Чертовски неправильное свидание

Размер шрифта: 13

C. R. Jane

THE PUCKING WRONG DATE

* * *

Всем мои любительницам, красных флагов, которые считают, что наручники – это приятный бонус…

Пожалуйста, прочтите это перед погружением в историю

Дорогие читатели, пожалуйста, учтите, что это роман в стиле «темная любовь», и он может – и будет – содержать моменты, которые способны вызвать негативную и неоднозначную реакцию, а также спровоцировать стрессовое состояние. Вся эта история – чистая фантазия автора, и она не должна быть принята в качестве образца поведения в реальной жизни. Любовный интерес в этой книге – властный, одержимый, идеальный красный флаг для всех моих любимых мятежников с красными флагами. В этой истории нет места никаким розовым соплям – все, что Уолкер Дэвис готов сделать для того, чтобы завоевать сердце своей девушки, – чистый красный флаг.

Готовьтесь окунуться в мир «Далласских рыцарей»… Вас предупредили.

Далласские рыцари

Состав команды

Линкольн Дэниелс, капитан, #13, центральный нападающий

Ари Ланкастер, капитан, #24, защитник

Уолкер Дэвис, капитан, #1, вратарь

Кэс Питерс, #42, защитник

Кай Джонс, #18, левый нападающий

Эд Фредерикс, #22, защитник

Кэмден Джеймс, #63, защитник

Сэм Харкнесс, #2, вратарь

Ник Анджело, #12, защитник

Алексей Иванов, #10, центральный нападающий

Мэтти Клифтон, #5, защитник

Кэм Ларссон, #25, левый нападающий

Декс Марсден, #8, центральный нападающий

Александр Портье, #11, правый нападающий

Логан Йорк, #42, вратарь

Колт Джонс, #30, крайний нападающий

Дэниел Стаббс, #60, крайний нападающий

Алекс Тернер, #53, центральный нападающий

Логан Эдвардс, #9, защитник

Кларк Доббинс, #16, крайний нападающий

Кайл Нидерланд, #20, защитник

Тренерский состав

Тим Портер, главный тренер

Колльер Уоттс, ассистент тренера

Вэнс Конноли, ассистент тренера

Чарли Хэммонд, ассистент тренера

“Slut!” (Taylor's version) – Taylor Swift

Skin and bones – David Kushner

Beautiful things – Benson Boone

Falling apart – Michael Schulte

Selfish – Justin Timberlake

Heartbroken (feat. Jessie Murph) – Diplo, Jessie Murph, Polo G

I'm yours sped up – Isabel LaRosa

Stick season – Noah Kahan

What was I made for? – Billie Eilish

Deeper well – Kacey Musgraves

Make you mine – Madison Beer

Devil doesn't bargain – Alec Benjamin

Shameless – Camila Cabello

Can I be him – James Arthur

Love song – Lana Del Rey

The lonely – Christina Perri

Bad reputation – Shawn Mendes

Not afraid anymore – Halsey

Mastermind – Taylor Swift

«Я обещаю, мы победим сегодня вечером».
Марк Мессье[1]

Пролог. Оливия, 9 лет

Мое сердце колотилось, как барабан, а маленькие ручки, вытянутые по бокам, дрожали.

Зал ожидания казался холодным, режущее глаза освещение отбрасывало отблеск на пустые бежевые стены.

Мама завила мне волосы этим утром. Она использовала много лака, и тугие кудри стянули кожу головы – это заставляло меня желать только одного: почесать ее. Мама потратила немного наших денег на красивое платье с оборками, которое выглядело так, как будто до меня его носила настоящая принцесса. Но оно кололось, а мне было ужасно страшно.

Я не хотела быть здесь.

Я пела только в церкви и дома. Мне все это не нравилось.

Мы с мамой стояли, в тревожной тишине ожидая своей очереди. Напряжение в комнате было таким сильным, что давило на легкие и начинало душить. Мама наконец обратила внимание на меня: карие глаза, полные холодной решимости, которая заставляла меня по-настоящему нервничать, сверлили мою фигуру. Она крепко схватила меня за плечи, почти болезненно.

– Оливия, – начала она, ее голос был пронзительным, но тихим, – мне нужно, чтобы ты поняла, насколько важно это прослушивание. Все наше будущее зависит от этого. Ты не можешь допустить никаких ошибок.

Я нерешительно кивнула, пытаясь скрыть страх, который бурлил внутри меня. Я даже не знала, что она имела в виду. Она говорила о том, что я должна правильно произнести все слова? Я могла это сделать.

По крайней мере, думала, что могла.

– Я понимаю, мама, – прошептала я. Мне стало не по себе от того, как ее губы, уловив нервозность в моем голосе, отвращено скривились.

Она была красива, как кинозвезда, с уложенными волосами и в своем лучшем платье. Но взгляд всегда был злым, а рот – сжат в тонкую линию, как будто она вечно сдерживала себя от высказываний. Я хотела бы, чтобы она когда-нибудь улыбнулась мне. Ее пальцы впились в мои руки, и она наклонилась ближе, голос стал еще холоднее.

– У тебя талант, Оливия, и я сделала все, чтобы ты могла сейчас стоять здесь. Если ты все испортишь, если опозоришь нас перед этими людьми, сидящими там, то разрушишь все, над чем я работала. Может ли твой крошечный мозг понять это?

Слезы навернулись на глаза, когда смысл ее слов дошел до меня. Чего я делать точно не хотела, так это разочаровывать маму. Но, казалось, я всегда только и делала, что разочаровывала ее.

– Я сделаю все, что смогу. Обещаю.

Она не улыбнулась и даже не сделала вид, что рада. Вместо этого она отпустила меня и сказала:

– Тебе стоит постараться. Потому что если ты этого не сделаешь, если упустишь эту возможность, я не прощу тебя, Оливия. Я не забуду этого.

С этим леденящим душу предупреждением она выпрямилась.

Ее холодные слова все еще кружились в воздухе, когда раздался стук в дверь. Через секунду она открылась, и я увидела молодую женщину с короткими темными волосами. Она выглядела очень угрюмой, словно работа в этом месте не доставляла ей никакого удовольствия.

– Меня зовут Кайли. Пожалуйста, следуйте за мной, – сказала она, поворачиваясь и направляясь вперед по коридору. Девушка даже не удосужилась оглянуться и посмотреть, идем ли мы за ней.

Мама подтолкнула меня, и я последовала за Кайли по тускло освещенному коридору, украшенному фотографиями известных музыкантов, которые когда-то были звездами этого лейбла. Их глаза внимательно смотрели на нас, из-за этого по коже от нервов побежали мурашки. Пальцы в тревоге теребили оборки платья, которое все еще ужасно кололось. Я чувствовала напряжение, исходящее от мамы, – оно делало тишину между нами невыносимо тяжелой.

Мы наконец остановились перед металлической дверью, и ассистентка повернулась ко мне со слабой сочувственной улыбкой. Она наклонилась и тихим голосом прошептала:

– Удачи.

Секунду спустя меня втолкнули в дверь. Мама стояла прямо за мной. Стены огромной комнаты тянулись так высоко, что, казалось, могли коснуться неба. Большие окна, пропускающие солнечный свет, делали все вокруг ярче. Но даже при всем этом свете в комнате было темно и страшно. Вокруг длинного стола сидели мужчины в костюмах – с серьезными лицами и тихими голосами. Они казались очень деловыми людьми, которые могли заставить любого сделать что угодно одним лишь своим словом. Мне было неловко и неуютно стоять перед ними. Когда дверь закрылась, слова мамы эхом прозвучали в моей голове, и осознание важности всего этого заставило меня нервничать еще больше.

– Давай же, Оливия, – прошипела мама отчаянным и напряженным голосом. Она стояла позади меня, ее руки лежали на моих плечах тяжелым грузом и подталкивали меня сделать шаг вперед. – Пой.

Когда я снова взглянула на строгих мужчин в деловых костюмах, почувствовала себя мышкой, оказавшейся в комнате, полной голодных котов. То, как они смотрели на меня… Их внимательные взгляды впились в мою фигурку, будто пытаясь заглянуть мне в душу. Мама говорила, что это важные люди из звукозаписывающей компании. Неужели все богатые люди такие… устрашающие? Они даже были намного страшнее директора моей школы, мистера Генри.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь найти в себе смелость начать. В комнате было так тихо, что я могла слышать гул флуоресцентных ламп над головой. Я зажмурилась и начала петь, мой голос дрожал, как лист на ветру.

Но что-то пошло не так. Слова застряли у меня в горле, и голос дрогнул. Я не могла дышать – казалось, начала задыхаться. Сердце заколотилось в груди, и мне не осталось ничего, кроме как открыть глаза и увидеть, что мужчины все еще наблюдают за мной с непроницаемыми лицами.

Слезы навернулись на глаза, и мне захотелось выбежать из комнаты и спрятаться. Но я не могла. Мама сказала, что это наш шанс, и мне нельзя было ее подвести. Я только и делала, что подводила ее.

Я попыталась снова запеть, но вышел лишь тихий, дрожащий шепот.

Мужчины переглянулись, некоторые из них покачали головами. Один из них прочистил горло, и все встали.

– Я думаю, мы увидели все, что нам нужно. Она милый ребенок, – сказал один мужчина, выходя из комнаты. Он был единственным, кто хоть что-то сказал.

Мамины ногти тут же впились в плечи, пронзили все тело болью. Я чувствовала ее гнев и была в ужасе от одной мысли о том, что произойдет, когда мы уйдем отсюда.

– Она просто нервничает! – практически прокричала она мужчинам в костюмах, когда они выходили один за другим. – Она может петь, я клянусь.

Но мужчины просто продолжали идти, их дорогие туфли стучали по кафельному полу. Мама отпустила мои плечи и сделала несколько шагов вслед за ними, ее голос был умоляющим и отчаянным. Я осталась стоять на месте, мне было неловко и стыдно. Я чувствовала себя раздавленным жуком.

Дверь за мужчинами захлопнулась. И затем наступила тишина.

Темная, ужасная тишина. Казалось, это конец.

Мама стояла неподвижно, ее губы сжались в тонкую линию, а лицо покраснело. Все ее тело дрожало, а глаза намокли от слез.

Она не смотрела на меня. Но, может, от этого было только хуже. Я была худшей дочерью в мире.

Мама молчала несколько долгих, мучительных минут.

– Ты все испортила, глупая маленькая тварь, – наконец прошипела она, ее голос дрожал от ярости, которую она пыталась обуздать.

Я с трудом сдерживала рыдания, вырывающиеся из моей груди: она ненавидела мои слезы. В такие моменты она обычно кричала на меня. Но, конечно, она не могла сделать этого здесь.

– Все наше будущее зависело от этого момента, а ты даже не смогла спеть простейшую песню.

Она потерла пальцами переносицу и уставилась в стену, погруженная в мысли. Глубоко вздохнув, она пригладила свои все еще идеальные волосы.

А затем мама взглянула на меня, как на червяка, который выполз из-под земли.

– Я все исправлю. И если ты снова меня разочаруешь… если ты все испортишь… я убью тебя.

Я вздрогнула под ее тяжелым взглядом. Вся ненависть матери впиталась в мою кожу и заставила живот заболеть еще сильнее, чем раньше.

Она говорила мне такие вещи постоянно. Но сейчас… казалось, что она действительно могла бы сделать это.

Мама провела меня по коридору, мимо измученных сотрудников, чьи лихорадочные движения напомнили мне роящихся вокруг улья пчел, которых я видела на старой ферме у дедушки в детстве.

Она не заговаривала со мной, ни когда вела меня к машине, ни когда распахнула дверь, ни когда впихнула меня внутрь, как какой-то ненужный багаж.

Молча она захлопнула дверь машины, щелкнула замком и ушла, покачиваясь на своих высоких каблуках.

* * *

Я сидела одна в машине, холод просачивался под кожу прямо в кости, минуты превращались в часы. Мое теплое дыхание образовывало морозные облака в воздухе, и я, не переставая дрожать всем телом, обхватила себя руками. В машине становилось холоднее, и мне казалось, что здесь я и замерзну. Но я не смела пошевелиться, не смела даже думать о том, чтобы выйти из машины. Ее гнев пугал, его нельзя было избежать или предсказать масштабы… Я не могла позволить себе сделать ничего.

С наступлением ночи тьма снаружи сгущалась, уличные фонари отбрасывали длинные жуткие тени, которые танцевали на окнах. Я всегда боялась темноты. Каждый человек, проходящий мимо машины, в моих глазах оказывался потенциальным убийцей или монстром. Я зажала рот рукой, сдерживая свои всхлипы… Хотя здесь никто не мог их услышать.

Я понятия не имела, сколько времени прошло. Я знала только, что мне нужно в туалет… очень-очень сильно. Руки онемели, зубы стучали, я, сидя на заднем сиденье, вся съежилась.

Кажется, прошла вечность, прежде чем дверца открылась. Я в удивлении подняла глаза и увидела маму, одетую в обтягивающее черное платье, со зловещей красной помадой на губах. Выражение ее лица было непроницаемым, и я не могла не почувствовать укол страха в глубине души, когда она смерила меня взглядом.

– Выходи, – прошипела она, и я с трудом выскользнула из машины на холодный ночной воздух.

Я не стала спрашивать, куда мы направляемся. Я давно поняла, что ей не нравятся такие вещи… Она ненавидела, когда я задаю ей вопросы.

Мама повела меня по тускло освещенной улице, я дрожала, все еще чувствуя холод, пробирающий до самых костей. Через пару минут мы подошли к шикарному ресторану с вывеской, на которой были выведены курсивом красивые буквы. Мама провела меня внутрь, и тяжелая дверь закрылась за нами с мягким стуком.

Оказавшись внутри, мама провела меня в туалет, а затем усадила на мягкую кожаную скамейку у входа, прежде чем снова исчезнуть, бросив через плечо строгий, предупреждающий взгляд, который так и кричал: не двигайся. Проходящие мимо люди бросали на меня косые взгляды, а я неловко ерзала на скамейке.

Я ненавидела, когда люди на меня смотрели.

Оглядевшись, я поняла, что в этом ресторане нет детей, кроме меня. Освещение было тусклым, отбрасывало длинные тени, которые танцевали на стенах, странная, незнакомая музыка тихо играла на заднем плане. Все взрослые были одеты в красивую одежду, держали в руках напитки и негромко вели беседы.

Я уставилась на свои потертые туфли. Мама пыталась придать им лучший вид с помощью перманентного маркера, но с ними мало что можно было сделать.

Мелькнула белокурая голова, и я увидела, как она – мама – смеется и улыбается мужчине, который, я могла поклясться, был на встрече этим утром. Что она делала?

Я никогда не видела ее такой… такой счастливой. Она никогда не была такой рядом со мной.

Минуты, казалось, длились вечно, и все это время я следила за матерью. Она осторожно взяла мужчину за руку и увела его от бара вглубь тускло освещенного ресторана. Мой живот урчал – я была очень голодна, и мне хотелось поскорее уйти отсюда… Что-то в этом месте заставляло мои нервы натягиваться струной.

Я продолжала ждать в мрачном углу, чувствуя себя забытым предметом мебели, и беспокойно оглядывалась по сторонам, надеясь, что мама скоро вернется.

Наконец, спустя вечность, они вышли оттуда, куда мама затащила мужчину ранее. Ее волосы растрепались, помада размазалась – красные мазки проступали на идеально напудренной коже.

Но меня напугала улыбка на ее лице. В ней было что-то тревожное, что-то, что заставляло меня нервничать. Хотя я не совсем понимала почему.

Мужчина наклонился, чтобы поцеловать ее, схватил за задницу, и мой живот скрутило. Я сидела в замешательстве и наблюдала за ними. Через минуту она медленно отстранилась и подмигнула ему, прежде чем зашагать к тому месту, где сидела я.

Ее улыбка исчезла, как только она подошла ко мне. Мама схватила меня за руку сильно и больно и, вытащив из ресторана, повела обратно к машине.

Мы тронулись, и тут мама наконец повернулась ко мне, ее голос был тихим и угрожающим.

– Завтра у тебя будет еще один шанс. – Ее слова разрезали воздух, как бритва.

Я кивнула, не зная, что сказать. Как у нее получилось договориться? Я не могла спросить, иначе она бы просто разозлилась.

– Посмотри на меня, – прорычала она, а затем неожиданно ударила меня по лицу. Это была острая, жгучая боль, от которой у меня навернулись слезы. Мама кричала на меня и раньше, впиваясь ногтями в мою кожу, трясла меня, чтобы донести свою мысль… но она никогда меня не била.

Что-то внутри рухнуло из-за этого, оставив странное, покалывающее чувство, которое распространилось по всей моей груди. Мама сверлила меня взглядом.

– Это только начало, Оливия. Если ты снова облажаешься, это будет не просто пощечина. Ты меня слышишь? Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты не умерла. – Ее голос был холодным и угрожающим.

Я кивнула, слезы, которые мне удавалось изо всех сил сдерживать весь день, теперь текли по щекам.

Она усмехнулась, и остаток пути мы ехали в тишине.

* * *

На следующее утро мы снова были на том же месте, и я не могла избавиться от оцепенения, которое охватило меня в тот момент, когда она дала мне пощечину. Но, может быть, лучше оно, чем то страшное чувство, которое я испытала вчера.

Может быть.

Как и прежде, раздался еще один стук в дверь, и там была та же ассистентка, ее глаза расширились, когда она увидела нас.

– Я никогда не видела, чтобы кто-то получал второй шанс, – прокомментировала она, жестом приглашая нас в коридор и явно пытаясь получить ответы от моей матери. – Повезло вашей девочке.

Мама просто напевала, слегка ухмыляясь, когда мы шли.

Нас провели в ту же комнату, где случился мой вчерашний провал, но на этот раз… что-то во мне изменилось. Нервозность, которая охватывала все мое существо, исчезла, сменившись странным чувством отстраненности, как будто я на самом деле не стояла там, а они на самом деле не наблюдают за каждым моим движением. Мужчины в костюмах смотрели на меня с пустыми лицами, никаких надежд в их глазах не было – как будто они были готовы к тому, что я снова провалюсь. Мужчина, который был вчера в ресторане, сидел справа, и краем глаза я увидела, как он подмигнул моей матери.

Я долго смотрела на них – до того момента, пока моя мать не начала шевелиться позади меня из-за охватившей ее паники.

А затем я открыла рот… и запела.

Ноты срывались с моих губ легко, заполняя всю комнату. Я могла это сделать. Как всегда говорила мне мама, я не была умна и ни на что другое не годилась.

Но я могла петь.

Песня лилась – я закрыла глаза и позволила музыке унести меня. I Dreamed a Dream. Это была любимая песня бабушки. Именно она помогла мне выучить ее, и мы часто пели вместе у нее дома. Каждый раз, когда я пела эту песню, бабушка плакала.

Наконец открыв глаза, я увидела мелькнувшее удовлетворение на лицах мужчин, которые все это время пристально за мной наблюдали. Мужчина из вчерашнего вечера кивнул маме, и все ее тело, казалось, облегченно обмякло.

Значило ли это, что я сделала все хорошо… что она больше не будет на меня злиться?

Остальные мужчины поднялись и, как и вчера, собрались покинуть комнату.

Но мужчина из вчерашнего вечера остановился перед нами. Он был по-настоящему красив, с элегантно уложенными черными волосами и в строгом и опрятном костюме, как те, что носят люди в кино.

Но было в нем что-то такое, из-за чего у меня возникало чувство, словно по коже ползают насекомые.

Все в нем казалось слишком безупречным, слишком идеальным, и его темно-карие глаза… они были худшей частью. Они были холодными, как у мамы, и мне была ненавистна сама мысль о том, что прямо сейчас они оценивают и судят меня.

С легкой улыбкой, которая никак не растопила холод его глаз, он наклонился.

– Ты станешь большой звездой, милая.

Его слова были как шелк – гладкими и маслянистыми на ощупь. Мне не нравилось, как они скользнули по моей коже. Я вздрогнула, и ногти мамы впились мне в плечо, молча упрекая меня.

Мужчина протянул руку.

– Я Марко. И мы с тобой… мы будем лучшими друзьями.

Я пожала ему руку, не уверенная в том, что должна сказать.

– Я Оливия, – наконец сказала я… Как глупо. Наверняка все знали, кто я, еще до того, как я запела… верно?

Он усмехнулся, но в этом звуке не было никакой радости. Казалось, он смеялся надо мной.

Я ненавидела, когда взрослые так делали.

Отпустив мою руку, он погладил меня по голове. Его прикосновение было железным, слишком собственническим, и я неловко поерзала под его хваткой.

Мама, как обычно, не заметила моего дискомфорта. Или, может быть, ей просто было все равно.

Скорее всего так и было.

– И что дальше? – промурлыкала она, сцепив руки под подбородком и сияя, глядя на Марко, как на самого замечательного человека, которого она когда-либо встречала.

Марко начал рассказывать ей кучу вещей, смысл которых я не совсем понимала – запись рождественского альбома, прослушивания на телешоу, фотосессии и многое другое. Когда он что-то сказал о туре, я нервно моргнула пару раз. Я не могла этого сделать. У меня была школа, мои друзья, а весной концерт хора.

– А как же школа? – икнув, пробормотала я, когда Марко стал перечислять кучу городов. Кроме этой поездки, я никогда не была за пределами округа. Города, которые называл Марко, выходили за рамки нашего штата и охватывали всю страну.

Марко уставился на меня сверху вниз, его взгляд был пустым. Лицо мамы выражало смесь ярости и раздражения – ни то, ни другое не значило ничего хорошего.

Он на мгновение сильнее сжал мои волосы, а затем снисходительно погладил меня по голове.

– Все это теперь не имеет значения, Оливия, – пренебрежительно ответил мужчина, его голос сочился превосходством. – У нас на горизонте гораздо более интересные вещи, чем какое-то формальное образование.

Он снова усмехнулся, и непонятное мерзкое чувство пронзило мое тело.

– И кроме того… разве твои одноклассники не будут завидовать, когда ты станешь большой звездой?

Мои глаза расширились. Мне было все равно на все это. Лотти и Меган было все равно на это. Я больше не увижу своих лучших подруг?

Мама и Марко продолжили говорить о планах, оцепенение, которое охватило меня, превратилось в панику.

Что происходит?

Когда моя мама объяснит мне, что происходит? До вчерашнего дня слова мамы были туманны, – она говорила об этом «моменте, который изменит всю жизнь», не рассказывая мне, что именно так изменится в нашей жизни.

– Нам нужно будет сделать ей мелирование и стрижку получше, – протянул Марко, заставляя меня обратить внимание не на внутреннюю панику, а на тот факт, что он снова смотрел на меня. – И эта одежда… – Его голос затих, но я почувствовала насмешку в его тоне.

Я взглянула на свое платье, задаваясь вопросом, что с ним не так, и, посмотрев на маму, увидела, что ее щеки раскраснелись. Она смутилась.

– И ей нужно будет набрать несколько килограммов, – продолжил Марко. – Мы не можем позволить ей выглядеть как уличный мальчишка.

Я поправляла платье, пока они продолжали говорить обо всем, что хотели изменить во мне, как будто меня вообще здесь нет.

Взгляд Марко все еще был сосредоточен на мне. Его глаза были так же холодны, словно внутри него была пустота. Дедушка говорил мне, что по глазам можно многое сказать о человеке.

Я не понимала этого до сегодняшнего дня.

Наконец Марко, казалось, закончил, взглянул на часы и выругался, увидев время.

– Мне нужно бежать на встречу. Марша отправит все документы, – бросил он, уже направляясь к двери.

– Прекрасно! – крикнула ему вслед мама. Она все еще говорила тем странным, чрезмерно возбужденным голосом, которого я никогда раньше от нее не слышала.

Марко остановился в дверях, глядя на меня.

– Оливия, принцесса, мы сделаем тебя звездой. У тебя будет все, о чем ты когда-либо могла мечтать, – сказал он с самодовольной улыбкой, прежде чем исчезнуть из комнаты.

– И ты станешь звездой, малышка, – процедила мама сквозь стиснутые зубы, без малейшего признака дружелюбия и счастья, которые были у нее всего секунду назад. – У тебя нет выбора.

Глава 1. Оливия, 19 лет

Я уставилась на фотографию на столике в гримерке, снимок с того дня, как я подписала свой первый контракт.

С того дня, как я продала свою жизнь.

Или, следует сказать, с того дня, когда мама подписала контракт. Потому что в девять лет я была недостаточно взрослой, чтобы сделать это самостоятельно.

На фотографии моя мать – Джолетт, как она хотела, чтобы я ее называла сейчас, – и я улыбались совершенно искренне. Она улыбалась, потому что собиралась заработать на мне миллионы. Я же… потому что она, казалось, впервые в жизни была довольна мной.

Я бы отдала все, чтобы вернуться назад во времени, прямо в тот момент, когда был подписан этот контракт. Я бы разорвала его и выбежала из комнаты. Я бы исчезла.

Мне было бы все равно, умру ли я. Потому что это означало бы… что я свободна.

Я с отвращением бросила фотографию, наслаждаясь звуком бьющегося стекла. Она не имела никакого значения для меня.

В райдере для гримерки, который я никогда в глаза не видела, вероятно, отдельным пунктом была прописана эта тупая, чертовая фотка, которая ждала меня в каждом городе и на каждом концерте.

Я потерла грудь. В девятнадцать лет не должно быть боли в груди, но вот мы здесь.

Сегодня вечером у нас запланировано выступление в Нью-Йорке, я должна была выступить перед переполненным людьми залом в Мэдисон-сквер-гарден.

Но если эта боль в груди не прекратится, я больше нигде не буду играть.

Я опустилась на мягкий диванчик, изнеможение проникало в каждую клеточку моего тела. Как долго длится этот тур?

Мне казалось, что целую вечность. Я словно белка, которая не может остановиться крутить колесо и загоняет себя до смерти.

Я потерла руками ноги, пытаясь обрести самообладание. До меня доносился слабый звук ревущей толпы, и я уже боялась ослепляющего света прожекторов.

Сегодняшний зал – довольно небольшой по сравнению с теми, где они обычно заставляли меня выступать, но на арене сейчас все равно было двадцать тысяч человек.

Джолетт и Марко были в ярости от вместимости площадки.

Когда я последний раз ела? Когда последний раз я делала что-то, отдаленно похожее на заботу о себе?

Я так устала.

Дверь в гримерку распахнулась, и вошла моя мать. Она была в своем привычном образе – самая дорогая дизайнерская одежда, которую только можно было купить за деньги. И она все так же вела себя холодно и требовательно.

– Поднимайся. Тебе выходить через пять минут, – прошипела мама, глядя на меня сверху вниз. Она сморщила нос, словно я была пятном грязи, попавшим на ее безупречно белое пальто Chanel. – А пока ты собираешься, подумай об этом ужасе.

Она ткнула в свой телефон, где была открыта статья с какого-то новостного сайта, предполагающая, что я была под кайфом на недавнем шоу.

Они не ошибались.

– Порой ты ведешь себя как слабачка… – ехидно сказала она, бросая мне баночку с таблетками, которые запихивала мне в глотку годами. Теперь я охотно принимала их перед шоу и выступлениями, поскольку не могла выдержать концерты без них. – Тебе нужно лучше контролировать себя. Последнее, что тебе сейчас нужно, – еще больше черного пиара.

Волна стыда захлестнула меня с головой, как это всегда случалось, когда она указывала на все мои недостатки. Что бы я ни делала… я была полным разочарованием.

Раздался стук в дверь, и Марко, не дожидаясь, пока кто-нибудь скажет ему войти, открыл ее. Я напряглась, как только он появился на пороге. Он не должен был быть на этом шоу сегодня вечером. Как и я не должна была в детстве связываться с ним. Капля пота стекла по моей спине, а руки начали дрожать.

Взгляд Марко метнулся к баночке в моей руке, и его елейная ухмылка стала шире.

– Готовишься к шоу, принцесса?

От слова «принцесса» меня уже тошнило. Это то, что он прошептал мне, когда… ком рыданий сдавил горло, а картинка перед глазами резко начала темнеть.

«Прекрати», яростно сказала я себе. Я не должна была думать об этом прямо сейчас. Мне нужно выйти на сцену. Я открутила крышку и проглотила несколько таблеток, надеясь, что это принесет мне спокойствие, которое мне так ужасно было нужно.

Проблема была в том, что с каждым разом мне требовалось все больше и больше таблеток, чтобы получить то благоговейное оцепенение, в котором я нуждалась.

Мать наблюдала за мной с легкой самодовольной улыбкой на лице, от которой мне хотелось кричать, крушить все вокруг… уничтожить себя.

Желание становилось все сильнее.

– Одна-две рюмки сделают все только лучше, – небрежно сказал Марко, подошел и взял бутылку водки. Он имел в виду, что она подействует вместе с таблетками и вызовет у меня оцепенение, необходимое для шоу… но об этом я как раз и думала сейчас. Доделать дело…

Он протянул мне рюмку, скользнув своими пальцами по моим, и я изо всех сил постаралась сдержать отвращение и страх, которые были вызваны его прикосновением.

Я опрокинула стопку водки в горло, даже не заметив, как все внутри начало жечь огнем. Или, может быть, я не хотела замечать по определенной причине. Может быть, мне нравилась боль.

Такие дела.

Я чувствовала, как все внутри становится деревянным: уничтожаются нервы, тошнота, боль.

Удовольствие всегда начиналось с легкого тепла, распространяющегося по телу, словно утешительное объятие, которое прогоняло холод, что охватывал меня всего несколько мгновений назад. Дрожь в руках утихла, и наконец внутри воцарилось спокойствие.

Но на этом все не остановилось. Спокойствие переросло в умиротворяющую эйфорию – она нежной волной окутала меня полностью. Чувства, казалось, обострились, и мир вокруг стал более ярким, как будто я стала видеть его под другим углом. Цвета в гримерной словно выкрутили на максимум, а мягкий гул флуоресцентных ламп превратился в мелодичную симфонию.

Мой пульс стабилизировался, а узел напряжения в животе ослаб. Как будто с моих плеч сняли груз, и я почувствовала себя легче, свободнее. Тревога, которая преследовала меня, была далеким воспоминанием, его заменило чувство всемогущества, – я будто взлетела высоко над землей. Все проблемы потонули в эйфории, которая полностью поглотила меня.

– Вот и все, принцесса, – промурлыкал Марко, в то время как мама поправляла мне наряд. Я уставилась на себя в зеркало, любуясь тем, как мое облегающее платье без рукавов цвета расплавленного серебра мерцало в свете гримерки. На груди сияла бисерная вышивка, которая ловила каждый луч света и ослепляла меня – казалось, она могла посоревноваться в яркости со звездами.

Или, может быть, меня так сильно накрыло.

Как только мама удостоверилась, что я выгляжу хорошо, она вывела меня из гримерки. Мы сели в гольф-кар, и меня повезли к выходу, ведущему на сцену.

– Только посмей меня опозорить, – буркнула Джолетт, когда я вылезала из автомобиля.

Обычно я вздрагивала от ее слов. Но сейчас не было ничего, что могло бы задеть мои чувства, ничего, что могло бы заставить меня чувствовать что-либо, кроме этого.

Я ухмыльнулась ей, и мама усмехнулась.

– Мы дали ей слишком много? – пробормотала она, обращаясь к Марко. Он тут же впился в меня жадным взглядом.

– Она в порядке, – ответил он, протягивая мне гитару. Я напевала себе что-то под нос, а пальцы едва касались струн.

Время пришло.

Я прошла по темному туннелю и вышла на ярко освещенную арену, – тут же раздался оглушительный рев толпы. Я двигалась по сцене, аплодисменты и крики волнами пытались накрыть меня, но разбивались о скалы моего кайфа, который служил моей защитой от тревожности и панических атак. Они бы захлестнули меня с головой, стоило бы мне услышать истинную мощь фанатской поддержки.

Я вышла на середину сцены, где прожектор осветил меня своим ярким сиянием. Я наклонилась к микрофону с уверенной отрепетированной улыбкой, которую мне удалось натренировать за бесконечно долгое время, проведенное на сцене.

– Я Оливия, – объявила я, и мой голос перекрыл восторженные возгласы толпы. – И добро пожаловать на мое шоу.

После этого вступления я запела первую песню. Слова легко лились из моих губ, голос плыл над ареной, заполняя собой каждый уголок. Толпа, зачарованная магией момента, подпевала, – голоса фанатов смешивались с моим в единой мелодии, которую я обожала и ненавидела одновременно.

Минуты превращались в часы, а я не прекращала им петь. А они – петь мне.

И на мгновение я почувствовала себя счастливой.

* * *

После шоу я вернулась в гримерку и уставилась на себя, совершенно не узнавая девушку в зеркале. Мои когда-то темно-рыжие волосы были обесцвечены до безвкусного, неестественного оттенка блонда, кончики были ломкими и иссушенными от постоянной укладки и окраски. Они были совершенно не похожи на мои здоровые и яркие детские локоны. Глаза, карие с золотой радужкой, как у бабушки, сейчас были тусклыми. Обведенные мягким косметическим карандашом, они с грустью смотрели на мир. Щеки, на которых всегда играл здоровый румянец, теперь казались впалыми. Как у скелета.

На лице были слои тонального крема, консилера, пудры. На меня надели маску, скрывающую все изъяны и недостатки.

Я выглядела больной.

Неудивительно, что сплетники постоянно говорили обо мне.

Я была больна.

Я потянула себя за прядь, не переставая следить за незнакомкой в зеркале.

Кайф почти прошел, и по мере его угасания внутри меня нарастало чувство беспокойства. Эйфория и уверенность уступили место тревожной пустоте, – пустоте, которая, казалось, поглощала меня все сильнее с каждым мгновением. Мир вокруг потерял свой блеск, и все, что осталось, – это суровая реальность моего никчемного существования.

Легкое беспокойство грызло меня, заставляя чувствовать ужасный дискомфорт. Конечности казались тяжелыми и неподъемными. Это чувство тяжести резко контрастировало с энергичностью и резвостью, которые у меня были всего несколько часов назад.

Мне нужно было домой.

Марко и моя мать давно ушли. Вероятно, они пришли только для того, чтобы убедиться, что я доберусь до сцены. Лора, одна из моих ассистенток, ждала снаружи гримерки, чтобы проводить меня к машине. Один из моих домов находился неподалеку, и впервые за долгое время я могла переночевать не в отеле или в автобусе.

Еще бы дом ощущался как дом.

Лора не сказала мне ни слова за сорок пять минут поездки на окраину города. Но я к этому привыкла.

Я никогда бы не подумала, что можно быть одинокой, постоянно находясь в окружении людей.

Но моя жизнь была тому живым подтверждением.

Я неуютно заерзала на сиденье, когда особняк показался за окнами машины. Казалось, он возвышался надо мной, его роскошный фасад освещал каскад ярких огней. Он выглядел нелепо: слишком большим, слишком броским… всего в нем было чересчур. Мать заставила меня купить его для нас двоих несколько лет назад, сказав, что он мне нужен для демонстрации того, насколько я знаменита.

Но на самом деле этот дом был не больше, чем экстравагантным доказательством ее ненасытности, жадности и напускного престижа. Все внутри принадлежало ей: от вычурных украшений до услужливого персонала, который угождал всем ее прихотям. Даже еду, которую готовили здесь, она тщательно подбирала и контролировала каждый ее кусочек.

Мне всегда было неуютно в этом доме. Я чувствовала себя чужой в этих стенах.

Я прошла через огромные двустворчатые двери, потирая гудящие виски.

Все, что мне было нужно после изматывающего многочасового выступления, – лечь в кровать. Но, конечно, у меня такой возможности не было.

У Джолетт были гости. Особняк, полный гостей.

Их тоже тщательно отобрала мама. У всех этих людей была общая черта: они использовали меня как средство для достижения личных целей и реализации амбиций. Сборище прилипал и подхалимов, которые прицепились к моей матери для того, чтобы подняться по социальной лестнице. Они ни капли не интересовались мной – намного важнее был факт повышения статуса, который давало мое имя.

Они прогуливались по роскошно обставленным комнатам с видом, будто им все должны. Дизайнерские наряды и дорогие аксессуары кричали о том, что нужно обратить на них внимание. Они слишком громко смеялись, в их голосах не было ни капли искренности, – все они будто пытались превзойти друг друга в желании быть замеченными.

Все они были умелыми приспособленцами. Все, что их волновало, это возможность сказать, что они стали гостями на вечеринке в моем особняке. Так они смогли бы выглядеть более деловыми и значимыми, чем были на самом деле.

Вспышка чьей-то камеры ослепила меня, когда я шла через одну из комнат. Я поморщилась, когда они сфотографировали меня. Все мое платье промокло от пота, поэтому еще в гримерке после шоу я натянула на себя удобные спортивные штаны.

Гости улыбались и махали мне руками, желали моего внимания. Они были волками в овечьей шкуре, за что я и ненавидела их.

Черт. Моя голова раскалывалась.

Я завернула за угол… и там стоял Марко, нависнув над начинающей актрисой из C-листа, которая пыталась привлечь его внимание неделями. Я знала это только потому, что она когда-то была моей помощницей. До того как продала СМИ грязную и слезливую историю о том, какой я ужасный ребенок, и получила благодаря этому роль в мыльной опере.

И, конечно, после этого она все еще спокойно переступает порог моего дома.

Платье на ней было спущено, а рука Марко мяла ее огромную силиконовую грудь. Я поморщилась, и как только он увидел меня, тут же выпрямился и прогнал девушку. Она фальшиво мне улыбнулась, помахала рукой, будто мы были лучшими друзьями, и выскочила из комнаты. Потому что с какой стати ей здесь оставаться?

– Вот ты где, принцесса. Я тебя везде искал. У меня есть парочка контрактов, которые ты должна подписать.

– Давай подождем до утра. У меня болит голова, – прохрипела я, голова раскалывалась, а глаза, казалось, вот-вот вытекут из глазниц.

Он взял меня за руку и повел по коридору, ведущему в кабинет, который он занял.

– Нужно сейчас их посмотреть. Учитывая последние заголовки о тебе, нам нужно подписать их до того, как компании решат отозвать их из-за твоей подмоченной репутации.

Я попыталась вырвать руку из его хватки, но он держал крепко. По крайней мере, это хотя бы замедлило его.

– Не думаю, что подпишу бумаги на следующий тур. Мне нужен перерыв. Я измотана. А если и буду выступать, то на небольших площадках типа клубов или всякого такого. В общем, в более камерных местах.

Он скривился от отвращения.

– И на кой черт тебе это вообще нужно? Ты сейчас на вершине. И ты должна продолжать работать, чтобы стать популярнее. Они не будут любить тебя вечно, поэтому тебе нужно выжать из них все.

Так они с матерью всегда угрожали мне. Все их угрозы крутились вокруг популярности в музыкальной сфере – они говорили о том, что постоянно появляются большие звезды, прорывные артисты. И прямо сейчас такой звездой являюсь я, но в любой момент… ей может стать кто-то другой. Поэтому мне всегда приходилось работать, работать и еще раз работать, пока меня не затмят другие.

Голова пульсировала, волна тошноты подступила к горлу. Когда я ела в последний раз? Неужели сегодня в моем желудке были только таблетки и алкоголь?

Я сильно дернула свою руку из его захвата, заставив Марко отпустить меня.

– Я не поеду в тур. Я устала. Я… – Мой голос дрогнул. – Это не может больше продолжаться.

В его глазах я не видела ни малейшего признака сочувствия, понимания… или заботы. Его взгляд вмиг ожесточился и посуровел, из-за чего я начала беспокоиться.

– Марко? – Мать вышла из-за угла и только сильнее усугубила ситуацию. – Что снова случилось у этой неблагодарной девчонки?

– Принцесса говорит, что ей нужен перерыв. Она отказывается отправляться в следующий тур… несмотря на то, что мы потратили столько времени, чтобы его спланировать. И даже несмотря на то, сколько людей задействованы в подготовке тура, а им, между прочим, нужно кормить свои семьи.

Это была еще одна угроза, которую они часто использовали, – рабочие места, которые люди потеряют, если «Оливия Дарлинг» уйдет со сцены.

Из-за того, что я так устала к этому моменту, была не в настроении, у меня все болело… У меня не было никаких сил, чтобы по-настоящему волноваться обо всем этом.

– Они поймут, ведь я тоже человек, и мне иногда нужно отдыхать.

Покрытые красным лаком ногти матери тут же впились в мою кожу.

– Говоришь как та, кто даже не представляет, как ей повезло, – выплюнула она.

Тошнота подкатила ко рту, и я сглотнула ее обратно. Мне удалось вырвать руку из ее хватки – я попятилась к выходу, надеясь сбежать от двух придурков передо мной.

– Что случилось, принцесса, хочешь еще немного допинга? – Притворно-ласково спросил Марко, держа в руках таблетки, которые всегда были только у него и матери. Они специально хранили их у себя, чтобы привязать меня к себе.

Поверьте, я пыталась сама купить несколько баночек, но Марко и мама каким-то образом всегда мешали мне это сделать.

– Я иду спать. И КАК МОЙ АГЕНТ, вы можете сказать всем, что я беру перерыв. Я не поеду в тур, не буду заниматься музыкой… и не заключу следующий контракт, пока не найду в себе силы.

Сердце колотилось как сумасшедшее, пот стекал по лбу от усилий противостоять им таким образом.

Но я больше не могла этого вынести. Что-то нужно было менять.

Марко похлопал мою мать по спине, и его лицо неожиданно смягчилось.

– Знаешь, а ты совершенно права. Ты так много работала… тебе нужен перерыв. Ты заслуживаешь немного отдыха.

Я недоверчиво нахмурилась, глядя ему прямо в глаза. Я ждала, когда он добавит хоть какое-нибудь «но» к своему предложению.

– Давай не будем рассуждать о будущем. Отпразднуем то, что ты уже достигла! Билеты на твои концерты были раскуплены полностью, а ведь среди площадок было десять футбольных стадионов… Ты действительно взлетела на вершину.

Моя мать искоса взглянула на него, а затем пожала плечами.

– Это правда, Оливия. Мы должны извиниться перед тобой. Ты так много работала.

Инопланетяне захватили их тела? Почему тон моей матери был таким дружелюбным? Я подозрительно посмотрела на них.

– Спасибо за понимание, – медленно сказала я, не доверяя ни единому слову, вылетающему из их уст. – Я просто пойду спать.

– Брось, – сказал Марко, кивком головы приглашая меня в свой кабинет. – Нам нужно выпить что-нибудь, чтобы отпраздновать твой успех. Просто выпить по стаканчику на ночь, отметить хорошо выполненную работу.

«Я ни за что не возьму алкоголь из его рук. Он, скорее всего, подмешает что-нибудь мне в напиток. Но они так пристально на меня смотрят… Я просто зайду и посижу с ними пять минут. Потом извинюсь и уйду. Я уже смогла выступить против них, действительно сказала свое слово. Я смогу отказать им снова», – думала я.

Марко указал на свой кабинет, и я последовала за ним в комнату, которую он полностью переделал по своему вкусу – несмотря на то, что это был не его дом… и я была не единственной его подопечной. На самом деле, странно, что он пользовался моим имуществом. Но он и Джолетт настояли на этом… Поэтому у него был полный доступ ко всему, чем я владела.

Комната отличалась от остального особняка, который являлся воплощением традиционной вычурной роскоши. Его кабинет был отделан чистыми линиями и выполнен в монохромной цветовой гамме, которая кричала о «современности». Стены были покрыты абстрактными произведениями искусства, смелые мазки и яркие цвета создавали разительный контраст с приглушенным цветом стен. Его стол представлял собой полированную плиту темного дерева, украшенную лишь несколькими самыми необходимыми предметами – ноутбуком с глянцевой крышкой, дизайнерской лампой и стопкой контрактов и сценариев. Полки выстроились вдоль одной стены офиса, демонстрируя множество наград и почестей… все благодаря моей работе. Золотые статуэтки, блестящие трофеи и сертификаты в рамках сверкали в рассеянном свете.

Тот факт, что они были здесь, а не в моей комнате, ясно давал понять, кому он приписывал мой успех – себе.

– Бренди? – спросил мужчина, сняв графин с барной тележки, которая стояла у дальней стены. Мои руки задрожали, а рот наполнился слюной… но я не могла действовать так глупо.

Глупость приемлема только до поры до времени.

– Просто воду, – пробормотала я, заметив, как его взгляд метнулся к моим трясущимся на коленях рукам.

– Как хочешь. Это не очень празднично, – сказала мать, наливая себе немного бренди с ухмылкой, словно она насмехалась над моей паранойей по поводу напитка.

Марко протянул мне запечатанную бутылку воды из своего мини-холодильника, я открыла крышку и глотнула охлажденную жидкость. Мое горло саднило от многочасового пения.

– За тебя, принцесса, – промычал Марко, поднимая свой бокал с бренди. Я слабо улыбнулась, пытаясь найти в себе силы остаться в комнате еще хотя бы на минуту. Они отнеслись ко мне гораздо лучше, чем я думала. Может быть, они наконец поняли, настолько я близка к срыву.

Вероятно, нет. Но… может быть.

– Скажи мне, Оливия. Что ты собираешься делать в свой маленький… перерыв? – поинтересовалась мать. В ее голосе слышались насмешливые нотки, но без обычной злобы, которая была у нее, когда она говорила со мной.

– Отдыхать, – прохрипела я, головная боль усилилась.

– Как замечательно, – хихикнула она. Хихикнула. Обычно она так делала только в окружении людей, которых хотела впечатлить.

Подождите… что с ней происходит?

Я моргнула и наклонилась вперед, пытаясь сосредоточиться на ее голове, потому что… с ней было что-то не так. Ее глаза скользили по лицу.

– Что… – прошептала я, потирая глаза. Комната расплывалась и деформировалась. Произведения искусства на стенах плавились и двигались, будто в кошмарном спектакле. Паника вцепилась мне в горло, и я завалилась на бок, цепляясь пальцами за край толстовки, будто она могла помочь мне встать. – Что со мной происходит? – запинаясь, пробормотала я, слова невнятно вылетали из моего рта. Тело стало тяжелым и непослушным, будто мои конечности на самом деле мне не принадлежали.

Пространство вокруг заполнилось смехом, демоническим смехом, который, казалось, доносился со всех сторон, будто комната внезапно наполнилась людьми.

– Помогите мне, – прохрипела я, пока лица плыли перед глазами, казалось, все плавилось, как горячий воск, и растекалось по полу вокруг меня.

И этот ужасный смех продолжался.

Мне нужно было выбраться отсюда… позвать на помощь. Я качнулась к тому, что смутно напоминало выход из комнаты, мои движения были неуклюжими и неустойчивыми.

Я вышла в коридор, цепляясь за холодные стены, дыхание стало прерывистым. Я неуверенно ступала по полу – казалось, мои ноги были забетонированы.

Я пыталась кричать, но ничего не получалось.

Шаг за шагом я пробиралась вперед.

Столько искаженных лиц. Все в жутких масках смеха.

Вспышки света, беспорядочные и ослепляющие… повсюду.

* * *

Бип. Бип. Бип.

Я попыталась открыть глаза, но они были словно заклеены суперклеем. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мне удалось распахнуть их, и еще больше времени для того, чтобы все в комнате стало четким.

Белый. Он был на каждой поверхности. Белые стены и белый потолок. Белая плитка на полу.

Белые простыни.

Простыни? Я уставилась на них, пытаясь понять, где я. В отеле?

Какие-то странные, однотонные?

Я попыталась пошевелить рукой, но что-то стало натирать мне кожу. На запястье была колючая повязка.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что я привязана к кровати.

В панике я потянула руку, пытаясь сбросить повязку. Мгновение спустя поняла, что мои лодыжки тоже связаны.

Пока я пыталась высвободиться, в комнату вошла медсестра, конечно, в идеально выглаженной белой униформе.

Я, очевидно, уже поняла, что случилось что-то плохое. И жалостливый взгляд, которым она на меня смотрела, не заставлял меня чувствовать себя лучше.

– Ты можешь развязать меня, пожалуйста? – отчаянно попросила я, хотя у меня было чувство, что я знала, каким будет ответ.

– Не волнуйся, дорогая, – проворковала она. – Мы окажем тебе необходимую помощь. Обещаю. Твоя семья сделает все возможное.

Моя семья?

– Что…? – прошептала я в замешательстве. Дверь в комнату распахнулась, и в нее вбежали мама и Марко.

– О, ты проснулась. Слава богу! – почти истерично сказала мама, сжимая руку Марко так, будто без его поддержки она могла упасть.

– Мы поможем тебе, – серьезно сказал Марко.

Я моргнула, ошарашенно смотря на них и пытаясь понять, о чем они говорят. Мне казалось, что я стала жертвой чьего-то розыгрыша… который пока не смогла раскусить.

Я прикусила губу, пытаясь вспомнить, как сюда попала. Я ведь выступала, верно? А потом пошла домой. Мы праздновали последнее шоу и…

– Ты накачал меня наркотиками! – завизжала я, отчаянно дернув повязки и заметавшись на кровати. Мне нужно было выбраться отсюда. Мне нужно было кому-то рассказать.

– Это из-за наркотиков? – Моя мать истерично обратилась к медсестре, все еще сжимая Марко одной рукой.

Женщина кивнула головой.

– Отход от такого количества кетамина может вызвать галлюцинации. А в сочетании с другими препаратами, которые были в ее организме… ей так повезло, что вы смогли вовремя ее сюда доставить.

Кетамин?!

– Я никогда в жизни не принимала кетамин, – огрызнулась я, не понимая, почему медсестра продолжает на меня так смотреть.

– Можно нам минутку? – фыркнула моя мать.

Медсестра помедлила, а затем кивнула.

– Я вернусь через несколько минут, чтобы проверить еще кое-какие жизненно важные показатели.

Марко и моя мать подождали, пока медсестра закроет дверь, чтобы снять с лиц маски. Исчезло беспокойство, и на его месте появилось… чистое зло.

– Ты действительно думала, что мы позволим тебе разрушить всю проделанную нами работу из-за одной твоей истерики?

– Что ты наделал? – прошептала я, отчаянно дергая повязки. Что это была за ткань? Она даже не сдвинулась с места.

– Ну, мы начали с 5150, – начал Марко с ухмылкой. – А завтра мы пойдем в суд, чтобы начать процесс опекунства.

– Это не сойдет тебе с рук, – сказала я… так яростно, как только могла, будучи в больничном халате, привязанной к кровати, лишенной всех основных прав.

– Ладно, – усмехнулась моя мать.

Марко открыл портфель, который всегда носил с собой, и начал бросать газеты и журналы прямо мне на кровать. На всех обложках были фотографии… меня.

С той ночи.

Я была в спортивном костюме, с бутылкой в руке, пятнами от рвоты на толстовке. На одной из фотографий рукав моей кофты был закатан, а в другой руке я держала иглу, которую втыкала в вену. На другой фотографии я стояла на коленях перед каким-то парнем… Они все не заканчивались. Как будто у меня был личный фотограф-свидетель моего падения.

Заголовки были такими же отвратительными.

«Шокирующее падение поп-принцессы Оливии: трагическая история наркоскандалов и отчаяния!»

«Темное падение Оливии: от сенсации, возглавлявшей чарты, до глубин наркозависимости».

«Взлет и падение любимицы Америки: внутри ее наркотической карусели».

«Оливия тонет в славе: скандал, потрясший музыкальный мир!»

«От сладких мелодий до горьких пилюль: тревожное путешествие Оливии».

«За кулисами: скрытая борьба Оливии с зависимостью».

«Трагическая баллада Оливии Дарлинг: как слава привела ее к падению».

«От поп-звезды до дна: шокирующая правда о борьбе Оливии Дарлинг».

«Последняя записка Оливии: Наркоскандал поп-принцессы, потрясший Голливуд!»

Я уставилась на них всех, меня охватило странное оцепенение.

– Это неправда, – заплакала я. – Зачем ты это сделал?

– Мы получим весь контроль. Все твои деньги. Ты не сможешь ничего сделать без нашего разрешения.

Голос матери был таким радостным, как у злодея из мультфильма.

И пока я сидела там, уставившись на них… все, о чем я могла думать… Моя жизнь кончена.

Глава 2. Уолкер

– Привет, Дисней, – прогремел в трубке насмешливый голос брата.

Гребаный придурок.

– Должен ли я назвать конкретный мультик, а не называть тебя просто «Диснеем»? Может, мне нужно попросить тебя спустить свои волосы, чтобы я смог подняться наверх, как, типа… Как зовут ту цыпочку? – Продолжил Коул.

Рапунцель. «Эту цыпочку» звали Рапунцель. Очевидно.

– Понятия не имею, о чем ты, – протянул я, решив, что Ари, черт, Ланкастеру нужно дать по яйцам, из-за того, что дурацкое прозвище «Дисней», которое он мне дал, распространилось по новостям. – Но если ты хочешь подняться ко мне в квартиру, называй меня только «Уолкер».

– Ну же, братишка. Впусти меня, – нараспев ответил он. Я вздохнул и нажал кнопку домофона, которая открыла дверь.

Через несколько минут лифт звякнул, и появился Коул, окруженный флером холодности, которая была его визитной карточкой. Длинные, словно поцелованные солнцем, светлые волосы спадали на плечи, темно-синяя бандана удерживала пряди от падения на лицо. Рубашка была расстегнута до середины груди, на шее висело длинное украшение с синим камнем, сочетающимся с банданой. Еще на нем была ковбойская шляпа…

Совершенно нелепо.

– Ты выглядишь как чертов хиппи, – прокомментировал я, на что он только фыркнул. Он снял солнцезащитные очки, из-под которых показались темно-карие глаза, которые напомнили мне о маме – сердце заныло. Он подошел ко мне, беззаботная улыбка тронула его губы.

– Я тоже тебя люблю, малыш Уолки, – проворковал он, закинув на мою шею руку и сжав в объятиях.

Он был в туре последние шесть месяцев с группой Sounds of Us, из-за этого мы почти не виделись.

Он раздражал. Но я был рад его видеть.

Коул отпустил меня и направился в сторону моей кухни с видом полноправного хозяина этого дома.

– Так ты готов к сегодняшней важной игре? – спросил он и открыл кладовку, начав осматривать содержимое.

– Чувствуй себя как дома, – саркастично сказал я.

Он ухмыльнулся.

– У меня растущий организм, Дисней. Мне нужны питательные вещества после нескольких недель жизни только на виски.

Я бросил в него ключи, и он засмеялся, пригнувшись как раз вовремя, чтобы избежать удара.

Я взял телефон и отправил сообщение.

Я: ТЫ ИСПОРТИЛ ВСЮ МОЮ ЖИЗНЬ.

Ари ответил немедленно, словно ждал, затаив дыхание, с тех пор, как сегодня утром вышел номер журнала Sports Illustrated.

Ари: Великолепно. Мы наконец-то дошли до этого. Обожаю хорошую драму.
Король Линк: Что случилось?

Я ухмыльнулся, как и всегда, когда Линкольн отвечал на мои сообщения. Потому что Линкольн Дэниелс был богом.

– Почему Линкольн записан у тебя как «король Линк»? – спросил Коул, заглянув мне через плечо. Я подпрыгнул, когда услышал его голос, и тут же спрятал телефон. Мой брат был таким же бесшумным, как кошки.

– Разве ты не собирался опустошать мою кладовку? – рыкнул я.

– Ну, я не мог не заметить, что твой брат, бог рока, сейчас находится вне зоны твоего внимания, – ухмыльнулся Коул, сложив руки на груди.

Я усмехнулся.

– Ты только что назвал себя «богом рока»?

– Это уверенность. А не самонадеянность, братишка.

– Подожди, ты специально порвал рукава, чтобы руки казались больше?

Телефон завибрировал, но я проигнорировал пришедшее сообщение, потому что на щеках брата появился румянец.

Это было прекрасно.

– Если у тебя что-то есть, надо это показывать, Уолки, – наконец ответил он, шмыгнув носом, и перевел все свое внимание на содержимое кладовки.

Я: Впреть слово «Дисней» запрещено.
Ари: Думаю, ты имел в виду слово «впредь», Дисней.
Король Линк: Точно «впредь».

– Согласен с ними. Точно «впредь», – сказал Коул, с хрустом откусывая яблоко.

– Дерьмо! – закричал я, подпрыгнув от того, что он снова подкрался ко мне. – Я вас всех ненавижу, – прорычал я.

Коул продолжил есть свое яблоко, совершенно не обращая внимания на мои слова.

Неожиданно на моем телефоне зазвонил будильник, и в груди защемило.

– Пришло время игры? – уточнил Коул, и я кивнул, проводя рукой по лицу.

Сегодня была важная игра. Одна из самых важных в моей карьере. Победа обеспечит нам проход в плей-офф. Но что еще важнее… эта игра позволит мне получить контракт с «Далласом» в следующем году. Ари уходит после этого сезона, о чем ясно дал понять всем.

Может, я и звучал, как сопливая школьница… но возможность играть с Ари и Линкольном… это то, чего я действительно хотел.

В «Лос-Анджелесе» все ко мне хорошо относились. Но мне нужны были перемены. Я всегда чувствовал себя здесь как рыба, выброшенная на берег. Для парня из Теннесси Лос-Анджелес был чужим.

Я ухмыльнулся, когда увидел, как Коул стал играть с вроде бы соколиным пером на своей вычурно выглядящей ковбойской шляпе, которая больше подходила рок-звезде, чем ковбою с ранчо. Кажется, один из братьев Дэвис чувствовал себя в Лос-Анджелесе как дома.

Но это был не я.

– Паркер завидует, что я иду на игру, а он нет, – ухмыльнулся Коул, явно довольный этим.

У нашего младшего брата на этой неделе начинались весенние сборы, и хотя они были только пустой тратой времени, Паркер был решительно настроен на драфт в НФЛ и старался хорошо подготовиться к нему.

– Интересное место для хранения нижнего белья, Уолки, – прокомментировал Коул, наклонившись и подняв палочкой вяленого мяса черные кружевные трусы. Я моргнул, пристально смотря прямо на них.

– То есть, я, конечно, знал, что ты тот еще извращенец в постели, хорошие парни вроде тебя всегда такие, но… кладовка? Что бы сказала мама? – протянул он.

Щеки тут же вспыхнули краской, и я фыркнул, хотя примерно представлял, как долго его концертный автобус чистили от следов различных биологических жидкостей. Неудивительно при толпах фанаток, которые ждали его после концертов.

– И кто эта счастливица? – полюбопытсовал брат, размахивая бельем на палочке.

– Отдай мне их.

Я схватил трусы и засунул в мусорное ведро.

– Мне нужно собираться, – крикнул я брату, направляясь в свою комнату. – Пожалуйста, не ешь эти палочки вяленого мяса.

– Мне нужны имена.

Я показал ему средний палец через плечо и закрылся в своей комнате.

На самом деле я понятия не имел, чьи это были трусы. В последнее время у меня был небольшой… застой. Наблюдение за лучшими друзьями, которые нашли свои родственные души, приводит к подобному.

Связи на одну ночь или попытки закрутить роман с хоккейными зайками, которые хотели быть со мной по самым глупым причинам, не имели того же эффекта, что и раньше.

Кажется, это семейное проклятье семьи Дэвис. Паркер и Коул клялись, что это неправда. Но как можно не думать об этом, когда каждый родственник мужского пола, о котором я слышал, испытал его на себе? Речь, конечно же, о моменте, когда они встретились глазами с той самой, особенной девушкой и мгновенно влюбились.

Телефон завибрировал, спасая меня от чертовски сопливых мыслей.

Ари: Блэйк только что сказала мне, что мой член выглядит больше, чем обычные члены. Так что мы точно выиграем сегодня.
Я: Я не хотел слышать этого.
Король Линк: Что будет, если ты не кончишь перед важной игрой?
Ари: Как будто у тебя только что не было секса.
Король Линк: …
Ари: …
Я: Снова. Я все еще здесь.

Я фыркнул и пошел принимать предматчевый душ, где я решительно не собирался дрочить.

Потому что впереди была важная игра.

* * *

Я был так рад, что Коул не видит меня сейчас. Прежде всего, мои танцы – ужасны, да и к тому же, он бы обиделся, что я танцую под Тейлор Свифт, а не под одну из его песен.

Но у него просто не было этого заразительного ритма.

Танцевальный ритуал Ари вывел команду из уныния, в котором они пребывали последний час, и с последним «Кобра!» настало время игры.

Ари шлепнул меня по заднице, пока мы ждали в туннеле, готовясь к выходу.

Я подмигнул ему.

– Мне казалось, ты сказал, что сегодня не будет никаких шлепков по заднице, – фыркнул я.

Ари закатил глаза, откинул темные волосы с лица и надел шлем.

– Сегодняшняя игра важнее этого, Дисней, – парировал он, тут же приняв серьезный игровой вид.

Я кивнул и включился в игру.

Мы выехали на разминку, и я сделал свой обычный круг по льду, считая до шестидесяти пяти. Это был мой странный ритуал перед каждой игрой, и все знали, что со мной не стоит разговаривать, пока я не вернусь к воротам. Потом им нужно было ждать еще несколько минут – пока я не сделаю двадцать падений-подъемов. И только после этого я был готов.

Эй… это было бы странно, если бы не работало. А это работало… где-то в 75% случаев… по крайней мере, в этом сезоне.

– Я когда-нибудь говорил тебе, что ты какой-то странный для диснеевского принца? – прокомментировал Ари, проезжая мимо.

– Сейчас я показываю тебе средний палец, – крикнул я ему вслед, хотя в перчатках это было невозможно.

Напротив меня растягивался вратарь «Сиэтла», и я бросил в его сторону сердитый взгляд, представляя миллион шайб, пролетающих мимо него. Потому что если ты не думаешь об этом, в реальности это будет труднее воплотить.

Хм. Может, я совсем немного странный.

«И также я… чертовски крут», – сказал я себе, пока шла разминка.

Потому что, опять же, позитивное мышление – ключ от всех дверей.

– Ты стена, Дисней. Чертова кирпичная стена, – сказал мне Ари, проезжая мимо, очевидно, понимая, что позитивное мышление решает.

Я кивнул, сосредоточившись на тренере Маркове, который стоял с ведром шайб и проверял мои рефлексы с каждой из возможных сторон.

Разминка закончилась, и я подкатил к скамейке, чтобы схватить бутылку с водой. Подняв шлем, я побрызгал себе на лицо воду.

– Давай, Дисней, – крикнул Коул неподалеку. Я застонал и, посмотрев на него через защитное стекло, изобразил свое самое суровое лицо. У меня были билеты на игру, которые я отдал ему, и он каким-то образом смог заполнить три дополнительных места девушками. Они висли на нем, будто он был богом. Я застонал, а он ухмыльнулся и подмигнул. Самодовольный ублюдок.

Ари подъехал ко мне и выпил немного воды.

– Это будет чертовски хорошая игра, – крикнул он команде, и все они подняли перчатки в воздух и заревели вместе с ним.

И вот пришло время.

Шайба упала, и начался первый период. «Сиэтл» был известен своими агрессивными атаками, и я приготовился к натиску бросков. Каток заполнили звуки лезвий, разрезающих лед, и звон клюшек. В течение первой минуты звездный нападающий «Сиэтла» прорвался сквозь нашу защиту, надеясь выйти к воротам. Я следил за каждым его движением, стоя в максимально удобной для перехвата шайбы позиции. Он сделал быстрый кистевой бросок, но я вытянул руку с перчаткой и поймал шайбу в воздухе. Толпа одобрительно взревела.

Ари счастливо потряс рукой в воздухе, и я кивнул ему. Адреналин хлынул по венам.

Несколько мгновений спустя борьба перед нашими воротами привела к броску в упор. Я опустился в позицию «бабочки», закрыв нижнюю часть ворот. Райан Тейлорс, один из нападающих «Сиэтла», сделал бросок низом, целясь в щель между моими щитками, но я закрыл ими брешь, лишив его надежды на реализованный бросок. Отскочившая шайба была быстро выбита Ари.

По ходу игры «Сиэтл» все время только набирал обороты и создавал массу моментов для гола. Шайба, брошенная в порыве злости, от синей линии летела к верхнему углу ворот. Я тут же прочитал игру, рассчитав траекторию шайбы. Отчаянным прыжком я протянул руку и схватил ее своей перчаткой, оставив «Сиэтл» без очка.

Черт возьми. Сколько уже было сейвов?

– Посмотрите на него, вот он, мой вратарь, – крикнул Ари, прямо перед тем, как отобрать шайбу у Тейлорса.

Менее чем за пять минут до конца первого периода «Сиэтл» реализовал несколько шайб и ушел в стремительный отрыв. Их нападающий вышел со мной один на один, и я всем телом почувствовал, как начинает расти общее напряжение на арене. Когда он ударил по шайбе, я инстинктивно отреагировал, поменяв свою позу так, чтобы сделать сейв.

Шайба попала мне прямо в грудь, и я быстро ее остановил, ожидая свистка судьи. Но его, черт возьми, так и не последовало. Игра продолжилась, и «Сиэтл» вернул себе шайбу.

– Эй, полосатый, свисток – не херня, ты можешь в него свистнуть, – прорычал Ари, сбив с ног игрока, борющегося за шайбу.

Я фыркнул и покачал головой. Но он был прав. Какого хрена.

Игра продолжилась, и за две минуты до конца Салливан резко рванул к воротам «Сиэтла», пытаясь прорваться сквозь их оборону. Один из защитников «Сиэтла» попытался перехватить инициативу, но вместо этого ударил Салливана по маске крюком клюшки.

Оглушительный треск от удара разнесся по арене, и судьи немедленно засвистели, сигнализируя о штрафе. Толпа ревела, крича «Позор!» снова и снова, пока игрок катился к штрафной площадке.

Черт возьми, как они это делали.

Это также означало, что пришло время играть в большинстве, и я внимательно смотрел за тем, как Томми начинает катиться к воротам, ловко петляя между соперниками, несмотря на травмированную ногу. Он бросил и…

Да, черт возьми. 1–0.

Я стоял у ворот, готовясь ко второму периоду, разминая спину и попивая воду. Я был взвинчен из-за того количества адреналина, что растеклось по венам.

Я жил ради этой игры.

Я останавливал каждую шайбу, которая летела в мои ворота. Предвкушение нарастало – мы верно приближались к месту в плей-офф.

Надеюсь, Линкольн справится со своей игрой ради нас. Не то чтобы я сомневался в нем хоть на секунду.

Этот человек был богом, в конце концов.

Ари показал мне большой палец, когда проезжал мимо, и я приготовился к началу следующего периода.

– Хорошая работа, Дисней. Ведешь себя как член «круга доверия», определенно.

Я закатил глаза, но на самом деле ужасно гордился собой. Я самая беспроигрышная кандидатура для «круга доверия».

Если он вообще существовал.

Я еще не совсем понял.

Около минуты я смотрел на толпу, вслушиваясь в крики и ругань. Моя мама любила наслаждаться моментом. Она всегда говорила, что хотела бы больше наслаждаться мгновениями, проведенными с папой.

Черт возьми, почему я об этом думаю?

Я снова перевел взгляд на толпу, и сквозь шум раздался отчетливый, пронзительный голос.

– Ты отстой, Дэвис!

Нет, конечно, я слышал это миллион раз. Фанаты постоянно ругали мою игру, конечно же… но что-то вдруг заставило меня повернуть голову.

И вот она, стоит по ту сторону стекла. Наши глаза встретились.

Моя.

Я почувствовал головокружение, когда посмотрел на нее. Мир вокруг меня будто бы начал перестраиваться, в то время как все, что я мог видеть… все, что я мог чувствовать… была она. Я понятия не имел, кто она. Но на мгновение я забыл об игре, счете… давлении. Я был очарован. Ничто другое не имело значения.

Я смотрел на ее ангельское лицо в безмолвном изумлении, пока не потерял рассудок и не послал ей воздушный поцелуй, с благоговением наблюдая, как ее прекрасное лицо скривилось от отвращения, обладательница этих глаз с золотыми крапинками еще не осознавала, что только что изменила мой чертов мир.

Прозвучал гудок, я неохотно отвел от нее взгляд и посмотрел на то, что происходит на стороне соперника. Кажется, я скоро задохнусь от нервного напряжения, которое испытываю.

А что, если она уйдет? Что, если я никогда не узнаю, кто она? Черт возьми.

Мне казалось, что я умру, если это произойдет. И да, я прекрасно понимал, что схожу с ума.

– Все хорошо, Уолк? – крикнул Ари, проскользив рядом.

Я кивнул, все слова покинули мою голову.

– Эй, Дэвис, тебе кто-нибудь говорил, что ты как тампон? Годен только на один период, – крикнул Тейлорс, проезжая мимо.

– Слышал, ты был худшим игроком в своей прошлой команде, говнюк, – сказал Ари Тейлорсу сквозь стиснутые зубы, сбивая его с ног прежде, чем он забрал у него шайбу.

Мне чертовски нравился этот парень.

Когда шайба благополучно оказалась на другой стороне, я осмелился оглянуться на прекрасную девушку, которая только что переписала мою гребаную судьбу. Она не обращала на меня никакого внимания. Она была сосредоточена на том, что происходило на другой стороне льда.

Она понятия не имела, что только что сделала. Но она это сделала.

– Уолкер! – задушено кто-то крикнул, и я снова сосредоточился на игре.

Дерьмо.

Игрок «Сиэтла» оторвался и ехал прямо на ворота.

Когда он приблизился, я сделал все возможное, чтобы у него практически не было углов, в которые можно забросить шайбу. Он пытался пробить ее между моих ног, но я упал в «бабочку» и зажал шайбу в своих щитках. Наши болельщики взорвались восторженными возгласами.

– Было близко, Дис, – прокомментировал Ари, оказавшись рядом со мной.

– Теперь я получаю сокращенные версии своего чертового прозвища? – крикнул я, отдав шайбу судье.

– Все зависит от того, как я себя чувствую в данный момент, – парировал он, становясь рядом с Томми, который готовился к вбрасыванию.

Еще один взгляд на девушку. Она стояла на ногах, скрестив руки на груди, которую не могла скрыть даже ее свободная джерси «Сиэтла».

Черт. Я не собирался пропускать шайбы в середине этой гребаной игры.

Ари мне никогда этого не простит и будет вечно напоминать.

А еще я не собирался срывать джерси «Сиэтла» посреди игры.

Потому что я был чертовым джентльменом.

В этот момент Сото, наш так называемый тафгай, решил, что будет здорово сбросить перчатки и обменяться парочкой ударов. Я не мог не закатить глаза, наблюдая, как он делает это с грацией слона. Как и ожидалось, его отправили на штрафную скамейку, что означало, что наша команда фактически осталась без игрока.

Игра в большинстве «Сиэтла» позволила им точно переместить шайбу так, чтобы сплести сеть передач прямо через нашу линию защиты. Я приготовился к ловле шайбы.

Но произошло другое. Быстрый пас, идеально рассчитанный по времени, и шайба просвистела мимо меня, попав в заднюю часть ворот. Болельщики «Сиэтла» загудели, когда за моей спиной загорелся красный свет.

Черт. Черт!

– Эй, детка, твои ноги так широко расставлены, что твоя мама выглядит святой, – крикнул Тейлорс, самодовольно ухмыльнувшись.

– Тейлорс, твоя мама такая развратница, таких называют «попрыгуньями», потому что они непременно начнут скакать на каком-нибудь члене, – отозвался Томми, проезжая мимо с кивком.

Ари фыркнул.

– Томми, я не знал, что ты умеешь шутить, – он похлопал меня по шлему. – Больше ни одной шайбы мимо, Уолкер «Дисней» Дэвис. Ты гребаная стена.

Я кивнул, чувствуя, как глаза девушки буравят заднюю часть моего шлема. Она подумает, что я отстой.

«Я гребаная стена. Я гребаная стена», – повторял я про себя, решив больше не ошибаться.

Потом «Сиэтл» выполнил идеальный рассчитанный по времени поперечный пас, создав бросок в одно касание из круга вбрасывания. Я дернул левой ногой быстрым движением, отбив шайбу от самых ворот.

– Очень хорошо, Дисней, – закричал Ари. – Хороший мальчик.

Кинк на похвалу разблокирован. Мне стоит узнать об этом чуть больше позже.

Во втором периоде больше никто не забил, и я буквально выскочил со льда, как только прозвучал сигнал на арене. Мои сокомандники пытались поговорить со мной, но у меня была миссия.

– Эй, Фарго, – крикнул я одному из охранников, что стояли у ложи. Он нахмурился и посмотрел на меня. – Там девушка, – сказал я ему, указывая на блондинку. – Второй ряд, ближе к центру.

Он прищурился и наконец кивнул.

– Дэвис, в раздевалку, – крикнул тренер Гретц, проходя мимо. Я отмахнулся, не в силах уйти на перерыв, пока не буду уверен, что она не уйдет.

– Фарго, ради всего святого. Найди способ удержать эту девушку здесь после игры. Мне все равно, как ты это сделаешь.

Он уставился на меня, как на сумасшедшего. И я был почти уверен, что если он и правда так думает… то он будет прав.

– Малыш, что ты хочешь, чтобы я сделал, похитил ее? – спросил он в замешательстве. – И, черт возьми, почему ты думаешь о вагине посреди игры? У тебя что, недотрах?

На секунду мне захотелось вырвать ему голосовые связки за то, что он назвал мою девушку «вагиной», но я сдержался. Это сделает только хуже.

– Фарго. Разберись. Тысяча долларов тебе, если ты это сделаешь.

Его глаза расширились.

– Ты издеваешься надо мной?

– Нет. Я не издеваюсь над тобой, – рявкнул я, балансируя на грани отчаяния.

– Дэвис, что, черт возьми, происходит? – тренер Гретц снова закричал, высунув голову из туннеля.

– Фарго, – взмолился я, глядя на старика и чувствуя, что моя жизнь висит на волоске. Если он не скажет «да», я не знаю, что буду делать. Бросить игру? Притвориться травмированным?

Блин, я не мог так подвести Ари и остальных. Но в этот момент казалось, что судьба в моих руках.

– Ладно, малыш. Я что-нибудь придумаю. Но ты будешь должен мне тысячу гребаных долларов.

Я кивнул, чувствуя себя чуть лучше, и пошел в раздевалку, где Гретц определенно должен был меня отчитать за то, что я так долго не возвращался.

* * *

Три минуты до конца третьего периода, и мы были впереди на один гол, я продолжал украдкой поглядывать на нее, когда мог, но не пропустил ни одной шайбы.

Она была впечатлена?

Я несколько раз поднимал шлем, пытаясь привлечь ее внимание. Но ничего. Как будто меня не существовало за исключением того момента, когда она сказала мне, что я чертов отстой.

Коул заметил, что я смотрю на нее, и теперь шевелил бровями каждый раз, когда я бросал взгляд.

Гребаный придурок.

Отчаяние висело в воздухе, в то время как «Сиэтл» продолжал атаковать. Они были похожи на раненое животное, загнанное в угол, Ари и мне приходилось играть на пределе возможностей, чтобы остановить их.

Тейлорс отправил шайбу по воротам стремительным щелчком, и я инстинктивно отреагировал. Моя перчатка взлетела и поймала шайбу.

Черт. Это было близко.

– Ну король, – закричал Ари, пританцовывая на льду. Я отдал ему честь и притворился, что мне нужно выпить… в пятисотый раз… чтобы убедиться, что она все еще там.

Она, черт возьми, пялилась на меня. Она медленно подняла обе руки и сделала мне знак, и я чуть не отключился на льду, просто от ее внимания.

Поскольку я, очевидно, забыл, как общаться с людьми противоположного пола, я снова послал ей чертов поцелуй.

Слава богу, Линка здесь не было, а Ари не обращал на меня внимания.

Им было бы так стыдно за меня сейчас. Но затем она покраснела и отвела глаза.

И, черт возьми… я что, упал в обморок?

Оставались считанные секунды, и «Сиэтл» посадили на скамейку запасных своего вратаря. Ари выбил шайбу у Тейлорса и отправил ее Томми.

Гол!!!!!

Я потряс кулаком и закричал, когда прозвучал сигнал, оповещающий об окончании игры и чертовой победе.

Победа, которая ничего бы не значила, если бы «Даллас» не победил.

Я волновался, стоял в сетке, чувствуя себя безмолвной статуей, в то время как вся моя команда катилась к скамейке запасных, чтобы посмотреть оставшуюся часть игры «Далласа». Она встала, она собиралась уйти… и тут появился Фарго, преградив ей путь.

Слава богу.

Молясь, чтобы тысяча долларов оказалась для него достаточным стимулом для удержания ее там, я покатился к скамейке запасных. Коул вскочил на ноги, крича, когда я проезжал мимо.

– Один – один, – пробормотал он, и я кивнул, чувствуя тошноту. «Даллас» и «Детройт» пока играли с равным счетом.

Болельщики уже праздновали, пока вся наша команда смотрела игру на чьем-то iPhone.

Линкольн был богом. Он мог это сделать, черт возьми.

И он это сделал. Вырвавшись, он пропустил шайбу прямо между ног вратаря «Детройта». Чеееерт.

Как будто я раньше недостаточно его боготворил.

Линк подъехал к камере и послал в нее воздушный поцелуй. А Ари принял его, словно поцелуй принадлежал ему.

Я принял его из-за спины Ари, сделав вид, что он предназначался мне. Потому что это могло быть так. Или, по крайней мере, я хотел надеяться на это.

Охрана стала выпускать фанатов на лед, чтобы отпраздновать, как будто мы только что выиграли Кубок Стэнли, и я отчаянно искал глазами ту девушку.

Фарго вел ее на лед!

От нервозности у меня подкашивались ноги.

– Дисней, ты чертовски крут, – крикнул Коул, выбираясь на лед вместе со всеми остальными. – Давайте напьемся!

Он обнял меня за шею, совершенно не обращая внимания на то, что я весь в поту и, возможно, воняю, как тухлые яйца.

Черт. Если я подойду к ней, а от меня будет так вонять… она, скорее всего, убежит.

Коул продолжал восторгаться игрой, держа телефон, на котором по видеозвонку был подключен Паркер.

В любой другой день до сегодняшнего я мог бы только мечтать о таком исходе.

Отмечать победу с моими братьями и Ари.

Но сегодня… сегодня я отчаянно хотел добраться до нее. Моей девочки.

Моей.

Глава 3. Оливия

– Это важная игра, Лив… и ты всегда придумываешь отговорки. Просто приходи сегодня вечером, пожааааалуйста… – умолял Харли.

Харли – единственный член семьи, которого я спокойно могла выносить, и, что еще более невероятно, один из немногих людей, которым я доверяла в этом мире.

– Ты можешь нацепить одну из своих маскировок и сесть рядом с Мэдди, никто никогда не заподозрит, что знаменитая Оливия Дарлинг посетила хоккейный матч. Тем более, ты почти не появлялась на публике эти два года.

Я не знала, сколько времени нужно людям, чтобы забыть обо всем произошедшем… но… возможно.

– Это чертовски важно для меня, Лив. Я бы не просил тебя, если бы это был пустяк.

Я поморщилась. Больше от того, что он не сказал, чем от того, что сказал. Харли и его девушка были моей единственной поддержкой с тех пор, как я оказалась в той больнице. Они были единственными, кто поверил мне, когда я сказала, что меня накачали наркотиками… единственными, с кем я не чувствовала себя сумасшедшей.

Публичные мероприятия, определенно, больше не мое, но он был прав… с небольшой маскировкой, кто узнает?

Я взяла парик и джерси «Сиэтла», которые он мне прислал, и надела их. Надев парик, я внимательно посмотрела, хорошо ли скрыты все пряди моих темно-рыжих волос. Нахмурившись, я уставилась в зеркало. Я не могла надеть солнцезащитные очки – это точно выделило бы меня на мероприятии в Лос-Анджелесе. В конце концов, так делали все знаменитости. И я не купила себе новые цветные линзы. Я нацепила на голову бейсболку, надеясь, что это поможет мне еще лучше слиться с толпой. С учетом того, что на моем лице нет тяжелого макияжа, который я носила каждый день… будет ли этого достаточно?

Глядя на свое отражение, я не могла не начать думать обо всем том, что может пойти не так. Сердце колотилось о грудную клетку. Дрожащими руками я поправила бейсболку, но лицо скрыть было невозможно.

Грудь сдавило, вдохи становились все более поверхностными, нервными, тревога охватила меня в свои безжалостные тиски. Комната, казалось, стала уменьшаться, сжимать меня. Перед глазами замелькали вспышки камер, а затем посыпались вопросы… все те ужасные вопросы.

В тот момент, когда тяжелые двери здания суда распахнулись, на меня обрушился шквал пронзительных вспышек. Беспощадные и ослепляющие, они сломали мою тщательно продуманную маску, которую я создала для посещения суда.

Воздух наполнил оглушающий рев голосов папарацци. Они вели себя, как стервятники, которые надеялись поймать меня в самом уязвимом и слабом состоянии.

– Что ты принимала сегодня утром, Оливия? – крикнул один из них, криво ухмыляясь и пытаясь протиснуться ко мне через телохранителя. – Зачем ты лжешь?

– Хватит! – закричала я своему отражению, думая в этот момент о том, что, возможно, я и правда была сумасшедшей, как все считали.

Я с отвращением отвернулась от зеркала и зашагала к двери – иначе могла бы передумать.

К черту все это. Я иду на игру. Сейчас я была уже «бывшей». Никем. Ни с чем.

Одна ночь не изменит этого.

Я не вызвала своего водителя. Он скажет Джолетт и Марко, что я ушла, и тогда возникнут вопросы.

Я прошла несколько кварталов от своего дома и подождала, пока Мэдди заедет за мной на такси.

Энтузиазм Мэдди был заразителен, – когда она выскочила из машины, ее голубые глаза сверкали от волнения. Ее короткая светлая стрижка идеально обрамляла лицо, и на ней также была джерси Харли.

– Лив! – почти взвизгнула Мэдди, обнимая меня. – Ты готова к игре? Твой кузен на грани нервного срыва!

Я с тревогой посмотрела на тротуар, словно в любую минуту кто-то мог выскочить и наброситься на меня.

Но, конечно, никто не обращал внимания.

Слегка расслабившись, я кивнула Мэдди и села с ней в машину, и она тут же принялась болтать обо всех последних сплетнях среди девушек и жен хоккеистов.

Когда мы ехали по городу, мои пальцы крепко держались за сиденье, как у невротички в состоянии срыва, которой я, впрочем, и была. Я поглядывала на водителя такси каждые пару секунд, уверенная, что он узнает меня.

Но он даже не взглянул на меня второй раз…

Я стала еще более нервозной, когда мы въехали на парковку арены. Толпы людей повсюду.

– Эй, – прошептала Мэдди, положив руку поверх моей дрожащей. Ее глаза были полны беспокойства… и жалости.

Это то, что я ненавидела больше всего. Тот факт, что весь мир теперь жалел меня.

– Если не хочешь, мы можем не идти. Харли переживет. Он будет дуться и жаловаться, потому что он на самом деле тот еще ребенок. Но Харли любит тебя. Он поймет.

Я покачала головой.

– Нет. Я в порядке. Я просто… нечасто выхожу, – прошептала я в ответ, украдкой бросив еще один взгляд на водителя, который, казалось, все еще не обращал на меня внимания.

По какой-то причине предложения уйти было достаточно, чтобы успокоить меня, так что я смогла выйти из машины и пойти с ней на арену.

Пока мы шли, моя уверенность медленно росла.

Я была просто частью толпы. Никто не оборачивался на меня. А если и оборачивались, то точно не узнавали.

Что означало… я могла просто жить. Наслаждаться моментом. Как и все остальные.

Улыбка тронула мои губы. Потому что «вау»…

Купив немного попкорна, мы направились к нашим местам в третьем ряду, прямо за вратарем «Кобр Лос-Анджелеса».

Я спокойно отнеслась к этому.

Электризующая атмосфера. Волнение толпы. Крики и рев, разносящиеся по арене. То, как лед блестел под светом ярких огней. Игроки разминались, выполняя разнообразные упражнения.

И никто в этом зале не кричал мое имя, никто не смотрел мне в лицо. Я была просто человеком из толпы.

Это был рай.

Харли проехал мимо с уверенной улыбкой на лице. Я помахала ему, и он показал нам с Мэдди большой палец, прежде чем снова сосредоточиться на игре. Мэдди взвизгнула и сжала мою руку, она вся дрожала от предвкушения.

Игра началась, борьба на льду была безумной. Я была на играх Харли в колледже, но они были не такими. Он был в лиге уже два года – в то время, пока я пряталась от публики. Так что это была первая его игра в качестве профессионального игрока, на которой я присутствовала. Волнение от просмотра матчей по телевизору не сравнится с волнением в реальной жизни.

– Все игры НХЛ такие? – прошептала я, когда игрок из «Лос-Анджелеса» впечатал Харли в борт.

– Ммм. Думаю, все играют агрессивнее и активнее, потому что эта игра поможет им выйти в плей-офф. Обеим командам нужно сегодня победить, чтобы получить хоть какой-то шанс, – объяснила она, пронзительно крича мне в ухо, когда Харли сделал бросок, и вратарь из «Лос-Анджелеса» отразил его.

– Черт, Уолкер Дэвис хорош, – прорычала она, когда мы наблюдали за тем, как он снова делает сейв.

Я потерла ухо, думая о том, как быстро мой слух восстановится от этих визгов.

– Он, кажется, довольно хорош, – пробормотала я, наблюдая за его движениями.

– Никогда не говори Харли, что я это сказала, но это чертовски круто, что мы сейчас видим игру Ари Ланкастера и Уолкера Дэвиса. Потому что они, по сути, лучшие на своих позициях… и они радуют глаз своей привлекательной внешностью.

Она бросила на меня косой взгляд.

– Как я уже сказала… никогда не говори Харли, что я об этом говорила.

Я фыркнула и покачала головой, уставившись на двух игроков, о которых идет речь.

Сложно что-то о них сказать, ведь на них были шлемы.

– Ланкастер новичок в «Лос-Анджелесе», присоединился в этом году. Он играл за «Даллас», а затем, после того как они выиграли Кубок в прошлом году, внезапно попросил, чтобы его обменяли сюда.

Я нахмурилась.

– Как так?

Она хихикнула и сделала вид, что падает в обморок. Она указала пальцем на скамейку запасных «Лос-Анджелеса», – я перевела взгляд и увидела табличку, которая висела над красивой девушкой.

– «Миссис Ланкастер – моя малышка с ангельским личиком. Не трогать», – прочитала я, фыркнув, а затем уставившись шокировано на Мэдди. – Какого черта?

– Знаю-знаю. Это так мило. Это та девушка, ради которой он просил об обмене. И теперь они женаты, – она заерзала на месте. – Это история любви прямо как в книгах или что-то в этом роде.

– Ммм, – ответила я, гадая, каково это, быть любимой так сильно. Это было определенно то, чего я никогда не смогу испытать.

Я не могла заставить кого-либо полюбить меня.

Чем сильнее становился рев толпы, тем больше я погружалась в игру, всеобщее волнение подпитывало мое собственное. Мэдди кричала и орала на каждый пас, и ее энергия была заразительной. Я села на свое место и поймала себя на мысли, что расслабилась: напряжение и беспокойство, которые я чувствовала, растворились.

Харли снова впечатали в борт, на этот раз Ланкастер, и мы обе вздрогнули. Мэдди вскочила на ноги.

– Гребаный придурок! – закричала она игроку из «Лос-Анджелеса».

Я фыркнула. Это было на самом деле довольно весело.

Чтобы еще сильнее расстроить нас, вратарь заблокировал еще один бросок, как раз когда прозвучал сигнал, возвещающий об окончании периода.

Словно одержимая духом ярого фаната я вскочила со своего места и крикнула вратарю «Лос-Анджелеса»:

– Ты отстой, Дэвис!

Слова вылетели из моего рта прежде, чем я даже поняла, что делаю, и как только я это сделала, замерла. Какого черта я сделала? Люди после этого посмотрят на меня.

Но обратил внимание не тот человек…

Вратарь повернулся и уставился на меня, мы молчаливо обменялись взглядами, отчего по спине пробежали мурашки.

Вау.

Он был симпатичным.

Таким красивым, что начинает кружиться голова и кажется, что ты немного не в себе. И я задумалась, каково это встречаться с таким парнем.

Я не думала, что такие люди существуют в реальной жизни. Меня всю жизнь окружали симпатичные люди. Но не такие.

Как я могла раньше не слышать об этом парне? Его имя должно было быть на слуху у всего Лос-Анджелеса!

Он поднял шлем, из-под него показалась копна каштановых волос, уложенных так, словно он только что встал из постели после жаркой ночи секса, а не играл в хоккей. На его лице ярко выделялись острая линия подбородка и ослепительные голубые глаза, которые, казалось, пронзали меня насквозь.

Но меня зацепила не только его внешность. У него также был какой-то необъяснимый магнетизм, притягательность, которые пленили меня почти сразу.

Я не могла отвести взгляд, настолько была очарована его красотой. Он был произведением искусства, который выставлялся только для моих глаз.

А потом… он послал мне воздушный поцелуй.

Чертов поцелуй. От которого вокруг меня завизжала толпа фанатов.

Я почувствовала укол ревности, из-за того, что они видели его. Безумная часть меня хотела выхватить его из воздуха, чтобы никто другой не мог присвоить поцелуй себе.

Я хотела оставить его только для себя, как дракон, тщательно хранящий свои драгоценности.

Второй раз за сегодня я задалась вопросом, не сошла ли с ума.

Я свирепо посмотрела на него за то, что он привлек ко мне внимание… хотя это была моя вина… а затем отвела взгляд, притворившись, что безразлично смотрю на баннеры, висящие под крышей арены.

– Ух ты, – прошептала Мэдди, толкая меня локтем в живот. Я хмыкнула и бросила на нее взгляд.

– После этого взаимодействия, кажется, нужно покурить, – прокомментировала она с самодовольной ухмылкой, ее брови похотливо поднялись и опустились.

– Он просто раззадоривает меня, – ответила я, но мне показалось, что его взгляд все еще был прикован ко мне. Как будто он следил за каждым моим движением, делая со мной что-то, от чего я не смогу оправиться.

Я действительно сошла с ума. Так долго была без человеческого общества, что придумывала что-то, чего просто не могло существовать.

Вот и все.

Краем глаза я наблюдала за тем, как вратарь катится к своей скамейке запасных. Он остановился, чтобы быстро поговорить с кем-то из команды «Кобр», а затем скрылся из виду на перерыв.

Они смотрели на меня? Конечно, нет.

А что, если он пытался отстранить меня от игры за то, что я на него накричала?

Нет… Я не кричала что-то такое, чего бы не кричали другие. Я была почти уверена, что именно так проходят спортивные мероприятия.

– Жаль, что он будет на другой стороне в следующем периоде, – прокомментировала Мэдди, все еще пристально глядя на меня, словно могла прочитать безумные мысли в моей голове.

– М-м-м, – пробормотала я уклончиво.

Ее ответная ухмылка была, честно говоря, немного дикой.

Я проигнорировала ее и с удовольствием оглядела арену. Я не веселилась так уже… целую вечность. Это прекрасно чувство – быть среди толпы людей абсолютно неузнанной… как глоток свежего воздуха. На этот раз я просто слилась с людьми. Мне это нравилось.

Игра продолжилась, и по мере того, как шло время матча, моя жалость по отношению к Харли росла. Он играл отлично, но «Лос-Анджелес» был просто на голову выше.

Почему-то мне стало грустно от мысли, что сейчас придется уйти.

Мне не хотелось признавать, что я, возможно, грущу из-за того, что мне придется расстаться с Уолкером Дэвисом.

В какой-то момент я поняла, что слежу за каждым его движением… всю игру.

У меня возникло странное желание снова крикнуть ему гадость, чтобы посмотреть, пошлет ли он мне еще один поцелуй.

Что было безумием. Сейчас я старалась оставаться незамеченной.

Но что-то на этой арене определенно зацепило меня.

Мне показалось, что он несколько раз взглянул на меня во время игры. Но, кажется, я просто выдавала желаемое за действительное.

Не то чтобы я хотела, чтобы кто-то обращал на меня внимание.

Странно, что впервые за много лет я переосмыслила это.

Раздался гудок, Харли и весь «Сиэтл» уныло ушли со льда, в то время как игроки «Лос-Анджелеса» быстро ринулись к своей скамейке запасных – так быстро, будто их задницы горели.

– Что они делают? – спросила я у Мэдди, когда мы встали и собрались уходить – точнее, я собралась уходить. Мэдди должна была встретиться с Харли и вместе с ним улететь домой.

– Держу пари, они смотрят игру «Далласа», – ответила она, показывая счет между «Далласом» и «Детройтом» на своем телефоне. – «Лос-Анджелесу» нужно было победить «Сиэтл», чтобы получить хотя бы шанс, с условием, что «Даллас» тоже должен победить.

Она фыркнула.

– Все, что нужно было сделать «Сиэтлу», чтобы попасть в плей-офф, – это победить. Не могу поверить, что они все просрали.

Мы внимательно следили за тем, как #13 «Далласа» вытворяет что-то безумное с шайбой. Он забил победный гол. Болельщики вокруг нас уже давно сходили с ума, но теперь к ним присоединились и игроки.

Мэдди встала.

– Давай уйдем отсюда. Ненавижу смотреть, как празднуют другие команды.

Я встала, чтобы последовать за ней, и внезапно седой старый охранник оказался у нашего ряда.

Мы с Мэдди недоверчиво уставились на него.

– Пожалуйста, выходите через лед, дамы, – сказал он деловым голосом, указывая на лед, где уже были толпы фанатов, которые праздновали победу.

Мэдди указала на людей, которые также поднимались по лестнице… обычным путем.

– Мы можем просто подняться там. Это не проблема.

– Мы просим всех в первых пяти рядах выйти там. Из соображений безопасности, – добавил он… как будто вспомнив эту информацию только что.

– Вы хотите, чтобы мы вышли на лед? – спросила я в замешательстве. На лбу Мэдди залегла морщинка. Очевидно, это было для нее в новинку.

– Ладнооооо, – пробормотала Мэдди, схватив меня и поведя вниз по ступенькам, туда, где люди уже заполонили лед.

– Это не похоже на меры предосторожности, – крикнула я ей, едва не получив по носу от счастливой фанатки, держащей огромную табличку «Я люблю тебя, Ланкастер». Как только мы оказались на льду, мои ноги стали разъезжаться на скользкой поверхности. К тому же, у меня никогда не было хорошей координации.

– На льду весело. Черт… вот Ари Ланкастер, – прошептала Мэдди, внезапно остановившись и схватив меня за руку, словно она нужна была ей, чтобы удержаться от прыжка на этого парня.

– Ты безнадежно влюблена в Харли, а Ари женат! – напомнила я ей, чувствуя, как мое лицо дрожит от того, насколько хорош Ари.

Но он был не так хорош, как тот вратарь. Уолкер. Так ведь его зовут?

– Я знаю, что люблю Харли. Позволь моему фанатскому сердцу насладиться, – парировала Мэдди.

– Ты можешь пофанатеть, когда мы уйдем со льда? Он заполняется, – я нервно смотрела на всех.

– Дай мне еще секундочку, – прошипела она, и я взмолилась себе под нос.

Я уже привыкла к атмосфере игры, но когда оказалась на льду, где все ходили и кричали, чуть ли не врезаясь в нас… Это снова заставило меня нервничать. Достаточно было одного человека, который бы узнал меня, чтобы все пошло не так.

А я хотела оставить этот вечер себе. Я не хотела объяснять это Джолетт и позволять ей все испортить… просто потому, что она увидела бы, что это приносит мне радость.

Внезапно чья-то рука обхватила меня за талию и понесла вперед.

– Аааа! – закричала я, но меня отбросило немного в сторону. – Какого черта? – зарычала я, готовая устроить истерику тому, кто посмел меня так схватить.

Но когда я обернулась, весь гнев тут же испарился. Его заменила жгучая… страсть.

Это был он.

Вратарь «Лос-Анджелеса». Уолкер Дэвис.

Он смотрел на меня, на его полных, идеальных губах играла веселая ухмылка.

Я почувствовала головокружение. Смущение. Будто меня поймали…

Странное чувство, но в нем было что-то почти хищное. Не в плохом смысле. А в том, как это, наверное, обычно должно происходить между людьми. Как будто все ДНК в мире соединились в свою самую совершенную форму… и явили миру его.

Я думала, что его глаза просто голубые, но, стоя так близко к нему, можно было разглядеть целый калейдоскоп цветов. Голубой смешивался с легкими оттенками изумрудно-зеленого и вкраплениями стального серого, и в этот момент я действительно подумала, что магия существует, потому он, кажется, околдовал меня своим взглядом.

Его каштановые волнистые локоны немного выцвели из-за воздействия солнца, из-за этого пряди казались светлее. Даже в резком освещении арены его волосы, казалось, мерцали. Будто он был каким-то богом из потустороннего мира или кем-то в этом роде.

– Ух ты, – пробормотал он, и, кажется, в тот же момент какая-то часть меня влюбилась в его голос.

Он был медовый, мягкий и бархатный, словно скользящий по моей коже. Действительно «ух ты».

Я никогда не писала песни о мужчинах из своей реальной жизни. Но Уолкер Дэвис, кажется, станет тем, кто изменит это.

– Кхм, – вставила Мэдди, прочистив горло и вернув меня в реальность.

Реальность, в которой я стояла слишком близко к этому незнакомцу.

Реальность, в которой его руки все еще обнимали меня.

Я вздрогнула, но не от холода льда. Я вздрогнула от потребности, пульсирующей в моем теле. Потребности, которую я не испытывала с тех пор…

Старое воспоминание всплыло в голове, и все исчезло, будто меня окатили ведром ледяной воды. И я снова погрузилась в ту оцепеняющую пустоту, в которой находилась много лет.

– Извините, – пробормотала я, пытаясь вырваться из его объятий. Хотя часть меня хотела прижаться к нему.

– Извините, вас, э-эм, вот-вот сбили бы с ног, и, похоже, я немного увлекся, пытаясь спасти вас, – сказал он с ухмылкой. Его голос был низким, хриплым, как будто его слова предназначались только для моих ушей. Как будто это был тот интимный момент, который он пытался сделать только нашим.

У меня всегда было бурное воображение. Это то, что сделало меня таким хорошим автором песен. Но сценарии, которые мой мозг придумывал в этот момент, были на совершенно другом уровне.

– Увидимся позже, – прошептала Мэдди, указывая на выход. – Останься здесь с этим горячим парнем.

Или, по крайней мере, я думаю, что она только что так сказала.

Толпа начала расходиться… по крайней мере, немного. И если оглянуться вокруг, то соотношение игроков и болельщиков становилось почти одинаковым.

Но многие из оставшихся выкрикивали имя Уолкера… просили автографы. Я не хотела, чтобы они меня заметили.

А это значит, что мне тоже нужно было уйти.

Помимо проблемы больших толп… и маленьких… я также никогда не общалась со знаменитостями.

И, глядя на прекрасное лицо Уолкера Дэвиса, в его глаза, которые не отрывались от моих с того момента, как я обернулась… можно было точно сказать, что передо мной определенно стояла знаменитость.

– Я Уолкер, – произнес он, тихим и все еще слишком сексуальным голосом…

Я на автомате открыла рот, часть меня была готова дать этому незнакомцу все, что он захочет… его голос, лицо и все остальное были слишком хороши…

А затем я тут же закрыла его. Возникла идея… Этот божественно красивый мужчина явно был заинтересован во мне.

То, как он наклонялся ко мне… как не мог оторвать взгляд от моего лица… как прикусил нижнюю губу…

Он хотел получить хотя бы минуту моего времени… и, может быть, я могла бы уделить ему немного этого времени. Если бы у меня был шанс – какая женщина на этой планете отказалась бы от него?

Но я не могла этого сделать.

Он был слишком хорош для того, чтобы возиться с моими проблемами.

– Вайолет, – наконец пробормотала я. Его глаза сверкнули в ответ на мое имя, но он не стал ничего говорить.

– Уолки, – сказал глубокий голос, а затем чья-то рука обвилась вокруг шеи Уолкера, татуированная рука… за его спиной появилось другое прекрасное лицо… с очень похожими чертами.

Знакомое лицо.

Коул Дэвис. Фронтмен Anarchy… быстро растущей группы, которой я была одержима в течение последнего года. Их концерт с Sounds of Us был единственным шоу, на которое я хотела сбежать в прошлом году.

На что похожа моя жизнь сейчас?

Было что-то почти разочаровывающее в том, как его глаза скользнули по мне и не поняли, что я когда-то была ему ровней.

Что я когда-то была намного популярнее него.

– Ты так чертовски хорошо справился, братан. Ты просто убийственно крут, – протянул он с легким южным акцентом, который был похож на акцент его брата. Секунду спустя его взгляд встретился с моим. – Ну, привет, – проворковал Коул с фирменным обаянием, которым он славился.

Но мои глаза не могли сосредоточиться на нем больше, чем на несколько секунд. Лицо его брата, кажется, было влекущим меня тяговым лучом, которым инопланетяне в фантастических фильмах похищают людей. Он все еще вызывал у меня это легкое, подавляющее, дурманящее, граничащее с бредом, чувство.

Обманчивое любопытство. Вот, как я бы описала то, как Уолкер смотрел на меня. Как будто я была задачей, которую он должен был решить.

Я не собиралась говорить ему, что там нечего искать. Что я пустая оболочка, из которой высосали все притягательное или достойное.

Сегодня вечером я буду Вайолет, свободной от своего прошлого… свободной настолько, чтобы как следует повеселиться.

Через пару часов я смогу вернуться к привычным страданиям.

– Мне нужно заняться сексом, – пожаловался Коул, снова привлекая мое внимание к себе. – Если бы это было возможно, я бы сейчас мог забеременеть только от того, как вы смотрите друг на друга.

Глаза Уолкера заблестели, и он, казалось, воспрял. Как будто это был самый крутой комплимент, который мог сделать ему брат.

Каждая частичка моего тела смутилась, потому что Коул был прав… Я определенно трахала его брата глазами.

– Я просто оставлю вас двоих… празднуйте, – пробормотал Коул, что-то прошептал Уолкеру на ухо и тут же убежал. Его сразу окружили три красивые девушки.

– Дисней, – позвал сексуальный голос, и парень, по которому Мэдди сходила с ума, подъехал к нам на коньках. Красивая блондинка, которую он назвал своей женой, крепко обнимала его. Я наклонила голову, сбитая с толку прозвищем Уолкера.

– У меня Линк на телефоне, – пропел Ари Ланкастер.

Уолкер тут же побледнел, и вся его уверенность исчезла. На ее месте появился заикающийся, очаровательный комок нервов.

– Он на телефоне? Ты сказал ему, что он потрясающий? Я…

– Ты тоже хорош, Уолк, – протянул глубокий голос. Ари повернул телефон, и на экране появился великолепный блондин. Не просто блондин. Золото. Это слово лучше описывало цвет его волос… и лица. Подождите… это был #13, которого Мэдди показывала на своем телефоне. Тот, который забил тот потрясающий гол.

Серьезно, как я могла упустить тот факт, что хоккеисты такие великолепные? Забудьте об актерах и моделях… Вот, где была настоящая красота. Мой взгляд метнулся к игроку из «Лос-Анджелеса», что стоял недалеко и, казалось, пялился на затылок Ари. Ладно, может быть, не все хоккеисты были великолепными. Этот парень определенно не был.

– Золотой мальчик, – внезапно протянул Ари, как будто смог прочитать мои мысли. – Я думаю, ты сломал Диснея. У него такой безумный взгляд сейчас.

Ари повернулся и подмигнул мне, как будто я должна была понять его шутку, а затем он посмотрел на девушку, что стояла рядом. Он смотрел на нее сверху вниз жадно, опьяняюще и немного безумно.

– Мы собираемся напиться, – сказал Ари парню в телефоне. Он поднял его перед Уолкером. – Попрощайся с Линком.

– Пока, Линкольн, – запинаясь, пробормотал Уолкер. И я наконец поняла. Уолкер восхищался этим парнем. Я наклонила голову. По крайней мере, я надеялась, что это просто братские чувства.

Они ушли, и внимание Уолкера вернулось ко мне. Он сказал, что должен идти? Что пойдет праздновать с командой? Я хотела, чтобы он остался… еще немного побыл со мной.

– И что будет дальше? – осторожно спросила я.

Уолкер

Я женюсь на тебе.

Это было первое, что пришло мне в голову, когда она спросила о том, что будет дальше.

Что означало, что я официально сошел с ума.

Но я не мог представить себе мужчину, который мог бы смотреть на нее и не жаждать ее. Не нуждаться в ней. Не желать отчаянно владеть ей полностью.

Я был под кайфом только один раз. Мы были подростками, Коул раздобыл что-то очень мощное. И мы трое, Паркер, Коул и я… мы так накурились, что не могли двигаться. Я никогда больше не пробовал это делать. Ненавидел терять контроль и быть неспособным сдержать себя.

Но сейчас я снова чувствовал то же самое. Как будто больше не был властен над своим телом. Как будто какая-то другая часть меня взяла верх.

Она была изящной сказочной принцессой, героиней фильма – и да, как же идеально ее образ подходил к моему прозвищу. Чертовски идеально.

Или лучше сравнить ее с ангелом… да, это было хорошее описание для нее.

Она была такой хрупкой, с нежным взглядом, как у прекрасной фарфоровой куклы. И эти глаза. Они были такого невероятного оттенка… каре-зеленые с потрясающим золотым обрамлением радужки, которого я никогда раньше не встречал у других.

Ее пухлые губы были будто созданы специально для моего члена, и – ладно… пора остановиться.

А может, не стоит. Я сходил с ума по ней с того момента, как увидел. А теперь, когда она была так близко…

Ну, скажем так, если я сегодня вечером не трахну ее, точно умру.

– Мы должны напиться, – внезапно сказала она, почти отчаянно, глядя по сторонам.

На самом деле, я не хотел напиваться. Я просто хотел пойти домой, прикоснуться к ней, трахнуть ее и оставить рядом навсегда…

Ладно, смирись, парень.

Но если она действительно этого хочет… Думаю, стоит ей дать то, что она так сильно желает.

– Уолкер, – раздался голос. Я тяжело вздохнул, желая, чтобы все, кроме Вайолет, исчезли. А затем я заставил себя взглянуть на Сэма Уильямсона, одного из наших новичков, который выбежал на лед без рубашки с бутылкой виски.

– Я забил чертов гол! – невнятно пробормотал он, каким-то образом он уже опьянев.

Я осмотрелся и понял, что на трибунах и на льду почти никого уже не было. Хм. Время, оказывается, быстро летит, когда встречаешь новую причину своего существования.

– Да, черт возьми, ты это сделал, – сказал я ему с напускным энтузиазмом. В следующий же момент я протянул руку и притянул Вайолет к себе – в тот момент, когда его взгляд метнулся к ней.

– Готовься, Дэвис, – серьезно сказал он, протягивая мне бутылку.

Готовиться? Ох, черт.

Почему я позволил Ари, черт возьми, Ланкастеру, втянуть меня в подобную историю?

– Может, мы сделаем это после тренировки или когда-нибудь еще… – предложил я, чувствуя, как меня охватывает паника.

Я в отчаянии огляделся. Где вообще был Ари? Наверное, напивался. Но это он был во всем виноват.

– Сделка есть сделка, Уолкер, – сказал Сэм. Еще несколько моих сокомандников вышли на лед, свистя и продолжая пить.

Я взглянул на Вайолет.

– Заранее прошу прощения, – пробормотал я, думая о том, как она очаровательна, когда смущается.

Я поднял ее, и она пискнула. Когда я откатил ее на несколько метров, на безопасное расстояние от моих шумных товарищей по команде… я подумал, что это опасно. Прикосновение к ней.

Это было то, к чему можно было быстро привыкнуть.

Она посмотрела на меня внимательно с озадаченной ухмылкой, словно не могла понять, как оказалась в подобной ситуации, и я был уверен, что она сейчас сбежит.

– Пожалуйста, не уходи. И, пожалуйста, помни, что обычно мы ведем себя иначе, – попросил я, желая, чтобы рядом было что-то типа, не знаю, наручников… чтобы не дать ей уйти.

Мысль о том, чтобы приковать ее, была странной.

Она все еще смотрела на меня, сбитая с толку, и кусала свою пухлую нижнюю губу, заставляя огонь внутри меня разгораться еще сильнее.

Я подкатил обратно к Сэму, постоянно оборачиваясь на Вайолет, чтобы убедиться, что она все еще стоит там. Вырвав бутылку виски из рук Сэма, я опрокинул ее себе в рот и большими глотками стал пить. Для храбрости.

Не то чтобы меня особенно волновал бег нагишом. Это было частью жизни спортсмена – факт, что другие мужчины смотрят на твои яйца.

Но мне было важно, что она подумает обо всем этом.

Как-то несколько месяцев назад Сэм напился и начал практически орать из-за того, что не забил гол. Он был в команде месяц, перешел из АХЛ и был убежден, что его выгонят из команды, если он не забьет шайбу.

Ари решил, что Сэма нужно подбодрить… нашим бегом нагишом… Я на самом деле не был уверен, что хоть кого-то это могло замотивировать.

Но суть в том, что я сейчас был единственным, кто собирался отморозить себе яйца. На глазах у самой красивой девушки, которую я когда-либо видел.

А Ари, мать его, Ланкастера нигде не было видно.

Ну ладно… Может быть, мы с Ари тоже оба были очень, очень пьяны, когда это пари было заключено.

Но все же…

Сэм протянул мне большой носок, кивнув, как будто он сделал мне огромное одолжение, из-за того помог избежать обморожение члена.

Ладно, черт, может быть, он действительно пытался мне помочь.

– Раздевайся, – крикнул Томми, размахивая рубашкой над головой и отхлебывая пиво.

Я показал ему средний палец.

Я снова посмотрел на Вайолет, чтобы убедиться, что она все еще там стоит… И она все еще смотрела на меня… со смущением… и голодным блеском в глазах.

С жаждой, которую я мог утолить.

И за то, что она так терпелива… я должен был показать ей себя.

Я стянул майку, не сводя с нее глаз… обнажил точеные контуры своей груди. Обычно мне ужасно холодно на льду без рубашки – соски так сильно встают, что ими, наверное, можно порезать член. Но почему-то сейчас мне было, наоборот, жарко.

Она, дрожа, смотрела на меня с блеском в глазах, как на восьмое чудо света.

Наверное, я тоже так на нее смотрел.

И, черт, у меня встал. Она не должна была увидеть меня в таком виде. Бег со стояком на глазах у сокомандников – не то, как я представлял себе хорошее времяпрепровождение.

Квашеная капуста, кролики, измельченные панцири черепах, зеленый горошек…

Я перебрал в голове весь свой список вещей, которые могли сбить мне стояк.

Но они, черт возьми, не работали.

Линкольн Дэниелс сказал мне, что у меня маленький член!!!!

Фу, эта мысль на самом деле ужасала. Мой член опал… по крайней мере, немного.

– Позер, – крикнул один из моих сокомандников, но я не стал отвечать ему.

Несмотря на то, сколько раз я в своей жизни бегал нагишом, это не было тем, чем я гордился или типа того. Парни – идиоты, а бег нагишом – часть их идиотских правил.

На самом деле это настоящая пытка. Я успел снять свои щитки, когда мы смотрели игру «Далласа», но на мне все еще было очень много одежды.

Я отвернулся от всех, расстегнул штаны, стянул с себя бандаж и ракушку, и надел желто-фиолетовый носок на свой член, потому что это, очевидно, нужно было сделать в первую очередь. Слава богу, что он был подходящего размера.

О Геркулесе нужно было позаботиться.

Сняв штаны, я остался на коньках с одним полосатым носком на члене.

Я обернулся, ее глаза расширились, щеки залил румянец. Взгляд был сосредоточен на моем члене в носке, а рот приоткрылся.

Это был хороший знак.

Ну, я так и думал. Или ей просто было стыдно за меня. Я старался не думать об этом.

И еще… я был почти уверен, что смущаться было нечего.

Вайолет издала хриплый звук и покачнулась на месте.

Черт, нет. Может, она подумала, что я отвратительный? Я никогда не был неуверенным в себе. Но сейчас моя решительность пошатнулась.

Я подошел к Сэму и выхватил бутылку виски из его руки. Я проехал круг по льду в то время, как мои сотоварищи подбадривали меня и выкрикивали нелепые вещи.

Это все сейчас происходит в реальности?

Если кто-то это снимал, я узнаю и сломаю клюшку об его голову.

Кроме Вайолет. Она могла бы снять это для своего архива с компроматом, если бы захотела.

Бежать по льду с голой задницей и бутылкой виски в руке? Кажется, это самое нелепое пари, на которое я когда-либо соглашался.

Я очень надеялась, что наш чертов тренер не выйдет и не увидит этого.

Холодный воздух начал щипать кожу в тот момент, когда я делал очередной круг. Я покачал головой, когда мои сокомандники-идиоты заржали и скинули свои джерси на лед, как будто мы были на какой-то странной церемонии награждения.

– И даже не скукожился от холода! – закричал один из них, и я закатил глаза, когда проезжал мимо.

Да даже если бы мой член уменьшился от холода… все равно был бы больше, чем у них всех.

Я сделал большой глоток, чтобы подавить растущее смущение. Огненное жжение в горле, казалось, компенсировало холод, или, может быть, это просто алкоголь так действовал на мои чувства.

Вайолет зажимала рот ладонью, ее тело дрожало. Она смеялась надо мной.

– Веселишься? – крикнул я ей, пытаясь казаться непринужденным, несмотря на то, что катился сейчас по льду абсолютно голым. Точнее, в своем праздничном костюме.

Она кивнула, наклонившись, и ее смех стал только сильнее.

– Это действительно странно, – наконец, сквозь смех, пробормотала она.

Я показал ей язык, когда проезжал мимо, и потряс задницей для большего эффекта. Но из-за этого мой член стал раскачиваться, что сделало ситуацию еще более неловкой.

Я сделал еще один круг и сдался. Честно говоря, я даже не мог вспомнить все условия пари, но решил закончить.

Если они хотели еще, они могли пойти за Ари.

Парни еще немного покричали, прежде чем кто-то сказал что-то о шотах, и они ушли со льда.

А потом… остались только Вайолет и я.

Она стояла там, где я ее оставил. Она держалась руками за живот… и дрожала от смеха.

– Черт возьми, милая, – пробормотал я и бросился к ней… и только потом вспомнил, что на мне был только носок. В тот момент, когда встретился с ее широко раскрытыми глазами.

– Точно… дай мне секунду, а потом мы уйдем со льда и пойдем греться, – быстро сказал я ей, схватив свои вещи. Я чуть не упал, когда пытался натянуть на себя одежду.

В спешке, стараясь надеть штаны… с меня упал носок.

– Твою ж… член, – выдохнула она, когда мой член появился в поле ее зрения и, к моему ужасу, начал вставать.

– Черт. Мне жаль! – завизжал я.

Она пискнула и закрыла глаза, пока я пытался хотя бы что-то надеть на него.

Но в следующее же мгновение я, черт подери, поскользнулся, мои коньки перелетели через голову. Я оказался на льду в такой позе, что она могла увидеть половину моего члена.

– Мне жаль! – закричал я с ноткой начинающейся истерики в голосе.

– Что ж, поздравляю, – пробормотала она, размахивая руками перед лицом так, что ей в общем-то все равно все было видно. – Действительно большой. Большое… дело… черт.

Ее слова вырвались смущенным шепотом.

Для ясности: на самом деле я не был крутым парнем 24/7.

Но я никогда, никогда в своей жизни не делал ничего столь же неловкого и унизительного, как то, что происходило со мной прямо сейчас.

И все это видела девушка, которую я ужасно хотел впечатлить… и завоевать.

Вайолет все еще прикрывала руками глаза в тот момент, когда я с трудом поднялся на ноги и развернулся так, чтобы мой член не был виден. Через минуту мне удалось надеть штаны и рубашку.

– Горизонт чист? – спросила она, и я фыркнул, тут же представив это в виде заголовка… «Горизонт очищен от огромного члена Уолкера Дэвиса».

– Я оделся, – ответил я вместо этого. В отличие от горизонта, мои мысли не были такими чистыми…

Далеко не чистыми.

Она медленно опустила руки, словно ожидая того, что я соврал и все еще скачу перед ней обнаженным.

– Признаться честно, даже в самых смелых мечтах… я не представляла, что эта ночь пройдет именно так, – сказала она.

Я рассмеялся, откинув волосы с лица.

– Да уж… увидеть мой член в первый раз ты должна была гораздо менее постыдным образом.

Она покраснела, и я некоторое время рассматривал ее лицо, отмечая, как идеально порозовели ее губы. Я старался игнорировать возбуждение, которое растеклось по моим венам. Ее взгляд метнулся вниз к моим… штанам… словно она боялась, что Геркулес снова появится.

К счастью, он был надежно спрятан.

На щеках Вайолет все еще играл румянец от смущения… как будто она до этого дня не видела членов.

Я исследовал глазами каждый сантиметр ее лица, не в силах остановиться. На нем не было тяжелого макияжа, который носили почти все мне знакомые девушки. Вайолет выглядела молодо.

Черт.

Очень молодо…

Я прикусил губу, живот удовлетворенно заурчал от того, как она следила за каждым моим движением.

– Ты ведь совершеннолетняя… верно? – наконец выпалил я, не уверенный в первый раз в жизни, волнует ли меня это. Мы могли бы переехать в Северную Каролину. Вайолет фыркнула.

– Да, – сказала она, как будто вопрос был забавным.

Но она не сказала мне, сколько ей лет.

В этот момент из туннеля послышался смех, и ужас мелькнул на ее идеальном лице.

Я наконец подъехал к ней ближе, не в силах удержаться.

Теперь она смотрела на меня с опаской, словно появление других людей разрушило магию момента.

– Эй, Уолк, наверху большая вечеринка, ты идешь? – крикнул Томми, обнимая хоккейную зайку, которая всюду таскалась за нашей командой.

– Через минуту, – ответил я, приподняв брови, что, я надеялся, было воспринято как знак… тебе следует надеть три презерватива, если ты хочешь войти в киску девушки, которая стоит рядом.

Он просто ухмыльнулся и исчез из виду.

– Мне, наверное, пора домой, – пробормотала она с ноткой уныния в своем красивом голосе.

От ее слов живот скрутило нервным узлом, и паника охватила меня, словно ударив током, – тревожное триединство собралось, когда на лбу выступил холодный пот.

– Нет… то есть… зачем? – наконец, выдавил я.

– Ты сможешь пойти праздновать? – медленно произнесла она, словно тоже не знала, почему уходит.

– Я думаю, ты должна отпраздновать со мной.

И снова этот страх, который я отчаянно хотел понять, появился на ее лице.

– Ты уже видела большинство из нас в худшем виде, – продолжил упрашивать я. – Все станут намного глупее и намного пьянее, но это все.

Я взял ее за руку, пытаясь скрыть благоговейный восторг на лице от того, насколько чертовски мягкой была ее кожа.

Ей не нужно было сейчас знать, что моя рука станет той самой, за которую она будет держаться до конца жизни.

Глава 4. Уолкер

– Ненадолго, может быть, – пробормотала она, ее взгляд метался по арене, словно она кого-то искала. Все, кому нельзя здесь быть, уже вышли из здания. Она искала парня, с которым пришла?

Я стиснул зубы, ревность вскипела во мне.

Ладно… это было странно.

Я не был из тех, кто ревнует. Никогда не был.

Но прямо сейчас мне было плохо от одной мысли, что у нее может быть кто-то еще.

Неважно, был ли кто-то еще. Я бы его устранил.

Ладно, это безумие…

– Мы могли бы пойти в более тихое место, если ты не хочешь идти на вечеринку, – нерешительно сказал я.

В ее притягательных глазах сверкнул интерес.

– Что ты имеешь в виду?

Честно говоря, единственное, что я мог ей предложить, – поехать ко мне. Я не был из числа тех, кто знает все тихие места, где никто не будет мешать, с интимной атмосферой.

Зато я знал тысячи мест с классным тако.

Я вытянул руку перед собой в универсальном жесте, который значил «не психуй», хотя он, конечно, только сильнее всех бесил.

– Мы могли бы пойти ко мне.

Сначала она инстинктивно засмеялась, что совсем немного меня оскорбило. Хотя я мог понять – до этого момента мое поведение иначе как сумасшествием назвать нельзя было. А если вспомнить про то, что она случайно увидела мой член…

Смех, вероятно, был самым правильным способом ответить на подобное предложение.

Она долго смотрела на меня, держа мою судьбу в своих руках. Мне было невыносимо думать о том, что может произойти.

– Ладно, давай рискнем, – наконец сказала она. В голосе промелькнули неуверенность и… испуг.

– Дай мне только снять коньки и быстро переодеться, – сказал я ей, хватая за руку и ведя в сторону раздевалки. Все мои движения были медленными, чтобы не спугнуть ее.

Не представляю, что сделал бы, если бы она действительно стала вырываться… Я мог схватить ее и не отпускать. Я сделал глубокий вдох, говоря себе, что нужно взять себя в руки.

Я сейчас веду себя определенно не так, как подобает члену «круга доверия».

Она, кажется, не заметила, что я схожу с ума. Она смотрела с любопытством, когда я вел ее по туннелю в раздевалку. Слава богу, здесь никого не было. Не думаю, что смог бы вынести, увидь она еще чей-нибудь член.

В будущем стоит думать о таком заранее. Наверное, будет не очень, если я покалечу или запытаю своих товарищей по команде только из-за того, что Вайолет увидела кое-что лишнее.

– Ладно, я сейчас вернусь, – пробормотал я, прежде чем мой взгляд снова упал на ее джерси с лого «Сиэтла».

Дерьмо. Это выше моих сил.

– Что? Почему ты так на меня смотришь? – спросила она, смущенно приглаживая волосы.

– Ладно, ну, это не так уж важно… на самом деле, подожди… извини. Это, черт подери, очень важно. Можешь надеть мое джерси? Я не могу… не могу смотреть на то, что на тебе надето.

Я хотел бы себя хорошенько пнуть за то, как это все прозвучало, но, честно говоря, это самый доброжелательный вариант из всех, что я мог сказать в этой ситуации. Если бы она не сняла ее… Не знаю, что сделал бы.

Почти уверен, что она тут же убежала бы куда подальше, если бы я сорвал ее зубами, как хотел изначально.

– Но мы ведь только познакомились, – ответила она с легкой, дразнящей улыбкой, от которой у меня закружилась голова.

– Что я могу сказать… Я быстро завожу друзей.

– Ты всегда так властно ведешь себя с друзьями?

Она скользнула языком по губе, и я задался вопросом, как такое простое движение может буквально свести меня с ума.

– Мм, это больше в стиле Линка, как мне кажется. Но он, должно быть, вдохновил меня.

Она фыркнула и очаровательно сморщила нос, как будто не поняла ничего из того, что я сказал.

Я, честно говоря, тоже ничего не понимал в тот момент.

Она обвела жестом раздевалку.

– Ладно, друг… где джерси, которое мне нужно надеть?

Я ухмыльнулся ей и потянулся руками к краю джерси, собираясь устроить ей целое представление со снятием одежды, словно собирался заставить ее надеть мое.

Она протестующе подняла руки в воздух.

– Только не это, мой кузен играет за «Сиэтл», и я прекрасно знаю, как вы воняете после игр. Я ни за что не надену это.

Моя улыбка только стала шире.

– Я бросаю тебе вызов, понюхай.

– Нам что… по двенадцать лет? Я не буду ее нюхать.

– Ты уже понюхала меня?

– Ну я…

Ее рот открылся и закрылся.

Я кинул ей джерси, уверенный в том, что оно не воняет, – понюхал, когда переодевался на льду. Потом я направился к душевым, чтобы принять самый быстрый душ в моей жизни. Я все время убеждал себя, что мне не нужно тащить ее с собой, чтобы быть уверенным, что она не убежит.

Струи воды обдали кожу холодом – я выкрутил кран на ледяную воду, и все равно был твердым только от мысли о том, что она делает по ту сторону стены. Кто же знал, что даже замерзший член может стоять?

Не я.

Даже не мог представить, что будет, когда я действительно окажусь внутри нее…

Десять секунд. Если повезет.

Линкольн и Ари каким-то образом узнают. И они никогда не дадут мне об этом забыть.

Вайолет никогда не захочет иметь со мной ничего общего.

Единственный правильный выход из этой ситуации – помочь себе рукой. В ледяной воде. Пока она в нескольких метрах от меня.

Черт, это было жалко. Но необходимо.

Крепко сжав свой член, я начал медленно двигать рукой вверх и вниз, шипя, когда холодные капли воды касались моей кожи.

Это была самая позорная дрочка в жизни.

Момент, который я мог бы назвать секундой помешательства.

Но было так легко представить ее… в моей джерси, на коленях. Мокрой, когда она смотрела на меня этими сумасшедшими, красивыми глазами… с этими розовыми, пухлыми губами. Ее язык выскользнул, кончик коснулся моего члена…

– Какого черта твоя джерси не пахнет?

Ее голос выдернул меня из грез. И я кончил… сдержать себя было невозможно. Струи спермы залили кафельную стену душевой.

– Боже мой, – прошептал я, буквально дрожа от того, насколько сильным был этот оргазм… и как холод леденил кожу.

Десять секунд.

Вот сколько времени это заняло. Чертовски неловко.

Может быть, во время реального секса будет двадцать.

Я выключил воду, схватил полотенце и обернул его вокруг талии. Я слышал, что она сказала, и мог догадаться, что случилось, но мне необходимо было убедиться самому во всем происходящем.

Несколько шагов, и вот она… в моем чертовом джерси. Оно висело на ней, и от этого Вайолет поежилась. Пока ее взгляд, черт возьми, пожирал меня.

– Эмм… я ее надела, – пробормотала она, ее глаза были прикованы к моей груди. Капля воды скользнула по моей коже, и она проследила за ней… до самой кромки полотенца.

– Ух ты, – выдохнула она.

– Что это было? – спросил я, поддразнивая. – Ты только что сказала «ух ты»?

Она показала мне язык и начала неловко махать руками.

– Ну… это действительно несправедливо, что тебе приходится скрывать все это, – она указала на мое лицо, – и это… – указала на мою грудь, – и, это, черт возьми!

Она снова скользнула взглядом к моему паху.

– Не пялься на мой член, – вскрикнул я, выставив перед ним руки, потому что, черт возьми… полотенце поднималось. Что эта девчонка делала со мной?

– Одевайся, – простонала она. – Не могу терпеть.

Я откинул часть мокрых волос с лица, все еще прикрывая область паха другой рукой, потому что Геркулес был так же ОДЕРЖИМ ей, как и каждая другая частичка меня.

– Две минуты, не двигайся, – сказал я ей, шагая в другую сторону, где стоял мой шкафчик, в котором была чистая пара спортивных штанов.

– И вот снова… ведешь себя властно.

– Только для тебя, – пробормотал я.

Я был одним из капитанов команды и вратарем… но «властность» никогда не была присуща моему характеру. По крайней мере, мне до нее об этом никто не говорил.

Натянув спортивные штаны, я взял ее за руку. Ее прикосновение ощущалось таким правильным.

Она некоторое время смотрела на наши переплетенные пальцы, а потом перевела взгляд на мое лицо… с благоговейной уязвимостью смотря своими притягательными глазами.

Скажи это. Скажи мне, что ты тоже это чувствуешь.

Но она этого не сделала.

Я провел ее по коридору и через черный ход на парковку для команды. Мы слышали крики и гул праздника неподалеку, но никого не видели. Что мне нравилось. Я не хотел делиться ею. Я хотел, чтобы она была только моя. Я хотел погреться в свете, который она излучала. Забрать все это невероятное совершенство себе.

Черт возьми. Я веду себя как Линкольн.

Эта мысль не давала мне покоя пока мы шли к машине.

– Я бы сказала, что ты пытаешь что-то компенсировать, но видела своими глазами, что это не так, – внезапно сказала она, переключив мое внимание вновь на себя.

– А?

– Твой пикап. От него веет энергией большого члена, – продолжила она, пока я помогал ей забраться внутрь машины.

Я застонал и жалобно на нее посмотрел.

– Не говори «член», пожалуйста, – взмолился я.

Она хихикнула, и мне захотелось записать этот звук. Чтобы потом проигрывать его снова и снова.

Однако сама Вайолет замерла в следующую секунду, тут же нацепив на лицо безжизненную маску вместо улыбки. Как будто собственный смех задел ее.

Эта девушка была загадкой, лабиринтом из секретов и тайн. Каждая ее загадка ждала, когда ее раскроют, как страницы давно забытой рукописи.

И мне не терпелось узнать о ней все.

Я нежно улыбнулся ей и закрыл дверь, потом не спеша обошел переднюю часть машины, чтобы у нее было время собраться с мыслями.

Если она чувствовала себя хоть немного, как я, – будто ее освежевали и решили перемешать внутренности… то ей нужно было время. Я не думал, что она, как и я, с головой нырнет в это безумие.

Но я бы стал ее проводником.

Сев за руль, я уловил ее запах, и у меня закружилась голова. Быть с ней так близко в тесном пространстве… было ошеломляюще. Она пахла полевыми цветами и летним дождем… как Теннесси после грозы.

Я смотрел на нее пристально где-то секунду, она смутилась и приподняла бровь, как бы говоря: «На что ты уставился, чудак».

Заводи машину, давай. Заводи чертову машину.

Я отвел взгляд и повернул ключ зажигания, загрохотала выхлопная труба, и мы двинулись в сторону моего дома. Весь путь я каждые несколько секунд смотрел на нее украдкой.

Но, похоже, у нее не было той же проблемы, что и у меня, – она все время смотрела в окно.

– Итак… – начал я. – Это, конечно, как-то глупо – просить тебя рассказать мне все о себе… так что давай сыграем в игру.

– Игра, – медленно повторила она, наконец уделив мне то внимание, которое я хотел.

Я остановился на красный сигнал светофора и повернулся к ней.

– Игры – это мое все, если ты еще не поняла.

В ее глазах сверкнуло веселье, и я мысленно дал себе пять.

Потому что мне нравилось вознаграждать себя за успехи.

Улыбка на лице этой девушки определенно была синонимом успеха.

– Ладно, какие правила? – уточнила она.

Биииииииип.

Я выругался и смущенно махнул рукой водителю машины позади нас, хотя, как мне кажется, водители Лос-Анджелеса должны меньше обращать внимание на такие вещи, как задержка на светофоре. Кто знает, как долго будет гореть зеленый свет.

– Ты должна рассказать мне пять правд о себе. И одну ложь…

– А потом нужно угадать? – подхватила она.

Я изобразил шок.

– Нет. Мы оставим эту ложь при себе навсегда.

Она снова хихикнула… и вновь коснулась губ, словно не могла поверить, что позволила такому звуку вырваться наружу.

– Ладно, я в деле.

– Вот это моя девочка.

Ее лицо покраснело, и она заерзала на сиденье.

– Из-за чего ты покраснела? – спросил я, желая услышать, что ей нравится, когда ее называют «моя девочка». Я положил руку на ее сиденье и провел пальцами по коже.

Она вздрогнула и бросила на меня взгляд.

– Это что-то из моих пяти правд и одной лжи?

Я был поглощен тем, насколько чертовски идеально ощущалась ее кожа под моими пальцами, и мне потребовалась секунда, чтобы ответить.

– Нет. Я выслушаю их позже, – сказал я, неохотно глядя на дорогу. Смерть в автокатастрофе меня не устраивала. Смерть от удушения бедрами была единственным вариантом смерти, на который я готов был согласиться.

– Ладно, выкладывай пять правд и одну ложь.

Она усмехнулась.

– Это была твоя идея. Я не буду первой.

– Фууууу, – протянул я, поворачивая налево. – Я родился и вырос в Теннесси, и скучаю по нему каждый день. Надеюсь, в следующем году меня возьмут в «Даллас». Я лучше играю в бейсбол, чем в хоккей, но хоккей люблю больше, так что вот я здесь. Ненавижу фильмы ужасов и буквально визжу, когда меня заставляют их смотреть. Диетический Dr. Pepper – то, чем я питаюсь практически постоянно… и… я не верю в любовь с первого взгляда.

Я улыбнулся ей с вызовом, когда закончил, и она снова покраснела.

– Хочешь подписать контракт с «Далласом»? – тихо спросила она. – А я родом из Техаса. И с удовольствием бы вернулась.

– Это может быть ложью, ангелочек, – сказал я ей, подмигнув, и она улыбнулась.

Я надеялся, что она меня раскусит. Поймет все, что я пытаюсь ей сказать.

– Ладно, твоя очередь, – сказал я. – И тебе лучше поторопиться, потому что мы почти у моего дома.

– Разве нам нельзя будет разговаривать, когда мы приедем?

Я ухмыльнулся, когда мы подъехали к подземному паркингу моего жилого комплекса и стали ждать, пока ворота откроются.

– Лично я не планирую много разговаривать.

Она уставилась на меня, и я нежно похлопал ее по подбородку, чтобы закрыть ей рот.

– Тебе нужно будет открыть рот немного шире, милая.

Блин, что я сейчас сказал? Прекрати. Прекрати. Держи свой гребаный рот закрытым.

– Ладноо… – наконец сказала она восхитительно хриплым голосом, очевидно, решив проигнорировать то, что я обошел все светские любезности. – Я… Я большая поклонница «Ковбоев». Я также считаю диетический Dr. Pepper своей основной едой. Я побывала на всех крупных аренах в стране. Мой любимый цвет – розовый. Я не могу никому ничего предложить. И я не верю в «долго и счастливо». – Ее голос стих до шепота на последних словах, и я застыл, анализируя предложения, которые она произнесла. Особенно последние два… какие из них были ложью? Должно быть, «нечего предложить», верно… надеюсь. Потому что ей было что мне предложить. И я мог изменить ее мнение о «долго и счастливо». Это стало бы моей миссией на самом деле. Явно выше моей предыдущей цели номер один – выиграть Кубок Стэнли.

Какая странная ночь.

Я припарковал пикап на свое место, и мы продолжали сидеть в машине некоторое время в тишине.

Происходящее давило. Мы молчали, будто понимая, что находимся на краю чего-то большого, стоим на краю и ждем момента погружения в неизвестность.

Я вышел из пикапа и ринулся к ее двери, как будто моя жизнь зависела от того, откроет ли она дверь сама.

Чрт, я действительно был одержим ею.

Я схватил ручку двери как раз в тот момент, когда она попыталась ее открыть, а затем помог ей выйти из машины.

Та же тишина преследовала нас в лифте и все время, пока мы ехали наверх. Я нервно постукивал ногой. Я постирал одежду? Положил посуду в раковину? Коул не сделал что-нибудь глупое, пока я собирался?

Он любил делать что-то такое.

Я открыл рот, чтобы предупредить ее, но решил, что так будет только хуже.

Двери разъехались, открыв огромную гостиную с видом на Лос-Анджелес.

– Ого, какой вид, – прошептала она, пристально глядя на линию горизонта, видневшуюся из панорамных окон – единственная причина, по которой я арендовал это чертово место.

– Ненавижу чувствовать себя запертым в клетке. Я вырос на ферме, где не было ничего, кроме покатых холмов на многие километры вперед. Это лучшее, что я смог найти рядом с ареной, – объяснил я, наблюдая за тем, как она смотрит с почти… пустым выражением лица.

– Пожалуйста, прекрати. Мне… мне не нужно знать ничего из этого о тебе. Что бы это ни было. Все это только на одну ночь, – наконец сказала она жестко, совсем не так, как она говорила раньше. Вайолет не смотрела на меня, ее взгляд был устремлен вперед. – Тебе не нужно знать меня. Мне не нужно знать тебя. Я… моя жизнь сложна. Я просто хочу… разделить эту ночь с тобой.

Грудь сдавило в тиски, когда слова Вайолет дошли до меня. Всего одна ночь?

Как будто земля ушла из-под моих ног, и я рухнул вниз.

Я никогда не был так уверен в чем-либо в своей жизни, как в нашей связи.

Как она могла так легко отказаться от нас, даже не дав нам шанса по-настоящему начать? Разве она не чувствовала этого – этого между нами?

Это чувство, которое случается раз в жизни… Любой бы это понял.

Я сделал глубокий вдох, борясь с волной разочарования внутри. Зачем она сделала нашу связь бессмысленной?

Она была настоящей, животной и не поддавалось сомнению. Природа бросала вызов логике и разуму.

Она была всем.

Ее слова привели бы в восторг любого хоккеиста, а для меня они стали второй самой ужасной вещью, которую я когда-либо слышал в своей жизни.

Я не подумал о том, что будет под номером один в этом списке. Потому что в отличие от нее, я для себя все уже решил и не мог это изменить. Я нежно взял ее за подбородок, чтобы она посмотрела на меня.

– Если сегодняшний вечер – это все, что у нас с тобой будет, то я сделаю его лучшим, – прошептал я, отметив про себя, как она прижалась к моей руке, словно не могла сдержать себя. Она могла говорить все, что хотела, но я ее заинтересовал. Ее тело говорило мне то, чего не хотело сердце.

Схватив Вайолет за руку, я повел ее в свою спальню. Я планировал открыть шампанское или вино… может быть, сервировать какие-нибудь закуски перед сексом, потому что все становилось лучше, когда я был сыт.

Но атмосфера не подходила для этого. Она подводила нас прямо к сексу.

Геркулес, не подведи меня сейчас.

– Презервативы, – пробормотала она, оглядывая мою спальню, когда я провел ее внутрь. Она натягивала края джерси, явно испытывая дискомфорт. Все в ее поведении говорило о том, что она может сбежать в любую минуту.

– Они в ванной… Я сейчас вернусь, – сказал я ей, опустив «пожалуйста, не уходи», которое хотел туда вставить. Я почти вбежал в ванную, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что она не бросилась в безумном рывке к выходу.

Выдвинув ящик, где я их хранил, схватил упаковку презерватива.

И затем я внимательно посмотрел на нее.

Внезапно в моих ушах раздался странный звон… и сердце забилось в груди. Свет в ванной, казалось, усилил то… безумие, которое я чувствовал.

Что, если…

Что-то овладело мной, одержимость, которая копилась во мне всю ночь, укрепилась, расправила крылья и превратилась в… отчаяние.

Неконтролируемое отчаяние.

Она хотела сделать вид, что наша связь просуществует лишь одну ночь, но я знал лучше. И я понимал, что она тоже это чувствует на каком-то инстинктивном уровне. Она хотела убежать, потому что ей было страшно.

Я не мог позволить ей убежать.

Итак, это неконтролируемое отчаяние внутри меня… превратилось во что-то другое.

Был один способ удержать ее.

Так сказать, поймать в ловушку…

В этот момент я будто вошел в астральное тело.

Только так можно было описать то, что произошло со мной, когда я снова полез в ящик и вытащил швейный набор, который хранился там. Я вытащил одну из игл, наблюдая за тем, как она зловеще сверкает под беспощадным светом лампы.

Теперь пути назад нет.

Осторожно, почти машинально, я начал прокалывать упаковку презерватива иглой. Одна дырка, затем две, и вскоре образовался узор из крошечных проколов.

Голос разума в моей голове кричал остановиться, но одержимость, непреодолимая потребность обладать ей заглушали этот голос.

Я продолжил прокалывать дырки, сердце в груди все сильнее колотилось. Каждый прокол казался шагом вперед на пути, о котором я никогда раньше не думал… и свернуть с него или повернуть назад уже будет нельзя.

Наконец, я закончил.

Упаковка презерватива была испещрена дырками, которые она не заметит, и я почувствовал странную смесь триумфа и вины. Мои пальцы дрожали, когда я закрывал швейный набор и убирал его обратно в ящик.

Очевидно, шанс того, что она забеременеет, был невероятно мал.

Но если нам суждено быть вместе, а я знал, что так это так… может, мне улыбнется удача?

С каждым шагом обратно в спальню я чувствовал себя все более уверенным, как будто сбросил бремя – постоянно притворяться хорошим парнем.

Я, в конце концов, стану этим хорошим парнем. Я воплощу все ее мечты – какими бы они ни были – в реальность.

Но чтобы получить шанс стать хорошим парнем… мне сначала нужно стать злодеем.

Глава 5. Оливия

Что-то в нем изменилось, когда он вышел из ванной, он выглядел более напряженным… более таинственным.

И все неправильное во мне еще больше заинтересовалось его новой стороной.

Только на сегодня. Вот, что я сказала. Но когда вновь посмотрела на то, насколько он был совершенен, подумала, что хотела бы, возможно, провести еще какое-то время вместе.

Уходя из дома сегодня днем, я даже не подозревала, что окажусь здесь. Но по мере того, как вечер перетекал в ночь, что-то внутри меня, та часть, которую я держала запертой из необходимости… захотела освободиться.

Я хотела отдаться этой всепоглощающей похоти, где есть только этот парень и сладкий момент удовольствия.

Только на сегодня.

– Я никогда… никогда этого раньше не делала, – сказала я ему, натянув край джерси и пригладив парик, чтобы убедиться, что он все еще на месте.

Он не узнал меня, но если бы узнал… это испортило бы все.

– Ты… – Его глаза расширились, в них загорелся безумный блеск.

– О! Нет. Я имею в виду… просто хочу сказать, что у меня никогда не было секса на одну ночь, – выпалила я. – Никогда просто вот так не уходила домой с парнем.

Мое словесное недержание было тем еще зрелищем. Для человека, который заработал миллионы на умении писать и петь витиеватые и идеальные куплеты… я, очевидно, сейчас была не слишком хороша в выражении своих мыслей.

Чего я не сказала, так это того, что не знаю, как точно ответить на его невысказанное предположение. Мне было сложно точно сказать ему, что Марко сделал со мной в детстве, или сделать какие-то выводы из того, что на некоторых фотографиях, снятых в ночь, когда я потеряла все, была запечатлена в постели с каким-то наркоманом… совершенно голая.

Мне дали противозачаточные таблетки на следующее утро, просто на всякий случай, но они ничего не проверяли. Думаю, такое решение было принято из-за того, что обо мне говорили СМИ. Наверное, они решили, что я какая-то шлюховатая певица, раздвигающая ноги перед каждым встречным… хотя, честно говоря… инфантильная часть меня не хотела бы знать правду. Может быть, если бы я знала, та ночь была бы…

– Эй, Уолкер Дэвис вызывает Вайолет, – пробормотал Уолкер, взяв меня за подбородок, поэтому мне пришлось посмотреть на него. Кажется, ему понравилось привлекать мое внимание таким способом.

Но смотреть на него было опасно. Близость к нему ощущалась как близость к солнцу, после которой я обречена сгореть.

Его взгляд был сфокусирован на мне, как будто из всего в этом мире я была единственной, кто имел значение.

Это ощущение пьянило и делало нижнее белье мокрым. Будоражащая похоть, которая плескалась в его синих океанах, кажется, была заразной.

– Прикоснись ко мне, – наконец прошептала я, желая разрушить все чары, которые он на меня наложил.

По-видимому, это было единственное приглашение, в котором он нуждался.

Крепкая рука Уолкера легла на мой затылок, он нежно сжал мою голову – ровно настолько, чтобы я вернулась мыслями к нему.

Чтобы смогла доверить себя ему. Чтобы отпустить контроль и не беспокоиться ни о чем… только сегодня вечером.

Он наклонился ближе, и я забыла, как дышать. Меня уже целовали раньше.

Но я была уверена, что ни один поцелуй, который у меня когда-либо был, не сравнится с тем, что будет сейчас.

Уолкер Дэвис меня погубит.

И, возможно, один раз такое стоит испытать.

Первое прикосновение его губ к моим было похоже на лихорадочный сон. Он целовал нежно: все тело пронзили электрические разряды, когда его губы дотронулись до моих, а язык осторожно скользнул внутрь.

Магия.

Вот чем был этот поцелуй.

Как виски, лунный свет, жаркие летние ночи. Как клубничное вино и самые смелые мечты.

Его поцелуй был похож на татуировку, клеймившую меня. Я поняла, что никогда не смогу стать прежней.

Он целовался искусно, и я, не выдержав, простонала в поцелуй.

– Малышка, – пробормотал он между поцелуями. – Моя великолепная, идеальная девочка.

Он пьянил. Я была зависима от него. Безнадежно.

Его хватка на моей шее усилилась, и он подарил мне собственнический доминантный поцелуй. Тело начало дрожать, а нижнее белье промокло от всепоглощающего желания.

Уолкер не мог насытиться мной, будто я была его самой любимой вещью. Наши языки сплелись, и он простонал в поцелуй, он выглядел так, будто этот момент был лучшим в его жизни.

Из головы исчезли все мысли, я чувствовала себя уничтоженной… всего лишь из-за поцелуя.

Что будет, когда он окажется внутри меня?

Уолкер поднял меня, и я обхватила его руками и ногами. Мы продолжили целоваться, пока он нес меня до кровати. С каждым шагом его огромный, твердый член все сильнее терся о чувствительное место между бедер.

– Я не очень хороша в этом, – сказала я ему, паническая неуверенность пробилась сквозь пелену возбуждения, потому что все, что он делал, ощущалось идеальным.

Уолкер был моей полной противоположностью.

Он положил меня на кровать, и я в ту же секунду почувствовала нехватку тепла его тела.

Я всегда думала, что терпеть не могу доминантных любовников. Представляла, что выйду замуж за какого-нибудь чиновника, который никогда мне не отказывает и позволяет принимать все решения за него.

Я много лет не имела возможности сама решать что делать, поэтому вступление в подобные отношения, где мне уготована доминантная роль, казалось единственным возможным вариантом развития событий.

Но когда Уолкер обращался со мной, как с личной куклой, будто владел мной…

Я не была уверена, что смогу когда-нибудь вернуться к своим старым идеалам.

Очередное подтверждение того, что внутри меня что-то сломалось.

Он усадил меня на край кровати и уставился на мое лицо блестящими, сверкающими, полными похоти глазами.

– Сними джерси, – пробормотал глубоким бархатным голосом. Под воздействием его тембра невозможно было не сделать то, что он хотел.

Трясущимися руками я стянула джерси через голову, стараясь выглядеть сексуально во время этого, но, кажется, у меня это плохо получалось.

Под джерси была тонкая черная майка… и под его пристальным, жаждущим взглядом на ней отчетливо были видны вставшие соски.

– Ты ангел, – прошептал он благоговейно. Мне захотелось плакать, хотя слезы выглядели бы сейчас совершенно нелепо. Но никто в моей жизни никогда не смотрел на меня так.

Я хотела бы удержать тебя. Слова повторялись в голове снова, снова и снова.

Я бы хотела, чтобы ты удержал меня.

– Я не знаю, смогу ли я быть нежным, детка. Я слишком сильно тебя хочу, – прорычал он, и его слова, казалось, проникли в каждую частичку моего существа.

– Давай, Дисней, – поддразнила я, вспомнив прозвище, которое слышала несколько раз сегодня вечером.

Кажется, произнесенное мной прозвище что-то сломало в нем, потому что он в одно мгновение пристально смотрел на меня, а в следующее… набросился.

– Моя, – хрипло прошептал он. Ох, черт.

Одна только мысль о том, что я могу принадлежать ему, возбуждала сильнее любого афродизиака.

Он толкнул меня на кровать, нетерпеливо проводя ладонью от шеи до груди.

– Вся моя, черт возьми.

Неожиданно майку на мне разорвали, а бюстгальтер сорвали, будто он был сделан из ничего.

Внутри меня все затрепетало, и он самодовольно ухмыльнулся, словно точно знал, что только что сделал со мной.

– Господи, – пробормотал он, и его улыбка исчезла, когда взгляд опустился на мою грудь.

Он смотрел так, будто это была самая красивая грудь из всех, что он когда-либо видел. Что не могло быть правдой. Он наверняка видел миллион голых женщин с грудью намного более совершенной, чем моя.

1 Канадский хоккеист, центральный нападающий. Здесь и далее прим. пер.

Продолжить чтение