Верная грусть

Размер шрифта: 13

Верная грусть

Почему

Мне здесь осталось лишь уйти в себя,
Закрыть калитку, схоронить мечту.
И даже это будет в целом зря.
Я сам не понимаю – почему…

По-разному судьба себя кроит:
Сначала с огоньком, потом – в бреду.
И время все быстрее дней бежит.
И я не знаю даже – почему…

Любовь росла, как дивный сладкий сад,
Корнями прободая глубину.
Но сгинула тропинкой в листопад.
И как тут разобраться – почему…

Людской поток, улыбки фонарей,
Мирской сюжет, – я видеть не могу.
Мне слышится повсюду звон цепей.
Откуда это все и – почему…

Надежда все мутнее, и давно
Я сам себе все больше часто вру,
Что все возможно будет хорошо.
С чего я это взял и – почему…

Ликует небо, льется яркий свет,
Но места нет ему в моем миру.
Я мраком одиночества согрет.
Никто не объяснит мне – почему…

И пьяный, у окна по вечерам,
Сижу и тихо все чего-то жду,
Завидуя бесчувственности рам.
И ощущаю кислый вкус во рту…

Моя тройка

Уж мало всего, что не ясно
Осталось… и вскрыта судьбины печать.
Волнения были напрасны:
Я здесь, чтоб собою мне точно не стать…

Весь путь подготавливал тройку.
До блеска натер я лихих скакунов,
Поставил в служебную стойку
Их вольную удаль и крепость подков.

От сердца кормил и лелеял,
Обняв шеи мыльные в твердой узде.
Молил обещаниям верить,
Что жизнь их не сгинет на заднем дворе.

Ни плетку не брал, ни наживку.
Читал им до ночи глубокой стихи
О том, что судьба – это рифма,
О том, что быть верным – и значит идти…

Пел песни, играл на баяне,
Растапливал пухом души их хандру
И не запрягал даже в сани,
Галдя им без устали все про весну.

Шло время, все меньше чудачеств:
Покой, дисциплина и жирный паек.
Все больше полезнейших качеств:
Спокойствие, трезвость и узкий зрачок.

«Ворота открыть ли?» – спросил я.
Никто не повел даже глазом из них.
Лишь ветер по гривам бессильно
Провел пятерней, да и тоже притих…

Один я стою до упаду,
И кони не едут, и ноги – не те.
Я словно листок листопада:
Один-одинешенек в общей судьбе.

И веткой пугливой сирени,
Боится что наглой своей красоты,
Я так и не вышел из тени,
Мне данной с рождения великой мечты.

Смелый пилигрим

Утлое суденышко
В океане волн
Вдохновенно мечется,
Побеждая стон.
Под небрежным месяцем
Темнотой гоним,
Хочет с сушей встретиться
Смелый пилигрим!

Много уже видел он,
По воде скользя.
Но в свободном плаванье
Лишь одна стезя:
Зов лучистой гавани.
Манит ее свет,
Хоть там и пристанища
Никакого нет.

Нет для доли храброй
Там нигде угла.
Обувью износится
Шальная голова.
Скот домашний водится,
Колосится рожь,
Дум чересполосица
Воет все про то ж.

Но в волнах так хочется
К твердому прильнут,
Хоть бы на мгновение
Сном простым уснуть.
Кротким песнопением
Озарит земля
Доблестное рвение
Отправиться в моря.

В путь далекий, сумрачный
Среди жидких скал,
Где заместо стройности -
Шаткости оскал,
Где взамен привольности -
Воли борозда.
Где нет сытой пошлости.
Где все сам. Всегда.

Утлое суденышко -
Гость мирских былин -
Окрыленно мечется
На ветрах из зим.
Разрезая месяцем
Острым небеса,
Бог улыбкой свесился:
«Вот же егоза!».

Любовь к любви

Любовь – комфорт, истома, грезы, нега?
Обманчивая тишь да гладь волны?
Песнь радуги из чувств на небе пегом?
Веселые узоры мыслей бахромы?

Отлаженная бытом, глаженная данность,
Что ограждает от тюрьмы и от сумы?
Чуть припорошенная сердца неприглядность
Уютным забытьем и запахом судьбы?

Иль подвиг крови жертвенным оскалом?
Иль всепрощения податливый курок?
Или смирение лоскутным одеялом?
Иль боль души не на зубок, а впрок?

Иль стыд перед извечным взглядом неба,
Что не прошел лихих и сложных троп,
Которые любил ты до обеда,
А после – уж сподобиться не смог?

Любовь к любви – любви не означает:
Как к солнцу слабо тянется цветок,
Он все равно когда-то замирает,
Лишь представляя пламенный порог.

Для нас любовь таинственно безмерна:
Она ступает тихо по воде
И бьется в грудь повсюду и нигде;
И дланью, средоточенно и верно,
Трясет песок мечты на решете…

Нет пророка в своем отечестве

Нет пророка в своем отечестве,
В каждом кулик потому что болотный.
Хоть в баринах, хоть в иждивенчестве
Даже от близких часто спазм рвотный.

Плетем паутину из отсутствия слов,
Смотрим на мир из мозгов каши.
Самый замечательный в мире улов -
Пустая стерильная сознания чаша.

Руки мешают: на ощупь все ищут
Чувства, что сердце не может исторгнуть.
Воздух поперла весь сука-привычка,
Весь на корню, без спроса и торга.

В грезах фальшивых откинувши голову,
Ищем вселенную под блюдцами век.
Только никто не учил нас смолоду,
Что нужной нам правды под ними нет.

Рядимся в перья и бусы, проказники!
Мы в своих чарах всегда великан.
Только на наш изысканный праздник
Будет хлеб коркой и водки стакан…

Сгинут изысканные песнопения,
Пылью покроются жирной следы.
И канут в Лету все наши стремления
Жить в мире пошлом, где есть только мы…

Затопи-ка ты мне баню…

Затопи-ка ты мне баню!
Да покрепче – я озяб…
От души кровавой раны,
От похмелья и от баб.

Затопи и встреть скитальца
С солью, хлебом и вином
Там, в тиши последней станции.
Я давно на все готов…

Выйду гол на полустанок
Между прошлым и святым.
Встреть меня без перебранок:
Знаю сам, что был слепым.

Там, поди, уж все готово?..
Помолчи, не отвечай,
Не сори ты бренным словом.
Грей-ка баню, поджигай!

Если что – потом все скажешь,
Если будет суждено.
Мне отмыть бы жизни сажу
И грехи уж заодно…

Дай мне чистотой напиться,
Память смыть в огне дотла.
Я не буду материться -
Там повсюду зеркала.

Затопи же ты мне баню
И пожарче, добела!
Я давно сготовил сани,
И мой кучер – Небеса…

Бронза поэзии

Живем мы в век бронзы поэзии -
Сплав странный двух разных начал:
Медь не пережитой элегии
И олово грязных зеркал.

Темп будней и скорость сюжетов
Размыли всю форму и смысл.
И вместо вопросов – ответы,
И вместо пророчества – быль.

Материя здесь матерится,
Смывая волнения эфир.
И тяжестью массы лоснится
Строка, как густой рыбий жир.

К эстетике – неуважение:
Харкает, плюется размер.
Коровой мычит вместо пения
Дыханье космических сфер.

Колышется стяг вдохновения,
Как пакля обузданных мечт.
И видно одно лишь стремление:
От правды себя уберечь…

Правдивая грусть

Мне милее поэт тот, что грустью способен писать, -
Тихой грустью, что делает легче тяжелые мысли:
Что все быстро уходит и назад не вернется опять,
И не может вернуться, потому что есть сроки у жизни.

Там, где веретено дней коротких все ткет свою суть,
Затыкая мечты лоскутами глухие сомнения,
Нужен кто-то, кого не пугает извилистый путь,
Кто напомнит, что счастье не в сладкой химере спасения.

Снегом тают следы, и не стать хоть немного моложе.
Отлетает листва, и все вспять вернуть не суждено.
Так не лучше ли быть к миру этому чуточку строже
И захлопнуть надежды и веры тугое окно?

Пусть поет благодать пышным цветом сиреневой грусти.
Пусть печаль и тоска нежным шелком укроют меня.
Мимолетны веселья и радости в розовой пуще.
Лишь душевная стынь бередит и не врет никогда…

Пара уставших глаз

Месяц еще не взошел,
Но я так чертовски рад,
Что все же разжег огонь
В паре уставших глаз.

В тех, что так ждут темноту,
Чтобы светить светлей.
В тех, что, забыв про мечту,
Становятся полными ей!

Взгляд этих глаз иногда
Вынести я не могу,
Так и свербит – без следа
Выплеснуть их по ветру…

Но хочется им помочь,
Хочется их унять:
В них ведь и страха ночь,
И вдохновения пядь.

Рад я, что мне удалось
Еще до прихода сна
Вставить шальную ось
В эти два колеса.

Неба чернеет шатер,
Забвения восходит звезда.
В зеркале – этот взор!
Это – мои глаза…

Весна. Нуар

Эх, Весна, так много ты не сделала:
Не влюбила в омут чьих-то глаз,
Обещала, но не прелюбодействовала,
Обойдясь кроссвордами из фраз…

Где твой певчий рык, где сила трения,
Что уймет придуманную боль?!
Ты берешь без совести зазрения
Не диез на Жизни, а бемоль…

Вижу все твои ингредиенты:
Талость чувств, свободный вздох мечты.
Но коньяк иль яркий зной абсента
Мне приносят больше глубины…

Постарел я, видимо, до срока:
Интересно быть самим собой!
Ни журавль с синицей, ни сорока
Не склонят за здравье пить с тобой…

Пусть цветет и яблоня, и вишня
По твоей отрады изголовью!
Сам давно отцвел я… только слышу,
Как мольбы твои маячат болью…

Неудобная правда

О, Господи, зачем вот это все?!
Весь этот душной мысли груз и перхоть!
Ведь думают они себе все, что
Их писанину прошептал Ты сверху…

Заставил Ты всех дураков молить,
Не позаботившись о лбах, в свое радение.
А там – не то, что музы сгнила нить,
Ее и не было там сроду от рождения…

В свободу воли верил я всегда,
Не думал просто, что она опасна:
Когда придурок на престоле дна
Себя так мазать вдохновением будет часто…

Искусен тот, кто тишиной объят,
Кто различает музу от желания,
Кто к грамоте хотя бы не предвзят,
Кто переносит плохо ликование…

Себя ведь очень просто убедить,
Что праздно все искусствовать мы в силах.
Гораздо тяжелее отделить
Себя от новоявленных дебилов…

О, Господи, сейчас начнется то,

Продолжить чтение