Хозяин ледяного сердца
ГЛАВА 1: Фарфоровый Ад
Запах яблочного пирога, сдобренный корицей, витал в воздухе, смешиваясь с едва уловимым ароматом детского шампуня и дорогих духов Алины – тех самых, что Денис подарил ей на годовщину их «идеального», как ей казалось, брака. Седьмую годовщину. Квартира, их уютное гнездышко в престижном районе, была залита мягким светом заходящего солнца, золотившего пылинки, танцующие в воздухе. На пушистом ковре в гостиной раскиданы игрушки – яркие кубики, плюшевый заяц с оторванным ухом, любимец пятилетней Киры.
Алина, помешивая соус в сотейнике на ультрасовременной индукционной плите, улыбалась своим мыслям. Ей было тридцать три, и хотя иногда тень сожаления о замороженной карьере маркетолога мелькала на периферии сознания, она гнала её прочь. Денис так много работал, строил их будущее, их «маленькую империю», как он любил говорить. Его стартап, связанный с какими-то инновационными IT-решениями, в которых Алина мало что понимала, но которыми искренне гордилась, наконец-то начал приносить плоды. Во всяком случае, так говорил Денис. И она верила. Верила каждому его слову, каждому усталому, но довольному взгляду, когда он поздно возвращался домой.
– Мамочка, смотри, я башню построила! – Кира, тоненькая, светловолосая, копия Дениса, с гордостью показала на шаткое сооружение из кубиков.
– Какая ты у меня умница, солнышко! – Алина наклонилась, поцеловала дочку в макушку, пахнущую летом и беззаботностью. – Скоро папа придет, покажешь ему.
Она взглянула на часы. Денис задерживался. Опять. В последнее время это стало почти нормой. Важные встречи, переговоры, «надо ковать железо, пока горячо». Алина вздохнула, но тут же мысленно себя одернула. Она должна его поддерживать. Их будущее зависело от его успеха. Планы на отпуск в Италии, новая машина, возможно, даже дом за городом… Все это было так близко, осязаемо.
Щелкнул замок входной двери.
– Папа! – Кира с радостным визгом бросилась в прихожую.
Алина улыбнулась, вытирая руки о фартук. Она вышла встречать мужа, готовая привычно обнять его, вдохнуть знакомый запах его одеколона и городского смога, спросить, как прошел день.
Денис стоял на пороге. Идеально сидящий костюм, модная стрижка, но что-то было не так. Что-то неуловимо чужое в его взгляде, в том, как он рассеянно потрепал Киру по волосам, как вручил ей дежурную шоколадку, не глядя. Его обычная, чуть мальчишеская улыбка, которая всегда обезоруживала Алину, сегодня казалась нарисованной, фальшивой.
– Привет, – он коротко кивнул ей, проходя вглубь квартиры. Его поцелуй в щеку был мимолетным, почти беззвучным касанием губ. Холодным.
– Привет, – Алина постаралась скрыть легкую тревогу. – Устал? Ужин почти готов. Твой любимый пирог…
– Да, отлично, – он бросил портфель на кресло, ослабил узел галстука. – Кирюш, иди пока в свою комнату, поиграй. Нам с мамой надо поговорить.
Голос был ровным, почти безразличным. Но именно этот тон заставил сердце Алины пропустить удар, а потом забиться часто-часто, гулко, отдаваясь в висках. Она проводила взглядом дочку, послушно скрывшуюся за дверью детской, и медленно повернулась к мужу.
Солнце уже почти село, и комната погружалась в сумерки. Денис не стал включать свет. Он стоял у окна, глядя на огни большого города. Его силуэт казался чужим, незнакомым.
– Ден, что-то случилось? На работе проблемы?
Он медленно обернулся. В его глазах не было ни усталости, ни привычной деловой озабоченности. Там была… пустота. И какая-то холодная решимость.
– Алин, нам надо поговорить, – повторил он тише, но каждое слово падало в наступившей тишине, как камень.
Она молча ждала, чувствуя, как ледяные тиски страха сжимают её горло.
– Я ухожу, – сказал он просто. Без предисловий, без сожаления. Будто сообщал, что завтра будет дождь.
Мир Алины накренился. Запах пирога вдруг стал приторным, удушливым. Шум города за окном превратился в монотонный гул в ушах.
– Что? – выдохнула она, не веря. – К-куда уходишь?
– От тебя, Алина. Я ухожу от тебя, – он смотрел ей прямо в глаза, и этот прямой, холодный взгляд был страшнее любой вспышки гнева. – У меня другая женщина.
Другая… женщина… Эти два слова взорвались в её голове, разлетаясь на тысячи острых осколков. Фарфоровый мир, который она так тщательно строила и оберегала все эти годы, мир воскресных обедов, детского смеха, планов на будущее, разлетелся вдребезги от одного его безжалостного удара.
– Кто? – её губы едва шевелились, голос был чужим, дребезжащим.
Он чуть помедлил, словно подбирая слова, но жалости в его глазах не было.
– Ты её знаешь. Лена. Секретарь из нашего нового офиса.
Лена. Миловидная блондинка, на двадцать пять лет моложе, с хищным блеском в глазах, которую Алина видела пару раз на корпоративных вечеринках. Та самая Лена, которой она, кажется, даже давала какой-то дружеский совет по поводу дресс-кода.
Алина покачнулась, схватившись за спинку стула. Ноги вдруг стали ватными, отказывались держать. Дыхание перехватило. Этого не могло быть. Это был какой-то страшный, нелепый сон. Сейчас она проснется, и Денис будет рядом, теплый, родной, и никакого холодного блеска в глазах, никакой Лены…
Но он продолжал стоять перед ней – реальный, чужой, разрушитель её жизни.
– Я… я не понимаю… – прошептала она, чувствуя, как по щекам катятся первые горячие слезы. – Почему, Денис? Что я сделала не так?
Он пожал плечами. Легко, почти небрежно.
– Ты ничего не сделала не так, Алин. Просто… так бывает. Чувства прошли. Я полюбил другую. Хочу начать новую жизнь.
Новую жизнь. А что же будет с её жизнью? С жизнью их дочери? Эти вопросы застыли невысказанными в её пересохшем горле. Она смотрела на него, на мужчину, которого любила больше всего на свете, которому доверяла безоговорочно, и видела перед собой лишь холодного, безжалостного незнакомца.
Фарфоровый ад её разрушенной жизни только начинался. И самый страшный удар был еще впереди.
ГЛАВА 2: Долговая Яма
Часы на стене тикали оглушительно громко в внезапно опустевшей квартире. Денис ушел. Собрал небольшой саквояж с самым необходимым – деловые костюмы, пара сменных рубашек, ноутбук – и ушел. Без долгих прощаний, без извинений. Просто закрыл за собой дверь, оставив Алину одну посреди руин её жизни. Запах яблочного пирога, теперь остывшего и ненужного, казался издевательским.
Алина сидела на диване, обхватив колени руками, и тупо смотрела в одну точку. Слезы высохли, оставив на щеках соленые дорожки и ощущение стянутой кожи. Внутри была пустота – выжженная, звенящая пустота, где еще вчера билось сердце, полное любви и доверия. Кира спала в своей комнате, не подозревая о катастрофе, разыгравшейся за тонкой дверью. Это было единственным, что удерживало Алину от сползания в полную темноту. Дочка. Ради неё нужно было дышать, думать, жить. Но как?
Первый звонок раздался на следующее утро. Незнакомый номер. Вежливый, но настойчивый мужской голос представился сотрудником банка «Прогресс-Капитал» и поинтересовался Денисом Лебедевым.
– Понимаю, – в голосе не было сочувствия, лишь деловая сухость. – Алина Викторовна, тогда вопрос к вам как к поручителю и совладельцу залогового имущества по кредитному договору номер…– Его нет, – механически ответила Алина. – Он… он больше здесь не живет.
Алина слушала, но слова расплывались, теряли смысл. Поручитель? Залоговое имущество? Какой договор? Она помнила, как Денис пару раз подсовывал ей какие-то бумаги на подпись. «Просто формальность, зайка, для развития бизнеса», «Без этого никак, стандартная процедура». Она подписывала, не глядя, доверяя ему слепо. Он же муж, он же строит их будущее…
– …общая сумма задолженности с учетом просроченных платежей и начисленных пеней составляет… – Голос назвал цифру. Цифру с таким количеством нулей, что у Алины потемнело в глазах. Она молча опустила трубку, чувствуя, как ледяной холод поднимается от кончиков пальцев.
Это была только первая ласточка. В тот же день раздались еще два звонка. Из других банков. По другим кредитам. Всплывали какие-то потребительские кредиты на крупные суммы, о которых она и не подозревала, кредитные карты с заоблачными лимитами, оформленные на её имя.
К вечеру пришло заказное письмо. Официальный бланк, сухие юридические формулировки. Уведомление о начале процедуры взыскания задолженности и возможном обращении взыскания на залоговое имущество – их квартиру. Ту самую, где пахло пирогами и детским шампунем. Ту самую, где Кира строила башни из кубиков.
Паника, до этого глухо тлевшая где-то под слоем шока, взорвалась, опаляя её изнутри. Она бросилась звонить Денису. Его номер был выключен. Она написала ему сообщение, полное отчаяния и вопросов. Ответ пришел через час – короткий, бездушный: «Алина, это бизнес. Риски. Ты же знала, на что шла. Не делай драмы. Разберемся».
Разберемся? Как?! Он ушел к другой, оставив её одну с ребенком и долгами, способными похоронить её заживо! Он не просто предал её как женщину, он хладнокровно подставил её, использовал её доверие, чтобы обезопасить себя. Её имя, её будущее – всё было брошено в топку его амбиций и эгоизма.
Она металась по квартире, ставшей вдруг чужой и враждебной. Каждый предмет – фотографии в рамках, где они улыбались, счастливые; ваза, подаренная им на новоселье; даже детские рисунки на холодильнике – всё кричало о лжи, о фальши, о её непроходимой глупости. Как она могла быть такой слепой? Как могла не замечать очевидного?
Она попыталась дозвониться до его родителей – те лишь развели руками, пробормотав что-то невнятное о том, что Денис взрослый мальчик и сам решает свою жизнь, а в его финансовые дела они никогда не лезли. Подруги… кому из них она могла рассказать этот позор? Большинство знали их как идеальную, успешную пару. Признаться в таком крахе было выше её сил.
Изоляция сжимала кольцо вокруг неё. Она была одна. Абсолютно одна перед лицом надвигающейся катастрофы. Долгая, бессонная ночь тянулась бесконечно. Алина сидела на кухне, перебирая немногочисленные бумаги, которые нашла в ящике стола Дениса – копии каких-то договоров, выписки со счетов. Она мало что понимала в этих цифрах и терминах, но общая картина вырисовывалась чудовищная. Он систематически брал кредиты, переводил деньги на какие-то офшорные счета, создавая видимость бурной деятельности, а поручителем везде выступала она. Квартира, единственное их ценное имущество, была заложена и перезаложена.
Утром её разбудил не будильник, а тихий плач Киры. Дочка стояла у её кровати, испуганная.
– Мамочка, мне страшный сон приснился…
Алина прижала дочь к себе, чувствуя, как маленькое тельце дрожит. «Мне тоже, солнышко, – хотелось сказать ей. – Только мой страшный сон – это реальность». Но она лишь крепче обняла Киру, глотая слезы.
– Всё хорошо, моя хорошая, всё будет хорошо, – шептала она, понимая, что лжет.
Но эта ложь была единственным, что она могла сейчас дать своему ребенку. Ложь и обещание бороться. Даже если она не представляла, как. Долговая яма разверзлась под её ногами, грозя поглотить её вместе с остатками прежней жизни. И выбираться из неё придется самой.
ГЛАВА 3: Осколки Прежней Жизни
Дни слились в один мутный, серый поток, наполненный унизительными процедурами и гнетущим страхом. Первыми ушли драгоценности – те самые, что Денис дарил ей «в знак вечной любви». Тонкая золотая цепочка с бриллиантовой слезкой, серьги с сапфирами, обручальное кольцо… Алина сидела в тесном, душном ломбарде под безразличным взглядом оценщика, чьи пальцы привычно и буднично перебирали символы её разрушенного счастья. Он назвал смехотворную сумму, но она согласилась, не торгуясь. Гордость была непозволительной роскошью, когда на кону стояла еда для дочери и оплата самых неотложных счетов. Вырученных денег едва хватило на неделю.
Потом пришла очередь вещей. Дизайнерские сумки, почти новые туфли на шпильках, которые она так любила, но которые теперь казались артефактами из другой жизни, даже некогда любимое кашемировое пальто – всё уходило за бесценок через онлайн-барахолки. Каждый проданный предмет ощущался как ампутация, как отсечение еще одного кусочка её прошлой идентичности. Она больше не была Алиной Лебедевой, успешной женой перспективного бизнесмена. Она становилась никем, женщиной без прошлого и с очень туманным будущим.
Разговоры с родителями превратились в пытку. Мать, живущая в другом городе, вздыхала в трубку, перемежая слова сочувствия с упреками («Я же говорила, Алина, нельзя так слепо доверять! Мужчинам верить нельзя!»), но реальной помощи предложить не могла – их скромной пенсии едва хватало им самим. Отец, всегда гордившийся зятем, замкнулся, явно чувствуя неловкость и стыд.
Попытка позвонить Ирине, когда-то ближайшей подруге, обернулась полным провалом. Ирина, чья жизнь протекала в привычном русле светских раутов и обсуждений последних коллекций, выслушала сбивчивый рассказ Алины с плохо скрываемым ужасом и… отстраненностью. «Кошмар, Алинка, просто кошмар… Держись там. Ты сильная, справишься», – пролепетала она и быстро свернула разговор, сославшись на срочные дела. Алина повесила трубку, чувствуя себя не просто брошенной, а выставленной на позор, словно заразной больной, от которой все инстинктивно шарахаются. Круг её прежней жизни замкнулся, оставив её снаружи, в холоде и одиночестве.
Уведомление о выселении пришло быстрее, чем она ожидала. Сухие строки на бумаге не оставляли надежды. У неё было две недели, чтобы освободить квартиру. Две недели, чтобы найти новое жилье и перевезти остатки их прежнего мира.
Поиски квартиры превратились в еще одно унижение. Скромный бюджет, наличие маленького ребенка и отсутствие официальной работы делали её нежеланным арендатором. Наконец, через десятые руки, нашлась комнатушка на самой окраине города, в старом, обшарпанном доме с темным, пахнущим кошками подъездом. Крошечная кухонька на две семьи, санузел в конце коридора. Это было дно. Но другого выбора не было.
Процесс упаковки вещей стал молчаливой пыткой. Вот фотоальбом с их свадьбы – она спрятала его на самое дно коробки, не в силах смотреть на их счастливые, лживые улыбки. Вот любимая мягкая игрушка Киры, которую придется оставить – она слишком большая для их нового «жилья». Каждый предмет вызывал волну воспоминаний, острых, как осколки стекла. Алина работала механически, стараясь не думать, не чувствовать, превратившись в робота, выполняющего страшную, необходимую работу по демонтажу собственной жизни.
В день переезда шел дождь. Мелкий, противный, он словно оплакивал её рухнувшие надежды. Грузчики, угрюмые мужчины с безразличными лицами, выносили немногочисленные коробки и уцелевшую мебель – старый диван, детский столик, пару стульев. Кира жалась к Алине, испуганно глядя на опустевшие комнаты.
– Мамочка, а куда мы едем? А папа там будет? – её тоненький голосок дрожал.
– Мы поедем в наш новый домик, солнышко, – Алина с трудом выдавила улыбку, прижимая дочь к себе. – А папа… папа пока не сможет с нами жить, он очень занят.
Ложь давалась ей всё труднее.
Новая квартира встретила их запахом сырости, старой краски и чужой, неуютной жизни. Тусклый свет едва пробивался сквозь грязное окно, выходящее на стену соседнего дома. Обшарпанные обои, скрипучий пол, теснота, давящая со всех сторон. Это было так не похоже на их светлую, просторную квартиру, что у Алины перехватило дыхание.
Кира расплакалась, как только они вошли.
– Я не хочу здесь жить! – всхлипывала она. – Здесь некрасиво! Я хочу домой! К папе!
Алина опустилась перед ней на колени, обняла её хрупкие плечики.
– Милая моя, потерпи немножко, – шептала она, чувствуя, как её собственное сердце разрывается от боли и вины. – Мы тут всё уберем, сделаем красиво, повесим твои рисунки… Это наш новый дом теперь.
Вечером, уложив измученную переездом и слезами Киру на старенький диван, который теперь служил им и кроватью, Алина осталась одна посреди заставленной коробками комнаты. Она села прямо на пол, обхватив голову руками. Тишина давила на уши. Дождь барабанил по стеклу. Она была на самом дне, в чужом, убогом месте, с ребенком на руках и без гроша в кармане. Всё, что у неё было, – это осколки прежней жизни, острые края которых больно ранили при каждом воспоминании. Но где-то глубоко внутри, под слоем отчаяния и страха, теплилась крошечная искорка упрямства. Она выживет. Ради Киры. Она должна.
ГЛАВА 4: Взгляд в Бездну
Дни тянулись медленно, удушливо, сплетаясь в бесконечную череду отказов. Алина рассылала резюме десятками, пытаясь вернуться в мир маркетинга, где когда-то чувствовала себя уверенно. Но её семилетний перерыв в стаже, посвященный «семье и поддержке мужа», теперь выглядел как черная дыра в её карьере. Работодатели вежливо улыбались, просматривая её портфолио, но в их глазах читалось одно и то же: «слишком долгий перерыв», «потеря квалификации», «а с кем будет ребенок, если заболеет?».
Одно собеседование особенно врезалось в память. Молодой, лощеный HR-менеджер, едва ли старше её самой, лениво листал её резюме, откинувшись в дорогом офисном кресле.
– Алина Викторовна, – протянул он с легкой усмешкой, – ваш опыт, безусловно, интересен… был. Семь лет назад. Рынок изменился, вы же понимаете. Диджитал, SMM, таргетинг… Вы уверены, что сможете быстро влиться? Да и ребенок… У нас тут, знаете ли, дедлайны, переработки. Ненормированный график – норма.
Его взгляд скользнул по её скромному платью, купленному на распродаже, по лицу, где усталость и тревога оставили свои следы, не скрытые даже старательно нанесенным макияжем. Во взгляде читалось не просто сомнение, а плохо скрываемое пренебрежение. Он видел перед собой не потенциального специалиста, а «сбитого летчика», женщину с проблемами, балласт.
– Я быстро учусь, – сказала Алина, стараясь, чтобы голос звучал твердо, хотя внутри всё сжималось от унижения. – И с дочерью вопрос решен, есть кому присмотреть. Я готова работать много и…
– Мы вам перезвоним, – прервал он её, закрывая резюме. Дежурная фраза, звучавшая как приговор.
Она вышла из сияющего стеклом бизнес-центра на улицу, чувствуя себя оплеванной. Солнце било в глаза, шум города оглушал. Она спустилась в метро, стараясь не встречаться взглядами с другими пассажирами, словно на её лбу было написано «неудачница». Деньги, вырученные за проданные вещи, таяли на глазах. Оплата комнаты, скудная еда, проезд… Скоро не останется и этого. Паника ледяными пальцами сжимала горло. Что будет с Кирой? Как она сможет смотреть в глаза дочери, если не сможет её даже накормить?
Вечером, когда Кира уже спала, Алина сидела за кухонным столом, который делила с молчаливой пожилой соседкой, и тупо листала сайты с вакансиями на стареньком ноутбуке. «Менеджер по продажам», «офис-менеджер», «секретарь» – везде требовался опыт, рекомендации, безупречный внешний вид. Всего этого у неё больше не было.
Отчаяние подступало волнами, грозя накрыть с головой. Она уже готова была закрыть ноутбук, сдаться, когда её взгляд случайно зацепился за скромное объявление в разделе «Работа без квалификации».
«Требуются сотрудники в службу клининга. Крупный холдинг. Стабильная зарплата, униформа. Возможно без опыта. Телефон…»
И ниже, мелким шрифтом, название холдинга – «Волков Холдинг».
Волков. Имя, которое в этом городе знали все. Константин Волков. Магнат, хищник, построивший свою империю на руинах чужих амбиций. Человек с репутацией жесткого, безжалостного игрока, чьи офисы сверкали недосягаемым холодом стали и стекла. Идти туда… уборщицей? Она, Алина Лебедева, с её образованием, с её прошлым… Мысль была настолько дикой, настолько унизительной, что на мгновение перехватило дыхание.
Гордость, остатки её прежнего «я», взбунтовалась. Никогда. Лучше умереть, чем так унижаться.
Но потом её взгляд упал на дверь в комнату, где спала Кира. Маленькая, беззащитная, полностью зависящая от неё. Ради неё Алина была готова на всё. Даже наступить на горло собственной гордости. Даже пойти в услужение к самому «Хозяину Города», пусть и на самую низкую, самую незаметную должность.
Стабильная зарплата. Это были два слова, которые перевесили всё. Зарплата означала еду для Киры, оплату комнаты, хрупкую, но всё же надежду на выживание.
Руки дрожали, когда она записывала номер телефона. Сердце колотилось так сильно, словно пыталось вырваться из груди. Это был взгляд в бездну. Шаг в неизвестность, от которого зависело всё. Она сделает этот звонок. У неё просто не было другого выбора. Пепел её прежней жизни еще не остыл, но нужно было искать хоть какой-то способ раздуть из него новое, пусть и слабое, пламя.
ГЛАВА 5: Империя Холода
Небоскреб «Волков Холдинг» вонзался в серое, низкое небо, словно осколок льда. Фасад из темного стекла и полированной стали отражал унылые облака и спешащие по тротуару фигурки людей, превращая их в размытые, незначительные тени. Здание подавляло своей высотой, своей холодной, неприступной мощью. Алина стояла на противоположной стороне улицы, чувствуя себя песчинкой перед этой громадой. Сердце стучало где-то в горле, ладони вспотели. Сделать шаг к вращающейся двери главного входа казалось почти невозможным.
Но она сделала этот шаг. Ради Киры.
Внутри её оглушила тишина – дорогая, выверенная тишина огромного пространства. Холл был отделан мрамором, который ловил и отражал холодный свет скрытых светильников. В центре – гигантская стойка ресепшн из темного дерева, за которой сидели две безупречные девушки в строгих костюмах, похожие на фарфоровых кукол. Их взгляды были профессионально вежливы, но абсолютно пусты. Воздух пах озоном, дорогим парфюмом и деньгами. Здесь всё кричало о власти, статусе и недосягаемости.
Алина подошла к стойке, чувствуя себя неуместной в своем простом пальто и стоптанных ботинках.
– Здравствуйте, я по поводу работы в службе клининга… Мне назначено к девяти, к Анне Петровне.
Одна из девушек скользнула по ней быстрым, оценивающим взглядом, чуть скривив безупречно очерченные губы.
– Служебный вход с другой стороны здания, – бросила она холодно, указывая рукой куда-то в сторону. – Вам туда.
Унижение обожгло Алину, но она лишь кивнула и пошла в указанном направлении, чувствуя на спине ледяные взгляды. Служебный вход оказался неприметной дверью в торце здания. За ней был совершенно другой мир – узкие коридоры, тусклое освещение, запах хлорки и дешевого кофе.
Анна Петровна, бригадир службы клининга, оказалась женщиной лет пятидесяти, с суровым лицом и цепким взглядом. Она бегло просмотрела документы Алины, хмыкнула и выдала ей темно-синюю униформу – бесформенные брюки и куртку с вышитым логотипом «Волков Холдинг».
– Переодевайся. Шкафчик тридцать семь. Инструктаж короткий: работаешь быстро, чисто, молча. На глаза начальству не попадаешься. Лишних вопросов не задаешь. Ничего не трогаешь, кроме того, что положено убирать. Поняла?
– Да, – тихо ответила Алина, чувствуя, как униформа стирает последние остатки её прежней личности. Теперь она была просто номером, безликой единицей обслуживающего персонала.
Её определили на один из верхних этажей – царство опенспейсов, стеклянных переговорных и кабинетов топ-менеджеров. Анна Петровна провела её по сверкающим коридорам, тыча пальцем в объекты уборки: полированные столы, хромированные ножки кресел, стеклянные перегородки, на которых не должно оставаться ни единого отпечатка.
– Здесь работают серьезные люди, – бубнила она. – Не мешать. Быть невидимой. Уронишь что-нибудь на важный документ – вылетишь в тот же день. Ясно?
– Ясно, – повторила Алина, ощущая себя в каком-то сюрреалистическом фильме.
Первые часы были пыткой. Работа была монотонной, физически тяжелой. Мыть бесконечные стеклянные поверхности, полировать до блеска металл, пылесосить дорогие ковровые покрытия, выносить мусор из корзин, стараясь не заглядывать в бумаги… Она двигалась по этажу тенью, стараясь не шуметь, не привлекать внимания. Сотрудники холдинга – мужчины в дорогих костюмах, женщины на высоких каблуках с непроницаемыми лицами – проходили мимо, не замечая её, словно она была частью интерьера. Разговоры велись вполголоса, смех был редким и сдержанным. В воздухе висело напряжение – смесь амбиций, конкуренции и негласного страха. Страха перед Ним. Перед Волковым. Хотя его самого здесь не было, его незримое присутствие ощущалось во всем – в идеальном порядке, в жесткой дисциплине, в напряженных лицах подчиненных.
Алина ловила свое отражение в зеркальных поверхностях – уставшая женщина в синей униформе, с потухшими глазами. Это была не она. Это был кто-то другой, загнанный в угол обстоятельствами. Она терла, мыла, чистила, а в голове билась одна мысль: «Выдержать. Вытерпеть. Ради Киры».
Чувство нереальности происходящего не отпускало. Всего несколько месяцев назад она обсуждала с Денисом дизайн их будущей гостиной, выбирала курорт в Италии, жила в иллюзии стабильности и счастья. А теперь она здесь, в этом холодном, чужом мире, оттирает следы чужой роскошной жизни, чтобы заработать на кусок хлеба для своей дочери. Контраст был настолько диким, что хотелось закричать. Но она молчала, сцепив зубы, выполняя свою работу с неожиданной для самой себя тщательностью. Это было единственное, что ей оставалось – делать свою работу хорошо, как последнее доказательство того, что она еще не сломалась окончательно.
К концу смены спина болела, руки гудели от непривычной нагрузки. Алина переоделась в свою обычную одежду, которая теперь казалась почти роскошью по сравнению с униформой, и вышла через тот же служебный вход. Гигантский небоскреб остался позади, холодный и равнодушный. Она нырнула в суету вечернего города, смешалась с толпой, чувствуя опустошение и странную, горькую смесь стыда и упрямства. Первый день в Империи Холода был прожит. Она выстояла.
ГЛАВА 6: Повелитель
Прошла неделя. Алина втянулась в удушающий ритм своей новой жизни. Подъем затемно, поездка в переполненном метро на другой конец города, восемь часов монотонной, изматывающей работы под бдительным надзором Анны Петровны, дорога домой, короткое общение с Кирой, быстрый ужин и провал в тяжелый сон без сновидений. Она научилась быть невидимой, передвигаться бесшумно, опускать глаза при встрече с офисными небожителями. Она стала частью серого, обслуживающего фона этой сверкающей Империи Холода.
О Нем – Константине Волкове – ходили легенды среди низшего персонала. Говорили шепотом, с опаской и каким-то странным, почтительным ужасом. Что он появляется в офисе внезапно, как призрак. Что от одного его взгляда у людей подкашиваются ноги. Что он может уволить любого за малейшую провинность. Что он невероятно богат, безжалостен и абсолютно одинок. Алина слушала эти разговоры краем уха, стараясь не вникать. Меньше знаешь – крепче спишь. Ей хватало своих проблем. Встреча с самим Хозяином Города в её планы точно не входила.
Но однажды это случилось.
Был обычный полдень. Алина заканчивала уборку в длинном, залитом светом коридоре на одном из руководящих этажей. Она сосредоточенно полировала стеклянную панель у стены, когда привычный офисный гул вдруг стих. Разговоры оборвались на полуслове, стук клавиатур прекратился. В воздухе повисло напряжение, такое плотное, что его можно было потрогать. Алина инстинктивно выпрямилась, посмотрела вдоль коридора и замерла.
Он шел прямо на неё.
Константин Волков. В окружении двух крепких мужчин в темных костюмах (охрана, поняла Алина) и своего помощника – молодого человека с напряженным лицом, который что-то быстро говорил ему на ходу, заглядывая в планшет.
Волков не был похож на демона из пересудов уборщиц. Он был просто мужчиной. Высоким, подтянутым, в безупречно сшитом темно-сером костюме, который стоил, вероятно, больше, чем Алина зарабатывала за год. У него были темные волосы, тронутые едва заметной сединой на висках, резкие, волевые черты лица и глаза… Глаза были холодными, почти бесцветными, как зимнее небо. Они смотрели прямо перед собой, не замечая ничего вокруг, словно весь этот этаж, все эти люди были лишь декорациями на его пути.
Он двигался быстро, уверенно, излучая ауру абсолютной власти и контроля. Люди, попадавшиеся ему навстречу, почтительно замирали, опускали глаза, стараясь стать как можно незаметнее.
Алина почувствовала, как ледяная волна страха прокатилась по спине. Она инстинктивно шарахнулась к стене, прижимая к себе тряпку и флакон с чистящим средством, стараясь буквально слиться с полированным стеклом. Её тележка с ведром и шваброй стояла чуть поодаль, и она с ужасом поняла, что та может помешать Ему пройти.
Он приближался. Сердце Алины колотилось так сильно, что, казалось, его стук слышен в наступившей тишине. Она затаила дыхание, молясь только об одном – чтобы он прошел мимо, не заметив её, не обратив внимания на жалкую фигурку в синей униформе.
Но он заметил. Вернее, заметил тележку. Он не сбавил шага, но его ледяной взгляд на долю секунды скользнул в её сторону. Он не остановился, не сказал ни слова ей. Он бросил короткую, резкую фразу своему помощнику, не меняя выражения лица:
– Убрать это. Мешает.
Голос был низким, ровным, лишенным всяких эмоций, но в нем звучала такая стальная непреклонность, что у Алины похолодели руки. Это было хуже крика. Это было полное, абсолютное пренебрежение. Она – и её скромное рабочее оборудование – были просто помехой, мусором на его пути, который нужно убрать.
Помощник тут же что-то шикнул охраннику, и тот одним быстрым движением отодвинул тележку в сторону, едва не опрокинув ведро. Волков прошел мимо, не удостоив Алину даже взглядом. Он уже был поглощен разговором с помощником, словно инцидента и не было.
Он прошел. Напряжение в коридоре медленно спало, люди снова задвигались, заговорили, но еще долго никто не смотрел в сторону Алины. Она стояла, прижавшись к стене, чувствуя, как дрожат колени. Её лицо пылало от унижения. Он не просто не заметил её как человека. Он указал ей на её место – место незначительной помехи, которую можно просто убрать с дороги.
Она перевела дыхание, заставила себя отлепиться от стены и подойти к тележке. Руки немного тряслись. Внутри поднималась волна горькой обиды и бессильного гнева. Кто он такой, чтобы так обращаться с людьми? Но гнев тут же захлебнулся страхом и осознанием реальности. Он – Константин Волков. Повелитель этой империи. А она – никто. Просто уборщица.
Она медленно покатила тележку дальше, продолжая свою работу. Но теперь холодный блеск его глаз стоял у неё перед глазами. Он её не запомнил. Она была для него лишь частью безликого персонала. Пока. Но эта мимолетная, унизительная встреча стала еще одним шрамом на её душе, еще одним напоминанием о том, как низко она пала. И одновременно – крошечным, злым огоньком упрямства. Она не позволит ему – или кому-либо еще – растоптать себя окончательно.
ГЛАВА 7: Серая Реальность
Серость. Она стала цветом её новой жизни. Серое небо за грязным окном их комнатушки на окраине, когда будильник безжалостно вырывал её из сна еще до рассвета. Серые, унылые лица в вагоне метро, такие же уставшие и поглощенные своими мыслями. Серая бесформенная униформа, которая стала её второй кожей, скрывая остатки прежней Алины. Даже воздух в служебных помещениях «Волков Холдинг» казался серым, пропитанным запахом хлорки, дешевого кофе и невысказанного напряжения.
Дни сливались в один бесконечный цикл выживания. Подъем в пять утра, пока Кира еще спала, тихое приготовление скудного завтрака и обеда с собой – обычно это была гречка или макароны, потому что на большее денег катастрофически не хватало. Потом – разбудить Киру, одеть, отвести в старенький государственный садик рядом с домом, который удалось найти с огромным трудом и который вызывал у Алины глухую тоску своим казенным видом. Поцелуй на прощание у обшарпанных ворот, глотая комок в горле при виде доверчивых глаз дочери, и бегом на метро, чтобы не опоздать. Опоздание каралось штрафом, а каждый рубль был на счету.
Работа поглощала её целиком, высасывая силы и эмоции. Восемь часов на ногах, с тряпкой, шваброй или гудящим пылесосом. Бесконечные коридоры, сверкающие полы, стеклянные стены, которые, казалось, специально созданы, чтобы на них оставались отпечатки пальцев. Она научилась двигаться быстро, механически, отключая мозг. Правая рука – вперед, назад, круговое движение. Левая рука – распылить, протереть насухо. Шаг в сторону. Повторить. Снова и снова.
Её руки, когда-то ухоженные, с аккуратным маникюром, теперь были сухими, с покрасневшей кожей и мелкими цыпками от постоянного контакта с водой и химикатами. Дешевый крем, который она купила в супермаркете, почти не помогал. Спина ныла тупой, монотонной болью к концу дня. Ноги гудели. Но физическая усталость была ничем по сравнению с моральным истощением.
Она была невидимкой. Люди в дорогих костюмах проходили сквозь неё, не замечая, продолжая свои важные разговоры о сделках, проектах, миллионах. Иногда она ловила обрывки фраз, которые казались ей словами из другого измерения. Их мир был так далек от её реальности с подсчетом копеек на хлеб и страхом перед завтрашним днем.
Коллеги по клининговой службе были разными. Большинство – такие же молчаливые, усталые женщины, поглощенные своими проблемами. С ними Алина обменивалась лишь короткими, необходимыми фразами. Но была и Светка, разбитная девица лет двадцати пяти, которая работала здесь уже год и знала все сплетни.
– Слыхала, Лебедева? – зашептала она однажды Алине в курилке для персонала, куда Алина зашла просто погреться на пару минут. – Волчара вчера опять рвал и метал. Какой-то там начальник отдела накосячил с отчетом. Говорят, вылетел пробкой в тот же день. С волчьим билетом, ага.
Алина поежилась, хотя имени своего бывшего мужа не произносила. Фамилия была распространенной, но каждый раз это слово – Лебедева – отдавалось в ней глухим уколом.
– Жуть, – тихо ответила она, стараясь не выдать своего интереса или страха.
– А то! – Светка затянулась дешевой сигаретой. – С ним шутки плохи. Он как айсберг – что на виду, то цветочки. А что там, под водой… Говорят, у него врагов – пруд пруди. И все боятся. Потому что он не прощает. Никогда.
Разговоры о Волкове всегда велись вполголоса, с оглядкой. Его тень витала над всей империей, от сверкающих кабинетов наверху до подсобных помещений внизу. Иногда Алина видела его издалека – стремительный силуэт в окружении свиты, пересекающий холл или выходящий из лифта. Каждый раз её сердце замирало, и она старалась стать еще незаметнее, еще меньше, боясь снова попасться ему на глаза, боясь снова ощутить на себе этот ледяной, обесценивающий взгляд.
Хуже всего были вечера. Забрать Киру из садика, выслушать её щебет о прошедшем дне, стараясь улыбаться и казаться бодрой, хотя сил не было даже на улыбку. Приготовить ужин из ничего. Проверить уроки – да, Кира была еще маленькой, но они уже начали заниматься подготовкой к школе, и Алина цеплялась за эти занятия, как за островок нормальности.
Потом Кира засыпала на их единственном диване, обняв старого плюшевого зайца. Алина сидела рядом в тусклом свете ночника, прислушиваясь к её ровному дыханию. Только в эти моменты она позволяла себе расслабиться, и тогда на неё накатывала вся тяжесть её положения. Безысходность. Страх перед будущим. Острая, невыносимая тоска по прошлой жизни, которую она теперь понимала, как сильно идеализировала. И жгучий, бессильный гнев на Дениса, который так легко разрушил всё и исчез, оставив её разбираться с последствиями.
Иногда она плакала – тихо, беззвучно, уткнувшись лицом в подушку, чтобы Кира не услышала. Слезы приносили лишь временное облегчение, оставляя после себя головную боль и опустошение. Но потом она смотрела на спящую дочь, на её безмятежное личико, и что-то внутри неё твердело. Упрямство. Злость. Желание выжить во что бы то ни стало. Она не имела права сдаваться. Она не имела права сдаваться. Она должна была карабкаться вверх, цепляться за любую возможность, за любую соломинку, чтобы вытащить себя и Киру из этой серой, беспросветной ямы.
Эта серая реальность имела и свои острые углы, которые больно ранили, напоминая о пропасти между её прошлым и настоящим. Однажды вечером, по дороге из садика, Кира увидела в витрине небольшой кондитерской красивое пирожное с розовым кремом и вишенкой.
– Мамочка, купи! Ну пожалуйста! – заканючила она, прижавшись носом к стеклу.
Алина заглянула в кошелек. Там лежало несколько мятых купюр и горстка мелочи – ровно столько, чтобы хватило на хлеб, молоко и самый дешевый кефир на завтрак. На пирожное денег не было. Совсем.
– Солнышко, давай не сегодня, хорошо? – Алина присела рядом с дочкой, стараясь говорить мягко, но чувствуя, как внутри всё сжимается от стыда и бессилия. – У нас дома есть печенье. А это пирожное… оно, наверное, не очень вкусное.
Кира надула губки, её глазки наполнились слезами обиды.
– Вкусное! Ты всегда мне раньше покупала всё, что я хочу! А теперь нет! Ты меня больше не любишь?
Удар был прямо в сердце. Алина с трудом сдержала слёзы.
– Глупенькая моя, конечно, люблю! Больше всего на свете! – она крепко обняла дочку. – Просто… просто сейчас нам нужно немножко экономить. Но я тебе обещаю, как только смогу, я куплю тебе самое-самое красивое и вкусное пирожное на свете. Хорошо?
Кира шмыгнула носом, но кивнула, уткнувшись ей в плечо. Алина поднялась, взяла её за руку и повела прочь от соблазнительной витрины, чувствуя себя худшей матерью на свете. Невозможность купить ребенку простое пирожное – это было еще одним унизительным штрихом к её нынешнему положению.
Или та встреча в метро. Она ехала с работы, уставшая, в своей мешковатой куртке, когда в вагон вошла Ольга – одна из «подруг» её прежней жизни, жена партнера Дениса по какому-то из его прошлых, еще не таких амбициозных проектов. Ольга была в элегантном пальто, с дорогой сумкой, от неё пахло успехом и беззаботностью. Их взгляды встретились. На лице Ольги промелькнуло узнавание, потом – плохо скрываемое изумление и… брезгливость? Она быстро отвела глаза, сделав вид, что не заметила Алину, и прошла в другой конец вагона. Алина почувствовала, как краска заливает её лицо. Она опустила голову, пряча взгляд, и вышла на следующей остановке, хотя ей нужно было ехать дальше. Было невыносимо находиться в одном пространстве с этим призраком её благополучного прошлого.
Даже дома, в их тесной комнатке, не было полного покоя. Соседка по кухне, молчаливая и угрюмая пенсионерка тетя Зина, вечно была чем-то недовольна. То Алина слишком долго занимает плиту, то Кира слишком громко смеется в коридоре, то на общей полке в холодильнике её скромный пакет молока «занял чужое место». Мелкие бытовые конфликты выматывали, добавляя горечи в и без того безрадостное существование.
Но были и проблески света. Редкие, но оттого еще более ценные. Когда Кира засыпала, положив свою маленькую ладошку ей на щеку. Когда дочка рисовала смешных человечков и с гордостью дарила ей «портрет мамочки». Когда они вместе читали старую, зачитанную до дыр книжку сказок, и на несколько минут Алина забывала обо всем, погружаясь в волшебный мир, где добро всегда побеждает зло. Эти моменты давали ей силы держаться, напоминали, ради чего она терпит все унижения и тяготы. Ради этого маленького человечка, её смысла жизни.
Иногда, стоя у окна и глядя на огни большого города, который когда-то казался ей полным возможностей, а теперь стал враждебной, равнодушной силой, она думала о Нем. О Волкове. О его ледяных глазах, о его абсолютной власти. Он был воплощением этого города – сильный, безжалостный, успешный. Полная её противоположность. Их миры не должны были пересекаться иначе, как в той мимолетной, унизительной сцене в коридоре. И всё же… что-то в его образе цепляло её, вызывая сложную смесь страха, негодования и… странного, запретного любопытства. Что скрывалось за этой ледяной броней? Неужели там была только пустота и холод?
Она гнала эти мысли прочь. Ей нужно было думать о выживании, а не о загадках души её всемогущего, пусть и непрямого, работодателя. Серая реальность требовала от неё полной концентрации на насущных проблемах. Завтра снова подъем в пять утра, снова метро, снова работа, снова борьба. И так день за днем. Без видимого просвета впереди.