Ошибка

Врем исправлять ошибки.

Будто бы только вчера я – двадцатилетний выпускник сержантской школы гордо стоял на освещенной яркими лучами полуденного солнца главной площади Нью-Сиднея. Прямо передо мной торжественно возвышался величественный зиккурат верховной ставки, с которого кайзер лично принимал парад войск, отправляющихся к далеким берегам во славу и величие империи. Справа развивались черные как антрацит знамена, а слева терялись уходящие вдаль ряды бравых морпехов. Яркое солнце отбрасывало отблески на пряжках ремней и кокардах статных красавцев, казавшихся титанами. Десятки тысяч братьев по расе, словно море в штиль замерли, внимая словам лидера, готовые в любой момент прийти в движении и наподобие бури снести любую преграду.

После пламенной речи произнесенной кайзером с трудом удавалось остановить себя, чтобы бегом не пуститься в сторону десантных кораблей, ожидающих в порту и готовых к рейду. Кроме того прямо перед парадом нам выдали новенькие штурмовые винтовки. И это были не обычные однозарядные карабины морпехов. Это восстановленные по старым чертежам автоматические винтовки времен Великой войны. Некогда утраченные технологии снова будут сеять смерть врагов империи, как это было до ядерной зимы столетия назад. От торжественности момента у меня заложило уши. Сердце билось так сильно, будто готовилось вырваться из груди. Народ асов на моих глазах возрождается из пепла, будто мифический феникс. Сам кайзер нам это обещал и для воплощения его идеи сначала необходимо покончить с низшими и недостойными расами, населяющими колоний которые дерзнули выступить против нас.

Затянувшийся экономический кризис чуть было не закончился катастрофой. Бедные скатывались в абсолютную нищету, а богатые не намеревались расставаться с богатством. Волна бунтов и восстаний прокатилась по всей стране, заставив власть оттянуть вооруженные силы из колоний в метрополию. Этим и воспользовались недостойные расы. Они начали гражданские войны, еще более усугубив кризис перепроизводства, терзающий страну. Но кайзер, сформулировавший тогда расовую теорию, смог сплотить расу и модернизировать армию, сделав её сильной как никогда! От переизбытка чувств я, кажется, тогда даже прослезился.

Но все это было совсем не вчера. Полгода прошло с того парада, и сразу после него торжественность закончилась. Две недели мы провели в десантных кораблях. Запертые в трюме, словно селедки в консервной банке, мы превозмогали морскую болезнь. Две недели не видя солнца, при адской жаре и качке, все перемазанные рвотой и вонючие от пота мы провели в море. Пляж чужого берега нам показался раем. Несколько дней нам дали, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок, а дальше начались ежедневные многокилометровые марши по джунглям, кишащим змеями, комарами, и партизанами. Наш батальон не отправили на передовую. Мы действовали в глубине захваченных территорий, зачищая их от разрозненных отрядов партизан. Действовали они в большинстве своем неумело. Прятались среди деревьев и начинали стрелять, когда мы их обнаруживали, но ответный град свинца буквально выкашивал область, где засел стрелок. Иногда на пути нам попадались сожженные дотла деревни, заброшенные поля риса, то и дело мы видели гниющие трупы аборигенов. Если мы задерживались в их сожженных деревнях, то непроизвольно натыкались на обгорелые трупы женщин и детей.

Сожжение деревень, как нам говорили, это вынужденная мера. Вооруженные отряды аборигенов как раз базируются в этих деревнях, и чтобы их оттуда выбить приходилось брать деревню штурмом. А это всегда потери. Поэтому было проще окружить деревню и обстрелять ее из минометов. Вся непокорная деревня сгорала со своими жителями. Хоть кайзер и говорил нам, что это не совсем люди, а тупиковая ветвь эволюции людей, но обгорелые трупы детей выглядели точно так же, как выглядели бы трупы детей расы асов. Первая мысль, посетившая меня после увиденного – это все большая ошибка. Кто-то случайно ввел кайзера в заблуждение. Это не раса дикарей, желающих уничтожить нас – гордых асов, а мирные крестьяне, на которых мы по ошибке напали. Оружия у них почти не было. Самое частое – это лук и стрелы. Иногда у кого-то попадались полукустарные пищали и аркебузы. Основные же потери наш батальон нес от болезней и, конечно же, ловушек и капканов которые аборигены очень умело маскировали.

Но чего я точно не мог понять – это зачем они сопротивляются. Сдались бы давно на милость победителям и их беды закончились. А недавно я понял, зачем они упорствуют. Мне довелось увидеть бесконечные вереницы рабов, тянущиеся в сторону побережья. Я не должен был испытывать к ним жалости, но видя этих оборванцев связанных одной цепью, я захотел обратиться ко всем ещё не пойманным аборигенам: «бросайте все, бегите, убегайте от нас!». Это мы тупиковая ветвь эволюции, это мы кровавые варвары, жаждущие поработить всех и вся, это нас нужно остановить.

– Арчи, слыхал новость? – молодой парень по имени Сэм отвлек меня от раздумий. – Нас перебрасывают на передовую! Наконец-то, столкнемся с кем-то стоящим.

– Слыхал, – я задумчиво промычал себе под нос.

– Не больно-то ты рад? – возмутился он.

– Да нет, я рад-рад! Врежем этим обезьянам как следует! – чересчур наиграно выдавил из себя я. Этот недоумок Сэм вряд ли поймёт причину моего недовольства, но надо быть начеку. Если до тайной полиции дойдет информация, что я – командир взвода ставлю под сомнение расовую теорию, можно нажить себе бед.

– Воот! То-то же! – остался доволен увалень. – Вторая рота уже неделю как на передовой, – усаживаясь рядом, мечтательно произнес он. – Говорят, даже потери есть.

– Большие? – скорее для порядка спросил я. Приходилось прощать этому простофиле фамильярность, ведь он сам того не понимая, стучал на всех. Очень полезное качество для меня.

– Да кто ж их знает… – пожал плечами он. – А знаешь, что ещё говорят?

– Сэм придвинулся ближе и перешел на шепот. – Сержанта Дэвиса помнишь? Ну, белобрысенький такой…

– Что-то припоминаю, – соврал я. Ричарда Дэвиса я прекрасно помнил. Мы с ним с одного города и именно он впервые высказал при мне идею о том, что мы здесь по ошибке. Тогда я не стал ему говорить, что тоже так думаю, но с тех пор стал присматриваться к нему.

– Так вот этот идиот бабенку себе заграбастал!

– Какую бабенку, что ты несешь? – возмутился я, повышая голос.

– Да тише ты! – осадил меня Сэм. – Я и говорю. Бабенку из местных. Вроде как при зачистке вывел и спрятал её от всех в лесу. И давай к ней по ночам бегать, подкармливать и…сам понимаешь! – бесшумно заржал Сэм. Новость меня совсем не рассмешила, как ожидал Сэм, а даже наоборот. Наконец-то, от этого идиота с его сплетнями появился толк.

– И чего с ними сделали? – ледяным голосом спросил я, но и так догадывался об ответе.

– Ну, привели их обоих к капитану и давай расспрашивать, что да как, а они молчат, друг на друга смотрят. Ну, ее тут же в расход пустили. Что с ней ещё делать? А его под трибунал обещали отдать.

– Легко отделался, – вздохнул я. – Могли бы и его туда же за пособничество врагу.

– Не отделался, – расплываясь в улыбке, продолжил Сэм. – Говорят, стоит этот Дэвис, и глаз от убитой бабенки отвести не может. Стоял-стоял, а потом выхватил пистолет и пулю себе в лоб пустил! Прикинь! – Сэм не удержался и покатился со смеху.

А я этой ночью не мог уснуть. Ричард-Ричард, что же ты наделал? Неужели влюбился? Влюбился в одну из тех, кого мы приехали убивать. Что же ты в ней нашел? И как попался? Наверняка сдал один из своих. Какой-нибудь идиот как этот Сэм. Раз не расстреляли сразу же, значит статью о пособничестве врагу ему не шили. Мог отсидеть свои лет пять по статье о смешивании крови асов с низшими расами, и вышел бы живым. Или он пустил себе пулю не из-за грозящего наказания. Что если он не только полюбил её, а вообще разуверился в расовой теории? Полгода мы здесь. Целых полгода. Нет, наша миссия – это не ошибка и кайзер все прекрасно знал, отправляя десятки тысяч бойцов в страну крестьян и ремесленников. Кайзеру нужна мобилизация общества, нужен внешний враг чтобы сплотить асов. Я уж позабыл, что название «асы» придумал тоже он. Но самое главное – ему нужен бесплатный труд. Больше нам нечего взять в этой стране. По классификации «до Великой войны», аборигены застряли в средневековье, а мы уже перешагнули в эпоху новейшего времени. Здесь практически нет богатств, интересующих расу асов.

Уже на следующие утро рота выдвинулась к деревушке под названием Зун. Мой взвод отправили в авангарде. С автоматами наизготовку, прислушиваясь к каждому шороху, и смотря в оба, мы цепочкой шли по утоптанной тысячами сапог дороге. И только когда до деревни остались считанные километры, раздался громкий хлопок и боец, идущий в голове колонны, пронзительно заорал. Мы привыкли сражаться с одиночными партизанами и совсем не думали, что у аборигенов есть настоящие противопехотные мины. Трое бойцов, идущих следом, немедленно подбежали и окружили раненого, собираясь оказать ему первую помощь, как вдруг из кустов слева от нас раздалась автоматная очередь и разорванные пулями тела всех троих повалились на пыльную дорогу. Рефлекс сработал моментально. Я и остальные бойцы взвода попадали на дорогу, ощетинившись автоматами. Понять точно, откуда велся огонь, никто не успел, поэтому парни поливали свинцом огромный сектор джунглей.

Когда я восстановил порядок, двое бойцов под прикрытием остальных , вскочили и пригнувшись, побежали в сторону, где засел противник. Но тут же раздалась ещё одна короткая очередь с другой стороны и один из бойцов, словно подкошенный рухнул на землю.

Никто из нас не ожидал, что мы нарвемся на хорошо спланированную засаду. И тем более никто из нас не ожидал, что у противника будет автоматическое оружие.

Прождав минут пятнадцать, пока подтянется вся рота, начали попытку окружения засады. Позицию первого стрелка нашли еще минут через десять. Она была уже покинутой, но стреляные гильзы красноречиво говорили о том, что огонь велся именно отсюда. Второй стрелок довольно активно огрызался выстрелами и его взять, долго не удавалось. Но вот и он замолчал. Парни бросились в атаку, но трупа не обнаружили. Зато по ним открыли огонь с другой стороны. Бой затянулся. Сколько противников сейчас нам противостоит было не ясно, но было ясно, что подготовлены они великолепно. Прикрывая друг друга, они умудрялись ускользать от нас раз за разом. При этом каждый раз обстрел велся с совершенно нового направления, и мы увязали все дальше в джунгли. В голове мелькнула мысль: «А не заманивают ли они нас куда-то». И стоило мне это подумать, как впереди раздался взрыв. Так и есть. На очередной своей позиции противник оставил растяжку.

Нет, так мы много не навоюем. Надо подходить серьезнее. Я немедленно отправился к лейтенанту и попросил у него минометы. Вообще они предназначались для обстрела деревни, но в сложившейся ситуации лейтенант, хоть и нехотя, пошел на встречу. С применением минометов дело пошло. Парни в раз накрыли огневую точку и прорвались к ней. К нашему удивлению нового обстрела не последовало. Я, в запале боя немедленно отправился к тому месту, где минами были накрыты стрелки. Мой взвод потерял шестерых убитыми и троих тяжелоранеными. Было очевидно, что мы столкнулись с серьезным количеством противника и только благодаря минометам их основные силы вынуждены были отступить.

Примчавшись к небольшой воронке от мины, рядом с которой широким полукольцом стояли бойцы моего взвода, краем глаза я заметил, что они почему-то не радуются победе, а наоборот отводят взгляд в сторону. И тут я увидел то, что рядом с воронкой в красных от крови хлопковых рубашках, применяющихся в качестве униформы у аборигенов, лежали два человека – парень и девушка.

Парень был без сознания. Ноги оторвало осколками, правый бок рубашки обильно окрашен в красный. Лицо у него было некрасивое, но мужественное и волевое, что никак не вязалось с его молодостью. У девушки была поранена бедренная артерия, и она стремительно теряла кровь. На её рубашке тоже виднелись красные пятна, но скорее всего кровь была не её. Похоже, она пыталась вынести раненого, когда их накрыло миной. Она даже сейчас держала его за руку. Я застыл на месте не в силах пошевелиться или отвести взгляд от девушки. На вид ей было лет семнадцать. Она заметила мое появление и подняла взгляд. По-детски тоненькая, изящная шея, собранные в тугой хвост черные как смоль волосы, оголившаяся из под рубашки ключица и верхняя часть небольшой груди, крестьянская соломенная шляпа и худенькие колени, торчащие из-под юбки. Молодая кожа этой девушки ещё не успела испечься на солнце и покрыться морщинами, как это обычно бывает у крестьян. Все это никак не вязалось с происходящим вокруг. Ей бы взять учебники подмышку и отправиться в колледж. Но вместо этого она лежит в луже крови посреди джунглей. Я нашел в себе мужество, чтобы поймать её взгляд. Раскосые глаза на измазанном грязью лице смотрели на меня без тени страха. Лишь ненависть читалась в них. Не злость загнанного в угол, а осознанная, глубочайшая ненависть. И только уголки губ, которые подергивались в судорогах, говорили о том, как ей сейчас больно.

– Убей! – приказала она мне на языке асов. Я бы обязательно выполнил ее приказ, но руки отказались подчиняться мне, а в голове только и крутилось только одно: «Ошибка! Все это одна огромная, чудовищная ошибка!» Сколько я так стоял – не знаю. В чувства меня привел голос лейтенанта.

– Этих в расход! – скомандовал он.

– Лейтенант! – окликнул я его. – Голубые петлицы на воротничке, – я указал на девушку. – Это знаки различия их званий. Она что-то вроде нашего сержанта или прапорщика.

– Эти обезьяны себе языки откусывают на допросе. В расход! – гаркнул он.

Но я стоял не в силах пошевелиться. Мне наконец-то стало ясно, с кем мы воюем. Врагом оказались двое голодранцев, которые не испугались выступить против целой роты до зубов вооруженных головорезов. Когда её товарища ранили, она не дала деру, а попыталась вынести его. И готов спорить, что если бы не мина, ей бы это удалось. Они отлично знают свои леса. Расу, которую пытался расчеловечить кайзер и прочие, оказалась человечнее и самоотверженнее, чем раса сверхлюдей. Никаких крупных сил неприятеля тут не было. Наша рота встретился только с парой этих подростков. Они прикрывали эвакуацию деревни, и задержали нас, сколько могли.

– Сержант, я отдал прямой приказ! В расход! – набычившись и тяжело дыша, говорил он мне.

– Убей, – уже не приказывала, а умоляла меня девушка.

– Даю тебе две минуты, Арчи. Если через две минуты я возвращаюсь, а они еще живы, разжалую до рядового, – сказал лейтенант и ушел. А я все так же смотрел в недосягаемо смелые глаза девушки, не в силах оторваться.

– Арчи, – сказал я, указывая себе в грудь.

– Лан, – немного подумав, сказала она. – Убей! Ошибка! Чудовищная ошибка! Звук двух выстрелов, дымящийся ствол пистолета в правой руке, сломленная психика. Если бы я мог, я бы поменялся с ней местами. Пусть она живет, а я гнию в грязи этих проклятых джунглей. Я восхищаюсь Лан, она была достойнее меня, смелая, умная и проворная. Еще мгновение, и я влюбился бы в неё.

К вечеру этого дня мы без единого выстрела взяли деревеньку Зун. Единственная проблема была в обилии мин и ловушек, но наученные горьким опытом первыми пошли саперы. Так что для разнообразия ночевать нашей роте удостоились не среди обгорелых руин, а под крышами.

– Не спишь, сержант? – в мою хибару ввалился Сэм.

– Работы много, – ответил я. Девять человек взвод потерял все-таки.

– Да уж, повезло этим обезьянам, – подхватил тему этот недоумок. – Ну, ничего в следующий раз мы им покажем!

– На своем опыте учиться будем, – печально согласился я.

– Жаль ту мартышку пришлось кончить, – осклабился Сэм. – Уж попади она мне в руки!

– И что бы ты сделал? – презрительно спросил я.

– Ух, я бы оторвался на славу! Она бы у меня ответила за убитых братьев по расе! А, если бы не этот закон, то я ее еще бы и вздрючил как следует, пока та живая, – он показал мне жест сексуального характера. – Обезьяна обезьяной, а на вид ничего, симпатичная! Рука сама схватилась за пистолет. Сэм и дернуться не успел, как ствол был направлен ему точно в лоб.

– Сержант, ты чего? – не на шутку испугался тот, и его рука потянулась к ножу.

Идиот! Теперь я легко все спишу на самооборону. План сформирован, и у меня остался только один путь. Пример Ричарда Дэвиса – это не ко мне. Я дезертирую к аборигенам! Довольно с меня совершать ошибки. Настало время их исправлять! Я нажал спусковой крючок…

Лан и Лун

Хочу заверить, в тот день двадцать лет назад, сейчас или ещё через двадцать лет я не буду жалеть о своем решении. В день, когда моей рукой была прервана жизнь Лан Во, я знал, что доведу дело до конца.

Пророк Арчи Донован.

***

Полная луна сверкнула в налитых гневом глазах Лан. Повелительный взгляд неистово впился в меня, проникся в самые глубины моей души, и я непроизвольно восхитился им. Она видела меня насквозь. Мое малодушие, мои пороки, мои срамные желания. Видела все.

– Сожги! – скомандовала она, указав в сторону деревеньки Зун, до отказа набитой солдатами асов.

– Как мне это сделать? – растерялся я.

– Ты знаешь как! – ответила она со свойственным ей холодом.

– Не знаю! – помрачнел я.

Лан не ответила. Гнев в ее глазах сменился разочарованием, и я почувствовал себя полным ничтожеством. Она приподняла худенькую руку и щелкнула мозолистыми пальцами, мол смотри как это легко делается. В ту же секунду деревенька Зун вспыхнула, освещая небо заревом пожара и наполняя тишину ночи криками сгорающих заживо солдат асов. Тонкие губы Лан искривились в мстительной улыбке и… Я проснулся в подвале, служащим мне камерой временного заключения. Если моя судьба не решится в ближайшее время, я могу сойти с ума от подобных видений, которые снятся мне с ужасающей регулярностью.

Когда сердце перестало бешено колотиться и пришло понимание, что Лан мне снова только лишь приснилась, я попытался отвлечься от насущных дел. Разум невольно потянулся в детство к самому началу моих злоключений. Мне было двенадцать, когда все это началось. Маму уволили с работы, папе начали выдавать зарплату продуктовыми карточками. Это сильно позже я узнал, что такое кризис перепроизводства, а тогда я недоумевал почему мы с мамой тащим домой пять коробок с банками маринованных персиков. То единственное, что удалось выменять на эти продуктовые карточки. Но не нам одним было тяжело. Работы лишились очень многие и сейчас я понимаю, что угроза голодной смерти не была эфемерной. То и дело подальше от города, куда-нибудь в саванну устремлялись хмурые люди с тяжелыми свертками. Те, кому не хватало денег даже на еду, не могли позволить себе хоронить родных как подобает, и за городом с ужасающей скоростью множились свежие холмики.

Но мы – мальчишки все так же учились в школе, бегали купаться на речку, гоняли в футбол. А когда проголодаемся, подкапывали землю под забором фермерских угодий и от пуза объедались яблоками, сливами, абрикосами. И искренне недоумевали почему охранники гонялись за нами, ведь урожай этих самых яблок, слив, абрикосов потом собирали и закапывали в землю, заливали керосином или просто оставляли гнить на деревьях. Кризис перепроизводства… Абсурд! Одни пухнут с голоду не в состоянии купить еды, другие выбрасывают продукты лишь бы они не достались народу бесплатно.

Учился я, кстати, хорошо. Но после седьмого класса пришлось делать выбор. Учиться дальше или идти работать. К счастью, мне подвернулся третий вариант. Я пошел в армию. Там и накормят и без дела не оставят. Уже будучи курсантом, я встретил объединение нации, политическую программу кайзера и новую расовую теорию. Вот тогда-то моя ставка на армии и сыграла. Военные тут же стали очень востребованными и я, выпускник в звании сержанта, пришелся очень кстати новому режиму. Голод закончился и меня не волновало какими методами это было достигнуто. Не волновало до тех пор, пока я не оказался здесь…

Три дня прошло, как меня взяли под стражу. Целый полковник с штабом тайной полиции приехал по мою душу. Шутка ли? Сержант ни за что ни про что пристрелил своего подчиненного. Но крыть им было нечем. Буквально через пять секунд после выстрела, прервавшего бесполезную жизнь Сэма, в мою хибару ворвались часовые и застали его тело с ножом в руке и меня с пистолетом. Мне даже особо сочинять ничего не пришлось. Так и так…рядовой не выдержал психического напряжения после боя, обвинял меня в том, что я убил военнопленную вместо того чтобы отдать ее солдатам для развлечения, а когда я пригрозил ему статьей, бросился на меня с ножом. Но я оказался проворнее. По сути, это я пострадавший. Так что на четвертый день меня все же освободили из-под стражи. Тут же выяснилось, что такое количество тайной полиции тут вовсе не из-за меня. Контрразведку заинтересовали два автомата, что были захвачены у аборигенов. Припоминая последний бой, складывается ощущение, что эти автоматы не то, чтобы не уступали нашим, а возможно даже превосходили их. Темп, кучность, пробиваемость. Откуда у местных могло взяться автоматическое оружие? Их уровень технологий – это заряжаемые через ствол аркебузы, воспламеняемые тлеющим фитилем. А тут на тебе… Не иначе, как артефакты Великой войны.

– О, Арчи! Тебя выпустили наконец-то? – послышался знакомый голос, едва я вышел из своей импровизированной темницы.

– Джек? – протирая глаза, слезящиеся от яркого солнца, уточнил я.

– Он самый! – тяжелая рука дважды похлстоилоопала меня по плечу. – Паршиво выглядишь.

– Сплю плохо, – признался я. – Находится под следствием то ещё удовольствие.

– Меня тут на допрос вызывали, – перешел на шепот он. – Спрашивали всякое. Не было ли у тебя конфликтов с Сэмом и так далее…

– А ты чего? – устало спросил я, разминая затекшие мышцы. Слушать про этого недоумка Сэма мне совершенно не хотелось, но войти в курс дел нужно.

– Сказал как есть. Мол нет, но последнее время рядовой Сэм частенько нарушал субординацию и позволял себе фамильярность, – ответил Джек.

Все ясно. Ефрейтор Джек из моего взвода решил, как следует подлизнуть непосредственному начальнику, то есть мне. Стоило мне выйти из-под стражи, как он появился, чтобы заверить меня в своей преданности. Толково. Далеко пойдет, если жив останется. Видимо знает, что его на мое место не поставят. У лейтенанта есть другие кандидатуры. Иначе соловьем бы запел на допросе.

– Понятно, – констатировал я. – Что слышно?

– Головорезов в гости ждём, – с волнением ответил Джек.

– Тех самых? – искренне удивился я. Головорезы – название одного из батальонов, отличающихся особой жестокостью к вьетам. Поговаривают, что они всем пленным аборигенам отрезают головы на живую. Но я никогда не верил в это. Что только люди не придумаю ради устрашения.

– Угу. То ли рота, то ли две у нас расквартируется. Вечером прибыть должны.

Я с любопытством взглянул на ефрейтора. Джек не то волновался, говоря о Головорезах, не то побаивался. Одно было ясно, даже упоминание о легендарном батальоне вызывает у него трепет.

– Надо бы встретить их с огоньком, – пробурчал себе под нос я.

– Что-что?

– Да не обращай внимания. Мысли вслух, – я поспешил успокоить Джека, памятуя о недавнем сне. – Пошли лучше покажешь, как оборона деревни выстроена.

Я понимал, что просто убежать в джунгли, надеясь, что вьеты примут меня к себе, было верхом наивности. Скорее всего меня тут же и прирежут. Чтобы дезертировать с толком надо сначала доказать будущим союзникам свою преданность и полезность. И то, что значимая часть батальона Головорезов набьется в деревеньку Зун было очень кстати.

Подробно ознакомившись с ситуацией в деревне, я решил предстать пред светлые очи лейтенанта.

– Ну и видок у тебя, Арчи, – проигнорировав мое приветствие, заговорил командир роты. – Тебе бы привести себя в порядок, выспаться.

– Пустяки, – отмахнулся я. – На гражданке высплюсь. Готов принять командование взводом.

– Да, дел накопилось… Слыхал про гостей?

– Угу, – мрачно кивнул я.

– Не с проста их к нам отправили, – поделился мнением лейтенант. – Будем за ним продвигаться, их дерьмо подчищать. Мало нам контрразведчиков с их расспросами. Думаешь тебе одному от них досталось. Я задолбался им объяснять, как двое обезьян с древними артефактами столько морпехов задвухсотили.

– Что за артефакты-то? – будто ненароком уточнил я.

– Да пес его знает. Времен Великой войны, не иначе. Видел их краем глаза. Приклад деревянный, не складной. Цевье тоже из дерева. Но выглядят внушающе. Не смотря на возраст осечек во время боя было мало, клина тоже не ловили. Парадокс…

Похоже на то, что эти два автомата имеют огромную ценность. Я задумался. Это сейчас их два. А если их было бы двадцать два? Нашу роту на капусту бы покрошили. А если двести двадцать два?

Но слоняться по деревне, с задумчивым лицом долго не пришлось. В деревню раньше срока пожаловали почтенные гости. Головорезы заходили нагло, с пафосом, по-хозяйски. Колонна из почти двухсот человек заполнила главную улицу деревни. Головорезы выглядели браво. Боевая раскраска на лицах и форме, увешанные трофеями, вооруженные до зубов. Но в первую очередь в глаза бросались высушенные головы вьетов, которые болтались на походных ранцах солдат и офицеров. Слухи не врали. Эти животные реально отрезают головы аборигенам, вынимают мозг, высушивают и носят как украшение. Почти у каждого из пришедших Головорезов было подобный трофей.

Я присмотрелся получше к оружию, которое везли позади колонны. На телегах, запряженных быками, были погружены тяжелые ящики с надписью «Опасно!» и перечеркнутым рисунком горящей спички. Я сразу узнал эти ящики, ведь в них хранятся мины для минометов. Но это были не обычные мины. Приглядевшись получше, я прочитал «Белый фосфор». А-фи-геть! В сержантском училище нам рассказывали про белый фосфор. Этим веществом начиняют боеприпасы. Он крайне легко воспламеним и горит при большой температуре. Потушить его практически невозможно. И вот этими минами они обстреливают деревни, полные мирного населения? Кулаки непроизвольно сжались от одной только мысли об этом. Ох, как же права была Лан в моем сне. Их всех нужно уничтожить, убить, сжечь заживо. Никакого милосердия они не заслуживают. Почти двести отрезанных на живую голов, лишь дополняли список их преступлений.

Отблеск полной луны, как обычно, сиял в бездонно глубоких глазах Лан. Ее неистовый и от того ещё более прекрасный взгляд впился в меня. Худенькая, мозолистая ручка указала в сторону деревеньки Зун:

– Сожги! – скомандовала она.

Я позволил себе улыбнуться и кивнул ей в ответ. Теперь я знал как это сделаю.

– Будет сделано! – хищно ответил я, поднял вверх руку и щелкнул пальцами.

Деревня вспыхнула, словно тлеющий костер, в который плеснули бензина. Хор криков сгорающих заживо Головорезов идеально дополнили восхитительную картину. Я перевел взгляд на Лан. Её довольный вид красноречиво говорил, что она была со мной согласна.

Проснувшись весь в поту, я не сразу понял, где я нахожусь, но соломенная крыша, еле заметная в темноте, недалекие одиночные выстрелы, керосинка в углу и запах ночи поставили все на свои места. Сны с участием Лан были настолько правдоподобны, что унылая реальность блекла в сравнении с ними.

Вытерев пот со лба, я встал, поправил форму и вышел на улицу. Редкие одиночные выстрелы с края деревни свидетельствовали о том, что мой приказ выполняется в точности. Несмотря на свой хронический недосып и сыплющиеся предупреждения о скверном внешнем виде, я вызвался, чтобы именно мой взвод выполнял обязанности караула и охранял периметр. Спать в это время было верхом беспечности, но я хотел повстречаться с Лан.

В шести заранее обустроенных точках по периметру деревни дежурили пары бойцов и ещё шесть пар совершали круговой обход. Никто не удивился тому, что я – их командир время от времени мог навестить тот или иной пост с проверкой. Тем более я дал указание стрелять во все, что движется. Мол у нас важные гости и надо показать, что мы не лыком шиты и всегда начеку. Вот парни и палят по каждому шевелящемуся от ветра кусту.

– Ну, как обстановка, – вполголоса спросил я, подойдя к одной из огневых точек, где дежурил Джек.

– Вроде спокойно, ответил он, – раза два слышались разговоры, но не уверен, что это вьеты. Чего бы им шариться вокруг в кромешной тьме?

– Так держать, – похвали я. – Миномет наготове, если что?

– Так точно! Если кто сунется, сразу угостим фугасов. Вон он стоит, – ефрейтор указал в сторону, где метрах в пяти, в небольшом окопе стоял шестидесятимиллиметровый переносной миномёт.

Я оценивающе посмотрел на него. Если мне не изменяет память, то он весит двадцать килограмм и станина около пяти. Не говоря о самих минах. Именно поэтому минометный расчет – это два человека.

Мимо прошла пара патрульных совершающих обход по периметру, и я кивнул им в знак приветствия. Они меня узнали, кивнули в ответ и скрываясь в ночи.

– Ну ладно, парни, бывайте. Смотрите в оба и не спите!

– Не волнуйтесь! – довольно ухмыльнулся Джек, разворачиваясь в сторону джунглей и беря автомат на изготовку. – Ни одна мышь не про…

Выстрел оборвал его на полуслове. Пуля вошла второму бойцу точно в затылок, забрызгав Джека кровью. Еще один выстрел навсегда запечатлел крайнее удивление на его лице. Я убрал пистолет в кобуру и как следует огляделся. Вокруг никого не было. От нахлынувших эмоций кровь стучала в висках. Реальность притупилась, уступая место адреналиновому дурману. Пара автоматов, взятых у мертвых часовых на одно плечо, миномет на второе, станину в одну руку, ящик с минами в другую. Килограмм шестьдесят веса, я будто бы и не заметил, несясь со всех ног в сторону рисовых полей. Я все ждал, когда в деревне поднимут тревогу, найдя два трупа караульных, но пока было тихо. Когда мне показалось, что дистанция подходящая, я остановился и скинул с себя груз. Деревенька, подсвеченная небольшими огоньками керосинок, лежала передо мной как на ладони. Миномет приводился в рабочее положение очень просто и в принципе я один мог с ним легко управиться. Как кстати, что я все это изучал и даже практиковался на стрельбищах.

На все про все ушло едва ли пару минут, и первая пристрелочная мина отправилась в сторону деревни. Мне повезло. Она сразу попала в одну из хижин с Головорезами. Крики, паника, неразбериха. Я не обращал на это никакого внимания. Скорректировав прицел, я закинул ещё пару мин. Мимо – в мою главную цель я не попал. Зато поджог и разбомбил очередную хижину со спящими. Скорректировав прицел еще раз, я забросил пару мин по главной цели и наконец-то угодил куда надо. В отличии от моего сна, небо было пасмурным, и луна не светила. Но, когда начали рваться боеприпасы с белым фосфором, луна позавидовала яркости вспыхнувшего пожара, а висящие тучи окрасилось в багровый цвет. Я несколько мгновений любовался видом пожарищ и совершенно без эмоционально продолжил забрасывать мины в деревню, работая по целям, которые выбрал заранее. Ящик быстро опустел, и я весь мокрый от пота плюхнулся на него, ожидая развития событий. Абсолютно всех асов я, конечно-же, не уничтожил, и командуй я сейчас своим взводом, то приказал бы выдвигаться на штурм. Сейчас я отстранился от происходящего, чтобы уберечь сознание и совершенно без эмоционально наблюдал за разгорающиеся пожаром.

– Красиво! – за спиной раздался голос с сильным акцентом.

Я резко обернулся и увидел с дюжину силуэтов. Но один вьет стоял совсем рядом, и его хлопковая серая рубашка недвусмысленно намекала на то, что передо мной регулярная армия.

– Не дергайся, – посоветовал он мне и добавил какое-то ругательство на родном языке. – Чунг, Лун, – скомандовал он и два силуэта вышли из тени.

Скорее всего эти двое должны были связать меня или что-то в этом роде, но не успели. В одном из силуэтов, вышедших на свет, я узнал мою…

– Лан! – вскочив с места, я бросился к ней. – Лан, ты жива! Я сделал как ты веле…

В последнее мгновение мне удалось рассмотреть ее получше. Та, кого я принял за Лан была не на шутку обескуражена. Она как две капли воды была похожа на нее, но только не глазами. Не было в них этой безграничной решимости, недосягаемой смелости, несгибаемой воли. Но могу поспорить – имя Лан для нее что-то значило. И стоило мне это понять, как её спутник Чунг ловким ударом приклада аркебузы отправил меня в нокаут.

– Найди меня! – сказала Лан.

Восходящее солнце, пробивающееся сквозь тяжелые тучи, осветило пепелище деревни Зун. Вокруг не было ни одного живого человека, но обгорелых тел воинов асов валялось в избытке. От увиденного я поежился. Хоть они это и заслужили, но сам факт убийства мне удовольствия не доставлял. Одно радовало. Лан выглядела довольной.

– Я уже нашел! – ответил я.

– Это была не я, – помотала головой Лан. – Найди меня. Расскажи им все!

– Постараюсь, – я потупил взгляд понимая, как это будет выглядеть со стороны.

Лан улыбнулась одними уголками губ, подняла вверх худенькую руку и щелкнула пальцами. В эту же секунду свинцовые тучи извергали из себя тысячи тонн воды, обрушившихся на нас. Я очнулся.