Чекист и шифровальщица

ЧЕКИСТ И ШИФРОВАЛЬЩИЦА

роман

Глава 1

Часы пробили полночь, начав отсчёт новому дню – 7 сентября 1937 года. За окном было темно. Лишь свет фонарей тускло освещал улицы и проспекты Ленинграда. Город спал. Только на улице Каляева1, в доме 18, на втором этаже, в квартире № 5 не спала молодая девушка двадцати шести лет от роду. Всего лишь через несколько дней ей исполнится двадцать семь, а к этому возрасту она потеряла уже так много.

Катя родилась в дворянской семье, когда это ещё не было преступлением против государственной власти, – в 1910 году. Отец – Измайлов Пётр Александрович – тяготился своим происхождением и стал идейным революционером. Мать – по деду Галицина, а по бабке Демидова, Елизавета Павловна, женщина кроткая, – не понимала и в душе не принимала увлечений мужа, но в силу воспитания не смела ему перечить. Бунтарский нрав Катя унаследовала от отца. Черты матери унаследовала старшая сестра Софья. С ранних лет Софья любила играть на рояле, не понимая обычных детских игр и шалостей. Она была маленькой взрослой и всегда приглядывала за младшей сестрой. Катя почти не помнила её. Катеньке было шесть, когда её десятилетняя сестра умерла от тифа. С этого дня в их дом пришло горе.

Благодаря идейности и верности революции отца семью Кати не выселили из их трёхкомнатной старинной квартиры и не арестовали. Идейность сохранила Кате крышу над головой, но забрала отца. Он погиб, сражаясь за права пролетариата, которым сам никогда не был.

Так, оставшись без отца в одиннадцать лет, Катерине пришлось помогать матери в заработке денег. Елизавета Павловна, будучи женщиной образованной, взяла с дочери слово, что она будет учиться. Поэтому девочка приходила на фабрику, где работала швеёй её мать, для смазывания оборудования перед началом утренней смены, после этого шла на уроки и возвращалась, чтобы успеть смазать детали перед началом вечерней смены. Шить Катя так и не научилась, в отличие от своей матери, которая умела шить задолго до революции. Любовь к этому рукоделию также перешла к Софье. Если бы она только была жива…

Окончив школу в шестнадцать лет, Катя безуспешно пыталась пойти по стопам своего отца и стать военнослужащей. Увы, она не была физически сильна, а её невысокий рост вызывал лишь насмешку. Так и работала бы Катя на фабрике, если бы в Москве не открылись курсы по подготовке работников в спецорганы. Ей улыбнулась удача, и по окончании курсов она стала шифровальщицей. Но радость была недолгой. При оформлении на службу всплыла Катина родословная. «Как же ты будешь хранить государственную и военную тайну, если ты – буржуй?!» – с этими словами командир войсковой части выставил её за дверь. Пришлось вернуться на фабрику, где её назначили техником-наладчиком швейного оборудования. Мечта – служить Родине – оказалась несбыточной.

Каждый год перед днём рождения Катю посещали эти грустные мысли. Так произошло и в эту ночь. Она смотрела тёмно-карими глазами на белый с орнаментами потолок и не видела его. Перед ней были ещё живые отец с сестрой, учёба на курсах и командир с искривлённым от злобы лицом.

Вдруг ночную тишину нарушил звук мотора приближавшегося автомобиля. Катя встала с кровати и выглянула в окно. У дома остановился ГАЗ М-1 чёрного цвета. «Воронок». На тёмную улицу вышли четверо – два офицера и два сержанта, один из которых был их водитель. Они огляделись по сторонам, словно хищники на охоте, закурили и пошли в сторону дома.

За кем? Катя не знала, но чувствовала. Её сосед, Борис Захарович Гольцман, пожилой еврей, учёный-генетик, издал на днях статью, в которой не воспевал трудовой народ, а, напротив, призывал к масштабному изучению генетики и, главное, обмену опытом с другими странами. После того, как Борис Захарович узнал, что главного редактора той газеты «уволили», он понял, что придут и за ним. Его утончённая жена Аида Львовна когда-то научила шить юную, только что вышедшую замуж Елизавету, а уже потом обучила её дочерей письму, чтению и счёту задолго до положенного на то возраста. Своих детей Аида Львовна не имела, поэтому любила Елизавету как родную дочь, а Софью с Катериной как родных внучек. Немалым потрясением для неё стала смерть Софьи. Борис Захарович дома бывал редко. Бездетность побудила в нём желание изучать анатомию человека, поэтому всё своё время он проводил в лаборатории, на лекциях и даже в моргах.

Катя решила проверить свою теорию и вышла на цыпочках из своей комнаты. Миновав проходную залу, она вышла в коридор и прижалась ухом к двери.

На лестничной клетке послышались шаги. Стук в соседнюю дверь. Тишина. Снова стук. Кате померещилось, что тяжёлые мужские руки бьют прямо в её грудь, а стук сердца вторит их ударам. Борис Захарович был прав. Пришли за ним.

– Надо ломать дверь, – предложил один голос.

– Ломайте, – холодно ответил другой.

Стук, скрип, скрежет… Сейчас они откроют дверь… Сейчас… Вот-вот… А вдруг дедушка Боря там? А вдруг не уехал? Вдруг не успел? Катя не могла просто стоять и ждать. Слёзы подступали к глазам. Она глубоко вдохнула. «Я должна им помешать! Они ничего мне не сделают, я ни в чём не виновата, поэтому не стоит их бояться», – крутилось в голове у девушки.

Катя открыла дверь. Прямо перед ней стоял высокий голубоглазый офицер НКВД, майор, из-под фуражки виднелись блондинистые волосы. Он явно был растерян, но через миг овладел собой.

– Майор НКВД Поляков Анатолий Васильевич, – показав удостоверение, произнёс он почти шёпотом. Кате показалось, что он совершенно не двигал губами, будто его кто-то озвучивал.

– Потрудитесь представиться, – вновь произнес чекист ледяным голосом.

– Измайлова Екатерина Петровна, – негромко представилась Катя, – я услышала шум… Хотела посмотреть, кто шумит…

– Вы знакомы с гражданином Гольцманом? – проигнорировав её слова, спросил офицер.

– Да, он мой сосед.

– Товарищ майор! – обратился к Полякову капитан, на которого Катя даже не взглянула. Как магнитом тянули к себе голубые глаза майора. – В квартире никого. Шкафы пусты.

Майор нахмурился и поджал губы. Через мгновение его лицо вновь стало прежним.

– Екатерина Петровна, – обратился он к Кате, – вы случайно не знаете, где сейчас может находиться Гольцман?

– Нет.

– Вы уверены?

– Мы не общались, – соврала Катя, но, увидев суровое лицо Полякова, тут же добавила: – В последнее время.

– Давно вы его видели?

– Пару дней назад.

– Он говорил вам об отъезде? К детям, например.

– У них нет детей. А про отъезд я и в самом деле ничего не знаю.

– Как же они прошли с чемоданами мимо вашей двери, и вы ничего не услышали?

– Возможно, я была на фабрике в это время.

– Возможно, – протянул Поляков и обратился к капитану: – Замкните дверь и опечатайте. А вам, Екатерина Петровна, спокойной ночи!

Он прошёл к лестнице и, спускаясь, всё смотрел в карие глаза Катерины.

Дверь закрыли, повесили бечёвку, кусок сургуча с печатью и удалились.

Катя опомнилась, вошла в квартиру, плотно закрыв входную дверь, присела на корточки и зарыдала, бесшумно, чтобы не разбудить маму.

Они живы! Они спаслись!

Конечно, Катя знала, куда уехал дедушка Боря с бабушкой Аидой. Сразу после выхода статьи неделю назад Борис Захарович заподозрил неладное и через учёный совет смог тайно выехать с супругой во Францию, откуда собирался переехать в Израиль. Уезжали налегке, взяли только самое необходимое. Зашли попрощаться накануне отъезда. Писем писать не обещали. Да и какие могут быть письма? Если самих беглецов найти не смогут, то Катя с матерью попадут под пристальное наблюдение.

Теперь всё будет хорошо. Катя чувствовала. На душе стало спокойно. На миг она подумала: сегодняшняя бессонница была нужна, чтобы встретить те незабываемые голубые глаза.

Сон окутал Катю в свой плен грёз.

Глава 2

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – Анатолий вбежал в свой кабинет, – куда он делся? Куда? Я тебя спрашиваю!

– Не могу знать, – ответил капитан.

– Не можешь, а должен! – кричал Анатолий в бешенстве, – это твоя работа! Я же сказал следить за ним! Куда делась эта сволочь?! Куда? Я вёл его почти месяц!.. И тут на тебе – статья! О лучшем поводе и мечтать нельзя! Логично было тут же его взять. Чего тянуть? Возьми мы его тогда, он бы без колебаний выдал всех своих иностранных агентов. Но нет. Кто-то решил устроить самодеятельность! Ну кому, кому, ты мне скажи, понадобился этот редакторишка? Отвечай!

– Майор Клименко распорядился его допросить.

– Пошёл вон, – произнёс Поляков тихо, как будто успокоившись. Он налил в стакан воды и выпил залпом.

– Товарищ майор, разрешите обратиться.

– Обращайся.

– Возможно, та девушка, соседка, сказала не всё. Возможно, она знает больше.

– Знает, – подтвердил Поляков, – но не скажет. А допросить – оснований нет. Она не дочь, не сестра. Вот что, Миша, найди мне на неё всю информацию. Кто она, чем живёт, где работает – всё. И чем раньше, тем лучше.

– Есть! Разрешите иди?

– Иди.

«Опять домой попаду под утро, – подумал Толя, – уже три часа ночи. С этой службой сына неделями не вижу: прихожу – он уже спит, ухожу – он ещё спит».

Анатолий сел за стол, взял кипу бумаг и приступил к их изучению. Он пытался сосредоточиться, но в голове крутилась картина сегодняшней ночи. Он вспомнил ту девушку. Катя, кажется? Она была полна решимости и совсем его не испугалась. Он уже отвык от этого.

Толя закрыл лицо руками, веки сомкнулись, и он снова видел перед собой миниатюрную девушку в ночной сорочке. Он не заметил, как заснул.

Стук в дверь разбудил Анатолия.

– Разрешите войти? – произнёс Михаил.

– Входи, – сонно сказал майор, – который сейчас час?

– Начало седьмого, – ответил Миша.

– И что тебе надо в начале седьмого? – спросил Поляков, потирая глаза.

– Я принёс то, о чём вы меня просили.

– И о чём же я тебя просил? – Поляков зевнул.

– Материалы на Измайлову.

– Кто это?

– Соседка Гольцмана.

Анатолий вмиг проснулся. Михаил протянул ему картонную папку на завязках. На папке было написано: «тов. Измайлова Екатерина Петровна, 1910 г.р.», в правом верхнем углу значилась надпись «Секретно».

– Откуда?

– Из архива. Я всегда начинаю с него.

– Ты уже ознакомился?

– Да. Она не такая простая, как могло показаться на первый взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Прочитайте её автобиографию, да и другие документы. Многое станет понятно.

Поляков развязал узелок, открыл папку, но прочитать ничего не успел – в кабинете раздался телефонный звонок.

– Майор НКВД Поляков.

– Толя! – визжал в трубке женский голос, – я не поняла: ты опять не ночевал дома? Мне это уже изрядно надоело!

– Марьяночка, успокойся, пожалуйста, – сказал нежным голосом Толя, – я всю ночь работал. Сегодня обещаю быть к ужину.

– Знаю я твою работу! – не унимался женский голос, – то с одной девицей тебя видят, то с другой. Если ты сегодня не придёшь домой вовремя, то можешь вообще не приходить!

– Приду, обещаю. Но сейчас мне надо работать. Целую, дорогая!

Повесив трубку, Анатолий обратился к Михаилу:

– Никогда не женись.

Затем он снова обратил всё своё внимание на папку. Первой лежала фотография Измайловой в военной форме, на петлицах были нашиты три треугольника2.На фотографии она сидела вполоборота, глядя вдаль. На голове красовался берет со звездой.

– Она военная? – удивился Поляков, – она же сказала, что работает на фабрике. Соврала?

– Возможно, что не соврала. Материалы старые, 1930 года. Она оформляла допуск к государственной и военной тайне для службы в одной из войсковых частей. Ей было отказано.

– Почему?

– Лучше, если вы прочтёте сами.

Анатолий отложил фотографию в сторону. Следующим был отказ.

«Изучив автобиографию товарища Измайловой Е.П., считаю целесообразным отказать в оформлении допуска к государственной и военной тайне».

К отказу была приложена пояснительная записка. Она гласила:

«Измайлова Екатерина Петровна, 1910 г.р., место рождения Санкт-Петербург, по происхождению – дворянка.

Отец – Измайлов Пётр Александрович, 1886 г.р., место рождения Санкт-Петербург, дворянин по роду, революционер по духу, военнослужащий РККА3, погиб героем, защищая идеи революции, в 1921 году, место захоронения неизвестно.

Мать – Измайлова (в девичестве Галицина) Елизавета Павловна, 1886 г.р., место рождения Санкт-Петербург, дворянка, имеет чрезмерную жилплощадь, оставленную ей за заслуги мужа; работает швеёй на фабрике.

Сестра – Измайлова Софья Петровна, 1906 г.р., место рождения Санкт-Петербург, дворянка, умерла от тифа в 1916 году, похоронена на Никольском кладбище.

Причина отказа – дворянское происхождение».

– Вот что, Лапин, оставь мне это для изучения. Подготовь отчёт о ночном выезде и можешь идти домой. На сегодня ты свободен.

– Отчёт готов. Уже в делопроизводстве.

– Тогда иди, отсыпайся. И вот ещё что: присматривай за тем домом. Особенно за Измайловой. Без фанатизма, но так, чтобы мы были в курсе.

– Есть!

Лапин вышел за дверь, оставив Полякова наедине с папкой документов.

«Так, значит, ты дворянка, – подумал Толя, рассматривая фотографию Кати, – сейчас посмотрим, какие тайны ты ещё скрываешь».

Толя взял автобиографию и просмотрел быстрым взглядом, останавливаясь лишь на нескольких словах. Наконец он заметил что-то очень важное. «…окончила курсы по подготовки в спецорганы по направлению – шифрование…», – прочитал он.

«Она – шифровальщица! – мысленно воскликнул Толя, и в его глазах зажёгся огонь, – какая невероятная удача! Надо обязательно этим воспользоваться! Но с чего начать?»

Он снова стал изучать документ:

«…родилась в Санкт-Петербурге, ныне Ленинград, 29 августа по старому стилю, 10 сентября по новому стилю, в 1910 году…».

«А вот и повод. Надо будет заглянуть к ней на день рождения», – решил Поляков.

Конечно, он мог бы прийти сегодня безо всякого повода, но обещал жене вернуться к ужину домой.

Глава 3

Это было обычное утро перед работой. Мама напекла сырников на завтрак. По радио пел Утёсов песню «Второе сердце» – мамину любимую. В такие минуты она грустит и вспоминает о погибшем супруге. Катя обычно тоже грустит. Но не сегодня. Всё было как всегда: сваренный кофе, мама рассказывала свой необычный сон, лучи солнца пробивались сквозь штору на кухню. Ничего внешне не изменилось. Изменилось что-то внутри Кати.

Катя ничего не рассказала маме о ночных гостях, чтобы не пугать её, а та ничего и не слышала – была уставшей после работы в две смены. Сама же Катя думала о той встрече постоянно. И о голубых глазах-магнитах.

«Жаль, что больше никогда я не встречу его, – подумала Катя и тут же опомнилась, – хорошо, что я никогда не встречу его».

– Какие у тебя планы на завтра? – спросила мама.

– После работы пойду с Варей на танцы, – ответила Катя.

– Я на завтра взяла выходной, поменялась сменами. Приготовлю ужин и испеку торт к вашему приходу.

Мама работала на фабрике почти без выходных в две смены уже пять лет. Причиной был новый начальник, который чуть ли не в первый день показал ей на дверь. Но коллектив не бросил добросовестную работницу и отстоял её право на работу. Тогда Елизавета Павловна решила заслужить расположение начальника своим усердием и трудолюбием, а вскоре привыкла к такому режиму.

В дверь постучали.

– Я открою, – сказала Катя и встала из-за стола.

«Кто бы это мог быть?» – подумала она. После отъезда Гольцманов гостей они не ждали.

Катя открыла дверь. На пороге стоял тот самый ночной чекист с голубыми глазами. Он был в тёмно-серой рубашке и в синих брюках. Глядя на него нельзя было предположить, кто на самом деле этот мужчина. В руках он держал букет из разноцветных георгинов.

«Мои любимые цветы, – мелькнуло в голове у Кати, – что он здесь делает?»

– Здравствуйте, Катерина… ммм… Петровна, – заговорил наконец гость, – я пришёл извиниться. Мы, наверное, напугали вас той ночью.

– Отнюдь, – соврала Катя.

– Однако, всё же разбудили. Если честно, обычно никто из соседей не выходит… И я совершенно не знаю, как надо себя вести в таком случае… Я был растерян… О, это же вам! – Толя протянул Кате цветы.

– Спасибо, – сказала Катя, засмущавшись, и поспешила опустить глаза.

Толя достал из нагрудного кармана блокнот и карандаш, что-то написал, опираясь на стену, оторвал листок и протянул его Кате.

– Вот мой номер телефона. Если вас будет кто-то беспокоить или что-то будет необходимо, вы всегда можете позвонить мне. И, конечно же, если вы вспомните что-то о Гольцмане… Вы прекрасно выглядите! У вас сегодня день рождения?

– Нет, но вы почти угадали. Завтра.

– Вы серьёзно? Я могу вас пригласить куда-нибудь? Вы любите театр?

– Люблю.

– Тогда я зайду за вами завтра в 18:00.

– Извините, но у меня на завтра другие планы…

– Я настаиваю.

– Хорошо, – согласилась Катя и улыбнулась.

– До завтра, Катерина Петровна!

– До свидания, Анатолий Васильевич!

Катя закрыла за ним дверь и взглянула на листок. На нём быстрым неровным почерком были написаны телефон и имя «майор Поляков Анатолий Васильевич».

Девушка вошла на кухню.

– Кто приходил? – спросила мама, – и откуда цветы?

– Расскажу – не поверишь, – ответила Катя, – я сама не до конца верю. Но одно могу сказать точно: планы на завтра поменялись, и с Варей на танцы я не иду.

– Почему?

– Потому что я иду в театр.

– Свидание?

– Что-то вроде того.

По дороге на фабрику Елизавета Павловна спросила у дочери:

– И в чём же ты планируешь пойти?

– Думаю, в голубом платье. Помнишь? Бесформенное, с белым кружевом.

– Такие давно не носят! Не волнуйся, я что-нибудь придумаю. В театр надо одеваться элегантно. Ты же выходишь в свет. Тем более с мужчиной. И обязательно познакомь меня с ним. Я должна знать, с кем отпускаю свою дочь. Вдруг он бандит.

– Уверяю тебя: он не бандит.

– Без личного знакомства с ним не пущу.

– Хорошо, – согласилась Катя. В самом деле, не говорить же маме, что новый знакомый – чекист.

Рабочий день Катя начала как обычно с проверки швейных машин и смазывания деталей. Сегодня Варя работала только в утреннюю смену, и Катя искала её глазами среди других швей. Наконец девушка заметила подругу. Невысокая блондинка, похожая на фарфоровую куколку, готовилась к работе. К ней подошла Катя.

– Привет! Я уже проверила твою машинку, можешь приступать.

– Привет! Спасибо, – Варя села за рабочее место, – ты сегодня какая-то другая. Вся светишься от счастья.

– Ты права, – подтвердила Катя, но испугалась: вдруг подруга обидится, что их планы поменялись, – Я завтра не смогу пойти с тобой на танцы, извини.

– Что-то случилось? – забеспокоилась Варя.

– Я завтра иду на свидание, – сказав это, Катя снова засветилась от счастья.

– Ого! И кто он? Ты ничего мне о нём не говорила.

– Я сама толком ничего не знаю. Мы познакомились на днях… хм… у моего дома. Я не придала значения этому знакомству. А сегодня он пришёл ко мне с цветами и пригласил в театр.

– Катенька, я очень рада за тебя! Я думаю, что ваша встреча не случайна. И кто знает, чем она обернётся. Расскажи: какой он? И нравится ли тебе он вообще? – вдруг Варя нахмурила брови, – или ты от безысходности, как говорят эти сороки – Клавдия и Зульфия?

– Он мне нравится. Он статный, красивый… Я даже боюсь его.

– Почему, глупенькая?

– Он военный. Тот, который по ночам приезжает, – Катя помрачнела, а Варя, оторвавшись от шитья, с ужасом посмотрела на подругу. Катя продолжала: – Только маме не говори, она не знает. И лучше вообще никому.

Варя кивнула, но промолчала.

– Я пойду, пока никто не «настучал», что я тебя отвлекаю.

И Катя ушла в подсобку.

Весь этот и следующий день она думала только о предстоящей встрече. Вернувшись домой, Катя с радостью и удивлением обнаружила в своей комнате новое платье, сшитое по последней моде.

– С днём рождения, доченька! – сказала мама, вошедшая в комнату вслед за Катей, – одевайся, скоро шесть вечера. Я испекла торт.

– Когда ты всё успеваешь? – удивилась дочь.

Мама вышла, а Катя надела обновку. Это было иссиня-чёрное бархатное платье с белым мелким горошком. Длинный рукав оканчивался белой шёлковой манжетой на запястье. Пышный воротник был белый, из органзы. Платье было приталенное, длинное, до середины голени. На кровати, где только что лежало платье, остались чёрный бархатный пояс с пластмассовой белой застёжкой и белая миниатюрная шляпка. Пояс бесспорно подходил к платью. Катя надела свои любимые чёрные туфли на тонком каблуке. Образ был почти закончен, не хватало соответствующей причёски к шляпке. Катя нагрела металлические щипцы для волос и завила локоны. Теперь и шляпка смотрелась органично. На глаза – чёрная подводка, на губы – тёмно-вишнёвая помада. Катя достала из сумочки пластмассовую брошь – три ромашки, которую ей сегодня подарила Варя, и прицепила на воротник у самого горла.

Катя вошла в проходную комнату, где её мама уже накрыла на стол.

– Как я выгляжу? – спросила Катя и покружилась.

В зелёных глазах мамы появились слёзы.

– Ты очаровательна, – ответила она, незаметно смахнув слезу белым платочком. Катя обняла её.

В дверь постучали.

– Я открою, – сказала девушка.

На пороге стоял Толя в сером костюме-тройке с бабочкой у горла и розовыми розами в руках.

– С днём рождения, – произнёс гость томным голосом, – вы прекрасно выглядите, Катерина Петровна.

– Спасибо, – смущённо проговорила Катя, принимая цветы.

– Вижу, что вы уже готовы, и мы можем идти.

– Анатолий Васильевич, – робко сказала Катя, – мне бы хотелось сперва пригласить вас за стол. Мама настаивает на знакомстве с вами.

«Этого ещё не хватало», – подумал Толя. Наверное, мысль отразилась на его лице, потому что Катя тут же добавила:

– Она не знает то, что знаю я о вас.

Толя выдохнул с облегчением. Но оставался ещё один аспект, о котором Катя должна узнать наедине.

– Где я могу помыть руки? – спросил он.

– Здесь, – Катя указала на дверь ванной комнаты.

Толя зашёл, включил воду и, прежде чем вымыть руки, снял обручальное кольцо и убрал его в карман.

– Я принесла для вас полотенце.

– Спасибо.

Толя вытирал руки и пристально смотрел на Катю. Она, не выдержав этого взгляда, опустила глаза.

Через минуту они были уже в комнате.

«Как в музее», – со злостью подумал гость. Диван-софа с резной спинкой и шёлковой обивкой голубого цвета, подобные шесть стульев, на одной стене висело зеркало в позолоченной резной раме, на другой – старинные часы с боем, на потолке – хрустальная люстра. Окна обрамляли бирюзовые шторы и белая тюль. В буфете стояла фарфоровая посуда, но он был наполовину пуст. Очевидно, остальной посудой был сервирован стол, накрытый белой кружевной скатертью. В углу комнаты расположился камин.

– Познакомьтесь, моя мама Елизавета Павловна, наш гость – Анатолий Васильевич, – представила Катя.

Перед Толей стояла утончённая женщина немолодого возраста, и хоть он знал, что в этом году ей уже исполнился пятьдесят один год, он никогда не дал бы ей и больше сорока. Елизавета Павловна грациозно подала руку. На костяшке среднего пальца было надето серебряное кольцо с янтарём. Толя почтенно поцеловал руку даме.

– Приглашаю всех к столу, – уверенным голосом сказала Елизавета Павловна.

Загремели стулья. Толя сел между матерью и дочерью.

– Анатолий Васильевич, чаю, кофе, какао? – спросила хозяйка дома.

– Кофе.

– Одну минуту, – с этими словами Елизавета Павловна встала из-за стола и удалилась на кухню

Толя не заметил, как наступило молчание. Он с интересом рассматривал сервировку. Хрустальные графин с водой и ваза со свежими гвоздиками, фарфоровые кружки, блюдца и тарелки, наверняка родом с императорского завода, серебряные приборы, льняные салфетки в кольце возле каждой тарелки. Венцом стола был торт на плоском серебряном блюде.

Катя отрезала кусочек и положила его на тарелку Анатолия, затем, отрезав ещё кусочек, положила его на мамину тарелку, а уже потом – себе. Катя видела смятенье офицера.

– Вам неловко? – спросила она.

– Немного, – признался он, – я бывал в таких квартирах по работе, но никогда не думал, что буду званым гостем.

В комнату вошла мама. В руках у неё была турка с ароматным кофе. Она разлила напиток по трём кружкам.

– Анатолий Васильевич, куда вы планируете сегодня идти с моей дочерью?

– В театр имени Кирова4.

– На какую постановку?

– «Бахчисарайский фонтан».

– О, Пушкин! Прекрасный выбор! Однако ваше приглашение было неожиданно для меня. Расскажите: как вы познакомились с Катенькой? Она ничего толком не говорит.

– Мама, я говорила, что недалеко от нашего дома, – вмешалась в разговор Катя. Она решила придерживаться той же версии, что озвучила Варе.

– Я искал Вашего соседа, Бориса Захаровича, – пояснил Анатолий.

– К сожалению, он уехал, – с грустью сказала Елизавета Павловна.

– А куда? – спросил гость с интересом.

– Не знаю. Он был скрытный в последние дни. А вы давно с ним знакомы? Я вас раньше не видела среди его учеников.

– Я не ученик. Я заходил по работе. У вас здесь очень уютно.

– Благодарю. Видно, вы из интеллигентной семьи. Кто ваши родители?

– Мать – учительница, отец – военный.

– Отец Катеньки тоже был военным. Он погиб.

– Соболезную.

– Это было давно. Анатолий Васильевич, так вы не учёный, а, наверное, пошли по стопам Вашего отца, – военный?

– Да. Не сочтите за дерзость, Елизавета Павловна, но нам с Екатериной Петровной уже пора.

– Ну что ж, я провожу вас.

В то время, пока Катя прощалась с матерью, Толя надел обручальное кольцо.

Они прошли несколько домов, прежде чем Катя заметила знакомую машину чёрного цвета. Внутри их ждал водитель.

– Не бойся. Мы действительно едем в театр, – успокоил Толя свою спутницу.

– Я не боюсь, – соврала она.

Подъезжая к театру, Толя распорядился остановить раньше и отпустил водителя. До театра пара дошла пешком.

– Ваши билеты, – спросила пожилая женщина на входе.

Толя достал их, и Катя увидела, как мелькнуло что-то блестящее на пальце её кавалера. Когда они вошли в здание, она бесцеремонно схватила Толю за руку и подняла её к глазам.

– Вы женаты? – дрожащим голосом спросила она, хотя ответ был очевиден.

– Да. Не стоит считать этот вечер свиданием. Я почему-то чувствовал себя виноватым перед вами, поэтому и пришёл вчера. А сегодня я не мог вас не поздравить.

– Теперь все будут думать, что я ваша содержанка.

Толя подошёл очень близко, наклонился и прошептал на ухо:

– Кто будет так думать, к тому я приеду ночью.

Он выпрямился и улыбнулся, но в этой улыбки не было ни тепла, ни доброты. Катя почувствовала животный страх. Она не понимала, шутит он или всерьёз.

– Пойдёмте в буфет, я угощу вас шампанским. Вижу, что вы напряглись после моих слов.

Катя покорно пошла за ним.

Кроме двух бокалов шампанского, Толя взял два бутерброда с маслом и сыром и шоколадную конфету для Кати, которая была теперь молчалива и бледна.

– Катерина Петровна, вы знаете, что здесь вы самая красивая?

Катя смущённо поёжилась.

– Спасибо.

– Платье вам очень идёт.

– Его сшила мама.

– У неё талант.

– Да, вы правы. Она работает на фабрике, шьёт обувь и ремни. А дома творит для меня.

– Самоучка?

– Почти. Её научила Аида Львовна, соседка, но только азам. Дальше мама училась сама.

– Аида Львовна… Жена Бориса Захаровича?

Катя снова поёжилась.

– Да. Мы раньше часто общались. Особенно, когда был жив отец.

Толя промолчал.

Прозвучал первый звонок.

– Если вы готовы, мы можем пойти в зал, – предложил Толя.

Катя кивнула. В холле продавали либретто, Толя приобрёл одно и протянул спутнице. Они вошли в зал. Зрители рассаживались по местам, а Катя с Толей всё шли вдоль рядов, направляясь к сцене. Их места оказались на третьем ряду, посередине. Так близко Катя никогда не сидела. После третьего звонка в зале погас свет, открылся занавес, и начался спектакль. Это был балет. Красочные костюмы, декорации, музыка… Катя смотрела на сцену как завороженная, а в тот момент, когда крымский хан Гирей убивает ударом кинжала Вацлава, она ахнула от испуга, будто один из актёров действительно убил другого. Толя заметил это. Он взял Катю за руку и не отпускал до самого антракта.

В антракте зал опустел. Одними из немногих в зале оставались Толя и Катя. Он уже не держал её за руку, чтобы не смущать девушку при включённом свете. Они молчали и смотрели друг на друга.

– Вам нравится спектакль? – наконец спросил Толя.

– Да. Очень. А вам?

– И мне.

Через несколько минут спектакль продолжился. Погрузившись в темноту, Толя вновь взял Катю за руку, и она почувствовала, как сердце рвётся из её груди от счастья.

Спектакль окончился тем же моментом, какой был вначале – хан стоял один у «Фонтана слёз» и внезапно увидел образ княжны Марии. Зрители аплодировали, кричали «браво!», а актёры кланялись. Им несли цветы. Потом занавес опустился, и зрители поспешили покинуть зал.

На улице было тепло. Катя и Толя шли неспешно. Листья на деревьях уже начали желтеть и опадать.

– Спасибо за сегодняшний вечер, – поблагодарила Катя.

– И вам спасибо. Я заметил: вас легко напугать.

– Так было не всегда. Я бы не хотела об этом говорить.

– Я не настаиваю.

Они шли молча какое-то время.

– Вы тоже работаете швеёй? В нашу первую встречу вы сказали, что работаете на фабрике.

– Я не швея, хоть и работаю на фабрике. Я техник-наладчик швейного оборудования.

– Не женская профессия. Вы никогда не хотели заниматься чем-нибудь другим? Или это была ваша мечта?

– Моя мечта – быть военнослужащей, как мой папа. А ваш отец… он… как вы?..

– Нет, – отрезал Анатолий, – а почему тогда Вы не пошли по его стопам?

– Не получилось из-за происхождения. Я дворянка. А теперь уже и смысла нет. Я привыкла к этой работе.

– И не бывает желания попробовать снова?

– А что толку? С моей родословной я никому не нужна. А ведь я даже закончила курсы по специальности «Шифрование». А сейчас уже и не вспомню, наверное, как это делать.

– Катерина Петровна! Так вы находка! Такие люди, как вы, очень нужны! А хотите, я помогу вам? Даже можно к нам устроиться. Хороших шифровальщиков днём с огнём не сыщешь. Соглашайтесь. Вы будете под моей личной защитой.

И хоть предложение было заманчивым, Катя ответила:

– Мне надо подумать.

– Соглашайтесь. Надо исполнять свои мечты.

– Но я не могу думать только о себе. Как я оставлю девочек без техника?

– Ваш сосед Гольцман не думал о том, как будут его ученики. Просто уехал в неизвестном направлении.

Катя опустила глаза.

– Или всё-таки в известном?

Катя отрицательно покачала головой. Она решила сменить тему:

– Вы сказали, что вам понравился спектакль, а я видела, как вы украдкой зевали.

– Я больше люблю кино. А вы любите кино?

– Не знаю. Я никогда не была в кинотеатре.

– Тогда это надо срочно исправить.

– Завтра? – с надеждой спросила Катя.

– Нет, завтра у меня не получится. На службе будет торжественное мероприятие к юбилею Дзержинского. Надо быть. Отказаться не могу. Это важно в первую очередь для меня.

За беседой оба не заметили, как пришли к Катиному дому.

– Катерина, я дал вам свой номер телефона, но даже не спросил, можете ли вы мне позвонить. У вас дома есть телефон?

– Да.

Толя достал блокнот и карандаш.

– Напишите свой номер. Я позвоню вам и приглашу в кино.

Катя записала.

– Спокойной ночи, Катерина Петровна!

– Спокойной ночи, Анатолий Васильевич!

Глава 4

Шли дни. Анатолий так за всю неделю и не позвонил. Катя думала, что он забыл или не захотел. На самом же деле для встречи у него не было ни времени, ни повода. Просмотр фильма не был для Анатолия значимой причиной, чтобы встретиться с Катериной.

Покой майору Полякову даже не снился: ночных выездов стало больше, допросы длились дольше, на бумажную волокиту не хватало сил, поэтому всё чаще она стала походить на отписку. Работа шла – начальство довольно.

Чего нельзя было сказать о жене майора Марьяне. Её возмущение росло день ото дня. Толя приходил домой лишь переночевать. Три-четыре часа – не больше. Однако половина этого времени уходила на ссору с Марьяной. Если бы не сын Митька, то Анатолий дома не показывался бы вовсе.

Сегодняшний день не отличался от предыдущих. Надежда провести выходные с семьёй таяла с каждым новым изучаемым документом.

В дверь постучали.

– Разрешите!

Это был капитан Лапин.

– Заходи, Миш. Стрельцов уже дал показания? – спросил Поляков, не глядя на вошедшего.

– Нет. Его перевели в «одиночку». Но я не по этому поводу.

Поляков поднял голову. Лапин был серьёзен и мрачен как никогда.

– Что случилось?

– Есть новости по Гольцману…

– Ну?..

– Новости не радостные. Он во Франции.

– Проклятье! – взревел Поляков, – это точная информация?

– Да. Источник проверенный.

– Измайлова?

– Нет. Наш человек в Марселе. Прикажете устранить Гольцмана?

– Сначала доложу Верховецкому, – сквозь зубы процедил Поляков, – ты можешь идти. Мне надо позвонить.

Лапин вышел, но остался возле двери, надеясь услышать разговор через узенькую приоткрытую щель. Он чувствовал, что звонок будет не Верховецкому, и был прав.

Анатолий несколько раз прокрутил диск телефона.

«Хоть бы она была дома», – подумал майор.

– Я вас слушаю, – раздался женский голос в трубке.

– Здравствуйте, Катерина Петровна!

Голос замер.

– Здравствуйте, – наконец ответил голос.

– Вы узнали меня?

– Не сразу, – соврала Катя. Она узнала его, но не могла поверить.

– Как ваши дела?

– Хорошо.

– А почему вы не на фабрике?

– У меня сегодня выходной.

– Повезло вам. Но я звоню не затем. Катерина Петровна, вы кое-что мне обещали, – сказал многозначительно строгим голосом Анатолий.

– Вы тоже кое-что мне обещали, – неожиданно для самой себя ответила Катя.

– И что же я обещал? – Полякову понравилась эта внезапная дерзость, хоть он и не был готов к такому повороту в разговоре.

– Сводить меня в кино.

– Точно! Вы совершенно правы! И как я мог забыть об этом? Вы сможете завтра? Сегодня у меня очень много работы…

– А что обещала вам я? – погрустневшим голосом спросила Катя.

– Подумать о военной службе.

– Я подумала. Но не уверена до конца…

– Катерина Петровна! А, впрочем, зачем ждать до завтра? – вдруг бодро заговорил Толя, – Встретимся сегодня. В 18:00 я буду у вас. До встречи!

– До встречи!

Анатолий в задумчивости повесил трубку. Он уже и сам не понимал, для чего нужна была ему эта встреча. Обычный шантаж, и Катя у него в руках. Зачем это всё ему: цветы, театр, кино? Но он хотел её увидеть. И не только увидеть. Его разгульная натура уже рвалась наружу.

Стоявший за дверью Михаил Лапин ушёл, погрузившись в тяжёлые мысли.

До назначенной встречи было ещё далеко – без малого четыре часа, и Поляков увлечённо занялся своей работой.

Он отбивал на печатной машинке очередной отчёт, на этот раз по установленному выезду Гольцмана во Францию, и в этот момент в кабинете раздался телефонный звонок. Внутри у Анатолия всё сжалось. Он был уверен: звонила Катя. А вдруг она отменит встречу?

– Майор НКВД Поляков.

– Дорогой, ты сегодня домой планируешь? – спросил знакомый голос жены.

– Не готов сказать, – ответил он, погрустнев. Жена расценили эту ноту в голосе, как тоску по семье и обречённость из-за работы.

– Ты не будешь возражать, если я уеду сегодня и на все выходные с Митей на дачу к Дарье? Хочу провести последние тёплые дни на природе. И Митьке хоть компания будет: Дашиному сыну уже два года, он старше нашего на три месяца.

Марьяна говорила увлечённо, но Толя её как будто не слышал. Она уедет на все выходные – вот что было главное. Он так устал от скандалов дома, что ему хотелось просто тишины. Он любил Марьяну. Наверное. Ведь он женился по любви. Вроде бы. Но семейную жизнь он давно разменял на работу, на кабаки и на легкодоступных девиц, о которых жена, конечно, знала и о которых говорила, что не простит, но прощала. Такой для него была и Катя: новая, очередная, но в отличие от других не только желанная, но и необходимая для иных целей. Лишь бы она согласилась. Лишь бы.

– Я не буду возражать. Марьяночка, извини, но я занят.

– Поняла, поняла. Я пойду собираться. Целую тебя!

– И я тебя целую. Удачной дороги!

Толя повесил трубку.

Глава 5

Анатолий опаздывал. Катя была сама не своя. От волнения она измяла подол своего ситцевого платья нежно-персикового цвета с меленькими голубыми букетами. Он должен был прийти час назад. Полчаса назад она звонила ему, и он обещался быть непременно. Катя была готова заплакать от волнения, когда в дверь постучали. Это был он, Анатолий, с букетом белых астр. Катя не ожидала, что будет настолько рада его появлению, что чуть от порыва эмоций не бросилась на шею гостю.

– Подождите меня в гостиной, я поставлю цветы в вазу, – сказала девушка.

Толя прошёл в комнату. На столе теперь лежала клетчатая скатерть, в остальном комната была такой же, как в прошлый раз.

Катя вернулась быстро. Она поставила на стол вазу и произнесла:

– Вы как всегда с цветами.

– Красивым и любимым девушкам всегда дарят цветы.

От этих слов будто ток побежал по всему телу, и Катя почувствовала, что покраснела. Толя смотрел на неё слишком пристальным взглядом.

– Мне надо написать записку маме. Это займёт всего пару минут, – сказала Катя и удалилась в свою комнату. Там она написала несколько слов: «Мама! Я ушла в кино с Анатолием Васильевичем. Скорее всего буду поздно. Не жди меня и ложись спать. Катя».

Катя вернулась с запиской в зал. Толя рассматривал фигурки в буфете. Девушка положила записку на стол, подошла к гостю, открыла старинный буфет и достала оттуда миниатюрную фарфоровую балерину. Она протянула её Толе:

– Дарю.

Толя оторопел.

– Возьмите, – настаивала она, – это от чистого сердца.

Он взял и убрал в карман пиджака.

– Надеюсь, не разобью. Что ж, теперь мы можем идти?

– Да, – подтвердила Катя.

Они шли по вечернему Ленинграду. Погода в этот день была тёплая, безветренная. Катю переполняли чувства: рядом с ней шёл мужчина её мечты. Статный, подтянутый, невероятно красивый. А сегодня он одаривал Катю настолько лучезарной улыбкой, что у девушки перехватывало дыхание. И в этот прекрасный вечер Толя вёл свою спутницу в обновлённый кинотеатр «Аврора» на фильм «Шахтёры».

– Катерина Петровна, как получилось, что вы ни разу не были в кинотеатре?

– Анатолий Васильевич, называйте меня просто Катя. Мне так привычнее.

– Хорошо. А вы, то есть ты, называй меня просто Толя. Иначе чувствую себя старым дядькой.

Катя заулыбалась, потом ответила на заданный ранее вопрос:

– Моя единственная подруга Варя работает в две смены, как и моя мама. А больше мне гулять и не с кем. С Варей иногда ходим на танцы. Ты любишь танцы?

– Люблю. Там я познакомился с женой.

Катя опустила глаза. Толя понял, что она расстроилась.

– Но сейчас совершенно не хватает на это времени, – сказал он.

Они вошли в кинозал. Свет погас, и началась картина. Действие фильма развернулось в небольшом городе Донбасса. Это был рассказ о противостоянии между главным героем Семёном Примаком и его начальником Чубом.

Катя смотрела фильм увлечённо, но чувствовала, как Толя наблюдает за ней. На протяжении всего фильма он не отпускал Катину руку, как тогда, в театре.

Когда фильм закончился, Катя и Толя вышли из «Авроры» и направились к дому Кати. Они шли медленно, держась за руки.

– Тебе понравился фильм? – спросил Толя.

– Даже не знаю… Но было интересно. А тебе?

– Понравился. В это воскресенье будет премьерный показ фильма «Ущелье Аламасов». Если у тебя нет планов, мы могли бы посмотреть его вместе.

– Было бы здорово! – Катя засветилась от счастья, но быстро опомнилась и спросила: – А как же твоя жена?

– Она уехала к друзьям на дачу. Но я бы и не стал спрашивать у неё разрешения.

– Ты давно женился?

– Второй раз или первый?

– Оба, – Катя была ошарашена. Она и не думала, что Толя дважды женат. Как-то не по статусу это.

– Первый раз в двадцать лет. Тогда было модно жениться на второй день знакомства. Я как раз вернулся с войны и сразу встретил очень красивую девушку. Но семейная жизнь не сложилась – через месяц мы развелись. А на второй супруге я женился по любви. И было это не так давно – три года назад.

– У тебя есть дети?

– Да, сын.

– Как зовут?

– Дмитрий.

– Красивое имя, – сказала Катя и замолчала. Ей хотелось продолжать разговор, но она не знала, что ещё спросить. Но вдруг вспомнила кое-что: – А помнишь, ты говорил, что для тебя юбилей Дзержинского не просто официальная дата?

– Помню. Я поступил на службу в ВЧК Петроградского гарнизона совсем юнцом – в мае мне исполнилось шестнадцать, а в июне я был уже в строю. 11 сентября 1918 года Феликс Эдмундович приехал посмотреть на наш строй. Я стоял в первом ряду, точно посередине. Он шёл, шёл и остановился передо мной. Спросил: «Кого ты любишь больше всех?»

Я ответил: «Родину!»

«А жизнь за неё отдашь?»

«Отдам!»

Он пожал мне руку и прошёл дальше. Мне завидовали все. Но уже через год из нашего строя пятеро погибли во время империалистической войны, а трое оказались предателями – перешли на сторону «белых». За один год всё изменилось.

– А ты бы мог перейти на другую сторону?..

– Нет. И никогда больше не спрашивай меня об этом.

Наступила неловкая пауза.

– Что ж мы всё обо мне да обо мне? Расскажи о себе, – предложил Толя.

– Мне кажется, ты и так обо мне всё знаешь. А где ты живёшь?

– Так, хватит задавать мне вопросы, – мягко оборвал её Толя, – мне кажется, я и так рассказал тебе слишком много.

– Ты прав.

– На самом деле, я ни с кем не был так откровенен, как сегодня с тобой.

Какой бы ни была длинной дорога, но и она заканчивается. Катя и Толя пришли к дому девушки. Толя повернул её к себе и смотрел пристально в карие глаза Катерины. На секунду ей показалось, что он вот-вот её поцелует, но мужчина стоял неподвижно. Катя решила прервать нависшую тишину. Она спросила:

– Могу я задать тебе последний на сегодня вопрос? Он очень личный.

Толя улыбнулся, предчувствуя, какой это будет вопрос.

– Задавай. Но он действительно будет последний.

– Где ты сломал нос?

И в самом деле на идеально правильном профиле была небольшая, чуть заметная горбинка на носу.

– Я не ломал, – удивлённо и растерянно ответил Толя.

– Значит, мне показалось, – заулыбалась Катя. У неё не хватило смелости спросить то, что она действительно хотела узнать: нравится ли она ему.

– Ты первая, кто спросил меня об этом, – сказал Толя и пощупал свой нос, – у меня тоже есть вопрос. Только ты не смейся.

– Хорошо, – пообещала заинтригованная Катя.

– Ты приворожила мои глаза, чтобы они смотрели лишь на тебя? – спросил он, делая намеренно серьёзный вид, хотя у самого пробивалась улыбка и светилось лицо.

– Конечно, нет, – ответила Катя, сдерживая смех. Его вопрос был не менее глупый, чем её.

Толя пристально смотрел на девушку.

– Ты такая хрупкая… Я хочу защищать тебя… – прошептал он.

Они стояли вдвоём. Двор был пустынным. Фонари и луна были единственными свидетелями этого странного разговора и безумного притяжения между Катей и Толей. Это притяжение они чувствовали оба, но не позволяли ему вовлечь их. Неизвестно, сколько бы ещё они стояли так, но Катя решилась на вопрос, который девушка из такой интеллигентной семьи, как у неё, не задаст мужчине:

– Ты вообще думаешь меня поцеловать?

Напряжение возросло.

– А ты не будешь против?

– Целуй уже, – улыбнулась Катя.

Толя притянул девушку к себе и поцеловал. Катя слышала, как кровь стучит в висках, оглушая. Этот поцелуй она ждала долго. Нет, не час, не вечер, а с той самой первой ночной встречи на лестничной клетке.

– Мы встретимся с тобой завтра? – спросил Толя с надеждой.

– Да, но…

– Но?..

– Скажи: я нравлюсь тебе? Или… – она не смогла произнести свою догадку, что нужна ему лишь для работы.

– А сама как думаешь? Я хочу встречи с тобой, – говорил он и загибал пальцы, – веду в кино, дарю цветы, – он сделал паузу, – конечно, ты мне нравишься.

Катя не сдержала эмоции и поцеловала его горячим поцелуем, от которого у Толи побежали мурашки по всему телу. Он прикоснулся к её лицу и отвёл свои губы от её губ.

– Но я не навсегда. Помни об этом. И если я скажу, что нам не следует больше видеться, ты не станешь возражать.

– Я согласна.

Толя вздохнул с облегчением.

– Тебе пора домой, – напомнил он.

– Ты прав, но я совершенно не хочу уходить.

– Но надо. Завтра я заеду за тобой на фабрику. А сейчас иди спать. Спокойной ночи!

Толя поцеловал Катю в губы так нежно, будто это лёгкий летний ветерок коснулся их.

– Спокойной ночи!

И они разошлись.

Весь следующий день Катя ждала заветную встречу. Варя была рада за подругу, но абсолютно не разделяла её счастья: мало того, что новый знакомый – чекист, так он ещё и женат. Мама знала только о его семейном положении и тоже не поддерживала дочь в её увлечении, хотя и не препятствовала.

Под синим ношеным рабочим халатом скрывалось однотонное сиреневое ситцевое платье. Кате хотелось наряжаться специально для него – лучшего мужчины. Она не могла представить, куда сегодня поведёт её Толя. Да это было и не важно. Так странно: совсем недавно она говорила ему «вы», а теперь она не только обращается к нему на «ты», а знает вкус его губ.

Наконец смена закончилась. Катя буквально выбежала из фабрики. У ворот её ждал Анатолий, одетый по форме. Она сразу заметила его. Он махнул в сторону и скрылся. Катя поняла, что надо идти за ним. Она вышла за ворота, свернула направо и увидела чёрную машину, «воронок». Толя сидел за рулём. Он был немного хмурым. Катя села рядом на пассажирское сиденье.

– Угощайся, – сказал Толя и протянул ей эскимо.

Катя освободила мороженое от упаковки и откусила.

– Спасибо, очень вкусно, – сказала она. Тем временем Толя уже вёз их куда-то.

– Хочешь попробовать? – Катя протянула эскимо. Толя, не отвлекаясь от дороги, откусил.

– Действительно вкусно, – подтвердил он.

– Я думала о тебе.

– Я тоже думал о тебе. Весь день. Даже работать не мог.

– Ты работал сегодня? – удивилась девушка.

– Да. И, возможно, буду завтра работать.

– А чем ты занимаешься на службе? – неожиданно даже для самой себя спросила Катя, доедая мороженое.

Толя как-то странно взглянул на неё.

– Когда ты решишь стать нашей шифровальщицей, тогда я тебе и расскажу, – ответил он холодным голосом. В одну секунду её кавалер Толя превратился в майора НКВД Полякова. Катя сжалась. Она вдруг вспомнила, в какой машине едет, и ей стало совсем не по себе. Толя понял, что Катя напугана. Он осторожно взял её руку и поднёс к губам.

– Я не хотел напугать тебя. Пойми, я просто хочу, чтобы ты была рядом. И твоё умение нельзя так безрассудно растрачивать.

– Куда мы едем? – Катя решила, что следует поменять тему разговора. Она не была готова снова обсуждать её профессию шифровальщицы.

– Я подумал о том, что дважды был у тебя в гостях, а ты у меня не была ни разу. Хочу это исправить.

– Мы едем к тебе домой?

– Не совсем. Мы едем на мою служебную квартиру. О ней никто не знает. Разумеется, кроме сослуживцев. Я там бываю крайне редко. И никого туда не вожу.

Толя врал. Всех своих однодневных возлюбленных он водил именно сюда – в квартиру на Васильевском острове.

– А где же ты живёшь? – спросила девушка.

Толя посмотрел на Катю пронзительным взглядом.

– В смысле не район… а вообще… – запинаясь уточнила она.

– У тестя в квартире. Он как герой империалистической войны получил двухкомнатную отдельную квартиру. В одной комнате живут тесть с тёщей, в другой – мы. К тому же Митя совсем маленький, ему нет и двух лет, поэтому нам нужна их помощь.

Машина остановилась.

– Запомни, Катя, я ни к чему тебя не обязываю и ничего не прошу. Но я был счастлив быть этой ночью с тобой.

Сердце Кати бешено билось. Отказать или согласиться?

Они поднялись на третий этаж. Толя открыл входную дверь и включил свет. Это была уютная двухкомнатная квартира с высокими потолками, широкими подоконниками, лепниной и старинной печью. Очевидно, раньше здесь был доходный дом. Однако, богатого убранства в квартире не было. Одна комната была совершенно пуста. Во второй стояли софа, стол со стульями, комод и платяной шкаф. На стене и на полу находились ковры ручной работы. Катя подошла к комоду. На нём кроме светильника и книги Достоевского «Преступление и наказание» был её подарок – фарфоровая балерина. Она не вписывалась в интерьер, но стояла, скорее всего, на самом почётном месте.

– Я приготовил для нас свинину с рисом, – сказал Толя, внося в комнату сковородку. Он поставил её на стол и подошёл к Кате: – Ты испачкалась шоколадом.

Он потёр большим пальцем уголок её губ, а потом поцеловал.

– Иди, вымой руки и садись за стол.

Катя повиновалась.

– Ты не дал мне приборов, – удивилась она.

– Закрой глаза и открой рот.

Катя так и сделала. В ту же секунду во рту очутился кусочек мяса.

– Вкусно?

– Да, – сказала гостья и открыла глаза. Рядом с её тарелкой уже лежали вилка и нож.

Ужин был вкусным и завершился чаем. Толя говорил редко и иногда мрачнел. Когда трапеза была окончена, Катя помогла убрать всё со стола и вымыла посуду, несмотря на протесты Толи.

За окном уже смеркалось.

– Я могу отвезти тебя домой, если хочешь.

– А если не хочу? – спросила Катя. Толя подошёл и поцеловал её.

– Ты уверена? – спросил он.

– Я хочу остаться.

Толя обнял её и развязал бант на платье. Он целовал её губы, шею, плечи, а Катя думала: что же привело её к нему в объятия – любовь или страх? И есть ли вообще к нему любовь? Она не знала этого наверняка, но меньше всего ей хотелось оттолкнуть его и уйти. Она чувствовала его щетину на своих щеках, его руки обнимали её талию, спускались к бёдрам. Сегодня она не согласилась бы отказаться от него, даже если бы он приехал к ней завтра по форме и лично увёл бы на расстрел. Но кто она для него? Игрушка? Очередная? Или?.. Да какая разница? Сейчас он близко. Слишком близко… Ближе, чем когда-либо… Она ощущала его запах, прикосновения, всего его самого. Она чувствовала его тяжёлое дыхание на себе и градом осыпала его поцелуями. В окно стучал ветер, вторя стуку её сердца.

Часы пробили десять вечера. Толя сосредоточенно смотрел в потолок, а Катя не сводила глаз с профиля любимого мужчины. Всё произошло так неожиданно: две недели назад они не были знакомы, а сейчас лежат вместе под одним одеялом. Наконец Толя заговорил:

– Одевайся. Я отвезу тебя домой.

– Почему?

– Так надо. К тому же Елизавета Павловна будет беспокоиться.

– Я могла бы ей позвонить. Я видела телефон в коридоре.

– Дело не только в этом.

– А в чём ещё?

Толя молчал. Работа. В 0:00 он должен быть в квартире у одного слишком смелого режиссёра. И он будет с ним не чай пить.

Катя поняла без слов и пошла одеваться. Вот почему он был мрачный весь день. Он ещё при встрече знал, но обещал ей подарить ей ночь. Врал? Забыл?

В машине висело напряжение.

– Так я у тебя не первый? – спросил Толя.

– Да. Тебя это огорчает?

– Нет. Скорее удивляет. Никогда бы не подумал.

– Это было давно. Я была слишком юна и доверчива. Он обещал жениться. Но, добившись, передумал. Я не люблю о нём вспоминать. Слишком больно и обидно.

– Хочешь, ты больше никогда его не увидишь? Сошлём его куда-нибудь в Сибирь?

– Нет, не хочу. Я и так его не видела много лет. Ни к чему. Переболела. Пережила.

До улицы Каляева они доехали быстро, но Толя остановил машину, не доехав несколько домов.

– Почему мы остановились? – спросила Катя.

– Дальше пойдёшь сама.

– На улице уже темно. Я боюсь.

– Не бойся, я буду следить.

Катя смотрела на Толю с укором и одновременно испытующим взглядом.

– Не хорошо, если соседи увидят тебя в этой машине, – пояснил Толя, – что они подумают?

– А что они подумают?

– Что ты со мной заодно. Они будут бояться тебя.

– Не вижу в этом проблемы, – уверенным голосом ответила Катя.

Толя завёл мотор. Он привёз её к дому и остановился на том же месте, что и в ту ночь.

– Свет горит. Значит, мама не спит, – проговорила девушка, посмотрев наверх.

– Так ты увидела нас в окно…

Катя закусила губу и опустила глаза.

– Иди домой. Спокойной ночи! – строго сказал Толя.

Но Катя не шевелилась. Толя начал терять терпение.

– Иди домой.

– Почему ты злишься на меня? Из-за того, что я видела тебя в окно?

– Нет.

– А почему?

– Ты не понимаешь? – удивился Толя.

– Нет. Объясни.

– Потому что ты прикрываешь преступника.

– Бориса Захаровича?

– Да.

– В чём он преступник? В том, что мыслит широко?

– Кать, давай прекратим этот разговор. Я многого не могу тебе сказать. А вот ты могла мне сказать, что он уже во Франции. И не говори, что ты не знала. Не поверю.

– Догадывалась. Он говорил, что все его друзья эмигрировали во Францию после революции.

– Ты могла мне сказать это раньше?

Катя заплакала.

– Пожалуйста, не трогай его… – взмолилась она.

– Ты предлагаешь мне перестать работать?

– Нет. Я прошу не впутывать меня в твою работу. Больше всего на свете я хочу защитить его от тебя!

– Значит, так ты решила, – отозвался он ледяным голосом, – выбрала другую сторону.

– Никакие стороны я не выбирала. И если сегодня ты был со мной из-за этого…

Толя вдруг опомнился. Он обнял Катю и прошептал:

– Нет, конечно, не поэтому.

– Толя, пойми, ты мне нравишься, но… – всхлипывала Катя.

– И ты мне нравишься. Очень.

– Правда?

– Правда. И я обещаю не вмешивать тебя в свою работу. Но если ты захочешь сама…

– Не захочу.

– Хорошо. Иди домой. Мне надо ехать.

Они попрощались, Катя вышла из машины и скрылась в парадной. Она слышала мотор, звук которого становился всё тише и тише.

Катя поднялась на второй этаж и увидела напротив своей двери молодого человека. Он сидел на ступеньке лестницы, ведущей на третий этаж. В коридоре было накурено. Очевидно, он ждал давно. На нём была знакомая форма.

– Капитан НКВД Лапин Михаил Афанасьевич, – представился он, вставая. В руках появилась красная книжечка, – Екатерина Петровна, я ждал вас, чтобы сказать вам важную вещь.

– Я вас слушаю.

– Я прошу вас: не доверяйте майору Полякову. Он вас использует. Поверьте, он вам не друг.

– Странно слышать это от его сослуживца.

– Понимаю. Послушайте меня: он пойдёт на всё ради информации, которая нужна ему. Я знаю, что он возил вас сегодня в свою служебную квартиру.

– Вас это не касается. Вы его подчинённый?

– Да. Вы хотите рассказать ему, что я был здесь? Напрасно. Я исполняю его приказ следить за вами.

Катя почувствовала, что ей тяжело дышать.

– Зачем вы всё это мне говорите?

– Я хочу уберечь вас. Я влюблён в вас с той ночи. Но я видел, как вы смотрите на Полякова. Поверьте, он любит только одну, единственную…

– Жену…

– Нет. Службу. И если будет выбор между вами и службой, он выберет службу.

– Спасибо вам за предупреждение, но оно было ни к чему. Доброй ночи!

После этих слов Катя вошла в квартиру, где её ждала мама.

– Катенька, почему так поздно? Я волновалась.

– Всё хорошо, мама. Мы гуляли по вечернему Ленинграду. Я устала, пойду спать. И ты ложись.

В своей комнате Катя расплакалась навзрыд, уткнувшись в подушку.

Глава 6

Поляков сидел за столом. Напротив него – белый как снег никому не известный режиссёр Иван Ивановский. Задержанного била мелкая дрожь. Перед ним стоял стакан воды и лежали лист бумаги и перьевая ручка. Допрос шёл в кабинете Полякова, что было редкостью. Обычно он происходил на Шпалерной улице в ДПЗ5.

Майор смотрел на режиссёра своими пронзительными голубыми глазами настолько пристально, что могло показаться со стороны, что он читает его мысли.

– Товарищ Ивановский, – наконец начал чекист, – вы понимаете причину вашего задержания?

– Н-нет, – заикаясь ответил задержанный.

– На днях на фасаде Дома культуры имени Горького появилась афиша с вашей пьесой. Название многообещающее: «Сталин – вождь пролетариата», но, товарищ режиссёр, почему же комедия? Что в этом вы видите смешного?

– Н-ничего. Я переименую, честное слово!

– Вот как. Хорошо. Однако ваша прошлая пьеса называлась «Боже, царя храни». Что ж вы, товарищ, царю такие почести делаете?

– Я совсем не то имел в виду! – горячо заговорил Ивановский, – это историческая пьеса, о революции. Мне хотелось назвать её как-то по-особенному.

– Перемудрили.

– Понимаю. Но я готов всё исправить!

– В таком случае пишите чистосердечное признание.

Режиссёр стал белее прежнего.

– Товарищ майор, неужели расстрел?

– Не мне решать, – ответил Поляков холодно.

Режиссёр зарыдал. Анатолий пододвинул к нему чернила и краем глаза увидел фотографию под стеклом. Катя. Он вспомнил её слова: «Он мыслит широко». И будто услышав его мысли, режиссёр вдруг промолвил сквозь плач:

– Я ни в чём не виноват! Я просто мыслю иначе, широко. Я творческая натура!

Анатолию безумно захотелось прервать допрос, чтобы не слышать ничего. Все его мысли занимали Катя и минувший вечер. Он вспоминал её хрупкую фигуру и чуть сутулые плечи, её улыбку и поцелуи, её чёрные длинные ресницы и пристальный взгляд карих глаз. Он чувствовал её запах на руках, словно она была здесь и сейчас в его кабинете.

– Вас определят в камеру, – сказал Поляков, – там вы будете какое-то время. У вас будет возможность всё обдумать. Так мы сократим время на ваш допрос. И если в чистосердечном вы напишите всё правильно, то максимум, что стоит вам ожидать, – это восемь лет заключения. Срок большой, но не расстрел. Уведите!

Режиссёра увели, а Анатолий взял в руки фотокарточку Кати. «Что ты делаешь со мной?» – подумал он.

На улице была глубокая ночь. Город спал. Анатолий вышел на свежий воздух в размышлениях. Идти домой не хотелось и не было необходимости; в служебной квартире делать тоже было нечего – тоска по Кате лишь усилится; ночёвка в кабинете грозила ворохом документов и задач, к тому же от четырёх стен кабинета его уже тошнило – он месяц как прикованный сидит в нём сутками. Из всех зол он выбрал наименьшее – пошёл домой. Тесть с тёщей спали, когда он добрался к рассвету. Толя снял форму, лёг на кровать и моментально заснул. Он был не в силах думать о чём-либо.

Несмотря на поздний сон, Толя проснулся около 10 утра. Тёща хлопотала на кухне, тесть там же читал газету.

– Анатолий, приготовить тебе завтрак? – спросила тёща.

– Я сварю себе кофе, не беспокойтесь.

Анатолий наспех выпил кофе, быстро оделся и ушёл. Он хотел побыть один. Толя шёл прогулочным шагом по проспекту 25-го Октября6. Бабье лето неумолимо заканчивалось, но тепло ещё летало в воздухе. Он не знал, куда именно он идёт, но, увидев кинотеатр «Аврора», вспомнил о своём обещании. Билеты на премьеру были почти раскуплены. На вечерний сеанс оставалось всего шесть билетов. Толя купил два. Довольный покупкой, он продолжил свой променад.

Свой путь Анатолий закончил в саду Трудящихся имени Максима Горького7. Он сел на лавочку напротив фонтана. Солнце играло лучами на золотом шпиле Адмиралтейства. Жёлтые, красные, коричневые листья слетали с деревьев. Толя чувствовал умиротворение. Но вдруг его внимание привлёк маленький мальчик лет трёх. Он играл с красным мячом: подбрасывал его вверх и ловил. На скамейке возле него сидела молодая пара, очевидно родители малыша.

– Дядя Женя, смоти как я могу, – звучал радостный детский голос.

– Сынок, не дядя Женя, а папа, – поправила девушка.

Будто разряд по телу, побежали мурашки у Толи от этих слов. Он встал. Ему хотелось убежать от этой картины, где маленький мальчик был так сильно похож на его родного сына Митю. Толя шёл, не видя дороги. Так он набрёл на телефонную будку. Постояв в нерешительности, он подошёл к аппарату, опустил монету, прокрутил несколько раз диск…

– Алло, Миша, привет! Это Поляков. У меня к тебе дело.

Глава 7

Катя стояла у ворот фабрики. Неужели Толя не придёт? Неужели вчера для него это была игра? Поставил «галочку», добился?

Катя обернулась и увидела Михаила. Он бежал к ней. Она впервые видела его не по форме.

– Екатерина Петровна! Здравствуйте! Вы, наверное, ждёте Полякова?

– Да, – ответила она, и сердце ёкнуло.

– Он не сможет сегодня прийти. Его срочно вызвали на службу. Но он купил для вас билеты в кино. Вот, – Миша протянул Кате билеты.

– Не нужны мне его билеты! – воскликнула она обиженно, – да и с кем мне идти?

– Со мной. Если вы не против.

– Это тоже приказ Полякова?

– Нет. Это моё желание. Не пропадать же билетам.

Катя нехотя согласилась.

Однако Михаил оказался приятным и общительным молодым человеком и, что немаловажно, холостым. Он был обходительным, но чувствовалось деревенское воспитание. Несмотря на прекрасную компанию, Катя думала о Толе. В глубине души она понимала, что он не хочет её видеть, но принять это не могла.

В кинотеатре собралось много людей, зал был буквально переполнен. Всем не терпелось увидеть премьеру приключенческого фильма о научной экспедиции. Наконец свет в зале погас, и началась картина. Поначалу Кате нравился фильм, но когда речь в нём зашла о шпионах и диверсантах, настроение опять упало, и ей захотелось уйти. Вновь на душе поселилось беспокойство, вновь она думала о Толе.

Когда фильм закончился, Миша вызвался проводить Катю.

– Как тебе фильм? – спросил он. На «ты» он перешёл сразу и без разрешения, но Катя не возражала.

– Понравился. А тебе?

– А мне очень-очень понравился!

Миша хотел поделиться с Катей своими впечатлениями: о сюжете, о натурных съёмках, об игре актёров, но, увидев грустные глаза девушки, он понял, о ком она сейчас думает. Слова были излишни, поэтому до самого её дома пара молчала.

– Спасибо за вечер, – сказал Миша, когда они пришли.

– И тебе. Спокойной ночи, – Катя говорила без эмоций, сухо.

– Спокойной ночи…

На следующее утро Катя рассказала подруге Варе о Мише, решив умолчать на этот раз о его работе.

– Счастливая ты, Катька! Завидую тебе, сил нет! Уже второй красавец тебя в кино ведёт. А я так в девках и останусь, – сказала Варя, надевая на белокурую голову косынку.

– Так зовут же в кино, а не замуж, – вздохнула Катя.

– Это дело поправимое. Тем более, что Миша этот холостой. Окрути его. А на этого своего «военного» наплюй! А, кстати, кем твой Миша работает?

– Он не мой, Варя. А про работу… про работу я не спросила, забыла, – соврала Катя.

– Эх, ты! Фильм хоть интересный был?

– Да, – ответила Катя и пересказала сюжет.

– А нефть они в итоге нашли? – спросила Варя, увлечённая пересказом.

– Нашли.

– Здорово! Молодцы! А тебе, Катя, так скажу: раз он первый подошёл, чтобы познакомиться с тобой, сразу в кино повёл, значит, парень серьёзно настроен. Уверена, что тебе повезло с ним.

Катя стояла молча, сложив руки на груди. Так-то оно так: Миша действительно подошёл первый, но только представился капитаном НКВД Лапиным.

После смены Катя зашла в магазин за продуктами. Купила молоко, кефир, батон, хлеб, гречку, сахар. Она спешила домой, потому что не взяла зонт, а на небе, как назло, собрались тучи – одна чернее другой.

У парадной Катю ждал Анатолий. Суконная гимнастёрка тёмно-защитного цвета с двумя нагрудными карманами, тёмно-синие шаровары с малиновыми кантами, фуражка из шерстяной ткани с василькового цвета тульей, краповым околышем и чёрным лакированным козырьком – всё шло статной фигуре майора и его голубым глазам. И хоть Анатолий опять пришёл по форме, Катя чувствовала, что больше не боится его, а скорее ненавидит этого мужчину.

– Катенька, здравствуй! – произнёс он.

– Здравствуйте, Анатолий Васильевич! – холодно ответила Катя.

Толя попытался обнять её.

– Не стоит, – отшатнулась Катя, – что люди подумают? Вчера провожал один, сегодня встречает другой. Да ещё и в форме. В такой форме.

– Я пришёл извиниться. Я целый день думал о тебе и понял, что обидел тебя. Но у меня служба, что тут поделаешь?.. Я и сейчас пришёл ненадолго, буквально на одну минуту.

– Извинения приняты. Вы можете идти, – сказала девушка и направилась к парадной.

– Я помогу.

Толя взял у Кати авоську, не обращая внимания на её протесты.

Возле квартиры Катя хотела забрать свою поклажу назад, но Толя не дал ей сделать этого и шепнул: «Открывай!» Катя повиновалась. Оказавшись наедине в коридоре квартиры, Толя притянул её к себе и поцеловал. Потом он взял её на руки, внёс в проходную комнату и положил на диван. Авоська и фуражка остались у порога.

– Ты же пришёл на одну минуту, – напомнила Катя, обнимая Толю.

– Точно, ты права, – сказал он и улыбнулся. Катя притянула его к себе. Кончик её носа коснулся кончика носа Толи.

– Я ни о чём тебя не прошу, кроме одного: никогда не обещай мне того, что не можешь выполнить, – попросила она.

– Хорошо, – сказал Толя, потом взглянул на настенные старинные часы и продолжил: – Думаю, у нас есть немного времени.

– Ты о чём? – не поняла Катя, а Толя ответил поцелуем в шею и проворно снял с неё ситцевое платье. Через пару секунд и от формы не осталось и следа. А ещё через мгновенье их губы и тела слились в единое целое.

Глава 8

Их встречи продолжались уже неделю. Толя приходил к Кате после её смены на фабрике, но в штатском, чтобы не привлекать внимания. Он объяснил ей, что не стоит обижаться на него, если он не смог прийти, потому что причина в работе, а не в ней. Однако он чаще и чаще задумывался о прекращении этих странных отношений. Больше всего он боялся влюбиться в неё. Катя чувствовала и понимала его страх. Поэтому иногда он видел рядом с собой кроткую девушку с дворянским воспитанием. Но стоило ему поцеловать её, как она становилась для него открытой, искренней, нежной с наивным взглядом карих глаз.

Однажды Толя пришёл к Кате с твёрдым намерением всё прекратить. Он подбирал слова, пока Катя открывала дверь, но, увидев её, забыл всё на свете. Катя, как всегда, была рада его приходу и светилась от счастья. Он привык к её улыбке, но сегодня она кольнула Толю в самое сердце.

– Привет! А я испекла для тебя вишнёвый пирог, – сказала Катя.

– Привет! Спасибо, – сказал Толя и поцеловал её.

Они прошли в зал. На столе стоял пирог, в кружках был налит свежесваренный кофе. Катя взяла нож и слегка наклонилась к пирогу. Под хлопковым халатом Толя увидел кружевной импортный лифчик, которого у Кати раньше точно не было. «Купила», – подумал Толя, и тут же в его голове возникли варианты где, как и у кого она могла купить бельё, была ли это контрабанда, чёрный рынок, спекуляция… Голос Кати отвлёк его от этих мыслей.

– Я соскучилась, – сказала она и села к нему на колени.

– Катерина, – начал Толя, решившись, и отстранил девушку, – нам надо это всё прекратить. Ты же понимаешь, что я не навсегда? Я не хочу портить тебе жизнь. Так будет лучше. Я пришёл сегодня в последний раз.

Он взглянул на Катю. На её лице не было ни грусти, ни слёз, которых он так боялся, но было недоумение. Она не понимала, что произошло. Толя подтянул её к себе и положил голову ей на грудь. Он слышал, как бешено билось её сердце. Катя опустила одну руку ему на плечо, а другой гладила белокурую голову.

Неизвестно, сколько они были в таком положении, только кофе на столе успел остыть.

– Я могу узнать причину твоего решения? – собравшись с мыслями, спросила Катя.

– Нет, – ответил Толя, но в его голосе не было привычной жёсткости.

– Скажи хотя бы это личная причина или служебная? Ты не хочешь продолжать отношения из-за семьи или из-за работы?

– Служебная, – не задумываясь ответил Толя. – И личная, – добавил он через паузу.

– Думаю, тебе лучше уйти, – сказала Катя, отходя от него. Толя встал и покинул комнату. Катя не пошла его провожать. Она слышала лишь, как хлопнула входная дверь.

Толя вышел на улицу. В воздухе пахло дождём. Тёплые дни закончились, наступили холода. На душе у Толи было так же холодно и ветрено. Он направился домой.

Следующие два дня он провёл в суматохе: допросы, отчёты начальству, длинные, бесконечные совещания, аресты, звонки… Анатолий чувствовал моральное истощение. Думать о Кате он просто физически не мог. Даже сон не приносил её образ.

К исходу второго дня стало известно, что в полночь опять будет выезд с задержанием. Дело было в том, что в доносе-анонимке значился некий Фёдоров, проживающий на улице Каляева, дом 18, квартира № 11. Толя увидел адрес и моментально решил ехать туда в эту же ночь. Его не волновал этот Фёдоров, что он сделал и кем он был. Его волновал адрес. Её адрес.

До выезда оставалось два часа. Толя ходил по кабинету, не находя себе места. В итоге он достал из сейфа початую бутылку самогонки и выпил залпом полный стакан. В груди запекло, кровь разыгралась, в голове появился лёгкий туман. И как будто стало легче на душе. Перед самым выездом Поляков повторил процедуру.

«Воронок» остановился у знакомого дома. Ни в одном из окон не горел свет. Поляков в сопровождении двух сержантов поднялся на четвёртый этаж, минуя знакомую дверь на втором. Дверь квартиры с номером 11 открыл заспанный лысый мужчина лет пятидесяти, с красным лицом и оттопыренными ушами. Он был одет в белую майку и синие семейные трусы.

– Товарищ Фёдоров? – спросил Анатолий.

– Да, это я, – ответил мужчина, потирая правый глаз.

– Майор НКВД Поляков, – представился чекист, доставая красное удостоверение, – вы проедете с нами.

– Я могу переодеться?

– У вас есть две минуты, – строго сказал Поляков.

Через две минуты задержанный уже стоял в плаще, шароварах и сапогах. Успел ли он надеть что-то поверх майки – неизвестно. В таком виде его проводили до машины.

У квартиры № 5 Толя остановился и подумал: «А друг она опять не спит? А вдруг она снова видела меня в окно?»

– Я догоню, – сказал он сержантам и, когда те спустились, постучал в дверь, но ему не открыли. Он постучал снова, громче. Тишина. Он достал блокнот и карандаш и наскоро написал записку: «Я надеялся, что ты откроешь. П.А.В.». Толя оставил записку в косяке двери. Не видя дороги, он направился к машине, где его уже ждали. Фёдоров к этому моменту окончательно проснулся и опомнился.

– Я могу хотя бы узнать причину моего задержания? Чёрт знает, что такое! Я герой империалистической войны! – не унимался Фёдоров.

Поляков сел на пассажирское сиденье и скомандовал:

– Поехали!

Он сотый раз слышал все эти вопросы, которыми сыпал Фёдоров. Анатолий пытался скрыть нарастающее раздражение. Но больше его раздражало то, что Катя не открыла ему. Ему! Как она посмела?!

Он не знал, что Катя открыла дверь буквально через несколько секунд после его ухода, нашла записку и подбежала к окну. Она видела его, хотела закричать. Но что? Она надеялась, что он сам посмотрит на её окно. Но он не обернулся и уехал.

В дороге Анатолий вспоминал часы, проведённые в доме 18. На миг он забыл о Фёдорове. Полякову в эту ночь было безразлично, кем был задержанный: кулак8, «белый», эсер9 или иная контра. Сейчас все мысли уставшего майора были о Кате.

«Завтра же поеду к ней!» – решил Анатолий. Но утром на трезвую голову он отменил своё опрометчивое решение.

Вечером следующего дня в кабинет Полякова заглянул полковник Верховецкий.

– Толя, в кабак поедешь? – спросил начальник.

– По какому поводу?

– У лейтенанта Говорчука сын родился. Проставляется.

– Хороший повод. Да, поеду.

– Сбрасываемся по два рубля на коляску.

На званом вечере Анатолий сидел без настроения. В отличие он многих, кто пил водку, он предпочёл вино на пару с Говорчуком. Хотел выпить немного, но только на третьей бутылке понял, что пора остановиться.

«В таком виде идти домой нельзя, – решил Толя, – Марьяна взашей вытолкает».

Кабак находился недалеко от служебного здания, на Литейном проспекте, поэтому Толя вернулся в свой кабинет. Сначала он планировал заснуть, сидя за столом. Но душа заныла. И он отдал приказ готовить машину, а сам переоделся в форму.

Ночной город был окутан сном. Ледяной дождь стучал по окнам, насыщал лужи. Тонкий месяц прятался за тучами. Ветер гонял листья по проспектам, улицам, площадям. «Воронок» мчал к ней. За ней.

Поляков тяжело поднялся на второй этаж, пошатываясь. Алкоголь утяжелил его голову и конечности. Он громко постучал.

«Если она не откроет, я выломаю дверь!» – решил он.

Катя открыла. На ночную сорочку был накинут тёплый махровый халат. Она смотрела удивлённо и испуганно. Чекист достал удостоверение и показал его девушке со словами:

– Майор НКВД Поляков. Товарищ Измайлова, собирайтесь. Вы задержаны.

Катя быстро заморгала, не понимая его слов.

– Переоденься, – сказал Поляков мягче, – я буду ждать внизу.

Катя спустилась быстро. Она надела первое попавшееся платье, накинула плащ, нырнула в туфли и выбежала на улицу. Анатолий стоял под дождём и потирал руки, стараясь их согреть.

– Садись в машину, – сказал он.

Катя послушалась. Анатолий сел рядом и обнял её.

– Ты вся дрожишь. Замёрзла? – на этот раз он говорил заботливо и нежно.

– За что меня задержали? Это Фёдоров тебе что-то обо мне сказал? – чуть не плача спросила она.

Толя улыбнулся.

– Прости, я пошутил.

– Хороши шуточки, – огрызнулась Катя. Она освободилась от его объятий и отвернулась. Тем временем Толя скомандовал водителю:

– На квартиру.

Заработал мотор, и машина поехала. Толя снова обнял спутницу. Катя заметила пистолет в кобуре – Маузер С-96.

– Я боюсь, – честно призналась она.

Толю обуяла ярость. Он отпрянул от Кати.

– Я хоть раз давал повод бояться меня? Да если бы я хотел, я мог задержать тебя в первый же день! Ты ведь покрываешь преступника! Я это сразу понял!

– Он не преступник. И если ты приехал за этим…

– Ты что дура?! – закричал он, – нет, конечно!

– А зачем тогда? Ты же сказал, что между нами всё кончено.

– Я соскучился. А ты скучала?

– Да.

– Врёшь! Не скучала! Я приходил, ты не открыла!

– Открыла, а ты уже ушёл…

Толя взял Катино лицо своими большими ладонями.

– Ты правда скучала?

– Да.

И он поцеловал её.

– Давай уедем куда-нибудь далеко-далеко, – предложил Толя.

– Куда?

– Куда хочешь! Хочешь – в маленькую деревушку, хочешь – в Москву, хочешь – в Минск, хочешь – в Ереван. Куда скажешь, туда и поедем.

– А твоя служба? Семья?

– Не думай об этом. Это уже моя забота. Только скажи: готова ли ты уехать со мной?

– Готова.

Они вновь поцеловались.

– Я люблю тебя, – сказал Толя.

Катя застыла в удивлении.

– А ты меня?

– И я тебя люблю.

Вдруг он снова почувствовал, как его накрывает то ли гнев, то ли ярость. Он не мог совладать со своими возникшими эмоциями и выпалил:

– Зачем ты всё усложняешь?! Я думал, ты ответишь «нет»… Ты же знаешь, что я женат…

– Это я-то усложняю? – Катя заплакала.

Толя обнял её и засыпал поцелуями.

– Девочка моя! Катенька! Не плачь! Прости меня! Прости!

– Толечка… – прошептала Катя.

Анатолий почувствовал ток по всему телу. В этой форме имени он неоправданно чувствовал свою слабость.

– Не называй меня так. Меня так давно никто не называет.

– Хорошо, как скажешь.

Они ехали какое-то время молча.

– Это правда, что ты сказал? Про то, что любишь меня?

– А разве я раньше не говорил тебе об этом?

Катя вспомнила ту фразу про цветы о том, что их дарят любимым и красивым девушкам.

– Такими вещами не шутят, Катерина, – серьёзно сказал Толя.

– Если честно, я всё это время думала, что ты используешь меня…

– Глупенькая моя!

Он обнял Катю настолько крепко, насколько мог.

– Мы уедем на следующей неделе. Или через две, – продолжал он, – я решу некоторые вопросы и уедем.

Катя не могла поверить в услышанное. Что это: откровение души или пьяный бред? На самом деле, Толя и сам искренне верил в то, что говорил, верил, что это так просто – взять и уехать, что это возможно, если сильно захотеть. Но главное: он вдруг сам поверил в то, что любит Катю. Он смотрел на неё другим взглядом, не таким, как прежде. Она сидела перед ним – хрупкая, робкая, напуганная. Зачем он напугал её сегодня? Сам не мог этого понять.

Тем временем машина остановилась. По всему её корпусу и стёклам стучали капли дождя, отзываясь в кабине эхом. Вблизи машины не было ни одного фонаря, она стояла среди ночной мглы, такая же чёрная, как сама ночь.

– Пойдём ко мне, – предложил Толя.

Катя была готова согласиться, но впервые за всё время посмотрела на водителя, и хоть могла рассмотреть лишь его профиль, она всё равно заметила усмешку на его лице. И тогда ей стало понятно, что она здесь не первая, а Толя врал ей в прошлый раз. Но ведь сегодня он сказал, что любит! Любит ли на самом деле?..

– Толечка, давай в следующий раз, – залепетала она.

– Но почему? Мы же уже здесь.

– Я не хочу так… Ты выпил, мне это не нравится.

– Ишь фифа какая! – со злостью крикнул Толя. В тот же миг его озарила догадка: – У тебя кто-то есть? Я прав?

– Нет. Кто-то есть у тебя. Жена.

– Ах, да. Жена, – передразнил он Катю, потом обратился к водителю: – Семён, едем назад.

И вновь за окнами замелькал ночной Ленинград. Не прошло и пяти минут от начала обратного пути, как Толя снова обнимал и целовал Катю. Он вдыхал запах её волос, прижимая её к груди. Он твердил ей на ухо, что увезёт её, и что никто ему больше не нужен.

– Я приеду к тебе завтра, – сказал он, когда они прибыли на место назначения, – вернее, сегодня. Днём.

Катя кивнула в знак одобрения и поспешила вернуться в тёплую кровать.

– Куда теперь? – спросил Семён, – отвезти вас домой?

– В таком виде домой нельзя. В отдел.

«Заночую там, как и хотел», – решил Толя.

Утром страшно болела голова. Поляков помнил очень смутно детали прошедшей ночи. Он помнил Катю, но как будто она была сном, а не явью. Было семь часов утра, когда он проснулся, услышав голос начальника:

– Поляков, подъём! – резко приказал Верховецкий. Он был явно не в духе. Можно было подумать, что вечером накануне он перебрал на гулянке. Но уже через секунду стало понятно, в чём действительно было дело.

– Поляков, если ты ещё раз возьмёшь служебную машину для своих… дам, вылетишь отсюда как пробка!

«Семён, твою ж за ногу…» – пролетело в голове майора. Он пытался найти себе оправдание и вспомнить наконец, что вчера было. Но пока ему удалось найти только графин с водой, что тоже было неплохо.

– И что ты прицепился к этой бабе? – спросил Верховецкий, – давно от Марьянки не получал? Если она узнает о твоём новом загуле, то расстрельная стена тебе ещё сказкой покажется. Скажет отцу – и поминай как звали! Ну и чего ты молчишь?

– Товарищ полковник, это не совсем то, что вы подумали, – заговорил охрипшим голосом Анатолий, – Измайлова Екатерина Петровна – шифровальщица, и я хочу, чтобы она была моим информатором в одной из войсковых частей.

Полковник сдвинул брови к переносице и задумался. Потом рассудительно заговорил:

– Так ты всё затеял для этого?

– Да.

– Что ж. Идея неплохая. Но. Ты либо реализуй задуманное и прекрати маячить у её дома, либо оставь в покое и займись делом.

– Есть! – хрипло отозвался Поляков.

– Из тебя сегодня работник, как из меня балерина. Иди домой. В последний раз я даю тебе такую поблажку.

Сказав это, начальник вышел из кабинета. Анатолий переоделся в штатское и поспешил домой. До начала рабочего дня был ещё час, и Толя решил, что его сослуживцам не стоит видеть его таким.

Он вышел на улицу. Свежо. Небо было окрашено в розовый цвет всевозможных оттенков. Повсюду на пути встречались лужи, некоторые из них даже очень широкие.

Толя ехал на трамвае, смотрел в окно и думал обо всём и ни о чём. Чем ближе он подъезжал к своему дому, тем явственнее он вспоминал ночной вояж. Зачем он всё это ей наговорил? Зачем сказал, что любит? Ведь это не так…

«Верховецкий прав, – подумал Анатолий, – лучше я оставлю её в покое». Он никогда не отступал от намеченной цели, но именно здесь и сейчас осознал: ему лучше держаться подальше от Кати.

Глава 9

Ни в этот день, ни на следующий Анатолий не появился. Поначалу Катя ждала его, но потом отбросила глупые иллюзии. В первый день она была на седьмом небе от счастья: любимый ею мужчина любит её! На второй день она поняла, что он обманул, когда обещал приехать, и ощутила горечь. На третий – стали всплывать обидные реплики, да и сама злая шутка о задержании. Последней каплей стало неминуемое воспоминание о том, что Анатолий женат. Когда пришло воспоминание о его семейном положении, Катя плакала всю ночь, просидев у окна. Наверное, она была первым и единственным человеком во всём Ленинграде, а может быть и во всём Советском Союзе, кто ждал приезда чёрной машины. Кате мерещились звук мотора, тяжёлые шаги на лестнице, стук в дверь. Она была точно во сне или в бреду.

Так проходили дни. Календарь менял даты так же быстро, как деревья во дворе сбрасывали свою листву. Холодный октябрь не баловал солнечными днями, всё чаще и чаще лил дождь, вольготно гулял ветер. От такой погоды Катина грусть лишь усиливалась.

Наступил очередной день, холодный и ничем не примечательный. Разве, только тем, что в этот день Катя была выходная. По привычке она оборвала лист календаря, сменив «18» на «19» число и мысленно отметила: «Прошло восемнадцать дней с прошлой встречи». Почувствовав, что тоска опять берёт верх, Катя затеяла генеральную уборку. Она включила радио, чтобы было не скучно, и принялась за дело. И так ловко со всем справилась, что через два часа в квартире не было ни пылинки, ни соринки. Довольная собой и проделанной работой, Катя выключила радио и решила перечитать что-нибудь из классики. Она надеялась забыть свою боль, а вместо этого погрузиться в события романа. После долгих поисков (а книг в их доме было очень много) выбор пал на роман Виктора Гюго «Отверженные». Катя быстро и увлечённо окунулась в чтение. Она сочувствовала бедному каторжнику Жану Вальжану и его горькой судьбе.

В дверь постучали. Катя отложила книгу и прошла в коридор. Открыв дверь, она увидела Толю и обомлела. Он стоял перед ней в бежевом расстёгнутом плаще. Толя улыбнулся, не сводя с Кати своих голубых глаз-магнитов.

– Я войду? – просто спросил он. Катя кивнула. Но разве мог быть другой ответ? Разве она ждала его для того, чтобы сказать «нет»?

Он вошёл и, как только Катя закрыла дверь, придвинулся к ней вплотную, секунду внимательно посмотрел ей в глаза и неожиданно обнял её так крепко, что у неё захрустели косточки.

– Не сломай меня, – шутя попросила девушка. Толя выпустил её из объятий.

– Прости, не думал, что так крепко тебя обниму, – объяснил он, – я скучал.

«Я не смог тебя забыть», – мелькнуло у него в голове, но он решил не озвучивать свою мысль.

– Я думала, ты обо мне не вспоминал.

– Нет. Конечно, нет. Я хотел извиниться за то, что наговорил тебе тогда.

– Значит, мы никуда не едем? – спросила Катя с иронией, – в Москву, Минск, Ереван…

Толя отрицательно покачал головой.

– Ты вправе обижаться на меня, и если ты скажешь, что больше не хочешь меня видеть, я пойму. И уйду. И не появлюсь больше в твоей жизни никогда.

Катя обняла Анатолия.

– Я хочу тебя видеть. Я тоже скучала.

Она решила умолчать о редких, но регулярных визитах Миши. Он приходил в гости, пили чай со свежими пышками, которые он всегда приносил с собой. Елизавета Павловна была от него в восторге, а Катя смотрела на него и думала: как так получилось, что Миша поступил на службу в НКВД? Скромный, но общительный парень никак не мог равняться со статью и самоуверенностью Полякова. Последний способен вселить страх в любого одним взглядом. Во всяком случае, так было по мнению Кати. Иногда по ночам, будучи в глубоких раздумьях, она жалела, что влюбилась не в того. Она понимала, что с Толей у неё нет будущего, а Миша был бы отличным мужем. К тому же, Миша ни разу не заговорил с ней ни о её профессии, ни о Гольцмане, ни о чём-либо подобном.

Но здесь и сейчас рядом с Катей был именно Толя, и ни за какие блага она бы не согласилась быть в эту секунду с другим. Она смотрела на него так, как будто не видела его несколько лет, десятилетий, веков.

– Это был самый длинный октябрь, – сказала она и ощутила губы Толи на своих губах.

Он целовал страстно, ненасытно. Она вложила свои миниатюрные пальчики в его сильные ладони и увлекла за собой. Они вошли в её комнату, не включая свет. Шторы были задёрнуты, поэтому в комнате царил полумрак. Он снял с неё домашний халат и нижнее бельё, оголив тело. Потом снял с себя плащ и всё под ним. Она увлекла его дальше, на кровать. Он продолжал следовать за ней… Такой страсти, такого огня между ними не было никогда! Они были ближе, чем когда-либо. Их поцелуи были слаще, объятия крепче, а дыхание горячее. Можно ли было чувствовать себя более счастливее, чем тогда? Наверное, нет.

Они лежали обнявшись. На Катиных щеках продолжал гореть румянец. Толя целовал её то в висок, то в лоб, то в макушку. Катя думала: «Не уходи, пожалуйста, никогда. Не оставляй меня одну». К глазам подбегали слёзы. Катя не могла до конца понять: это слёзы радости или печали. Но сейчас ей было спокойно впервые за долгое время, словно её душа нашла приют.

– Как же сильно я тебя люблю! – прошептала девушка.

– Катя, если ты хочешь и дальше видеться со мной, то больше никогда не говори мне этих слов, – произнёс строго и серьёзно Анатолий.

– Но ты же говорил, что любишь меня. Почему я не могу этого сказать?

– Если честно… Я пошутил… Вернее… я наврал.

Катя села на кровати, прикрывая свою наготу одеялом. Она сверлила Толю взглядом.

– То есть как это «наврал»?

– Я сказал только то, что ты хотела услышать.

– Я?! Но ведь я ни разу даже не спросила тебя об этом!

– Да, не спросила, – подтвердил Толя.

– С чего тогда ты взял, что я хочу это услышать?

– Все девушки хотят.

– Я не все девушки, – эмоции Кати было не остановить, – я приняла предлагаемые правила твоей игры: о том, что ты женат, что у тебя ребёнок, что ты в моей жизни не навсегда. С моей стороны не было ни одной провокации, чтобы твоя семья узнала о нас.

– Провокации? Это какие интересно?

– Например, я могла оставить на твоей щеке след от помады, – резонно заметила она.

Толя вспомнил, что в его загульной жизни однажды был такой случай, и произнёс:

– За это я тебе благодарен.

– И взамен я ничего не прошу, – продолжала Катя, – я просто радуюсь нашим редким встречам. И люблю тебя. Уж извини.

– Да, но вместе с тем ты хочешь другого, тебе мало того, что я могу тебе дать.

– Откуда ты знаешь, что я хочу? Ты никогда не спрашивал меня об этом.

– Мне не надо спрашивать. Я и так знаю. Ты хочешь, чтобы я женился на тебе. Разве не так?

– Да, я хочу этого. Что в этом плохого?

– То, что я тебе говорил…

– Я помню, что ты говорил, – оборвала она его.

Толя сел на кровати, свесив ноги. Наступило молчание. Катя обняла мужчину со спины, поцеловала в шею.

– Толечка, давай не будем ссориться.

– Катерина, сколько раз повторять? Не называй меня так. Меня это приводит в бешенство.

– Хорошо, не буду… Толя… Мне очень хорошо с тобой…

– И мне, – коротко отозвался он.

– Если нам хорошо вместе, может быть… Я не настаиваю…

– Да говори уже.

– Может, ты всё-таки подумаешь о разводе?

Толя встал.

– Я так и знал, что этим всё кончится.

– Что плохого в том, что я хочу быть с тобой?

– Для тебя – ничего, а для меня… Пойми: я люблю свою жену. Я тебе уже говорил, что женился по любви.

– А как же я? Ты говорил, что и меня любишь…

– Забудь ты про это! – взорвался он, – не люблю я тебя! Не люблю! Да, ты мне нравишься, но не более того.

Толя замолчал, вздохнул и продолжил на полтона тише:

– А даже если и любил бы, не развёлся. Мы венчаны. Тайно.

Изумление Кати невозможно было передать словами.

– И не вздумай кому-нибудь об этом ляпнуть, – пригрозил Толя, – если в отделе узнают, я сразу пойму, что узнали от тебя. Вмиг к стенке поставлю и лично расстреляю.

– Как же я смогу сообщить твоему отделу об этом?

– Через Лапина, например. Или ты хочешь сказать, что не общаешься с ним?

Катя опустила глаза.

– Я знаю, что он навещает тебя, – продолжал он, – пришёл однажды ко мне, распинался про свои чувства. Просил не дурить тебе голову.

– А ты?

– А я послал его к чёрту. Это не его дело.

– Так, значит, ты просто дуришь мне голову? – уточнила Катя.

– Нет. Не совсем.

– Не совсем? Скажи же наконец, что тебе нужно от меня?

– Я не готов об этом говорить.

– Я хочу знать! – настаивала Катя, – сейчас же!

Толя помрачнел и укоризненно напомнил:

– Товарищ Измайлова! Вы разговариваете с майором НКВД. Умерьте тон.

– Оказывается, я всё это время разговаривала не с Толей, а с майором НКВД?

Толя, выпустив пар, опомнился. Однако оставил вопрос без ответа. Вместо этого сказал, глядя на девушку свысока:

– Завтра. После твоей смены. Встретимся в Летнем саду возле памятника Крылову.

Он наспех оделся и вышел вон, так сильно хлопнув входной дверью, что звук удара разошёлся эхом по всей парадной.

Глава 10

Поляков заметил Катю издалека. Чёрное драповое пальто с белым шарфом и белый берет. Как всегда, женственная и утончённая. Она шла по дороге и свернула в огороженную кустами аллейку, где стоял памятник Крылову. Поляков не спешил следовать за ней. Решил подождать несколько минут. Он сидел на скамейке и «читал» газету.

Он так и не понял, почему решил встретиться именно здесь. Это было первым, что пришло в голову. На деле же в саду оказалось сыро, скамейки мокрыми, везде лужи и слякоть. Прежде чем законспирироваться, пришлось долго вытирать место наблюдения. Впору было выбрать, например, музей. Или заказать столик в ресторане, но это могло вызвать подозрение. Но что сделано, то сделано. Толя встал и направился к памятнику.

Катя озиралась по сторонам. Он подошёл к ней вплотную, со спины. Она почувствовала его взгляд на себе и обернулась, но до того, как она успела что-нибудь сказать, Толя опередил её:

– Здравствуйте, Катерина Петровна!

– Здравствуйте!

– Я думаю, нам лучше снова перейти на «вы».

Она не возражала, но про себя подумала: «Наверное, это после вчерашнего».

– Прогуляемся? – предложил Анатолий.

Катя кивнула.

– Давно мне не удавалось прийти сюда, – задумчиво сказал Толя, – а вы часто здесь бываете?

– Нет, хотя и люблю это место.

– Осень – красивое время года. Не находите? Особенно это видно здесь, среди опавшей листвы. Я люблю октябрь.

Они всё шли и шли. Катя теряла терпение.

– Куда мы идём? – спросила она.

– Гуляем, – ответил Толя.

– Ты… то есть вы хотели поговорить со мной об осени?

Толя оставил вопрос без ответа.

Со стороны казалось, что пара, возможно, влюблённая, возможно, женатая, а может быть, недавние знакомые, гуляют по осеннему саду. Но на самом деле всё было не так. Несмотря на то, что был будничный день, сад не был абсолютно пуст. Прогуливаясь со спутницей, Анатолий искал укромное безлюдное место, а так как молчаливая пара привлекла бы к себе внимание, ему пришлось нести всякую ерунду. Спустя четверть часа ему удалось найти подходящее место.

– Мы остановимся здесь, – сообщил он и взглянул на Катю тем же взглядом, что и в ночь знакомства. Ей вдруг стало страшно.

– Для начала я хотел бы извиниться.

– За что?

– За моё враньё о любви. Я надеялся, что ты об этом не узнаешь…

Катя молчала. Она старалась не смотреть на собеседника.

– Но ты и правда мне нравишься, – говорил он, – ты хорошая красивая девушка, ещё найдёшь достойного мужчину, выйдешь замуж… Но не за меня. Не могу же я, в самом деле, жениться третий раз.

Катя хотела съязвить про венчание, но передумала. Их могли услышать. Толя продолжал:

– Характер у тебя, конечно… Тяжелее не придумаешь. Вместе с тем я провёл с тобой чудесные дни и часы. Но. Но всё не так просто, как ты думаешь.

Толя набрал воздух в грудь. Разговор оказался сложнее, чем он думал, однако пора приступать к сути.

– Во всём мире сейчас напряжённая обстановка, и как следствие страну заполонили шпионы. К тому же «белые», трусливо сбежавшие за границу, никогда не оставят простой народ в покое. Только слепой не видел и глухой не слышал об их подрывной деятельности и терроризме. И я хочу попросить тебя помочь мне в борьбе с этой нечистью, быть со мной плечом к плечу. Ты говорила, что мечтала стать военнослужащей. Это твой шанс. Я помогу тебе во всём. Я буду рядом.

Толя говорил настойчиво и убедительно.

– Нет, – твёрдо ответила Катя.

– Почему?

«Потому что ты будешь рядом не так», – подумала она, а вслух сказала:

– Я такая же дворянка, как и «белые».

– Не такая же. Твой отец – революционер, партийный, военнослужащий РККА, герой войны, твоя мать – вдова такого значимого человека, передовик производства, тоже партийная, с великолепной характеристикой. К тому же, при личном общении оставляет приятное впечатление.

– Это всё так, но я не хочу ни с кем бороться.

– Ты же мечтала.

– Это была глупая детская мечта.

– А если бы ты знала, что среди тех, с кем я борюсь, – убийца твоего отца?

– Вряд ли Гольцман или Фёдоров имели отношение к его убийству.

Увы, когда у женщины есть ум, из неё сложно делать дуру. Но Поляков – профессионал.

«Самое главное – уговорить её. Она согласится, и дело в шляпе», – подумал он.

– Если бы не Гольцман, я не встретил бы тебя, – тихо произнёс Анатолий, – а если бы не Фёдоров, то не понял бы, что могу потерять тебя навсегда.

Он хотел обнять девушку, но она не далась.

– Лучше бы мы совсем не знали друг друга, – сказала она, – я для тебя очередная победа. Решил поставить «галочку» напротив моей фамилии?

– Какую «галочку»? – не понял он.

– Такую, что смог завоевать меня.

– Не говори глупостей.

– Толь, скажи прямо: что тебе надо?

– Ничего.

– В таком случае, Анатолий Васильевич, я считаю, что мне пора домой. До свидания. А впрочем – прощайте!

Катя хотела уйти, но Толя её остановил, схватив за локоть. Девушка остановилась. Она чувствовала, что Толя её не отпустит. Но, увы, это был не романтический жест.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал он, – неужели ты откажешь мне в этом?

Он смотрел на неё почти искренним и доверчивым взглядом.

– Хорошо, – наконец согласилась девушка, – что для этого необходимо?

Толя засиял. Месяц был потрачен не зря!

– Есть в Ленинграде одна войсковая часть. Мне необходимо, чтобы ты служила там.

– И всё?

– Нет. Я должен знать обо всём, что там происходит, о чём говорят, какие приказы получают, какие доклады отправляют. Всю жизнедеятельность.

Катя изменилась в лице. Оказывается, она не «галочка», а…

– Ты хочешь, чтобы я была стукачом? – спросила она.

– Нет.

– А кем?

– Информатором.

– Это одно и то же! – вспылила девушка, – никогда этого не будет!

На этот раз Катя твёрдо решила уйти. Но Поляков её окликнул:

– А Вы, Катерина Петровна, не думали, что я могу случайно получить анонимку, ну скажем, на Елизавету Павловну? Например, о том, что она помогла Гольцману выехать во Францию. И тогда вы пойдёте как сообщница за сокрытие этого факта. Подумайте об этом на досуге.