать, чтобы не натворила глупостей.

– Тут не до искусства, – с горечью вздыхал мужчина.

А ещё он подавал в аспирантуру:

– Но, Юленька, ты же понимаешь, там только «свои». Сколько пришло людей, которых я и в глаза в институте не видел, но они оказались – то чей-то племянник, то чья-то внучка. И где они до этого были – не понятно.

Рома сдал вступительные экзамены, конечно, не так блестяще, как те. Но его всё же заметили и оставили в вузе. Долгое время он был просто ассистентом, потом уже назначили преподавателем. И он, несмотря на то что не имеет учёной степени, даёт лучшие знания, чем остепенённые.

Юля сочувствовала и как могла старалась утешить, растворяясь в любимом. Роман Васильевич преисполнялся гордостью: в него влюбилась молодая красивая женщина, она принимала его установки, не замечала дурных черт и не просила ничего взамен.

Им даже не пришлось скрывать свой роман в институте. Юленька вышла на диплом и появлялась в вузе не часто. Свидания проходили в парке, подальше от тех мест, где могли встретиться знакомые. Прогулки, редкие посиделки в кафе и бесконечные разговоры. А однажды, когда было особенно промозгло на улице, Роман Васильевич пригласил Юлю к себе.

Любимый проживал в восьмиквартирном деревянном бараке. Ввиду аварийного состояния, барак недавно признали непригодным для жилья. Квартирами обитателей не обеспечили (не успели), и каждый ютился, где мог: кто-то снимал угол, кто-то гостевал у друзей или родственников. Мать ушла к тётке – своей родной сестре. Та тоже – женщина одинокая, и вроде бы, обе остались довольны.

Друзей у Ромы не было, к родне идти не намеревался (хотя ему предлагали), справедливо полагая, что придётся подстраиваться под режим и образ жизни старушек. С матерью он мог вести себя по-свойски, но портить отношения с тёткой, приютившей его родительницу, не хотел. Так вот он и остался один во всём доме.

Юленьке показалось очень романтичным жить одиноко в развалюхе. Она с интересом зашла в квартиру.

Скромная, самая обычная обстановка, пыль, небольшой беспорядок. Комната казалась нежилой, спешно покинутой хозяевами при загадочных обстоятельствах. Флёру таинственности способствовало большое чёрное фортепиано старого образца, из тех, чей голос звучит объёмно и полно.

В полном восторге девушка подошла к инструменту, погладила по пыльной крышке.

– Сыграешь?

Не сказав ни слова, не взглянув на гостью, Роман отрешённо сел за пианино, старенький стул под ним скрипнул и покосился. Играл Роман Васильевич замечательно. Слушая Моцарта, Юленька представляла дворец, танцы королей и королев, а за колоннами шепчущихся интриганов. Бах вызвал ощущение растворения в космосе и путешествия среди звёзд.

Юля, затаив дыхание, слушала живую музыку. Ей казалось, что каждая сыгранная нота – только для неё, и в ней некий скрытый смысл. Сумел Ромочка произвести впечатление, сумел.

Наконец, он завершил концерт и пересел на диван к Юле. Какое-то время они молчали. Девушка наслаждалась звучавшими в голове последними аккордами, а пианист что-то обдумывал.

Так же молча он перетянул Юлю к себе на колени.

– Юля, – проникновенно начал он, взяв руку девушки и очерчивая большим пальцем внутреннюю сторону её ладошки, – Юленька, я люблю тебя. Очень люблю. Ты – моя единственная, желанная. Я хочу тебя. Всё, что говорят про до и после свадьбы – предрассудки. Я не стану любить тебя меньше, если ты сжалишься надо мной и станешь моей до свадьбы. (Тут Юля растерялась: он так уверенно говорит о свадьбе, будто это дело решённое. Он так любит её и так уверен в ней? Он хочет жить вместе с ней?) А ты? Ты любишь меня? Скажи, что любишь, пожалуйста, – он чуть потянул за рукав кофточки и легко поцеловал оголившуюся впадинку возле ключицы…

Начался новый этап их взаимоотношений. Роман Васильевич рассказал какие мучительные чувства испытывает и честно признался чего хочет (и как). Юля краснела, бледнела, не знала, что ответить и о чём подумать.

Убедительность, пылкость и опытность мужчины сделали своё дело, она доверилась ему. Его терпение и осторожность были вознаграждены. Юленька почувствовала себя желанной, нужной, единственной и очень счастливой. Самой счастливой женщиной на свете.

Она согласилась перенести свидания в квартиру любимого, не страшась, что её кто-то увидит и осудит.

2. Что нужно для счастья

Прозвенел звонок с урока. Юлия Михайловна вздохнула: что толку вспоминать прежние чувства. Как будто и не с ней это было. Было и ушло – в далёкие дали, где она умела счастливо смеяться, и ждала с удовольствием новый день.

Вот если бы возможно было вернуться туда, то… Женщина невесело усмехнулась: вряд ли что-то поменялось бы – она слишком простодушна. Волна уныния окатила её. Она мысленно отчитала себя: хватит плакаться, надо собраться и работать.

Сложила в сумку подарки и поднялась с дивана. Сейчас у неё 7а, потом 7в, а потом они с Сашей пойдут домой.

Сын, увидя сладости пришёл в восторг:

– Ух ты! Нам подарили конфеты! Вот не зря ты к нам в школу пришла работать. Теперь и нам подарки дарить будут.

Юля улыбнулась и потрепала сына по макушке. Конечно, не зря. Хоть какие-то деньги в семье появились.

***

Опустевший Ромин барак ограбили. В один непрекрасный день он вернулся в пустую квартиру. У него вынесли пианино, телевизор и холодильник. Роман Васильевич был ошеломлён и встревожен: он даже мысли не допускал, что к нему могут залезть воры. В милицию не пошёл, высокомерно заявив, что те всё равно искать не умеют. А оставаться в бараке одному стало страшно.

Руководство вуза сжалилось над бедолагой-преподавателем и выделило ему комнатушку, на первом этаже рядом со входом, в которой обычно хранился инвентарь для уличных работ, а ещё Романа Васильевича оформили сторожем, чтобы он мог на полном основании находиться в здании ночью.

Он перетащил в подсобку оставшиеся вещи и успокоился. Ему понравилось. Не надо было рано вставать на работу, тратиться на проезд, коммунальные услуги.

Вечерами, когда все расходились, его навещала Юленька, приносила еду, забирала грязные вещи. Она не могла допустить, чтобы ограбленный и бездомный любимый мужчина, голодал и был не ухожен. Она жалела его, сочувствовала отсутствию элементарных бытовых удобств в комнате. Ей не приходило в голову, что взрослый мужчина мог самостоятельно решить вопрос с питанием и стиркой.

Юленька жила в общежитии и кроме учёбы подрабатывала в доме детского творчества преподавателем рисунка. Роман благосклонно принимал заботу, но каждый раз уточнял:

– Ты сейчас работаешь потому, что мы не женаты. Но когда выйдешь за меня, работать не будешь. Моя женщина не должна работать. Будешь заниматься домом и искусством.

В понятие «работа» домашний труд не входил.

Юленька улыбалась, восхищалась и соглашалась. Мысли, что зарплата преподавателя совсем невысока, не только не тревожили её, но даже не возникали: она была уверена в материальном благополучии мужчины. А если появлялось иногда сомнение, что домашний труд – это тоже работа, от которой она уже не свободна, то быстро затиралось Ромочкиными рассуждениями о жизни. А рассуждал он красиво, убедительно, справедливо.

– Ты – женщина. Твоё предназначение дарить красоту и счастье, ждать мужчину, а не говорить, что устала, и не пересказывать рабочие передряги. Всё это, Юленька, убивает любовь. Я хочу видеть тебя весёлой, а не измождённой, – покровительственно говорил мужчина и притягивал девушку к себе.

После защиты диплома из общежития Юлю выселили, и она перебралась к Роману. Снимать квартиру он категорически не хотел, брызгал слюной, понося всех, кто сдаёт квартиры внаём и наживается на бездомных. Юленька успокаивала любимого, соглашаясь, что они не будут кормить барыг, а дождутся положенных им метров.

Они считали себя людьми скромными, непритязательными, умеющими ценить малое, и многозначительно переглядывались или хмыкали неодобрительно, видя, как другие идут в ресторан, или несут пакеты с новой одеждой.

Они подали заявление в ЗАГС и ожидали назначенной даты бракосочетания.

Юленька по телефону поставила родителей перед фактом: она выходит замуж. Родители охнули и пригласили дочь с избранником в гости для знакомства.

Мать и отец когда-то окончили тот же вуз, но теперь жили в другом городе, работали в театре: мать – художником по костюмам, отец – декоратором. Дочь заинтриговала их, сказав, что жених старше и преподаёт в институте и все подробности они узнают при встрече.

– Ты… – увидев, с кем пришла их единственная дочь, мать сначала растерялась, а потом разразился скандал.

Рома… Он изменился. Волосы посерели и поредели, появилась небольшая полнота, из-за которой рост, казалось, уменьшился. Но взгляд остался прежним: пренебрежение с превосходством.

– Как ты мог! – женщина была в ярости, – Это что – такая изощрённая месть? Я тебя раскусила, так ты дочери моей голову запудрил!

Они вместе учились. Точнее, она перешла на последний курс, а Рома только поступил на факультет музыкального искусства. Глядя на прежнюю пассию, он наконец-то сообразил, кого напоминала Юля.

– Дочь, ты не знаешь его, – кричала мать, – он думает только о себе, у него все виноваты, кроме него. Он – эгоист. Он даже ухаживал за мной, так, как будто делал одолжение, а я должна была в обморок от счастья падать и его на руках носить. Он – неудачник. Он – лентяй. Он хотел, чтобы всё само к нему, как из рога изобилия, падало, а он ещё и выбирал.

Роман Васильевич сидел в кресле молча, скрестив руки и выпятив нижнюю губу. Он ничего не собирался объяснять. Его вид выражал надменное удивление, смешанное с брезгливостью.

Юля пыталась защитить любимого:

– Мамочка, прошли годы и всё изменилось. Человек с годами становится мудрее, уходит юношеское себялюбие, максимализм. Мамочка, он не такой! Он интеллигентный, умный, добрый. Он любит меня, и я очень люблю его!

– Глупая девочка, измениться может только тот, кто умеет прислушиваться к другим, кто ценит других, уважает, кто хочет этого, но не тот, кто считает себя всегда правым, и, да, скорее всего он изменился, но в худшую сторону! – негодовала мать, – Посмотри на себя. Ты красавица, умница, у тебя перспективы. А он? За эти годы кем он стал? Старший преподаватель? А почему он не кандидат наук хотя бы, если такой умный? У тебя с ним не будет будущего. А где вы будете жить? У него жильё-то хоть есть? – кричала мать.

Она попала в точку, отчего Юля ощутила себя особенно уязвлённой. Да, жилья не было. То есть пока не было, но ожидалось в скором будущем.

Пока было лето, Юля чувствовала себя в комнатушке неплохо (они даже выкроили уголок для её мольберта), но переживала, ожидая осеннего наплыва.

Слова матери о жилье ранили её, но вместо того, чтобы принять их справедливость, она обиделась – мать не понимает, что она счастлива с этим мужчиной, не понимает, что он любит её, что все трудности временные, и они со всем справятся.

Отец в разговор не вмешивался. Он тоже помнил Рому, помнил и то, как однажды пригрозил устроить «тёмную», если тот не отстанет от его девушки, помнил надменное: «Да пошёл ты!» и злобный взгляд, помнил, как устроил- таки «тёмную», а потом его чуть не выгнали с последнего курса.

Отец суетился возле супруги, по лицу которой разливались красные пятна. Принёс вентилятор и направил на женщину, гладил её ладони, бормотал что-то успокоительное про хорошую девочку Юленьку, которая, конечно, не права, но она всё-всё обдумает, накапал корвалол и придерживая стакан, напоил супругу.

Ему тоже не нравился выбор дочери, но как разобраться в этой ситуации быстро и без агрессии, которую выдала жена в избытке, он не знал. Хорошо бы разойтись, и поговорить с Юлей наедине, да теперь вряд ли она захочет и послушает совет родителей.

Юленька плакала. Родители не одобрили её выбор. Не поняли, какой замечательный человек её любимый. Не захотели слушать о нём. Не дали объяснить. Её не услышали. Её оскорбили недоверием. Её унизили. Она не права, она всегда для них неправа. В голове гремели обвинительные слова матери.

Она выскочила из дома. Ей стало физически больно находиться рядом с близкими, так грубо и жестоко отнёсшимися к ней, не оправдавшими её ожиданий.

Рома догнал на лестнице, остановил, прижал Юлю к себе. Успокаивал без слов, поглаживая по спине.

– Не хочу больше сюда возвращаться, это не мой дом, – всхлипывала девушка.

На улице Роман взял Юленьку под локоток и оглядевшись, завёл за угол дома, где кусты и деревья образовывали гущу, в которой можно было укрыться от любопытствующих.

– Юля, здесь есть поблизости парк или сквер со скамейками, где спокойно посидеть можно? И перестань плакать, хватит уже. Ты вся опухла, красная. Мне рядом с тобой идти даже неудобно, ещё подумают, что это я тебя довёл до такого состояния.

Эти слова неприятно укололи Юлю. От Ромы она ожидала большего сочувствия и понимания. Но расстраивать любимого не хотелось. Она постаралась успокоиться, вытерла ладонями лицо и сказала:

– Недалеко есть сквер. Пойдём туда.

Рома потянулся, придерживаясь за её за плечи, и нежно подул, высушивая остатки слёз.

До лавочки дошли молча. Сели на ту, что была на отшибе.

– Юля, я не понимаю твоих родителей, – начал Роман, – они смешали меня с грязью. У меня ощущение, что они считают меня псом с помойки. Мне как будто надавали пощёчин. За что? Это плевок в лицо.

Юля, услышав такое, снова заплакала. Теперь от обиды за возлюбленного. Конечно, он прав. Родители не имели никакого права оскорблять их.

А Рома говорил и говорил, выражая своё неудовольствие и огорчение. Юля слушала, скорбя о происшедшем, а слёзы текли и текли.

Мимо, опираясь на клюку, ковыляла старушка. Остановилась, глянула на них с прищуром и вдруг, ни к селу ни к городу, ляпнула:

– Беги от такого девонька. Он тебя ни в грош ни ценит. А ты – взрослый мужик, а девчушку обижаешь! Хочешь, доченька, помогу тебе?

– Шли бы вы, бабушка, – неприязненно вскинулся Роман.

Юля, растерявшись, вытаращилась на женщину, а потом накатили одновременно страх и раздражение: и этой чего-то не так, не могут оставить их в покое.

Старушка ещё раз оглядела парочку: озлобленного лысеющего коротышку, обнимающего заплаканную молодку, вдохнула, покачала головой и, постучав для чего-то палкой по асфальту, поплелась дальше.

– Суются все, кому не лень… – начал было Роман и неожиданно переключился, – А знаешь, что я вспомнил? Гороскоп на днях читал. Прочитал, посмеялся и забыл. А теперь вижу: всё, что написали – всё сбылось.

– Как это? – Юля обрадовалась возможности отвлечься и поговорить о чём-то другом.

Роман подробно рассказал о том, что было в гороскопе и выходило, что у них не было шанса на дружескую встречу с родителями. Подумав, мужчина глубокомысленно изрёк:

– Необъяснимое и недоказанное влияние космоса на судьбы и события существует, и верх глупости – не попытаться его понять. А ещё вся судьба уже предопределена, и записана на теле морщинами, складками кожи – надо только научиться читать эти знаки. И тот, кто освоит эту премудрость сможет в нужный момент «соломку подстелить».

Юля слушала, открыв рот: вот, оказывается, как на самом-то деле, а она и не подозревала. Роман закончил обзор астрологии, хиромантии, вещих снов словами:

– Вернёмся домой, начнём изучать этот вопрос. Надо серьёзно к этому отнестись, поучиться не мешает.

Юля согласно закивала.

Дорога домой прошла без приключений, Юленька внешне успокоилась, и старалась отмахнуться от давящей серости внутри, странной безнадёжности и горечи. Роман об инциденте не вспоминал.

Они не пожалели денег на покупку книг по предсказательным практикам и погрузились в изучение. Оказалось увлекательно, и объясняло некоторые события, которые происходили, как казалось, случайно. Даже их встреча была предопределена звёздами.

Попрактиковавшись на составлении гороскопов на прошедшие дни, и научившись подгонять происшедшее под символы, они составили гороскоп своей будущей жизни. Результат их ошеломил. Союз, заключаемый рождёнными под теми знаками что у них, был опасен и нежелателен из-за возможных враждебности и насилия. Правда была оговорка – это не коснётся интеллигентных людей.

Роман и Юлия нисколько не сомневались – они люди интеллигентные, и ничего плохого друг другу не причинят, и, наверно, имеется ввиду их страсть, которая не ослабеет с годами.

Свадьба прошла скромно. Из приглашённых были только родственницы жениха и подруга Юленьки.

Свадебного платья не было. К нарядам подошли сдержанно, объясняя это творческой оригинальностью. На невесте была пышная белая блуза, расклешённые джинсы и белые кроссовки. Роман нарядился в костюм. Букета с цветами тоже не было – обошлись одной алой розой.

После ЗАГСа посидели в кафе и разошлись.

Наступил учебный год. Стены комнатушки не спасали от постоянно гула, топота. Юля, учась, не подозревала, что студенты создают так много шума.

Ярко обозначились бытовые неудобства, особенно стирка и сушка белья. Стирать приходилось в туалете, когда уходили последние вечерники. Белье сушилось ночью в фойе или на батарее в какой-нибудь аудитории, а с утра пораньше снималось, и если не успевало просохнуть, то ждало следующей ночи.

Сначала Юленька пробовала договориться с роднёй, чтобы стирать и сушить у них хотя бы постельное бельё. Один раз ей разрешили, но потом сказали, что это очень неудобно.

– Раз ты создала семью, то должна сама решать возникающие проблемы, а не спихивать их на родственников, – выговаривала ей тётушка мужа, – придумайте что-нибудь. Ходите в общественную прачечную, или сдавайте бельё в стирку.

Юля может и решилась бы на такое, но уж слишком далеко была от них городская стирка белья, а Рома посчитал такую трату расточительством.

Свекровь сочувственно улыбалась и только руками разводила:

– Я бы и рада помочь, да меня саму приютили.

С жильём выходила какая-то заминка. Организация, что снесла барак и собиралась на том месте строить, отказалась от этого проекта, и пока было неизвестно, кому его передадут. Переселение повисло в воздухе.

3. Кто виноват

– Пап, смотри, у нас конфеты! В коробке! – суетился Саша возле лежащего на диване отца, – мама сказала, завтра откроем, пойду в холодильник уберу, чтобы не растаяли.

– Ну, надо же. Кто это тебя пожалел? – с кривой ухмылкой процедил мужчина, когда Саша убежал.

– Ученики подарили, – тихо ответила Юля и вышла вслед за сыном.

Находиться рядом с мужем, выслушивать его издёвки и злобные упрёки было невыносимо тяжело. Юля не понимала, как себя вести, чтобы ненароком не вызвать приступ гнева. Все её попытки окружить мужа заботой, вниманием, сочувствием тонули, сталкиваясь с его обвинениями: «Это всё из-за тебя. Ты нас всех на дно опустила своим расточительством и безответственностью. Ты одни несчастья приносишь».

Сначала Юле хотелось кричать, что это неправда, что она всегда старалась угодить ему, что это он виноват в том, что они так живут. Но при Саше не могла. Ребёнок не должен присутствовать при ссорах, нельзя высказывать неуважение в отношении отца и подрывать его авторитет.

Как-то раз, когда она ещё не работала, а сын был в школе, попыталась серьёзно поговорить с супругом. Его перекосило от ярости и, сжав кулаки, он двинулся на посеревшую от страха жену:

– Дура! Ты ничего не соображаешь!.. – посыпались обвинения, затем Роман больно схватил жену за плечи, встряхнул, и глядя с ненавистью, процедил ей в лицо, – Это не ты семью обеспечивала! Это не тебя уволили!

***

Юля забеременела сразу после свадьбы. Любые запахи вызывали у неё раздражение и тошноту. Молодая женщина подурнела – нос распух, лицо стало отёчным, длинные ногти поломались и расслоились, и их пришлось обрезать. В движениях появилась неуклюжесть.

Рома изредка подкалывал жену по поводу внешности, говоря, что она стала похожа на раздувшуюся улитку, но в целом сочувствовал. Он даже быт частично взял на себя. Готовил, мыл посуду. Единственное, чего он отказывался делать – это стирать.

– Юленька, ты уж прости меня, ну никак не умею. А в стирку ходить…ну, не будешь же по две вещи носить, а копить… так прачечная далеко – ты одна не донесёшь, а мне днём, сама знаешь, некогда, и не стоит оно тех денег. Давай я тебе воду в тазике менять буду и отжимать, а остальное – ты сама.

Юленька, подавляя раздражение, прощала и старалась с благодарностью принимать любую помощь. Шум и суета за дверью, теснота комнатушки и отсутствие бытовых удобств радости и покоя не добавляли.

Женщина мужественно переносила токсикоз и негативные эмоции, считая их временным явлением, которое не должно повлиять на семейные взаимоотношения и любовь.

Юля много читала. Она увлеклась эзотерикой и пыталась постичь связанность всего сущего, понять отражение этой зависимости в знаках, видимых человеку.

Художественный, творческий ум рисовал взаимосвязь образами, которые она, когда позволяло самочувствие, перекладывала на бумагу. Рисунки получались экспрессивными, будоражащими, запутанными и притягивающими внимание.

Ей удалось принять участие в региональной выставке молодых талантов. Рома восхитился успехом жены и строил планы, связанные с продажей картин, чего пока не происходило. Никто, почему-то, не выстраивался в очередь за Юленькиными работами.

– Не каждому дано понять такое, – утешал себя и супругу Рома, – но раз ты нарисовала, значит есть тот, для кого. Мы подождём.

И они ждали, выстраивая гороскопы и уверяя друг друга, что ещё немного, и звёзды сойдутся так, как надо.

В конце весны родился Саша. Взяв на руки сына, Роман Васильевич умилился его беззащитности, беспомощности. Юля гордилась мужем.

Поначалу он подбегал к ребёнку на каждый писк, сам менял памперсы. Потом оказалось, что памперсы быстро заканчиваются и «съедают» много денег, и они перешли на обычные марлевые подгузники, вкладывая их в специальные клеёнчатые трусики.

Вот тут Рома сдал. Стирать испачканную марлю ему было неприятно.

С началом учебного года сложностей прибавилось. Рома не высыпался, бывал не доволен Юлей, обвиняя её в нерасторопности и отсутствии материнского чутья: то развешенные пелёнки вовремя не уберёт из аудитории, и их соберут и принесут ему студенты, то сына не может успокоить, и руководство спрашивает, почему ребёнок кричит так громко, что мешает занятиям, то денег ей не хватает.

Осенью Саша простыл. Прежде послушная Юля, разрываясь между супругом и больным сыном, начала огрызаться. Как-то в запале сказала, что уедет к бабушке.

Бабушка жила в пригороде, недалеко от родителей и все новости Юля узнавала от неё. Женщина спокойно отнеслась к выбору внучки, рассудив, что раз любит Юленьку, то нечего с ней ссориться – помогать надо. Отношения с родителями оставались натянутыми. Когда Саша родился, мать пообщалась с дочерью по телефону, и то ли поздравила, то ли поругала:

– Ну, ладно, любовь, как говорится, зла… замуж вышла, но неужели ещё не поняла за кого? Вместо того, чтобы подумать уже о разводе, ребёнка родила.

Поначалу, услышав обидные слова про «уеду к бабушке» Рома рассердился и даже перестал разговаривать с женой, но обдумав, ухватился за эту идею:

– Юленька, ты бабушку хотела навестить? Это очень правильно. Женщина она пожилая, наверно, хочется правнука подержать. Да и не хорошо забывать стариков. И тебе полезно обстановку сменить. А ехать ведь не долго. Каких-то четыре часа. Думаю, Саше это не повредит.

Пусть едет к бабушке, а он в это время попробует решить вопрос с жильём, и с материальной стороны полегче ему будет, и отдохнёт.

Роман Васильевич стал выяснять, когда им дадут жильё, и оказалось, что всем, кроме него, уже выдали квартиры, а его как-то случайно пропустили. Перед ним извинились, и обнадёжили, что в ближайшее время решат этот вопрос.

Рома расписал ситуацию, будто против них чуть ли не заговор был, но он возмутился, а те так извинялись, так извинялись…

Жилищный вопрос в ближайшее время не решился. Точнее дело было так: Роману предложили квартиру, аж, трёхкомнатную, но…далеко от вуза и близко к промышленной зоне. Рома отказался.

В каморке он негодовал, что ему специально предоставили такой неблагополучный район, чтобы поставить галочку и закрыть дело – ему давали большую квартиру, а он, видите ли, не захотел. Юля про себя посомневалась в правильности решения супруга, но вслух согласилась: конечно-конечно, зачем их сыну расти в таком плохом месте, да и до работы Роме больше часа добираться. Рома подал в суд.

Разбирательства тянулись долго – около трёх лет, и вопрос благополучно разрешился. Им выдали квартиру, почти на том месте, где когда-то стоял барак.

Дом был восьмиэтажный, но лифт ходил почему-то только до седьмого этажа. Однокомнатная квартирка с большой кухней располагалась на восьмом. Рома бурчал и по поводу этого предложения, но здесь уже Юля сказала, что если потянут ещё, то совсем ничего не получат.

Переезд прошёл быстро. Диван, холодильник, подаренный на свадьбу роднёй Ромы, Сашина кроватка, кухонный стол с двумя табуретами и личные вещи.

Радость от переезда омрачилась сокращением Роминой подработки, вуз отказался от должности охранника.

– Ну, конечно, это они мне так сказали, – возмущался Роман перед Юлей, – а на самом-то деле своего поставят. Что я – не знаю, что ли, как своих продвигают. Место «тёплое», делать ничего не надо, а деньги идут.

Юленька по привычке поддакивала. Но это, действительно, был удар по бюджету.

Материальное положение их семьи всегда было скромным. Фрукты покупали только для Саши, сладости по праздникам, от мясного Юля отказалась совсем, прочитав некоторые книги по правильному питанию и убедив себя, что крупы и овощи гораздо полезнее. Мясные и рыбные блюда готовила в небольшом количестве, исключительно ради мужа и сына. Новую одежду покупали только Саше.

Она всегда думала: на чём бы сэкономить. И придумала летом питаться мороженым. Мороженое калорийное, а она силы не тратит. Ну правда, чем она занимается – ребёнком, домом? На работу же не ходит. Да и когда на улице жарко, есть не очень хочется. Один раз в день она баловала себя мороженым.

Юля считала это находкой: вкусно, питательно и экономно (каждый день не обязательно есть пломбир с шоколадом и орехами, да и, вообще, топпинг не обязательно). Супруг восхитился смекалкой жены, и тоже попробовал перейти на подобный рацион, но не выдержал желудок. Рома захворал, и на семейном совете решили, что он будет питаться вместе с сыном, а Юля десертом.

Пока жили в вузовской комнатушке, случалось даже приглашали в гости мать и тётю Романа. По меркам Юли накрывали богатый стол. Готовили овощные салаты, курицу с картошкой, покупали торт. Гости нахваливали угощение, хозяйку, тискали Сашу и вручали Роме конвертик с небольшой суммой, которая потом тратилась на игрушки.

В новую квартиру гости пришли только раз – на новоселье. Приглашать в гости перестали, доход семьи оскудел.

Теперь Юля с Ромой сами изредка навещали родственников. Стараясь произвести впечатление благополучия, покупали дорогие подарки. А потом Роман ходил хмурый, сердитый. Из-за Юли.

– Что ты пристаёшь ко мне – какие продукты купить? Ты – хозяйка. Ты должна знать. Я деньги даю. Что значит – не хватает? Учись правильно распределять средства.

Юля тогда отвозила Сашу к бабуле. Мальчик рос спокойным, не капризным, а вот муж стал беспокоить, и она старалась всегда быть рядом.

Рома теперь раздражался по пустякам, стал подозрительным:

– Ты где была? Почему так долго? Что, молодого себе нашла? Резвого? Не хватает тебе? Да ты на себя-то посмотри!

Подобные слова задевали Юлю. Она одна, без супруга или сына, никуда не выходила. Со всеми друзьями-подругами распрощалась давным-давно, потому что Роме они не нравились.

– Юленька, они такие легкомысленные, ветренные – говорил супруг, – они тебе не подходят. Что они могут тебе дать? Ну что? Трёп на бесполезные темы. Ты – замужняя женщина, у тебя совсем другие интересы.

Она соглашалась, хотя, конечно, иной раз хотелось «потрепаться» просто так.

Юля все силы бросила на восстановление прежнего отношения к ней супруга. Ей хотелось, чтобы Рома не сомневался, что она любит только его и предана ему, что она дорожит их семьёй.

– Рома, будь выше всего, что тебе наговорили на работе, – успокаивала жена, – ты же знаешь этих людей, вот и не реагируй. Эти завистники тебя никогда не поймут. Ты лучше их, – и, ласкаясь к супругу, с воодушевлением продолжала, – посмотри-ка, что я приготовила сегодня для тебя. А ещё я гороскоп составила на неделю и на завтра. Идём, ты будешь ужинать, а я тебе всё расскажу. Там интересно. Всё, о чём ты сейчас говорил – всё упоминается. А ещё про твоих злопыхателей есть, и что в какой день надо предпринимать. Скоро у тебя намечается финансовая стабильность. Здорово, правда? Сашу заберём от бабули.

Саша любил поездки к прабабушке.

– Бабуль, – бесхитростно говорил мальчик, – у тебя так много еды, и так вкусно. Ты такая богачка.

– А что же, родители тебя не кормят? – спрашивала прабабушка.

– Да кормят, конечно. Но не так. Мама всё время говорит: это не полезно, то вредно. А папа говорит: вот разбогатеешь, будешь есть, что захочешь.

– Ну, когда домой поедешь, я вам огурчиков солёных, помидорок, варенья разного дам. Если донесёте с мамой, то и картошки, и морковки, и кабачков.

– Донесём, бабуль, донесём. Я сильный, маме помогу. Ты только не забудь, – радовался Саша.

У бабушки был небольшой огород, и всегда имелись запасы овощей, соленья, варенья. Она от души угощала внучку.

Но однажды Роман Васильевич запретил приносить домой овощи и фрукты, а заодно и прочую снедь не из магазина (платить родственникам он считал тоже неправильным). Где-то он вычитал, что еда, принятая в дар, способствует развитию неизлечимых болезней. Он выговаривал жене и сыну, когда те приносили домой продукты от бабушки:

– Хотят помочь – пусть дают деньгами. Выкиньте.

Юля пыталась убедить, что болезни будут у его сына, если он начнёт голодать, но супруг был непреклонен:

– Мы не голодаем. Мы едим в меру. Чрезмерная еда вредна. Юленька, почитай…, – и он называл жене авторов, ратующих за умеренность.

Юля перестала брать от бабушки гостинцы.

Строгая диета сказалась на внешности Юленьки. Она похудела, стала угловатой, ссутулилась. Теперь она была почти одного роста с Ромой. Чёрные волосы не блестели на солнце, голубые глаза поблёкли. Но она упорно поддерживала супруга, оправдывая и продолжая находить в его рассуждениях мудрое зерно, и прощая нежелание сделать их жизнь более комфортной.

А Роман Васильевич всё пристальнее присматривался к жене и всё более хмурился: женщина должна всегда следить за собой и хорошо выглядеть. Он даёт деньги и не запрещает пользоваться косметикой, просто супруга не умеет правильно распределять средства, потому ей и не хватает, а у него нет времени заниматься бытом – он работает, устаёт. И это его удручало.

4. Саша

Ночью Юлю разбудил сын. Они спали на полу между кухонным столом и стеной. Саша прижался к матери и зашептал:

– Мам, маам, а ты не забудешь про конфеты? Мы их точно откроем? Никому не подарим?

Она развернула его спиной к себе и, поглаживая по голове, тихо сказала:

– Не забуду. Мы их обязательно откроем, можем даже прямо утром открыть. И всё съедим сами, никому не подарим.

– А папа не будет ругаться?

– Не знаю, не должен, но у нас завтра будет праздник. И конфеты. Спи.

Успокоенный и обласканный ребёнок уснул, а она лежала, глядя в черноту, не замечая катившихся слёз.

***

Юленька, когда сынишке исполнилось три года, надумала выйти на работу:

– Ром, напиши заявление на детский сад. Я работать пойду. Помнишь, то место, где я подрабатывала, пока училась? Сегодня заведующую Центром детского творчества встретила, она меня пригласила. Здорово же, деньги будут. На продуктах экономить перестанем. Может, на мебель скопим. Саша уже скоро вырастет из своей кроватки. Да и стол хорошо бы ему купить.

– Знаешь, Юленька, я всегда с жалостью смотрю на детишек, которых сонными родители тащат в детский сад. Это хорошо, если просто сонными, а то дети кричат, просят не оставлять их в саду. Так и хочется спросить у тех горе-родителей: а зачем вы его родили, если вам деньги дороже ребёнка.

На это Юля не нашлась сразу что ответить: конечно, ей важнее ребёнок, чем работа. Не получив ответа, заботливый папаша продолжил:

– И потом, я не считаю правильным, что малыша начнут ломать и приучать к дисциплине, социально адаптировать, так сказать. Я хочу сам развивать Сашу. Ну, и, конечно, я доверяю в этом вопросе тебе больше, чем постороннему человеку. Ты – мать, лучше сумеешь найти подход к сыну. Сколько мы книг по воспитанию купили – зря, что ли? Считай, что ты работаешь воспитателем. Ребёнку нужно общение с родителями, а не с чужими людьми. А мебель… Ну, подвернётся оказия – купим. И ещё, помнишь, что я тебе до свадьбы говорил про работу? Я своё слово держу.

Юля покивала: помню. Но в жизни почему-то получалось совсем не радужно. Да, она сидела дома, занималась сыном и бытом, но уж лучше бы трудилась, как все. Ей казалось, что она что-то упускает. Но, может быть, она слишком капризная? Хочет роскоши, совсем необязательной для счастья? Да… и хотелось бы не думать каждый день, чем накормить семью.

Сына Роман Васильевич любил, но был строг и взыскателен. С отцом нельзя было спорить. Капризы Рома не выносил. Нет, он не ругал, он замолкал и отворачивался от сына, показывая полное равнодушие, или смотрел таким тяжёлым взглядом, что малыш пугался и прятался.

Саша воспринимал общение с отцом, как необходимость, которую нельзя проигнорировать. Юля считала, что муж слишком требователен к сыну, не учитывает возраст, характер. Как-то она сказала:

– Ром, ну что ты с ним, как со взрослым, и шпыняешь потом, если он сделать не может. Он же маленький ещё. Вырастет – научится.

– Юленька, ребёнок с детства должен быть приучен к ответственности. Поиграл в машинку – убери сразу. Ну и что, что не доиграл. Раз переключился на другое – значит убирай. Сказали ему слепить снеговика из пластилина – пусть лепит снеговика, а не змей. Не умеет шарик катать – пусть сидит и учится до тех пор, пока не слепит, – наставительно заметил Роман Васильевич.

Юленька сына жалела и старалась возместить любовь, которой, по её мнению, не доставало от отца. Для Саши она была единственным человеком, который никогда не поучал и обнимал, если он капризничал (конечно, не в присутствии Ромы). Саша даже этим пользовался, когда хотел порцию ласки. Он доверял матери страхи, мечты, обиды. А она всегда ободряла его и поддерживала.

– Мам, сегодня давай не пойдём в наш двор гулять. У нас мальчик такой вредный есть, такой задавака. Я с ним поиграть хотел, а он говорит: «Не буду с тобой играть, у тебя машинки фиговые». Мам, разве в машинках дело? Какая разница, какие машинки? Он говорит, что у него коллекционные. Мам, а ты мне такую купишь? Я её спрячу, чтобы папа нас не поругал.

Юля обнимала сына и шептала на ухо:

– Мы обязательно купим тебе самую лучшую машинку. Я обещаю. Я придумаю…

Что она придумает, сыну не говорила, да и сама толком не знала. Но очень хотела изменить их с Сашей жизнь.

Глядя на Рому, ей стало казаться, что он получал удовольствие от постоянных неудач. Он как будто упивался своим неблагополучием, радовался ему и не желал ничего менять.

Юле очень хотелось выпутаться из беспросветной нужды, не считать копейки, покупать сыну красивую одежду и игрушки, водить его в парк аттракционов и кафешки, ездить с ним не только к бабушке, но и в путешествия.

Она забросила гороскопы. Не помогают ей звёзды, не понимает она астрологию. Неужели не будет у неё счастья такого, каким она его видит? Надо что-то придумать, на что-то решиться. Но и Рому обижать не хочется, он же их любит, по-своему, но любит.

Творчество Юля тоже забросила. Даже хороший карандаш и большой лист бумаги считала для себя роскошью. Надо в развитие сына вкладываться, о его интересах думать, а не о своих «хотелках». Тем более, никому не нужны её рисунки, её никто не знает. А говорить о том, чтобы продавать работы – смешно. Покупают у того, кто часто выставляется, вращается в нужных кругах. А она никуда не выходит, ни с кем не общается.

Одну картину удалось пристроить в художественную лавку на продажу. Уже несколько лет она висела там. Каждые полгода хозяин магазинчика сбрасывал цену, объясняя, что держит работу только из симпатии к художнице и любопытства: возьмёт ли картину кто-нибудь, когда цена скатится до нуля.

У Юли и Саши имелась игра, которая нравилась обоим. Они выдумывали и рисовали истории. Мать говорила:

– Кто? (или что?)

Сын сочинял персонаж, а мать быстро его зарисовывала и задавала следующий вопрос:

– Где?

Сын называл место. И так – вопрос-ответ – вырисовывалось приключение.

Саше очень нравилось фантазировать. Бывало, воображение рождало неведомых существ в неведомом мире, бывало, что они с матерью оказывались среди героев прочитанных книг, но чаще счастливо жили вдвоём в далёком городе, например, в Париже, или где-нибудь возле моря. Мальчик потом раскрашивал получившиеся картинки.

Однажды к ним присоединился отец, и они втроём придумали сказку про музыкальные инструменты. Юля в тот момент была невероятно счастлива: они вместе мирно занимались одним делом, без споров, нравоучений и поучений.

Саша сидел на коленях у Ромы, посматривал на него снизу вверх, с нетерпением ожидая очередной выдумки отца, и глазёнки сына блестели от интереса.

Позже они отредактировали сказку, подправили и подписали иллюстрации. Получилась самодельная книжка, которую Саша очень любил рассматривать, слушать, потом выучил наизусть, и «читал» сам.

Мальчик рос развитым, умненьким. К шести годам хорошо складывал и вычитал двузначные числа, бегло читал, увлекательно и грамотно рассказывал. У него появилась потребность в общении со сверстниками. Он попросил у родителей отдать его в детский сад.

Рома смеялся:

– Саша, какой тебе детский сад. Что ты там делать будешь?

– Играть с детьми, – честно ответил мальчик.

– Ты уже перерос тех детей по своему развитию. Пойдём лучше в школу.

Саше было всё равно – куда, лишь бы в коллектив сверстников, и он согласился.

Сначала его не хотели принимать в школу. Роман Васильевич спорил с администрацией, настаивал, грозил.

– Вот ты посмотри, – негодовал он дома, – им всё равно, что ребёнок умный, развитый и знает больше, чем их пятиклассники. Им главное – возраст. «Не созревшая для школы психика», – передразнил он, – а они проверили эту психику?

Рома добился своего. Психику проверили. И ребёнка зачислили в первый класс.

Но тут на семью обрушилось новое испытание. В начале учебного года часть Роминой нагрузки передали другому преподавателю.

– Ну, конечно, – язвил Роман Васильевич, – куда уж мне с моим-то опытом со студентами работать! Устарел! Надо молодых продвигать, тем более что эти молодые с проректором на короткой ноге.

А в октябре Рому уволили, точнее попросили написать «по собственному». Сказали, что много жалоб от студентов: не объективен, не адекватен в требованиях, агрессивен.

Супруг не работал уже третий месяц.

Это было бедствие для семьи. Роман замкнулся в себе, мог часами лежать на диване отвернувшись, не отвечать ни жене, ни сыну, а когда вдруг его прорывало на разговор, то разговора-то и не получалось: яростная брань и гневные обвинения доставались бедолагам, оказавшимся в поле зрения.

На Юленьку смотрел со злобой, как будто она была виновата во всём. Весь её вид раздражал его: впалые щёки, выпирающие скулы, провалившиеся глаза с тёмными кругами под ними, бесцветные, плотно сжатые, тонкие губы, неухоженные руки.

Но большее бешенство вызывал взгляд супруги: испуганный и беспокойный. Так и хотелось встряхнуть её, чтобы изменила затравленное выражение на лице. Ему и так плохо, а она вместо того, чтобы поддержать, в ещё большее уныние вгоняет. Разве он виноват, что так получилось? Конечно, жила эти годы на всём готовом, не работала, теперь может поймёт, каково ему было семью кормить.

Оставшиеся деньги Юля экономила, как могла. И без того скромный рацион ограничился макаронами и картошкой. Она старалась накормить сына и мужа, а для себя решила, что если недельку-другую поголодает, то это только на пользу будет.

В магазине, куда они с Сашей ходили за продуктами, женщина увидела объявление: «Требуется уборщица». Она тут же решила устроиться и даже пообщалась с директором, но как только сказала об этом супругу, тот вскипел негодованием:

– Моя жена – уборщица! – брызгал слюной и размахивал кулаками мужчина, – Себя не уважаешь, так меня не позорь! Художница от слова худо!

Выйти на работу тайно она не могла. Уходя, была обязана сообщить точный маршрут и время возвращения. А если этого не происходило, или она задерживалась, поднимался крик с оскорблениями.

Юля стала бояться супруга и старалась не раздражать лишний раз. Хорошо, что хотя бы он буйствовал не при сыне. Они выясняли отношения, пока Саша был в школе, или гулял. При мальчике Роман только пыхтел и кривился, выражая неудовольствие и несогласие со всем происходящим.

Слишком часто стал срываться Роман. Он и сам заметил это, и в моменты редкого покоя удивлялся такому состоянию. Потом он перестал спать. Юля уговорила обратиться к специалисту. Слова супруги про врача показались ему вполне разумными.

На лекарства они потратили деньги, которые Юля откладывала на кровать и стол для Саши. Подержанную мебель супруг покупать не разрешал, совсем дешёвую не одобрял, а на среднюю у них не хватало. Мальчик спал на полу («Раскладушка – пустая трата денег, – ворчал Рома, – купим сразу кровать»), занимался за кухонным столом.

На родительском собрании перед Новым годом, Сашина учительница объявила, что уроки рисования, которые в их классе вёл предметник, временно прекратятся, пока не найдут замену уволившемуся учителю. Юля решила, что это её шанс, и тут же предложила свою кандидатуру.

5. Праздник

Утром Юля открыла холодильник и, посмотрев на конфеты, мысленно щёлкнула себя по носу. Ну вот что за ночь могло там появиться, если вчера на ужин они доели творог – последнее, что там было.

Её бабуля сказала бы: «В холодильнике мышь повесилась». Она глянула на подоконник, где стояли коробки с крупами.

Тут завозился сын. Он привык к тому, что мать проснувшись включала свет, и ему это не мешало спать дальше, но сегодня было не до сна.

– Мам, – вполголоса позвал Саша, – Мам, знаешь, что я придумал? А давай праздничный завтрак сделаем.

Юля усмехнулась:

– Давай. Только у нас почти всё закончилось. Те крупы, что остались – так по одной порции. Картошки три штуки. Надо в магазин идти.

– Мам, а давай сварим всего что есть, и разложим красиво по чуть-чуть каждому. Получится празднично, – подал идею сын.

Идею Юля одобрила и занялась готовкой, неосторожно звякнув кастрюлями.

Саша, не поднимаясь с пола, потянулся за лежавшей на табурете книжкой. Мальчик увлекался приключениями Алисы Кира Булычёва.

Мать крутилась возле плиты, сын читал. Лампочка в стареньком абажуре мягко освещала кухню, создавая атмосферу тепла и уюта. За окном кружил снег.

Дверь открылась, вошёл помятый и взъерошенный отец, одарил домочадцев хмурым взглядом.

– Чего это вы разошлись. Я только к утру задремал, а вы меня вознёй своей разбудили. Выходной же, чего не спится.

– Пап, мы тихо, – подался вперёд Саша, – мы праздничный завтрак готовим, к конфетам.

– Ах да-да, как же это я забыл. У нас же конфеты, праздник, – кривая усмешка исказила лицо, – а почему столько кастрюль на плите. Вы гостей ждёте?

– Не ждём, – включилась в разговор Юля. – Просто у нас продуктов мало осталось, вот мы и решили…

– Что ты за хозяйка, – перебил её Рома, – не можешь даже вовремя элементарные продукты купить, – у нас ведь не деликатесы, простая еда. Тебя даже на это не хватает.

– Пап, -вступился за мать Саша, – так даже лучше. – У нас будет, как в ресторане – разнообразное меню.

– Ах, как в ресторане, – с издёвкой протянул отец, – что там в нашем меню? Каша ячневая с гарниром из каши овсяной под соусом «Пусто»? Ты откуда про рестораны знаешь? Что, мать о счастливой жизни песни поёт?

– Ром, ну не надо, хватит, -миролюбиво протянула Юля, – у нас сегодня праздничный завтрак, с конфетами. Ты помнишь, какой вчера день был? День нашего знакомства. Восемь лет прошло. Помнишь, как мы первый раз гуляли? Ты мне про художников-графиков рассказывал, а потом…

Рома не дал договорить:

– Что толку вспоминать, что было давным-давно, ещё и Сашке голову забивать чем попало. Было и было. Ушло. Сейчас всё совсем по-другому, – злость сквозила в голосе отца.

– Ром, ну как же чем попало? Это же наша история, история нашей семьи, – попыталась смягчить слова мужа Юля. – Для Саши это важно.

– Что важно? – вспылил отец, – что его мать не может вовремя продукты купить, или что не умеет деньги расходовать, так, чтобы на всё хватало. Он на полу уже третий год спит, а ты праздновать собралась. Неужели за это время не могла скопить на кровать? Или скажешь, что это я виноват? Ну, конечно, удобно устроилась. Обвинять-то гораздо легче, чем самой пахать. Вот теперь узнаешь, каково это работать, гроши зарабатывать, а их ещё и разбазарят куда ни попадя…

Голос Ромы повышался, в нём появилась визгливость. Он не мог стоять на месте и беспокойно крутился из стороны сторону, взмахивая руками. Саша вжался в угол и, вытаращив глаза, наблюдал за отцом.

Юля оторопела от неожиданной ярости супруга.

– Ром, Ром, успокойся. Тебе нельзя волноваться. Посмотри, Саша напуган, – попыталась образумить она мужа.

Вода в кастрюльках закипела, крышки забренчали, но Юля боялась к ним обернуться. Её взгляд был прикован к мужчине. Роман покраснел, глаза выпучились, зрачки заняли всю радужку. Он перестал крутиться напрягся и медленно пошёл на Юлю, шипя так яростно, что видно было, как летит слюна:

– Вот, ты даже варить толком не умеешь, у тебя пар вовсю от кастрюль идёт, а ты не шевелишься. Что, хочешь посуду сжечь? Кто тебе на новую даст? Ты сама не заработаешь, ты же не знаешь, что такое работать. Вот какой праздник? Вот бежать мне от тебя надо было восемь лет назад, бежать без оглядки. Дура. Ты всю мою жизнь искалечила. Я повёлся на твою внешность, а где она теперь? Кикимора лучше выглядит. Ты даже за собой следить не можешь. А я тебе деньги давал. Куда девала? Наивной притворялась, неопытной. Да от тебя сына изолировать надо. Мать называется. Для ребёнка еды нет, спать не на чем, конфеты – праздник. Ты, ты…Убить меня хочешь? – завизжал вдруг Рома.

У Юли в руках был нож, она чистила картошку, и так и стояла с ним. Она обернулась, выключить плиту, не ожидая, что Рома в этот момент прыгнет на неё. Не успела она сообразить, как Рома схватил за руку с ножом:

– Ах ты… – мужчина вопил ругательства, – ты… меня жизни лишить хочешь. А потом на моей могиле плясать будешь, с любовниками обжиматься. Отдай нож, я сам тебя …

Юля поначалу старалась отвернуться, освободиться, или хотя бы откинуть нож. Супруг наваливался на неё, прижимал к столу, всё сильнее выкручивая руку.

– Рома, Рома. Хватит, больно, – кричала она, – здесь Саша. Пусти.

Она теперь боялась выпустить из руки нож, не сомневаясь, что муж тут же схватит его.

Тут Рома придавил Юлю так сильно, что она почти легла на стол.

– Папа! Отпусти! Папа! Папа! – подскочивший сын, сначала потянул отца сзади, а потом попытался вклиниться между родителями.

– Ах ты… – ругательство досталось мальчику, – на её стороне? Вырастил на свою голову предателя. И ты отца ни во что не ставишь?

Но отчаянные попытки мальчика принесли успех. Рома отпустил Юлю, чтобы откинуть сына. Юля швырнула нож в угол, соскользнула со стола, больно ударившись боком и метнулась к Саше.

– Ах вы… вот я сейчас…– мужчина пнул ребёнка и женщину и бросился к плите. Схватил кастрюлю с кипящей водой и плеснул. Юля успела закрыть собой Сашу.

Женщине показалось, что одежда на спине стала холодной и жёсткой, как лёд, а потом кожу пронзила нестерпимая боль. Она закричала. Откуда-то взялись силы, чтобы поднять сына и вытолкать в комнату, потом выскочила из квартиры и бросилась по лестнице вниз, крича о помощи. Рома, отыскав нож, бросился за ней.

Пожилой мужчина возле лифта ругнулся: мало того, что лифт ходит только до седьмого, так он ещё сломался. Придётся на свой восьмой пешком подниматься.

Наверху хлопнула дверь и по подъезду разнеслись брань, крики и топот.

–Помогите! Помогите! – услышал он женский вопль.

– Ах ты… не уйдёшь, убью – неслось следом.

– Папа! Мама! Мамочка! Папа!

Юля торопилась, не разбирая ступеней: быстрей, на улицу, там она убежит, или кто-нибудь поможет ей. Нога подвернулась, женщина обо что-то зацепилась, пытаясь найти опору и опрокинулась.

Спешащий навстречу мужчина торопливо достал телефон, вызвал экстренную службу, а сам поспешил наверх. Разборок он не боялся. Долгое время увлекался борьбой, для своих лет сохранил хорошую форму.

Кто скандалит, он понял сразу: соседи по этажу. Соседи, на его взгляд, были странноватые. Нелюдимые. Никогда не улыбнутся, слова приветливого не скажут. Нет, хозяйка-то ещё ничего, мальчишка вежливый, а вот хозяин…

Соседка лежала боком на лестнице, уткнувшись лицом в руки, носок одной ноги застрял между стойками перил. Она не шевелилась, под головой образовалось красное пятно.

Мужчина перемахнул через неё и бросился на поспешно спускающегося соседа. Тот неуклюже шлёпал одним тапком, потеряв где-то другой, и не переставал браниться.

Повалить психопата и выбить нож не составило труда. Рому перевернули на живот, заломили руки, сели верхом. Он ругался, чертыхался, кричал, что ему больно.

Защитник стянул с себя кашне, связал ненормальному руки, потом повозился, вытягивая из брюк ремень. Им ещё раз перехватил безумца и сцепил со стойками. Рома вопил и дёргался.

Связав соседа и надавав тому тумаков, мужчина наконец посмотрел на посеревшего от страха мальчонку, бежавшего следом за отцом, а теперь стоявшего чуть поодаль, ухватившись за перила обеими руками.

– Да…сынок, вот так переплёт…– сказал с сочувствием, – мамку сейчас трогать нельзя. Подождём пока врачи и полиция приедут. И этот, – он кивнул на не прекращающего громко ругаться и дёргаться Рому, – пусть здесь подождёт. Надеюсь, перила не своротит.

– А…мама… – тихо начал Саша и замолчал.

И столько горя, муки было в двух словах ребёнка, что заступник не выдержал:

– Ты спустись к ней, спустись, посиди рядом, поговори. Может…услышит она. Да… Ещё сынок, родственникам надо позвонить. Тети-дяди, бабушки-то, наверно, есть? Телефоны знаешь? Погоди, у меня в кармане бумажка есть и ручка, напишешь?

Мальчик кивнул. Дождавшись бумагу, не обращая внимания на сквернословящего отца, запрещающего писать, нацарапал номер бабули и медленно прошёл к матери, не отрывая от неё взгляд.

Саша опустился на колени, склонился над Юлей и заплакал. Тихо, горько.

– Мама, мамочка, прости меня, мамочка, – шептал он и гладил её по плечам.

6. Травмы тела и души

Юле казалось, что она гуляла в поле. Подул ветер, пригнал чёрные тучи. Загрохотал гром, засверкали молнии. Одна ударила недалеко от Юли. У Юли закружилась голова, она упала.

А молнии били всё ближе и ближе. Пошёл ливень, спине стало больно от колотящих струй. Размокшая земля стала затягивать её.

Юля испугалась, вскочила и побежала, увязая в жиже. Скорее, скорее. Вон там впереди нет бури, там совсем светло.

Свет манил её теплом, покоем. Там так хорошо. И ноги уже не застревали в грязи. Она почти летела.

Внезапное беспокойство застопорило движение. Она услышала неясный зов, плач. Он тревожил, мешал бежать, сковывал. Юля остановилась и оглянулась.

Молния настигла её. Боль пронизала тело.

***

Скорая и полиция подъехали одновременно. В подъезде толпились вышедшие на шум жильцы.

Юлю осмотрели. Полиция дождалась вердикта врача и занялась Романом и свидетелями.

Женщину стали поднимать, чтобы переложить на носилки. В этот момент она очнулась и застонала.

– Потерпи милая, потерпи. Сейчас мы тебя аккуратно на носилки и в больницу. Там уже ждут. Потерпи, – ласково приговаривала пожилая врачиха, помогая незнакомым хмурым мужчинам уложить Юлю.

Что с ней? Почему так больно? Мелькнувшее было непонимание вытеснило ужасом. Она всё вспомнила и дёрнулась.

Врач внимательно наблюдала за ней, и увидев, как гримаса боли сменяется страхом тут же сказала:

– Ты о сыне беспокоишься? Так он здесь. Мальчик…– позвала она оглянувшись.

Подошёл Саша. Лицо его болезненно осунулось. Он хлюпал носом и то и дело вытирал льющиеся без остановки слёзы.

– Не плачь, – собирая остатки сил, едва слышно проговорила Юля, – не плачь. Ты у меня молодец. Жди меня. Мы уедем. Только ты и я. Как мечтали. Я обещаю. Обязательно позвони бабуле, она приедет, поживёт с тобой. Всё будет хорошо. Я обещаю.

***

В больнице Юля расслабилась, беспокойство ушло. Появилась уверенность, что всё плохое закончилось, что всё наладится. Она не просто поверила, она срослась с этой мыслью и не сомневалась, что будет по-другому.

В больнице её навестила свекровь. Плакала и причитала, как такое могло случиться. А потом, пряча глаза, спросила:

– Юль, а ты можешь, ну, заявление забрать, или другое написать, что не винишь Рому? Ему срок дадут. Но он ведь не со зла такое натворил, не специально. Болен он. Ты с ним теперь, наверно, разведёшься. А как же сын-то без отца. Хороший, плохой, но он отец. А Рома без вас как будет? Он ведь любит и тебя и Сашу. Вот подлечат его, и снова всё хорошо будет. Юль, ты подумай.

Юля слушала сбивчивый монолог женщины и удивлялась себе. Раньше, она тут же бы с ней согласилась, поддержала бы, что ребёнку без отца нельзя, и что надо всеми силами стараться находить компромиссы, терпеть ради семьи. А теперь её не трогали эти слова. Она твёрдо знала, чего хочет для себя и сына и не испытывала вины за то, что Роме там места не было.

Но вот так высказать женщине всё, что думает по этому поводу, не смогла.

– Я подумаю, – сказала тихо и закрыла глаза. Визит свекрови утомил, и Юля решила, что имеет полное право показать это.

Свекровь покивала своим мыслям, тяжело вздохнула и ушла.

Юля подумала, как и обещала. Она попыталась представить себя на месте Роминой матери. Чувства женщины стали понятны. Юля даже заколебалась, возникла неловкость за своё бессердечие, нежелание посочувствовать и помочь.

На всякий случай спросила у следователя, когда тот пришёл к ней повторно:

– А я могу заявление забрать?

– Да вы что! – эмоционально воскликнул мужчина, – Юлия Михайловна, вам жалко стало супруга? От таких людей подальше держаться надо, если дорожите своей жизнью и жизнью сына, а не жалеть – и уже сухо добавил, – нет, не можете.

У Юли гора с плеч свалилась: её вины перед свекровью нет.

Неожиданно её навестила подруга. Та, которая была на свадьбе. Оказывается, новость о Романе Васильевиче и Юле докатилась до института. Юля смутилась: вот ведь прославилась.

– Ты не переживай, что все узнали, – успокаивала подружка, – все тебе искренне сочувствуют. Привет передают. Я там по делам была, ну, и когда узнала обо всём, сказала, что тебя обязательно навещу. Так вам с Сашей мат. помощь передали, продуктов собрали. Я всё твоим отнесла.

Разговор с подругой поначалу вызывал стыдливость и неудобство. Но девушка говорила с юмором, доброжелательно и так просто, что Юленька оживилась. Ей показалось, что она глотнула свежего воздуха.

Подружка работала художником в небольшом местном издательстве.

– Я – одна из первых о новинках узнаю, ну и читаю, конечно. И вот прямо нос от гордости задирается, когда вижу свою работу в магазине. Иду потом и думаю: сейчас в лужу какую-нибудь свалиться – самое то, чтобы не «звездеть», – девушка рассмеялась, сказав нелепое слово.

– А у меня тоже книжка есть. Самодельная, – и Юля рассказала о том, как они с Сашей рисовали истории.

– А давай ваши истории в издательстве покажем? Может понравятся. Напечатают.

Юля вытаращила глаза: неужели их выдумками может кто-то заинтересоваться?

– Я обязательно на работе поговорю, – продолжала подружка, – и расскажу тебе потом. А ты, на всякий случай, попроси своих уже сейчас всё найти и в папочку собрать.

За несколько дней до выписки Юле позвонил незнакомец.

– Лев Григорьевич, – бодрым голосом представился мужчина. – Мне ваш телефон дал…– он назвал владельца художественной лавки.

– Я купил ваш рисунок. Это именно то, что я так долго искал. Понимаете, я работаю с людьми, помогаю добиваться поставленных целей, справиться с тем, что мешает. И мне не всё равно, как выглядит мой кабинет. Давно хотел украсить его чем-то необычным, но соответствующим проблематике работы. Ваша картина заставляет задуматься. Мне понравилось. Но одной мало. Я бы хотел заказать у вас несколько рисунков и обговорить темы. Вам интересно моё предложение?

Женщина не верила своим ушам: её работу купили и хотят ещё. Она немедленно согласилась, попросив перезвонить ей через неделю, если он не передумает.

– Ну что вы, – протянул Лев Григорьевич, – я обязательно перезвоню.

Травмы тела медленно, но заживали, а травма души… Юля много размышляла над случившимся и пришла к выводу, что по-другому не могло быть. Она сама во всём виновата. Она закрывала глаза на очевидное, она выдумывала то, чего не было, но чего так хотелось. Она боялась причинить неудобство кому-то за счёт себя. Ей стало стыдно. Стыдно перед самой собой и перед сыном. Как перестать винить себя? Тут вдруг ей пришло в голову, что надо попросить прощения у себя самой.

– Прости меня, – сказала она беззвучно и прислушалась к себе. Она старалась сосредоточиться на себе, своих ощущениях, не обращать внимания на больничную обстановку.

Юля искала отклик внутри. Сначала она чувствовала тревогу, страх, а потом разлилось умиротворение.

Сын с бабулей приготовились к её возвращению. Навели чистоту, сварили куриный бульон, картошку, открыли солёные огурчики.

Саша не отходил от Юли ни на шаг и рассказывал, рассказывал. Про школу, про игры у психолога, про то, что его пригласили в кружок художественного слова и сказали, что у него хорошо получается рассказывать стихи, и скоро ему дадут роль в спектакле, который покажут на выпускном у старшеклассников. Мать слушала, одобрительно кивала, с удивлением поднимала брови и смеялась.

Юля ещё в больнице, как только почувствовала себя лучше, позвонила в школу, поговорила и с Сашиной учительницей, и с директором, попросила помочь сыну.

Бабуля хлопотала у плиты и строила планы на весну и лето, нисколько не сомневаясь, что её поддержат.

Юленька смотрела на дорогие лица, на яркое весеннее солнце за окном, и ей казалось, что, наконец-то, она проснулась.

Часть 2. Юлия. 1. Болезнь

Юля вышла из кабинета врача и села на кушетку. Что с ней происходит? Что за болезнь у неё такая непонятная. Всё болит.

Любая еда вызывала спазмы и тошноту. В голове завёлся «барабанщик», и стучал не переставая. В груди давило так, что сбивалось дыхание. В пояснице, казалось, организовали склад кирпичей, и они своей тяжестью мешали, а бывало, не давали двигаться.

Она прошла обследование. Нашлись некоторые отклонения, связанные с её длительной диетой, с былыми травмами, но, как объяснила врач, это лечится, и не должно вызвать устойчивых повсеместных бол и медикаментозную непереносимость.

У Юли началась какая-то непонятная реакция на лекарства. Через три дня приёма любого препарата лицо и горло отекали, вылезала сыпь, поднималась субфебрильная температура, кружилась голова.

Однажды ей показалось, что останавливается сердце. Это случилось ночью. Юля очень испугалась, вскочила с кровати, открыла настежь окно и начала медленно дышать, стараясь успокоиться и расслабиться, думать о сыне.

А не так давно её увезли в больницу на скорой. Заболел живот, да так сильно, что разогнуться невозможно было. Сказали: аппендицит. Провели лапароскопию. И ничего. Всё в порядке.

Врачи разводили руками: показания были, мы сделали, как положено. И никто не мог объяснить, что с ней происходит. Хорошо, хоть домой на второй день отпустили. За Сашей тогда соседка присматривала.

–. Юль, привет, – женщину выдернули из невесёлых мыслей, – надо же, где встретились. Ты чего, заболела? – на Юлю с интересом смотрела полноватая шатенка средних лет. – Я тоже болела. Ангиной. Вот больничный пришла закрывать.

– Здравствуйте, Анна Ивановна, – Юля приветливо улыбнулась.

Анна присела рядом.

– Как дела-то у тебя? Какая-то ты невесёлая.

Юля вздохнула: как у неё дела? Да она сама не понимает. А как про это рассказать… Хотя, может Анна Ивановна дельное что скажет. Биолог всё же. В школе вместе работают.

– Понимаете, Анна Ивановна, болею я чем-то, а чем никто понять не может, все анализы отличные. И смотрят на меня, как на симулянтку, будто выдумываю всё. А я есть ничего не могу, спать перестала, – и Юля доверительно рассказала о своих ощущениях.

– Ох, бедняжка, – посочувствовала Анна Ивановна- может, это на нервной почве у тебя? Ты вот кажешься такой спокойной, на детишек голоса никогда не поднимешь, улыбаешься всегда. А может у тебя внутри негатив копится? Успокоительные надо попить, и всё восстановится.

– Нет, в школе мне нравится, с детьми нахожу общий язык. С Сашей проблем нет. Не нервничаю я. А лечиться ничем не могу. Аллергия на все приписываемые лекарства. Пробовать, подбирать…слишком дорого получается.

– Знаешь, все болезни, кроме простуды, из головы, – очень серьёзно сказала Анна, – к психотерапевту тебе надо.

– Ну, не знаю, -протянула Юля, – может, и надо. Только вот туда точно не пойду. Не хочу, чтобы в моей душе копались.

– Знаешь, Юля, – женщина понизила голос, – у меня телефон есть на такой вот крайний случай, – она порылась в сумке, нашла кошелёк и вынула оттуда мятый листочек.

– Вот. Если хочешь запиши. Это Аглая Петровна, – и помолчав добавила, -шаманка.

Юля непонимающе уставилась на Анну Ивановну.

– Да ты не бойся, – усмехнулась та, – Аглая Петровна вреда не причинит. Я её давно знаю. Она мне, в своё время, помогла. Знаешь, тогда ещё не было такой быстрой и точной диагностики, как сейчас. Так вот, силы стали у меня уходить. А я молодая, ничего не болит, и первичные анализы вроде бы хорошие. Врачи только плечами пожимали. Мне вот по знакомству адрес Аглаи и дали. Я к ней приехала, а она на меня посмотрела и говорит: «Вовремя ты. Осы гнездо внутри тебя вьют. Сейчас гнездо выкинем». Я про ос не поняла. А она меня в разные стороны подёргала, постучала по мне, помяла, ну, как массаж, что-то поговорила, водой напоила и сказала ещё раз прийти провериться: не осталось ли ос. А знаешь, что потом оказалось? Когда все анализы получила? Рак. А Аглая ещё предупредила: «Лечение тебе назначат, но ты не соглашайся, попроси повторное обследование, а там видно будет». Когда, после Аглаиного лечения, анализы пересдала, врачи вновь плечами пожали: куда всё делось.

Юля слушала очень внимательно. Пожалуй, стоит переписать телефон. На всякий случай.

Из больницы шла не спеша, наслаждаясь весенним ароматом талого снега, треньканьем синиц, суетой улиц. Вот если бы не её непонятная болезнь, как бы она наслаждалась своей жизнью.

Сейчас надо зайти за Сашей в Центр детского творчества. Это далековато от их дома, надо несколько раз переходить дорогу, и поэтому она провожала и встречала сына с занятий – побаивалась пока отпускать одного. А когда сама не могла, просила соседку.

Соседка у них хорошая, на бабулю похожа, только помоложе. С Сашей всегда выручала: встретить-проводить, покормить, присмотреть. Юля ей тоже помогала по-соседски: то продукты принесёт, то окна помоет, а то и конвертик на праздник подарит.

В Саше проснулся талант рассказчика, и он захотел заниматься в кружке актёрского мастерства. Мальчика не брали, говоря, что ещё мал и не справится с заданиями.

Юля проявила неожиданную настойчивость, и добилась, чтобы сына приняли. В благодарность она предложила помощь в оформлении сцены и изготовлении декораций к спектаклям.

Саша увидел мать издалека и помчался навстречу, размахивая сумкой для сменной обуви.

– Мам, маам! Представляешь, меня в спектакль включили. По-настоящему. Мы ко Дню победы спектакль готовим, ну, помнишь, я рассказывал, говорил ещё, что мне сказали дублёром быть на всякий случай. Так вот, тот, который основной, совсем плохо справляется и забывает всё. А я всё выучил и рассказал всё правильно. Меня хвалили. Сказали, что теперь я – основной, и на меня вся надежда, – выпалил мальчик, едва добежав до матери. Он искрил радостью и счастьем.

Юля постаралась переключиться со своих мыслей на сына. Она похвалила, подробно расспросила, как всё происходило, выразила уверенность, что и в дальнейшем сын будет настойчиво идти к мечте, и предложила устроить по поводу этой маленькой победы праздник:

– Саш, смотри, вон то кафе со смешным названием «Ели, ели и запели». Помнишь, мы в него заглянуть думали? Давай там поужинаем? А потом зайдём за продуктами, а ещё конструктор покажешь, про который рассказывал, а то я не очень поняла, что это такое.

Саша с воодушевлением читал меню и рассуждал, чего ему хочется больше сейчас, а что попробует в следующий раз. А Юля, посмотрев на аппетитные фотографии, вздохнула про себя. Она обойдётся картофелем на пару и зелёным чаем.

– Мам, а ты чего так мало себе заказала? Это я лишнего навыбирал, дорого, да? Давай, я к официанту сбегаю, скажу, что передумал, – забеспокоился мальчик, услышав выбор матери.

– Саша, – Юля смотрела на него очень серьёзно, – у нас есть деньги. У нас всегда теперь будут деньги. Ты сделал хороший заказ, всего в меру. Просто я есть не очень хочу. Ну, а пирожное или пицца вечером – для меня вредно. А тебе можно и нужно всё, ты растёшь.

От своих слов Юля почувствовала сначала удовлетворение, а потом укол вины и сожаления за то, что она лишала себя и сына простых радостей, стараясь не разочаровать супруга. Хорошо, что бывшего.

***

Три года назад, когда Юлю выписали из больницы, она первым делом подала на развод, а потом и на лишение Романа Васильевича отцовства. Переживала, сомневалась, но всё же решилась.

Роме дали срок.

Бабуля поддержала: «Правильно. Оставь все несчастья на месте. А вещи свои и Сашины в узел смотай. Потом сожжём, за огородом». Юля опасалась даже случайных встреч с ним в дальнейшем и возможных претензий на сына, боялась, что он будет преследовать их.

Квартиру оставили свекрови, забрав только рисунки. Свекровь расстраивалась, что Юля предъявит права на имущество, но Юля отказалась от всяких притязаний, лишь бы побыстрее убраться, и никогда больше не вспоминать и не видеть этого дома.

Со Львом Григорьевичем, тем неожиданным покупателем картины, пожелавшим приобрести ещё парочку подобных, встретилась, обговорили заказ. Оба остались довольны встречей.

Юля, соскучившись по любимому делу, выполнила работу быстро и получила хороший гонорар. А Лев Григорьевич порекомендовал её своим знакомым. Появились ещё заказы.

Подружка показала Юлины рисунки в издательстве, их одобрили, сказав, что детям такое понравится, и обещали опубликовать.

Пока устраивали все дела, закончился учебный год, и Юля с сыном уехали к бабуле.

С родителями, особенно с матерью, отношения оставались натянутыми. Не могла мать простить ей замужества, и к Саше относилась прохладно, говоря, что он копия Романа. Саша, слышавший излияния своей бабушки, нервничал:

– Мам, но ведь, если я на папу похож, это же не значит, что у меня характер такой же будет?

Юля убедила мальчика, что у него уже другой характер. Но встречи с матерью свела к минимуму, и разрешала не присутствовать на семейных обедах, которые изредка, по праздникам, устраивала та.

С дедом Саша сдружился. Они ходили на рыбалку, мастерили парусники в сарае прабабушки и отпускали их в плавание по реке. Дед рассказывал о путешественниках, а внук делился мечтами о своих путешествиях.

Сашу перевели в местную школу. Юлю пристроил на работу отец. Её приняли в театр помощником декоратора. Потом ей разрешили выставлять рисунки в фойе театра. Художница с удовольствием общалась с посетителями. Её работы стали узнавать. Несколько картин купили.

Два счастливых года прожили Юля с Сашей в доме прабабушки.

Почти сразу, как внучка переехала, бабуля переоформила дом на неё, а незадолго до смерти серьёзно поговорила:

– Юленька, ты дом-то потом не жалей, продай. Не оставайтесь здесь. Поезжайте куда-нибудь в большой город. Саша умненький, ему учиться, развиваться надо. Да и у тебя возможностей больше будет. Выставляться начнёшь, люди тебя узнАют. Знакомствами обзаведёшься. Вам свою жизнь надо строить. Свою. А родителей навещать будешь, ну и меня заодно.

Юля тогда расстроилась:

– Баб, что ты такое говоришь? Не уедем мы от тебя, нам с тобой хорошо.

– И мне с вами хорошо, и я радуюсь вам каждую минуточку. Но ты, Юленька, слова-то мои запомни.

Юля запомнила. Без бабули стало тоскливо, неуютно. Вот тогда Юля и решилась продать дом. Поделилась желанием с Сашей, он обрадовался и с нетерпением ожидал переезда.

Мать пожимала плечами:

– Не сидится тебе. Опять навстречу приключениям. Не знаю куда, не знаю зачем, не знаю к кому.

Неожиданно отец поддержал:

– Правильно, дочь. У тебя вся жизнь впереди. Поезжай. Устраивайся. Если помочь надо будет, так ты не стесняйся, говори. На мать не смотри, просто она переживает за тебя. А я с тобой съезжу, помогу жильё выбрать и купить.

Вот так они уехали. Квартиру присмотрели быстро. Школа оказалась рядом. Юля пошла сына устраивать, а там, узнав, что она художница, предложили ставку учителя. Всё складывалось, как нельзя лучше.

Но Юля начала болеть. Поначалу она думала, что это из-за неправильного питания и пыталась подобрать диету. Потом, страшась заснуть, перестала спать совсем.

Каждую ночь она оказывалась в одном и том же кошмаре. За ней по лабиринту из зловещих каменных домов, покрытых мхом, влагой и чернотой, гонялся Рома. Она убегала, падала. К Роме присоединялись какие-то мрачные люди, и тоже ловили её. Сон истязал, лишал сил. Утром вставала совершенно разбитая, уставшая.

Она не знала, что делать.

2. Позвонить, не позвонить

Звонить по переписанному номеру Юля не решалась. Слово «шаманка» настораживало. Не доверяла она такому – непойми какому – лечению.

Решила подождать. Вдруг, предложенное на сей раз врачом, поможет? Выполняла буквально все рекомендации. Лекарство принимала по чёткому расписанию. Гуляла перед сном, невзирая на погоду и состояние. Выходила одна или с Сашей около девяти, чтобы в половине одиннадцатого уже лежать в постели.

Прогулка была незамысловатой. По своему двору, вокруг детской площадки, до школы, вокруг школы. Вскоре Юля стала узнавать жильцов микрорайона.

Вон, тяжело переваливаясь, шла грузная женщина с огромными, набитыми разной снедью, сумками в обеих руках. Она жила в доме напротив.

Первый раз Юля обратила на неё внимание, когда та стояла на углу своего дома и грозно кричала куда-то за угол:

– Стоять! Назад! Ко мне! Кому сказала! Сколько тебя ещё ждать! – женщина нетерпеливо хлопала себя рукой по бедру.

«Собака непослушная убежала», – подумала Юля. Во дворе в это время выгуливали собак. Через некоторое время из-за угла появился пошатывающийся встрёпанный мужчина, видом похожий на бомжа.

– Ты где был? Где был? Я тебе что сказала? Из дома ни ногой. Где деньги взял? – напустилась суровая жёнушка, подхватывая споткнувшегося супруга и не давая ему прилечь.

Мужчина что-то промычал в ответ. Юле было не слышно, но жена, похоже, хорошо разобрала. Она встряхнула бедолагу и заорала тому прямо ухо, чтобы уж наверняка дошло:

– Скотина ты, а не мужчина! Переживал он! Меня нет, еды нет! Тебе холодильник лень открыть? Премию он получил! Из рук в руки! Вот я кому-то ручонки-то пообрываю, чтобы в другой раз с головой дружили, – и она со второй попытки запихнула вихляющегося мужа в подъезд.

Юля её почти каждый вечер видела. Женщина возвращалась поздно, всегда увешанная авоськами. А однажды утром, только проснувшись, Юля подошла к окну и увидела эту женщину выходящей из подъезда.

В одно и тоже время выходили жильцы с собаками. Все отлично знали друг друга (и жильцы, и собаки). Прогулка была для них не просто прогулкой, а своеобразным ритуалом. Одни обсуждали любимцев, их проблемы и делились опытом, другие резвились и тоже делились опытом.

Юля обратила внимание на молодого мужчину. Подходя к школе, видела его бегущим вокруг школьного стадиона. Бигль носился у ног бегуна, не обращая внимания на своих собратьев. Хозяин никогда не вступал в разговоры, кивком приветствуя гуляющих. Набегавшись, они уходили к домам за стадионом.

Уже почти неделю Юля чувствовала себя хорошо. Лекарства приносили облегчение, появился аппетит. Сон хоть и не долгий, с частыми пробуждениями, позволял расслабиться и отдохнуть.

В пятницу, завершив дела, они с сыном отправились на прогулку. К вечеру немного подморозило, и покров, что днём готов был растечься ручейками, схватился и похрустывал, выпуская из-под себя струйки воды, когда на него наступали. Воздух легко пах талым снегом, прохладой и предвкушением чего-то удивительно нового.

Юля потихоньку шла по своему маршруту, Саша умчался на школьный двор. Там, рядом со стадионом была площадка с уличными тренажёрами. Обычные звуки двора нарушил звонкий собачий лай и окрик:

– Барт! Ко мне! Не бойся! Он не укусит. Барт!

Юлю, как будто подстегнули. Она интуитивно почувствовала, что это относится к Саше, что на Сашу напала собака, и рванула к школе.

Увидела испуганного побледневшего сына, и активно виляющего хвостом, мечущегося между застывшим мальчиком и бегущим навстречу хозяином, бигля. Бигль отбегал от мальчика, но, не добежав до хозяина, возвращался к Саше.

Наконец мужчина поймал собаку за ошейник. Удерживая одной рукой четвероного друга, другой стал поглаживать по плечу мальчика и говорить:

– Сильно испугался? Извини, пожалуйста. Это бигль…

В этот момент подоспела Юля и не дала ему договорить. Она прижала к себе Сашу и, пылая возмущением и пережитым страхом, выпалила:

– Ваша собака могла покусать моего сына. Почему нет намордника? И, если она не приучена слушаться хозяина, почему без поводка? Какая безответственность.

Юля хотела добавить, что это школьный двор, и здесь могут быть ещё дети и пожилые люди, а скоро начнутся каникулы, ребятня будет допоздна гулять, но её опередил мужчина.

– Девушка, извините нас. Послушайте, это бигль. Он не кусается, он добродушный и воспитанный. Но он очень детей любит. Увидел бегущего ребёнка и решил, что это бегут играть с ним. Но Барт даже не коснулся вашего сына, он просто скакал вокруг. Так ведь? – и увидев кивок, продолжил – мы здесь будем бегать пока снег лежит, да детей и пожилых почти нет. А потом в парк переберёмся, там специальная площадка для собак есть. Далековато, но там нам спокойнее будет.

Барт, как будто понимал речь хозяина. Он переминался и, виляя хвостом, виновато смотрел на Сашу. А хозяин ещё раз извинился и вдруг спросил у Юли:

– А может ваш сын хочет познакомиться с биглем и поиграть? Я научу и рядом буду. Барт очень любит играть и бегать.

У Саши загорелись глаза. Вообще-то собаки ему нравились, просто здесь неожиданно всё случилось, и он растерялся.

– Мам, можно мне? – неуверенно протянул мальчик.

– Ну, если пёс не кусается, то можно, – согласилась Юля.

Мужчина улыбнулся и принялся с воодушевлением рассказывать о бигле, его повадках, а потом они втроём – хозяин, Барт и Саша – бегали, играли в догонялки и в «принеси палку».

Юля тоже улыбалась, глядя, как радуется Саша.

Саша раскраснелся, глаза блестели. Он с огромным удовольствием провёл время. Радости его не было предела, когда мужчина предложил приходить на вечернюю прогулку играть с Бартом.

– Ты понравился Барту с первого нюха, – пошутил мужчина, – Барту надо много двигаться, да и тебе полезно перед сном лишнюю энергию выплеснуть.

Всю дорогу до дома Саша рассказывал матери как весело он играл, какой Барт умный, и как здорово иметь такую собаку. Юлю взволновала возбуждённость сына, и дома она заварила мятный чай. Мятный чай с мёдом, мягкий бублик, усталость от прогулки и эмоций сделали своё дело – Саша раззевался и отправился в кровать.

Юля подоткнула ему одеяло, пожелала спокойной ночи, поцеловала, выключила свет и вышла из комнаты. Да, теперь у сына была своя комната, и в Юле каждый раз боролись два чувства: удовлетворение и стыд. Ну почему же раньше-то она ждала какого-то чуда.

Посидела ещё на кухне, посмаковала чай. Интересно, а что сейчас делает тот мужчина? И почему он гуляет с собакой один? Он молод, не старше Юли.

И ей захотелось побольше узнать про этого человека. Как зовут, чем занимается. Когда он снимал перчатку, чтобы взять Сашу за руку и показать, как надо гладить собаку, она заметила обручальное кольцо. Интересно, давно женат, есть ли дети?

Ночью у Юли случился приступ. Сначала приснился кошмар. Роман Васильевич надвигался на неё, требуя близости. Юля отступала, но он схватил её и принялся тискать, угрожая что, если она будет сопротивляться, заберёт Сашу. Юля изворачивалась, уклонялась.

Женщина резко проснулась. Колотящееся сердце давало перебои, она ловила ртом воздух и не могла вдохнуть. В левом боку пульсировала невыносимая боль. Попробовала повернуться, боль прострелила через грудь, выбивая остатки воздуха.

Юля испугалась – это конец. А как же Саша? Она не может оставить Сашу. На кого она его оставит? На родителей?

Она представила поджимающую губы мать: «Юля, зачем мне твой сын, сын Ромы. Я говорила тебе, но ты не слушала».

Свекрови он не нужен. Та будет только охать и жаловаться всем на тяжелую свою долю. А там ещё и Роман может объявиться. Нет. Нет, она сама хочет растить сына, радоваться ему.

Слёзы покатились по щекам, шее. Да что же это такое! Что делать? И тут Юля вспомнила: телефон! Она непременно, если переживёт эту ночь, позвонит той шаманке. Хуже, чем сейчас, быть не может.

3. Аглая Петровна

Боль отпустила под утро, и Юля задремала. Но проснулась всё равно рано – как привыкла вставать обычно. И сразу вспомнила об обещании позвонить шаманке.

Юля вздохнула, повернулась на бок, полежала немного, перевернулась на другой. Потом снова на спину. Ну, вот что она скажет этой женщине? «Здравствуйте, у меня всё болит»? Или начать объяснять, где конкретно и как болит?

Юля представила себя говорящей, вздохнула и покачала головой. Картинка представилась жалостливая и неприятная: она говорит-говорит со скорбным видом, тычет себя в разных местах, показывая, где у неё проблемы.

Не умеет она так убедительно жаловаться. Вот подумает Аглая, что она просто взбалмошная неврастеничка. А как сказать, чтобы понятно было, что у неё болит нестерпимо и везде, но при этом поменьше говорить? Юля задумалась, но ничего не придумала.

Решила вставать. Всё равно сон не идёт, да и належалась она так, что удобное положение найти не может.

Саша спал. Юля любила такие моменты раннего утра, когда была предоставлена сама себе, и никуда не торопилась.

Она включила лампу над разделочным столом, осветившую тёплым светом небольшое пространство. Остальная часть кухни осталась в полумраке. Заварила чай и уселась возле окна, наблюдая за ранними прохожими.

Интересно, куда люди спешат в выходной так рано? Дела. А вот у неё никаких дел на сегодня, кроме того страшного, вызывающего беспокойство, звонка.

Тут в левом боку кольнуло. Юля поморщилась, потёрла бок и решила отвлечься рисованием. Как только она брала в руки карандаш, время исчезало. Юля погружалась в мир линий, теней, передавала свои ощущения через изображения.

Изредка поглядывала на часы и удивлялась: села рисовать она в 6.30. а сейчас уже 7.30. Звонить пока рано. Вдруг шаманка ещё спит. 8.45 – а теперь можно звонить? Юля решила подождать еще 15 минут, и позвонить ровно в 9.00. Наверно, уже не слишком рано.

Руки вспотели и подрагивали, сердце колотилось где-то в горле, когда Юля набирала номер.

– Да. – спокойный женский голос ответил сразу, как будто на том конце ждали звонка.

– Аглая Петровна?

– Да.

Тут Юля растерялась. А что дальше-то говорить? Представиться? Или сказать откуда у неё номер Аглаи. Молчание затянулось, и Юля, побоявшись, что Аглая не выдержит и отключится, выпалила:

– А можно к вам приехать?

– Ну и когда ты хочешь?

Ответ Юлю немного удивил. Она-то думала женщина начнёт расспрашивать, а потом сама скажет, когда сможет её принять.

– Не знаю. А когда вам удобно.

– Сейчас приедешь?

Юля растерялась: так скоро. У неё ещё Саша спит. А Аглая Петровна, словно почувствовав замешательство, сказала:

– Давай так. Дела свои доделай. Я тебя жду к 12.00. Запоминай, как добраться… – и женщина подробно объяснила маршрут.

Юля готовила сыну завтрак в возбуждённом состоянии. Она не могла представить себе шаманку. Точнее воображение рисовало шалаш, возле него ритуальный столб, обвешанный масками и бусами, костёр и лохматую женщину, замотанную в шкуры, с бубном в руке.

Сыну рассказала, что поедет на окраину города знакомиться с одной женщиной, которая умеет лечить. Саша тоже захотел на окраину города, но Юля объяснила, что первый раз съездит одна, на разведку. А уж в другой раз возьмёт его. А пока она надеется, что сын выучит все уроки, чтобы вечером играть с биглем, а завтра не думать про дела.

Добиралась легко, несмотря на пересадки. Нужный транспорт, как будто по заказу, ждал Юлю.

Потом от остановки шла, внимательно следя за ориентирами, данными Аглаей. Новая школа, от неё поворот налево, потом магазин, тоже по левую руку, затем поворот в проулок. Идти до конца, последний дом по левую руку – зеленый с белыми ставнями.

Юля открыла рот от удивления. За обычным дощатым забором стоял ярко-зелёный дом под красной крышей. Окна в кружевных белых наличниках. А ставни разукрашены рисунками животных. Между причудливо вьющихся растений жили и петухи, и медведи, и лисы, и зайцы. Дом, как из сказки.

Толкнув калитку, Юля прошла по дорожке, выложенной деревянными кругляшами, к крыльцу и остановилась. Лестница в три ступени вела к двери, у порога которой валялся веник. А теперь как? Просто подняться? А веник? Почему-то Юле стало тревожно, глядя на этот преграждающий дорогу веник.

Дверь открылась.

– Ну чего остановилась? Поднимайся. Веник не про тебя лежит. Просто перешагни, – невысокая пожилая женщина в синем спортивном костюме смотрела внимательно и спокойно.

Юля как-то сразу расслабилась, напряжение отпустило, и она поднялась в дом.

– Одежду вот здесь оставь, – женщина указала на вешалку на стене, – а обувь – вот тут. И тапки надень. Пол у меня холодный. Видишь, в чем хожу?

На ногах красовались валенки ручной работы, расшитые бусинами.

Юле хотелось спросить, она ли Аглая Петровна, но почему-то не решилась. А женщина распахнула обитую дермантином дверь справа от вешалки.

– Проходи. Присаживайся.

Юля робко прошла в комнату. Два окна по стене напротив, окно с торца. Тюлевые короткие занавески, цветы на подоконниках. Фикусы в кадках на полу.

Между окон диван. Сбоку журнальный столик и кресло. В кресле спала кошка. Напротив дивана, по глухой стене шкаф-стенка. И покой.

Покой наполнял всю комнату. Юле захотелось сесть на диван, закрыть глаза и сидеть-сидеть, не двигаясь и ни о чём не думая.

– Так-так, – женщина стояла напротив, и прищурившись рассматривала Юлю. – Ах, как нехорошо! Сердце-то! Ты чего тянула? Думала вечная? Ну, ничего-ничего, это мы сейчас поправим. Вставай.

Юля от этих слов приободрилась. Вот сколько раз она врачам на сердце жаловалась, а ей кардиограмму снимут и скажут: «Изменения допустимые, ничего страшного, сходите к неврологу». Юля себя тогда неловко чувствовала, словно выдумщица. А Аглая Петровна (Юля уже не сомневалась, что это она) сама сказала, что сердце у неё болит.

Аглая развернула гостью спиной к себе, велела развести руки в стороны и держать параллельно полу. Подхватила Юлю под подмышками и резко дёрнула вверх. Вот даром, что женщина невысокая и хрупкая, а силы оказалось достаточно, чтобы приподнять высокую Юлю.

Юля охнула, в груди что-то сжалось и отпустило.

Шаманка повернула женщину лицом к себе и вновь прищурив глаза оглядела, удовлетворённо кивнула:

– Садись. Теперь будешь жить, сколько положено.

Она уселась перед Юлей на низенькую табуреточку.

– Ногу давай.

Юля вытаращила глаза. Что?

– Вот неверя, – проворчала Аглая, – слышала же, поняла. Ногу давай. Клади мне на колени.

Юля осторожно положила ногу Аглае, и та принялась разминать стопу и пальцы. И делала это так умело, что Юля почувствовала, как лёгкость, появившаяся в ноге, стала подниматься выше.

– Ага, вижу сама поняла, в чём дело. Закрыты ноги твои были, энергия не могла сквозь тебя в землю уходить, застревала. А застряв бродить начинала, как плохое вино и отравлять. Вот мы сейчас все твои каналы откроем и связь с землёй восстановим. Постепенно тело очиститься от гнилой силы.

Юля из слов Аглаи поняла только, что ноги у неё закрыты для чего-то там, но ей было всё равно. Блаженство и лёгкость разливались по телу. Она ликовала. Ничего не надо говорить, не надо чувствовать себя симулянткой. Аглая всё сама видит и делает как нужно. Юля совершенно расслабилась и полностью доверилась женщине.

А та, разминая уже другую ногу, бормотала:

– Дом. Старый, деревянный. Плесень в нём. Так та плесень на тебя ложится. Что за дом такой, – и уже громко спросила, – а скажи-ка, есть ли деревянный дом, который тебе дорог.

Юля сначала хотела сказать: «Нет», а потом вспомнила: бабушкин дом. Она любила этот дом и сожалела, продавая, что не может оставить себе. Юля молча кивнула.

– Слушай девица, он из тебя силу сосёт, а тебе плесень отдаёт. Я могу избавить тебя от него. Хочешь?

Юля недоумённо уставилась на Аглаю.

– Экая непонятливая. Ну просто отпустишь ты сожаление, и дом не сможет больше вредить.

Юля не совсем поняла, но от мысли про плесень её передёрнуло и она кивнула.

– Хорошо. А ещё женщина в тебе сидит пожилая уже, – и Аглая описала внешность бабули, – здесь могут быть только наставники, а других – гнать взашей. Прогнать её? Или это наставница твоя?

Про наставницу Юля опять не поняла и где сидит – тоже, но решила, что бабуля пусть остаётся. Она всегда поддерживала, помогала, оберегала.

– Не надо прогонять. Это бабушка моя, – сказала почему-то сиплым голосом.

– Так, вставай. Посмотрим.

Аглая оглядела Юлю.

– Вот знаешь, меня ночью из тонкого мира пришельцы стали донимать. Придут и давай душу щипать, а один так взялся когти об неё точить, а другой уж рот раскрыл, чтобы укусить, и слюна течёт ядовитая. Так я две ночи промаялась, а потом осиновый кол заготовила. И в другой раз они только заявились, я такую битву устроила. Нескольких порешила, других покалечила. Но с тех пор осиновый кол у меня в ногах в кровати лежит. А они уж боятся. Ты себе-то сделай такой и воюй. Ну, на сегодня всё. Прощай, – и Аглая быстро вышла из комнаты.

Юля вышла вслед за ней в полнейшей растерянности. Что это сейчас ей наговорили. И что значит «на сегодня всё»? Ей ещё раз надо будет прийти? А когда? Её взгляд упал на веник. Тот стоял возле входной двери растрёпанный. Юле показалось, что он подбоченился и подмигнул ей. Она испугалась и помотала головой. Это ж надо такому привидеться. И когда Аглая только его успела занести.

Юля шла до остановки и удивлялась своим ощущениям. Она не чувствовала ног. Вот совсем. Вместо ног была пустота, невесомость. Казалось, она плывет по воздуху. Она даже смотрела на свои ноги, чтобы удостовериться, что они на месте.

И в голове было пусто. Ни одной мысли. Юля даже засмеялась: как будто ветер гуляет на просторе. Она пыталась о чем-то подумать, но у неё не получалось.

Уже сидя в маршрутке, она обратила внимание, что стали появляться мысли. Первые, как будто приходили на разведку. Они стояли смирно где-то на краю ума, осматривались, потом проскальзывали, через весь ум и исчезали. А потом началась обычная чехарда из мыслей, и Юля забылась.

Настроение было хорошее. Юля была уверена, что теперь всё точно наладится. По дороге купила торт. Надо же отметить такой чудесный день.

Саша торту обрадовался. Он уже сделал уроки и занимался конструктором. Юля разогрела обед, и не страшась последствий, с аппетитом поела. Сын сидел рядом и с интересом слушал про приключение матери.

Она не стала называть Аглаю Петровну шаманкой. Не поняла, где было шаманство. Сыну её представила, как пожилую женщину, похожую на их бабулю, которая видит болезни человека и умеет делать правильный массаж.

Вечером они пошли на прогулку в школьный двор. Саша переживал, что Барта могут вывести гулять в другое место, но Юля успокоила, сказав, что хозяин сам пригласил Сашу, и он не похож на человека, который забывает свои слова.

Барт уже гулял на стадионе. Почуяв Сашу, помчался навстречу, но как воспитанный пёс остановился, не добегая мальчика, и радостно заскакал, приглашая не мешкать. Саша поспешил за ним. Мужчина приветственно помахал Юле рукой.

Она пошла по своему кругу, изредка поглядывая, как сын играет. Похоже хозяин вынес сегодня игрушки Барта. Юля видела, как кидали мячик, потом тарелку.

Юля уже прошла намеченные круги, и раздумывала не позвать ли Сашу, как словно услышав её мысли, к ней подбежал сын, за ним бигль и его хозяин.

– Здравствуйте. Вы сегодня с игрушками, – поприветствовала она мужчину.

– Здравствуйте. Да. Дома-то не поиграешь, а я люблю бегать, не отвлекаясь на игру. Ну, раз у нас друг появился по играм, то мы и прихватили с собой игрушки. Я уж сына вашего расхвалил. Он так хорошо научился ладить с Бартом, и Барт его слушает. И мне было время просто побегать. Кстати, с Сашей мы познакомились. Давайте и с вами теперь. Я – Виктор, – он снял перчатку и протянул руку.

– Юля, – улыбнулась женщина и коснулась руки мужчины.

Рука была сухая, теплая и какая-то крепкая.

– Отлично, – улыбнулся в ответ Виктор, и пожимая Юлину ладошку сказал, – до завтра.

4. Прогулки в парке

Ночь прошла спокойно. Никто не приходил к Юле в снах, да и снов она не видела. Легла и провалилась в небытие, а утром просто открыла глаза. Ей показалось, что она не двигалась ночью и проснулась в той же позе, что и засыпала.

Полежала, вспоминая вчерашнее приключение, Аглаю Петровну, её непонятное бормотание и странные слова. Понять её Юле было трудно, она могла лишь догадываться о каком-то общем смысле. Юлю поразило, что женщина видела в ней, и захотелось попробовать это нарисовать.

Женщина села за мольберт. И вот на бумаге уже сидит девушка, а внутри неё разворачивается фантастический мир. Над ней склонилась еле видимая пожилая женщина и как будто обнимала девушку и шептала что-то на ухо.

Вечером Саше побегать с Бартом не удалось. Солнышко светило всё ярче, снег подтаивал быстро. Дни удлинялись, желающих прогуляться перед сном становилось больше. Завершить воскресный день прогулкой пожелали пенсионеры и мамаши с колясками. Они разбрелись и по школьному двору, и вокруг стадиона. Тут уж не порезвишься вдосталь.

– Надо перебираться в парк, – подвёл итог Виктор.

Юля поинтересовалась, насколько это далеко, объяснив, что они не так давно переехали сюда и ещё не полностью познакомились с окрестностями.

После пояснений Виктора стало понятно, что парк достаточно далеко.

– Нет, каждый день мы не сможем ходить в такую даль, – вынесла приговор Юля, – у Саши кружок три раза в неделю по вечерам, потом уроки.

Саша приуныл. Ему так хотелось продолжить прогулки с Бартом.

– Мам, – протянул он жалобно, – ну, может мы успеем? Я быстро уроки буду делать. Потом, после прогулок.

Юля, улыбнувшись, покачала головой. Неожиданно её поддержал Виктор:

– Саша, мама права. Слишком большие нагрузки не принесут пользы. Для тебя основное – это учёба и кружок. А с Бартом ты можешь видеться на выходных. Например, мы можем договориться встретиться в пятницу возле школы, и вместе пойдём в парк. А там договоримся про следующие дни. Как вам моя идея?

Саша чуть не запрыгал от радости. Юля с благодарностью посмотрела на мужчину: он подтвердил её слова, поддержал авторитет, и нашёл компромисс.

– Хорошо, давайте встретимся в пятницу, но договоримся так: если мы не придём в течении 15 минут после назначенного времени, не ждите нас, значит у нас изменились планы.

– Мам, ты чего? – ужаснулся сын, – как у нас могут измениться планы. Если мы уже договорились?

– Мама права, – опять поддержал Виктор, – могут возникнуть разные неожиданности. Вот и я могу не прийти, ну мало ли что может случиться, тогда и вы меня больше 15 минут не ждите.

По дороге домой Саша недоумевал и переживал:

– Мам, ну вот если мы договорились встретиться, то ведь мы будем стараться, чтобы встретиться, и чтобы наши планы не изменились?

– Мы будем очень стараться, – серьёзно заверила его мать. Говорить, что она не уверена в себе, в своём здоровье не хотелось.

Неделя пролетела незаметно. Она оказалась очень насыщенной и для Саши, и для Юли.

Саша участвовал в репетициях и это ему настолько нравилось, что дома он продолжал проигрывать весь спектакль, пробуя себя в разных ролях и приставал к матери, чтобы она оценила, как лучше смотрится движение или звучит реплика.

Юле приходилось напоминать, что если он не выучит уроки, то в кружке ему будет очень стыдно об этом рассказывать. Это была не её выдумка. Центр детского творчества требовал от своих воспитанников отчёта по учёбе.

Юля, ещё осенью, подала заявление на вступление в Союз художников. Сроки рассмотрения заявлений там не оговаривались. Прошло уже полгода, и надежды, что про неё вспомнят не осталось. Неожиданно пришел ответ: она принята.

Это известие взбудоражило женщину, влило новые силы и желание рисовать. Юля состояла в группе художников в соц.сетях, принимала участие в интернет выставках, отправляла некоторые работы в галереи, что объявляли набор картин. Но членство в Союзе художников раскрывало другие перспективы. Вот сейчас обсуждалась будущая выставка на тему весны и годовщины победы в ВОв.

Юля решила принять участие. Она пересматривала свои работы, несколько отобрала, кое-что отложила на дорисовку и погрузилась в подготовку к выставке. Говорили, что лучшие работы отправят в турне по городам. Список городов тоже прилагался.

Утром в пятницу, едва открыв глаза, Саша поинтересовался не изменились ли у них планы, и пойдут ли они на прогулку с биглем. Юля засмеялась:

– Ну конечно, не изменились. Вставай, сейчас у нас школа на повестке дня. У тебя пять уроков, а у меня сегодня шесть, да ещё метод объединение. Хорошо, хоть в нашей школе проходит, никуда ходить не надо. Ты меня в школе пождёшь или домой пойдёшь?

Саша изъявил желание ждать в школе. Ему нравилась пустая школа, нравилось обедать в школьной столовой вместе с мамой и другими учителями, нравилось сидеть в пустом кабинете и делать уроки.

Наконец длинный рабочий день завершился, и Юля с Сашей отправились домой. Саша не мог найти себе место, даже любимый конструктор не отвлекал от мыслей про будущий поход в парк.

Ещё только переехав, они хотели его обследовать, но так и не собрались выйти на разведку. Зато теперь у них надёжный провожатый, и мама не будет беспокоиться, что они заплутают.

Виктор уже ждал их. Бигль был на поводке.

– Ну что, отправляемся?

Саша с Юлей дружно закивали.

– А можно мне Барта повести? – через некоторое время спросил Саша.

– Ну, давай попробуем, – согласился Виктор. – Барт – пёс воспитанный, не должен хулиганить.

Саша счастливо улыбался. Ему казалось, что все встречные, особенно дети, с завистью и уважением смотрят на него, ведущего бигля. Он гордился собой.

Юля с Виктором шли чуть поодаль. Завязался разговор.

– Юля, вы сказали, что недавно здесь живёте. А откуда вы приехали?

Юля рассказала про жизнь с бабулей, но про своё замужество, про Роман Васильича, опустила. Виктор в душу не лез, лишнего не спрашивал.

– А вы? Дано здесь живёте?

Оказалось, что в этом районе Виктор живёт около года. Женился. Захотели жить самостоятельно. Искали съёмную квартиру, но с собакой им отказывали. А тут знакомый уехал на заработки. У него однокомнатная квартира. Ну, Виктор и напросился пожить: и им с женой хорошо, и знакомому – квартира под присмотром.

Юля поинтересовалась, как жена относится к биглю. Виктор пожал плечами:

– Барт – моя собака. Я ухаживаю. Жена не в восторге, но и не особо против, раз уход не на ней.

– А дети у вас есть?

Виктор как-то нахмурился:

– Детей нет.

Юля поспешила перевести разговор на другую тему:

– Виктор, а чем вы занимаетесь?

Виктор занимался 3Д моделированием. Работал из дома. Работа ему нравилась, ну и доход неплохой был.

– На квартиру копим, хотя бы на часть, а остальное – кредит возьмём, – поделился он.

Юля согласилась, что это очень правильно.

Рассказала про себя, что она художница, работает в школе, поближе к Саше. Поделилась радостью о неожиданном приёме в Союз художников.

Так за разговорами, они дошли до парка. На окраине устроили большую площадку для выгула собак.

К большому удивлению Юли, на ней никого не было.

– Ну и хорошо. Нам места больше будет, – пошутил Виктор.

Юля понаблюдала, как Саша играет с Бартом, как Виктор бегает вокруг площадки и, предупредив, что прогуляется, пошла исследовать парк.

Это был парк без аттракционов, но с удобными дорожками, огороженными кустарником и обустроенные скамейками. За ними островками росли деревья, а между ними скрывались полянки.

«Летом здесь, наверно, очень уютно», – подумалось Юле.

Сейчас гуляющих было мало.

Рассматривая живописный вид, женщина вдруг вспомнила слова Аглаи про осиновый кол. Юля поняла так, что, положив кол в кровать, можно от кошмаров избавиться. Как им во сне можно с кем-то сражаться – осталось загадкой, но Юля решила не заморачиваться с непонятностями: надо попробовать хотя бы положить.

Кошмары в эту неделю не снились, но Юля боялась их возвращения, боялась снова встретиться с Романом, боялась его притязаний, боялась тех людей, что ловили её. Она старалась уговорить себя, что это только сны, но в какой-то момент казалось, что они вещие, и однажды она откроет дверь и увидит Романа.

Осиновый кол – сомнительное оружие против плохих снов, но почему бы не попробовать? Она ничем не рискует.

Юля рассматривала деревья. Летом, она быстро отличила бы осину от других деревьев. Сейчас, без листьев, все деревья казались ей одинаковыми. Она чётко знала только берёзу. Как же не ошибиться?

Возле берёзы, росшей рядом с дорожкой, стоял дед. Он уткнулся лбом в ствол, обхватив его руками. Клюка валялась на снегу.

Юля подошла ближе. Глаза пожилого человека были закрыты. Со стороны казалось, что он пытается слиться с деревом. Юля про такое что-то читала: дерево может силой поделиться, если его почувствовать.

Она потопталась возле мужчины, не решаясь отвлечь, и уже собралась идти дальше, как тот, словно почувствовав присутствие постороннего человека, открыл глаза и воззрился на Юлю.

– Тебе чего? – спросил с интересом.

– Извините, пожалуйста, а вы не знаете, здесь есть осина? – не растерялась женщина.

– Тебе показать, что ли?

– Пожалуйста, если вам не трудно.

– Да что ж трудного, вот только палку возьму, – мужчина потянулся к лежащей палке.

Юля опередила: подняла клюку и протянула старику.

Они прошли немного вперёд по парковой дорожке, потом полезли через кусты и, немного проваливаясь в подтаявшем снегу, добрались до небольшой группы деревьев.

– Вот твоя осина, – кивнул старик. – Смотри, кора у неё сероватая, гладкая. Немного крапины есть, как у берёзы. Только не вздумай её обнимать! Она силу забирает. Сама-то, конечно, лечит. От паразитов всяких, от кашля, но это пить её кору надо.

– Спасибо огромное, – с жаром поблагодарила Юля, – не буду я её обнимать. Мне ветка нужна.

– Кол что-ли нужен, – хитро улыбнулся дед.

Юля смутилась.

– Да ты не смущайся, дело житейское. Ты только не ломай ветку-то. Аккуратно спили, – дал совет провожатый и побрёл назад.

Юля ещё постояла рядом с осиной, осматриваясь и запоминая место. Значит, Аглая верно сказала: народное это средство.

Как теперь ветку спилить так, чтобы её не поругали и не оштрафовали. Надо будет с Виктором посоветоваться.

5. Прогулки (продолжение)

В противоположном конце парка устроилась детская площадка с горками-лазилками, качелями-каруселями. Юля обошла и её и подумала, что Саше здесь понравится.

Она присела на скамейку. Хорошо-то как, спокойно, тихо. Хочется замереть и ни о чём ни думать. Или взять карандаш и бумагу и нарисовать это умиротворение.

Юля постаралась выкинуть из головы все мысли и настроиться на созерцание. Её постоянно что-то отвлекало. Вот пролетела ненормальная ворона. Юля даже засмеялась, глядя на неё.

Ворона сначала летела, как обычно, а потом, громко надрывно закаркала, перевернулась на спину и, неуклюже размахивая крыльями, полетела так. «Одурела от весеннего воздуха», – решила Юля. Потом стал подбираться холод. На скамейке расслабляться рановато, не по погоде.

– Юля, вы устали? Вам не хорошо? Почему вы сидите на холодном? – её разыскали спутники, и Виктор с беспокойством смотрел на Юлю.

Юля улыбнулась. Забота оказалась неожиданной, искренней и очень приятной. «Наверно, он очень внимателен к своей жене. Повезло женщине», – подумалось ей.

– Всё в порядке, просто захотелось остановиться. А вы уже нагулялись?

– Да, пора возвращаться. Дорога-то неблизкая. Не стоит злоупотреблять играми.

Саша важно вёл бигля, Юля и Виктор, как прежде, шли позади.

– Юля, у меня предложение: не поймите неправильно, но давайте перейдём на «ты». Ну, правда, так проще, – предложил мужчина.

– Хорошо, – пожала плечами Юля, – мне на работе вполне достаточно «выканья».

– И как ты только работаешь в школе! Мне кажется с детьми очень трудно.

Юля усмехнулась и рассказала, что на самом деле не так уж с детьми трудно. Сложнее все отчёты вовремя сдавать. А дети… Главное суметь найти общий язык. Хотя, конечно, разное бывает.

– Знаешь, Виктор, столько забавных случаев происходит. И вот не знаешь, как на них реагировать: то ли смеяться, то ли плакать. Математичка рассказывала. На уроке явственно стал чувствоваться запах гари. Она переполошилась, окно открыла. А запах всё ярче становится. Она у детей спрашивает, не чувствуют ли они, а те сидят с каменными лицами, и как будто рот боятся открыть. Ну, она заподозрила неладное, стала всех поднимать, под парты заглядывать. Оказалось, на предпоследней парте, точнее под партой, ученики ароматическую палочку «берег Ганга» поджигали. Когда она это обнаружила, весь класс хохотал. Им, видите ли, интересно было, как учитель на запах и дым среагирует. У меня на уроках ничего подобного пока не было. Я стараюсь детей увлечь. А так не знаю, что бы я делала в подобной ситуации.

– А я вот помню, как мы учителей доводили. Возьмешь пластмассовую линейку, отогнёшь её конец над партой и отпустишь, когда учитель к доске отвернётся. Такой треск стоит. А ты сидишь и делаешь вид, что в тетради пишешь. Вот на Сашу смотрю и думаю, неужели этот добрый человечек тоже на такое будет способен. Хороший у тебя сын. Ведь мы тоже не со зла делали. Весело нам было.

– Хороший, – согласилась Юля. А что пережил этот хороший мальчик, так лучше не вспоминать. Перед ней всплыло то утро, когда они хотели устроить праздник с конфетами, другие эпизоды, когда отец морально наказывал сына за малейшее неповиновение.

Она поёжилась: нечего ворошить прошлое.

– Виктор, а ты не знаешь, как ветку от дерева отпилить или отрезать?

Мужчина удивился, но виду не подал.

– Ну, можно пилой, ножовкой, ножом, секатором- начал он перечислять, – а тебе зачем?

– Понимаешь, мне нужна ветка осины. Посоветовали мне дома держать, для хорошей энергетики, – сказала она почти правду. Рассказывать про Аглаю и свои сны совсем не хотелось.

– Как интересно. А тебе большая ветка нужна?

– Совсем нет. Вот такой достаточно, – Юля показала размер руками.

– Ну, такую ножом срезать можно. Только где осину найти?

– Да в парке есть. Я уже присмотрела, – радостно поделилась Юля.

– Тогда завтра и срежем, – обнадёжил Виктор. – А ты потом расскажешь: действует или нет. А то я тоже себе поставлю для хорошей энергетики.

– Договорились, – засмеялась Юля. Она не хотела завтра идти на прогулку, но раз уж ей пообещали срезать ветку…

На завтра Виктор прихватил с собой огромный нож. Женщину, глядя на него, передёрнуло. Она до сих пор боялась больших ножей. У них дома были только маленькие и столовые.

Мужчина не заметил неприязненного взгляда Юли и стал с увлечением рассказывать.

– Ножи – моё хобби. Я их коллекционирую…

Юля слушала невнимательно, следя за сыном, опасаясь, чтобы он не услышал разговор, и переживая почему-то за жену Виктора.

Дождались, когда начнёт темнеть, Сашу с Бартом оставили на детской площадке, а сами и пошли добывать ветку. Виктор быстро справился с задачей. Любопытствующих прохожих, которых опасалась Юля, не было. Палку, очищенную Виктором от мелких веток, она спрятала в пакет, прихваченный для этой цели.

Сегодня она испытает это оружие против дурных снов. Прошлой ночью ей опять снились люди, бегущие за ней.

Юля положила палку в изножье кровати. У неё, конечно, не совсем кол – просто обрубок ветки, но Юля предположила, что важен сам факт наличия осины, а не острые концы.

Ночью она просыпалась несколько раз. Почему – сама не знала. Снов было много, но обычных, не тревожных и коротких. Каждый раз, когда сон заканчивался, Юля открывала глаза.

Не поняла она с первого раза, помогает осина или нет. Так Виктору, спросившему об ощущениях от ветки, и ответила, что надо хотя бы месяц понаблюдать.

Каждые выходные Юля с Сашей стали проводить вечера в парке с Бартом и Виктором. Юля с одной стороны уставала от такой насыщенности, ей хотелось просто отдохнуть дома, ничего не делая или погулять во дворе, но недолго.

Прогулки были длительными, но до того нравились Саше, что оказались хорошим стимулом для успешной учёбы и внеурочных занятий. Он старался, что бы мама ненароком не отказала ему из-за безответственного отношения к учёбе. Юля была вынуждена награждать сына играми с собакой.

С Виктором у неё складывались хорошие отношения. Дружеские, спокойные. Виктор никогда ни на чём не настаивал, не говорил, как надо поступать. Он даже не спрашивал номер её телефона. Как-то у них всё само собой получалось хорошо, вовремя, без накладок.

Юля рассказала о своих рисунках. Виктор изъявил желание посмотреть. Она дала адрес сайта, на котором выставляла свои работы. Ей было очень интересно узнать мнение мужчины о своих картинах.

– Юля, у тебя очень необычные рисунки. Ты показываешь, как будто изнутри. И я никогда не думал, что простым карандашом можно так ярко передать цвета.

Юля засмеялась:

– Я и красками могу, но простой карандаш – это мой любимый инструмент.

Виктор рассказывал о заказах, которые ему попадались, иногда о заказчиках:

– Этого я давно знаю. Хороший мужик. Мы с ним даже так познакомились, иногда встречаемся. У него тоже пёс есть, правда беспородный – так дворняга, но умница, каких поискать. Представляешь, это мой приятель как-то заболел, сердце прихватило, да так сильно, что с дивана сползти не мог. Так пёс его давай входную дверь царапать и гавкать, и скулить. Соседи внимание обратили. Сначала в дверь трезвонили. а потом почуяли неладное, в МЧС позвонили. Те приехали, полиция. Ну, если бы пёс вовремя тревогу не поднял, не спасли бы.

Юля покивала: да это просто удивительно, какой пёс – умница, и остальные – молодцы, помочь сумели. А она ещё совсем недавно болела, и никто не мог понять – чем. Об этом она не говорила: ни к чему такие подробности.

Сейчас-то, после Аглаиного лечения, полегче стало. Сила появилась и кошмары с участием Романом не снятся. И жизнь, как будто веселее потекла.

Вот с Виктором познакомилась, в Союз приняли, новые задумки картин появились. Картины, пока никто не покупает, но на это время надо, чтобы увидели их любители графики и сюрреализма. У Саши всё хорошо, успеваемость даже повысилась, так он старается, чтобы из-за него прогулки не срывались.

Весна в этом году выдалась дружная. Солнышко, как взялось припекать, так снег недели за две сошёл, проклюнулась травка.

Прогулки стали очень приятными. Оттаяла детская площадка, и они на обратном пути заходили, чтобы Саша немного покатался на качелях и карусельке. Ему нравилось, когда Виктор раскручивал карусельку так сильно, что у Саши мелькало перед глазами, и он улюлюкал, вцепившись в поручни. Накатавшись, Саша переходил на качели, а на стульчики аттракциона присаживались Виктор с Юлей, и потихоньку кружились. Барт ждал их привязанный к дереву.

В парке стало больше гуляющих. Однажды к ним подошла пожилая женщина и завела разговор:

– Я вас не первый раз здесь вижу. Смотрю и не нарадуюсь. Какая семья у вас замечательная. На ребёнка ни разу голос не повысили, между собой ласковые, собака умная. Как жаль, что мало таких семей. Смотрю, как детей ругают, или дети что-то говорят, спрашивают, а родители – ноль внимания, так и думаю: зачем же вы родили его? А уж между собой-то как, простите за выражение, собачатся. А на вас так приятно смотреть – сердце радуется.

Юля смутилась, покраснела и открыла было рот, чтобы сказать, что женщина ошиблась, но её опередил Виктор:

– Спасибо вам за добрые слова, но и у нас, как у всех, разное бывает.

Женщина улыбнулась:

– Вы уж извините, что я вас отвлекла, но ведь видно, как вы друг друга понимаете и любите.

Юля уже пылала от стыда, а Виктор невозмутимо поблагодарил собеседницу:

– Вы очень добры, поэтому во всех хорошее в первую очередь видите.

Юля и Виктор неловко молчали, ожидая Сашу. И домой шли молча.

Уже перед школой, где они обычно прощались, Виктор тихо, чтобы не слышал мальчик сказал:

– Юля, я давно хотел с тобой поговорить. Давай встретимся на неделе, когда тебе удобно будет.

Юля сначала хотела отказаться, но потом решила, что надо всё объяснить Виктору, чтобы он по возможности понял её. Она тоже заметила нежность во взглядах на неё, отеческую заботу к Саше. И это её нервировало.

– Хорошо. Давай. Во вторник. У Саши кружок с пяти до семи.

Юля объяснила, где находится Центр детского творчества.

– Отлично. Там на соседней улице ресторан есть «Мимоза». Я тебя буду ждать. – и Виктор сначала сжал Юлину руку, а потом приобнял женщину.

5 (продолжение). Украсть кусочек десерта

До вторника, каждую свободную минуту, Юля продумывала слова, которые скажет Виктору. Сначала надо поблагодарить за доброту к ней и Саше, потом объяснить, что у неё был брак, который на всю жизнь отбил охоту вступать с мужчиной в семейные отношения.

Тут она задумалась: почему это она решила, что Виктор её замуж позовёт? Может, он, наоборот, ей скажет, что хочет расстаться и прекратить совместные прогулки. Ну, может жена узнала. А он человек добрый, тактичный, боится обидеть, вот в ресторан и пригласил.

Да, сначала надо выслушать Виктора. А если уж он начнет говорить что-то про то, что она ему нравится, то тогда и рассказать о своём отношении к браку. Да и потом: он женат. Вон, постоянно кольцо носит, не снимая. А она не хочет разбивать семью. На чужом несчастье счастья не построишь.

А если он предложит просто дружить? Нет, что за ерунда, они и сейчас дружат. Нет, не так дружить… Когда Юля доходила в своих размышлениях до этого места, её бросало в жар. Что за пошлые мысли?

И тут же приходили стыд и жалось к себе. Да, она молодая, красивая, свободная, но Виктор женат. Он будет изменять жене. А с чего она взяла, что он хочет её? Только по тому, что смотрит с нежностью, за руку берёт и легко пожимает? Фу. Юле стало неуютно, как будто она уже прелюбодействует.

У неё был опыт. Да, поначалу приятно, казалось, всё для её удовольствия. А потом ласк становилось всё меньше и меньше, она ощущала постоянное давление: сделай так, не отказывайся, не скромничай, будь чувственней. Её желания в расчёт не принимались, если они шли вразрез с желаниями супруга.

Но ведь не все мужчины такие. Может, Виктор как раз другой. Может он будет думать не только о себе, но и о ней. «Он женат, – оборвала себя женщина, – это всё равно, что украсть кусочек десерта». В ней боролись желание и мораль. И эта борьба изнуряла.

В конце концов, она призналась себе, что хочет мужчину, но не женатого. И чтобы тот был искренним, нежным, внимательным, верным, но не покушался на её свободу.

Виктор не совсем подходит под эти критерии, но представив, что расстаётся с ним, Юлю обдало жаром и засосало под ложечкой: она не хочет с ним расставаться, но напротив, ей было бы приятно ощутить себя в его объятиях.

Она что – влюбилась? Юля начала рассуждать. Да, нравится, да, хочет его ласк. Но это скорее чувственное влечение, а не любовь.

Голова у Юли шла кругом, она уже боялась предстоящей встречи, боялась, что, если Виктор начнёт пылко убеждать и нежно настаивать, она согласится.

Наступил день Х. Так окрестила день встречи с Виктором Юля. Уже в понедельник вечером она не находила себе место. А ночь преподнесла ей сюрприз.

Она сначала увидела себя в объятиях Виктора, млела от его прикосновений, удивлялась, как быстро он сумел найти её чувственные зоны и уже готова была не только на поцелуи и поглаживания, но вдруг вспомнила, что он женат.

В тот же миг Виктор преобразился в Романа. Роман вдавливал её в кровать, не давал вдохнуть, и настойчиво и больно добивался близости. Юля хотела закричать, но супруг спрыгнул с неё, вынул нож и провёл остриём от горла через грудь и живот – вниз. Пореза и боли не было, но протянулась полоса холода. Низ живота обожгли резкие спазмы удовольствия, замешанного на страхе. Она наконец-то закричала и проснулась.

Сердце колотилось, в горле пересохло. Юля села в кровати. Её передёрнуло. Сколько ещё будет мучить супруг? А она-то хороша: обнималась и целовалась с Виктором, и ей это нравилось. А потом-то кошмар какой!

Юля переживала и переживала сон, прокручивая его раз за разом. Приснится же такое. И как с этим бороться? И осиновый кол не помог. Юля глянула в ноги и вспомнила, что не кладёт осиновый кол уже больше недели.

Её до этой ночи не тревожили тяжёлые сны, вот она и расслабилась, решила, что без надобности в постели кусок дерева. Ах, какая глупая: сказали же ей – должен лежать, значит должен лежать независимо от того, что она навыдумывала. Юля пообещала себе, что теперь спать не ляжет, пока не положит ветку.

Задремала под утро, перед звонком будильника.

Весь день чувствовала напряжение, беспокойство. Уроки не могли отвлечь от мыслей о будущей встрече.

Дети, полюбившие предмет за забавные истории, за нескучные весёлые рисунки от Юлии Михайловны, вместо нудных программных тем, не дождались в этот раз ничего интересного. Учительница сидела, глядя в окно, а они рисовали на свободную тему.

Она всё пыталась найти правильные слова. Ей стало казаться, что она столько думает не для того, чтобы понятно объяснить Виктору. Она пытается убедить себя, что не стоит с ним встречаться, потому что хочет этого.

Юля отвела Сашу в кружок немного раньше. Но он даже обрадовался: посмотрит занятия старшей группы.

В Юлиных мыслях было первой прийти в ресторан. Спокойно сесть, освоиться. Не удалось: Виктор уже ждал её. Увидев, поднялся, пошёл навстречу широко улыбаясь.

– Здравствуй и спасибо! – он приобнял её приветствуя.

– За что?

– Ты могла не прийти. Телефона твоего у меня нет.

Юля усмехнулась: это точно. Они общаются без телефона и интернета.

Оказалось, Виктор уже сделал заказ.

– Юля, я на свой страх и риск выбрал блюда, сейчас покажу какие. Если тебе не понравится, мы закажем другое.

Проследив за пальцем соседа, указывающим на картинки и названия в меню, женщина ужаснулась:

– Виктор! Ты навыбирал столько деликатесов и так много. Разве можно всё это съесть? Да и дорого.

– Ничего не дорого, мне приятно угостить и самому угоститься, – а останется, так Саше возьмёшь, его же с нами нет – несправедливо.

– Спасибо. Ты заботишься о нас, – слегка смутившись, но с одобрением сказала Юля. Она могла за себя заплатить, и так и предполагала сделать, но вопрос решился сам собой.

Мужчина одарил её волнующим взглядом.

Разговор не клеился. Виктор начал рассказывать о новом проекте, но быстро умолк, не найдя живого отклика от слушательницы. Юля и вправду, слушала вполуха, ожидая начала так тревожащего её разговора.

Они молча жевали выбранные Виктором лакомства, изредка делясь впечатлениями о блюде. Начинать разговор первой Юля боялась: не хотелось ненароком обозначить свою заинтересованность в мужчине.

Принесли десерт, и Виктор наконец решился:

– Юля, ты мне очень нравишься, я постоянно думаю о тебе.

Сердце у женщины заколотилось быстро-быстро где-то в горле, она опустила глаза, покраснела, но ничего не ответила, ожидая продолжения.

– Ты такая хрупкая, нежная и какая-то далёкая. Мне хочется оберегать тебя. И ещё мне очень легко с тобой. Мы можем просто молчать, и это молчание не в тягость. А в разговорах мы понимаем друг друга с полуслова. Мне нравится Саша, хочется заботиться о нём.

Юля молчала. Что сказать? Она чувствует его нежность, ей хочется его ласк. Ей нравится, как он общается с Сашей. Совершенно не к месту вспомнилось его увлечение ножами. Да, она понимает, что это просто хобби, но оно всё равно не нравится ей. Что-то менять в его увлечениях, жизни она не хочет, не хочет давить на него. и, вообще, замуж она не хочет. А свободные отношения…

– Виктор, ты женат, у тебя семья.

– Да я уже не понимаю, где у меня семья, – пылко ответил мужчина. – Я с вами чувствую себя дома. Мне легко, понимаешь? Я живу с вами! А там… Может быть, я ошибся. Я люблю детей, Барта. Мне нравится заботится о женщине. Жена детей не хочет, говорит – пока квартиры своей нет. А чем квартира поможет в воспитании ребёнка? Главное, чтобы ребёнка родители любили, ну, и денег хватало.

Юля вспомнила жизнь в институтской каморке, потом в квартире. Ей подумалось, что жена Виктора не так уж не права. А мужчина продолжал:

– Она очень самостоятельная. Считает, что обязательно должна работать, что у неё должны быть свои деньги. Ну, я не против, хотя могу обеспечивать её, и не спрошу, куда деньги потратила, но не по двенадцать же часов проводить на работе? Такое ощущение, что ей работа важнее дома. Там ей хорошо, а дома со мной плохо. С собакой я занимаюсь, убираюсь, готовлю тоже я. Я же из дома работаю. С её точки зрения, можно параллельно домашними делами заниматься…

Юля уныло качала головой в такт речи мужчины. Она понимает и одобряет супругу Виктора. Может, где-то та неправа и перегибает палку, но в целом…

– Знаешь, Виктор, для женщины очень важно чувствовать защищенность со всех сторон. Это очень хорошо, что ты можешь её обеспечивать, но для неё не менее важна собственная самостоятельность и значимость. Я тоже ни за что не соглашусь сидеть дома только потому, что мужчина этого хочет. А дети… Да, ребенку нужна любовь родителей в первую очередь, и, если жена пока не хочет детей, нельзя её в этом упрекать. Чтобы любить ребёнка, надо его захотеть. Всё равно, большая забота ложится на плечи женщины. И комната отдельная ребёнку тоже нужна. А может ты сам отдалился от жены или чем-то обижаешь её? Может, она догадывается, что ты ходишь гулять не только с Бартом?

– Я отдалился? – неожиданно вскипел Виктор. – Да я что только не придумывал, чтобы развернуть её к себе. А она всё принимала, как должное, и ничего в ответ.

Эти слова оказались ушатом холодной воды для Юли. Значит, Виктор, почувствовав симпатию к Юле, испугался и принялся усиленно ухаживать за женой. То есть он не хочет разрывать с ней отношения, он надеется, что жена оценит его усилия. А Юля с Сашей – так, восполнить пробел того, которого пока нет, но ожидается в ближайшем будущем. А ещё он напомнил супруга.

– У тебя мудрая жена. Ты ценить её должен. А дети. Да вы всего год женаты, куда спешить?

– Ну, конечно, женская солидарность, – усмехнулся Виктор, – во всём мужики виноваты.

– Я не говорила, что ты виноват. Просто она пока хочет пожить для себя. Реализовать себя не только, как женщина и мать. Что в этом плохого?

– А то, что мои желания в расчёт не принимаются.

– А ты говорил с ней по душам, рассказывал, что тебя беспокоит? Она же за тебя замуж вышла, значит любит. Я уверена, вы найдёте понимание. Ещё год назад она казалась тебе лучшей.

Виктор ковырял десерт вилкой и как будто что-то обдумывал.

– Ты только не обижайся, постарайся меня понять. Я буду честен с тобой. Я как бы на распутье. Мне хорошо с тобой и с Сашей. Очень хорошо. Но и жену обижать не хочу. О разводе думать не могу. Пока не могу. Но и тебя потерять страшно. Как быть? – спросил мужчина.

Юля услышала затаённую надежду в голосе. Он хочет сочувствия? Ну да, она же свободная, может позволить себе любить кого захочет.

– Юля, я очень хочу быть рядом с тобой, ощущать твою нежность, помогать. Я буду материально помогать. Мы можем изредка проводить некоторое время вдвоём. А потом, кто знает…

«Это намёк на что? – подумала женщина, – Что он решит кто лучше: жена или я?»

– Понимаешь, Виктор, я не хочу замуж, но и интим с женатым мужчиной тоже не хочу.

– Но я не могу пока развестись! – резко ответил мужчина, – И потом, что тебя не устраивает? Я предлагаю необременительные встречи, материальную поддержку. По-моему, вполне хороший вариант.

Юля задумалась: ей показалось, что Виктор достаточно спокойно предлагает встречаться. Она не почувствовала трепетного ожидания её решения, настойчивости. Как будто, согласится – хорошо, не согласится – не очень надо.

Укололо разочарование. Всё же она ожидала большей страстности в его словах. Мужчина, если, действительно хочет, должен, в её представлении, более энергично добиваться женщины. А так получается какое-то деловое соглашение: вы – нам удовольствие, мы – вам. И, вроде бы хорошо, без лишних обязательств, но как-то не то….

– Спасибо тебе Виктор за вкуснейший ужин, за искренность. Я думаю, у тебя получится найти прежнее взаимопонимание с женой. А теперь мне пора за сыном.

Виктор напряжённо смотрел на неё, как будто хотел прочитать мысли:

– Юля, я надеюсь ты не ханжа. Жизнь не завтра, но только сейчас. Сейчас должно быть хорошо. А кто и что думает по этому поводу – какая разница.

Он подозвал официанта и попросил упаковать оставшиеся деликатесы.

– Юля, я не буду настаивать, но надеюсь, что к выходным ты поймешь, что я прав. До встречи.

Она кивнула. Да, он не настаивает и не видно, чтобы расстроился, и это – хорошо. Она перестанет выдумывать глупости и успокоится.

Саша встретил её громким чихом. Хлюпнув носом и вытерев набежавшие вдруг слёзы, жизнерадостно сообщил:

– Мам, я сегодня такое увидел…

Юля слушала живой рассказ сына о репетициях старшей группы, о его стараниях.

– Мам, я так хотел правильно произнести, что у меня даже горло заболело, – вновь смачно чихнув и закашлявшись, закруглился Саша, – а что у тебя в пакете?

Мать с беспокойством натянула шапку на сына поглубже и подняла воротник куртки.

– Я встретила сейчас Виктора. Он тебе вскусняшек передал. Как ты себя чувствуешь?

– Да нормально, мам, – отмахнулся мальчик, – а что за вкусняшки? Он с Бартом был?

6. Болезнь Саши. Сон. Аглая

Саша заболел. Юля думала, что это обычная весенняя простуда. День-два достаточно отлежаться и нет необходимости идти в поликлинику, тем более что она была далеко от дома, да и идти без записи, стоять в очереди и выслушивать нотации, что надо заранее записываться, не хотелось.

Напоив сына лекарством и дав указания соседке, что делать в её отсутствие, Юля убегала на работу. Саша порывался пойти на очередную прогулку с Бартом, но выходить с кашлем, который не прекращался, несмотря на лечение, Юля не разрешила.

Про себя подумала, что может оно и к лучшему. Смогут ли они с Виктором после того разговора оставить всё как прежде? Юля сомневалась, считала, что останутся натянутость и неловкость.

И возвращаться к этой теме больше не хотелось: не любит она отношения выяснять. А так у них уважительная причина не встречаться. Может, Виктор за время их отсутствия тоже поймёт, что надо оставить всё, как есть.

К выходным у Саши поднялась температура. Тут уж Юля забеспокоилась и пригласила врача. Педиатр послушала мальчика и как-то неуверенно сказала:

– Вот как будто бы жёсткость в дыхании проскальзывает, а потом всё нормально. Антибиотики на всякий случай выпишу.

К ночи кашель усилился и стал надрывным. Казалось, Сашу вывернет наизнанку во время приступов. Температура поднялась до угрожающей отметки, и Юля вызвала Скорую.

Мальчика увезли в больницу и положили в реанимацию. По предварительному обследованию предположили пневмонию.

– Сейчас экстренная помощь, а утром ещё раз обследуем, – заверили Юлю.

Она хотела остаться, но ей не разрешили:

– В реанимацию не пускаем родителей. Вот переведут в палату, тогда можно.

Никогда Юле не было так страшно. Её сынок в реанимации, один, ему плохо, а она ничем не может помочь. Слёзы лились сами собой, Юля уже не замечала их. В мыслях она была рядом с сыном, говорила ему ободряющие слова, просила держаться. Обещала, что летом они обязательно поедут на море, и что она сделает для него всё, что он захочет, только пусть выздоравливает.

До дома шла пешком. Это хорошо, что далеко, хорошо, что уже ночь. Ей казалось, она не сможет спать в пустой квартире, не сможет находиться одна.

Уставшая, измученная поднялась на свой этаж, постояла перед дверью, собираясь с силами. Повернула ключ, медленно зашла, включила в прихожей свет и ощутила такое одиночество, что слёзы вновь потекли.

Юля заварила мятный чай, но не смогла его пить. Спазмы в горле мешали глотать, в желудке что-то скручивалось и выталкивало жидкость обратно.

Она заставила себя разобрать постель, умыться и лечь. Выключила свет. Прислушалась. Сначала было просто тихо, потом ей почудились какие-то шорохи, казалось, что за стенкой ворочается Саша. Вот, как будто, послышалось покашливание, вот топоток сына, пробежавшего в туалет, вот он остановился возле её двери и сейчас войдёт. Дверь осторожно приоткрылась, но никто не зашёл. Юле стало жутко, она хотела спросить: «Кто там?» и не смогла выдавить из себя ничего, кроме хрипа.

Дверь приоткрылась ещё больше, какая-то тень колыхалась на пороге. Юля в ужасе потянулась к настольной лампе, что стояла на тумбочке, рядом с кроватью, неловко толкнула, лампа упала.

Юля отвернулась, чтобы поставить её обратно и наконец включить, а когда развернулась, застала прямо перед собой чьё-то лицо. Оно было настолько близко, что Юля отчётливо видела только горящие ненавистью глаза. А потом в поле зрения попали губы: чёрные, тонкие. Они изогнулись в ухмылке, а потом стали раздвигаться.

Юля зажмурилась, и сама не понимая почему закричала: «Аглая Петровна! Аглая Петровна! Помогите!». Тут её пронзила сильнейшая боль в левом боку, разрывающая её внутренности на мельчайшие кусочки, и Юля распахнула глаза.

Тихо. Она лежала в кровати, взмокшая, сжимая в руках край одеяла. Левый бок нестерпимо горел. Ей приснился кошмар. Подумалось, что если увидит такое повторно, то не переживёт. А эта жуть, наверно, была вызвана нарастающей болью.

Юля застонала от мучений и отчаяния. Сын в больнице, а она так плохо себя чувствует, что невольно закрадываются мысли, что её бедный Саша может остаться сиротой. После встречи с Аглаей такой приступ первый раз. Неимоверная боль снова дала о себе знать.

Юля с сожалением вспомнила недалёкое прошлое, когда она чувствовала себя хорошо, и уже думала, что все беды позади. Новый спазм скрутил её. Да что же это такое! К кому теперь обращаться за помощью? И она, обхватив себя руками и сжавшись в комок, мысленно завопила: «Аглая Петровнаааа…».

Внезапно в голове зазвучали слова: «Чего хочешь?». Звук был тягучим, шипящим. От неожиданности Юля замерла, боясь пошевелиться. «Чего тебе?», – недовольный шипящий голос растекался по телу женщины.

Она растерялась: «У меня …это…болит…». Юля не могла сформулировать просьбу. Слова путались, поэтому она просто положила руки на больное место. И прислушалась к себе, ожидая новых фраз.

В голове было тихо. А через некоторое время она обнаружила, что ей легко и ничего не тревожит. Не успев удивиться, женщина задремала. Ей приснился Саша. Они смеялись, бегали по лугу, и было так тепло и спокойно.

Проснулась позже обычного, и первым делом позвонила в реанимацию. Сашу уже перевели в терапевтическое отделение. Оказалось, у него не пневмония, а тяжёлая форма бронхита. Состояние мальчика стабильное, и она может его навестить.

С плеч свалилась гора. Бронхит. Саша справится. Юля сварила бульон, выбрала две книжки из Сашиной библиотеки. Всё необходимое они собрали ещё вчера под руководством врача скорой помощи.

Саша лежал под капельницей. Увидев мать, заулыбался.

– Мам, привет! Представляешь, оказывается капельница – это так здорово. И не больно совсем. И после неё кашель меньше, и температура почти прошла. А уколы больнючие. А ещё я на ингаляцию ходил. И кислородный коктейль давали. Врач сказала, что я быстро поправлюсь, – выдал разом всю информацию сын.