Плюшевые мишки не умирают

Размер шрифта: 13

테디베어는 죽지 않아

TEDDY BEARS NEVER DIE

Originally published by Safehouse Inc.

Russian edition is published by arrangement with Safehouse Inc. through BC Agency, Seoull

Cover Art © Jee-ook Choi

Перевод с корейского Н. Приймак

Пролог

Восьмого числа около четырех часов утра в одном из элитных жилищных комплексов города Яму был совершен страшный теракт, не имевший определенного мотива. Преступник под личиной добродушного соседа разнес по квартирам тток[1], предварительно подмешав в него яд, и в результате девять человек погибли, двенадцать – получили тяжелые внутренние повреждения. Полиция мобилизовала все силы для поимки убийцы…

Любая история начинается с денег. Звучит как клише. Но что делать без средств в 2025 году, когда количество умирающих от теплового удара вследствие неуплаты счетов за кондиционирование близится к трехзначному числу? Без денег не получится ни дом найти, ни поесть, ни полюбить кого-то, ни даже с друзьями встретиться. Ведь чтобы любить, нужно ходить вместе в кафе или делить ложе. Для встреч с друзьями требуется дизайнерская обувь, чехол для мобильного телефона и кошелек. И это еще не все. Без денег невозможно совершить месть. Конечно, можно в гневе схватить какого-нибудь случайного ни в чем не повинного ребенка и влепить ему пощечину. Но так поступают не те, кто решил осуществить месть, а те, кто ее пережил. Поэтому все, что может сделать семнадцатилетняя Хваён прямо сейчас, – это хвататься обеими руками за новое божество и орудие смерти нашей эпохи – деньги. «Деньги делают невозможное возможным. Они могут положить начало чему-то и стать его же завершением». Давным-давно некто поведал девочке об этом, и она поверила.

Деньги – оружие, что, может, и не войдет в чью-то плоть, но точно ранит. И если тебе не посчастливилось ухватиться за рукоятку этого оружия при рождении, потом ты можешь это сделать, лишь продав душу.

Глава 1
Плюшевый мишка с топором

Хваён смотрела на пачку денег у нее перед глазами. Ёнчжин, главарь банды, как раз пересчитывал месячные взносы, собранные с ребят. От грязной налички шел настолько тошнотворный запах, что болела голова. «Интересно, сколько там? В этой ветхой квартирке площадью 79 квадратных метров живет больше десяти человек, и с каждого взимается минимум по несколько десятков тысяч вон», – пока Хваён проводила нехитрые подсчеты в своей голове, Ёнчжин завершил свои и объявил девушке, стоявшей тихо, словно осужденный в ожидании решения суда:

– Взнос повышен на пятьдесят процентов. Начиная уже со следующего месяца.

– Ты с ума сошел?

– Не нравится – никто не держит. Помимо тебя полно ребят, которые к нам хотят.

Ёнчжин, и глазом не моргнув, сгреб пачку денег в дорожную сумку. Хваён лишь злобно смотрела на него, покусывая губы. Спорить было не о чем.

Жилой комплекс «Радуга» располагался на окраине города Яму, в районе Вольпхёндон. Это маленькое здание было построено чуть более сорока лет назад на деньги бесчисленного количества обманутых местных жителей, трейдеров и инвесторов. Как и полагается, после заселения тут и там стали возникать различной серьезности споры, затем скандал из-за некачественного строительства наложился на самоубийство представителя компании-застройщика, а здание на много лет приобрело статус проклятого. Мало того что правоотношения между участниками конфликта были довольно сильно запутаны, так еще и следом началась борьба за наследство погибшего – в результате ситуация окончательно вышла из-под контроля.

Долгое время ходили разговоры о том, что именно из-за «Радуги» Вольпхёндон был исключен из проекта по перестройке. Между тем соседние районы в рамках всеобъемлющей реновации Яму преобразились в нечто новое, а те, кого радикальные изменения лишили крова, стекались сюда. Из всех зданий только «Радуга» имела мрачный облик и по этой же причине обзавелась репутацией «отстойника».

Естественно, это была среда, непригодная для обитания. Весь комплекс под обманувшим надежды названием был словно татуировками покрыт различными ругательствами и проклятиями, нанесенными красной краской из баллончика. Жители окрестных районов не приближались к «Радуге» ближе чем на сто метров, будто она стала зоной вспышки какой-либо инфекции.

Живущие в этом здании люди не просто не переезжали – они этого сделать не могли. Большинство из них были бездомными или преступниками, которые без спроса заняли пустые квартиры, а также людьми, обитающими в квартирах без депозита, – за месячную плату более низкую, чем средняя цена на рынке Яму. Ёнчжин же относился к последним. Примечательно, что он мог приобрести себе жилье, но не стал. Он рассудил, что, даже если бы купил квартиру, точные сроки реновации были бы все равно неизвестны, к тому же вокруг этого места было очень много шума, а значит, и вовлекаться в это было незачем. Но Хваён знала: фактическим владельцем квартиры был именно он и только на бумагах значилось другое имя. Вполне вероятно, что бандит позаимствовал имя какого-нибудь бездомного, с которым познакомился, купив тому бутылку сочжу[2] на станции метро. По словам соседок Хваён, Ёнчжин еще до совершеннолетия начал ввязываться в различные незаконные дела, так что мог и чужую личность украсть пару раз.

Интересно и то, что комнаты, которые главарь арендует помесячно, он сам сдает таким же способом. Не кому иному, как тинейджерам без крова. В любую эпоху и в любом городе всегда найдутся ребята, которым некуда податься. Они группками прячутся по влажным и холодным местам, словно крысы в канализации. И Хваён как раз одна из них.

– Пораскинь мозгами. Я всегда брал довольно дешево. Ты же знаешь, даже если я подниму аренду на пятьдесят процентов, все равно не найдется места лучше.

Досадно, но он был прав. За косивон[3], где она жила до этого, в месяц приходилось платить в два раза больше, чем здесь. Хваён затянула с арендной платой, и в итоге ее попросили вон, даже не дав забрать вещи.

Цены на жилье в Яму росли с каждым днем все больше. Началось это после того, как Министерство земли, инфраструктуры и транспорта представило план развития города, согласно которому не просто устаревший, а влачивший жалкое существование Яму должен был быть разрушен до основания, а на его месте появился бы ультрасовременный и экологичный университетский город. Выходило множество статей о том, что после создания организации, объединившей интересы общества и частных лиц, внешние инвесторы стали возами вкладывать в город деньги и скупать землю. Людей в Яму действительно становилось все больше, и город быстро изменился. Постепенно вырастали высокоэтажные здания, в какой район ни заглянешь – везде не утихали звуки стройки. Множество людей боролось за земельные права, и своим существованием они не сильно отличались от голубей на обочине. И пока город становился если не экологичным, то уж точно ультрасовременным, только в одном-единственном здании время замерло. А именно в жилом комплексе «Радуга».

В любом случае ответ Ёнчжина предполагал, что все уже решено. В миг, когда Хваён покинула бы это подобие городской канализации, перед ее глазами развернулась бы счастливая жизнь с возможностью изо дня в день поддерживать стабильность и даже зарабатывать деньги. Пока Ёнчжин беззаботно напевал себе под нос, девушка спросила:

– Почему ты так резко повышаешь аренду?

– Потому что ее повысил домовладелец. Я ему тоже высказал свое недовольство.

– Слушай, даже вранью есть предел. Каждый месяц столько ребят к твоим ногам с деньгами приползает; думаешь, я поверю в эту чушь? Остальные наверняка еще не знают. Им же тоже нужно заранее говорить…

– Естественно, не знают. У них-то все по-старому, это только тебя касается.

– Что?

Прервав речь Хваён, Ёнчжин прищурился, наблюдая за выражением лица девушки. Его глаза вызывали дискомфорт: они вбирали все в себя, словно провал посреди пустыни, куда уходит песок. Уголки его губ поползли вверх, и бандит добавил:

– Если бы ты выполняла свою работу так же беспрекословно, как это делают остальные, я бы так не поступал.

– Это случайно не из-за того, что было на прошлой неделе?

– Ну, может, да, а может, и нет.

Неделю назад Ёнчжин предложил Хваён сходить вместе с ним на «рыбалку». С условием, что он отдаст ей десять процентов выручки. Для главы группировки «рыбалка» была вторым источником дохода. Сначала человека ловят на крючок на анонимном сайте подержанных товаров или в рандомных чатах, используя в качестве приманки беспризорных подростков. Роль эта, как правило, достается молоденьким девушкам, на вид красивым, безобидным и слабым. Товары – бытовая и цифровая техника, противозаконные наркотические вещества или, бывало, даже сами девушки-приманки – выставляются на продажу под предлогом как можно больше сэкономить личные сбережения. От бесстыжих, ослепленных жадностью покупателей не бывает отбоя. И они с улыбкой до ушей и пачкой денег в объятиях ступают прямиком в ловушку. В районе красных фонарей неподалеку есть маленькая гостиница, которую Ёнчжин часто использует. По всей видимости, у них с владелицей есть какая-то связь. Поэтому на руках у него имеются дубликаты ключей от всех номеров. Стоит человеку победно войти в здание гостиницы – для него тут же наступает конец игры. Как только цель оказывается в растерянности, Ёнчжин с другими ребятами совершает неожиданное нападение. И хотя это называется «рыбалкой», на деле это обычный грабеж. Факт совершения незаконной сделки пресекает любые жалобы, а от свидетельств всевозможного телесного, психического и вербального насилия тут же избавляются.

Под «остальными» подразумеваются парни крепкого телосложения, отобранные лично Ёнчжином и готовые его слушаться. Многие ребята, с которыми жила Хваён, не просто тянулись к нему – человеку, нажившему свое состояние благодаря подлости и различной криминальной деятельности, – а считали его своей ролевой моделью. Почти всегда на «рыбалку» ходили одни и те же люди. Однако девушек, которые, будучи приманками, продавали свое лицо, приходилось менять уже после нескольких сделок.

– Это потому что я отказалась быть приманкой на «рыбалке»? Детский сад!

– Как детсадовка ведешь себя ты. Показываешь свою гордость где не надо. Кичишься тем, что работаешь в забегаловке, мол, ты одна у нас чистенькая.

– Оказывается, ты в курсе, что твои деньги грязные.

От слов про гордость Хваён захлестнул гнев, и она все же выставила ее напоказ. Осознав сказанное, девушка прикусила язык. В следующий миг атмосфера в комнате заледенела. Ёнчжин тихо пробормотал:

– Эй, Хван Хваён! Думай, что говоришь.

Девушка только уловила быстрое движение руки мужчины, а пепельница уже летела в нее. Хваён резко прикрыла голову руками и пригнулась. Черная пепельница с названием китайского ресторанчика ударилась прямо о кухонный шкаф, и ее лицо накрыл рассеявшийся по воздуху пепел. Она зашлась кашлем.

– Прекращай действовать мне на нервы и выходи со мной на предстоящую «рыбалку». Вопрос в том, есть ли у тебя желание оставаться в этом доме или нет. Будешь слушаться, сделаем вид, что разговора про повышение арендной платы не было.

– Дай время подумать.

– Срок – до следующих выходных. Лучше определиться побыстрее. А так и социальные связи укрепишь, и деньжат по-быстрому заработаешь; в противном случае не сможешь выдержать повышение оплаты в полтора раза каждый месяц и окажешься на улице.

Леденящую тишину прервал внезапно зазвонивший телефон Ёнчжина. На экране высветился незнакомый одиннадцатизначный номер. Он не был сохранен в контактах, но Ёнчжин, казалось, знал собеседника. Бандит схватил телефон быстро, будто бы ждал звонка. Кивнув подбородком в сторону Хваён, чтобы та проваливала, он вышел на балкон. «Даже дверь закрыл; с кем он там разговаривает?» – подумала девушка. Сегодня Ёнчжин почему-то казался ей более взвинченным, чем обычно. Она живо стряхнула с себя пепел и бросила взгляд в сторону денег на столе.

На самом деле у Хваён не было особой причины для отказа выходить на «рыбалку». Чувство справедливости? Остатки совести? Они ей были неведомы. Просто в тот вечер ей надо было на подработку. Конечно, по сравнению с тем, что она получала там, Ёнчжин предлагал гораздо больше. Но быстро бросить работу не получилось бы. Ведь Хваён нужны были деньги. И нужно было очень много, но поскольку она была несовершеннолетней, использовала фейковый адрес и не имела полноценного опекуна, на работу ее мало кто брал. Поэтому девушка сильно дорожила своей работой в закусочной на перекрестке, добытой с таким трудом.

Десять автобусных остановок – и вот он, перекресток учености, крупнейшая улица хагвонов[4] в Яму и своего рода Мекка в сфере образования. Ресторан быстрого питания – местный центр притяжения – представлял собой большое заведение, которое всегда было забито вечно спешащими и голодными школьниками. Работать было тяжело, и даже взрослые часто почти сразу же уходили оттуда. Хваён наняли на время из-за нехватки рук, но менеджер постоянно терзался из-за того, что она была несовершеннолетней. Если бы Хваён не сочинила слезливую историю (мол, мама умерла от болезни, после чего ответственность за содержание легла на злую тетю, сестру отца, которая ее даже не кормила), девушке бы даже это место не досталось. Было очевидно: если узнают, что в этом ни капли правды, тут же безжалостно уволят.

И еще кое-что. План по развитию Яму набирал обороты, и по всему городу были развешаны слоганы «Город Яму – отличное место для развития детей». Всего лишь неделю назад Национальное агентство полиции заявило о намерении усилить общественный порядок. Ёнчжин помимо «рыбалки» мог зарабатывать и благодаря другим мелким или тяжким преступлениям, так что, даже если Хваён разок поможет ему и что-то вдруг пойдет не так, полное фиаско потерпит именно она. А если девушку поймает полиция и отправит, например, в исправительное учреждение для несовершеннолетних, она больше не сможет заработать денег, и даже хуже – потеряет то, что уже удалось накопить. Абсолютное зло существовало всегда, а единственная цель Хваён – успешно копить средства, пока их не будет достаточно. И до тех пор ей нужно просто тихонько продержаться.

Ёнчжин продолжал разговаривать по телефону, повернувшись спиной. Хваён протянула руку к пачке налички в дорожной сумке, что бандит уже успел подсчитать. Быстрым движением она сунула в карман банкноту в пятьдесят тысяч вон – и тут Ёнчжин обернулся. Хваён показала ему средний палец и выбежала из квартиры 303. Пора было идти на подработку.

* * *

Баланс счета – 4 469 000 вон. Всего лишь одна пятая от необходимой суммы в двадцать миллионов. Прокручивая в голове это число, Хваён села на метро и направилась в совершенно противоположную от «Радуги» сторону – в западную часть Яму. Реконструкция в этом районе продвигалась быстрее всего, и теперь он выглядел как самый настоящий элитный квартал. Гриндон[5]. Район с самыми дорогими в городе квартирами и домами, расположенными на достаточном друг от друга расстоянии.

Время – три часа дня. До начала смены еще два часа. Как и всегда, Хваён переоделась в туалете подземки. В форму с нелепым зеленым галстуком. Она подобрала костюм рядом с баком для вещей на переработку, где некто оставил его в пакете. Два раза в неделю девушка надевала эту форму и превращалась в студентку частной христианской школы-интерната. Учебное заведение находилось не так близко к богатому району и не так далеко от него – просто идеальный вариант. Закончив репетировать приветливое, простодушное и искреннее выражение лица в зеркале, Хваён взяла в руки Библию и переносной ящик для пожертвований – его она стащила, когда прошлой зимой подрабатывала одним днем в Армии спасения[6], – и легким шагом направилась к «Видам природы».

ЖК «Виды природы».

Лучший жилой комплекс вип-класса в Яму и полная противоположность «Радуге». Здесь жили представители политических и финансовых кругов, накопившие достаточно денег и оставившие карьеру артисты, крупные чиновники и коренные жители Яму, которые раньше всех получили сведения о программе развития и накупили земли. Комплекс из двадцати корпусов, где каждые апартаменты занимали целый этаж с холлом и личным лифтом. Говорили, что очень большое внимание было уделено шумоизоляции между этажами: можно хоть всю ночь гулять на вечеринке, и ни один звук не просочится наружу.

Охрана, разумеется, была очень строгой. Повсюду, словно чансыны[7], стояли охранники в костюмах-тройках и внимательно наблюдали за каждым вошедшим. Без пропуска внутрь здания войти было невозможно, а гости могли пользоваться только специальным гостевым проходом и лифтом. Когда кто-то заказывал доставку еды, ключ от мотоцикла или машины курьеры должны были оставить на посту охраны, затем они обязывались показать содержимое заказа, и только после этого им выдавали ключ от лифта. Об этом Хваён рассказывала соседка Чуа – она подрабатывала в доставке.

Девушка также слышала, что в первый заезд жильцов такого еще не было. По крайней мере, отдельный проход для гостей точно оборудовали позже. На этапе раздачи квартир визитной карточкой «Видов природы» были уютные и экологичные апартаменты премиум-класса, с верхних этажей которых открывалась панорама на Желтое море и своего рода позвоночник Яму – гору Мувансан. И смена стратегии в сторону строгой закрытости была проведена не без причины.

Так вот, произошло это три года назад. Один псих разнес по комплексу, в котором в самом разгаре был заезд новых жителей, отравленный тток. В этом инциденте девять человек погибли, двенадцать – получили травмы. Вскоре преступник опубликовал видео с признанием и покончил с собой, и только тогда его нашли. Это дело запомнилось как самое жестокое убийство за всю историю Яму.

Хваён с трудом подавила далекие воспоминания, что так и норовили вырваться наружу. Сейчас не время думать об этом. Деньги – ей нужно было заработать деньги. Они могли коренным образом изменить жизнь Хваён, они же могли положить конец чему угодно. Только от ее навыков зависит, сколько она сможет заработать сейчас, за два часа до смены в ресторане. Девушка с уверенностью подошла к охранной будке у ворот и протянула гостевой пропуск. Охранник хорошо знал ее в лицо и открыл дверь без каких-либо дополнительных проверок. Он подал сигнал в пятьсот восьмую квартиру, чья владелица выдала карточку гостя, и пробормотал:

– Ты такая набожная. О чем ты усердно просишь Бога?

В ответ школьница произнесла «Аминь», показав «нежную и непринужденную улыбку № 1», которую репетировала перед зеркалом в метро. Охранник произнес:

– О чем молиться тем, у кого все есть!

«А это, знаете ли, мне и самой интересно. Но на свете слишком много семей, у которых наряду с деньгами имеются темные истории», – парировала про себя Хваён и все с той же нежной улыбкой пересекла внутренний дворик, после чего остановилась напротив входа в здание, где располагалась квартира 508. Она ходила сюда два раза в неделю. Читала молитвы с главой протестантской общины «Видов природы» и развлекала женщину беседами. Заработок нефиксированный, но добрые тетушки с кучей времени и денег были обычно щедры. «Пожертвования идут на помощь нуждающимся через христианский кружок “Восхваление Господа” старшей школы Ёнгван» – волшебная фраза, написанная на втягивающей в себя наличку маленькой коробочке для пожертвований. Зарплата обеспечивала девушке расходы на жизнь, но копить деньги ей позволяла именно благотворительность. Хваён просто решила разок попробовать, вдохновившись рождественскими благотворительными сборами Армии спасения и документалкой о христианском школьном кружке, но даже представить не могла, что все пойдет настолько хорошо.

С другой стороны, это было предсказуемо. Весь Яму в красных крестах, и этот район не сильно выбивался. В каждом здании жило огромное количество прихожан, поэтому пасторы ожидаемо были очень заняты. Очень-очень заняты. А даже если и не заняты, то верующих было так много, что разъезжать с целью привлечения новых было просто незачем. Хваён хорошо обосновалась в этой нише. Более того, ее по-особенному чистое, невинное лицо и хрупкое телосложение, от которого не исходило никакой физической опасности, отлично справлялись с усыплением внимания охраны.

Женщина из пятьсот восьмой, которая оформила Хваён гостевой пропуск, потеряла младшего брата из-за событий трехлетней давности. Говорят, до этого она была прилежной христианкой, но с тех пор перестала ходить в церковь и теперь все время сидит дома. Эта самая женщина посчитала вполне логичным, что в годовщину смерти брата она увидела, как Хваён, ужасно напоминающая ее маленькую племянницу, спорит с охранником у дома. И с готовностью протянула руку помощи; Хваён же возвращала долг своей искренней верой и утешением. С тех пор прошел уже год. В последнее время они больше беседовали друг с другом, нежели молились. Женщина делилась с ней разнообразными мелочами жизни. Например, интересовалась, приходятся ли девушке по вкусу новые духи, насколько сильно пахнут прибывшие из Англии чайные листья, что она ела на обед или какой фильм посмотрела в выходные. Хозяйка пятьсот восьмой квартиры даже познакомила ее с другими пожилыми людьми из жилого комплекса. Девушка нажала на звонок, и вскоре входная дверь отворилась.

– Заходи, пожалуйста.

С Библией в обнимку Хваён радостно поприветствовала женщину, как и всегда. Лицо напротив показалось темнее обычного. На столе в гостиной, словно ожидая ее прихода, стояла чашка свежезаваренного «эрл грея» с персиком. Хваён не особо разбиралась в чае, но этот был ее самым любимым. Когда она подумала о том, насколько красив солнечный свет, проникающий сквозь панорамное окно, женщина спокойным голосом сказала:

– Больше можешь не приходить.

Хваён чуть не выронила чашку.

– Что-то случилось?

– На прошлой неделе, после того как ты ушла, мне обо всем рассказал соседский мальчик твоего возраста. В той христианской школе-интернате и форму, и название клуба уже давно сменили. Но, что важнее, подобный сбор средств в частном порядке больше не проводят.

В голове стало пусто – ни одна мысль не приходила на ум. Хваён казалось, будто она разучилась говорить.

– Сначала я ему не поверила. Мы же не раз и не два встречались. Уже больше года видимся. Мы о стольком с тобой говорили, я ведь и подумать не могла, что такое возможно. А потом одни мои дальние родственники рассказали, что их ребенок поступил в эту школу. И я решила уточнить. Спросила, есть ли среди первогодок[8] клуба ученица по имени Хван Хваён.

– …

– Знаешь, как я себя чувствовала в ожидании ответа?

– Простите.

И все. Это лучшее, что девушка смогла выдать, с усилием открыв рот. Руки женщины, сжимающие чашку, были смертельно бледны. Даже если бы она прямо сейчас вылила этот чай на неё, Хваён все равно не выдавила бы ни слова.

– Я все понимаю. Тебе нужны деньги. В этом мире деньги много на что нужны. Мне не жаль того, что я отдала тебе. Но я не могу смириться с тем… с тем, что все твои выражения лица, показанные мне, все проведенные между нами беседы – все это вранье. Что вообще в тебе настоящего? Есть хоть какая-то доля правды в том, что я видела или слышала? Говоришь, что ты тоже кого-то потеряла в том инциденте? Что понимаешь мое горе? Не важно, насколько ты молода и отчаянна… Люди так не поступают.

Казалось, сердце вот-вот взорвется. Не то чтобы Хваён не предполагала, что такой день однажды настанет, но уж точно не думала, что будет чувствовать себя так. Словно заставляет страдать дорогого человека, словно ранила его. «Может быть, мне нужно было соскочить до того, как мои эмоции дойдут до этой точки? Но как определить, когда пора?» – размышляла она.

– Давай на этом закончим. Надеюсь, впредь мы видеться не будем.

– Простите, пожалуйста…

Ей хотелось без малейшего промедления покинуть это удушающее пространство. Еще неделю назад оно было комфортным местом для отдыха и работы – теперь же превратилось в ад. Хваён сорвалась с места, но остановилась перед тем, как выйти за дверь. Глядя в спину женщине с безнадежным выражением лица, она тихо произнесла:

– Ложью было не все. Поверьте мне, пожалуйста.

Девушка вышла из жилого комплекса и побежала к метро. Ящик для пожертвований выкинула в мусорку под ожидающим сноса электрическим столбом. Она плохо поступила, и ей хотелось плакать. Но даже если Хваён заплачет, утешить ее будет некому, и сама себя она тоже утешить не сможет, поэтому слезы пришлось проглотить. Вот-вот должна начаться смена. Хваён снова переоделась в туалете на станции метро, после чего в ожидании автобуса обдумывала последние слова, сказанные той женщиной: «Люди так не поступают». «Люди так не поступают. Но ведь в дальнейшем я совершу что-то еще более ужасное. Есть ли во мне хоть какая-то доля правды? Без понятия. Допустим, правда – это содержимое под оболочкой, но что вообще могло остаться у меня после смерти мамы?»

Тем не менее их разговоры и пролитые вместе слезы были настоящими, кто бы что ни говорил. Хваён хотелось поведать женщине хотя бы об этом, но, согласно финалу притчи про мальчика, который кричал «Волки!», среди множества лжи маленькая правда выделиться не может. В автобусе до забегаловки она, словно песню, прокручивала в голове сумму в двадцать миллионов вон. Двадцать миллионов. Ей нужны эти двадцать миллионов. За двадцать миллионов и душу продать можно. Двадцать миллионов. Двадцать миллионов – не такая уж большая сумма[9]. Среди стеклянных высотных зданий, вновь вырастающих в Яму, на двадцать миллионов и не проживешь даже. Но на них можно похитить одного человека. Не важно, каким способом. Хваён закрыла глаза, и в голове раздался чей-то голос. Тот, который до сих пор заставлял ее двигаться дальше.

– Знаешь, почему я этим занимаюсь? Потому что цена человеческой жизни одинакова как под дулом пистолета, так и на лезвии ножа.

«Поэтому я заплачу за нож и пистолет, за правду и месть», – подумала Хваён.

* * *

В мире существует разная ложь. Добрая и злая. Большая и маленькая. Есть ложь, сравнимая с катастрофой, а есть ложь, что на деле не имеет особого значения. Например, когда на вопрос о том, что делал вчера, кто-то вместо «лежа играл в компьютерные игры» говорит: «учился». Или ответы на вопросы о том, когда у тебя день рождения – восемнадцатого или двадцать четвертого апреля, – или сколько тебе лет – пятнадцать или семнадцать. Но любая ложь рано или поздно приводит к катастрофе. Большая – разрушает всё под собственным весом, а маленькая, будничная ложь, – лишь стоит кому-нибудь ее раскрыть, – может быть тут же использована против тебя. Хваён, живя в таком быстро меняющемся городе, как Яму, вооружила себя враньем, и сегодняшний день умудрилась украсить обоими видами лжи.

Девушка успела нажарить уже триста порций куриных наггетсов и около четырехсот порций картофеля фри. И тут менеджер вызвал ее к себе. У человека есть такое свойство, как интуиция. Стоя перед плотно закрытой дверью комнаты для персонала, Хваён испытала дежавю. Лишь дверь приоткроется – тут же в жизни появится брешь. Что-то точно начнется… Но не открыть ее было нельзя. У Хваён не было сил уклониться. Она сделала глубокий вдох и осторожно толкнула дверь. Менеджер сидел со сложенными на груди руками и всем своим видом источал серьезность. Перед ним лежал документ. Резюме, которое Хваён отправила при устройстве на работу.

– Почему ты соврала?

Очевидно, что сегодня неприличное божество правды решило выбрать ее в качестве своей жертвы. Иначе такие ситуации не произошли бы одна за другой. В резюме наряду с фотографией со школьного удостоверения бесконечно длинным списком был представлен разнообразный опыт работы на раздаче еды и перечень однодневных подработок. Менеджер указал на графу с датой рождения:

– При подаче заявления ты же сообщила, что тебе семнадцать.

У Хваён выступил холодный пот. У нее не было выбора. Тогда ей было на два года меньше – пятнадцать. Она и сейчас была несовершеннолетней, но пятнадцатилетних ребят, которые еще учились в средней школе, почти не брали на работу. Даже если и нанимали, то с легкостью увольняли, как только появлялся другой кандидат или же вокруг них начинали виться движимые злым умыслом взрослые. К тому же Хваён думала, что менеджер все знает. Думала, что он в курсе, но закрывает на это глаза.

– Подобное тянет на подлог, а это очевидное преступление.

Он имеет в виду справку о семейных отношениях, письменное согласие родителя и медицинскую справку, которые девушка принесла в первый день работы. В справке о семейных отношениях ей пришлось соврать о возрасте, а родительское согласие подписать было некому. То же касалось и медицинской справки. «У, Ёнчжин, ну ты и сволочь. На подлоге точно не поймают – твои слова. Я вообще-то столько денег тебе отвалила», – возмущалась про себя Хваён.

Сегодня весь день был такой. В груди, словно лава после извержения вулкана, разливалось что-то горячее неизвестного происхождения, и ни единого слова не могло сорваться с ее губ. Хваён не успела даже оправдаться: менеджер холодным тоном оповестил ее о том, что они уже нашли нового человека и больше приходить не нужно. Казалось, будто невидимая рука упорно тащила девушку к Ёнчжину.

Хваён вышла из комнаты персонала и снова встала за фритюрницу. Как назло, сейчас период экзаменов, и ресторан был по уши в работе. Эмоциональные школьники и их родители заходили сюда за готовой едой и уходили, словно прилив. Оставалось совсем немного до полуночи, когда Хваён завершила свою последнюю и бесполезную смену наедине с фритюрницей. За окном все так же ярко сверкали огни хагвонов. Менеджера, видимо, настигло запоздалое чувство вины, и он заверил, что не мог иначе, ведь после появления слогана «Город Яму – отличное место для развития детей» главный офис начал проводить проверки.

Хваён знала, что извиняться должен был не менеджер. Это она напортачила. В течение года обманывала старую женщину и предала ее, соврала в резюме и подделала медицинскую справку – все это ее вина. Девушка вернула фартук с шапочкой и покинула заведение. Желудок очень не вовремя забурлил. За целый день она съела только бургер и картофель фри, который спалила из-за неправильно выбранной температуры.

– Есть хочется.

Желудок, не заботясь о чувствах Хваён, продолжал урчать, и она почувствовала досаду. По улице энергично сновали ребята в школьной форме. Ее взгляд остановился на одной маме с дочкой. Ребенок с раздраженным лицом был одет в форму школы, в которую когда-то ходила сама Хваён. Женщина приятной наружности – по всей видимости, мама – открыла коробочку с обедом, зачерпнула одну ложку и протянула дочке, но та оттолкнула ее руку и бегом направилась к зданию хагвона. Расписание дополнительных занятий было очень плотным, поэтому на этой улице изо дня в день можно было увидеть родителей, которые приносили с собой еду.

– Мне тоже хочется маминой еды…

Когда-то и у Хваён так было. Каждый вечер в небольшом, но вполне пригодном для семьи из трех человек доме они ели мамины блюда. Папа отвечал за мытье посуды, мама же после еды спешила к дивану в гостиной. Она была постоянной зрительницей сериалов, выходивших по вечерам. И Хваён, предварительно набив рот очищенными папой фруктами, похлопывая по своему вздувшемуся животу, садилась рядом с ней. Дома в воздухе витал кисловатый запах кимчхи ччигэ[10], а звуки телевизора и посуды, которую мыл папа, гармонично сплетались в один. Эти воспоминания настолько давние, что теперь кажутся чем-то из прошлой жизни.

С тех пор как она перестала ходить в школу, тоже прошло довольно много времени. Куда же делась школьная форма? Теперь уж и не вспомнить. С трудом набрав необходимый лимит посещаемости, она выпустилась из средней школы – и на этом все. Когда Хваён отдалялась, именно мама всегда приводила ее назад, но теперь мамы нет. И она не чувствовала нужды возвращаться. Девушка стояла на углу перекрестка, заполненного всевозможными рекламами хагвонов и неоновыми вывесками, и растерянно оглядывалась вокруг. Ее поле зрения пестрило множеством лиц родителей с детьми. Но никто из них не был похож на нее саму. Хваён достала телефон и отправила сообщение Ёнчжину.

Я согласна. Оставь аренду прежней.

И вот стоило ломаться?

Ёнчжин ответил так, будто ждал, что она напишет. Хваён пешком направилась в сторону «Радуги». Сегодня ей хотелось идти как можно дольше. До тех пор, пока она не износится, как старые потрепанные кроссовки, пока не сотрет себя в маленькую точку, чтобы никто не смог ее найти.

Девушка шла уже где-то около часа. Голодный желудок, видимо, наконец осознал, что, как бы он ни молил, ему ничего не дадут. Даже у голода бывает критический момент. Если пережить промежуток, когда в рот хочется закинуть что угодно, в итоге наступает до странности легкое состояние. Живот будто объявляет забастовку, аппетит уходит, и теперь, наоборот, больше ничего не хочется съесть.

Вдалеке показалось здание «Радуги»: с каждым шагом оно становилось все ближе. Хваён как раз проходила мимо утонувшего в темноте жилого дома. Вдруг на углу переулка она ощутила чье-то присутствие. Девушка повернула голову и осмотрелась. В бежевом свете уличного фонаря скопилась огромная куча еще не переработанного мусора, вокруг которой слонялись голодные бездомные кошки. Между мусором и стеной она вдруг заметила нечто вроде бы сферическое. Под фонарным столбом сверкали круглые черные глаза. Они сильно выделялись на фоне свалявшейся грязной шерсти. Хваён подошла на шаг ближе. Кошки, окружившие плюшевого медведя, взглянули на нее и отступили. Теперь в переулке остались двое: она и комок шерсти.

– Улыбчивый мишка.

Девушка пробормотала утерянное имя плюшевого медведя. Долго вглядывалась в усеянные царапинами пластиковые зрачки. Затем протянула руку, уложила его в свои объятия и вслух поздоровалась:

– Привет, давно не виделись.

* * *

Улыбчивый мишка снискал невероятную популярность, когда Хваён была тринадцатилетней школьницей. Изначально он задумывался как временный персонаж для рекламного ролика компании по производству кухонных принадлежностей, но ошеломленный вид милого медведя с посудой в лапах породил множество мемов и стал хитом. Компания поняла, что персонаж может принести выгоду, и тут же стала продавать связанный с ним мерч и мягкую игрушку. Он был настолько популярен, что приносил доход, гораздо более значимый в сравнении с прибылью от основных товаров компании. Вскоре запустили мультфильм, начали публиковать вебтун[11] под названием «Повседневная жизнь мишки», один за одним стали появляться и его друзья. Не было ни одного человека, который бы не любил светлые, невинные глаза и приятную улыбку этого плюшевого медведя. Он нравился всем. Производство не поспевало за растущим спросом – то были его золотые дни.

Разумеется, Хваён тоже его любила. Мишка был милым и очаровательным и к тому же позволял зарабатывать на карманные расходы. После того как ее папа сбежал, предварительно лишившись своего состояния из-за мошенничества с недвижимостью и взяв большой заем, Хваён и ее мама стали жить в косивоне 202 комплекса «Грин Виллидж». Стоило только открыть дверь, как взгляд тут же встречался с медведями, укрывшими собой весь пол. Точнее сказать, с их пустыми мордочками – у них поначалу не было зрачков. В средней школе Хваён целыми днями пришивала им глаза, за что и получала деньги. После сотого стежка мышцы становились деревянными, а зрение – нечетким, она чувствовала, будто ее собственные глаза вот-вот выскочат, и тем не менее это занятие приносило ей искреннее удовольствие. Ей казалось, что, пришивая пластиковые глаза разноцветным плюшевым медведям, она вдыхала в них настоящую жизнь. Именно глаза Улыбчивого мишки излучали ту теплоту и невинность, которые делали всех вокруг счастливыми.

Хваён не расставалась с ним ни дома, ни даже в школе. Тогда она не понимала, зачем нужно ходить на учебу. Мама говорила, что это обязательно, и девочка посещала занятия, но учителя, проработавшие в школе более тридцати лет, выглядели так, будто им даже дышать скучно, а одноклассники были безразличны к ребенку, не похожему на них. По удачному, хоть и бесполезному, стечению обстоятельств Хваён получила место в престижной средней школе, которую считали лучшей в Яму, но провела школьные годы в одиночестве. У нее не было ни модных брендовых худи, ни смартфона последней модели, с которого можно было звонить когда угодно, ни большой гостиной, где можно было бы праздновать день рождения с друзьями. Открыто над девочкой не издевались, но она никак не могла приспособиться. Хваён тратила свободное время в школе впустую, пока однажды не начала таскать с собой плюшевых медведей разных размеров. На перемене, во время обеда, самостоятельного обучения и в другие промежутки времени, когда было нечем заняться, она доставала из рюкзака игрушку и пришивала ей глаза. Несколько ребят, которым нравилось провоцировать других, стали называть ее «глазастым призраком». Самой Хваён это прозвище пришлось по душе.

Еще у нее был друг, с которым они вместе занимались этим делом. Хотя продолжалось это недолго.

Вспоминая о прошлом, Хваён поняла, что провела больше времени с медведями, чем с людьми. Ее мама была домработницей высшего класса и была всегда занята на работе. Женщина была аккуратна от природы и считалась мастерицей на все руки, поэтому многие компании хотели с ней сотрудничать.

Из-за специфики маминой профессии они могли проводить время вместе только по выходным. По пятницам ближе к ночи мама возвращалась домой после работы в чужом доме, прихватив оттуда кучу дорогой еды и фруктов. Вдвоем ютясь на узкой односпальной кровати, они смотрели сериалы по телевизору размером с лист формата А4, расспрашивали друг друга о произошедшем за неделю, пока вдыхали новую жизнь в плюшевых медведей. Хваён любила такие моменты. «Когда эти воспоминания поблекнут или даже исчезнут совсем, я, скорее всего, умру». Она до сих пор так считала и потому продолжала изо дня в день реанимировать угасающие частички памяти. Все проводимое за этим занятием время, что было то скоротечным, то бесконечно долгим, могли бы заменить собой глаза Улыбчивого мишки.

Однако, как говорилось в одной сцене из любимого мамой гонконгского фильма, «у всякой любви есть срок годности»[12]. Срок Улыбчивого мишки истек ровно через год: выпущенные «Мишкины друзья» провалились в продаже, и прибыль пошла на спад. Медведь с неизменно улыбчивой мордочкой превратился из милого и счастливого в безвкусного и отстойного, а спустя некоторое время произошел тот самый случай.

С начала заселения в жилой комплекс «Вид природы» прошло около двух лет. В осеннюю пору многие занимались переездом. Машины с вещами прибывали по несколько раз в день, новые соседи, которых еще никто не видел, приходили за согласием на проведение работ по отделке и перепланировке, а потому никто не заподозрил ничего плохого в тарелке с ттоком возле своей двери.

В круглой миске лежал медовый тток из коричневого риса и злаков. От гладкой блестящей поверхности исходил аппетитный аромат кунжутного масла. Кто бы мог подумать, что внутри среди сладкого меда и семян кунжута окажется яд? Кто-то съел угощение, кто-то – нет. В начинке разноцветного, будто радуга, ттока смешались яд рыбы фугу тетродотоксин, цианистый калий, мышьяк и другие ядовитые вещества, которые можно было увидеть в криминальных фильмах. Всего умерло девять человек, двенадцать – сильно пострадали. Среди погибших оказалась и мама Хваён.

Вернувшись домой после затянувших все вокруг в хаос похорон, девочка увидела, что один медведь до сих пор лежал в комнате. Единственная игрушка, оставшаяся после отправки партии. Невинные пластиковые глаза будто бы говорили: «Остались мы вдвоем – ты да я». Все это время она ничего не чувствовала, а тут вдруг слезы полились рекой. Хваён привалилась к стене и плакала, пока силы не покинули ее. Девочка в истерике билась головой о стену и сотрясалась в рыданиях, а в комнате стояла мертвая тишина. Это молчание – одиночество, в котором Хваён теперь предстояло жить. Она провалилась в сон, а как только открыла глаза, взяла медведя, что продолжал улыбаться своей обычной едва заметной улыбкой, вышла на улицу и засунула его в ржавый контейнер для поношенной одежды. Произошло это три года назад.

Поэтому можно сказать, что Улыбчивый мишка был с рядом с Хваён как в мгновения счастья, так и в моменты отчаяния. Совсем как сейчас.

Девушка подумала, что они с игрушкой переживают одинаковые взлеты и падения. Хваён всмотрелась в невинные зрачки напротив. Правда так было или нет – она не знала, но почувствовала, будто эти пластиковые глаза смотрели на нее в ответ. Возможно, когда-то в прошлом она вернула жизнь и этому плюшевому медведю. Хваён взяла его – старого, потертого и источающего отвратительный запах – в руки и побежала. В таком же старом и потертом, как медведь, худи, она пересекла ночную улицу с игрушкой на руках.

До «Радуги» Хваён добралась ближе к двум часам ночи. Вместо того чтобы сесть в скрипучий лифт, она решила тихонько подняться по лестнице. Вот показался второй этаж. И тут она услышала, как между этажом, где находилась квартира 303, и четвертым кто-то разговаривал. Судя по голосу – Ёнчжин.

– Я проверил сумму. Вам следует действовать так, как я объяснял ранее на складе у рыбного места. Все улажено. Тогда увидимся позже. Да.

Затем, приглушенное плевками, раздалось постукивание по перилам. Оно было мягким. Хваён знала, что это за звук. В дни, когда Ёнчжин завершал подсчеты месячной аренды, он часто стучал по столу или стене толстой пачкой денег. Мужчина начал спускаться с лестницы, напевая себе под нос. Хваён притаилась в темноте второго этажа. Интуиция подсказывала, что сейчас пересекаться с ним нельзя. А на втором этаже как раз не так давно сломались сенсоры светильников – вот уж действительно повезло. Постукивание пачкой денег по лестничным перилам медленно приближалось. Сквозь щель между лестницей Хваён ухватила взглядом руку Ёнчжина и то, что было в ней зажато. Пачка денег была не зеленого, а желтого цвета[13]. По пятьдесят тысяч вон. Ей было интересно, что и где он сделал, чтобы ему дали столько денег, но спрашивать она об этом пока не будет. Ничего хорошего из такого любопытства не выйдет.

Ёнчжин пересек коридор и вошел внутрь триста третьей квартиры. Хваён специально выждала подольше и зашла домой через полчаса. В гостиной главарь и его приспешники пьянствовали. Раскрасневшийся Ёнчжин посмотрел на девушку и с полной презрения улыбкой издевательски произнес:

– Жду не дождусь увидеть, насколько крупную рыбку сможет подцепить наша новая приманка.

На балконе с грохотом работала древняя стиральная машинка, повсюду висело небрежно развешанное ребятами белье, которое полностью высохло, но источало запах гнилого тряпья. Один из подручных Ёнчжина, что были в приподнятом настроении, бросил в Хваён креветочные чипсы. Она почувствовала резкий прилив гнева, но усилием воли подавила его. Не стоит рисковать. С трудом добытые четыре миллиона вон и старый плюшевый медведь – это все, что у нее осталось.

Девушка молча направилась на балкон к стиральной машине. Повернув водопроводный кран, что располагался рядом, Хваён налила воды в кочующий из рук в руки тазик. Добавила моющего средства, вспенила воду, а затем начала заботливо стирать плюшевого медведя. Каждый раз, когда она с силой сжимала отяжелевшее от влаги тело, все вокруг заливала грязная вода. Чем больше краснели руки Хваён, тем больше грязи выплевывал мишка и тем чище при этом становился.

Стирка заняла около часа. Хваён выжала остатки воды, взяла игрушку и отнесла к себе в комнату. В большой комнате, примыкающей к ванной, жили четыре девушки. Соседка по имени Чуа вернулась рано и теперь усердно лазила в телефоне, накрывшись одеялом. Она крикнула Хваён, которая у окна за прищепки подвешивала мягкую игрушку:

– О! А я его знаю. Это тот допотопный персонаж, который когда-то был в ходу. И все же: серьезно? Ты на «рыбалку» собралась? Всегда же говорила, что ни за что не пойдешь.

– Ёнчжин, ублюдок, угрожал мне, что поднимет аренду, так что выбора не было.

– Будь осторожна. Я тоже ходила и пару раз чуть не напоролась. Твою мать, сколько я ему сигналов отправила, а он ни хрена не торопился. Я думаю, он специально медлит. Не доверяй этому придурку.

– Спасибо за сеанс психологической помощи. Жаль только, он не особо мне поможет.

Хваён оставила медведя сушиться у окна и легла на свою часть матраса, размышляя о том, стоит ли брать с собой средства самозащиты: «Так, посмотрим. У меня есть только кухонный нож с тупым лезвием. Как же быть? Может, стоит купить электрошокер? Но на такое даже деньги жалко тратить».

– Средство от насекомых. Возьми его. Эффект от попадания на лицо просто отличный. А если и зажигалка есть, то можно огнем обдать. Прям как дракон.

– Средство от насекомых?

– Ага, мне Мирим рассказала. Как она могла уйти и даже не попрощаться?

– Сказали, что она домой вернулась. С ней все хорошо.

– По-твоему, вернуться туда, где отец кулаками машет, – это хорошо? А, кстати, отвертка! Ее тоже возьми. Она ж острая. Довольно опасная штука.

Чуа снова сосредоточилась на своем телефоне. После того как соседка получила права и начала подрабатывать в доставке, она стала гораздо больше времени пялиться в экран. Хваён залезла под одеяло и подумала о лжи, которой она, словно холодным оружием, во всех без разбора тыкала. А еще о банковском счете и двадцати миллионах. Но только не о том, что будет после того, как она осуществит свой план. Она просто не могла этого представить. Улыбчивый мишка, повисший на ярко-желтых прищепках, словно приговоренный к повешению преступник, наблюдал за тем, как Хваён ворочается. Его черные неживые глаза странно сверкали.

Девушка собиралась лечь спать, но в спину уперлось что-то твердое. Она поводила рукой, чтобы распознать предмет. Им оказался брелок для ключей в виде миниатюрной вазочки с патбинсу[14]. Хваён получила его в качестве бонуса за покупку, когда прошлым летом они с Мирим ели десерт на общие деньги. Соседка повесила его себе на телефон. «Видимо, упал, пока собиралась в спешке? Очень жаль», – не слишком задумываясь, Хваён прицепила брелок к своему рюкзаку.

Пролетела неделя, приближалась запланированная на выходные «рыбалка».

* * *

То утро было сумасшедшим. Хваён и так была вся на нервах из-за приказов Ёнчжина – мол, скачай приложение для сделок, сделай нормальное селфи, – так еще и Чуа, с которой они жили в одной комнате, уже третьи сутки наводила панику и просила выкинуть игрушку, от которой ей якобы дурно. Говорила, что видела, как та двигается по ночам или что-то вроде этого. И тыкала в лицо постами из интернета типа «Почему нельзя бездумно подбирать выброшенные кем-то вещи и игрушки».

– Когда ты уйдешь на «рыбалку», я же тут одна останусь! Сегодня дома вообще никого. Мне не по себе и до смерти страшно, понимаешь?! Я тебе говорю, она реально двигалась!

В итоге Хваён запихала игрушку в свой старый рюкзак. И взяла с собой минимальные средства защиты, отвертку и спрей от насекомых, о которых чуть не забыла. Рюкзак вздулся так, будто был готов взорваться. Как только она вместе с бандой Ёнчжина залезла в Hyundai Starex, ее обдало неприятным запахом пота. Главарь же по какой-то неведомой причине пребывал в хорошем настроении и довольно долго напевал себе под нос.

Спустя полчаса они прибыли в Нанчжиродон – ближайший к «Радуге» увеселительный район, где не действовали никакие законы. Самый крупный в Яму, но при этом расположенный дальше всего от центра города. Магазинчики с незаконными пристройками и улочки, разбросанные в сложным, словно лабиринт, узоре, а также следы ночного веселья, что похожи на расставленные ловушки. Возле мэрии каждые выходные устраивали протесты с требованием как можно скорее сровнять с землей этот убогий район и устроить там зеленую зону. «Сегодня просто отвратительный день», – подумала Хваён после того, как вылезла из минивэна и наступила в лужу чьей-то рвоты. Она вытирала обувь о тротуар, когда Ёнчжин с зажатой меж зубов сигаретой подошел к ней и в сотый раз начал описывать весь процесс.

– Ты же скачала приложение? Тебе нужно только привести цель в упомянутое мной место. Можешь встретиться лично и проводить, можешь просто попросить туда прийти – мне все равно. На улице есть риск возникновения непредвиденных ситуаций, так что последний вариант проще.

А затем добавил таким тоном, будто делает одолжение:

– Да ладно тебе, ты же не тело свое продаешь; максимум сообщениями пару раз обменяешься и гонорар получишь – разве не прибыльное дело?

Хваён ничего не ответила, лишь, в соответствии с указаниями Ёнчжина, сфотографировалась, установила фото в профиле и написала пост с предложением. В нем говорилось, что она продает айпад и сахар. Естественно, никакого планшета не было. Как и сахара. Последний – секретный код, обозначающий незаконные галлюциногенные вещества. Вот только в коробочке от айпада на деле лежал не галлюциноген, а настоящий сахар. Не прошло и минуты, как поступило сразу несколько сообщений. Среди них Ёнчжин в качестве цели выбрал мужчину в очках в тонкой роговой оправе с ником Любопытный король демонов. Сделка была заключена быстро. Хваён отправила мужчине адрес, который дал ей главарь, и вышла из чата. В тот момент она искренне надеялась, что он не окажется полицейским, решившим провести внезапную проверку.

Десять из десяти сделок, что заключались абсолютно анонимно на этом сайте, были незаконными. После Хваён пришло множество сообщений с сексуальными домогательствами и спамом – телефон замолчал, как только она удалила свой аккаунт. Теперь оставалось только послушно дождаться мужчину в обозначенном Ёнчжином месте и подать сигнал. А потом эта чертова подработка закончится. Голова Хваён уже была забита переживаниями о том, как найти новую, безопасную, работу. Сопровождаемая вереницей посторонних мыслей, она направилась в номер 508, что располагался в маленькой гостинице под названием «Клубничка». На вывеске сияла красным огромная ягода.

«Почему эта гостиница называется “Клубничка”? Владелец обожает клубнику? Или у него розовые угри?»[15] – размышляла Хваён. Она небрежно бросила в угол комнаты более округлый, чем обычно, рюкзак и с глухим звуком уселась на кровать. Как и полагалось гостинице с таким названием, обои и постельное белье были испещрены узором из клубники, а нос щекотал запах плесени, исходивший от, судя по всему, давно не стиранного белья. Несмотря на самый разгар дня, в гостинице с ужасной шумоизоляцией друг на друга накладывались разные звуки, и Хваён включила телевизор, чтобы их заглушить. Показывали какой-то малобюджетный триллер про психопата. Сумасшедший с топором в руках преследовал блондинку, перепачканную в крови. Хваён переключила канал и попала на местные новости. По всей видимости, шел повтор. В студии в качестве представителя муниципалитета и консультанта по политическому курсу города сидел бывший мэр Яму Хан Чонхёк.

– Мы превратим Яму в город, совершенно отличный от того, чем он является сейчас. Город, в котором добропорядочные граждане смогут спокойно гулять и без каких-либо подозрений есть то, что предлагают им соседи. Образования это тоже коснется. Чтобы наши дети смогли благополучно получать образование, в первую очередь требуется очистить город.

«Очистить». Возможно, она сама сейчас входит в перечень объектов, подлежащих чистке. Никто ей об этом не говорил, но она знала. Вот только ей стало интересно: «Кто определяет, что является грязным и порочным, а что – нет? Вы, мэр? А вы, ребята, сами-то там, наверху, насколько чисты?»

Телефон тихонько завибрировал. Ёнчжин написал, что цель вошла в здание. Вскоре раздался звук, оповещающий о прибытии лифта, и послышались шаги. Хваён выпрямилась и сделала глубокий вдох. Кто-то постучался в дверь. Взяв с кровати коробку от планшета, она подошла к двери – сквозь глазок показался мужчина, попавшийся на крючок через сайт купли-продажи. Под глазами залегли на редкость глубокие синяки: должно быть, воздействие наркотиков.

Хваён отправила Ёнчжину сообщение о том, что цель пришла, и открыла дверь. Мужчина вошел внутрь с таким огромным чемоданом, будто приехал в отпуск. Как только дверь за ним закрылась, до девушки дошло, что она оказалась в столь неприятном месте один на один с незнакомым человеком. Именно поэтому она и не хотела становиться кем-то наподобие приманки. Незнакомец спокойно направился в глубь комнаты, и Хваён, продолжая стоять в проходе, крикнула ему, что товар на кровати.

– Сто граммов сахара. Проверьте, пожалуйста.

Конечно, это был не тот «сахар», который был ему нужен. Поэтому Ёнчжин должен был привести с собой ребят до того, как мужчина проверит содержимое. Он находился ровно этажом ниже, но почему-то ответа от него не было. Сердце колотилось как бешеное. «Может, сбежать прямо сейчас?» – размышляла Хваён. Но если мужчина покинет комнату, то «рыбалка» провалится. Ёнчжин точно слетит с катушек.

Пока Хваён вела внутреннюю борьбу, незнакомец прошел мимо кровати и побрел к маленькому столику. Не говоря ни слова. Девушка озадачилась: «Всегда так? Чуа говорила, что большинство болтает без умолку». Соседка также говорила, что есть группа людей, которые изначально не сильно обращают внимание на товар, а, завидев молоденькое личико на аватарке, преследуют иную цель. Когда мужчина начал раскрывать свой чемодан, абсолютно не обращая внимания на сахар, Хваён почувствовала, что что-то пошло не так. Черный блестящий чемодан распахнулся, и обнажилось его пугающее содержимое.

Топор, веревка, скальпели, нож для сасими, всех цветов и размеров баночки с лекарствами и шприцы.

«Твою мать, это еще что за хрень?!» – воскликнула про себя Хваён. Не повезло же ей нарваться на чокнутого. В голове среди белого шума остался лишь инстинкт, кричащий, что пора валить. Она в ужасе отступила назад. Мужчина к тому моменту уже начал, мурлыча себе под нос, старательно раскладывать на столе принесенные с собой предметы. Хваён спиной почувствовала холод железной двери. Она уже собралась открыть дверь, которую запер незнакомец, и сбежать. Как вдруг снаружи послышались шаги. Должно быть, Ёнчжин. Облегчение от его присутствия уже повергло Хваён в отчаяние, когда она дернула за ручку. Скользкая дверная ручка не поддалась.

Снаружи раздался зловещий скрежет металла. Если интуиция Хваён ей не врала, то это должен был быть звук, с которым защелкивается замок. За дверью тоже что-то напевали. Мелодию, которую без конца выдавал Ёнчжин. И в этот момент все, на что она не обратила внимания, спроецировалось в мозг как кинокадры. Угрозы повысить аренду, телефонный разговор Ёнчжина на лестнице, пачка денег… Это не Ёнчжин выбрал этого мужчину. Он сам себя выбрал. Хваён в спешке и с криками забарабанила по двери. Главарь банды прошептал голосом, в котором читалась усмешка:

– Видишь, надо было с самого начала себя хорошо вести. Только не сильно расстраивайся. На дне водохранилища и твои друзья есть.

Психованный ублюдок. Хваён думала, что он зарабатывает деньги за счет разной нелегальной деятельности, но о торговле людьми она и помыслить не могла. Гнев и страх накрыли ее, словно цунами, когда она прижалась спиной к двери, которую невозможно было открыть, и осмотрела комнату. В еще недавно прохладном помещении стало жарко настолько, что было нечем дышать. Холодный пот градом стекал со лба по вискам. «Нужно взять себя в руки. Я не могу сдохнуть тут как собака, – промелькнуло в голове у Хваён. Она двигала зрачками, осматривая место действия. – Можно ли спрыгнуть с пятого этажа? А что, если я ноги сломаю или голову разобью?» Между тем незнакомец уже закончил свои приготовления и теперь держал в руках веревку и шприц. Он поправил очки и гнусавым голосом произнес:

– Цианистый калий, тетродотоксин, мышьяк. Именно эту смесь убийца подмешал в тток в том инциденте три года назад.

– П‑почему именно она?

– Мой псевдоним – Любопытный король демонов. Я тоже хочу ее разок опробовать. Так что в этот раз подготовился по-особенному.

«В этот раз?» Звучит так, будто он это делает далеко не впервые. Хваён посетила внезапная мысль: соседка Мирим после «рыбалки» неожиданно освободила комнату. Сказали, что она вернулась домой, да и телефон-то у нее никуда не исчез, но на сообщениях Хваён все еще стоял статус «не прочитано». Вдруг перед глазами, как плакаты с преступниками в розыске, пронеслись лица соседей, с которыми ей довелось вместе жить в квартире 303 жилого комплекса «Радуга». Некоторым она сама помогала освобождать комнату, но были и те, кто исчезал без следа, даже не забрав с собой вещи. «Куда же они делись? И что еще за дно водохранилища, о котором говорит Ёнчжин?» – размышляла девушка. Мужчина с усмешкой на губах подбирался с каждым шагом все ближе. Путь к отступлению был закрыт, и Хваён, судорожно блуждая глазами по комнате, спросила:

– Если так интересно, то почему бы не опробовать на себе?

Она не знала, что на нее нашло и почему эти слова вырвались наружу. Она думала лишь о том, что нужно либо болтать и тянуть время, либо найти слабое место этого мужчины.

– А зачем? Я ведь могу за гроши купить таких, как ты: даже если пропадете, искать вас будет некому.

– Выпендриваешься тут, а сам боишься.

– К тому же исчезновение таких, как ты, пойдет городу на пользу. Вы же толпой ныкаетесь в темных и грязных местах, всякую дрянь распространяете. Как паразиты.

– А ты забавный. Видимо, считаешь, что не такой? Позиция ничтожества.

– Я вообще-то выпускник престижного университета K.

Так или иначе, эффект был достигнут. Лицо мужчины в мгновение ока исказилось. Слово «ничтожество» сработало как тумблер. Хваён бросила взгляд в сторону спрея от насекомых на прикроватной тумбочке. Разгоряченный незнакомец большими шагами приближался к девушке. Она нагнулась и со всей силы рванула к кровати. Пока загнанный в угол мужчина, который, по всей видимости, до этого только играл в игры и сидел в анонимных интернет-сообществах, пребывал в замешательстве от движений реальной Хваён, та уже успела схватить спрей. Затем она с размаху ударила его по лицу бумажным пакетом, в котором лежала коробка от планшета, и прыснула средством от насекомых. Зажигалка сейчас бы ей не помешала. Но она единственная из всего комплекса «Радуга» не курила. Ей даже в голову не приходило, что однажды она будет об этом жалеть. Подвергшийся прямому попаданию пестицидов в глаза незнакомец с криками начал кататься по полу. «Отлично. Теперь можно взять топор, разбить окно и унести отсюда ноги», – с этими мыслями Хваён побежала к столику, где были разложены его инструменты. Вот только…

Топора там не оказалось. В его чемодане – тоже. «Я же точно видела, как этот тип его доставал; так где же он? – в голове девушки царил хаос. – Мне еще рано умирать. Я не могу умереть такой глупой смертью, нарвавшись на ловушку Ёнчжина». Если топора нет, значит, придется найти еще что-нибудь тяжелое, чем можно разбить окно. Хваён перерыла всю комнату вверх дном, когда мужчина пришел в себя и схватился за нож словно обезумевший. Он был зол и смотрел так, будто именно юная особа напротив была причиной всех его неудач и несчастий.

В то же мгновение Хваён прямо под кроватью обнаружила огнетушитель. Она легла на живот, когда внезапно подошедший сзади мужчина занес над ней нож. Слишком поздно почувствовав неладное, девушка повернула голову. Глядевшее на нее сверху лезвие ножа поймало свет электрической лампы и ярко озарило Хваён. Перед лицом опасности все суждения отошли на второй план, а тело сковало льдом. Она не могла и пальцем пошевелить. Затаив дыхание, Хваён крепко зажмурилась. А потом нож опустился.

Только не на плоть девушки, а на затхлое постельное белье с клубничным узором. Бессильно. Вопль мужчины тотчас сильно резанул по ушам. Крик был несравним с тем, который он издал, когда она прыснула ему в лицо средством от насекомых: теперь он орал так, будто вот-вот выпростает все внутренности наружу. Хваён слегка приоткрыла глаза. Первое, что она увидела, – разбрызганные по полу, словно краска из баллончика, капли крови, затем – медленно увеличивающуюся в размерах кровавую лужу. Незнакомец, что еще несколько секунд назад угрожал ей с ножом в руке, теперь в агонии катался по полу, схватившись за правую голень. Красные струйки крови текли сквозь его пальцы. Что здесь произошло?

На глаза Хваён попался брошенный на пол топор. В доказательство того, что ранее его загнали в самую глубь тела, остро заточенное лезвие полностью окрасилось в бордовый. Вдруг девушка увидела то, что стояло возле топора. Оно, без всяких сомнений, стояло на двух лапах. Это…

Это был ее лучший друг навеки – Улыбчивый мишка.

И тут их взгляды встретились. Такого быть не могло, но все же что-то сверкало в черных пластиковых зрачках. На заднем фоне довольно громко, на совесть, продолжал кричать и стонать мужчина. Хваён, не желая упускать данный богами шанс на побег, приблизилась к топору. Улыбчивый мишка с ясными глазами добрел до лужи крови, в которой лежал топор, и поднял его своими лапами, словно так и ждал этого момента. Липкая кровь стекала по рукоятке, окрашивая одну из медвежьих лап. Плюшевая игрушка протянула топор Хваён. Девушка неосознанно приняла его и спросила:

– Это ты меня спас?

Медведь кивнул. И на понятном человеческом языке произнес:

– Если собралась бежать, возьми меня с собой.

Хваён показалось, будто черные глаза овладели ей: «Я что, умерла? Это загробный мир? Или я окончательно спятила? Я, конечно, знала, что когда-нибудь это может случиться, но как-то чересчур внезапно». Слишком уж трудно поверить в то, что плюшевый медведь, которого она принесла с собой неделю назад, размахивает топором и даже разговаривает. В тот момент все, что произошло в «Клубничке», ощущалось сном, тело и разум Хваён испытали перегрузку. Ничего из этого не укладывалось в голове. Все казалось плодом ее воображения. И угрозы Ёнчжина повысить арендную плату, и раны на сердце пожилой женщины, оставленные раскрытой ложью, и увольнение с работы. «Боже, что за адский кошмар мне снится…» – подумала Хваён.

С топором в руках девушка рухнула на клубничную постель. Плюшевый медведь, продолжая стоять на двух лапах, пристально смотрел на нее, пока мужчина обильно истекал кровью и выл, схватившись за лодыжку – сквозь разорванную кожу проглядывала кость. Все казалось слишком нереальным, и Хваён со всей силы хлестнула себя по щекам. Боль была настоящей, а значит, проснуться не получится. Медведь обратился к девушке, тихо извергающей проклятия:

– Это не сон.

– Не сон?

Не успела Хваён ответить, как произошло следующее. Мужчина в поисках телефона, чтобы вызвать «Скорую», ползал по полу и в состоянии паники задел ножку стола. Того самого, на котором он так старательно раскладывал всяческие орудия преступления и ядовитые вещества. Дешевенький столик – в нем была скрыта глубокая история гостиницы «Клубничка» – тут же потерял баланс, и на голову ползающему под ним мужчине, словно в наказание, свалилось все, что он сам подготовил.

Веревка, скальпель, нож… И бутылка неразбавленной соляной кислоты.

Клубничную комнату вслед за запахом разъедаемой плоти вновь заполнил вопль. В то же время послышалось множество шагов. Ёнчжин почувствовал неладное и забарабанил в дверь, попутно громко интересуясь у мужчины, что произошло. Еще недавно дергающийся от пролитой соляной кислоты, тот то ли умер, то ли потерял сознание, но не издавал ни звука, с жалким видом растянувшись на полу. Странная тишина вернула Хваён в реальность. Плюшевый медведь в спешке прокричал:

– Нужно бежать отсюда!

Тот, кто собирался ее убить, умер. Вот-вот собирался войти Ёнчжин – тот, кто ее этому человеку продал. Мишка прав: надо бежать. Находясь рядом с изуродованным трупом, Хваён дрожащими руками схватила медведя и положила в рюкзак. Ёнчжин начал звенеть ключами. Девушка прошла мимо тела, вызвавшего приступ рвоты, и встала возле окна. Вместе с сильным ударом топора с легкостью разбилось стекло, много чего повидавшее в «Клубничке» за последние двадцать лет. Пятый этаж. К счастью для Хваён, двумя этажами ниже обнаружился балкон. Теперь получится спрыгнуть вниз. Но было ясно, что шайка Ёнчжина уже разбежалась повсюду. Если она спрыгнет – на этом все не закончится.

Хваён слегка повернула голову и на стене здания обнаружила пожарную лестницу. Она вела на крышу. Расстояние между «Клубничкой» и соседними домами – меньше двух метров. Можно затаиться на балконе этажом выше и выйти, когда уйдут все приспешники Ёнчжина, или подняться на крышу и сбежать через соседнее здание. «Пока что будем двигаться наверх», – с этими мыслями Хваён повесила на плечи рюкзак, куда она втиснула плюшевую игрушку. И с топором в зубах стала подниматься по пожарной лестнице.

Только она поднялась на этаж выше и спряталась на балконе, как снизу послышалась ругань Ёнчжина. Пот, собравшийся на кончике ее носа, упал на глаз медведя, который как раз высунул голову из рюкзака. Хваён непроизвольно прижала к себе сумку с Улыбчивым мишкой внутри.

Глава 2
История двух братьев

Хан Тоха. 17 лет.

В настоящий момент – первогодка старшей школы Яму, примерный ученик, возглавляющий список лучших студентов и ни разу не опустившийся ниже пятого места в рейтинге. Это единственное определение, которое может дать себе Тоха. Имя, пол, возраст. Статус школьника. Можно ли сказать что-то еще? Или это все? По всей видимости, преподаватель перед ним задавался теми же вопросами: «Ты хорошо учишься, добрый – ну все в тебе хорошо, но ощущение, будто у тебя нет души. Словно ты искусственный интеллект, запрограммированный лишь на учебу, игрушка со вшитой в голову энциклопедией». Хотя, конечно, ни один преподаватель не сойдет с ума настолько, чтобы говорить подобное. Но именно такие чувства вызывал в них Тоха. Учитель с тридцатилетним стажем поправил очки: «Я позвал тебя сегодня, потому что, кх-м…»

– Твой отец хорошо поживает? Должно быть, очень занят последнее время.

– Да, у него все хорошо. Я передам, что вы спрашивали.

– Хорошо. Усердно готовься к экзаменам. Обращайся, если возникнут трудности.

«Трудности?» Такого понятия не существует. Ему нужно лишь прилежно учиться. И получать хорошие оценки. Потому что так поступал погибший Хан Тохён. Парень вышел из учительской и, почувствовав головокружение из-за яркого света, что проникал сквозь окно в коридоре, ненадолго прислонился спиной к двери.

Изнутри послышался голос классного руководителя: «Он человек или игрушка – я понять не могу. У меня от него мурашки!» Затем кто-то поспешно возразил: «Что поделаешь? Он с самого детства сталкивается с подобным. Со смерти его родителей прошло не больше трех лет. Всему нужно время, понимаете? Но какое счастье, что мэр Хан Чонхёк хорошо о нем заботится. Теперь он может не бродить по улицам и спокойно учиться – это ли не главное?»

«Конечно. Важно только это», – усмехнулся про себя Тоха. Он пересек коридор и направился к туалету в противоположной стороне. Только что прозвенел звонок на урок, поэтому в уборной стояла тишина. Юноша умылся холодной водой и взглянул на свое отражение. Лицо в зеркале напоминало Хан Тохёна и вместе с тем – Хан Тоха. Однако это было совершенно не важно. Тохёну, чье место украли, полагалось лишь сочувствие. Мертвым ведь слова не дают. Поэтому Тоха не жалел, что выжил. Он обошел Тохёна хотя бы в том, что он жив. Первая и последняя его победа. Но победа безоговорочная.

– Так ведь?

Спросил он даже не у белого, а у иссиня-белого лица, виднеющегося в углу зеркала. Тохён, побледневший до цвета цианистого калия, который его и убил, вместе с темно-красной кровью выплевывал слоги, что никак не могли сложиться в слова. Обращаясь к фантому, Тоха тихо пробормотал:

– Думаешь, несправедливо? Тогда возвращайся к жизни.

«Хотя у тебя это вряд ли выйдет», – добавил парень про себя. Тохёна в зеркале мучительно тошнило кровью.

Тоха небрежно вытер об одежду влажные ладони и собрался было выйти из туалета. Как вдруг на матовой двери показался огромный силуэт. Проверив через брешь прозрачного стекла, кто стоит за дверью, Тоха теперь застыл как вкопанный. Аромат агарового дерева, напоминающий запах алкоголя, и рост на целую голову выше него. Брендовый костюм для гольфа, ставший будто второй кожей, и волевой подбородок один в один как у мэра Хан Чонхёка. Отец, как и тогда, в момент своей смерти, с подобным Тохёну голубоватого оттенка лицом, истекая кровью, держался за ручку двери. Чтобы Тоха не смог выбраться.

– Да что тебе мешает быть таким же, как Хан Тохён?! Из раза в раз ему уступаешь – что с тобой не так?! Жалкий, тупой выродок.

На влажный пол упал розовый плюшевый медведь.

– Сукин сын, собираешь этот плюшевый мусор как баба. Раз тебе так нравятся эти клочки шерсти – сиди с ними хоть всю ночь. Пока совесть не проснется, даже не думай – и шагу отсюда не ступишь.

Послышался щелчок наглухо закрытого замка, который не смогла бы открыть даже полиция. В ушах Тоха раздался скрежет металла, хотя теперь взяться ему было неоткуда. Тень упорно продолжала стоять за дверью. После «того дня» она частенько приходит. «Все это нереально. Это галлюцинации – порождение больного разума. Да даже если они реальны, какая разница? Они все равно мертвы», – успокаивал себя Тоха. И все же этот факт не позволял телу так легко отпустить страх, который оно однажды уже познало. Сбегая от фантома, охраняющего дверь уборной, Тоха забился в угол самой дальней кабинки. Парень вжался лицом в колени и прошептал сам себе:

– Все хорошо. Они ненастоящие. Я победил. Все хорошо.

«Но действительно ли я победил? – раздалось у него в голове. – Может, это не я выжил и украл место Тохёна, а погибший Тохён поглотил живого меня?» Сколько ни раздумывай, на этот вопрос никто не смог бы дать ответ. Здесь нельзя приравнять все к общему знаменателю, как в математическом уравнении, или прийти к выводу посредством эксперимента, как в случае научной гипотезы. Отсутствие ответа означает незавершенность.

Внезапная мысль о том, сколько еще ему придется так жить, повергла Тоха в ужас. Укрывшись в темноте, он вспомнил о днях, когда эти фантомы по-прежнему были живы и могли дышать.

* * *

Чтобы поведать о том времени, следует вернуться к истории семейства Хан, которое долгие годы обитало в Яму. Они начали свой бизнес с одной лодки и магазинчика площадью около 65 квадратных метров, после чего нажили целое состояние: до модернизации – с помощью крупного рыболовного дела, после нее – благодаря заводу по производству сушеных морепродуктов и нескольким законным и незаконным торговым предприятиям. В семидесятых в Сеуле началась эра жилья для среднего класса, и Ханы вновь почуяли запах денег. Свернув свой незаконный бизнес, они рискнули и вложились в строительную компанию, которая, став лидером в Яму и прилегающих к нему районах, сильно приумножила их влияние и богатство.

У госпожи Чу Ёнми и директора Хан Хакчхоля, что всю жизнь гнались за деньгами, был один-единственный комплекс – образование обоих ограничивалось лишь начальной школой. Супруги многим владели, и потому никто в открытую не относился к ним с пренебрежением, но каждый раз, когда они по работе встречались с каким-либо человеком, на чьей визитке была достойно отражена личная история, внутри все кипело. Сколько денег они ни вкладывали, меняя внешнюю оболочку и окружая себя хорошими вещами, бурление не ослабевало. И эта тяга к интеллигентности передалась в том же виде двум их сыновьям.

Старшему, Хан Чонхёку, и младшему – Хан Юнхёку. Первый был образцовым учеником, ни разу не разочаровавшим своих родителей. С семи лет Чонхёка называли гением, и он с наслаждением учился, тем самым помогая родителям справиться с их неудовлетворенными потребностями. Полностью оправдав затраты родителей, – а они вложили в него все без остатка, – он с идеальными оценками перешел в старшую школу и в итоге в качестве лучшего студента поступил на экономический факультет Сеульского университета – в общем, стал гордостью семьи Хан.

В отличие от брата, Юнхёк не испытывал к учебе абсолютно никакого интереса. Как и родители, он был сообразительным и быстро считал, но во время занятий не мог усидеть на месте и постоянно шатался по улицам. Успеваемость Юнхёка закономерным образом была невысокой, но при этом дна не достигала; родители вечно сравнивали его со старшим братом и заставляли чувствовать себя жалким. Как только юноша окончил старшую школу и стал взрослым, он тут же прибрал к рукам родительский бизнес. Несмотря на то что Юнхёк, продемонстрировав свои уникальные способности, увеличил прибыль компании и провел внутреннюю структуризацию, родители на первое место ставили не его (хотя он, как и родители, гонялся за запахом денег), а Чонхёка, который учился в престижном вузе столицы. Неудивительно, что отношения между братьями были ужасными.

Чонхёк, окончив экономический факультет Сеульского университета, отучился в США и вернулся домой, где начал работать в крупной компании и достиг многочисленных успехов благодаря проницательности и житейской мудрости, что были у супругов Хан в крови. Еще в молодом возрасте он успешно осуществлял различные проекты по развитию столицы и занял руководящую должность, будучи самым молодым среди директоров, но вскоре покинул компанию. Причину до конца не раскрывали, но, как гласила популярная теория, Хан Чонхёк был слишком сильно травмирован смертью жены: супруга, с которой он был вместе еще со школы, умерла во время родов.

Однако вскоре его жизненный путь совершил непредвиденный поворот: взяв с собой своего единственного сына, Чонхёк вернулся в родной Яму и ворвался в политику. Вооружившись ярким послужным списком, местным влиянием родителей и врожденной уверенностью в себе, он всего за несколько лет смог выдвинуть свою кандидатуру на пост мэра и победить на выборах с подавляющим большинством голосов. Активным продвижением крупного проекта по реновации Яму тоже занимался именно он. Когда спустя четыре года срок его полномочий подошел к концу, Хан Чонхёк ушел с поста, хотя для остальных он по-прежнему оставался мэром и был тем, в чьих руках находилась реальная власть города. На вопросы людей о его планах после ухода Чонхёк отвечал широкой улыбкой:

– Буду проводить время со своим сыном, как же иначе? Я много работал и теперь должен уделить столько же внимания семье.

Яму, ЖК «Виды природы», квартира 1507. Здесь Чонхёк жил со своим сыном Тохёном. А десятью этажами ниже – в квартире 507 – жил Юнхёк. Совместное проживание только углубило зависть и комплекс неполноценности младшего брата, и однажды эти чувства вышли из-под контроля. За всю свою жизнь Юнхёк заработал больше, чем смог бы потратить, но людям все равно нужен был только Чонхёк, и только ему они выражали почтение. Родители даже на смертном одре держали за руку лишь старшего сына, приговаривая: «Чонхёк, наш сыночек, Тохён, наш старший внучок». Желание Юнхёка получить одобрение родителей и так никуда не исчезало, а после их смерти дверь признания и вовсе затворилась навсегда. Так он и пошел по стопам родителей. Начал сравнивать собственного сына, Тоха, со своим племянником – Тохёном.

Оба мальчика были похожи на своих отцов. Не только внешностью, а вообще всем. Как говорится, кровь не водица – вот и Тохён, как и когда-то маленький Чонхёк, был близок к званию вундеркинда, в то время как Тоха вслед за отцом застрял на уровне посредственности. Он однозначно не был глупым, но его оценки лишь соответствовали приложенным усилиям. Тохёну самому нравилось учиться, а Тоха делал это, поскольку никуда не мог деться от давления отца.

Юнхёк мечтал, чтобы его сын обошел племянника. Хотя бы раз. Вместе с тем он мало значения придавал тому, что его сын никогда не будет лучше сына Чонхёка. Ведь они оба были так похожи! Юнхёк не мог вынести этой правды и, так же как и его родители, срывал на сыне злость, выросшую из противоречивых чувств. Презрение и насилие.

В «тот день» в выдающейся частной средней школе Яму объявили результаты промежуточных экзаменов за второй семестр первого года обучения. Тоха получил табель с оценками, где было сказано, что в общешкольном рейтинге он занял место на десять пунктов ниже, чем Тохён год назад. По иронии судьбы это число совпало с разницей в этажах, где располагались их квартиры. Разница в общей оценке же составила всего два балла. Когда после неудачи мальчик вернулся домой, отец засыпал его оскорблениями, ударил по лицу, вылил на него воду и в итоге запер в ванной.

Стоило разозлиться хотя бы раз – недовольство переставало ограничиваться чем-то одним. Больше всего Юнхёка бесили игрушки. Комната этого выродка была до потолка забита мягкими комками плюша. А вот комната племянника – ее он видел во время последней семейной встречи – была совершенно иной. В ней, словно в кабинете ученого, все было плотно заставлено специализированной литературой, которую могли читать только взрослые; а глобус, робот-сварщик и иные предметы выставлялись как экспонаты в музее. Тоха, напротив, с самого детства был по природе человеком слабовольным и абсолютно непредприимчивым. Даже после того, как Юнхёк закрыл своего единственного сына в ванной, злость не утихла: он внезапно почувствовал, что во всех неудачах – Тоха и его собственных – целиком и полностью виноваты только игрушки. Отец тут же побежал в комнату мальчика. И, схватив с кровати жалкое подобие розового медведя, вернулся обратно, чтобы бросить им в сына.

– Сукин сын, собираешь этот плюшевый мусор как баба. Раз тебе так нравятся эти клочки шерсти, – сиди с ними хоть всю ночь. Пока совесть не проснется, даже не думай – и шагу отсюда не ступишь.

Юнхёк шуруповертом приделал скобы к двери, повесил замок и закрыл. Затем он собрал все игрушки Тоха и скопом выкинул в мусорный бак на улице. Подавив кипящую, словно лава, злость, он пошел обратно. И тогда возле двери он обнаружил тток, аккуратненько оставленный кем-то в честь переезда.

От него исходил особенно сильный запах кунжутного масла.

Той осенью переезд еще не завершился. А сладкий тток Юнхёк обожал с раннего детства. Во время праздников его не раз отчитывали за то, что он стащил угощение, приготовленное специально для поминальной церемонии. Вот и в этот раз Юнхёк, ни о чем не подозревая, занес тарелку с ттоком в дом и с удовольствием разделил блюдо с женой, пока его сын был заперт в ванной. Тогда он подумал: «Хм, какие добродушные соседи к нам въехали». Налитое сверху кунжутное масло источало сильный аромат, а сам тток был очень мягким. От вкусной еды, казалось, и настроение стало чуть лучше. Внезапно в памяти всплыло, что Чонхёк ненавидит сладкое. Он никогда не предлагал ничего своему младшему брату, но вот блюда с медом отдавал с радостью. «Интересно, раз предпочтения в еде тоже передаются по наследству, ненавистный мне племянничек и тут на отца будет похож?» – подумалось ему. А в это время по его телу уже распространялся яд.

После Тоха часто думал о том, что если бы он ответил правильно еще на один вопрос, если бы он сдал экзамен лучше Тохёна, то ничего из этого бы не произошло. Папа бы не рассердился, не пошел на улицу выкидывать игрушки. И не обнаружил бы тток. «Разве это не я виноват в том, что мама с папой умерли?» – крутилось у него в голове.

Тогда мальчик просидел в ванной целые сутки. Двадцать четыре часа Тоха ощущал и как десять минут, и как десять лет одновременно. Сопровождаемый тонущими в темноте стонами, он блуждал по ночному кошмару. Пока родители отходили в мир иной, рядом с ним оставался только ничтожный, по мнению отца, комочек шерсти. Тот самый Улыбчивый мишка. Тоха вспомнил слова того, кто подарил ему игрушку:

– Если тебе приснится плохой сон, просто обними его покрепче. Мишка тебя защитит.

Сущая правда. Если бы не этот медведь, он бы не выжил в той темноте. К счастью, замок, что не должны были открыть даже полицейские, им с легкостью поддался. Переживший космическую темноту Тоха с потускневшим лицом вглядывался в пространство перед собой. В голове одно за другим пронеслись воспоминания о том, как он однажды крепко сжал Улыбчивого мишку рукой и потом еще долго-долго ходил с ним повсюду.

Все выглядело как и всегда: легко пропускающее свет окно, лучи вечернего солнца, пустая квартира площадью 258 квадратных метров. Но – оградительная лента. Опрокинутые стулья, следы крови. Разбрызганная по всей гостиной кровь. Иногда в голове мальчика возникала мысль: «Может быть, и я умер вместе с ними в ту ночь? Во всяком случае, так было бы лучше».

В тот день тток попробовали не только его родители. Тохён и его добрая домработница тоже ели это лакомство. Всего лишь несколько капель коварно замаскированной жидкости разлилось по телу – и их жизнь оборвалась. Что за слабое тело у человека? Тоха казалось, что что-то пошло не так. Он выжил, а Тохён умер. Если уж и выбирать между ними, кому жить, а кому нет, разве это должен был быть не Тохён? «Разве я важен по сравнению с ним? Все любили его, он всегда был на первом месте, он… много денег потратил, чтобы жить», – терзался Тоха.

Вот так мальчик остался в одиночестве и долгое время провел в больнице. Он почти не разговаривал, поэтому люди стали думать, что у него развилась афазия[16]. Некоторое время спустя настал момент решать дальнейшую судьбу несовершеннолетнего Тоха. Пока все вокруг размышляли о том, отдать ли его в спецучреждение, назначить опекуна или попросить о помощи родных, дядя Чонхёк объявил о намерении его усыновить. Вот так Тоха и стал его новым сыном.

* * *

Спустя долгое время, когда уже начались дневные занятия, Тоха все же вышел из туалета и вернулся в класс. Никто не спрашивал, где он был. День продолжился, как и любой другой. Хоть в глазах других он и был «чудом выжившим», посредственному человеку уровня гения не достичь, поэтому парню приходилось каждый день посещать по два-три хагвона. После дополнительных уроков по математике – первом пункте в списке занятий в тот день – он написал пробный экзамен и ошибся в трех заданиях. Каждое по три балла, значит, в общем – девять. Из-за разницы всего в два балла умерли мама с папой, а тут целых девять, и ничего не случилось – этот факт казался Тоха странным. Раньше он чувствовал, будто несет на своих плечах тяжелый груз, сейчас же юноша ощущал себя легким шариком, который норовит вот-вот улететь. Он будет ловить воздух руками, и поймать его будет некому.

Тоха возился с неправильными ответами, когда на тетрадь каплями упала красная жидкость. Преподавательница попросила не перетруждаться, мол, еще не время экзаменов, и протянула ему салфетку. «Не перетруждаться, говорите…» – усмехнулся юноша про себя. Дядя Чонхёк, ставший его новой семьей, в отличие от отца, не давил на него с успеваемостью. Хотя было бы правильней сказать, что он в целом особого внимания на племянника не обращал.

И все же причина, по которой Тоха был настолько одержим оценками, заключалась в желании освободиться от этой разницы в два балла. Каждый раз при встрече с кем-либо в его голове звучали голоса: «Почему он вообще выжил? Глянь, так глупо ошибся в заданиях, которые Тохён бы решил на раз-два. Он такой застенчивый и унылый, а вот его старший брат был умным ребенком и всеобщим любимцем. Так почему именно он?» Тоха знал, что эти голоса были ненастоящими. Он знал, знал, но… что, если это не так? Уж слишком отчетливо они звучат.

Тохён всегда был спокоен. Даже притом что у него с рождения были проблемы с сердцем, из-за которых часть жизни ему пришлось провести в больнице, мальчик обладал особым талантом: он никогда не жаловался, позитивно смотрел на мир, и окружающим было комфортно находиться рядом с ним. Многие не верили, что Тохён их ровесник – настолько по-взрослому он себя вел и настолько много знал. Тоха ему завидовал и при этом стремился к нему. Хотел быть таким, как он. Но сколько бы Тоха ни старался, за братом не поспевал и только все больше ненавидел его.

Разумеется, по Тохёну все скучали. Когда он исчез, люди не могли не искать его черты в двоюродном брате. Сравнивали оценки, разочаровывались, изучали лицо и бормотали: «Как же похож». Тоха знал, какими глазами смотрели на него. Вздрагивающим в испуге взглядом, всего лишь на мгновение расширенными зрачками.

Именно поэтому, чтобы избавиться от тени погибшего Тохёна, оставалось только учиться. Доказать, что он ни в чем ему не уступает, что он остался жив не просто так. Тогда и голоса исчезнут. Но была еще одна причина. За решением заданий время пролетало незаметно. Мир чисел и мир правильных и неправильных ответов были гораздо проще, ведь в них никакая трагедия не имела значения.

Кровь из носа никак не останавливалась, поэтому преподавательница предложила уйти с занятий пораньше. Как правило, ее не трогали даже отчаянные мольбы студентов с сильным жаром, но в этот раз она почему-то охотно разрешила пойти домой. Да и Тоха чувствовал себя неважно с самого утра. Все тело ломило так, будто кто-то задал ему хорошую трепку. В итоге он вышел из хагвона на три часа раньше, чем обычно. Парня охватило дикое желание сразу же по возвращении домой лечь в кровать, и, словно одержимый, он побрел к «Видам природы». К тихому, как склеп, дому.

На следующий день у Чонхёка была запланирована командировка в Японию, поэтому дом опустел с раннего утра. Вернуться он должен был через десять дней. Домработница закончила с работой до полудня и уже ушла, так что дома никого быть не должно. Из всех пострадавших в трагедии три года назад не переехали только Чонхёк и религиозная женщина из соседнего корпуса. В этом холодном, без единого признака тепла доме повсюду витала зловещая и мрачная атмосфера. Комната Тохёна осталась такой, какой и была. За почти всегда наглухо закрытой дверью многое осталось нетронутым: открытые книги, тарелка из-под съеденных фруктов, смятое одеяло.

Тоха же жил в соседней комнате и знал, что Чонхёк глубокими ночами бродит возле той двери. Он также знал, что в поздний час оттуда время от времени доносились слова и вздохи, намекающие на чье-то присутствие. Звуки шагов, дыхания, царапания ногтями по стене, перелистывания страниц, шуршания одеяла… Иногда Тоха сомневался в том, что все они исходят от дяди. Но если не от него, то от кого тогда? Если не считать домработницы, которая три раза в неделю приходит на работу по ночам и уходит утром, в этих апартаментах жили только двое: Чонхёк и Тоха. А вдруг это дом с привидениями? Все-таки квартира 1507 в жилом комплексе «Виды природы» – дом погибшего ребенка, Тохёна. «Но тогда почему я здесь оказался?» – недоумевал Тоха.

«Как это почему? Тебя ведь сюда взяли».

В день, когда юноша вернулся в «Виды природы» и разложил вещи в комнате, Чонхёк сам подвез его на машине до больницы, заверив с добродушной улыбкой:

– Не стоит чувствовать себя виноватым. Я делаю то, что должен.

Смысл этих слов был до конца неясен. Он ушел из политики, но оставался президентом строительной компании, которую унаследовал от родителей, и обладал сильным влиянием в Яму, так что всегда интересовался тем, что происходит вокруг. Вот и усыновление ставшего сиротой племянника не сильно выбивалось из общей картины. Тогда публиковалось множество статей с названиями в духе «Как выжившим в трагедии залечить свои раны». Затем вышло документальное реалити-шоу, запечатлевшее жизнь Чонхёка и Тоха. Около недели им пришлось страдать под объективом камер. Дядя и по сей день считался предпринимателем с хорошей репутацией.

«Так-то оно так, но… обязательно ли звать меня только ради поддержания этой трогательной картины? Отдавать мне место Тохёна?» – Тоха находился в этом доме чуть больше года, но все эти сомнения до конца так и не развеялись. Виной тому, в частности, особенная искра, что изредка виднелась во взгляде Чонхёка.

Произошло это чуть более месяца назад. Тоха внезапно проснулся от пропитавшей воздух вони. За стенкой, из комнаты брата, доносился чей-то шепот. В поисках источника мерзкого запаха юноша вышел в коридор. Одним ухом он прислонился к плотно закрытой двери. Вдруг она резко распахнулась, и из комнаты показался Чонхёк. Незнакомый запах за считаные секунды распространился по округе и заставил Тоха непроизвольно прикрыть нос. Дядя – само спокойствие – развернулся и открыл окно.

– Тут давно не проветривали, поэтому завелась плесень.

С этими словами он взглянул на племянника. Тоха съежился. В голове снова зазвучал голос. Чонхёк кричал что есть мочи: «Не ты должен был выжить, а Тохён! Умри, умри!» Парень встретился с мрачным взглядом дяди – в нем ясно читался злой умысел…

Но, должно быть, все это было иллюзией. Наваждением. Психология жертвы. Она же была и у его покойного отца.

Тоха видел призраков с самого раннего детства. Иногда испытывал и слуховые галлюцинации. Поначалу мама водила его к психиатру, но совсем скоро перестала обращать внимание на какие-либо симптомы. Она говорила, что это ерунда, и называла сына неженкой – на этом все. Поэтому и сам Тоха стал так думать: «Отчетливые шаги и напоминающий запах разлагающегося тела смрад, что окружают этот пустой дом, – все это обман. Просто я слабый, вот организм с нервной системой и подшучивают надо мной».

Добравшись до дома, Тоха упал на кровать прямо в форме. Он с головой зарылся в одеяло и закрыл глаза, но сгустившийся было сон теперь как рукой сняло. Сильная усталость испарилась сама собой. Тем временем сердце, наоборот, билось так сильно, будто норовило убежать. «Что за странное чувство несоответствия?» – с этой мыслью парень выпрямился на кровати. За наглухо закрытой дверью послышался голос:

– М‑м‑м‑м‑м…

Приглушенный напев смешался со звуком шагов. «Быть такого не может. Сейчас дома никого нет», – насторожился Тоха.

– М‑м‑м‑м‑м…

Знакомая мелодия. Где же он ее слышал? Нет, песня сейчас не так важна. Нечто бродит по дому. Тоха тихонько сполз с кровати. А вдруг это ерунда? «Ведь могла же домработница что-то забыть и заскочить обратно. Или Чонхёк попросил секретаря о чем-то», – успокаивал себя юноша. В тот момент он проигнорировал тот факт, что поющий голос был слишком тонким для взрослого человека.

Стараясь идти как можно тише, Тоха подобрался к двери. Как и в любой другой новостройке, в этом доме не было прихожей. Из коридора просачивался маленький луч, будто бы от светодиодной лампы. Парень вдруг осознал, что сам свет не включал. И песня, и шаги тут же прекратились.

Тоха пригнулся и заглянул в узкую щель между дверью и полом. Там, где никого не должно было быть, словно пустившее корни мертвое дерево, стояли две темно-синие ноги.

Чьи они?

Может, призрак Тохёна? Или отца? Нет, что-то с этими ногами было не так. Для призрака они выглядели уж слишком… живыми. Сквозь узкую щель просачивался до мурашек зловонный запах. Тот, которым пропитана вся комната брата. И тут Тоха вспомнил, где слышал похожий напев. В рекламе Улыбчивого мишки. Тохён постоянно напевал эту до ужаса прилипчивую мелодию во время учебы. Тоха был в растерянности: «Это тоже неправда? Я что, схожу с ума?»

Когда парень с ужасом всмотрелся в дверную щель, синие ноги, что до этого стояли неподвижно, словно прогнившее дерево, резко начали двигаться. Тоха затаил дыхание и сосредоточился на звуке. Ржавая дверная ручка повернулась с характерным щелчком, от которого по коже пробежали мурашки. Затем послышалось, как закрылась дверь. Нечто вернулось обратно в комнату Тохёна.

Тоха поднялся с пола. Затем повернул ручку и проверил коридор. Ничего там, естественно, не было. «Ладно, максимум это могли быть призраки, которых я видел днем. Мертвые ведь не могут навредить живым», – успокоил он себя.

Если бы тогда он вернулся обратно в постель, все было бы хорошо. В нормальных обстоятельствах Тоха так бы и сделал. Но тот день был крайне странным… С утра ему нездоровилось, внезапно полилась кровь из носа, преподавательница сказала идти домой, и он послушно ушел с занятий. Тоха словно завладел импульс, обычно присущий второстепенным персонажам ужастиков – они-то любят нарушать очевидные запреты. И теперь ему захотелось проверить комнату брата.

Хотелось своими глазами увидеть, что за существо там прячется. Казалось, только так он сможет расслабиться и снова лечь спать. Кто знает? Что, если там внутри не призрак, а вор? Или там скрывается какой-нибудь чокнутый маньяк, как три года назад? Тоха остановился у входа в комнату. Протянул руку и надавил на дверную ручку.

Дверь легко отворилась, словно только этого и ждала.

А внутри… что же там было?

В тот же миг глаза затмил белый свет. Тоха почувствовал, как тело с резанувшим по барабанным перепонкам свистом взмыло вверх, – его пронзила такая боль, словно каждая косточка рассыпалась в прах. Весь покрытый пылью, он, как брошеная тряпичная кукла, кубарем катился по дороге.

Последнее, что парень помнил, – как стоял возле комнаты Тохёна. Он все еще явственно ощущал холод той дверной ручки. Но теперь Тоха лежал на проезжей части в неизвестном ему месте. Нечетким зрением он уловил выгнутую под странным углом руку и лужу крови, широкими брызгами расплескавшуюся по ночной улице. Воспоминания о вчерашней ночи практически исчезли, будто кто-то подрезал киноленту. Чем больше он пытался вспомнить, тем сильнее болела голова. Городской шум отдавался в мозгу, словно сумасшедшая партия барабанщика рок-группы.

Тоха с невероятным усилием поднял веки, что то и дело норовили опуститься. Водитель сбившего его грузовика спешно вышел из машины и куда-то позвонил. Юноша медленно моргал и глядел между ног окруживших его людей. Оттуда на него смотрели пластиковые зрачки Улыбчивого мишки, который совершенно точно стоял на двух лапах.

Сознание постепенно покидало его. Резко навалилась усталость. Ему хотелось закрыть глаза и немного передохнуть. Улыбчивого мишки больше нигде не было видно. «Его точно затопчут, и он сильно испачкается. Так нельзя, он же мой драгоценный друг», – с этими мыслями Тоха отдался во власть сна. Медленно приближающиеся звуки сирены – последнее, что он услышал.

Когда Тоха снова открыл глаза, он обнаружил, что застрял в комке из плюша с явно нечеловеческими конечностями, пришитыми к телу грубыми стежками. Место происшествия расчистили, и его окутала тишина – вокруг не было ни души. Тоха поднял свое мягкое, с трудом сохраняющее баланс тело и встал возле стеклянной витрины ближайшего магазина. В ней появилось его уменьшившееся отражение. Все казалось сном. Юноша попытался со всей силы ударить себя по щекам, но он не то что не проснулся – даже боли не почувствовал.

«Я что, серьезно превратился в игрушку? А что с моим человеческим телом?» – растерялся Тоха.

Однако холодные ночные улицы Яму не дали ему ни секунды на раздумья. Внезапно возникла тень – к Тоха, скалясь, подошла крупная пятнистая кошка. Теперь, когда его тело уменьшилось, она стала для него такой же опасной, как дикое животное в Африке. Пока кошка еще не успела напасть, парень из последних сил бросился к куче мусора и притаился на ее вершине. Он совершенно не понимал, что теперь делать. Вдруг кто-то схватил зарывшегося в мусор Тоха и вытащил наружу. Это оказалась одетая в огромное худи девушка с мрачным лицом.

– Привет, давно не виделись.

Взгляды двух живых существ столкнулись в ночном, пропитанном отвратительным запахом переулке. Немного погодя Хваён сгребла Тоха в объятия. В тот момент в его голове пронеслась мысль: «Возможно, мое тело стало таким не просто так».

Хван Хваён и Хан Тоха. Они уже встречались. Еще до всех этих трагических событий.

* * *

Хваён абсолютно ничего не могла понять. Ни того, что плюшевый медведь ее спас, ни того, что он умеет говорить, ни того, что именно он говорил, – ничего.

– Постой, то есть ты утверждаешь, что на самом деле человек? Семнадцатилетний школьник? Но попал в аварию, очнулся и оказался заперт в этом теле?

Мишка кивнул головой. Они находились в кладовке на крыше соседнего с «Клубничкой» мотеля «Виноградинка», где плюшевый медведь, связанный веревкой, подвергался допросу Хваён.

– Полнейшая бессмыслица. Может, ты робот или типа того?

Девушка повертела и ощупала игрушку со всех сторон, но никаких твердых частей не обнаружила. Осознав, что для робота он слишком легкий, Хваён пробормотала с серьезным выражением лица:

– Это что, реально одержимая призраком игрушка?

В голове всплыл пост из интернета, который с утра показывала Чуа. Речь в нем шла о том, что нельзя бездумно подбирать выброшенные игрушки или мебель, поскольку к ним могут привязаться злые духи. Но этот плюшевый медведь ей помог – какой уж из него злой дух? Если бы он не ударил топором по голени того мужчины, будто усердный дровосек, Хваён не выбралась бы из той комнаты живой.

– Ты точно не злой дух. Как там называются полные их противоположности? Духи-хранители? Что-то странно все это.

– Я даже не знаю, умер ли я на самом деле.

– То есть ты можешь быть жив? А твоя душа оказалась внутри игрушечного медведя?

Мишка кивнул.

– И ты даже не знаешь, почему все произошло?

Он снова кивнул. Хваён провела рукой по растрепанным волосам и буркнула:

– Все так странно и запутанно, с ума сойти просто.

Солнце уже село, сквозь окно с ладонь величиной проглядывала луна. Они прятались здесь уже третий час подряд. Девушка и медведь с замиранием сердца наблюдали из окна за обыском кладовки в здании напротив. Час назад звуки шагов и суеты стихли – теперь можно было тихонько выбираться наружу.

Хваён сощурилась и осмотрела плюшевого медведя – своего спасителя. «Серьезно, в этом городе творится столько странностей», – подумала она.

– В любом случае, спасибо, что спас. Если бы не ты, я была бы уже мертва.

– Что? А, ага.

У игрушек не меняется выражение лица, но в тот момент Хваён почему-то показалось, что медведь смутился. Она поначалу связала его на всякий случай (мало ли, он проклят), но, судя по его вялой реакции, эти сомнения можно было с легкостью отбросить. Девушка развязала крепко затянутую веревку и представилась:

– Я Хван Хваён. А тебя как зовут?

– Меня?

– Ты же сказал, что старшеклассник. Должно же у тебя быть имя.

Тоха ответил после некоторых раздумий:

– Тохён.

– Тохён? А фамилия?

– Ли, Ли Тохён.

– Ли Тохён. – Хваён тихо произнесла имя плюшевого мишки. Оно было не сильно запоминающимся. Два существа периодически поглядывали друг на друга. Повисла странная тишина.

– Что теперь будем делать? – спросил медведь.

Хваён сделала шаг и проверила, как обстояли дела снаружи. Ни прихвостней Ёнчжина, ни минивэна, который ее сюда привез, нигде не было. Если и выходить, то сейчас.

– Надо уходить отсюда.

Девушка засунула плюшевого мишку в рюкзак, после чего вывернула наизнанку запачканную кровью верхнюю одежду и надела. Она была двухсторонней, поэтому странным это не выглядело. Затем салфетками, что хранились в кладовке, она вытерла застывшую на лице кровь. И тут мишка прокричал из недр рюкзака:

– Куда собираешься идти?

Возвращаться в квартиру 303 в «Радуге» нельзя – там Ёнчжин. Но и альтернатив никаких не было. Внезапно в голове Хваён возник опасный план. Если постараться, можно будет сразу двух зайцев одним выстрелом убить.

– Эй, мишка, помоги-ка мне еще разок. Тогда и я тебе помогу.

– Поможешь?

– Ага, с чем угодно. Тебе же наверняка неудобно передвигаться в этом теле.

Она была права. Тоха вспомнил, как чуть не стал кормом для бездомных кошек. Чтобы вернуться в настоящее тело, сначала нужно узнать, что с ним стало после аварии. Возможно, подсказка хранится в стертых воспоминаниях. Да и помощник ему бы сейчас явно не помешал. О том, что он мог уже быть мертв, Тоха решил не думать: «Что ж, если так, то Мрачный жнец сам ко мне придет».

– И чем я могу тебе помочь?

– Отомстить, – ответила Хваён с усмешкой. – Я сопру деньги у сволочи Ёнчжина – того, кто меня продал. И ты мне нужен.

«Ты мне нужен». Трясясь в рюкзаке Хваён, Тоха смаковал эти три слова. Он поднес лапу к мягкой груди: казалось, сердце, которого у него даже не было, совершило кульбит. Парень вспомнил о недавнем прошлом и снова повторил про себя эти слова:

– Ты мне нужен.

Первый раз Тоха встретил Хваён весной, когда ему было четырнадцать и он только-только пошел в среднюю школу. Во вторник, за две недели до промежуточных экзаменов в первом семестре, желая скрыться от обеденной суматохи, он бродил вокруг школы в поисках места, где можно было бы тихонько позаниматься. Он вышел из главного шестиэтажного корпуса и обошел спортивную площадку, дворик и даже спортзал, но найти тихий уголок было непросто. Оставалась только пристройка, широко известная слухами о призраках. Это здание, в отличие от главного корпуса, который перестроили в прошлом году, сохранило свой облик столетней давности и было заброшено – того и гляди что-то оттуда выскочит.

Однако мальчик привык к такого рода вещам.

С булочкой из магазинчика в одной руке и со словарными карточками в другой Тоха подошел к пристройке. В трехэтажном здании со стенами из красного кирпича располагались биолаборатория, класс физических экспериментов, кабинет геонаук и другие помещения, которыми больше не пользовались. Оно казалось абсолютно другим миром – настолько тихо там было. Осмотрев первый этаж, Тоха в поисках не слишком темного, страшного и заметного пространства поднялся на второй, а следом и на третий этаж. В итоге он добрался до двери, что вела на крышу. В главном здании тщательно следили за проходами – дверь на крышу пристройки легко поддалась, будто ждала, что кто-то придет. Запах только что расцветшей спиреи кружил в воздухе вместе с весенним ветром. Тоха сделал шаг на крышу. Некто сидел, прижавшись спиной к резервуару для воды.

Наспех собранные волосы и неотглаженная форма. Бледные губы и тонкие запястья. А еще полный плюшевых медведей полиэтиленовый пакет.

Тоха подумал, что Хваён – призрак. «Снова у меня галлюцинации», – пробормотал он про себя и непринужденно сел рядом. Призраки, если не обращать на них внимания, обычно чуть позанимаются своими делами и тут же исчезают. Но Хваён к их числу не принадлежала, а потому возникший из ниоткуда и посчитавший ее призраком Тоха вызвал у нее недоумение. Девочка приблизилась к нему, когда тот, разложив свои карточки со словами, откусил от булочки с шоколадным заварным кремом, и заявила:

– Я не галлюцинация.

Такими были ее первые слова. Озадаченный Тоха спросил в ответ:

– Тогда что ты такое?

Хваён пришивала глаз медведю и, воткнув иголку в игрушку, спокойно произнесла:

– Божество, что дарит жизнь плюшевым мишкам, кто ж еще?

Снова подул ветер. Их обоих накрыл аромат множества цветов, распустившихся в апреле. Спиреи, вишни, форзиции, рододендрона… Внезапно в голову Тоха пришла мысль о том, что он, возможно, влюбился в этот запах весны. Хваён вернулась на место и возобновила работу. Достала одного из безглазых медведей, которыми был забит огромный пакет, и прикрепила к нему блестящий зрачок. Ее худые длинные пальцы, двигаясь в определенном ритме, работали иголкой, чем сильно напоминали движения руководящего оркестром дирижера. Тоха с осторожностью задал вопрос. Ради приличия все-таки нужно было получить разрешение у полтергейста, что занял это место раньше него.

– Меня зовут Хан Тоха. Ничего, если я буду тут во время обеда учить слова?

Хваён прикрыла лицо плюшевым мишкой и, подражая голосу его мультяшной версии, ответила:

– Я первая застолбила это место, но ты вроде бы не собираешься меня бесить, так что так и быть – разрешу тебе.

– Спасибо.

В глазах Тоха отразились три слога на прикрепленном к жилетке бейджике. С того дня они встречались на крыше каждый обеденный перерыв. И занимались одним и тем же. Хваён пришивала глаза игрушкам, а Тоха заучивал слова. Они даже не разговаривали, только изредка обменивались взглядами. А потом однажды в животе Хваён послышалось громкое урчание, и они разделили обед на двоих. В тот день столовая не работала – сломался водопровод. На другой день Хваён уже клеила пластырь на ранку Тоха, которую оставила брошенная Юнхёком книга. На розовом пластыре, само собой, красовались медведи. Мальчика поразило, что она налепила его безо всякой мази, но боль чудесным образом все равно отступила.

В то время Юнхёк каждый вечер заставлял его писать тесты на знание английской лексики и математики. Если сын ошибался более чем в трех вопросах, в него летела книга, а ошибочное задание снова появлялось в тесте на следующий день. Со второй ошибки начинались словесные нападки. «Бесполезный ублюдок», «жалкая скотина», «как ты можешь быть моим сыном» – и все в таком духе… Мальчик слишком часто слышал эти слова и должен был бы уже выработать к ним иммунитет, но они все так же оставляли на сердце глубокие раны.

До экзамена оставалось два дня. Тоха пристально вглядывался в слово, в котором уже два раза ошибся. Nevertheless. Странным образом оно никак не хотело запоминаться. «Это часто употребляемое наречие[17], конечно же, оно появится в тесте», – казалось мальчику. Беспокойный от нарастающей тревоги мозг лишь сильнее отталкивал слово. Хваён обратилась к Тоха с розовым пластырем на лбу – он выглядел так, словно был готов тут же разрыдаться:

– У тебя такое лицо, будто ты сейчас умрешь.

– Я никак не могу запомнить слово. Если ошибусь третий раз, могу реально умереть.

Девочка взглянула на карточки со словами, после чего развернулась и достала одного из плюшевых медведей. Вместе с иголкой и ниткой из швейного набора. Тоха в полном недоумении взял предметы в руки и поднял взгляд на Хваён.

– Я научу тебя пришивать глаза. В этом деле требуется полностью очистить разум. И я не пытаюсь нагрузить тебя работой, если что.

Затем девочка уселась рядом и объяснила, как работать с иголкой:

– Вставляешь нитку в иголку, протыкаешь медвежью мордочку. Делаешь один стежок, затягиваешь нитку, снова просовываешь иголку сквозь дырочку в глазу и делаешь узелок. Да, вот так. Ты вдохнул жизнь в этого мишку. Разве не здорово?

– Но это же просто игрушка. Он же не двигается, он неживой.

– А откуда ты знаешь, живой он или нет?

– Что за детский сад?

– А мне нравится. И тебе. По лицу видно.

Хваён была права. За те две минуты, что Тоха пришивал медведю глаз, он испытал странное чувство удовлетворения. Вот каково это – с помощью иголки с ниткой сделать чье-то существование полноценным. Чувство, которое возникает, когда тянешь за иголку и тонкая нить проходит сквозь ткань, оказалось ужасно приятным. Как и говорила Хваён, разум Тоха действительно очистился. После пятой пары пришитых медвежьих глаз он снова взялся за карточки со словами. «Nevertheless: тем не менее». Наконец слово уложилось в расслабленной голове. Вечером, во время третьего теста, Тоха в нем не ошибся.

С тех пор каждый раз, когда у него болела голова или до предела натягивались нервы, мальчик вместе с Хваён пришивал глаза плюшевым медведям. Это простое занятие ощущалось как нечто сродни монашеской практике. То же самое было и во время промежуточных экзаменов. За полчаса до теста Тоха, вместо того чтобы пробежаться по изученному материалу, пришивал игрушечные глаза на крыше, возвращая контроль над своим разумом. Слово все-таки появилось и на экзамене. «Тем не менее». В последнем вопросе по английскому, за который давалось три балла. Во время сверки с ответами Тоха гордо вырисовывал круги[18]. Он не наделал ошибок там, где до этого каждый раз ошибался из-за чрезмерного волнения, и в результате поднялся на десять мест по сравнению с последним рейтингом. Юнхёк, конечно, все равно не был доволен, но вот сам Тоха – вполне. Да, он не смог обойти Тохёна или получить признание отца, но зато впервые познал чувство удовлетворения.

Как только итоговые экзамены за первый семестр подошли к концу, Тоха подарил Хваён худи на молнии. Оно было выпущено известным спортивным брендом с символикой Улыбчивого мишки и стала хитом. Рукава на старой кофте, которую Хваён часто носила, уже растянулись – Тоха увидел это и выбрал для нее новую. Поначалу девочка надевала ее с неохотой, но вскоре уже глядела на вещь с широкой улыбкой. На груди самого обычного серого худи вместо брендового логотипа красовалась медвежья морда, и она сочеталась с улыбкой Хваён как нельзя лучше. То были сладкие времена. Хотя мальчик сам же положил им конец.

Когда всем стало известно о том, что они с Тохёном, который учился на класс старше, двоюродные братья, Тоха стал получать непрошеное внимание. Тохён был своего рода принцем средней школы. К его красивой внешности, один в один унаследованной от Чонхёка, примешивалась ложечка печального очарования, приобретенная после продолжительной борьбы с болезнью в детстве, и в довершение – довольно высокий для школьника рост в сто семьдесят пять сантиметров. Он всегда был лучшим в учебе, владел самым большим в Яму состоянием, и, что еще важнее, не было ни одного человека, кто бы этого доброго юношу не любил.

В большинстве случаев разговор с Тоха заходил о его брате. Среди ребят были даже те, кто преследовал мальчика, желая сблизиться с Тохёном. Один такой узнал о том, что Тоха и Хваён встречаются каждый день за обедом. Среди первогодок девочка слыла самой мрачной и чудаковатой, поэтому слухи об этом странном союзе распространились за считаные мгновения. Сначала ребята просто болтали между собой, но когда Хваён начала носить подаренное Тоха худи, история стала достоянием общественности.

Особенно задиристые открыто над ними подшучивали. Настолько, что это дошло даже до учителей. Классный руководитель Тоха учился в одной старшей школе с Юнхёком и продолжал с ним близко общаться. Во время консультации в конце семестра он использовал словосочетания в духе «любовные дела» и «бурная юность». Фразы были безобидными, но в его совете не пренебрегать учебой явно содержался скрытый смысл. Возможно, скоро Юнхёк и сам обо всем разузнал бы. Тоха машинально начал оправдываться.

– Не так уж мы с ней и близки. Ребята просто не так поняли, они шутят.

Классный руководитель в ответ лишь махнул рукой: мол, ясно, можешь идти. Стоило мальчику обернуться, как он встретился глазами с Хваён, которая как раз пришла внести оплату за питание в столовой. На ней было подаренное им худи. Тоха покинул учительскую чуть ли не бегом. В тот же день во время уборки, пока Хваён отмывала доску, один ученик, тыча в девочку пальцем, спросил:

– Эту кофту реально Хан Тоха подарил? Она ж сейчас на вес золота просто, жутко дорогая! Да и попробуй еще найди. Вы что, встречаетесь?

Хваён ничего не ответила и продолжила заниматься своими делами, и проигнорированный любопытствующий, как и полагается в таких случах ученику первого класса средней школы, забормотал ругательства. Мимо по коридору с поручением от классного руководителя как раз проходил Тоха, и ребенок крикнул ему:

– Эй, ответь-ка! Кофту с медведем реально ты купил?

Мальчик сказал, что не он.

Хваён немного замешкалась, но вскоре продолжила стирать с доски, делая вид, что ничего не произошло. Друзья этого школьника – зачинщика конфликта – начали шутить, что она ее украла. Тоха спешно ретировался. В тот момент девочка смотрела на доску, и он не смог уловить выражение ее лица – к худу или к добру.

После мальчик пришел на крышу пристройки, чтобы извиниться, но больше подругу не видел. Он достал несколько медведей, припрятанных Хваён в пустом резервуаре для воды, и пришил им глаза. Затем наступили летние каникулы, которые Тоха, по принуждению Юнхёка, провел в сеульском лагере со спартанскими условиями. С каждым пробным экзаменом его оценки становились все хуже. Ему хотелось взять в руки эти мягкие тельца и вдохнуть в них жизнь. Тогда, казалось, это удушающее чувство наконец исчезнет.

В первый день второго семестра Тоха столкнулся с Хваён в коридоре. Забыв о своем поступке, он с радостью на сердце помахал ей рукой, но девочка проигнорировала приветствие и прошла мимо. Только тогда он осознал, что ранил ее, и теперь, возможно, уже слишком поздно что-то менять.

На крыше пристройки, где они собирались за обедом, плюшевые медведи больше не появлялись. И худи Хваён тоже носить перестала. Тоха знал: нужно извиниться. День за днем он не мог набраться смелости, боясь быть отвергнутым. Время пролетело быстро – и вот настала пора промежуточных экзаменов за второй семестр. Целыми днями мальчик корпел над учебниками, но ничего не лезло в голову, тело одеревенело от напряжения и беспокойства. С трудом проглоченная еда лишь вызывала расстройство желудка. Физическое состояние ослабло, а вслед за ним сильно снизилась и продуктивность в учебе. В октябре, в месяц переездов, Тоха получил табель с оценками, где значилось, что он занял место на целых десять пунктов ниже, чем Тохён.

В тот день, когда он увидел этот ужасный рейтинг, Тоха у туалета столкнулся взглядом с Хваён. Всего лишь на мгновение. «Ты мне нужна, – слова, которые Тоха хотел сказать, но так и не смог выдавить из себя. – Прости. Я был неправ». Они застряли в горле и не вырвались наружу. Хваён отвернулась первая – он так и остался стоять в коридоре. А ночью того же дня случилось то, что случилось.

Когда он спустя очень долгое время вернулся в школу, Хваён там уже не было. Столько всего произошло: умерли и мама с папой, и Тохён, – но единственным, что занимало его мысли, было желание извиниться перед подругой. Тоха хотел сделать это должным образом. Хотел сказать: «Прости меня». Бесконечно надеялся, что девочка снова появится. Единственное чудо, на которое он уповал в своей удушающей жизни. Но в результате встретился с ней, будучи в этом бесполезном теле.

1 Тток – блюдо корейской кухни с огромным разнообразием вариаций, что-то вроде пирожков из клейкого риса со всяческими добавками.

2 Сочжу – корейский алкогольный напиток большого диапазона крепости, дистиллят браги из батата, риса или пшеницы.

3 Косивон – один из видов съемного жилья, маленькая комната, которую обычно арендуют студенты и другие люди с небольшим доходом.

4 Хагвон – корейское учебное заведение, предоставляющее услуги дополнительного образования в самых различных областях: от школьных предметов продвинутого уровня до спорта и искусства.

5 Название района образовано от сочетания англ. green («зеленый, экологичный») и кор. дон («район»).

6 Армия спасения – международная протестантская благотворительная организация, созданная в Англии в 1865 году. Проводит различные мероприятия по сбору средств, в том числе в Корее, чаще всего под Рождество.

7 Чансын – корейский тотемный столб, изображающий духов – хранителей людских поселений.

8 Имеется в виду первый год старшей школы, куда поступают в 15–17 лет. В Республике Корея школьное образование включает в себя шесть лет начальной, три года средней и три года старшей школы.

9 По российскому курсу на начало декабря 2024 г. в рублях это чуть меньше полутора миллионов.

10 Кимчхи ччигэ – корейское рагу с добавлением квашеных по традиционной национальной технологии острых овощей.

11 Вебтуны – южнокорейские комиксы цифрового формата, публикуемые в сети отдельными выпусками на вертикальной ленте без разбиения на страницы.

12 Имеется в виду фильм «Чунгкингский экспресс» (1994 г., реж. Вонг Карвай).

13 Желтая купюра номиналом в 50 тыс. вон является самой крупной, за ней следуют зеленая – номиналом в 10 тыс. вон, красная – 5 тыс. вон и голубая – 1 тыс. вон.

14 Бинсу – корейский десерт, представляющий собой мороженое из стружки льда (по текстуре похожей на снег) с сиропом, молоком, фруктами и иными топингами. Патбинсу – бинсу с пастой из красных бобов.

15 Розовые угри, или розацеа, – кожное заболевание, одним из симптомов которого является покраснение кожных покровов. Игра слов, поскольку с корейского языка название болезни дословно переводится как «клубничный нос».

16 Расстройство восприятия речи, вызванное повреждением мозга вследствие полученной физической или психической травмы. Больной теряет способность не только говорить, но и воспринимать слова других людей.

17 В английском языке слово nevertheless является союзным наречием, в то время как его русские аналоги, как правило, выступают в роли союзов («тем не менее», «однако», «впрочем», «все же», «все-таки», «а ведь»), предлогов («несмотря на»), частиц («тем не менее», «все-таки», «все равно») или вводных словосочетаний («как бы то ни было»).

18 До выставления оценок ученикам иногда дается возможность самостоятельно сверить ответы с таблицей. Тоха же в процессе сверки с ответами обводил в кружок номера заданий, которые он написал правильно.

Продолжить чтение

Плюшевые мишки не умирают

Пролог

Глава 1Плюшевый мишка с топором

Глава 2История двух братьев

Глава 1
Плюшевый мишка с топором

Глава 2
История двух братьев