Куда идем мы – 5

Глава сотая. Село Мальцево, Клюквенное болото

(где у Четвертого не получилось держаться в стороне от торфяных болот)

Окрестности села Мальцево

Тугулымский сектор,

Свердловская локация

57°06′ с. ш. 64°95′ в. д.

Четвертый был в ярости.

Да что там в ярости – Четвертый был реально вне себя. Нет, произошедшее, конечно, несколько шокировало всех паломников, но именно Четвертого случившееся задело сильнее всего. Он все никак не мог успокоиться, его реально распирало изнутри, и, наконец, прорвало.

– Суки! – вдруг негромко сказал он в полной тишине. И добавил. – Что хотят, то и творят, содомиты!

После этого полная тишина стала мертвой.

Жир, Тот, Псих и даже Драк с живейшим интересом смотрели на Четвертого и тот несколько смутился.

– Не, ну а че они?

– Теперь я слышал все, – свиноид повернулся к спутникам-демонам. – Наш мальчик ругается плохими словами и даже не раскаивается в своей ереси, несмотря на наверняка срезанную Святость. Это же какой величины монстр в лесу сдох? Этот, как его… Кашалот из озера на берег выбросился, никак не меньше.

– Друг мой Жир, – ответил ему обезьян. – Плохо не то, что он ругается. Все ругаются, даже поп, стукнув молотком по пальцу, не Богородицу поминает. Плохо то, что он ругается как потомственный интеллигент – демонстративно, с ярко выраженным самодовольством и тщеславием. Вот, мол, я какой, вот как я могу, практически подвиг совершаю. Не надо вот этого, ругань – это побочка, во всех смыслах. Я бы порекомендовал побольше практики. К примеру, у слова «содомиты» есть гораздо более экспрессивная форма, которая гораздо лучше звучит в русском языке. Тренировка, мой юный друг, и еще раз тренировка.

– Не дождетесь, – буркнул Четвертый.

– То есть Святость все-таки порезали, – констатировал Псих и удовлетворенно кивнул. – Что и следовало ожидать. А во всем остальном ты прав, мой юный друг. Они действительно козлы. Вернее – она. Система.

– Да я вообще в себя прийти не могу! – опять завелся Четвертый. – Это же… Это ведь… Это ведь реальное кидалово!

И это действительно было кидалово.

Две минуты назад паломники вышли из Тюменской локации, благо, граница со Свердловской локацией пролегает совсем рядом с городом. Всем было очень интересно, что же им дадут за выполнение суперквеста с боссами локаций. Особенно усердствовал в мечтаниях Четвертый, который изрядно задолбал всех своими предположениями о невероятных сокровищах и суперспособностях.

Как только они пересекли невидимую границу локаций, все остановились без команды и принялись читать полученное от Системы сообщение:

«Внимание! Вы покинули пределы Сибирской суперлокации и переместились в пределы Уральской суперлокации.

Ждите… Идет подведение итогов.

Итоги подведены.

В Сибирской суперлокации ваша группа уничтожила и нейтрализовала несколько боссов локаций.

Для выполнения эпического квеста «Пятерочка. Ждем в гости каждый день» их количество должно быть больше пяти.

Вами были нейтрализованы:

Иркутская локация – победа. Босс локации Красный ребенок;

Красноярская локация – победа. Босс локации Безымянный;

Кемеровская локация – победа. Босс локации Индрик;

Томская локация – победа. Босс локации Солнце;

Новосибирская локация – победа. Босс локации Головастик;

Омская локация – поражение;

Тюменская локация – победа. Босс локации Пауль.

Условия эпического квеста выполнены.

Условия эпического квеста изменены.

Квест зачтен.

Счастливого пути!

Вот тогда-то Четвертый и начал ругаться. И даже насмешки спутников практически никак не повлияли на его искреннее отчаяние. А то, что другие паломники восприняли жульничество Системы достаточно спокойно и отнеслись к нему философски, только еще больше его заводило.

Псих, как всегда, первым заметил неладное.

– Босс, ты чего? – заметив дрожащие губы юноши, встревоженно поинтересовался он. – Ты что так разнервничался-то? Тебя что – первый раз в жизни кинули, что ли?

–Н-н-не первый, – монах все-таки сумел пересилить себя и не всхлипнуть. – Но и не могу сказать, что у меня такой уж богатый опыт.

– Черт, всегда забываю про твой возраст, – цокнул языком Псих. – Парень, послушай старого облезлого обезьяна – не парься ты из-за этого. В нашем сволочном мире кидалово – это, скорее, норма, чем нарушение правил. По крайней мере, при условии, что до кидалы не дотянуться и он ничем не рискует.

– Да это понятно, просто… – замялся Четвертый. – Просто я так этого ждал. Если бы мне насыпали столько, сколько обещалось в прежних условиях квеста, у меня бы второй уровень Святости уже на три четверти заполнился. Я же на это рассчитывал! А теперь вообще непонятно, как это все компенсировать.

– Это не потери, – жестко сказал Псих. – Это недополученная прибыль. Грубо говоря, ты просто раскатал губу, а тебе ее закатали. И тебе обидно.

– Да! – злобно крикнул Четвертый. – Да, мне обидно! Потому что это неправильно! Так не должно быть! Система не должна кидать, потому что это ломает все! Вообще все!

– Понимаю, – кивнул Псих. – Как говорил один известный мне штабс-капитан: «Если Бога нет, то какой же я после того капитан?».

Но Четвертый лишь мотнул головой и продолжал:

– У нас все построено на Системе, вообще все! Цели, принципы, законы, последствия. И если Система ломается, как сейчас, то все летит в…

Он резко осекся.

– И это правильно, – кивнул Псих. – Лебядкина цитировать еще туда-сюда, но Летова точно не надо.

– А кто тебе сказал, что Система сломалась? – неожиданно влез в разговор Жир.

– Ну как? – от удивления Четвертый даже вытаращил глаза. – А кидалово?

– Какое еще кидалово? – подчеркнуто удивленно поинтересовался Жир. – Не было никакого кидалова. Замену наград за квест Система и раньше делала. Не часто, но делала. Иногда – в плюс, иногда – в минус. Обычно при нестандартном прохождении.

– Замену! – подчеркнул голосом слово Четвертый. – Замену, а не отмену!

– А у нас не было отмены, – замотал головой Жир. – У нас замена была.

– И что же нам дали взамен обещанных добряков? – ехидно поинтересовался Жир.

– Ты последнюю фразу видел? – вопросом на вопрос ответил свиноид. – После прохождения Дальнего Востока ее не было. Никакого «Счастливого пути!» нам не желали. Псих, подтверди, что я прав.

Задумавшийся во время этого спора Псих заторможено кивнул.

– Не было, – подтвердил он. – «Счастливого пути» не было. Но там и призов никаких не было. Мне сразу квест на Сибирь дали и все.

– Вот! – заорал Четвертый. – А сейчас ни квеста не дали, ни приза. Кидалово!

– Зато «Счастливого пути!» написали! – заорал в ответ Жир. – Ты пойми, мы же против Системы пошли! Сколько раз тебе говорить? Но Система потому и Система, что она вынуждена играть по правилам, которые в нее вшиты. И если она в награду за суперквест нам не будет палки в колеса ставить хотя бы на Уральской суперлокации – это значит, что мы выиграли такой суперприз, что надо реально обнять и плакать! От счастья! Псих, ну хоть ты ему скажи!

Псих обвел взглядом обоих спорщиков и неожиданно сознался:

– Я не знаю. Не, я правда не знаю. Понятно только одно – что ничего не понятно. Происходит что-то странное. Система так себя никогда не вела на моей памяти. В смысле – никогда не давала такие призы, чтобы нужно было догадываться, что это призы. С другой стороны – она и суперквесты без наград не оставляла. Дело даже не в том, что Система правила нарушила – из любых правил есть исключения и системные в этом смысле ничем не лучше других. Я знаю, о чем говорю, с некоторыми из исключений я сталкивался. Проблема в том, что Система никогда не идет на исключения без самой крайней, прямо-таки запредельной необходимости. Поэтому больше всего меня заботит – что ее заставило пересмотреть условия квеста в данном случае?

Повисла пауза.

– А делать-то нам что? – не выдержал Четвертый.

Обезьян пожал плечами.

– Идти, раз уж «счастливого пути». А там война план покажет. Вдруг мы действительно весь Урал без сюрпризов пройдем. Но я что-то сомневаюсь, потому что…

– Потому что сюрпризы уже начались, – перебил его молчавший до этого Тот, и очень напряженным тоном добавил. – К нам гости.

И действительно – на дорогу из леса выходили трое… Людей? Демонов? Пусть будет существ.

Два мужчины и женщина. Демонами они быть не могли, поскольку внешне ничем не отличались от людей, а принять их за людей не позволял рост. Высокий и стройный мужчина вымахал за три метра, широкоплечий и коренастый был вровень с женщиной, но тоже – около трех. Все они были среднего возраста, очень красивы и обряжены в темные хламиды в пол, причем хламиды эти были непозволительно чистыми для людей, только что вышедших из весеннего леса.

А самое главное – от незнакомцев исходило ощущение какой-то не силы даже, а мощи. Энергии. Ауры. Черт знает – чего, но это впечатляло.

Пока Четвертый мерил гостей глазами, те подошли к монахам вплотную, и тут все паломники неожиданно для юноши склонились в почтительном поклоне. Даже Драк опустил голову, коснувшись рогами земли. Четвертый, внутренне чертыхнувшись, тоже торопливо согнул шею.

– Приветствую вас, долгие! – звучно проговорил Псих, приложив руку к сердцу. – Чем мы обязаны встрече с вами? Можем ли мы быть вам полезны?

Женщина засмеялась приятным звонким смехом.

– Привет и тебе, Псих. Легенды о тебе не врут – ты действительно очень знающий демон. Раз ты такой просвещенный, будь учтивым до конца – представь нас своему юному спутнику, а то он совсем растеряно глаза таращит.

– С удовольствием, – кивнул Псих. – Босс, позволь тебе представить долгих. Это демоны, переродившиеся из деревьев.

– Это шутка такая? – растерялся Четвертый. – Это же невозможно. Даже малые дети первым делом заучивают главное условие Системы – перерождение доступно всем живым существам, имеющим девять и более естественных отверстий на теле.

– Невозможно, – кивнул Псих. – Долгие – это как раз те самые исключения, о которых я говорил. Справедливости ради – не очень частые. Я слышал только про двух долгих в России – Дубе и Березе и одном – Каламусе, он же Ротанг – в Индонезии. А я, поверь мне, этой темой интересовался предметно. Вот только ничего, кроме легенд и слухов – не накопал.

– В России нас трое, – вставил реплику высокий. – Есть еще я, Кедр. Но это так, для справки. Продолжай, обезьян, интересно. И что же ты накопал?

– Да практически ничего, – сознался Псих. – «Долгими» вас назвали из-за продолжительности жизни. Даже несколько столетий, отведенных переродившимся людям и демонам для вас – краткий миг. Многие говорят, что вы бессмертны, но это вряд ли – весь мой жизненный опыт свидетельствует о том, что в этом не лучшем из миров нет ничего вечного. Почти все сходятся во мнении, что вы абсолютно неагрессивны, но при этом обладаете каким-то невероятным уровнем защиты. Никто не знает, чем вы занимаетесь и для чего сотворены. Поэтому каждый сочинил свою версию и в этом вопросе – полное разнообразие. Вот, собственно, и все. Все остальное – мифы и легенды народов мира. А, нет, не все. Довольно высокий процент полагает, что у вас особые отношения с Системой. Что как бы логично – все-таки для вашего сотворения она пошла на серьезное нарушение правил.

– А ты жадный, Псих… – опять закатилась смешливая Береза. – Задал сразу два вопроса, одним не ограничился. А вот шиш тебе, отвечу только на один, чтобы не поощрять стяжательство. Мы летописцы этого мира, наша основная функция – видеть и запоминать, смотреть и помнить.

– Что вы можете увидеть? – удивился Тот. – Это какой-то обман, потому что вас всего трое, и вы нигде не бываете. Потому что, если бы вы где-то бывали, вас бы все знали и видели, а вас никто не знает, и только мутные слухи ходят. Логично? Логично!

– Нам и не надо никуда ходить, невоспитанный ты малек, – ворчливо сказал Дуб. – Деревья вообще ходить не любят, это не наша фишка. Все гораздо проще. Мы целями днями стоим и серфим – что интересного в наших землях творится? Все растения мира корнями сплетены в единую сеть, и мы можем считывать память любого из них. Любого, понял? Да, и подводных растений тоже. Там иногда такого насмотришься… Рыбы, они знаешь ли, такие затейники. Ну да не мне тебе рассказывать – помнишь же, малек, детство-то свое золотое? А? Помнишь? Там с одних твоих похождений в компании со змееголовом Аргусом уржаться можно. Может, рассказать друганам твоим, вместе поржем?

Это кажется немыслимым, но Тот покраснел.

– Не надо рассказывать, – буркнул он, – потому что я не хотел тебя обидеть.

– То-то, – удовлетворенно хмыкнул Дуб и обратился ко всем. – Ну, раз у вас больше вопросов нет…

– А про отношения с Системой? – хитро прищурился Псих.

– Не борзей.

– Понял.

– Так вот, раз у вас больше вопросов нет, мы бы хотели пригласить вашего мальчика к нам в гости. У нас сегодня вечер отдыха. Не всё же работу работать. Мы иногда собираемся тесной компанией – ну там, посидеть, поболтать, пивка попить…

– Шашлычки… – понимающе кивнул Жир.

Брови Дуба оскорбленно взметнулись вверх.

– Мы и огонь? Ты наркоман, что ли?

– Извините, не подумал.

– Да вы вообще с думалкой не все дружите, я смотрю, – все еще ворчливо парировал долгий и продолжил. – Так вот. В этом году мы решили здесь, на Клюквенном болоте, собраться. Только, значит, сели, пиво разлили – а я всегда фоном за обстановкой слежу, привычка такая. Смотрю, гля! Вы идете. И, главное, совсем рядом с нами. А уж вас-то в своем серфинге мы пасем предметно. Можно сказать, сериал с вами в главной роли каждый день смотрим – сами понимаете, почему, не дети, чай. Ничего важнее вашего роад-муви в России сейчас не происходит, поэтому смотреть нам на ваши рожи еще – не пересмотреть. Ну я сразу Кедру и говорю – давай, говорю, пацана к нам пригласим. Пусть с нами посидит, поболтает. Когда еще такой случай представится. Можно было, конечно, и всех позвать, пива не жалко, но разрешается только одного. Сперва по традиции украсть его хотели, но Береза сказала – что вы как пещерные людоеды окрестные? Налетать, воровать, пугать… Пойдем толпой, все объясним, они нормальные мужики, все все поймут. Ну мы поднялись и пошли.

Предложение было настолько неожиданным, что все немного оторопели. Тот согласно закивал головой, Псих неопределенно пожал плечами, а Жир неожиданно обиделся.

– А почему опять его? – надулся он. – Почему как застолье – так сразу Четвертый? Есть и другие кандидатуры. Ничем не хуже.

И он многозначительно состроил глазки Березе. Та опять залилась смехом.

– Потому, поросятина ты навязчивая, – вмешался в разговор Кедр, – что это вы его сопровождаете, а не он – вас. Значит, он – главный. Он ствол для всех веток этого проекта. Ну что, ствол, идешь? На пару часов отлучишься, не больше.

– Ну… Иду. Интересно, – решился монах. – Только на пару часов не получится, я посмотрел на карте – Клюквенное болото отсюда не очень близко.

– Это не твоя забота, – отрезал Дуб. – Мы своими тропами через лес пойдем.

Он легко приподнял юношу, посадил его на свое плечо. Нежданные гости быстро спустились к лесу, где растворились между деревьев, как их и не было.

Клюквенное болото

Тугулымский сектор,

Свердловская локация

57°06′ с. ш. 64°95′ в. д.

На клюквенном болоте долгие расположились с неожиданным комфортом. Никакого костерка, без которого для людей пикник – не пикник, конечно же, не было, но все остальное было на высоте – милая полянка на острове, удобные шезлонги, расставленные кружком, столик с закусками и даже несколько бочонков с пивом.

Сняв Четвертого с плеча, Дуб отошел к куче вещей и чем-то погремев там, спросил у Четвертого:

– Тебе к пиву кружку?

От такого вопроса монах опешил и не сразу нашелся, что сказать. Вместо него ответила Береза.

– Дуб, не тупи! Конечно, кружку.

Крепыш кивнул и вернулся, неся в одной руке пивную кружку, а в другой – три таза. Или, точнее, банных шайки, в которых ноги парят.

– Наконец-то! – буркнул Кедр, цапнул одну емкость, быстро разулся, сунул ноги в таз и забулькал бочонком, наполняя шайку пивом.

– Кайф! – счастливо простонал он и пошевелил пальцами ног. – Холодненькое…

Дуб тем временем галантно поухаживал за дамой, подливая пива ей в таз. Потихонечку потягивающая пиво Береза по-кошачьи жмурилась от удовольствия.

Четвертый мысленно пожал плечами и наполнил пивом кружку – за слабые алкогольные напитки Система почему-то не штрафовала, и этим попустительством Жир с Тотом активно пользовались в деревнях. Когда, конечно, деньги были.

Когда все утолили первую жажду и пригрелись на ласковом майском солнышке, Дуб предложил Четвертому:

– Ну что, может, начнем уже?

– Да я не против, – пожал плечами монах. – Только я так и не понял, что вы от меня хотите?

– Я? – переспросил древень и вдруг заговорил размеренным стихом:

Я хочу разговоров в холодном подъезде -

Прыгать с темы на тему, чтоб душами слиться.

Я тоскую по песням для трав и созвездий,

По надеждам и планам, которым не сбыться.

Время – вор. Пяткой в грудь колотить надоело.

Но наивные клятвы по-прежнему в силе.

Пусть летать не по чину, но ползать – не дело.

Я тащу сам себя из уютной трясины.

Не положено нам ни покоя, ни света:

Только долг и долги, дураки и дороги.

Но в любви мы сильней, чем бессмертные боги.

Я считал твой архив с допотопной дискеты.

Дуб замолчал. После секундной паузы последовала немного раздраженная реплика Кедра:

– Ну и нафига, Дуб? Договаривались же – ничего сиюминутного, только искусство, которое выше времен.

– Да ладно тебе! – отмахнулся тот. – Подумаешь, пара слов всего.

– Нет, не ладно! – занудствовал Кедр и повернулся к Четвертому. – Вот скажи – ты знаешь, что такое «подъезд»?

Монах опешил.

– Ну, так-то я вообще-то в городе родился и вырос.

– О! – обрадовался Дуб. – Слыхал, ретроград! Подъезд же, не парадное какое.

Но Кедр не отставал.

– Хорошо, а что такое «дискета» – ты в курсе?

– Про дискету не знаю, – честно сознался Четвертый. – Но, может, вы уже объясните – что происходит? А то я, честно говоря, сижу здесь дурак дураком.

– А происходит каждый раз одно и то же, – вступила в разговор раскрасневшаяся от пива Береза. – Каждый раз эти два душнилы начинают друг к другу цепляться. Но если очень коротко – то все просто. Мы – очень долгоживущие существа. И, как вы говорите, «вставляет» нас только то искусство, которое вне времени, которое не устаревает или устаревает очень медленно, за несколько столетий. Это значит, что в сфере литературы нам подходят только стихи.

– Почему? – удивился монах.

– Потому что написать не девальвирующийся от времени роман практически невозможно. Как правило, уже через пару поколений прозу читать тяжело. Меняется все – ритм речи, сленг, актуальность тех или иных тем, лексика – да все!

– А стихи – нет? – продолжал допытываться Четвертый.

– А стихи тоже в основном да, но некоторые – нет, – улыбнулась Береза. – Некоторые строки вечны и не стираются. Я сейчас приведу пример, чтобы тебе было понятно. У Пушкина, самого великого поэта, писавшего на русском языке, есть, разумеется, безнадежно устаревшие строчки.

Бразды пушистые взрывая,

Летит кибитка удалая;

Ямщик сидит на облучке

В тулупе, в красном кушаке.

Что тебе здесь непонятно?

Четвертый почесал в затылке.

– Ну… Как бы… Все. Все непонятно. Я понял только, что кто-то что-то взорвал, а потом улетел. А кто сидит – я так и не въехал.

– Отлично! – засмеялась Береза. – А теперь для сравнения его же классическое:

Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

Здесь что непонятно?

Четвертый покраснел.

– Здесь все понятно. Даже мне. Но в общем я понял, о чем вы. Стихи могут портиться, а могут не портиться. Могут быть сильными и слабыми. Как заклинания. Можно на пять минут заклятие наложить, а можно на всю жизнь!

– Во! – неожиданно заорал невоспитанный Дуб. – Я же говорил – он нормальный! А ты шаришь, пацан! Именно так – заклинания, магия! До появления Системы стихи были видом творчества, максимально приближенным к магии. И точно так же, как заклинания, они могли сработать или не сработать. Вот послушай одного древнего поэта, Рождественский его фамилия.

Сначала в груди возникает надежда,

неведомый гул посреди тишины.

Хоть строки

еще существуют отдельно,

они еще только наитьем слышны.

Есть эхо.

Предчувствие притяженья.

Почти что смертельное баловство…

И – точка.

И не было стихотворенья.

Была лишь попытка.

Желанье его.

Тоже, кстати, из вечных стихов. Там просто нечему портиться – стихи люди не перестанут писать, пока не вымрут.

– Ну хватит, – поморщился Кедр. – Рождественский прекрасен, но у нас сегодня не он.

– Зануда ты, – поморщился Дуб, и пояснил Четвертому. – Каждые такие посиделки посвящены одному поэту. Мы выбираем у него вневременные стихи и читаем друг другу. Сегодня у нас Элмер Транк. Был такой поэт в России, первые стихи за пару лет до появления Системы появились. Кстати, неподалеку здесь жил, у колдунов в локации. Из настоящих был, без матюгов и шок-контента до души добирался.

– Ну так и начинай тогда, – улыбнулась Береза.

– Да легко, – кивнул Дуб.

Не смирили нас железом и льдом,

Не пленили благосклонностью дам.

Где мои сапоги – там и дом,

То, что ближе лежит – тем и дам.

Я не горд и не особенно зол,

Но не жалуюсь пока на склероз.

Значит, завтра начинаем с азов -

Как гореть, когда ударит в мороз;

Как собрать хотя бы тысячу "я"

В поумневшее упрямое "мы";

И куда нас завела колея

По сугробищам трехлетней зимы.

Береза, не сдержавшись, захлопала в ладоши и крикнула:

– Тогда держи в пару!

На той стороне, где мы -

Время трехлетней зимы,

Пир во время чумы,

И совесть болит, как зуб.

Другой стороны нет.

Дебаты про Тьму и Свет

Смешней, чем хромой сонет

Про сидорову козу.

На той стороне, где нам

Достанется по трудам -

Пророк рассылает спам,

И дьявол за тамаду.

Но слышен далекий рог,

И ножик вонзен в порог,

И Повар запек в пирог

Серебряную звезду.

Там любят без громких фраз,

Играет армейский джаз,

И Бездна Голодных Глаз -

Вокруг, наверху, внизу.

Там кто-то в пятьсотый раз

Полсотни вселенных спас.

Там нет и не будет – нас.

И совесть болит, как зуб.

Девушка дочитала и улыбнулась Четвертому.

– Ну как тебе?

Монах осторожно пожал плечами:

– Ну… – и все-таки честно признался. – Не знаю. Кстати, там есть незнакомые слова. «Хромой сонет», например. Я не знаю, что это такое.

Береза насупилась.

– Давай все-таки разделять объективное устаревание и собственное невежество. Иначе любой идиот начнет предъявлять за все, что сложнее «Мама мыла раму». А хромые сонеты и сегодня пишут. Хромой сонет, чтобы ты знал, это тот же классический сонет, только с укороченными четвертыми стихами, ну, то есть строчками, в катренах. И все, и больше никаких отличий.

Четвертый хотел спросить, что такое катрен, но посмотрел на обиженное лицо Березы и передумал.

– Ладно вам… – примирительно сказал Кедр. – Парень, ты не старайся понять стихи, как решить задачу. Это же как песня, их надо просто слушать. Они сами в уши затекут, если настоящие. Вот еще – тоже про сонеты. Ну и немного про нас сегодня.

Когда в секунду схлопнутся века -

Исполнятся недобрые приметы:

Расколется кираса ледника

И заржавеет ятаган кометы.

Взойдет на трон, кто Истину искал,

Но изменял себе от раза к разу.

И только ветры в амбразурах скал

Останутся,

по долгу и приказу.

Когда потухнут звёзды и глаза,

Когда по кухням разведется плесень -

Ни суховей, не майская гроза

Не пролетят по городам и весям.

Когда любое слово – весть беды,

Клочка от наших клятв не сохранится -

Приходит время

разбивать сады

И для сонетов линовать страницы.

Кедр замолчал и очень серьезно спросил у монаха.

– Ты ведь понял, о чем это стихотворение?

Тот вздохнул и кивнул.

– Понял. Ну то есть я не уверен, что я все правильно понял, но вот чисто для себя – здесь все понятно. Это реально про сейчас. Мы стоим на пороге, скоро все рухнет и мир изменится. От нашего старого мира, наверное, мало что останется. И что вот делать обычному человеку, если ты вообще никак на это повлиять не можешь? Если ты, блин, как муравей? Ну он и говорит – делай то, что надо делать. Если ты садовник – сажай сад, даже если яблок не увидишь. Кто-то тебе потом спасибо скажет, даже если тебя уже не будет. Если поэт – пиши стихи. Лучше – хорошие.

– Браво! – Кедр дважды хлопнул в ладоши. – И имей в виду – никакого правильного понимания не существует, стихи только «чисто для себя» и можно понять. Просто у некоторых чувство собственной важности зашкаливает, вот они и объявляют свое понимание единственно возможным. Им волю дай – они любое стихотворение расчленят и препарируют, даже то, которое представляет собой просто настроение, пойманное в сеть слов. Вроде этого:

Отблески на воде. Плющ, кипарис и мирт.

Ночь за твоим плечом мятна и бледнолика.

Что нам еще любить, если не этот мир?

Если его любить – то не избегнуть лиха.

Горький прозрачный дым. Рваный гитарный ритм.

Если не ждать Суда – можно бы жить иначе…

Не оглянись назад: если заговорим,

Ночь за твоим плечом истину глубже спрячет.

Стены пустых домов. Варварство пентаграмм.

Стоя меж двух зеркал, видишь одно и то же.

Если простят долги – что остается нам?

Ночь за твоим плечом пляшет и корчит рожи.

Четвертый допил кружку и понял, что в голове у него изрядно шумит. Пиво у долгих оказалось гораздо крепче, чем казалось. И вдруг он, неожиданно сам для себя, пожаловался вслух.

– Все это, конечно, хорошо, это реально душу разбирает – все эти ночи за плечом и не смотри назад. Что вы думаете – я дурак и ничего не понял? Я все понял. Это правильно, конечно – сады там сажать и все такое. Но это все – если ты стоишь, и все это мимо тебя несется. Если ты зритель, даже если участник – все равно зритель, по большому счету, понимаете? А вот если попал так, как я? Когда все на тебе завязано? Когда ты накосячишь, просто нечаянно ступишь – и все! Все, понимаете? Тысячи людей! И все.

Его собеседники, которые в начале монолога улыбались, вдруг стали серьезными.

– А это только тебе, – твердо, даже жестко, сказала Береза. – Это твоя ноша, тебе ее нести, мы тут тебе не помощники. Мы наблюдатели – и не более.

– Мы – нет, – кивнул Кедр. – А вот стихи – да. Стихи могут помочь. Ответа они тебе не дадут, но совет ты получить можешь.

– Давайте так, – вдруг сказал Дуб. – Нашему гостю уже пора, иначе проблемы будут. Тем более – все, что хотели, мы уже получили. Поэтому сейчас каждый из нас в качестве подарка прочтет парню по стихотворению, которое, на ваш взгляд, ему на пользу будет. А потом я его на место отнесу. Я тогда и начну, пожалуй.

И он начал читать – тихо, вполголоса, что вроде как не вязалось с его громогласной натурой, но было удивительно уместно:

В никуда улетают минуты

С каждым годом скорей и скорей.

Время скачет на помощь кому-то

Сквозь тенета ночных фонарей.

Ты родился не зря, как и каждый.

Но, прозревший от чьей-то слезы,

В разговоре с друзьями однажды

Перешел на забытый язык.

И стремительней стала походка,

И весомей – раздумья и речь,

Стал суровей изгиб подбородка,

Пальцы сжали невидимый меч.

И зажглось над судьбой, как эпиграф:

«Обещаниям счастья не верь.

Позабудь беззаботные игры,

Ты за все отвечаешь теперь.

Потому что несутся минуты

С каждым годом скорей и скорей».

Время скачет на помощь кому-то

Сквозь тенета ночных фонарей.

Ну успел затихнуть голос Дуба, как без паузы вступила Береза:

К гриму грязь не прилипает,

Птиц не метят на лету…

Только сердце привыкает

Обрываться в пустоту.

Но пока оно на месте

И пока глядят глаза –

Сколько раз добавишь лести,

Чтобы истину сказать?

Сколько раз ты встанешь между

Равнодушных жерновов,

Защищая без надежды

Наше право на любовь?

Сколько золота сменяешь

На замызганную медь,

Сколько раз еще сыграешь

Невеселую комедь?

Сколько раз ты расплатился

За огрызки на столе?

Сколько раз ты воплотился

На истерзанной земле?

Кто узнает, кто оценит?

Нечем грим стереть с лица.

Нам играть на каждой сцене

Светлый замысел Творца.

И тут же – Кедр, звучно и чеканя каждое слово.

Молчи. Не верь, не бойся, не проси.

Оставь неразрешенными коаны.

Не постигай по капельке росы

Бездонность мирового океана.

Зачем тебе изнанка мастерства?

Орел – цыпленок, какова же решка?!

А мы – сгнием, как палая листва,

Мечтая стать хотя бы сыроежкой.

Собой удобрим чей-то райский сад,

Платя за правду жидким красным налом.

Зачем тебе дорога бодхисатв?!

У наших сказок – грустные финалы.

Но где дублеры, чтобы заменять

Героев ненаписанных преданий?

Не верь себе. Не бойся за меня.

И не проси у неба оправданий.

Окрестности села Мальцево

Тугулымский сектор,

Свердловская локация

57°06′ с. ш. 64°95′ в. д.

До стоянки паломников Четвертый с Дубом добрались все так же быстро – не прошло и пяти минут, как ожившее дерево снял монаха с плеча.

– Твои там, – указал он действительно узловатым, как дубовая ветка, пальцем. – Вон за теми кустами. Я к ним уже не пойду, извини. Доберешься же сам?

– Да, конечно, – улыбнулся Четвертый. В его голове все еще звучали эти странные не то предсказания, не то заклинания, написанные за столетия до его рождения. – Конечно доберусь. Спасибо вам.

– Погоди, – остановил его Дуб. – Ладно уж, нарушу еще раз принцип вечности, прочту еще одно сиюминутное стихотворение. Только это уже не тебе.

– А кому? – не понял монах. – Им?

И он кивнул в сторону лагеря паломников.

– Нет, не им, – покачал головой долгий и непонятно пояснил. – Тем, кто оттуда за тобой следят.

– Откуда? – не понял юноша.

– Снаружи! – раздраженно отрезал Дуб и, не дожидаясь новых вопросов, начал читать.

Зал ожидания смерти с доставкой на дом.

Ядовитые новости из каждого утюга.

Грош цена достижениям и наградам,

Если попкорн закончился или болит нога.

На чемоданах спят – будто с супругой босса.

Дети читают вслух: "веа-риз-май-ган?".

Спины, по новой моде, сгибаются в знак вопроса.

Крайне досадно платить по чужим долгам.

Объявляют посадки, не уточнив детали -

Правильный цвет штанов, паспорта и плаща.

Ждать. Заполнять дневник. Помнить, что мы – летали.

Путь самурая счастья не обещал[1].

***

Когда Четвертый подошел к костру, который успели развести демоны, уставившийся в огонь Псих спросил, не повернув головы:

– Что хотели?

– Да я так и не понял, – признался юноша, присаживаясь. – Стихи читали.

– Слушали тебя, значит, – удовлетворенно кивнул Псих. – Как настройщики инструмент слушают – пойдет или не пойдет. Если отпустили – подошел. Ну да я в тебе и не сомневался. Ты у нас парень неплохой. Только тупишь и глухой.

– Да ну тебя! – обиделся монах. – Я и так ничего не понял, тут еще ты со своими подначками.

– Можно подумать – я понял, – хмыкнул Псих. – Все это очень и очень странно. Ладно, давай спать. Посмотрим, чем нас завтра Урал встретит.

[1] Стихотворение написано специально для книги «Куда идем мы»

Глава сто первая. г. Камышлов, дер. Надеждинка

(где прошлое продолжает преследовать Психа)

г. Камышлов

Камышловский сектор,

Свердловская локация

56°51′ с. ш. 62°43′ в. д.

– Слава богу, наконец-то город! – простонал Жир. – Хоть поедим.

– Интересно, кто тебе в деревнях жрать не давал? – хмыкнул Псих.

– Шутишь? – взвился свин. – А не у кого там едой разжиться было! Ты как будто не видел – все села пустые стоят. Избы брошенные, ни одного живого человека.

– Видел, – спокойно кивнул Псих. – Это меня и тревожит. Если села безлюдные – значит, кто-то их обезлюдил. Не обязательно – съел. Могли и просто от кого-то драпануть. И вообще, не нравится мне все это. После встречи с деревьями идем как по бульвару. Ни одной стычки за столько дней. Ой, не к добру это…

– Опять за рыбу деньги! – всплеснул руками Жир. – Я же тебе, дураку, сто раз объяснял. Система нам в качестве плюшки за квест организовала спокойную дорогу. По Уралу точно, а дальше посмотрим.

– Ну-ну, – саркастически хмыкнул Псих. – Что хоть за город-то впереди?

– Камышлов, – подал голос Четвертый, восседавший на Драке.

– И что же Пепка про него пишет? – поинтересовался обезьян.

– Ну… – начал было монах, потом смешался, покраснел и признал. – Ну, в общем, там в основном про пиво.

Псих сплюнул.

– А, нет! – обрадовался меж тем Четвертый. – Пишет, что здесь монастырь есть. Свято-Покровский.

– Монастырь – это классно! – обрадовался Жир. – Во-первых, нас покормят…

– И этого с твоей точки зрения более чем достаточно. Во-вторых, третьих и так далее уже не требуются, – подколол товарища Псих, а потом добавил серьезно. – Но в принципе свинка прав, зайти надо. Может, совместное богослужение провести удастся, надо же как-то Четвертому недополученную прибыль компенсировать. Куда идти-то?

Четвертый пожал плечами.

– Пишут – ориентироваться на Собор Покрова Пресвятой Богородицы. Крупнейший храм города.

Псих кивнул и ненадолго вознесся в небеса. Потом спустился и махнул рукой:

– Туда.

***

На подходе к монастырю Псих вдруг начал нервничать.

– Не нравится мне этот монастырь, – остановившись недалеко от ворот, сказал он. – Мутный он какой-то. И пахнет здесь железом и кровью. Давайте туда не пойдем.

– Ты попутал, что ли? – заржал свин. – Пахнет ему… Это что – сказка про мартышку, которая мечтала стать овчаркой?

– Действительно, Псих, – поддержал Жира Четвертый, – что ты как ребенок? Ничем здесь не пахнет, монастырь как монастырь. Пойдем уже.

И монах послал лося вперед.

– Тот, а ты что скажешь? – обезьян упрямо стоял на месте.

Великан-сом пожал плечами.

– Надо идти, потому что мы – монахи, а это – монастырь.

И тоже двинулся в сторону ворот вслед за Жиром и Четвертым.

Псих посмотрел им вслед и полез смотреть системные сообщения.

– Так я и думал… – скривился он. – Абилка «Дар Кассандры» прокнула. Как минимум неделю мне никто верить не будет. Ну спасибо, бабка, чтоб тебе каплуном в курятнике переродиться!

И быстрым шагом пошел догонять товарищей.

На территории монастыря подозрительность Психа выросла многократно. И стражники у ворот сильно упырей напоминали. И келарь, который вышел встречать гостей, имел слишком жуликоватое выражение лица. И монахи с бандитскими рожами очень уж активно толкались вокруг гостей – ни дать, ни взять, в окружение брали.

Паранойя обезьяна достигла пика, когда их повели представляться игумену. К тому времени Драка уже увели на конюшню, Четвертый переоделся в рясу для торжественных приемов и праздничных обрядов, оставшиеся паломники выстроились за ним в шеренгу, стараясь придать своим физиономиям благостный вид, а вся многочисленная монастырская братия толпилась за их спинами.

Наконец, двери открылись, и на высокое крыльцо величаво вышел монастырский игумен.

И тут паранойя Психа исчезла.

Потому, что превратилась в уверенность.

Ни медля ни секунды, он взмыл в воздух, крикнув на взлете:

– Гриф, висельник, ты-то куда? Из тебя игумен – как из Бычары модистка!

– Взять их! – зычно крикнул подчиненным игумен, тоже вертикально уходя на взлет. – А ну стоять, Мартышка!

Но Псих, как пуля быстрый, в небе голубом и чистом с ревом набирал высоту. Причем прямо по его курсу, чуть дальше стен монастыря, появилось зеркало портала – очевидно, там глушилка прыжков уже не работала.

Впрочем, игумен летел гораздо быстрее и неотвратимо нагонял обезьяна.

– Ах-ха-ха-ха! – злобно расхохотался он. – Ты действительно рассчитывал улететь от птицы, обезьянка ты блохастая?!

И тут произошло неожиданное. Псих оглянулся, оценил обстановку и…

Бог его знает, что он там сделал и какое заклинание из своей легендарной коллекции использовал, но выглядело это так, как будто он включил турбо. Скорость примата рывком увеличилась практически вдвое, и стало понятно, что Псих успеет к порталу раньше.

Обезьян уже практически сбежал.

Понял это и игумен, помрачнел лицом и злобно крикнул:

– Держи на дорожку!

После чего махнул рукой вслед бежавшему.

Из широкого рукава догоняющего вылетел металлический шарик и с невероятной скоростью понесся к Психу. На подлете он превратился в огромную кастрюлю, которая накрыла собой обезьяна.

В портал Псих так и влетел – кувыркаясь в кастрюле с захлопнутой крышкой.

А игумен неспешно развернулся и полетел обратно.

Там было еще веселее – четверо местных монахов крепко держали Четвертого в парадной рясе. Предводитель паломников безрезультатно дергался, пытаясь высвободиться, и что-то неразборчиво кричал.

Остальные обитатели фальшивого монастыря столь же безрезультатно пытались завалить Жира и Тота. Свинья с сомом, сжав оружие в руках, стояли спина к спине и шаг за шагом пытались пробиться сквозь толпу, обступившую их со всех сторон, к выходу. И что-то у них получалось – к выходу они далеко не продвинулись, но с десяток демонов на перерождение уже отправили. Тела этих лузеров, угодивших под удар граблей и лопаты, без признаков жизни валялись под ногами паломников.

– О, боги, ну что за дебилы!.. – простонал игумен, извлекая дубинку, усеянную волчьими клыками. – Все самому делать приходится. Ну неужели нельзя на шаг вперед подумать?

Он опустился рядом с плененным Четвертым и громко крикнул:

– Эй, вы! Что башкой вертишь, свинья шелудивая, тебе говорю! Оружие на землю, руки в гору! А не то я вашего монашка прямо сейчас на перерождение отправлю.

Бойцы замерли на секунду. Потом Тот, не изменившись в лице, спокойно и аккуратно положил свою лопату. Жир же скрипнул зубами, глухо выматерился и с размаху швырнул грабли на землю.

– Кто бы знал, как меня задолбал этот хрустальный чемодан без ручки! – с неподдельной экспрессией заявил он, поднимая руки. – Опять из-за него в плену сидеть!

дер. Надеждинка

Муромцевский сектор

Омской локации.

56°24′ с. ш. 75°39′ в. д.

– Князь! Князь, поди сюда! Это тебе подарочек или как? Наверняка ведь по твою душу к нам во двор двадцатилитровую кастрюлю забросили? Да хватит мечом махать, подойди на секунду!

Над кастрюлей с заключенным в ней Психом стояла Лоча и громко кричала, призывая своего быкоголового мужа. Как всегда, новые кухонные девайсы первой обнаруживает хозяйка дома.

– Вы уж извините, что я без спроса, – раздался вдруг голос из кастрюли, – но дальний портал я скастовать никак не успевал, а в ближнем радиусе у меня ваша усадьба – единственное место, где меня гарантированно не съедят по прибытии. А вообще – правильно, невестка, зови этого бычару сюда. Есть у меня к нему пара вопросов.

– А что ты там сидишь, Хан? – раздался густой баритон подошедшего, наконец, быкоголового Князя. – Вылезай уже. Это, в конце концов, не очень вежливо – ходить в гости в кастрюле. Пусть даже незванным.

– Не могу, – честно признался Псих. – Прикинь, Ёви, я не могу вылезти из кастрюли. Поэтому ответь мне, мой старый друг, на один вопрос извне. Не глядя, так сказать, честно в глаза старому приятелю. Ты, бычара затихарившийся, знал? Знал, что наш с тобой друг юности Гриф, которому вообще-то еще сидеть не пересидеть, на самом деле тусит неподалеку, в Свердловской локации?

– Знал, конечно, – признался Князь после секундной паузы. – И не только знал – я ему неслабо помог в первые годы после побега. Он, собственно, и осел на Урале, потому что я ему там это тихое место, этот заброшенный монастырь, нашел. Ну и чтобы от меня неподалеку быть, если честно. Сейчас я ему, конечно, уже нафиг не нужен, он неплохо приподнялся и обустроился в последние годы, но поначалу его пришлось плотно прикрывать. Искали его по-серьезному, носом землю рыли. Ну и ко мне, разумеется, приходили, расспрашивали, в деталях обстановку узнавали. И, главное – не пошлешь расспросчиков. Вернее, послать-то недолго, я поначалу так и сделал… Но очень быстро она меня вышли очень серьезные люди и вежливо, но настойчиво, попросили проявить понимание и пообщаться с людьми, чтобы не портить жизнь ни мне, ни другим.

– Ни фига себе… – глухо отозвался Псих из кастрюли. – Если даже в твою упрямую башку они сумели вложить стремление к сотрудничеству со следственными органами – наверное, это были очень серьезные люди.

– Гораздо серьезнее, чем ты себе воображаешь, – буркнул бык. – Более того – я потом разузнал осторожно, эти расспросчики приходили ко всем, кто имел хоть какие-то дела с Грифом до посадки. Если бы ты тогда под горой не чалился – и к тебе бы пришли. Наша птичка какой-то очень серьезной разработке по работе с пространством ноги приделала, за что, собственно, и присела надолго. Больно уж злы были на него очень серьезные кланы с Верхних Планов. Вот только ты его знаешь – его никакая клетка не удержит. «Летать рожденный – сидеть не будет» – так он всегда говорил.

– Не только говорил, но и делал, – напомнил Псих. – Ладно, давай для начала меня вытащим, а потом обсудим нашего новообретенного друга юности.

– Резонно, – кивнул рогатый демон, – Посиди немного, я за инструментами схожу.

Через полчаса Князь с матюгами швырнул дрель на пол.

– Да чтоб у него чирей на ключе выскочил! Это что за кастрюля-то такая? В нее что – атомную бомбу швырять надо? Ладно, последнее средство. Я попытаюсь свой рог под крышку подсунуть. Есть у меня одно заклинание повышенной пробиваемости рогов, как раз для крайнего случая берег. Если и это не поможет – придется мне брать эту твою дурацкую кастрюлю и вести ее к Грифу, пусть сам свое имущество открывает.

– Да не хотелось бы, – осторожно заметил Псих, к тому времени едва не оглохший от всех ударов, сверлений и пилений Князя.

– Сам не в восторге от этой идеи, – буркнул бык. – Ладно, пробуем.

Эксперимент удался наполовину – быку удалось втиснуть кончик своего рога под крышку, но именно что только кончик. Протиснувшись на пару сантиметров, рог мертво встал и развить успех у быкоголового демона не получилось, сколько бы тот не старался. К тому же стенки кастрюли плотно облегали рог, не оставляя никакого зазора.

– Ладно, – тяжело дыша, Князь, наконец, сдался. – Придется к этому пернатому властелину пространства на поклон идти. Но ты не переживай, при мне он тебя не тронет.

– Зато я его трону, – пообещал Псих изнутри. – Я его так трону, что он у меня сам в эту кастрюлю залезет, чтобы спрятаться от моего гнева.

– Короче, я выдергиваю рог, – предупредил рогатый демон.

– Стоп! – заорал изнутри Псих, которому в голову пришла идея. – Не выдергивай! Ты это… К стоматологическим процедурам нормально относишься?

– В смысле? – не понял Князь.

– Бормашины не боишься?

– Да вроде нет. А что это такое?

– Отлично! – резюмировал Псих, оставив вопрос друга без ответа. После этого заключенный обезьян извлек свой железный посох, уменьшил его до нужного размера и, используя свой любимый девайс как сверло, высверлил в бычьем роге небольшое дупло.

Князь немного помычал, но в целом операцию перенес сравнительно спокойно, хотя и несколько удивленно. Лишь в самом конце не удержался и сказал:

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Не псы, ты не первое столетие меня знаешь, – отозвался Псих, докручивая последние обороты.

– Поэтому и дергаюсь, братан, поэтому и дергаюсь.

– Все, не дергайся, я закончил!

А Псих превратился в муравья и залез в дупло.

– Выдергивай! – крикнул он.

Оказавшись на свободе, обезьян сразу же принял свой обычный размер.

– Какие интересные новости… – и Князь, и Лоча смотрели на Психа широко открытыми глазами.

– А ты полон сюрпризов, мой старый друг, – продолжил быкоголовый демон, покачивая головой. – Всю жизнь я считал «Минимизацию» байкой, которую травят друг другу подвыпившие завсегдатаи трактиров. За все те несколько столетий, что я прожил на Земле и в Верхних Планах, я слышал о «Минимизации», наверное, несколько тысяч раз, но не видел ни одного достоверного свидетельства ее существования. Вернее, не видел до сегодняшнего дня. Ее нет ни у кого из известных мне сильных мира сего, а я их знаю немало.

– Либо они ее просто не афишируют, – вклинился в монолог Псих, – как не свечу ее я. Те, кто видел, как я ее использую, либо относятся к категории близких мне людей, либо…

– Либо? – эхом откликнулась Лоча.

– Либо никому уже не могут ничего рассказать. Совсем никому. – Псих улыбнулся, но улыбка получилась жутковатой.

– Понятно, – кивнул Князь. – И много у тебя таких… социально близких?

– Было десять. С вами образовалась дюжина, – вновь улыбнулся обезьян. – И я надеюсь, что вашими усилиями эта цифра не возрастет. Скромность, мои друзья. Скромность, умеренность и не болтливость – вот лучший залог дружбы.

И тут же, не дав семейной паре и слова сказать, тут же продолжил тему.

– Кстати, о старых знакомых. Князь, я не прошу помощи, но буду благодарен, если ты меня сориентируешь в обстановке. Разумеется, информацию раскрываешь только в тех пределах, которые ты сам сочтешь достаточными. Лады?

И он цепко посмотрел в глаза Князь. Бык выдержал этот взгляд и молча кивнул.

– Отлично! Тогда скажи мне вот что, старый друг. Гриф наверняка захватил моих спутников, как ты видел, я сам успел в последнюю секунду, сбежав уже, по сути, плененным. Ты, в отличие от меня, знаешь его нынешнего, а не прошлого. Скажи мне честно, Князь, на твой личный взгляд, какие у меня шансы решить дело миром?

– Честно? Минимальные.

Князь очень жестко посмотрел на Психа. Обезьян улыбнулся в ответ.

– То есть Гриф, судя по всему, мало поменялся. Я правильно понимаю, что по-прежнему его главный приоритет – он сам, а на всех остальных ему плевать?

Бык пожал плечами.

– Ну, не все так плохо. Если бы дело касалось только тебя – скорее всего, никаких вопросов бы не было. Ты бы ушел сам, целым и на своих ногах. Он мужик не жадный, возможно, тебе еще и пирушку закатил бы на дорожку. Такую, бюджетную пирушку. С твоими друганами, свиньей и рыбкой, тоже не было бы особых проблем. Не поручусь, правда, что он не попытался бы за твоей спиной сманить их к себе в банду. Но эти двое не производят впечатления умственно отсталых, поэтому без особых на то причин под Грифа бы не пошли. Он пока статусом не вышел, чтобы у него на посылках бегали хаи такого уровня. Так что все было бы прозаически – он предложил, они отказались, и все разошлись, как в море корабли – немного недовольные друг другом, но без особой злобы… Но вот этот ваш монах…

– А что монах? – поднял брови Псих.

– Слушай, у меня большая просьба, – поморщился Князь. – Пожалуйста, не включай дурака при общении со мной. Я воспринимаю это как пренебрежение и меня это обижает. Ты все прекрасно понимаешь, и я знаю, что ты все прекрасно понимаешь. Поэтому выключи, пожалуйста, дурака. Твой монах – это джек-пот, который мечтает сорвать каждый встречный. Если его сожрать, это даст счастливчику-обжоре невероятный буст в развитии. Извини, но Гриф хочет жить. Он знает, что искать его не перестанут и рано или поздно найдут. Единственный вариант выжить – это встретить гостей во всеоружии, изрядно усилившись. Поэтому твоего монаха Гриф сожрет. Без вариантов, и никакая старая дружба этого не отменит.

Глава сто вторая. Надеждинка, Верхние Планы

(где речь идет о реальности жизни и о жизненности реалий, а Псих вербует союзников)

дер. Надеждинка

Муромцевский сектор

Омской локации.

56°24′ с. ш. 75°39′ в. д.

– И ты бы сожрал? – поинтересовался Псих, пристально глядя в глаза быку.

– Сейчас, наверное, уже нет… – пожал плечами Князь. – Но исключительно потому, что он в твоей команде, а я сейчас тебе должен столько, что это перевешивает даже бонусы от буста. Но будь я чуть меньше тебе обязан – монах прожил бы ровно те три дня, которые ему необходимы для очищения перед употреблением.

– Понятно, – улыбнулся Псих. – Ну, спасибо и на этом. Сколько я понимаю, если я хочу вытащить своих друзей живыми, мне надо наглухо валить Грифа. Сколько я его помню – это весьма нетривиальная задача.

– Более чем, – подтвердил быкоголовый. – Я бы даже сказал – невыполнимая. За те столетия, что вы не виделись, ты сильно сдал, Хан, а вот он, напротив – изрядно прибавил.

– Не кажи «гоп», крупнорогатый, не кажи «гоп»… – рассеяно сказал обезьян, явно о чем-то задумавшись. – Выиграть у тебя тоже казалось невыполнимой задачей, однако по итогу ты мне обязан жизнью, а не я у тебя в долгу, прости уж за напоминание. Но в целом ты прав, будем исходить из того, что я слабее. А это значит что?

В ответ бык только фыркнул, но Псих, не обращая на него внимания, сам ответил на свой вопрос.

– Это значит, что необходимо уравнять силы. Позвать с собой, например, кого-нибудь достаточно прокаченного для этой драки. Да, Князь?

И маленький обезьян весело подмигнул старому приятелю.

– Вот ты, например, не хочешь составить мне компанию и заглянуть в гости к нашему старому другу Птичке? Чем мы в конце концов, хуже героев мультфильма? Винни Пух ходил в гости со свининой, а я с говядиной схожу. «Куда идем мы с…». Не хочешь?

Он посмотрел на демона, и этот взгляд сильно диссонировал с его шутовским тоном. Смотрел Псих цепко и жестко.

Князь не спешил с ответом, и в воздухе повисла пауза.

Тяжелая пауза.

– Нет.

Слово, произнесенное быком, было тяжелым и увесистым. Как булыжник.

– А если я напомню о долге? – Псих по-прежнему жестко смотрел в глаза другу и ощутимо давил взглядом. Но Князь уже принял решение.

– Все равно – нет, – рогатый демон, набычившись, помотал своей бычьей головой. – Я тебе должен, Хан, и ты можешь в любую минуту забрать мою жизнь, но я не пойду убивать близких мне людей. Даже ради другого близкого мне человека.

– Что за сопли ты развел, Ёви? – поморщился Псих. – Каких нахрен друзей? Мы оба знаем Грифа, нет у него никаких друзей и никогда не было. Для него эти слова ничего не значат. Он всю жизнь жил для себя, он и в Семерку-то пошел исключительно потому, что быть в компании шести других сильнейших демонов Земли выгоднее, чем быть противником шесть других сильнейших демонов. Ему плевать на всех, кроме себя. Только не говори мне, что он изменился, НАСТОЛЬКО ни люди, ни демоны не меняются. Это доминанта его личности, стержень, на который нанизано все остальное. Мы вот мычишь мне здесь про друзей и «не пойду», а он ведь и тебя, и меня с удовольствием бы продал за гораздо меньшее. И никакие драки спиной к спине в молодости этому бы не помешали. Что – не так, что ли?

– Так, – не стал спорить Князь. – Ему совместно прожитая молодость не помешала бы. Мне – мешает.

– Ёви, у тебя что – башня от переживаний потекла? – Псих явно злился, заводился, и голос его звучал все громче и жестче. – Что ты мне здесь втираешь? «Ах, друзья мои, друзья…». Развел здесь какой-то изгиб гитары желтой. Друзьями мы если и были, то хрен знает сколько лет назад, когда были молодыми и глупыми. А потом несколько столетий замечательно друг без друга обходились и хорошо еще, что не поубивали друг друга. Да что далеко ходить – мы с тобой сколько столетий на ножах были? Ты же, гнида, меня грохнуть мечтал за то, что я твоего пацана к делу пристроил. А теперь мычишь мне здесь: «Ах, я не пойду, ах, Гриф мой друг…». Очкуешь – так и скажи.

Слова обезьяна изрядно зацепили быка, его ноздри бешено раздувались, казалось, он вот-вот бросится в атаку. Но голос прозвучал ровно и спокойно.

– Ты невнимателен, Хан. Я ни разу не сказал – «друзья». Я говорил – «близкие люди».

Псих в голос хмыкнул.

– Как говорил старший брат: «Да? А какая разница?».

– Большая, Хан. Большая. – Князь вдруг успокоился и смотрел на собеседника грустно и даже немного стесняясь. – Ты прав, мартышка, у меня в башне что-то тронулось после того, как ты меня не грохнул. Я ведь в мыслях уже ушел на перерождение. Говорят, что в такие минуты всю жизнь вспоминаешь – я всю не вспоминал, но передумать за ту минуту, что перед тобой без меча стоял, успел изрядно. Вот, думаю, жизнь и кончилась, а что в той жизни было? И понял вдруг, что не так много такого, что хотелось бы успеть вспомнить перед тем, как забыть навсегда. Но и ты, и Гриф в этом списке были. Знаешь, что я понял? Нет никаких друзей и врагов, слишком уж часто люди меняются в этих статусах. Есть просто люди малозначные, которые в твоей жизни мелькнули и забылись, а есть близкие люди – те, что заняли в твоей жизни изрядный кусок. Они могут быть родителями, родственниками, друзьями, врагами, коллегами, начальниками, да хоть актерами, которых ты ежевечерне наблюдаешь в ящике – кем угодно! Их судьбы переплетены с твоей, они, по большому счету – и есть твоя жизнь. Ты живешь в одном пространстве с ними, ты думаешь о них, пересказываешь одним близким сплетни о других близких. Твоя жизнь состоит из них. А потом начинается самое печальное. Знаешь, что?

– Догадываюсь, Ёви, – Псих невесело улыбнулся.

– Правильно догадываешься, Хан. – кивнул Князь. – Близкие люди начинают исчезать. Уходят один за другим, и больше их в твоей жизни не будет. Остаются только воспоминания, но воспоминания, между нами – очень хреновый заменитель.

– Суррогат.

– Чего? – не понял бык.

– Хреновый заменитель называется суррогат, – пояснил Псих. – Богатое слово, я его поэтому когда-то и выучил.

– Тьфу на тебя, блохастый! – немного обиделся крупнорогатый. – Сбил с мысли. О чем я говорил? Да. Ты, конечно, скажешь, что вместо ушедших появляются новые близкие люди. И я даже соглашусь – так оно и есть, природа не терпит пустоты. Но тут другая проблема. Чем дольше живешь – тем меньше живого остается от целых периодов твоей жизни, особенно от ранних. Они истончаются, становятся каким-то призрачными, полупрозрачными, потусторонними. Уходят за грань, на ту сторону, живут только в памяти. И все меньше и меньше побегов, дотянувшихся до нашего времени, тех, что еще держат их в реальности. А когда твое прошлое – только в твоей памяти, это значит, что в реальности его больше нет. И чем больше кусков твоей жизни исчезает в воспоминаниях – тем меньше становится твоя жизнь. Сначала она растет, потом замирает в равновесии, и однажды ты ловишь себя на том, что она стала меньше. Она уменьшается все больше и все быстрее, и однажды растает полностью, как кусок сахара в кружке чая. И тогда ты сам уйдешь туда, чтобы остаться только в памяти.

– Да ты поэт, Ёви… – задумчиво сказал Псих после паузы.

– Да пошел ты… – беззлобно поблагодарил за комплимент быкоголовый демон. – Все ты прекрасно понял, всегда смышлен был. Мы уже не телята, Хан, и наша жизнь давно уже пошла по пути шагреневой кожи. От моей жизни до ухода в Верхние Планы остались только ты да Гриф.

– Ну, теоретически еще Тритошка есть… – протянул Псих, но Князь фыркнул совершенно по-бычьи.

– … о котором никто ничего не слышал уже несколько столетий. Еще раз – от моей молодости остались только ты да Гриф. И я не буду своими руками отправлять этот кусок жизни за грань.

– Хорошо тебе. А мне вот – придется. И скорее всего – собственноручно, – вдруг сказал Псих очень серьезно. – Не обидишься тогда на меня?

– Обижусь, конечно, но переживу, – Князь расплылся в улыбке и фыркнул. – Не настолько уж я поэтичен.

– Да-да, охотно верю, – закивал головой Псих. – «Капитан Блад ошень поэтишный человек. Как он там говорить про яблонь в цвету?».

Обезьян встал.

– Ладно, хозяева, спасибо вам за приют, за ласку… Пойду я. Бывайте, не поминайте лихом. Кастрюлю можете оставить себе. На память долгую, неразрушимую.

– Ты куда? – приподнял бровь бык.

– К призракам прошлого, вестимо. Надо же мне кого-то вместо тебя на Птичку подписать. Но я не прощаюсь, если чо. Мне понравилось твои философствования слушать. Может, и загляну на огонек при случае. Лоча, ты очень благотворно влияешь на этого балбеса. Он даже научился внятно формулировать несложные мысли. Продолжай в том же духе, у тебя получается.

– Вали уже, коль собрался! – не выдержал бык.

– Ухозу, ухозу, ухозу! – замахал руками Псих, подвесил портал и одним прыжком заскочил внутрь зеркала.

– Портал фиолетовый, – задумчиво сказал Князь. – В Верхние Планы прыгнул.

– Помолчал бы уже, кобелина! – неожиданно сварливо отозвалась Лоча. – Новые близкие люди у него появляются. Видали мы, кто у тебя появляется. И сам кобель, и философия у него такая же – кобелиная.

Князь печально вздохнул.

– И пора бы уже привыкнуть к тому, что при порыве откровенности женщина тебя внимательно выслушает и сделает самые неожиданные выводы – но никак не получается. Умеешь ты удивить, красавица моя.

Где-то в Верхних планах.

Никакой вывести на старом доме в переулке не было, но Псих уверенно подошел к двери и толкнул ее.

Внутри был бар, но очень странный.

С одной стороны – невзрачная обстановка, полное отсутствие какой-либо дизайнерской концепции и модных изысков. Как будто кто-то просто купил обычные деревянные столы и стулья, расставил их в произвольном порядке, отгородился от народа барной стойкой, а в компенсацию поставил в зале древний музыкальный автомат, который в данный момент позванивал гитарными рифами минимум полувековой давности.

И заклеймить бы заведение вердиктом «бюджетный вариант забегаловки на районе для не до конца опустившихся местных выпивох» – да посетители мешали.

Внутри сидело всего человек пять, но назвать их местными алкашами язык бы не повернулся ни у кого. Больше всего они напоминали наемников, причем наемников чрезвычайно дорогостоящих. Одно только оружие, заботливо убранное в ножны, выглядело так, будто его продажа может выправить дефицитный годовой бюджет города Челябинска.

Против ожидания, ни малейшего интереса у вошедшего Психа они не вызвали. Вежливо поздоровавшись и получив несколько доброжелательных поклонов в ответ, он прямым ходом направился к стойке, за которой стоял дедушка-божий-одуванчик с плешивой головой, обрамленной редким седым пухом. Дедуля хитро поглядывал на посетителей поверх выдающегося во всех отношениях носа – огромного, размером с небольшой баклажан, мясистого, отвислого и красиво разрисованного многочисленными разноцветными прожилками.

– Здравствуй, Азраил! – кивнул Псих, взгромоздившись на барную табуретку.

– Это очень старое имя, – поморщился старик, не ответив на приветствие. – Настолько старое, что все, кто его носил, уже умерли. Некоторые – несколько раз. Поэтому я даже теряюсь, к кому вы обращаетесь, почтенный Мудрец, равный Небу. Я обычный скромный бармен и люди называют меня Сирано. Я не протестую – если хочется, пусть называют.

– Да мне сирамно, кто там тебя называет Сирано, Азраил, – несколько неуклюже скаламбурил обезьян. – Для героя Ростана ты уже малость староват, в твоем возрасте тыкать шпагой в живого человека и вопить серенады под балконом не к лицу и не по летам.

Старик опять едва заметно поморщился.

– Отсидка не пошла на пользу твоим манерам, Псих, твое воспитание по-прежнему оставляет желать лучшего. Ты знаешь порядки в этом заведении – если ты продолжишь хамить обслуживающему персоналу в моем лице, я позову вышибал и тогда даже тебе не поздоровится.

Удивительно, но Псих не вспыхнул и продолжил нарываться. Он, как ни странно, примирительно кивнул и куда более мягким тоном сказал.

– Извини, старик, я не хотел тебя обидеть. Мне просто казалось, что нам с тобой уже можно не стесняться своих лет.

– Ладно, забыли, – махнул морщинистой рукой бармен. – Горбатого могила исправит. Что тебе нужно? Как ты понимаешь, я не очень рад лицезреть тебя в своем баре, пусть даже твой статус и уровень формально позволяют тебе здесь появляться.

– Я же говорил, – ответил Псих. – Мне нужен Азраил. Очень нужен.

– Азраил давно оставил все дела и ушел на покой. – сварливым тоном отрезал старик. – И уж точно не твое появление заставит его отказаться от решения, принятого пару столетий назад и ни разу не нарушенного за эти годы. Нет больше Азраила, Псих. Считай, что он спит. Вечным сном. Потому что – будем честны – никто не хочет, чтобы он проснулся.

– Кто там тебя… Сирано? Я тебе больше скажу, Сирано – я даже знаю, кто больше всех не хочет, чтобы он проснулся.

– Да ты что? – в деланном испуге приподнял густые брови старик и его непревзойденный нос подозрительно зашевелился, как будто принюхиваясь. – И кто же это? Ты, что ли? Да я тебя и тогда не боялся, а сейчас для этого тем более нет никаких причин. Как поговаривают, желтошапочные обрезали твои умения с изяществом мясника.

– Я? – засмеялся Псих. – Слушай, Азраил, нас с тобой действительно нельзя было назвать большими друзьями, но если у меня и были какие-то обиды на тебя – они давно сгнили там, под горой. Время лечит и не такие размолвки.

– Тогда кто же не желает пробуждения Азраила? – с деланным безразличием поинтересовался бармен, очень нехорошо глядя на обезьяна.

– Гриф, – просто ответил Псих.

Лицо старика мгновенно застыло безжизненной мертвой маской.

– Надеюсь, ты понимаешь, что если это одна из твоих дурацких шуток, у тебя есть все шансы не выйти из этого бара, Псих, – почти не шевеля губами, не каким-то пугающим голосом не сказал даже, а выхаркнул из себя старик.

Впрочем, старик ли?

Бармен разительно изменился – та самая мертвая маска, мгновенно закаменевшая на его лице, изрядно преобразила его. Морщины разгладились, нос заострился, изогнулся, и стал напоминать не баклажан, а орлиный клюв. Куда-то делась старческая осторожная неторопливость, в общем, собеседник Психа вдруг помолодел лет на тридцать.

– Понимаю, – спокойно кивнул Псих. – Даже если ты сам меня не завалишь, твои ребята с гарантией вынесут отсюда вперед ногами. Слава богу, фирма у тебя известная. Как говорили раньше, фирма веников не вяжет, фирма делает гробы. Доброе утро, Азраил. Рад видеть тебя проснувшимся.

– Много слов, – каркнул Азраил. – Если это не шутка, что ты хочешь за информацию о Грифе? Ты знаешь, где он?

Псих медленно покачал головой, затем кивнул.

– Издеваешься? – хрипло крикнул бармен (бармен ли?).

– Нет, ничего не хочу. Да, я знаю, где он, – спокойно пояснил свои жесты Псих и продолжил. – У меня у самого возник с Птичкой серьезный конфликт. Ты был прав, старый, желтошапочные оказались еще теми резчиками по дереву умений – не хирурги, а коновалы. Поэтому боюсь, что сам я не справлюсь со старым приятелем. Вот я и подумал – а не пойти ли мне в гости к Азраилу? Он, сколько я помню, был бы не прочь встретиться с Грифом, можно даже не тет-а-тет. Может, он составит мне компанию в неизбежных разборках. Составишь, дед? Ты еще крепкий старик, Розенбом.

– Господи, как можно быть таким болтуном? – заревел Азраил. – Ты говоришь слов в четыре раза больше, чем нужно! Ответь мне только на два вопроса – когда мы пойдем убивать Грифа? И что ты хочешь за наводку, обезьяна?

– В любое время, – пожал плечами Псих. – Хоть сейчас, если ты готов. Как там в песне? «Были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней поднимали в поход…».

– Стоп! Стоп! Заткнись, трепло! – старик раскаркался как ворон. – Второй вопрос! Что ты хочешь?

– Я уже сказал, – очень серьезно ответил Псих, глядя в глаза собеседнику. – Ничего. Если ты готов, я бросаю портал и через минуту мы оказываемся у ворот его логова.

Старик продолжал мерить злым взглядом обезьяна.

– Ты знаешь, сколько можешь получить с меня за такую информацию, и, тем не менее, ничего не просишь? – в раздумье протянул он. – В чем подвох, Псих? Ты куда меня сманиваешь?

– Господи, как ты достал со своей подозрительностью, Азраил! – не выдержал Псих. – Теперь он ловушку подозревает. Да кому ты нужен, рухлядь собесовская? Ты помер двести лет назад, про тебя все забыли давно.

– В моей профессии доверчивые долго не живут, – отрезал Азраил. – И все, кому нужно, про меня прекрасно помнят. Бизнес процветает, смею тебя заверить. Ты не ответил на вопрос – в чем подвох, Псих?

– Да ни в чем, старик, – устало сказал Псих. – Будем считать, что я решил на старости лет наладить с тобой отношения. Мало, знаешь ли, осталось под этим небом разумных созданий, помнящих меня в молодости. А до сих пор дующихся на меня за невинную шутку юного дурака, каким я был тогда – так вообще всего один. Можешь считать это извинениями, старая ты брюзга. Ты драться-то еще не разучился? Гриф сейчас силен.

– Увидишь, волосатый, увидишь… – рассеяно протянул хозяин, явно о чем-то думая. Потом хлопнул ладонь по стойке. – Ладно, давай сделаем так. За некоторые вещи надо платить вне зависимости от того, выставили тебе счет, или нет. Сделаем так. В благодарность за твою информацию, вне зависимости от того, чем закончится наша встреча с Грифом, тебе здесь будут должны убежище. Я, или кто другой – неважно. Год ты можешь жить здесь, наверху есть пять комнат. За год даже такой идиот как ты, или разрулит свои проблемы, или сдохнет окончательно. Сюда никто не вломится, ты знаешь, в моем бизнесе завязаны интересы слишком больших людей. Прошу Систему зафиксировать этот долг с функцией передачи наследникам.

– Твои наследники пенсионного возраста по-прежнему в ожидании цитируют Пушкина? – хмыкнул Псих. – «Вздыхать и думать про себя: «Когда же черт возьмет тебя?». Спасибо Азраил. Это больше, чем я ожидал.

– Спасибо много, – буркнул старик. – Открывай портал, болтун.

– Парней своих не возьмешь? – вновь поинтересовался Псих. – Гриф действительно силен, дед. Не факт, что мы его вдвоем затащим.

– Не возьму. Во-первых, это не входит в условия их контракта, а во-вторых, это мое дело. И я сделаю его сам. Тебя я еще готов потерпеть рядом в знак уважения к прошлым заслугам, а им там делать нечего. Не псы, я еще не помираю. Что-то я еще могу. Я, знаешь ли, все эти годы тоже не порно-ролики разглядывал. Ты откроешь портал, или мне разорвать соглашение?

Глава сто третья. г. Камышлов

(где Псих с союзником пытаются победить Грифа)

г. Камышлов

Камышловский сектор,

Свердловская локация

56°51′ с. ш. 62°43′ в. д.

– Вот монастырь, Азраил, – неприлично показал пальцем на ворота Псих. – Там Гриф и вся его команда. Гавриков у него много, но, по-моему, они все низкоуровневые. Выкосим, как трын-траву. А вот с Грифом посложнее справиться будет. У тебя есть какой-нибудь план?

Старик величественно кивнул.

– Есть.

И, не скрываясь, двинулся к воротам.

– Позови вожака вашей банды, разбойник, – приказным тоном обратился он к часовому. – Скажи, что его ждет Азраил. Пришло время ответить за все.

Часовой, от которого ощутимо несло сивухой, удивленно икнул, кивнул напарнику, на всякий случай скорчил скорбную рожу и удалился прочь, так и не произнеся ни слова.

Псих вздохнул и подошел к ожидающему возле ворот Азраилу.

– Ну и зачем? – язвительным тоном поинтересовался он. – В благородного разбойника играем? Предупреждаем противника и даем ему подготовиться?

– Мстить, нападая со спины – не мой стиль, – высокомерно заявил Азраил. – Я не напрашивался в компанию, ты сам меня позвал. Будь любезен принимать меня таким, как есть.

– Да-да, расскажи мне, что ты со спины никого не резал, – все еще злобно парировал Псих. – Наверное, и из засады ни на кого не нападал, да, ваше благородие?

– Это были заказы, – склочно поджал губы старик. – А сейчас – личные счеты. И я хочу получить оплату счета лицом к лицу.

– Да-да. То – бензин, а то – дети. С пониманием, – непонятно прокомментировал происходящее Псих и почесал в затылке. – Ладно, что уж с тобой делать. Постоим у ворот, как ходоки к Ленину. Подождем гостеприимного хозяина.

Ждать пришлось недолго. Ворота псевдо-монастыря открылись и из них вышел с Гриф с подозрительно довольной рожей. Настолько довольной, что у Психа появилось нехорошее предчувствие и внутри что-то заныло, как зуб с дуплом.

– Какие люди пожаловали! – дурашливо заорал беглый зэк. – Команда молодости нашей, можно сказать. Практически вся банда, обносившая подводный кланхран Т`Каана, в сборе. Только Тритошки не хватает и этого… лягушонка, который на шухере стоял.

– Фроги убили лет через 20 после того налета, – сухо сказал Азраил. – Этот дурачок засветил клановую цацку по пьяни. Пошли слухи, кто-то Т`Каанам стуканул, они лягушонка в коробчонке и похоронили мелко нашинкованным. По дурости сгорел паренек. Но нас не сдал, надо отдать ему должное.

– Так ты же ему и помог на перерождение перекинуться, ниндзя-убийца ты наш! – захохотал Гриф.

– А мне надо было подождать, когда у него терпелка закончится и он расколется до задницы, как березовое полено? – хмыкнул старик. – Это рано или поздно случилось бы, палачи у Т`Каанов свое дело всегда знали. Так что – да. Тогда я ему помог помереть, сегодня тебе помогу. Мне даже то, что ты у меня скрысил, уже не нужно. Теперь я желаю просто восстановить гармонию мира. Ты готов?

Но птице-демон по-прежнему улыбался, как будто не слышал угрозы.

– Ты не спеши, дед, не спеши, – покачал головой он. – В твоем возрасте суетиться несолидно. Во-первых, у меня того артефакта нет, и уже довольно давно…

– Ничего страшного, – одними губами улыбнулся Азраил. – Я же сказал: меня и моральная компенсация устроит. Сам знаешь, какая.

– … во-вторых, – Гриф как будто не слышал реплики, – извини, но не готов я еще. Нет. Не готов. Давай позже.

– А давай без «давай»? – в словах Азраила было столько стали, что ими можно было порезаться. – Всю жизнь жил, как крыса, так хоть умри, как человек.

И старик шагнул к стоящему у ворот хозяину монастыря, на ходу засовывая руку в карман. Намерения его были очевидны.

– Стоять! – Гриф быстро сунул руку за пазуху. – Стоять, я сказал! Ты мне предъявил, теперь по понятиям у меня есть право на ответное слово. Или ты на старости лет по беспределу встрять решил?

Старик остановился, явно придавив клокочущую внутри ярость.

– Говори, – тяжело уронил он.

Гриф уже вновь улыбался, как ни в чем не бывало.

– Ты мне предъявляешь за крысятничество? – просиял он. – Я даже оспаривать твою предъяву не буду – для простоты будем считать, все и было. Но тебе все равно придется обождать, дед. По понятиям придется, а не по моим хотелкам.

– Объяснись, – напрягшись, потребовал Азраил.

– Да все просто – у меня тоже предъява есть. И тоже в крысятничестве. К нему! – и Гриф кивнул в сторону Психа. – Он у меня кастрюлю скрысил. А это второй по ценности артефакт в моем хозяйстве.

– Ты наркоман, что ли? – заорал опешивший Псих. – Я ее с бою взял!

– Помолчи, твое слово после моего, – оборвал его Гриф. – Но я отвечу – ты ее не брал, я ее тебе дал. Еще и крикнул: «Держи на дорожку!». Дорожка давно кончилась, а ты кастрюлю не вернул. А поскольку в моей предъяве, в отличие от твоей, есть еще шанс вернуть скрысенное, по всем понятиям я требую спор первым.

И он выдернул из-за пазухи дубинку, усиленную волчьими клыками.

– Доставай свою железную палку, мартышка! – злобно крикнул он. – А ты, дед, смотри и жди!

– Вот же ты гнида, – с презрением сказал Азраил, – еще и юристом-крючкотвором заделался. Совсем ты опустился, последнее дно пробил. Но так-то да. Ты в своем праве. Хотя ума не приложу – нафига тебе это надо.

И, повернувшись к Психу, добавил.

– Хан, ты не переживай, я за тебя отомщу. Он за эту подлость отдельно ответит.

– Умеешь ты ободрить перед боем, братан! – отозвался Псих, спешно размахивавший посохом против ветра, и посох становился все толще и толще. – Вот прям талант у тебя бойцов мотивировать!

Но тут Гриф сделал первый выпад своей дубинкой, которая внезапно вытянулась в длину.

Бой начался.

Два посоха сошлись между собой несхожих:

Один из них в длину растягиваться может,

Другой из них способен вширь расти.

Один паломник держит впалогрудый,

Другой теперь у дьявола в чести

И служит ревностно ему покуда,

И славу помогает обрести.

Вот, соревнуясь в ловкости и силе,

Враги волшебное оружие скрестили;

Как бы узоры сложные чертя,

Один из посохов по воздуху летает,

Другой ему пути не уступает,

Драконом разъяренным нападает,

Чеканными ободьями блестя.

Один становится длинней, другой – все шире,

И кажется – не два их, а четыре, –

С такой они летают быстротой:

Враги страшны в своем ожесточенье,

Они равны и в злобе и в уменье –

И потому ужасен этот бой!

Впрочем, равным бой делала исключительно та самая злоба Психа, который, опешив от вероломства старого приятеля, наседал на него с невиданным ожесточением. Как только первый натиск прошел, стало видно, что по части воинских умений обезьяна изрядно уступает грифу.

На лице фальшивого игумена появилась торжествующая улыбка и он принялся играть с Психом как кошка с мышкой, попутно издеваясь над старым приятелем.

– Что – не получается меня стукнуть? Ай-ай-ай… Но, знаешь, ты по большому счету, сам виноват. Запустил себя. Посмотри на себя. Ты сейчас дерешься хуже, чем в молодости. Вот видишь, опять не получилось дотянуться. А надо было просто себя заставить. Не валяться под горой, не чесать блохастое пузо, а заниматься саморазвитием. Подкачаться немного, новые умения выучить, раз уж старые порезали. Это, знаешь ли, проще всего – все свалить на кого-нибудь, все вокруг виноваты, только не я. Кто хочет, ищет возможности, кто не хочет – ищет оправдания. Я тоже сидел, но мне же отсидка не помешала стать сильнее.

На этих словах Псих, последние минуты державшийся исключительно за счет скорости, и уже пропустивший несколько серьезных ударов, скрипнул зубами.

Скрипнул негромко, но Азраил услышал. Понимая, что дело посвистывающим локомотивом летит к развязке, старик подошел ближе и крикнул в спину Грифу:

– Слышь ты, гнида! Имей в виду – в ту же секунду, как Псих уйдет на перерождение, начнется наша с тобой дуэль. И даже не надейся умереть быстро и безболезненно!

Глаза Грифа, понявшего, что старик подошел к дуэлянтам, радостно блеснули. Он сильным ударом отбросил от себя Психа и сложил руки вместе.

И мир для Психа исчез.

Обезьян был в нигде. Вокруг была полная темнота и он в ней висел. Не лежал на земле, не плавал в воде, не летал как птица. Просто висел, как в невесомости – и все. И не мог пошевелить не то что пальцем – глазным яблоком. Так тупо и пялился в темноту перед собой.

Сколько продолжалось такое состояние – непонятно. Ничего ведь не происходит, как узнаешь? По мысленным ощущениям – недолго.

Потом вдруг вспыхнул яркий свет, и Псих оказался на полу в монастыре, в том же самом зале, где пленили его спутников. Он по-прежнему не мог пошевелиться, зато его шевелили вовсю – какие-то ушлые парни быстро и умело стягивали ему руки-ноги пластиковыми хомутами.

– Быстрее вяжите, быстрее! – послышался голос Грифа. – Паралич вот-вот закончится.

– Да все уже, зафиксировали, – отозвался один из демонов, обрабатывавших Психа. – Никуда он не денется, упаковали по высшему разряду.

– Значит, по вип-разряду пакуй, пока время есть! – осерчал Гриф. – Они оба – парни шустрые, особенно старикашка. Мне сюрпризы не нужны!

– Да вяжем, вяжем! – сказал кто-то в стороне. Там, похоже, колдовали над Азраилом. – Все нормально будет, не переживайте, ваше сиятельство. Даже ушами пошевелить не смогут-с! Вот, смотрите – как зафиксировали! Любо-дорого посмотреть!

– Ладно, достаточно! – смилостивился псевдо-игумен, оценив масштабы произведенного БДСМ. – Мартышку в третью камеру, а старикашку за мной тащите. Я покажу, куда его.

Четверо дюжих демонов подхватили Психа с четырех сторон и куда-то понесли. Азраила он так и не увидел – тот так и не вышел из «слепой» для обезьяна зоны.

Несли недолго, минуты три. После чего обезьяна без всяких затей швырнули на пол камеры, хлопнули железной дверью и лязгнули засовом снаружи.

«Вот же сволочь какая, – думал Псих, лежа на животе, уткнувшись лицом в грязный цементный пол. Паралич прошел, но двигаться действительно не получалось – связали его на совесть. Оставалось только рассуждать. – Как это он нас так ловко в плен взял-то? Не, то, что это какая-то очередная его пространственная магия – это и идиоту понятно. Но вот какая и как активируется? Я к нему лицом был, надо вспомнить все в деталях. Он вроде как одной рукой к другой потянулся перед тем, как все исчезло… Браслет? Кольцо?».

И Псих принялся вспоминать, были ли на пальцах Грифа кольца. Все равно делать было нечего – до наступления ночи никаких активных действий начинать не стоило.

От тренировки памяти его оторвал не кто иной, как главный предмет его воспоминаний собственной персоной. Засов снаружи стукнул, дверь скрипнула, открываясь, и до боли знакомый голос произнес:

– Все-таки ты идиот, Псих. Ну вот какого хрена ты вообще влез в это дело?

– Гриф, если ты хотя бы повернешь меня мордой к себе, я буду тебе очень признателен, – пробормотал Псих в пол. – Впрочем, если тебе приятнее общаться с моей задницей – не смею препятствовать.

Старый приятель подошел ближе и ногой перевернул обезьяна на спину.

– Так лучше?

– Да, спасибо, – изрек спеленатый как младенец Псих и попытался кивнуть. Не получилось. Зато кольцо на пальце врага узрел – приметный широкий перстень желтого металла. – Так действительно гораздо удобнее – мне надо видеть собеседника. На чем мы там остановились? Ты меня про что-то спрашивал?

– Не спрашивал, – поправил его тюремщик. – Сетовал. Похоже, у каждого свой предел, Псих. Ты вот как был дураком, так и остался. Как не умел планировать хотя бы на два хода вперед, так и теперь живешь по принципу «Чего там думать, трясти надо!». Нафига ты побежал к Азраилу, дурик? Ну привел ты его – сильно тебе это помогло? Вы оба, два старых дурака, мне на один зуб. А я, вообще-то, тебя отпустить собирался. После того, как съем твоего монаха, разумеется. Я ведь тоже не молодею, старый становлюсь, сентиментальный. А ты, прости уж за откровенность, в своем теперешнем состоянии мне не соперник. Вот я и подумал – что бы мне и не отпустить старого, слабого и туповатого приятеля доживать спокойно свой век? Но ты решил сдать меня старому врагу. Что ж, это твое право и твой выбор. Значит, уйдешь на перерождение и начнешь новую жизнь с новыми силами. Может быть, в этот раз тебе повезет больше. Глупостей понаделаешь меньше. В конюшню, может быть, работать не пойдешь.

На словах о конюшне лежавший спокойно Псих дернулся, как будто через него пропустили разряд тока. Но заговорил очень спокойно.

–Ты тоже поглупел, приятель. Возраст не только меня не щадит. Прежний Гриф последнюю фразу говорить бы не стал. Просто так, из осторожности, на всякий случай. Зачем на ровном месте себе смертельного врага наживать? Судьба – дама капризная, мало ли как она ситуацию извернет? Раньше может быть и разошлись краями, а теперь я тебя всенепременно грохну, коль маза выпадет.

– Не выпадет, – уверенно покачал головой птицедемон. – Здесь без мазы, брат. Азраил сдохнет завтра вечером, ты – послезавтра, а потом я твоего монаха сожру, он как раз очистится. И тогда меня вообще с наскока не возьмешь. Я поначалу вас сразу грохнуть хотел, но потом подумал, что лучше оставить полежать. Как кабачки – дозреть дать. Дать возможность подготовиться, к мысли этой привыкнуть, в штаны напрудить в предвкушении. Думай, Псих, привыкай. Смертью ты лютой умрешь, скрывать не буду, есть у меня один умелец. Но предателям другой и не положено.

Вместо ответа Псих молча прицельно плюнул в сторону своего собеседника и попал. Гриф немедленно плюнул в ответ и тоже попал. Стереть слюну было нечем, поэтому Псих зарычал от злости и издал звук открываемой двери.

– Ты труп! – пообещал он. – Ходишь, гуляешь, но уже труп.

– Руки коротки. Ты лежи, жди, думай, – посоветовал ему враг, снисходительно хмыкнул, повернулся и ушел, не оглядываясь.

А зря.

Иначе бы увидел, что вся ярость Психа мгновенно испарилась, как только хлопнула дверь.

«Ночью. Как только все заснут» – решил он.

***

Ночью, как только все заснули, Псих просто и без затей превратился в муху – хомуты так и посыпались на пол. А обезьян вылетел в «кормушку» в двери камеры и полетел под потолком коридора, внимательно оглядываясь в поисках часовых.

Минут через двадцать он вернулся, приземлился возле караулки с охранниками и принял свой настоящий облик. Лицо его было недовольным – очевидно, увиденное ему не понравилось. Псих извлек свой любимый посох, распахнул дверь караулки и одним прыжком оказался внутри…

Еще минут через пять он возился у одной из камер, подбирая ключи в связке.

– Кто там? – раздался изнутри голос Четвертого.

Псих промолчал, не желая провоцировать галдеж раньше времени, но без выяснения отношений все равно не обошлось.

– Ты, Босс, когда умный, а когда идиот, – раздраженно заявил свинтус. – Вот что тебе молча не сидится? Какая тебе разница, кто там? Может, это повара тебя на кухню забрать пришли, на разделку – легче тебе будет?

– Легче! – убежденно сказал Четвертый. – Всегда лучше понимать, что тебя ждет, чем закрывать глаза и строить надежды, сидя в котле, который на огонь ставят.

– С той стороны тоже идиот, – неожиданно влез в разговор обычно молчаливый Тот, – потому, что он уже восьмой ключ меняет. Одно из двух – это или Псих нас спасать пришел, или действительно какой-нибудь темный повар по наши души явился. Но второе вряд ли, потому что кто же такому тупому повару ключи доверит?

– Блин, вы можете помолчать? – не выдержал обезьян. – Вас освобождать – как сексом на Красной площади заниматься. Вокруг одни советчики и критики.

– О! – обрадовался Жир. – Это свои, родные. Долго же тебя не было. Манкируете своими обязанностями, товарищ Псих.

– У меня большое желание оставить тебя здесь в ожидании, – зашипел Псих, которого даже перекосило от такой наглости. – Тебе, свинья неблагодарная, явно надо потренировать выдержку.

– Да хватит вам! – чуть повысил голос Четвертый. – Псих, не слушай его, ты что – Жира не знаешь? У него, наверное, очередное свинское обострение. Мы очень тебе благодарны.

В этот момент очередной ключ, наконец, подошел и дверь, скрипнув, открылась.

– Ну, наконец-то, – выдохнул Псих. – Вас не связывали, надеюсь?

– А смысл? – пожал плечами Жир. – Если один из компании ваншотится любым подростком, всякое сопротивление бесполезно в принципе.

– Именно так, – кивнул Псих. – Поэтому сейчас нам надо сделать ноги максимально тихо. Расклад такой – здесь в подвале никого, кроме четырех стражников в караулке, не было, но о тех я уже позаботился. В дворе тоже никого, но у ворот двое стражников. И не самых дохлых. Жир, прекращай губы дуть и в обиженку играть. Часовых снимать не разучился? Потому что этих двоих нам с тобой делать придется. И очень-очень тихо.

– Надо, значит сделаем, – буркнул все еще дующийся свинтус.

– А я опять с Четвертым? – поинтересовался Тот. – Потому что я уже как нянька у него стал.

– Сегодня для разнообразия – нет, – улыбнулся Псих. – Сегодня нашему мальчику придется привыкать к самостоятельности. На тебе, Тот, конюшня. Там всего один боец, и тот навалил сена в ясли и дрыхнет без задних ног. Твоя задача – разобраться с ним и вывести Драка. Лосю скажи – пусть готовится бить рекорды скорости и выносливости в дисциплине «бег с Боссом на спине». Уходить нам придется так быстро, как только возможно. Если Гриф нас догонит – мало не покажется. Готовы? Пошли.

Глава сто четвертая. Камышлов, Надеждинка, Верхние планы

(где добро опять побеждает зло)

г. Камышлов

Камышловский сектор,

Свердловская локация

56°51′ с. ш. 62°43′ в. д.

Снятие часовых прошло без сучка, без задоринки – Псих с Жиром отработали четко, как на экзамене. Тот тоже не подкачал, и вскоре показался во дворе с Драком в поводу, причем Четвертый уже сидел на лосемоте.

Когда они подошли к воротам, Псих кивнул:

– Отлично. Теперь вы со всей возможной скоростью пытаетесь сделать ноги из Свердловской локации.

– А ты? – сразу уловил суть Четвертый.

– А я… – Псих как будто немного смутился. – А я еще по монастырю побегаю. Человечка одного поищу, с которым мы на пару вас освобождать пришли. Куда-то потерялся мужичок. Надо его найти, а то что-то перед пацанами неудобно. Пойду пошукаю – вдруг его где поблизости спрятали.

– Это какого такого человечка ты сюда приводил? – живо заинтересовался Жир. – Я его знаю?

– Очно – вряд ли, – покачал головой обезьян. – А вот слышать – слышал наверняка. Широким массам он известен под именем «Тихая смерть».

– Тьфу! – расстроенно сплюнул свинтус. – Я уже было поверил, а он опять шутки шутит. Тихую смерть сто лет назад порешили, про это даже малые дети знают. Я еще молодым был, когда об этом «преступнике века» на каждом углу вопили. Лучшие убийцы трех топовых кланов семь лет пасли Тихую смерть и выпасли все-таки. Ну и он реальный боец был, конечно. Дорого за свой уход на перерождение взял. Почти половину убийц с собой забрал.

– Значит, хреново они его выпасли, – пожал плечами Псих. – Вчера, когда мы последний раз с ним виделись, этот ушедший на перерождение выглядел вполне живым и даже бодро шевелился. По крайней мере, бурчать и ворчать у него получалось довольно натурально. Ладно, спорить не будем, все, вы бегите, а я пошел. Если на Грифа нарвусь – я его к вам уведу, имейте в виду. Я один против него по любому не сдюжу, а вот втроем – есть все шансы завалить. Раздергать на три стороны и гасить.

– Я тоже спорить не буду, – пожал плечами Жир, но по лицу было видно – так и не поверил. – Как скажешь. Я демон покладистый. Мне говорят – иди, я идут. Говорят – дерись, я дерусь. Удачи тебе в поисках покойника.

– Я тоже помню про Тихую смерть, потому что мне тоже говорили, что его убили, – зачем-то сказал Тот и повел под уздцы лосемота в ворота.

Драк обиженно фыркнул.

– Будь осторожнее, – попросил, повернувшись в седле, Четвертый.

И только Псих никому ничего не сказал, а молча побежал к строениям, прикидывая на ходу, где могли прятать Азраила.

***

Примерно через полчаса пованивающий паленой шерстью обезьян со всех ног несся по дороге, уверенно догоняя ушедших вперед паломников. Не отставая ни на шаг, за ним гнался Гриф и периодически швырялся файерболлами.

Оба бежали молча – и у того, и у другого было достаточно жизненного опыта, чтобы знать, что выкрикиваемым в обязательном порядке командам: «Стоять, я сказал!!!» никто никогда не подчиняется. Лишь когда экспедиция замаячила впереди в пределах прямой видимости, Псих открыл рот:

– У нас гости! – истошно заорал он, и тут же порадовался, насколько сыгранной за эти месяцы стала команда, как слаженно все действовали.

Драк без всяких команд ломанулся в лес, унося пригнувшегося к шее Четвертого от опасности. А Жир и Тот синхронно взмахнули извлекаемым оружием, синхронно развернулись через левое плечо и, набирая скорость, побежали навстречу Психу.

Через несколько секунд все три боевых паломника уже дрались с Грифом. И делали это не менее слаженно, «растаскивая» птицедемона на три стороны и умело прикрывая друг друга. И хотя каждый из них заведомо уступал в силе фальшивому игумену, сыгранная троица наглядно демонстрировала правоту поговорки «количество бьет качество».

Вскоре стало окончательно понятно, что бой Гриф проигрывает. Беглый демон едва успевал отбиваться своей безразмерной дубиной от посоха, грабель и лопаты. «Ура, мы ломим, гнутся шведы!» – смекнули паломники и усилили натиск. Гриф тоже осознал ближайшие перспективы, и его правая рука метнулась к кольцу.

– В стороны, быстро! – отчаянно закричал Псих, зайцем метнувшись влево.

Увы! Снова сработало «Проклятие Кассандры», черт бы его побрал! Свинья и сом остались на месте и через секунду уже сидели в пространственном мешке.

Псевдоигумен коршуном бросился на уклонившегося от захвата Психа, но обезьян, мгновенно поняв, что битва проиграна, уже прыгал в подвешенный портал.

– Ловок, сволочь! – с досадой топнул ногой Гриф. – Всегда вертким был. Ладно, где там этот монах? Лес здесь густой, далеко ускакать он не мог…

дер. Надеждинка

Муромцевский сектор

Омской локации.

56°24′ с. ш. 75°39′ в. д.

– Ты к нам уже как на работу ходишь… – меланхолично сказал Князь, тренировавшийся с мечом во дворе, глядя на вываливавшегося из портала Психа. – Завтракать будешь?

– Потом, Ёви, потом! – заполошно замахал руками Псих, лихорадочно кастуя фиолетовый портал. – Если у него не поменялся режим (а он сто пудов не поменялся), то у него как раз сегодня откат заканчивается. Он где-то минут через 15 из офиса уйдет – и тогда все! Сливай воду! Еще месяц куковать. А других вариантов у меня нет. Все, пока, держитесь тут, счастья, здоровья!

– То есть даже чайку не попьете… – уныло констатировал рогатый демон, глядя на прыгающего в портал Психа.

Где-то в Верхних планах

– Нет, это абсолютно исключено! Господин Смежиров не принимает без предварительной записи, и уж точно не будет с вами встречаться за десять минут до выхода. У него клиенты, понимаете, клиенты! Как вы вообще сюда попали, кто вас пустил внизу? Я не поняла, где охрана, за что мы им платим? Вы вообще меня слышите? Куда вы идете?!

Секретарша была матёрой. Не красивая девочка в мини-юбке, выгодно подчеркивающей бесконечность ног, растущих от ушей. Нет, это была битая 35-летняя стерва в строгом костюме, закаленная в тысячах сражений с посетителями, пытающихся прорвать к телу без записи.

– Да не давите вы так на тревожную кнопку, сломаете же. Никто не придет, – устало объяснил Псих, направляясь к тамбурной двери в кабинет. – Некому приходить.

И тут случилось неожиданное – секретарша выскочила из-за стола и метнулась к двери. Впервые за много лет посетитель увидел не только верхнюю, но и нижнюю половину этого дежурного Цербера. Ноги, кстати, были вполне товарного вида. Да и все остальное – тоже.

– Нельзя! – в отчаянии крикнула она, грудью встав в дверном проеме. – Господин Смежиров не принимает!

Псих остановился, улыбнулся и крикнул поверх головы защитницы.

– Оле, вылезай уже из своей норы. Хватит прятаться за красивыми женщинами. Дай мне десять минут, я уложусь.

В кабинете кто-то завозился и потопал к выходу. Затем, отодвинув секретаршу в сторону, оттуда вышел маленький, кругленький и плешивенький человек в калошах и с зонтиком веселенькой расцветки. Он злобно посмотрел на Психа и ворчливо сказал:

– Я бы попросил вас обходиться без фамильярностей и прочего амикошонства. Ваше поведение, Псих, недопустимо, и только давность знакомства удерживает меня от того, чтобы принять соответствующие меры. Что с моей охраной? Они живы?

– Разумеется. Что ж я, душегуб какой? Просто вырубил, минут через десять очухаются.

– Это хорошо, это ладно, это им только на пользу, может, более ответственно к службе относиться начнут. Я вас слушаю. Только покороче, пожалуйста, без прелюдий, у вас ровно пять минут.

– Хватит и одной. Ты, Оле, единственный из мне известных бойцов, который с гарантией выключит Грифа. Помнишь Грифа?

– Знаю только, что он в побеге, и, сколько я слышал, прячется в каких-то перденях. Но может уже и поймали, я не вникал.

– Все правильно, только уже не прячется. Я нашел его логово. Пора ловить.

– Ловите! – пожал плечами кругленький человечек. – Я-то здесь каким боком? Это не мои дела, и вся эта история мне совсем не интересна. Грифы какие-то… Извините, без меня. Ладно, рад был увидеться, но, прошу прощения, спешу. Дела, знаете ли… Дела. Матильда, я буду в семнадцать, подготовьте материалы по будущему аукциону, аналитики должны в обед принести справку – ее не забудьте. Удачи, Псих!

И господин Смежиров закосолапил к двери.

– Погоди, Оле! – крикнул ему в спину Псих. – А если я скажу, что у него Азраил?

Толстячок замер так резко, как будто его пришпилили к полу булавкой. Потом медленно повернулся.

– Говори, – совсем другим голосом сказал он.

– А что говорить? Я уже все сказал, – пожал плечами Псих. – Ты же знаешь про терки между Азраилом и Грифом? Мы шли брать Грифа вдвоем с Азраилом. Но эта сволочь юзает какую-то читерскую пространственную магию. Короче, я едва ноги унес, а старикашка попал к Грифу в гости.

– И что теперь? – все тем же стальным голосом спросил хозяин.

– Кто знает? – Псих пожал плечами. – Подозреваю, что сейчас Гриф, пуская слюни от счастья, режет Азраила на кусочки. Он ведь об этом несколько веков мечтал. Вот я и подумал – а не сходить ли мне в гости к Оле? Возможно, ему будет интересно. Когда еще выпадет такой шанс нормализовать расстроенные отношения?

Смежиров криво ухмыльнулся.

– Ты плохо знаешь Ази, Псих. Он хуже любого осла, его упрямством можно мостить улицы – настолько оно твердокаменное. Даже если я лично все порубаю всех в винегрет, и, истекая кровью, вытащу его из пыточной, это ничего не изменит. Он все равно никогда меня не простит.

– Изменит, Оле, – покачал головой Псих. – По любому – изменит. Он всегда будет знать, что это ты его вытащил. И забыть про это уже не сможет, иначе это не Азраил. Оле, ты лучше меня знаешь его щепетильность в вопросе долгов.

Господин Смежиров молчал долго – с минуту, не меньше. Потом со злобой пнул стол, плюхнулся на стул и опять молчал, барабаня пальцами по полированной столешнице.

Потом залез в ящик стола, достал пачку сигарет и зажигалку, долго курил, не обращая внимания на вытянувшееся лицо секретарши, и молчал.

Затем глухо сказал:

– Ты ведь не к Грифу меня зовешь, Псих. Ты меня в молодость вернуться зовешь, старая ты плешивая обезьяна. А туда пути нет, не протоптана еще обратно в молодость тропинка. Ты понимаешь вообще, на какие бабки я попаду, если сейчас с тобой отправлюсь? У меня же откат – месяц, на меня очередь на шесть лет вперед расписана и через две недели очередной аукцион. У меня же все клиенты заявки снимут, как только узнают, что Смежиров без предупреждения кинул заказчика, который ждал четыре года. Я свою репутацию сто семьдесят лет нарабатывал, а теперь ты мне предлагаешь ее за день в унитаз слить. Я ведь даже передвинуть сегодняшних клиентов никуда не могу, у меня все забито.

– Понимаю, – кивнул Псих. – Неприятно, согласен. Но никакой катастрофы не случится, и заказчики твои никуда не денутся. Они поорут, разумеется, повозмущаются, погрозят Южному Централу, а потом как миленькие побегут заявки на аукцион ставить. У тебя, старый ты лысый толстяк, есть одно неоспоримое преимущество – ты монополист. В обитаемой Вселенной пока не найдены другие носители твоего дара, поэтому ты вообще можешь куролесить, как твоей душеньке угодно. Уж один-то факап за два столетия тебе точно простят. И вообще, Оле, хватить тут о деньгах стонать, корыстная твоя душонка. Если хочешь знать, ты еще потерянные бабки с большим профитом отобьешь, когда Грифа его тюремщикам сдашь за несусветную мзду. Сам знаешь – эти кланы заплатят, сколько бы ты с них не запросил.

– Деньги – пыль! – резко оборвал его хозяин. – Плевал я на деньги! Я репутацию просажу.

– А тут уже, Оле, тебе решать – что для тебя пыль, а что не пыль! – развел руками Псих. – И ты уже определяйся, что для тебя пыльнее – Азраил или репутация. Если хочешь сожрать яичницу – придется разбить яйца! В этом мире у всего есть своя цена, бесплатно только папу с мамой выдают.

Смежиров опять замолчал, постукивая пальцами по столу.

Потом повернулся к секретарше.

– Матильда, отмените все на сегодня, свяжитесь с клиентами, сообщите о внезапном форс-мажоре, принесите надлежащие извинения. Только это и ни слова больше. Больше вы ничего сказать не можете, потому что сами ничего не знаете – как бы они ни расспрашивали. Я сам с ними свяжусь через несколько часов и все объясню. Хотя нет – завтра. Завтра я с ними свяжусь, и мы вместе подумаем – что можно сделать с возникшей проблемой.

Затем он помял свой нос-картошку ладонью, зачем-то растянул свои уши в сторону и высунул язык.

– Боги, зачем я это делаю? Я ведь взрослый разумный человек, – и он повернулся в сторону обезьяна.

– Судя по всему – ты, к счастью, еще не до конца образумился, – улыбнулся в ответ тот.

– У тебя есть дурное свойство, мартышка, ты заражаешь своим идиотским идеализмом окружающих! – убежденно сказал Смежиров. – Что вылупился? Вешай портал, я готов.

– Зонтик! – вдруг крикнула секретарша, и метнулась к корзине для зонтов под вешалкой. – Зонтик для гостя забыли.

– Тьфу ты! – ругнулся Смежиров. – Действительно, чуть не забыл. Хотя пусть и поспал бы немного – ничего страшного с гостем не случилось бы. От этого гостя всегда они неприятности. Знала бы ты, Матильда, сколько он в молодости моей крови попил…

– Так мне портал вешать, или у нас начинается вечер воспоминаний? – невинно поинтересовался Псих.

– Вспоминать прошлое – это, между прочим, моя профессия! – обиделся Смежиров. – Я, между прочим, преподаватель истории по первому диплому.

– Это все безумно интересно, но портал вешать или нет? – гнул свою линию Псих.

– Псих, ты здесь максимум десять минут, а достал меня уже реально до печенок, – покачал головой Смежиров. – Вешай уже, как говорил граф Михаил Николаевич Муравьев.

– Кто-кто?

– Забей.

г. Камышлов

Камышловский сектор,

Свердловская локация

56°51′ с. ш. 62°43′ в. д.

– Это и есть твой монастырь? – спросил Смежиров, несколько брезгливо оглядываясь вокруг.

– Не мой, – тут же открестился Псих. – Грифовский. Когда начнем? Тебе же, наверное, что-то подготовить надо? Ну, я не знаю – обряд там провести, заклинания подготовить и на «тревожку» подвесить…

– Псих, не тупи, – вздохнул его новый союзник. – Заклинание – это я и есть. А мне достаточно зонтика. Ты, кстати, свой открыть не забудь, как начну, а то будешь здесь храпеть под кустом. Да не тупи, Псих, открывай, начинаю.

Толстячок, не скрываясь, встал во весь рост, раскрыл свой зонтик кислотных цветов, хотя на небе не было ни облачка, и зашагал к входу в монастырь, негромко мурлыкая под нос приятным баритоном:

– Ложкой снег мешая,

Ночь идет большая…

Часовые у ворот монастыря вдруг принялись клевать носом…

***

Через полчаса все было кончено. Господин Смежиров совершил прогулку вокруг стен монастыря, и все, кто был внутри, заснули крепким здоровым сном. По крайней мере, специалист гарантировал это, а оперативно проведенная проверка подтвердила правоту его слов.

Паломники, целые и невредимые, дрыхли все в той же камере, откуда их Псих сегодня извлекал. Все еще навьюченный хурджинами Драк спал на конюшне как лошадь – стоя. Азраил нашелся в пыточной в плохом состоянии, подвешенный на цепях. У его ног храпел фальшивый игумен и беглый зэка Гриф, выпавшие из рук пыточные щипцы валялись поодаль.

– Сволочь какая, – без особых эмоций прокомментировал композицию Оле. – Сам пытал, даже палачу не доверил.

– Разговор, видать, был такой… – кивнул Псих. – Сугубо конфиденциальный. Но что-то я не слышу особой печали в твоем голосе. А ведь Азраил тебе по любому не чужой.

– Псих, будь добр, заткнись, и не лезь в семейные дела. Наши отношения мы с Ази обсудим между собой, когда он очнется. Без помощников.

– Кстати, а когда он очухается? – невинно спросил Псих.

– Ази? Минут через пятнадцать, думаю. Удивительно, что он вообще заснул, похоже, эта сволочь своими пытками измотала его до предела. Он и сейчас уже скорее дремлет, чем спит. Остальные вариативно, но не менее восьми часов продрыхнут. А что? Тебе с Азраилем пообщаться надо?

Псих пожал плечами.

– Да нет, вроде, у нас с ним вроде никаких недоговоренностей не осталось, все вопросы решили на берегу. До того, как все началось.

– Тогда давай я твоих паломников разбужу и валите отсюда подобру-поздорову. Без обид, но мне на нашем выяснении отношений свидетели без надобности.

– Без проблем, – кивнул Псих. – Вы сколько не общались-то, братья Смежировы?

Оле помрачнел лицом.

– Свой черный зонтик он демонстративно сломал четыреста тринадцать лет назад. Я вспылил, много что лишнего сказал… Вот с тех пор и бойкотировали друг друга.

– И слава богу, что сломал, – убежденно сказал Псих. – Если бы он еще по площадям работать мог, как ты – всем бы мало не показалось.

Толстячок с зонтиком пожал плечами.

– Это его дар, сколько бы он от него не открещивался. Мы оба закрываем людям глаза. Только я – на время, а он насовсем. Ты уйдешь или тебя в шею вытолкать?

– Лучше паломников разбуди, старый склеротик. Грифу привет и пожелания не скучать, досиживая. Будешь смеяться, но я рад, что эту хитровывернутую сволочь опять не убили.

– Я бы с превеликим удовольствием. Но надо хотя бы минимизировать убытки. Пошли уже будить твоих монахов.

– И лося.

– И лося, – покладисто согласился толстенький колдун.

Глава сто пятая. Поселок Крутой

(где герои пытаются одолеть неубиваемого монстра)

пос. Крутой

сектор Верхняя Пышма,

Свердловская локация

57°00′ с. ш. 60°41′ в. д.

– … и кишка кишке бьет по башке! – с чувством завершил тираду Жир.

– Как же я от тебя устал, свинтус! – мрачно буркнул Псих. – Сколько можно ныть про жратву? Зачем я вообще тогда подписался наказать одного подозрительного деревенского зятя?

– Да успокойтесь вы! – подал голос с высоты Четвертый. – Впереди поселение, судя по дымам из труб – явно жилое. Если верить карте – это поселок Крутой.

По-прежнему насупленный и мрачный Псих немузыкально заголосил:

Ой-ой-ой, ты очень крутой!

Ну прямо как обрыв над горной рекой!