«Мертвая» мать

Дизайнер обложки Анастасия Васильевна Привалова
© Анастасия Привалова, 2025
© Анастасия Васильевна Привалова, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0065-9808-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Мертвая» мать.
Не знаю с чего начать!
Да, вот такое первое предложения в книге. Так сложно передать всю эту сумбурную кашу в голове. Естественно, сложно съесть и переварить то месиво, это с трудом даже можно назвать кашей. Ну, вы, наверное, заметили, как все печально. У меня так много информации в голове. Так много того, что можно рассказать. Может эта писанина поможет хоть примерно разобраться себе, жизни, или вернее сказать, существовании. Это же так сложно назвать жизнью. Вырывается нервный смешок, но мое лицо искажается в странной страдальческой гримасе. Это мало чем напоминает смех. Еще меньше адекватность.
Давно уже заметила, как умираю. Я уже мертва, но хожу по земле, дышу, принимаю пищу, мне даже хочется спать от усталости. Однако тот мрак, та бездонная дыра в душе, пустота, безнадега похожа на смерть. Притом, я не против и даже рада этой участи. Так легче принимать беспощадные избиения судьбы.
Это произошло не сразу, не в один момент, не из – за одного травмирующего, судьбоносного события. Каждый год словно отключался орган за органом. Умирали миллионы нервных клеток, постепенно угнеталась иммунная система, стала подводить память. Постоянный, стойкий и острый стресс стал не просто угнетающим фактором, а разрушительным. Истощенная, поврежденная психика не стала полностью решающим фактором для этого организма. Организм продолжал существовать, потому что у него осталась цель. Одна единственная цель смогла стабилизировать состояния до пригодного и вложить в «полутрупа» необходимые функции по выполнению определенных задач. Теперь этот Франки штейн внешне может показаться даже более живым, чем другие организмы, если того потребует цель. Но, тем не менее, каждая мама с больным ребенком слегка, средне или полностью мертва внутренне. Степень «смертности» все – таки зависит от тяжести состояния ребенка и еще конечно внутренней силы женщины.
Как вы поняли, я мать. Мать ребенка инвалида уже шесть лет. У меня есть одна, единственная дочь. Ее зовут Лиза. Эта запланированная, долгожданная девочка далась мне нелегко, но и не сложно. Я имею в виду, не было бессчетных попыток забеременеть, литров слез и тысячи напрасно купленных тестов. Не буду это размусоливать. Вообще моя жизнь так сильно разделилась на до и после. После рождения ребенка и достаточно скоропостижной постановке ей диагноза, тот этап жизни теперь будто пережит совсем другой женщиной. Несмотря ни на что, она была жива. Она была полна жизни, надежд и желаний.
Лиза родилась у той женщины. С той минуты, как она появилась на свет, природе пришлось экстренно менять новоиспеченной родительнице характер, натуру, темперамент. И столько всего пришлось переделывать, что в итоге появился совсем другой человек. Ведь я прежняя не смогла бы вынести все предстоящие испытания. Это была мягкая, замкнутая, любящая одиночество девушка. Однако, как вы поняли, и новая мама Лизы оказалась слаба и недостаточно стрессоустойчива. Но жизнеспособна и уперта. Этого оказалось достаточно, чтоб добиться от государства положенных пособий, лекарств и привилегий для ребенка – инвалида. Жаль, что от государства нельзя попросить еще немного психической выносливости и дополнительных физических сил, тогда у Лизы была бы не только функционирующая мать, но еще и живая.
Начало настоящего ада для человека…
Для каждого человека найдется что – то на земле, что они смело и уверено назовут адом. А если я, недолго думая назову одну ситуацию, которая практически для каждого приобретет очертания катастрофы. Она сравнится с серьезным землетрясением, разрушительным наводнением и горячим котлом в преисподние. Хотя сложно найти сравнения тому, что может, не закончится никогда, будет длиться годы, десятилетие и может прекратиться только в том случае, если ты пройдешь, все круги ада, останешься жива, практически невредима и сама исправишь все последствия былой катастрофы. Вы спросите, где найти таких героев или супергероев? А я отвечу, они есть, это мамы тех деток, которых удалось вылечить от серьезных заболеваний.
Я не отрицаю, что те врачи, которые взялись за лечения и успешно выполнили, герои. Это супергерои, для них отдельное местечко в раю. Однако терпения, упорства и самоотверженность матерей и иногда отцов не может не вызывать восхищение. Но нужно ли им это восхищение? Мне кажется, что нет. Это лично мое мнения. Мнения мамы ребенка – инвалида, которая не достигла еще той долгожданной цели, а уже «мертва». С трудом могу представить тех, кто смог. Мне кажется, что они готовы выдохнуть, но «дыхалка» от постоянного стресса и тревоги не срабатывает. По привычке ты все ровно останешься в этой битве за здоровье ребенка, потому что ты много лет назад умерла и только цель еще держала тебя на ногах. Есть, конечно, матери, которые вышли из такого просто надломленные. Они либо изначально были очень сильные морально, либо их борьба была короткой и легкой. Тот родитель, который годами, десятилетиями в этом котле варился не останется живым внутренне. А может, я мыслю так, потому что сама этот чудесный конец не пережила?
Начало моего персонального ада началось, сразу после рождения Лизы. Она с первых дней жизни долго и громко кричала. Я, как неопытная мать первенца, естественно сваливала все на свою молодость и неопытность. Еще в роддоме я суетилась и просила врачей объяснить ее постоянную истерику. Ведь молока у меня было достаточно, про смену подгузника я не забывала и постоянно носила своего младенца на руках. Мои надежды на хоть малейшее изменения поведения дочери дома не оправдались. Даже возрастная свекровь, воспитавшая троих детей, не знала, что делать. Большую часть суток Лиза беспричинно и много орала. Я тогда еще верила, что все устаканится и стоит только еще немного потерпеть.
Постепенно дни превращались в недели, недели в месяцы. В поисках причины беспокойного поведения мы выяснили, что у ребенка непереносимость лактозы. Это значит, мое молоко приносит ей страдания, потому что она не может переварить лактозу, входящую в состав практически любого натурального молока. Один педиатр нам посоветовал безлактозную смесь. Первая доза смеси сделала чудо, и ребенок спокойно поел и проспал больше, чем обычно. К тому времени Елизавету уже серьезно высыпало. В основном на личике, оно покрылось множественными гнойными прыщами. Это явления естественно шокировала меня и я, как любая мать пошла на все, чтоб быстро прекратить страдания дочери.
Позже другой педиатр сокрушалась, что вообще – то есть специальная добавка, помогающая деткам переварить лактозу, и можно было не прекращать кормления грудью. Но меня прерывания естественного кормления не сильно расстроило, потому что в итоге ребенку стало легче. Потом уже стало понятно, как затратно, тревожно и неудобно использовать смесь вместо кормления грудью, однако назад все возвращать я не стала.
Дочь оставалась беспокойной, но уже все было не так трагично. Временами она могла плакать часами, краснея от негодования или вероятней всего от отчаяния. Набираясь опыта и терпения, постепенно приходила к осознанию: надо смириться и облегчать жизнь моей девочки по максимуму, как это возможно. Это осознания стало девизом моей жизни. Оно помогает, отрезвляет и направляет. Оно положило начало моей «смерти» и придало силы жить дальше. Вот такие противоречия. Но как говорится, самое главное видеть цель. Иметь представления конечного результата. Это помогает жить на автомате и не сбиваться с курса. Однако с курса периодически сбиваешься, потому что ты все – таки живой человек. Ты живешь в социуме, где надо договориться, строить планы и пробиваться к ним сквозь «тернистые пути и непроходимые болота». Я, конечно, в переносном смысле, но как точно они передают мое состояния. Увы, лечить ребенка, это не плыть по течению.
Как вы поняли по названию главы, это начало настоящего ада, поэтому медленно, но верно перейду к тому, как мы с дочерью оказались у порога к «кипящему котлу». В какой – то момент я стала замечать, что Елизавета вдруг резко просыпается, вскидывает ручки вверх и опускает. Это происходило однократно, но периодически. В эти моменты в глазах ребенка считался страх вперемешку с удивлением. Так как это изначально могло произойти всего дважды в день, во время сна ребенка, я не паниковала. Однако напряглась и стала высказывать родным свои тревоги и сомнения. В душе появилось это липкое и неприятное ощущения начала чего – то необъяснимого и, несомненно, страшного. Так, как я встретилась с такими проявлениями впервые и ребенок у меня первый и единственный, я старалась убедить себя, что тревожусь напрасно. Эпизоды повторялись, мне приходилось много часов сидеть у кроватки дочери и отслеживать странные моменты. Достаточно скоро я убедилась, что это безапелляционно неконтролируемые и шокирующие действия для самого ребенка. Они стали принимать серийный характер. В одном эпизоде могло произойти два, три повторения. Я не знала и не понимала, что это такое и так сказать с чем это едят, но как языки пламени из котла стали доставать до моей шкурки и медленно ее поджарить ощутила. Дочь в то время не просто переносила эти едва ощутимые языки пламени, она уже стремительно летела в кипяток.
В итоге Елизавете было не больше двух месяцев, когда мы впервые попали на прием к неврологу. Миловидная девушка осмотрела ребенка, выслушала жалобы и назначила малышке глицин. Позже я уже узнала, что этот безобидный препарат назначают в тех случаях, когда надо что – то назначить для спокойствия мамы (или вообще любого пациента) и чтоб хоть какие – то были назначения. Елизавете поставили ВСД и уверили, что все лечится, необходимо только подождать.
Не берусь судить невролога, потому что новорожденный ребенок может в прицепи как – то странно поддергиваться и двигаться на немудреный взгляд взрослого человека. Малыш только недавно появился на свет, и его нервная система еще только созревает. Я не врач и не буду раскидываться в этой книги точнейшими медицинскими терминами и советами. А если где – то и согрешу, то я вас предупредила. У меня нет диплома в сфере медицины, имеется только опыт. И то, честно говоря, недостаточный, чтоб воспринимать данную писанину, как справочник или какую – либо методичку.
Вскоре, не так далеко от первого визита мои подобные жалобы к региональному неврологу воспринялись более серьезно. В день первого приема нас отправили на обследования ЭЭГ – мониторинга. За двадцать минут исследования стало очевидно, что у Елизаветы отмечаются парадоксальные состояния. Эпи активность в головном мозге явная и патологическая. Так мы и подошли к первому стационару в жизни моей дочери. На тот момент ей было два с половинной месяца. На тот момент мой опыт в проведении неограниченного количества времени в детском стационаре был нулевым.
Опишу свое состояния, после того, как мы впервые с мужем услышали поистине шокирующий диагноз нашей девочки. Тогда шок отмечался слабый, будто приглушенный. Мозг не переставал твердить, что это не конец. Ведь в наше современное время вроде все лечится. Мое тогдашнее представления: все, кроме рака и то, в запущенной стадии. Я была уверена, что не в первый стационар, так в последующем, несомненно, нам составят ту схему лечения, которая навсегда избавит мою дочь от эпилептических припадков. В свою очередь не отрицая, что наверняка моя девочка может пожизненно употреблять необходимые ей лекарства. В моей душе еще теплилась жизнь, даже стойко держалась надежда. Я была готова к периодическому проживанию в стенах больницы.
Первый же стационар избил до потери пульса эту оптимистку (надежду). Назначения препаратов не дало результатов. Итоги бесконечных обследований не вызывали оптимизма. Приступы принимали серийный характер, не отзываясь на лечения не на йоту. Елизавета постоянно плакала и страдала от изматывающих припадков. Естественно общее развитие малышки стало деградировать. Голову держать она не могла, двигалась слабо, и вообще сознания постепенно исчезло из зеленных, прекрасных глаз моего ребенка. Бесконечные истерики, приступы и скоропостижная смерть миллиардов моих нервных клеток. Меня больно и мучительно обжигали стенки котла, тем временем, как Лиза уже варилась в нем, постепенно оставляя в бульоне себя. Мне казалось, что домой я уеду с этой вполне живой, но абсолютно овощеобразной тушкой дочери. К этому невозможно быть готовой, и мой неподготовленный мозг искал выход. Один из них шокирует меня и по сей день.
Вот перечитываю написанное выше и изумляюсь, насколько это сумбурно и невнятно и еще конечно неграмотно. Простите за мою несобранность и необразованность. Выпускникам МГУ лучше отложить эту писанину в сторону и не продолжать насиловать свои мозги. Все мое творчество не для высокоинтеллектуальных. Но сейчас такое время, можно смело сказать дурное. Люди зарабатывают миллионы с того, что едят свои прокладки на камеру, поэтому не вините меня, пожалуйста, в разложении общества. Я никого не принуждаю дочитывать. Этот своеобразный дневник начала писать, когда пролежав месяц в больнице с дочкой, не нашла другого выхода своей депрессии. Изложения на бумагу своих мыслей мне всегда приносило облегчения. Еще до того, как я услышала этот хороший способ рефлексии и переосмысления у психологов. Моя прошлая писанина воспринялось в штыки, слава богу, у наименьшего числа читателей. Просто я иногда строчу фэнтази с элементами романа. Хотя есть и триллер и даже пару сказок. Иногда ты ждешь известность и признания твоего творчества, а потом облегченно выдыхаешь, что твое самое заветное желания не сбылось.
Мне не снились сны, потому что как такового сна не было. Стационар – общественное место. Неврологический стационар, это в прицепи общественное место не совсем здоровых людей и детей. Я была в шоке, когда увидела мамочек, которые в столовой берут две, а то три порции питания, потому что у них сейчас здесь лежит сразу парочка детей и эта пара инвалиды. Не знаю насколько эти мамочки травмированные от таких обстоятельств. Потом я убедилась, что такое не редкость и заиметь второго ребенка стало для меня очередной фобией. Так сказать билет в очередное пекло. Что будет с тушкой курицы, если ее уже готовую повторно поставить в духовку?
От постоянного ношения ребенка на руках разваливается все тело. А когда тебе приходиться ее безустанно качать и как можно нежно и успокаивающе молить о прекращении бесконечного ора, тогда и ментальное здоровье терпит значительные убытки. Я вообще удивляюсь, что не сошла с ума. Природа поистине дала женщинам огромный ресурс психического и физического здоровья. Иначе, я не могу ответить даже себе на вопрос выше. Иногда я сомневаюсь в своей адекватности. Не знаю, может каждый человек, в какой – то период жизни задается подобным вопросом. Особенно человек, который подвергается психологическим атакам ежедневно и постоянно спрашивает себя. Сколько можно? Я выдержу?
Выдержу, но для этого надо ментально умереть. После такой пожизненной смерти ты меньше задумываешься над тем, как ты устала, сколько все это будет продолжаться и банально, когда ты уже выспишься или, наконец, облегченно выдохнешь. Чем меньше задаешь себе такие вопросы, тем меньше расстраиваешься. Ты функционируешь, это самое главное. Ребенок накормлен, чист, ты дала ему положенную горсть лекарств и натянуто по улыбалась, рассказывая сказку, что все будет хорошо. Ведь сказки всегда хорошо кончаются. Наш триллер тоже закончится. Просто он остросюжетный и многосерийный.
Я никогда не забуду, как в полумраке у кроватки Елизаветы зачитывала с телефона молитвы. Иконка Богоматери стояла у ее изголовья, там же под подушкой лежали какие – то благовония принесенные мужем и ее крестик, ведь покрестили мы ее довольно рано, потому что этим хотели перенести ответственность за ее тяжелое состояния на всевышнего. У бога в итоге мы можем найти лишь поддержку и надежду. Тогда я верила, что именно мое упорство и искреннее желания поможет Елизавете, наконец, найти облегчения. Вера с каждым днем гасла, особенно когда наступал сотый приступ на день, и дочь безучастно смотрела в потолок, не узнавая тебя и вообще не очень понимая, где находится и зачем.
Настал момент, когда каждый новый препарат грузил ее настолько, что она спала целыми днями, изредка просыпаясь, чтоб поесть и прочувствовать очередную серию судорог. Вскоре врач отчаялся добиться ремиссии консервативными методами и посоветовал приобрести незарегистрированный в России препарат. Его к счастливой случайности продавала мамочка в больнице по ненадобности. По тем временам он стоил недешево, но деньги мне привезли в течение двух часов. Тогда мы готовы были продать почку, чтоб дочке полегчало. Препарат не стоил, так как почка, но непривычно было отдавать за сто таблеток такую внушительную сумму денег.
Особой надежды на него у меня не было и зря, потому что спустя несколько дней произошло чудо. У Елизаветы полностью исчезли приступы. Там же в больнице она довольно скоро начала учиться держать голову. Взгляд у малышки прояснился, она стала активней и разговорчивее. Нас выписали без приступов, и мне казалось, что нас выпустили из ада и теперь остается только жить дальше. Какие – то лекарства мне выдало государство, какие – то, а именно тот чудодейственный препарат мы покупали сами. Мне требовалось вовремя давать лекарства и следить, чтоб дочь достаточно отдыхала и кушала. Как жаль, что ворота нашего ада были недолго закрыты. Как жаль, что Лизу спустя вот уже шесть лет я так и не достала из кипящего котла. Я же умерла ради этого…
«Напиши мне сценарий жизни, я поплачу на него. Он размокнет от моих слез и станет таким же бессмысленным и бесполезным, каким изначально и был».
Это не строчки, какого – то мыслителя или просто знаменитого человека. Но мне кажется, что в них есть смысл, потому что каждый человек неосознанно или все – таки осознанно пишет сценарий своей жизни у себя в голове. И если что – то идет не по сценарию, мы расстраиваемся, порой разочаровываемся и… естественно можем растеряться и начать тревожиться. И мы можем находиться в длительном стрессе, пока не поймем, что мы ничего не теряем и нам ничего не угрожает. А если теряем и угрожает? Что тогда происходит?