Феи говорят по-русски!

Пролог

Солнце вовсю заливало просторы. Среди колышущегося моря разнотравья то тут то там возвышались стебли белых лилий. И это было необычно – лилия цветок декоративный, а не дикорастущий. Посади луковицы лилий среди бурьянов, и получишь бурьяны – лилии вымрут…

Еще более необычно было, что у стебля одной из лилий стояла малюсенькая фигурка человечка. Можно было бы подумать, что это фея. Но крылышки отсутствовали напрочь, а через прочную ткань, напоминающую спецовку, явно обрисовывались бицепсы, трицепсы, кубики вместо пузика – в общем полный набор мачо, включая легкую небритость на мужской скуластой физиономии.

Мачо внимательно смотрел на цветок лилии и бубнил на русском с сильным акцентом:

– Ти моей цвьеточек… Я льюблью тьебя… Я хячу тябя замушь…

В общем, то ли территорию метил, то ли в любви местной флоре признавался. Но самое удивительное, что цветок лилии явственно подрагивал – что, и правда соглашался с этакими притязаниями?

Нет, нет… Это просто из самого венчика высунулось что-то, или кто-то сильно испачканное в пыльце. Морда этого «чего-то» очень смахивала на маску Дарта Вейдера из «Звездный войн». Маска вместе с телом вывинтилась из цветка лилии, следом с явным трудом вытащила внушительный мерцающий «световой меч» сиреневого цвета, и, схватившись одной рукой в перчатке за веревку, ведущую от самого цветка вниз, мигом скользнул к его корням.

– ЗамуЖ! Тверже надо! – Безапелляционно заявил «Дарт Вейдер», стащил с головы маску, пару раз чихнул и осторожно положил свой «меч» в аккуратно подставленный «феем» футляр.

– Дас! Ну пьячьему мы далжон яйзык выучиивать??? – Канючил «фей», бережно прижимая футляр к груди.

– А кто должен? ОНИ??? Это ты жену хочешь. А у нее, может, и не спросят. Покорять придется. – Дас оторвал зеленый листочек размером с зонтик для двоих, и попытался привести в порядок свой нос, несмотря на защитную маску, жутко чесавшийся от пыльцы.

– Та, тьябе и Бюгу харьяшо, а я не языкатый!.. Тафай, хотя пьереевыв… – И «феечка» попытался защебетать почти по-птичьи.

– Давай! – Дас, плюнув на воспитание, с чувством высморкался в листок. – Только у нас с Бьюгом жены будут. А ты, ну это… и язык учи…

Глава 1.Улька

Ульяна еще с двумя бабами щипала гусей у сарая на заднем дворе барской усадьбы. С утра в деревнях стался настоящий переполох. Барин, ранее не особо жаловавший свою усадьбу визитами, вдруг заявился без всякого предупреждения, да еще с гостями, с дворней и своим поваром. Из деревень в срочном порядке в усадьбу «на подхват» отрядили баб и мужиков. Благо было начало осени, и продукты по запросу барского повара, не мудрствуя лукаво, дергали сразу с грядок. Или вот как гусей, как говорится, с утра еще бегали.

Возле дверей барского дома крутились несколько пострелят. Получив от повара или управляющего указание, босоногий «телеграф» тут же мчался на задний двор, чтоб передать распоряжение.

Вот несется Гришка – пятилетний внук старосты. Извазюканая мордаха сияет энтузиазмом, а самого Гришку едва не разрывает от новостей.

– А немчура-то, немчура! – Запыхавшись выпалил Гришка. – Девок он покупать будет у барина – не порченных!

Ульяна хмыкнула – не порченных. С этим дефицита не было. Улька и сама в свои 21 была непорченой и, к сожалению, немужней. Как уже сказано было, барин усадьбой не сильно интересовался (лично девок не портил), сборы и подати платят исправно – и ладно. Так что в усадьбе давно образовалась демократия. Порядок в деревнях поддерживали старосты – мужики крепкие, на сходе выбранные. А с ними не забалуешь.

Вот благодаря Прохору, старосте деревни, где Улька жила, она в девках и засиделась до своего возраста, плавно приближаясь к статусу вековухи.

Прохор осиротевшую Ульку к себе взял, когда ей было всего пять лет. Не сказать, чтоб из милости – уже в том возрасте она свой кусок хлеба отрабатывала. А к 10 годам на Ульке был уже фактически весь старостин дом – уборка избы, стирка, присмотр за детьми, двор. За шестнадцать лет в семье Прохора Ульке довелось младших детей Прохора вынянчить, сейчас нянчилась с его внуками, от старших детей народившимися.

Беда Ульки как раз в том и оказалась, что была она справной работницей, с которой Прохор расставаться не хотел. Как заневестилась Улька, а девка выросла не только работящая, но и ладная, Прохор палкой от нее деревенских ухажеров гнал. Был вариант за одного из своих сыновей сосватать, только на кой ляд ему в семью бесприданницу брать. А через пару лет можно будет и присмотр за ней сбавить, куда она, перестарка, с дома денется?

– Барин велел, – вещал Гришка обступившим его бабам. – Чтоб всех девок к усадьбе вели!

Народ загомонил. Кому ж дите свое, как скотину на торг выставлять охота? Но старосты сходу смуту подавили и отправили гонцов, каждый в свою деревню – за девками.

Барин сроду крепостными не торговал? А вот все когда-то впервой бывает!

Глава 3

Улька донесла таз с пятью увесистыми, ощипанными и потрошенными гусями до барского дома, попыталась отдать выбежавшей с людской стороны дома бабе из прислуги. Баба, едва не уронив таз себе на ногу, заорала:

– Тишка! Тащи на кухню!

На вопль выскочил молодец, подхватил таз с гусями и уволок в заданном направлении.

Улька вытерла руки о подол фартука и, крадучись, пошла к главному входу барского дома, где собирались девок торговать. Интересно же!

Там уже все было готово. На крыльце стояли барин, управляющий и немчура собственной персоной, облаченной во фрак, белые штаны и с цилиндром на голове. Персона небрежно помахивала тростью.

В стороне от крыльца собралась толпа деревенских: мужики, бабы и дети – ну куда ж без них? Из толпы доносились сдавленные, но дружные бабские завывания. Улька втиснулась в толпу и принялась глазеть сразу во все стороны.

Перед крыльцом неровным рядом выстроилась шеренга оборванок – те самые непорченые девки, предназначенные на торги. Вид жалкий. Потому что, узнав о таком деле, родня не наряды пожалела, а проявила крестьянскую хитрость: авось, немчура проклятая, нашу красоту не рассмотрит и какую другую девку купит!

Улька внимательно оглядела выставленных на торги, но среди них не оказалось ни дочек, ни внучек ни одного из пяти старост деревень. Впрочем, она не удивилась: даже маленький хозяин, в первую очередь свои интересы блюдет.

– Девки-красавки! – Провозгласил немчура.

Бабский вой среди деревенских усилился, а «красавки» еще сильнее опустили головы, плечи и попытались ввинтиться в лужайку перед барским крыльцом.

– Девки-красавки, – повторил немчура. – Я вас выкупайт, Христом… – Запнулся и оглянулся на барина.

Первым среагировал управляющий и подсказал шепотом:

– Христом Богом!

– Христом Богом. Есть! – Продолжил речь немчура. – Выкупайт не на разный непотребств, а невеста – для мужа! Новый земель давать, хозяйства давать! Вы – счастье жить, мужа любовь, детей рожать, внуков нянькать!

По мере поступления информации, бабский вой стал стихать, а «красавки-невесты» начали переглядываться между собой и с родней в толпе.

– Надо есть – десять невест. Ну, красавки, кто счастья желать!

Вой в толпе окончательно сменился заинтересованным шепотом. А «красавки-невесты» выпрямились, приосанились, пытаясь сквозь напяленную ветошь продемонстрировать достоинства фигур.

Немчура легко сбежал с крыльца. Медленно проходил перед шеренгой невест, время от времени беря одну из них за руку и отправляя к себе за спину.

– Ты!.. Ты!.. Ох, ты – майн кляйн!.. – Комментировал свой отбор.

Вскоре за его спиной оказалось десять девушек. Оставшиеся в ряду недовольно нахохлились.

– Красавки, утро завтра – дорога к жених и счастье. Вам бежать, собирать себя. Вещь не надо много брать, у жених все есть! – Немчура инструктировал, повернувшись лицом к отобранным невестам.

«Жених… Муж… Детки, свои родненькие… Да еще и хозяйство!..» Ульку, словно черт в спину толкнул. Она вылетела из толпы деревенских, оказавшись лицом к немчуре и задом к отобранным невестам и к барину с управляющим, по-прежнему стоящими на крыльце.

– Меня! Меня, барин, купите! – Взмолилась Улька.

Очевидно, черт, толкнувший Ульку, был не один, поскольку следом за ней вынесло и старосту Прохора.

– Старая она для невесты! – Заявил Прохор, пытаясь схватить за руку свою рабыню.

Немчура отодвинул Прохора, а Ульку принялся с интересом рассматривать. Обошел вокруг нее. Зачем-то дернул за косу.

– Молодой девка! Красивый! – Вынес свой вердикт.

– Так порченная она! – Не унимался староста Прохор и стукнул себя в грудь кулаком. – Я сам ее спортил! – И тут же в ужасе вытаращил глаза, поняв, при ком и что ляпнул.

Ахнули все: Авдотья – жена Прохора, отобранные и неотобранные «красавки», деревенские бабы и мужики, барин с управляющим на крыльце…

Только Улька не ахнула. От такого навета у нее дыхание сперло в груди, помутилось в голове, а рука сама взметнулась вверх и отвесила старосте Прохору такую оплеуху, что того отбросило на два шага и опрокинуло наземь, только лапти в воздух взметнулись.

Среди мертвой тишины раздался ржач немчуры. Запрокинув голову, он ржал как необъезженный конь. Ну, в крайнем случае, как деревенский бескультурный мужик, которого что-то развеселило чрезмерно.

– Беру, девка! Беру, красавка! Есть для тебя жених!

Глава 4

С самого утра перед барским домом начали собираться отобранные невесты и их родня. Девки ничем не напоминали вчерашних оборванок. Все в нарядных сарафанах, в руках держали узелки с мелким приданным. Немчура же сказал: «Вещь много не брать». И это был тот случай, когда барина хотелось слушаться: и экономия в хозяйстве, и перед людьми не стыдно, что не снабдили невесту в новую семью ни кухонной утварью, ни другим домашним скарбом.

В толпе слышались тихие всхлипы да шепот, которым матери давали дочерям последние наставления.

Улька подходила к барскому дому на ходу вынимая соломины из косы. Была она в той же одежде, в которой вчера гусей потрошила, и с пустыми руками. Личных вещей у нее было немного, а ценных еще меньше. В общем, ничего, из-за чего стоило рисковать и идти в избу старосты. Ульяна не без основания подозревала, что после того, что она прилюдно вчера учудила, выйти оттуда уже бы не удалось. В лучшем случае бы заперли, а то и вовсе прибили. И сыновья старосты приняли бы в этом самое активное участие, мстя за позор батяни.

Поэтому вчера, как только получила от немчуры утверждение, что ее выкупят, Улька сбежала с отбора невест и пробралась в конюшню на заднем дворе барской усадьбы. На ночь устроилась даже не в пустом деннике, а в стойле, позади привязанного коня, рискуя попасть под копыта. Предосторожность оказалась не напрасной: Ульяна слышала и видела, как ночью кто-то тщательно осматривал конюшню, подсвечивая себе масляной лампой. Но конский зад надежно укрыл Ульку от взора ночного гостя.

Заснуть ей так и не удалось. С одной стороны, думы думные. С другой, очень хотелось есть – с самого утра кроме краюшки хлеба, которую Улька наскоро сжевала, собираясь на работу в усадьбу, у нее во рту маковой росинки не было. Так что на следующий день настроение у Ульяны было мрачное, а вид весьма потрепанный.

На крыльце усадьбы уже стояли барин, управляющий и немчура. Немчура просматривал купчие на девок, которые ему передал управляющий, и по ходу дела успокаивал барина, у которого, кажется, весьма ни к месту проснулась совесть.

– Герр Серж Пьетрович, слово чести: весь девка только замуж! Никакие грязных дилишка. Ну хотеть, я вам с их свадьба дагеротип присылать?

На лужайку подали большую карету по типу дилижанса, запряженную четверкой лошадей. Подгоняемые немчурой невесты наскоро попрощались с родней и устремились к карете. Ульку они нарочито сторонились, будто боясь испачкаться, и высоко задирали носы. Наверняка вчера родня успела им в уши напеть, что общение с подобной чистым девам не подстать: и своевольна, и без почтения к старшим, да и заявление старосты, что девка-то порченная, без внимания не осталось.

Поэтому получилось, что Улька и немчура в карету садились последними. Его близкое присутствие Ульки ничуть не смущало, а кажется даже забавляло. Как какой-то благородной барышне немчура подал ей руку, помогая забраться в карету. А внутри усадил на лавку рядом с собой.

Кучер гикнул, понукая коней, и карета тронулась. Девки тихо перешептывались, косясь на немчуру и сидящую рядом с ним Ульку. Немчура же долгое время ехал молча, а потом внезапно склонился к Ульке и спросил шепотом без всякого акцента:

– Тебя зовут-то как?

– Улька… – Удивленно захлопала на него ресницами девушка.

– Ульяна, значит. Красивое имя, сильное.

Немчура достал из кармана платок и прижал к своему лицу.

«Забрезговал видно», – решила Улька, не сомневаясь, что платочком тот прикрылся именно от нее. Остальных девок наверняка бабы вчера в бане намыли, хотя бы частично соблюдая свадебный обряд. А вот от самой Ульки после лошадиного стойла пахло явно не розами. Но переживать по этому поводу ей не пришлось: раздалось тихое шипение, и Улька вместе со всеми девками тут же лишилась сознания.

Глава 5

Улька пришла в себя, но лишние телодвижения делать не спешила, лишь приоткрыла глаза и немного покрутила головой, пытаясь определить, где находится. Лежанка под ней была довольно мягкой, а помещение ничем не напоминало крестьянскую избу и, скорее всего, палаты в барском доме тоже. Потолки очень высокие и белые, как и стены… На соседних лежанках просыпаясь завозились остальные невесты.

Часть стены сдвинулась в сторону, образуя вход, и в помещение шагнули трое. Посередине – немчура в белом костюме, а по бокам – двое в масках и в одежде очень похожей на антибактериальный медицинский костюм, которые на Земле в девятнадцатом веке еще не производили. А что? Если представители разных цивилизаций имеют по две руки, две ноги, одну голову и седалище с противоположной стороны туловища, то наверняка и изобретенный ими велосипед будет иметь схожие вид и функции.

Увидев явившихся чудищ, невесты с визгом бросились к противоположной стене и сбились там в верещащую кучу. Только Улька осталась лежать, выжидая неизвестно чего, и наблюдая за вошедшими сквозь неплотно прикрытые ресницы.

– А ну цыц! Молчать всем! – Прикрикнул немчура, вызвав звенящую тишину. Покосился на затаившуюся Ульку и перешел на свой корявый акцент: – Ульяна-красавка, меня в ухо кулак – нихт! – И весело подмигнул.

Улька веселья не разделяла. Перестав притворяться спящей, села на своей лежанке и уставилась на немчуру.

– Значится, женихов не будет? – Спросила мрачно.

– Внимание сюда! – Призвал всех немчура, в подтверждение несколько раз хлопнув в ладоши. – Женихи будут! Как и обещано, каждая из вас получит мужа и возможность создать счастливую семью. Поэтому, сохраняем спокойствие и выполняем мои распоряжения. Сейчас вас покормят. Потом будет купание и отдых. А завтра вас осмотрит лекарь. Вы отправитесь на новые земли и нельзя чтобы туда вы завезли старые болячки. Меня называйте Ольт. Я ваш куратор, нянька – если по-простому. Вопросы будут?

– И портреты женихов поглядеть дашь? – Подозрительно сощурилась Улька.

– Есть портреты. Только вы их не увидите, также, как и они ваши. Не хватало, чтобы вы тут по портретам навыдумывали, а потом передрались. Разбираться в чувствах и влюбляться будете при личной встрече. Времени у вас будет много – вся жизнь.

На обед девок вывели в соседнее помещение, где уже стоял сервированный стол. Ольт занял место во главе стола, усадив Ульку по правую руку от себя, и предложив невестам располагаться дальше по своему усмотрению. «Чудища» в защитных костюмах остались стоять за спиной Ольта, явно выполняя функции охраны.

Столовые приборы мало отличались от земных. Только загвоздка в том, что в деревенских избах из сервировки – у каждого по личной деревянной ложке и общая миска посреди стола, из которой всей семьей зачерпывали по очереди, по старшинству. Девки недоуменно вертели в руках персональные тарелки, ложки и вилки.

Ольт невозмутимо принялся за еду. Девки сориентировались быстро и последовали его примеру, неловко с непривычки копируя его действия.

После обеда появился еще один персонаж в защитном костюме. Судя по тому, как одежда облегала фигуру и выпирала на груди, явно женщина. Эта особа, общаясь жестами и короткими непонятными возгласами, раздала всем принадлежности для купания, провела невест в душевую, так же без слов объяснив нюансы пользования благами цивилизации.

В изоляции невест продержали неделю, не выпуская из помещений, и ничему, кроме элементарных вещей не обучая. Обещанный лекарский осмотр занял несколько дней и сопровождался стыдными и устрашающими вещами, о которых невесты, периодически впадавшие в истерику во время медицинских процедур, постарались как можно скорее забыть.

А потом их опять усыпили…