Прежде чем я уйду
00:46
Сознание приходило медленно. Обычно после прыжка состояние легче, подумал Платон, видимо, или инженеры напортачили или всё же старость подкралась незаметно. Пора прекращать летать, тем более, его уже давно зовут инструктором в академию, которую он когда-то заканчивал. Вот туда и надо. И всё же, почему так тяжело?
А, ремни перетянули грудь, вот и дышать сложно. Сейчас исправим, пока Дар не заметил и не подколол, как обычно, что вечно у него какие-нибудь непорядки – до сих пор припоминает ему галстук на парадной форме. Он даже фото с выпускного сохранил, где все красавцы, равны как на подбор, но всё внимание сбивается на него, с этим дурацким галстуком на плече по самому центру фото. Гад. Он уже давно исправил ту фотографию, подретушировав проклятую удавку, заменил во всех выпускных альбомах, а этот… нехороший человек распечатал оригинал и носит во внутреннем кармане кителя. Идиот. Хотя, пусть с собой возит, он и правда смешной на том фото.
Следом за осознанием неудобства пришло еще одно «НО». Таких звуков в кабине не должно быть при выходе из прыжка. Должно быть они столкнулись с чем-то мелким при входе в прыжок, что их щиты не успели принять на себя, и это причинило им весьма крупные проблемы. Платон Ожегов, пилот-испытатель первого класса, сорока двух лет от роду, наощупь дотянулся до тумблера отключения звуков и щёлкнул им, чтобы не создавать лишнего шума. Глаза открывались очень медленно, словно он не спал несколько суток подряд.
Чёртов организм. На последнем медосмотре перед вылетом медики недовольно морщились при снятии показаний, но пропустили. Прошел-таки по нижней границе нормы. А он ещё, дурень, не понимал, что врачам не нравилось. А вот оно! Голова гудит, сердце заполошно стучит, и даже вдохнуть полной грудью не получается. Хотя, это могут быть сломаны ребра – всё же выкинуло их из прыжка очень жестко, и ремни перекрутились. Главное, привести голову в порядок, всё остальное приложится.
00:42
Не приложится. Если верить свернувшимся в точку изображениям на мониторах, управляющая система умерла наглухо, это можно перегрузить только на базе. А где сейчас база, даже Бог не подскажет. Платон, пару секунд прислушавшись к чему-то, обречённо стянул с себя шлем комбинезона – да, так и есть, свист утекающего из кабины воздуха стал ещё лучше слышен. Медленно поворочав головой, он увидел пробоину, маленькую, с детский кулачок, со стороны напарника. Воздух с издевательским свистом уходил в неё.
Он ведь спорил с конструктором этой летающей жестянки, что не нужны в кораблях такого класса иллюминаторы! Ну чем там любоваться, тем более пилотам? Вечной темнотой? Но нет же, и конструктор, и этот придурковатый дизайнер упёрлись, что называется, рогом и отстояли наличие «окон». Дизайнер! Господи Боже. Что вообще можно придумывать красивого в космическом корабле? А главное, зачем? Важно, чтобы он безопасно и максимально быстро перевозил людей от одной планеты до другой. Да хоть летающий куб, на его полетных характеристиках в космосе это никак не скажется. Всё равно на глаз ничего не делается, управление только по приборам. И вот сейчас из-за глупости одних и невнимательности других (с себя Платон ответственность не снимал – надо было дожать, либо отказаться от испытания ходовой части даже в ущерб своему послужному списку) они с Даром зависли непонятно где, и жить им осталось с полчаса.