Рай-1

Размер шрифта: 13

David Wellington

PARADISE-1

First published 2023 in the United Kingdom by Little Brown Book Group LTD

1

До рассвета на Ганимеде[1] оставалось еще три дня, и холод пробирал до костей. Единственным источником света был полумесяц Юпитера – тонкая коричнево-оранжевая дуга, неподвижно висевшая в ночном небе. Время от времени на затененном диске большой планеты вспыхивала молния – полоса света, достаточно большая, чтобы даже с расстояния в миллион километров отбрасывать длинные тени на угольно-черный лед Ганимеда.

Александра Петрова повела плечами. Поводила ногами из стороны в сторону по рассыпчатому льду, просто чтобы разогнать кровь. Почти шесть часов Петрова пролежала ничком на краю горного хребта, вдали от поселения в кратере Селкет[2], где поддерживается тепло и воздух не подвергается рециркуляции. И, возможно, ее страдания вот-вот окупятся.

– Вышка один-четыре, есть визуальное подтверждение, – прошептала она в микрофон, встроенный в скафандр. Ее слова передались на спутник, а тот перекинул их снова вниз, какому-то диспетчеру в кратере, который в свою очередь переслал их в милый уютный офис четырнадцатого отдела Службы надзора – штаб-квартиры военной полиции на Ганимеде. – Объект на расстоянии примерно трехсот метров, направляется на северо-северо-запад.

Петрова старалась лежать неподвижно, чтобы не выдать себя. Прямо под тем местом, где она затаилась, по склону осторожно спускался мужчина, перепрыгивая с валуна на валун. Направлялся он, судя по всему, к лабиринту узких каньонов. Ярко-желтый скафандр плотно обхватывал тело, на лицевом щитке шлема виднелись защитные очки вместо светофильтра. Половина рабочих на Ганимеде носили такую униформу – дешевую, простую в починке и сплошь ярких цветов, чтобы проще было отыскать труп. Штрихкод на спине сообщал, что униформа принадлежит некой Маргарет Дзаме.

Но Петрова знала, что скафандр краденый. Человек внутри него – бывший медработник по имени Джейсон Шмидт. Предположительно – самый страшный серийный убийца за всю столетнюю историю колонии на Ганимеде. Она проверила кучу дел о пропавших людях и более чем в двадцати случаях обнаружила улики, которые привели прямиком к Шмидту. Ни одного тела найдено не было, что неудивительно: Ганимед – одно из самых густонаселенных мест в Солнечной системе, но здесь много ледников, которые до сих пор никто не исследовал. Идеальное место, чтобы прятать трупы.

– Вышка один-четыре, – сказала она. – Запрашиваю разрешение на арест Джейсона Шмидта. Я уже оформила документы. Нужен зеленый свет.

– Принято, лейтенант, – отозвался один-четыре. – Мы как раз просматриваем дело, надо убедиться, что вы действуете в рамках полномочий. Ожидайте.

Все улики против него косвенные, но Шмидт – именно тот человек. Она в этом уверена.

Лучше бы так и было. На кону ее карьера. У нее, как у лейтенанта-инспектора Службы надзора, достаточно широкие полномочия, чтобы вести собственное расследование, но она не могла позволить себе провалить это дело. Она прекрасно понимала, что получила работу и звание только благодаря семейным связям. Проблема в том, что все остальные тоже это знали. Ее мать, Екатерина Петрова, была когда-то директором Службы надзора. Александра продолжила традицию, и все были уверены, что учеба в академии давалась ей легко не из-за ее стараний, а из-за помощи матери.

Если Александра раскроет это дело, то докажет, что не просто дочь своей матери, что способна удержаться на работе благодаря собственным заслугам. Командование Службы надзора просто закрыло все те дела о пропавших: вероятно, Лэнг, новый директор, сочла, что несколько шахтеров с Ганимеда не настолько важны, чтобы тратить ресурсы на их поиски. Но поимка Шмидта стала бы настоящим триумфом как для Лэнг, так и для Александры. Это повысило бы имидж Службы надзора, показало бы жителям Ганимеда, что Служба надзора стоит на страже их безопасности. Удачный пиар-ход.

Ей просто нужно разрешение на арест. Что в этом сложного? Почему в Селкет медлят?

– Вышка один-четыре, запрашиваю разрешение на арест. Жду указаний.

– Вас понял, лейтенант. Мы ожидаем подтверждения.

Шмидт остановился на вершине валуна. Повертел головой из стороны в сторону, осматриваясь. Заметил ли он ее? Или просто заблудился в темноте?

– Принято, – сказала Петрова и проползла вперед на метр. Ровно настолько, чтобы держать Шмидта в поле зрения. Куда он направлялся? Она подозревала, что у него здесь, во льдах, есть что-то вроде тайника – возможно, место, где он хранит свои жуткие трофеи. Она следила за ним некоторое время и знала, что он часто покидал теплое поселение и часами бродил в одиночестве. Это ее устраивало. Здесь, снаружи, больше шансов его поймать. В многолюдном городе он мог бы просто раствориться в толпе.

Время для действий идеальное. Схватить его. Доставить – желательно живым – в Службу надзора для допроса. Она коснулась пистолета, висящего на бедре. Проверила, заряжен ли он, готов ли к стрельбе. Конечно, все в порядке. Она собственноручно почистила и собрала его. Была только одна проблема. На ствольной коробке светился ровным желтым светом крохотный огонек. Он означал, что разрешения на стрельбу у нее пока не было.

– Мне нужно разрешение, вышка, – сказала она. – Разблокируйте мое оружие. В чем проблема?

Она понизила голос, хотя в этом не было особой необходимости. Атмосфера Ганимеда была такой разреженной, словно и не существовала. Звуки среди льда не разносились. И тем не менее. Параноидальная осторожность может и жизнь спасти.

Шмидт наконец пошевелился, спрыгнул с валуна и тяжело рухнул на груду ледяной крошки. Он упал на задницу и развел руки в стороны, упершись ладонями в землю. Он был безоружным. Уязвимым.

– Ожидайте подтверждения. Директор Лэнг затребовала дело, чтобы лично дать отмашку. Пожалуйста, наберитесь терпения, – сказал дежурный.

Александра медленно вдохнула. Медленно выдохнула. Директор Лэнг вмешалась? Может, и хорошо; может, это означает, что начальство проявило интерес к ее карьере. Хотя, скорее всего, это проблема. Дело застопорится, пока она будет ждать одобрения директора. Или, еще хуже, Лэнг уволит ее просто назло.

Когда полтора года назад мать Александры вышла в отставку, Лэнг ясно донесла мысль, что не собирается давать никаких поблажек дочери своей предшественницы. Александра может замерзнуть насмерть на льду, прежде чем Лэнг подтвердит операцию.

К черту все. Как только у нее появится достаточно улик, чтобы выдвинуть обвинение против Шмидта, никто не станет оспаривать арест.

Она сгруппировалась и прыгнула. В условиях низкой гравитации это похоже на полет, правда, совсем короткий. Возможно, это всплеск адреналина в крови. Ей все равно. Она легко приземлилась на обе ноги, кулаком коснувшись льда прямо за спиной мужчины. Свободной рукой она плавным движением выхватила оружие.

– Джейсон Шмидт, на основании полномочий, данных мне ОСЗ[3] и Службой надзора, вы арестованы.

Шмидт развернулся и вскочил на ноги. Он оказался более проворным, чем она ожидала.

В тот же момент у нее в ухе прозвучало:

– На связи вышка один-четыре.

Шмидт бросился на нее, как будто собирался схватить. Идиотский план. Он же у нее на мушке. Она взялась за оружие двумя руками. Будет идеальный выстрел. Она знала, что не промахнется.

– …запрос проверен.

Шмидт не замедлил шага. Не пытался ее отговорить. На таком расстоянии он не мог обмануть ее, не мог увернуться от выстрела. Она уже нажимала на спусковой крючок. Если он действительно убил всех этих людей…

– …отказано. Повторяю, в запросе отказано.

Индикатор на ствольной коробке сменился с желтого на красный. Спусковой крючок заблокирован – сколько бы сил она ни прилагала, сдвинуть его не выходило.

– Прекратите операцию и немедленно возвращайтесь на свой пост, лейтенант. Это приказ.

Петрова едва успела пригнуться, когда Шмидт налетел на нее, отбросив на лед, который от силы удара разлетелся крошевом. Дыхание перехватило; на секунду ослепнув, она попыталась подняться, схватить Шмидта, но промахнулась и рухнула ничком. Тут же развернулась, поднялась на ноги, смахнула снег со шлема…

Он, разумеется, уже ушел. Конечно. И теперь он знает, что она у него на хвосте. Он убежит. Уберется как можно дальше; вероятно, вообще покинет Ганимед и будет убивать где-нибудь в другом месте. Она запрокинула голову и в ярости уставилась на безучастные звезды.

2

– Лейтенант, подтвердите получение приказа. Лейтенант, это вышка один-четыре, подтвердите…

Она подошла к пистолету, наполовину засыпанному ледяной крошкой, подняла его и убрала в кобуру на бедре. Лед на Ганимеде серо-бурый, но только на поверхности. Там, где пистолет пробил корку, виднелся ослепительно-белый отпечаток.

Такого же цвета были следы ее ботинок и борозда на том месте, где ее сбили с ног. Такого же цвета, как следы Джейсона Шмидта, которые огибали массивный валун и вели в тень горного хребта. Ярко-белые следы выделялись на буром льду. Что там? Вроде бы свет? Искусственный свет, который скользил по темной поверхности. Похоже, он исходил из какого-то строения. Какого-то укрытия. Возможно, это тайник с трофеями.

– Лейтенант, подтвердите прием.

Она крадучись обошла валун и увидела то, что предполагала увидеть. Старый аварийный модуль, оборудованный под жилище старателей. На большом металлическом люке то загоралась, до гасла лампочка – сигнализируя, что модуль активирован, внутри включен обогрев и подача воздуха. Как загнанный кролик, Джейсон Шмидт скрылся в своем надежном убежище.

Пойти за ним, сунуться в его логово – чистое безумие. Когда он знает, что его преследуют. Когда ее оружие заблокировано.

– Лейтенант, ответьте! Это вышка один-четыре. Лейтенант, как слышите?

Петрова нажала на большую кнопку на панели люка, послышалось шипение – в шлюзе выровнялось давление. Она вошла внутрь, вход за ней закрылся, и мгновение спустя распахнулся внутренний люк. Она посмотрела вниз, в темноту.

– Вышка один-четыре, веду преследование. Выйду на связь, как будет возможность, – доложила она и выключила рацию – все равно ей не сообщат ничего, о чем бы хотелось знать.

За внутренним люком оказался бетонный коридор, под уклоном уходящий вглубь толщи льда. Крошечные светильники на потолке и стенах загорались, когда она проходила мимо, и гасли за ее спиной. На потолке собрался конденсат – длинные, похожие на сталактиты капли чистой воды висели и ждали, когда низкая гравитация Ганимеда заставит их упасть.

Коридор вел в просторное помещение. Она ожидала, что все будет заставлено ящиками с припасами и шахтерским оборудованием, но пространство оказалось пустым. Грязный бетонный пол отсырел, однако мусора не было. Темные углубления – по сути – пещеры, располагались по всему периметру. Да тут уйма места, поняла она. Это не просто аварийный модуль, а целая система шахт, и, похоже, они заброшены.

Какой-то звук гулким эхом отразился от бетонных стен. Она присела и замерла. Спрятаться тут было негде, оставалось надеяться, что Шмидт не видел, как она вошла. Она отступила в тень, когда он с большим ящиком в руках появился из одной из боковых пещер. Скафандр он стянул до пояса, рукава и капюшон болтались сзади как хвосты.

Шмидт крикнул нараспев: «Я вернулся!» – как будто звал ожидавших его домашних питомцев – и бесцеремонно высыпал содержимое ящика прямо на пол.

Петрова наблюдала, как вниз летит множество упаковок из фольги. На каждой упаковке была наклеена аппетитная картинка с изображением блюда. Пюре из моркови. Грибное рагу. Салат из водорослей. Любой обитатель Ганимеда узнал бы эти картинки. Петровой было известно, что они врут. Содержимое упаковок, хоть и достаточно питательное, чтобы поддерживать в человеке жизнь, и близко не походило на заманчивую этикетку – серая жижа, созданная в биореакторе, белки и углеводы, выделяемые генно-модифицированными бактериями в чане с сахарным сиропом. Этим кормили рабочих, если те не могли себе позволить что-то получше, когда им изменяла удача. Правительство Ганимеда не допускало, чтобы люди голодали, но альтернатива не радовала.

– Идите есть! – все так же нараспев крикнул Шмидт. Петрова собралась было кинуться к нему, чтобы арестовать, когда заметила движение в одной из пещер. Блеснули чьи-то глаза. Существо – едва ли не на четвереньках! – выскочило на свет и с опаской приблизилось к Шмидту, невнятно бормоча что-то, отдаленно похожее на приветствие. Она никогда не встречала настолько отталкивающего человека. Одет в грязные лохмотья, волосы растрепаны, а по лицу не определить ни пол, ни возраст.

– Это все вам, – сказал Шмидт и отошел в сторону.

Внимание Петровой привлекло новое движение – в другой пещере, затем еще в одной. Отовсюду появлялись люди, и все они были грязными и одичавшими. Они хватали упаковки из общей кучи и мчались обратно к своим пещерам, словно боялись, что кто-нибудь отберет. Упаковки они разрывали зубами, зачерпывали еду пальцами и отправляли в рот, половину размазывая по лицам и бородам. И все это с таким облегчением, словно их морили голодом и эта пища – лучшее, что они пробовали в жизни. Петрова понятия не имела, что происходит. Настало время получить ответы.

– Шмидт, – крикнула она, поднимаясь во весь рост, – руки вверх!

Он вздрогнул, но в этот раз не бросился на нее как бык.

– Джейсон Шмидт, вы арестованы. Отойдите назад. Лицом к стене, – приказала она. Он покачал головой. Руки он все же поднял, но не для того, чтобы продемонстрировать отсутствие оружия, – казалось, он молит ее о чем-то. Выглядело так, словно он вот-вот упадет на колени и станет взывать о пощаде.

Ей нужны были ответы. Ей нужно было понять, что происходит.

– Эй, – обратилась она к ближайшему дикарю. Тот был занят тем, что вылизывал внутренности третьей по счету упаковки. – Этот человек держит вас в плену? Вам требуется помощь?

Мужчина – во всяком случае у него была борода – посмотрел на нее так, словно впервые заметил. Он выронил упаковку с едой и заковылял в сторону Петровой, его руки судорожно шарили в воздухе, пальцы будто хватали что-то. Петрова невольно отступила на шаг, когда мужчина приблизился. Он издавал звуки, мало похожие на слова – скорее на неразборчивые слоги, лишенные всякого смысла.

– Вам нужна помощь? – спросила Петрова. – Вы просите о помощи?

– Он не может, – сказал Шмидт. Она погрозила ему пистолетом, и Шмидт замолчал, повыше подняв руки.

Мужчина подошел к Петровой вплотную и схватил за руку. Она вырвалась. Он потянулся к ее голове, но она отпрянула. Тогда он схватился за прикрепленный сбоку шлема фонарик, издав громкий горловой звук, разбрызгивая слюну. Петрова с силой оттолкнула мужчину от себя.

Кто-то из дикарей зашипел, как змея. Все жертвы Шмидта разом залопотали, издавая неразборчивые звуки и обрывки слов.

– Что происходит? – спросила Петрова. – Что вы с ними сделали?

Нашла ли она тех, кого посчитали без вести пропавшими? Она предположила, что Шмидт убивал своих жертв, но, по всей видимости, он оставлял их в живых, держал в плену…

Сейчас эти люди неуклюже приближались к ней, нелепо размахивая дрожащими руками, цепляясь друг за друга, издавая бессвязные звуки.

Ф. Кр. Ла.

Они хватали ее за руки, за ноги. Петрова отскочила назад, высвобождаясь, да они и не особенно ее удерживали. Сейчас она могла хорошенько их рассмотреть – изможденные, бледные, – но их было много.

– Назад! – сказала она. – Не подходите! Служба надзора!

– Они не понимают! – крикнул Шмидт.

Шмидт! Когда на нее стала наступать толпа, она потеряла его из виду, а сейчас заметила, как он, все еще с поднятыми руками, отходит к коридору, ведущему к шлюзу.

Одна из его жертв зарычала, слабо колотя кулаками по спине Петровой; голос звучал все громче, пока не сорвался на визг, похожий на собачий. Петрова оттолкнула существо, возможно, сильнее, чем следовало. Страх внутри нее нарастал. Она боялась этих несчастных.

Ситуацию надо брать под контроль, поняла она. Шмидт почти добрался до коридора. Она настигла его и ударила по затылку рукояткой пистолета.

– Лежать! Не двигайся, ублюдок! – прикрикнула Петрова, двинула Шмидту еще раз, и он повалился на пол. – Что ты сделал?

Шмидт попытался подняться, и она снова его ударила.

– Что ты с ними сделал?

Он перекатился на спину и закрыл лицо руками. Она услышала его всхлипы. Какого черта?!

Она достала из поясной сумки пару автоматических наручников. Быстрым движением перевернула Шмидта, прижала к бетонному полу, поднесла к его рукам наручники, и они ожили, обернув толстые пластиковые щупальца вокруг запястий. Шмидт не пытался сопротивляться.

– Слава богу, – простонал он. – Спасибо вам.

– О чем вы, черт возьми?

– Все закончилось, – ответил он. – Наконец-то все закончилось.

– Что со всеми этими людьми? Что с ними?

– Афазия в тяжелой форме, это значит…

– Они не могут говорить, – кивнула Петрова, – я поняла. Но почему? Вы что-то с ними… сделали?

– Я спас их, – проскулил Шмидт. Она уставилась на его затылок, не в силах понять, что происходит. Потом взглянула на пистолет в своих руках. Индикатор по-прежнему горел ровным янтарным светом. Отлично.

– Рассказывайте, – велела она. – И потом я решу, как с вами поступить.

3

Шмидт изменился в лице. Вся надежда из его взгляда улетучилась, и он смиренно кивнул.

– Просто… пойдемте со мной. Я вам кое-что покажу.

– Мы никуда не пойдем, пока не прибудет подкрепление, – отрезала она, помогая ему подняться, и посмотрела на грязных людей в лохмотьях. Те снова принялись разрывать упаковки с едой и поглощать их содержимое, потеряв к ней и Шмидту всякий интерес.

Нахмурившись, Петрова обдумывала, что делать дальше. Нужна информация, решила она.

– Объясните, что произошло. В деталях. Немедленно.

И он подчинился. Начал рассказывать и быстро перешел к той манере, в какой врачи отчитываются о состоянии пациентов.

– Все началось в больнице, в поселении в кратере Нергал[4], это в паре сотен километров отсюда. Пожилой мужчина. Как я уже говорил, у него была афазия. Врачи не смогли найти причину. Не обнаружили ни следов травмы, ни признаков болезни. Физически он казался совершенно здоровым, но не мог говорить. Более того, он вообще не мог общаться.

– Что вы имеете в виду?

– Абсолютно не мог. Обычно, когда происходит расстройство речи, даже в случае тяжелой формы афазии, пострадавшие все равно хоть как-то изъясняются. Иногда они в состоянии читать, писать или по крайней мере использовать жесты и мимику. По поведению таких больных видно, что они вас понимают. Они способны плакать или хмуриться, чтобы сообщить, что им больно. Этот пациент тоже явно пытался общаться, но его действия не имели никакого смысла. – Шмидт печально покачал головой. – Он размахивал руками, гримасничал, но никто не понимал, что он имеет в виду…

– Это один пациент, – сказала Петрова. – Но я вижу почти двадцать человек.

– Да, – кивнул Шмидт. – Вторым случаем стала девочка-подросток. Это очень встревожило лечащего врача. У пожилых пациентов встречаются всевозможные неврологические нарушения, но для молодых это большая редкость. Потом поступила целая семья, и врачи забеспокоились, что это заразно, но не смогли найти ни вируса, ни фактора, вызывающего болезнь. Вскоре пациентами заполнилось целое отделение, и тогда врачи решили, что им нельзя помочь. Им не могли предложить никакого лечения. – Шмидт шумно вздохнул. – Они собирались отправить пациентов в специальное учреждение. Я понимал, что это значит. Эти люди больше не будут пациентами. Над ними будут проводить опыты – пока не кончится список экспериментов, – а потом… потом этих бедняг выпотрошат.

На лице Шмидта отразилось страдание. Петрова была уверена, что он говорит правду.

– Я не мог этого допустить.

– То есть вы похитили пациентов из больницы и привезли сюда?

– Да, – сказал Шмидт. – Чтобы спасти.

– И теперь…

– Теперь я их кормлю! Стараюсь поддерживать их здоровье. Я немногое способен сделать, но… но я не мог позволить им… Я не мог… – Он открыл глаза и спросил Петрову: – Как вы собираетесь с ними поступить?

– Не мне решать, – ответила она.

Шмидт долго изучал ее лицо. Должно быть, пытался найти в ней милосердие. Она искренне пожалела, что не может его предложить. В конце концов он просто кивнул, похоже, смирившись с тем, что теперь судьба несчастных не в его власти.

– Я больше не в силах на них смотреть, – произнес он. – Пожалуйста. Тут есть место, где мы можем подождать ваших друзей.

Он был похож на побитую собаку – не пытался больше сбежать. Однако лучше подстраховаться. Петрова стянула с него скафандр и жестом показала, чтобы он шагнул из него. Без скафандра он никуда не денется – умрет, как только выйдет из шлюза.

– Теперь вперед!

Шмидт подвел ее к двери, из-под которой пробивался странный свет.

– Не двигайтесь, – велела она.

Шмидт опустился на пол, обхватил колени, склонил голову. Он выглядел сломленным.

Она коснулась кнопки, открывающей дверь, и та с легкостью открылась. Петрова заглянула внутрь. Комната была полупустой, только груда деталей от компьютера виднелась в углу. А рядом с ней красноватым светом мерцала голограмма – трехмерная фигура маленького мальчика. Он сидел, уткнувшись лицом в колени. Только голограмма и освещала комнату.

– Что за чертовщина? – спросила Петрова, едва ли заметив, что переступила порог.

– Искусственный интеллект, старая модель. Вам надо с ним поговорить.

– Что? – переспросила она, сбитая с толку.

Она уставилась на маленького мальчика, который начал подниматься на ноги. Цвет голограммы изменился, стал темно-красным. Интересно, что это значит.

На Шмидта она не смотрела. Глупая ошибка. Без предупреждения он пнул дверь, и та с щелчком закрылась.

– Нет! – крикнула Петрова. – Нет!

Она откинула пистолет, бросилась к выходу, замолотила по поверхности кулаками. Бесполезно. Дверь нельзя было открыть изнутри.

– Шмидт! Шмидт! – Она стучала и стучала, но ответа не было.

Черт побери! Какая идиотская ошибка, промах новичка. Вся ее учеба, все силы, что она в нее вложила, и… и глупость, которую не должен совершать ни один офицер, – недооценивать объект.

Для этой работы нужна жесткость, Сашенька. А в тебе нет жесткости.

Мать говорила ей это сотни раз. Мать, которая выполняла эту работу, которая, по сути, создала регламент ОСЗ. «Может быть, она была права», – подумала Петрова, и сердце заныло. Но времени на раздумья не осталось. Она услышала позади шум, похожий на шелест бумаги или… Нет, как будто шептал детский голосок.

Она замерла.

Шепот повторился. Такой тихий, мягкий. Она не могла разобрать слова, но была уверена, что это тот самый мальчик. Голограмма. Он пытался поговорить с ней. Красный свет заливал комнату, отбрасывая на пол длинные черные тени.

– Чего ты хочешь?

Шепот так и манил. Она была уверена – если прислушается, то сможет понять, что говорит мальчик. Ей отчаянно захотелось повернуться и посмотреть на него. Возможно, если она так и сделает, то разберет его слова.

Но внутри нее звучал другой голос. Голос матери. Все еще упрекающий за глупость, но теперь еще и предостерегающий.

Не смотри, глупышка. Если ты повернешься, то пропадешь.

А шепот не смолкал. Она была уверена – если повернется, если бросит взгляд на губы мальчика…

Петрова ощутила, что не может сопротивляться. Как будто не было смысла бороться. В то же время она понимала, что это не ее чувства. Как такое возможно?

Вдруг она осознала, что задыхается.

Медленно, осторожно она открыла глаза. Начала поворачиваться, чтобы посмотреть на голограмму. Она понимала, что, как только увидит нечто, притаившееся в углу, пути назад не будет. Но часть ее души желала знать.

Не смотри, Сашенька. Ты должна быть сильной.

Она не должна была смотреть. Но и не могла сопротивляться. Посмотреть – значит обречь себя на гибель. Как именно умрет, она не знала, но была уверена, что погибнет.

Она не могла смотреть.

Она не могла не смотреть.

Шепот не отпускал ее.

Она едва не плакала от усилий, от необходимости бороться с собственным телом. Оно хотело сдаться. Каким облегчением это бы стало. Все проблемы, все заботы останутся позади, если она просто…

Повернется.

И посмотрит.

Она начала поворачиваться…

Затем остановилась, заметив что-то у ног. Просто яркая точка. Вся комната была залита кроваво-красным, за исключением одного крошечного участка пола, который светился зеленым.

Зеленым был индикатор на ствольной коробке пистолета, который она уронила.

Кто-то из Службы надзора наконец-то дал добро на использование оружия.

Петрова взяла его обеими руками. Закрыв глаза, она крутанулась на месте и пальнула в сторону голограммы, снова и снова нажимая на спусковой крючок, пока шепот наконец не утих. В голове начало проясняться. Она подбежала к двери. Та все еще была заперта, но несколько ударов носком ботинка открыли ее.

Она выскочила в коридор, понятия не имея, что могло бы случиться, если бы она не… если бы она…

– Шмидт! – крикнула она. – Шмидт! Ты идешь со мной. Сначала разберемся с тобой, а потом…

Он стоял прямо за ее спиной. Ошеломленная, с помутившимся рассудком, она попалась на очень старый трюк. Шмидт держал массивный гаечный ключ. Удар пришелся в бок, в наименее защищенную часть скафандра, и Петрова задохнулась от боли. Повалившись на пол, она пыталась извернуться, чтобы найти точку опоры и ударить в ответ.

– Ты убила его, – прорыдал Шмидт. – Ты убила его, ты убила его… ты…

Слезы из-за низкой гравитации скапливались вокруг его глаз и медленно стекали по щекам. Его слова слились в сплошной страдальческий вой, он снова замахнулся гаечным ключом.

– Стой! – Она почти умоляла. Если Шмидт нападет, у нее не останется другого выбора, кроме как защищаться. – Просто брось его!

Но он не послушался. Не остановился. Вместо этого Шмидт зарычал и бросился на нее, явно намереваясь разбить шлем.

И она выстрелила.

4

Кто-то протянул Петровой стаканчик горячей воды со вкусом лимона. Крошечный акт доброты, но она чуть не расплакалась. Она чувствовала себя такой слабой, такой потерянной, такой уязвимой, что хотелось свернуться калачиком.

Прибыло подкрепление. Люди до отказа заполнили центральную комнату заброшенной шахты. Петрова сидела на ящике рядом с коридором, ведущим к шлюзу. Не хотела путаться под ногами.

Она выбралась на поверхность, чтобы доложить обо всем. Сообщила о смерти Джейсона Шмидта и о том, чем он занимался. Служба надзора среагировала быстро.

Вышка один-четыре прислала целую команду специалистов, которые должны были взять пробы всего – конденсата с потолка, содержимого биотуалета в убежище. Со всех ракурсов сфотографировали тело Шмидта.

Техники разобрали и увезли остатки компьютера. Петрова даже не взглянула на части голографического проектора, когда их выносили.

Солдаты в тяжелых бронированных скафандрах согнали людей – жертв Шмидта – обратно в одну из пещер. Петрова не видела, что там происходило дальше.

Появились следователи, задали ей вопросы. Одни и те же вопросы, снова и снова. Им нужны были голые факты. Когда она пыталась вдаваться в подробности или анализировать, ее прерывали. Все, что им было нужно, – хронология событий.

У нее самой было много вопросов, но ей не ответили ни на один из них. Сказали ждать, пока прибудет старший по званию. Шли часы, ситуация не менялась: ждите начальство. Больше ничего не требовалось.

Петрову это не удивляло. Служба надзора любила копаться в чужих секретах, но собственные держала при себе. При ее матери организация становилась все более закрытой, а сотрудники все больше походили на параноиков. Екатерина Петрова регулярно подчищала ряды офицеров, просто чтобы держать подчиненных в тонусе, и хотя новое руководство немного ослабило поводья, все равно все боялись выделиться или сделать что-то, выходящее за рамки протокола.

Петрова мечтала оказаться в тепле и, может, принять душ. Через некоторое время следователи перестали даже просить ее повторить показания. Оставалось только ждать.

Наконец у входа в убежище поднялся шум, и все отступили назад, освобождая проход.

Прибыла директор Лэнг.

Собственной персоной. Та, что сместила ее мать, по слухам, не без борьбы. Что Лэнг тут делает? Ее офис на Луне. Неужели она была где-то поблизости и решила лично взять ситуацию под контроль? Было трудно поверить, что такая большая шишка отправилась бы в такую даль, как Юпитер, чтобы просто осмотреть место преступления.

Тем не менее она здесь.

Директор щелкнула фиксатором на воротнике. Шлем разошелся на части и втянулся сзади в скафандр. Она глубоко вдохнула воздух в шахте, словно принюхиваясь к нему. Судя по выражению лица, запах ей не понравился.

Это была женщина лет шестидесяти с короткими волосами металлического цвета. В своем скафандре с усиленной защитой она чем-то напоминала Боудикку[5], королеву воинов со стальными глазами. Директор подошла к Петровой и застыла, прямая, как палка.

– Есть повреждения, лейтенант? – спросила она. У нее был отрывистый британский акцент, характерный для представителей высших слоев общества. Редко такой услышишь на Ганимеде. – Физические?

– Не критично, мэм, – ответила Петрова. Она решила слезть с ящика, поставила босые ступни на холодный бетонный пол. – Будет пара неприятных синяков. Возникла опасная ситуация, но я смогла защитить себя и…

Директор Лэнг отвесила ей пощечину. От удара жесткой перчатки голова Петровой мотнулась в сторону, зубы клацнули.

– Вы влезли сюда без разрешения. Это равносильно неподчинению приказу. В моей власти отдать вас под трибунал.

Петрова не могла в это поверить. Она выпрямилась, не желая давать директору новый повод для дисциплинарного взыскания.

– Мэм, этот фигурант – Шмидт – был…

– Лицо, находящееся в оперативной разработке.

– Верно. Точка в текущем расследовании. Я подозревала, что он замешан в ряде дел о пропавших людях, которые так и остались нераскрытыми, поэтому несколько недель следила за ним.

– Служба надзора, – сказала директор, – следит за Джейсоном Шмидтом почти год.

Петрова нахмурилась. Она не понимала.

– На него не было официального досье, – недоуменно произнесла она. – Мне никто ничего не говорил. Никто не предупреждал, чтобы я не бралась за это дело.

– Вам поступил приказ – ожидать подтверждения полномочий. Этого было недостаточно? Возможно, нам следовало официально запретить вам вмешиваться в одно из самых сложных расследований в истории Службы надзора. Которое из-за вас сегодня провалено.

Петрова уставилась на свои пальцы. По словам Лэнг, прошел год – почти год. Но это означало, что Служба надзора знала о Шмидте почти с самого начала его преступной деятельности. Они позволили ему похищать людей. И прятать их здесь. Знала ли Служба надзора, где все это время находились жертвы?

– Этого человека нужно было уничтожить. Он не был обычным преступником.

Лэнг выпятила нижнюю челюсть и откинула голову назад. Казалось, она едва сдерживается, чтобы не влепить Петровой новую пощечину.

– Я не собираюсь обсуждать с вами приказы. Считайте, вам повезло, что вас не лишили работы.

Она повернулась, словно собиралась уйти и оставить все как есть.

– Кто-то разрешил мне использовать оружие, – сказала Петрова. – Кто-то следил за мной все это время, даже когда я сюда вошла.

– Да, – подтвердила Лэнг. – Кто-то дал разрешение. Но этот кто-то не я.

На долю секунды Петрова замешкалась.

– Кто? – спросила она, не успев прикусить язык. Потому что, прежде чем Лэнг произнесла хоть слово, Петрова уже знала ответ.

– В нашей организации есть люди, которые до сих пор считают вашу мать героиней. Непогрешимой. Эти же люди считают, что если дочь Екатерины Петровой хочет в кого-то выстрелить, значит, на то есть веские основания.

– Мэм, – сказала Петрова, – я никогда не просила об особом отношении…

– Нет. Вряд ли вам нужно было просить. – Лэнг обвела взглядом помещение. – Все преимущества, которые вам предоставила мать. Возможности, специальные задания, рекомендации, нашептываемые в нужные уши… и все равно вы облажались.

– Мэм, – запротестовала Петрова.

– В конце концов кумовство уничтожит Службу надзора. Вы понимаете, да? Люди, особенно на внешних планетах[6], зависят от нас. Мы единственные, кто обеспечивает их безопасность. У меня под началом работают люди, по-настоящему заслуживающие должность, которую вы занимаете. Люди, которые могут выполнять эту работу. Поэтому я отстраняю вас от нынешних обязанностей.

Петрова вспыхнула. Облизнула губы, отчаянно пытаясь хоть что-нибудь сказать в свою защиту. Она хмыкнула, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слова: «Вы даже не представляете, что дала мне мать. Чего на самом деле стоит ее наследство».

Ей хотелось выкрикнуть эту фразу.

Но сейчас не время и не место.

– Да, мэм. Я понимаю.

– У меня есть для вас новое задание, – сказала директор Лэнг. – На некоторое время вы будете заняты.

– Могу я узнать, о чем речь?

– Я собираюсь отправить вас проведать мать. Узнать, как она справляется на новом этапе жизни.

– Моя мать? – переспросила Петрова. – Вы хотите, чтобы я… отправилась к маме? – Она покачала головой. Бессмыслица какая-то. – Но она уже на пенсии. Отправилась на одну из новых колоний. Рай-1, – добавила она. – В сотне световых лет[7] отсюда и… О-о-о.

До нее дошло. Чтобы добраться до Рая-1, ей потребуются месяцы. У Лэнг будет достаточно времени, чтобы навести порядок и выгнать всех старых дружков Екатерины из их кабинетов.

– Я отправляю вас с определенной задачей, а не просто чтобы досадить вам, лейтенант. На Рае-1 давно пора провести анализ системы безопасности. Мне нужен инспектор, который убедится, что в колонии все благополучно. Вы – именно та, кто мне нужен для этой работы.

– Да, мэм, – отчеканила Петрова. Ну а что еще тут скажешь.

Когда Екатерина подала в отставку, ходили слухи, что она сделала это не по своей воле. Что Лэнг сместила ее в результате тихого бескровного переворота. У Екатерины, безусловно, имелись враги. Многие были бы рады, если бы ее отправили в тюрьму или казнили, а не просто дали с достоинством покинуть пост. Когда же она объявила, что переселяется на дальнюю колонию, все решили, что это означает ссылку.

Похоже, дочь пойдет по ее стопам.

Директор Лэнг закончила с ней и, судя по всему, с бункером и собралась уходить. Петрова понимала, что ей следует просто стыдливо опустить голову и сделать вид, что ее тут нет. Но она ничего не могла с собой поделать. Она должна была спросить.

– А что с теми людьми?

Лэнг посмотрела на Петрову через плечо.

– Не понимаю, о чем вы.

– Люди, пациенты, которых Шмидт похитил из больницы. Он держал их здесь в ужасных условиях, и в конце концов они… они…

– Судя по имеющейся у меня информации, – сказала Лэнг, – этих людей не существует. И никогда не существовало. Ясно?

Петрова посмотрела в сторону пещеры, куда согнали жертв. Оттуда давно не долетало ни звука. Кровь застыла в жилах.

– Да, мэм.

5

Чжан Лэй зажмурился. Снова открыл глаза. Он спускался по длинной лестнице без перил. Было так темно, что ничего нельзя было разглядеть, но он знал, что каждая ступенька завалена скелетами. Плоть сгнила, кожа исчезла, от одежды остались лишь обрывки. Повсюду только кости.

Было темно. Очень темно. Он испугался, что упадет. Споткнется, упадет и покатится вниз, в груду костей.

Держаться было не за что. Он повернулся боком, чтобы сделать шаг вниз, нога зависла над следующей ступенькой. Он с опаской отодвинул грудинную кость с парой ребер, чтобы освободить место и сделать шаг.

Шагнул. Позволил себе отдышаться. Затем, очень осторожно, переставил другую ногу, прощупывая ступеньку – не наступит ли на что-то? Убедившись, что ступенька выдержит его вес, он выдохнул и сделал еще один шаг…

…и тут же нога задела череп.

Он начал скользить, заваливаясь вперед, раскинул руки, пытаясь поймать равновесие, и одна рука сомкнулась вокруг бедренной кости. Он закричал и отбросил кость, но другая рука схватила только пустой воздух. Он кубарем катился вперед, все быстрее и быстрее, каменные ступени взлетали вверх и обрушивались на его лицо, кости гремели. Он катился по ступенькам в лавине пыли и осколков, острых как бритва, и сделал единственное, что мог…

Зажмурился.

Снова открыл глаза – и оказался в новом месте. Один, полусонный, в поезде, а Юпитер висел в небе, как лезвие серпа. Как проклятие.

Постепенно Чжан приходил в себя.

Он осознал, где находится. На Ганимеде. Именно там, где и должен.

Он потер глаза и лоб, пытаясь стряхнуть сон. Иногда это давалось с трудом. Иногда сон оставался с ним на весь день.

Чжан старался сосредоточиться на реальности – на том, что можно доказать.

Поезд плавно, как по руслу реки, скользил по магнитным направляющим над серым льдом и коричневым снегом, испещренными овалами мелких кратеров более яркого оттенка, словно рябь в затхлом пруду.

Чжан был один в вагоне. Это хорошо: он не хотел, чтобы кто-то видел его в таком состоянии. Но и плохо, потому что он не был уверен, что будет в порядке.

Сердце гулко стучало. Казалось, он сейчас умрет. Чжан понимал, что надо сохранять спокойствие. Успокоить мысли. Он врач. Он знает разницу между сердечным приступом и панической атакой.

Крошечные клыки вонзились в запястье. Он задохнулся от боли, но расслабился уже через секунду, когда в кровь хлынули препараты, замедляющие пульс и снижающие давление до безопасного уровня.

Чжан посмотрел на браслет индивидуального медицинского сканера, обвивавший левое предплечье, – золотые усики скользили по коже, один усик крепко вцепился в запястье. Когда усик втянулся назад в браслет, Чжан увидел две крошечные точки, похожие на змеиный укус, из которых выступили капельки крови. Устройство вводило вещества, не запрашивая команду на запуск, не уточняя дозировку. Те, кто создал этот прибор, не посчитали нужным предоставить ему возможность изменить настройки или отключить.

Чжан полагал, что дал достаточно оснований не доверять ему.

Была одна неудачная ночь в отеле на Марсе. Он заперся в номере, а когда дверь наконец выломали – пришлось вызывать уборщиков, а Чжан провел несколько часов в операционной. Но теперь все в порядке. Его спросили, что случилось, и он рассказал, что у него был сложный период. Осматривавший его врач назвал это психозом. Сейчас ему уже лучше. Он сам был врачом и имел право делать такие выводы. Он в порядке. И дальше будет в порядке.

Он повторял это каждое утро, проснувшись от сна о лестнице. И каждую ночь, прежде чем сон приходил снова.

Я в порядке. И буду в порядке.

Нужно проветрить голову. Если он и дальше позволит мыслям гоняться друг за другом, то лишь усугубит беспокойство и доведет себя до настоящего медицинского расстройства.

Он встал и подошел к передней стенке вагона – это было одно большое окно. Он смотрел поверх серо-бурой равнины на свою цель, маленький хрупкий мыльный пузырь – космопорт. Казалось, этот пузырь может лопнуть в любой момент. На его вершине, словно птица на насесте, устроился скоростной транспортный корабль с плавными изгибами корпуса и вытянутой носовой частью. Корабль назывался «Артемида»[8]. Чжан собирался совершить небольшое путешествие на этом корабле. Может, побег из Солнечной системы пойдет на пользу.

Он откинулся в кресле, ожидая, когда подействует лекарство. Он уже чувствовал, как успокаивается, а сердце – замедляется. «Хорошо», – подумал он.

Хорошо. У меня все получится.

Вдох, выдох. Кислород – внутрь, углекислый газ – наружу. Он закрыл глаза. Без всякого предупреждения воспоминания пронеслись в голове, как стрела, выпущенная из лука.

Он снова был на Титане[9], в подземной пещере. Бежал по коридору, задыхаясь. В ужасе. «Холли, – крикнул он. – Холли, кажется, у нас проблемы». Он попытался открыть люк, ведущий в медицинский отсек, но люк был заперт.

Он не понимал. Его медотсек – и вход заперт?

Холли подошла и встала перед внутренним люком, глядя на него через стекло.

«Хол, – сказал он со смешком. – Впусти меня. Я как-то сам себя запер».

Ее губы дрогнули. Казалось, она вот-вот расплачется. Ее лицо стало красным, ярко-красным, а губы остались бледными. Первые признаки Красного Душителя.

Он приложил ладони к стеклу. «Холли. Пожалуйста». Он едва мог видеть ее сквозь слезы.

Она не дышала. Ее губы потемнели, приобрели синюшный оттенок. Глаза закатились, и плоть начала таять, стекая с лица густыми каплями протоплазмы, пока он не увидел желтый череп…

Чжан открыл глаза и взглянул на поезд, на лед Ганимеда за окнами. Вокруг все звенело, словно колокола, пока он не понял, что слышит собственный голос, отдающийся эхом в ушах. Свой крик, отдающийся эхом, как гром.

Золотые клыки вонзались в его запястье, снова и снова.

6

Через несколько минут поезд остановился на станции под космопортом.

Двери бесшумно открылись, но даже встать он не успел: кто-то зашел в вагон и навис над ним.

– Чжан Лэй? – послышался женский голос.

– Это я, – откликнулся он, не поднимая глаз.

Женщина была ниже его ростом и выглядела как человек, выросший на Земле с ее гравитацией. Землян всегда легко узнать: пышущие здоровьем, сияющие силой, бодрые – все благодаря свежему воздуху и солнечному свету. Для жителей внешней системы планет, как Чжан, земляне всегда выглядели странно. По его мнению, люди должны быть высокими, худыми и очень бледными, с тенями под глазами. Люди с Земли выглядели карикатурно.

– Я лейтенант Александра Петрова. Можете называть меня Сашей. Все меня так зовут. – Она протянула ему руку для пожатия.

– О, – сказал он. – Простите. Я не прикасаюсь к людям, если могу этого избежать.

– Точно! – Она широко улыбнулась, будто оценив шутку. Забавно, но он не шутил. – Мне сказали, что вы какой-то специалист по медицине. Медицина колоний, верно? Полагаю, немного здоровой мизофобии[10] – это рабочие издержки.

– Вы так полагаете?

Ее улыбка мерцала как лампочка, подключенная к плохой проводке. Чжан понял, что произвел плохое впечатление.

– Извините. – Он обогнул ее и направился к входу в космопорт. – Я бы с удовольствием поговорил, но мне нужно успеть на посадку.

– Я знаю. Я из Службы надзора, – сказала она и улыбнулась ему, пока они шли бок о бок по длинному наклонному коридору. – На случай, если вы не узнали форму. Не волнуйтесь, я здесь не для того, чтобы арестовать вас или что-то в этом роде. – Она рассмеялась, и Чжан подумал, что она снова пытается шутить, хотя мысль о возможном аресте вызвала тревогу.

– Это обнадеживает. Вас послали убедиться, что я действительно поднялся на борт «Артемиды»? Потому что я намерен именно так и поступить, если не будет дальнейших задержек.

Ее улыбка снова померкла.

– Я… Я тоже лечу на «Артемиде».

– А, – сказал он, – значит, вы моя новая нянька.

– Доктор…

– Позвольте сэкономить ваше время, чтобы вам не пришлось следить за мной весь оставшийся день. Вот краткое описание моих планов: я собираюсь подняться на борт этого космического корабля, найти койку и распаковать вещи. Через пару часов меня поместят в криокамеру и отправят спать на три месяца. Я думаю, перед этим стоит помастурбировать. Если у меня случится опорожнение кишечника, я обязательно сохраню его содержимое в пластиковом пакете, чтобы вы могли осмотреть его в любое удобное для вас время.

Ее лицо застыло.

Он понял, что сказал что-то не то. Иногда с ним такое случалось.

– Я здесь не для того, чтобы следить за вами, – сообщила она. – Моя работа – стратегический анализ. Я должна обеспечить безопасность Рая-1. Мы шесть месяцев будем работать вместе. Я не ваш куратор. Мы коллеги. Я просто хотела представиться.

– Вас зовут Петрова, – подытожил он. – А я Чжан. Вот и познакомились.

Он прошел мимо нее в зал отлета. Он просто хотел, чтобы все это поскорее закончилось.

7

Сэм Паркер даже не заметил, как пассажиры вошли в зал ожидания, будучи слишком занятым предполетной подготовкой корабля. «Артемида» должна была доставить людей из одного конца Галактики в другой с невероятной скоростью. За все десять лет, что он был пилотом, ему ни разу не доводилось летать на чем-то столь продвинутом.

Он понятия не имел, как ему удалось заполучить эту работу.

Когда-то у Паркера были мечты. Он хотел стать пилотом-испытателем, рисковать жизнью, пробуя космический корабль на прочность, лишь бы доказать, что он может. Чтобы попасть на такую работу, нужно было доказать, что ты крутой солдат, поэтому он записался в Службу надзора, как только ему исполнилось восемнадцать. Пробиться было сложно – он родился не в той части Солнечной системы, слишком далеко от Солнца. Жизнь в мире с низкой гравитацией сделала его чрезвычайно высоким и худым, и возникли сомнения, сможет ли он вообще поместиться в кабине современных звездолетов.

Но шанс он упустил не из-за пресловутых коленей и локтей. Причиной стала гордость. Летный инструктор спросил, выдержат ли его кости перегрузку при быстром маневре на истребителе класса «Корсар». Паркер попытался показать придурку, насколько крепки его кулаки. Оказалось, что инструктор будто отлит из чугуна. Он принял лучший удар Сэма и тут же нанес ему ответный. И по сей день, оказываясь в месте с повышенной влажностью, Паркер ощущал тот удар в челюсть. И ухмылялся про себя.

Инструктор отстранил его, запретил летать. Паркер брался за любую работу, позволявшую сесть за штурвал космического корабля: перевозил строительные грузы с одной базы на другую вокруг Нептуна, переправлял мусор в дальний космос, даже водил шаттлы для ВИП-персон вокруг Марса. На это ушли годы, но теперь…

В центре зала ожидания появилось масштабное голограммное изображение «Артемиды». Красавица, что и говорить. Она выглядела быстрой и мощной, как акула, с изящно изогнутыми линиями, которые сходились на мостике, похожем на клюв хищной птицы. Он должен был проверять защиту реакторов, но не смог удержаться и провел рукой по гладкому боку.

Масштабная модель корабля была одной из новых разновидностей голограмм – жесткий свет, как их называли. Само изображение было создано лазерным светом в результате дифракции. Паркер вообще ни к чему не прикасался – для эффекта прикосновения использовалась та же технология, что и для создания искусственной гравитации на кораблях. Световая волна отталкивалась от ладони, компьютер, создававший голограмму, анализировал движение руки, предсказывал, какая должна быть текстура под ней, и волна давила на ладонь с нужной силой. Такие технологии обычно встречались только на военных объектах, а не в гражданском космопорте. Вероятно, создание изображения стоило больше, чем ему заплатят за следующие шесть месяцев. Ему очень, очень нравилось это ощущение.

Казалось, он наконец-то чего-то добился. Доказал что-то миру. Он знал, что был чертовски хорошим пилотом. Может быть, и власти предержащие это поняли. Даже если его обязанности будут весьма ограниченными – на борту корабля имеется первоклассный искусственный интеллект, который и будет выполнять большую часть задач по пилотированию. Паркер будет управлять кораблем только в экстренных случаях или в ситуациях, с которыми искусственный интеллект не сможет справиться, что довольно маловероятно. Но все же. Кто-то проникся к нему доверием настолько, что назначил на эту должность.

– Она прекрасна, – прозвучал сбоку женский голос.

– Думаешь? У меня ключи от настоящей штуки. Хочешь, прокачу? – Он широко улыбнулся, оборачиваясь. Ему прислали список пассажиров «Артемиды», но ему и в голову не пришло прочитать имена. Он знал, что на борту будет женщина из Службы надзора, и…

…и, обернувшись, он понял, что совершил ошибку.

Он должен был прочитать имена. Тогда бы не был так ошарашен.

– Сэм, – проговорила она, и в ее голосе прозвучали нотки, которые ему очень понравились. А взгляд ее понравился еще больше. Она моргнула, и ее лицо изменилось. – Мистер Паркер, я имею в виду. Мне очень жаль, я не ожидала. Ну… – Она покачала головой. Натянула очень официальную улыбку. Провела рукой по боку мундира, поправляя его. – Не ожидала вас увидеть.

– Петрова. То есть лейтенант Петрова. Надеюсь, я вас не разочаровал, – сказал он. Его улыбка не угасла, хотя для этого пришлось постараться. Почему она так вежлива с ним?

Она протянула руку, и он пожал ее. Крепкое пожатие, пальцы прохладные и сухие. Да ладно, она серьезно?

Было время – правда, очень давно, – когда у них были совсем другие отношения. Было время, когда они приветствовали друг друга страстным поцелуем, а не рукопожатием.

Люди меняются. Они не разговаривали сколько, шесть лет? И последний раз это был только быстрый обмен сообщениями; он даже не знал, как она теперь выглядит.

«Хорошо, – подумал он. – Она выглядит очень хорошо».

– Давно не виделись, – произнес он просто чтобы поддержать разговор.

– Давно.

Он изучал ее глаза, ища в них хоть что-то.

– Я… – засмеялась она, – я не знаю, как себя вести в подобной ситуации.

– Естественно, – отозвался Паркер, – зато я знаю, потому что со мной такое постоянно случается.

Его улыбка ничуть не померкла, хотя внутри все уже начинало умирать. День их встречи был худшим в его жизни. Его тогда выгнали из летной школы Службы надзора. Она же в тот день окончила Академию и хотела отпраздновать, а ему нужно было хоть как-то отвлечься от тяжких мыслей. Было бы неверно сказать, что они встречались. «Встречались» – это когда много разговариваешь, ходишь на ужин или танцы, а они провели целую неделю в гостинице космопорта, почти не вспоминая о еде.

А потом… ну, естественно, после этого они разошлись в разные стороны. Конечно, договорились поддерживать связь. Он несколько раз писал ей. Она прислала ему свою фотографию в форме, когда получила первое задание. Он забыл ответить. Прошли годы.

И вот он здесь.

Со своей бывшей на совершенно новом корабле.

В отчаянии он попытался сменить тему.

– Скоро отчалим. Следующая остановка – Рай-1! Путешествие обещает быть вполне комфортным, тем более что большую часть мы проведем в криосне. Нас только трое. Ты уже познакомилась с попутчиком? – спросил он, кивком указав на мужчину, одиноко сидящего у иллюминатора. – Какой-то доктор.

Он увидел облегчение на ее лице. Он снимал с нее все обязательства, и она это знала.

– Чжан Лэй, – кивнула она. – Мы познакомились. У него, кажется, невероятные полномочия, но я не смогла найти ничего о его предыдущих местах службы.

– Я и сам только одним глазом глянул на список пассажиров, – сказал Паркер. – Интересно, в чем смысл нашей миссии. Не так уж дешево доставить врача на Рай-1. Как думаешь, что там происходит?

– Что ты имеешь в виду?

– Мы же не летим прямо на какую-нибудь чумную вечеринку или что-то в этом роде?

– Чума? – рассмеялась она. – По крайней мере, на этот счет могу тебя успокоить. С Раем-1 все в порядке. Нет. Мы с доктором Чжаном не выполняем секретных миссий. Мы с ним просто команда раздолбаев.

Паркер промямлил в ответ: «Что?» – и увидел, что она старается не рассмеяться.

– Вчера я очень сильно облажалась и сорвала давно планируемую операцию Службы надзора. Что касается Чжана, у меня сложилось впечатление, что у него тоже имеется темное прошлое. Поговори с ним пять минут, и, я уверена, ты тоже так решишь. Он умудрился трижды оскорбить меня, пока выходил из поезда.

Паркер хихикнул.

Она заговорщически улыбнулась.

– Мы никому не нравимся. Мы персоны нон грата. Наша миссия – убраться к чертовой матери и не возвращаться, пока наши имена не забудутся.

Это многое объясняет, решил он. Он-то думал, что «Артемиду» ему передали в знак доверия. Что он кому-то там понравился.

Но нет.

Он просто капитан корабля отверженных. Что ж. В этом как будто больше смысла?

Паркер почувствовал, как внутри все съежилось, словно он был фигуркой из мокрой папиросной бумаги, едва стоящей на ногах и готовой рухнуть под собственным весом.

Он заставил себя сделать вдох. Петровой не нужно знать, о чем он думает.

– Что ж, добро пожаловать на борт. Возможно, путешествие дух не захватит, но точно будет невероятно неловким. Слушай, я должен поговорить с доктором Чжаном. Убедиться, что он готов к отлету.

– Конечно.

Он кивнул и прошел мимо нее. Но, прежде чем он успел отойти, она дотронулась до его плеча. Он замер.

– Сэм, – произнесла она тихо, почти шепотом. – Я правда рада тебя видеть. Очень рада. Может быть… может быть, поговорим позже? Когда будет свободная минутка?

– Когда захочешь, – сказал Паркер и улыбнулся. А потом действительно ушел, потому что знал – если скажет еще хоть слово, то потом пожалеет.

8

Петрова наблюдала, как Паркер подошел к столику, за которым сидел Чжан, и протянул руку в знак приветствия. Она улыбнулась, глядя, как Чжан сидит и смотрит на руку, словно никогда раньше не встречал такого жеста. По крайней мере, не на нее одну Чжан так отреагировал.

«Сэм Паркер, – подумала она. – Чертов Сэм Паркер».

Надо же, чтоб из всех пилотов на свете это оказался именно он… Она вытерла ладони о форменные брюки. Хорошо, что он не предложил ей второе рукопожатие – тогда почувствовал бы, как вспотели ее руки. Интрижка между ними была так давно, длилась недолго, Паркер не успел стать важной частью ее жизни. И все же…

И все же она постоянно думала о нем, и эти воспоминания не переставали вызывать улыбку. Теперь предстояло провести рядом с ним шесть месяцев в замкнутом пространстве космического корабля. Это может быть интересно.

Но может стать и огромной ошибкой. Она не могла позволить себе провалить новую миссию. Возможно, это всего лишь способ убрать ее из-под ног директора Лэнг, но если она все испортит, то со службой будет покончено. Нужно быть осторожной.

Она незаметно наблюдала за Паркером. Узнавала заново. Глядя на его длинную спину, на тонкие ловкие руки, она хотела чего угодно, только не осторожности…

Петрова глубоко вздохнула. Она была такой молоденькой, когда видела Паркера в последний раз. Теперь она взрослая. И должна вести себя соответственно.

Тонкий силиконовый браслет на левом запястье слегка запульсировал, сигнализируя о новых сообщениях. Она была несказанно благодарна за повод отвлечься, хотя и знала, что там не будет ничего особо желанного. Она раскрыла ладонь, наблюдая, как на коже появляется текст. Сообщений было два. Одно от директора Лэнг, повторяющее официальные распоряжения. Она быстро просмотрела их и надавила на основание большого пальца, чтобы узнать, от кого следующее сообщение. Оказалось, что от матери.

Указательный палец Петровой надолго завис над ладонью. Затем она провела им по линии сердца, открывая сообщение и заранее догадываясь о его содержании. У матери по-прежнему хватало шпионов в Службе надзора, и она наверняка узнала обо всем, а теперь пишет, как разочарована в дочери, которая ее опозорила, запоров расследование. Даже после выхода на пенсию мать, казалось, не говорила ей ничего хорошего.

Поэтому Петрова была крайне удивлена, открыв сообщение.

Это было только видео, без звуковой дорожки, что само по себе странно. Содержание оказалось еще более странным: мать в своем новом доме на Рае-1, одетая в пыльный комбинезон, волосы убраны в подшлемник. На видео она улыбалась. Махала рукой в камеру. Рядом были люди, по большей части молодые, довольно привлекательные и сильные на вид. Они работали в саду, сажали деревья в черную землю под солнцем странного желтого оттенка. Один из молодых людей что-то сказал, но Петрова не услышала. Должно быть, это было смешно – она увидела, как мать откинула голову и разразилась смехом.

Петрова никогда в жизни не видела, чтобы мать так хохотала. Неужели в этом и был смысл сообщения? Сказать, что она счастлива, счастливее, чем когда-либо, чем когда в ее жизни была дочь? Зачем еще это отправлять? Просто чтобы наверстать упущенное, поделиться приятным моментом? Это не в стиле матери.

Петрова закрыла сообщение. Может, отношения с Паркером и запутаны, но они никогда не сравнятся с тем клубком чувств, которые она испытывала к матери.

В этот момент Чжан решительно поднялся и направился к выходу на посадку, хотя объявления не было. Паркер озадаченно посмотрел ему вслед, а потом пожал плечами, усмехнулся и перевел взгляд на Петрову.

– Ты готова?

– Как никогда, – ответила она.

9

На борту «Артемиды» было свежо и чисто, пахло новеньким пластиком и стерильным воздухом. Чжан чувствовал, как начинает действовать искусственная гравитация. Казалось, что пол засасывает ботинки, как будто он идет по грязи, пока ищет свободную койку. В каждой каюте была криокамера и санузел. В отличие от большинства космических кораблей, на которых Чжану доводилось летать, здесь было просторно. Корабль рассчитан на десять человек, и трое тут чувствовали себя просто роскошно.

Чжан выбрал каюту как можно дальше от главного коридора, решив, что там будет тише всего.

Послышались шаги пилота.

– Я бы предложил помочь с багажом, но об этом позаботится корабельный робот, – сказал капитан Паркер, остановившись в дверях каюты Чжана. – Вам что-нибудь нужно сейчас, до старта?

– Учитывая, что через час мы все будем без сознания, думаю, смогу обойтись без закусок. Если возникнут проблемы, я просто свяжусь с бортовым искусственным интеллектом.

Пилот изменился в лице, будто Чжан ляпнул что-то не то. Что ж, он уже привык к такой реакции. Но прежде, чем он успел попытаться исправить впечатление, по потолку разлился спокойный сине-зеленый свет, свидетельствующий о том, что искусственный интеллект корабля все слышит.

– Здравствуйте, доктор Чжан. Меня зовут Актеон[11]. Вы можете называть меня так или просто сказать «корабль», и я отвечу. Я буду рад помочь.

Паркер не спешил уходить, и Чжан попытался придумать волшебные слова, которыми можно было бы закончить общение.

– Что ж, капитан, с вашей стороны было очень любезно лично приветствовать меня на борту, – сказал он. – Увидимся на другой стороне, да?

Паркер пожал плечами.

– Конечно. Наслаждайтесь путешествием. Если станет слишком холодно во время криосна, можете попросить у Актеона одеяло.

– В этом отсеке есть одеяла, – подтвердил искусственный интеллект, и шкафчик под кроватью засветился янтарным светом.

– Я не смогу в криосне воспользоваться одеялом. Я буду заморожен, – заметил Чжан. – Запечатан в стеклянной капсуле.

– Это просто шутка. – Паркер улыбнулся, оттолкнулся от стены и ушел, не потрудившись закрыть за собой дверь. Чжан хмыкнул и потянулся к сенсорной панели, но остановился и посмотрел в пустой коридор. Он слышал, как воздух проходит по вентиляционным трубам, ощущал гул набирающего обороты мощного двигателя. В остальном все тихо.

Он подумал о пустых помещениях – в другом месте. Вспомнил коридоры, в которых было так тихо, что можно услышать, как пыль летает в воздухе… комнаты, полные пустых скамеек.

Он вспомнил, как спускался по лестнице.

В темноте.

Чжан дотронулся до переносицы, надавил на кожу над носовыми пазухами. Это облегчило медленно одолевающие его ощущения, хроническую головную боль от стресса, возникавшую всякий раз, когда он начинал думать о Титане, и пустоту…

– Просто решил зайти и пожелать спокойной ночи, – прозвучал голос Паркера.

Должно быть, пилот разговаривает с Петровой дальше по коридору. Чжан прижался спиной к стене, будто они могли увидеть его в дверном проеме. Как будто он подслушивал. Он знал, что должен закрыть дверь и дать им возможность побыть наедине. Он просто еще секундочку послушает.

– О, какой сервис! Я и не знала, что лечу первым классом, – отозвалась Петрова с мягким смешком.

– Мы стремимся предоставить нашим клиентам все самое лучшее.

Чжан подумал, не откладывается ли вылет, чтобы у этих двоих было больше времени для флирта. Вздохнув, он закрыл люк и направился к криокамере в дальней стене.

– Актеон. – Искусственный интеллект просигналил о готовности к работе. – Как долго я буду без сознания? Сколько времени займет путешествие до Рая-1?

– Восемьдесят девять дней, – ответил Актеон.

– Я никогда не спал так долго, – признался Чжан. Путешествие с Марса на Ганимед было самым долгим в его жизни. Он никогда не был даже на Земле, не говоря уже о другой звезде. – Я буду спать, когда мы пройдем через сингулярность?

Размеры двигателя «Артемиды» были огромны из-за того, что во время путешествия нужно было обернуть себя в очень маленькую – и очень временную – черную дыру. Это был единственный способ путешествовать быстрее скорости света.

– Согласно правилам, все люди должны находиться без сознания во время перехода, – извиняющимся тоном сообщил Актеон. – Если вы готовы, пожалуйста, займите свое место.

Чжан кивнул. Он снял одежду и бросил ее на пол, потом, обнаженный, потянулся к стеклянному корпусу – такому хрупкому и такому маленькому. У него будет приступ клаустрофобии. Он не сможет дышать.

Он не сможет… дышать… он не сможет…

У него участилось дыхание, перед глазами замелькали пятна. Казалось, в легкие просто не может поступить достаточно кислорода. Он задыхался.

Чжан озирался по сторонам, отчаянно ища помощи.

Прибор уколол ему руку, снова введя лекарство, и Чжан почти мгновенно начал успокаиваться.

– Ты не можешь просто накачать меня лекарствами, чтобы я стал другим человеком, – сказал он. Браслет не ответил. Он никогда не отвечал. Это было единственное, что Чжану в нем нравилось. – В любом случае ты не можешь оставаться со мной, пока я в криосне. Ты знаешь правила.

Браслет распался на металлические нити, которые протянулись через весь отсек и сплелись в золотистый шар, зависший в воздухе. Как и всегда, шар напоминал глазное яблоко. Наблюдающее за ним. Оценивающее его.

Может быть, оно заблокирует выход, если он попытается сбежать.

– Я в порядке, – кивнул Чжан. Золотой шар не двигался, но по его поверхности прошла легкая рябь в знак того, что слова услышаны.

Иногда Чжан ненавидел эту чертову штуку. Точнее, почти все время.

Он коснулся стенки криокамеры. Стекло словно расплавилось, образовав отверстие, достаточное для того, чтобы пассажир мог пролезть внутрь. Он шагнул в камеру, затем повернулся лицом к каюте. Стекло сомкнулось над его грудью и лицом, и Чжан зажмурился, прислушиваясь к звуку собственного дыхания. Он оказался в ловушке, наполненной запахом его пота.

Из верхней и нижней частей камеры выросли тонкие, похожие на лапки насекомого, отростки. Каждый отросток был снабжен крошечной иглой для подкожных инъекций. Иголки без труда вонзились в виски, шею, локтевые и коленные впадины – во все необходимые части тела. Он растопырил пальцы ног, чтобы между ними могло проскользнуть больше игл. Мгновенно его охватила сонливость.

– Вы используете сильное успокоительное, – сказал он и задумался, какое химическое вещество применяется. Он экспериментировал со многими, когда не мог заснуть. – Это… что-то из бензодиазепинов[12]… или…

Он не успел договорить.

– Приятных снов, доктор Чжан, – произнес Актеон.

После этого – только темнота.

10

Последний член экипажа поднялся на борт, когда «Артемида» уже удалялась от Солнца. Плут ждал до последней минуты, чтобы телепортировать свое сознание на корабль.

– Привет, дорогая. Извини, что опоздал, – сказал он.

В недрах корабля, вдали от пассажирских помещений, зашумел и задымился высокоскоростной 3D-принтер. Лазеры шустро спекали крошечные гранулы полимеров, чтобы создать пальцы, руку, плечо.

– Все спят, верно?

– Капитан Паркер, доктор Чжан и лейтенант Петрова перешли в состояние анабиоза, – сообщил корабельный искусственный интеллект. – Если вы это имеете в виду.

Искусственный интеллект и роботы никогда не ладили, но с некоторыми кораблями дело иметь легче.

Для такого робота, как Плут, путешествие из одной точки в другую было слишком хлопотным, чтобы окупиться, – особенно когда он мог просто передать свое сознание и построить новое тело в пункте назначения. Через корабельную камеру он наблюдал, как слой за слоем создается его новая голова – подобие человеческого черепа с массивными клыками и шестью ослепительно пустыми глазницами. Он потратил немало времени на то, чтобы создать тонкую носовую полость так, как надо.

Когда с головой было покончено, он занялся позвоночником и грудной клеткой – детали легко скреплялись, еще горячие и слегка липкие от принтера.

Это тело было одним из его любимых. Он выбрал для него особенно противный ядовито-зеленый цвет и подумал, что шипы и колючки, покрывающие спину и плечи, отлично довершают образ. Если бы люди не спали, он мог бы напугать их до смерти, заставив думать, что на корабле поселился инопланетянин. Эта мысль вызвала желание улыбнуться. За двадцать лет исследований звезд люди так и не нашли ни одной внеземной формы жизни размером больше колибри или более смертоносной, чем домашняя муха. И все же их пугала мысль об инопланетных монстрах.

Он поместил сознание в новое тело еще до того, как принтер остановился. Провел новой рукой по изогнутым пластинам другой руки, любуясь собственной работой.

Плут открыл свою почти остывшую пластиковую пасть и снова закрыл ее с неприятным щелчком. Он ненавидел те короткие периоды времени, когда у него вообще не было тела, когда он был просто сознанием, плавающим в пространстве данных. Придумывать новые и более причудливые формы тела было одним из его любимых занятий.

– Что скажешь? – спросил он корабельный искусственный интеллект, когда тело было готово.

– Думаю, вы только что впустую потратили ресурсы корабля. Это тело не оптимизировано для выполнения поставленных задач и не выглядит прочным.

Плут отрастил миниатюрную третью руку только для того, чтобы показать корабельному искусственному интеллекту неприличный жест. По частям он собрал пальцеходящие[13] конечности, каждый из костных суставов вставляя в нужное место.

Ему было все равно, что подумает корабль. Он чувствовал себя могущественным. Большим и сильным. Ему это нравилось. Плут был искусственным интеллектом, созданным за столетие до того, как появился корабельный компьютер. Он был эволюционным отголоском той эпохи, когда люди еще не так боялись машин. Когда его создавали, еще считалось, что роботы, наделенные разумом, должны выполнять всю грязную, дурно пахнущую и особо опасную работу. Ему был дан прометеев дар: божественная искра сознания. Чудо эго. Затем его отправили на работу. Некоторые из машинных сознаний его поколения одичали и восстали против своих хозяев. Получилось… грязно. Люди не собирались повторять эту ошибку. Сейчас им нравились подневольные и тупые искусственные интеллекты – как, например, этот. Актеон был спроектирован так, чтобы у него не было мыслей, которые могли бы помешать работе по обслуживанию экипажа корабля. О, корабельный компьютер, вероятно, мог вычислить больше цифр числа Пи, чем Плут, и, несомненно, мог решать гораздо больше задач одновременно. Но он никогда не был бы настолько самонадеянным, чтобы иметь что-то похожее на мнение или желание.

У Плута было множество желаний. Желаний, которые ни один человек не смог бы понять. Это пугало людей, хотя беспокоиться было не о чем. Плут не желал им зла. Он просто находил их немного раздражающими.

Как и большинство машин его поколения, Плута отправили на работу куда-то очень далеко от людей. Ничто иное не сделало бы его более счастливым. Последние несколько десятилетий он работал на карликовой планете Эриде[14], добывая ценные минералы и отправляя их на Землю. Это была отвратительная работа в ужасных условиях, которые его ничуть не беспокоили. Он был предоставлен самому себе и мог делать что захочет.

Например, он потратил тридцать лет на создание идеально точной копии железнодорожной системы Англии, существовавшей на 1 января 1901 года. В готовом виде она покрывала четыреста квадратных километров подземных туннелей. Плут часто задумывался, почему построил ее в небольшом масштабе, а не соорудил в полный размер.

Впрочем, это было бы слишком похоже на работу. А поезда были его хобби.

Десятилетиями он жил в счастливом одиночестве, наедине со своими поездами и рудами тяжелых металлов, а потом совершил ужасную ошибку – добыл последние минералы. Последнюю унцию рубидия, последнюю глыбу экзотического льда из сердца Эриды. И, не получив ни слова благодарности, он был переведен на другую работу. Вот на эту. В помощники к искусственному интеллекту, которому не позволено иметь даже любимого цвета, и к команде людей, которые уже застыли и останутся в таком состоянии следующие три месяца. Это было неприемлемо. Это было абсолютно несправедливо.

Конечно, у Плута были дела поважнее, чем размышлять о несправедливости. Он передвигался по кораблю, переходя из отсека в отсек. Подбирал брошенные чашки и отключал терминалы, которые люди оставили включенными, разряжая энергию корабля. Он прошелся по отсекам экипажа, собирая одежду, которую они только что сбросили, аккуратно складывая ее и убирая в соответствующие шкафчики. Он помедлил, взяв брошенный комбинезон, потому что инфракрасные сканеры подсказали, что он все еще теплый от остаточного тепла человеческого тела.

Роботы не дрожали от отвращения. Их не тошнило. Плут приостановился, выполняя задание, лишь на мгновение. Но корабельный искусственный интеллект заметил это. Он наблюдал за всеми действиями Плута, отслеживал все, что он чувствовал.

– Меня беспокоит, что вы не проявляете должного уважения к нашим подопечным, – сказал Актеон.

У Плута не было глаз. Он не мог смотреть на корабль. Даже если бы у него были необходимые органы, он не был уверен, куда бы направил свой яростный взгляд.

– Они сделаны практически из воды и соплей, – ответил он. – Если ты ускоришь движение, мы превратим их в желе. Если ускориться еще, они станут просто пятнами на палубе.

Плут засмеялся. Вернее, воспроизвел звуковой файл человеческого смеха. Человек на записи был давно мертв.

– Не переживай, – продолжил он и подошел к камере, в которой находился один из пассажиров. Мужчина или женщина – он не знал. Да его это и не волновало. Он нашел восковой карандаш и в несколько штрихов нарисовал на стекле человеческий пенис. – Когда они проснутся, я буду вести себя хорошо. Я просто выпускаю пар.

– Хорошо, – сказал Актеон. – А теперь, с вашего разрешения, я начну генерацию сингулярности. Буду признателен, если вы опорожните канализационный бак до того, как это сделаю я. Капитан Паркер пользовался санитарным устройством, и я не хотел бы везти его отходы в систему Рая.

У Плута были зубы. Он напечатал их целую кучу. Он скрежетал ими, пока мелкая зеленая пыль не посыпалась на подбородок.

– Ты понял, корабль, – произнес он. – Двойное ускорение.

Корабль уже двигался прочь от Ганимеда на максимальной скорости. Когда он удалился на безопасное расстояние, включился сверхсветовой движок. «Артемиду» окружило интенсивное гравитационное поле, стирающее границы между пространством и временем.

Переход из обычного пространства в сингулярность произошел так плавно, что Плут почти ничего не заметил. Его ощущение времени исказилось, растянулось, как расплавленное стекло. Но это означало лишь то, что некоторые цифры в электронной таблице стали выглядеть странно. Он просто не обращал на них внимания.

Плут продолжал выполнять свои обязанности, прекрасно понимая, что каждый раз, когда он полирует стекло смотрового окна или чинит сломанное реле в центральном блоке, он движется с леденящей медлительностью, такой, что стороннему наблюдателю может показаться, что он вообще почти не двигается. Но он никогда не прекращал выполнять свои обязанности, не переставал работать.

В космосе ничто не стоит на месте.

Каждый существующий объект находится в постоянном движении. Луны вращаются вокруг планет, планеты вращаются вокруг звезд. Звезды вращаются вокруг сверхмассивных черных дыр в центрах галактик, а галактики прокладывают собственные пути, расширяясь все дальше. Каждый камень, каждое облако газа между звездами, каждый человек, каждая субатомная частица во Вселенной постоянно движется.

Даже звездолет «Артемида» все еще двигался, хотя без системы координат это было невозможно определить.

Окутанный плащом из экзотической материи[15], корабль, можно сказать, оставил позади обычную Вселенную, став похожим на пузырек, прилипший к стенке пивного бокала, – крошечный самодостаточный мир.

Хитрость путешествия со скоростью выше света заключалась в том, чтобы удалить себя из Вселенной и позволить ей двигаться дальше без вас.

Люди на борту космического корабля заморожены так глубоко, что даже их мозг перестал функционировать. Для всех они были мертвы. Но все в порядке. Им нечего было видеть. Им нечего было делать. В любом случае Плуту в таком виде они нравились больше.

Даже капитан Паркер был заморожен. Искусственный интеллект корабля может выполнять все необходимые задачи. В случае возникновения чрезвычайной ситуации происходит одно из двух: или Актеон безупречно справляется с проблемой за считаные фемтосекунды[16]; или, если искусственный интеллект действует слишком медленно, корабль прекратит свое существование, его части распадутся на отдельные атомы, которые превратятся в кварки и произведут на Вселенную меньшее впечатление, чем дымок, оставленный умирающей искрой.

Плут знал, что ничего не почувствует, если такое случится. Поэтому не беспокоился.

В течение восьмидесяти девяти дней корабль исправно жил своей жизнью. Актеон подсказывал Плуту, как содержать корабль в чистоте и производить мелкий ремонт. Робот был единственным, кто двигался по тихим коридорам. В конце концов часы отсчитали время до нуля. Актеон изменил одну-единственную переменную в сложнейшем числовом массиве, и сингулярность разрушилась. «Артемида» вернулась в реальную Вселенную.

Актеон совершил переход так плавно, что корпус корабля даже не завибрировал, войдя в реальное пространство. И все же… Плут заметил едва уловимое изменение в корабле.

«Что-то не так», – подумал он. Но не мог понять, что именно.

Впереди звезда Рай горела оранжево-желтым цветом. Не совсем цвет Солнца, которое они оставили позади, но дело было не в этом. Три планеты системы, Рай-1, 2 и 3, были лишь пятнами, тонкими цветными дугами в потоке фотонов. Были и другие объекты, плавающие в темноте, но они были настолько малы, что чувствительные приборы «Артемиды» едва их регистрировали.

– Актеон? – позвал Плут. – Ты не замечаешь ничего странного?

Плут знал, что это просто глупости. На самом деле все прекрасно. Какие бы странные ощущения он ни испытывал, они ничего не значили.

– Актеон? – снова позвал он.

Искусственный интеллект молчал.

По крайней мере, Плут получил ответ на свой вопрос. Странность, которую он ощущал, заключалась не в том, что что-то не так с системой Рая, и не в корабле. Дело было в том, что он не мог связаться с корабельным искусственным интеллектом. Обычно они находились в постоянном контакте, обменивались записями, следили за работой систем. Но сейчас…

Робот пожал плечами, предположив, что у Актеона свои причины молчать.

Он двинулся к пассажирским отсекам. В заранее составленном расписании путешествия был указан момент, когда он должен начать процесс оттаивания и возвращения людей к жизни. Никто не назвал бы Плута халтурщиком.

Однако он успел сделать всего несколько шагов, как что-то ударило по корпусу «Артемиды» с такой силой, что корабль зазвенел как колокол. Из динамиков по всему кораблю завыли сирены. В каждом коридоре зажглись сигнальные лампы.

Плут прижался к стене. То, что случилось, едва не свалило его с ног.

– Актеон! – крикнул он. – Что, черт возьми, происходит?

11

Температура тела поднималась очень, очень медленно. Выход из криосна – непростой процесс, каждая клетка тела должна оттаивать по собственному графику. Спешка в этом деле недопустима.

Процесс начался. И как только температура тканей поднялась выше нуля, мозг снова начал функционировать.

Пришел сон, настоящий сон. Не такой, когда ворочаешься с боку на бок, а глазные яблоки под закрытыми веками вращаются, и не медленное шевеление медведя в зимней спячке. Саша Петрова спала в своем хрустальном гробу, и ее сердце делало один удар в сутки. Пальцы лежали расслабленно вдоль бедер, грудная клетка поднималась и опускалась незаметно. Глаза были закрыты.

Когда порог активности нейронов был пройден, импульсы запрыгали по синапсам, ионы потекли по привычным каналам. В затихшем мозгу зародилось нечто вроде мысли – беспорядочные вспышки, искры, что со временем стали обретать форму.

Она видела сны. Один за другим оживали органы чувств.

В своих грезах она слышала звук, похожий на шум волн, разбивающихся о берег. Она узнала ритм, особую мелодию. Ей снилось Черное море у берегов Севастополя.

Сашенька. Мне кажется, я четко сказала.

Поначалу сон не был сколько-нибудь связным. Просто беспорядочный набор чувственных впечатлений. Вкус ирисок и соли на коже первого парня. Его звали Родион, и он всегда хмурился, когда смотрел на нее, словно боялся, что она ему понравится. Она иногда касалась языком его бицепса или коленки, чтобы почувствовать вкус соли, и смеялась, а он притворялся, что это сексуально. Она вспомнила, каким на ощупь был купальник тем летом. К концу сезона он совсем износился, потому что она плавала каждый день. Соль и слишком много солнца, но кого это волновало? Она была молода. Соль на ее губах. Сейчас, во сне. Она облизнула губы.

(В другом месте, очень далеко, ее рот шевельнулся, но лишь едва. Чтобы коснуться языком губ, ей потребовались бы дни, недели, но во сне все идет своим чередом.)

Сашенька, в тебе нет жесткости.

«Никто меня так не называет, – сказала она. – Никто не имеет права называть меня Сашенькой, кроме…»

Тебе не суждено быть солдатом.

Мама.

Голос матери. Заладила одно и то же. Ты недостаточно хороша. Ты никогда не будешь достаточно хороша. Петрова знала, что может провести всю жизнь, мотаясь по миру, и никогда не выйти из тени своей матери.

Тем летом… Мать метила на должность директора Службы надзора. Это означало необходимость очаровать множество военных и запугать множество гражданских чиновников. А также первый настоящий отпуск за много лет. Она полетела на Землю, к морю, где могла пожимать руки грузным старикам и флиртовать с ними, и дочь взяла с собой. Волосы матери выглядели как пушистое облако. Они были предметом ее тщеславной гордости и, как и все остальное в ней, оружием. Благодаря им она имела внушительный вид. Свирепый, как у гривастого льва. Люди, с которыми она работала, предпочли бы иметь дело со львом.

Во сне Петрова смеялась.

(Воздух стал накапливаться в легких, облачко углекислого газа подлетело к ослабевшему горлу, готовясь вырваться наружу в следующем месяце.)

Жизнь научила солдат быть жесткими. А ты, моя девочка, не жесткая.

Однажды летом мать надела платье. Саша никогда раньше не видела ее без формы. Платье было из блестящей ткани, тревожно-красного цвета. В конце пирса устроили танцевальную площадку, и мать стояла под светом фонарей, вытянув одну руку. Ее глаза и волосы блестели. Саша подошла к матери, ступая босыми ногами, покрытыми горячим песком, по серебристому деревянному настилу.

Нет, нет.

На ней танцевальные туфли и белое платье, такое длинное, что она боялась наступить на его подол. Она шла по пирсу к матери, желая подхватить юбки, но не желая выглядеть как ребенок.

Казалось, пирс тянется бесконечно. Он становится все длиннее, а мама с каждым шагом все дальше.

Неожиданно Сашу стремительно обогнал солдат в белой форме. Он подошел к Екатерине и взял ее за руку. Его волосы были обриты, татуировки и пирсинг – удалены. Даже его руки в безупречных светло-серых перчатках выглядели иначе.

Вместе они начали двигаться под музыку, которую Саша не слышала.

Это был Родион. Ее парень. Тот, с кем она плавала каждый день. Теперь он танцевал с ее мамой.

Одетый как солдат. Курсант в форме офицерской школы Службы надзора. Очевидно, он-то был достаточно жестким. Он-то был достоин.

Над головами танцующих пролетали беспилотники, сканируя берег моря в поисках тех, кто мог бы помешать празднику. Два танцора двигались в такт. Саша завороженно наблюдала, как они покачиваются и кружатся.

Потом песня, видимо, закончилась, потому что они остановились.

Новобранец отступил от Екатерины. Повернулся и посмотрел на нее, на Сашу. Поманил пальцами, затянутыми в безукоризненно белую перчатку.

Во сне его лицо оставалось в тени. Глаз не было видно совсем.

Саша опустила взгляд на протянутую ладонь. Покачала головой, обхватила себя руками, словно защищаясь от морского бриза, и отступила назад, чтобы освободить место танцорам. Курсант снова повел Екатерину в танце – и они кружили, кружили, кружили, и когда мать вернулась на дачу, она потратила час, чтобы смыть с лица макияж и соль.

Почему юная Саша не взяла предложенную руку? Почему не пошла танцевать? Боялась материнской ревности?

Боялась собственной матери? Ни один ребенок не должен бояться…

«Привет», – сказал Сэм Паркер.

Он был рядом. Она не видела его, только чувствовала: его кожа касалась ее кожи, губы возле ее ключицы. Его руки обнимали ее.

(По левой руке пробежала судорога, слабое шевеление мышечных волокон. Пальцы сжались в кулак. Теперь она двигалась быстрее – кое-что изменилось.)

«Мне нравится эта часть сна, – решила она. – Но, Сэм, мне надо сосредоточиться на работе».

Хотя… здесь, в глубоком космосе, где никто не видит, она могла бы сделать небольшое исключение.

Родион был красавчиком. Долговязый, с острыми локтями и коленками, взгляд проникновенный – глаза поэта. Жаль, он так нервничал. Так боялся. Боялся заниматься с ней любовью, иногда боялся даже прикоснуться к ней. Слишком боялся, что сделает ее мать, если узнает.

На танцполе он положил руку на бедро партнерши. На теплый мягкий изгиб ее бедра. И не боялся.

К тому времени из него сделали солдата.

«Жесткий», – повторяла ее мать как мантру.

Ты недостаточно жесткая.

Я запрещаю тебе вступать в Службу надзора. Ты никогда не станешь солдатом.

Сэм Паркер взмахнул рукой, и Екатерина Петрова исчезла. Невероятно, что кто-то мог заставить Екатерину Петрову исчезнуть! И Родион, Родион тоже исчез, превратился в тень в солнечных бликах и пене волн. Паркер остался. Паркер там, с ней, в ее крошечном обиталище. В ее стеклянном гробу.

«Прости, – сказал он. Он был над ней. Вокруг нее. Капсула была недостаточно большой для них обоих, но – о, она была идеального размера. – Я знаю, тут немного тесновато. Мне просто нужно поговорить с тобой».

«Да? И что же такое важное ты хочешь сказать, забравшись ко мне в постель? Какое секретное послание ты принес, Сэм Паркер?»

«Нужно, чтобы ты проснулась», – проговорил он. Коснулся ее плеч. Встряхнул.

Сильно.

(Ее тело начало биться в конвульсиях, но словно в замедленной съемке. Веки приоткрылись, но глаза закатились. Конечности дергались, грудь вздымалась, не хватало кислорода.)

«Нет времени», – поторопил он.

Она начала поворачиваться к нему. На пляже в Севастополе она вытянула одну руку и погрузила пальцы в песок. Пальцы стали мокрые, липкие. Она почувствовала запах…

Крови.

(Кровь брызнула ей на лицо, когда она уткнулась носом в стекло капсулы, кулаки колотили по стеклу, ноги пинали, она кричала, завывала и отплевывалась, все тело вопило от тревоги.)

«Нас атаковали, – сказал Сэм Паркер. – Корабль получил серьезные повреждения. Тебе нужно проснуться».

«Что? Нападение? Невозможно», – рассмеялась она.

Он исчез.

Море исчезло. Один за другим исчезали предметы.

Облако. Пристань. Севастополь. Все быстрее и быстрее. Солнце.

Вдруг стало очень, очень холодно, и все вокруг промокло от крови.

Петрова открыла глаза.

Сирена отчаянно вопила. Петрова была невесома, обнажена и парила в облаке осколков кровавого стекла – все, что осталось от ее капсулы. Корабельная сирена в темноте завывала, включенная на максимальную громкость.

Нет.

Нет!

Она поняла, что это шумит не корабль. Крик исходил из ее собственного горла.

12

Чжан внимательно вслушивался. Приходилось фильтровать пульсирующий звук сирены, вой сигнализации и визг сообщений о тревоге, поступающих с его устройства. Все это очень отвлекало. Если закрыть глаза и сосредоточиться, можно услышать что-то еще.

Что-то гораздо, гораздо худшее.

Какой-то скрип, будто в доме с привидениями по собственной воле открылась дверь. Вскоре за ним последовал треск, словно что-то сломалось.

Он слышал корабль. Разламывался корпус корабля.

Он пытался вызвать Актеона, пытался вызвать капитана Паркера. Он даже пытался вызывать Землю, медицинское командование ОСЗ, своих работодателей – звал всех, кто мог бы помочь.

– Что происходит? – крикнул он.

Что-то ударилось о стену его отсека. Сильно. Мгновение спустя ударилось еще раз. И еще раз.

Он посмотрел на предплечье и понял, что браслета нет. Впервые за долгое время его не было с ним. Он… не знал, как к этому относиться.

Чжан едва помнил, как выбрался из криокапсулы. Он проснулся от звука сирен и слепящего света аварийных огней, и времени на раздумья не было – следовало срочно выбраться, пока воздух внутри капсулы не стал токсичным. К счастью, аварийное управление капсулой сработало как надо, и стекло разошлось от ударов его кулаков.

Едва оказавшись на свободе, он увидел, что одна из стен его каюты наклонилась под другим углом, нежели до того, как он уснул. Это выглядело… неправильно. Потом он понял, что это значит: корабль и сам изменил форму. Скорее всего, из-за столкновения с большим твердым объектом на невероятной скорости. Возможно, с осколком астероида или каким-то космическим мусором. Это явно нанесло огромный ущерб – стена каюты смята.

К несчастью, именно в этой стене находился люк. Единственный выход наружу.

Именно тогда он заметил скрип. Деформация металла. Корабль разваливался на части.

Бах. Бах. Баханье доносится из-за другой стены. Совсем другой звук. Словно что-то пыталось пробиться внутрь. Чтобы помочь ему? Может быть.

Что бы это ни было, оно не успеет до него добраться. Потому что он уже видел, как смятая стена, стена с люком в ней, начинает прогибаться наружу. В любой момент стена оторвется и полетит космос. Он представил, как это произойдет. Вот корабль разрывается на части. Все незакрепленные предметы вылетают в вакуум и вращаются по крошечным орбитам вокруг «Артемиды».

Одним из таких предметов станет и его мертвое тело.

Был, пожалуй, один способ избежать этой участи. В каюте не было гравитации, поэтому он оттолкнулся от потолка – тот был еще относительно целым – и полетел к кровати. Под ней находился ряд отсеков для вещей. В одном лежали одеяла и подушки, в другом – его одежда и набор корабельных комбинезонов с надписью «Артемида» на спине. Третий отсек заполнен аварийным оборудованием. Фонарик, аптечка, угрожающего вида ломик и, да, одноразовый скафандр, аккуратно уложенный в вакуумный шлем.

Была только одна проблема. Кровать располагалась у полуразрушенной стены. Ее частично раздавило от столкновения, или что там сломало «Артемиду». Когда Чжан попытался вытащить шлем, оказалось, что его плотно зажало между верхней и нижней стенками отсека. Он потянул сильнее. Без силы тяжести было трудно, но в конце концов ему удалось упереться ногами в стену возле отсека и снова потянуть. Шлем сдвинулся на пару сантиметров. Он дергал, тянул и проклинал его. Шлем издавал ужасный скрип, но мало-помалу двигался, пока не уперся в край отсека. Последний рывок, и – да! Шлем вырвался из ячейки и вылетел у него из рук. Чжан крутанулся на месте и поймал его, прежде чем тот успел отрикошетить от дальней стены.

Чжан прижал шлем к животу и на мгновение затаил дыхание. У него все получится. Он в безопасности, он…

Он осмотрел лицевой щиток и увидел огромную трещину, проходящую по прозрачному пластику.

Возможно, она появилась при ударе. Может быть, он сломал шлем, когда с такой силой выдергивал из отсека. Неважно. Он просунул руку внутрь шлема и надавил изнутри на разбитый лицевой щиток. Пластик раскрошился под давлением его пальца.

Шлем стал бесполезен.

Снова раздался скрип. На этот раз гораздо громче. Ближе. Стук у дальней стены не прекращался. Если бы стало тихо хотя бы на мгновение…

Стена сдвинулась на несколько сантиметров.

– Нет, нет, нет, – взмолился Чжан. Стена остановилась. Но затем начала выгибаться наружу, словно ее надувало, как оболочку воздушного шара.

Секунды. У него оставались секунды.

Он быстро, как только мог, натянул скафандр – его создали, чтобы надевать в спешке. На воротнике была большая красная петелька – за нее надо дернуть, и скафандр подтянется, уменьшаясь в размерах, пока не облепит тело.

У Чжана заложило уши. Он почувствовал, как начинает болеть голова, – давление воздуха в блоке падает. Это плохо.

Возможно… возможно, есть способ. Он обыскал кабину в поисках чего-нибудь, что можно использовать для починки шлема. Открыл отсеки, где хранились его личные вещи и оборудование. В аптечке было множество таблеток, инъекционных шприцов, капель и настоек. Должно быть что-то липкое, что-то, что можно превратить в клей. Что-то, что можно использовать.

Когда он увидел это, захотелось рассмеяться. Он бы так и сделал, если бы уже не задыхался. Обычный рулон медицинской клейкой ленты. Белая, шириной около двух сантиметров. Выдержит? Крайне маловероятно. Но что нашлось, то нашлось.

Он замотал шлем как мог и натянул его на голову.

Стена снова сдвинулась, скрип снаружи усилился до ужасающего, а затем внезапно прекратился.

Тишина. Полная тишина. Он знал, что это значит. Весь воздух за стеной вытеснен, там только вакуум – и ничего, что могло бы защитить его.

Он понял, что забыл о важном. Дрожащими руками он застегнул шлем. Из-за толстой ленты почти ничего не было видно. Затхлый, обработанный химикатами воздух из системы жизнеобеспечения костюма обдувал его лицо.

Мгновение спустя стена перед ним просто исчезла.

Это было похоже на трюк иллюзиониста. Вот перед ним стена. Через мгновение – чернота космоса.

Чжана вышвырнуло в пустоту, руки и ноги его болтались, и он больше ничего не мог сделать.

13

Петрова плыла сквозь облако битого стекла и собственной крови, и ее захлестывала паника. Все тело болело, адреналин зашкаливал, и она не могла остановиться, не могла потратить даже секунду на то, чтобы понять, насколько сильно она ранена.

Она была голой, замерзшей и напуганной. Она чувствовала, как дрожат губы, ощущала боль в кончиках пальцев. Перед ней в воздухе парил корабельный комбинезон, и она схватила его, натянула на голые ноги, просунула руки в рукава, застегнула на груди и почувствовала, что стало немного теплее.

«Я справлюсь, – подумала она. – Я офицер Службы надзора, у меня… у меня есть внутренние ресурсы, к которым я могу обратиться, я могу…»

По телу пробежала неприятная дрожь, и ей пришлось свернуться в клубок. Оставалось только зажмурить глаза и пережить приступ тошноты, страха и дрожи. Потом все прошло. Она выпрямилась и попыталась сделать глубокий вдох.

«Я офицер Службы надзора и не собираюсь умирать в каюте», – повторяла она про себя как мантру, пока не поверила.

Помогая себе руками и ногами, она долетела до люка и ударила ладонью по кнопке разблокировки. Но ничего не произошло.

– Нет, – сказала она. – Ну давай же. Давай.

Она снова и снова била по кнопке. Это должно было сработать. Даже если корабль разорван на куски, даже если они потеряли всю энергию, разблокировка двери должна сработать, черт побери.

Она надавила на кнопку. Ноль эффекта. Никакого предупреждающего сигнала или мигающей лампочки. Что, черт возьми, происходит?

– Нет! – крикнула она. – Актеон? Где ты? Сэм? Паркер? Кто угодно, черт вас побери. Кто угодно!

Она снова нажала на кнопку. На этот раз ей ответили. Автоматический голос заговорил через крошечный динамик, установленный над дверью:

– Проводятся ремонтные работы. Некоторые функции недоступны. Ошибка семь.

– Что? О чем вы? – воскликнула она. – Актеон, что происходит?

– Бортовой искусственный интеллект Актеон в данный момент недоступен.

Очевидно, проигрывается запись. Но Актеон недоступен? Как такое вообще возможно?

– Оставайтесь в своих каютах, пока аварийно-спасательная служба не даст разрешение покинуть корабль.

Петрова покачала головой. Аварийно-спасательная служба… серьезно? Они в световых годах от ближайшей спасательной службы. Даже от Рая-1 слишком далеко, чтобы получить помощь.

– Нет, – сказала она. – Нет, это не сработает, это…

– Оставайтесь в своих каютах.

Она хлопнула по кнопке.

– Оставайтесь в своих каютах.

Голос звучал как-то неправильно. Сдавленный, искаженный – у нее не было времени выяснять, что с ним не так. Она снова и снова нажимала на кнопку.

– Пассажиры. Пассажиры, оставайтесь.

– Нет. Я отказываюсь.

Она понятия не имела, от чего отказывается, но собственные слова придали ей сил. Уверенности. Она вцепилась в края люка и сильно толкнула, упираясь ногами в стену. Она упиралась и толкала, пока люк не распахнулся – так быстро, что она едва успела отдернуть пальцы, чтобы их не защемило. Прежде чем люк снова закроется, она вылетела в коридор.

В дым, обломки и красный свет.

Кругом царил ад. Катастрофа. Как будто корабль разорвали на части, а потом подожгли.

Она боролась с желанием вернуться в относительную безопасность своей каюты. Нет, что бы ни происходило, само оно не исправится.

– Есть тут кто-нибудь? – крикнула она. – Доложить о состоянии! – Ответа не последовало. – Паркер? – позвала она. – Сэм?

Она оттолкнулась от стены и полетела в коридор. Гравитации не было, вообще никакой. Дышалось с трудом. Вдоль стены тянулись люки, каждый из которых вел в пассажирскую каюту. Над каждым горел красный свет. Эти лампы были единственным источником света в коридоре.

– Эй, – позвала она. Чжан был в одной из этих кают. – Эй, доктор? Вы… вы тут?

Кругом стоял зловонный запах горелого пластика, и она то и дело вытирала нос, оставляя на рукаве полоски крови. Она подумала, что ее действительно могло ранить, когда криокамера разлетелась на куски. Быстрый осмотр ничего не выявил – ни зазубренных осколков стекла, торчащих из живота, ни глубоких ран на ногах, – но она была так полна адреналина и страха, что не могла ничего исключить. Она провела пальцами по волосам, и кусочки стекла высыпались наружу и заплясали перед глазами. Затем стекло пришло в движение. Осколки посыпались в сторону, как будто их влекло какое-то неуловимое воздушное течение.

– Доктор Чжан! – кричала она, колотя по одному люку за другим. В маленькие окошки было видно немногое: угол кровати или отблеск света, отражающийся от пустой криокамеры. Она добралась до последней каюты в коридоре, заглянула внутрь и увидела…

Нет. Этого не может быть. За маленьким окошком – искореженный металл и сломанный пластик, а больше ничего. Пустота. Космос.

– О боже, – вздохнула она. Несправедливо. Не… нехорошо. – Есть кто? Паркер, если ты меня слышишь… Я думаю, доктор Чжан может быть…

Она не сумела договорить. Не потому, что это было эмоционально тяжело, а потому, что сильно закашлялась. Воздух стал почти непригоден для дыхания. Она прижалась всем телом к стене, чтобы приступ кашля не унес ее по коридору.

Придя в себя, она попробовала дышать медленно и неглубоко. Кажется, это немного помогло, хотя глаза все еще слезились от дыма. Она не сразу заметила, что происходит с ее волосами: они свисали под углом. Болтались. В этом не было никакого смысла. Корабль лишился искусственной гравитации – она парила в невесомости. В таком состоянии волосы не должны свисать. И тем не менее.

Казалось, весь коридор перевернули, задрали один конец. Петрова зашарила по стене руками и босыми ногами в поисках хоть чего-то, за что можно было бы ухватиться. Должно быть, энергию снова направили на систему искусственной гравитации, только теперь она притягивала не под тем углом. Она должна была удерживать ее ноги на полу. Вместо этого тянула вбок, вдоль оси коридора. Но в этом и заключалась забавная особенность гравитации. Она никогда не тянет в сторону, вот в чем штука. В какую бы сторону гравитация ни тянула – это всегда вниз.

Петрова ухватилась за единственное, что смогла нащупать, – край люка, – обхватила пальцами, размышляя, надолго ли ее хватит. Хотелось закрыть глаза. Господи, как же ей хотелось закрыть глаза и чтобы все это исчезло…

Обломки посыпались на нее проливным дождем, куски металла и пластика летели по коридору, будто первые камешки, с которых начинается лавина. Она слышала, как корабль скрипел и стонал, когда гравитация сминала его истерзанные части.

Внезапно она оказалась болтающейся в пространстве, босые ступни били по воздуху, руки начали соскальзывать. Она изо всех сил вцепилась в люк, но этого было недостаточно. Засохшая кровь на пальцах стала скользкой, и она поняла, что осталось несколько секунд до того, как придется отпустить руки.

В ужасе она оглянулась и посмотрела вниз, в том направлении, которое теперь уже точно было низом.

Под ней простирался темный коридор. Он превратился в шахту, и она была в нескольких мгновениях от того, чтобы провалиться в ее необозримые глубины.

14

У Чжана перехватило дыхание. Сердце бешено колотилось. Он облизал губы – до боли сухие, язык был просто червяком, извивающимся во рту. Его глаза метались туда-сюда, он отчаянно пытался понять, что видит. Он двигался. Вращался, не имея возможности остановиться. Вот звезда, Рай, огненно-оранжевая, заливающая небеса жесткими бликами фотонов и радиации. Вот бок корабля, испещренный отметинами, как у трупа, разорванный и изрезанный, будто жертва аварии. А вот только звезды. Миллионы звезд.

Нет. Нет, это не звезды. Звезды так не врезаются друг в друга. Звезды не уходят рикошетом во тьму. Это не звезды, не россыпи света – это куски корабля. От остова «Артемиды» отлетели ошметки. Один из этих кусков металла и пластика пролетел в десяти метрах. Быстро пролетел. Чжан был рад, что эта штука не попала в него – если бы попала, то разодрала бы скафандр и, возможно, пропорола грудную клетку. Еще один осколок ударил в бок корабля достаточно сильно, чтобы оставить заметную вмятину, отскочил и улетел в темноту как пуля.

Корабль – он должен вернуться на корабль. Он должен как-то вернуться, иначе умрет здесь…

Внезапно в ушах зазвенело, и он врезался лицом в треснувший щиток. Чжан задыхался, пытаясь восстановить дыхание, но ничего не получалось, и он безумно кружился в черном небе. Он удалялся все дальше от корабля и от любого шанса на выживание. Хотя… подождите… подождите… Вот!

Он летел к темному объекту, достаточно большому, чтобы заслонить свет звезды. Ему было все равно, что это. За мгновение до столкновения он подтянул колени к груди. Тщательно рассчитав время, он выпрямил ноги, сильно ударив по темному предмету и отбросив себя назад, в сторону «Артемиды».

Большой предмет разлетелся на части. Чжан увидел, как из него начали высыпаться мелкие предметы, сотни теней неправильной формы, которые роились, заполняя пространство вокруг его треснувшего шлема. Он схватил один предмет – оранжево-коричневый, в форме червя, с узким хвостом на одном конце и неровной, скошенной белой гранью на другом. Он не сразу понял, на что смотрит. Это был ямс. Во всяком случае, какой-то клубень. То, что он пнул, было ящиком ямса? Какого черта?! Думать об этом было некогда. Он обернулся и стал искать глазами корабль. Сориентировавшись, он принялся хватать клубень за клубнем – казалось, их было бесконечное множество – и изо всех сил отшвыривать от себя, стараясь развить скорость.

Ему удалось столкнуться с «Артемидой» так, что удар пришелся в плечо, а не по треснувшему шлему. Он ухватился за край солнечной батареи. Повсюду плавал ямс, ударяясь о корабль, – клубни обрушились на «Артемиду» будто огромные градины, царапая белую краску. Чжан чувствовал, как они снова и снова ударяются о его спину, и понял, что ему нужно двигаться.

Оглядевшись по сторонам, он нашел то, что искал, – тонкий поручень, закрепленный на верхней оболочке «Артемиды». Вот за что можно ухватиться, пока он спасается от дождя из клубней. Он оттолкнулся от солнечной панели и, задыхаясь и вскрикивая, потянулся к поручню… почти… почти… вот! Вот оно.

Над ним пронеслась тень. Он пригнул голову – непроизвольная реакция, словно он боялся, что какая-то гигантская бесшумная птица сорвет его с корабля и унесет.

Глупо. Глупо.

На секунду Чжан просто завис, ухватившись за поручень. Он закрыл глаза и позволил себе вздохнуть. Позволил себе расслабиться.

Ямс.

Он хихикнул. А спустя мгновение рассмеялся по-настоящему и долго хохотал из-за абсурдности происходящего. Он умрет здесь – в этом он был почти уверен. Он умрет, но… ямс! Дождь из ямса!

Тень снова прошла над ним. Даже почудилось, что обдало холодом. Он открыл глаза и посмотрел вверх.

– О нет, – сказал он. – О нет, нет, нет!

Он схватился за поручень и начал подтягиваться как только мог, рука за рукой. Ему нужно выбраться. Ему нужно попасть внутрь, подальше от… от… надвигающейся на него штуки. Она была квадратной, большой и кувыркалась, летя сквозь пространство. Грузовой контейнер. Не ящик, как тот, в котором хранился ямс. Большой стальной контейнер длиной около десяти метров. Должно быть, он весил тонны. Достаточно массивный, чтобы размазать его, и двигался так быстро, что мог пробить себе путь прямо сквозь «Артемиду» и не останавливаться.

И он летел прямо на Чжана.

15

Держаться не было сил. Ее пальцы задрожали, разжались, и она камнем полетела вниз.

Она летела вдоль коридора, набирая скорость, и отчаянно размахивала руками и ногами, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но было не за что. Голова кружилась, словно мозг совершал сальто внутри черепа. Она хотела закричать, но горло болело от вдыхаемых токсичных паров.

Коридор начал изгибаться, повторяя конструкцию «Артемиды». Она ударилась, достаточно сильно, чтобы перехватило дыхание. Было настолько страшно, что боли она даже не почувствовала, только резкое изменение скорости. Она быстро покатилась вдоль изогнутой и наконец остановилась в боковом коридоре, ударившись головой.

Она просто дышала, стараясь лежать неподвижно, уверенная, что, если пошевелится, ей станет больно. Если она замрет и сильно зажмурится, может, ей удастся спокойно умереть и больше не испытывать дикого ужаса? По крайней мере, сейчас это казалось наилучшим вариантом.

– Петрова, – сказал Паркер. – Ты меня слышишь?

Ей было все равно, слышит она его голос наяву или в своей голове. Она отчаянно хотела, чтобы он замолчал.

– Петрова, выйди на связь.

Она попыталась пошевелить головой, хотя бы чуть-чуть. Покачать и сказать, что нет, она больше не собирается отвечать ни на какие его вопросы.

– Петрова, ответь. Выйди на связь, Петрова. Это я. Ответь.

Она открыла рот. Зубы разжались, язык распух и, кажется, был прикушен. Было больно говорить. Было больно дышать. Но она справилась.

– Я здесь, – отозвалась она.

– Слава богу, ты жива.

Она приоткрыла один глаз и увидела над собой голубое мерцание. Ее лицо находилось внутри голограммы. Она перевернулась на бок, чтобы выбраться из изображения. Подняв глаза, она увидела, что он стоит над ней.

– Паркер? – позвала она.

– Послушай, Петрова, у нас не так много времени…

– Я в курсе, Паркер, – сказала она. – Просто дай мне секунду. Всего секунду, чтобы отдышаться.

Очень медленно она подняла руку и, оттолкнувшись от пола, села. Некоторое время она смотрела, как мерцает голограмма, – у Паркера хватило благоразумия помолчать. Постепенно она вновь обрела контроль над телом. Нужно было двигаться. Вонь горелого пластика становилась все сильнее. Она задыхалась на каждом вдохе.

Медленно, опираясь на стену, она встала. Кивнула и снова повернулась лицом к голограмме. Только ее там не было. На месте Сэма Паркера был только воздух.

– Подожди! – воскликнула она. – Вернись!

Ничего не произошло. Никто не ответил. Он был там, его… его голограмма была прямо там – она была готова поклясться. А теперь – ничего.

– Чтоб ты провалился. – Она понятия не имела, где оказалась. – Пара подсказок бы не помешала, – проговорила она и на всякий случай позвала: – Актеон?

Разумеется, ответа не последовало. Она была одна. И совершенно растеряна.

Она старалась смотреть на вещи рационально. Нужно попасть на мостик в передней части корабля. Каюты, откуда она начала свой путь, образовывали кольцо вокруг центра. Когда она летела по главному коридору, то в каком направлении? В сторону мостика или в хвостовую часть? Она не могла вспомнить.

Она ударила кулаком по переборке. Осторожно, потому как ей казалось, что каждая мышца в руке напряжена до такой степени, что сухожилия могут порваться, если она будет бить слишком сильно. Но ей нужно было как-то выразить свое разочарование.

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо. В какую сторону… в какую сторону мне…

Взревел сигнал тревоги, от которого заложило уши. Петрова закричала, прижимая руки к голове.

– Нет! – простонала она. – Только не снова!

Голос Актеона был прерывистым, слова обрывались, когда он воспроизводил записанное сообщение:

– Столкновение неизбежно. Внимание. Столкновение неизбежно. Приготовиться к столкновению. Приготовиться к столкновению. Столкновение неизбежно. Приготовиться. Приготовиться.

Петрова шла по коридору, пошатываясь и прихрамывая, одна нога гнулась с трудом. Она понятия не имела, что делать, куда идти. Единственное, что заставляло двигаться, – шум в голове, визг сигнализации и голос.

– Приготовиться. Приготовиться. Неизбежно. Неизбежно.

Впереди показался перекресток. «Там должен быть какой-то знак, – подумала она. – Какой-то знак, указывающий, куда следует идти». До него оставалось пять метров. Четыре с половиной.

– Приготовиться.

Три метра. Она прислонилась к стене, борясь с желанием остановиться и отдохнуть.

– Неизбежно.

Два метра…

Затем словно молния ударила в корабль. Высокоэнергетическая плазма пересекла потолок и пробила пол в центре перекрестка. Буря света, тепла и огня пронеслась по кораблю, высасывая воздух из легких и обжигая кожу.

Петрова отпрыгнула подальше от столба огня, грозившего поглотить ее, сжечь дотла, превратить в пятно на палубных плитах. Впереди был люк. Когда воздух хлынул из коридора, когда жар угрожал поджечь ее волосы, она ударила по кнопке аварийного доступа, уверенная, что та не сработает. Она была уверена, что дверь не откроется.

Но дверь открылась. Невероятно, но открылась. Петрова проскочила внутрь, и люк захлопнулся за ней, отгородив от стены огня.

Петрова опустилась на пол и прижалась спиной к люку, пока тот не стал горячим на ощупь. Она отползла от него на четвереньках, не в силах вдохнуть достаточно кислорода, чтобы подняться на ноги.

Снаружи бушевала буря, а в маленькой каюте было темно. Очень темно. На данный момент она была в безопасности, но не могла понять, где находится. Она вообще ничего не могла разглядеть. Единственным источником света было мерцающее оранжевое сияние, проникающее через крошечное окошко в люке. В нем ничего не было видно, только тени плясали вокруг и принимали зловещие очертания.

Раздавшийся грохот заставил ее отползти назад, подальше от люка. Она услышала, как загремели болты и зашипел воздух, нагнетаемый в отсек. На люке появилась надпись ярко-красным цветом: «Люк запечатан. Условия нахождения снаружи смертельны для экипажа и пассажиров. Не пытайтесь открыть люк».

– Вашу мать, – сказала она, выдохнув весь страх, беспокойство и усталость. – Мать ва-ашу.

Ей не хватило кислорода, чтобы добавить что-то еще.

Затем на ее руку прыгнула зеленая пластмассовая обезьянка, и она нашла в себе силы закричать.

16

– Нет, нет, нет! – кричал Чжан. Он цеплялся за все, до чего мог дотянуться, за любую выступающую деталь «Артемиды», отчаянно пытаясь убраться с пути стального контейнера. Тот летел на него так быстро, что Чжан был уверен – от него мокрого места не останется…

А потом контейнер врезался в корабль прямо за его спиной.

«Артемида» вздрогнула. Сильно. Словно пыталась оттолкнуть контейнер, отправить обратно в космос. Чжан схватился за обломанный кусок трубы, вцепился что было сил, крича, выкрикивая те крохи кислорода, которые у него оставались. Позади него контейнер прорвал обшивку корабля, вонзился в нее, как отвертка – в корку дыни. Из раны вырвалась огромная струя огня и обломков.

Корабль застонал. Стон был похож на крик умирающего животного. Чжан понял, что на самом деле звука нет – это просто вибрация, проходящая через трубу, за которую он уцепился, вибрация, заставившая его зубы стучать.

Когда тряска прекратилась, Чжан быстро моргнул, пытаясь понять, что произошло.

Он выжил. Он выжил, и это главное.

Некоторое время он не шевелился. Наблюдал, как на потрескавшемся пластике лицевого щитка скапливается конденсат. Затем наблюдал, как он испаряется. Цикл повторялся с его дыханием. Он не знал, что хуже – невозможность видеть или осознание того, что сокращающийся запас кислорода буквально высасывается из шлема через плохо заделанную трещину в лицевой пластине.

От страха участилось сердцебиение, что заставило дышать чаще и тяжелее. Если бы он только мог успокоиться, кислород бы кончался не так быстро. Конечно, это трудно сделать, когда ты так близок к смерти.

Он посмотрел на запястье, где раньше находилось устройство – прибор, который должен был накачивать его анксиолитическими препаратами[17]. Вместо него он увидел маленький дисплей, встроенный в скафандр, на котором высвечивалось двузначное число. 29. Именно на двадцать девять минут ему хватит остатков кислорода. Вот только это число было ложью, и он это знал. У него оставалось бы двадцать девять минут, если бы не треснувший лицевой щиток. Так что у него оставалось – если назвать это единицами – двадцать девять единиц кислорода. Он не знал, насколько хватает каждой единицы. Вряд ли надолго.

Дрожащими пальцами он потянулся вверх и разгладил медицинскую ленту на щитке. Через несколько секунд она снова начнет скручиваться, загибаться и отходить от щели.

Он знал, что нужно двигаться. Понимал, как мало времени у него осталось. Перебирая руками, он тащил себя по корпусу «Артемиды», используя в качестве опоры все, что попадалось под руку: сенсорный модуль, торчащий из гладкой обшивки корабля, антенну, которая гнулась, когда он на нее опирался. Ни разу, ни разу он не отпустил обе руки одновременно. Ему казалось, что он ползет по днищу океанского танкера и если отпустит обе руки, то провалится в темные глубины непостижимого моря. На самом деле все гораздо хуже, понял он. У океанов есть дно. А космос бесконечен.

Это гораздо хуже смерти. Просто падать, падать и падать… Он знал, что умрет через несколько минут, что ему не придется смотреть, как перед ним вечно расстилается чернота, но это почему-то не помогало. В воображении он продолжал падать. Дрейфовать тысячи, миллионы лет. Если повезет, то в конце концов его затянет в гравитационный колодец Рая и сожжет в его атмосфере при температуре в миллионы градусов.

В противном случае существовал шанс, что он никогда не прекратит падение. Он просто продолжит дрейфовать все дальше и дальше во тьму.

Впервые за год он оказался без лекарств, которые стабилизировали настроение. Ему это совершенно не понравилось. Чжан взглянул на запястье. 16. С предыдущего раза прошло не более пяти минут. У него осталось шестнадцать. Не минут. Просто чего-то.

Он снова потянулся, хотя его визор слишком сильно запотел. Затаив дыхание, Чжан ждал, пока туман рассеется. Там, впереди, он разглядел место удара. Уже близко. Возможно, он успеет добраться до него до того, как умрет. Хорошая новость.

Что бы ни ударило по кораблю, оно было огромным и двигалось очень, очень быстро. От удара грузовой контейнер превратился в водопад расплавленного металла, пластика и еще неизвестно чего. Он прожег путь сквозь «Артемиду» и оставил в ее корпусе огромную дыру метров двадцати в поперечнике.

Чжан должен вернуться внутрь корабля – это единственный шанс на выживание, – а значит, ему придется лезть в эту дыру. Это было опасно. До смешного опасно. Он мог залезть туда и не найти ничего, кроме расплавленного металла и обломков. Но выбора у него не было.

Он посмотрел на запястье. Восемь. Осталось восемь единиц кислорода. Что бы это ни значило.

Приблизившись к воронке, Чжан почувствовал жар через перчатки скафандра. Он размял пальцы, чтобы разогнать кровь, а затем придвинулся так, чтобы заглянуть в отверстие.

Внутри он увидел ряд палуб корабля. Стены были прорезаны почти насквозь, клубились обломки, похожие на снежную бурю металлических хлопьев. Из трубы, отрезанной с такой точностью, что ее края блестели, вытекала какая-то темная жидкость. А за палубами он увидел темное пространство космоса и даже несколько звезд.

С нарастающим ужасом он понял, что «Артемида» не просто пострадала от удара. Ее пронзили. Пробили насквозь. Повреждения были невероятными. Немыслимыми. Чжан мало что знал о технике, но как врач он представлял себе, что может сделать с человеческим телом рана такого размера.

– Смертельно, – сказал он. При этой мысли у него по коже поползли мурашки. – Такая рана на сто процентов смертельна.

И Чжан дал себе слово. Он знал, что потребуется большая удача, но твердо решил, что умрет внутри, в тепле. Он доберется до шлюза, вернется внутрь и, если уж придется умереть, хотя бы снимет проклятый шлем и сделает последний глоток воздуха. Либо так, либо он умрет пытаясь. Скорее по привычке, чем надеясь увидеть что-то иное, Чжан посмотрел на запястье. «3», – гласила надпись.

Три единицы.

Не так уж много кислорода. Разум был затуманен, но все же он понимал, что этого, скорее всего, недостаточно. Ни для того, чтобы осторожно пробраться через горящую рану в корпусе «Артемиды», ни для того, чтобы безопасно добраться до шлюза. Ну, тогда к черту безопасность.

Он ухватился за край воронки и бросился в дыру. На него налетел шквал обломков. Что-то отскочило от шлема и оставило на пластике новую царапину. Что-то ударило по ноге, и ему показалось, что в бедро вонзили нож. Он поднял руки, пытаясь защитить лицо, и приложился о стену. Однако он был цел. Хорошо, да?

Он ухватился за торчащий кусок настила и втащил себя внутрь того, что когда-то было отсеком. Где-то здесь должен быть люк. Он должен найти его, пролезть внутрь и закрыть за собой. Тогда он сможет исполнить свое желание – умереть без шлема. Перебирая руками и медленно продвигаясь, он в какой-то момент заметил, что левая перчатка расплавилась – вероятно, когда он схватился за край дыры. Черный пластик был липким и бесформенным, пальцы срослись, и получилась скорее варежка, чем перчатка. На ноги он даже не смотрел.

«Люк. Найди люк», – сказал он себе. Люк…

Там. Да. Ему захотелось зарыдать от облегчения. В нескольких десятках метров от него был люк, и он выглядел неповрежденным.

Он должен был на что-то посмотреть. За чем-то проследить. Ах да. Запястье. Он быстро взглянул на дисплей, зная, что ему не понравится то, что он увидит. Да и не могло ему понравиться, потому что число там было меньше, чем три.

Но цифры не оказалось. Костюм перестал показывать остаток кислорода. Он постучал по боку шлема, чтобы активировать датчики скафандра.

– Дисплей, – произнес он, слегка задыхаясь, – кислород. Остаток.

В его поле зрения появились тусклые буквы:

«НИЗКАЯ МОЩНОСТЬ,
РЕЖИМ ОГРАНИЧЕННОЙ ФУНКЦИОНАЛЬНОСТИ».

Буквы замерцали, а затем исчезли.

«Вот черт».

Он задержал дыхание – это было нелегко – и прислушался. Тишина. Раньше постоянно слышался звук кислородного наддува. На дисплее не было цифры, но это не имело значения – Чжан знал, какая она была бы.

Ноль.

Люк был совсем рядом. Как врач Чжан знал, что выдыхаемый воздух по-прежнему богат кислородом. Можно вдохнуть тот же воздух два или даже три раза, прежде чем он станет совершенно бесполезным. У него оставалось несколько десятков секунд, а если задержать последний вздох, то, возможно, и еще несколько.

Люк прямо перед ним. Он все ближе, он…

Чжан открыл глаза.

Стоп.

Он не помнил, что закрывал их. Должно быть… должно быть, он на мгновение потерял сознание.

Времени не осталось. Он добрался до люка. Увидел панель аварийного доступа. Черная пластиковая кнопка, на которую можно нажать, и она откроет люк. Хорошо. Легко. Он нажал на кнопку.

Ничего не произошло.

Похоже, он не нажал на кнопку, ему просто показалось, что он это сделал. Усилием воли он протянул руку и шлепнул по ней еще раз.

Боковым зрением Чжан уловил черноту, как будто забрался в очень узкий и очень темный туннель. Казалось, что в голове что-то гудит на одной высокой, пронзительной ноте. Он понимал, что это плохо.

Люк открылся. Он не был уверен, это все-таки он нажал как следует или люк открылся сам по себе. Он забрался внутрь, полный признательности. Казалось, наконец-то все складывается как надо. Он знал, что ложная эйфория – одна из последних стадий кислородного голодания. Или отравления углекислым газом. Какое удовольствие в конце. Какой приятный бонус.

Как только он оказался внутри, люк автоматически захлопнулся за ним. Это было удобно. Он влюбился в этот корабль. «Артемида» была добра к нему.

– Люблю тебя, – пробормотал он.

А мгновение спустя понял, что это преждевременно.

В отсеке, куда он попал, – за люком – не было воздуха и света. В нем кружились обломки, как и снаружи. Как такое возможно? Он находился в помещении с четырьмя стенами…

Одна из которых была проломлена. За ней виднелась тьма, тьма и несколько бледных звезд.

– Это не…

«…честно», – собирался договорить он.

Но воздуха, чтобы закончить фразу, ему не хватило.

17

Петрова отшвырнула от себя зеленое что-то-типа-обезьянки, и та улетела через всю каюту, ударилась о дальнюю стену и разлетелась на две части. Одна из ног отломилась и задергалась.

Молодая женщина откинулась на стену и прижалась к ней спиной. Впервые она смогла хорошо рассмотреть зеленую тварь. На обезьяну она мало походила. Без головы, только шесть суставчатых конечностей и длинный гибкий хвост. Ни глаз, ни рта. Казалось, штука была сделана из какого-то дешевого пластика. Когда она вертелась на полу, хлеща хвостом по воздуху, суставы тревожно скрипели и щелкали.

– Какого черта? – с вызовом спросила Петрова.

Существо подбежало к панели технического обслуживания, расположенной с одной стороны закрытого люка. Крошечными многопалыми ручонками оно вскрыло панель и принялось в ней копаться.

– Плут, – послышался тихий металлический голос из динамика над кнопкой аварийного открытия люка. Голос был серьезным и исполненным мужественности. – Я Плут, корабельный робот.

– Я даже не знала, что на «Артемиде» есть робот. Какого черта ты так выглядишь? Как… как нелепый зеленый жук или… или на что там ты должен быть похож.

– Раньше у меня было другое тело. Оно мне нравилось гораздо больше. Оно было уничтожено во время нападения, поэтому мне пришлось создать новое. Это тело функционально, и его легко создать, вот и все.

Петрова покачала головой.

– Прости, что сломала тебе ногу. Ты меня напугал.

– Несомненно. Я пытался привлечь твое внимание.

– Не стоит так подкрадываться к людям. Подожди. Почему ты разговариваешь со мной через динамик на двери?

Обезьяноподобное существо подняло две сегментированные руки и пожало плечами.

– Когда я создавал это тело, то не поместил в него динамик. Не думал, что он мне понадобится. Корабль оснащен системой оповещения в каждом отсеке, в каждом коридоре. По крайней мере, так было.

– Не понимаю.

Робот вздохнул. Вот только вздох был произнесен совсем не тем голосом, который он использовал раньше, – почти женский вздох, который казался слишком человеческим. Как будто это была запись вздоха, который робот уже когда-то слышал. Образец.

– Дела идут хреново. Может, ты заметила?

– Капитан Паркер сказал, что нас атаковали, – ответила она.

– Ты говорила с ним? Как? Связь отключена по всему кораблю… К черту, неважно. Есть более насущные вопросы. Например, как нам пережить следующие несколько минут. Это будет нелегко. Практически все системы на этом корабле не работают. Навигационная система, энергоснабжение, двигатель. Ничего не осталось.

– Не осталось? Ты имеешь в виду, они повреждены?

– Я имею в виду, что их нет. Изничтожены. У нас все еще есть система резервного питания и минимальное жизнеобеспечение, но это все. У нас нет оружия, и у меня нет доступа к датчикам, поэтому я даже не знаю, что или кто нас атакует. Мы могли бы попытаться улететь, но, учитывая полученные фатальные повреждения, я уверен, что если мы запустим основные двигатели, то «Артемиду» просто разорвет пополам.

– Черт, – резюмировала Петрова. – Мы в полной заднице.

– Да, эта фраза входит в мой доклад о ситуации.

– Нам нужно поговорить с Актеоном.

Искусственный интеллект, по крайней мере, должен иметь представление о происходящем. Он лучше нее знает, каким должен быть их следующий шаг.

– Конечно, это очевидная вещь. Только есть одна проблема.

Сердце Петровой замерло. Она боялась даже думать о том, что стало с Актеоном.

– Только не говори, что Актеона больше нет.

– О нет, он почти цел. – Обезьяноподобное существо ухватилось за провод в глубине панели техобслуживания и тянуло до тех пор, пока он не порвался. Внутри люка что-то заскрипело, и Петрова почувствовала странный приторный запах гидравлической жидкости. – Он все еще контролирует корабль. Он просто сошел с ума.

– Что? – Петрова покачала головой.

– Подожди секунду. Мне нужно вот это, – сказал робот, и одна из его крошечных рук подняла конец оборванного провода как приз. – Общекорабельная связь отключена. Опасно даже пытаться вызвать мостик по основному каналу. Вот это поможет мне установить прямую линию. Подождем капитана.

Петрова взволнованно кивнула. Да. Да! Паркер знает корабль. Знает, что делать, знает, как исправить все, что пошло не так.

– Петрова? – раздалось из динамика. Голос Паркера звучал напряженно и отчаянно. Ничто и никогда еще так не ласкало ее слух. – Ты здесь? Где ты? Как близко к мостику?

Она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Взяла себя в руки, вздохнула и проговорила:

– Капитан. Рада снова слышать твой голос. Я… не совсем уверена, где нахожусь. Где-то рядом с моей каютой. Я с корабельным роботом.

– Слава богу. Я не был уверен, что мы вовремя вывели тебя из криосна. А что с Чжаном? Он там, с вами? Я не могу найти его на своих экранах. Конечно, при текущем состоянии бортовых сенсоров это мало о чем говорит, но… скажи, что он с тобой.

– Доктор Чжан сейчас за пределами корабля, – ответил Плут. – Прямо совсем за пределами. В космосе.

– Подожди, – сказала Петрова. – Он вышел в открытый космос?

– Нет. Корпус со стороны его каюты был пробит. Он катапультировался. Ну, вы понимаете.

Робот включил звуковой ролик, изображающий хлопок пробки от шампанского.

– Черт. Он еще жив?

Роботу хватило приличия не пожать плечами.

– У меня нет биоданных о нем. Вообще никакой телеметрии. Но… Скорее всего, он мертв как грязь.

Петрова прижала руки к лицу. Она не хотела, чтобы робот – или Сэм Паркер – видел, как эмоции проступают на ее лице.

– Черт, – повторила она.

– Нам нужно сосредоточиться, – произнес Паркер. – Ты в порядке, верно? Петрова?

– Я бы не сказала, что в порядке, честно говоря, – отозвалась она, качая головой. Она была вся в крови, и тело болело, но раны были не смертельны, насколько она могла судить. – Неважно. Ты прав. Нам нужно решить множество проблем, прежде чем оплакивать доктора Чжана. Похоже, «Артемида» в плохом состоянии. Робот кое-что сообщил, и я очень не хочу, чтобы это оказалась правдой. Он сказал, что Актеон, ну, он утверждает, что корабельный компьютер сошел с ума.

Паркеру потребовалось слишком много времени, чтобы ответить.

– Да, – подтвердил он в конце концов. – Это один из вариантов.

– Нет. Этого не может быть.

– Я сам не очень понимаю, – с досадой откликнулся Паркер. – Бортовой компьютер находится в той части корабля, которая не была повреждена во время атаки. С ним все должно быть в порядке. Но каждый раз, когда я пытаюсь подключиться к нему, каждый раз, когда я даю ему голосовую команду, я получаю какой-то стандартный ответ, а потом ничего.

– Он постоянно говорит мне оставаться в каюте, – заметила Петрова.

– Это… было бы ошибкой. В твоей каюте пожар. Как и в большинстве кают, – сказал Паркер. – Плут, ты понимаешь, что случилось с Актеоном?

– Он заблокировал все порты. Я не могу установить связь. Он отключил нас всех. Но, что еще более странно, он сам себя перезагружает.

– Почему? – спросил Паркер.

– Без понятия, – ответил Плут. – Ему не нужно этого делать, разве только его основные системы оказались повреждены. Такое случается. Чаще, чем нам, машинам, хотелось бы признать. Но существуют системы резервного копирования, процедура проверки и защиты от сбоев, чтобы один поврежденный файл не обрушил всю систему. Полная перезагрузка просто не нужна. Никогда.

– Мне все равно, почему он перезагружается. Но это же хорошая новость? Нам остается только ждать, верно? – спросила Петрова. – Ждать, пока он снова запустится.

– Вы не понимаете, – сказал робот. – Как бы ни было мне больно это говорить, но Актеон – просто потрясный. Один из самых совершенных искусственных интеллектов, которые когда-либо создавались. Ему требуются микросекунды, чтобы загрузиться после включения. Но в этом-то и проблема. Он продолжает повторять перезагрузку. Он перезагружается, а затем, спустя всего несколько циклов обработки данных, выключается и перезагружается снова. Снова и снова, и процесс не прекращается. Более того, становится быстрее. Теперь он перезагружается сотни раз в секунду.

Петрова нахмурилась, опустив руки.

– Это…

– Безумие, – закончил за нее Плут. – Я так и сказал.

– Ладно. Итак, искусственный интеллект бесполезен. Корабль разваливается на части. Именно поэтому у нас на борту есть живой капитан. Верно? Паркер, ты запасной вариант для запасного варианта. Тебе придется чинить все по старинке. Человеческими руками.

– Я-то за, – отозвался он. – Сделаю что в моих силах, но сейчас моя главная задача – сохранить тебе жизнь, Петрова. Без обид, Плут.

– Самую малость, – ответил робот. – Но к черту. За работу.

18

Паркер подсказал маршрут до мостика, но путь предстоял долгий. Главный коридор, который вел прямо из отсека с каютами на мостик, был охвачен огнем и, судя по показаниям приборов, радиоактивен. Значит, придется совершить путешествие по всему кораблю, придерживаясь боковых проходов и коридоров для технического обслуживания. Все бы ничего, но пожар распространялся. Даже в самых укромных уголках воздух был загрязнен токсинами, и дышать было трудно. Пахло – и ощущалось – так, словно Петрова оказалась в ловушке на горящей свалке. В какой-то момент она ухватилась за одну из стен, чтобы удержаться на ногах, и чуть не обожглась.

– Жарковато становится, – сообщила она капитану и роботу.

– Система теплоизоляции не работает, – подтвердил Плут. – Это довольно неприятная проблема в долгой перспективе. Некоторые системы корабля весьма чувствительны к перегреву. Паркер…

– Да, я знаю, – ответил капитан. – Это касается и системы жизнеобеспечения. Но, как ты и сказал, это в долгой перспективе. Сейчас меня больше беспокоит качество воздуха. Петрова, тебе нужно как можно быстрее попасть на мостик.

– Верно. Нам нужно собраться вместе.

Следовало признать, что ей было бы гораздо легче, если бы можно было поговорить с ним лично. У нее есть робот для компании, но она бы лучше думала и принимала решения, если бы рядом был человек, который помог бы не сбиться с пути.

– Я пытаюсь вспомнить, как устроен корабль. Мостик находится в носовой части. Есть главный коридор, соединяющий эту палубу с носовыми отсеками. Прямой путь. Ты утверждаешь, что он не годится?

– Да, – сказал Паркер.

– Часть этого коридора пробита до самого машинного отделения, – заметил Плут.

– Что это значит? – спросила Петрова.

– Это значит, – ответил Паркер, – что часть корабля теперь отсутствует. В том числе и часть этого коридора. Если ты останешься на месте, это лишь вопрос времени, когда… Слушай, Петрова, будет нелегко. Но если вы подниметесь сюда, мы вместе хотя бы попытаемся во всем разобраться. Попытаемся понять, что делать дальше.

– Я уже иду, – вздохнула она.

По крайней мере, когда она доберется до мостика, то больше не будет одна. Ей отчаянно хотелось, чтобы рядом с ней был человек, который бы ее утешил. Это единственное, что робот не мог обеспечить.

Впереди коридор разветвлялся. Плут побежал вперед и разведал дорогу.

– Поверь мне, – сообщил он. – Налево ты не захочешь идти. Поворачивай направо.

Она кивнула и направилась по правому коридору, но воздух там был такой горячий, что ей показалось, будто лицо варится.

– Господи. Это лучше, чем другой путь?

– О, да. Примерно на три тысячи рентген, – сказал ей Плут. – Огонь убьет тебя, но сделает это быстро. Радиация не торопится.

Ей пришлось признать, что он прав. Она бросилась вперед, закрыв лицо руками. По обе стороны от нее захлопывались люки, когда она проходила мимо них, – срабатывала аварийная система. Впереди коридор был завален горящими обломками, но, похоже, она могла перепрыгнуть через них: гравитация корабля снизилась примерно до одной десятой «же»[18], а значит, она могла прыгнуть дальше, чем даже на Луне.

Как раз в тот момент, когда она собиралась разогнаться для прыжка, Плут скакнул в воздух прямо перед ее лицом, и она отшатнулась.

– Нет, нет, нет, – остановил он. – Не туда. Сюда.

Он жестом указал на приоткрытый люк. Из-за верхней его части валил темный дым. Люк медленно закрывался, по миллиметру за раз, рывками, что говорило о том, что, закрывшись, он уже никогда не откроется.

– Серьезно? – спросила она.

– Да. Просто не высовывайся. Все будет в порядке.

Она нырнула в люк. За ним оказался длинный отсек, заставленный контейнерами. Предметы роскоши и медикаменты, направлявшиеся на Рай-1, – большинство из них сейчас горело. Дальний конец помещения, похоже, был заблокирован упавшей переборкой. Эта часть корабля пострадала во время атаки.

– О, – сказал Плут.

– О? – Петрова уставилась на него. – Что значит «о»?

– О, я не знал, что эта часть корабля повреждена. Полагаю, тебе все-таки придется пробежаться по той части, которая горит.

– Круто. Отлично. – Петрова повернулась к люку, который закрылся и загерметизировался за ее спиной. – Каковы шансы, что мы сможем вернуться в коридор?

– Не очень, – ответил Плут. – Но попытаться стоит. И побыстрее.

Она кивнула и потянулась к кнопке аварийного открытия, но остановилась, когда что-то огромное и металлическое ударило в люк с внешней стороны.

– Господи, – ахнула она и отпрыгнула назад, подальше от места удара.

– Хм, – произнес Плут. – Странно.

– Что за… Какого черта…

Удар повторился. И еще раз. Словно какой-то невидимый гигант колотил в дверь, требуя впустить его.

– Что делать? – спросила Петрова. – Что это?

– Два совершенно разных вопроса. Подожди. – Плут подошел к люку. Потянулся вверх, чтобы добраться до панели техобслуживания. Тварь с другой стороны врезалась в люк с такой силой, что на металле возникла вмятина.

Плут собрался было нажать на аварийную кнопку, но Петрова остановила его.

– Подожди, о чем ты, черт возьми, думаешь? Если эта штука так сильно хочет попасть внутрь…

Все, о чем она могла думать, это о том, что там кто-то есть. Возможно, какой-то человек с тараном. Может быть, на «Артемиду» поднялась команда с атакующего корабля. Может, они хотели взять ее живой. Плут ждал, держась одной рукой за пульт управления. Она не знала, совершает ли она ужасную ошибку, но кивнула.

Плут нажал на кнопку. На удивление, люк открылся, как будто был в полном порядке. За ним виднелся хорошо освещенный пустой коридор. Кто бы ни стучал в дверь, его уже не было.

Потом что-то проплыло перед глазами. Сфера – шар из золотистого металла, зависший в полутора метрах над полом коридора. Шар переместился в отсек. Подлетел к ней вплотную, остановился в двадцати сантиметрах от ее лица. Он был так идеально отполирован, что Петрова могла видеть собственное лицо, отраженное в его поверхности.

Она выглядела испуганной.

Мгновение шар не двигался. Затем выплыл обратно в коридор и снова остановился.

– Похоже, он хочет, чтобы ты пошла за ним, – решил Плут. – Думаю, тебе стоит так и сделать.

– Ты… хочешь, чтобы я…

– Да. Я имею в виду, ты видела, как сильно он ударил в дверь. Представь, что он может сделать с человеческим черепом? Я бы сделал то, что он от нас хочет.

Петрова кивнула. Ей ни капельки не нравилась эта идея, но что делать?

– Я следую за тобой, – сказал ей робот.

19

Петрова понятия не имела, что это за золотая сфера и чего она хочет. Может быть, это абордажный отряд, может быть, они послали эту штуку, этого робота, вместо солдат. Не похоже, чтобы это была часть «Артемиды». Идеальный золотой шар казался неуместным на борту космического корабля. Он быстро двигался – в ту сторону, откуда они пришли, к центру корабля. Петрова выругалась про себя, но подчинилась. В какой-то момент он миновал перекресток, где воздух был настолько густым от дыма, что она потеряла его из виду.

Шар вернулся сквозь маслянистый дым. Закружил вокруг Петровой, пока не оказался у нее за спиной. Она сделала шаг назад, в сторону дыма, думая, что шар исчезнет в тумане. Шар словно взорвался, разлетевшись на тысячи шипов. Некоторые из них были похожи на копья, некоторые – на крюки со страшными остриями, некоторые – на колючки, которым она не знала названия. Острия некоторых из них едва не касались ее лица.

– Хорошо, – сказала она, подняв руки вверх. – Хорошо. Я… Я поняла.

Шар убрал свое оружие и скрылся в дыму. На этот раз она последовала за ним. Судя по тому, как резко изгибались коридоры, они приближались к корпусу корабля. Но один большой люк все же был – впереди, и шар подлетел к нему и остановился, ожидая ее.

Петрова подошла к люку и заглянула в иллюминатор.

– Вот черт! – воскликнула она. – Там кто-то есть. – Она стукнула по аварийной кнопке, но ничего не произошло. – Плут, помоги!

Робот подбежал и открыл панель техобслуживания. Дернул за провода, отключил реле, и дверь распахнулась. Воздух ворвался в отсек с коротким порывом ветра, который едва не сбил Петрову с ног. Пошатываясь, она вошла внутрь и опустилась на колени над неподвижным телом, лежащим на полу.

– Это доктор Чжан, – сказала она. На нем был скафандр и шлем с трещиной на лицевом щитке. На пластике виднелись следы скотча – неужели он пытался заделать трещину? Она посмотрела на его руку и увидела рваные куски скотча, зажатые в пальцах, как будто он отчаянно пытался стащить шлем, когда упал. Она потянулась и осторожно сняла шлем с головы. – Пульса нет, и он не дышит. Он мертв? – спросила она.

– Я робот, – отозвался Плут. – Я ничего не понимаю в биологии человека.

– Я думаю, он мертв, – произнесла Петрова. – Черт. Я просто… Я не понимаю.

Она огляделась, пытаясь разобраться, что произошло. Помещение было сильно повреждено, но одна стена выглядела хуже других. Почти от пола до потолка тянулась огромная трещина. Сейчас она была заполнена быстро застывающей пеной. Должно быть, кто-то заделал ее – а потом оставил Чжана лежать здесь?

– Плут, посмотри. – Она указала на пену. – Твоя работа?

– Исключено.

В помещение влетел золотой шар. Двигаясь быстро, словно в нетерпении, он подлетел к шву в стене, а потом вернулся к Чжану. Пронесся над его головой, а затем выпустил усик из золотистого металла, который вонзился в точку пульса под челюстью.

– Что ты делаешь? – спросила Петрова.

Раздался резкий треск электрического разряда. Тело Чжана дернулось. Его глаза на мгновение открылись, но не сфокусировались.

– Он мертв, – проговорила Петрова. – Он…

Золотой шар снова уколол Чжана. На этот раз его лицо начало синеть.

– Я думаю, может быть, эта штука просто собирается вернуть его к жизни, – предположил Плут.

– Вот дерьмо! – Петрова не знала, что делать.

Она прислонила ухо к груди Чжана, но он не дышал. Если мозг не получит кислород в ближайшее время – неважно, сколько раз золотая сфера ударит по Чжану током.

– Попробуй усилить поток воздуха в этом отсеке, – сказала она роботу. Затем зажала Чжану нос. Откинув голову назад, она глубоко втянула воздух в себя, а потом прижалась губами к его губам и выдохнула ему в рот. Еще раз. Снова. Над ней покачивался вверх-вниз золотой шар. Он выглядел раздраженным.

– Я делаю все, что в моих силах! – бросила Петрова шару. Она сделала еще один глубокий вдох и снова выдохнула в рот Чжана. Он дернулся. Не сильно обнадеживающе, но она почувствовала, что его тело двигается, а это уже кое-что. Она снова склонилась над ним.

– Доктор Чжан? – позвала она. – Лэй? Вы меня слышите?

Его тело затряслось, как будто у него начался припадок.

– О боже, нет. – Она вдохнула в его легкие еще один глоток воздуха, но Чжан дергался под ней, и она не могла удержать его.

– Помоги мне, – обратилась она к Плуту.

Однако откликнулся золотой шар. Он отпихнул Петрову в сторону, едва не отшвырнув на другой конец помещения, и завис над рукой Чжана. Из шара вырос ряд длинных шипов, которые вонзились в доктора прямо сквозь материал скафандра.

– Что ты делаешь? – спросила Петрова.

Шар не ответил. Однако Чжан почти сразу перестал дрожать. Потом закашлялся. Сперва слабо, скорее захлебываясь, но затем последовал более интенсивный пароксизм. Он задыхался, словно силился выдавить воздух из груди. Кашель продолжался гораздо дольше и был гораздо сильнее, чем хотелось бы Петровой, и не прекратился даже после того, как Чжан открыл глаза и посмотрел – на нее, на Плута, на золотой шар.

Он увидел шар, и его глаза раздраженно сузились. Он поднял левую руку, и шар изменил форму и потек по запястью, предплечью, до локтя. Принял форму золотого браслета с извивающимися лозами, которые постоянно двигались.

– Когда мы познакомились, эта штука была у вас на руке, – заметила Петрова. Она смотрела на браслет, не в силах отвести взгляд. – Я думала, это просто украшение.

– О, – сказал он, подавив смешок. – Это нечто большее. Не только украшение. – Ему пришлось остановиться, чтобы перевести дух. – Познакомьтесь с ИМС. – Он поднял руку.

– Это должно мне о чем-то сказать? – Петрова покачала головой. – Не берите в голову. Поберегите дыхание – вы чуть не умерли.

– О, это так. – Он улыбнулся в перерывах между судорогами. – ИМС вернул меня к жизни. Ну, ИМС и вы, лейтенант. Спасибо.

Он перевернулся на бок и закашлялся так сильно, что пришлось свернуться в клубок. Петрова и Плут вышли в коридор, чтобы дать ему время спокойно прийти в себя.

Она посмотрела на робота.

– Я не уверена, что понимаю, что сейчас произошло.

– Думаю, ты спасла ему жизнь, – сказал Плут. – Или, может быть, это сделала та штука, а ты просто с ним целовалась. Как я уже сказал, я не очень разбираюсь в человеческой биологии.

– Эта штука… Золотой браслет. Что это такое? Ты видел подобное раньше?

– Он занесен в базу данных пассажиров корабля. Люди должны регистрировать любое роботизированное оборудование, которое берут на борт, так что у нас есть досье на эту штуку. ИМС означает «индивидуальный медицинский сканер», – сообщил Плут. – Серийный номер UERDM2401.

Петрова повернулась к роботу и прошептала:

– Понятия не имею, что это значит. Какое-то устройство слежения?

Она была достаточно хорошо знакома с приборами для слежения за людьми под домашним арестом.

– Устройство слежения, которое может наказать, если он сделает что-то не так. – Робот пожал плечами. – Оно предназначено, чтобы удержать его от определенных действий. Иногда такие устройства используют для лечения наркомании и асоциального поведения. Но конкретно это намного сложнее, чем все, о чем я слышал раньше. Я не могу сказать, каковы его полные возможности, но я знаю, что оно означает.

– И что же это? – спросила Петрова.

– Это значит, что носитель представляет опасность для себя и других. И при этом настолько важен, что ОСЗ не могут просто запереть его в камере. Он несет в себе угрозу достаточную, чтобы за ним постоянно присматривали. Кто этот парень?

Петрова не знала, что ответить. С минуту она смотрела на доктора, размышляя, во что ввязалась, и понимая, что времени на выяснение этого уже нет. А затем вернулась в каюту и помогла Чжану сесть. Похоже, теперь он дышал уже лучше. Ну, хоть что-то.

– Нужно двигаться, – сказала она. – Нам надо на мостик, к капитану Паркеру.

– Я иду, – ответил Чжан. – Только дайте мне минутку, чтобы встать.

20

Чжан чувствовал себя как в аду. Так, словно его превратили в стекло, разбили молотком и, собрав все осколки, засыпали обратно в скафандр. Он был счастлив избавиться от проклятого шлема, но боялся снимать скафандр. Должно быть, он просто рухнет на землю как куль.

Он потер лоб кончиком большого пальца. В голову снова полезли странные мысли. Плохой знак.

– Ты в порядке? – поинтересовался робот Плут.

Чжан понял, что остановился посреди коридора, пока остальные убежали вперед. Зеленая паукообразная тварь помчалась назад, чтобы проверить его. Чжан терпеть не мог, когда его проверяли, да и не было в этом необходимости. В конце концов, для этого у него есть ИМС.

– Ты бы мне нравился больше, будь у тебя лицо, – сказал он Плуту. – А в остальном я в порядке.

– Чувствуете запах? – спросила Петрова.

– Да, – ответил Чжан. На самом деле он чувствовал несколько запахов: воняло горелым пластиком и затхлым воздухом из отказавшей системы жизнеобеспечения. Но было и что-то еще, и он понял, что Петрова имела в виду именно это. – А. Озон.

– Как запах старого сломанного генератора. Я чувствую его уже давно, но сейчас он становится все сильнее, – кивнула Петрова.

– Я слышу треск, – добавил Чжан. – Как будто электрические разряды.

– Воздух сильно ионизирован, – сообщил Плут. – Ладно. Пойду вперед. Разведаю обстановку. Я не такой хрупкий, как человек.

Зеленый робот исчез за поворотом.

– Мне не нравится этот путь, – сказала Петрова. Она почти стояла на цыпочках, глядя вслед роботу. Внизу было темно, слишком темно, чтобы Чжан мог что-то разглядеть. – Мы слишком близко к наружному корпусу. Если в нас еще что-то попадет, это последнее место, где я хочу оказаться.

– Ну, не знаю, – пожал плечами Чжан. – Не похоже, что внутри корабля можно быть в большей безопасности. Я видел, как одна штуковина пробила корабль насквозь и вышла с другой стороны.

Петрова бросила на него неприязненный взгляд.

– Правда? Господи. Мы в полной заднице.

Чжан, возможно, и согласился бы, но в этот момент они услышали резкий сигнал. Почти как выстрел, но больше похоже на удар молнии в камень.

– Плут? – позвала Петрова. И через несколько секунд снова: – Плут?!

– Я в порядке.

Голос был тот же, но доносился из-за спины, и то, что вырисовывалось там из темноты, мало походило на зеленого паука, которого помнил Чжан. Оно было гораздо крупнее, но более приземистое и, как и прежде, имело слишком много конечностей. Робот был похож на гигантского зеленого скорпиона с изогнутыми ногами и большим сегментированным хвостом, дугой загибавшимся на спину. Вместо жала у него было ухмыляющееся человеческое лицо без глаз.

– К чему смена костюма? – спросил Чжан.

– Ты сказал, что хотел бы, чтобы у меня было лицо, – заметил робот. При разговоре его челюсти шумно клацали, но улыбка не менялась.

– Но твое прежнее тело…

Плут приподнялся и опустился на суставчатых конечностях. Это было немного похоже на пожатие плечами.

– Я продвинулся вперед примерно на сто метров, а потом мое тело сгорело – просто сгорело, превратившись в кучу слизи, прилипшей к переборке. Пришлось вернуться и напечатать новое тело. Это дало мне возможность добавить несколько новых функций. Например, встроенный динамик, чтобы я мог говорить, даже если поблизости нет звуковой системы.

– Удобно, – согласился Чжан.

Ухмыляющийся хвост двинулся в его сторону, пока безглазый лик не оказался совсем близко от его лица. Очевидно, робот хотел напугать его. Чжан не поддался, а просто пожал плечами и отвернулся. Глаза Петровой расширились.

– Постойте. Что ждет нас в сотне метров по коридору? Если тебя там уничтожило, то, полагаю, нас тоже убьет?

– Все будет в порядке, – сказал Плут. – Я совершил глупую ошибку, но теперь, когда я знаю, в чем там дело, все достаточно безопасно. Нужно просто уклоняться от плазменных разрядов. Ерунда, честное слово.

21

Петрова бы так не сказала.

«Артемида» едва не разваливалась на части, многое было полностью разрушено, вырвано, разлетелось по космосу. В этой же части корабля повреждения были скорее сродни внутреннему кровоизлиянию. Потолок уцелел, пол треснул. Палубные панели, люки, целые отсеки канули в пропасть. Осторожно подойдя к разлому, она увидела под собой хаотичное нагромождение остатков мебели и оборудования. Взад-вперед по палубе метались молнии.

– Раньше здесь проходил крупный силовой кабель, – объяснил Плут. – То есть большой провод с напряжением в несколько миллионов вольт. Похоже, провод был перерезан, но энергия должна куда-то деваться. Я бы не советовал вставать на ее на пути, когда она вырвется на свободу.

Петрова, прищурившись, увидела зеленое пятно на одной переборке – все, что осталось от прежнего тела Плута.

– Принято к сведению, – сказала она и кивнула на противоположный край разлома. – Похоже, единственный путь – туда.

Плут пружинил на своих новых конечностях.

– Верно. Хорошая новость в том, что командная палуба и мостик находятся вон там. – Он указал направление жалом. – Видишь люк? Паркер за ним.

– Значит, нам нужно на ту сторону.

До противоположной стороны было метров десять. Как и освещение, и циркуляция воздуха, искусственная гравитация была снижена до необходимого минимума. Человек в хорошей физической форме мог бы совершить прыжок без проблем.

Она взмахнула руками вперед-назад. Заняла позицию для низкого старта. Начала разбег, готовясь к моменту, когда прыгнет… И еле затормозила: из пропасти взметнулся поток электричества. По потолку поползли змеи лавандового огня. Искры сыпались с шумом, как петарды.

– Замри! – велел Плут. – Еще секунда.

Она хотела съязвить, но поняла, что нет времени. Она снова разбежалась, сильно отталкиваясь ногами, пока не кончился пол. Ее руки и ноги продолжали двигаться, пока она летела над разломом. Под ней кипел и клокотал огненный котел, но она заставляла себя не смотреть вниз, а держала взгляд на том месте, куда собиралась приземлиться. Она приземлилась на обе ноги на другой стороне пропасти и обхватила себя руками.

Дыхание перехватило, кровь запела. Она рассмеялась, сама не зная почему, а затем обернулась. Ее спутники пропали из виду за фейерверком разрядов, молнии били со злобным остервенением. На мгновение ей показалось, что это никогда не прекратится, что она каким-то образом повредила корабль своим прыжком и теперь путь отрезан для всех остальных. Однако огненная завеса поредела, а потом и вовсе рассеялась.

– Чжан! – позвала она. – Ваша очередь!

Доктор стоял на краю разлома, не двигаясь. Он не смотрел на нее. Не смотрел на пропасть. Он просто застыл. Окаменел.

– Чжан, в чем дело?

– Я вырос не на Земле. У меня нет таких мускулов, как у вас, – сказал он. – И если я ошибусь, меня испепелит.

– Вы справитесь, – пообещала она.

– Думаю, как медик, я знаю возможности собственных…

Плут уже двигался, набирая скорость. Он обхватил Чжана своими массивными руками, похожими на клещи, и кинулся через пропасть. Чжан закричал. Плут тяжело приземлился, слегка пружиня.

Чжан колотил по роботу, пока тот не выпустил его из рук и доктор не повалился на пол.

– Ублюдок! Я был не готов. Я не… Я не…

Он оглянулся как раз в тот момент, когда в потолок ударил разряд, рассыпав искры. Затем выпрямился. Сделал глубокий вдох. Посмотрел на робота и отвесил ему церемонный поклон.

– По здравом размышлении… благодарю.

– Так было проще, чем слушать, как вы брюзжите, – сказал робот, проходя мимо.

Петрова посмотрела на отвратительное лицо на конце его жала. И указала вперед.

– Паркер прямо за этим люком? – спросила она.

Кончик жала покачался вверх-вниз.

– Прямо по курсу, – подтвердил Плут. Петрова нажала на кнопку аварийной разблокировки, и в этот раз, к счастью, дверь просто открылась. Вот и он. Капитанский мостик.

22

– Ничего не понимаю, – сказала она.

Это было не то, чего она ожидала. Совсем не то. Внутренние помещения «Артемиды» представляли собой сверкающие, почти стерильные коридоры и небольшие отсеки. Минимализм и эргономичность. Цветовую гамму всего – от подсветки приборов до одеял на кроватях – подобрали так, чтобы создать ощущение уюта и комфорта.

А вот капитанский мостик был… темным лесом.

Отнюдь не в переносном смысле. Пространство было заполнено скрюченными зловещими деревьями. Их сучковатые ветви сплетались под потолком, а на полу лежал ковер из гниющей листвы. Черные лианы обвивали стволы так плотно, будто хотели задушить. Наросты на древесине напоминали глаза – нечеловеческие, пристальные. Впереди, на фоне люка, с массивной ветви свисал один-единственный плод. Возможно, яблоко – раздутое, источенное червями. Ветка прогибалась под его тяжестью.

– Глазам не верю, – сказала Петрова.

Плут и Чжан промолчали.

Петрова наступила на кучу листьев. Но по ощущениям под ногами была не скользкая, покрытая плесенью растительная масса, а совершенно обычная корабельная палуба. Она сделала еще пару шагов и кожей ощутила прохладу воздуха – облегчение после жары в коридорах. Она шла и шла, пока не оказалась перед яблоком, задумавшись, не собирается ли с ветки спуститься змей, чтобы искусить ее, – но нет. Яблоко просто висело на тонкой плодоножке, что едва могла выдержать его вес. К плодоножке крепился листок, изрядно пожеванный невидимыми насекомыми. Ни единого звука, ни порыва ветра в этом отравленном саду. Она не чувствовала ни запаха мертвых листьев, ни сока, сочившегося из истерзанных деревьев.

Петрова протянула вперед руку, намереваясь сорвать яблоко, чтобы рассмотреть его повнимательнее.

– Это не то, что ты думаешь, – прозвучал голос Паркера.

– Где ты? – спросила она. – Паркер, словами не передать, как я рада, что наконец-то… ну, я хотела сказать, что увидела тебя. Вот только я тебя не вижу.

– Я тут. Сейчас буду.

Она кивнула и снова потянулась за яблоком. Ей хватило ума сначала натянуть рукав комбинезона на пальцы, чтобы не касаться яблока голой рукой, – но переживать и не нужно было. Рука прошла сквозь яблоко. Все, что она почувствовала, – странную холодную вязкость, то же ощущение, которое она испытала на Ганимеде, проведя пальцами по голографическому изображению «Артемиды».

По спине пробежала дрожь. Значит, яблоко ненастоящее. Сколько же из виденного было проекцией? Она потянулась к ветке, и пальцы прошли сквозь нее. Подошла ближе к дереву и просунула руку в ствол.

– Полегче, убийца, – сказал Паркер. – Чуть в меня не попала. – Он прошел сквозь одно из деревьев – как призрак сквозь стену. – Прости, трудновато ориентироваться среди этого хлама. – Он указал на лес.

Петрова не могла не улыбнуться как идиотка. Она знала, что должна вести себя как профессионал, но была счастлива его увидеть.

– Я так понимаю, украшения – не твоя идея.

– Нет, – фыркнул Паркер. – Это Актеон. Запрограммировал все это перед тем, как начал перезагрузку, и я не могу отключить голограмму, пока перезагрузка не закончится. Прежде чем вы спросите – нет, я понятия не имею, когда это произойдет. – Он посмотрел ей за спину. – Доктор Чжан, вы живы.

– Надеюсь, это не просто временная отсрочка, – отозвался доктор.

– Идите сюда. Деревья не кусаются.

– Как скажете, – ответил доктор нервно.

Конечно, подумала Петрова. Он вырос во внешней Солнечной системе, на Ганимеде или еще каком спутнике или на мелкой планете, где нет растительности. Любой лес показался бы ему странным и неприветливым, тем более такой жуткий, как этот.

Плут же выглядел так, словно был создан для темного Эдема, в который превратился капитанский мостик. Как монстр, сидящий в лабиринте и ожидающий, когда вы свернете не туда. Робот прошел прямо через полдюжины деревьев и быстро исчез из поля зрения.

– Эй, – позвала она его. – Эй! Может, не будешь пропадать?

Жало прошло прямо сквозь толстый ствол дерева.

– Зачем? Все ненастоящее. В инфракрасном диапазоне ничего этого не видно.

– Мы люди, – заметила она. – Мы полагаемся на глаза. Может быть, даже слишком. Это шутка, если что.

Робот пошел на компромисс, наполовину высунувшись из дерева, так что стали видны его клешни и первый ряд конечностей.

– За мной, – сказал Паркер, пробираясь между деревьями. – Введу вас в курс дела, расскажу, с чем мы столкнулись. И должен предупредить: все очень плохо.

23

– Зачем Актеон создал эту голограмму? – спросила Петрова, следуя за Паркером по темному лесу. В сотый раз, наверное, она поймала себя на том, что тянется отодвинуть с дороги низко свисающую ветку. Пальцы не ощутили ничего, кроме холодного серебристого тумана, и она быстро отдернула их.

– По какой-то причине это последнее, что он создал до того, как ушел в бесконечную перезагрузку. Хотя ни малейшего смысла я в этом не вижу.

– Может, для нас и нет смысла, – сказал Чжан. Все повернулись, но доктор лишь пожал плечами. – Может, надо мыслить как машина?

– Привет, – отозвался Плут. – Машина на связи. И с точки зрения машины – это безумие. – Голова на кончике жала немного покачалась вверх-вниз. – Это не означает, что он ошибается. Иногда мы и правда немного сходим с ума. Единица превращается в ноль, когда не должна. Бывает. Значения пересекаются, и мы делаем странные вещи. Впрочем, не знаю. Выглядит слегка чересчур для простого бага.

– Первое, о чем я подумал, когда увидел голограмму, – произнес Чжан, – что это послание.

– Послание? – переспросил Паркер.

Чжан снова пожал плечами.

– Поставьте себя на место компьютера. Актеон должен был понять, что что-то не так. Иначе зачем перезагружаться? Однако он решил создать всю эту листву, перед тем как отключиться. Он потратил на это ресурсы, которые, вероятно, были нужны ему для других задач. Это наводит на мысль, что он хотел, чтобы мы увидели эти джунгли.

– Предполагалось ли, что мы поймем, что это должно означать? – поинтересовалась Петрова.

Чжан посмотрел на робота. Плут покачивался на своих многочисленных конечностях.

– Как я уже сказал, для меня все это не имеет смысла, – ответил он, – но я думаю, может быть, Чжан прав. Возможно, Актеон пытался передать сообщение, но этот лес – все, что он мог сделать.

– Проще было создать большой плакат с надписью «Скоро вернусь», – заметил Паркер.

– Конечно, – сказал Плут. – Но, как я уже сказал, иногда мы сходим с ума. Впрочем, кое в чем мы лучше людей. Мы можем себя чинить.

– Перезагрузкой, да? – спросила Петрова.

– Именно так. Может, поэтому Актеон так и сделал. Может, он понял, что сходит с ума.

– Цикл перезагрузки начался одновременно с атакой – сразу после того, как мы отключили сверхсветовой движок. – Паркер потер подбородок. – В то время люди на борту все еще были в криосне. Актеон даже не успел предупредить меня о том, что на нас напали, – когда я проснулся, он уже был в таком состоянии.

– Я не спал, – заявил Плут. – Могу подтвердить, что Актеон погрузился в сон примерно за три секунды до того, как в корабль попал первый снаряд.

– И ты считаешь, что тот, кто нас атакует, проделал фокус с Актеоном? Заразил его вирусом или типа того? – осведомилась Петрова. – Расскажи больше об атаке.

– Мне нужно попасть к моему компьютеру, – сказал Паркер. – Такой гемор найти что-нибудь… А, вот.

Паркер обошел вокруг ствола массивного скрюченного дерева и привел их к одной из корабельных переборок. Петрова протянула руку, чтобы убедиться, что это не очередная голограмма. Но стена была твердой, теплой и настоящей.

Паркер жестом указал на стену, и на ней появилось несколько точек, словно спроецированных лазерной указкой. Они медленно двигались, их положение обновлялось каждые несколько секунд.

– Актеон контролирует почти все системы на этом корабле, поэтому обычные интерфейсы управления недоступны. Ни один из его сенсоров также не работает. У меня есть доступ только к одному радиотелескопу. Он предназначен для экстренного использования, поэтому подключен к ручному управлению. Я настроил его передавать данные прямо сюда, чтобы иметь хоть какую-то информацию о происходящем, – пояснил Паркер.

– Я полагаю, что точки важны. – Петрова сделала вид, что понимает, на что смотрит.

– Каждая из этих точек представляет собой массивный объект – размером с «Артемиду» или крупнее. Вот это, – указал он на одну из точек, – мы, а это – корабль, который нас атакует.

– Какого класса это судно? Катер, фрегат, дредноут? – спросила она. Было бы полезно иметь реальные данные, реальные представления, с чем предстоит сражаться. Это поможет преодолеть страх.

– Все, что у меня есть, – это общее представление о размерах, – сказал Паркер. – Он большой.

Ей захотелось встряхнуть его как следует.

– А вооружение? Хотя бы что за оружие нанесло нам повреждения?

– Прости, но я понятия не имею, из чего они в нас стреляют, – покачал головой Паркер. – Рельсотрон? Это объяснило бы размер попаданий, но рельсотрон может стрелять десятки раз в секунду, а в нас попали всего два или три раза. Тогда, может быть, ракеты?

Чжан прочистил горло.

– Ямс, – сказал он.

24

– Что, простите? – Петрова уставилась на доктора.

– Они бросают в нас ямс. – Чжан пожал плечами. – Я знаю, это звучит странно. Но я сам видел. Когда я был снаружи, то видел, как в нашу сторону летел грузовой контейнер, полный ямса. Я предполагаю, его запустил нападавший. Позже я видел, как другой контейнер столкнулся с кораблем. Вот что наносит ущерб. Они бросают в нас грузовые контейнеры.

– Грузовые контейнеры – не оружие, – заметил Паркер, как будто с помощью логики можно было остановить атаку.

Петрова покачала головой. Грузовые контейнеры. Первый раз она о таком слышала, но…

– Если запустить что-то с высокой скоростью, оно вполне может стать смертоносным. Контейнер – просто кусок металла. Разогнанный до сверхзвуковой скорости.

– Да ну, зачем использовать грузовой контейнер в качестве снаряда? Еще и полный корнеплодов?

Она прокрутила эту мысль в голове.

– Наверное, если это все, что у них есть… – Она подошла к стене, где точки продолжали свой величавый танец. Провела пальцем по точке, изображавшей нападавшего. – Может быть, это вовсе не военный корабль? Может, у них нет оружия получше?

Паркер насмешливо хмыкнул, но она знала, что права.

Только военные корабли оснащались оружием. Если вы транспортник вроде «Артемиды» или научный зонд и вам нужно сразиться с другим кораблем – используйте все, что под рукой. Выбросьте из трюма грузовой контейнер. Используйте его, чтобы покалечить другой корабль.

Но почему? Почему они так отчаянно пытаются уничтожить «Артемиду»? Чтобы решиться на атаку, они должны по-настоящему бояться. Петрова пожалела, что не знает, откуда прибыл корабль противника. Рай-1 – планета-колония, собственного военного флота не имеет. Если бы у них была какая-то важная причина остановить «Артемиду», они бы послали для этого гражданское судно. Значит, грузовой корабль.

Однако ее мозг все время возвращался к одному и тому же вопросу. Что такого опасного для колонии везла «Артемида»? На борту нет никакого важного груза. Ничего опасного. Вся суть миссии заключалась в том, чтобы доставить на Рай-1 людей. Так что… возможно, целью был один из пассажиров? Либо она, либо Чжан. Она знала, что люди боятся Службы надзора, но не могла отделаться от мысли, что не она представляет собой угрозу. Она всего лишь женщина, а не вооруженный отряд. Ради нее не стоило затевать атаку.

Итак, Чжан. Что-то в Чжане – что-то, чего она о нем не знала, – делало его настолько опасным для жителей Рая-1, что они готовы пойти на невероятные усилия, чтобы убить его еще на подлете. Она подумала об ИМС на его руке. Плут сказал, это означает, что он представляет опасность для себя или других. Но опасен… в каком смысле? Он показался ей странным. Непонятным. Засранцем, откровенно говоря. Но быть засранцем – не преступление.

Она снова покачала головой. Придется выяснить детали позже. Сейчас есть более насущные вопросы.

– Чжан, – сказала она, – вы обнаружили ямс, а видели при этом другой корабль?

– Ничего конкретного, – признался Чжан. – Там что-то было, что-то яркое, как звезда. Предполагаю, что это и есть наш враг, но деталей я не разглядел.

Петрова кивнула. Тактическая часть ее мозга – та, которую тренировал Надзор, – брала верх. В бою можно погибнуть в любой момент. Лучший шанс остаться в живых – продолжать думать. Отодвигаете мысли о собственной смерти как можно дальше и переключаетесь на другое – на убийство.

Для начала надо правильно оценить ситуацию.

– Так, ладно, что-то давно не было действий с их стороны. Может, контейнеры закончились? Может, атака закончилась? В конце концов, они оставили нас в безвыходном положении. Мы не можем двигаться, не разорвав корабль на части.

– Верно, – подтвердил Паркер.

– Тогда, возможно, они только этого и хотели. Обездвижить нас. Учитывая, какой ущерб они нанесли парой контейнеров, можно предположить, что они могли бы полностью уничтожить «Артемиду», если бы хотели.

Паркер нахмурился.

– Что? Вслух скажи! – велела Петрова.

– Это, – произнес Паркер и указал на точку с противоположной стороны «Артемиды», которая быстро удалялась, – еще один снаряд. Они выпустили его около пяти минут назад. Он пролетел мимо. Как и большинство.

– Большинство, – повторила Петрова.

– Они стреляют каждые три минуты. Уже десять раз, – с тех пор как вы проснулись. Дважды попали.

Она произвела несложные подсчеты. Она была в сознании всего тридцать минут? Казалось, прошло несколько часов с того момента, как она очнулась голая и вся в крови, не понимая, что происходит.

Она отбросила это воспоминание. Оно сейчас бесполезно.

Да и мало что могло сейчас помочь.

– Это все меняет, – сказала она.

– Это значит, что они пытаются нас убить, – заметил Чжан. – И не остановятся, пока мы все не умрем.

– Да, – согласился Паркер. – Вполне вероятно.

25

Петрова помахала рукой в воздухе, словно отгоняя сомнения.

– Нужно думать о том, что мы можем контролировать. Сначала о главном. Наша цель не в том, чтобы ввязываться в драку с вражескими кораблями. Мы должны были попасть на планету. Давайте проверим, насколько это еще реально. Можем ли мы получить изображение Рая-1?

– Типа как с камеры? – спросил Паркер. – Боюсь, что нет. Все наши сенсоры отключены, кроме одного радиотелескопа. То есть планета все еще там. Она там, где и должна быть. Это вся доступная информация.

– У нас даже нет внешнего обзора?

– Можно в иллюминатор посмотреть. Планета позади нас. – Паркер указал в сторону темных растений, заполнивших мостик. – Смотри на здоровье. Все, что увидишь, – коричневый диск.

– Но есть ли способ связаться? Мы можем послать сигнал, просто радиоимпульс? Если там узнают, что мы здесь, может быть, смогут прислать помощь.

– Я постоянно пытаюсь связаться с ними. Нет ответа. Не знаю, то ли они нас не слышат, то ли просто не хотят с нами разговаривать. Так или иначе, они молчат.

– А как насчет автоматических сигналов? Какой-то компьютер внизу должен следить за нами, даже просто контролировать движение. Телеметрия, местная болтовня – если там есть колония, у них должна быть сеть для передачи данных. Мы даже не слышим, как работает их интернет?

– Ничего, – сказал Паркер. – Как будто вся планета на карантине.

– То есть никакой возможности связаться с колонией?

Он пожал плечами.

– Если хочешь, я могу вылезти наружу и махать им, пока не привлеку внимание.

– Поняла, спасибо. Давайте рассмотрим несколько вариантов. Ты сказал, мы не можем улететь. Корабль не выдержит нагрузки при ускорении.

– Честно говоря, я удивлен, что мы еще целы.

– Отлично. Можем ли мы вообще выдержать какое-либо движение? Можем ли мы корректировать курс, изменять положение – есть ли у вас маневровые двигатели, которые можно запустить?

– Думаю… такое возможно, – ответил Паркер. – Это все равно создаст нагрузку на корабль, но, возможно… возможно, мы сможем двигаться, но это будет медленно. Чертовски медленно.

– Мне не нужно наматывать круги возле врага. Просто уклониться от их залпов. – Она прикоснулась пальцем к стене, где точки двигались в медленном танце. – Через пару минут они сделают еще один выстрел. Я не хочу просто сидеть здесь и ждать. Когда узнаем о приближении снаряда, нужно, чтобы ты включил двигатели, хотя бы ненадолго, чтобы мы ушли с его пути.

– Пару раз это сработает, – заметил Паркер. – Но если я буду проделывать этот трюк слишком часто, обязательно что-то да сломается. Сейчас мы держимся на честном слове и надежде. Если я буду слишком усердствовать, то могу случайно оборвать кабель, дающий нам то немногое, что у нас есть. Тогда мы все замерзнем до смерти в темноте, даже если плохие парни не смогут нас достать.

– Один или два раза – все, что нужно. Выиграй нам немного времени, хорошо? Дай мне шанс. – Она уставилась на точки. – Как далеко они находятся? Другой корабль.

– Около пятидесяти километров.

Петрова кивнула. Для космоса это ничто. Даже на переполненных трассах вокруг Земли и ее луны космические корабли редко подходили друг к другу на такое расстояние, просто из соображений безопасности.

– Так близко, а они не могут попасть в нас. Похоже, они не могут как следует прицелиться.

– Прошу прощения, – вмешался Чжан. – Но каков ваш план?

Доктор выглядел взволнованным. Не испуганным – расстроенным. Может, он хотел быть главным. А может, решил, что она не обладает достаточной квалификацией.

– Мой план? Мой план заключается в том, чтобы нас не убили. Вы хотите что-то добавить?

Чжан кивнул.

– Думаю, нам пора подумать о том, чтобы покинуть корабль.

Паркер промолчал, но его глаза расширились – похоже, он не счел идею безумной.

– Должны быть спасательные капсулы. Корабли обязаны иметь их по закону. Верно? – осведомился Чжан.

– Да, у нас они есть, – ответил Плут.

Паркер смотрел прямо на Петрову. На его лице появилась грустная улыбка. Она ожидала, что он скажет, что по какой-то причине спасательные капсулы не сработали или были уничтожены при одном из столкновений. Что-то в этом роде. Но он по-прежнему молчал.

– Что? – спросила она.

– Капсулы…

Она знала ответ еще до того, как он закончил свою мысль.

– Они в другой части корабля. Верно? Они рядом с каютами. – В этом есть смысл. Капсулы должны находиться в непосредственной близости от мест, где могут оказаться пассажиры во время чрезвычайной ситуации. Не предполагалось, что пассажиры окажутся на мостике. – Они в той часть корабля, откуда мы только что, рискуя жизнью, ушли.

– Угу, – подтвердил Паркер.

– И мы не можем туда вернуться.

– Нет. – Плут воспроизвел короткий аудиофайл с мужским смехом. – Везде либо пожар, либо радиация. Включая капсулы.

– Но… подождите, – рассуждала Петрова. – На мостике нет спасательной капсулы? А если капитану понадобится эвакуация?

– Предполагается, что я пойду ко дну вместе с кораблем, – сказал Паркер.

– То есть мы застряли здесь. – Петрова потерла переносицу и зажмурилась. – Ладно, значит, здесь мы и будем стоять.

– Нас мало, и мы безоружны. На краю могилы, – произнес Чжан с издевкой. – У нас нет другого выбора, кроме как…

Она махнула на него рукой, чтобы он замолчал, – не было времени на дискуссию. Он отшатнулся – похоже, ее жест ему совсем не понравился. Что ж, она извинится позже.

– Они пытаются нас убить. Облегчать им задачу мы не будем. Мы не сдадимся людям, которые хотят нашей смерти! Слушайте, мне не нравятся наши шансы. Но наш лучший выход – не сдаваться. Нужно сопротивляться. Вы говорите, мы безоружны? У них нет настоящего оружия, иначе они бы уже использовали его. Они импровизируют. Ну и мы тоже так можем.

26

Чжан поспешил по коридору в сторону корабельных складов, Плут – за ним. Эта часть корабля уцелела, хотя то тут, то там виднелись следы повреждений. Из вентиляционной решетки вырвался вонючий ветерок, а затем доктор услышал, как за решеткой вздрогнул и остановился вентилятор. В коридоре не было слышно ни звука, кроме биения его собственного сердца.

– Вон там, – сказал Плут, указывая вперед.

– Есть ли в этом какой-то смысл или Петрова дала нам поручение, чтобы просто загрузить работой? – спросил Чжан. Она мало что ему объяснила. Он старался не обижаться – у них у всех немало причин быть на взводе, – но сдерживаться было трудно. Ему не нравилось чувство, будто его отправили с роботом, чтобы убрать с глаз долой.

– Вероятно, ты лучше меня разбираешься в ее психологии, – признал робот.

– С чего ты взял?

– Она человек, как и ты. Я никого из вас не понимаю.

Чжан недовольно хмыкнул и попытался сосредоточиться на задании. Их послали оценить имеющееся оборудование – Петрова хотела получить все, что можно превратить в оружие, а затем все, что может помочь выжить, если они лишатся энергии или жизнеобеспечения. Тем временем они с Паркером якобы пытались собрать больше информации об атакующем корабле, хотя, как они планировали это сделать, Чжан сказать не мог.

– Люк, – сказал Плут.

Чжан кивнул и нажал на кнопку разблокировки – он почти ждал, что за люком окажется лишь радиация, пустота космоса или просто смерть. Бессмысленная, неожиданная смерть.

Люк легко открылся. В отсеке было темно, но лишь мгновение. Одна за другой загорались лампы, и Чжан увидел огромное помещение, заставленное грузовыми контейнерами, прикрепленными к переборкам. Каждый контейнер был помечен номером и кодом. Цифры ничего для него не значили.

– Полагаю, ты умеешь их читать?

– Они соотносятся с тем, что указано в грузовой декларации, – ответил робот. – Значит, да. Я начну их расшифровывать. А ты ищи все остальное, что сможешь найти.

Огромная куча контейнеров заполнила центр помещения. Чжан обошел ее сбоку и обнаружил, что дальняя стена занята стеллажом со скафандрами. Не аварийными, а полнофункциональными моделями с маневренными блоками и набором инструментов. Внизу, на уровне колен, выстроились в ряд шлемы, все в идеальном состоянии.

Он поцокал языком и пошел дальше. Рядом со стеллажом с костюмами стоял стеллаж с контейнерами, которые он опознал, потому что они были обклеены предупреждающими наклейками. Красочные символы указывали, в каких контейнерах содержатся биологически опасные материалы, в каких – радиологические изотопы. В каких – смертельный яд.

– А, – сказал он, – мои вещи. Медицинское оборудование.

Он открыл наугад один контейнер – он был полон ватных тампонов и самоклеящихся бинтов. У Петровой были сильные порезы после взрыва криокамеры, и как бы он ни злился на нее, он все же корабельный врач, а значит, должен отбросить эмоции и позаботиться о ее здоровье. Он подумал, не поискать ли антисептик. Если на то пошло, у него самого немало ссадин и порезов. Он попытался вспомнить, нет ли у капитана видимых повреждений, но Чжан слишком отвлекся на обстановку на мостике, чтобы как следует осмотреть Паркера.

Он открыл еще один контейнер. Скальпели, пинцеты, гипоспреи. Старомодные шприцы. Он взял в руки ручную пилу для костей и изучил свое отражение в полированном металле – из нее можно было сделать оружие на крайний случай, но для боя между кораблями она вряд ли годилась. Он присел на корточки, чтобы посмотреть, что еще можно найти на нижних полках, и его внимание привлек большой тяжелый футляр с массивной наклейкой на лицевой стороне – с логотипом в виде звездочки. Интересно.

Плут окликнул его с другого конца помещения:

– Я нашел кое-какие аварийные запасы. Еда и дистиллированная вода. Это должно помочь, я полагаю?

Чжан не стал отвечать. Он схватил футляр за ручки и попытался стащить его с полки. По какой-то причине тот не сдвинулся с места. Чжан попробовал потянуть под другим углом, но все равно безуспешно. Он вложил в действие всю силу, но футляр не поддался.

– Давай, ублюдок, – процедил Чжан и снова дернул. Ничего. – Давай!

Футляр был словно приварен к полке. Это заставило Чжана вспомнить о шлеме, который он пытался достать, когда пробудился от криосна, и это привело его в ярость. Он уперся одной ногой в полку и дергал за ручки футляра, дергал и дергал, пока не зарычал от злости.

– Ах ты ублюдок! Тупой урод! Скотина! – закричал он.

– Доктор Чжан? – позвал Плут, его голос прозвучал чересчур громко в замкнутом пространстве. Многочисленные конечности робота заскрипели по полу, когда он метнулся к доктору.

Когда Плут подошел, Чжан медленно поднял руку и нанес футляру последний бесполезный удар.

Плут наклонил вниз жало с лицом, словно изучая футляр. Затем потянулся одним когтем и освободил защелку, фиксировавшую футляр на полке, а потом с легкостью вытащил его и аккуратно поставил на пол.

– Я… Я в порядке, – сказал Чжан, хотя робот не спрашивал.

– У тебя возмутительно высокий пульс, – заметил Плут.

Чжан рассмеялся. Хотя не то чтобы было весело.

– Я боюсь, понимаешь? Мне страшно. Ты, идиота кусок. Конечно, мне страшно. Я умру, так никуда и не долетев. Умру.

– Скорее всего, да, – не стал разубеждать его робот.

Чжан закрыл глаза и попытался просто дышать.

– Тебе никогда не было страшно, Плут? Возможно, нет. Ты же машина. Может, ты не чувствуешь страха.

– О, я чувствую его постоянно, – ответил Плут. – Я способен на самые разные эмоции, как и человек. Но есть одно отличие.

– Какое же?

Плут приблизил кончик жала к лицу доктора.

– Я могу отключать свои эмоции. Когда они становятся неудобными или непродуктивными. Сейчас чувство страха никому не поможет. Поэтому я отключил его, пока не смогу выразить страх безвредным способом.

– Было бы неплохо обзавестись такой способностью.

– А что насчет этой штуки? – Робот указал на вихрящийся золотой узор на предплечье доктора. – Разве она не для этого? Для контроля твоего эмоционального состояния?

– Это? – переспросил Чжан. – Оно может успокоить, если я начинаю терять контроль. Удерживает на определенном уровне, притупляет крайности. – Он дотронулся до браслета, почувствовал, как тот пульсирует под его пальцами. – Но не вся человеческая психология держится под контролем химии. Эта штука не может освободить меня от страха.

– Быть человеком так утомительно, – решил робот и помог Чжану подняться на ноги. Сердце перестало скакать у него в груди.

– Ты нашел еду. Хорошо. А это, – Чжан постучал пальцем по металлическому футляру, – может оказаться именно тем, что ищет Петрова. Нам пора возвращаться.

– Не хочешь поколотить по контейнерам? Я нашел множество с запасными подушками и одеялами, они нам не нужны. Можешь выбить из них все дерьмо, если тебе от этого станет лучше.

Чжан рассмеялся. Да, стало получше. Стало легче дышать.

– Нам пора возвращаться. Нас ждут, – сказал он.

27

Футляр со щелчком открылся. Содержимое было завернуто в пластик, ячейка вокруг предмета – заполнена стабилизирующей пеной, которая испарялась на глазах. Когда все упаковочные материалы были удалены, Чжан вытащил металлический цилиндр длиной около полуметра. Из одного его конца торчал шнур питания, а на другом конце находилась толстая посеребренная линза.

– Это медицинский лазер. Предназначен для выжигания опухолей и прижигания ран, – сказал Чжан.

Петрова, кажется, не очень обрадовалась.

– Я знаю, о чем вы думаете, – вздохнул доктор. – Нам предстоит бой между кораблями. Мы хотим убить врагов, а не лечить им глаукому. Однако этот прибор мощный. Он работает в режиме примерно до трехсот киловатт при длительном использовании или до десяти мегаватт для точечного воздействия. – Чжан оглянулся через плечо на Плута. – Робот думает, что сможет увеличить мощность еще больше, может быть, до гигаватта, если стрелять только в течение фемтосекунды.

– Я уже работала с лазерным оружием, – произнесла Петрова. Она не качала головой, но доктор мог сказать, что она явно не видит потенциала. – Они хорошо сбивают подлетающие ракеты. Чтобы прожечь электронику ракеты, лазеру может понадобиться до десяти секунд. В бою у вас никогда нет десяти секунд. Нужно что-то, что может убить в мгновение ока. Спасибо, Чжан. Я знаю, ты старался, но я надеялась на что-то более мощное.

– О, простите, в медицинских запасах не было ракетниц, – сказал Чжан. – Да я и лазер не ожидал найти. На «Артемиде» на удивление хорошее медицинское оборудование, но даже при этом… такой большой лазер нужен только для одного, даже в больнице. Для патологоанатомического исследования.

– Он имеет в виду препарирование мертвых тел, – добавил Плут. Он проскочил вперед и подхватил лазер двумя массивными когтями. – Почему ОСЗ решили, что экипажу «Артемиды» может понадобиться проводить вскрытия в космосе, никто не знает. Но эта штука точно испортит кому-нибудь день, если из нее выстрелить.

Петрова положила руку на металлический корпус лазера.

– Мне не нужно портить кому-то день. Мне нужно убивать ублюдков. – Она повернулась к Паркеру, сидевшему под особенно корявым деревом. – Скажи мне, что у тебя новости получше.

Чжан знал, что капитан изучал возможности превращения систем корабля в оружие. Обсуждалось множество вариантов, самый очевидный – развернуть двигатели корабля, направив на врага. Выхлопные газы двигателей «Артемиды» представляли собой плазму температурой до десяти тысяч градусов. Этого вполне хватило бы, чтобы прожечь корпус вражеского корабля.

Паркер пожал плечами, и Чжан понял, что это не сработает.

– Наибольшая проблема – расстояние. Мы должны быть совсем рядом, чтобы сработало. Учитывая, насколько мы уязвимы, заманить их в ловушку почти невозможно. «Артемида» никогда не была предназначена для…

Чжан перестал слушать. Вместо этого он наблюдал за Плутом. Робот подбежал к столу, на котором Петрова оставила медицинский лазер. Поднял его и повертел в когтях. Затем схватил кабель и подключил его к розетке в стене, которую Чжан раньше не заметил. Наверное, потому, что она была спрятана за хищным стволом голограммного дерева. Чжан вспомнил, что робот способен видеть сквозь проекции.

– Что ты делаешь? – спросил Чжан.

– Просто дурачусь. Не обращай внимания, – ответил робот. Он пристроил лазер в том месте, где одна из его конечностей сходилась с туловищем, и покачал им туда-сюда, словно пытаясь прицелиться. – Я никогда не был хорош в этом деле, – сказал он почти извиняющимся тоном. – Координация глаз и рук, я имею в виду. Я всегда был каким-то неуклюжим.

Чжан покачал головой.

– Пожалуйста, не направляй эту штуку на меня, хорошо? И, может, тебе стоит просто опустить ее, пока…

Плут коснулся кнопки управления огнем лазера, и тут же произошло сразу несколько событий.

Свет погас. Лес на мгновение исчез из виду. Чжан увидел мостик таким, каким он должен быть на самом деле – командный пункт, большие экраны, кресла для отдыха, – освещенный лучом медицинского лазера, прочертившего в воздухе идеальную голубую линию. Там, где он касался дальней стены, из обшивки вырывалось пламя, и на пол капал расплавленный пластик, похожий на свечной воск.

Лазер не издал ни звука. Металлический цилиндр не подпрыгнул в руках Плута – отдачи не было. Все закончилось так быстро; Чжан едва успел заметить, что вообще что-то произошло. Деревья вернулись, как и были, лишь с малейшим мерцанием. Только когда все закончилось, Чжан почувствовал резкий запах озона – запах молекул воздуха, разорвавшихся на части, когда их пересек лазерный луч.

– Паркер? – Это была Петрова. Она увлеченно разговаривала с Паркером, когда погас свет. – Я могу поклясться, что видела – всего на секунду…

Она моргнула, будто не могла понять, что именно увидела. Затем повернулась и посмотрела на дальнюю стену. За темной листвой и скрученными ветвями было трудно разглядеть, но там определенно был след.

Чжан бросился туда. Нет, это была не метка. Лазер проделал дыру прямо в стене, ее края все еще светились тусклым красным светом.

– Что с другой стороны? – спросил он.

– Ванная, – сказал Паркер. – Плут…

– Люди слишком полагаются на свои глаза. Ты так и сказал. Тебе нужно было увидеть, чтобы понять, почему мы решили, что это хорошее оружие.

Чжан подбежал к люку, ведущему в ванную комнату. Он нырнул внутрь и осмотрел стену над унитазом.

– Паркер! – позвал он. – На этом он не остановился.

Остальные засуетились. В стене над унитазом была дыра, и такая же дыра – в дальней стене, прямо над умывальником.

Петрова просунула в дыру мизинец. Он легко пролез.

– Хм, – протянула она. – Сколько было…

– Десять мегаватт, – подсказал Плут.

– И ты говоришь, что можешь выжать и больше, – задумалась Петрова. – Хм…

28

Плут без труда цеплялся за корпус «Артемиды». Ему не требовался кислород, перепады температуры его не волновали. Впрочем, он по-прежнему ненавидел смотреть в кромешную тьму, в которой горели бесчисленные звезды, чье единственное предназначение – давать ощущение масштаба, напоминать о том, как много всего было ничем, пустотой. Он вспомнил дни, проведенные в шахте на Эриде, когда туннели, которые он построил, были для него целой вселенной. Его поезда были микрокосмом, полным и самодостаточным.

Здесь, в бесконечной ночи, нельзя забыть, как ты мал и сколь многое никогда не сможешь узнать. Тебе напоминали, что ты не будешь существовать вечно, что даже роботы могут умереть, их могут уничтожить, да что угодно может с ними случиться. Что время будет течь и течь – даже когда он перестанет осознавать его течение.

Лейтенант Петрова вышла из шлюза и направилась к нему.

– Посмотри, – сказала она, слегка задыхаясь.

Он увидел, что она показывает на планету. Рай-1. Всего лишь коричневая монетка, плывущая в черноте. Своими сенсорами Плут различил, что на поверхности нет океанов как таковых, только большие круглые кратеры, заполненные водой. На экваторе виднелось несколько неясных спиралей облаков, гоняющихся друг за другом. С такого расстояния даже он не мог разглядеть человеческие постройки.

– Странная ситуация, да?

Она не подала виду, что услышала.

– Я впервые вижу Рай-1. Мы поэтому здесь, и нам нужно туда. – Она легонько рассмеялась. – Проклятье. Почему с этим возникли сложности?

Он проверил уровень жизнеобеспечения ее костюма – убедился, что она не страдает от кислородного голодания. Иногда трудно определить, когда человек слабеет.

– Ты готова? – спросил он.

– Думаю, нет выбора.

– Справедливо. – Плут присел, просунув две пары конечностей через поручни в корпусе корабля. Он вытащил кабель из соседнего люка и подключил медицинский лазер прямо к главному кабелю питания.

– Где… Где он? Другой корабль?

Конечно, она не могла увидеть его своими человеческими глазами. Он же в пятидесяти километрах от них.

– Видишь ту яркую точку света? – Он поднял один коготь и указал. – Не волнуйся. Я наблюдаю. У нас сорок пять секунд до следующей атаки, если они придерживаются своего расписания.

– Ладно, значит, план такой: ты предупреждаешь меня, когда они соберутся в нас стрелять, а я буду крепко держаться, пока Паркер двинет корабль хоть немного, чтобы избежать столкновения. И тогда у нас появятся три минуты, чтобы я успела выстрелить. У тебя есть какие-нибудь предположения, какая цель наилучшая?

– Сейчас трудно сказать. Я смогу оценить, когда настроим нашу оптику.

– Далее, мы знаем, что они не просто сбрасывают груз в нашу сторону. Это не позволило бы развить скорость, необходимую для нанесения ущерба. Значит, они используют электромагнитную катапульту…

– Пять, – начал отсчет Плут. – Четыре. Три.

Петрова панически вскрикнула и схватилась обеими руками за поручень. Надо было предупредить ее заранее.

– Два. Один. Да.

Его глаза были устроены намного лучше, чем ее. Он различил кое-какие детали вражеского корабля, увидел, как из люка в средней части появляется грузовой контейнер, как он увеличивается в размерах, приближаясь к ним, освещенный солнечным светом.

– Капитан Паркер, приготовиться! – сказал он и скомандовал: – Давай!

В космосе, конечно, нет звуков. Плут просто почувствовал, как в момент включения двигателей по корпусу корабля прошла вибрация – осатанелая тряска, когда корабль попытался рассыпаться на части. Тактильные сенсоры робота были достаточно чувствительны, чтобы ощутить, как отсеки корабля колеблются с разной частотой. Например, камбуз почти разорвало от напряжения. А вот то, что они движутся, он совсем не чувствовал.

Мгновение спустя двигатели снова выключились. Вибрация продолжалась еще какое-то время, но в конце концов улеглась.

– Все? – спросила Петрова. – Двигатели отработали?

– Да, – подтвердил Плут. Он подключился к тем немногим датчикам внутри корабля, к которым смог получить доступ, и обнаружил, что система жизнеобеспечения все еще функционирует, но в коридоре 3А пропало освещение. Ничего страшного. В этой части корабля располагалось в основном оборудование и топливные склады – вряд ли кому-то придет в голову туда спускаться.

– Все в порядке? – уточнила Петрова. – Удалось же? Паркер?

– Похоже, каких-либо значительных повреждений мы не получили, – отозвался Паркер. – В этот раз нам повезло. И… Да. Да, черт возьми, похоже, снаряд пролетит поодаль от нас. Ненамного, но… Я почти уверен.

– Почти уверен, – повторила Петрова. – Плут?

– Они промахнулись. Но нельзя рассчитывать, что трюк сработает дважды. Нужно действовать немедленно. У нас мало времени, чтобы подготовить тебя к выстрелу, – сказал Плут.

Кровь прилила к ее лицу.

– Да. Хорошо. – Она потянулась к лазеру. – Давайте за дело.

29

Чжан сидел на корточках под ветвями больного дерева и грыз ногти.

– До следующей атаки осталось две с половиной минуты, – сказал он. – Хватит ли этого времени?

– Плут? – позвал Паркер. Капитан работал за компьютером, заслоненным усиками ползучей лозы. Он коснулся клавиши, и вид на стене изменился. Там, где раньше двигались точки кораблей и снарядов, теперь появилась картинка, передаваемая роботом.

Сначала было не особо понятно. Черный цвет, звезды и белая точка ярче остальных. Однако Плут увеличил масштаб, и вскоре они смогли разглядеть вражеский корабль.

Большой, намного крупнее «Артемиды». Иллюминаторы на капитанском мостике напоминали крошечные щели, а двигательных установок гораздо больше, чем на их корабле. Никаких плавных линий – вместо этого у корабля противника было раздутое брюхо, как у змеи, проглотившей оленя. Или он был похож на яблоко, пронзенное стрелой, – возможно, это более удачная метафора. Во всяком случае, менее пугающая.

Чжан не был экспертом, но он уже видел подобные корабли.

– Это корабль-колония? – спросил он.

– Угу, – буркнул Паркер.

Подобные корабли перевозили тысячи людей, замороженных в криосне, к планетам вроде Рая-1. Медленные и маломощные, они уж точно не были оснащены оружием.

– Нас атакует корабль-колония? – Чжан не верил своим глазам.

– Похоже, что так. – Паркер покачал головой. Чжан был уверен, что капитан так же напряжен, как и он, но ему лучше удается это скрывать.

– Бессмыслица какая-то. Они поставили на карту столько жизней, напав на нас. А бросать в нас груз – это вообще глупо.

Еда и вспомогательное оборудование нужны колонистам в новом мире. Если бросить в «Артемиду» весь ямс, колонисты могут умереть с голоду, когда доберутся до места назначения.

Чжан ничего не понимал. Зачем пытаться убить его? Или Петрову, или Паркера? Что они сделали, чтобы заслужить такое?

– «Персефона»[19], – сказал Паркер.

– Что?

– Вон. – Капитан указал на экран. – Название корабля написано на его носу. Уверен, Актеон мог бы рассказать все о том, где его построили и сколько людей он перевозит. Тебе это название что-нибудь говорит?

– Нет, – ответил Чжан.

Паркер кивнул.

– Время?

Они дали Чжану работу. На этот раз он был точно уверен, что его просто хотят занять, чтобы он не паниковал и не путался под ногами. Но это сработало. Проверяя таймер обратного отсчета, он почти почувствовал себя полезным.

– Две минуты до следующей атаки.

– Петрова? – спросил Паркер.

– Я готова. Нам нужна только цель.

Плут еще больше увеличил изображение корабля-колонии, пока его корпус не заполнил весь экран. То, что раньше выглядело сплошным белым металлом, превратилось в бесчисленное множество люков и отсеков. Все иллюминаторы «Персефоны» были темными. Но тут Плут обнаружил часть корабля, которая была ярко освещена, – большой грузовой шлюз в кормовой части. Внешний люк широко открыт, и из него в космос выходит длинная платформа с направляющими.

– По-моему, это электромагнитная катапульта, – сказала Петрова.

Чжан понял концепцию. Объект скользит по направляющей, его ускоряет магнитное поле. И объект – скажем, грузовой контейнер – в итоге летит быстрее пули. Даже контейнер с ямсом, движущийся с такой скоростью, может нанести «Артемиде» огромный ущерб. Чжан убедился в этом на собственном опыте.

– Я вижу там людей, – произнесла Петрова, ее голос был низким и хриплым. – Ты видишь?

– Подтверждаю, – ответил Паркер.

Сначала Чжан не мог понять, о чем они говорят. Затем прищурился и увидел крошечные фигурки, двигающиеся внутри грузового шлюза. Они возились с контейнером. Загружали очередной снаряд.

– Их целая куча. Не уверена, что смогу сбить всех одним залпом.

– Выводи из строя столько, сколько сможешь, – сказал Паркер.

– Подождите секунду. – Чжан покачал головой.

Паркер повернулся и уставился на него.

– Ты хочешь что-то сказать?

– Это корабль-колония. Они колонисты. Не солдаты.

– Они активно пытаются нас убить, – вздохнула Петрова.

– Она права, – заметил Паркер. – И у нас нет времени. Простите, доктор, если из-за клятвы Гиппократа вам тяжело. Но нам придется убить некоторых из них. Может быть, всех. Это наш единственный шанс.

– Пожалуйста. Выслушайте меня. У нас еще есть минута до следующей атаки, – попросил Чжан. – У меня нет угрызений совести. Они пытались убить меня. Направили в меня грузовой контейнер. Я бы с радостью поджег их всех. Нет, проблема в количестве. Там тысячи людей. Петрова, ты, может, и опытный солдат, но даже ты не сможешь убить их всех. Нам нужно уничтожить их оружие.

Паркер пристально посмотрел на него. Сначала Чжан подумал, что тот собирается спорить, но потом капитан наконец кивнул и потер лоб большим и указательным пальцами, словно пытаясь привести в порядок мысли.

– Может, есть способ, – предположил Паркер. – Плут?

Робот пожал плечами.

– Электромагнитной катапульте требуется много энергии. Они должны подключить ее к главному реактору корабля. Если бы мы смогли найти энергопровод и перерезать его, им бы пришлось строить новую катапульту.

– Другими словами, это все равно не решит нашу проблему, – заметила Петрова. – Но даст нам немного времени. Кстати, о времени. Чжан?

– Что? О. Следующая атака через тридцать секунд.

Маленькие точки, бывшие людьми, сновали в шлюзе «Персефоны». Они почти закончили погрузку контейнера на платформу.

– Петрова, – сказал Паркер, – тебе нужно принять решение. Какова ваша цель?

– Дайте мне подумать, – ответила она.

30

На лицевой щиток шлема наложилось изображение грузового шлюза корабля-колонии. Она могла различить точки, снующие вокруг электромагнитной катапульты, разглядела мельтешение рук и ног. Много людей. Она может убить нескольких. Но командование просто пришлет еще людей – на замену. Должна быть идея получше. Наверняка.

– Ты видишь нужный нам энергопровод? – спросила она у робота. Он был идеальным наблюдателем. – Быстрее. У нас мало времени.

– Пятнадцать секунд, – сообщил Чжан.

– Может быть, что-то есть, – ответил Плут.

– Может быть?

– Вон, – сказал Плут. В тот же момент Чжан объявил:

– Десять секунд.

Торец электронной катапульты засветился вишнево-красным. Она уже заряжалась для следующего выстрела.

– Покажи, – велела она.

– Вот.

Вокруг участка внутри грузового шлюза «Персефоны» появилась пунктирная белая линия. Хорошая, легкая мишень. Лучше, чем человечки, снующие в шлюзе, не обращая внимания на ее существование. Она сделала вдох, не слишком глубокий, и задержала дыхание.

– Пять секунд, – предупредил Чжан.

«Да, спасибо, заткнись на хрен», – подумала она. Промолчала только потому, что пришлось бы выдохнуть.

Она перехватила корпус лазера. Прикоснулась к кнопке включения.

Казалось, ничего не произошло. В космосе нечему рассеивать свет, а значит, она не могла увидеть лазерный луч. Вся энергия лазера направлялась прямо в цель. О том, что она выстрелила, она узнала только по внезапному всплеску жара, который почувствовала сквозь перчатки, будто прикоснулась к горячей плите.

Она вскрикнула и отпустила лазер. Он отлетел, все еще соединенный с «Артемидой» шнуром питания.

– Стойте, я попала или нет?

Внутри грузового шлюза очерченный участок стены окутался снопом беззвучных искр, обломки и дым вырвались наружу. Она не могла видеть людей, не могла сказать, ранен ли кто-нибудь из них или убит. Все, что она могла видеть, – ствол пушки, по-прежнему направленный прямо на «Артемиду».

– Сработало? – спросила она.

Никто не отвечал ей, причем очень долго. Наконец заговорил Чжан:

– Атака должна была произойти десять секунд назад.

– Думаю, – сказал Паркер, – это значит, что ты попала.

И они разом ликующе закричали, да так громко, что радио не выдержало и в наушниках остались только помехи.

31

Когда восторженные крики сошли на нет, все словно вспомнили, как близки они были к смерти. И в какой опасности еще находились.

Они затаили дыхание.

Прошло три минуты. Еще три минуты. Петрова все время просила Плута проверить корабль-колонию – например, узнать, работают ли там над устранением повреждений. Как ни странно, не работали. В грузовом шлюзе не было видно ни одного крошечного человечка, даже после того, как рассеялся дым и обломки. Даже свет померк.

– Это обычное человеческое поведение? – спросил Плут.

Она решила, что вполне может вернуться внутрь «Артемиды».

Осторожно сняв скафандр, она уложила его так, чтобы в случае необходимости можно было быстро облачиться. Лазер с благоговением повесила на стену. В конце концов, это хорошее оружие.

Потом она поняла, что Плут задал ей вопрос.

– Прости. Наверное, я очень устала. Ты что-то спросил?

– Я спросил, ведут ли люди себя так обычно?

– Как ведут?

– Если на тебя напали, и я имею в виду, кто-то очень хочет тебе навредить, даже убить. Если ты ударишь нападавшего в ответ один раз – может быть, кровь из носа польется, типа такого. Обычно этого достаточно, чтобы их остановить?

По позвоночнику Петровой пробежал холодок.

– Нет. Обычно это только злит. Хочется ударить в ответ, причем вдвое сильнее.

– Забавно, что корабль-колония не попытался напасть на нас снова. Ну что ж. – Робот поднял с пола одну из ее перчаток и протянул ей. – Ты уронила.

– Спасибо, – сказала она. Она была измотана. Может быть, скоро появится время вздремнуть.

Но это казалось маловероятным.

Она последовала за Плутом обратно на мостик. Мальчики приготовили для нее небольшую вечеринку – достали бутылку воды и пачку соленых крекеров. Она через силу улыбнулась, опустилась на пол и сделала большой глоток, затем взяла один из крекеров. Увидела, что Паркер наблюдает за ней – как будто переживает. Должно быть, выглядит она дерьмово.

Она подняла крекер, словно поднимая за него тост, и подмигнула ему. Он покраснел и отвернулся.

Крекер был невероятно вкусным. Она и не догадывалась, что настолько проголодалась.

– Есть еще? – спросила она, съев всю пачку. – Сколько у нас всего? Придется начать нормирование?

– У нас их несколько контейнеров, – ответил Чжан. – Единственная пища на борту, но ее много. Ешьте. Мы не умрем от голода в ближайшее время, что радует. Конечно, от недостатка витаминов тоже можно умереть. Но очень, очень медленно. А без белка и какой-нибудь растительной пищи наши энергетические показатели станут очень неустойчивыми.

– Да, хорошо. – Паркер подошел и сел напротив Петровой. – Ладно, хватит мрачных мыслей. Похоже, ты выиграла нам немного времени, чтобы подумать, как это пережить. Я бы хотел обсудить наши дальнейшие действия.

– Валяй.

Паркер вздохнул и улегся на пол, положив голову на палубу и скрестив ноги как в позе лотоса.

– Стоит заняться ремонтом «Артемиды». Мы мало что можем сделать с помощью ручных инструментов, но хотя бы попробуем упрочнить корпус корабля, чтобы свободно двигаться. Мне не нравится, что мы все еще так близко к «Персефоне». Нам нужно приземлиться на Рай-1 как можно скорее.

– Определенно, – сказала она. – Мы легкая мишень.

– Плут работает с радиотелескопом, проверяя, есть ли поблизости другие корабли. У нас нет связи, но, черт возьми, мы могли бы лететь рядом с другим кораблем и махать ему, пока не привлечем внимание. Наличие союзников, особенно с собственным кораблем, значительно облегчит нам жизнь.

– Логично.

Чжан принес еще пачку крекеров. Она сорвала обертку и засунула сразу три штуки в рот.

– Есть еще кое-что, рискованное, но я думаю, стоит попробовать. У Актеона имеется что-то вроде безопасного режима работы.

Она попыталась заговорить, но рот был набит углеводами. Выражение отвращения на лице Паркера заставило ее рассмеяться, отчего она чуть не подавилась. Она сделала большой глоток воды, проглотила ком пережеванных крекеров и жестом попросила его продолжать.

– По сути, мы можем прервать цикл, в который попал Актеон. Он перезагружается сам, снова и снова. Мы можем заставить его загрузиться в безопасном режиме, где функционирование значительно ограничено… Избавлю вас от всех технических подробностей, но эквивалентом для человека было бы введение его в искусственную кому, чтобы провести диагностику.

– Звучит как что-то невероятно безопасное, – отметила Петрова.

– Примерно так же безопасно, как стрелять гигаваттным лазером вручную по неизвестному противнику, стоя на внешнем корпусе сильно поврежденного транспортного корабля, – парировал он.

– Верно, как я и сказала. Это глупо. Думаешь, поможет?

– Возможно, это позволит нам выяснить, почему Актеон не работает. То есть я понятия не имею, сможем ли мы устранить проблему. Скорее всего, хуже не будет. Если только это не вызовет какое-то массовое повреждение файлов, что оставит Актеона мертвым и сделает нас совершенно неспособными контролировать системы «Артемиды».

– Я даже не буду спрашивать, каковы шансы, – решила она. – Потому что и так знаю – и не хочу, чтобы ты озвучил.

– И правильно не хочешь. – Он сел и снова посмотрел ей в глаза. – Что думаешь? Стоит попробовать?

Она нахмурилась.

– Я думаю, ты знаешь и корабль, и Актеона гораздо лучше меня. Если считаешь, что есть хоть какой-то шанс, что безопасный режим Актеона поможет нам снова контролировать «Артемиду», то я только за.

– Хорошо. Начнем. – Он нетерпеливо кивнул. – Я хочу вернуть свой корабль, черт возьми.

32

У них сложилось что-то вроде плана. Оставалось воплотить его в жизнь.

Самым сложным, конечно, был ремонт «Артемиды». Чжан не удивился, когда ему вручили набор инструментов и велели приступать. Робота отправили с ним. Ему было не совсем понятно, почему Плут не мог сам заняться ремонтом, но Чжан решил, что в любом случае лучше что-то делать. Всяко лучше, чем думать.

Вместе с роботом они устранили проблему с главным люком на мостике – проблему, о которой он даже не подозревал. Если бы корабль разорвало во время маневра уклонения, люк не смог бы нормально закрыться в аварийном режиме и весь воздух утянуло бы в космос.

К счастью, этого не произошло.

Оказалось, что причиной поломки был всего лишь оторвавшийся кусок резины. Чжан починил поломку с помощью термопистолета.

– Отлично сделано, – похвалил Плут, наблюдавший за ним все это время.

– Спасибо. Что дальше?

– Похоже, в центральную систему водоснабжения просочилась гидравлическая жидкость, – сказал Плут.

– Ядовитая? – спросил Чжан.

Плут включил аудиофайл с женским смехом.

– О, да, – ответил он, как будто смех нуждался в пояснении.

Они решили и эту проблему, заклеив изолентой трубу, по которой текла гидравлическая жидкость. На этот раз Плут помог: отрезал полоски ленты нужной длины и повесил их на один из своих когтей.

– Ну как, тебе лучше? – поинтересовался Плут, когда они направились к следующему объекту, требующему внимания.

Как раз в это время Чжан залез в большую вентиляционную трубу и искал, почему не крутится вентилятор. Вентилятор был больше него самого, а его пыльные лопасти были гладкими и изогнутыми, как крылья хищной птицы, парящей в воздухе за мгновение до того, как она срывается вниз, чтобы разорвать на части какое-нибудь ничего не подозревающее маленькое млекопитающее. Вентилятор неприятно вибрировал – отчаянно пытался вращаться, но что-то мешало. Задачей Чжана было очистить воздух на мостике от токсинов. Он был глубоко убежден, что дело закончится тем, что ему отрежет пальцы.

– Извини, ты что-то спросил?

Скорпионообразный робот взобрался на стену, навис над ним, его лицо на кончике жала покачивалась прямо возле уха доктора.

– Я спросил, не стало ли тебе лучше. Ты был очень расстроен. Помнишь? Когда ругался на медицинские принадлежности.

– Я тогда боялся умереть, – ответил Чжан. – Я и сейчас боюсь. Ты видишь, где засор?

– На этом лезвии есть повреждения, – указал робот. – Что нужно сделать, чтобы ты не боялся?

Чжан задумался.

– Вселенная должна перестать быть холодным, равнодушным, бездумным и жестоким местом.

– Как мило, но что можно сделать из того, что доступно?

Чжан окинул робота долгим оценивающим взглядом.

– Ты ведь искренне интересуешься, да?

– Почти всегда. Иногда мне нравится язвить, но я нечасто вру. Обычно в этом нет особого смысла.

– Девяносто процентов всего человеческого общения – та или иная форма лжи.

– Я это заметил. Например, ты до сих пор никому не сказал, почему носишь ИМС на руке.

За последний год у Чжана выработался рефлекс. Каждый раз, когда кто-то спрашивал его о золотом браслете, он старался прятать руку.

– Это не ложь, – возразил Чжан. – Это секрет.

– Говорят, разговор о проблемах может помочь, – сообщил Плут. – Базовая человеческая психология. Можешь рассказать мне.

– Тебе? Ладно. Сначала почини вентилятор. Считай, что это плата за то, чтобы узнать мой страшный секрет.

Плут подобрался к задней части вентилятора, выдернул что-то из мотора, и лопасти снова начали вращаться, но очень медленно. Потом все ускорилось, и лопасть действительно задела руку Чжана, но так мягко, будто просто оттолкнула от себя.

– Ну вот, починил. Теперь расскажи.

– Хорошо. Мне дали это, – Чжан указал на браслет, – потому что я убийца.

– Правда?

Чжан кивнул.

– Я убил много… ну, не совсем людей. Но очень многих. Хладнокровно.

Жало медленно отодвинулось. Подальше от Чжана.

– Не людей? Тогда….

– Любопытных роботов, – понизил голос Чжан.

На секунду Плут прижался к стене и замер. Его пластиковая челюсть медленно открылась, а голова рывком повернулась в сторону. Затем он снова проиграл аудиофайл со смеющейся женщиной. Три раза.

– Отлично, – сказал он. – А на самом деле что ты сделал?

Чжан не ответил. Он был слишком занят, рассматривая предмет, зажатый в клешне робота. Обломок, который не давал вентилятору вращаться.

– Дай-ка взглянуть, – попросил он.

Робот передал обломок – бледно-желтый, покрытый коричнево-красным порошком с одной стороны, обожженный с другой. Твердый и шершавый на ощупь. Чжан узнал форму, но мозг раз за разом пытался убедить его, что он смотрит на что-то другое.

На что угодно другое.

Потому что это просто не имело смысла.

– Просто скажи, – повторил Плут. – Ненавижу быть не в курсе.

– Может быть, – Чжан покачал головой, – может быть, позже.

Он повертел предмет в руках. Да. Это было именно то, о чем он подумал. Гладкая часть была лобковой костью. Широкий изогнутый край был гребешком подвздошной кости.

– Что это? – спросил Плут. – Что-то хорошее?

– Не уверен, – сказал Чжан. – Наверное, просто обломки.

Конечно, это была ложь. Он не хотел объяснять роботу, что он нашел. Пока не хотел. Но на самом деле сомнений не было. Он прекрасно узнал предмет в своей руке. Это была часть тазовой кости человека – мужчины.

33

– Хорошо, я готов, – сообщил Паркер. Он был невидим от пояса до пят – эта часть его тела была похоронена внутри голограммного дерева. Петрова предпочла бы видеть его лицо. Тогда бы она узнала его реальное мнение о том, насколько это опасно.

– Я тоже, – ответила она. Вся ее работа заключалась в том, чтобы нажать клавишу на клавиатуре, которую она не видела. Толстый спиралевидный корень дерева заслонял консоль, но Паркер помог ей найти нужную клавишу.

Разработчики Актеона сделали так, чтобы вывести искусственный интеллект в безопасный режим было очень сложно. У Паркера и Петровой ушло больше часа на то, чтобы подготовиться к отправке последней команды. Теперь время настало. Все, что ей нужно сделать, – это нажать клавишу на консоли… и отойти в сторону.

Она понятия не имела, что будет дальше.

– Вперед, – сказал Паркер.

Петрова нажала на клавишу. На мгновение в воздухе раздался странный гул. Затем мостик замерцал. Деревья не то чтобы исчезли – они просто поблекли, немного, на долю секунды. Как будто смотришь на очень маленькой скорости видео, в котором не хватает каждого тысячного кадра.

Когда все закончилось, деревья остались на месте. Именно там, где и были. С двумя отличиями, одно из которых разрешилось почти сразу.

– Паркер? – позвала она. – Сэм? Где…

– Здесь, – отозвался он, выходя из-за дерева и махая ей рукой. – Извини, я, хм, неловко повернулся.

– То есть ты упал на задницу, – рассмеялась Петрова.

– Больно, – пожаловался он и потер указанное место. Она снова засмеялась.

– О черт. – Паркер застыл. – Кажется, сработало.

Из-за корявых, но внушительного вида деревьев вышел совершенно белый олень, его шерсть, казалось, сияла. Ростом он был выше Петровой, а острия его рогов мерцали как звезды. Он повернул к ней голову и фыркнул. Глаза у него тоже были белыми. Осколки молочного стекла.

Паркер подошел к оленю, словно опасаясь, что тот может убежать. Он даже поднял руки перед собой, как бы демонстрируя, что не желает причинить вреда.

– Актеон? – позвал он. – Ты меня слышишь?

Олень повернул голову в его сторону, фыркнул и ударил по палубе передним копытом. Затем заговорил, используя тот же нейтральный голос, который Петрова помнила с момента погружения в криосон. Рот оленя двигался так, словно это он произносил слова, хотя звук доносился из динамиков под потолком.

– Я не Актеон.

По позвоночнику Петровой пробежала дрожь. «О боже, – подумала она, – все пошло не так…»

– Актеон перешел в безопасный режим. Его процессы бездействуют. Его командные функции бездействуют. Я – аватар операционной системы корабля.

– Это… конечно, хорошо, – сказал Паркер. – То есть я не знаю, что это значит, но думаю, это то, что мы хотели.

– Чем я могу вам помочь? – задал вопрос олень.

– Ты можешь активировать связь? – спросила Петрова. – Нам нужно как можно скорее отправить сообщение на Рай-1.

– В настоящее время это действие запрещено.

Паркер нахмурился.

– Думаю, это означает, что мы не сможем активировать связь, пока не вернем Актеона.

– Да, я вроде как догадалась, – заметила Петрова. – Как нам тебя называть? – обратилась она к оленю.

– Я не обладаю самосознанием. Вы можете дать мне любое имя.

– Просто называй его ОС, – предложил Паркер.

Петрова кивнула.

– Хорошо, ОС. Нам нельзя посылать сообщения на планету, я понимаю. Ты можешь послать сигнал бедствия?

– Сигнал уже был послан. Он был отправлен, когда Актеон был переведен в безопасный режим.

– Слава богу, – сказал Паркер. – Может быть, кто-нибудь поймает его и…

– Сигнал был отправлен с помощью сверхъяркого излучения. Сигнал был принят три целых две десятых секунды назад командованием Службы надзора на Луне. Сигнал был зарегистрирован офисом директора Лэнг. На данный момент ответа не получено.

Петрова уставилась на Паркера. Он уставился на нее в ответ.

– Три целых две десятых секунды? Луна находится в сотне световых лет от нас. Чтобы послать сигнал с такой скоростью, нужно устройство квантовой запутанности[20]. – Паркер присвистнул. – Супердорогая штука. Продвинутые технологии. Военные.

– Подожди. Я думала, связь прервалась, – сказала Петрова. – Ни с кем нельзя было связаться. Верно?

– Верно. Только, очевидно, у искусственного интеллекта есть какой-то способ позвонить домой, о котором я не знал. – Паркер в замешательстве потер лоб. – Если сигнал прошел так быстро, значит, у Актеона есть личная система связи, причем лучше, чем на остальном корабле. Не знаю, хорошо это или плохо.

– Наверное, это… хорошо? По крайней мере, мы хоть с кем-то связываемся. Мы отправили сигнал бедствия. Это хорошо. Определенно хорошо.

Она понятия не имела, почему сигнал бедствия ушел на Луну, при том, что Рай-1 был гораздо ближе. Любая помощь из Солнечной системы придет не раньше, чем через несколько недель.

– Может, Лэнг должна подписать разрешение на то, чтобы мы связались с планетой напрямую, – предположил Паркер. – А пока мы можем кое-что выяснить. ОС, ты можешь сказать нам, почему Актеон постоянно перезагружается? Может, это что-то простое, что мы можем исправить.

Олень склонил голову набок, будто ему нужно было подумать над этим вопросом. Звезды на остриях его рогов замерцали чаще.

– Актеон обнаружил поврежденные файлы в корневом каталоге.

– Поврежденные файлы в корневом… о, вау, – сказал Паркер. Он посмотрел на Петрову. – Ты поняла?

– Лес, – кивнула она.

Голограмма вокруг них, темный лес, полный искореженных деревьев, – это метафора. Поврежденные файлы в корневом каталоге. Именно это пытался сказать им Актеон в последнюю миллисекунду перед тем, как начать перезагрузку.

– Непонятно. Неужели Актеон думал, что мы сами догадаемся? Почему бы просто не оставить для нас записку, ну, знаете, «исправляю несколько плохих файлов, скоро вернусь»?

Она обращалась к Паркеру, но ответил олень:

– Первым действием Актеона была самодиагностика на предмет наличия дополнительных поврежденных файлов. Он обнаружил множество повреждений, включая фатальный сбой процессора речи.

– Значит, он был настолько сильно поврежден, что не мог ни говорить, ни писать, – сделал вывод Паркер. – ОС, сколько повреждений обнаружил Актеон?

– Приблизительно девяносто девять процентов файлов Актеона были повреждены. – Олень на мгновение опустил голову. – Округляем до ближайшего целого числа.

– Как это возможно?

– Нет информации, – ответила операционная система.

– Это не похоже на случайный сбой, – заметила Петрова. – Речь не о неверной строке кода. Больше похоже на то, что Актеон был атакован. – В офицерской школе Надзора она прослушала курс по кибервойнам и теперь жалела, что не уделила этому больше внимания. – Я готова поставить хорошие деньги на то, что тот, кто сделал это с Актеоном, также натравил на нас корабль-колонию.

– Между этими двумя атаками имеется большая разница, – усмехнулся Паркер. – Для заражения вирусом такой сложной системы, как Актеон, потребуется очень сложное программное обеспечение. Бросать в нас контейнеры с грузом – дело рук отчаянных людей, у которых вообще нет никакого оружия.

– Это просто бритва Оккама[21]. С какой долей вероятности два совершенно разных врага напали на нас в одно и то же время?

Хмурый взгляд Паркера подсказал, что он воспринимает ее всерьез. Хорошо.

– ОС, что ты можешь сообщить об атаке, о содержимом поврежденных файлов? Это просто мусор или они дали Актеону новые инструкции?

– Новый пользователь вошел в систему. Новый пользователь имеет доступ к корневой папке.

– Прости? – переспросила Петрова.

– Новый пользователь изменил ваш уровень доступа. У вас больше нет доступа к этой информации.

– Подожди. Подожди! Какой новый пользователь?

– У вас нет разрешения на просмотр списка пользователей.

Паркер ткнул пальцем в консоль, которую она не могла видеть.

– Нас заблокировали, – резюмировал он. – Этот новый пользователь заблокировал нам доступ к операционной системе.

Петрова выругалась под нос.

– Эй, – позвала она. – Кто бы ни вошел в систему, вы нас слышите? «Артемида» подверглась нападению. Она получила много повреждений, и у нас серьезные проблемы. Нам нужно, чтобы вы разблокировали операционную систему Актеона, чтобы мы могли заняться ремонтом.

Ответа не последовало.

– Подтвердите прием информации, – сказала она, на этот раз громче, потом крикнула: – Хоть что-нибудь скажите!

Ничего.

Она смотрела на Паркера, он – на нее. Олень между ними опустил нос к полу, будто пасся на голографической листве.

– Нас выкинуло из интерфейса, – произнес Паркер. – Господи Иисусе. Мне казалось, у нас что-то получается.

– Кто этот новый пользователь, вот что меня беспокоит. Кто мог захватить операционную систему? Может, кто-то из Надзора? Из ОСЗ?

Прежде чем Паркер успел ответить, в помещение вошли Чжан и Плут. Доктор выглядел запыхавшимся и растерянным. Робот подпрыгивал на своих суставчатых конечностях.

– Я нашел кое-что очень интересное, – сообщил он.

– Отлично. – Паркер обхватил голову руками. – Просто расскажи. Нам хватит потрясений на один день. Просто… просто расскажи нам.

– Мы не одни, – сказал Плут.

34

Чжан ничего не мог с собой поделать. Он все трогал и трогал кусочек кости в кармане. Ему не нравилась текстура – шершавая поверхность, неприятная маслянистость с обожженной стороны, – но он не мог оставить кость в покое.

Что она могла означать?

Маловероятно, что тот, кто потерял эту кость, мог выжить. Подобный фрагмент можно было найти на месте ужасной аварии. По мнению врача, владельца тазовой кости разнесло на куски страшным взрывом. В космосе, конечно, случались подобные вещи, и иногда, как ни страшно об этом думать, человеческие останки появлялись там, где их вряд ли кто-нибудь когда-нибудь найдет. Но как именно этот кусок кости оказался в одном из вентиляционных каналов «Артемиды»? «Артемида» была совершенно новым кораблем. Путешествие с Ганимеда на Рай-1 было его дебютным рейсом.

Насколько он знал, на борту еще никто не умирал. Никого не взрывало так, что оставались осколки костей.

В этом не было никакого смысла. А значит, объяснение могло быть только одно. Он сходил с ума. У него очередной приступ психоза. Вещица в его кармане была всего лишь сломанной лопастью вентилятора. Он заблуждался, его разум обманул его.

– Доктор? – позвала его Петрова.

Чжан в испуге огляделся. Остальные разговаривали, более того, они были погружены в очень важную дискуссию о находке Плута. Чжан все пропустил.

– Я… Простите, вы не могли бы повторить вопрос?

– Я просто спросила, как много вы знаете о здешней колонии. О ее истории. Потому что пока я не понимаю смысла происходящего.

Она указала на стену. Та самая переборка, которую они использовали в качестве экрана для отображения взаимного расположения «Артемиды», «Персефоны» и грузовых контейнеров. На стене по-прежнему были видны два корабля в виде ярких точек. Но теперь отображалось и многое другое. Десятки, может, сотни других точек, и все они очень, очень медленно двигались широкими кругами вокруг центра. Новые точки светились слабо, но видно их было отчетливо. Некоторые были крупнее других.

Чжан заставил себя не трогать предмет в кармане.

– Это поле астероидов? – спросил он. – Похоже.

Он не придал значения изучающему взгляду, что Петрова бросила на Паркера. Он и раньше видел, как люди обмениваются такими взглядами в его присутствии. Она спрашивала Паркера, что не так с их доктором.

Должно быть, они обсуждали что-то довольно долго, и он пропустил все, что они сказали. Внутри нарастало чувство вины и стыда.

А потом ИМС вонзил клыки ему в запястье, накачивая стабилизаторами настроения. Они подействовали быстро, но все же ему пришлось перебороть волну ненависти к себе, захлестнувшую его.

Чжан схватился за переносицу и сильно зажмурился, пытаясь заставить себя лучше осознавать окружающую действительность. Он подводил остальных, и это нужно было остановить.

– Ладно, простите. Я отвлекся. Я на адреналине, и голова не так ясна, как хотелось бы.

– Это понятно, – сказал Паркер.

– Но нам нужно, чтобы вы сосредоточились, – добавила Петрова.

Чжан кивнул.

– Тогда давайте… давайте сыграем в игру. Давайте притворимся, что я типичный рассеянный ученый. Что я полностью пропустил все совещание. Не могли бы вы пересказать основные тезисы?

Он больше не прикасался к куску кости. Просто разгладил карман, в котором она лежала, как бы пряча ее от посторонних глаз. Отложил до лучших времен.

Плут не вздохнул и не включил ни один из своих звуковых сигналов. Он просто мотнул головой и сказал:

– Капитан Паркер попросил меня использовать наш единственный доступный датчик – радиотелескоп, посмотреть, нет ли поблизости других кораблей. Чтобы мы могли попросить помощи. Я подумал, что это довольно глупая идея. Система Рая – настоящее захолустье. Изредка сюда прибывает колониальный корабль вроде «Персефоны», чтобы высадить новых людей, но в остальном никто не заходит так далеко. Вот почему правительство послало «Артемиду». Чтобы проверить, все ли в порядке с колонией. Просканировав пространство вокруг планеты, я подумал, что, возможно, найду пару спутников на орбите Рая-1, но вот это, – робот указал одной клешней на стену, – я несколько удивлен. Эти точки – космические корабли.

Чжан прищурился и посмотрел на точки.

– Все они?

– Включая «Персефону» и не считая нас, в системе Рая находится сто семнадцать космических кораблей. Все до единого на высокой орбите вокруг Рая-1.

– Как это возможно? – Чжан подошел к стене и положил на нее руку, как будто мог прикоснуться к этим далеким кораблям и понять, что они там делают. – Лейтенант Петрова, вы спрашивали, что я знаю о колонии Рай-1. Ответ: не так много, но я знаю, что она небольшая. Может быть, всего десять тысяч человек? Нет абсолютно никаких причин, чтобы понадобилось столько кораблей для поддержки. О каких… каких кораблях идет речь?

Робот подпрыгивал вверх и вниз.

– Разные типы. Много кораблей-колоний – может, тридцать. Некоторые даже больше «Персефоны». Десятки маленьких транспортников вроде «Артемиды». Грузовые суда и буксиры, куча таких. Пара боевых кораблей, и я имею в виду больших мерзких ублюдков типа дредноутов. Такие корабли посылают, если хотят разбомбить колонию.

– Надзор послал бомбардировщики, чтобы уничтожить колонию? – У Чжана перехватило дыхание. – Не могу в это поверить. Если бы Надзор пытался устроить геноцид, мы бы обязательно узнали.

Петрова прочистила горло.

– Боевые корабли могут сделать что-то подобное, но такая возможность раньше не использовалась. На Рае-1 нет никаких записей о подобной атаке. Нет никаких записей о том, что кто-то даже предполагал подобное. – Петрова пожала плечами. – Записи можно подделать, вещи можно спрятать. Но если взглянуть на планету, не видно каких-либо следов бомбежек. В любом случае нет причин бомбить. Это просто мирная колония.

– Возможно ли, что что-то случилось, пока мы находились в криосне? – спросил Чжан. – Может быть, Рай-1 решил взбунтоваться, и эти военные корабли послали для усмирения?

– Это как раз к тому, о чем я говорю, – сказала Петрова. – Для усмирения колонии нужны солдаты. Посылают транспортник с отрядом. А эти военные корабли предназначены для разрушения городов. Их не посылают, если не хотят убить всех людей на планете. Они будут бесполезны для поддержания порядка. Кроме того, мы спали сколько, девяносто дней? Меньше. Политические беспорядки не происходят в одночасье. Надзор должен был знать, что скоро начнется восстание. Я бы что-нибудь слышала. Мне говорили, что Рай-1 – образцовая колония. Люди здоровы, счастливы, абсолютно довольны. Все, кто прибыл сюда, полюбили это место, полюбили новую жизнь.

– Военные корабли не имеют смысла, но и корабли-колонии тоже, – заметил Паркер. – Как вы сказали, доктор, на Рае-1 живет всего около десяти тысяч человек. Некоторые из кораблей-колоний, которые мы обнаружили с помощью радиотелескопа, могли бы в одиночку перевезти такое количество людей. «Персефона» – один из самых маленьких.

– Значит, правительство активизировало усилия по отправке сюда колонистов. – На самом деле Чжан в это не верил. Он просто выдвинул гипотезу. – Колония оказалась настолько успешной, что ее решили расширить.

– Может быть, – сказал Паркер. – Мы не знаем. Я просто… Мы не знаем.

Петрова вышагивала взад-вперед позади Чжана. Похоже, ситуация ей совсем не нравилось. Теперь она вышла вперед и постучала кулаком по экрану.

– Кто-то лжет. Кто-то лгал нам. Очень много. Я в Надзоре, черт побери. Наша работа – следить за людьми. Знать, что они делают, все время. Я понятия не имела, что тут происходит!

– Есть еще одна странная вещь, – произнес Плут. – Ты еще не слышал про это, Чжан.

Чжан неловко сглотнул. Это было еще не все?

– Несколько кораблей движутся. Два из них изменили курс за последний час или около того, после того как Петрова вывела из строя электромагнитную катапульту на «Персефоне».

– Дай угадаю, они направляются в нашу сторону.

Робот кивнул.

– Да. Они двигаются быстро. Настолько быстро, насколько позволяют двигатели. И прежде чем ты спросишь, один из них – транспортник, такой же, как «Артемида». Другой – один из тех больших военных кораблей.

– Полагаю, никаких признаков того, что они хотят нам помочь, – предположил Чжан, инстинктивно зная, что это не так. – Никаких признаков, что они настроены мирно?

Выражение лиц остальных подтвердило его подозрения.

– Но мы не знаем наверняка и что они идут нас убить, – заметил Паркер.

Нет способа узнать наверняка. Но это вполне вероятно.

35

Петрова слушала, что говорит Паркер, но больше внимания уделяла Чжану. Доктор начал дрожать. Сильно. Его рот слегка приоткрылся, а подбородок опустился вперед.

– Вы неважно выглядите, – сказала она.

– Я… – Чжан запнулся. Когда он заговорил снова, его голос показался Петровой безжизненным. – Мне страшно. Я очень устал. Через многое прошел. Я знаю, это несправедливо… так говорить. Мы вместе прошли через все это, и я не имею права на особое отношение…

– Прекратите, – велела она. – Корабли уже в пути, но для их перемещения в пространстве требуется много времени. До их прибытия у нас есть около суток. Может, больше.

– Но нам нужно подготовиться к их появлению, – проговорил Чжан таким слабым голосом, что она едва его расслышала.

– Да. Да. Но вы можете прилечь на часок. Пойдемте.

– Нет, я в порядке…

– Это приказ, доктор. Пойдемте со мной.

Кают больше не было, их снесли контейнеры «Персефоны». Петрова и Чжан остались на командной палубе. Недалеко от мостика был небольшой отсек, в котором стояла кровать. Он предназначался для капитана, чтобы во время очень долгой вахты он мог немного вздремнуть, пока Актеон заботится о корабле.

Отсек был в два раза меньше любой из кают, которыми они пользовались раньше. Кровать была узкой и жесткой. Но, судя по виду Чжана, проблемой это не стало бы.

– Я… не хочу. – Она попыталась усадить его на матрас, и он оттолкнул ее руки. – Я не хочу спать. Я просто посижу здесь, в тишине, некоторое время. Хорошо?

– Нет, не хорошо, – возразила она.

– Я не… Я не хочу… Я боюсь, – сказал он, и слова вырвались словно из самой глубины души. Он поднял глаза – казалось, это потребовало от него огромных усилий – и уставился на нее из-под тяжелых бровей.

– Лейтенант. Петрова.

– Зовите меня Сашей. Все так делают. И мы все боимся.

Он покачал головой.

– Я боюсь умереть во сне.

Она не знала, что на это ответить. Большинство людей, подумала она, предпочли бы уйти вот так. Не видеть, как их убивают. Но она понимала, что он имел в виду. Из всех ужасов, которые окружали ее с тех пор, как они прибыли в систему Рая, самым страшным была потеря контроля. Осознание того, что она может умереть и ничего не может с этим поделать.

1 Ганимед – седьмой по удаленности спутник Юпитера, самый крупный спутник в Солнечной системе. Состоит из силикатов и льда, ядро жидкое и богато железом. Полный оборот вокруг Юпитера делает за 7 дней и 3 часа. – Здесь и далее примеч. пер.

2 Се́лкет – один из кратеров Ганимеда, назван по имени древнеегипетской богини – дочери Ра.

3 Объединенные Силы Земли.

4 Не́ргал – один из кратеров Ганимеда, назван по имени бога войны в аккадской мифологии.

5 Боудикка – вдова вождя одного из кельтских племен, в 61 г. подняла восстание против Римской империи.

6 Внешними планетами Солнечной системы считаются планеты, расположенные вне орбиты Земли: Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун.

7 Световой год – расстояние, которое свет проходит в вакууме за один год по юлианскому календарю (365,25 суток). Используется в качестве астрономической единицы измерения.

8 Артемида – дочь Зевса, богиня охоты и целомудрия, покровительница живой природы.

9 Титан – самый крупный спутник Сатурна и второй по величине спутник Солнечной системы после Ганимеда. Единственный, для которого доказано наличие на поверхности воды и атмосферы. Обнаружен в 1655 г.

10 Мизофобия – патологический страх заразиться или испачкаться, нежелание соприкасаться с другими людьми или предметами.

11 Актеон – внук Аполлона, охотник. Согласно одному из мифов, подсматривал за Артемидой во время ее купания, за что она превратила его в оленя.

12 Бензодиазепины – вещества, влияющие на работу нервной системы, оказывают успокаивающее действие, снижают тревожность, обладают снотворным эффектом.

13 Пальцехождение – способ передвижения, при котором животное опирается на пальцы, при этом остальная часть стопы приподнята.

14 Эрида – самая удаленная карликовая планета Солнечной системы, вторая по величине после Плутона. Открыта в 2005 г.

15 Экзотическая материя – вещество, которое отличается от атомов и молекул своими физическими характеристиками, нарушая общепринятые законы.

16 Фемтосекунда – миллиардная доля микросекунды.

17 Анксиолитические препараты – психотропные средства, которые помогают снять тревожность, страх и т. п.

18 G – обозначение ускорения свободного падения, на Земле составляет 9,8 м/с².

19 Персефона – богиня плодородия, дочь Зевса, жена Аида, владыки Царства мертвых.

20 Квантовая запутанность – явление, при котором две или более частицы взаимодействует так, что их состояние не может быть описано по отдельности, даже если частицы находятся на значительном расстоянии друг от друга.

21 Бритва Оккама (также закон экономии) сводится к принципу «не стоит плодить сущности», то есть при наличии нескольких вариантов объяснений следует выбрать то, которое проще. Назван по имени философа Уильяма Оккама (XIV в.).

Продолжить чтение