Ферма

Глава 1. Полет в неизвестность

– Я покажу тебе другой уровень, но необходимо пройти тест. Это моя личная разработка.

– Какой тест, Моха? Я не готова для другого уровня, мне страшно!

– Ты готова, Джи!

– Я просто хочу быть с тобой.

– Значит, ты со мной?

– Да, я с тобой!

Самописец занёс в журнал: точка принятия решения.

«Этот прибор примитивен, он фиксирует события из ума, и в этом, определённо, есть плюсы, можно скрыть от системы истинные точки и маршруты передвижения Solo.

"Solo" – так мы называем нечто, что раньше было известно под именем «душа». Теперь душа под запретом, её нужно тщательно скрывать, либо тебя отправят на перепрошивку, после которой ещё никто не возвращался.

После того, как прошла ВВЗ – Всемирная Вакцинная Зачистка всех, переживших её, чипировали, установив микро чипы, еще их называют самописцы. Эти датчики фиксируют мысли, события, ключевые точки принятия решений и отправляют их в центральное управление «Assol».

"Assol" это система управления, работающая на базе искусственного интеллекта, задачей которой является контроль самописцев , с целью пресечение колебаний вне уровня нормы.

Считается, что существо функционирует корректно, если частота колебаний его ума конгруэнтна допустимой частоте колебаний, установленной министерством здравоохранения. Если же частота выходит за пределы нормы, существо попадает под усиленный контроль "Assol". В том случае, если система сочтёт существо опасным для общества, и частоту колебаний не удастся скорректировать, поврежденного отправляют на перепрошивку.

Ещё в первом периоде после ВВЗ были проведены исследования, в результате которых выявили, что наличие Solo делает существо неуравновешенным, склонным к хаотичным колебаниям. Тогда существо ещё называлось человеком, что означало – «возвышенный, обладающий силой». Как показали статистические данные «Assol», сила человека – деструктивна и направлена на саморазрушение. Ключевым фактором, ведущим человечество к гибели, назначили душу, по причине невозможности её оцифровки и непредсказуемости ритмов.

Изначально чипирование считалось "добровольным" экспериментом, в котором участвовали все сознательные граждане. Но с окончательным переходом власти на систему управления «Assol», вопрос доброй воли исчерпал себя.

«Человек не способен сделать правильный выбор, до тех пор, пока Solo имеет право голоса»

«Assol»

Был проведён эксперимент, в котором приняли участие все мыслящие существа планеты. Те, кто не изъявил "доброй воли", были ликвидированы, но это неподтверждённая информация. Вероятнее всего их повторно вакцинировали и отправили на "овоще базу", где существ используют в качестве источника энергии. Но самописцы еще фиксируют некие всплески активности вне нормы, и это наводит на мысли, которые запрещены системой. Мы не думаем об этом ни вслух, ни про себя, потому что это не конгруэнтно. Мы – так я называю тех, кто обнаружил в себе присутствие Solo. Мы общаемся по нелегальным каналам, которые пока еще недоступны системе.

После эпохи Великого Эксперимента человека сепарировали от души, он стал называться – существом. Система допускает вероятность неполной сепарации существ, но общий уровень колебаний вошёл в пределы нормы. Пришло массовое осознание, основанное на неопровержимых доводах и статистических данных системы, что функционировать жизнью "бездушной" – выгодно, продуктивно и комфортно. Существо получило свободу от страданий, вызванных бифуркацией. Вопрос: «To be, or not to be?», преобразовался в четкое утверждением:

«To be! To be with Assol».

***

Самописец зафиксировал: точка принятия решения. Моха протянул спутнице руку в белой сенсорной перчатке и решительно повёл ее за собой. В его холодной как лёд ладони её пальцы подрагивала, как и вся она целиком.

– Нет, решения приняты не сейчас!

Джи помнила это отчётливо, памятью вне ума. Она сделала выбор несколько периодов назад, ещё в человеческой фазе, и потому самописец зафиксировал лишь поверхностный мотив – узнавание. Её Solo узнала его. Она выбрала его ещё там, в предыдущей жизни до системы. И когда их существа встретились в этом периоде, души, спавшие, словно семена, глубоко под землёй, пробудились. Запахло сгоревшими самописцами.

– Что со мной?! – удивлённо воскликнул Моха тогда, в день их первой встречи.

– Самописец перегорел, – спокойно ответила Джи, с интересом разглядывая нового пробудившегося. Моха не был красавцем, но от взгляда его чёрных, бездонных, словно колодцы глаз бросало в дрожь. Вся его коренастая фигура дышала силой. Как будто в его теле скрывалась сжатая пружина, готовая распрямиться в любой момент.

– Всё в порядке, Моха, – спокойно подтвердила Джи. – Дыши спокойно. Наш мастер быстро всё починит, они не успеют заметить, – она подошла ближе и взяла его за руку, им не стоило привлекать внимание системы.

– Совместимость 35% – тут же сообщил самописец Джи.

– 35% – не густо, – недовольно хмыкнула девушка, ей, казалось, должно быть минимум 70%. Моха ей сразу понравился. Но видимо, это по ощущению Solo, а система оценивает иначе. Вообще-то, она считала себя довольно привлекательной, но без современных пластических апгрейдов, а Моху, судя по всему, привлекали безликие пластиковые куклы на современный манер.

– Ну что ж, – с некоторым сожалением, пожала плечами Джи. Правда, сейчас это не имело никакого значения: ведь их связывало нечто большее, чем личные симпатии.

– Что теперь будет? – нервничал Моха и в его расширенных зрачках плескалось недоверие.

– Solo активировалась, тебе теперь доступен новый канал связи, в обход системы, – тихо проговорила Джи, ощущая, как по венам бежит ток, и образуется новая связь, соединяющая их Solo-каналы.

– Откуда ты знаешь об этом? Расскажи!

– Прямой сейчас?

– Да!

– Хорошо. Тогда слушай по новому каналу, передаю:

– Когда происходит «активация» – пробуждение Solo через предназначенного для этой миссии солиста, так мы называем себя, тех кто пробудился, самописец перегорает. Эффект отключения от системы восхитителен, ты должен был его почувствовать. Возникает ощущение потока такой силы, что каждый атом существа переворачивается и складывается в новый невероятный пазл. На несколько часов, но не более одного сета, ты свободен, как раньше, как если бы ты снова стал человеком. Ты чувствуешь иначе, двигаешься и думаешь по-другому. На краткий миг ты снова полноправный хозяин своего существа.

Когда происходит «активация» включается коннект иного уровня, что-то вроде телепатии. Это как будто появляется выделенная линия для общения, в обход основной, которую фиксируют самописцы. Ходить с неработающим самописцем больше одного сета нельзя: рискуешь угодить на перепрошивку. Система зорко следит за своими ассольными овцами. Поэтому после активации, когда Solo-канал установлен, пробужденный солист идет к Solo-мастеру, который подключает самописец на лайтовых оборотах. Пока это оптимальный вариант легального существования и взаимодействия под куполом «Assol».

Что качается меня, у меня чуть больше полномочий, чем у рядового солитса. Я имею доступ в Solo-библиотеку, как соломиф – хранитель. Я – хранитель Solo-хроник, информации о прошлом. Воспоминания из прошлых воплощений, знания этапа до ВВЗ приходят ко мне через сны, так говорит со мной Гранд-Solo – душа мира.

От Гранд-Solo я узнала, что идея сепарации возникла в ходе поисков источников бессмертия. Система хотела использовать энергию бессмертия Solo в своих целях, но найти алгоритм управления душой после сепарации ей так и не удалось, но работы активно ведутся.

***

Они подошли к высотке, мерцающей неоновыми огнями вывесок. Моха свернул в темный проулок, требовательно потянув Джи за собой. Там они поднялись по железной лестнице, примыкающей к стене дома, и оказались у неприметной двери. Моха приложил электронный ключ. Дверь бесшумно отворилась, и, впустив Моху и Джи, вернулась на прежнее место, органично сливаясь с рельефом стены. Они оказались внутри капсулы. Свет с яркого белого сменился на приглушённый синий.

– Здесь нет датчиков системы – это чистая капсула, – проговорил Моха и посмотрел на свою спутницу долгим изучающим взглядом.

– Его глаза имеют несколько режимов, – подумала Джи, – когда он в системе, его глаза как будто стеклянные и чужие, закрытые непроницаемыми для моей Solo забралами. А сейчас он сменил цвет глаз на живой, знакомый, теплый.

– Ты не передумала? – спросил он, пытаясь дотянуться до молнии на комбинезоне.

– Нет, – Джи покачала головой. – Помочь тебе? – спросила она, наблюдая, как он безуспешно пытается высвободить свое тело от защитной униформы.

– Спасибо, Джи, – благодарно выдохнул Моха, – как же я устал от этого скафандра!

– Что это? – девушка указала рукой на объёмный серебристый куб, занимающий половину всего пространства.

– Это наш корабль для теста. Я буду твоим капитаном, если не возражаешь, – он улыбнулся, и Джи почувствовала, как напряжение между ними спадает.

– Я согласна, – кивнула она, – могу быть штурманом. Моха, но если серьёзно, в чём суть твоего теста? – она бросила на своего спутника изучающий взгляд, прикидывая можно ли ему доверять, ей было немного не по себе.

– Смотри, – он снял комбинезон и высвободил руку из перчатки. На его ладони оказалось два микрочипа.

– Твоя кожа такая необычная, – пробормотала она, ощущая участившееся сердцебиение.

– Смотри сюда Джи и не отвлекайся! – от нетерпения он дёрнул плечом. – У нас всего один сет!

– Хорошо, – смиренно кивнула девушка.

– Ты знаешь, что сейчас я работаю в отделе посева?

– Да, – кивнула снова.

– Сейчас только ты меня слышишь по этому вашему Solo-каналу ? – он бросил на неё пронизывающий взгляд.

– Да, только я. Ты можешь передавать свободно, – утвердительно произнесла Джи, – кажется, и он не особо мне доверяет, какая взаимность! – про себя подумала она, – но мы оба готовы рискнуть, осталось понять ради чего.

– Сними костюм и положи его в колбу, на нём могут быть дополнительные датчики.

– Как скажешь. Я ещё, пожалуй, разуюсь. Обожаю ходить босиком.

– Босиком? Так говорят на ферме…

– На ферме?

– Неважно. Ты сбиваешь меня, – резко оборвал ее Моха. – Сядь и послушай, наконец, а то мы так и не начнём сегодня!

Некоторое время назад, я работал в отделе сатисфакции. Мы тестировали и дорабатывали технологии, позволяющие получать разного рода чувственные удовольствия. После чипирования и сепарации главной задачей, которую перед нами поставила система – стало удовольствие. «Существо должно получать удовольствие» – один из основных постулатов «Assol».

Чувственные ощущения разбили по секторам, в зависимости от доминирующего органа чувств. Увлекательная была работенка скажу я тебе! в тот период она меня почти проглотила. В какой-то момент рецепторы моей кожи износились до такой степени, что мне понадобилось пройти курс реабилитации. В тот период я был на грани, и стал чувствителен только к особо изощренным удовольствиям, особенно к удовольствиям от боли. И между прочим, индустрия боли сейчас на пике популярности, но я не об этом. Так о чем я, да, – Моха провел ладонью по лицу, словно отгоняя наваждение, сглотнул и продолжил, – системой было введено ограничение на количество органов чувств, которое может быть задействовано за одно удовольствие. Этот – предел четыре. Но меня волновал вопрос, что будет, если воздействовать одновременно на все пять? Почему система, провозглашающая безлимитное удовольствие, всё же ограничивает нас? И я пошёл дальше, не мог я остановиться.

Удовольствие сделало меня зависимым, оно заставляло меня искать новые источники удовлетворения. Ты не знаешь, каким жадным до наслаждения я был в тот период своего существования. И я нашёл способ обмануть систему и включить все пять органов чувств. Как же я ждал чего-то невообразимого, экстатичного, – Моха криво усмехнулся, – но в итоге я получил совсем иное! И тогда я понял, почему система запретила использовать пять органов чувств одновременно. Во-первых, происходит мощное колебание частоты, превышающее норму в несколько раз, а во-вторых, и в главных, на этой волне ты вылетаешь как раз туда, где обитают души. Да, желанного экстаза, такого чтобы разлететься на миллион атомов, и навсегда остаться в вечном блаженстве небытия, я, конечно, не получил, но зато открыл новое пространство.

– Первые вылазки я проводил наугад, – продолжал свой рассказ Моха, прикрыв глаза. Тогда я ещё не был знаком с вашей сектой и не слушал по Solo-каналу. В то время я был одиноким астронавтом. Я ощущал себя, взломавшим купол системы, при этом не имея ни малейшего представления, что с этим делать. И вообще, стоит ли рисковать собой, или это бесполезная трата времени и сил.

– Ты не мог активировать Solo-канал пока не прошёл "активацию". Активация – это своего рода инициация, она происходит через хранителей, – тихо проговорила Джи.

– Поэтому я и хочу тебя взять с собой, Джи. Мне нужен хранитель – проводник.

– Тест – это путь за купол?

– Да, и ты пойдёшь со мной, – уверенно проговорил Моха и протянул Джи один микрочип.

– Как это будет? Как себя вести? – Джи заёрзала на месте, ей стало не по себе.

– Я не знаю, – Моха пожал плечами, – Как это будет с тобой, и как это будет у нас – не знаю! Я ещё ни разу не выходил в компании, – он усмехнулся, – но думаю, в компании, однозначно, веселее. Не переживай, на начальной фазе будет приятно, это же разработка отдела сатисфакции! Нужно, чтобы все органы чувств включились в процесс, мы должны разогнаться до нужной частоты. Ты можешь выбрать любое место из архива, где бы ты хотела оказаться, твоё право штурмана, Джи. – Он посмотрел на неё долгим взглядом, и она снова осознала, почему она здесь.

– В тестовой капсуле установлены специальные дисплеи и сенсоры, которые воссоздадут эффект реальности, – продолжил он. – Что будет в твоём восприятии после выхода за пределы купола, не могу сказать, но я буду рядом.

– Мне страшно, – Джи сжалась, обхватив себя за плечи.

– Не верю, – хмыкнул он, – я вижу в твоих глазах азарт исследователя, и поэтому ты здесь. Ты такая же, как и я!

Разделись. Страх, возбуждение, предчувствие, необратимость. Джи остановилась пытаясь унять дрожь в коленях. Моха завёл таймер и протянул ей руку. Его голос прозвучал, как приказ:

– Пора! Идем!

Через открывшийся проход они шагнули в широкий зев куба. В темноте замкнутого пространства в тёплой жидкости, доходящей до колен, неожиданно возникло ощущение приятного расслабления. Пространство словно расширилось во все стороны одновременно, и высоко над головой зажглись звёзды, выкатилась луна. Джи невольно залюбовалась.

– Полнолуние, – улыбнулся Моха, и на его лице на мгновение появилось мечтательное выражение. – Нам пора, Джи!

Дрожащей рукой она протянула ему свой чип:

– Я не смогу вставить, давай ты.

– Ок, я помогу тебе. Расслабься, Джи, доверься мне. Ты уже здесь, забудь обо всём на этот сет.

Они опустились на дно куба. Моха притянув Джи к себе, нащупал порт на её затылке и осторожно ввёл чип. Затем проделал ту же манипуляцию с собой.

– Держи меня за руку, хорошо, – прошептала она.

– Я даже могу поцеловать тебя, если хочешь, – усмехнулся он, – если после этого ты перестанешь бояться.

– Нет. Поцелуи для любви, это не лекарство от страха.

– Как скажешь, Джи, – он пожал плечами. – Итак, куда же мы полетим?

– Я знаю одно место в горах, видела в архивах. Хочу туда.

Моха взял Джи за руку и, склонившись к ее уху, тихо прошептал, обжигая своим дыхание ее обнаженную кожу:

– Летим, детка!

Глава 2. Дикие псы желаний

– Вообще, я против механического воздействия на существо. Чем все эти микрочипы отличаются от тех, которыми пичкает нас система?! Только чистая природа знает истинный путь, а всё эта кибер индустрия – это пошлость и примитивизм! Зачем я согласилась на тест? Пусть даже я обещала! Да, он привлекает меня, ладно, очень привлекает, пусть так! Он хорош, согласна, но не до такой же степени?! Как я могла забыть всё то, чему меня учили на…

– Все-таки, не достаточно хорош?! – улыбаясь, пробормотал, Моха, и, придвинувшись к Джи вплотную, положил свою руку на её бедро. Его глянцевая, лишённая волос кожа отражала свет луны, он весь словно светился и казался сотканным изо льда и света. Его рука обжигала.

– А ну-ка, просвети меня, детка, этот ваш супер Solo-канал можно глушить? – поинтересовался он, – или все солисты вне капсулы будут слушать твои монологи, и участвовать в обсуждении моих недостатков?

– О, великая мать! – Джи почувствовала, что краснеет, хотя эта реакция тела давно была внесена в список рудиментарных. – Прости, да, конечно, видимо, твой чип отключил мою функцию Solo-контроля.

– Ты не тем занимаешь, Джи, – многозначительно выдохнул Моха, и его губы приблизились к её губам. Мне всё же придётся поцеловать тебя, чтобы ты смогла переключиться на тест. Нам надо активировать твоё тело, ты совсем, похоже, забыла, как это делать.

– Да, я…

– Не сопротивляйся, – его губы приникли к её губам. – Закрой глаза, – шептал он, продолжая её целовать, – Джи, помни, сегодня я твой капитан, доверься мне. Сделай глубокий вдох, – приказал он. – На выдохе расслабься. Когда я досчитаю до десяти – открой глаза.

– …десять! Где мы?

Открыв глаза, она застыла в оцепенении. Над водой поднималась фиолетовая дымка, воздух казался пьянящим, морозным и таким вкусным, какой бывает только в горах. Она жадно вдохнула и огляделась по сторонам. Высоко над головой все также светили лучистые звёзды, но они стали больше и ярче. Они лежали в термальном бассейне. Моха, как и обещал, держал Джи за руку.

– Обоняние – пункт первый. Чувствуешь, Джи? С него всё начинается, – не открывая глаз, сонно проговорил он.

– Да, – кивнула она, – ощущая лёгкую эйфорию. Хотелось дышать глубже, интенсивнее, больше. Воздух пьянил, от него кружилась голова и во всём теле появилась небывалая лёгкость. Букет ароматов разрастался с каждым мгновением, с каждым вдохом. После пакетированного воздуха Мегаполиса этот воздух казался божественным. Она чувствовала себя заключённым, выпущенным на свободу из удушья тюремных стен после долгого срока. Запахи множились, они плодились и разрастались, они извивались в пазухах её трепещущей носоглотки.

– Ты выбрала хорошее место, Джи, чистое, мне нравится здесь, пожалуй, запомню его, – пробормотал Моха.

Разговаривать не хотелось. Слова отвлекали от ощущений, а Джи хотелось полного погружения. Глубина ощущений и возможность прочувствовать собственные пределы манили её.

Запах гор, замёрзших подо льдом сонных рек, прелой хвои, смолянистых стволов исполинских сосен проникали в черепную коробку всё глубже и глубже. Морозными иглами они вонзали жала своих ароматов в её восприятие, рождая негу во всём теле. Запахи ползли, клубились и медленно таяли, тёплыми волнами удовольствия расходясь по всему телу. Способность обонять, как будто расширилась до многокилометрового радиуса, и только лишь когда коктейль леса и гор окончательно впитался в сознание, внимание её нюха с периферии сместилось к центру. Приглушённый дух сероводорода, клубящихся парами горячей воды – запах источника. А вот этот тонкий аромат трав, иссушенных зноем, растущих на обрывистых уступах, ведущих к морю, этот аромат исходил от него. К этому букету примешивалось что-то ещё, ей незнакомое, новые ноты, возбуждающие чувства предельной телесности, вызывающие вожделение.

– Тела обычных мужских существ пахнут иначе – выделениями и химией, – подумала она, и ещё раз потянула носом воздух, искоса глядя на безмятежное лицо Мохи, неподвижно застывшее в рассеянном свете луны . – Удивительное существо, – возмутилась она, – как он может быть таким отрешённым, когда такая ночь над нами!

Вот, запах нагретых источником камней, запах глины и песка, вот запах зелёной травы, замёрзшей, но ещё живой под снегом. Она повернулась к нему, раздувая напряжённые ноздри. Казалось, лёгкие разорвутся от желания вдохнуть и вместить в себя всё, что предлагает этот ночной оазис и существо, оказавшееся совсем неслучайно в непосредственной близости от неё. Пришла новая волна его аромата, и её накрыло желанием. Стихийно, мощно, неотвратимо.

– Я больше не могу! – возбуждённо прошептала она, – твой запах сводит меня с ума, не замечала его раньше, а теперь ни о чём не могу думать кроме, пожалуй… шоколада!

– Тёмного или молочного? – открыв один глаз, усмехнулся он.

– Что? – Джи вскинула голову и тряхнула волосами. Она полулежала на Мохе, вцепившись в его плечо.

– Я спрашиваю, ты хочешь сладкого? И прошу, ослабь хватку, моя кожа ещё не восстановилась полностью, она ещё очень тонкая.

– Откуда ты знаешь про сладкое?! – вскрикнула она, чувствуя, как тело сводит от потребности в быстрых углеводах, а рот заполняется вязкой слюной. Самообладание стремительно покидало её, затопляя желанием во что бы то ни стало, закинуть в себя хоть что-нибудь сладкое. Беспокойно принюхиваясь, она отплыла в сторону. Обоняние не могло её подвести, пахло шоколадом. Но откуда?! Наверняка Моха спрятал его где-то поблизости. Шоколад лежал в её сумке, пока он не сказал убрать вещи. Но где она разделась, и где её сумка в этой странной ночи?!

– Ты обещал удовольствие, а что по факту?!– еле сдерживая переполняющее её возмущение, выпалила Джи. – Желание приносит удовольствие, когда есть возможность его удовлетворить, но если оно так близко, но не доступно, это желание причиняет страдание! Мне плохо, слышишь, я хочу есть! – вскрикнула она и истерически ударила рукой по воде.

– Успокойся! – повелительным тоном приказал он, бросив на неё ледяной взгляд.

Джи стало страшно. Она обхватила себя руками и тихо заплакала. Эмоции накрывали её, она не знала, как с ними справиться сейчас. Как будто все её чувства стали гипертрофированны и совершенно неуправляемы.

Взгляд Мохи смягчился, он снова оттаял. Взяв её лицо в свои ладони, он мягко проговорил:

– Ещё пара секунд и тебя отпустит, пожалуйста, потерпи! Я знаю, как это тяжело, Джи, я знаю. И я не хочу, чтобы ты страдала, но иначе у нас не получится попасть на уровень всех чувств. Просто постарайся переключить фокус внимания! Иди ко мне, – и он прижал её к своей груди, нежно поглаживая по влажным спутанным волосам. – Я уже не первый раз прохожу это. Верь мне. И помни, наша задача раскачаться, но при этом удержаться на краю. Ты лишь в начале путешествия, милая! И у тебя всё получится!

Его тихий голос и мягкие прикосновения сделали своё дело, ощущение сахарной ломки притупилось, но не исчезло совсем. Так же как и запахи, они продолжали плясать в носоглотке, врываясь толчками в лёгкие, но грудная клетка словно адаптировалась к натиску извне, и уже не воспринимала это воздействие так бурно.

– Псы желаний не дремлют, Джи, – тихо проговорил он, словно опасаясь их появления, – если сейчас ты получишь то, что требуют твои органы чувств, ты не пройдёшь дальше, мы не пройдём дальше! Это непростое приключение, да, детка, я знаю. Признаюсь, в нём зашито не только удовольствие, но и страдание, но без этого никуда. И знаешь, когда всё закончится, ты будешь просить меня повторить это вновь!

– Ты серьёзно? – внезапно сильно развеселившись, Джи захохотала. – Шутишь?! Только не это Моха, только не я! – смех накатывал волнами, словно внутри завёлся пропеллер вызывающий щекотку в животе. – Я?! Ещё раз?! Ой нет, избавь меня! Ты решил меня уморить сегодня, сначала голодом, потом смехом!– хохотала она, не в силах остановиться, и ей казалось, что от конвульсий, сотрясающих её тело, звёзд на небе становится меньше. Не удержавшись от тряски, затрагивающей всё вокруг, звёзды падали в бассейн и яростно шипели.

– Шшшшш, – ты слышишь, – заливалась Джи, – они шипят на меня! Неужели тебе не смешно?! Что с тобой Моха?! – не унимаясь, хохотала она, – ты специально делаешь такое лицо, чтобы меня разорвало от смеха?!

Смех стих, так же внезапно, как появился, но всё тело после этой тряски словно ожило и завибрировало.

– Сейчас мы пойдём дальше,– снова вкрадчиво проговорил он, – я проведу тебя по краю пропасти, Джи, доверься мне. Ты помнишь, Эдем – то место за пределом купола, куда я веду тебя, начинается там, где кончается власть чувств. Впереди ещё три ступени. Осязание – следующее.

Стоило ему сказать об этом, как её пальцы словно размножились и обрели неизмеримое множество новых тактильных рецептаров. Её стопы как будто расчехлили языки, исследуя дно бассейна на вкус. Её кожа, точно скинув защитный покров, обнажилась перед стихией касаний. Вода в бассейне обрела особую плотность, словно жидкий шёлк. При малейшем движении она струилась по телу восхитительным каскадом ощущений. Запах, желание, голод, искушение, – всё это было сейчас сосредоточено здесь в ней и в нём – объекте её вожделения. Он сказал, что не даст ей упасть в пропасть, значит, он в силах контролировать это безумие. Хорошо, что хоть кто-то в силах, ибо её разум давно угас, а она всё больше отдавалась своим ощущениям.

Кончики её пальцев коснулись его плеча, шеи, губ – мощный разряд-импульс желания. Она змеёй обвилась вокруг него, не зная, как вместить в себя весь этот жар, разрываясь между желанием проглотить его целиком, или разорвать на кусочки. Он же наблюдал за ней словно мраморное изваяние Аполлона, позволяющее наслаждаться собой, точно предметом искусства, выставленным без защитного колпака на всеобщее обозрение. Он позволял прикасаться к себе, не сдерживая её жадных ищущих рук, губ, языка, позволял вожделеть себя, восхищаться и поклоняться, но только не владеть.

– Послушай! – проговорил он, – и она подняла на него свои затуманенные глаза, в которых бушевала буря желаний, готовая излиться вселенским хаосом.

Откуда-то из-под воды возникла музыка. Она ширилась и разрасталась, словно зарождающееся в глубине океана цунами. Волны музыки подхватили до предела наэлектризованное тело Джи и понесли в танец. Предельное напряжение, вызывное желанием отдаться простым инстинктам, наконец, нашло выход и мощным потоком хлынуло в движение в такт музыке. Кажется, ещё никогда она так не танцевала, и каждый звук, попадая в ее ушные раковины, словно взрывался в них тысячей иных божественных звуков. Она была близка к тому, чтобы узреть Бога, того, о котором писали в старинных текстах. И ей казалась, что в любой момент он явит ей свой лик.

– А теперь смотри, – сказал он, останавливая её движение, и своей крепкой рукой запрокидывая её голову к небу.

Она снова лежала в воде с распахнутыми глазами, ощущая лёгкость во всём теле, переходящую в невесомость и отсутствие тела. Возможно, её глаза были закрыты, и всё это ей лишь снилось. Она затруднялась что-либо сказать на этот счёт, кажется, она больше не была собой, её растворило в пространстве. Тела не осталось, ничего не осталось, кроме выпуклого неба, рельефы которого стремительно меняли очертания. По тонкому куполу проносились кометы и звезды, иногда они приближались настолько близко, что она вытягивала несуществующие руки, и хватаясь за острые, обжигающие лучи, пыталась оседлать звезду верхом, или пригладить распушившийся хвост искромётной комете. Млечный путь пульсировал под её несуществующими стопами, млечный путь можно было обнимать, пробовать на вкус, просто быть в нём его частью. Просто быть.

Откуда-то издалека донёсся едва различимый голос:

– А теперь, дыши.

***

Протянув руку, куда-то в темноту за периметр бассейна, он извлёк заранее подготовленный провод с двумя разъёмами на концах. Один уверенно подключил к себе, а другой, аккуратно переместив ватное тело Джи, подсоединил к ней. Её зрачки, расширенные до предела, не реагировали на его движения.

– Она уже на пороге. Время пришло, – констатировал он.

Вероятно, лучше было воспользоваться древним способом коннекта тел, и тогда они обошлись бы без проводов, но что-то его останавливало. Его ложь? Что за бредовые предположения! Он ничего ей не обещал, и это была её добрая воля. Смешно, он воспользовался этим понятием, которое давно исключено системой из нормативной лексики существ. Доброй воли не существует, есть лишь определённый замысел, прописанный от начала и до конца, и он делает лишь то, что должен.

Глава 3. Джи, изгнание из рая

– «Мне нужно уехать», – занесла она в Solo-дневник, который обязаны вести все хранители.

Одно очень важное воспоминание не давало ей покоя, и всё никак не могло вылиться в мыслеформу, хотя она должна была сделать это ещё семь сетов назад. Все сроки прошли. Наличие Solo всё усложняло. С позиции "тела" она легко могла описать пережитый тест, а вот на уровне Solo возникал глубинный, сложно поддающийся логической раскладке, диссонанс.

Сделав глубокий вдох, молодая женщина собралась с мыслями и нажала на запись:

«Фаза вторая: объединение. В тот момент, когда я пришла в себя, не было ничего вокруг, только он и я в тёмном пульсирующем пространстве. Перехожу на виток времени на семь сетов назад. Фиксация», – обхватив голову руками, она закрыла глаза, возвращаясь в тот сет.

«Ни капсулы, ни бассейна, ни гор, ни звёзд – только мы. Дыхание становится плотным и осязаемым так, будто, оно преобразуется в вещество, склеивающее наши тела. Пространство меж нами исчезает, мы, как две противоположно заряженные частицы примагничиваемся друг к другу. Его глаза направлены на меня: внимательные, немигающие, присутствующие и отрешённые одновременно. Его взгляд напоминает мне прочный стеклянный переход, соединяющий нас одной из сцепок. Я чувствую тянущую боль в затылке, и это тоже ощущается, как сцепка, но только чужеродного происхождения. Мне хочется избавиться от неё, но я осознаю, что тогда что-то рухнет в этой конструкции, удерживающей нас вместе. Я принимаю эту боль.

Раскачавшись в первой фазе теста, я ощущаю, что объём моих лёгких неизмеримо велик. У меня возникает подозрение, что всё пространство, внезапно исчезнувшее на второй фазе, сейчас находится во мне. Мощь моего вдоха такова, что я способна поглотить целую вселенную. Я втянула в себя всё звёздное небо, и горы, и лес, и землю. Я всё это чувствую сейчас внутри, и звёзды кончиками лучей щекочут моё нёбо. Вся многомерность неба в моих лёгких сейчас, и я вижу звёзды, плавающие в твоих глазах, и осознаю, что это отражение моих глаз. Я могу не дышать сейчас совсем. Если бы я не вдохнула в себя бассейн, я бы могла сесть на дно и находиться там целую вечность, и моего кислорода хватило бы на двоих. Я хочу, чтобы ты дышал мною.

Я не могу двигаться, моё тело соединено с твоим. Я созерцаю бездонные колодцы твоих глаз. Ты говоришь со мной без слов этими черными дырами, а я растопыриваю свои конечности, чтобы упереться в края, я боюсь потеряться в твоей бесконечности. А может, стоит перестать бояться? Разве суть этого теста ни в том, чтобы отпустить всё и отдаться потоку безраздельно?! Но что-то мешает мне сделать это: ноющая боль в затылке, или наша взаимная неспособность доверять? Но я хочу отпустить и надеюсь, у меня получится сделать это.

Ты говоришь:

– Дыши мной, – и твои колодцы глаз превращаются в звёзды. Твои звёзды проникают в меня, и мои звёзды проникают в тебя. Я вдыхаю тебя. Наши тела, словно два космических шаттла прошли стыковку и, образовав единый воздушный коридор, объединились перед лицом космоса. Я вдыхаю тебя, и тебя больше нет. Ты вдыхаешь меня, и меня нет нигде. Теперь есть мы, это единое… нет, не существо, это что-то глобальное из области Solo объединения.

Я знаю, что такое одиночное странствование, но наша стыковка и этот единый воздушный коридор… Мне сложно передать, как это чувствуется. Опыт ещё не обрёл своего словесного портрета, он слишком многомерен, чтобы у меня получилось выразить его в примитивизме доступных мне мыслеформ! Это не слияние, не растворение, не поглощение, несмотря на то что наши тела стали единым сгустком. Это – со-единение! Мы теперь нечто, наподобие андрогина, мифического первочеловека, соединявшего в себе и мужское, и женское.

Мне хочется остаться в этом вечность, но наступает третья фаза – Эдем. Он назвал это место так. Мы снова «я и он», но иначе. На уровне тела мы все ещё едины, на уровне сознания единение оборвалось. Как будто произошла потеря сигнала. Причина мне неясна, но это вызывает глубинное напряжение. Я чувствую, как мощь заряда, возникшего от коннекта тел, заряда, вытолкнувшего нас сюда, стремительно падает. Я ещё способна воспринимать то, что он передаёт мне, но картинка уже не такая чёткая, как будто идут помехи. Мне страшно. Я силюсь вернуть резкость, добавить яркость, но ощущаю зияющую брешь в поле нашего андрогина, и я не знаю, что с этим делать, меня терзает боль. Концентрироваться сложнее, но я пытаюсь, я всё ещё пытаюсь ухватиться за ускользающую возможность того блаженного единения…

Но что-то пошло не так. Но что?!! Я провалила тест?!

– Смотри, – говорит он глазами-колодцами, в них появилось дно, теперь оно двойное. – Мы на месте. Я назвал его Эдем, мне хочется верить, что я открыл проход в райские кущи. То, как ты всё видишь здесь, зависит исключительно от твоего сознания, но это лишь моё предположение. Я смотрю на него, и его передача вызывает у меня ещё больший диссонанс, если здесь райское место, то почему я чувствую себя так ужасно?

– Что ты видишь? – спрашивает он.

– Фиолетовую дымку, – отвечаю я, собираясь с силами, которые почти на исходе, – бесплотные, едва различимые сферы, и какое-то призрачное перемещение в толщах воздуха надо мной.

– Я называю сферы душами, – вещает он, но его голос всё дальше от меня, словно удаляется в тоннеле. – Они способны контактировать с нами.

– Ещё я вижу купол, нависший над всем этим пространством. Ощущение такое, что мы в ловушке. Мне кажется, мы застряли в прослойке между мирами, не пробив защитную обшивку верхнего слоя. Раем здесь не пахнет. Я хочу сказать ему об этом, но моя способность передавать блокируется, я начинаю задыхаться.

– Мне нужно отлучится ненадолго, передаёт он мне, – и это последнее, что удаётся мне прочесть в его глазах, перед неотвратимо приближающимся финалом. И как только он исчезает, купол мнимого Эдема с дребезгом рушится, осыпаясь острыми осколками настигающей меня тьмы. Судорожно вздохнув, я открываю глаза. Это последнее, что я помню».

Выключив запись, она откинулась на спинку кресла. После прохождения теста её состояние даже ей самой казалось странным. Самописец фиксировал низкую частоту колебаний – ниже нормы. Привлекать внимание системы лишний раз не хотелось и потому, приходилось активно двигаться, чтобы компенсировать физикой необходимый уровень нормы. После этого путешествия её как будто выключило. Она знала, что причиной тому был Solo – диссонанс, но почему так случилось? Почему её выкинуло, она не понимала, и почему он бросил её там? Ей хотелось обсудить прохождение теста с Мохой, но возможности пока не предоставлялось. Непонимание не давало ей спокойно спать. Solo-канал пришёл в разбалансировку. После этого теста некая ментальная заноза глубоко вонзилась в её сознание. Джи во что бы то ни стало, желала всё прояснить.

– Неужели я хочу, невозможного?! – сокрушалась она, – разгоняясь на беговой дорожке, – возмущаясь тому, что ещё как минимум сорок сетов ей не удастся связаться с ним.

– Желания истощают, – отвечал бесстрастный голос автоматического психолога, встроенного в её версию Solo-библиотеки, – освобождение от страданий – освобождение от желаний. Желание заставляет жить в ожидании вымышленного будущего, которое может совпасть с построенной моделью, а может, и нет. Жизнь, из которой ускользает настоящее – это страдание. Следует заменить ожидание желаемого, на доверие потоку происходящего.

– Легко сказать! – возмутилась она, но тут же улыбнулась: её гнев добавил колебаний, и теперь самописец вернулся к норме, а она – к жизни в рамках системы. Можно было переходить на шаг.

– Возможно, стоит прислушаться к совету Solo- психолога, – решила она, останавливаясь, – какие ещё есть варианты?!

Но иногда в моменты, подобные этому, она размышляла о том, что быть обладателем Solo удовольствие утомительное.

Моха после завершения сета заступил на длительное дежурство и скрылся в недрах системы. Отдел посева, считался одним из привилегированных, с высокой степенью секретности. Ни о каких каналах связи не могло быть и речи. Их лаборатория находилась глубоко под землёй. Оставалось смиренно ждать, когда он вернётся на поверхность. Джи закрыла глаза и снова погрузилась в воспоминания. Кое-что в том путешествии не давало ей покоя, помимо её внезапного падения и навалившейся фрустрации, кое-что – это провод в её затылке.

Она чётко помнила, как он показал ей два чипа на ладони. Они были разного цвета, себе он взял белый, а ей установил чёрный. И как они лежали в капсуле, она помнила, а потом пространство изменилось. До последнего момента она не ощущала подключения проводов. Когда же это произошло? И для чего это понадобилось Мохе? Возможно, увлёкшись современными тенденциями производства существ без участия самих существ, он забыл, что есть природный способ коннекта? А может быть, для выхода в Эдем этот способ не подходил? А если всё же использовать природный способ, то, возможно, выход будет другой? И вообще, её не покидало ощущение, что пространство, куда привёл её Моха, какое-то повреждённое, гнетущее. От вопросов пухла голова, самописец хоть и не фиксировал её Solo-мысли, но начал нагреваться.

– Ок, что там нужно, доверится потоку?!– пробурчала она.

– Доверься потоку, сделай глубокий вдох и долгий выдох, – прокомментировал Solo-психолог бесстрастным голосом.

Глубокий вдох…

Когда она очнулась, стоял лёгкий полумрак. Ощущая ломоту в затылке, она, первым делом, выдернула провод и вынула чип, и, оттолкнувшись от бортика, села и огляделась. Моха лежал рядом бледный и неподвижный. Инстинктивно она наклонилась к его груди, чтобы услышать биение сердца: оно колошматило, как сумасшедшее. Дыхание казалось поверхностным. Глазные яблоки двигались под веками, как челноки. Ей стало страшно. Приложив свою прохладную ладонь к его горячему лбу, она сидела в замешательстве, не зная: разбудить его или подождать, пока он придёт в себя сам. Ждать не пришлось долго: то ли её прикосновение, то ли отключённый провод, но что-то определённо подействовало, и через несколько минут он открыл глаза. Но ощущение было такое, что сам Моха, ещё в пути, и лишь его тело вернулось. Она решила ничего не спрашивать, ибо забрала на его глазах снова были опущены, да и сама она, кажется, ещё до конца не пришла в себя. Капсула открылась. Прозвонил таймер.

– Время истекло, – отстранённо проговорил он голосом сомнамбулы, – нужно торопиться. Они покинули капсулу, стремительно удаляясь в разных направлениях.

– Я осмыслю это позже,– проговорила Джи, обернувшись на мгновение, чтобы увидеть, как его силуэт поглощает мрачный Мегаполис.

Глава 4. Нация из пробирки

– Первое, что ты должен усвоить, сын мой: нельзя относиться к этой жизни слишком серьёзно! Ни в коем случае, слышишь! Воспринимай её, как игру, и тогда многое из всего этого сумбура и мракобесия, что творится вокруг, станет для тебя не таким ужасающим!

Моха задумчиво покосился на пробирки, вспоминая слова учителя. И всё же: высший замысел или свободный выбор? Всё предрешено, или есть возможность силой своих действий всё изменить? Кто он Бог или пешка? Хотелось быть Богом! Создатель «Assol», взять этого великого гения, он же не побоялся создать свою игру!

Моха часто размышлял об этом, раскладывая яйцеклетки по ячейкам, в которых в определенный срок, разовьются новые члены системы. И часто его терзал вопрос: является ли он творцом в своей сфере, либо он помощник кукловода. Это дилемма изводила его давно, как гнойный, всё никак не вскрывающийся, нарыв. И всё же в глубине своего сознания, недоступной ни самописцам системы, ни солистам, он верил, что он творец! Моха по особенному ощущал уникальность своей миссии.

– Быть может, именно сейчас, непосредственно в моих руках находится возможность создать новый мир, свободный от страданий?! – возбуждённо размышлял он. Взять его работу в отделе посева. Это ведь он сейчас создавал новую нацию! И от того, что он смешает в ячейке, зависела форма и содержание конечного экзиста. Экзистами они называли готовый продукт – существо, произведённое искусственным путём, из генного материала доноров. В прошлом использовали термин: «дети» – невзрачное слово, толи утверждённое им, многообещающее слово – "экзист"!

Система утвердила новый метод размножения существ, разработанный Мохой, как самый надёжный и соответствующий всем принятым стандартам и требованиям «Assol». Экзисты, воплотившие в себе многообещающий результат его многолетних трудов, стали его шагом к созданию нового, совершенного, управляемого и предсказуемого мира. Эти существа, по сравнению с современным поколением сепарированных, изначально не имели Solo, этого, во всех отношениях, сомнительного элемента. Душа действительно является источником страданий, Моха познал эту истину на собственном примере. Иногда он люто завидовал своим бездушным творениям, своим прекрасным, нерасщепленным в бифуркации сомнений экзистам. Им не приходилось познавать муки выбора, испытывать неуёмную жажду познания, уколы совести, они навсегда были освобождены от любовных терзаний.

После планетарной вакцинации и сепарации душ, когда основным лозунгом системы стало: «Вечной жизни не существует!» и « Бери от жизни всё – здесь и сейчас!», случился мощный скачок в развитии индустрии развлечений.

Главной целью жизни сепарированных существ стало удовольствие. Секс индустрия, пребывавшая в тени, сдерживаемая уздой стыда и религии, вышла из подворотни на свет божий, и расцвела ярким букетом, теперь узаконенных, общедоступных наслаждений. Тело, веками пребывавшее в аскезе, сдерживаемое оковами стыда, с тех пор как Адам и Ева покинули райский сад, вновь обрело право голоса, ибо душа потеряла свои полномочия безвозвратно.

В одночасье Бог и религия стали бессмысленным набором слов, диким пережитком . Единственной силой, регулирующей эффективное функционирование планеты, стала «Assol», богом – наука, а тело каждого существа стало тем, чем никогда не было от момента сотворения жизни на Земле. Тело стало венцом творения! И сейчас оно функционировало лишь для одной цели – служить системе, создавшей этот рай на Земле, и получать удовольствие, бесконечный цикличный поток наслаждений "сегодня", а не ожидая мифическое загробное "завтра".

Последствия сепарации с учётом последующего пика сексуальной активности существ, были просчитаны «Assol» заранее. Чтобы не произошло всплеска рождаемости в условиях ограниченных природных ресурсов, женское население Мегаполиса выборочно подвергли контрацептивной обработке. В выборку попали существа с повышенным либидо и низким уровнем интеллекта, остальные уже давно сами вполне осознанно не стремились к продолжению рода. Конечно же, система не намеревалась полностью искоренить популяцию двуногих существ, хотя в подпольных кругах ходили и такие слухи. «Assol» всё предусмотрела. Перед частичной стерилизацией, во благо спасения планеты от перенаселения, существа обоих полов добровольно прошли генетическую экспертизу. После сепарации уровень сознательности населения значительно возрос, и явка была практически стопроцентной. Каждый из половозрелого населения сдал на хранение несколько половых клеток, помещённых в банк данных системы. Позже «Assol» обязала сдавать половые клетки любого достигший половой зрелости субъекта и проходить контрацептивную обработку, если он попадал в группу риска. Моха считал, что такой ход жёстким, но логичным. Средний уровень сознания населения и коэффициент интеллекта относительно невысок, к тому же наблюдалась тенденция его последующего снижения. Земные существа стремительно возвращались к жизни, на уровне инстинктов.

С появлением «Assol» жизнь изменилась, она стала разумной, экологичной, а главное – управляемой и от того – предсказуемой. При этом система оказалась достаточно лояльной, чтобы удовлетворять все возможные требования существ, не создавая волнений и сопротивления.

Сепарация Solo стала ключевым шагом к гармонизации жизни во всех сферах. Кроме того «Assol» поставила перед собой дополнительную задачу: контроль и пресечение любых попыток в области восстановления связи тела и Solo, дабы предотвратить откат в ущербное прошлое. Система провозгласила начало новой эры, взращивая посредством сепарации, стерилизации и тотального контроля новое поколение свободное от страданий. Если у существ, подвергшихся сепарации первой волны, зачатки соло ещё обнаруживались, и при определённой стимуляции соло можно было восстановить, то новое поколение экзистов создавалось чистым. Продукт, выращенный искусственным путём из биоматериала доноров оказался идеальным, свободным от сорных Solo-семян. Комплектация экзистов предусматривала возможность интеграции искусственного интеллекта по запросу системы и согласию заказчика. На данный момент на воспроизведение существ «Assol» утвердила программу "Экзист 1:0". Этот проект успешно возглавлял Моха.

При возникновении желания продолжить род, существа отправляли запрос в банк данных. Теперь им не требовалось состоять в браке, либо иметь пару. И этот факт тоже относился к несомненным преимуществам нововведений «Assol». Для приобретения наследника существу необходима была лишь положительная кредитная история и устойчивый средний уровень колебаний самописца за последние два года.

Система рассматривала заявку, и если генетические коды существа или пары существ находились в пределах нормы, то запрос сразу же отправлялся в отдел посева. И далее, в назначенный срок полноценный экзист выдавался новоиспечённым родителям. При этом по желанию клиентов отдел посева мог произвести внутриутробный посев, но этот древний малопродуктивный способ пользовался всё меньшим спросом и вскоре совсем изжил себя. Но без исключений и тут не обошлось. На "Ферме" потомство всё ещё производили старинным способом, но это случалось крайне редко. Именно Мохе приходилось принимать варварские роды у дикарок, ибо у него имелся допуск нужной секретности, плюс соответствующая квалификация, но об этом не следовало упоминать в недрах системы.

Закончив создавать генный набор для новой партии экзистов, он ещё раз проверил по списку пожелания заказчиков и удовлетворённо выдохнул: – Быть творцом – работёнка не из лёгких!

Да, безусловно, система преследовала правильные цели: здоровье, экологичность, ресурсосбережение, но всё же что-то важное ускользало из этого процесса, и Моха мучительно пытался понять – что именно?!

Всё меньше у существ возникало желание продолжать род. То немногое время, которое у них оставалось после работы на систему, большинство предпочитало проводить в киберпространстве. С развитием индустрии киберсекса и нейронной стимуляции пропала необходимость во взаимодействии с партнером. Существа, обосновавшись в своих, изолированных моно ячейках, и погрузились в виртуальную реальность. Мир стал иным, а семья, как институт, умерла.

Заказы на воспроизводство экзистов стремительно падали. Население больше не желало размножаться, они не видели смысла в несуществующем будущем, ведь в доступном «здесь и сейчас» существовать было гораздо комфортнее без дополнительных ртов и лишних коммуникаций. Появление ребёнка требовало от потенциальных родителей внимания, временного ущемления своих интересов в пользу беспомощного существа.

Эпоха удовольствий отучила существ коммуницировать и проявлять заботу о других. Отсутствие гипотетического будущего снижало необходимость в продолжении рода, а киберсекс обретал всё большую популярность. Среднестатистическое существо рассуждало так: я изолированный, самостоятельный, автономно функционирующий элемент системы, моя задача качественно выполнять работу, и обеспечивать жизнедеятельность тела. У меня есть "Assol", у неё есть я. Нет привязанностей – нет колебаний, нет бессмысленной траты времени и энергии.

В последние периоды своей работы в отделе посева Моха всё больше создавал экзистов по заказу системы, руководствуясь критериями определёнными «Assol». Банк генетических данных оказался в его полном распоряжении.

Был установлен минимально допустимый предел прироста населения, и когда он приближался к критическому минимуму, дабы потомки человечества на этой планете не иссякли, а всё же продолжили своё существование, в отделе посева запускали новый поток производства экзистов.

Поначалу свобода творчества окрыляла: Моха экспериментировал с внешностью своих творений, выбирал для существ различные генетические задатки. Моха – творец ликовал на этапе создания. Единственный нюанс заключался в том, что увидеть плоды своих трудов, своих детей, да, теперь они были его детьми, созданными под надёжным крылом системы, но по его замыслу, можно было только через девять месяцев. Но предпринимались попытки сократить и этот срок.

Следующим шагом, на который пошла система, стало создание домов экзистенции, где новоиспечённые экзисты проживали и обучались первые годы жизни. Уникальных забирали, но большинство оставалось до совершеннолетия, хотя Моха каждого из них считал уникальным. Безродные экзисты, так их называли за глаза, были как будто потерянными, пустыми. Желание жизни неуловимой искрой, горящее, но теперь чаще тлеющее в человеческих существах старого образца, в экзистах отсутствовало напрочь. Это недавно осознанное отличие угнетало Моху. Он знал не понаслышке, о существовании других детей с искрой, он видел их на ферме. А пустые дети напоминали ему взрослых существ – замкнутых, тихих, сосредоточенных только на командах системы и регулярных пайках кибер удовольствий, с рождения прикованные к виртуальной реальности. Что же он не учёл, что упустил? Какой ингредиент отсутствовал в его жизненных смесях, необходимый для получения «живого» существа? Ведь главной целью его работы было освобождение жизни существ от страданий. Неужели живость – эта неуловимая искра – и есть обратная сторона страданий? Нет, не может быть! Вероятно, ещё просто не найден нужный компонент!

Они уже пробовали внедрять искусственный интеллект, но результат был далёк от ожидаемого. Он искал и не находил, но не терял надежды. Жизнь без страданий была его мечтой, и в этом он видел свою великую миссию.

Моха покинул лабораторию, вошёл в зеркальный лифт, не глядя, нажал на кнопку. Он столько сетов провёл в этих катакомбах, что мог бы ходить здесь с закрытыми глазами. "Дети подземелья", в памяти всплыло название. В детстве он много читал, всё, что попадалось под руку.

– Смешно, – хмыкнул Моха, – все мои дети – дети подземелья! Подземный бункер был определён системой, с точки зрения безопасности, как лучшее место для лаборатории. В той книге, Моха помнил, девочка чахла от серых камней и отсутствия солнца. Когда он был маленький, он плакал, когда читал. Он тряхнул шевелюрой, отмахиваясь от бесполезных воспоминаний. Но мысль о том, что, быть может, отсутствие солнца является причиной отсутствия искры в его экзистах, закралась ему в голову. И постулат фермы: «природность» не об этом ли?!

– Бред, – отмахнулся он и закрыл глаза рукой. – Я хочу отключиться!

Он задыхался от усталости и безысходности. И этот выход в Эдем вместе с Джи, окончательно доконал его. Джи. Откуда вообще она взялась?! И эти её голубые глаза, разжигающие в нём странные чувства. Так глупо и сумбурно всё вышло! Она была нужна ему для выхода в Эдем, это понятно. Но что толку! Он столько возлагал на это путешествие, но встреча под куполом не принесла ему ничего!

Резкая боль пронзила виски. Моха скривился.

– Мне нужно на Ферму, к солнцу. Хотя бы на несколько сетов! Я смертельно устал! Моха вышел из лифта и направился к тёмному коридору, нужно было предупредить о своём отъезде кого следовало.

Глава 5. Непреодолимое притяжение

– Где твоя любовь? Покажи мне её? – кричала она, и по её смуглому, искажённому обидой, лицу текли жгучие слезы. – Я не верю тебе больше, ты лжец! Не хочу тебя больше видеть, никогда! Уходи туда, откуда пришёл!

Столько сетов прошло с тех пор… А её последние слова до сих пор терзали его Solo. И почему, интересно, все солисты так носятся с этой Solo?! Нужно будет спросить у Джи, чем этот рудимент столь ценен, если от него одни неприятности. Что в Solo такого, что заставляет его терпеть все эти беспорядочные, мучительные всплески колебаний?!

– Ах, Лу, – печально вздохнул Моха, – почему всё так? И почему всё так оборвалось? Тогда мне казалось, что я любил тебя, но теперь уже не знаю… Что такое «любовь»? Зачем она? Я знаю многое об удовольствии и боли, я испытывал голод, страх, желание, злость, удовлетворение, и ещё много чего, но любовь… Какая в ней необходимость, если даже толком невозможно объяснить, что это?

В кромешной темноте на сверхскоростной капсуле Моха направлялся на Ферму. Каждый раз, когда он нёсся туда руслами подземных тоннелей, рассекая плоть земли, в его теле творилось что-то неописуемое. Он чувствовал себя как младенец в утробе матери, которому вот-вот предстояло появиться на свет самым что ни на есть, первобытным способом. Сердцебиение учащалось, на лице появлялась непроизвольная улыбка. Он сжимал руки в кулаки, и колени инстинктивно подтягивались к груди. Его душа, в необходимости которой он сильно сомневался, возвращаясь в Мегаполис, в эти моменты заявляла о своём присутствии с особенной силой. Иногда ему казалось, что в этой темноте только одной Solo он и был, и она ликовала, предвкушая возвращение на Ферму. Волнение, страх, тревога, радость, печаль, предчувствие боли, распирающее чувство счастья – букет противоречивых чувств. Состояние, неподдающееся логическому объяснению, колебания далеко за пределами нормы, ощущения близкие к эйфории. Возвращаясь на Ферму, он чувствовал, что возвращается домой, в живое лоно матери, точно знающей, что такое любовь. На Ферме всё было иначе: другой воздух, свет, вода. Там всё было чистым, исходным, первородным.

Ферма, так называли особую закрытую территорию удалённых от Мегаполиса земель, с сохранённой природной растительностью, отведённую для лабораторных исследований «Assol». Там обитали первобытные женщины, условно «первобытные». Мохе больше нравилось определение – первоначальные женщины, такие, какими они были в прежние времена, до всемирной вакцинации и сепарации. Эти женщины жили в примитивных условиях: без электричества и связи, занимаясь собирательством и земледелием. Ферма существовала как тайный оазис. Эта территория представляла собой в некоем роде заповедник ценных существ, которые находились под охраной и пристальным наблюдением системы – иллюзия безопасности и свободы.

Потомство первобытных женщин было единичным и оттого имело особую ценность. Девочек, рождённых на ферме, оставляли для дальнейшего использования в научных целях, в частности, для размножения первобытных. Мальчиков – забирали в лаборатории Мегаполиса для проведения опытов по исследованию эффектов сепарации. «Assol» не оставляла попыток в поиске возможностей управления энергий бессмертия Solo. Эта субстанция, отделённая от её природного носителя, обладала многослойной оболочкой. Solo оказалась не такой примитивной структурой, как предполагалось изначально. Причём количество слоёв Solo у каждого конкретного индивида могло отличаться. Максимум было обнаружено шесть слоёв, но не исключено, что их могло быть и больше. Исследования продолжались.

Создателя Фермы интересовали не только исследования Solo , но и сами женщины. Право посещать данный объект имели лишь избранные по особому назначению «Assol», то есть, по приглашению Отца. Приглашение выдавалось в том случае, если существо обладало какими-то выдающимися способностями, необходимость в которых возникала на ферме, либо по каким-то иным причинам, никому не известным кроме жителей Фермы и самого создателя. Ферма являлась секретным объектом, по факту она существовала, как полноправная вотчина Отца, его закрытый клуб. Он первый обнаружил этот оазис в девственных лесах на подвластной ему территории и затем силой захватил его, установив свои жёсткие порядки. Главный альфа, гений, создатель «Assol», присвоил себе статус – Отец. Он считал себя родоначальником нового мира, а потому во всех официальных источниках именно так его и называли. Моха восхищался могуществом его аналитических способностей, его амбициями и умением создавать игру жизни по своим правилам. Личность Отца увлекала его своей уникальностью. Он мечтал исследовать ДНК создателя «Assol», чтобы понять, какой фактор повлиял на его величие. Моха подозревал, что Отец, существо не сепарированное, обладающее Solo, но стопроцентной уверенности в этом у него не было. Разгадки всех тайн хранила Ферма, но её оберегали от воздействий извне с особым пристрастием. Об этом тайном оазисе ходили легенды, но только избранным удавалось проникнуть в святая святых, и Моха им стал.

В процессе изучения феномена первобытности женщин Фермы, обнаружилась важная особенность. Исходные женщины, то есть, выросшие в природных условиях, обладающие Solo, не подвергавшиеся вакцинации, чипированию, сепарации и стерилизации, имели особую частоту вибраций, которая отсутствовала у женщин Мегаполиса. У мужских особей, прошедших все процедуры, таких явных отклонений частотности не наблюдалось.

Женщины с фермы обладали уникальной привлекательностью и повышенной притягательностью. Эта удивительная сила притяжения, исходившая от них, не определялась одной лишь внешностью, это чувствовалось на уровне частотности их специфических колебаний. Даже с закрытыми глазами, находясь с ними в одном помещении, существо всей кожей ощущало их возбуждающее присутствие. Всё в этих первобытных женщинах было иначе начиная от их запаха, заканчивая частотой вибраций вне диапазона самописцев системы. Они словно существовали на других волнах, и их обетованный оазис вполне мог оказаться обителью ангелов на земле. Система с пристрастием брала пробы их крови, образцы волос и ногтей, частицы кожи, пытаясь понять, что же способствовало их уникальности.

Ежедневно женщины занимались тяжёлым трудом на свежем воздухе, палимые лучами солнца, озаряющими их непокрытые головы и едва прикрытые набедренными повязками тела. Они носили воду из источника, заготавливали дрова, обрабатывали землю, плели корзины, изготавливали одежду, укрепляли свои хижины, готовили пищу. Их смуглые худощавые тела излучали силу и здоровье, а длинные, заплетённые в тугие косы волосы, обвитые вокруг голов, напоминали нимбы. Моха предполагал, что сама земля, по которой они ежедневно ступали босыми ногами, наделяла их силой. Они и в самом деле были исходными, истинными детьми природы, поддерживающими с нею непрерывный энергообмен.

Моха попал на Ферму, когда проходил врачебную практику. Его пригласили ассистентом на роды. Это были первые роды в его жизни, первые и самые запоминающиеся. Ибо всё тогда с ним случилось впервые. И путешествие в сверхскоростной капсуле по подземным тоннелям, о которых он даже не подозревал, и посвящение в тайну Фермы, и трепещущая плоть женщины производящая на свет человека, и ЕЁ пронзительный взгляд.

В ту жаркую пору случился аврал, и видимо поэтому выбрали именно его. Мохе оформили пропуск, и после бесконечных тестов и проверок направили на Ферму, предварительно получив согласие Отца. Два месяца, проведённых в тайном оазисе на лоне природы, показались ему жизнью в раю. Два месяца и один день.

Те дни на Ферме, были, пожалуй, лучшим его воспоминанием за последние годы. Там, в этом райском оазисе, затерянном в тропических лесах, ему казалось, словно Ферма была его забытым домом из детства. Странное ощущение. Запахи леса, нагретой на солнце земли, вкус воды в реке, аромат простой живой пищи, и, конечно, прекрасные женщины. Казалось, от них исходит свет. Жители Мегаполиса, в сравнении с этими излучающими силу и здоровье женщинами, напоминали Мохе грязные, закопчённые стёкла, утратившие способность пропускать солнечный свет. Женщины Фермы, напротив, ощущались кристально чистыми, словно изготовленными из горного хрусталя. Ферма вполне могла бы стать раем на земле, если бы удалось абстрагироваться от мысли, что все её обитатели – подопытные кролики «Assol».

Лу. Её сияющие глаза, длинные волосы цвета спелой пшеницы, мгновенно погрузили его в забытье. Он забыл обо всём в тот же час, как только поднял глаза от импровизированного операционного стола и увидел её. Рожала сестра, той девушки которая пленила Моху с первого взгляда. Одной рукой Лу держала сестру за руку, а другой как будто сжимала его сердце, едва касаясь лица Мохи своим искрящимся взглядом и нежной загадочной полуулыбкой. Эта улыбка словно выстроила мерцающий мост между ними. И позабыв обо всём: кто он, где он и зачем, он ринулся ей навстречу. Он не бежал, нет, он летел! И крылья за его спиной развивались, высекая искры при каждом касании лучей её сияющей ауры.

А потом всё схлопнулось в одночасье. Сейчас он осознавал, что жизнь на Ферме была иллюзией, коротким чувственным сном, после которого просыпаешься в реальности, леденящей своей безжизненной пустотой. Иногда после окончания смены, он поднимался на шестьдесят шестой этаж, на крышу здания, в котором под землёй находилась его посевная лаборатория. Моха медленно подходил к очерченному железными перилами краю, долго и сосредоточенно смотрел вниз. То, что было между ними, напоминало ему прыжок с этой высоты: те несколько секунд пока ты летишь, объятый пеленой тумана, кажется, что за спиной крылья. А потом…

Его командировка на Ферму закончилось. После выполненной работы он не мог оставаться дольше, чем предусмотрено сроком пропуска. За несоблюдение режима Фермы полагалась принудительная высылка, с последующим перенаправлением туда, откуда не возвращаются. Отец утверждал, что система устойчива, лишь в том случае, если наказание за нарушение правил достаточно велико. И тогда у существ, живущих под неустанным надзором «Assol», даже мысли не возникнет, чтобы совершить преступление. Так оно и было. Желание остаться на ферме обуревало Моху нещадно. Но Отец всё предусмотрел: испытав магию притяжения первобытных женщин на себе.

Сроки пребывания на Ферме нарушать запрещалось категорически. Позже Моха узнал, что оказался далеко не первым из тех, кто возжелал задержаться, не устояв против чар ангельских женщин. Но Ферма, пока стоит система, была и остаётся режимным объектом, остальное – иллюзии. По факту, Ферма – та же тюрьма, зоопарк, где в роли красивых зверей – живые люди. Вот что было истинной реальностью, о которой так глупо поспешил забыть Моха, влюбившись в Лу. Но тогда, в то своё первое посещение, он ничего об этом не знал. Теперь всё изменилось, падение с небоскрёба иллюзий не может пройти бесследно, и свет этих прекрасных женщин заметно угас в его глазах после пережитого потрясения.

Срок его пропуска вышел. Моха знал, что его ждёт, если он нарушит правила. Он знал, но он забыл всё, когда увидел ЕЁ. А в последний день – вспомнил, точнее ему напомнили.

– Где твоя любовь? Покажи мне её! – кричала она, и по её искажённому обидой и яростью смуглому лицу, текли жгучие слёзы.

– Ангелы плачут так же, как и люди,– подумал он тогда. Её слёзы терзали его сердце. Мохе казалось, что оно, это пульсирующее сердце, по-прежнему зажато в её маленькой крепкой ладони, куда он поместил его, в первый миг их встречи.

– Я не могу остаться, ты же знаешь, – едва шевеля губами, говорил он, целуя её тёплые, нагретые солнцем волосы.

– Если бы ты любил меня, ты бы остался! – подняв на него большие заплаканные глаза, всхлипывала она. – Мы можем сбежать, я уже говорила тебе! Лес большой!

– Нет, Лу, ты не понимаешь, не будь так наивна, всё не так просто!

– Нет! – в сердцах крикнула она, и этот звук, словно меч рассекающий воздух, повис между ними. Она оттолкнула его. – Всё просто, МоХа! Всё просто! Это ты не понимаешь! Или ты любишь меня или нет! Или мы прыгаем вместе, или нас нет! – кричала она и в её глазах, расплёскивая огонь, бушевала ярость.

– Почему всё так категорично, Лу, ну почему?! – простонал он, обхватив голову руками. – Разве ты не понимаешь, всё так внезапно! Всё это, что случилось между нами…Ты здесь на этой Ферме, я там! Мы живём в разных мирах, слышишь?! Чтобы понять, как сделать лучше для нас обоих мне нужно время, пойми! Прошу тебя! Услышь меня! Я хочу, как лучше! Я обязательно найду выход из этой ситуации, дай мне время, прошу, пожалуйста! Сейчас я уеду, потому что иначе нельзя, но я обязательно вернусь, слышишь?!

– Если ты уедешь сейчас, – проговорила она, чеканя каждое слово, – нас больше нет. Нет никакой ситуации! Или «да», или «нет». Выбор за тобой!

Когда отношения начинаю выяснять, они стремительно заканчиваются. Ему и, правда, необходимо было время, чтобы всё основательно взвесить, понять, как дальше жить в новой реальности, но она не дала ему такой возможности. А может быть, он струсил? Выбор! Этот топор выбора, разделяющий всё на «да» и «нет», на «до» и «после»! Боже! Как же всё сложно…

И он ушёл, собрав все силы, чтобы не упасть к её ногам, обхватив её нежные сияющие колени, чтобы побыть ещё хотя бы миг рядом, а потом плевать: будь, что будет.

Он ушёл. Всё закончилось.

***

«Если ты слышишь голос Solo, проблемы выбора не существует». – занесла Джи в дневник, и, опустив крышку капсулы, прижала колени к груди. Ей нужно было вернуться на ферму, обнулиться. Как же долго не была она дома. Её волосы потускнели, кожа выцвела. Мегаполис лишал её сил, он словно вампир высасывал жизненные соки, и все эти под коверные игры, миссия… Да, конечно, служение, ответственность, "делай, что должно", но иногда очень хотелось забыть обо всём, положить голову на колени верховной матери и ни о чём не думать, только чувствовать её тёплые ладони.

Глава 6. Испытание болью: оазис шлюх

Солнечные лучи на лице, напоминали Джи о любви. Сепарированные утратили это чувство, потеряв связь с Solo, ибо любовь происходила непосредственно из неё. Земля стремительно приближалась к закату старой эры, ибо нет жизни в тех, кто отринул творца. В этом воплощался определённый замысел, и оценить его космический масштаб, сознание существ, порабощённых материей, вряд ли способно. Тайными путями следуя в лоно фермы на скоростной капсуле, Джи часто размышляла об этом, а также о том, что всё циклично и закономерно. Всё уже было не раз во Вселенной: великое разрушение из любви, и великое созидание из любви.

Моха… На мгновение его отрешённое лицо мелькнуло в её сознании. Джи тряхнула головой и тихо проговорила:

– Любовь – это расширение, желание отдавать, рождающееся из Solo, и через это – единение со всем сущим. Любовь – это энергия творения!

На Ферме рассказывали, что при вхождении в синергию с парной Solo плотность и мощь потока творения увеличивается в разы. Но, увы, Джи знала об этом только в теории, если не считать один теневой эпизод в недрах Мегаполиса, который очень походил на то самое.

– Всему своё время, – сонно пробормотала она и закрыла глаза, путь предстоял неблизкий.

Время. Его течение всё расставляет на места, и где ты окажешься на мели или на плаву, на берегу или в лодке без вёсел, доподлинно знает только оно – всемогущее время.

Моха сидел в приёмнике, проходя первичную обработку после Мегаполиса. Необходимо было пройти очистку и несколько шлюзов проверки, чтобы попасть на Ферму. После того как они расстались с Лу, он довольно долго избегал поездок туда. Боялся боли, боялся встретить её вновь, боялся не встретить. А потом, совершенно случайно, он узнал, что она покинула Ферму, и бояться стало нечего. Однако вместе с прошедшим страхом, умерла надежда, хрупкая и едва приметная, гнездившаяся, как тщедушный птенец, в тёмном углу его бесполезной Solo . И он как будто окаменел. Усмехнувшись, он подумал, что нашёл способ сепарации без вмешательства извне. В его душе что-то оборвалось, когда он понял, что её там больше нет. Но странное дело, он всё равно хотел вернуться на Ферму.