Всего хорошего

Посвящается любимым бабушкам,

ушедшим из мира, но оставшимся в моем сердце.

Дружбам, когда-то прекратившимся, но не забытым.

И всем детям, давно выросшим, но все еще живущим в нас

Глава 1

Время передышки

У зданий, современных высоток и старых хрущевок, тоже, как и у людей, есть сердца, дающие импульс к жизни и делающие их особенными. У каждого оно свое – порой совсем непримечательное или даже отталкивающее на первый взгляд. Темные подсобки с изрисованными дверьми, хранящие в себе воспоминания – давно забытые игрушки, велосипеды, коляски и детскую одежду. Облупленные подоконники с осыпающимися на них листьями растений, которые туда выставляют жители, потому что больше в них не нуждаются. Желтые, с иссушенными и искривившимися стеблями, они становятся свидетелями первых поцелуев и расставаний. Или стертые сотнями каблуков бетонные ступени – однажды в детстве Женя увидела, как несколько мужчин спускали по лестнице гроб с пожилой женщиной. В молодости кожа той наверняка была светлой и чистой, но годы разрисовали ее темно-коричневыми пятнами на висках и шее. Этот образ поразил Женю: когда-то женщина, ворчливая соседка с четвертого этажа, сама ходила по ступенькам, и звук легких шагов наполнял подъезд. Теперь же женщину несли в гробу, и звук шагов все еще разносился по лестничным клеткам – но уже не принадлежал ей. Только разбросанные еловые лапы напоминали об умершей жительнице дома. «Не наступай на них, – приговаривала бабушка, держа Женю за руку. – Плохая примета». И Женя перепрыгивала их, превращая это в игру, хоть и догадывалась, что они, ароматные и колючие, выражали огромное горе, которое еще не было способно уместить в себе маленькое детское сердце.

Люди недооценивают подъезды. Они провожают своих жильцов в последний путь и встречают новых, когда мамы впервые заносят в них младенцев, которые вырастут здесь и еще не раз пройдутся по ступеням. Подъезды – это первое, что все видят, когда заходят внутрь дома или выходят из квартиры. Они согревают зимой и дают прохладу летом. Там появляются объявления, ломаются почтовые ящики и наполняются окурками стеклянные банки на подоконниках. Там рождается жизнь.

Женя не сразу нашла сердце своего нового дома.

Чуть дальше вахтерской будки, расположенной у турникетов, где были заточены женщины – хранительницы недовольных взглядов и ключей от всех дверей, находилось сердце общаги, прямо в темном закутке под лестницей. Оно мирило между собой два враждующих мира – мир взрослых, создающих длинные списки правил, и мир студентов, желающих нарушить придуманные ими правила. На кафеле, словно подношения божествам, стояли цветные пластмассовые миски с водой и кормом. К ним прилагались игрушки из искусственных перьев и несколько скромных лежанок, созданных все теми же женщинами-хранительницами. На одно из главных правил – никаких животных в общежитии – закрывали глаза и взрослые, и студенты. Прикормленные вахтершами кошки зимовали под крышей вместе с семьюстами студентами, многие из которых чувствовали себя такими же бездомными и потерянными. Особенно первокурсники. Особенно Женя. Год назад она стремилась сбежать, но еще не знала, каково это – вырваться из семьи и оказаться одной в незнакомом городе. Уже при заселении она поняла, что коменде, Татьяне Юрьевне, совершенно все равно, кто такая Женя Котикова, главное, чтобы она вела себя тихо, не приносила алкоголь в общежитие и возвращалась до двена-дцати.

Больше всего Женя любила Лу́ну – серую упитанную кошку, которая, сворачиваясь в клубок, становилась похожа на круглый диск луны с темными пятнышками. Она вела себя грациозно и сдержанно, не бегала по коридорам, а ложилась у ковриков перед дверьми и дожидалась, пока ее не впустят. Также под лестницей обитали рыжий Багет с белой кисточкой на хвосте и черная Эсмеральда. У студентов даже появилась примета: если, идя на экзамен, ты встретишь Эсмеральду – готовься к пересдаче, если на твоем пути возникнет Багет (желательно почесать его за ушком на удачу) – можно не переживать за оценки. Женя считала себя далекой от мистики, но, натыкаясь взглядом на Багета, хотела хотя бы немного верить, что это хороший знак. Женя нуждалась в хороших знаках.

За год жизни в общаге она привыкла таскать в рюкзаке пакетик влажного корма. Прежде чем подняться по щербатым ступенькам к себе в комнату, она присаживалась у мисок и надрывала верхний край пакетика – это всегда срабатывало одинаково. Кошки, все время чуть-чуть голодные и недоглаженные, сбегались на звук и завороженно смотрели на Женины руки, словно из них исходил божественный свет. Женя даже немного чувствовала себя Белоснежкой.

Луна не раз оказывалась в эпицентре неловких семейных разговоров и стойко выдерживала их, в отличие от Жени, которая всегда отвечала на звонки мамы с легким волнением:

– Мам, я же говорю, все нормально, мне не скучно.

– Ты хорошо питаешься?

Женя бросила взгляд на заваренный доширак, в который порезала сосиску, и понизила голос:

– Не все студенты голодают. Забудь про этот миф.

Соседка по комнате, Кристина, навострив уши, красила ногти на ногах красным лаком, а Луна вылизывала хвост, лежа на ковре в центре комнаты. Обе приводили себя в порядок, явно готовясь к интересному вечеру.

Женина мама, скорее всего, сейчас представляла, как ее дочь побирается по помойкам и теряет по килограмму в минуту. Яркая картинка.

– А я такой пирог испекла, недавно новый рецепт нашла. Вене понравился. Нужны яйца, сахар, сливочное масло, сметана…

– Мам.

– Что?

Мама любила засыпать ее множеством деталей, рассказывать про коллег, которых Женя не знала, обсуждать родственников и повторяться – что угодно, лишь бы не давать тишине прорасти между ними.

– Не то чтобы ты любила готовить…

– Почему бы не порадовать любимого мужа?

– А он тебя радует?

Молчание. Женя вздохнула и провела ногтем по пальцу, где должна была быть светлая полоска, которая уже практически сравнялась с тоном кожи, – там сверкало серебряное кольцо, пока она его не потеряла. Женя подцепила вилкой кружок сосиски, сунула его в рот и тут же замахала рукой на приоткрытые губы – слишком горячо. От заваренного доширака исходил пар.

– Извини, просто я… У меня много работы.

Возможно, Женя была не совсем справедлива по отношению к Вениамину: порой она придиралась к нему и дотошно выискивала его недостатки. Она переживала за маму, потому что хотела, чтобы та была счастлива. Если Женин отец – мудак, избегающий любых обязательств, наверное, это не значит, что все вокруг такие же. Женя и сама не до конца понимала, верила ли в эту мысль: мужчины в ее жизни чаще всего не приносили ничего хорошего. Мама, наверное, воспринимала нападки Жени как ревность, но это было не так. Она выросла и перестала дергать маму за юбку в попытке привлечь внимание.

Женя прижимала телефон ухом к плечу и глядела в открытый ноутбук: из-за разговора она не могла сосредоточиться на тексте, а из-за работы – на разговоре. Женя пыталась придумать гороскоп на день для овнов. Что их ждет? Неожиданное денежное вознаграждение или таинственный незнакомец, который в будущем окажется их судьбой? Женя не астролог, она – копирайтер.

– Ничего, я понимаю, но… Может быть, ты…

Несколько прядей светло-рыжих волос, выбившихся из-под крабика, щекотали шею сзади.

– Как думаешь, это лето будет жарким? А то я не взяла купальник из дома.

Кристина поглядывала на Женю. Баночка красного лака уже стояла на тумбочке. Луна тем временем переключилась на живот – звуки вылизывания отвлекали Женю. Мир был против этого разговора, но он все равно почему-то происходил.

– Думаю, что да. Ты точно не хочешь отдохнуть после сессии? Все-таки первый год учебы.

– Мам, все нормально. Мне нравится учиться. И работать тоже… К тому же, пока учеба закончилась, мне наконец ничего не мешает работать.

Женя накрутила на вилку лапшу и, передумав, оставила ее в контейнере. Луна, учуяв запах, заинтересовалась и легла мордочкой по направлению к Жениной кровати, сверкнув зелеными глазами. Женя сказала ей одними губами: «Тебе такое нельзя». Ей, собственно, тоже нежелательно, но иногда потребность напичкать свой организм любимыми гадостями, чтобы получить быстрый выброс эндорфина, становилась непреодолимой. На тумбочке в бумажном пакете, покрывшемся жирными пятнами, лежал клубничный пончик. Распитие кофе она превращала в особый ритуал и ждала его каждый день. В него входил обязательный просмотр видео на ютубе, тщательно отобранного для этого. Важная пометка: не начинать есть, пока не включишь видео, и постараться не съесть все за первые пять минут. Наверное, у нее были не совсем здоровые отношения с едой…

– Ты же работаешь удаленно… И не забывай, что в первую очередь ты должна думать об учебе и только потом – о работе. Успеешь еще наработаться за жизнь.

Мама упорно клонила разговор в нужную ей сторону. Женя упорно этого не замечала. Она коснулась пальцами колечка, вплетенного в тонкую косичку у лица, и поправила складку на длинной футболке, надпись на которой гласила: Laziness is my secret superpower.[1]

– Здесь мне легче сосредоточиться.

«Скоро Кристина уедет домой, и тогда я смогу по-настоящему расслабиться», – хотела добавить она, но только взглянула на Кристину, и та неодобрительно покачала головой. «Кого ты обманываешь?» – сообщала она невербально. Общага – это последнее место на Земле, где можно было сосредоточиться. За год Женя пережила посвящение в студенты, вечные разговоры Кристины по телефону, проверки комнаты от коменды, ссору с сумасшедшим завхозом, музыку в три часа ночи и даже клопов в ее кровати, которых удалось победить. Хуже клопов оказались только Кристинины шутки про них: это единственные живые существа, согласившиеся побывать в Жениной кровати. А побывав там, погибли.

– Но ведь лето же… Мы бы хотели…

Луна муркнула, перевернулась животом кверху, а потом побежала к двери – выпустите меня, пожалуйста. Женя посмотрела на Кристину, и та указала взглядом на накрашенные ногти на ногах. Подавив волну раздражения, которая поднималась в груди, Женя отложила ноутбук, оставив овнов без таинственных незнакомцев, и выпустила Луну.

– Мам. Я тоже соскучилась, просто… Это мое первое студенческое лето. Могу я немного оторваться?

Женя походила по комнате, перекладывая вещи с места на место: почему-то захотелось сбросить с себя кожу, высвободиться из тела и, как Луна, убежать из комнаты. Возможность вернуться домой тревожила. Женя все еще предпочитала избегать того, что осталось в родном городе, хотя оно всяческими способами пыталось догнать ее и вырвать из безопасного вакуума – обернись и посмотри, что происходит, трусиха.

– Ну как хочешь, – нехотя согласилась мама, хотя Женя считала это тактическим отступлением. – Кстати, чуть не забыла, Сава уже приехал. Вчера случайно встретила его в магазине.

Без предупреждения – сразу контрольный в голову. Женя остановилась, вновь взглянула на Кристину и быстро отвернулась к стене, стараясь зафиксировать мысли на корешках книг, стоявших на полке. Маркус Зусак, Габриэль Гарсиа Маркес, Вирджиния Вулф… Мысли не домашние собачки в ошейниках, и их не приструнишь, дернув за поводок. В ее голове среди известных имен появилось одно лишнее – Савелий Омутов.

Женя прикусила внутреннюю сторону щеки и опустила руку с телефоном. Вдох-выдох. В груди будто зашевелились паучьи лапки, посылая мурашки по позвоночнику к затылку. Щеки запылали.

– …сказал, что ему нравится учиться. Ну ты, наверное, в курсе, – услышала Женя, когда вновь поднесла телефон к уху. – Такой смышленый мальчик.

– Мама, ты как будто про щенка говоришь.

Женя постучала костяшками пальцев по бедру.

– Ну ты же понимаешь, о чем я. Мне кажется, он будет рад тебя видеть. Разве Сава не говорил тебе, что приедет?

– Говорил. – Женя сильнее прикусила щеку, подошла к окну и открыла форточку. Тюль тут же запузырился. – Мы редко общаемся, пары, учеба и все такое. Сава тоже занят. Вот так и получается.

Женя прикрыла глаза и сделала глубокий вдох: несмотря на середину июня, погода позволяла дышать прохладным воздухом, особенно по вечерам. Жара в городе, среди асфальта и кирпичных стен, обычно ощущалась тяжело. В родном городе Женя могла выйти из бабушкиного дома и почти сразу оказаться у озера. Похоже, она все-таки скучала по любимой Озерной улице. Или по тому, что делало ее любимой. Женя, перестав слушать маму, самоустранилась из разговора – посмотрела на отклеившийся уголок обоев под потолком и подумала, что во время каникул как раз можно заняться ремонтом и немного облагородить их комнату. Мысленно она составила список продуктов для покупки и решила, что вечером приготовит омлет. Голос мамы зазвучал громче, словно ему прибавили громкость кнопкой пульта:

– Знаешь, за год Сава так изменился… Вырос, что ли. А еще я передала ему от тебя привет.

– Супер. – Ненастоящая улыбка приклеилась к губам. – Мам, мне пора, правда. Созвонимся завтра, ладно? Люблю, целую.

– И я тебя. Звони почаще. И еще… – Женя услышала шуршание, словно мама разворачивала конфету. – Я вообще чего звонила-то. Понимаю, что это для тебя непросто, но ты же помнишь, что скоро будет годовщина?

У мамы и бабушки были довольно натянутые отношения. Острые углы они маскировали подчеркнуто вежливо-нейтральными улыбками и фальшивой любезностью, в которую никто не верил, но они все равно продолжали играть. Мама обижалась на бабушку за то, что та во время конфликтов вставала на сторону своего сына, а бабушка, похоже, обижалась на маму за то, что та не сумела сберечь их семью. А Женя любила их обеих – каждую по-своему.

Вот почему Женя все реже созванивалась с мамой: любой разговор заканчивался мамиными попытками уговорить ее приехать домой на выходные, на праздники или, как сейчас, на лето и поиском отмазок, которых становилось все меньше.

– Помню. Ладно, пока.

Женя сбросила звонок. Она никак не могла забыть, хоть и хотела, потому что видела тот день, после которого – неужели так быстро? – прошел почти год, в кошмарах. Она запомнила все до мельчайших деталей, но только не лицо бабушки – память стерла его и заполнила другими воспоминаниями. Как Женя могла верить кому-то, если собственный мозг обманывал ее? В кошмарах бабушкино лицо было смазано, как на нечетких фотографиях. Женя отказывалась принимать реальность, в которой не существовало бабушки: в детстве она была убеждена, что все бабушки живут вечно.

Кристина давно перестала любоваться ногтями и с любопытством глядела на Женю, склонив голову набок. Длинные каштановые волосы блестели, как в рекламе шампуня Pantene. А ее светлая кожа наверняка была гладкой и бархатистой как в рекламе геля для душа Palmolive. Кристина точно сбежала из телика, чтобы раздражать Женю своей идеальностью. Она не раз слышала, как Кристина пела в кабинке душа: общая душевая в общаге лишала их последнего личного пространства. Кристина до сих пор припоминала Жене, что она, заселившись в комнату и познакомившись c ней, сделала презентацию и показала ее Кристине – на слайдах были предложения о том, как им лучше организовать комфортный совместный быт: кто и когда выносит мусор, убирается в комнате и не посягает на и так крошечное личное пространство другого. Кристина старалась не смеяться и подыгрывала Жене, которая с видом училки объясняла ей по презентации с котиками, как они могут существовать вместе. В целом у них неплохо получалось.

– Никогда не слышала о Саве. Как мы к нему относимся? И кто это? Наш старый любовный интерес? Злейший враг? Мимолетный романчик?

Женя кинула телефон на кровать и молча закрыла форточку, хотя хотелось кричать в подушку.

– Кстати. Устроим сегодня марафон «Сумерек»?

Внезапный вопрос сбил Женю с толку. Она вопросительно посмотрела на Кристину – потревоженная мамой боль успокаивалась, отыскивая себе укромный уголок где-то в Женином теле, чтобы вернуться вновь, когда ее позовут. Женя жила с ней все время: иногда она становилась почти незаметной, но никогда не пропадала полностью.

– «Сумерки»? Но сейчас же не осень.

– Ну и что? Есть какие-то особые графики просмотра фильмов?

– Ты нарушаешь законы мироздания. – Мимолетная улыбка появилась на губах Жени. – Один из них – пересматривать «Сумерки» осенью.

– Ну так что? Я сделаю кофе?

Женя бросила взгляд на пончик и кивнула. От кофе не отказываются – тот находился в копилке ее зависимостей чуть ли не с детства. Благодаря бабушке. Сначала она пила растворимый с тремя ложками сахара в огромной кружке, которая едва помещалась в детских ладонях (маме знать об этом было необязательно), потом перешла на молотый с банановым молоком.

– И хорошо, что ты закрыла форточку. Не хочу, чтобы Эдвард Каллен оказался в нашей комнате.

– Поверь, наша коменда этого бы не допустила.

– Ему придется получить пропуск. К тому же я в команде Карлайла.

Они рассмеялись. Женя приложила ладонь к груди – боль снова притихла и дала ей передышку.

Глава 2

Мысли обо всем и ни о чем

Мысли. Мысли. Мысли. Они были повсюду. Иногда разлетались, как воробьи, напуганные непоседливым ребенком, иногда прилипали, как водоросли к коже на мели озера в цветущей мутной воде. Женя медленно переставляла ноги, словно они вязли в тине сомнений, которые уже не помещались внутри нее.

Как же трудно жить, когда к людям при рождении не прилагаются инструкции, будто к технике: на какую кнопку нажать и что делать, чтобы ничего не сломалось. Хотя, скорее всего, если бы такие инструкции существовали, их бы все равно никто не читал.

Недавний разговор с мамой снова поселил в Жене мысль, от которой она пыталась безуспешно избавиться. Выяснилось, что проще вытравить тараканов из общаги, которых все мило называли стасиками, чем Саву из ее головы.

Первое правило Жени Котиковой: не думать о Савелии Омутове.

Второе правило Жени Котиковой: совсем не думать о Савелии Омутове.

Женя нагрузила себя работой, а в свободное время пропадала в сериалах и подкастах – чужие драмы уменьшали собственную. Ей нравилось составлять распорядок дня и списки дел: такие бытовые мелочи позволяли заземлиться и почувствовать контроль хоть над чем-то. Если она распланировала завтракать в девять утра, значит, она будет завтракать ровно в девять утра, и ничто, ни одна самая блестящая мысль, ее не остановит. Выполненные дела она отмечала галочками в заметках телефона, которые создавала чуть ли не каждый день, забивая память устройства, и рост галочек в оранжевых кружочках прямиком соотносился с ростом ее настроения.

Июнь уже не чувствовался таким свободным, как раньше: половину месяца Женя потратила на закрытие сессии, слоняясь по коридорам с тетрадками и учебниками. На указательном пальце до сих пор немного болела мозоль – одна из преподавательниц принимала контрольные только в письменном виде, и вечерами под разговоры Кристины она садилась на неудобную деревянную табуретку, раскладывала тетради на столе и постигала современный русский язык.

Женя гуляла по бульвару, держа в руке шуршащий крафтовый пакет с двумя апельсиновыми круассанами – оба для нее. Кристина предпочитала придерживаться здорового питания (плюс один к раздражающим факторам). Она успела поработать в кафе и выпить три чашки латте – теперь ее организм наполовину должен был состоять из молочной пенки, молока и эспрессо. В наушниках звучала песня Wildest Dreams – проводки белыми змейками спускались в карман блейзера. Женя любила гулять с наушниками, чтобы перебивать шум улиц. Город, приютивший ее, воплощался в людях, которые постоянно куда-то спешили – парочками, поодиночке, шумные, веселые или грустные. Женя так и не почувствовала здесь себя своей – иногда город, казалось, относился к ней благосклонно и включал зеленый свет в светофорах, позволяя ей прибежать на пары вовремя, освобождал места в кофейнях прямо перед Жениным приходом и показывал багряные закаты – как на картинах Куинджи. Порой Женя ощущала себя отвергнутой – вспотыкалась на ровном месте, не догоняла уходящие трамваи и попадала под внезапно начавшийся дождь. Может быть, город мстил ей, ведь она не желала слышать его, поэтому затыкала уши наушниками.

«Если ты не хочешь узнать меня, то я отвечу тебе тем же, – как будто сообщал ей город, отправляя очередной трамвай в депо. И смотрел на нее глазами-окнами пятиэтажек – уютными и светящимися теплым светом по вечерам и уныло-тревожными по утрам.

Теплый июньский воздух уже согревал, но пока еще не обжигал. Женя прогуливалась по бульвару в тени деревьев, растягивая время, чтобы подольше не появляться в общаге. Ей хотелось побыть наедине с собой, а в общаге это невозможно: порой она представляла себя муравьем на муравьиной ферме, за которым постоянно следили сквозь стеклянные стены. В толпе незнакомых людей ей было комфортно, потому что никому не было до нее никакого дела.

Женя до сих пор помнила время, как только заехала в общагу, чуть ли не с одним рюкзаком, и плакала почти каждую ночь – беззвучно, совсем не шевелясь, чтобы Кристина ничего не услышала. Она старалась влиться в учебу и научиться жить в новых обстоятельствах – без бабушки и Савы. Сава еще недолго писал ей, но, не получая ответа, вскоре перестал. Тогда их связь окончательно оборвалась. Или это произошло гораздо раньше, просто Женя не распознала сигналы?

Она отписалась от него в соцсетях, потому что в свободные минуты рука так и тянулась к телефону, чтобы узнать, как и чем живет Сава: скроллинг его ленты создавал ощущение причастности к жизни бывшего друга и был вынесен чуть ли не в отдельный пункт в делах, отмечаемых галочками. Сава не выкладывал селфи, но по фото Женя видела, что тот учился, ходил в бассейн и знакомился с новыми людьми.

Позже он закрыл профиль – как будто почувствовал, что за ним подглядывают. Интересно, делал ли он так же? В любом случае Женя даже устыдилась своих порывов и решила двигаться дальше. Но, как оказалось, решить – не значит воплотить это в жизнь. Несмотря на то что Сава стал ее первым настоящим другом, они не были обязаны общаться до гробовой доски: люди часто сходятся и расходятся, это нужно принять как данность. Некоторые задерживаются дольше, некоторые – чуть меньше, но все так или иначе оставляют след, даже если проносятся вихрем по твоей жизни и сносят там все к чертям. Сава не был вихрем и ничего не ломал, наоборот, только чинил: Женя не была популярной в школе и иногда подвергалась насмешкам, последствия которых Сава умел устранять своим присутствием.

Когда-то их было трое – Сава, Рита и Женя. После окончания школы все, кроме Риты, разъехались, но Женя и Рита продолжили общаться. Женя забрала с собой подаренный Ритой английский темно-синий блейзер с гербом на нагрудном кармане, который сейчас и был накинут на ее плечи. Рита – королева секонд-хендов – часто выискивала там винтажные вещи. Ее шкаф, как ненасытный монстр с огромной пастью, требовал все больше и больше одежды. Рита не могла ему противиться, поэтому полки нередко пополнялись новыми нарядами.

В кармане завибрировал телефон. Женя остановилась и увидела на экране высветившееся имя подруги.

Рита-сеньорита (14:37)

Тревога: код красный!!!

Рита-сеньорита (14:37)

Сава в городе!

Женя вздохнула. Почему все считают важным сообщить ей об этом? Они вполне себе функционируют по отдельности, и ничего – так бывает. Как сказал один древнегреческий философ: «Все течет, все меняется». После антички Женя слишком много думала чужими мыслями, которые ей вкладывала в голову преподавательница на лекциях.

Женя (14:40)

Я в курсе

Телефон в ее руке снова ожил – на этот раз Рита решила не ограничиваться сообщениями и позвонила сразу по видео.

– Привет! – воскликнула Рита, как только Женя нажала на зеленую кнопку. – О, ты в моем блейзере, тебе так идет! – Женя улыбнулась и вытянула руку вперед, чтобы полностью показать ей образ – бежевые шорты-бермуды, белая футболка и блейзер, накинутый на плечи, который Женя очень любила. За спиной – рюкзак с ноутом. – Скучаешь, да? Хранишь его под подушкой и нюхаешь по ночам?

Ритина улыбка появилась на экране лишь на мгновение, а потом она показала ящерку в аквариуме – Эклера.

– Он передает тебе привет.

Эклер сверкнул маленькими желто-зелеными глазами и отвернул голову – похоже, никаких приветов он передавать не собирался.

Женя и Рита так редко созванивались, что каждый раз Рита почти никогда не могла остановиться – говорила и говорила, перескакивая с мысли на мысль, пока не пересказывала все, что произошло в ее жизни: на самом деле после того, как Рита решила остаться в городе и устроилась официанткой, их разговоры в основном сводились к обсуждению противных клиентов.

В семье Жени Риту любили. Бабушка относилась к ней как к собственной внучке и все время спрашивала, как дела и не нашла ли та себе кавалера. Почему-то бабушка считала важным узнать Ритин статус и беспокоилась за ее будущее. За Женино тоже: когда та садилась за угол стола, бабушка всегда говорила, что та теперь не выйдет замуж минимум семь лет. Иногда Женю забавляла такая вера в приметы, и она специально притаскивала стул к углу стола или ела с ножа. Когда в ее тарелке оставалась еда, бабушка причитала, что муж будет некрасивым, с прыщами на лице. Женя не понимала, почему должна беспокоиться о будущем мифическом муже.

Рита же на вопросы бабушки только пожимала плечами. Она много времени отдавала гимнастике и часто пропадала в спортзале, а потом появлялась с синяками на теле, но с горящими глазами – ей было не до кавалеров. После того как Рита получила разряд и бросила гимнастику, огонек в ее глазах потускнел. Женя улыбнулась и наконец помахала в камеру крафтовым пакетом в руке.

– Привет. Ну как там наша улица Озерная? Все так же?

Женя жила с мамой, но часто проводила время у бабушки, поэтому законно считала эту улицу своей.

– Без тебя – никак.

– Буду делать вид, что не заметила твою лесть.

– Ой-ой-ой. На самом деле все по-прежнему. Правда… пустовато. Просто… все разъехались, у всех кипит жизнь, новые друзья…

Обе помолчали. Они практически не обсуждали смерть Жениной бабушки и прекращение общения с Савой: перед отъездом Женя сказала, что интересы с Савой разошлись – школа закончилась, теперь все будет по-другому. Никакой драмы. Рита приняла это, хотя вряд ли поверила, но с тех пор старалась не бередить еще не зажившие раны разговорами о бабушке или Саве. В этот раз она почему-то не стала делать вид, что их всегда было двое.

Женя весь год ощущала легкую неловкость, когда они созванивались, как будто каждый раз приходилось знакомиться заново, и блуждала взглядом по бульвару, и только вскользь – по Рите.

– Поэтому я сижу дома и смотрю сериалы. Ну, в перерывах от работы. Мне не нравится эта взрослая дурацкая жизнь. Хочу как раньше.

– Эй, ты ведь в курсе, что у тебя все получится?

– Что – все? – Рита явно напрашивалась на поддержку.

– Ну… Ты проделала столько работы не для того, чтобы опустить руки. Ты круче нас всех. Пока мы… – Женя запнулась. – Пока мы с Савой страдали фигней, ты пропадала на тренировках. Короче… В конце концов, учеба не самое главное.

– Скажи это моим родителям, которые считают, что без корочки я никто. И буду работать дворником. Хотя что плохого в дворниках?

– Ты не никто. И наверное, они хотят для тебя лучшего?

Рита не смогла поступить на бюджет и решила временно устроиться на работу, чтобы пересдать экзамены или накопить на платное обучение.

– Вот зачем стоило тебе позвонить. Просто, не знаю, я как будто чувствую себя… – Рита подняла взгляд и осмотрела комнату поверх экрана телефона, словно пыталась там что-то отыскать. Она помолчала, легонько прикусывая губу, и сложила руки на груди – закрылась. Телефон, как любила она делать при разговорах, был зажат между ее коленей. Иногда Женя чувствовала, как их дружба испещряется трещинами недосказанности, но не была готова что-то предпринимать. Сейчас подруги находились на комфортной глубине для обеих, и неизвестно, что будет, если они решат нырнуть глубже и покопаться в проблемах. – Ладно, неважно. Так вот, вернемся к сериалам. Ты смотрела…

– Ты звонишь мне, чтобы рассказать о сериалах?

– Ну-у-у… – Рита помолчала. – Я тут подумала…

– Подумала? Ты? – Женя улыбнулась.

– Эй!

– Дай угадаю: ты хочешь, чтобы я приехала?

– Откуда ты знаешь?

– У меня открылся третий глаз.

– Правда?

– Да, я днями медитирую и дышу маткой.

– А меня научишь?

– Не уверена, что ты поддаешься обучению. А вообще, недавно мама всеми способами пыталась уговорить меня.

– Святая женщина! Нам надо объединиться.

– Ни в коем случае. Тогда я точно не приеду.

– Вернемся к теме. – Рита пододвинула к себе стакан со льдом и начала грызть прозрачные кубики. Привычка, которую Женя никак не могла понять. – Ты же в курсе, что Лида скоро устраивает вечеринку? Что-то вроде сбора бывших одноклассников, как я поняла. Она написала мне, потому что ты не ответила на ее эсэмэску, жаловалась, спрашивала, все ли у тебя в порядке. Я к тому, что, кхм, ну… – Рита увлеклась разгрызанием кубиков льда: хрусть-хрусть-хрусть. Даже Женины зубы свело от холода. – И… кхм… Как бы… Почему бы не…

Лида действительно писала Жене и приглашала ее на вечеринку: со школьного выпускного прошел почти год, и она хотела собрать всех бывших одноклассников вместе на один вечер. Женя прочитала ее сообщение и не ответила – она не планировала возвращаться домой на лето. Ее удивило, что Лида запарилась и написала Рите: конечно, та знала, что они дружили, потому что в маленьких городках практически нет места тайнам, но не то чтобы Женя пользовалась популярностью в школе и вечеринка не могла состояться без нее. Скорее всего, Лидин перфекционизм заставлял выполнить задачу на сто процентов. В школе она была круглой отличницей, но и во всяких тусовках участвовала так же усердно.

Сава, вероятно, тоже получил приглашение.

Ритины светлые волосы с одной стороны были убраны заколкой с крупными белыми бусинами. Несмотря на плохое качество, Женя видела, как на Ритиных руках прорисовывались рельефные мышцы – футболка с обрезанными рукавами хорошо это демонстрировала. Рита не была перекачанной, совмещая в себе и хрупкость, и невероятную силу.

– Просто почему бы тебе…

– Ладно, не будем делать вид, что ты не хочешь спросить, откуда я знаю про Саву.

– Боже, наконец ты сказала это!

Рита сидела на полу в своей комнате в окружении растений в горшках: один из них стоял на деревянной треноге, и зеленый широкий лист попадал в камеру. Рита подперла рукой подбородок, приготовившись внимательно ее слушать.

– Ничего такого. Мама рассказала. Вроде встретила его в магазине. Вот и все. А ты откуда знаешь? Вы общаетесь?

– А что – запрещено?

– Конечно, нет… Просто спрашиваю.

Хрусть-хрусть-хрусть. Женя поморщилась:

– Просто спрашиваешь?

– Прекрати повторять.

– И тебе совсем-совсем неинтересно? Даже самую маленькую чуточку? – Рита изобразила большим и указательным пальцами чуточку.

– Ну… – Женя отвела взгляд. Есть ли смысл притворяться перед Ритой, если втроем они пережили все, включая вызов страшной Пиковой дамы? – Самую чуточку, может, и интересно. Но только чуточку!

– Ого! – удивилась Рита. – Ты говоришь о Саве.

– Я сейчас перестану!

– Я хотела сказать, что Сава, наверное, тоже будет на вечеринке.

– Хватит заниматься сводничеством. – Для убедительности Женя нахмурилась. – Двадцать первый век на дворе!

– Я просто устала от того, что два моих друга делают вид, что не знают друг друга…

– Мы не делаем.

– Еще как делаете. Сколько можно?.. В конце концов, мы вместе справились с Великим нашествием русалок. И спасли весь город! Приручили домового. И…

– И все это осталось в прошлом. – Женя против воли улыбнулась. Бабушка все время подпитывала их неокрепшие умы фантазиями: они гадали на картах, капали воск в воду и жгли бумагу; выслеживали русалок в Русальную неделю и даже проводили обряды. Ничего удивительного, когда-то Женя засматривалась «Зачарованными» и мечтала о таком же, как у трех ведьм, чердаке с книгой заклинаний. Она представляла себя Прю, крутой и сильной, и даже жалела, что у нее не было сестер. Или, например, в ее жизни хотя бы мог появиться черный разговаривающий кот Салем, как у Сабрины. – Магии не существует. Как и русалок.

– Какая разница, если их можно придумать?

– Вообще-то ты больше всех боялась.

– Неправда! – возмутилась Рита и тряхнула стаканом: кубики льда зазвенели о ребристое стекло. – В магию стоит поверить хотя бы ради Коула. – Рита мечтательно вздохнула, словно прочитав Женины мысли. У них даже была своя книга таинств, где они писали заклинания от руки.

– Лично я выбираю Энди.

– Надежный и красивый, – согласилась Рита.

Женя ощутила на кончиках пальцев, держащих телефон, холодок ветра – будто это она, а не Рита, держала стакан со льдом. Сколько у них еще получится обходить острые темы?

– Давай поговорим, – неуверенно предложила Рита.

Похоже, нисколько.

Сейчас бы Жене пригодилась способность Пайпер замораживать время. Она ускорила шаг. Возможно, сосредоточенность на действии могла помочь ей расслабиться. От крафтового пакета, шуршащего в руке, исходил апельсиновый аромат. Мысленно Женя перенеслась к себе в комнату: она хотела поскорее расправиться с круассанами и оказаться в подобии дома.

– Мы немного отвлеклись. Так вот вообще-то я подписана на Саву. Это не я перестала с ним общаться. – Рита понизила голос и погладила зеленый лист над головой, как будто он был домашним зверьком, требующим ласки. Может, поэтому все Женины растения, притащенные ей в общагу, умирали? Она не забывала поливать их, но они почему-то все равно рано или поздно засыхали. – Даже иногда шлю огонечки на сторис!

– О, ну это серьезно. Хочешь его завоевать?

– Снова в точку.

Рита засмеялась, но смех быстро прекратился. Женя взглянула на ее лицо – задумчивое, с тонкой морщинкой между бровей.

– Если честно, я скучаю.

– Если честно, я тоже, – Женя ответила прежде, чем успела подумать.

К глазам подступили слезы – слишком быстро она потеряла все, что когда-то казалось ей нерушимым. Их дружба была одной из первых в этом списке «навсегда».

– Тогда приезжай.

– Я не…

– Да-да, ты не можешь. Тебе не кажется, что вам уже пора поговорить? Ну чтобы наконец все прояснить, например. Ведете себя как маленькие дети. Даже хуже. Мой младший брат вот всегда говорит все, что думает. Хочет дружить с ребенком на детской площадке – идет к нему и знакомится, чтобы подружиться. Хочет съесть кошачий корм или лизнуть подошву ботинок – так и делает. А мы усложняем. И кому это надо?

Женя хотела бы объясниться с Савой, но боялась, что ее объяснения ему уже не нужны. У всего есть свой срок, а у слов – особенно.

– Сомневаюсь, что у нас получится поговорить. Я так… В общем, это моя вина. Не знаю… Ты бы стала говорить со мной, если бы я заигнорила тебя и сбежала?

Женя начала сомневаться: а вдруг и правда получится восстановить хоть что-то из ее прошлой жизни? Бабушку не вернешь, но Сава… Их сила трех.

– Не знаю, – честно призналась Рита. – Ну я бы как минимум тебя выслушала. Наверное. Или нет…

– Ты не помогла, – неуверенно ответила Женя. – Но я подумаю.

– Обещаешь? Если не хочешь приезжать ради Савы, приезжай ради меня. Здесь так тухло. – Рита внимательно посмотрела на Женю. – Как ты?

– Ну я закончила сессию без троек, и у меня будет стипендия. – Женя не была уверена, что Рита хотела слушать о ее университетских делах, и не до конца понимала, что на самом деле чувствовала Рита. – Работаю копирайтером, хотя ты это и так знаешь. Ничего нового. Недавно написала статью про бабочек. А еще… Кристина! Кристина! Боже, ничего против нее, конечно, не имею, но, если честно, жду, когда она уедет домой. Представляешь, целая комната будет в моем распоряжении! Целая комната! И…

– Нет… – Рита прервала ее. Женя остановилась и удивленно посмотрела в экран телефона. Маленькая батарейка в углу экрана загорелась красным. – Я имею в виду… как ты?

Рита умела вот так – видеть и замечать ее. Женя задумалась: она сама далеко не всегда умела распознавать свои эмоции, особенно когда они были такими противоречивыми. Тоска по бабушке начала окрашивать их веселые совместные воспоминания в серый цвет. Как будто они оставались все такими же радостными и яркими внутри, но их окантовка становилась темной. Женя боялась, что однажды эта окантовка расползется и окончательно перекроет все черным цветом. Время должно работать на пользу и стирать все плохое, но пока что Женя ощущала себя так, словно стрелки ее часов остановились и она никак не могла сдвинуть их вперед.

– Ну… Я живу. Разве у меня есть выбор?

– Я знаю, как много она для тебя значила. И для меня – тоже. Она, можно сказать, стала нашей общей бабушкой.

Женя улыбнулась. Наверное, Рита понимала ее лучше всего. На похоронах Женя держалась, но, как только к ней подходили родственники и начинали говорить дурацкие слова утешения, у нее тут же начинали слезиться глаза, словно тумблер в голове переключался. Она не понимала, почему это работало так странно, но чувствовала себя лучше, если никто не пытался с ней заговорить: почему-то любые слова, даже искренние и теплые, ранили, а самой Жене казалось важным не плакать при людях. Она не привыкла выражать эмоции настолько открыто – особенно такие темные. В день похорон Рита не пыталась ее утешить и сказать, что все будет хорошо, – она просто была рядом, и этого было достаточно.

– Да, знаю.

– Недавно вспоминала, как мы вызывали Пиковую даму. Весело было.

– Весело? – Женя усмехнулась. – Ты не хотела ее вызывать. И боялась.

– Неправда! А вообще, до сих пор удивляюсь, как мы так могли развлекать себя чем угодно? Сейчас как будто жить стало скучнее…

– Скоро годовщина. Не уверена, что могу… Ну… Хочу помнить ее живой. Когда я здесь, мне кажется, что мы просто живем в разных городах, – наконец призналась Женя. – Как будто часть меня понимает, что это неправда, но другая часть вообще отказывается осознавать это.

Рита, как и в тот день, не пыталась ее утешить, давая Жене возможность выговориться.

– Просто это все произошло так внезапно… Все было хорошо, она ни на что не жаловалась, и тут… Не знаю. Не понимаю, как с этим справляться.

– Я тоже не знаю. Но я рядом.

– Спасибо. – Женя почувствовала, как уголки глаз защипало, и вновь взглянула в правый угол экрана. – Похоже, мой телефон сейчас вырубится. Созвонимся попозже?

Обе знали, что попозже вновь могло растянуться на несколько месяцев.

– Конечно, – согласилась Рита. – Люблю тебя, котя. Пока.

Рита послала ей воздушный поцелуй и отключилась.

Женя постояла еще немного, на этот раз не включая музыку и прислушиваясь к шуму города, и зашагала в сторону общаги. В холле Багет, играясь с мухой, перебежал ей дорогу и шмыгнул под лестницу. Кристины в комнате не оказалось – что к лучшему. Всю дорогу Женя несла слезы внутри себя, чтобы немного поплакать в общаге. Отложенные слезы, вписанные в расписание между прогулкой и заказом по работе, были странной, но вполне действенной идеей. Перетерпев, она расхотела плакать – только легкая боль шевелилась в груди, напоминая о себе и покалывая сердце иголочками. Женя поставила телефон на зарядку и включила чайник. Электронные чайники были запрещены, но Кристина и Женя решились на эту авантюру, чтобы не таскаться каждое утро на общую кухню и не ждать освободившуюся конфорку, и тайком пронесли его в комнату. Это было их совместно нажитое имущество, а сами они были почти как супруги, потому что вынужденно проводили времени друг с другом больше, чем любая влюбленная парочка.

Заварив кофе, Женя устроилась на кровати. Ее взгляд упал на телефон. Не произойдет ничего страшного, если она кое-что проверит. Подключившись к вай-фаю, она зашла в профиль Савы – тот, к ее удивлению, снова стал открытым. Борясь с собой, Женя все же нажала на последнюю опубликованную фотографию – стаканчик кофе в руке на фоне берега озера, заросшего рогозом, – и прочла надпись под ней: «Наконец приехал домой. Собираюсь пить кофе и ничего не делать до конца лета. Советую того же и вам. Не завидуйте. Или завидуйте. fb».

Женя не поверила себе, когда дочитала строчку до конца. fb – это одно из сокращений в шифре радистов, которому ее научил дедушка. Она почти не помнила его, только урывками, но в ее памяти отчетливо отложилось, как он рассказывал ей про разные обозначения и даже показывал аппарат для морзянки. Позже, уже после смерти дедушки, Женя с друзьями выучила сигнал SOS и перестукивалась с ними – по столу, по стенке и по любой подходящей поверхности. В итоге они взяли для себя только fb и пользовались им: сначала в школьных тетрадях, а потом и в сообщениях. Неужели Сава оставил ей послание? Или просто писал так по привычке? Возможно, Женя хотела видеть знаки там, где их нет. Это ей досталось от бабушки – придумывать и додумывать, чтобы мир вокруг нее становился чуть более таинственным.

Женя сделала глоток кофе и отложила телефон, хотя хотелось позвонить Рите и обсудить это с ней – наверняка она тоже видела пост. Может, она поэтому и завела разговор о Саве? Женя включила ноутбук и постаралась сосредоточиться на работе.

«Давай поставим ему лайк на пост, – навязчиво просил ее мозг, и Женя поглядывала на черный экран телефона. – И посмотрим, что из этого получится».

«Лайки ничего не значат», – возражала она мозгу.

«Тогда напишем ему? Это несложно»

«Ни за что».

«Хорошо, начнем с лайка?»

Женя потянулась к телефону, и тот вспыхнул в ее руках новым уведомлением.

Рита-сеньорита (17:55)

Знаешь, мне показалось, что тебе не хватает толчка, и я подумала, что могу быть твоим толчком. Я не вправе решать за тебя, но… разве сегодня ты не подумала, что хотела бы приехать? Либо я плохо знаю тебя, либо ты этого хочешь. В общем, не буду писать много, может быть, мы сможем скоро поговорить лично? Поступаю так из эгоистичных целей, а то скоро умру от тоски. Можешь воспользоваться им, а можешь ничего не делать. Решай сама.

P. S. Хочу вернуться в то время, когда мы боялись Пиковой дамы. Считаю, нужно повторить!

P. P. S. Да, у меня все еще есть данные твоего паспорта, так что тебе лучше общаться со мной, или я возьму на тебя кредит.

P. P. P. S. Не забудь взять наряд для вечеринки.

P. P. P. P. S. fb

Женя открыла вложение и увидела в нем купленный билет на сегодняшний вечер – Рита предлагала ей сесть на поезд через три часа и приехать домой. Вот так просто.

Если Женя начнет думать об этом, анализировать и составлять план, то никогда не решится. Может быть, пришло время отпустить прошлое? Она сможет отпустить его, только если осмелится встретиться с ним лицом к лицу. К тому же Сава заслуживал объяснений, которые Женя не могла дать ему год назад, а Рита – внимания.

На тумбочке стояла недопитая чашка кофе, затянувшаяся белесой пленкой. Женя сполоснула ее, спрятала два круассана в холодильник – привычка, спасающая их от нашествия тараканов, и оставила записку на тетрадном листе для Кристины: «Уехала домой. Если ты положишь кого-то на мою кровать, я почувствую это и вернусь, чтобы отомстить».

Женя стояла на вокзале с рюкзаком за спиной – взяла с собой ноут и кучей запихнула поместившиеся в него вещи – и прислушивалась к гулу поездов. Этот звук предзнаменовал возвращение домой: возможно, это было ее самой большой ошибкой или же первым правильным решением после бабушкиной смерти. На этот раз Женя будет не наблюдать за жизнью, а начнет действовать. Шаг за шагом.

Почему-то вокзал вызывал в ней светлую тоску: она смотрела, как люди с широкими улыбками встречались или провожали друг друга – объятиями и рукопожатиями.

Волнение перемешивалось с тревогой: Женя поглядывала на поезда и теребила рукав толстовки, которая была повязана на ее плечах. Над головой – бескрайнее небо со свободными птицами. Они могли лететь куда захотят. Женя хотела быть такой же свободной и легкой.

Она шагнула в вагон и поправила сползшую лямку рюкзака. В кармане джинсов лежали ключи от дома – нагретые теплом ее руки. Женя постоянно касалась их и не верила, что через несколько часов сможет обнять маму и пройтись по Озерной улице – там все еще жила Рита. Женя села у окна. Рядом с ней расположился мужчина в кепке, перевернутой козырьком назад: он раздвинул ноги, стесняя ее к стенке вагона, и уставился в телефон.

«Все еще хочешь вызвать Пиковую даму?» – быстро напечатала она сообщение для Риты, но тут же стерла его. Лучше задаст ей этот вопрос лично.

Когда-то вымышленная женщина казалась им страшнее, чем все, что они могли себе представить. Перед тем как Женя поглядела на смазанный пейзаж за окном и погрузилась в далекие воспоминания, удивительно четкие, она вновь коснулась связки ключей в кармане, мысленно перечисляя факты, в которых была уверена.

Первый факт – она действительно возвращается домой.

Второй факт – она собирается поговорить с Савой.

Третий факт – никакой Пиковой дамы не существует.

Глава 3

Пиковая дама

– Никакой Пиковой дамы не существует, – тихо сказала Рита.

Красная помада оставляла на круглом зеркальце в виде ракушки темные липкие следы: Женя старательно рисовала ступеньки, глядя в отражение, и с замиранием сердца прислушивалась к каждому шороху. Темнота стирала углы комнаты, и воображение населяло их чудовищами.

Рядом, прижавшись друг к другу, сидели Рита и Сава. Всем троим было страшно, но никто из них не решился бы признаться в этой слабости – нужно идти до конца, даже если из портала вырвутся злые духи.

Огонек свечи, которую держала Рита, дрожал и рассыпался искорками. Женя продолжала выводить на зеркале ступеньки. Еще не известно, кто был опаснее: Пиковая дама или бабушка, чьей помадой она прямо сейчас пыталась вызвать дух.

– А если она и правда придет? – встревоженно спросила Рита.

– Ее же не существует, – ответил Сава ее же словами.

Женя повернула голову на звук. Рита жалась к Саве и завороженно смотрела на зеркало, будто могла одним взглядом вернуть Пиковую даму в зазеркалье, если та осмелится явиться. Рита и Сава выглядели как кофе с молоком и дополняли друг друга. Рита – мягкая, с бледной кожей и светлыми пушистыми волосами. Сава – вечно загорелый, с темными кучеряшками и черными выразительными глазами. По отдельности Жене не нравились ни молоко, ни кофе, но, если их соединить, получалось идеально. Сама же Женя – как огонек свечи, но в тусклых и приглушенных цветах.

– Конечно, придет, – с уверенностью заявила Женя, глянув на собственное отражение, расчерченное красными ступеньками. – Мы ее для этого и вызываем.

В темноте Женины глаза лихорадочно блестели – азарт смешивался с адреналином. Они дождались полночи, притворившись спящими, и на всякий случай подоткнули дверь в бабушкину спальню простыней, чтобы ее не разбудил свет свечи. Иногда друзьям Жени было разрешено оставаться на ночевку у ее бабушки – они стягивали два матраса в зал, прямо на пол, и устраивали себе логово из подушек и пледов. Главное – не шуметь. Женя любила вырываться из-под маминого опекающего крыла: у бабушки можно было пить растворимый кофе в больших кружках с тремя ложками сахара, гулять целыми днями, играть в карты (даже на деньги), устраивать спектакли и модные показы, наряжаясь в бабушкину одежду, и смотреть телик до ночи. Больше всего Женя ждала времени перед сном, когда первые сумерки ложились на город. Бабушка и Женя переодевались в сорочки – Женя надевала бабушкину, длинную и белую, чтобы быть похожей на призрак – и выключали свет. У бабушки в запасе хранилась тысяча историй: она рассказывала страшилки, уверяя, что это все действительно случилось с ней, и Женя верила. Потом не могла заснуть, представляя, как дух дедушки идет за ней по пятам по заснеженной улице, а на снегу появляются следы от больших подошв. Хрусть-хрусть-хрусть. «Это он меня так провожал, – говорила бабушка, – потому что в то время было особенно опасно ходить по ночам». От мурашек на коже хотелось передернуть плечами, чтобы стряхнуть их…

– И что тогда?

– Что?

Женя отвлеклась на огонек свечи и слишком глубоко погрузилась в мысли. У ног лежала игральная карта – пиковая дама.

– Ну что будет, если она придет.

– Спросим у нее что-нибудь. Что ты хочешь знать?

– Ну…

Самой Жене хотелось знать все. Как появились люди, живет ли во Вселенной еще кто-то, кроме них, что происходит с человеком после смерти… Возможность получить ответы на эти вопросы заставляла Женю волноваться.

– Или она нас задушит, – с сомнением предположил Сава.

Рита вздрогнула, и белесая капля воска скатилась по свече ей на руку.

– Ее не существует, – с вызовом бросила Рита.

– Тш-ш-ш. – Женя приложила палец к губам, как только закончила рисовать последнюю ступеньку. – Я все.

Теперь на зеркале темнела изогнутая красная линия в виде лестницы из тринадцати ступенек. Женя закрутила колпачок помады и прислушалась – в бабушкиной спальне стояла тишина.

– Кто будет вызывать? – Сава осторожно пододвинулся к Жене и заглянул в зеркало, а Женя – в его глаза в отражении. Они вбирали огонек свечи, черные, как и густая темнота вокруг них, и Женя видела в широких зрачках себя. – Могу я.

Когда локтя коснулись теплые пальцы, Женя едва не выронила зеркальце, решив, что Пиковая дама уже пришла за ней. Хорошо, что они не пошли вызывать Пиковую даму в баню, как собирались: по словам бабушки, там обитали духи, и иногда, закрыв глаза, чтобы сполоснуть волосы в тазу, она даже слышала их плач. Жениной храбрости хватило только на то, чтобы стащить бабушкину помаду, взять зеркало и зажечь свечу.

– Пусть Женя, – шепотом отозвалась Рита.

– Тогда давай ты, – возразил Сава, – раз все равно в нее не веришь.

Сквозь неплотно зашторенные окна пробивался свет фонаря. Ветви деревьев, беспокойные от ветра, касались стен искривленными тенями. Они шевелились, и потому казалось, что нечто страшное уже просочилось из потустороннего мира и теперь скреблось по стенам. Если свеча потухнет, лишив их островка безопасности, духи набросятся на них и сожрут вместе с косточками. Утром бабушка найдет кучку одежды, зеркало и испорченную помаду. Минус – они, возможно, умрут. Плюс – им не придется ходить в школу и видеть надоевшие лица одноклассников.

– Я сама, – едва слышно сказала Женя, ощущая громкий стук сердца как будто во всем теле, и даже приложила руку к груди: сердце билось в середину ладони. – Все, помолчите.

Они устроились у зеркала, которое Женя положила на пол. Их лица, выхваченные из темноты желтым светом, застыли над нарисованной лестницей.

– Пиковая дама, приди. Пиковая дама, приди. Пиковая дама, приди.

Взгляды приклеились к красной линии. Женин шепот заполнил комнату. Они ждали, когда Пиковая дама появится и начнет спускаться по ступенькам. Женя держала Саву за руку – Риту тоже – и продолжала шептать.

– Она не придет. Ее не существует, – буркнула Рита.

– А вот и существует. Пиковая дама, приди.

Как только Женя перестала звать ее, что-то в комнате изменилось. Обернувшись, Женя разглядела в темноте белый силуэт – тонкая ткань струилась по ногам до пола, скрывая ступни. Она закричала. Подхватив Женин испуг, Сава и Рита вскрикнули. Значит, они видели то же, что и она, – Пиковая дама действительно пришла. Огонек свечи потух. Комната погрузилась во тьму – Женя вновь схватила Саву за руку, стискивая его ладонь. От страха немели кончики пальцев.

Раздался щелчок выключателя, вырывая их из лап темноты. Возле стены стояла бабушка в сорочке. Длинные волосы, обычно убранные в косу или кичку, были распущены. Она строго смотрела на Женю, но в ее глазах блестели искорки веселья – бабушка наверняка была довольна произведенным эффектом.

– Бабушка! – возмутилась Женя, когда к ней вернулась способность говорить, и припрятала за спиной бабушкину помаду. – Ты все испортила. У нас почти получилось!

– Я от страха чуть не сдохла, – выдохнула Рита, обмякая, и тут же всполошилась. – Ой, извините, умерла!

Ритм Жениного сердца все еще не вернулся к нормальному. Тук-тук-тук – быстро стучало под ребрами. Сава молчал, чуть щурясь от яркого света, и кусал ноготь большого пальца. К Саве у бабушки было особое отношение: ему пришлось доказывать, что он не глупый мальчишка, который может обидеть Женю, и все, что привело их к дружбе, всего лишь маленькое недоразумение.

– Что мы говорили о Пиковых дамах? – невозмутимо спросила бабушка, оглядывая комнату.

– Никаких Пиковых дам в этом доме.

– Правильно, – согласилась бабушка. – А по поводу огня?

Они сидели на ковре, который занимал почти половину зала. Под ножкой стола, отодвинутого к окну, ковер сморщился складками. Рита положила потухшую свечу рядом с игральной картой – это были три тонкие свечки, скрученные в одну. Капельки воска застыли белыми бородавками на пальцах Риты.

– Нельзя играть с огнем.

– Правильно. А теперь спать. Живо!

Они послушно забрались на матрасы и укрылись одеялами, дожидаясь, пока бабушка выключит свет и вернется в спальню. На этот раз дверь она оставила чуть приоткрытой.

– Может, твоя бабушка – это и есть Пиковая дама? – спросила Рита.

– Точно, – кивнула Женя. – Ну или ее родственница. По-моему, они похожи.

– Скорее ведьма, – не удержался Сава. – Которая по ночам летает на метле и ест детей.

– Я вообще не испугалась, – сказала Рита.

– Я тоже.

– Ты кричал громче всех, Сава.

Когда страх окончательно отступил, Женя рассмеялась: она была уверена, что этой ночью погибнет от рук Пиковой дамы, которые сожмутся вокруг ее шеи смертельным ожерельем.

– Спать! – крикнула бабушка через стенку.

Женя зажмурилась, словно бабушка могла обратиться в облачко и подсмотреть за ней, и все-таки тихонько хихикнула. Сейчас, слыша рядом с собой дыхание Риты и Савы, она была счастлива.

В их маленький мир не могли проникнуть ни чудовища из темноты, ни люди, которые на самом деле только притворялись людьми: ходили в школу, отвечали на уроках и уплетали булочки в столовой, а на переменах выпускали невидимые когти и больно ранили.

Женя хотела бы узнать у Пиковой дамы, как навсегда избавиться от монстров. Ведь нельзя просто стереть красные ступеньки на зеркале и оборвать им путь – они повсюду.

Глава 4

Чтобы было весело

Они были лузерами.

Палец завис над кнопкой смыва.

Они были.

Дисплей вспыхнул ярким пятном.

Они…

Вода шумно зажурчала.

– Ты больная?

Сава влетел в комнату как раз вовремя. Точнее – как раз не вовремя. Телефон накрыло волной с ароматом морской свежести и затянуло тонкой паутиной из пены – спасибо хозяевам дома, которые позаботились о чистоте и приклеили этот дурацкий стикер на стенку унитаза. Никаких микробов.

– Ты больная, – уже без вопросительной интонации. – Психованная дура.

– Один-один.

Сава подвинул Женю плечом. От коктейля «Северное сияние» ее мутило. Пузырьки шампанского будто прыгали по венам и лопались в голове, а водка жгла горло. Еще чуть-чуть – и ее вырвет. Многие пришли на вечеринку со своими напитками – сидром, пивом, вином: бутылки с яркими этикетками все время мелькали перед глазами. Женя же пила коктейли, намешанные прямо в пластиковых стаканчиках, и теперь немного жалела о собственном выборе. Бросив взгляд на Саву, который закатывал рукав рубашки, Женя вышла – или вывалилась? – из ванной, ощущая, как темнеет в глазах и как водоворот с ароматом морской свежести затягивает ее в прошлое.

Они были лузерами – каждый по-своему. Женя не вписывалась в компанию одноклассниц, хотя все время крутилась поблизости и мечтала быть принятой. Когда все начали замазывать прыщи тональником, обсуждать мальчиков и носить лифчики, Женя старалась не отставать. Замазывала прыщи маминым тональником, который, во-первых, не подходил ей по цвету, а во-вторых, превращал ее лицо в эскимо с орехами, покрытыми шоколадной глазурью. Носила лифчик, несмотря на то что ее грудь выглядела плоской как спина. И обсуждала мальчиков – скорее, подслушивала разговоры и представляла себя в главных ролях. Ее любимое занятие – подглядывать. Потому что таким, как она, ничего другого не оставалось. Тогда Женя еще не догадывалась, насколько ей хотелось быть одобренной, хоть она и стремилась стать частью компании.

Сава учился в параллельном классе. Щуплый, невысокого роста, со смуглой кожей и милыми (по мнению его мамы) острыми резцами, слегка напоминающими клыки. Он не участвовал в развлечениях одноклассников. Иногда для них было достаточно одного уничтожающего взгляда популярной одноклассницы, получившей по заднице линейкой, чтобы обсуждать это весь день. Сава не любил такие игры. И свое имя – Савелий – тоже. Он всегда ругался на маму: кто вообще так называет детей? Савелий – король безделий. Он принимал только сокращенную форму своего имени. У Савы были черные глаза, а все девчонки тащились по голубым – особенно по голубым – и зеленым. Смешные кудряшки. И полное отсутствие понимания, как общаться с девчонками.

Как-то раз Сава все же решил завоевать уважение одноклассников – в рекреации, пока Женя спешила в кабинет, он подставил ей подножку, а та, разбив коленку, рассказала обо всем классной руководительнице. Сава, не придумав ничего лучше, захотел отомстить, потому что стукачей никто не любит, – он утопил Женину шапку оранжевого цвета с пушистым помпоном в унитазе. Шапка не затонула полностью: помпон, как поплавок, держался на поверхности. Даже злое нажатие на кнопку смыва не помогло уничтожить это оранжевое чудовище.

На этот раз Женя не стала жаловаться учителям. Достала шапку, едва сдерживая слезы, и промыла ее в раковине, ощущая себя неудачницей. «Улыбайся и будь вежливой, – говорила ее бабушка. – Это поможет тебе завести друзей». Женина улыбка не работала. Вежливость – тоже. Даже доставая шапку из унитаза и держа ее под струей воды в раковине, Женя делала это как будто с легкой дрожащей улыбкой – так не хотелось никому доставлять проблемы из-за себя.

На следующий день в школу пришла ее бабушка. Женя, одновременно краснея и бледнея, заикаясь и задыхаясь от стыда, указала на Савелия. Она всего лишь поделилась с бабушкой маленьким переживанием. Когда разделяешь с кем-то обиду, она становится чуть меньше – или вовсе испаряется. Бабушка была намерена поговорить с источником ее обид. Она не ругала Савелия, не просила контакты его родителей и вообще вела себя очень спокойно, словно в ее руках не было шапки, которая недавно побывала в унитазе. Женя же не чувствовала ничего, кроме тошноты, – ее репутация окончательно разрушена.

– Ну и зачем ты это сделал? – строгим, чуть разочарованным тоном спросила бабушка. В прошлом она работала учительницей и умела одним голосом заставлять людей казаться меньше. Наверное, стены школы возвращали ей молодость и уверенность в себе.

– Ну-у… Я… Просто…

– Что – просто?

– Просто хотел, чтобы было весело.

Кажется, единственным человеком, который из всех троих чувствовал себя комфортно, была бабушка. Ее красно-каштановые волосы были закручены в пучок, а тонкие губы подкрашены темной помадой. Строгость и сила – вот о чем думала Женя, глядя на бабушку с восхищением. Настоящая богиня справедливости: Женя поклонялась бы ей не раздумывая.

Любую ситуацию она подчиняла себе. В этом были и минусы: иногда Женя ходила на цыпочках и боялась не угодить ей, потому что в доме бабушки все существовало по ее правилам.

Она вручила Савелию шапку, чтобы тот постирал ее и вернул Жене, потому что у всех поступков есть последствия. Сава действительно вернул ее. И даже больше…

Женя резко открыла глаза, выныривая из воспоминаний: неоновый мир потух. Еще недавно Женя находилась на вечеринке бывшей одноклассницы, Лиды, которая решила собрать всех знакомых, а вместе с ними и сплетни, но теперь почему-то лежала на траве. Не так себе Женя представляла лето после первого курса учебы в универе: она приехала домой, чтобы разобраться со всеми проблемами, которые не давали ей двигаться дальше, и провалила план почти сразу же.

Ветер касался обнаженных ног, вызывая мурашки. Темнота засасывала все глубже – Женя будто парила в невесомости, высоко в небе, как одна из звезд. Над ней нависали ветви ивы, покачиваясь от ветра. Она представила себя шекспировской Офелией: тонкая кожа светилась бледностью, а золотисто-медные волосы разметались по траве. Женя, подхваченная отчаянием, плыла по Млечному пути, не чувствуя тела, легкая и бесплотная. Ее пальцы касались пушистых облаков, напоминающих вату, и она пела-пела-пела безумные песенки ветру, не размыкая губ. Мысли в ее голове как рыбки в аквариуме: их было так много, но ни одну из них она не могла поймать. Сколько времени? Где она? Почему звезды сейчас такие тусклые? Смерть – это действительно конец?

Современная Офелия была не так поэтична: она напилась «Северным сиянием» и чувствовала себя жалко и одиноко. Никакой красоты в ее состоянии не было – только головная боль, тошнота и стыд. Что сказала бы бабушка? Больше она ничего не может ей сказать. На пару мгновений Жене показалось, что она перенеслась в бабушкин дом – нырнула под одеяло, дожидаясь бабушку, чтобы послушать очередную страшилку про русалок.

Женя попыталась опереться на локоть, но тут же рухнула обратно – не так уж и плохо лежать летней ночью на лужайке и любоваться небом. Последнее, что она отчетливо помнила, – это аромат морской свежести.

– Ну и зачем ты это сделала?

Женя вздрогнула и повернула голову на звук – слева от нее, распластавшись на траве, лежал Сава и тоже смотрел на звезды.

У его вопроса был только один правильный ответ.

– Чтобы было весело.

Саве явно было не весело.

– Я… Я все заплачу. Скажи, сколько он стоит. А еще… Рис. У тебя дома есть рис? Или мы можем его купить.

Собственный голос звучал так, словно ей не принадлежал. Саву она тоже слышала странно – как будто озвучка в фильме запаздывала, и звук не ложился на шевелящиеся губы персонажа.

– Что?

– Телефон нужно положить в рис. Говорят, помогает.

Шумный выдох. Похоже, совет Сава не оценил. Женя даже не была уверена, что он достал телефон из унитаза.

– Твои волосы… что с ними? – Вместо самого очевидного вопроса «что я здесь делаю» Женя задала другой. – И татуировка. Когда?

Еще на вечеринке Женя хотела узнать это. При виде каждой темноволосой макушки ее сердце волнительно дергалось. «Нельзя так реагировать на каждого брюнета, – убеждала себя Женя, приглушая тревогу коктейлем. – Иначе сердце не выдержит скачков напряжения и отключится». Женя поболтала с бывшими одноклассниками (многие были рады ее видеть или только делали вид), но так и не примкнула к какой-то компании – точно так же, как и в школе. Всегда где-то рядом, но недостаточно для того, чтобы сблизиться. Некоторых Женя видела впервые. Она пожалела, что Рита сейчас была не с ней.

Когда ее взгляд зацепился за светлые кудряшки, она, уже чуть расслабленная алкоголем, не узнала Саву. Лишь через полчаса заметила черные глаза, поглядывающие на нее: она совсем не против познакомиться с красавчиком и отвлечься от мыслей. Больше Женя не была маленькой, тихой и забитой девочкой, ищущей одобрения. Она взяла два коктейля и направилась прямиком к объекту ее внимания. «Привет…» – успела сказать Женя, прежде чем узнала Саву. Черные кудряшки теперь были осветлены – и наверняка стали жестче на ощупь, – а на шее темнела татуировка – тонкие зигзаги молнии, уходящие под воротник желтой рубашки. Та была накинута на белую майку. Над ключицами – небольшая серебряная цепочка. Сава молча отошел к компании знакомых, а Женя выпила два коктейля. Конечно, после того как Сава вновь открыл профиль, Женя просмотрела его публикации, но тот по-прежнему не любил селфи. Вечером она написала ему пару эсэмэсок типа «ты будешь на вечеринке?» и «мы могли бы поговорить», но ни на одну из них он не ответил. Может быть, Женя ошиблась, и тот пост не был посланием для нее.

Сава больше не выглядел как парень, который не умел общаться с девчонками. Создавалось впечатление, что ему было вполне комфортно находиться на вечеринке.

Женя (02:34)

Всё отстой

Она и не надеялась на ответ подруги – слишком поздно. Хотя никто не отменял непреодолимое желание Риты прочесть ночью биографии всех известных маньяков, посмотреть на ютубе подборку видео про психбольницы и изучить направления живописи.

Рита-сеньорита (02:38)

Всё – кроме тебя

Женя улыбнулась и сделала селфи, отправив его Рите. Ничего необычного – короткий топ, джинсовые шорты и немного глиттера на лице. Рита пыталась убедить ее, что нужно нарядиться и всех поразить, но Женя отказалась от этой затеи. Постукивая пальцами по бедру, она смотрела на три точки в ожидании ответа, чтобы хоть чем-то занять себя.

Рита-сеньорита (02:40)

Звезда! Надеюсь, твои одноклассники в шоке?! И ты уже поговорила с НИМ?

Следом Рита прислала эмодзи огонька и фото из кровати. На экране ноутбука – заставка сериала «Твин Пикс», единственный источник света в комнате. Рита – предательница, она отправила Женю на вечеринку, а сама осталась дома. «У меня болит горло. Похоже, простудилась», – сказала она с грустными глазами. Женя чувствовала подвох. А еще она чувствовала, что та, похоже, хандрит: то ли из-за работы, то ли из-за неопределенных перспектив, то ли из-за всего сразу.

Рита-сеньорита (02:49)

По крайней мере, ты можешь с кем-нибудь познакомиться. Там ведь не только твои одноклассники, да? А то это как-то тупо…

Рита-сеньорита (02:50)

Только веди себя прилично.

Рита-сеньорита (02:51)

Шучу, веди себя как хочешь!

Рита-сеньорита (02:53)

Все ок?

Женя против воли улыбнулась и убрала телефон в карман. Для нее вечеринка была унылой и тусклой, почти бесцветной, несмотря на гирлянды, повсюду мерцающие красным светом, на басы, вибрирующие в груди, и на открытых людей, готовых впустить в свою душу – хотя бы на одну ночь. Женя пришла сюда с одной целью – найти Саву и поговорить с ним. Он тоже немного общался с Лидой, хоть и учился в параллельном классе. Лида как будто общалась со всеми по чуть-чуть, чтобы держать их в поле зрения и собирать интересные сплетни.

Вечеринка становилась все хуже. Когда сосредотачиваешься на одном человеке, который уже не принадлежит тебе и, скорее всего, никогда не будет, то начинаешь замечать, как понемногу развивается цветовая слепота: теряешь способность воспринимать оттенки мира, когда-то привлекавшего тебя. Потому что все мысли сфокусированы только на том, что больше не доступно, – на чужом и потому ослепляюще ярком.

Женя весь вечер пыталась привлечь внимание Савы. Тот делал вид, что они незнакомы, и всячески ее игнорировал, хотя Женя ловила на себе его взгляды, когда тот думал, что она не смотрит. Позже пузырьки шампанского в ее крови подсказали схватить телефон, который он положил на подлокотник дивана, а ватные ноги повели ее к ванной. Мозг в их команде не числился.

– С ними ничего, – донесся до нее голос Савы, вырывая из воспоминаний о вечеринке.

– С кем? Ты про что? – с трудом вернув себя в странный диалог двух бывших друзей, не сразу поняла Женя. – А… волосы, да. Тебе… идет.

– Эй. Ты вообще в себе? Сколько пальцев?

Перед ее глазами возникла ладонь с широко растопыренными пальцами. Женя отмахнулась от нее.

– Что я здесь делаю? В смысле… здесь. – Она коснулась ладонью травы.

Если Сава не хотел говорить о себе, то он мог хотя бы объяснить, что случилось. Женя потерялась не только в пространстве, но и во времени: память бросала ее то в школьные годы, когда они с Савой учились дружить, то на сегодняшнюю вечеринку, оборвавшуюся так внезапно, то в опустевший бабушкин дом. Алкоголь словно сорвал пластырь, которым она пыталась залепить все болезненные воспоминания.

Когда-то они уже лежали вот так с Савой на траве – уставшие и счастливые. После школьного выпускного, не желая, чтобы ночь заканчивалась, они забрели в пустой парк и рухнули на холодную траву. Тогда они были совсем другими.

– Хоронишь остатки адекватности.

– Я серьезно.

Однажды у Жени появилась привычка расковыривать кожу у ногтей – тянуть за заусеницы, пока не становилось неприятно, обрывать кутикулу до едва ощутимой пульсации. Иногда – обкусывать ее зубами. Вот и сейчас она нащупала заусеницу и постаралась подцепить ее ногтем – легкая боль помогала ей оставаться в реальности.

– Я тоже, Женечка, – тихо сказал Сава, а Женя распознала в его голосе издевку. Так ее называли лишь бабушка и Сава. – Вообще-то я хотел отвести тебя домой, но… Похоже, ты слишком много выпила. Нам, то есть тебе, пришлось остановиться здесь. Ты сможешь идти?

Теперь Женя теребила тоненькую косичку у лица с вплетенными в нее колечками – те тихонько позвякивали, заполняя тишину, из которой хотелось как можно скорее выпутаться.

– Не то чтобы я маньяк и планировал завести тебя в лес, – с усмешкой добавил Сава.

– После твоего уточнения стало спокойнее. – Женя почти позволила себе улыбнуться.

Если Сава способен шутить, значит, для них еще не все потеряно? Она хотела спросить его по поводу последней публикации, но мысли в ее голове путались.

– Все в курсе, что ты бросила мой телефон в унитаз. Слишком много свидетелей. А еще ты чуть с кем-то не подралась. Мне тоже досталось от какого-то придурка. Он с нами не учился. Короче, начался трэш.

Женя закрыла глаза, восстанавливая пропавшую часть вечера в памяти: вот она вышла из ванной, и кто-то пихнул ее, назвав сумасшедшей дурой. Копившаяся в ней злость, подогретая алкоголем, вырвалась наружу. Женя превратилась в раненую кошку, которая от страха за свою жизнь была готова кусаться и царапаться – драться, пока не закончатся силы.

Кто-то закричал на нее. Потом замахнулся. Или даже ударил? Женя на всякий случай съежилась. Ее вновь кто-то схватил и увел в темноту.

– Жесть.

Пока ветер касался ее кожи на плечах, Женя глядела на звезды и прижимала ладонь ко лбу.

– Наверное, я знаю, почему ты это делаешь.

Женя все еще предпочитала избегать взгляда Савы, потому что понимала: стоит вглядеться в эти черные глаза, и ее вновь утянет. А она с таким трудом выплыла. Смогла, в отличие от Офелии, правда, Сава никогда не был ее Гамлетом.

– Я не хотела тебе мстить. Просто… я… – начала оправдываться Женя из-за утопленного телефона.

– Нет, – прервал ее Сава. – Я не об этом. Я знаю, зачем ты так себя ведешь. И ты это знаешь. Надеюсь, тебе стало легче.

Над ней нависла огромная тень и протянула руку.

– Пойдем. Я провожу тебя. – Женя как в тумане покачала головой, повиновалась и поймала пальцами теплую руку тени, которая с легкостью подняла ее с примятой травы. Короткое прикосновение на миг улучшило ее состояние, будто Сава, дотронувшись до нее, растворил часть тяжелых мыслей, не умещавшихся в голове. Это чувство исчезло, как только тень строго добавила голосом Савы: – И не пиши мне больше. Не надо.

На последних словах Женю скрутило, и «Северное сияние» полилось ей под ноги. В заднем кармане джинсовых шорт завибрировал телефон: вскоре тот, словно сам по себе, выскользнул из Жениного кармана – тень взяла его без спроса. Вибрация прекратилась, и краем сознания Женя различила все тот же голос тени, ответивший на звонок, который предназначался Жене:

– Привет, сеньорита.

Глава 5

Худшая идея на свете

В голове зудел рой пчел. Бз-з-з – навязчиво било по вискам. Бз-з-з – издевательски и болезненно. Бз-з-з.

Женя открыла глаза и прижала пальцы к вискам в попытке раздавить этих надоедливых пчел. Взгляд зацепился за люстру с абажуром – в ее комнате висела совсем другая. Женя резко села – пчелы вспорхнули за ней и сильнее ужалили – и растерла сухие глаза ладонями. Она вспомнила все ромкомы и триллеры, где девушка после вечеринки просыпалась в чужой постели, и дальше ее встречал либо полуобнаженный красавчик с накачанным торсом и ароматными панкейками, либо поехавший маньяк, желающий порезать ее на кусочки, – в зависимости от жанра. До Жениного сознания долетела тихая мелодия – она и правда попала в фильм? Надеясь, что у нее будет хотя бы классный саундтрек, она огляделась и выдохнула: все в порядке, никаких накачанных красавчиков и маньяков.

Рухнув обратно в кровать, Женя закрыла лицо ладонями. Воспоминания посыпались на нее, словно внезапный град: вечеринка, «Северное сияние», Сава и его телефон в унитазе. Боже, ее стошнило прямо ему под ноги?

Что теперь делать?

Наверное, каждый человек в мире хотя бы раз задавался этим фундаментальным вопросом и попадал в тупик.

Что же делать?

«Ну и зачем ты это сделала? – Бабушкин голос смешивался с Савиным. – Зачем?»

«Чтобы было весело», – мысленно ответила Женя.

Женя почувствовала на себе взгляд. Маленькие желто-зеленые глаза пристально смотрели на нее. Та кусала обветренную корочку на губе, жалея о совершенном выборе: следовало не идти на вечеринку и провести вечер в компании сериала. Наблюдать за жизнью вымышленных персонажей как минимум безопаснее.

Миры сериалов и книг казались куда интереснее, чем реальный мир за окном: серые панельные дома с облупленными перилами в таких же облупленных подъездах, разбитые дороги, тропинки, заросшие осокой, предсказуемые разговоры в очередях и грустные люди.

«Мой пиар-менеджер – Карл Маркс», – пока Женя вонзала в собственное тело невидимые иголочки стыда, из колонки зазвучала новая песня. Женя продолжила пытку, а желто-зеленые глаза продолжили следить за ней. Рой невидимых пчел все еще летал вокруг ее головы. Бз-з-з.[2]

Правильно было бы оставить их с Савой историю в прошлом, но Женино сердце просило взглянуть на Саву хотя бы еще разок: возможно, таким образом она хотела вернуться в то спокойное время, которое исчезло после смерти бабушки. После ее смерти исчезло многое. Защитная оболочка, которой та словно укутывала Женю, разбилась, а вместе с ней пропало и ощущение безопасности. Теперь Жене приходилось защищать себя самой.

Защищаться, как выяснилось, она не умела.

На самом деле было кое-что еще, помимо смерти бабушки, запретное и подсвеченное тревожно-красным: не входить, убьет. Женя убрала это воспоминание подальше и всячески обходила его стороной у себя в голове, хотя иногда ее сознание превращалось в тесную кладовку, заваленную хламом, и тогда Женя натыкалась на острые зазубрины мыслей.

Школьный выпускной должен был стать светлым праздником, но в итоге обернулся обрывками памяти, затуманенной алкоголем, и странными решениями, на которые Женю толкало желание поскорее повзрослеть и быть как все. Атласная лента выпускницы на ее груди жгла кожу через платье, а звонкий смех одноклассников пьянил не меньше водки: Женя разделяла трогательный момент с людьми, с которыми просуществовала рядом одиннадцать лет, и чувствовала себя частью чего-то важного. Пусть они не стали друзьями, но все же им запомнится этот день навсегда. Вскоре они разъедутся и начнут делать первые самостоятельные шаги. Женя хотела быть как бабушка: поступить на филфак и стать учительницей – помогать детям в школе ощущать себя в безопасности.

Тогда Жене было семнадцать, и она мечтала по-крупному.

Теперь Женя лежала в кровати, обложившись декоративными подушками, и прижимала ко лбу холодную кружку с фотографией Роберта Паттинсона. На Жене были только чужая широкая футболка до колен и густой стыд, обволакивающий ее с головы до ног. Когда-то она обещала себе не пить совсем – плохой пример из детства сработал на ура. Когда видишь, как от алкоголя сносит крышу отцу, невольно начинаешь переносить это на себя. «Я никогда не буду такой, – говорила Женя. – Мне это ни к чему». Женя боялась стать как отец. В старших классах она пришла к компромиссу с алкоголем: иногда можно немного выпить, потому что один коктейль не бросит ее на дно алкоголизма. Да и она в любом случае не ее отец.

Желто-зеленые глаза вновь сосредоточились на Жене.

– Что же нам делать, Эклер? Я ведь и правда все испортила. Окончательно. Даже не сейчас… А год назад. Друзья так не поступают, правда? Но вчера я хотела исправиться. Честно. Нам нужен был только один разговор. Я бы все исправила. Да?..

Или нет?

Эклер, конечно, не верил ни единому Жениному слову. Неподвижно сидел в аквариуме и изучающе смотрел на нее. До сих пор Женя не знала, что хуже: то, что разговор не состоялся, или то, что он мог состояться? Что бы они сказали друг другу? Страх скользнул холодком по запястьям – Женя растерла их, не выпуская пустую кружку, и вновь встретилась взглядом с Эклером.

– Хотя бы не осуждай меня. Понимаю, как я выгляжу в твоих глазах, но я веду себя так не всегда, я…

– Отстань от Эклера. – первой в комнате появилась Рита. Потом – ее сочувствующее выражение лица. Жалость, плескавшаяся в больших серых глазах, затопила Женю. Рита чуть нахмурила брови – правую рассекал тонкий продольный шрам – и протянула Жене кружку. – Если он не может ответить тебе, это не значит, что он хочет слушать твои страдания. Пожалей его. Пей, алкоголичка. Скажи, это вас на филфаке учат так пить?

Женя не стала сопротивляться – убрала кружку с Паттинсоном на тумбочку и взяла с Холландом. Британцы были не очень тайной слабостью Риты. Белая жижа одновременно пахла мокрым подъездом и штукатуркой. Женя задержала дыхание и сделала несколько быстрых глотков – на дне кружки остался мутный осадок, и ее вновь затошнило.

– Фу, ну и гадость. – Она поставила Холланда к Паттинсону и вытерла губы рукой. Потеребила тоненькую косичку. – А где твое лекарство? Ну или хотя бы мед…

– Какое лекарство?

– Ну ты же говорила, что у тебя болит горло.

Рита неловко потерла ладонью шею.

– А, это. Уже прошло.

– Так быстро?

– Сама не верю. Облепиховый чай творит чудеса.

– Ага.

– Так ты меня в чем-то подозреваешь? – с улыбкой спросила Рита.

– Нет. Просто пытаюсь разобраться.

– В чем?

– Ну ты сама звала меня на эту вечеринку, даже купила билет на поезд. И просто не пошла. Ты хотела, чтобы я поговорила с Савой наедине? Или ты просто не захотела идти? Тогда почему?

Женю все еще преследовало ощущение, что Рита после того, как распрощалась с гимнастикой и не поступила в универ, немного потерялась, а Жени все это время не было рядом, чтобы напомнить ей, что она не одна.

– Ты слишком много говоришь для человека, у которого должно быть похмелье.

– Не так уж и много, – возразила Женя.

– Я и правда чувствовала себя не очень. Но уже все норм. В отличие от тебя.

– Ха-ха-ха.

– И вообще-то меня туда не звали.

– Лида даже писала тебе.

– Спрашивала про тебя.

– Ну и что? Там были не только одноклассники. Некоторых я вообще не знала. Я думала, ты пойдешь со мной. Разве я тебя не звала?

Женя задумалась: возможно, ей казалось таким очевидным, что Рита должна там присутствовать вместе с ней, что она не озвучила это вслух. Блин.

– Наверное, я была бы там лишней.

– Звучит так, как будто ты изначально никуда не собиралась.

– Может, это был предлог, чтобы выманить тебя? – Рита подмигнула Жене. – А может, и нет.

– Ты ужасна.

– Спасибо, я знаю. Как там, кстати, одноклассники?

– Очень мило, но…

– Но?

– Вряд ли я буду скучать.

Шторы были задернуты, и только ночник освещал комнату розовым светом. Полутьма убаюкивала, как бы Женя ни пыталась взбодрить свое тело – вчера оно плыло по Млечному пути, легкое, как перышко, сегодня же превратилось в камень. Женя включила фронтальную камеру: взлохмаченные волосы, опухшие веки со слипшимися треугольниками ресниц, тушь, осыпавшаяся черными комочками на щеки, и след фиолетовых блесток на скуле и подбородке – остатки вчерашнего макияжа. Женя отправила маме эсэмэску, что она жива и скоро будет дома, перевернула телефон экраном вниз и подцепила ногой сбившуюся простынь. Мама просила ее не налегать на алкоголь и отписаться, когда она будет у Риты, – ничего из этого Женя не сделала, поэтому вполне справедливо получит воспитательный урок.

– Если это мое настоящее лицо, убей меня. Я не смогу с ним жить.

– Обязательно. Но сначала утоли мое любопытство и расскажи мне все-все-все.

Рита плюхнулась в кресло и свесила длинные ноги через валик подлокотника. Пошевелила пальцами в белых носках. Они гармонировали с обивкой кресла горчичного цвета. Комната Риты, уставленная горшками с цветами, выглядела как безопасное пространство. Торшер на треноге, окруженный монстерами, белый комод и полки с деревянными фоторамками – в каждой детали чувствовалось присутствие Риты. Тканевые флажки тянулись от зеркала в полный рост к полке с книгами.

– Нечего рассказывать, – тихо буркнула Женя, глядя на ящерку за стеклом. Стыд никуда не делся – напротив, с каждой минутой он лишь усиливался. Ночью она чувствовала только его отголоски, темнота как будто приглушала ощущения и не давала раскрыться им полностью. – И выключи музыку. У меня голова болит.

Бз-з-з. Бз-з-з. Бз-з-з. Во рту пересохло, а перед глазами летали черные мушки. Женя подавила желание взмахнуть рукой и прогнать их – только сунула ладонь под бедро и прижала ее собственным весом к кровати.

– Дома будешь командовать. Тебе не нравится мой музыкальный вкус? – Рита цокнула языком и все-таки провела пальцем по экрану телефона, после чего музыка прекратилась. – Вы пришли сюда вместе с Савой. Ну как пришли… Если честно, шел в основном Сава.

– Все было так плохо?

– Хуже, чем ты представляешь, – успокоила ее Рита.

– Класс. Я снова облажалась.

– Так вы поговорили? Ты же этого хотела.

– Я хотела?! – возмутилась Женя, повысив голос, и боль в ее висках ожила. – Ты буквально вложила эту идею в мою голову. Сава – это худшая из идей.

Переведя дыхание, Женя успокоилась. В последнее время она так много переживала из-за всего на свете. Из-за смерти бабушки – в это верилось все еще с трудом. Из-за Савы – он стал ее первым настоящим другом. Из-за переезда и работы – вдруг ей не будет хватать денег на жизнь. Из-за мамы – вдруг Вениамин будет обижать ее.

Женю могла вывести из себя любая мелочь: она вспомнила, как расплакалась в общаге, когда обнаружила в носике чайника таракана, и Кристине пришлось ее успокаивать как маленького ребенка. Это насекомое размером с ноготь заставило плакать ее, сидя на полу, и растирать слезы по лицу. В любой другой ситуации Женя просто бы пожала плечами и выкинула его: в детстве она ловила ящериц за хвосты, но те сбрасывали их и убегали; тритонов и головастиков; колорадских жуков в бабушкином огороде; кротов и мышей. Женя была антиподом Белоснежки, потому что все живое разбегалось от нее и даже сбрасывало хвосты, лишь бы не попасться в руки.

– Извини. Сава не худшая идея, и ты не виновата. Он что-нибудь сказал тебе?

Тук-тук-тук – учащенно забилось сердце, упрашивая не ступать на опасную территорию. Женя проигнорировала его.

– Ничего такого… – Рита лениво потянулась в кресле. – Слишком мало подробностей. Котя, вы помирились?

– Не то чтобы…

– Ты хорошо провела время?

– Ну…

– У нас утро уклончивых ответов?

Женя вздохнула. Она помнила вечеринку вспышками.

– Зачем ты вчера позвонила?

– Зачем? – От возмущения Рита даже чуть приподнялась в кресле, одарив ее недовольным взглядом. – Затем, что ты перестала отвечать на эсэмэски. Откуда я знала, что у вас там происходило? Может, ты напилась и танцевала на столе голая. Или тебя похитили. Или…

– Ты паникерша.

– Разве я была не права? – Рита улыбнулась. – Если на звонок ответил Сава, а не ты. Скажи хотя бы, что ты не танцевала голая.

– Не танцевала. Хотя… – Женя серьезно задумалась. Не могла же она?.. – Нет, точно не танцевала. Иначе у всех бы уже было видео. Так и о чем вы говорили?

Женина память остановилась на фразе «Привет, сеньорита». Она следила взглядом за Ритиными ногами: та, свесив их с подлокотника кресла, шевелила пальцами в белых носках – сгибала и разгибала. Это гипнотизировало, словно стрелка метронома. Подъем стоп выглядел неестественно, и Женя, похоже, никогда не сможет привыкнуть, что у ее подруги нет костей – иначе она не могла объяснить ее гибкость.

– О, у нас была светская беседа. Обсудили погоду.

– Погоду?!

– Говорят, скоро начнутся дожди.

– Хватит издеваться надо мной!

– Ладно-ладно. Ничего такого, просто Сава сказал, что ты перебрала и не хочешь идти домой. Спросил, может ли привести тебя ко мне. Потом, так сказать, передал из рук в руки. А, еще он попросил влажные салфетки.

– Боже…

– Ну не все так плохо.

– Думаю, меня стошнило на его кроссовки.

– Ну или все так плохо.

– Спасибо за поддержку. И все? Он больше ничего не говорил?

– Нет.

Женя не понимала, испытывала она разочарование или облегчение.

– Супер. И как мне пережить этот позор?

– С кем не бывает…

– С тобой.

Наверное, Рита была единственной близкой подругой, которая у нее осталась. Их знакомство было неизбежным, потому что Рита жила на той же улице, где и бабушка Жени. Их дома располагались друг напротив друга. Озерная – это тихая улочка на краю города, с одноэтажными и двухэтажными частными домами, действительно пролегающая вдоль озера. Сейчас к нему можно было выйти только с одного берега, потому что другие давно заросли. Представив, как пальцы ног утопают в зыбком песке, а кожи касаются водоросли, колышущиеся в зеленой пахучей воде, Женя дернула плечом. Улица выглядела как маленький отдельный поселок внутри города: ее жители разрисовывали заборы красками, высаживали пестрые клумбы из бархатцев и флоксов под окнами и следили за пляжем, убирая мусор и гоняя подростков, разбрасывающих пустые бутылки и пачки от чипсов.

– Котя?

Рита в несколько быстрых шагов добралась до кровати и уложила голову на Женины колени. Ей все еще казалось смешным называть Женю Котей Жениковой. Женя погладила ее пшеничные волосы: они были чуть длиннее подбородка и открывали шею. Головная боль медленно отступала. Женя услышала за закрытой дверью топот ног.

– Маленький монстр хочет внимания, – прокомментировала Рита с улыбкой. – Иногда он бывает таким раздражающим.

– Он не более раздражающий, чем ты.

Рита стукнула Женю по плечу, и та хихикнула.

– Лева, я занята! – крикнула Рита, и Женя зажмурилась – пчелки снова закружили вокруг ее головы.

– Ну когда мы уже будем играть? Ты обещала!

– Я дала тебе планшет. Посмотри что-нибудь.

– Но я хочу играть! – Голос младшего брата Риты стал громче. Он, скорее всего, вплотную подошел к двери и царапал ее маленькими пальчиками.

– Попозже, я же сказала!

Быстрый топот ног сменился протяжным «Ма-а-ам!» и растворился в глубине дома.

Рита повернула голову и вновь сфокусировала внимание на Жене:

– Но… Мне показалось, что Сава, он… Как будто лед тронулся?

Женя вспомнила об открытом профиле и о подписи под фотографией – вряд ли это что-то значило.

– Похоже, Сава забыл рассказать тебе, что я напилась, не узнала его и попыталась склеить, а потом бросила его телефон в унитаз. В общем, если ты пока не догадалась, мы не помирились. А, еще он попросил больше никогда ему не писать. Такие дела.

Женя резко вскочила, и Ритина голова оказалась на кровати.

– И его волосы! Он не выкладывал в профиль фотки с собой, и он… – Женя возбужденно взмахнула рукой. – Боже, он так изменился. Я имею в виду…

– Скажи, да? – Рита закивала с улыбкой, садясь напротив Жени. – Наш мальчик вырос и готов разбивать сердца. – Рита схватилась за грудь, словно ее сердце только что разбилось. – Подожди, что? Что ты сейчас сказала?

– Он так изменился, – смутилась Женя.

– Нет, до этого.

– Он попросил ему больше не писать.

– Еще раньше.

– А… Я выбросила его телефон в унитаз.

Рита открыла и закрыла рот, словно рыбка, и покачала головой. Тонкие пальцы пробежались по чокеру на шее, перебирая белый бисер.

– Ты выбросила его телефон… в унитаз?

– И нажала на кнопку смыва. – Женя решила окончательно добить Ритину веру в нее. Растоптать – как букашку подошвой ботинка.

– Ты нажала на кнопку смыва?

Вслух все звучало еще ужаснее и выглядело совсем непоправимо.

– Нет смысла говорить, что я пыталась помыть его телефон?

Рита вновь стукнула Женю.

– Ауч.

– Ты еще и шутишь? Подожди.

Она взяла свой телефон и открыла профиль Савы: Женя заглядывала в экран над ее плечом и кусала губы.

– Последний раз был в сети ночью. Утром не заходил.

– Думаешь, телефон все? – Женя провела ребром ладони по горлу.

– Не знаю.

– Может, он просто еще спит…

Женин телефон завибрировал. Может, это Сава проснулся и теперь требовал от нее денег и извинений. Женя с опаской взяла телефон и прочла новое уведомление. От Лиды.

– Лида спрашивает, как я.

– И как ты?

– Мне нужно извиниться перед Лидой за то, что я испортила ее вечеринку?

– Думаю, ты ее приукрасила. И добавила сплетен.

Рита повернулась к Жене, подобрав под себя ноги, и стерла рукой с ее щеки блестящий след от глиттера. Жене пришлось пересказать события вечера более подробно – она надеялась, что из ее памяти не стерлось что-то, за что ей должно быть стыдно еще больше. Рита иногда возвращала ее назад и требовала больше подробностей, с азартом пробираясь в Женины воспоминания.

– Мне надо вернуть ему деньги за телефон. А извиниться? Хотя он наверняка не захочет разговаривать со мной, это будет навязчиво. Достаточно просто отдать деньги? – тараторила Женя. – Лучше передать через его друзей, да? Или через тебя? Хотя… где я столько возьму? У него был айфон. А я столько не зарабатываю. Боже, вот я дура.

– Да.

– Да – нужно отдать ему деньги, или да – я дура?

– Да, ты дура, и да, лучше отдать ему деньги. Или для начала как минимум извиниться, сказать, как тебе жаль, бла-бла-бла, и все такое. А дальше уже по ситуации.

– Он не хочет со мной разговаривать. Когда человек просит не писать ему, он буквально имеет в виду, чтобы ему не писали.

– Он не хочет разговаривать с дурой. А с тобой, может, хочет.

– Грубо, – улыбнулась Женя.

– Мне извиниться?

– В качестве извинения приму чай. Без сахара! И одну таблетку нурофена, пожалуйста.

– Будет сделано, – Рита поднялась с кровати и подошла к окну. Ее рука застыла в нерешительности: вероятно, Рита размышляла, раздвинуть шторы или позволить Жене продолжить притворяться, что ее не существует для большого мира. – И извини. Ты не дура.

– Извиняю. Но я дура.

– Видишь, как это просто? Достаточно произнести шесть волшебных букв. И-з-в-и-н-и.

– Мне это не поможет. Я утопила его телефон, помнишь?

– И-з-в-и-н-и, – дразняще повторила Рита и все-таки раздвинула шторы. Женя прикрыла лицо – свет неприятно резанул по глазам. – Репетируй, пока я не приду.

Рита забрала британских красавчиков, прижав их к себе, но оставила ворох сомнений. Женя не стала копаться в них – она смыла с лица остатки макияжа, растирая кожу до красноты так яростно, что чуть не соскребла ее в раковину, и походила по комнате, разминаясь. Повернувшись к окну, бросила взгляд на пустующий дом напротив, истосковавшийся по звукам шагов, голосам и смеху. Задернула шторы и нажала на выключатель, хотя искусственный свет не мог отогнать тьму, расползающуюся внутри каждый раз, когда Женя вспоминала, что бабушки больше нет. На учебе было легче: там она жила с уверенностью, что они не видятся, потому что находятся в разных городах. Стоит только преодолеть несколько сотен километров – и ты дома, в безопасности и любви.

Себе Рита заварила кофе с легкой пушистой пенкой, а Жене – зеленый чай с лепестками мяты. Они расположились у круглого журнального столика: Рита села на ковер, сложив ноги по-турецки, а Женя – в кресло, обхватив колени рукой. В разговорах они больше не касались Савы: если бы приметы действительно работали, то у него бы все утро горели уши.

Рита слизала пенку с верхней губы.

– Дашь мне что-нибудь надеть из твоего?

– Если ты потом не смоешь это в унитаз.

– Не смешно. Но обещать не могу.

Рита разблокировала экран телефона, ткнула в него пальцем, и в колонке снова заиграла музыка. Рита распахнула шкаф под Shake It Off – прямо как в ромкомах. Пританцовывая, она бросила несколько вешалок с одеждой на кровать. Рита – фанатка и королева секонд-хендов. Эта любовь появилась в ней, когда она бросила гимнастику, и у нее внезапно освободилось много времени. Она знала о всех привозах в магазинах и могла караулить редкие винтажные вещи с самого утра.

Женя, позволив закружить себя в танце, несмотря на то что ее еще слегка мутило, одолжила у нее платье – кофейных оттенков, в белую полоску, с карманом на груди и до половины икр. Из-за того, что Рита была выше Жени, платье было ей великовато, но надевать одежду с вечеринки Женя не хотела. Она жевала листочки мяты под Тейлор Свифт и разглядывала отражение в зеркале – такая версия себя ей нравилась чуть больше.

– Я больше никогда не буду пить, – заявила Женя своему отражению.

– Ну-ну. И сколько это отражение слышало лжи?

– Эй!

Уже на пороге Женя крикнула суетившейся на кухне Ритиной маме: «Здравствуйте, как вкусно пахнет!» – и обняла подругу. Лева побегал вокруг них и ураганом умчался к маме.

– Пожалуйста, можешь сказать, что я все еще сплю?

– Нет. И ты отрепетировала? – усмехнулась Рита в Женин висок, обдав кожу теплым дыханием. Не дождавшись ответа, продолжила: – Извини. Из-ви-ни. И…

– Иди в жопу, – договорила за нее Женя с улыбкой.

Она чувствовала себя воровкой – напиталась Ритиной энергией, как губка, погрелась в ее заботе и теперь, словно наполненная чужими силами, была готова двигаться дальше.

– Нет, так не говори, котя. Хотя вряд ли ты можешь сделать хуже. Может, все-таки останешься на завтрак?

– Нет, у меня сегодня на завтрак «вот будут у тебя свои дети, тогда поймешь».

Рита выпустила Женю из объятий, и та нырнула в духоту улицы. «Извини, – навязчиво крутилось в ее голове. – И…»

Вряд ли это слово – или любые другие слова мира – было способно починить дружбу Жени и Савы, потому что у них был секрет, который разрушил ее раньше, чем смерть Жениной бабушки.

Женя остановилась перед калиткой бабушкиного дома, выкрашенной в лазурный цвет, но уже потускневшей, и в нерешительности приложила ладонь к шероховатому дереву. Зайти или не зайти? Калитка, как и прежде, закрывалась только кольцом из проволоки, обмотанной вокруг железной балки и лазурной доски. Стоит только приподнять проволоку, и калитка распахнется… Женя заметила пустую ржавую тележку, стоящую под деревом, и воспоминания накрыли ее шумными волнами. Вот бы превратиться в русалку и уплыть далеко-далеко, где будет слышен только шум волн.

Глава 6

Великое нашествие русалок

– Вот бы превратиться в русалку! – мечтательно сказала Женя. – Плавать где угодно, не ходить в школу и дружить с рыбами. Я бы хотела дружить с рыбами.

Рита, Сава и Женя сидели в домике из подушек и пледов – четыре стула, повернутых друг к другу спинками, соединяли два колючих пледа. Свет люстры едва проникал в их убежище: можно было вообразить себя в подводной пещере. Русалки наверняка живут на дне в жутких пещерах и затягивают туда рыбаков.

– И дышать под водой, – добавила Рита.

– И дышать под водой, – согласилась Женя.

Она обнимала подушку двумя руками, прижимая ее к животу.

– Рыбы воняют. – Сава покачал головой. – Меня тошнит от одного запаха. Если русалки пахнут так же, то я не хочу иметь с ними ничего общего.

– Ты не понимаешь, – возразила Женя, загораясь желанием переубедить его во что бы то ни стало. – Просто представь. – она закрыла ему глаза пальцами: тот попытался отлепить их от лица, но быстро сдался и опустил руки. – Ты плывешь где-нибудь в океане, рассматриваешь рыбок, ракушки, разговариваешь с крабом, вода красиво переливается в лучах солнца.

– Ты пересказываешь «Русалочку». – Сава наконец избавился от Жениной руки. – Думаю, настоящие русалки не такие. Ты когда-нибудь видела рыбу-каплю? Хочешь быть такой?

– Как выглядит рыба-капля? – Рита поерзала, устраиваясь удобнее, и подперла подбородок кулаком.

– Как Сава, – ответила Женя, и тот передразнил ее. – Такая же противная. А русалки не такие!

– Откуда ты знаешь, какие они? Ты никогда их не видела. Может, они горбатые? – предположил Сава, кусая заусеницу на пальце. – Или одноглазые. Может, косые? Склизкие, как водоросли. И у них воняет изо рта.

– А вот и видела!

– Не ври.

– Почему ты представляешь что-то плохое?

– Я предполагаю.

– Сейчас мы узнаем, – тихо сказала Женя, а потом крикнула: – Бабушка! Ба! Расскажи нам про русалок. Они красивые?

– Правда, что они похожи на рыбу-каплю? – спросил Сава, за что тут же получил разгневанный взгляд Жени и забрал у нее подушку, как будто собираясь в случае чего использовать ее как щит.

– И как выглядят рыбы-капли? – Рита с любопытством вытянула шею, отчего та стала казаться еще тоньше.

Несколько светлых прядей упали ей на плечи.

– Лучше никогда не встречаться с русалками, – рядом с домиком послышался голос бабушки.

Она села напротив их убежища – Женя видела ее ноги в тапочках – и вновь заговорила:

– В русалок превращаются те, кто не дожил свой срок. Каждому отмерено свое время – ни больше ни меньше. – Теперь никто не спорил. Все внимательно слушали Женину бабушку. – И после смерти они возвращаются, чтобы напитаться силой живых.

– Я так и думал. Они жуткие.

– И что, они не разговаривают с рыбами? – спросила Женя.

– Наверное, разговаривают.

– Значит, русалки – это не только те, кто утонули? – Рита прикусила губу.

– Нет.

– А как понять, сколько кому отмерено времени? – Женя перебирала пальцами ворсинки ковра.

– Не знаю… Вряд ли об этом можно узнать заранее. Тогда все было бы гораздо проще.

– Расскажи еще.

– Раньше всех молодых девушек, умерших до брака, хоронили в платьях. И потом они возвращались из иного мира к нам, обратно. Кто-то говорит, что они ищут своих женихов, кто-то – что просто пришли напитаться живой энергией.

– Как вампиры? – предположила Женя.

– Вампиров не существует, – ответил ей Сава.

Женя видела в его глазах интерес, сколько бы он ни притворялся заскучавшим, чтобы казаться круче. Однажды на физре Жене прилетело в лицо тяжелым баскетбольным мячом. Она не знала, случайно или специально, но слышала смешки одноклассников, пока утирала пальцами кровь под носом. Уроки физры в параллельных классах были общими, а потому Сава все видел и вместе с учителем отвел ее в медпункт. Сава выглядел собранным и спокойным, но на перемене полез в драку с Пашей, который и попал в Женю мячом. Потом они так и ходили, ловя на себе взгляды: Женя с кровоподтеками на щеке возле носа, а Сава – с синяком на подбородке.

– Был у нас один случай, я тогда была гораздо моложе… – продолжила бабушка, не обращая внимания на их перепалку. Больше всего она любила рассказывать истории. Женя видела ее фотографии в альбомах, где та была совсем юной, со смешной прической – высоким начесом и густой челкой, но все равно плохо представляла бабушку в молодости. – Девушку, Люську, сестру моей одноклассницы, сбила машина, а она вот-вот должна была выйти замуж за Толю. Такая пара была! Все насмотреться не могли и боялись сглазить. Потом на нашем озере стали замечать девушку в белом платье – она ни с кем не разговаривала, только сидела на берегу озера или ходила в воде. А еще позже Тольку нашли мертвым в том же озере. Забрала, значит, Люська все-таки своего жениха… Вот такая любовь.

Почему-то Женя никогда не задумывалась до этого момента, каково было бабушке потерять дедушку и остаться одной. Она загорелась идеей как можно скорее включить на видике кассеты, на которые дедушка записал их прогулки: она помнила, как он держал ее за руку, когда она катилась с горки, и как бабушка за кадром, забравшая камеру, ругалась на него, чтобы тот внимательнее следил за внучкой. Дедушка и следил, но Женя все равно умудрилась слететь вниз с железной, проржавевшей по краям горки и разбить подбородок. Бабушка побежала к расплакавшейся Жене, а камера продолжила снимать ее ноги в телесных следках и босоножках; Женя всегда хотела подсмотреть, что было дальше, потому что детская память – не самый надежный свидетель, но запись обрывалась на них.

Она, улыбнувшись, коснулась едва заметного шрамика на коже: не все шрамы напоминают о боли – иногда они являются последней ниточкой, связывающей с навсегда ушедшим прошлым.

Женя обязательно найдет ту кассету, смахнет с нее пыль и атакует бабушку вопросами о дедушке.

– Правда? – уточнила Женя, глядя на бабушкины тапочки и возвращаясь к разговору. – Я про это ни разу не слышала.

– Правда.

– Какая же эта любовь? – с сомнением спросила Рита. – Разве любимых убивают?

– Любовь до гроба, – съязвил Сава. – А вы сами видели ее? Может, кто-то специально придумал эту пугалку.

– Не умничай, – сказала Женя.

Сава всегда во всем сомневался и пытался докопаться до правды. Женя дернула его за рукав футболки, а Сава ткнул ее локтем в бок – так они молча не согласились с мнением друг друга.

– Я – нет, но моя подруга видела. Вечером устроили пикник, и вот…

– Значит, не видели.

– Иногда достаточно позволить себе поверить, – ответила бабушка. – Взглянуть на мир немного иначе.

– У меня так не получается, – Сава пожал плечами. – Я вижу то, что вижу.

– Как можно узнать русалок? – спросила Рита, садясь между Женей и Савой.

– По хвосту, – сказал Сава.

– По хвосту, – передразнила его Женя противным тоненьким голоском.

– Они всегда ходят с распущенными волосами. Потому что в волосах заключена женская сила.

Однажды Женя захотела подстричь волосы, потому что они ей мешали, а летом от них было жарко, но маме не понравилась эта идея. Она сказала, что волосы – это украшение женщины. Женя не очень понимала, что та имела в виду, но считала, что украшения не должны мешать. Ей все же удалось тайком взять ножницы и отрезать несколько прядей: светло-рыжие локоны упали к ее ногам как раз в тот момент, когда в комнату зашла мама.

У бабушки были длинные волосы, но она закручивала их в пучок или заплетала косу. Почему она прятала свою силу? Хотя (Женя нисколько не сомневалась) бабушке не была нужна их сила – она со всем справлялась сама. После смерти дедушки и после того, как ее сын уехал на заработки, она все делала сама.