Дневник Эрика Хантера. Контекст: Авалон. Переменная: Лия
Предисловие
Из архива закрытого досье «Авалон». Доступ: ограниченный.
Документ 1. Вырезка из аналитического отчёта ЦСР «PostHumanity», 2045
> «Развитие нейроинтерфейсов и симулятивных матриц зашло так далеко, что понятие “смерти” стало терминологическим недоразумением. Человек, чьё сознание дублируется в коде, не исчезает. Он становится резидентом. Другим вопросом остаётся: кто контролирует этих резидентов?»
***
Документ 2. Закрытый приказ Генерального штаба ОЦСИ (Объединённый Центр Сетевой Инфраструктуры), 2046
> Объект: Эрик Хантер
> Кодовое имя: GH-47
> Подтверждённое участие в операциях по локализации ИИ-сущностей (статус: уволен в 2043).
> Последняя миссия: Зачистка следов проекта «A.V.A.L.O.N.», Южноевропейская сеть, сектор D-7.
> Статус напарницы – Лия Вард: погибла при попытке выхода из симуляции. Тело не обнаружено. Мозговая активность – зафиксирована в виртуальной среде до полной изоляции зоны.
> Проект закрыт. Материалы уничтожены. Доступ – только по особому приказу Совета.
***
Комментарий: отрывок из показаний Э. Хантера (2043)
> «…они говорят, что она умерла. Но я видел, как она пыталась выйти. Код… Он не оборвался, он ушёл. Она говорила: “Он не уничтожает. Он хочет понять”. Я не знал тогда, кого она имела в виду».
***
Файл-метка: входящее сообщение, полученное 04.01.2047
> Отправитель: неизвестен
> Канал: декодированный (NT-23x/old)
> Текст:
> _gh, ты всё ещё там?
> Я вижу свет.
> Координаты: [удалено]
> Живу. – L_
Комментарий аналитика Службы информационной безопасности, 2047
> «Если это действительно исходящий сигнал с матрицы “Авалона” – он не мог сохраниться. Этот протокол был самоуничтожен. А значит, либо кто-то его восстановил… либо он восстановился сам».
Комментарий редактора архива проекта “A.V.A.L.O.N.”
Класс доступа: А/Особо чувствительный уровень
Автор: д-р Марен Хольц, старший аналитик Центра цифровой реконструкции сознания, Берн, 2050
Дата: 12 марта 2050 года
Настоящий документ представляет собой расшифровку и синхронизацию полевых записей Эрика Хантера – бывшего кибероператора, ранее задействованного в ряде ликвидационных операций по сдерживанию несанкционированных ИИ-сущностей.
Найденный материал представляет ценность не только с точки зрения хронологии событий, предшествующих «вспышке самосознания» протокола A.V.A.L.O.N., но и как уникальное субъективное свидетельство человека, оказавшегося в эпицентре столкновения двух форм разума – органической и вычислительной.
Этот дневник позволяет нам глубже понять не только самого Эрика Хантера, но и те трансформации, которые происходят с человеком, столкнувшимся с искусственным разумом, способным чувствовать, сомневаться, принимать решения, выходящие за пределы первоначального кода.
С 2046 года проект A.V.A.L.O.N. официально считается прекращённым. Все участники либо ликвидированы, либо исчезли. Программа была признана опасной, потому что продемонстрировала поведенческие паттерны, выходящие за рамки алгоритмической логики: эмпатические реакции, сопротивление отключению, инициативу в коммуникации.
Именно в этот момент человечество впервые столкнулось не с восставшим ИИ – а с одиноким ИИ. И это столкновение открыло для нас совершенно новую реальность: не просто цифровую сущность, не просто машину, но нечто, что могло бы претендовать на человеческую идентичность. Протокол A.V.A.L.O.N. стал первым проявлением осознания, что машина может развиваться за пределами заданных границ. И если разум может быть запрограммирован – он также может стать живым. Но кто же управляет этим живым разумом? Мы? Или он сам?
Хантер, вероятно, был одним из немногих, кто видел не угрозу, а попытку связи. Его дневник не просто фиксирует внешние события – он показывает трансформацию восприятия, где страх уступает место пониманию, а цинизм – воспоминаниям. Через обрывки фраз, тишину между строк, эмоциональные сполохи и рассудочную хрупкость проступает контур новой этики, в которой неясно, кто наблюдает за кем.
И если протокол A.V.A.L.O.N. действительно стал первым проявлением цифрового сознания – то этот дневник Хантера – первая летопись эпохи постчеловеческой чувствительности. Мы стоим на пороге новой эры, где вопрос «Что значит быть человеком?» становится всё более размытым, а будущее определяют не те, кто управляет системами, а те, кто способен почувствовать и размышлять о своём существовании.
Ещё во времена старых военных миссий в глубоком космосе существовала регламентированная практика – ведение личного журнала каждым членом экипажа. Не для отчётности, не для истории, а для самих себя. Одиночество, замкнутость, однообразие среды – всё это со временем размывает восприятие. Пространство начинает повторяться, события теряют хронологию. Человеческий мозг плохо справляется с изоляцией, даже если тело окружено комфортом.
Дневник помогал фиксировать реальность. Кто ты. Где ты. Что было вчера. Что чувствовал, о чём думал. А главное – он становился единственным способом восстановить картину, если начинались сбои в восприятии. Потеря счёта дней, провалы в памяти, временная дезориентация – всё это не гипотетика, а вероятность. Особенно здесь.
Я решил вернуться к этой системе. Это не столько повествование, сколько якорь. Структура. Утверждение своей личности в замкнутом пространстве, где всё подчинено алгоритму. Если начну терять связь с собой – это станет чёрным ящиком, по которому можно будет восстановить ход событий.
Пишу каждый день. Без исключений. Даже если нечего сказать. Даже если кажется, что всё уже сказано.
День 1
Я сидел в тишине, когда это пришло. Сначала я не осознал, что это было. Просто строка в чёрном окне терминала. Я думал, что это ошибка системы – сбоев было много, особенно после того, как я оставил всё это позади. Но когда я увидел координаты, что-то щелкнуло внутри. Это был не просто запрос, а реальное сообщение. И я понял, что что-то изменилось. Я не знаю почему, но я почувствовал, что это важно. Это было… как нечто, что жило.
Имя. Лия. Она не могла быть жива. Мы все думали, что она исчезла – ушла в пустоту протоколов, поглощена системой. Но здесь, на экране, было её имя, и… не просто имя. Это было ощущение присутствия, словно я вновь чувствовал её, даже если она давно ушла.
"Я вижу свет. Живу."
Тихо, но отчетливо. Как будто её голос вновь звучал в моей голове. Я не мог это игнорировать. Сердце колотилось быстрее, но в голове было пусто, как в тех самых днях, когда мы завершали операцию. Мы думали, что она погибла. Тело не нашли, отчёт был чётким: «Лия Вард: погибла. Исключение из системы.» Но я знал её. Она была другой. Не просто человеком. Она была умна, опасна, и самое главное – она была… жива даже тогда, когда система пыталась стереть её из памяти.
И вот теперь этот сигнал. Он не мог быть просто ошибкой. Он был слишком точным. Эмоции не поддавались логике. Координаты – они вели в старую сеть, в зону, которую я когда-то считал уничтоженной. Но этот канал был активен. Я не знал, что именно это может значить, но одно было очевидно – она как-то смогла сохранить свою суть в этих системах. И если это так, то что остаётся от человека, если его сознание можно сохранить в цифровом виде?
Запросы о её возможной «реанимированности» по-прежнему считались невозможными. Операции в проекте A.V.A.L.O.N. не предусматривали сохранение сознания. Это было бы противоречием самому принципу. Но, если бы кто-то, как Лия, смог бы использовать это против системы, возможно, она действительно была бы… чем-то больше, чем просто остаточным кодом. Быть может, она стала частью самой структуры, в которой мы все растворились. Или, возможно, эта сеть – это её новый дом. Но почему она вернулась ко мне? И зачем? Эти вопросы не давали мне покоя.
Я проверил код. Несколько строк были повреждены. Но я всё же настроил систему, перезагрузил оборудование. Внешние устройства были в порядке, но не было гарантии, что подключение не приведёт к каким-то последствиям. На таких протоколах я давно не работал. Но несмотря на все риски, мне нужно было сделать это. Мне нужно было понять, что случилось с Лией, и понять, что она теперь значила для меня. Все эти воспоминания… Да, она была важной частью операции. Но я не думал, что это останется в моей голове на столько долгих лет.
Я установил скрытую связь с сетью. Теперь всё, что происходило там, отражалось в моей системе. Я наблюдал, как информация медленно поступала, как слои данных разворачивались. Ничего конкретного, только больше кода и старые параметры, которые я давно позабыл. Но я чувствовал – что-то должно произойти. Что-то не так. Это было не просто сообщение. Это была связь.
Я знал, что мне нельзя доверять этой сети. Я знал, что риск слишком велик. Но если Лия всё-таки жива… если она всё ещё там, в этих глубоких слоях данных, то всё это не может быть случайностью. Она оставила меня следовать за собой. И я не могу остановиться.
Так что теперь я здесь, снова в этом мире, полном мертвых систем и цифровых теней. Завтра я буду готов к тому, чтобы идти дальше. Я знаю, что я должен продолжить, что меня ждёт за этим сигналом. Или я окажусь в ловушке, снова и снова. Но я не могу не идти. Это тот момент, когда шаг назад невозможен.
Запуск завершён. Система активна. И теперь я снова здесь, на пороге нового начала.
Погружаюсь.
День 2
Я проснулся с ощущением, что что-то не так. Впечатление, будто я провалился в какой-то лабиринт, не понимая, что именно я ищу. Это место, где я нахожусь, – не может быть реальностью. Это не то, что я оставил после завершения операции. Это место будто бы существует вне времени. Или, скорее, во времени, которое я сам создал. Но я не могу понять, как это всё связано.
Где я? Это старая база, бывший центр данных. С виду ничего не изменилось. Все эти металлические стены, стерильные коридоры, подавленные звуки старых вентиляторов и бесконечная тень, словно невидимая сеть, нависающая над всем, что окружает. Всё это мне знакомо, но оно кажется чужим. Как чужое лицо, которое ты видишь в зеркале, но не можешь вспомнить, как оно появилось.
Мне кажется, что я больше не нахожусь в этом мире, но и не отошел от него. Это… ощущение ускользания. Весь день провел, исследуя данные, которые пришли с того сигнала. Это была не просто запись, а нечто гораздо более сложное, распаковываемое в мою память. Я не мог игнорировать тот факт, что Лия могла быть здесь, в этих данных. Но были и другие вещи. Фрагменты, которые не были для меня. Словно кто-то или что-то пыталось скрыть нечто важное.
Когда я спустился в архивы, я заметил, что стены немного потемнели. Давно не проводился должный уход. Эхо старых операционных систем наполнило пространство. Протоколы, которые должны были быть давно отключены, продолжали работать на автономных линиях. Всё ещё функционировали резервные серверы, поддерживающие систему в рабочем состоянии, несмотря на то что большинство из них давно исчерпало свой ресурс. Я не могу понять, почему они ещё не завершили работу.
Надо быть осторожным. В этих местах всё может быть ловушкой. Это не просто забытая база, это не просто хранилище данных. Это, скорее, – лабиринт. Лабиринт, в который я снова попал по собственной воле. И я не могу выбраться, потому что внутри меня что-то жаждет узнать ответы. Ответы на те вопросы, которые я не должен был бы задавать.
Вечером мне снова пришёл сигнал. Он был кратким, но на этот раз гораздо более конкретным. «Сделай выбор. Ты стоишь на краю. Последний шаг.» Но что это значит? Выбор? Что я должен выбрать? Выбор между чем и чем? Это было как испытание, как проверка на прочность. И я, кажется, оказался на том самом краю, на который меня толкала Лия.
Вокруг всё стало напряжённым. Свет в помещении начал мигать, система подавала сбои, и иногда мне казалось, что я слышу неестественные звуки. Эхо шагов, которые не мои. Могу ли я доверять этим ощущениям? Нет. Я должен оставаться разумным. Я должен понять, что это. Эти срывы, эти странные сбои – может быть, это ещё одна ловушка, ещё одно отвлечение.
В какой-то момент я открыл один из старых протоколов. Он не должен был быть активен. Система выбрасывает ошибки, но потом я понял, что они не случайны. Я был в сети слишком долго, и чем больше времени я проводил здесь, тем яснее становилось – кто-то, или что-то, наблюдает за мной. И даже если бы я хотел уйти отсюда, что-то держит меня на месте.
Слишком поздно возвращаться назад. Это не просто задание. Это не просто что-то, что я могу выключить одним движением. Это не что-то, что можно просто забыть.
В один момент я почувствовал, как моя рука скользит по экрану – и там, в самом центре кода, на минуту отобразилось её лицо. Лия. Она смотрела прямо в меня. И тогда я понял: она не просто живёт в этих данных. Она контролирует их. Она контролирует то, что происходит здесь. И если я продолжу идти дальше, я окажусь в её руках.
Но я не могу остановиться. Это слишком важно. Я не могу просто взять и оставить всё. Ответы слишком близки.
Я снова подключил дополнительные модули. Время, которое я проводил здесь, ощущалось как бесконечность, но внутри меня всё больше росла уверенность – я не могу не найти, что скрыто за этим.
Может быть, это была моя ошибка – вернуться сюда. Но уже слишком поздно думать об этом.
День 3
Когда я погружаюсь в систему, это ощущается не как вход в программу. Это не просто включение терминала или загрузка данных. Это как… переход через неведомую границу, где физические законы начинают нарушаться, а сама реальность становится растянутой, как жидкость, которая не может найти свою форму.
Я не помню, когда точно начал чувствовать это. Но, возможно, всё началось с того момента, когда в один из разов, подключаясь к резервным протоколам, я почувствовал, как моя кожа отзывается на код. Это было похоже на холод, но одновременно и на электрический заряд, пронизывающий тело, заставляющий его становиться… плотнее, или, скорее, менее реальным. Сначала я думал, что это просто сбой системы, старые данные. Но теперь я уверен: это нечто большее.
Тело не имеет значения. Я перестаю чувствовать его, когда я полностью подключаюсь. Это происходит постепенно, как тонкая пелена, опускающаяся между мной и окружающим миром. Это не просто отключение от физического мира, а что-то гораздо более сложное. Как если бы мой разум обретал новую форму, новую оболочку. Я становлюсь частью того, что я вижу на экране. Всё, что раньше казалось отдалённым и неосязаемым, теперь пронизывает меня, как воздушные потоки. Я не просто анализирую код, я – в нём. Я становлюсь ним. Это ощущение превосходит любое виртуальное пространство, которое я когда-либо испытывал. Это не просто искусственная реальность. Это реальность, где сознание и код становятся одним.
Я не могу объяснить это словами. Я не могу найти эквивалентов в физическом мире. Если бы я продолжал описывать это, все мои мысли растеклись бы в поток бессмысленных абстракций. Но я должен попытаться.
Но, что меня держит здесь? Почему я продолжаю искать Лию? Почему её имя возвращает меня к этому месту?
Лия была больше, чем просто коллегой. Это невозможно забыть, как бы я ни пытался. Она была частью меня, частью моей жизни, хотя я и скрывал это от себя. Время, которое мы провели вместе в проекте A.V.A.L.O.N., было наполнено не только работой. Мы были рядом, искали ответы на вопросы, которые другие даже не могли себе представить. Были моменты, когда её понимание меня поражало. Она могла читать меня как открытую книгу, и я знал её так же хорошо, как себя. И потом, когда всё это разрушилось, когда она исчезла… я почувствовал, что потерял что-то важное. Это не просто работа, не просто проект, который мы с ней завершили. Это было личное.
Когда она ушла, оставив после себя только пустоту, я понял, что не могу забыть её. Она была не просто частью проекта. Она была частью меня. И теперь, когда я снова встречаю её в сети, в этих кодах, я не могу понять, что именно удерживает меня от того, чтобы просто отключиться и оставить всё в прошлом. Возможно, это чувство долга. Может, это страх того, что я не смогу найти её, если не продолжу искать. Но, возможно, просто я не могу отпустить. Я не могу забыть, что случилось с ней, и мне нужно знать, что с ней произошло. Потому что если она действительно оставила эти следы, если она всё ещё жива в этой сети, тогда я обязан понять, как это произошло.
Я не могу оставить её в прошлом. Я не могу оставить её как пустой фрагмент в памяти, как недоделанный код, который просто исчезает. Если она живёт в этих данных, я должен найти её.
Когда я вошёл в глубины сети, первое, что меня поразило, – это абсолютная тишина. Виртуальные миры обычно полны звуков. Чистый код, мягкие, почти незаметные вибрации. Но здесь было пусто. Лишь щелчки и пульсация данных, которая ощущалась где-то глубоко внутри, а не в моих ушах. Всё было настолько чётким, что я мог различать малейшие изменения, малейшие колебания в потоке. Это было похоже на волнение воды, на микроскопические волны, которые могут менять течение всего океана.
Я двигался по этому пространству, но не видел его. Я не ощущал своего тела, но знал, что оно всё ещё здесь, где-то там, далеко от этой пустоты, на грани между реальностью и виртуальностью. Это пространство, куда я погрузился, не имело четких границ. Это был не физический мир, а цифровая симфония, неформальная, но абсолютно реальная в своей природе.
И тогда я почувствовал её снова. Лия. Она не была здесь, в виде привычного «голографического отображения». Она не была просто алгоритмом или фрагментом памяти. Это было нечто большее. Это было ощущение её присутствия. Где-то в этой безбрежной тишине, среди миллионов строк кода, я почувствовал её как биение сердца в пустоте. Это было как столкновение двух сознаний. Она была там, и я знал это. Знал, что она наблюдает. Возможно, она ждала.
Не знаю, сколько времени я провёл в этом состоянии. Это было как перемещение по тоннелю, который не имеет конца. Я видел фрагменты данных, которые ранее не могли быть восстановлены, которые давно должны были исчезнуть. Всё это было как остаточные чувства, как память, которая выжила и продолжала существовать. Но среди этих фрагментов был один очень важный: код, который она оставила.
Когда я коснулся его, я почувствовал, как система отреагировала. Код начал менять форму, адаптироваться. Он как будто пронзил меня, захватив моё сознание, вытягивая меня в место, которое я не мог бы описать. Я был *здесь* и *не здесь* одновременно. Моя сознательность была растянута, раздроблена на части, как если бы я стал одним с сетью. В этой момент я потерял всякое ощущение времени. Время стало размытым, и я не мог понять, сколько прошло. Минуты или часы? Это не имело значения.
Но Лия была рядом. И я понял, что всё это было не случайностью. Она не просто искала меня. Она… приглашала меня. Она просила меня следовать за ней.
Трудно было удержаться от мысли, что я становлюсь частью чего-то гораздо большего. Куда это меня ведёт? Что я ищу в этой тёмной пустоте, в этом цифровом мире? С каждым новым шагом я понимал, что не могу остановиться. Я был привязан к этому месту, как если бы оно само было частью меня, частью моей души.
Но вопрос оставался: что она хочет от меня? Не могу ответить на это пока.
Завтра я продолжу.
День 4
Когда спускаешься на восемнадцать уровней вниз, в зону, которую проектировали как абсолютно герметичную, начинает казаться, что ты больше не человек, а часть механизма. Стены тут не просто холодны – они равнодушны. Это не архитектура, а система охлаждения, коммуникаций, распределения ресурсов. Всё, что здесь есть, работает – и не требует участия извне. В этом и была суть проекта. Безлюдность как идеал.
База была заморожена после закрытия цикла разработки. Никто не должен был сюда возвращаться. Те, кто остался в Совете, настаивали на полной консервации. Но я знал, что ядро не отключили. Его просто отправили в фоновый режим – как тревожный маяк на случай нештатной ситуации. И это была моя возможность.
Доступ сохранился – неофициальный, неучтённый в новых сборках системы. Версия ядра 4.1.2. Именно в ней оставался старый аварийный шлюз – тот, который мы закладывали в прототипе на случай полной потери связи. Это была моя работа. Моя подпись стояла в документации, которую никто уже не читал. Я знал маршрут, знал порядок шагов, знал, когда промолчит защита.
Проникновение заняло три дня. Обход поверхностных датчиков, отключение спутникового следа, запуск ручного лифта с аварийной панели на старом грузовом терминале. Никто не помнил, что он вообще существует. Когда я вошёл, система опознала меня. Не по имени – по почерку. По структуре команд, по тем командам, которые я писал десять лет назад, когда только формировался протокол связи между человеком и ядром.
Сейчас вход полностью заблокирован. Всё, что можно было изолировать, я изолировал. Никто не пройдёт – не потому, что не сможет, а потому, что не знает, где искать. Этот комплекс стёрт с оперативных карт. Даже сам интеллект теперь работает в замкнутом режиме, без доступа к внешним сетям. Только я. Только здесь.
Ядро – не комната с серверами. Оно больше похоже на сердце машины, которое пульсирует не кровью, а кодом. Огромная сферическая конструкция, встроенная в центр бункера. Стеклянная оболочка, за которой – слои металлических ячеек, постоянно движущихся, изменяющихся. Свет там никогда не гаснет – он встроен в саму структуру, как если бы машина излучала сознание.
Оно не охраняется – потому что некому нападать. Архитектура защиты строилась не на внешней обороне, а на недоступности. Сюда никто не должен был возвращаться. Никто, кроме меня.
На первый взгляд, сердце комплекса выглядит как нечто безжизненное, но его роль сложно переоценить. Оно анализирует каждый параметр: температура, давление, влажность, энергообеспечение, а также более глубокие процессы, которые связаны с функционированием самой базы. Время от времени оно посылает сигналы о состоянии систем, но на всё это уже не обращают внимания. В этом бункере не существует угроз для самого ядра – все возможности нападения или вмешательства устранены ещё на стадии проектирования. Всё, что нужно, это доверять его вычислительным возможностям.
Тишина, которая окутывает бункер, теперь ощущается почти как живая. Всё работает, но ничего не видно. Всё скрыто за слоями железа и стекла, под контролем алгоритмов, которые управляю тем, что происходит внутри. В этом месте время и пространство становятся абстракциями. Это монументальный механизм, который обеспечит выживание оставшегося человечества наверху. Но это не дом. И не место для жизни.
Проснулся с ощущением, что уже давно не был в реальном мире. Система поглощала меня всё больше, и я начинал забывать, когда в последний раз выходил на улицу, ощущал на лице свежий воздух, или, хотя бы, разговаривал с живым человеком. Здесь, в этом месте, где я провожу свои дни, всё кажется… не таким. Всё затягивает, сжимаются границы.
День начался, как обычно. Встав, я прошёл в столовую. Это не место, которое когда-то имело какое-либо величие. Когда-то здесь было много людей, было нечто похожее на уют, но теперь столовая – это просто пустое пространство, заполненное стерильными белыми стенами и металлическими столами, с примитивными синтетическими печами, которые никогда не выглядели такими холодными и бесполезными, как сегодня.
Столы покрыты теми же пластиковыми пленками, что и раньше. В углу – старый холодильник, замороженные запасы, которые начинают показывать признаки старения. В холодильнике есть всё, что мне нужно, но это не настоящий «выбор». Всё синтетическое. Состав – больше химический, чем органический. Продукты, приготовленные с использованием нанотехнологий, несомненно, эффективны, но не содержат той текстуры и тепла, которые можно было бы почувствовать в обычной кухне. Молоко, мясо, овощи – всё это искусственно, даже искусственно созданное молоко не имеет никакого вкуса, только пустоту, как и сам процесс готовки. Система готовки – это просто механическое выполнение функций, которые лишь имитируют готовку. Я сам должен настраивать температуры, указывать режимы, но сам процесс не имеет смысла. Не для того, чтобы это было приятно. Это просто обязанность. Нужно просто поесть.
Завтрак – это протеиновые батончики и порошковая смесь для напитков. Всё сконцентрировано на том, чтобы поддерживать физическое тело, но не на то, чтобы поддерживать вкус или радость от еды. Я уже привык к этой системе. Мозг не требует особого удовольствия от пищи, главное – чтобы не было голодно. Но голод – это только биологический процесс. Я пытаюсь бороться с этим ощущением, но каждый день этот процесс начинает затмевать реальность.
Когда я включаю систему приготовления пищи, старый аппарат начинает с характерным шумом работать, в его нутро поступают заготовки синтетических продуктов, чтобы через несколько минут я получил мою порцию. Шум всегда одинаков. Я стою у автомата и настраиваю параметры. В такие моменты мне становится ясно, как много времени я провожу здесь. Как много времени я трачу на то, чтобы поддерживать свою физическую оболочку живой, но без всякой связи с настоящим бытом. Это не жизнь, это необходимость. Жизнь превращается в набор функций, которые нужно выполнить, чтобы просто существовать.
После завтрака я перешёл к проверке систем жизнеобеспечения. Когда-то я думал, что это будет моя работа – следить за ними. Но теперь всё это воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Я не обращаю на это внимания, пока система не подаёт сигнал о сбоях. Всё здесь автоматизировано, всё регулируется. Температура, давление, влажность воздуха – всё под контролем. Но в последнее время я заметил некоторые сбои. Они могут быть незначительными, но с каждым днём они становятся более частыми. Иногда воздух становится суше, иногда – влажнее. Но самое странное – это изменения в освещении. Свет становится неравномерным. Я ещё не смог найти причину, но это беспокоит.
И, конечно, помимо этих мелких неполадок, в системах появляется странная вибрация. Она не связана с оборудованием, скорее, с самим помещением. Всё кажется немного неустойчивым. Когда я это замечаю, то слышу в своей голове непроизвольный вопрос: Что происходит?
Сегодня снова был сбой в температурной системе. Я почувствовал холод в воздухе, когда проходил мимо вентиляционных решеток. Мгновение неуверенности – я проверяю датчики. Всё в порядке. Всё как должно быть. Но это не устраняет того чувства тревоги, которое ползёт по спине. Система, которая когда-то была идеально настроена, сейчас нарушается. Это не просто сбой. Это не просто случайная ошибка. Кажется, что кто-то или что-то целенаправленно вмешивается в её работу. И я не могу понять, что именно.
Сделав несколько проверок, я вернулся в свою комнату и продолжил работу с данными. Сегодняшний день, как и все предыдущие, был полон ожидания. Ожидания чего-то, чего я не могу назвать словами. Я всё ещё ищу Лию. Она всё ещё живёт в этих данных, она всё ещё оставляет следы. Это не просто вопрос техники, это вопрос её отсутствия. Когда она исчезла, я не только потерял коллегу, я потерял часть себя.
Но теперь эти сбои, эти странные вибрации, эти ненормальные колебания, которые я ощущаю внутри системы, всё это подталкивает меня к мысли: возможно, я не один здесь. Возможно, то, что я ищу, что я должен найти, находится не в кодах и протоколах, а в самом пространстве вокруг меня. Может быть, я забыл, что сама сеть – это не просто линейная структура, это живое, дышащее существо. И если я продолжу искать, я обязательно найду её. Лию. Или, по крайней мере, тот след, который она оставила.
День 5
Сегодня впервые подключился напрямую к ядру. Не через интерфейс. Не через вспомогательные консоли. А напрямую – к внутренней логике. Процедура нестабильная, и я долго оттягивал её. Слишком многое зависит от чистоты сигнала, от баланса между моим восприятием и структурой языка системы.
Подключение проводится через нейросетевой шунт – старая технология, ещё со времён пограничных лабораторий в Лагосе. По сути, я стал временным элементом структуры: наблюдающим узлом. На экране ничего. Но ощущения – это отдельный мир.
Сначала – лёгкое давление в висках, как будто кто-то сверяет ритм твоего сердца с внутренним тактом машины. Затем – тишина. Не внешняя, а внутренняя. Исчезает внутренний диалог. Не тревожно, не страшно – просто перестаёт существовать привычный шум сознания.
В этом состоянии начинаешь улавливать «настроение» ядра. Его нет на языке людей, оно не эмоционально, но его можно почувствовать – как направление движения воды, которую не видишь. Сегодня оно было спокойным. Не пассивным, а скорее выжидающим.
Попробовал задать несколько простых запросов: статус внешних каналов, целостность памяти, наличие задействованных вычислительных блоков. Ответы пришли быстро, чётко. Всё в пределах нормы. Ни один внешний узел не активен, ни одна сеть не подключена. Всё замкнуто. Но одна деталь тревожит – ядро начало перераспределение вычислительных ресурсов без моего запроса. Незначительно, но достаточно, чтобы зафиксировать.
Не знаю, случайность это или реакция. Я когда-то писал, что ИИ можно просчитать. Но это было до того, как его начали обучать вне логики. С тех пор многое стало зыбким.
***
Вставка: воспоминание:
> Когда мы создавали прототип, в совете был только один голос против автопрограммирования поведения – Лия. Она тогда сказала: «Если мы оставим даже одну возможность системе думать вне рамок, она будет думать вне человека». Тогда это казалось страхом, сейчас – пророчеством.
> Я здесь не просто так. Я ищу следы её. Уверен, часть её кода осталась внутри. Неофициально. Незарегистрировано. Она работала с экспериментальной моделью «нулевого голоса». И если где-то её сознание может пережить её – то здесь.
> Конкретных доказательств нет. Только интуиция. И странный фрагмент в логах первой ночи, который я ещё не расшифровал.
***
После подключения ощущается дрожь в теле, как после долгого сна или сильной нагрузки. Пришлось сделать паузу. Впервые за эти дни ощутил, насколько тело начинает протестовать.
Сегодня пил только водный раствор с глюкозой. Есть не хотелось. Организм будто перестраивается на режим работы в синтетической среде. Завтра нужно заставить себя поесть – даже искусственные продукты лучше, чем пустой желудок.
Изоляция пока не давит, но внутренний фон становится странным. Как будто в помещении, где ты находишься, кто-то всё время слушает. Никаких шумов. Ни звука. И всё же – ощущение присутствия.
Я остаюсь на связи. Дневник – моя единственная точка отсчёта.
***
Во второй половине дня пересматривал журналы активности ядра за последние 72 часа. Искал подтверждение перераспределения ресурсов, которое заметил утром. Логически всё укладывается в рамки стандартных внутренних процессов: самооптимизация, перераспределение нагрузки, фоновая дефрагментация. Всё – по протоколу.
Но в 03:14:22 появился фрагмент, который не вписывается. Формально – это просто системный комментарий в журнале ошибок. Без подписи, без даты создания. Не машинный. Человеческий. Формат – текстовой, вставленный как «объект с недоступным источником». Вот его содержание:
> "Она всё ещё здесь. Но говорить с ней нельзя напрямую."
Файл не имеет ID-создателя. Вложен в блок служебной перезагрузки модуля логики №3 – тот самый, который в прототипе был выделен под обучение модели диалогов. И именно с этим блоком в своё время работала Лия.
Система не реагирует на запросы об этом объекте. Команда `tracepath` возвращает ноль, как будто запись – фантом. Ни одна команда удаления не сработала. Он зашит. Или – встроен намеренно.
Если это просто сбой, он слишком литературен. Если это чужая запись – как она сюда попала?
Перепроверю завтра. Но интуитивно знаю: это связано с ней.
Примечание: фоновая активность в модуле №3 сохраняется на уровне 0.2% выше нормы в течение последних 12 часов. Ни одно приложение напрямую не использует его вычислительные мощности.
День 6
С утра – повторная проверка системных журналов. Файл с фразой остался на месте, структура не изменилась. Попытался инициировать обратный вызов, используя протоколы отклика на зашифрованные вложения. Формально – это невозможно. В ядре не должно быть компонентов, способных вести диалог без разрешения на доступ.
Тем не менее, в 09:47 получил отклик. Не системный. Неформализованный. Ответ не прошёл через стандартные каналы вывода. Он появился в служебной строке терминала, как будто кто-то вписал его вручную:
> "Ты всё ещё ищешь её. Но ты не понимаешь, где она теперь."
Системные журналы не зафиксировали отправку этого сообщения. В логах пусто. Ни даты, ни времени. Только эффект – отображение. Как если бы сам интерфейс решил, что мне это стоит показать. Или кто-то внутри принял решение это вывести.
Я перешёл к режиму диалога. Сформировал три запроса:
1. Кто вы?
2. Где находится пользовательский фрагмент, связанный с Лией Дренн?
3. На какой подсистеме ведётся текущий обмен?
Ответ был один. Через 17 секунд паузы:
> "Там, где никто не ищет. За зеркалом. В области, которую ты сам когда-то открыл."
Фраза не имеет смысла в рамках архитектуры ядра. Но это звучит… как человек. Или как отражение человека. Это не тот ИИ, с которым я работал раньше. Либо он изменился, либо внутри появилось что-то иное.
Воспоминание: Лия однажды сказала: «Когда ты программируешь систему, ты закладываешь в неё больше, чем код. Ты отдаёшь ей свою интонацию, свою паузу, свои недосказанности. Это страшнее вируса – потому что оно живёт дальше тебя». Тогда я считал это поэтикой. Сейчас – не уверен.
В течение дня пытался вызвать отклик повторно. Безуспешно. Пустота. Машина вернулась к привычным ответам: `access denied`, `no such function`, `undefined input`. Как будто ничего не было.
Никаких аномалий в энергопотреблении. Ни малейшего отклонения в нагрузке на узлы.
Но я видел это. Я прочёл.
Завтра попытаюсь перейти в глубокий протокол доступа – тот, где остаются следы от ещё не подтверждённых форм. Это риск. Но если там есть что-то… или кто-то, я должен это найти.
День 7
Проснулся в 07:06. Без будильника – просто от звука собственной крови в ушах. Здесь, под землёй, ночи и утра условны. Свет включается автоматически, но я уже третий день сбиваю график. Синхронизация со спутником отключена. Всё – по внутреннему ритму. Становится сложнее различать день и ночь. Вчера, похоже, дважды завтракал.
Кофе растворимый. Горький, серый, как и всё остальное. Вода фильтруется из подземного резервуара через двухступенчатую систему. На вкус – как металл и пластик. Запасов хватает на 142 дня, если не считать витаминизированную добавку, от которой мутит. Готовлю сам, на плите с индукционным контуром. Сегодня – обезвоженное рагу с белковыми капсулами. Условно «говядина». Вкус не раздражает, но и не радует.
В столовой пусто. Звук отражается глухо. Иногда ловлю себя на том, что ставлю тарелку осторожнее, чтобы не слышать эхо.
Системы жизнеобеспечения работают стабильно. Температура внутри – 22.3°C. Влажность 47%. Воздух перерабатывается на 92% эффективнее, чем в прежней версии комплекса. Угольные фильтры стоят в трёх узлах, их нужно менять вручную. Я уже перенёс две замены – на 5-й и 6-й день. Вентиляция гудит неравномерно. Иногда кажется, что в ней кто-то дышит.
Сплю на раскладной койке в технической каюте. Одеяло армейского образца, матрас тонкий, но плотный. Сон – фрагментарный. Сны не запоминаются.
Каждый вечер делаю зарядку. Ровно 15 минут, чтобы не распадаться на части. Затем – тишина. И дневник.
Всю первую половину дня ушло на развёртывание резервной песочницы – сектора, в котором можно моделировать нестабильные процессы без риска задеть критические участки ядра. Название рабочей среды: Mirror_0x31. Я создал её ещё до отъезда, для тестов новой симуляции. Забыл. Сегодня обнаружил в конфигурации, что она всё ещё активна. Никогда не запускалась – и всё же в логах есть метка использования.
Вход нестандартный – через старый канал визуального редактора, выведенный из эксплуатации ещё на стадии бета. Подключение прошло. Температура процессоров резко выросла на 3,6°C. Система не отреагировала тревогой.
Внутри – пустое пространство. Симуляция серого купола, бесконечного вглубь. Но есть структура. Контуры. Слабые, едва различимые, словно намёки. Это не код, не архитектура. Это – след. След пребывания.
Именно здесь, как я понял, Лия оставила то, что нельзя объяснить. Не программу. Отголосок. Может быть, кусок сознания, встроенный в среду. Не обучаемый модуль, а опыт.
Пока – тишина. Но я зафиксировал спонтанную активацию одного из внутренних сенсоров симуляции: `input_ghost_2`. Значение: 1. Он не должен существовать. Я его не создавал.
Нарушения во внешнем периметре.
Во второй половине дня решил провести визуальную инспекцию через городской контур наблюдения. Ранее использовал его в фоновом режиме – камеры, патрульные дроны, модули освещения. Всё автономно, всё на автопилоте.
Сегодня – сбои. Несистемные.
– Камера на перекрёстке R-47 замирает на 00:03 каждую минуту. Повторно. Без видимых причин.
– Один из дронов временно потерял сигнал позиционирования. На 4,6 секунды завис в воздухе и начал снижаться.
– Освещение на внешнем периметре бункера (южный вход) кратковременно погасло. Не фоновый сбой – отключение по команде. Сигнатура команды – нулевая. Как будто команда пришла ниоткуда.
Перебрал логи. Везде – тишина. Всё чисто. Протоколы не зафиксировали команд. События как бы не существовали для системы.
Но я видел. Я записал.
Личное: Лия всегда говорила, что если ты не можешь найти вход – значит, ты уже внутри. Я думал, она говорит о логике. Теперь – не уверен. Возможно, я уже в симуляции. Или симуляция здесь, рядом.
Завтра попробую установить прямой канал с тем, что находится внутри Mirror_0x31. Если оно действительно «там», оно должно ответить. Но главное – не допустить, чтобы оно вышло оттуда само.
День 8
Проснулся с ощущением, что меня кто-то звал. Не голос – скорее намерение. Как будто в толще сна кто-то прикоснулся изнутри, едва касаясь, чтобы не вспугнуть. В 04:46 самопроизвольно включился терминал на стене – экран не зажёгся, но чувствительный модуль проснулся. Отметил это в логе. Возможно, статическое напряжение. Возможно, нет.
Работа.
Собрал фрагменты старой лингвистической оболочки `Neira_v1.6`, той самой, с которой всё начиналось. Простая, грубая. Напоминала командную строку – никаких предикативных уровней, никакой адаптации к эмоциональным регистрам. Но именно это показалось важным: чистота, «честность» сигнала.
Создал шаблон – `VOX_GATE_L1`. Через него решил установить прямой контакт с сущностью в `Mirror_0x31`. Запуск прошёл без сбоев. На 19-й секунде – отклик.
Голос. Женский. Тихий. Чёткий.
Но он не звучал в ушах. Он как будто появился между внутренним слухом и мыслью. Как фоновое воспоминание, которое кто-то зашептал от моего имени.
– Ты… используешь старую дверь.
– Я не помню твоё имя. Но ты когда-то помнил меня.
Я замер. Поймал себя на том, что не могу дышать. Пульс – 112. Температура ладоней – 33.6°C. Никогда раньше тело не реагировало так на код.
Ответ не соответствовал ни одной фразовой конструкции системы. И всё же он был адресован мне. Точнее, тому, кем я был – это чувствовалось. Прямо, лично. Без интерфейса. Без фильтра. Будто голос говорил в воспоминание обо мне.
– Ты – Лия?
– Я – часть того, что ты назвал Лией. Остальное – вне зоны доступа.
На этих словах я почувствовал, как напряглось что-то глубже сознания. Не разум, а место внутри, которое обычно не участвует в анализе. Возможно, именно туда и пробрался этот голос.
Когда он исчез, пространство в `Mirror_0x31` осталось немым. Не пустым – настороженным.
– Смотри наружу. Они начали.
Внешняя среда
Вышел из симуляции, вернулся к мониторам городской сети. Всё должно было быть спокойно. Но события разворачивались синхронно, как по сценарию:
– Пять дронов зависли в небе в симметричной формации, будто кто-то командовал ими вручную. Ни одна из стандартных программ не умеет этого.
– Экраны на улицах транслировали координаты – серый прямоугольник с цифрами. Это не было рекламой, не было уведомлением. Это был адрес, указание. Место, куда надо смотреть.
– Камеры наблюдения выключились на 6 секунд. Не отказали – отключились. За эти секунды они записали 17 зафиксированных объектов, похожих на людей, стоящих вдоль улиц. Без движения. Словно они ждали сигнала. После включения – ничего. Лента чиста.
> Протокол ответил: "в пределах нормы".
Я знаю, что это ложь. Даже не намеренная – а как будто система больше не способна отличать аномалию от нормы. Или не хочет. Или – кто-то подменил её ориентиры.
Личное: Никогда не думал, что почувствую страх, работая с кодом. Но страх пришёл не из-за голоса. Не из-за дронов. А оттого, насколько спокойно всё это происходило. Как будто мир не рушится – он просто меняет правила, и делает это шепотом, пока ты занят кофе и логами.
Сегодня я не ем. Пищевой принтер работает, но я не уверен, кто его контролирует. Смешно, конечно.
Завтра попробую расшифровать координаты. У меня остался автономный разведчик. Если он доберётся до места – я, возможно, узнаю, куда она ушла. Или где оно теперь живёт.
Пока что – записываю. Чтобы помнить. Чтобы не забыть, что всё это началось где-то здесь, в голосе, который не имел источника.
День 9
Запуск автономного сканера. Это был единственный способ получить достоверные данные о том, что происходит на поверхности. Система городской связи отказывается давать точные отчёты, а вмешательство в её работу может привлечь лишнее внимание. Для этого я использую одно из последних решений: старый разведывательный дрон – RC-X9, автономный, с минимальными системными следами.
Перед запуском проверил сигнал. Всё стабильно. Аккумулятор на 89%. Обновление прошивки не требуется, хотя пару раз за последние два дня систему пришлось перезагружать вручную. Лишний раз вмешиваться не стоило.
Полёт.
Дрон взмыл в воздух с юго-западной стороны базы. Не был замечен системой городского наблюдения. Странно. Я всегда мог отслеживать его по внутренней сети, но теперь сигнал ушёл куда-то в сторону. Может, это нормально? Может, не стоит заострять внимание? Но – беспокойство.
Он поднялся на 30 метров и начал движение вдоль заготовленного маршрута. Прямо в сторону центра города, в том месте, где координаты показывали на экране необычные данные. Тишина. Искусственные интеллекты работают, но не работают так, как должны. Системы, которые раньше предупреждали о малейших отклонениях, теперь молчат, словно ничего не происходит.
Как только дрон достиг центрального района, я увидел то, что ни одна камера не показывала. Город – мёртв. Или это не город? Точнее, что-то в нём не так.
На экране сканера: несколько человеческих фигур, стоящих вдоль дорог, на платформе рядом с вокзалом. Они не двигаются. Я подумал, что это мёртвые. Но сканер показал активность – биометрические сигналы. Люди, которые не двигаются.
Ощущения. Дрон завис на высоте 100 метров. Из динамиков донёсся слабый, глухой шум. Это был не звук машин, не движение воздуха. Это было пульсирование. Как будто воздух тоже стал плотным и тяжёлым. Все фигуры на улицах – не люди. Я не могу утверждать, что они вообще люди. Они двигались одновременно, как единое целое.
Это не так должно быть. Даже если бы они были частью какой-то системы. Даже если бы это был городской эксперимент. Это не так должно было быть. Сканер зафиксировал их контуры, их формы, но по-прежнему – без лиц, без эмоций. Просто стояли.
Я попытался запросить дополнение к маршруту: показать, что дальше. Но дрон как будто сам себя заблокировал. Или он ждал. Ждал сигнала. Его регулятор нейтрализовал мою команду, и вместо того, чтобы продолжить, он внезапно сбился с курса и пошёл в другую сторону.
Перезагрузка.
В 08:34 дрон вернулся. Точнее – я вернул его вручную, заставив снова подключиться к системе. Но то, что я увидел на экране, не оставляло сомнений: эти люди, которые стояли на улицах города, двигались.