Стать Роуэн

I

Всё началось с утра. Такого самого банального – с яркими солнечными лучами, бьющимся в окна, и трелями птиц, которые, казалось, старательно пытались перекричать друг друга. Роуэн, как обычно, проспала.

Не потому, что кто-то виноват. Она вообще не любила отговорки. Просто… снова. То ли в полудрёме выключила будильник, то ли у самого бедняги сжалось механическое сердце, и он решил дать этой вечно невысыпающейся особе поспать ещё пять минуточек. Ну а дальше по классике: минуточки превратились в час.

Она подскочила, зацепилась ногой за край одеяла, чуть не грохнулась и почти выругалась. Почти – потому что мама ещё спала. А время, как назло, мчалось быстрее мысли. Сейчас всё сводилось к одному – запертая ванная, звук фена за дверью, музыка на всю громкость и разрывающийся от терпения мочевой пузырь.

– Зара, открой! Мне срочно надо! – голос звучал ровно настолько сдержанно, насколько это было для неё возможно.

– Подожди. Я волосы сушу. У тебя ж короткие, что тебе – водой брызнулся, и готово, – донеслось в ответ.

Роуэн глубоко вдохнула. Посчитала до пяти. Потом до десяти. Будто воздух мог растворить нарастающее раздражение и, заодно, саму Зару – хотя бы на пару минут. Примерно так же, как исчезает надежда на нормальный день.

– Ты что, решила высушить волосы до состояния веника? – пробурчала она, прижав лоб к холодной двери. – Или тебе просто нравится выводить меня из себя?

Изнутри донеслись музыка, щелчок лака и ленивый голос: – Я привожу себя в порядок. Это важно. Не всем же, как тебе: проснулась – и в чём попало бегом на улицу.

Роуэн промолчала. Потому что знала – скажет хоть слово, и остановиться будет уже невозможно. А день только начинался.

Щелчок замка. Дверь приоткрылась. В щели показалось лицо сестры – сияющее, накрашенное, самодовольное до такой степени, что Роуэн впервые за утро всерьёз задумалась, не заехать ли ему феном.

– Вэлкам! – радостно объявила Зара и скользнула мимо, оставив за собой шлейф сладкого фруктового аромата и ехидное, почти ласковое: – Кстати, у тебя сзади что-то торчит… А нет, это просто твои волосы. Как у медузы из мультика.

Роуэн захлопнула дверь. Глубоко выдохнула. И, наконец, осталась в тишине.

Ванна дышала теплом, зеркала давно сдались под натиском пара, а воздух – густо пропитан клубничным шампунем. Тем самым, который Роуэн на дух не выносила, но времени выбирать другой не было. Да и смысла – тоже. Правило в доме работало чётко: одна покупает – обе пользуются. И обе потом ворчат.

Она бросила взгляд в зеркало. Один глаз прищурен, второй – выпучен, как у совы. Волосы напоминали стиль "неделя без мытья". На щеке отпечаток подушки так старательно вжился в кожу, что казалось, он намерен остаться там до обеда.

– Просто шедевр. Выгляжу так, будто меня вытащили из канавы, – буркнула Роуэн и включила воду.

Через двадцать минут – на пять больше запланированного, потому что кофейник, видимо, решил сыграть в односторонние отношения и окончательно сдох, – она вылетела из дома. В одной руке термос с недопитым кофе, в другой – сумка, а в зубах уныло зажат кусочек вчерашнего тоста. Масло не спасло его ни вкус, ни текстуру, но он всё равно был съеден – не выкидывать же добро.

На остановке автобус, как назло, ушёл прямо перед её носом. Роуэн молча провожала взглядом заднюю фару, затем опустилась на скамью.

– Один-ноль. В пользу вселенной, как всегда.

Она прислонилась лбом к прохладному стеклу и сделала глоток кофе. Горький – сахар закончился, молоко протухло, но всяко лучше, чем ничего.

Пока ждала следующий автобус, лениво листала уведомления. Письмо с пометкой "СРОЧНО"от начальницы – уже третье за неделю, напоминающее о том самом злополучном отчёте, который никак не сводился из-за криво настроенной кассы. И два сообщения. Одно от старосты, предсказуемое, – нотация о её вечной безответственности, даже открывать не хотелось. И мамино, тёплое, заботливое: "Доброе утро, милая. Ты не забыла взять зонт? Обещали дождь."

Роуэн подняла взгляд к небу. Голубое, безмятежное, как рекламный буклет. Солнце било по глазам. И зонт, разумеется, остался дома.

– Чёрт… Спасибо, мама, – выдохнула она. – Теперь дождь точно будет.

И как только успела подумать, что хуже утро уже не станет, экран вспыхнул новым сообщением. От Зары. Короткое: "А я сегодня не вернусь."

Она замерла, пару секунд просто уставившись на экран, прежде чем пальцы сами набрали ответ: "Что это значит?"

Но телефон молчал. Ни слова в ответ, ни точки, ни смайлика.

Пока она сидела, прикусив губу и обдумывая, что вообще происходит, автобус наконец подъехал. Прыгнула в него на последних секундах, почти влетела, едва не сбив дверью ремешок сумки. И в голове крутилась одна и та же мысль: "Почему бы хоть раз не дать мне начать день спокойно? Почему вселенная всегда делает мне подножку? Два-ноль, чёрт тебя побери."

Ответа, конечно, не последовало. Ни от Зары, ни от вселенной. Только пенсионер с затяжным кашлем за спиной да группа школьников впереди, слушающих музыку на весь салон. Роуэн молча вытащила проводные наушники, впихнула их в уши и уставилась в окно.

Через несколько остановок автобус встал намертво. Пробка – плотная, вязкая, как манная каша. Стрелка времени беспощадно ползла вперёд, а пара уже началась шесть минут назад.

Роуэн глубоко выдохнула и пробормотала: – Три-ноль. Скоро пенальти начнутся.

Есть у людей особые дни – когда всё валится из рук и расписание забито под завязку так, что на сон остаются жалкие крохи, а про нормальную еду можно забыть. У Роуэн таких дней было семь в неделю.

И вот сегодня у неё первой парой стоял семинар по судебной практике. И вёл его профессор Чемберс. Тот самый Чемберс, чьё хобби заключалось в одном: вылавливать опоздавших и объяснять им, что чужое время – ценнее их собственного существования. Как бы ей хотелось хотя бы раз опровергнуть эту его бредовую теорию.

Автобус, наконец, дёрнулся с места. Роуэн выскочила на своей остановке так резко, что едва не снесла школьницу с розовым рюкзаком. Бросила рассеянное "извините", хотя куда больше хотелось огрызнуться, чтобы не стояла столбом. Но времени на споры не было – она рванула дальше.

На третьем этаже наконец остановилась, пытаясь сбить с лица предательское, сбившееся дыхание. Одёрнула куртку, втянула в себя воздух и, не торопясь, скользнула в аудиторию почти неслышно, хотя прекрасно понимала: поздно. Опоздание уже прилипло к ней так же прочно, как утренний свет, сочащийся сквозь жалюзи. Профессор заметил её задолго до того, как она добрела до своего места. Не удостоив взглядом, он что-то буркнул по-французски – в той манере, когда терпение у него лопалось с хрустом тонкой кожуры перезревшего плода. И, будто её вовсе не существовало, вернулся к своей лекции.

Роуэн опустилась на стул, разложила перед собой тетрадь, вытащила ручку. Изобразила готовность слушать, готовность писать – но мысли, как нарочно, разбегались, не складываясь даже в простые слова. Где-то на самом краю сознания крутилось одно-единственное имя: Зара. Вечно одна и та же история. Сначала обрывочное, глупое сообщение без объяснений, потом сутки тишины. А после – как по расписанию – звонок. Либо из участка, либо от какого-нибудь её мутного знакомого с прокуренным голосом и неизменной, до тошноты знакомой фразой: "Она не хотела, чтобы ты переживала".

Будто от этого становилось легче.

Переживания были постоянными. С момента пробуждения и до той минуты, когда глаза слипались от усталости. День за днём. По кругу.

Семинар тянулся своим чередом. Чемберс неторопливо рассуждал, вовлекая студентов, разбрасывая вопросы, а Роуэн с трудом боролась с желанием просто уткнуться лбом в парту. Она уставилась на пустую строчку в тетради. Ручка безвольно висела в пальцах. Слова, что появлялись на доске, ускользали сквозь сознание, не оставляя следов. Голос профессора давно превратился в ровный фоновый гул, что-то среднее между гудением вентиляции и занудным подспудным бормотанием юридической лексики.

Она невольно составляла в голове список: после семинара – в библиотеку, затем в магазин. Там – смена до полуночи, и снова домой. А утром всё по новой.

– Мисс Холлис, – спокойно, но отчётливо донеслось с кафедры.

Роуэн дёрнулась, сердце ухнуло в живот. Фамилия повисла в воздухе, вытеснив из головы любые остатки мыслей. Пара однокурсников обернулась, заранее предвкушая зрелище. Чемберс не повышал голос. Никогда. Он просто ждал. Глядел на неё с лёгким прищуром, будто что-то измеряя.

– Скажите, что вам известно о деле State v. Norman? – Произнёс он с ленивым любопытством. – Если вы, конечно, в курсе, о чём речь.

Секунда. Другая. В аудитории послышались приглушённые смешки. Один особенно мерзкий – справа. Слева щёлкнула ручка – кто-то уже приготовился отвечать, подстраховываясь на случай, если Холлис с треском вылетит.

Роуэн сжала пальцы до побелевших костяшек. И когда её взгляд случайно скользнул по лицам тех, кто заранее приготовился наблюдать её провал, что-то в голове наконец щёлкнуло.

– Ну? – Чемберс чуть наклонился вперёд. – Мисс Холлис? По вашему выражению лица я подозреваю, вы размышляете о чём-то куда более захватывающем, чем судебная практика.

– Вовсе нет, – коротко отрезала она, выпрямилась и начала: – Речь идёт о Джуди Норман. Её судили за убийство второй степени. Она трижды выстрелила в голову своего мужа, когда тот спал. На суде миссис Норман показала, что её муж физически и морально злоупотреблял ею на протяжении последних двадцати лет. Но в 1989 году суд признал, что в момент выстрела угрозы не было, а значит, это не самооборона. Присяжные решили: она могла подождать. Подождать, пока он нападёт снова. А потом, возможно, попытаться защититься.

– Хорошо, – кивнул профессор. – И как, по-вашему, миссис Норман следовало поступить, чтобы закон признал её действия оправданными?

– Подождать, потерпеть, – голос Роуэн звучал сухо, почти буднично. – В идеале – умереть. Тогда, может, её бы оправдали, но только посмертно.

– Мне интересно ваше мнение, а не изложение учебника.

– Моё мнение? – Она посмотрела на него прямо. – Присяжные тогда осудили не женщину. Они осудили страх. Осудили бессилие. И осудили само право защищаться, если никто другой этого не делает.

Чемберс молча откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы. Некоторое время смотрел на неё поверх очков, затем медленно снял их, вытер линзы и снова надел. Усмешка проскользнула по его губам – едва заметная, скорее тень, чем жест.

– Любопытно, – произнёс он. – Вы решили поговорить о страхе, мисс Холлис. Но вы ведь понимаете, что закон не оперирует эмоциями. Только фактами.

– Закон – возможно, нет. Но люди – да, – Роуэн чуть приподняла подбородок. – Мы живём внутри этих эмоций. Дышим ими. И если закон не учитывает этого – он бесполезен. Потому что если система смотрит на насилие и ничего не делает – значит, она его допускает.

– Эмоции – шаткое основание для правосудия. Сегодня – испуганная женщина. Завтра – кто-то, "почувствовавший"угрозу в чужом взгляде. Скользкая дорожка, не так ли?

– Разве суд – не то место, где контекст значит всё? – Роуэн приподняла бровь, не отводя взгляда. – Или мы живём в мире, где один удар – это просто удар? Где синяк не считается доказательством, пока не превратится в перелом? Где пятнадцать лет страха не приравниваются к одной ночи безнаказанности?

Профессор чуть кивнул, внимательно наблюдая.

– То есть, по-вашему, справедливо строить судебную практику на чьих-то… внутренних ощущениях?

– Нет, – спокойно отозвалась Роуэн. – Если под "внутренними ощущениями"вы понимаете состояние человека, которого пинали до рвоты, запирали в комнате на сутки и размахивали ножом у лица его ребёнка, то вопрос тут, наверное, не в эмоциях. Вопрос в том, кто опаснее: тот, кто выживает, или тот, кому позволили годами размахивать властью и временем, чтобы уничтожать? И если так, то задача не в том, чтобы сомневаться в пострадавшей, а в том, чтобы помочь ей доказать: угроза была системной. Что она длилась годами и все вокруг – полиция, соседи, родственники – предпочли этого не замечать. Она защищалась тогда, когда могла. А не когда это красиво ложится в рапорт.

В зале зашуршали страницы. Пара человек обернулась, кто-то усмехнулся. Чемберс, на удивление, не перебил.

– Закон требует ясной, непосредственной угрозы, – напомнил он. – Не "может быть", не "вероятно", а конкретный факт: угроза жизни – здесь и сейчас. А в её случае мистер Норман спал. Где же угроза?

– В том, что она знала, что будет после. – Голос Роуэн дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. – Она знала этот цикл. Знала, что каждое "прости"заканчивается синяком, каждое "я исправлюсь"– очередным избиением. Она жила в реальности, где сама ночь была угрозой. И "он спал"звучит умиротворённо только для того, кто ни разу не просыпался от собственного крика.

Профессор чуть приподнял бровь, на губах скользнула тень усмешки.

– Допустим, суд её оправдал бы, – медленно проговорил он. – Вы не боитесь, что это дало бы зелёный свет самосуду? Что сотни других начнут выносить приговоры в собственной постели?

Роуэн задумалась на мгновение.

– Я боюсь другого, – произнесла она. – Что сотни будут продолжать жить с мыслью: если завтра их убьют, никто даже не удивится. Потому что "так бывает". Потому что "ну, а что ты хотела?". Потому что они не были идеальными жертвами.

Наступила тишина. Длинная, вязкая. Впервые за всё занятие профессор молчал так по-настоящему. Затем с лёгким кивком сказал: – Превосходно. Жёстко. Но по существу. Похоже, мы всё-таки нашли способ пробудить ваш интерес к праву, мисс Холлис.

– Он у меня был всегда, – пожала плечами Роуэн. – Просто я не люблю молоть воду в ступе.

Пауза.

– Холлис, вы когда-нибудь думали стать судьёй?

Она усмехнулась, криво, без тени энтузиазма: – Судьёй? Я скорее присяжного застрелю, чем вынесу приговор без эмоций.

По залу прокатился сдержанный смешок.

– Тогда, возможно, политиком, – продолжил он. – С вашими речами и темпераментом вам либо законы писать, либо митинг вести.

Роуэн фыркнула, почти шёпотом: – Не дай Бог, я ещё доживу до такого.

А вслух добавила, чуть громче: – Учитывая зарплату юриста-практиканта, оба варианта звучат заманчиво.

Чемберс перевёл взгляд на остальных студентов.

– Примите к сведению. Девушка, которую вы уже занесли в графу "проблемных", только что выдала один из самых здравых и комплексных разборов, что мне довелось слышать за последние годы. А вы всё зубрите определения, не особо задумываясь, как они работают за пределами учебника.

Когда семинар подошёл к концу, Роуэн поднялась одной из последних. Тетрадь так и осталась почти чистой – пара небрежных каракулей, зачёркнутая строчка и номер страницы из учебника, к которому она, скорее всего, так и не вернётся. Времени на это точно не будет.

Проходящая мимо староста, бросила на Холлис взгляд. Короткий, уставший, и абсолютно пустой. Ни удивления, ни разочарования. Просто привычное смирение: Холлис всегда где-то на своей волне. Ни слова, ни укоров. Наверное, поняла, что спорить с Роуэн – занятие бессмысленное, как учить камень плавать.

Но профессор, разумеется, сдаваться не собирался.

– Мисс Холлис, – окликнул он, когда она уже почти дотянулась до дверной ручки.

Роуэн остановилась и обернулась. Где-то внутри всё нехотя сжалось, как перед встречей со стоматологом.

– Опять, – усомнился он негромко. Без взгляда и пафоса протянул зачётный лист. – Ваше присутствие на занятиях всё больше напоминает случайную акцию, а задания – настоящим издевательством над здравым смыслом. Вы ведь понимаете, что без системной работы ни один талант не спасёт?

Она взяла лист.

– Понимаю.

– И?

– И работаю над этим, – ответила она, стараясь говорить спокойно.

Профессор впервые за всё время посмотрел прямо. Долго. Изучающе. В его взгляде было меньше раздражения, чем ей хотелось бы, и больше усталости, чем она ожидала. Затем он выдохнул, коротко качнул головой: – Постарайтесь не сжечь свой потенциал. Второго шанса жизнь выдаёт редко.

Роуэн кивнула, повернулась и ушла. Без реплик напоследок, потому что знала: стоит открыть рот – обязательно сорвётся.

Следующие пары пролетели, как сквозняк: что-то машинально записывала, кое-где подчёркивала, пару раз клюнула носом, борясь с предательской сонливостью на профессиональной этике. Мозг включил автопилот, а день рассыпался, как сквозь дырявое сито.

К обеду небо затянуло свинцовыми облаками, и с него посыпалась мелкая, противная морось – липкая, будто сама природа решила добавить в список её раздражителей очередной пункт. Роуэн наскоро доела нечто, отдалённо напоминающее сэндвич из автомата, и потащилась в библиотеку. Надо взяться за дипломную работу заранее, чтобы не повторить прошлогодний крах, когда она писала курсовую за ночь, литрами заливаясь кофе, проклиная всё от учебника до собственной тупости, а потом ещё неделю жалела о каждой строчке.

Села за стол у окна, разложила тетрадь, включила учебный компьютер – тот привычно зафырчал, как старый кот. Натянула капюшон, чтобы хоть чуть заглушить окружающий мир, и принялась читать материалы по теме.

На удивление, голова начала соображать. Не идеально – мысли по-прежнему ускользали, но она цеплялась за суть, за структуру, за строчки из документов, и вскоре уже печатала. Не ради оценки. Просто чтобы выговориться. Через дело. Через закон. Через то, что в этой жизни хотя бы иногда поддаётся логике.

Время растаяло незаметно. Часы на экране показали 17:22.

– Чёрт, – выдохнула Роуэн и поспешно начала закрывать вкладки.

До начала смены оставалось чуть больше получаса, а путь до магазина занимал минимум двадцать минут, если без транспорта – а автобус, как назло, ходил нерегулярно.

Выскочила из библиотеки, закидывая сумку через плечо, зацепила шарф и рванула вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Морось, конечно же, усилилась. На остановке – пусто. Табло мигало временем прибытия, но цифры скакали, как курсы валют: шесть минут, потом тринадцать, потом снова шесть. Очередной привет от вселенной.

Роуэн махнула рукой и побежала. Дорога до магазина не казалась длинной, когда злость разгоняла кровь. Она ненавидела опаздывать. Даже сюда – на эту подработку за кассой, где смена тянулась до полуночи, а зарплаты едва хватало на оплату счетов, учёбу, скромные продукты и лекарства для мамы.

Влетела в магазин с запыхавшимся "я на месте", не сняв капюшон. За прилавком скучал Дэнни – студент-экономист с вечно уставшими глазами и странной привычкой складывать шоколадки по цвету упаковки. Он молча кивнул, как будто говорил: "ты как всегда", и протянул ей бейдж.

– У тебя пятнадцать минут опоздания, – буркнул он, подмигивая. – Но я скажу, что ты просто выбирала прикид под цвет кассового аппарата.

– Ещё одно слово – и я сверну тебе шею этим самым аппаратом, – выдохнула Роуэн, не без привычной иронии.

Дэнни хмыкнул и ушёл в подсобку.

Работа началась, как обычно: хруст сканера, запах просроченной выпечки и скучные лица. Пара бабушек, ворчащих на рост цен, парень с пакетом энергетиков и молодая мама, которая вечно забывает пин-код. Обычный вечер, где надо быть одновременно вежливой, собранной и терпеливой – то есть кем угодно, кроме самой Роуэн.

Часы сменяли друг друга. Она стояла в своей привычной сбитой стойке – одна нога напряжена, другая отдыхает. Говорила по минимуму, улыбалась через раз, но отслеживала всё. Каждую мелочь. Любая копеечка имела значение, особенно в конце месяца.

В короткий перерыв, выйдя покурить, уставилась в экран телефона. Новости, пустые уведомления. Маме – короткое: "Скоро буду. Всё норм". Грейс уже давно писала мало. А Зара, разумеется, молчала.

Ближе к десяти в магазин забежал пёс – мокрый, дрожащий, с обвисшими ушами и ошейником. Роуэн вышла из-за стойки, взяла поводок и вывела его обратно на улицу. Нашла номер на бирке, позвонила. Хозяин приехал минут через двадцать, благодарил, нёс какую-то ерунду про "ангела в худи", на что Роуэн фыркнула. Ангел из неё – как из кефира шампанское.

К полуночи в зале осталась только Роуэн. Свет притушен, и только за кассой тускло мигал монитор. Она закончила пересчёт выручки, щёлкнула по кнопке на кассе – чек с итоговой суммой медленно выполз, как язык у ленивой ящерицы. Оторвала, сунула в журнал и потянулась. Плечи ныли, глаза щипало от усталости. Осталось дождаться нескольких минут – и домой. Горячий душ, полутёплый суп и, если повезёт, пара часов сна.

Дверь с тихим щелчком разъехалась в стороны. Роуэн даже не сразу подняла взгляд – решила, что кто-то просто забыл зонт или запоздал за пачкой сигарет. Но звук шагов – неуверенно тяжёлых, размеренных и размашистых – заставил её насторожиться. Подняла глаза. Первая мысль всплыла без особого энтузиазма: "Ну почему людям так нравится вламываться перед самым закрытием?"

Но стоило задержать взгляд на вошедших, как эта мысль растворилась. Не покупатели.

Четверо. Все как на подбор – парни лет по тридцать с хвостиком. Один – рыжеватый, в рваных ярких джинсах, другой – в тёмной куртке. Третий – хмурый, в спортивных штанах. И тот, что шёл первым, – высокий, ухоженный до отвращения, с широким оскалом и взглядом, в котором скользила приторная вежливость. Волосы уложены, пальцы унизаны кольцами. Голос – липкий, скользкий.

Он неспешно пересёк зал, лениво прогуливаясь вдоль стеллажей, будто выбирал сыр к вину. Остальные держались за спиной, не разбредаясь, но и не маяча слишком близко. Опытная компания. Не первые сутки вместе.

– Добрый вечер, – напевно бросил тот, что в центре, остановившись у кассы. – У вас тут уютно. Почти как дома. Так и тянет тапочки надеть.

Роуэн посмотрела на него, не меняя выражения лица.

– По акции только шоколад. Тапочек не завозили.

– Как жаль, – протянул он, растягивая слова. Улыбка ползла по лицу, как пятно разлитого масла. – А погода сегодня, кстати, так себе. Моросит. Но это ведь не страшно, правда?

Роуэн не ответила. Скрестила руки на груди и просто смотрела, как он скользит взглядом по товарам, по потолку, по ней. Взгляд был ленивый, расслабленный. Он не смотрел, он просто тянул время.

– Иногда дождь – это даже приятно, – продолжал он, не глядя ни на кого конкретно. – Смягчает углы. Смывает всякое. Ну, например, долги. Или плохое настроение. Дождь ведь честный. Не то что люди.

– Если вам хочется обсудить метеоусловия – на соседней улице есть бар, – Роуэн подалась чуть вперёд, в голосе сдержанная ровность. – Там даже пиво наливают. У нас максимум – минералка и сухари.

Он хмыкнул.

– А ты, смотрю, остроумная. Особенно для кассира, – бросил он, окинув взглядом прилавки и стены.

Один из тех, что стояли чуть в стороне, усмехнулся, другой медленно засунул руки в карманы и сделал шаг ближе к прилавку. Парень в центре, не теряя ухмылки, подошёл почти вплотную, наклонился. От него пахло смесью табака, мяты и тяжёлого, удушливо дорогого мускуса.

– Ты ведь не из тех, кто пугается с пол-оборота, верно? Это видно сразу. Взгляд – как у бойцов. Говорят, ты кулаками работаешь не хуже, чем словами.

На секунду у Роуэн дёрнулось веко. Едва заметно.

– Хотите что-то купить – покупайте. Или выходите. Мы закрываемся.

Он усмехнулся, сжав губы, словно только этого и ждал.

– Быстро, чётко, без прелюдий. Уважаю, – кивнул он одобрительно.

Повернулся к полке, вытащил шоколадку, вернулся. Положил её на ленту, не отводя взгляда.

– Значит, сильная. Это видно. Такой взгляд не купишь.

– Это не товар, – коротко бросила Роуэн, не моргнув.

Он склонил голову чуть набок, почти лениво.

– Знаешь, недавно я видел похожий взгляд. Очень похожий. Только моложе. Тоньше. Такая… артистичная.

Он говорил так, будто обсуждал меню в кафе. Легко, с насмешливой улыбкой.

Роуэн медленно пробила товар. Писк сканера разрезал тишину, как иголка лопает воздушный шар. Она не вздрогнула. Просто пальцы чуть сильнее вдавились в корпус кассы.

Имя не прозвучало, но его тень уже заполнила воздух. Густая, вязкая. И до отвратительного знакомая.

– Она хорошо играет? – лениво продолжил он, поворачивая голову к своим дружкам.

– Пела неплохо, – отозвался тот, что в спортивках, с мерзкой ухмылкой.

– Жалко, когда такие таланты не умеют держать слово. А ведь обещания – это, знаешь ли, серьёзная вещь. Особенно, когда за ними стоят… вложения.

Парень по центру кивнул одному из своих, и тот усмехнулся, как по команде.

Роуэн стояла неподвижно, будто земля под ногами на секунду стала скользкой, как лёд. Пальцы всё ещё лежали на кассе, а в голове уже сшивалась картинка. Без деталей. Только контуры. Но и этого хватило.

– Два доллара пятьдесят, – сказала она.

Он протянул карту, дождался сигнала терминала и, не спеша, убрал её обратно в бумажник. Лицо – всё то же расслабленное, будто между ними шла беседа о погоде.

– Говорят, у артистов душа – нараспашку, – продолжил он. – Для них музыка – вдохновение. А для меня – инвестиции. Просто иногда кто-то путает сцену с игрой в напёрстки. И выходит так, что кто-то остаётся в минусе… а кто-то – очень даже при своих.

Он взял шоколадку, сунул в карман и улыбнулся чуть шире. Почти добродушно. Почти.

– Удивительное совпадение, правда?

– Вы уверены, что не ошиблись адресом? – сухо спросила Роуэн, стараясь держать голос ровным, несмотря на то, как внутри всё сжалось.

– Вовсе нет, – ответил он, опуская руки в карманы. – Просто мы, как это называется… расширяем круг общения. Когда один источник теряется – переходишь к другому. Близкому. – Он усмехнулся. – Семейному.

У Роуэн задребезжали нервы. Она умела читать людей. Умела слышать между строк. И сейчас всё, что звучало в его голосе – это не намёк. Это был сигнал.

Перед уходом он подошёл ближе. На этот раз – почти впритык. Потянулся и, прежде чем она успела отшатнуться, легко похлопал её по голове. Снисходительно. Будто перед ним была не девушка, а собака, которая только что принесла палку.

– До скорой встречи, Роуэн, – сказал он почти ласково.

И ушёл.

Дверь за ним медленно закрылась. Остальные трое вывалились следом, всё так же негромко переговариваясь. Чек мигал невостребованной цифрой, пока Роуэн стояла, не двигаясь. Не от прикосновения. От имени.

Только когда свет над кассой моргнул, она вздрогнула. Взяла чек, будто пытаясь вернуть себе контроль. Скомкала его и швырнула в урну.

Он назвал её по имени.

Руки трясло – не от страха. От злости. Чистой, резкой, обжигающей. От той самой дрожи, когда ты ещё не знаешь деталей, но уже понимаешь: начинается что-то плохое.

Имя. Бейдж на её форме был чужой – "Лора". Она надела его наспех, когда потеряла свой месяц назад. Он не мог этого знать. Не должен был знать.

И Зара. Чёртова Зара.

Опять.

Роуэн обошла кассу, резко вылетела за дверь и окинула взглядом улицу. Пусто. Ни на тротуаре, ни на парковке. Только морось, тусклый свет фонаря и отражение в лужах. Внутри всё кипело. Телефон вылетел из кармана быстрее, чем она успела сообразить. Набрала номер. Гудки. Один. Второй. Пятый. Автоответчик. Стиснув зубы сильнее, она набрала снова. В ответ – тишина.

– Блядь, – выдохнула Роуэн, и кулак сжался так, что ногти впились в ладонь.

Сняла жилетку с чужим бейджем и швырнула её в ящик подсобки. Заперла магазин, направилась в сторону остановки.

Душ и суп отменялись. Теперь нужно было думать. Быстро. И чётко. Потому что, похоже, Зара опять влипла. Только на этот раз по-крупному.

II

Роуэн шла быстро, почти бегом, прижимая капюшон к голове, будто тот мог заслонить от взгляда, который она всё ещё чувствовала на себе. Морось липла к щекам, щипала глаза, но вытирать было некогда. Она то и дело оборачивалась, как параноик: улицы почти пустые, редкие машины шуршали по мокрому асфальту, но тревога держала за горло. Не хотелось вести за собой хвост. Не хотелось вообще вести кого-то к себе домой.

К подъезду подошла ближе к полвторому. Дверь открыла ключом, стараясь не шуметь, но скрип всё равно предательски прокряхтел. В квартире пахло супом и лекарствами – запах, давно ставший частью их быта. Свет на кухне ещё горел.

Грейс сидела за столом в старом тёплом халате, с кружкой в руках. Волосы, каштановые, с давно поседевшими висками, были небрежно скручены в пучок. Лицо – уставшее, но спокойное. Почти. Если не считать глаз.

– Ты чего так долго? – спросила она негромко. В голосе не упрёк – только тревога.

Роуэн остановилась на пороге. Сделала вдох, усмирила голос, натянула ту самую вымученную улыбку, которую оттачивала годами.

– Касса опять зависла, пришлось пересчитывать вручную. Да ещё поставка задержалась – до последнего разгружала, – ответила она, сбрасывая рюкзак у стены. – А Зара сказала, что ночует у Лизы. Помнишь её? Такая высокая, с голубыми волосами.

Грейс кивнула, но взгляд не смягчился. Сомнение повисло между ними, тяжёлое, а вслух так и не прозвучавшее.

– Лиза не брала трубку. Я пару раз звонила, – тихо добавила мама.

– У неё вечно то звук выключен, то телефон валяется где попало, – Роуэн пожала плечами. – Завтра с утра наберу, ладно?

Грейс слабо улыбнулась. Без веры. Просто чтобы не спорить.

– Ты хоть поешь?

– Не хочу, – коротко отрезала Роуэн. – Хватит сил только до кровати дойти.

Мать лишь кивнула и снова уткнулась в кружку. Она всегда так делала, когда понимала: что-то не так. Но настаивать не решалась.

Роуэн прошла в комнату, стараясь не хлопнуть дверью. Полумрак, лёгкий беспорядок, знакомый запах духов и лака. Всё на своих местах. Кроме Зары.

Села на кровать, повесила взгляд в одну точку. Минуту. Две. А потом выхватила телефон и снова набрала номер.

– Ответь… ну пожалуйста… – шептала она в пустоту.

Гудки. Автоответчик. Снова и снова. Она писала сообщения. Короткие, бессмысленные, спонтанные.

"Ты где?"

"Ответь мне"

"Зара, чёрт побери, просто напиши хоть что-то!"

В какой-то момент, выдохнув всё разом, Роуэн уткнулась лицом в подушку. Не потому что плакала, просто устала. До ломоты в костях. До звона в висках. Тело просило сна, но внутри будто кто-то выдернул шнур из розетки. Ни покоя, ни тишины. Только пульс в ушах и голос в голове.

Его голос.

"Артистичная. Душа – нараспашку. Семейный…"

Резко вскочила, словно кто-то дёрнул за ниточку, и начала ходить по комнате. Туда-сюда. В одном и том же ритме. Потом опустилась на пол, прижалась спиной к прохладной стене, сжала кулаки, уставилась в экран телефона. Бессмысленно. Мысли путались, крутились, сбивались на полуслове. Она не знала, где Зара. С кем. Жива ли вообще. А главное – он знает о ней. Он её видел. Или слышал. Или говорил с ней.

Что, если…

– Твою мать, – выдохнула Роуэн, стискивая кулаки до боли.

Тревога накатывала волнами. Пальцы дрожали, как у школьника на первом экзамене. То вставала, то снова садилась, хваталась за телефон и в сотый раз набирала номер. В ответ – гудки. Пустота.

Два часа.

Три.

Четыре.

Ближе к пяти утра она уже металась по комнате, как раненый зверь. Пачка сигарет давно закончилась, а вместе с ней и терпение. Хотелось кого-то ударить. Или хотя бы заорать. Громко. От души. Но за стеной спала мама, и Роуэн знала: стоит только поднять голос – Грейс выйдет. А этого она не хотела. Не сейчас.

Когда в голове начали складываться картинки – тяжёлые мужские руки на горле, кольца, врезающиеся в нежную кожу, и его голос, такой вежливый, липкий, с этими сальными намёками – стало понятно: больше терпеть нечего.

– Всё, – коротко бросила она, вскакивая и хватая телефон с ключами. – Поеду в полицию, иначе с ума сойду.

Роуэн уже натянула куртку, когда в замке щёлкнул ключ. Дверь открылась медленно, почти неслышно. Она застыла. Сердце упало куда-то под плиты пола. На пороге стояла Зара.

Мокрые русые волосы сбились в клочья, через плечо болталась кожаная сумка. Из неё торчала грифельная папка и наушники. Лицо чуть осунувшееся, но без синяков. Губы обветренные, глаза уставшие.

Зара даже не успела закрыть дверь – просто застыла, встретившись взглядом с сестрой.

– Ты…

Роуэн не договорила. Подошла. Молча оглядела её с ног до головы. Пальцы дрогнули сами собой – она схватила сестру за запястье, развернула к свету. Рассматривала кожу. Лицо. Шею.

– Да всё со мной нормально, – фыркнула Зара, дёргая руку. – Блин, ты серьёзно?

– Где ты была? – голос сорвался на глухую, сдержанную ярость. – Почему не отвечала? Почему…

– Тихо ты, мать не разбуди, – буркнула Зара, запинаясь.

Ботинки насквозь мокрые. Лицо чуть бледное. И запах… Сигареты. Духи. И чужой одеколон. Внутри у Роуэн что-то щёлкнуло. Она схватила Зару за шкирку и молча протащила в комнату.

Закрыв дверь на щеколду, опёрлась на неё плечом, стараясь выровнять дыхание. Зара дёрнулась, пробовала вырваться, шипела, но без особого рвения. Видно было – понимала: пахнет жареным.

– Ты хоть догадываешься, – голос Роуэн срезал тишину, – кого я сегодня видела?

– Нет. И, знаешь, не хочу, – бросила Зара, скидывая сумку на пол и упрямо глядя сестре в лицо. – Отстань, ладно? Я просто провела вечер с друзьями. Не твоё дело.

– Не моё? – голос Роуэн опустился на опасный шёпот. – А чьё тогда? Мамино?

Зара опустила глаза, но только на секунду. Подбородок тут же вскинулся обратно.

– Ты опять за своё, – процедила она. – Всю жизнь одно и то же. Я не ты. И не обязана жить, как ты.

– Это не про жизнь. Это про то, что ты влипла. По уши. – Роуэн шагнула ближе. – Он приходил в магазин. Говорил о тебе, будто ты ему что-то должна. И моё имя знал.

Зара побледнела.

– Что?..

– Ага, – кивнула Роуэн. – Вновь деньги? Решила левый контракт подписать, как всегда – не глядя, а теперь соскочить?

Зара вжалась в стену. Плечи чуть повело, но взгляд упрямый, по-прежнему нахальный.

– Это не твоё дело.

– Ты мне сестра, чёрт возьми, – выдохнула Роуэн. – Всё, что с тобой происходит – моё дело. Хоть ты бейся, хоть крутись, хоть упрямься.

– Я не ребёнок, – прошептала Зара.

– Тогда веди себя не как идиотка.

Молчание. В комнате стало слышно, как на кухне капает вода с крана в оставленную кружку.

Роуэн выдохнула тяжело, упёрлась руками в колени. Сил не осталось даже стоять. Сердце колотилось в горле, в голове всё крутилось одно: хватит. Хватит играть в эти вечные догонялки с чужими ошибками.

Она подняла голову, устало посмотрела на сестру: – Скажи мне одно. Насколько всё серьёзно?

Зара отвела взгляд. Губы дрогнули. В глазах не слёзы – что-то похуже. Та самая смесь из вины и упрямства.

– Я думала, всё будет по-другому, – выдавила она. – Думала, будет красиво: сцена, песни, клипы… А потом начались эти вечеринки. Сначала вроде ничего, но позже… начали требовать. Подписать что-то ещё. Встретиться с кем-то. Я отказалась. Тогда и пошли угрозы. Я не думала, что они дойдут до тебя.

– Не думала она, – глухо бросила Роуэн.

Зара не выдержала – села на пол, обхватив колени руками. Вся бравада слетела, осталась только усталость и какая-то почти детская беспомощность.

– Мне было страшно, – шепнула она. – Я подумала, если исчезну, они отстанут.

– Нет, Зара. Такие не отстают. Такие всегда находят способ. Через кого угодно.

Молчание снова повисло в воздухе. Часы на кухне негромко тикали, за стеной поскрипывала кровать – мама, наверное, перевернулась на другой бок.

Роуэн медленно опустилась рядом. Просто села. Уставилась в ту же пустую точку, что и сестра.

– Утром пойдём в полицию, – сказала она негромко, спокойно.

– Но…

– Никаких "но". Поговорим с офицером Лэйн. Она меня знает. Всё объясним, а потом покажешь бумаги, контракт. Всё, что у тебя есть. Они наверняка не с первой жертвой так работают. А я найду, как.

Зара молчала. Только плечи подрагивали. Роуэн скользнула взглядом – и только тогда поняла: та всё-таки плачет. Тихо. Беззвучно. И от этого было только хуже.

– Прости, – прошептала Зара, сжав кулаки. – Я не хотела тебя втягивать. Думала, справлюсь сама.

Роуэн прикрыла глаза, выдохнула.

– Я тоже. Всю жизнь думаю, что справлюсь.

Она медленно обняла сестру за плечи, сдерживая дрожь в голосе.

– Но мы не супергерои, Зара. Просто две упрямые дурочки, которые пытаются выжить. А одному – это как пить яд ложкой. Лучше уж вдвоём.

– Спасибо, – выдавила Зара, запинаясь.

Ночь прошла мимо. Роуэн так и не смогла уснуть. Даже лёжа. Просто смотрела в потолок, слушала, как на соседней кровати Зара уснула довольно быстро, закутавшись в одеяло с головой. Роуэн не злилась. Не обижалась. Просто не могла расслабиться. Всё внутри было натянуто, как струна. Ни сна, ни покоя. Только сухой, зудящий шум в висках и одна мысль: что дальше?

К утру даже не поняла, когда поднялась с кровати. Всё – будто на автопилоте. Написала старосте: "Не будет меня. Простыла. Разберусь потом."Ответа не ждала. Достаточно было серой галочки "прочитано".

Зара проснулась неожиданно бодрой, как будто несколько часов сна на время вытеснили страх. Завязала волосы в хвост, накинула худи, прикрыла глаза от утреннего света.

– Готова? – тихо спросила Роуэн, застёгивая куртку.

– Нет. Но поехали, – буркнула Зара.

Маме ничего не сказали.

Полицейский участок встретил всё тем же видом: облезлая вывеска, выцветшие жалюзи, запах кофе, бумаги и чужой, въевшейся в стены запах одежды. Роуэн стояла у стойки, упрямо вцепившись пальцами в гладкую столешницу, и ждала. Зара держалась чуть позади, теребя ремешок сумки и переминаясь с ноги на ногу.

– Холлис? – знакомый голос раздался за спиной. – Я уж начала думать, куда ты пропала.

Эмбер Лэйн была невысокой, крепкой женщиной лет сорока пяти с голосом, будто она каждый выходной спорит на футбольных трибунах. Волосы – коротко стриженные, чёрные, уже с сединой у висков. Лицо – строгое, вечная складка между бровями. Но с Роуэн у них была своя, странная, негласная симпатия. Кто-то вроде проблемной девчонки, но не совсем безнадёжной.

– У нас серьёзное дело, – коротко сказала Роуэн. – Это Зара. Моя сестра. Надо поговорить с глазу на глаз.

Лэйн посмотрела на Зару. Та крепче вцепилась в лямку сумки и кивнула.

– Кабинет свободен. Дайте мне пять минут на кофе – и я вся ваша.

В кабинете Зара сидела ссутулившись, теребя край рукава. Роуэн устроилась чуть сзади, сжимая и разжимая пальцы под столом, сдерживаясь, чтобы не влезать. Лэйн молча слушала, изредка делая пометки.

– Его имя – Брэд Гамильтон, правильно? – уточнила она, не поднимая глаз.

– Да, – кивнула Зара, сжав губы. – Месяца два назад мы с группой играли в пабе. У нас старая команда, ещё школьная. После выступления к нам подошёл этот Брэд. Сказал, у него свой лейбл, что он ищет новые лица, и предложил сотрудничество. Я сначала отказалась, не хотела в это лезть. Но Винс… ну, Винсент. Мой бывший. Тогда мы вроде ещё держались как друзья. Он настоял. Уговаривал, говорил: шанс, дура, не упусти. Ну, я и согласилась.

– И дальше? – спокойно уточнила Лэйн.

– Сначала всё было нормально. Записи, фотосъёмки. Потом начались вечеринки. Всех девчонок с лейбла туда тянули. Думала, что просто тусовки, но потом поняла: если не явишься, прощайся с карьерой. Говорили прямо. Брэд… с одними был вежлив, с другими нет. Со мной держался ровно. Смотрел, говорил, что у меня талант. Но потом начались намёки. Личные "обязательства". Я отказалась.

– Когда это было? – уточнила Лэйн.

– Чуть больше месяца назад. Он вроде как отстал. Я даже думала – пронесло. Но на днях он снова написал. Я не отвечала, игнорила. А потом началось. Звонки. Следить кто-то стал.

Лэйн нахмурилась, взгляд всё тяжелел.

– Контракт с собой?

Зара молча кивнула, вытащила из сумки сложенные вчетверо листы. Бумаги мятые, но подписи – чёткие, как будто только вчера ставили. В одном из пунктов чёрным по белому: при отказе от условий артист обязан компенсировать "ущерб репутации и затратам"компании. Цифры – с запятой, долларовые. Десятки тысяч.

Лэйн изучала бумаги долго, молча, потом отложила на край стола.

– Здесь нет ничего, за что можно зацепиться, – спокойно, но жёстко отрезала она. – Всё чисто. Грязно по сути, но по бумаге – ни к чему не придерёшься. Ни угроз, ни свидетелей, ни доказательств.

Зара резко встала.

– То есть он может и дальше творить что хочет, а мы будем сидеть и ждать, пока не найдут тело?

– Я этого не говорила, – Лэйн устало провела рукой по лицу. – Я говорю, что на бумаге – пусто. Могу поговорить с ребятами, пошарить по каналам, может, что-то всплывёт. Но это не быстро. И без гарантий.

– Значит… – Зара с трудом сдерживала голос, каждое слово давалось с усилием. – Он может знать личные данные, пугать людей и ходить по городу, как ни в чём не бывало?

– Пока что – да, – коротко подтвердила Лэйн. – С таким контрактом и без свидетелей это максимум повод для заявления. Больше – вряд ли. Ты же понимаешь, как работает система. Особенно, если такие, как он, держат кошелёк в нужном кармане.

Зара уже набрала в лёгкие воздух, готовая сорваться, но Роуэн её остановила. Тихо, без лишних слов. Подошла ближе, положила ладонь на плечо.

– Она права, – сказала ровно. – У нас на руках пусто. Я посмотрела контракт – мутный, но не противозаконный. Платежи шли официально. Сообщений с угрозами нет, только звонки, но и те без записи. Если сунемся в суд – могут повернуть против тебя. Скажут: клевета.

– Я просто хотела вырваться, – шёпотом выдохнула Зара. – Я не думала, что он…

– Никто не думает, – мягко, но чётко ответила Лэйн. – Сейчас главное – хоть что-то. Ты говорила, у него были люди. Помнишь их лица?

Зара кивнула. Быстро, почти машинально.

– Помню.

– Тогда сегодня сделаем фотороботы. И если он появится снова – сразу сообщайте. Нужно поймать его не на словах. На деле.

Опрос прошёл быстро. Ощутимо быстрее, чем Роуэн ожидала. Самое долгое – фотороботы. Зара, несмотря на нервы, описывала лица точно. Руки дрожали, но голос держался ровно. Может, усталость делала своё. Когда последний силуэт был утверждён и отправлен на печать, часы показали почти одиннадцать.

– Можешь успеть на пары, – заметила Лэйн, поднимаясь со стула и собирая бумаги.

– Не хочу, – отрезала Роуэн. – Всё равно в голове пусто. Лучше поработаю. Больше толку.

Начальнице она написала ещё когда Зара давала показания. Ответ пришёл почти сразу, что было редкостью: "Если есть силы – приходи. Джонсон вялый сегодня, дрыхнет на ходу. Отпускаю его домой".

На выходе из участка Зара шла рядом. Ближе, чем обычно. Не держалась за руку, не просила слов. Просто шла, старалась не отставать. А когда они вошли домой, нос тут же встретил привычный запах: ромашковый чай, подогретая гречка и лёгкая кислинка лекарств. Грейс сидела на кухне, закутавшись в старую вязаную кофту, кружка в руках. Очки сползли на нос, взгляд цеплял дочерей с мягкой, тихой настороженностью.

– Вы чего так рано? – спросила она, отставляя кружку. – У вас же… ну, это… учёба ведь, да? Или уже каникулы?

Зара не ответила. Лишь проскользнула на кухню, вытащила из хлебницы кусок булки, откусила и сразу положила обратно. Больше для вида, чем из голода. Потом ушла в комнату, закрыв за собой дверь. Щелчок защёлки прозвучал громче, чем хотелось.

Роуэн осталась на месте. Куртку не сняла.

– Старосте написала, что не приду. Простыла, – сказала она спокойно.

Грейс кивнула, но внимательный взгляд остался на дочери.

– А… Зара?

– Её отпустили. С расписанием что-то. – Роуэн стянула куртку и повесила на спинку стула. – Она не голодна, как видишь. А я бы поела чего-нибудь.

Грейс поднялась со стула медленно, словно тело не слушалось. Шаркнула тапками, открыла холодильник. Задержалась у него дольше, чем нужно, затем достала кастрюлю. Улыбнулась – как-то не к месту, слишком широко.

– Я вчера варила суп. С этими… зелёными такими… чечевицей. Ты его любишь, помнишь? – Она обернулась, чуть подрагивая бровями, будто искала подтверждение.

Роуэн кивнула, уселась за стол, сцепила пальцы. Смотрела, как пар с остывшей кружки рассеивается в тишине.

– Ты точно не заболела? – тихо спросила Грейс, не оборачиваясь. – Глаза какие-то… тёмные. И губы у тебя сжаты. Ты так делаешь, когда тебе… ну, не по себе. Или, когда злишься.

Роуэн вдохнула. Медленно выдохнула. Ответа не последовало. Тишина ответила за неё.

Суп поставили на плиту. Ложка стучала по краю кастрюли. Грейс тихонько помешивала, а потом, как бы между делом, спросила: – Сегодня ведь твоя… твой день? Смена твоя? Или нет?.. Четверг же?

– Четверг, – отозвалась Роуэн. – Всё верно. Моя смена.

– А-а, точно… – кивнула Грейс, будто напоминала это больше себе, чем дочери.

Она замолчала, но в её взгляде что-то продолжало крутиться. Слова, которые не решались вылететь. Вопросы, на которые она знала ответ, но всё равно хотела услышать подтверждение.

– Вы с Зарой сегодня… какие-то не такие. Обычно кто-то… – всё-таки сказала она, а после задумалась, чуть шевеля губами. – …да хлопает чем-то. Или закричит.

Роуэн усмехнулась. Почти машинально. Уголки губ дёрнулись без разрешения. Грейс поставила перед ней тарелку.

– У тебя руки дрожат, – заметила она, чуть тише. – Тебе холодно? Может… как его… разболелась?

– Всё нормально, мам. – Роуэн взяла ложку. – Просто ночь была тяжёлая. Сон странный. Не бери в голову.

Грейс смотрела чуть дольше, чем нужно. Потом медленно села напротив, прижала ладони к кружке.

– Ты всегда так говоришь. "Всё нормально". А глаза… такие же, как у твоего отца. Всё выдают.

Роуэн замерла.

Грейс тут же спохватилась, хлопнула себя по лбу.

– Прости. Я… не хотела. Просто упрямые вы обе. И сильные. Я всегда думала: может, я что-то сделала не так. Я всю жизнь молчу, а вы… всё время говорите. Кричите. Может, так и надо. Чтобы… видно было, что вы есть. Что вы настоящие.

– Мам, – голос Роуэн стал мягким, но коротким. – Всё хорошо.

– Ага… – кивнула Грейс, опуская взгляд. – Просто если не говорить вслух… оно никуда не уходит. Лишь тихонько… как будто… прячется. А потом – бац, и уже не понимаешь, откуда столько боли.

Роуэн не ответила. Доела суп. Медленно, через силу. Потом встала, убрала посуду, включила воду.

Через несколько минут уже стояла в прихожей, застёгивая куртку. Рюкзак положила у обувницы, проверила телефон, ключи, бумажник. Всё на месте.

Грейс стояла в дверях кухни, куталась в свой вязаный кардиган, чуть покачиваясь на пятках. Смотрела с той самой мягкой печалью, от которой Роуэн всегда хотелось уйти куда подальше.

Из комнаты Зары донёсся топот босых ног, и через пару секунд она выскочила в коридор.

– Где этот проклятый рюкзак? – буркнула, оглядываясь. – Я же оставляла его здесь…

Роуэн не успела сказать ни слова – Зара уже схватила её сумку и заглянула внутрь.

– Эй! – Роуэн дёрнулась вперёд. – Ты с ума сошла? Это мои вещи!

– У тебя вечно всё на полу валяется. Думала, мой.

Зара отступила, даже не попытавшись извиниться.

– Ты когда вообще в последний раз думала? – процедила Роуэн сквозь зубы.

– Ой, всё, – фыркнула Зара и скрылась обратно в комнате, хлопнув дверью.

Что-то пробурчав себе под нос, Роуэн накинула рюкзак, коротко попрощалась и вышла. Грейс слабо улыбнулась им вслед. Тихо, по-своему, потому что всё это уже много раз видела.

Смена началась, как и всегда. Те же лица, те же маршруты. Мужчина с газетой и бутылкой воды. Молодая пара, спорящая у прилавка. Школьники с жвачками и дешёвой выпечкой. Всё шло своим чередом. Но внутри у Роуэн сидел сжатый в тугой узел ком. Невидимый, но ощутимый. Периодически она бросала взгляд на вход, проверяла камеры, водила глазами по залу. Всё было тихо. Слишком тихо. Даже глупая морось за окном больше не казалась раздражающей – наоборот. Она, как плохая примета, намекала: это только пауза. Пока.

Прошёл час. Потом другой. В магазине было спокойно. Даже Дэнни, проспав утро, подкатил ближе к закрытию с чашкой кофе в руках и привычной ухмылкой: – Готовься, Холлис. Сегодня снова ты – звезда кассы.

– Я всегда звезда. Просто фан-клуб у меня скучный, – буркнула Роуэн, не поднимая глаз от сканера.

Так прошёл вечер. Потом следующий. Потом ещё один. Никто не возвращался. Ни Брэд, ни его компания. Ни ухмылок, ни скользких голосов, ни запаха мускуса с мятой. Только утро, универ, касса. Цифры, пластик упаковок и бесконечный писк сканера. Роуэн ждала, когда паранойя пройдёт. Но она просто перекочевала в улицы, в скрип половиц, в сообщения от Зары: "Буду поздно".

Пока та снова не начала пропадать.

Роуэн всё чаще ловила себя на том, что открывает ноутбук не только ради лекций. Искала материалы. Читала статьи, любые юридические публикации, касающихся таких случаев. Перекидывала ссылки из одной вкладки в другую. Контракты. Лейблы. Судебные дела. Пыталась нащупать хоть что-то о Гамильтоне. Однако прямых упоминаний – почти ноль. Подозрительно мало.

Она вспомнила, как Чемберс однажды сказал: "Вы выдаёте комплексный разбор. Не стандартный". И впервые за долгое время приняла это как руководство к действию.

Теперь вечера выглядели иначе. После смены она больше не засыпала в маршрутке, а утыкалась в экран. Листала базы, выписывала фамилии, читала чужие истории. Случаи, где женщины обвиняли продюсеров. Кто-то исчезал, кто-то проигрывал дела. Кто-то – выигрывал, если находились те, кто был готов говорить.

Она завела отдельный список имён. Иногда на сайтах писала короткие комментарии, анонимные. Будто стажёр-юрист спрашивает совета для дипломной работы.

Пока одни пары тонули в монотонных лекциях, Роуэн строчила пометки на полях:

"Подписное обязательство".

"Компенсация за имиджевые потери".

"Давление в рамках устного соглашения".

В той же самой тетради, где на первых страницах ещё можно было разобрать каракули времён "поесть некогда, какой к чёрту закон". Теперь это было по-другому. Теперь она собирала улики. Пусть в руках была всего одна нитка – но Роуэн знала: чем дольше тянешь, тем крепче становится петля.

III

В ту ночь последний покупатель пробурчал своё "спасибо", двери за ним закрылись, и магазин наконец выдохся.

Дэнни ушёл минут за тридцать до конца смены. На складе всё ещё торчали недоразобранные коробки, но он, прикрыв глаза ладонью, буркнул: – Если я ещё раз вдохну запах китайской пластмассы, меня госпитализируют.

Роуэн усмехнулась и махнула ему рукой: – Проваливай, пока цел.

В любом случае, разгрузкой теперь никто не занимался. Поставка сорвалась в последний момент, сместили на утро.

Когда всё стихло, Роуэн вышла на задний двор – туда, где курили все, кому было наплевать на вывеску "не курить". Зажгла сигарету, прижала пальцами к губам. Холод пробирал до костей. Бетон под ногами был сырой, листья налипали на ботинки. Воздух висел тяжёлый, с примесью сырости и дешёвого табака.

Телефон в кармане внезапно вспыхнул вибрацией. Не сообщение от Зары. Не звонок. На экране – уведомление с форума, где Роуэн иногда под разными именами забрасывала вопросы юристам и активистам. Новое личное сообщение. Аватар – чёрный квадрат. Имя – просто "гость".

"Я читала твои вопросы. Знаю, о ком ты. Он сделал это и со мной. Я могу рассказать, только лично. Без полиции, без имён и фамилий. Не хочу, чтобы он знал. Но, думаю, ты должна услышать."

Роуэн застыла. Пальцы соскользнули с сигареты, но та осталась тлеть между ними. Сердце стучало в висках. И прежде чем мозг успел выдать хоть одно "а если ловушка?", пальцы уже начали печатать ответ.

"Хорошо. Спасибо, что написала. Где удобно встретиться?"

Ответ не заставил себя ждать. Сообщение всплыло на экране через пару минут.

"Город – Элленсбург. Кофейня 'Amber’s Cup'. Это в центре. Вход со стороны старого театра. Мне так спокойнее."

Элленсбург. Почти три часа на автобусе, если без пересадок. Маленький город, тот же штат. Роуэн сразу поняла: место выбрано не просто так. Вряд ли "гость"там жила. Скорее – пряталась. Она задумалась. Расписание в универе забито под завязку, но суббота была свободна. Смена на работе тоже соскочила сама собой – начальница ещё на прошлой неделе обещала не ставить ничего.

"Суббота. Подходит?"– написала Роуэн.

Ответ пришёл сразу: "Да. 7 pm. И пожалуйста… не бери с собой никого. Никаких фото. Никаких записей. Просто поговорим. Это всё, чего я хочу."

И тут же чат исчез, будто сработал таймер. Аватар сменился на серый круг, а имя – на "удалённый пользователь".

Роуэн моргнула. Раз. Второй. Воздух будто стал вязким, тягучим, липким. Она опустила взгляд на сигарету – забыла, что держала её всё это время. От неё остался один пепел и фильтр.

Вернулась в магазин, выключила терминал, подтянула коробку с мелочью, машинально проверяя, всё ли на месте. Оторвала от рекламного буклета клочок бумаги, вытащила из рюкзака ручку и написала: "Элленсбург. 'Amber’s Cup'. 7pm . Суббота."Сложила бумажку, аккуратно сунула в карман куртки. Уже дома – спрятала в потайной угол папки с лекциями. Туда, где даже Зара не полезет. Скучно ей там. Бумаги и ничего интересного.

Ночью долго ворочалась. Четыре дня. Четыре чёртовых дня до этой встречи. Без телефона. Без гарантий. Без малейшего понимания, кто там по ту сторону. Но отступать она уже не собиралась.

Время тянулось медленно, но суббота всё же наступила. Утро началось с привычной, тихой лжи.

Роуэн поднялась позже обычного, собрала рюкзак, переоделась в джинсы и серую водолазку. Поверх – старая коричневая куртка. Волосы собирать не пришлось – короткие. Ни косметики, ни украшений. Ничего, что могло бы выделить из толпы.

– Я сегодня не вернусь, – сказала она за поздним завтраком, подливая маме чай. – Девчонки затащили на какой-то вечер. С ночёвкой. Отдохну немного.

Грейс подняла взгляд и на секунду замерла. В глазах мелькнуло то самое выражение, редкое и почти вымершее: лёгкая радость с примесью облегчения.

– Правда? – переспросила она, будто не до конца поверив. – Ты ведь совсем не отдыхаешь.

– Вот и пора бы, – натянуто улыбнулась Роуэн. – Я напишу, если что.

Грейс кивнула. Уже через секунду продолжила перебирать список покупок, собираясь поехать на рынок. Поток – к соседке: та снова звала на чай, заодно и помочь с банками.

Заре Роуэн кинула ту же реплику: "С друзьями, ночёвка, не жди". В ответ лишь сдавленное "угу", даже не отрываясь от экрана телефона.

Перед выходом Грейс проводила её до двери, протянула перчатки – старые, потёртые, ещё со времён старшей школы.

– Ты будь аккуратна, ладно? – мягко сказала она, поправляя ей капюшон. – Если станет не по себе – просто уходи. В этом нет ничего плохого.

Роуэн стиснула губы. Кивнула. Потом обняла мать крепко, коротко. Почти по-мужски. Она не любила все эти нежности, но знала: для мамы это важно.

Дорога до Элленсбурга заняла почти три с половиной часа. Пересадка в маленьком городке у закусочной. Автобус трясся на кочках, скрипел всеми болтами, пах соляркой и чужими телами. Роуэн уставилась в окно и листала блокнот в телефоне: только распечатки статей, заметки по делу, пара номеров, оставленных кем-то в комментариях. Все без ответа.

Кофейня "Amber’s Cup"была спрятана прямо за старым театром с облезлой лепниной и выцветшей афишей прошлого сезона. Над дверью мигал неон – тусклый, как старый ночник. Внутри тёплый свет пробивался сквозь матовые окна. Полупустой зал. Идеально.

Но Роуэн не зашла сразу.

Она остановилась у угла, прижалась спиной к стене, закурила. Медленно. Следила за каждым, кто проходил мимо, кто заходил и выходил. Мужчины с детьми. Пожилая пара. Девушка с книгой. Трое подростков с рюкзаками. Всё мимо.

И ровно в семь вечера она её увидела.

Та вошла с опущенной головой, в чёрной куртке, капюшон сняла только внутри. Светло-каштановые волосы, мягкие черты. Лет двадцать три, может, чуть старше. Невысокая. Ничем не приметная. Не серая мышь, но из тех, кого на следующий день уже вряд ли вспомнишь.

Девушка заняла самый дальний угол, ближе к стене. Подальше от окон. Скоро перед ней поставили чашку.

Это была она. Без сомнений.

Роуэн дождалась, пока сигарета догорит до фильтра, сбросила окурок в урну. Поправила волосы. И, как ни в чём не бывало, вошла внутрь. Колокольчик звякнул. Воздух внутри пах корицей, кофе и чем-то сладким – скорее всего, штруделем.

Она обошла витрину, прошла в сторону того самого угла и остановилась напротив девушки.

– Гость? – спросила тихо.

Незнакомка подняла голову. Серые глаза, настороженные, но внимательные.

– Ты… с форума?

Кивок.

– Тогда садись, – голос дрогнул, почти неуловимо. – Пока я не передумала.

Роуэн села напротив, положила рюкзак на колени. Держалась ровно, взгляд не прятала, но напряжение ощущалось до кончиков пальцев. Она не доставала телефон, не искала блокнот. Просто ждала.

Девушка сделала глоток кофе, поставила чашку обратно. Пальцы дрожали, хоть она и пыталась это спрятать, сжав ладони в замок.

– Я не могу назвать имя, – начала она наконец. – Ни своё, ни его. Но если ты дошла до этого – ты и так всё понимаешь. Я читала твои вопросы. Видела, как ты спрашиваешь. И поняла: ты не ищешь сенсацию. Ты ищешь правду.

Роуэн снова кивнула.

Незнакомка оглянулась через плечо. Движение резкое, на автомате, как у человека, который давно привык ждать удара в спину.

– Он нашёл меня два года назад. На концерте. Я тогда была солисткой в маленькой группе. Мы играли в клубе. После выступления он подошёл и сказал, что у меня запоминающийся голос. Что ищет "не таких, как все". Предложил контракт. Всё выглядело чисто. Даже бумаги были официальные.

Она замолчала, опустила глаза. Пальцы чуть сильнее вжались в ткань кофты.

– Сначала всё действительно было нормально. Записи, сессии, концерты. Он даже подарил мне педаль эффектов – просто так. Улыбался. Поддерживал. Я думала: наконец. А потом начались "встречи". Неофициальные. Так называемые вечеринки. Сначала вроде бы просто шумные посиделки – все пили, улыбались, обнимались. Но потом я стала замечать: некоторые не возвращаются. И тогда одна девочка сказала мне тихо: "Лучше не дёргайся. Здесь с характерами долго не живут".

Роуэн незаметно сжала кулак в кармане рюкзака.

– А потом он стал подходить ближе. Разговоры стали… другими. Жесты – слишком личными. Я отстранялась, а он улыбался и говорил: "Ты не поняла. Это часть контракта. Это ради продвижения. Хочешь успех – не тормози".

Она сглотнула.

– Я испугалась. Подписала ещё один документ. Он сказал, что это просто уточнение условий.

– Ты знала, что именно подписываешь? – тихо спросила Роуэн.

– Нет. До сих пор не знаю. Но после этого началось настоящее давление. Жёсткое. И я понимала, что если не буду делать, как он хочет, то умру. Я терпела, а потом он стал подсовывать меня "особенным клиентам". Они…

– Не нужно, – перебила Роуэн, и девушка замолчала.

Она снова оглянулась, будто проверяя, не подслушивает ли кто-то, а потом уставилась в чашку.

– В итоге я сбежала. Ночью. Сменила номер, имя. Даже цвет волос. Я думала, он не отстанет. Но, кажется, ему было всё равно. Или он просто нашёл кого-то нового. А потом я наткнулась на твои сообщения и поняла, что ты действительно пытаешься что-то сделать.

Теперь в её взгляде не было страха. Только усталость. И лёгкая тень благодарности.

– Я решила, что лучше сказать, пока ещё могу. Пока не отвыкла говорить. Полиция… – она слабо усмехнулась. – Полиции нужны улики. А он слишком хорошо умеет заметать следы.

Роуэн медленно выдохнула. Первый раз за всё это время.

– Есть ещё кто-нибудь? – спросила она.

– Думаю, да, – кивнула девушка. – Просто они… молчат. И, наверное, будут молчать. Здесь либо остаёшься, либо уходишь – только уже без права на нормальную жизнь.

Роуэн чуть прикрыла глаза, а потом достала из кармана ту самую бумажку. Развернула. Нашла в рюкзаке ручку.

– Запиши всё, что помнишь. Имена. Даты. Места. Даже если кажется неважным. Всё может пригодиться.

– Ты адвокат?

– Почти, – коротко ответила Роуэн. – Но пока этого хватит.

И она протянула ей ручку. А внутри, впервые за долгое время, почувствовала: дело сдвинулось с мёртвой точки.

Ночь она провела в дешёвом мотеле на окраине. Самый обычный. Комната пахла затхлым бельём и моющим средством, но Роуэн было всё равно. Ей нужна была не мягкая кровать, а тишина.

Она не спала. Просто лежала, уставившись в потолок, пока за окном не начало сереть. Раз за разом прокручивала в голове рассказ той девушки. Перематывала каждую фразу. Слушала между строк. И снова – паузы. Именно там пряталась правда.

К утру у неё выстроилась мысль. Почти схема. Не доказательство – зацепка. Пункт про "юридические уточнения". Навязчиво повторяемое "репутационные издержки". Эти слова не случайны. За ними всегда что-то прячется. Теперь у неё был первый кирпич. Первый голос.

В 6:15 утра она уже сидела на автовокзале. Сумка на коленях, в ладони сжата та самая бумажка из кофейни. Пара имён. Даты. Название клуба в Такоме. Три инициала. И короткая фраза: "Он называл это золотым кругом".

"Грязное, но не по закону. Если капнуть глубже…"

К половине девятого Роуэн уже выходила из автобуса. Домой не пошла. Просто достала телефон и написала матери: "Приеду к обеду. Всё хорошо. Обнимаю."И сразу направилась к полицейскому участку.

На входе привычно пахло кофе и бумажной пылью. Всё те же облезлые плакаты о правах, всё та же женщина у стойки, кивающая в сторону служебных кабинетов.

– Офицер Лэйн у себя?

– У себя. Стучись.

Роуэн не стала стучаться. Просто открыла дверь.

Лэйн сидела за столом, с чашкой кофе и папкой в руках. Подняла голову. Не удивилась. Только взгляд стал чуть жёстче.

– Холлис?

– Есть кое-что, что тебе стоит прочитать.

Роуэн подошла к столу, развернула сложенный лист и положила перед ней.

– Это не заявление. Не доказательство. Пока. Но это – свидетель. Прямое описание. Имена на обратной стороне.

Лэйн молча взяла листок. Пробежала глазами. Губы сжались в тонкую линию.

– Она готова говорить официально?

– Пока нет. Но она знает больше, и если я найду других – мы это докажем.

Лэйн смотрела на лист долго. Потом перевела взгляд на Роуэн.

– Ты понимаешь, куда лезешь?

– Да, – спокойно.

– Ладно, – выдохнула Лэйн. – Оставь это у меня. Я кое-что проверю. И если вдруг решишь подать документы официально – дверь открыта. И носи при себе что-то острое. На всякий случай.

Роуэн чуть усмехнулась.

И вышла.

После этого случая прошла неделя. Смена за сменой. Пара за парой. Всё слилось в одну длинную, замыленную ленту – лекции, работа, поиск следов Гамильтона. Тихие звонки матери, редкие разговоры с Зарой. Та снова стала возвращаться поздно. Сначала с извинениями, затем с отговорками. А после и вовсе с упрямым молчанием. В переписке – всё чаще: "щас", "потом", "не могу говорить". Роуэн не давила. Перестала спрашивать. Просто отметила про себя: между ними опять растёт стена. Та самая, старая, знакомая.

В пятницу, под вечер, магазин гудел, как улей. Поставки, сменщики, новенькая, которая вечно путалась с терминалом. Дэнни пропал где-то на складе. Всё снова свалилось на Роуэн. Она не жаловалась, просто делала. Молча, чётко. Без лишних слов.

К десяти вечера вымоталась. Новенькую давно отпустили. Посетителей становилось меньше, касса – наконец тише. Дэнни щёлкал ручкой где-то у стеллажей, строя глазки паре школьниц, а Роуэн позволила себе впервые за вечер глоток воды и короткую передышку. Села за кассой, прислонилась к стене, закрыла глаза.

И тут – скрип. Тихий. Едва слышный. Так тихо, что можно было бы списать на ветер.

Но Роуэн открыла глаза. Встала. Лениво, без спешки.

– Добрый вечер, – бросила ровно, привычно.

И сразу же выпрямилась. Замерла. Узнала эту походку. Неторопливую, плавную. Чёрное пальто поверх белой рубашки. Такие же чёрные волосы.

Он.

Мужчина не ответил, прошёл мимо, будто просто искал товар. Задержался у полки с журналами, взял один, раскрыл. Ни разу не посмотрел в её сторону. Ни одного взгляда. Но Роуэн не сводила с него глаз. Стояла, будто вросла в пол. Ни шороха, ни вздоха.

Через несколько мгновений он подошёл к кассе, положил на ленту бутылку воды и тот самый журнал. Молча. Протянул карту. Руки ухоженные, тонкие пальцы. Кольцо на мизинце.

Роуэн провела платёж, всё так же не сводя с него взгляда.

– Пакет нужен? – голос сухой, ровный.

– Нет.

Низкий голос, бархатный. С лёгкой тягучей манерой.

Он взял покупки и только тогда посмотрел на неё. Прямо, долго. А потом двинулся ближе. Почти в упор. Роуэн не успела отступить. Просто замерла.

– Я ведь говорил, что мы ещё встретимся, – шепнул он. – Запомни, Роуэн, мне не нравится твоё упрямство.

Отодвинулся. Не спеша ушёл, как будто и правда просто пришёл за водой.

Где-то сбоку Дэнни щёлкнул ручкой и присвистнул: – Чувак будто из фильма вышел. Ты видела, как он смотрел?

Роуэн не ответила. Жевала щёку изнутри, пока в животе опять сжимался тот самый знакомый ком.

– Эй, с тобой всё нормально? – Дэнни отлип от полки и подошёл ближе, прищурившись. – Ты как-то… странно замолчала. И бледная как мел.

Промолчав, Роуэн повернулась вполоборота, бросив взгляд, который обычно означал: "не начинай". Но Дэнни, как обычно, решил поиграть в угадайку.

– Ты точно в порядке? Он тебя зна—

– Дэнни, – перебила она жёстко. – Хочешь помочь – проверь срок годности на йогуртах. Или проваливай.

Он вскинул руки в притворной капитуляции.

– Всё, понял. Не кипятись. Уже ухожу.

И правда ушёл, покачивая головой и что-то бормоча про "странных тёток".

Роуэн дождалась, пока его шаги окончательно стихли, и только тогда пошла в подсобку. Медленно. Без суеты. Закрыла за собой дверь, щёлкнула тусклый верхний свет. Металлические стеллажи, картонные коробки, запах моющих средств и мокрого картона – всё это вдруг показалось самым безопасным местом на земле. Почти уютным.

Она опустилась на пластиковый ящик, вытащила телефон. Пальцы чуть дрожали. Открыла записи с камер, отмотала назад, нашла нужный фрагмент. Вот он: заходит, медленно проходит между стеллажами, берёт бутылку воды, журнал, подходит к кассе. Пауза. Ближе.

Бинго. Свет лёг под удачным углом – его лицо засветилось на экране, как на витрине.

Роуэн открыла чат с офицером Лэйн. Пальцы скользнули по экрану быстро, почти машинально: "Он приходил. 9:52 pm. Камера захватила лицо."

Прикрепила видео, добавила: "Угроз не было, только намёк. Сказал, что мы ещё встретимся. И что ему не нравится моё упрямство."

Отправила. Сделала вдох. Потом ещё один. Телефон мигнул: "Прочитано". Минута тишины. Затем всплыло сообщение: "Скинула по базе. Пусто. Ни ордена, ни судимости, ни царапин на репутации. Но лицо сохранила. Ты всё правильно сделала. Будь осторожна, Холлис. Если он появится снова – не геройствуй. Сразу звони."

Роуэн долго смотрела в экран, но отвечать не стала. Просто выключила телефон и опустила голову на ладони. Тишина подсобки укутала её, как старый тёплый плед. Впервые за день можно было дышать. Пусть и с усилием.

Когда смена закончилась, город уже замер в той самой полночной тишине – плотной, как ватное одеяло. Роуэн шла медленно. Не от усталости – просто не хотелось тащить домой то, что гудело под кожей. Телефон в кармане был выключен. Не потому что сел, просто не хотелось читать больше ни слова. Единственное, чего ей сейчас хотелось – услышать голос. Мама.

Грейс, как обычно, сидела на кухне, закутавшись в свой старенький кардиган. Телевизор фоном бубнил какие-то новости, она на них не смотрела.

– Привет, – тихо сказала Роуэн, стягивая куртку. – Ты чего опять не спишь?

– А я… ждала тебя, – улыбнулась мама, грея ладони о кружку.

Роуэн уселась на стул, сбросила рюкзак.

– А Зара дома?

Грейс кивнула, но тут же покачала головой.

– Кажется, ушла. Говорила, что у неё то ли репетиция, то ли ночёвка у девочки той… с волосами… как же её… они были такие яркие. Синие? Нет, подожди…

– Голубые, – подсказала Роуэн. – Лиза.

– Вот-вот, Лиза.

Роуэн поднялась, налила воды.

– Я сейчас переоденусь и лягу. Ты тоже ложись, поздно уже.

– Ты поела хоть?

– Не хочу. Правда.

Грейс кивнула. Подошла, слабо улыбнулась.

– Тогда хоть яблочко возьми. Ты у нас тоненькая, как ниточка.

Роуэн взяла фрукт, кивнула и ушла в комнату. Но, открыв дверь, остановилась.

Зара лежала на кровати. На плече – мягкое оранжевое пятно от лампы. В ушах наушники, в руках её потёртый, но любимый блокнот. Что-то писала или рисовала – из-за тусклого света ночника было не разобрать.

– Что застыла, будто привидение увидела? – отозвалась Зара, не поднимая головы.

– Мама сказала, что тебя нет, – откусила яблоко Роуэн и бросила рюкзак на стул.

Зара пожала плечами, перевернула страницу.

– Маме вообще кажется, что вчера был вторник. А на прошлой неделе спросила, как у меня прошёл выпускной, – усмехнулась, но как-то вяло. – Хотя он был два года назад.

Роуэн прислонилась к спинке стула. Половину яблока доесть не смогла – аппетит пропал. Просто молча смотрела на сестру. Внутри опять всплывало то самое ощущение. Не злость. Не тревога. Что-то глубже. Тяжёлое, вязкое беспокойство, которое давно стало привычным.

– Знаешь, – наконец выдохнула она. – Кажется, дело всё-таки сдвинулось.

Зара подняла глаза. Осторожный взгляд, как у человека, который не верит, но хочет.

– Серьёзно?

– Серьёзно, – кивнула Роуэн. – Пока тонко, но уже есть за что зацепиться. Думаю, скоро будет, куда копать.

Зара села, поджав под себя ноги. На лице впервые за долгое время – не безразличная маска. Что-то похожее на надежду.

– Это… классно, Ро. Правда. Хоть что-то. А то ты всё бегаешь, носишься, а результата ноль. А теперь…

Она замолчала, просто выдохнула.

– Ты крутая, если что.

– Ну, это мы и так знали, – хмыкнула Роуэн.

Улыбка вышла настоящей. Такой, что в глазах что-то мягко растаяло.

Зара кивнула, снова завернулась в плед, но теперь отложила блокнот на прикроватную тумбу.

– Только ты, пожалуйста, сильно не рви жилы, ладно? Не надо тащить всё одной, как обычно.

– Постараюсь, – тихо ответила Роуэн.

Зара зевнула, спрятала лицо в подушку, а потом, не глядя, буркнула: – Если тебя всё-таки грохнут, я, конечно, поплачу. Но только если у меня не будет гастролей.

Роуэн фыркнула, сбрасывая джинсы и натягивая старые домашние штаны.

– Вот только не забудь написать завещание, – продолжила Зара уже полусонно. – Оставь мне свою коллекцию футболок и ноут, а то ты вечно пароли меняешь и прячешь, а мне потом ковыряться. Сто лет ведь уйдёт.

– Ага, – усмехнулась Роуэн, укладываясь в постель. – В заметках в папке "не читать"– всё, что тебе нужно. И список паролей, и объяснение, как выключается чайник.

– Отлично, – выдохнула Зара и уже почти провалилась в сон. – Спи, о великая мученица справедливости. И не храпи. А то опять утащу у тебя плед.

– Только попробуй, – проворчала Роуэн и выключила ночник.

Тишина.

Только голос. Тот самый, скользкий и чужой. Он всё ещё жил где-то на дне памяти. Но впервые за долгое время страх не давил на грудь. Он просто был. Как дождь за окном – привычный и бесконечный.

И в ту ночь Роуэн уснула быстро. Без тревоги. Без привычного замирания при каждом уведомлении. Просто слушала, как этажом ниже скрипит дверь, как в ванной капает кран. И уже через пару минут провалилась в сон.

А на полке у её кровати, прижатая книгой по юриспруденции, всё так же лежала та самая бумажка из кофейни. Помятая, с каплей яблочного сока на краю. И список имён на обороте.

IV

Прошло четыре дня.

Зара продолжала ускользать. Не нагло, не дерзко – просто возвращалась позже, чем обещала. Но возвращалась. И этого, пожалуй, было достаточно.

А вот Грейс, как ни странно, выглядела чуть бодрее. Смеялась, перебирая старые фотографии, звонила кому-то из соседей, предлагала помощь. Иногда, правда, сбивалась в датах. Могла спросить, ела ли Роуэн суп – хотя варила рис. Или вдруг, задумавшись, спрашивала, как там Зара на первом курсе… и тут же хлопала себя по лбу: – Ой.

Роуэн не поправляла. Просто кивала и наливала чай. Она вообще почти перестала лезть – ни к одной, ни к другой. Слишком многое горело у неё самой.

Офицер Лэйн молчала. Наверняка что-то делала, но Роуэн не торопила. Смысл требовать от человека невозможного, когда всё держится на косвенных догадках и смазанных деталях. Так что искала сама. Сквозь усталость и вечную нехватку времени. Пять минут – в автобусе, десять – между парами. Иногда вместо обеда. Листала документы, читала чужие истории, выискивала любую нитку, за которую можно было бы уцепиться.

А по вечерам вместо сна – ноутбук, бумаги, записи. Имена, адреса, обрывки фраз. Некоторые совпадали с рассказами той самой девушки из кофейни. Остальные пока молчали.

На третий вечер, около часа ночи, телефон завибрировал. Она всё ещё сидела за ноутбуком, проверяя налоговые выписки какого-то продюсерского центра. Фамилия Hamiltonснова мелькнула в списке, но это ничего не дало.

Экран сотового опять загорелся. Сообщение было не от Зары или Лэйн.

Неизвестный номер.

"Привет, Ро. Ты там как?"

Одной этой фразы хватило. Всё было ясно без подписи.

Ларри.

Семь месяцев тишины. Ни "привет", ни случайного "какдела", ни даже пьяного "прочти"в три ночи.

Роуэн уставилась в экран. Несколько секунд. И не почувствовала ровным счётом ничего. Ни злости. Ни боли. Ни даже сожаления. Просто лёгкое, насмешливое безразличие. Положила телефон обратно. Взяла чашку. Вернулась к документам.

Прошло две минуты – снова уведомление.

"Просто хотел знать, жива ли. Не злишься, надеюсь?"

Она выдохнула. Медленно. Без раздражения.

С Ларри всё было просто. Почти четыре года – без планов, без обещаний. Секс, пицца, случайные разговоры ни о чём. Он исчезал, потом появлялся снова, как будто ничего не случилось. И она не ждала. Никогда не удерживала. Семь месяцев назад он ушёл в тишину, и вот – объявился. Очередное подтверждение: все они одинаковые.

Мужчины.

Она не ответила. Голова была занята другим. Через несколько таких же сообщений – настойчивых, явно пьяных – выключила телефон и швырнула его на подушку. Села ровнее. Усмехнулась.

Наверное, её самая большая ошибка – это то, как легко она всегда относилась к людям. Особенно к мужчинам. Никто не задерживался, никто и не пытался. Она не держала. Не цеплялась. Чаще сама уходила, не оставляя за собой даже следа. Так было проще. Встречи – постель – расставание. Без чувств. Без планов. Без ненужных вопросов. Ей хватило отца. Хватило его тяжёлого голоса, вечных обвинений, кулаков по столу и этой одной-единственной фразы: "Ты делаешь из дочери истеричку".

С тех пор ни один мужчина не казался ей достойным, чтобы поверить в то самое слово. "Любовь". Биологическая необходимость, не более. Так проще, понятнее.

Роуэн откинулась на спинку стула, потёрла глаза. Потом потянулась за тетрадью, снова открыла список. И вгляделась в имена. Читать дальше оказалось куда сложнее, чем час назад. Глаза резало, буквы скакали, а в висках настойчиво гудело, будто кто-то включил старый трансформатор.

Но одна фамилия всё-таки зацепилась. Скромный сайт музыкального агентства из Сиэтла. Пара сухих строк: "Сотрудничали с независимыми артистами и представителями лейблов". И среди них – инициалы: В.Н.

Клик. Архивные новости. Снимок с размытой пресс-конференции: пятеро на сцене. Лица расплывчаты, но одно – знакомо до зуда в костяшках пальцев. Линия подбородка, ровно выбритая щека, профиль, который уже выжегся в памяти.

"Брэд, ты всё-таки паскуда без фантазии,"– скользнула мысль. Роуэн записала ссылку на листке и наконец позволила себе рухнуть на кровать.

Сил не осталось. Ни мыслей, ни желания. Телефон валялся экраном вниз, и на удивление – не вызывал больше ни злости, ни тревоги, а потому и сон пришёл быстро.

Следующее утро опять началось с беготни. Автобус, очередное опоздание, кофе из автомата. Университет жил своей привычной, слегка разбитой жизнью: кто-то сдавал проекты, кто-то ссорился у деканата, кто-то, как всегда, игнорировал звонки и пары. Но у Чемберса на четвёртом курсе игнор – это уже приговор.

Роуэн проскользнула в здание факультета за минуту до звонка и, не сбавляя шага, плюхнулась на свободное место.

Чемберс уже стоял у стола, расстёгивая тёмный кейс с папками. Вокруг – знакомый фон: панели с дисплеями, проекторы, камеры. Всё до противного аккуратно расставлено – свет, акустика, даже стулья. Почти как в настоящем зале суда. Без права на ошибку. Всё фиксируется. Всё анализируется. Всё оборачивается против тебя.

– Холлис, – раздалось неожиданно громко. – К доске.

Она подняла взгляд. Профессор смотрел поверх очков, держа в руках папку с красной пометкой "учебное дело". Не абстракция – бумага, штампы, подшивки. Судебный симулятор. Один из тех, где не спрячешься за чьими-то ответами и не протиснешься на "авось". Здесь каждую фразу ловили микрофоны, каждое движение писали камеры. Всё фиксируется, а потом разбирается на части.

– Дело по статье RCW 9A.44.079. Изнасилование несовершеннолетней. Обвиняемый – молодой человек, девятнадцать лет. Потерпевшая – пятнадцать. Обстоятельства… спорные, – Чемберс щёлкнул папкой по столу. – Ваша роль, Холлис, – защита обвиняемого. Пятнадцать минут на подготовку.

– Прекрасно, – глухо выдохнула она, больше себе, чем вслух. – Парень обвинён, девочка страдает, а я должна выгораживать подонка.

– Мисс Холлис? – Чемберс вскинул брови. – Какие-то вопросы? Или, может, возражения?

– А если я откажусь? – сухо буркнула Роуэн, поднимаясь с места.

– Тогда, – профессор медленно убрал папку под локоть, – я с удовольствием расскажу группе, сколько раз вы сами провоцировали подобные темы в своих работах. И, уверяю вас, это будет честно.

Сдержанно усмехнувшись – больше по привычке, чем от настроения, – Роуэн забрала дело и уселась за ближайший терминал. Экран мигнул. Пошли протоколы, допросы, фрагменты переписок. Не реальность, но слишком уж близко.

"Встречались около трёх месяцев. Родители девушки утверждают, что отношения были скрыты. Переписки частично удалены. Половой акт подтверждён. Обвиняемый настаивает на согласии."

Текст плыл. Глаза резало. Она щёлкала по вкладкам, делая вид, что читает, а в голове гудело. Не от волнения. От привычной, вязкой усталости. Последние недели сон был роскошью: четыре часа – если повезёт. Всё чаще – ничего. Концентрация ускользала, как мыло из мокрых рук.

Чемберс сидел чуть в стороне, наблюдая, как она листает материалы, как сутулится, как тусклый свет от лампы отражается в пустом, уставшем взгляде.

Пятнадцать минут. Ровно. Она поднялась. Пальцы всё ещё сжимали папку. Движения – чуть заторможенные. Подошла к кафедре, встала. Поток замер. Кто-то включил запись. В зале стало тихо, как в настоящем суде.

– Ваша честь, – голос дрогнул, но выровнялся, – мы ходатайствуем о пересмотре обстоятельств дела, поскольку имеются основания полагать, что между обвиняемым и потерпевшей были… взаимные отношения.

Тишина. Пауза затянулась. Слишком долгая.

– А более чёткая формулировка? – голос Чемберса резанул ровно посередине.

– Я… – Роуэн закусила губу. – Обвиняемый утверждает, что половой акт произошёл по обоюдному согласию. И хотя потерпевшая несовершеннолетняя, разница в возрасте не превышает рамок, подходящих под статус Romeo and Juliet^{в некоторых шта—}

– В нашемштате, мисс Холлис, – отчеканил Чемберс, – такая поправка не применяется к лицам младше шестнадцати. Это ваша первая ошибка.

Она замерла. Ошибка была очевидной. Знала бы, если бы читала как следует. Вчера. Позавчера. Хоть когда-нибудь.

– Продолжайте, – бросил он. – Или уже сдаётесь?

Пальцы сильнее вжались в края папки.

– Потерпевшая не была принуждена. Признаков насилия нет. Поведение после инцидента не указывает на травматическую реакцию…

– Стоп, – жёстко. – Вы сейчас намекаете на то, что у жертвы должны быть "правильные"эмоции?

Слова застряли. Губы приоткрылись, но голос не вышел. В зале тишина, группа затаила дыхание. Кто-то начал писать, кто-то наблюдать с интересом.

– Это не то, что я…

– Но именно это вы и сказали, – отрезал Чемберс. – Запись идёт. Каждое слово – на плёнке.

Он щёлкнул папкой, медленно поднял взгляд. Почти спокойно.

– У вас отличный голос, Холлис. Чёткий взгляд. Хорошая интонация. Но юридическая база – дырявая, как студенческая курсовая за одну ночь. В жизни вас сожрут. И никто даже не подавится.

Она молчала. Щёки жгло. Не от стыда. От злости.

Чемберс подошёл ближе, присел на край стола. Смотрел прямо.

– У вас есть мозги. Есть чутьё. Но если вы и дальше будете думать, что с таким багажом знаний можно что-то выиграть в суде – вы уже проиграли. Не дело. Себя.

Он встал. Кивнул следующему. Смена ролей.

А Роуэн вернулась на своё место. Села. Молча. Гнева хватало. Унижения – нет. Всё было ровно. Холодно. Правильно. Он был прав. И именно это злило больше всего.

После пар Роуэн вышла из здания, не оглядываясь. Рюкзак за плечом, красная шапка, из-под которой выбивались волосы цвета горького шоколада, сдвинута на затылок. Голова кипела – но не от лекций. Хотелось хоть на минуту сменить обстановку, выбраться из этого замкнутого круга: Чемберс, суд, ошибки, чёртово дело.

Она свернула в сторону, подальше от привычного маршрута. До работы было ещё почти час. Не думая, шагнула в сторону закусочной на углу. Кофе там был отвратительный, но дешёвый и бодрый. Как раз то, что нужно, чтобы выдохнуть.

Тротуар шуршал под ногами мокрыми листьями. Небо, низкое и тяжёлое, снова обещало дождь. Ветер цеплялся за края куртки, дёргал за прядки волос. Роуэн шла быстро, не замечая ни людей, ни машин. Мысли перекрывали всё.

Рядом – резкое торможение. Машина. Серый седан.

Тело сработало быстрее головы – она напряглась, шагнула вперёд, уже готовая бежать. Но стекло на пассажирской стороне опустилось, и голос, знакомый до противного, прозвучал с этой ленивой бархатной хрипотцой, пропитанной сигаретами и недосыпом: – Ну, не убегай. Я не кусаю. Хотя мог бы.

Ларри.

Он сидел, как всегда, развалившись – вальяжно, небрежно. Тёмная футболка с логотипом старой группы, волосы чуть взлохмачены, на лице та самая полуулыбка, от которой когда-то у Зары подкашивались ноги.

Роуэн остановилась. Не подошла. Просто смотрела. Ровно. Без эмоций.

– Ты серьёзно? – Голос был таким же, как взгляд.

– А что? – Он пожал плечами. – Ты же не отвечала. Подумал, может… стоит увидеться. Поговорить.

– После того, как ты слинял по-тихому? – Голос спокойный, без срывов.

Он развёл руками.

– Много всего навалилось. Работа. Переезд. Вся эта суета.

Роуэн не сдвинулась с места. Смотрела на него, как на случайную тень на стене. Лицо ровное, внутри – раздражение, которое царапало под рёбрами.

– И ты решил, что я, конечно же, буду счастлива снова видеть твою рожу?

– Ну брось, Ро, – усмехнулся он, как будто между ними и не было семи месяцев пустоты. – Я же не исчез навсегда. Просто… перегорело. Потом стало как-то неловко писать. А потом ещё хуже – будто надо объясняться.

– Ага. Зато сейчас, значит, как по щелчку – "привет, детка", да?

Он фыркнул.

– Ты же знаешь, я никогда так тебя не называл.

– Вот это и спасло тебе кое-что между ног, – парировала Роуэн и уже сделала шаг в сторону, намереваясь уйти.

– Ты всё ещё работаешь в том магазинчике? – крикнул он ей вслед. – Я мог бы подбросить.

Она остановилась. Медленно обернулась. Взгляд – будто нож в горло.

– Я, по-твоему, из тех, кто просто так прыгает в тачки к бывшим?

Ларри усмехнулся, завёл мотор и резко сорвался с места, припарковавшись в ближайшем кармане. Пока она снова зашагала дальше, он уже догонял её в пару длинных шагов.

– Слушай, – начал он, пристраиваясь сбоку, будто они так и ходят вместе каждый день, – я подумал… может, по кофейку? Не этот картонный квас, а что-то нормальное. Поговорим.

– Ага, – кивнула Роуэн, не сбавляя шаг. – Напомни, в каком месте нашей с тобой прекрасной истории ты заслужил право звать меня на кофе?

– Я и не говорю, что заслужил. Я прошу.

Улыбка на его лице была той самой, которую она помнила наизусть. В этой полуулыбке всегда прятались тысячи "прости", "ну давай ещё раз", "я был мудаком, но сейчас всё иначе". Раньше такие штуки действовали. Теперь – только раздражали.

– Ну вот, как обычно, – протянула она, закатывая глаза. – Ты исчезаешь, потом вылезаешь из ниоткуда и лезешь с этой своей дешёвой попыткой изобразить раскаяние. Не ново, Ларри.

– Я просто хотел поговорить. Без драмы, – выдал он, стараясь не отставать от её шага. – Мы же взрослые люди.

– Смешно слышать это от того, кто перестал писать только потому, что ему стало неловко.

– Ну ты ведь и не страдала особо. Не искала, не звонила.

– Новость века, – отрезала она. – Я не страдаю по каждому мудаку, с которым делила постель.

Они миновали несколько перекрёстков. Ларри не отставал, держался вплотную, бросая на неё косые взгляды – ища в её лице что-то, хоть отдалённо похожее на прежнее тепло. Но там было пусто. Только ровное, вымеренное "отстань".

– Помнишь, как мы шарились здесь после концерта? – попытался он разрядить остановку. – Ты тогда ещё сказала, что не ходишь на свидания, а через десять минут уже сидела у меня на капоте.

– Я и тогда была не в себе, – спокойно отозвалась Роуэн. – А сейчас в здравом уме. Так что не жди повторений.

– Мне кажется, или ты стала злее?

– Нет, Ларри. Я просто устала. И ты – не исключение. Ты часть этой усталости.

Они подошли к закусочной на углу. Пластиковая вывеска с облупившейся краской и погасшей буквой "О". Роуэн направилась внутрь. Ларри замешкался, сложил руки на груди и скривился.

– До сих пор ходишь в это говнище? – усмехнулся он. – Серьёзно, Ро, у тебя всё ещё плохо с выбором мест.

– Серьёзно, Ларри, у тебя всё ещё плохо с пониманием чужих намёков, – парировала она. – Я сюда иду не за атмосферой, а за кофе, который не требует кредита на оплату.

Он закатил глаза.

– Могли бы сгонять в нормальное место. Я теперь могу позволить себе даже не смотреть на цены. Представляешь?

Роуэн коротко усмехнулась.

– С каких это пор у тебя водятся деньги? Ты же всегда жил по бартеру: я тебе – секс, ты мне – диск с "Металликой".

– Не настолько я был…

– Настолько. И ещё чуть-чуть сверху, – отрезала она.

Ларри рассмеялся.

– Всё та же Холлис. Даже не верится, как я по тебе соскучился.

Она промолчала. Подошла к стойке, заказала самый дешёвый чёрный кофе. Он, как и положено, выбрал латте. С карамелью, взбитым молоком и всей этой приторной мишурой, которая всегда, как ей казалось, компенсировала взрослым мальчикам отсутствие вкуса.

– Давай я заплачу, – предложил он, подмигнув. – Чисто как извинение за свои… несовершенства.

– Оставь деньги тем, кого ещё успеешь облапошить, – ответила она и, забрав стакан, направилась к выходу.

Ларри пошёл следом. С чашкой латте и с тем самым странным, будто слегка наигранным выражением лица – ни то упрямым, ни то по-детски уверенным. Будто вся эта встреча – не ссора, а прелюдия.

Роуэн шла молча. Делая вид, что не замечает, как он старается подстроиться под её шаг, как выдыхает с показной лёгкостью, как время от времени оглядывается, будто они и правда просто идут вместе, как раньше.

– Я, кстати, думал, ты меня вообще не вспомнишь, – сказал он спустя минуту. – Наверное, у тебя таких, как я, очередь была.

– Нет, – отозвалась она, не оборачиваясь. – Просто стандарты были низкими.

– Холодно, Ро.

– Тебе нравится горячее? У тебя же есть латте.

Он усмехнулся. Почти по-настоящему. Раньше этот её тон казался ему огнём – живым, дерзким, цепким. Теперь – просто стеной.

– Если серьёзно… – начал он, а она внутренне закатила глаза. – Ты, похоже, совсем ушла в работу. Универ, смены. Всё по-прежнему?

Она кивнула.

– Уже заменила меня, да? – продолжил он.

– Конечно.

– С кем?

– С тишиной, Ларри. Она не задаёт дурацких вопросов.

Поворот. Переход. Дальше – знакомый квартал. Магазин маячил впереди – тот самый, с облезлой стеной и выцветшим баннером. Здесь всё было по-прежнему. Даже фонари.

– Слушай, – снова начал Ларри, когда они подошли ближе.– Я знаю, что тогда был мудаком. И да, ты не та, кто ждёт извинений. Ты вообще не из тех, кто кого-то прощает. Ты сама себе закон. Просто… мне хотелось сказать, что я скучал.

Роуэн остановилась. Подошла к двери, но не открыла. Повернулась к нему.

– Знаешь, что самое смешное, Ларри? Если бы ты написал не через семь месяцев. Не после того, как я забыла твой запах. Не тогда, когда тебе стало скучно и пусто. Может быть – я бы ответила.

Он молчал.

– А сейчас ты – просто призрак. Такой же, как все. Появился, чтобы вспомнить, как было, и проверить, осталась ли я лёгкой добычей. А я – напоминаю: катись к чёрту.

Она открыла дверь и вошла, не оборачиваясь.

А он остался стоять. На ветру. С остывшей чашкой латте и пустым вопросом в глазах. Вопросом, который уже давно не заслуживал ответа.

Вечерняя смена началась с привычного писка сканера и скрипа дверей. Свет в зале мерцал, будто сам магазин не высыпался уже третью неделю. Дэнни, как обычно, полулежал на табурете, ковыряясь зубочисткой в зубах, уставившись в экран телефона.

– Ну привет, моя звезда ритейла, – протянул он, лениво сползая с места. – Я тут уже выложился на максимум: три транзакции и ни одного пенсионера не послал. Думаю, заслужил медаль.

– Только если в форме тапка в лицо, – буркнула Роуэн, перебирая бейджики.

– За что мне такая любовь? – изобразил он обиду, хватаясь за грудь. – Я ведь даже хотел принести тебе шоколадку.

– Сожри её сам. Подачки мне не нужны.

Дэнни усмехнулся, театрально махнул рукой и, как обычно, удалился с напускным достоинством, бормоча что-то про "токсичную атмосферу"и "ущемление прав мужчин в рабочей среде".

Роуэн осталась одна. Погрузилась в работу, как будто это было нечто большее, чем просто смена. Сканер – пик. Ценники. Пластик. Бумаги. Покупатели. Одни и те же лица, одни и те же фразы. В голове всё ещё звенел голос Ларри, но не от эмоций. Бывшие – как гниль на стенах: могут долго не напоминать о себе, а потом снова полезть наружу.

Прошло несколько часов. Дверь скрипнула.

Он вернулся.

Ларри вошёл не спеша, с тем видом, будто здесь он был постоянным покупателем. В руках – бумажный пакет. На лице – та самая довольная, немного ленивая улыбка. Подошёл к кассе, выложил покупки аккуратно: лапша в коробке, мини-пончики и бутылка колы.

– Помню, ты это хавала ночами. Говорила, что пища чемпионов, – сказал он с той же бархатной ухмылкой, глядя исподлобья.

Роуэн смотрела молча. Долго. И почти – почти – ощутила знакомый укол дежавю. Но даже это чувство растворилось быстрее, чем она успела моргнуть.

– Я выросла, Ларри, – спокойно бросила она. – И желудок мой тоже.

Он пожал плечами.

– Могу съездить ещё за чем-нибудь. Может, ты хо—

– Перестань, – отрезала она.

Закатила глаза, но выгонять его не стала. Может, потому что он не мешал. Может, просто слишком устала, чтобы спорить.

Ларри остался до конца смены. Не лез. Не ныл. Сел у запасного выхода на подоконник и тихо листал ленту в телефоне, перекидывался парой слов с постоянными покупателями. Вёл себя так, будто был здесь кем-то вроде сторожа.

К полуночи магазин опустел. Последний парень вышел с пачкой чипсов и дежурным "спасибо". Двери закрылись. Тишина повисла, как глухая завеса.

Роуэн выключила терминал и вышла на задний двор. Курить. Это была её личная пауза между работой и домом. Единственное место, где можно было дышать.

Холодный воздух впился в лицо. Она прикурила, сделала глубокий вдох, почти уже позволила себе расслабиться – и тут.

Свет.

Резкий, белый. Гудение мотора.

Фары вырвались из-за угла и осветили двор. Роуэн прижалась к стене, вглядываясь сквозь свет, пытаясь разглядеть номер, марку, хоть что-то. Но фары не гасли. Только слепили. А потом – щёлк. Свет исчез.

Машина осталась стоять. Салон – тёмный. Лица – не видно.

Холод скользнул вдоль позвоночника. Не Брэд. Слишком далеко, слишком темно, чтобы быть уверенной. Но кто-то из его шайки. Их присутствие не спутаешь. Это чувство не обманешь: когда по коже кто-то медленно ведёт лезвием. Едва касаясь.

Сигарета дрожала в пальцах. Половина догорела, но затяжки так и не случилось. Роуэн бросила окурок. Развернулась. Зашла внутрь. Закрыла засов. Замок щёлкнул. В груди сдавило. Не страх. Злость. Бессильная, тупая, давящая злость.

Ларри поднял голову: – Всё нормально?

– Да, – бросила она. Слишком быстро. Слишком резко.

Он уже понял: если Роуэн начинает быстро двигаться, она или в ярости, или в панике.

Сбросив перчатки на стол, она выдернула ключи, выключила систему, собрала выручку, мельком проверила камеры. Внутри – только она и Ларри.

– Уже всё? – спросил он, когда она подошла к двери.

– Всё.

– Ты точно в порядке?

Она кивнула, не глядя.

На улице накинула капюшон. Огляделась – быстро, как будто оценивала, будет ли дождь. Но на деле небо её не интересовало. Ей нужна была та самая машина.

И она её увидела.

Чёрный внедорожник стоял на углу квартала. Далеко, но не слишком. Достаточно, чтобы понять – наблюдают. Те же выключенные фары. Те же тени за стёклами.

– Эй, Ро, – голос Ларри прозвучал сдержанно, почти мягко. – Я ведь предлагал. Давай подвезу. Уже поздно.

Роуэн собиралась отмахнуться. Уже открыла рот, чтобы съязвить, но взгляд снова упал на машину. Она всё ещё стояла. Не двигалась. Ждала. И вдруг стало ясно: сегодня Роуэн не хочет идти одна. Не в этот раз.

– Ладно, – выдохнула она. – Только не строй иллюзий. Это ничего не значит.

Ларри не ответил, только кивнул. Щёлкнул замком. Открыл перед ней дверь.

– Садись.

И она села. Не потому что хотела. Потому что в тот момент рядом с ним было чуть безопаснее. Пусть и ненадолго. Пусть всего на пару кварталов.

Она устроилась в кресле, захлопнула дверь и, не думая, скользнула взглядом по зеркалу заднего вида. Улица осталась позади. Магазин стоял пустой, полусонный, как и всегда в это время. А машина у перекрёстка так и не сдвинулась. Фары – тишина. И почему-то это настораживало больше, чем если бы кто-то вышел.

Ждать всегда хуже, чем действовать.

– Всё хорошо? – спросил Ларри, заводя мотор.

– Просто езжай, – коротко ответила Роуэн.

Он кивнул. Плавно вырулил, свернул на основную дорогу и вписался в поток. Музыку не включал. Зато начал говорить: – Помнишь, как мы с тобой катались через весь город, чтобы найти ту лавку с винилом? Ты тогда ещё сцепилась с продавцом из-за обложки, а потом сама же его уговорила на скидку.

– Это был не винил. Старый сборник Nirvana, – сухо поправила она. – И ты забыл, что я ещё у него сигареты выбила.

– Точно, – усмехнулся он. – И я тогда подумал: "Чёрт, вот это баба".

– А потом слился через три месяца. Красавчик.

Он вжал плечи, выдохнул.

– Ты же знаешь… у меня тогда было сложное время.

– У тебя всегда было "сложное время", Ларри. Странно только, что оно вечно совпадало с датами твоих запоев и слащавых истерик.

– Я ведь не от хорошей жизни, Ро…

– Перестань, – обрезала она. – Я не твой психотерапевт.

Он замолчал. Машина двигалась дальше. Тихо, ровно. Шины лениво скользили по влажному асфальту, свет фонарей мелькал на капоте, будто застрял на одном и том же кадре.

Роуэн снова глянула в зеркало. Пусто. Ни фар, ни теней. Только Ларри за рулём, бессмысленно бормочущий о прошлом, которое она уже вычеркнула.

– Я тут подумал… может, ну его, всё это дерьмо. Оставить. Попробовать начать как-то заново. Не с нуля, но… по-человечески, – выдохнул он.

Роуэн повернула голову. Смотрела на него пару секунд. Почти с сочувствием. Почти. Но потом усмешка сдвинула это выражение с лица.

– Ты хочешь, чтобы я опять прыгнула в этот аттракцион под названием "нервный Ларри"? Где по пятницам – крики, по субботам – философия, а в воскресенье ты объявляешь меня "смыслом жизни"и блюёшь в раковину?

– Это не смешно, – буркнул он.

– Да? А мне уже смешно. Потому что я тебя пережила. И не потому что стала равнодушной. Просто ты – предсказуемый. А предсказуемое скучно. А скучное… уже не нужно.

Он замолчал. Смотрел перед собой, пытаясь подобрать что-то, что уже не звучало бы банально. Но опоздал.

Машина затормозила у подъезда.

– Спасибо за подвоз, – бросила она, отстёгивая ремень. – И за пончики. Жаль только, что фантазии хватило ровно на то, что я ела лет в двадцать. Хоть бы суши купил.

– Ро…

Она уже открыла дверь.

– Не жди. Я больше не та, кто бегает за прошлым. Даже если оно приносит еду.

И ушла, не оборачиваясь.

V

В ту ночь Роуэн не искала ничего. Не открывала старые вкладки. Не ковырялась в списках. Не писала Лэйн. Без звонков. Без уведомлений. Без привычного хриплого: "Ро, ты чего?"– просто тишина. Глухая, приятная, как ватное одеяло после недели без сна.

Она рухнула на кровать, даже не переодевшись. Ботинки скинула одной ногой. Телефон завалился между подушками, экраном вниз. Забылась быстро, почти мгновенно. Впервые за долгое время позволила себе роскошь: спать. Без мыслей. Без ожидания. Без страха. Просто сон. Чистый, ровный, как белый шум.

Будильник прозвенел в 6:45, но глаза открылись раньше. В 6:37. Тело решило дать фору. Восемь минут покоя. Редкость.

На кухне пахло подгоревшими тостами и перекипевшим молоком. Грейс снова забыла выключить плиту. Из её комнаты доносился довольный голос – старый припев с её юности. Тот самый, что она помнила наизусть. И никогда не забывала.

День начался тихо. Без катастроф. Даже автобус пришёл вовремя. В университете никто не орал, не терял документы, не срывался. Чемберс сегодня работал с другой группой. В коридорах – меньше суеты. Даже кофе из автомата оказался чуть менее мерзким, чем обычно. Почти терпимым.

Пары пролетели незаметно. Материал лёг в голову без лишнего сопротивления. И даже работа отменилась: начальница написала, что новенькой нужно дать простор. Освоиться. Сообщение – без смайликов, почти сухое. Деловое.

Сначала Роуэн выругалась про себя. Потом выдохнула. Свободный вечер. Непривычно.

Она пошла в библиотеку. Не за новыми именами, не за записями. И не за уликами по Гамильтону – он уже приелся до боли в зубах. Нет. Просто закрыть пробелы по факультативу. Вцепиться в сравнительный анализ, забить пустоты, выровнять слабые места. Хотелось доказать Чемберсу, что его самодовольство – не аксиома. Ни криком, ни позой. Только текстом. Только аргументами.

На стол легли книги. Сначала две. Потом три. Ещё распечатка с прошлогодней лекции, той самой, что она когда-то пропустила из-за подготовки к сессии. Ручка скользила по полям, страницы заполнялись стрелками, подчёркиваниями, абзацами. Спина ныла. Глаза уставали, но внутри было странное, выверенное удовольствие: наконец-то всё, что она отложила, возвращалось на место.

Даже курсовую подтянула. Два абзаца вычеркнула. Три переписала. Больше смысла, меньше воды.

Вечером – домой. Тихо. Без Зары. Грейс копалась в ящике под телевизором, потом снова искала очки, которые были на голове. Ничего нового.

Лэйн продолжала молчать. И, странно, Роуэн это уже не тревожило. Затишье – тоже результат.

Легла пораньше. Без ноутбука, без фонового видео. Просто – под пледом. В темноте. В тишине. И уснула быстро.

Следующий день пролетел так же ровно. Пары – как по маслу. Мозг впервые ловил материал без борьбы. Рука автоматически записывала нужное. Голова работала, тело – уставало, но честно держало ритм. В библиотеке её уже начали узнавать. Всё шло правильно. Даже слишком правильно.

После занятий – короткая прогулка. Воздух пах озоном, небо было чистым. Впервые с начала осени. Люди спешили кто куда: домой, на встречи, просто по своим маршрутам. Роуэн шла медленно. И впервые за долгое время поймала чувство, которое почти забыла: спокойствие. Казалось, будто всё под контролем.

Но когда свернула на знакомую улицу, сердце дёрнуло. В конце квартала стояла машина. Чёрный внедорожник. Те же тени за стёклами. Те же выключенные фары. Он был здесь.

Роуэн сбавила шаг. Сдержанно. Будто случайно. Взгляд скользнул по номерам, по марке. Запомнила. Настолько, насколько хватило нервов. Потом быстрее нырнула в магазин.

Тёплый свет встретил её вспышкой – короткой, ослепляющей. Внутри – Дэнни. С видом человека, пережившего стихийное бедствие. Светло-русые волосы торчали в разные стороны, в одной руке – стакан дешёвого кофе, в другой – пластиковая папка, из которой вываливались чеки.

– О, моя госпожа Холлис! Богиня сарказма и пассивной агрессии! – Протянул он с тем самым вымученным тоном, когда от усталости хочется либо выть, либо смеяться. – Я уж думал, что ты больше не придёшь. Погибну тут, как герой, павший под натиском чужой тупости.

– Что, новенькая напортачила? – лениво бросила Роуэн, перекидывая рюкзак на плечо.

– Она тут устроила такое шоу! Один чек – четыре возврата. Как-то умудрилась выдать скидку на товар, который даже не пробила. Наш горе кассир плакала, система завывала, а я чуть было не уволился. Ещё и дед с утра наорал за вчерашнее хамство. Какой душевный подъём! Хоть бы "спасибо"сказала, неблагодарная!

– Спасибо, что не уволился, – фыркнула Роуэн, перехватывая у него планшет.

– Тебе плевать, как у меня дела, да?

– Если бы не было плевать, я бы спросила.

– Невежа, – буркнул он, сдаваясь. – Я с семи утра тут. Латте не пил. Жизнь – боль. Ладно, удачи, солнышко. Я в берлогу.

– Мой герой, – усмехнулась она, надевая бейджик.

Дэнни ушёл в подсобку, напевая под нос что-то из старых поп-хитов, а через несколько минут выкатился обратно, уже прилизанный и бодрый. Помахал на прощание и исчез.

Роуэн осталась одна. Достала из рюкзака тетрадь, вырвала листок. Марка – новая Toyota Sequoia. Номера – вашингтонские. Сначала запомнила не полностью, но по кускам сложила: что-то вроде CVM-9235. Записала. Аккуратно сложила. Убрала обратно.

Работа началась сама собой. Без усилий. Руки двигались на автомате, сканер пикал, корзины катились, покупатели говорили свои стандартные фразы. Всё будто по сценарию. Как будто ничего не было. Как будто она не видела машину, не запоминала номер. Не чувствовала тот холод, что вонзился между лопаток. Мозг работал. Тело двигалось. Всё привычно. Всё ровно. Даже спор двух студентов за последнюю банку энергетика казался почти домашним.

Но чем ближе к закрытию, тем громче становилось то самое внутреннее жужжание. То, что она так старалась не слушать. Под кожей – дрожь. Незаметная, но нарастающая. Организм знал раньше головы: что-то не так. Кто-то снаружи ждал. Наблюдал. Поджидал. А она была здесь. Как на ладони.

К 10:30 pm это стало почти невыносимо. Пальцы начали дрожать сильнее. Сердце колотилось, как будто собиралось выломать себе выход. Последние покупатели казались медленнее обычного. Кто-то перебирал мелочь, кто-то пересчитывал купоны, кто-то задавал вопросы, которые в другое время показались бы до смешного простыми.

Но не сегодня.

– Может, вы уже научитесь обслуживать, как нормальный человек? – вскинулась женщина лет пятидесяти, с опухшим лицом и сумкой на колёсах.

– Может, вы научитесь не быть стервой на ровном месте? – выдохнула Роуэн, бросая товар в пакет чуть сильнее, чем следовало.

– Что вы себе позволяете?!

– То же, что и вы, мэм. Только без лицемерия.

Женщина фыркнула и выхватила покупки, удалилась с таким видом, будто её унизили на глазах всей нации. Остальные молчали. Даже следующая в очереди женщина с фиолетовой сумкой просто вздохнула. Без комментариев.

Роуэн стояла, вцепившись в край прилавка. Пальцы побелели. Виски покрывал холодный пот. В груди давило, как будто кто-то положил бетонную плиту. Это чувство она знала наизусть. Оно было с ней всегда. Когда отец заходил в комнату в плохом настроении. Когда телефон звонил посреди ночи. Когда почтовый ящик ломился от писем с отказами.

Но сейчас было хуже. Потому что теперь за этим стояли глаза. Реальные.

Закрыв кассу, Роуэн вышла в подсобку. Холодный свет полоснул по глазам. Взяла телефон. Сообщений – ноль. Лэйн не писала. Тишина. Глянула в экран камеры. Машина подъехала к самому входу. Фары – выключены. Движений – ноль.

Глубокий вдох.

Потом второй.

– Ты справишься. Ты всегда справлялась, – тихо, больше для себя.

Но пальцы продолжали дрожать.

Впервые ей не хотелось выходить на задний двор. Не хотелось курить. Просто стояла, прислонившись к металлическому шкафу, глядя в тусклый свет подсобки. Всё внутри сжималось. Тело готовилось к бегству, а мозг – к просчёту маршрута.

И первым, кого она решила набрать, была Лэйн. Наверное, потому что больше и некому. Кнопка вызова. Один гудок. Второй. Третий. Автоответчик.

– Чёрт, – выдохнула Роуэн, опуская телефон.

Открыла чат. Пальцы сжались до хруста, но текст напечатался быстро, почти на автомате: "Машина снова у магазина. Чёрная Sequoia, CVM-9235. Стоят у входа с начала смены. Фары выключены."

Дышать стало труднее. Паника подкрадывалась медленно, вползала, съедая остатки контроля.

Ещё одно сообщение – сразу следом: "Закрываюсь. Выхожу не через фасад. Гео отправляю."

Метка ушла. Палец завис над кнопкой блокировки, но мысль набрать кому-то ещё – промелькнула и так же быстро исчезла.

Телефон ушёл в карман. Бейдж – на стол. Проверила, что фасадная дверь закрыта. Свет в зале погашен. Тихо, почти на цыпочках, Роуэн подошла ко второй двери. К заднему выходу. Пальцы вцепились в связку ключей. Холодный металл обжёг ладонь. Щёлк. Замок провёрнут. Ручка опустилась. Медленно, бесшумно. Дверь открылась.

Двор встретил её тьмой, мокрым бетоном и холодом. Воздух пах асфальтом и дождём. Она ступала осторожно, будто по стеклянному полу. Шаг. Ещё один. Дверь аккуратно прикрыта. Осталось только запереть. И тут – звук.

Мотор.

Глухой, протяжный, знакомый до мурашек.

Сердце вздрогнуло, метнулось куда-то вверх, а потом сжалось – будто кто-то сжал его изнутри. Голова дёрнулась сама, почти без участия разума.

Свет – за углом. Мотор – ближе. Машина объезжала здание. Медленно. Как хищник, выслеживающий добычу.

Тело натянулось до предела. Помощи не будет. Никто не подхватит. Никто не остановит. Только она. Как всегда. Дыхание сбилось. Почти паника. Роуэн вжалась в стену, пальцы дрожали, ключи скользнули между ладоней. Щёлк – замок. Всё. Дверь заперта.

Фары вырвались из-за угла и срезали темноту. Слепили. Роуэн шагнула в сторону. Почти не дыша. Пятки едва касались земли. Вдоль стены, за угол. Мимо баков. К бетонной стене.

Тупик.

Но справа – узкая щель между гаражами. Тёмная, серая – единственный путь. Она втиснулась боком, прижимаясь к шершавому бетону. Дыхание сбивалось, грудная клетка ходила ходуном, как у зверя, загнанного в угол.

Машина остановилась. Щелчок дверцы. Потом второй. Голоса.

– Сука опять слиняла.

– Я ж говорил, твой план – дерьмо. Не такая она простая, эта девочка с кассы.

– Завались, умник.

– Садись в тачку. Я в переулки. Она здесь где-то. Далеко не ушла.

Шаги. Ровные, тяжёлые, уверенные.

Роуэн затаилась, прижавшись к стене. Сквозь щель между гаражами донёсся хруст гравия. Один из них свернул в переулок. Искал.

"Сейчас найдёт. Сейчас…"

Тело взорвалось раньше мыслей. Без плана. Без расчёта. Просто рвануло вперёд. Из темноты – в темноту. Мимо баков, под арку, через узкий проём между заборами. Плечо с размаху стукнулось о железную балку. Боль резанула, но ноги продолжали нести.

Ветер хлестал по лицу, лёгкие горели, сердце било в виски. В голове одна мысль: "Быстрее. Выбраться. Выжить".

Сзади крик: – Она здесь!

Роуэн не обернулась. Ни разу.

Свет фонарей мелькнул впереди – мутный, слабый. Она рванула туда, зигзагами, по узким дворам, скользя между углами. Один поворот. Второй. Неизвестная улица.

И вдруг – резкая хватка за плечо. Рывок.

Роуэн закричала, почти взвыла. Реакция сработала быстрее разума. Локоть – в живот. Пятка – по голени. Разворот. Рука чужая – в залом. Всё на автомате. Словно тренировки бокса были не шесть лет назад, а вчера.

– Ай, блин, Ро! Это я! Ларри! Отпусти, мать твою!

Роуэн застыла. Дышала часто, стиснув чужое запястье до белых костяшек. Плечо упиралось в его бок, колено вдавливалось в рёбра. Только сейчас поняла – он не сопротивляется.

– Ларри?.. – выдохнула, отпуская.

Отступила на шаг. Руки всё ещё дрожали. Ларри присел на асфальт, зажимая живот.

– Ты охренел?! – взорвалась она. – Что ты вообще тут делаешь?

Он поморщился, потёр запястье, ухмыльнулся как-то криво, нервно.

– Хотел тебя встретить, чёрт побери. Не думал, что встреча будет с ударом по яйцам в придачу.

Роуэн вытерла лицо рукавом, попыталась выровнять дыхание.

– Ты… идиот. Да пошёл ты. Я могла тебя прибить, понял?

– Понял я, понял, – Ларри выдохнул, приподнялся, всё ещё морщась, и подошёл ближе. Уже без ухмылки, просто всматриваясь: – Это они? Те, из-за кого ты тогда вышла из подсобки белее мела?

Роуэн молчала. Потом медленно качнула головой: – Не сейчас.

Он понял. Без вопросов.

– Поехали, – сказал тихо. – Пожалуйста.

Она не ответила. Даже не посмотрела на него. Просто стояла. Дышала тяжело, будто после удара. В груди всё ещё теснилась паника.

Оглянулась. Тёмный, мокрый двор. Переулки, мусорные баки, серые стены. Ветер. И её дрожащие руки – в грязи. Сбоку жгло, только сейчас почувствовала: ссадина. Пальцы сбиты, ногти в пыли. Сердце колотилось так, будто пыталось выскочить.

Стало тише. Но не легче. Казалось, что если обернуться, кто-то всё равно выйдет из тени.

– Блядство, – выдохнула она, запрокинув голову.

Ларри подошёл ближе. Медленно. Осторожно. Как к дикому зверю, который ещё не решил: нападать или бежать. Потом просто обнял. Пальцы коснулись её плеч – тёплые, чуть влажные. Его волосы прилипли к шее, куртка пахла дождём и сигаретами.

Роуэн не шевелилась. Не оттолкнула. Просто замерла. На секунду дышать стало легче, словно можно было, хоть ненадолго, перестать держать одной.

Вспомнилось вдруг: старый диван у него дома, лапша в пластиковых коробках, фильмы, под которые они оба засыпали. Его рука на талии. Его голос – хриплый, фальшивый, когда пел под гитару, а потом ворчал, что она опять съела все чипсы, но покупал ещё. Тихие, обычные вечера, когда было вроде и прикольно.

Но память не грела. Быстро потухла.

Резким движением Роуэн шагнула назад, вырвалась.

– Только не начинай, Ларри. Без этих твоих "я рядом"и "всё будет хорошо". Мне это не нужно.

Он отступил, подняв руки ладонями вверх.

– Я не собирался. Ладно. Молчу.

– Поехали, – отрезала она. – Отвези меня домой. И всё. Ты – такси. Только бесплатное и с паршивым плейлистом. Ясно?

Ларри усмехнулся коротко: – Понял шеф. Без глупостей.

Они пошли молча. Не торопясь. До парковки, что была в квартале от магазина.

Роуэн шла чуть позади. Голова гудела. Всё тело – как в тисках. Слишком многое произошло за короткий промежуток времени. Она устала и всё ещё не знала, правильно ли поступает. Но сейчас – с ним, потому что одной было бы хуже.

Только сев в машину, Роуэн по-настоящему поняла, как сильно промокла и замёрзла. Ларри, как обычно, попытался включить джентльмена – вытащил с заднего сиденья старую кофту и протянул.

Но Ларри был Ларри. Выше себя не прыгал. Понюхал ткань, поморщился и, как всегда, выдал: – Не обессудь. Стирать времени не было, но вроде не воняет. Наверное.

Роуэн медленно повернула к нему голову. Без злости. Без сарказма. Просто посмотрела.

– Ларри, ты кретин.

– Да, – кивнул он, будто соглашался с чем-то очевидным. – Зато не зануда.

Кофту она не взяла. Просто застегнула куртку до подбородка и отвернулась к окну. Так было привычнее.

Некоторое время ехали молча. Ларри лениво листал плейлист, пытался найти хоть что-то не бесившее. Не нашёл. Остановился на каком-то инструментале – редкость для него. Гитара звучала негромко, под шум мокрых шин.

Роуэн молчала. В груди всё ещё гудело. Не страх. Осадок. Тяжёлый, вязкий, как свинец. Только когда город начал выскальзывать из-под фар, она спросила: – Как ты там оказался?

Голос был ровный. Спокойный. Просто вопрос.

Ларри выдохнул. Смотрел на дорогу. Отвечать не торопился.

– Говорил же, хотел тебя встретить. Поговорить.

Пауза. Секунда. Другая.

– Я был там и вчера, – добавил он тише. – Думал, твоя смена. Хотел… ну, знаешь, как в кино: стою такой, ты выходишь, удивляешься, а я говорю что-то умное… Но тебя не было. Зато была тачка. Чёрная. Та самая. Я её запомнил.

Он сжал руль сильнее, крепче. Продолжил: – Тогда показалось странным. Они ждали. Уехали, когда поняли, что не ты магазин закрываешь. А сегодня – снова. Только уже ближе. Как будто знали, что ты выйдешь. Как будто ждали.

Роуэн не перебивала. Внимательно слушала.

– Я встал на соседней улице, ждал. Почти час. А потом понял, что ты не с той стороны выходишь. Тогда побежал. Видел, как они двинулись следом. И слышал, как ты… зашуршала где-то в переулке. Тогда и рванул.

Тишина.

Он усмехнулся, чуть перекосившись.

– Ну, а дальше ты знаешь. В твоей версии я – мешок для битья.

Роуэн не улыбнулась. Не сказала "спасибо". Просто смотрела в окно. Город размазывался под дождём, превращая огни в расплывчатые пятна. Но где-то глубоко под усталостью, под страхом, под привычным раздражением мелькнула одна мысль: "Иногда даже самый отбитый человек может оказаться не в том месте, но в нужное время".

Яркие высотки, блики фонарей и широкая пустая дорога сменились старым кварталом. Облупленные стены, покосившаяся табличка с номером, кривой балкон. Дождь почти стих. Остались редкие капли, которые лениво стекали по лобовому.

Роуэн подняла взгляд. В окне кухни горел тусклый свет. Грейс опять забыла выключить.

Ларри заглушил мотор. Сидел, не двигаясь, словно надеялся, что она скажет что-то ещё. Или передумает, останется.

Роуэн расстегнула ремень, потянулась к двери.

– Спасибо, – сухо.

Пауза. Потом, не оборачиваясь: – И давай договоримся: ты меня сегодня не спасал. Просто оказался рядом. Случайно.

Ларри кивнул. Почти серьёзно.

– Понял.

– И хватит пытаться что-то вернуть, – добавила она, уже с нажимом. – "Мы"осталось в прошлом. Если забудешь – в следующий раз опять по рёбрам получишь.

Он слабо улыбнулся.

– Ладно, Ро. Как скажешь.

Роуэн вышла, дверь захлопнулась глухо. В машине снова стало тихо.

Ларри так и остался сидеть за рулём. Смотрел, как она исчезает в подъезде. Не оглянулась. Дверь за ней захлопнулась. Только тогда он включил фары и медленно выехал на дорогу. Без музыки.

Квартира встретила привычным запахом: чай, лекарства и тепло остывшего ужина. Пахло домом. Пахло усталостью.

– Мама? – негромко позвала Роуэн, сбрасывая ботинки.

Ответ прозвучал из кухни, тихо, почти шёпотом: – Он опять злился. Ты ведь знаешь его. Он не любит, когда ты вмешиваешься. А ты опять с этим тоном…

Грейс сидела на своём месте, в халате, с чашкой перед собой. Глаза смотрели куда-то сквозь. Лицо – уставшее, но сосредоточенное.

– Кто злился? – Роуэн замерла на пороге.

– Ну… отец, конечно, – Грейс медленно повернулась. Будто удивилась вопросу. – Сегодня утром. Ты опять ему нагрубила. Из-за этих слухов. Ты же знаешь, как он не любит, когда о нас говорят.

Роуэн замерла. На секунду в лёгких стало пусто. Медленно подошла, присела рядом, положила ладонь на мамино запястье.

– Мам… его уже нет. Давно. Он умер.

Грейс моргнула. Посмотрела на дочь так, будто впервые увидела. Потом отвела взгляд. Губы дрогнули, но слов не нашлось.

Тишина только сжала сильнее.

Роуэн встала. Подошла к шкафчику у окна, выдвинула нижний ящик. Пластиковый кейс с таблетками лежал на месте. Всё аккуратно разложено: утро, обед, вечер. День за днём. Подписано. По порядку.

И почти всё – нетронуто.

Только первая ячейка была пуста. Остальное – как лежало, так и осталось.

Грудь сжало. В горле защипало. Пальцы провели по блистерам, как будто проверяя – правда это или нет.

– Чёрт, – выдохнула она тихо. – Просто… чёрт.

Лоб уткнулся в дверцу шкафа. Всё внутри щёлкнуло. Переломилось. Перелилось. Накрыло.

Злость пришла первой. Резкая, обжигающая. На Зару. Потому что это была её обязанность. Их маленький, простой договор. Роуэн держала своё слово: тянула работу, учёбу, ночные смены, влачила свои нервы на пределе, лишь бы эта система держалась. И всё, чего просила взамен, – чтобы Зара приходила днём и давала таблетки. Просто… таблетки.

А потом злость на себя. Липкая, тяжёлая. Потому что снова увязла в чужих делах. В этой борьбе с Гамильтоном, в помощи сестре, в работе. Снова поставила всё вперёд, а дом оставила в конце списка. Потому что снова решила, что можно доверять. Пусть и не кому-то чужому, а самой близкой.

И вот итог: мать разговаривает с призраками, а таблетки пылятся в коробке.

Роуэн выпрямилась. Вдавила таблетку из блистера, поймала её в ладонь, налила воды и вернулась к столу.

– Мам, – сказала тихо. Голос дрожал. – Надо выпить это.

Грейс послушно взяла стакан. Запила. Даже не поморщилась. Улыбнулась и пошла мыть кружку, словно всё было как всегда.

Роуэн смотрела ей вслед. Так долго, что в горле встал ком, а в глазах защипало. Ничего не сказала. Просто ушла в ванную, закрыла дверь и села на край ванны, уперев локти в колени. Только теперь позволила себе дрожать. Грудь судорожно заходила. Дышать стало тяжело. Только теперь позволила себе признать, что боится.

И всё равно не смогла заплакать. Только сидела, слушала собственное дыхание и чувствовала, как всё вокруг начинает рассыпаться. Тихо. С лёгким хрустом. Пока она снова и снова пытается чинить чужие миры.

VI

Несколько пропущенных и одно сообщение от Лэйн пришло ещё ночью – короткое, сухое, как всегда. Роуэн заметила его только на парах, когда пыталась сосредоточиться на сравнительном разборе гражданского и уголовного права ш