Граф и гувернантка

Julia Quinn

A Night like this

© Julie Cotler Pottinger, 2012

© Перевод. Е. Ильина, 2023

© Издание на русском языке. AST Publishers, 2025

Пролог

– Уинстед! Ах ты чертов шулер!

Дэниел Смайт-Смит удивленно заморгал. Он слегка захмелел, но, кажется, кто-то только что обвинил его в нечестной игре. Дэниел не сразу понял, что обращаются именно к нему, ведь он носил титул графа Уинстеда меньше года и до сих пор забывал обернуться, услышав это обращение.

Но нет, он – Уинстед. Вернее, Уинстед – это он, и…

Дэниел тряхнул головой. О чем он размышлял? Ах да!

– Нет, – протянул он, все еще озадаченный происходящим, и протестующее поднял руку, поскольку был уверен, что не шельмовал.

Вообще-то после очередной опустошенной бутылки вина ни в чем другом он уверен не был. Больше Дэниел ничего не успел сказать, потому что едва отскочил в сторону, когда на него с грохотом обрушился стол.

Стол? Ну и набрался же он!

Стол и впрямь валялся на боку, карты рассыпались по полу, а Хью Прентис орал на него точно безумный.

Должно быть, Хью тоже изрядно запьянел.

– Я не жульничал, – произнес Дэниел, вскинув брови и отчаянно заморгав, словно это помогло бы ему развеять пелену хмельного тумана, застилавшего, казалось, все вокруг. Взглянув на своего закадычного друга Маркуса Холройда, он пожал плечами и повторил: – Я не жульничал.

Все вокруг знали, что он не жульничал, но Хью, очевидно, окончательно утратил рассудок, и Дэниел лишь стоял и смотрел, как тот бесновался, размахивая руками и изрыгая проклятья. Дэниелу он напоминал шимпанзе, только без шерсти.

– О чем это он сейчас говорил? – спросил Дэниел, не обращаясь ни к кому конкретно.

– У тебя никак не могло быть туза, – взвился Хью, бросаясь к нему и нетрезво тыча в него пальцем. – Туз должен был лежать… лежать… – Он взмахнул рукой и указал на то место, где прежде стоял стол. – У тебя его не могло быть.

– И тем не менее он оказался у меня, – беззлобно ответил Дэниел, не чувствовавший за собой никакой вины, и опять пожал плечами, ибо что тут еще скажешь.

– Не могло его у тебя оказаться! – рявкнул Хью. – Я помню каждую карту в колоде.

Верно. Хью всегда знал, где какая карта. В этом отношении его мозг работал на удивление остро. А еще он ловко считал в уме: производил довольно сложные вычисления с трех-, четырех-, пятизначными цифрами, задействуя переносы заимствования и прочую чепуху, коей их заставляли заниматься в школе.

Дэниела даже посетила мысль, что ему вообще не стоило садиться с Хью за один карточный стол, но ему хотелось развлечься, к тому же он был уверен, что проиграет, ведь еще никому и никогда не удавалось выиграть в карты у Хью Прентиса. И, судя по всему, Дэниел стал первым.

– Поразительно, – пробормотал он, обведя взглядом рассыпавшиеся по полу карты.

Да, все они перемешались, но он помнил каждую и удивился не меньше остальных, когда выложил на стол выигрышную комбинацию.

– Я выиграл, – объявил Дэниел, хотя и понимал, что констатирует очевидный факт, а потом повернулся к Маркусу: – Представляешь?

– Ты его вообще слышишь? – прошипел в ответ Маркус, а потом хлопнул перед лицом друга в ладоши. – Проснись!

Дэниел насупился и сморщил нос от невыносимого звона в ушах. Такого от Маркуса он не ожидал.

– Я не сплю!

– Требую сатисфакции! – взревел Хью.

Дэниел удивленно уставился на него:

– Что?

– Назови своих секундантов.

– Ты вызываешь меня на дуэль?

Судя по словам Хью, так оно и было, но Дэниел выпил лишнего, и Прентис тоже.

– Дэниел, – простонал Маркус.

Граф обернулся:

– Кажется, он вызывает меня на дуэль.

– Дэниел, заткнись!

– Пфф, – только отмахнулся Дэниел, который любил Маркуса как брата, но временами тот был жутким занудой. – Хью, – обратился он к стоявшему перед ним разгневанному джентльмену, – не будь ослом.

Хью бросился на него.

Дэниел отскочил в сторону, но недостаточно быстро, и оба рухнули на пол. Дэниел был на целых десять фунтов тяжелее, но одурманен изрядным количеством спиртного, а вот Хью, черпавший силы в собственной ярости, успел ударить противника по меньшей мере четыре раза, прежде чем тот занес кулак.

Однако ответного удара так и не последовало, поскольку Маркус и еще несколько человек тотчас же растащили дерущихся.

– Ты проклятый шулер! – прохрипел Хью, пытаясь вырваться из рук удерживавших его джентльменов.

– А ты идиот.

Лицо Хью потемнело.

– Я требую сатисфакции!

– Ну уж нет, – огрызнулся Дэниел, и в какой-то момент – очевидно, когда кулак Хью обрушился на его челюсть, – недоумение его сменилось гневом. – Это я требую сатисфакции.

Маркус застонал.

– На Зеленом пятаке? – холодно спросил Хью, имея в виду уединенное место в Гайд-парке, где джентльмены обычно улаживали свои разногласия.

Дэниел гневно посмотрел ему в глаза.

– На рассвете.

В помещении повисла гробовая тишина. Присутствовавшие ждали, что спорщики образумятся, но этого не случилось, что, собственно говоря, было вполне ожидаемо.

Уголки губ Хью дрогнули:

– Да будет так.

– Проклятье! – простонал Дэниел. – Голова раскалывается.

– Да неужели? – саркастически усмехнулся Маркус. – Не представляю, с чего бы.

Дэниел судорожно сглотнул и потер здоровый глаз, – тот, под который накануне вечером Хью не успел поставить синяк.

– Сарказм тебе не к лицу.

Однако Маркус проигнорировал замечание друга.

– Ты все еще можешь это остановить.

Дэниел окинул взглядом деревья, окружавшие поляну, сочную зеленую траву под ногами и теперь смотрел на Хью Прентиса и его секунданта, осматривавших пистолет. Солнце взошло всего десять минут назад, и все вокруг искрилось еще не успевшими высохнуть каплями росы.

– Тебе не кажется, что для этого немного поздно?

– Дэниел, но это же идиотизм! Не стоит тебе браться за пистолет. Вероятно, ты все еще не протрезвел после вчерашней попойки. – Маркус с тревогой посмотрел на Хью. – Да и он тоже.

– Он обозвал меня шулером.

– За это не стоит умирать.

Дэниел закатил глаза.

– О, ради бога, Маркус! Он же не собирается меня убивать.

И вновь Маркус устремил на Хью исполненный тревоги взгляд.

– Я бы не был в этом так уверен.

– Он в меня не попадет.

Покачав головой, Маркус отправился на середину поляны, где встретился с секундантом Хью. Дэниел наблюдал, как они осматривают пистолеты и совещаются с хирургом.

Какого черта они притащили сюда доктора? На дуэлях никто никого не убивает и даже не ранит.

Вернувшись, Маркус с мрачным видом протянул другу пистолет и тихо произнес:

– Постарайся не застрелиться и не подстрелить его.

– Постараюсь, – нарочито беспечно ответил Дэниел в попытке досадить Маркусу, занял свое место у черты и стал ждать команды.

Один.

Два.

Тр…

– Проклятье! Ты меня ранил! – взревел Дэниел, ошеломленно уставившись на Хью, а потом перевел взгляд на свое обагрившееся кровью плечо. Пуля задела мышцу, но, господи, как же больно! К тому же это правая рука. – О чем, черт возьми, ты только думал!

Хью же стоял на своем месте и таращился на него как идиот, словно никак не ожидал увидеть кровь.

– Чертов кретин! – пробормотал Дэниел, поднимая пистолет для ответного выстрела.

Он целился в сторону – в толстый ствол дерева, – когда к нему подбежал хирург, что-то бормоча себе под нос. Дэниел повернулся к нему, не убирая пальца со спускового крючка, поскользнулся на мокрой траве, и тут прогремел выстрел.

Черт!

Отдача отозвалась сильной болью. Надо же, как глупо…

Хью заорал.

Дэниел похолодел и в ужасе перевел взгляд на то место, где еще секунду назад стоял его противник.

– Господи!

Туда уже бежал Маркус в сопровождении хирурга. Крови было так много, что она забрызгала всю поляну. Пистолет выскользнул из пальцев Дэниела, и он словно во сне двинулся вперед.

Господь милосердный, неужели он только что убил человека?

– Принесите мой саквояж! – выкрикнул врач, и Дэниел сделал еще один шаг вперед.

И что теперь делать? Помогать? Но Маркус с секундантом Хью уже суетились возле тела и, кроме того, разве не он сам стал причиной случившегося? Так как должен поступить в данном случае джентльмен? Надо ли помогать тому, в которого только что всадил пулю?

– Держись, Прентис! – взмолился кто-то, и Дэниел сделал шаг и еще один, пока в нос ему не ударил металлический запах крови.

– Затягивайте туже, – раздался чей-то голос.

– Он потеряет ногу.

– Все лучше, чем потерять жизнь.

– Необходимо остановить кровотечение.

– Надавите сильнее.

– Не засыпай, Хью!

– Кровь не останавливается!

Кому принадлежали эти слова, Дэниел не понял, да это и неважно: Хью умирал прямо здесь, на траве, и виноват в этом он, пусть и вышло это случайно. Хью ранил его, а трава такая скользкая, вот и… Господи, но кто знает, что он поскользнулся?

Он силился что-то сказать, но не находил слов, к тому же слышать его мог только Маркус.

– Тебе лучше отойти в сторону, – произнес он угрюмо.

– Он… – Дэниел попытался задать единственный имевший значение вопрос, но слова застряли в горле.

А потом его окутала тьма.

Придя в сознание, Дэниел обнаружил, что лежит в постели с туго перебинтованной рукой. В кресле рядом с кроватью сидел Маркус и смотрел в окно, через которое в комнату проникали лучи полуденного солнца. Услышав стон, Маркус вскинул голову и посмотрел на друга.

– Хью? – прохрипел Дэниел.

– Жив. Во всяком случае, так мне сказали.

Дэниел закрыл глаза и прошептал:

– Он сильно пострадал?

– Много крови потерял, – заметил Маркус. – Ты попал в артерию.

– Я не хотел. – Эти слова прозвучали жалко, но Дэниел не лгал.

– Знаю. – Маркус вновь устремил взгляд в окно. – Стрелок из тебя никудышный.

– Просто поскользнулся: трава была мокрая. – Дэниел не знал, зачем говорил все это, ведь это совершенно неважно, если Хью умрет.

Черт возьми, они же были друзьями! В этом-то и состояла нелепость ситуации. Дэниел и Хью знали друг друга много лет – с того самого момента, как впервые увиделись в Итоне. Правда, тогда все они были пьяны, кроме Маркуса, который никогда не позволял себе больше одного стакана.

– Как твоя рука? – спросил Маркус.

– Болит, но это даже хорошо, – сказал Дэниел, глядя в сторону. – Мои родные знают?

– Трудно сказать, но наверняка скоро узнают.

Дэниел судорожно сглотнул. Как бы то ни было, он станет парией, и это непременно бросит тень на его семью. Его старшие сестры, слава богу, замужем, а вот Гонория недавно впервые вышла в свет. Кто теперь захочет к ней посвататься?

Дэниел даже думать не хотел, как случившееся отразится на его матери. Решение пришло само.

– Мне необходимо уехать из страны.

– Он еще не умер.

Дэниел воззрился на друга, ошеломленный его прямотой.

– Если он выживет, тебе не придется никуда уезжать, – пояснил Маркус.

Он, конечно, прав, вот только Дэниел сильно сомневался, что Хью выкарабкается: он видел кровь, рану, даже развороченную кость! Вряд ли кому под силу пережить такое. Если Хью и справится с кровопотерей, то инфекция непременно его убьет.

– Я должен его навестить, – принял решение Дэниел, пытаясь подняться.

Ему даже удалось спустить ноги с кровати и почти коснуться пола, когда его подхватил Маркус и предостерегающе произнес:

– Это не слишком хорошая идея.

– Мне необходимо объяснить Хью, что я не хотел его убивать.

Маркус вскинул брови.

– Не думаю, что это имеет какое-то значение.

– Для меня имеет.

– Не удивлюсь, если ты встретишься там с судьей.

– Если бы судья хотел меня видеть, то уже отыскал бы здесь.

Обдумав услышанное, Маркус отошел в сторону.

– Ты прав.

Он протянул Дэниелу руку, и тот глухо произнес:

– Я играл в карты, то есть проводил время так, как многие джентльмены, и, когда Хью обозвал меня шулером, вызвал его на дуэль, потому что именно так поступают настоящие джентльмены.

– Не терзай себя! – попросил Маркус.

Нет, ему есть что сказать, и Маркус выслушает его до конца. Он повернулся к другу, сверкнув глазами.

– Я выстрелил в сторону, потому что так поступают все настоящие джентльмены, но поскользнулся и попал в Хью, и теперь, черт возьми, я должен поступить, как подобает мужчине: пойти к нему и сказать, что мне очень жаль.

– Я тебя отвезу, – вздохнул Маркус (а что ему оставалось?..)

Хью был вторым сыном маркиза Рамсгейта, и посему его отвезли в дом отца на площади Сент-Джеймс. Дэниелу не потребовалось много времени, чтобы понять, что он нежеланный гость.

– Вы! – взорвался лорд Рамсгейт, тыча в Дэниела пальцем, словно увидел перед собой самого дьявола. – Как вы посмели сюда явиться?

Дэниел стоял, опустив голову и не произнося ни слова. Рамсгейт, в шоке и почерневший от горя, имел все основания гневаться.

– Я пришел, чтобы…

– Выразить соболезнование? – язвительно оборвал его маркиз. – Не знаю, обрадует ли вас известие, что мой сын еще жив.

В душе Дэниела всколыхнулась надежда.

– О господи! Конечно, обрадует! Простите меня – не было умысла, просто стечение обстоятельств…

И без того выпученные от гнева глаза Рамсгейта едва не выскочили из орбит.

– Стечение обстоятельств? Вы полагаете, извинения спасут вас от виселицы в случае смерти моего сына?

– Я пришел не…

– Я сделаю все, чтобы вас повесили, так что не надейтесь избежать наказания!

Дэниел ни на секунду не усомнился, что маркиз исполнит свою угрозу.

– Но первым о дуэли заговорил Хью, – тихо заметил Маркус.

– Мне плевать, кто был зачинщиком этого безобразия! – рявкнул Рамсгейт. – Мой сын действовал благородно: целился в сторону, – в то время как вы… – Маркиз повернулся к Дэниелу, источая злобу и горе. – Вы его ранили. Зачем?

– Это всего лишь случайность.

Рамсгейт молча смотрел на него, потом спросил:

– И это все, что вы можете сказать?

Дэниел ничего не ответил. Его оправдания никому не нужны, хоть он и сказал чистую правду, и правда эта была ужасной.

Он перевел взгляд на Маркуса в надежде получить от него какой-нибудь совет, намек на то, как действовать дальше, но и тот тоже выглядел растерянным. Дэниел хотел было, еще раз извинившись, убраться восвояси, но в это самое мгновение в гостиную вошел дворецкий с известием, что доктор, осматривавший Хью, только что спустился вниз.

– Как он? – едва ли не выкрикнул Рамсгейт.

– Будет жить, – сообщил доктор, – если уберечь рану от инфекции.

– А нога?

– Ногу тоже можно сохранить, опять-таки если не начнется воспаление. Но вот хромота скорее всего останется навсегда: кость раздроблена. Я постарался все собрать, но… – Доктор пожал плечами. – В общем, сделал что мог, больше ничего сделать нельзя.

– Когда вы будете знать наверняка, что опасность миновала? – спросил Дэниел.

Доктор воззрился на него.

– Вы кто?

– Дьявол, подстреливший моего сына, – прошипел Рамсгейт.

Доктор в полном ошеломлении отпрянул, когда маркиз надвинулся на Дэниела и злобно процедил:

– Слушайте меня внимательно: вы за это заплатите. Вы испортили жизнь моему сыну. Даже если он выживет, с искалеченной ногой он будет инвалидом.

В груди Дэниела зародилось ледяное предчувствие беды. Он знал, что Рамсгейт взбешен, и у него были на то все основания, но от горя он утратил над собой контроль и сделался поистине одержимым.

– Если он умрет, – прошипел Рамсгейт, – вас повесят, а если выживет, но вам каким-то образом удастся избежать наказания, я вас убью.

Они стояли так близко друг к другу, что Дэниел ощущал неровное дыхание маркиза, вырывавшееся из груди с каждым словом. Глядя в его горящие яростью зеленые глаза, он в полной мере ощутил, что такое страх.

Лорд Рамсгейт действительно вознамерился его убить. Это всего лишь вопрос времени.

– Сэр, – начал Дэниел, поскольку испытывал необходимость сказать хоть что-то, не в силах просто стоять и молча выслушивать угрозы. – Должен вам сказать…

– Нет, это я должен сказать! – рявкнул маркиз. – Мне плевать, кто вы такой, плевать на титул, оставленный вашим никчемным отцом. Вам не жить! Вы меня поняли?

– Думаю, нам пора, – поспешил вмешаться в разговор Маркус и, просунув руку между джентльменами, осторожно развел их в стороны. – Доктор, – кивнул он стоявшему поодаль врачу, увлекая Дэниела за собой. – Лорд Рамсгейт.

– Считайте оставшиеся дни, Уинстед, – угрожающе протянул маркиз. – Или, скорее, часы.

– Сэр, – в стремлении все уладить ну или хотя бы попытаться опять начал Дэниел, желая выразить почтение хозяину дома. – Должен вам сказать…

– Не смейте ко мне обращаться! – оборвал его Рамсгейт. – Вас уже ничто не спасет, и нет такого места на земле, где вы смогли бы от меня спрятаться.

– Но если вы его убьете, вас тоже повесят, – заметил Маркус. – А если Хью выживет, вы ему понадобитесь.

Рамсгейт посмотрел на Маркуса словно на умалишенного.

– Думаете, я сделаю это самолично? В наши дни не так сложно найти того, кто сделает это за меня, ибо цена жизни не так уж высока. – Он кивнул в сторону Дэниела. – Даже его жизни.

– Мне лучше уйти, – пробормотал доктор, поспешно направляясь к выходу.

– Запомните, Уинстед, – произнес маркиз, взирая на Дэниела со злобой и презрением. – Можете попытаться сбежать, спрятаться, но мои люди вас найдут. Вы не будете знать, кто они, и потому не заметите их рядом с собой.

Эти слова преследовали Дэниела на протяжении следующих трех лет. Из Англии во Францию, из Франции в Пруссию, из Пруссии в Италию… Он слышал их во сне, в шелесте листьев, в каждом раздававшемся за спиной шаге. Он научился держаться спиной к стенам и никому не доверять, даже женщинам, с которыми время от времени делил постель. Он смирился с тем, что его нога никогда больше не ступит на английскую землю и что он никогда больше не увидит своих родных. Так продолжалось до того самого дня, когда однажды в итальянском городишке он с удивлением увидел хромавшего ему навстречу Хью Прентиса.

Дэниел знал, что Хью выжил, поскольку время от времени получал весточки из дому, но никак не ожидал увидеть его снова, тем более здесь, на этой старинной площади небольшого итальянского городка, купавшегося в обжигающих лучах средиземноморского солнца и наполненного возгласами arrividerci[1] и buon giornio[2].

– Я нашел тебя, – произнес Хью, протягивая руку. – Наконец-то.

А потом с его губ сорвались слова, коих Дэниел уже не чаял услышать:

– Можешь возвращаться домой. Тебе больше ничто не угрожает. Даю слово.

Глава 1

Для леди, старавшейся оставаться незамеченной на протяжении последних восьми лет, Энн Уинтер оказалась в довольно затруднительном положении, ведь меньше чем через минуту она будет вынуждена выйти на импровизированную сцену, присесть в реверансе перед по меньшей мере восьмьюдесятью представителями crème de la crème[3] лондонского общества, сеть за фортепьяно и заиграть. Немного утешало лишь то, что компанию ей составят еще три молодые леди. Этим представительницам пресловутого квартета Смайт-Смитов, игравшим на струнных инструментах, тоже предстояло выступить перед многочисленной аудиторией. В отличие от них, Энн по крайней мере могла сосредоточить внимание на клавишах и вовсе не поднимать головы. Если повезет, слушателей настолько увлечет несущаяся со сцены какофония, что они не обратят никакого внимания на темноволосую женщину, вынужденную в последнюю минуту занять место пианистки, которая, по словам ее матери, вещавшей об этом всем, кто желал слушать, очень… нет, катастрофически серьезно больна.

Энн ни на минуту не поверила в мнимую болезнь Сары Плейнсуорт, но отказаться заменить ее она не могла, если хотела сохранить за собой место гувернантки леди Сары и ее трех младших сестер.

Леди Сара могла быть очень убедительной, и ее мать решила, что концерт должен состояться во что бы то ни стало, поэтому, в подробностях изложив семнадцатилетнюю историю знаменитых домашних концертов Смайт-Смитов, провозгласила, что Энн займет место ее заболевшей дочери.

– Вы как-то упоминали о том, что играли отрывки из Первого фортепьянного квартета Моцарта, – напомнила ей леди Плейнсуорт.

Теперь Энн горько жалела о вскользь брошенных словах.

Судя по всему, вышеозначенной леди не было никакого дела до того, что в последний раз гувернантка играла упомянутое музыкальное произведение восемь лет назад, не говоря уж о том, что никогда не исполняла его полностью. Леди Плейнсуорт не терпела возражений, и потому Энн отвезли в дом ее невестки, где должен был состояться концерт, и дали восемь часов на подготовку.

Все это было попросту нелепо.

Успокаивало лишь то, что остальные участницы квартета играли настолько плохо, что ошибок Энн скорее всего никто не заметит. Ведь это и было ее единственной целью – остаться незамеченной, потому что по целому ряду причин она не хотела, чтобы кто-то обратил на нее внимание..

– Уже сейчас! – взволнованно прошептала Дейзи Смайт-Смит.

Энн еле заметно улыбнулась. Судя по всему, ее воспитанница совершенно не осознавала, насколько отвратительно играет.

– Вот уж радость, – с несчастным видом промямлила сестра Дейзи Айрис, трезво смотревшая на вещи.

– Выше нос! – попыталась подбодрить кузину леди Гонория Смайт-Смит. – Все будет хорошо, ведь мы же семья.

– Но не она, – заметила Дейзи, кивком указав на Энн.

– На сегодняшний вечер она станет членом семьи, – заявила леди Гонория. – Еще раз спасибо, мисс Уинтер. Вы и впрямь нас спасли.

Энн пробормотала в ответ несколько ничего не значащих слов, ибо никак не могла заставить себя сказать, что это не составило ей никакого труда или что она очень рада помочь.

Ей очень нравилась леди Гонория. В отличие от Дейзи она прекрасно осознавала, сколь ужасно звучит их квартет, но при этом не разделяла пессимизма Айрис и была готова выступить, ведь нельзя подводить семью, как нельзя нарушать традиции. До них на музыкальных вечерах выступали семнадцать других квартетов, составленных из представительниц семейства Смайт-Смит, и благодаря настойчивости Гонории этот зал увидит еще семнадцать квартетов. И при этом неважно, как звучит музыка.

– И все-таки это важно, – пробормотала себе под нос Айрис.

Гонория, легонько ткнув кузину смычком, напомнила:

– Семья и традиции – вот что важно.

Семья и традиции. Энн не возражала бы иметь и то и другое, хотя в прошлом это не принесло ей ничего хорошего.

– Видишь что-нибудь? – спросила Дейзи, прыгая с ноги на ногу, точно неугомонная сорока.

Энн даже пришлось дважды отстраниться, чтобы девочка не отдавила ей пальцы.

Гонория, стоявшая ближе всех к тому месту, откуда они должны были выходить на сцену, кивнула:

– Пустые места есть, но не много.

Айрис застонала.

– И так каждый год? – не удержалась от вопроса Энн.

– Как? – вскинула брови Гонория.

– Ну… э…

Есть темы, на которые не стоит говорить с племянницами своей работодательницы. Например, прямо высказываться об отсутствии музыкальных талантов у других юных леди. Или интересоваться вслух, всегда ли концерты в этом доме так ужасны, или в этом году он особенно не удался. И уж конечно, не стоит спрашивать, почему эти концерты продолжают посещать, если слушать их невыносимо.

Размышления Энн прервала пятнадцатилетняя Гарриет Плейнсуорт, проскользнувшая через боковую дверь.

– Мисс Уинтер!

Энн обернулась, но не успела ничего сказать, поскольку девочка объявила:

– Я буду переворачивать ноты.

– Спасибо, Гарриет. Твоя помощь весьма кстати.

Гарриет широко улыбнулась Дейзи, но та лишь презрительно скривилась в ответ. Энн же отвернулась, чтобы никто не увидел, как она закатила глаза. Этим девицам никогда не удавалось поладить: Дейзи была слишком серьезной, а Гарриет, напротив, легкомысленной.

– Пора! – провозгласила Гонория.

Девушки вышли на сцену и после краткого представления коснулись смычками струн. Энн же начала молиться.

Господи, еще никогда в жизни ей не приходилось прикладывать таких титанических усилий! Ее пальцы бегали по клавишам в отчаянной попытке угнаться за Дейзи, игравшей на скрипке так, словно она принимала участие в забеге.

«Это же нелепо, нелепо, нелепо!» – повторяла Энн мысленно. Странное дело, но ей казалось, что пережить этот концерт можно, лишь продолжая разговаривать с собой, ведь даже среди искушенных музыкантов данное произведение считалось весьма сложным для исполнения.

«Нелепо, нелепо… Так! До-диез!» Энн выставила мизинец правой руки и нажала на клавишу как раз вовремя – вернее, на две секунды позже, чем следовало бы, – и украдкой взглянула на слушателей. Женщина в первом ряду выглядела совершенно безучастной и вроде бы даже не представляла, где находится.

О господи, она сфальшивила! А, неважно. Этого никто не заметил, даже Дейзи.

И Энн продолжала играть, с сомнением думая, удастся ли ей выдержать темп до конца произведения. Но даже если не удастся, исполнение не станет хуже. Смычок Дейзи буквально летал над скрипкой, выдавая на-гора то громкие, то очень громкие звуки. Гонория поспевала за сестрой с трудом, отчего ее игра напоминала тяжелую вымученную поступь. Что же до Айрис… О, Айрис действительно была хороша, хоть это и не имело никакого значения.

Энн попыталась перевести дыхание и принялась разминать пальцы во время короткой паузы в фортепьянной партии, а потом вновь сосредоточилась на клавишах.

«Переверни страницу, Гарриет! Да переверни же ты страницу…»

– Переверни, наконец, страницу! – прошипела Энн.

И когда Гарриет перевернула, Энн взяла первый аккорд и тут же поняла, что Айрис и Гонория опередили ее на два такта. Дейзи же… О, она не имела никакого понятия, где играла сейчас Дейзи.

Пришлось пропустить несколько тактов в надежде нагнать остальных. Как бы то ни было, она наверняка не слишком испортила общее впечатление.

– Вы пропустили отрывок, – шепотом заметила Гарриет.

– Неважно.

Это и правда было совсем неважно.

А потом – наконец-то! – они добрались до той части произведения, где Энн не нужно было играть целых три страницы. Она немного откинулась назад, выдохнула, только сейчас осознав, что задерживала дыхание на протяжении, как ей показалось, десяти минут, и… кого-то увидела.

Энн замерла. Этот кто-то внимательно наблюдал за ней из дальней комнаты. Дверь, через которую они вышли на сцену – та самая, которую Энн самолично захлопнула и отчетливо услышала щелчок, – была теперь слегка приоткрыта. И вот теперь она, сидевшая ближе всех к этой двери, да к тому же не спиной, как остальные участницы квартета, увидела взиравшего на нее мужчину.

Энн мгновенно охватила паника, сдавившая легкие и опалившая кожу. Это ощущение было ей хорошо знакомо. Она испытывала его не слишком часто – благодарение Богу, – но все же испытывала каждый раз, когда видела кого-то там, где он не должен был находиться…

Так, стоп!

Энн заставила себя дышать размереннее. Она в доме вдовствующей графини Уинстед – в полной безопасности. Нужно всего лишь…

– Мисс Уинтер! – прошипела Гарриет.

Энн едва не подскочила от неожиданности.

– Вы не успели вступить вовремя.

– Где мы сейчас? – в отчаянии спросила Энн.

– Не знаю. Я не умею читать ноты.

Сама того не желая, Энн удивленно вскинула голову:

– Но ведь вы играете на скрипке.

– Если это можно назвать игрой, – с несчастным видом пролепетала Гарриет.

Энн быстро пробежала глазами ноты, а ее помощница прошептала:

– Дейзи просто вне себя! Так на нас смотрит!

– Ш-ш-ш.

Энн было необходимо сосредоточиться. Перелистнув страницу, она наугад взяла соль-минор, а потом перешла на мажорный лад. Так лучше.

Хотя это умозаключение было весьма относительным.

До конца представления она старалась больше не поднимать головы – не смотреть ни на зрителей, ни на мужчину, наблюдавшего за ней из-за двери, – и барабанила по клавишам с таким же изяществом, как остальные Смайт-Смиты водили смычками, а когда представление закончилось, встала из-за фортепьяно, присела в реверансе, по-прежнему не поднимая головы, пробормотала, что ей необходимо привести себя в порядок, и поспешно удалилась из зала.

Дэниел Смайт-Смит вовсе не планировал возвращаться в Лондон в день ежегодного семейного концерта, который его бедные уши выдержали с огромным трудом, но вот его сердце… Впрочем, это совсем другая история.

Как же хорошо вновь оказаться дома, даже если он наполнен ужасающей какофонией, особенно в этот момент! Ничто не напоминало мужчинам из семейства Смайт-Смит дом так, как фальшиво исполненное музыкальное произведение.

Дэниел не хотел, чтобы кто-то увидел его перед концертом, ведь он отсутствовал долгих три года и его неожиданное возвращение могло затмить игру квартета. Зрители наверняка поблагодарили бы его, но менее всего Дэниелу хотелось воссоединяться с семьей на глазах у представителей света, большинство из которых наверняка придерживалось мнения, что ему следовало бы оставаться в изгнании.

Он так соскучился по матери и сестрам, что, как только раздались первые звуки музыки, тихонько проскользнул в репетиционную, на цыпочках подошел к двери и слегка ее приоткрыл.

При виде Гонории, атакующей скрипку смычком с широкой улыбкой на лице, он улыбнулся. Бедняжка понятия не имела, что совершенно не умеет играть, как и остальные его сестры, но он все равно их любил.

Вторая скрипка досталась… Господи, неужели это Дейзи? Но она же вроде бы все еще ходит в школу! Впрочем, нет, ей, должно быть, уже лет шестнадцать: еще не дебютантка, но уже и не ребенок.

За виолончелью с несчастным лицом сидела Айрис, а вот за фортепьяно…

Дэниел в недоумении сдвинул брови. Кто, черт возьми, сидит за фортепьяно? Он слегка подался вперед и присмотрелся. Голова опущена так, что лица не разглядеть, но в одном он был уверен: это определенно не одна из его кузин.

В этом-то и состояла загадка. Дэниел знал наверняка (поскольку мать не раз говорила ему об этом), что квартеты Смайт-Смитов составляются исключительно из незамужних представительниц семейства и чужаков в них не допускают. Семья весьма гордилась тем обстоятельством, что производила на свет такое количество музыкально одаренных юных леди (так считала их матушка). Когда одна из них выходила замуж, ее место уже жаждала занять другая, а посему семья никогда не нуждалась в сторонних исполнительницах.

Но еще больше Дэниела интересовал вопрос, кто из посторонних пожелал сыграть в квартете Смайт-Смитов. Должно быть, одна из его кузин заболела – только так он мог объяснить присутствие на сцене незнакомки.

Дэниел попытался вспомнить, кто мог сидеть за фортепьяно. Мэриголд? Нет, она замужем. Виола? Но он, кажется, получал письмо, в котором говорилось, что и она вышла замуж. Сара? Да, должно быть, это Сара. Голову можно сломать при таком количестве кузин.

Он с интересом наблюдал за незнакомкой за фортепьяно, которая так старалась не отстать от остальных. Она то и дело вскидывала голову, чтобы взглянуть на ноты, и время от времени досадливо морщилась: Гарриет явно переворачивала страницы невпопад.

Дэниел тихонько засмеялся. Кем бы ни была эта бедняжка, он надеялся, что семья неплохо ей платит.

Наконец она убрала руки с клавиш, когда Дейзи затянула режущее уши соло на скрипке, выдохнула, распрямила пальцы и… подняла голову.

Время для него мгновенно остановилось. Возможно, описание этого момента показалось бы кому-то банальным и чересчур сентиментальным, но те несколько мгновений, когда лицо незнакомки было повернуто к нему, замедлились и растянулись, перетекая в вечность.

Ее красота поражала. Впрочем, этих слов было недостаточно, чтобы описать произведенное ею впечатление. Дэниел знал немало красивых женщин и даже со многими спал, но это… эта…

Мысли его путались.

Густые, темные блестящие волосы собраны на затылке в тугой практичный пучок. Ей не нужны ни щипцы для завивки, ни бархатные ленты. Она могла бы гладко зачесать их назад, как делали балерины, или вовсе сбрить – это не помешало бы ей оставаться такой же нежной и изысканной.

Скорее всего, дело было в ее лице – бледном, напоминавшем формой сердце, с удивительно темными, изящно изогнутыми бровями. В тусклом свете он не мог, к сожалению, разглядеть цвет ее глаз, но вот губы…

Дэниел искренне надеялся, что она не замужем, поскольку намеревался во что бы то ни стало ее поцеловать. Вопрос только, когда.

А потом – он даже не уловил момент, когда это случилось, – она его увидела: еле слышно охнула и замерла, в то время как глаза ее расширились от испуга. Дэниел с усмешкой покачал головой. Неужели она приняла его за безумца, проникшего в Уинстед-хаус, чтобы послушать концерт?

Что ж, пожалуй, это имело смысл. Он так долго опасался встреч с незнакомцами, что сразу же распознал этот страх в выражении ее лица. Девушка не знала, кто он такой, и скорее всего никак не ожидала увидеть его в совершенно пустой репетиционной комнате.

Удивительно, но она не отвела взгляда – смотрела прямо, не смущаясь, и он не двигался и даже не дышал до тех самых пор, пока все не испортила его кузина Гарриет. Девочка легонько коснулась руки темноволосой незнакомки, очевидно сообщая, что она не успела вступить вовремя.

Больше пианистка не поднимала головы, но Дэниел продолжал за ней наблюдать: как перед ее глазами перелистывались страницы, как она брала аккорды, – смотрел столь пристально, что в какой-то момент перестал слышать музыку, ибо его сознание исполняло свою мелодию, упоительную и совершенную, неумолимо приближавшуюся к мощному крещендо.

Только вот этого так и не случилось, ибо чары рассеялись вместе с последними звуками музыки, когда участницы квартета поднялись со своих мест, чтобы поклониться перед публикой. Темноволосая красавица что-то тихо сказала Гарриет, светившейся от радости при звуке аплодисментов, словно тоже была участницей квартета, а потом стремительно удалилась со сцены.

Но это было уже неважно, он все равно ее найдет.

Дэниел быстро зашагал по заднему коридору Уинстед-хауса, которым в юности частенько пользовался, и поэтому знал, какой путь выберет тот, кому необходимо уйти незамеченным. Он перехватил незнакомку как раз в тот самый момент, когда она уже собиралась свернуть за угол, направляясь к черному ходу. Она не замечала его до тех пор, пока он не произнес, широко улыбаясь, будто приветствовал старую знакомую (ведь ничто так не лишает присутствия духа, как неожиданная улыбка незнакомца):

– А вот и вы!

Девушка отпрянула и отрывисто вскрикнула.

– О господи! – пробормотал Дэниел, зажимая ей рот рукой. – Не кричите, вас могут услышать.

С этими словами он притянул ее к себе, ведь только так он мог держать ладонь прижатой к ее губам. Она оказалась маленькой и хрупкой и дрожала как осиновый лист. Было ясно, что она страшно напугана.

– Я не причиню вам вреда, – произнес Дэниел. – Просто хочу знать, кто вы и что тут делаете. – Он немного подождал, потом отстранился и заглянул незнакомке в лицо. На него смотрели огромные темные глаза, исполненные тревоги. – А теперь, если я вас отпущу, не станете кричать?

Она покачала головой, но Дэниел на мгновение задумался.

– Вы лжете.

Девушка закатила глаза, словно хотела сказать: «А вы чего ожидали?» – и он усмехнулся, а потом спросил:

– Так вы кто?

А потом случилось нечто странное: незнакомка вдруг расслабилась в его руках – слегка, но все же, – ее явно отпустило напряжение, и он ощутил на своей ладони теплое дыхание.

Интересно.

А ее беспокоило не то, что он ее не знает, а напротив, то, что узнал.

Медленно, словно хотел дать понять, что может передумать в любую минуту, он убрал ладонь от ее губ, но захват не ослабил. Дэниел понимал, что ведет себя не лучшим образом, но никак не мог выпустить незнакомку из объятий.

– Так кто вы такая? – прошептал он ей на ухо.

– А вы? – не осталась она в долгу.

Дэниел не удержался от улыбки.

– Я первый спросил.

– Я не разговариваю с незнакомцами.

В ответ на это он рассмеялся и развернул ее так, что они оказались лицом к лицу. Он знал, что ведет себя отвратительно: бедняжка не давала ему повода для флирта. Кроме того, она играла в квартете вместе с его кузинами, а значит, им она близка и следует ее поблагодарить.

И все же Дэниел испытывал головокружение и легкость во всем теле. Что-то в этой девушке заставляло его кровь кипеть в жилах, к тому же теперь, когда он наконец оказался в Уинстед-хаусе после довольно долгого путешествия, его охватило странное чувство, очень похожее на опьянение.

Он дома – дома! – и сжимает в объятиях прекрасную даму, которая явно не собирается его убивать.

Дэниел давно не испытывал ничего подобного.

– Я полагаю, – протянул он задумчиво, – что должен вас поцеловать, это мне просто необходимо.

Она отпрянула, но не испуганно, а скорее озадаченно или растерянно.

А она неглупа, ведь в этот самый момент Дэниел действительно походил на безумца.

– Всего лишь поцелуй, – заверил он незнакомку. – Мне просто нужно вспомнить…

Она мгновение помолчала, а потом, словно не в силах удержаться, спросила:

– О чем?

Ах, какой у нее голос! Успокаивающий и бархатистый, точно хороший бренди или теплый летний день.

– Господи, – выдохнул Дэниел, коснувшись пальцем ее подбородка и приподняв лицо.

У нее перехватило дыхание – он слышал, как хрипло оно вырвалось из груди, – но она не сопротивлялась. Он ждал, прекрасно понимая, что, если она попытается его оттолкнуть, ему придется ее отпустить. Но она не противилась и словно зачарованная смотрела ему в глаза.

И тогда Дэниел ее поцеловал – сначала легонько, точно боялся, что она вдруг исчезнет, но этого оказалось недостаточно. В его душе пробудилась страсть, и он вновь прижал незнакомку к себе, наслаждаясь прикосновением ее нежного тела к его собственному.

Она была такой маленькой и изящной, что могла пробудить в мужчине желание сразиться с драконом, чтобы только ее защитить. И все же он сжимал в объятиях настоящую женщину – теплую, податливую и весьма аппетитную в нужных местах. Дэниел сгорал от желания сжать ладонью ее грудь или обхватить мягкие округлые ягодицы, но даже ему не хватило бы дерзости проделать нечто подобное с незнакомкой в доме его матери.

И все же он не был готов ее отпустить. Она пахла Англией – летним дождем и обласканными солнцем заливными лугами, – и ему казалось, что он внезапно очутился в раю. Ему хотелось окутать ее собой, погрузиться в ее нежное тело и оставаться там до конца своих дней. За последние три года он не брал в рот ни капли, но сейчас будто захмелел, переполняемый бурлящей легкостью, коей уже не надеялся ощутить снова.

Просто сумасшествие какое-то.

– Как вас зовут? – спросил он шепотом.

Почему-то для него было очень важно узнать ее, но она не ответила, не успела: они оба услышали, как кто-то спускается по черной лестнице, располагавшейся дальше по коридору.

Она тряхнула головой, и в ее глазах промелькнуло смятение, потом взволнованно прошептала:

– Нельзя, чтобы меня увидели здесь, с вами.

И Дэниел ее отпустил. Не потому, что она попросила об этом – просто увидел, кто спускается по лестнице, и догадался, что привело сюда этих людей.

Все мысли о темноволосой чаровнице тотчас же вылетели у него из головы, с губ сорвался исполненный гнева крик, и он ринулся вперед точно умалишенный.

Глава 2

Пятнадцать минут спустя Энн находилась там же, где очутилась чуть раньше, когда бросилась бежать по коридору и скрылась за первой же попавшейся незапертой дверью. По счастью это оказалась какая-то темная кладовая без окон, и, пошарив вокруг себя, она нащупала виолончель, три кларнета и, кажется, тромбон.

Вполне подходящее место, ведь здесь медленно умирали музыкальные инструменты семейства Смайт-Смит. И вот теперь она застряла здесь до тех пор, пока не закончится творившееся в коридоре безумие. Энн не знала наверняка, что там происходит, хотя до ее слуха доносились громкие крики, глухое ворчание и еще какие-то тошнотворные звуки, напоминавшие удары плоти о плоть.

Присесть здесь было негде, поэтому пришлось опуститься на холодный деревянный пол, опершись о стену рядом с дверью, и ждать, пока там все не закончится. Что бы там ни происходило, она в этом участвовать не хотела. И что еще более важно, ей совершенно не хотелось оказаться поблизости, когда этих возмутителей обнаружат. А это непременно скоро произойдет, ибо поднятый ими шум вряд ли остался незамеченным.

Мужчины в большинстве своем идиоты, но в коридоре находилась и женщина, поскольку кричала именно она. Энн расслышала имя Дэниел и, кажется, Маркус. Похоже, это был граф Чаттерис, которого она встретила в начале вечера и который был явно влюблен в леди Гонорию…

Похоже, кричала как раз она.

Энн покачала головой: это не ее дело, и никто не осудит ее за то, что она пожелала остаться в стороне. Никто.

Кто-то с силой ударился о стену у нее за спиной, так что она отлетела на целых два дюйма и со стоном закрыла лицо руками. Ей никогда отсюда не выбраться. Может, пройдут годы, прежде чем ее бездыханное высохшее тело найдут поверх трубы и двух флейт, образующих крест.

Энн покачала головой. Нужно перестать читать на ночь мелодраматические романы, которые она брала у Гарриет. Ее юная подопечная мнила себя писательницей, и день ото дня ее произведения становились все мрачнее и трагичнее.

Наконец звуки ударов прекратились, и противники в изнеможении сползли на пол – Энн почувствовала это через тонкую стену. Один из них сидел прямо позади нее, и они наверняка прислонились бы спина к спине, если бы их не разделяла стена. До слуха Энн доносилось тяжелое дыхание и обрывки фраз. Она вовсе не собиралась подслушивать, но что было делать, раз уж она застряла в этой кладовой.

И тут вдруг до нее дошло: незнакомец, что ее поцеловал, не кто иной, как граф Уинстед, старший брат леди Гонории! Энн видела его портрет и должна была бы узнать. Художник прекрасно передал основные черты: волосы оттенка крепкого кофе и красиво очерченный чувственный рот, но в остальном сходство было неполным. Да, вне всякого сомнения, он был красив, но ни один художник не смог бы передать спокойную изысканную уверенность мужчины, знавшего свое место в мире и находившего его вполне удовлетворительным.

Господи, ну и вляпалась же она! Поцеловалась со скандально известным Дэниелом Смайт-Смитом! Энн знала о нем все – впрочем, как и остальные жители Лондона. Несколько лет назад он стрелялся на дуэли и был вынужден покинуть страну, чтобы остаться в живых. Но, очевидно, с отцом соперника они заключили своего рода перемирие. Леди Плейнсуорт как-то сказала, что граф наконец вернется домой, а Гарриет пересказывала Энн все сплетни. В этом отношении девочка была весьма полезна. Но если леди Плейнсуорт узнает о том, что случилось сегодня вечером… Карьере гувернантки придет конец. Энн не только не оставят в этом доме, но и наверняка не возьмут ни в какой другой, если станет известно, что она крутила шашни с графом. А ведь она с таким трудом добилась этой работы! Только вот ни одна заботливая мамаша не наймет своим дочерям гувернантку сомнительных моральных принципов.

Но ее вины в случившемся нет. На этот раз она действительно не сделала ничего дурного.

Энн вздохнула и прислушалась. В коридоре вроде бы воцарилась тишина. Нет, шаги еще слышались, но разобрать, сколько там народу, не представлялось возможным. Она выждала еще несколько минут, а потом, уверенная, что коридор опустел, повернула дверную ручку и осторожно вышла из своего убежища.

– А вот и вы, – произнес граф, второй раз за вечер.

Должно быть, Энн подскочила на целый фут, и не потому, что граф Уинстед застал ее врасплох, хотя так оно и было. Ее поразило то обстоятельство, что он оставался в коридоре так долго, не издавая при этом ни малейшего звука. Ведь она и в самом деле ничего не слышала.

И все же глаза ее округлились вовсе не из-за этого.

– Выглядите ужасно! – не удержавшись, выпалила Энн.

Граф сидел на полу в полном одиночестве, вытянув длинные ноги перед собой. Энн и представить себе не могла, что сидящий мужчина может выглядеть таким слабым, и была совершенно уверена, что граф непременно упал бы, если бы не прислонился спиной к стене.

Граф поднял дрожащую руку в шутливом приветствии:

– Маркус выглядит еще хуже.

От внимания Энн не ускользнул лиловый синяк у него под глазом и перепачканная кровью рубашка.

– Не уверена, что подобное возможно.

Лорд Уинстед испустил протяжный вздох.

– Он целовал мою сестру.

Энн ждала продолжения, но граф, очевидно, счел, что такого объяснения вполне достаточно.

– Э… – протянула она и осеклась, ибо в книгах по этикету не существовало никаких рекомендаций относительно поведения в подобных ситуациях. В конце концов, она решила поинтересоваться итогом стычки, а не причинами, что привели к ней. – Стало быть, вы обо всем договорились?

Подбородок графа опустился на грудь.

– Моя сестра вскоре будет принимать поздравления.

– О, это чудесно! – улыбнулась Энн, потом кивнула и сцепила руки перед собой в попытке собраться с мыслями. Ситуация весьма неловкая. Что полагается делать с раненым графом, который только что вернулся домой после трехлетнего изгнания и имел довольно скандальную репутацию?

О поцелуе, случившемся некоторое время назад, Энн и вовсе не хотела думать.

– Вы знакомы с моей сестрой? – устало спросил граф. – Ну конечно, раз выступали с ней на одной сцене.

– Ваша сестра – леди Гонория? – сочла благоразумным уточнить Энн.

Дэниел кивнул.

– А я – Уинстед.

– Да, конечно. Мне сообщили о вашем скором возвращении. – Энн смущенно улыбнулась, однако улыбка не помогла сгладить неловкость. – Леди Гонория очень мила и добра. Я рада за нее.

– Но играет она отвратительно.

– На сцене она была лучшей, – возразила Энн.

В ответ граф громко рассмеялся:

– Из вас получился бы неплохой дипломат, мисс…

Немного подождав, граф продолжил:

– Вы ведь так и не назвали мне своего имени.

Энн замялась: так происходило всегда, когда возникала необходимость представиться, но потом напомнила себе, что разговаривает с графом Уинстедом – племянником хозяйки, а следовательно, опасаться нечего, тем более что их никто не видел вместе.

– Я мисс Уинтер, – ответила Энн. – Гувернантка ваших кузин.

– Каких именно? Плейнсуортов?

Энн кивнула.

Граф заглянул ей в глаза.

– Бедняжка, очень вам сочувствую.

– О, перестаньте! Они чудесные! – с жаром запротестовала Энн, потому что обожала своих подопечных. Может, Гарриет, Элизабет и Фрэнсис и были более взбалмошными, нежели большинство юных леди, но зато обладали добрыми сердцами.

Граф вскинул брови.

– Чудесные? Не спорю. Но их поведение оставляет желать лучшего.

В его словах была доля правды, и Энн, не удержавшись от улыбки, чопорно произнесла:

– Уверена, они очень повзрослели с тех пор, как вы видели их в последний раз.

С сомнением взглянув на нее, граф спросил:

– Как случилось, что вы оказались за фортепьяно?

– Леди Сара заболела.

– А! – Как же много скрывалось за этим коротеньким восклицанием! – Передайте ей мои пожелания скорейшего выздоровления.

Энн была абсолютно уверена, что леди Сара почувствовала себя гораздо лучше в тот самый момент, когда мать освободила ее от участия в концерте, но ничего не сказала графу, а лишь кивнула, пообещав передать ей его слова, хотя и не собиралась этого делать, ибо никому и никогда не расскажет о своей встрече с графом Уинстедом.

– Ваша семья знает, что вы вернулись? – спросила Энн, внимательнее присмотревшись к графу. Он и впрямь был очень похож на свою сестру. Интересно, у него такие же удивительные глаза – ясные, бледного оттенка лаванды? В тусклом свете коридора разглядеть это не представлялось возможным, не говоря уж о том, что один глаз графа заплыл так, что от него осталась лишь щелочка. – Кроме леди Гонории?

– Пока нет. – Граф бросил взгляд на ту часть дома, где сейчас собрались гости, и досадливо поморщился. – Как бы ни обожал всех этих людей, заставивших себя присутствовать на концерте, я предпочел бы пока не показываться на публике. – Он опустил взгляд на свою порванную и перепачканную одежду. – Тем более в таком виде.

– Да, конечно, – поспешно кивнула Энн. Трудно представить, какая поднялась бы суматоха, появись граф в зале в таком виде – в крови и синяках.

Предприняв попытку пошевелиться, лорд Уинстед тихо застонал, а потом пробормотал себе под нос нечто такое, что явно не предназначалось для женских ушей.

– Мне нужно идти! – выпалила Энн. – Мне ужасно жаль, и… э…

Она мысленно приказала себе сдвинуться с места. Каждый уголок сознания взывал к ее здравому смыслу, заставляя убраться отсюда поскорее, пока в коридоре не появился кто-то из слуг или господ, но она думала лишь о том, что граф защищал сестру.

Разве могла она оставить в беде мужчину, поступившего столь благородно?

– Позвольте вам помочь, – предложила Энн вопреки здравому смыслу.

Граф слабо улыбнулся:

– Если вас не затруднит.

Энн присела на корточки, чтобы получше рассмотреть раны. Ей не раз приходилось обрабатывать порезы и царапины, но таких видеть еще не приходилось.

– Где болит? – спросила она, а потом, откашлявшись, уточнила: – Кроме очевидных ран.

– Очевидных?

– Ну… – Энн осторожно коснулась его глаза. – Вот тут синяк. И тут… – Прежде чем переместиться к плечу, выглядывавшему из-под разорванной окровавленной рубашки, указала она на левую часть подбородка. – Там тоже…

– Маркус выглядит еще хуже, – заметил лорд Уинстед.

– Да, – кивнула Энн, едва сдержав улыбку. – Вы говорили.

– Это важное уточнение. – Криво улыбнувшись, граф тотчас же сморщился и схватился за щеку.

– Зубы? – с беспокойством спросила Энн.

– Кажется, все на месте, – пробормотал Дэниел, а потом, приоткрыв рот, словно хотел проверить целостность челюсти, вновь застонал. – Мне кажется…

– Может, кого-нибудь позвать? – спросила Энн.

Граф вскинул брови.

– Хотите, чтобы кто-то узнал, что вы оставались здесь со мной наедине?

– О! Конечно, нет. Я что-то плохо соображаю.

Граф вновь одарил ее этой своей сухой полуулыбкой, от которой у Энн перевернулось все внутри.

– Я оказываю на женщин такой эффект.

На ум Энн пришло множество разных ответов, но она не рискнула их озвучить и предложила:

– Что, если я помогу вам подняться на ноги?

Граф склонил голову.

– Или просто сядете рядом и поговорите со мной.

Энн ошеломленно уставилась на него: опять эта полуулыбка.

– Я просто предложил, – пожал плечами граф.

Довольно неблагоразумное предложение: она совсем недавно его целовала и должна находиться где угодно, но только не на полу рядом с ним. Ведь стоит ей только повернуть голову, приподнять лицо…

– Пожалуй, надо раздобыть немного воды, – выпалила Энн. Слова сорвались с ее губ столь поспешно, что она едва не закашлялась. – У вас есть носовой платок, чтобы отереть лицо?

Граф сунул руку в карман и, выудив сильно измятый клочок ткани, устало пояснил:

– Превосходный итальянский лен – во всяком случае, был таковым.

– Уверена, он идеально подойдет. – Энн взяла из рук Дэниела платок, сложила, а потом осторожно коснулась им щеки графа. – Больно?

Он покачал головой.

– Жаль, под рукой нет воды: кровь уже успела подсохнуть. У вас, случайно, нет бренди? Во фляжке, например?

Энн знала, что мужчины носят с собой фляжки, – как ее отец. Он никогда не выходил из дому без нее.

Однако лорд Уинстед ответил:

– Я не пью спиртного.

Что-то в тоне его голоса удивило Энн. Девушка посмотрела на него и едва не задохнулась от взгляда его таких близких глаз: она и не догадывалась, насколько придвинулась к нему.

Ее губы слегка приоткрылись. Она хотела… слишком многого. Всегда хотела слишком многого.

Энн отстранилась, испытывая неловкость из-за того, что так легко поддалась чарам этого мужчины. Он легко и часто дарил улыбки окружающим. Чтобы понять это, хватило всего нескольких минут в его обществе. Именно поэтому резкие нотки в его голосе так настораживали.

– Но вы, возможно, сможете найти бренди в одной из комнат дальше по коридору, – внезапно нарушил молчание граф, и поработившие Энн чары тотчас же рассеялись. – Третья дверь направо. Когда-то это был кабинет моего отца.

– В дальнем конце дома? Довольно неожиданное место.

– В кабинете две двери. Одна из них ведет в главный холл. Сейчас кабинет пуст, но будьте настороже, когда войдете.

Энн поднялась и отправилась в кабинет. В окно лился лунный свет, и она с легкостью нашла графин, забрала его и, бесшумно прикрыв за собой дверь, пошла обратно.

– Стоял на полке у окна? – пробормотал граф.

– Да.

– Кое-что не меняется, – заметил он с улыбкой.

Энн плеснула на платок щедрую порцию бренди, и воздух тотчас же наполнился густым ароматом.

– Вас это беспокоит? – поинтересовалась она с тревогой. – Запах?

На последнем месте работы, еще до того, как она устроилась к Плейнсуортам, дядя ее юной подопечной слишком много пил, а потом вдруг бросил. Находиться рядом с ним стало невероятно сложно, в отсутствие алкоголя его характер стал еще более скверным, а почуяв малейший запах спиртного, он словно лишался рассудка. Энн пришлось уволиться, хотя и не только по этой причине.

Лорд Уинстед лишь покачал головой:

– Нет-нет, я могу выпить, просто предпочитаю обходиться без этого.

Должно быть, на лице Энн отразилось недоумение, и он поспешил объяснить:

– У меня нет тяги к спиртному, скорее отвращение.

– Понимаю, – пробормотала девушка (очевидно, у графа свои секреты) и предупредила: – Вероятно, будет жечь.

– Определенно будет… Ой!

– Простите, – пробормотала Энн, осторожно промакивая рану платком.

– Надеюсь, Маркуса обольют этой дрянью с головы до ног.

– Если он действительно выглядит хуже вас!

На лице графа отразилось недоумение, но потом его губы растянулись в улыбке.

– Так и есть.

Энн переключила внимание на сбитые костяшки его пальцев и пробормотала:

– Я знаю это из надежного источника.

Лорд Уинстед тихо засмеялся, но Энн не подняла головы. Было что-то очень чувственное в том, как она склонилась над его рукой, чтобы промыть раны. Она совсем не знала этого мужчину, но почему-то ужасно не хотела отказываться от этих неожиданных мгновений близости. Она повторяла себе, что дело вовсе не в нем, просто… прошло так много времени с тех пор, как…

Она так одинока, и знает это, потому чувство, которое испытала, не стало для нее неожиданностью.

Энн указала на порез на плече и протянула графу платок. Лицо и руки – одно дело, но прикоснуться к его телу она никак не могла.

– Наверное, вам стоит…

– О нет, не позволяйте мне вас остановить. Я поистине наслаждаюсь вашими прикосновениями.

Энн вскинула бровь:

– Сарказм вам не к лицу.

– Верно, – согласился граф, – и так было всегда. К тому же это не был сарказм.

Энн не могла себе позволить всерьез задуматься над этим утверждением, а потому прижала платок к ране на плече и поспешно предупредила:

– А вот сейчас точно будет жечь.

– А-а-а-а-а! – взвыл граф, и Энн, не удержавшись, рассмеялась.

Его голос звучал не лучше, чем у бездарного оперного певца или одного из персонажей кукольного представления «Панч и Джуди».

– Вам стоит делать это почаще, – заметил граф. – Я имею в виду смеяться.

– Да, но не получается. – Ответ прозвучал не слишком оптимистично, и она поспешно добавила: – Мне не так уж часто выпадает возможность помучить взрослого мужчину.

– В самом деле? А мне показалось, вы делаете это постоянно.

Энн в недоумении посмотрела на него.

– Когда вы входите в комнату, даже воздух меняется.

Рука Энн застыла в воздухе – в дюйме от его тела, – и она посмотрела ему в глаза: ничего не могла с собой поделать. И что же увидела? Неприкрытое желание. Он хотел ее. Хотел, чтобы она подалась вперед и коснулась его губ своими. Это же так просто, стоило лишь чуть наклониться. Энн могла бы сказать, что это не специально, просто потеряла равновесие и все, но знала, что делать этого не стоит. Это не ее мир. Он граф, а она… Она та, кем заставила себя стать, та, кому не пристало флиртовать с графом, тем более с таким, чье прошлое омрачено скандалом.

Вскоре на него обрушится поток всеобщего внимания, и Энн не хотелось оказаться рядом с ним, когда это произойдет.

– А теперь мне действительно нужно идти, – сказала Энн.

– Куда?

– Домой. Я очень устала. День выдался долгий и непростой.

– Я вас провожу, – предложил граф.

– В этом нет необходимости.

Граф взглянул на Энн, оттолкнулся от стены и, поморщившись, поднялся на ноги.

– Как вы намереваетесь добраться до дома?

– Пойду пешком.

– До Плейнсуорт-хауса?

– Это недалеко.

Граф нахмурился:

– Да, но не для леди без сопровождения.

– Я гувернантка.

Кажется, эти слова его позабавили.

– А что, гувернантка не леди?

Энн вздохнула с нескрываемым раздражением:

– Со мной все будет в порядке! К тому же улицы хорошо освещены и наверняка полны экипажей.

– Но от этого мне не легче.

Да уж, упрямства ему не занимать.

– Знакомство с вами – честь для меня, – решительно произнесла Энн. – А теперь, уверена, вас ждут родные.

Его пальцы сомкнулись на ее запястье.

– Я не могу позволить вам отправиться домой без сопровождения.

Губы Энн слегка приоткрылись. Кожа графа была такой теплой, а ее собственная и вовсе едва не воспламенилась от его прикосновения. Какое-то странное и смутно знакомое чувство всколыхнулось в ее душе, и она с ужасом поняла, что это желание.

– Уверен, вы это понимаете, – еле слышно пробормотал граф, и Энн едва не сдалась.

Ей хотелось этого – той девушке, которой она когда-то была, очень этого хотелось, ведь она так давно не открывала свое сердце и душу, чтобы выпустить ее на волю.

– Вы не можете никуда идти в таком виде! – заметила Энн.

И это была правда: лорд Уинстед выглядел так, словно сбежал из тюрьмы.

Граф пожал плечами:

– Так проще остаться неузнанным.

– Милорд…

– Дэниел, – поправил он.

– Что? – не поняла Энн.

– Меня зовут Дэниел.

– Мне это известно, но я не собираюсь называть вас по имени.

– Что ж, очень жаль, но попытаться стоило. А теперь… – Он протянул ей руку, но она оставила этот жест без внимания. – Идем?

– Я никуда с вами не пойду.

Губы графа изогнулись в грешной улыбке. Даже с распухшей разбитой губой выглядел он точно дьявол.

– Значит ли это, что вы останетесь здесь, со мной?

– Вас сильно ударили по голове, – заметила Энн. – Только этим я могу объяснить ваше поведение.

В ответ граф лишь рассмеялся, словно ее возражения не произвели на него ни малейшего впечатления.

– У вас есть пальто?

– Да, но я оставила его в репетиционной. Я… Не пытайтесь сменить тему!

– Хм…

– Я ухожу, – заявила Энн, решительно подняв руку, – а вы остаетесь.

Его этот вариант явно не устраивал, и он преградил ей путь, так что его вытянутая и плотно прижатая ладонью к стене рука превратилась в жесткую горизонтальную линию.

– Возможно, я недостаточно ясно выразился, – заметил граф, и в ту же минуту Энн поняла, что недооценила его. Вся его беззаботная веселость куда-то улетучилась, уступив место суровой решительности, а голос зазвучал тихо и твердо: – Есть вещи, в отношении которых я никогда не пойду на компромисс. И безопасность леди – одна из них.

Вот и все. Сдвинуть его с места не представлялось возможным, а следовательно, при условии, что они будут держаться в тени и идти переулками, где их никто не увидит, Энн позволила его светлости проводить ее до черного хода Плейнсуорт-хауса. Там граф поцеловал ей руку, но она постаралась сделать вид, будто ей совершенно все равно.

Энн могла обмануть лорда Уинстеда, но уж точно не себя.

– Завтра я нанесу вам визит, – сообщил граф, все еще удерживая ее руку в своей.

– Что? Нет! – Энн отдернула руку. – Вы не можете.

– Разве?

– Конечно! Я гувернантка и не имею права принимать в доме мужчин, иначе потеряю место.

Граф улыбнулся, словно решить эту проблему не составляло труда.

– В таком случае я нанесу визит своим кузинам.

Неужели ему настолько чужды правила хорошего тона? Или он попросту слишком эгоистичен?

– Меня не будет дома, – решительно ответила Энн.

– Я приеду снова.

– И опять меня не застанете.

– Какое несерьезное отношение к своим обязанностям! А кто же будет присматривать за моими кузинами?

– Уж точно не я, если вы станете мне докучать. Ваша тетушка непременно меня уволит.

– Уволит? – усмехнулся граф. – Звучит не слишком оптимистично.

– Так и есть.

Господи, ну как же заставить его понять? Не имело никакого значения, кто он такой и какие чувства пробуждает в ее душе. Исполненный чувственного трепета вечер, неожиданный поцелуй – все это очень мимолетно. Важно лишь то, что у нее есть крыша над головой и еда: хлеб, сыр, масло, сахар – и все те восхитительные вещи, которые ежедневно присутствовали в ее жизни, когда она была ребенком. Это было у нее и теперь, когда она жила в доме Плейнсуортов, равно как и стабильность, положение в обществе и чувство самоуважения.

И Энн не принимала это как должное.

Она подняла глаза на лорда Уинстеда. Он внимательно наблюдал за ней, словно полагал, будто может заглянуть ей в душу. Но он ее не знал, как не знал никто другой, поэтому, облачившись в мантию благопристойности, Энн отняла у графа руку и присела в реверансе.

– Спасибо, что вызвались проводить меня, милорд: очень ценю вашу заботу о моей безопасности.

Энн отворила заднюю калитку и направилась к дому. Плейнсуорты прибыли почти сразу после нее, и ей пришлось сказать, что она как раз собиралась оставить записку с объяснением причин своего спешного ухода с концерта. Взволнованная Гарриет болтала без умолку. Судя по всему, после концерта действительно состоялась помолвка леди Гонории и лорда Чаттериса, которой предшествовали весьма пикантные обстоятельства. Потом вниз сбежали Элизабет и Фрэнсис, поскольку никак не могли заснуть.

Прошло целых два часа, прежде чем Энн смогла наконец удалиться в свою комнату, где надела ночную сорочку и забралась в постель, но заснуть ей удалось не раньше чем через два часа: все это время она смотрела в потолок, размышляла о минувшем вечере и мысленно вопрошала: «Аннелиза Софроуния Шоукросс, во что ты опять ввязалась?»

Глава 3

В полдень следующего дня, несмотря на упорное нежелание вдовствующей графини Уинстед отпускать от себя вновь обретенного сына, Дэниел отправился в Плейнсуорт-хаус. Он не сообщил своей матери, куда направляется, иначе она непременно настояла бы на том, чтобы составить ему компанию. Вместо этого он сказал, что ему нужно разобраться с делами, что, по сути, было правдой. Ведь джентльмен, отсутствовавший в стране три года, должен был по возвращении посетить хотя бы одного поверенного. Просто случилось так, что адвокатская контора Стритема и Понса располагалась всего в двух милях от Плейнсуорт-хауса – совсем рядом, а потому никого не удивит внезапное решение Дэниела нанести визит своим юным кузинам. Подобная идея могла прийти в голову любому джентльмену в любой части города, в том числе и у черного хода Плейнсуорт-хауса.

Дэниел провел без сна полночи, размышляя о таинственной мисс Уинтер – о мягком изгибе ее шеи и аромате кожи. Он был очарован ею и не стеснялся признаться в этом, хотя и повторял себе, что так случилось оттого, что он был очень счастлив снова оказаться дома. Не было ничего удивительного в том, что его привел в восхищение столь очаровательный образец английской женственности, поэтому после изматывающего двухчасового общения с господами Стритемом, Понсом и Бофор-Грейвзом, который, судя по всему, еще не успел удостоиться чести быть упомянутым на дверной табличке, Дэниел приказал кучеру отвезти его в Плейнсуорт-хаус. Ему действительно хотелось увидеть кузин, но еще больше – их гувернантку.

Тетушки не было, а вот кузина Сара оказалась дома и приветствовала его восторженным криком и теплыми объятиями.

– Почему мне никто не сказал, что ты вернулся? – Отстранившись, она прищурилась и внимательно всмотрелась в лицо кузена. – Что с тобой случилось?

Дэниел открыл было рот, намереваясь ответить, но Сара продолжила:

– И не говори, что на тебя напали грабители, потому что я уже слышала про подбитый глаз Маркуса.

– Он выглядит хуже меня, – подтвердил Дэниел. – Родные не предупредили тебя о моем возвращении, потому что ничего об этом не знали. Я не хотел прерывать концерт своим появлением.

– Как это мило с твоей стороны! – усмехнулась Сара.

Дэниел с любовью посмотрел на кузину. Она была ровесницей его сестры и, казалось, проводила в их доме почти столько же времени, сколько и в своем собственном.

– Ну да, – пробормотал Дэниел. – Я наблюдал за вашим выступлением из репетиционной, и представь, каково было мое удивление, когда увидел за фортепьяно незнакомку.

Сара прижала руку к сердцу:

– Я заболела.

– Истинное облегчение видеть, как ты быстро поднялась со смертного одра.

– Вчера я едва держалась на ногах, – обиженно сказала Сара.

– Охотно верю.

– Слабость, головокружение. – Сара взмахнула рукой, словно хотела отогнать прочь все хвори. – Это так тяжело.

– Да, я так тебя понимаю!

Сара на мгновение поджала губы, а потом произнесла:

– Ну хватит обо мне. Полагаю, ты уже слышал чудесные новости об Гонории?

Дэниел сопроводил кузину в гостиную и опустился на диван.

– О том, что она скоро станет леди Чаттерис? Конечно, слышал.

– Знаешь, я очень за нее рада, даже если ты не испытываешь ничего подобного, – фыркнула Сара. – И не говори, что я ошибаюсь, поскольку твои синяки свидетельствуют об обратном.

– Я ужасно рад за них обоих, – решительно заявил Дэниел. – А это… – он обвел рукой лицо, – всего лишь результат небольшого недопонимания.

Сара с сомнением посмотрела на кузена, но ничего не сказала, лишь спросила:

– Чаю?

– С удовольствием. – Он поднялся со своего места, когда Сара позвонила в колокольчик. – Скажи, а твои сестры дома?

– Наверху, в классной комнате. Хочешь их повидать?

– Конечно! Они наверняка очень выросли в мое отсутствие.

– Они скоро спустятся. – Сара вновь уселась на диван. – У Гарриет шпионы по всему дому, и наверняка ей уже сообщили о твоем приезде.

– Скажи-ка, кто был вчера за фортепьяно? – с беспечным видом откидываясь на подушки, поинтересовался Дэниел.

Сара с любопытством взглянула на кузена, а он зачем-то добавил:

– Вместо тебя, поскольку ты была больна.

Сара с подозрением прищурилась.

– Меня заменила мисс Уинтер, гувернантка моих сестер.

– Просто удача, что она умеет играть на фортепьяно.

– Да, по счастливой случайности. Я боялась, что концерт придется отменить.

– Твои кузины были бы так разочарованы, – пробормотал Дэниел. – Но эта… Как бишь ее имя? Мисс Уинтер?

– Да.

– Она знала произведение?

Сара с неподдельной искренностью посмотрела на кузена.

– Очевидно.

– Думаю, твоя семья должна выразить огромную благодарность талантливой мисс Уинтер.

– Она, безусловно, заслужила благодарность матушки.

– И давно она у вас служит?

– Около года. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, простое любопытство.

– Забавно, – протянула Сара. – Раньше ты не интересовался жизнью моих сестер.

– Вот уж неправда, – изобразил обиду Дэниел. – Они же мои кузины.

– У тебя их не счесть.

– И за границей я скучал по каждой. Долгое отсутствие делает сердце добрее.

– О, перестань! – воскликнула, наконец, Сара, даже всплеснула руками от негодования. – Тебе не удастся никого одурачить.

– Прошу прощения? – пробормотал Дэниел, заподозрив, что его намерения раскрыты.

Сара закатила глаза.

– Думаешь, ты первый заметил, как красива наша гувернантка?

Дэниел хотел было придумать какое-нибудь едкое возражение, но понял, что Сара наверняка скажет нечто вроде, «и не говори, что не заметил…», поэтому просто ответил:

– Нет, конечно.

И правда, что проку отрицать очевидное? Мисс Уинтер действительно обладала той редкой красотой, от которой мужчины столбенели и теряли дар речи. Его сестра и Сара тоже были весьма привлекательны, но это не бросалось в глаза и становилось заметным лишь при близком знакомстве. Другое дело мисс Уинтер… Только мертвый не обратил бы на нее внимания.

– Это ужасно раздражало бы, не будь она такой славной.

– Красоте не всегда сопутствует дурной характер.

– Кто-то стал на континенте настоящим философом! – фыркнула в ответ Сара.

– Ты же знаешь, как культура этих римлян и греков влияет на нас, простых смертных.

Сара рассмеялась:

– О, Дэниел, сколько предисловий! Если хочешь расспросить меня о мисс Уинтер, так и скажи.

Дэниел подался вперед:

– Да, я хочу о ней знать все.

– Да рассказывать-то особо нечего.

– Я ведь могу и силу применить, – изобразил гнев Дэниел.

– Но это действительно так. Я почти ничего о ней не знаю – в конце концов, она ведь не моя гувернантка. Кажется, она откуда-то с севера, поскольку у нее имелись рекомендации семьи из Шропшира, а еще с острова Мэн.

– С острова Мэн? – удивился Дэниел, поскольку не знал никого, кто хотя бы бывал там. До этого медвежьего угла крайне трудно добраться, и погода там отвратительная, как говорят.

– Она никогда не говорила о своей семье, но как-то упомянула о сестре.

– А письма она получает?

Сара покачала головой:

– Я ни разу не видела. Если она и сама кому-то пишет, то отправляет не отсюда.

Во взгляде Дэниела промелькнуло удивление.

– В любом случае я не позволю тебе докучать мисс Уинтер.

– Я и не собирался.

– О, не лги! Я же вижу по твоим глазам.

Дэниел подался вперед:

– Ты слишком склонна все драматизировать, хоть и стараешься избегать сцены.

Сара с подозрением прищурилась:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Лишь то, что ты просто пышешь здоровьем.

Сара изящно фыркнула:

– Ты намерен меня шантажировать? Что ж, желаю удачи. Никто и так не поверил, будто я заболела.

– Даже твоя мать?

Сара отшатнулась. Шах и мат!

– Что тебе нужно? – спросила девушка.

Дэниел решил растянуть удовольствие. Сара так впечатляюще стиснула зубы – того и гляди из ушей повалит пар – и процедила:

– Ну, знаешь…

Он чуть склонил голову, словно обдумывая ответ.

– Тетя Шарлотта будет разочарована, когда узнает, что ее дочь отлынивает от своих обязанностей.

– Я спрашиваю: что тебе… О, забудь. – Сара закатила глаза и покачала головой, словно перед ней стоял непонятливый трехлетка. – Утром я краем уха слышала, что мисс Уинтер собиралась отвести Гарриет, Элизабет и Фрэнсис на прогулку в Гайд-парк.

Дэниел улыбнулся:

– Я уже говорил, что ты моя самая любимая кузина?

– Теперь мы квиты, – предупредила Сара. – И если ты хоть слово скажешь моей матери…

– И в мыслях не было!

– Она уже грозилась отправить меня на неделю в деревню, отдохнуть и восстановиться после болезни.

Дэниел подавил смешок:

– Видишь, как она беспокоится о тебе.

– Полагаю, все могло быть и хуже, – вздохнула Сара. – Вообще-то мне нравится в деревне, но она сказала, что мы поедем в Дорсет, а туда так долго добираться! Тогда я уж точно заболею.

Сара всегда плохо переносила дорогу.

– А как зовут мисс Уинтер? – спросил Дэниел. Странно, но он до сих пор этого не знал.

– Это ты можешь выяснить и сам.

Дэниел ничего не успел сказать, а Сара порывисто повернулась к двери и заметила:

– Как раз вовремя. Кажется, кто-то спускается по лестнице. Интересно, кто бы это мог быть?

Дэниел поднялся с дивана.

– Мои дорогие маленькие кузины, конечно же.

Дождавшись, когда девочки побегут мимо открытой двери гостиной, он окликнул каждую по имени, а Сара пробормотала:

– Не забудь мисс Уинтер!

Одна из девочек замедлила шаг и заглянула внутрь, но не узнала его.

У Дэниела сжалось сердце: такого он точно не ожидал, а если и ожидал, то никак не предполагал, что будет так больно.

Зато Гарриет, самая старшая – ей как раз исполнилось двенадцать, когда он уехал на континент, – заглянув в открытую дверь, радостно взвизгнула и бросилась к нему.

– Дэниел! Ура! Ты вернулся! Вернулся, вернулся, вернулся!

– Да, так и есть!

– О, как же я рада снова увидеть тебя! Фрэнсис, это кузен Дэниел! Ты ведь его помнишь.

Лицо девочки, которой было лет десять, просветлело.

– О-о-о! Ты стал совсем другим.

– Вовсе нет, – возразила Элизабет, входя в гостиную следом за сестрами.

– Я просто стараюсь быть вежливой, – сквозь зубы процедила Фрэнсис.

Дэниел рассмеялся и легонько ущипнул девочку за подбородок.

– Вот ты точно изменилась: совсем взрослая.

– О, я бы так не сказала, – скромно потупила глазки Фрэнсис.

– Хотя по-прежнему болтает без умолку, – вставила Элизабет.

Фрэнсис тотчас повернулась к сестре:

– Перестань сейчас же!

– Что у тебя с лицом? – поинтересовалась Гарриет.

– Небольшое недоразумение, – уклончиво ответил Дэниел и подумал, когда, наконец, пройдут синяки. Он никогда не считал себя красавцем, но расспросы начали его утомлять.

– Недоразумение? – переспросила Элизабет. – Ты встретился с наковальней?

– Прекрати! – укорила сестру Гарриет. – Он выглядит просто сногсшибательно.

– Ну да, словно упал с лошади.

– Не обращай на нее внимания, – отмахнулась от сестры Гарриет. – Она напрочь лишена воображения.

– А где мисс Уинтер? – громко спросила Сара.

Дэниел одарил ее улыбкой. Добрая, милая кузина!

– Не знаю, – ответила Гарриет, оборачиваясь сначала через одно, а потом через другое плечо. – Она спускалась по лестнице следом за нами.

– Кому-то из вас следует за ней сходить, – предложила Сара. – Она наверняка захочет узнать, куда вы пропали.

– Ступай ты, Фрэнсис, – обратилась к сестре Элизабет.

– А почему это я?

– Потому что.

Фрэнсис пошагала прочь, недовольно ворча под нос.

– Хочу услышать все об Италии! – воскликнула Гарриет, глаза которой горели юношеским задором. – Действительно ли эта страна так романтична, как все говорят? Ты видел башню, которая вот-вот упадет?

Дэниел улыбнулся.

– Не видел, но слышал, что она гораздо устойчивее, чем может показаться на первый взгляд.

– А Франция? Ты был в Париже? – Гарриет мечтательно вздохнула. – Как бы мне хотелось увидеть Париж!

– А мне хотелось бы пройтись по парижским магазинам, – подхватила Элизабет.

– О да! – закатила глаза Гарриет так, словно того и гляди лишится чувств.

– Я не был в Париже.

Дэниел не собирался объяснять, что попросту не мог поехать в столицу Франции, поскольку у лорда Рамсгейта там было слишком много друзей.

– Может, нам теперь не придется идти на прогулку, – с надеждой произнесла Харррет. – Я предпочла бы остаться дома с кузеном Дэниелом.

– А я бы с удовольствием насладился солнцем, – возразил тот. – Пожалуй, я мог бы составить вам компанию.

Сара фыркнула, и Дэниел обернулся:

– Першит в горле?

Девушка с сарказмом посмотрела на брата:

– Думаю, это последствия моего вчерашнего нездоровья.

– Мисс Уинтер сказала, что будет ждать нас возле конюшен, – объявила вернувшаяся в гостиную Фрэнсис.

– Возле конюшен? – переспросила Элизабет. – Но мы не собирались ехать верхом.

В ответ Фрэнсис лишь пожала плечами:

– Она сказала – возле конюшен.

Гарриет испустила восторженный вздох.

– Может, ей приглянулся кто-то из наших конюхов?

– О, ради бога! – насмешливо воскликнула Элизабет – Один из конюхов? В самом деле?

– Но ты должна признать, что это было бы очень волнующе!

– Для кого? Уж точно не дня нее. Сомневаюсь, что кто-то из них обучен грамоте.

– Любовь слепа, – усмехнулась Гарриет.

– Но не безграмотна, – не осталась в долгу Элизабет.

Дэниел с трудом подавил смех и, отвешивая перед девочками поклон, протянул руку Фрэнсис, которую та взяла, торжествующе взглянув на сестер.

– Так что – идем?

– Желаю весело провести время! – крикнула им вслед Сара, не очень, впрочем, искренне.

– Что это с ней? – поинтересовалась у Гарриет Элизабет, когда они направились в сторону конюшен.

– Думаю, она все еще расстроена из-за того, что не смогла принять участие в концерте, – ответила Гарриет и перевела взгляд на Дэниела. – Ты знаешь, что Саре пришлось пропустить выступление?

– Слышал, – кивнул граф. – Головокружение вроде бы?

– Я думала, она простудилась, – удивленно протянула Фрэнсис.

– Несварение, – уверенно произнесла Гарриет. – Впрочем, это неважно. Мисс Уинтер – это наша гувернантка – была просто великолепна.

– Она сыграла вместо Сары, – пояснила Фрэнсис.

– Не думаю, что ей этого хотелось, – вставила Элизабет, – но с мамой трудно спорить.

– Глупости! – отрезала Гарриет. – Мисс Уинтер ничуть не испугалась и прекрасно справилась. Правда, один раз она не успела вступить вовремя, но в остальном ее игра была непревзойденной.

Непревзойденной? Дэниел мысленно вздохнул. Существовало множество эпитетов, с помощью которых можно было бы описать мастерство мисс Уинтер, но это слово явно не входил в их число. Но если Гарриет так считает…

Что ж, она прекрасно впишется в эту компанию, когда настанет ее черед играть в квартете.

– Интересно, что она делает на конюшне? – задумчиво протянула Гарриет, когда вся честная компания зашла за дом. – Сходи за ней, Фрэнсис.

– Ну почему опять я? – с негодованием воскликнула девочка.

– Потому что.

Дэниел отпустил руку кузины. Спорить с Гарриет он не собирался, поскольку не был уверен в победе, и пообещал:

– Я подожду тебя здесь.

Фрэнсис кивнула и возмущенно направилась к конюшням, но скоро вернулась. Одна.

Дэниел нахмурился. Так дело не пойдет.

– Она сказала, что присоединится к нам через минуту.

– А ты сообщила ей, что в парк с нами пойдет и кузен Дэниел? – спросила Гарриет.

– Нет, забыла, – пожала плечами Фрэнсис. – Но она не станет возражать.

Однако Дэниел вовсе не был в этом уверен. Мисс Уинтер наверняка узнала, что он в гостиной, потому и сбежала на конюшню так поспешно, но скорее всего даже не догадывалась, что граф пожелал составить им компанию.

Что ж, прогулка обещала быть весьма приятной, даже веселой.

– Как думаете, что ее так задержало? – обратилась к присутствующим Элизабет.

– Она отсутствует всего минуту, – заметила Гарриет.

– А вот и неправда. Она провела здесь целых пять минут еще до того, как мы пришли.

– Десять, – поправила кузину Фрэнсис.

– Десять? – переспросил Дэниел. От бесконечного гомона у него разболелась голова.

– Минут, – пояснила Фрэнсис.

– Десяти минут не было.

На этот раз Дэниел не смог определить, кому принадлежали эти слова.

– Ну и пяти тоже.

И опять он не понял, кто это сказал.

– Мы могли бы сойтись на восьми, но, думаю, это неточно.

– Почему вы так тараторите? – не удержался Дэниел.

Девочки разом замолчали и в недоумении уставились на кузена.

– Мы вовсе не тараторим, – возразила Элизабет.

– Всегда так разговариваем, – добавила Гарриет.

– Все остальные нас понимают, – подвела итог Фрэнсис.

Просто удивительно, как эти три юные леди умудрились лишить его дара речи.

– И все же мне интересно, почему мисс Уинтер так задерживается, – принялась рассуждать вслух Гарриет.

– На этот раз за ней пойду я, – заявила Элизабет, одарив Фрэнсис взглядом, который ясно говорил, что на нее решительно нельзя положиться, но та лишь пожала плечами.

Но едва Элизабет подошла к конюшне, в дверях появилась мисс Уинтер, являя собой образец истинной гувернантки в практичном сером платье и такой же серой шляпке. Натягивая перчатки, девушка нахмурилась при виде, как догадался Дэниел, разошедшегося шва.

– Должно быть, это и есть мисс Уинтер, – произнес он громко, прежде чем она успела его увидеть.

Она вскинула голову, но тотчас же поспешила скрыть промелькнувшее во взгляде беспокойство.

– Я слышал о вас лишь хвалебные отзывы, – вежливо сказал Дэниел, предлагая мисс Уинтер руку. Когда же она оперлась на нее – кстати сказать, весьма неохотно, – граф наклонился и спросил так тихо, чтобы его услышала только она: – Удивлены?

Глава 4

Энн не удивилась. Да и с чего бы? Он же пообещал нанести визит, несмотря на ее заявление, что к гувернанткам не приходят с визитами. Но ведь он граф Уинстед: джентльмены его положения поступают как им вздумается. И это ужасно раздражало.

Граф не был ни жестоким, ни самонадеянным. Энн нравилось думать, что с годами она научилась разбираться в людях, во всяком случае не то что, скажем, в шестнадцать лет. Лорд Уинстед не из тех, кто соблазняет девушек помимо их воли, портит их репутацию, запугивает или шантажирует, во всяком случае, намеренно. И если этот мужчина перевернет ее жизнь с ног на голову, это произойдет не по его вине. Если он возжелает ее, то захочет, чтобы это чувство оказалось взаимным. При этом ему и в голову не придет, что она не должна позволять себе какие-либо отношения с ним: слишком они разные.

Ему было позволено все что угодно. Так почему отношения с ней должны стать исключением?

– Вам не стоило приезжать, – тихо сказала Энн, когда они направились в парк следом за шагавшими чуть впереди сестрами Плейнсуорт.

– Мне хотелось повидать кузин, – с невинным видом солгал граф.

Энн искоса посмотрела на него.

– В таком случае почему вы идете не с ними, а со мной?

– Только посмотрите на них. – Граф жестом указал на девочек. – Хотите, чтобы одна из них оказалась на проезжей части?

Он был прав: девочки заняли весь тротуар, выстроившись по возрасту, от старшей к младшей. Именно такой порядок во время прогулки требовала соблюдать их мать. Энн поверить не могла, что именно сегодня они решили последовать указаниям леди Плейнсуорт.

– Как ваш глаз?

При ярком свете дня выглядел он просто ужасно, словно синяк распространился на переносицу, но зато теперь можно было рассмотреть цвет глаз лорда Уинстеда – ярко-голубой. Зачем ей так хотелось это узнать, Энн не понимала.

– Все не очень плохо, если к нему не прикасаться, – ответил граф. – Так что буду вам весьма признателен, если сегодня не станете швырять камни мне в лицо.

– Ну вот, мои планы рухнули, – не осталась в долгу Энн.

Граф засмеялся, а на нее нахлынули воспоминания. Ничего особенного, просто вспомнила себя прежнюю – вспомнила, как чудесно флиртовать, смеяться и наслаждаться мужским вниманием. Если флирт и правда доставлял удовольствие, то его последствия, за которые она расплачивалась до сих пор, увы…

– Сегодня чудесная погода, – произнесла Энн, немного помолчав.

– Мы уже исчерпали все остальные темы?

Голос графа звучал беззаботно и шутливо, а когда она взглянула на него, он смотрел прямо перед собой и на его губах играла еле заметная загадочная улыбка.

– Просто великолепная! – исправилась Энн.

Улыбка графа стала шире, как и ее собственная.

– Мы идем к Серпентайну? – спросила через плечо Гарриет.

– Куда пожелаете, – благосклонно отозвался граф.

– К Роттен-Роу[4], – поправила Энн, а когда граф вопросительно вскинул бровь, добавила: – Я ведь все еще их наставница, не так ли?

Почтительно кивнув, граф объявил:

– Куда пожелает мисс Уинтер.

– Мы же не станем вновь заниматься математикой, – жалобно протянула Гарриет.

Лорд Уинстед с нескрываемым любопытством воззрился на Энн.

– Математикой? На Роттен-Роу?

– Мы изучали систему мер, – пояснила та. – Девочки уже научились измерять среднюю длину своих шагов, а теперь будут считать шаги, чтобы вычислить длину тропинки.

– Очень хорошо, – одобрительно кивнул Дэниел. – Это займет их мысли и заставит на какое-то время замолчать.

– Вы еще не слышали, как они считают, – улыбнулась Энн.

Граф с беспокойством повернулся к ней:

– Только не говорите, что они не умеют!

– Конечно, умеют, – не удержалась от улыбки Энн. Граф выглядел так забавно с одним удивленным глазом, ведь второй по-прежнему оставался слишком заплывшим, чтобы выражать какие-либо эмоции. – Ваши кузины все делают очень необычно, даже считают.

Граф на мгновение задумался.

– Вы хотите сказать, что примерно лет через пять, когда кузины Плейнсуорт станут участницами квартета Смайт-Смитов, мне стоит приложить все усилия к тому, чтобы оказаться как можно дальше от концертного зала?

– Я бы никогда не посоветовала вам ничего подобного, – возразила Энн, – но вот что скажу: Фрэнсис решила нарушить традицию и взять в руки контрабас. – Дэниел поморщился. – Да-да, именно так.

И они рассмеялись. Вместе. Что за восхитительный звук!

Не удержавшись, Энн окликнула сестер:

– Девочки, лорд Уинстед хочет к вам присоединиться.

– Я этого хочу?

– Именно, – кивнула Энн, когда девочки развернулись и вприпрыжку направились к ним. – Он сам мне сказал, что его очень заинтересовали ваши занятия.

– Лгунья, – пробормотал граф.

Энн не обратила на это никакого внимания, хотя и позволила себе самодовольно усмехнуться, но так, чтобы лорд Уинстед непременно это заметил, потом сказала:

– Вот что мы сделаем. Вы измерите протяженность тропинки, как мы и обсуждали, умножив количество своих шагов на их длину.

– Но кузен Дэниел не знает длину своего шага.

– Совершенно верно. И от этого наш урок будет только интереснее. Вычислив протяженность тропинки, вы сможете определить длину его шага.

– В уме?

Девочки смотрели на Энн так, словно она поручила им сразиться с осьминогом.

– Только так можно научиться быстро считать, – ответила та.

– Вообще-то мне больше нравится пользоваться пером и чернилами, – заметил Дэниел.

– Не слушайте его, девочки. Очень полезно уметь производить вычисления в уме: этот навык пригодится вам во многих областях жизни.

Все четверо с недоумением молча уставились на нее: очевидно, области применения подобных навыков никак не приходили им на ум, и Энн в попытке пробудить в девочках интерес к математике пришлось пояснить:

– Возьмем, к примеру, поход за покупками. Умение считать в уме придется тут весьма кстати. Вы же не берете с собой перо и бумагу, направляясь к модистке, верно?

Увидев во взглядах девочек все то же недоумение, Энн вдруг подумала, что им никогда и в голову не приходило интересоваться ценами на шляпки или другие предметы дамского гардероба, и предприняла еще одну попытку:

– А как насчет игр? Только подумайте, каких результатов можно добиться в карточных играх, отточив навыки устного счета!

– Вы даже себе не представляете, – пробормотал лорд Уинстед.

– Не думаю, что нашей матушке понравится, если вы станете учить нас азартным играм, – заметила Элизабет.

Энн услышала, как граф сдавленно фыркнул, едва сдержав смех.

– А как вы собираетесь проверить наши результаты? – поинтересовалась Гарриет.

– Очень хороший вопрос, – сказала Энн – и на него я отвечу завтра. – Помедлив всего секунду, она добавила: – Когда пойму как.

Девочки разом захихикали, чего она, собственно, и добивалась. Ведь ничто так не помогает вернуть самоконтроль в разговоре, как подтрунивание над собой.

– Мне придется навестить вас еще раз, чтобы узнать результаты, – заметил лорд Уинстед.

– В этом нет необходимости, – поспешно возразила Энн, – мы можем послать их вам с лакеем.

– А можем сделать это вместо лакея, – предложила Фрэнсис, с надеждой взглянув на кузена. – Уинстед-хаус находится недалеко, а мисс Уинтер любит устраивать нам прогулки.

– Пешие прогулки благотворно влияют на тело и ум, – чопорно подтвердила Энн.

– Но гораздо приятнее гулять в компании, – добавил лорд Уинстед.

Энн перевела дыхание, чтобы сдержать дерзкий ответ, так и рвавшийся с языка, а потом повернулась к девочкам и предложила, указывая на начало дорожки:

– Что ж, приступим. Начинайте вот оттуда и спускайтесь вниз. Я буду ждать вас на скамейке.

– Вы не пойдете с нами? – спросила Фрэнсис, одарив гувернантку взглядом, словно уличила ее в государственной измене.

– Мне бы не хотелось вам мешать.

– О, вы совсем не помешаете, мисс Уинтер, – произнес лорд Уинстед. – Дорожка достаточно широкая.

– И тем не менее.

– Тем не менее? – переспросил граф.

Энн коротко кивнула.

– Ответ, не слишком достойный самой лучшей гувернантки Лондона.

– Какой чудесный комплимент, – не осталась в долгу Энн. – Только вот он не заставит меня ринуться в бой.

Подойдя чуть ближе, лорд Уинстед тихо произнес:

– Трусиха.

– Ну, это вряд ли, – ответила Энн, умудрившись сделать это, даже не пошевелив губами, а потом лучезарно улыбнулась. – Итак, девочки, начнем. Я останусь здесь ненадолго, чтобы вам помочь.

– Не нужна нам помощь, – проворчала Фрэнсис. – Я вообще предпочла бы, чтоб меня не заставляли этим заниматься.

Но Энн лишь улыбнулась в ответ, ибо знала, что вечером ее подопечная непременно будет хвастаться отличным результатом своих вычислений.

– Вы тоже, лорд Уинстед, – как можно любезнее произнесла Энн.

Девочки уже двинулись вперед – к сожалению, с разной скоростью, – и воздух наполнился какофонией их голосов.

– Но я не могу, – возразил граф, прижимая руку к сердцу.

– Почему? – спросила Гарриет, и одновременно с ней Энн заметила:

– Конечно, можете.

– У меня кружится голова, – произнес граф с такой наигранной мукой в голосе, что Энн не удержалась и закатила глаза. – Правда-правда, – не унимался Дэниел. – У меня э… Что там уложило Сару в постель? Мигрень?

– У нее было несварение, – поправила его Гарриет, незаметно делая шаг назад.

– Но ведь у тебя голова не кружилась, – с подозрением сказала Фрэнсис.

– Это потому, что я не закрывал свой глаз.

Это объяснение заставило девочек замолчать.

– Прошу прощения? – прервала возникшую паузу Энн, не понимая, какое отношение ко всему происходящему имеет закрытый глаз.

– Я всегда закрываю глаз, когда считаю, – пояснил граф с совершенно невозмутимым выражением лица.

– Вы всегда… Постойте-ка, – с подозрением протянула Энн. – Вы закрываете один глаз, когда считаете?

– Ну да, я же не могу закрыть оба глаза.

– Почему? – спросила Фрэнсис.

– Потому что ничего не увижу, – ответил Дэниел так, словно ответ был очевиден.

– Но тебе необязательно видеть, когда считаешь, – не унималась Фрэнсис.

– Обязательно.

Граф лгал, но девочки даже не попытались уличить его в этом, хотя Энн ждала шумных возражений. К ее изумлению, они молчали, а Элизабет и вовсе до такой степени заинтересовалась, что спросила:

– Какой глаз?

Граф откашлялся, и Энн готова была поклясться, что он поморгал то одним, то другим глазом, словно пытался вспомнить, какой из них ему подбили во время драки, наконец ответил:

– Правый.

– Конечно, – кивнула Гарриет.

Энн в недоумении взглянула на девочку.

– Ведь он правша, не так ли? – Гарриет взглянула на кузена. – Ты ведь правша?

– Совершенно верно, – кивнул Дэниел.

Энн перевела взгляд с лорда Уинстеда на Гарриет и обратно.

– И это так важно, потому что…

Лорд Уинстед просто пожал плечами, поскольку Гарриет избавила его от ответа, заявив:

– Просто важно – и все.

– Уверен, что я смогу поучаствовать в состязании на следующей неделе, – заявил лорд Уинстед, – когда мой глаз заживет. – Не знаю, как я не подумал раньше о том, что попросту потеряю равновесие, если мне придется смотреть одним заплывшим глазом.

Энн с подозрением прищурилась:

– Мне всегда казалось, что влияние на равновесие оказывает слух.

Фрэнсис испуганно охнула:

– Только не говорите, что он оглохнет!

– Не оглохнет, – успокоила ее Энн, – а вот я могу, если ты еще раз так закричишь. А теперь ступайте все трое выполнять задание. А я пока присяду.

– И я тоже, – беспечно подхватил граф. – Но душой я с вами.

Девочки возобновили счет, а Энн направилась к скамье. Лорд Уинстед не отставал от нее ни на шаг, а когда они сели, Энн заметила:

– Поверить не могу, что они приняли за чистую монету весь этот вздор о глазах

– О, здесь все гораздо проще, – беспечно ответил граф. – Просто чуть раньше я пообещал дать по фунту каждой, если они ненадолго оставят нас наедине.

– Что? – воскликнула Энн.

Граф согнулся от смеха.

– Конечно, я не говорил им ничего подобного. Господи, неужели вы считаете меня полным идиотом? О, не отвечайте.

Энн покачала головой, злясь на себя за то, что оказалась столь легковерной. И все же злиться на графа она не могла, слишком уж добродушно звучал его смех.

– Я удивлена, что никто не подошел с вами поздороваться.

В это время дня в парке было не слишком людно, и все же в своем желании прогуляться они были не одиноки. Энн знала, что в свое время лорд Уинстед пользовался в Лондоне огромной популярностью, поэтому было трудно поверить, что его присутствие в Гайд-парке осталось незамеченным.

– Думаю, мало кто знал о моем намерении вернуться, – ответил лорд Уинстед. – Люди видят то, что ожидают увидеть, а меня здесь увидеть точно никто не ожидал – он одарил Энн печальной полуулыбкой, а потом скосил глаза вверх и влево, как если бы пытался указать на свой заплывший глаз, – тем более в таком состоянии.

– И в такой компании, – добавила Энн.

– Кстати, я все гадаю, кто вы.

Энн порывисто повернулась к нему.

– Вот так реакция на простой вопрос, – пробормотал граф.

– Я Энн Уинтер, гувернантка ваших кузин.

– Энн, – тихо повторил граф, смакуя имя, точно изысканное лакомство. – А как пишется – через «i» или «y»[5]?

– Через «y», а почему вы спрашиваете?

– Простое любопытство, – ответил граф и, немного помолчав, добавил: – Она вам не идет.

– Прошу прощения?

– Фамилия Уинтер. Она вам не идет. Даже при таком варианте написания.

– Нечасто выпадает возможность выбрать себе имя, – заметила Энн.

– Верно, но иногда я отмечаю про себя, что некоторым очень подходят их имена и фамилии.

Губы Энн, помимо ее воли, изогнулись в озорной улыбке.

– В таком случае каково это – быть Смайт-Смитом?

Граф вздохнул, но слишком уж драматично, как показалось Энн.

– Полагаю, мы обречены участвовать в таких концертах снова, снова и снова…

На лице графа отразилось такое отчаяние, что Энн не выдержала и рассмеялась:

– Что вы хотите этим сказать?

– Это чередование звуков выглядит немного странно, вы не находите?

– Смайт-Смит? А мне кажется, это звучит очень даже неплохо.

– Не думаю. Знаете, если Смайт вышла замуж за Смита, они вполне могли бы уладить свои разногласия и выбрать какую-то одну фамилию, а не вынуждать своих потомков носить обе.

Энн тихонько засмеялась:

– И как давно ваша фамилия пишется через дефис?

– Несколько сотен лет.

Граф повернулся к ней, и Энн, на мгновение позабыв о его синяках и царапинах, видела только его, и он смотрел на нее так, словно она была единственной женщиной в мире.

Энн откашлялась, желая замаскировать свою попытку отодвинуться от графа. Этот мужчина опасен. Даже сейчас, когда они сидели посреди парка и болтали о пустяках, она остро ощущала исходившую от него ауру.

В душе Энн пробудилось какое-то странное чувство, и она отчаянно пыталась от него избавиться.

– Я слышал противоречивые объяснения, – продолжал тем временем граф, не подозревая о том, какое смятение породил в душе спутницы. – Мол, у Смайтов водились деньги, в то время как Смиты занимали высокое положение в обществе. Была еще и романтическая версия. Якобы Смайты были богаты и родовиты, зато у Смитов росла красавица-дочь.

– С золотыми волосами и небесно-голубыми глазами? Очень напоминает легенду о короле Артуре.

– Это вряд ли, потому что красавица оказалась довольно сварливой, – взглянув на девушку, граф сухо усмехнулся, – а под старость и вовсе превратилась в настоящую мегеру.

Не удержавшись, Энн рассмеялась:

– Тогда почему семья не избавилась от второй части фамилии, оставив себе только первую – Смайт?

– Трудно сказать. Возможно, мои предки заключили какое-то соглашение или кто-то из них решил, что дополнительный слог придаст имени значительности. В любом случае я даже не знаю, насколько правдива вся эта история.

Энн снова засмеялась и устремила взгляд на шагавших в отдалении девочек. Гарриет и Элизабет из-за чего-то спорили, и Энн ничуть не удивилась бы, если бы предметом спора стала обычная травинка. Фрэнсис же усердно выполняла задание, делая огромные шаги, которые наверняка отразятся на результате вычислений. Энн знала, что ей стоило подойти и сделать девочке замечание, но было так приятно сидеть на скамейке рядом с графом.

– Вам нравится быть гувернанткой? – спросил он.

– Нравится ли? – Энн сдвинула брови. – Что за странный вопрос!

– Не могу придумать ничего менее странного, учитывая вашу пофессию.

Эти слова свидетельствовали о том, насколько много он знает о необходимости искать работу.

– Никто не спрашивает у гувернантки, нравится ли ей ее занятие, – ответила Энн. – О таком вообще не спрашивают.

Она думала, что своим ответом положит конец этому разговору, но, подняв глаза, обнаружила, что граф смотрит на нее с неприкрытым искренним любопытством.

– Вы когда-нибудь спрашивали у лакея, нравится ли ему его ремесло? – произнесла Энн. – Или горничную?

– Гувернантку вряд ли можно поставить на одну ступень с лакеем или горничной.

– Но на самом деле нас мало что отличает друг от друга. Мы все получаем жалованье, живем в чужом доме и можем в любую минуту оказаться на улице. – Пока он обдумывал сказанное, Энн пошла в наступление: – А вам нравится быть графом?

Дэниел на мгновение задумался:

– Понятия не имею.

При виде отразившегося на лице гувернантки удивления он добавил:

– У меня почти не было возможности это понять. Я носил титул графа всего год до своего отъезда из Англии, и мне очень стыдно признаться, но за это время я почти ничего не сделал. Если наша семья процветает, то лишь благодаря дальновидности моего отца, сумевшего нанять превосходных управляющих.

Но Энн не сдавалась.

– Как бы то ни было, все это время вы оставались графом, и при этом неважно, где именно вы находились. Знакомясь, вы представляетесь не мистером Уинстедом, а просто Уинстедом.

Дэниел посмотрел на девушку:

– За границей я почти не обзавелся новыми знакомыми.

– О… – Это признание показалось Энн настолько странным, что она не нашлась что ответить.

Лорд Уинстед молчал, а она попросту не могла вынести внезапно охватившей его грусти, поэтому произнесла:

– Мне нравится быть гувернанткой. У этих девочек, во всяком случае, – пояснила она и с улыбкой помахала воспитанницам.

– Насколько я понял, до этого вы служили где-то еще, – произнес граф.

– Верно. Это мое третье место. Кроме того, я служила компаньонкой.

Энн не знала, почему рассказывает все это лорду Уинстеду. Обычно она ни с кем не делилась подробностями своей жизни. Впрочем, все это он мог узнать, расспросив собственную тетку. Обо всех предыдущих местах работы стало известно, когда Энн нанималась гувернанткой в дом Плейнсуортов, – даже о том, с которого ее вынудили уйти обстоятельства. Энн всегда стремилась быть честной, но зачастую это было попросту невозможно, и она была очень благодарна леди Плейнсуорт за то, что та не стала думать о ней хуже, узнав, что на предыдущем месте работы Энн приходилось тщательно запирать и баррикадировать дверь своей комнаты, дабы избежать домогательств хозяина дома.

Смерив ее подозрительно долгим, изучающим взглядом, граф наконец произнес:

– И мне все равно кажется, что вы не Уинтер.

Странно, что эта мысль так прочно засела у него в голове. Но Энн лишь пожала плечами:

– Я вряд ли могу что-то с этим поделать. Разве что выйти замуж.

А это, как они оба знали, было очень маловероятно. Гувернанткам редко удавалось встретить подходящего джентльмена, соответствующего их положению в обществе. К тому же Энн не собиралась выходить замуж, поскольку попросту не могла себе представить, что сможет когда-нибудь допустить, чтобы мужчина полностью контролировал ее жизнь и тело.

– Взгляните, например, на эту леди, – произнес граф, кивком указав на даму, которая презрительно уворачивалась от перепрыгивавших через дорожку Фрэнсис и Элизабет.

– Вот она очень похожа на Уинтер[6]: ледяная неприступная блондинка.

– Как вы можете судить о ее характере?

– Я ввел вас в заблуждение, – признался граф. – Когда-то я знал эту даму.

Энн не хотела даже думать о том, что это значит.

– Вы напоминаете мне скорее осень, – задумчиво протянул граф.

– Хотя я предпочла бы быть весной, – еле слышно возразила Энн.

Граф не стал допытываться почему. В тот момент Энн не обратила внимания на его молчание и вспомнила о нем лишь вечером в своей комнатушке, когда вновь и вновь прокручивала в голове подробности минувшего дня. После ее заявления граф вполне мог попросить ее объясниться, но почему-то не стал.

Энн жалела, что он ничего не спросил, ведь если бы он начал задавать вопросы, она, возможно, перестала бы испытывать к нему симпатию.

Ее не покидало ощущение, что ее симпатия к Дэниелу Смайт-Смиту, скандально известному графу Уинстеду, ни к чему хорошему не приведет.

Направляясь тем вечером домой и заглянув по дороге к Маркусу, чтобы официально поздравить с помолвкой, Дэниел вдруг понял, что не может припомнить, когда в последний раз получал такое удовольствие от прогулки в парке.

Впрочем, в этом не было ничего удивительного, ведь последние три года своей жизни он провел в изгнании, скрываясь от наемных головорезов лорда Рамсгейта. Подобное существование не располагало к неспешным прогулкам и приятным, ни к чему не обязывающим беседам.

Но сегодняшний день сложился наилучшим образом. Пока его юные кузины считали шаги на Роттен-Роу, они с мисс Уинстед сидели и болтали обо всем и в то же время ни о чем особенном, и все это время он не переставал мечтать взять ее за руку. Только и всего – просто прикоснуться к ней.

Он мог бы поднести ее к губам и склонить голову в нежном приветствии, понимая, что этот простой рыцарский поцелуй может стать началом чего-то удивительного. Именно поэтому единственного прикосновения было бы достаточно, ведь оно таило в себе обещание.

И вот теперь, оставшись наедине со своими мыслями, он перебирал в уме все, что могло посулить ему это обещание: изящный изгиб шеи, роскошную копну чувственно рассыпавшихся по плечам волос… Дэниел не мог припомнить, чтобы когда-нибудь желал женщину так сильно. И это было не просто желание, не просто плотское стремление к обладанию: он хотел боготворить ее, хотел…

Возникший из ниоткуда удар пришелся чуть ниже уха, отчего Дэниел попятился и налетел на фонарный столб.

– Какого черта? – взревел он и, подняв голову, увидел готовых броситься на него двух незнакомцев.

– А вот и наш господин хороший, – произнес один из них, передвигавшийся плавно, точно змея, в туманной вечерней мгле.

Дэниел заметил, как в свете фонаря сверкнуло лезвие ножа.

Рамсгейт! Это его люди. А чьи же еще?

Проклятье! Хью заверял его, что ему ничто не угрожает. Неужели Дэниел совершил глупость, поверив ему? Неужели так отчаянно хотел вернуться домой, что не желал взглянуть правде в глаза?

За последние три года Дэниел научился грязным и нечестным приемам, и теперь, пока один из нападавших лежал скрючившись на тротуаре, после того как получил удар в пах, второй пытался ударить его ножом.

– Кто вас послал? – прорычал Дэниел, высоко подняв руку, чтобы завладеть оружием.

– Мне просто нужны деньги, – хищно осклабился бандит, и его глаза вспыхнули недобрым огнем. – Отдай свой кошелек, и разойдемся по-хорошему.

Он лжет, это было ясно как день. Дэниел знал, что, если отпустит руки негодяя хоть на мгновение, нож вонзится ему меж ребер. Его приятель вскоре придет в себя, так что времени не так много.

– Эй! Что тут происходит?

Бросив взгляд на противоположную сторону улицы, Дэниел увидел двух мужчин, выбежавших из трактира. Нападавший тоже их заметил и, рывком высвободив свою руку, швырнул нож на тротуар. Извиваясь и пинаясь, он вырвался из цепких рук Дэниела и бросился наутек, а за ним и его приятель.

Дэниел рванулся за ними, чтобы поймать хоть одного, ведь только так он мог получить ответы, но не успел свернуть за угол, как в него вцепился один из мужчин, что вышли из трактира, очевидно, приняв за преступника.

– Проклятье! – прорычал Дэниел, но что проку проклинать сбившего его с ног мужчину! Ведь если бы не он, его могли бы убить.

Теперь, если он хотел получить ответы на свои вопросы, ему следовало разыскать Хью Прентиса. И немедленно.

Глава 5

Хью жил в небольших апартаментах в Олбани, расположенных в элегантном здании, способном удовлетворить вкусы джентльмена благородного происхождения со скромным достатком. Хью, конечно же, мог бы жить в огромном особняке своего отца (тот испробовал все способы, кроме шантажа, чтобы уговорить сына остаться с ним), но больше не общался с отцом. Только вот, к сожалению, отец не оставлял его в покое.

Когда Дэниел приехал, Хью дома не оказалось, но лакей провел его в гостиную, сообщив, что его светлость скоро прибудет.

Почти целый час Уинстед расхаживал по комнате, прокручивая в голове подробности нападения. Та улица, где его подстерегали грабители, была не самой освещенной в Лондоне, но в то же время и не то чтобы опасной. Опять же, если вор хотел завладеть тугим кошельком, ему следовало попытать счастья за пределами трущоб Сент-Джайлза и Олд-Никола. Дэниел оказался бы не первым джентльменом, ограбленным в непосредственной близости от Мейфэра и площади Сент-Джеймс.

Это вполне могло быть простым ограблением. Правда ведь? Негодяй сказал, что им нужны деньги и скорее всего так оно и было, но Дэниел слишком долго жил, постоянно оглядываясь через плечо, чтобы поверить столь простому объяснению случившегося, а значит, следовало дождаться Хью.

– Уинстед, – появившись наконец в гостиной поприветствовал его хозяин дома.

Он не выглядел удивленным, хотя, насколько помнил Дэниел, Хью невозможно было чем-то удивить, он умел при любых обстоятельствах сохранять невозмутимое выражение лица. Именно поэтому его было практически невозможно обыграть в карты. Этому так же способствовала его поразительная способность запоминать цифры и производить вычисления.

– Какими судьбами? – поинтересовался Хью, прикрыл за собой дверь и прошел в комнату, хромая и тяжело опираясь на трость.

Дэниел с трудом удержался, чтобы не отвести взгляд. Когда они вновь встретились в Италии после долгой разлуки, ему было тяжело наблюдать за болезненной хромотой друга, зная, что причиной тому стали его необдуманные действия. Необходимость смотреть на страдания Хью была частью его наказания, хотя после того, что случилось с ним сегодня вечером, он был вовсе не уверен, что заслужил это самое наказание.

– На меня напали, – ответил он коротко.

Хью замер, потом медленно развернулся и, настороженно оглядев Дэниела с головы до ног, сказал, указывая на кресло:

– Присядь.

Однако кровь так бурлила в жилах, что Уинстед не мог спокойно усидеть на месте.

– Уж лучше постою.

– В таком случае извини, но я сяду, – проговорил Хью, скривив губы от презрения к собственному бессилию.

Он неуклюже проковылял к креслу, тяжело опустился в него, и с его губ тут же сорвался вздох облегчения. На этот раз он не притворялся. Хью мог солгать в чем угодно, но только не в этом. Дэниел видел искалеченную ногу друга. Врачи совершили невозможное, сохранив ее, а то, что Хью смог еще и ходить, и вовсе оказалось настоящим чудом.

– Не возражаешь, если я выпью? – Хью положил трость на стол и принялся растирать онемевшие мышцы, даже не пытаясь скрыть отразившуюся на лице боль. – Он там, – кивком указал он на сервант.

Дэниел пересек комнату и достал из серванта бутылку бренди.

– На два пальца?

– На три, пожалуйста. День был долгим.

Наполнив стакан, Дэниел передал его другу. Сам он не притрагивался к алкоголю с той самой злополучной ночи, но у него не было искалеченной ноги, требовавшей обезболивающего.

– Спасибо, – то ли простонал, то ли прошептал Хью, сделал большой глоток, потом еще один и прикрыл глаза, когда обжигающая жидкость заструилась по горлу.

– Ну вот, – когда к нему вернулось самообладание, выдохнул Хью, а потом поставил стакан на стол и поднял глаза на друга. – Я слышал, твои синяки – дело рук лорда Чаттериса.

– Тут кое-что другое, – отмахнулся Дэниел. – Сегодня вечером, когда я возвращался домой, на меня напали двое.

Хью выпрямился, и в его взгляде блеснула сталь.

– Чего хотели?

– Потребовали деньги.

– Они называли тебя по имени?

Дэниел покачал головой:

– Нет.

Хью довольно долго молчал, а потом, наконец, произнес:

– Это могли быть обычные грабители.

Скрестив руки на груди, Дэниел посмотрел на друга, но тот спокойно произнес:

– Я уже сказал, что взял с отца слово, что он тебя не тронет.

Дэниелу очень хотелось ему верить, и он верил, потому что Хью никогда не был лжецом, мстительным его тоже нельзя было назвать. Может, отец попросту его обманул?

– Откуда мне знать, что твоему отцу можно доверять? Он три года преследовал меня, чтобы убить.

– А я в течение этих трех лет пытался убедить его, что вот в этом… – скривившись, Хью указал на свою искалеченную ногу, – я виноват не меньше тебя.

– Но он, конечно же, тебе не поверил.

– Верно, – кивнул Хью. – Упрямый осел. И всегда был таким.

Дэниел не впервые слышал нелестный отзыв друга о его папаше, но все равно испытал странное чувство: прямота Хью обескураживала.

– Откуда мне знать, что моей жизни ничто не угрожает? – не унимался Дэниел. – Я вернулся в Англию, положившись на твое слово, что твой отец не нарушит своего обещания. Если что-нибудь случится со мной или – не дай бог! – с кем-то из членов моей семьи, я достану тебя на краю земли.

Хью не стал указывать другу на то, что в случае его смерти эта угроза будет неосуществима.

– Мой отец подписал соглашение, – заметил Хью. – Ты видел его собственными глазами.

У Дэниела даже была копия этого соглашения, равно как и у Хью и лорда Рамсгейта. Еще одна копия хранилась у поверенного Хью, которому были даны указания хранить ее как зеницу ока. И все же…

– Он будет не первым, кто нарушит условия соглашения, – тихо произнес Дэниел.

– Вот как? – Хью выглядел измученным, под глазами залегли тени. – Но этого соглашения он не нарушит: я позаботился.

Дэниел подумал о своей семье, о сестре и матери, о беззаботных смешливых кузинах Плейнсуорт, которых он только-только начал узнавать заново, а еще о мисс Уинтер, и ее лицо тотчас возникло у него перед глазами. Если с ним что-то случится, прежде чем ему удастся узнать ее получше… Если что-то случится с ней…

– Хотелось бы знать, откуда такая уверенность, – произнес Дэниел, и его голос понизился до зловещего шепота.

– Ну… – Хью поднес стакан к губам и в отчаянии сделал глоток. – Я его предупредил, что, если с тобой что-то случится, наложу на себя руки.

Если бы Дэниел держал сейчас что-нибудь в руках, оно непременно разбилось бы об пол. Просто удивительно, что он сам все еще твердо стоял на ногах.

– Отец хорошо знает, что я слов на ветер не бросаю, – беспечно произнес Хью.

Дэниел лишился дара речи.

– Поэтому я был бы тебе очень признателен… – Хью снова поднес стакан к губам, но на этот раз лишь едва пригубил, – если бы ты постарался не погибнуть в результате несчастного случая. Ведь тогда я наверняка обвиню в твоей смерти отца, но, если честно, предпочел бы не сводить счеты с жизнью без веской на то причины.

– Ты с ума сошел, – прошептал Дэниел.

Хью пожал плечами:

– Иногда мне тоже так кажется. Так что мой отец наверняка с тобой согласился бы.

– Но зачем тебе это? – Дэниел не мог представить, чтобы кто-то – даже Маркус, которого он считал братом, – пригрозил сотворить нечто подобное.

Хью довольно долго молчал и, устремив невидящий взгляд в пустоту, лишь изредка моргал. Наконец, когда Дэниел уже подумал, что его друг больше не заговорит, Хью посмотрел на него и произнес:

– Глупо было называть тебя шулером, но я не верил, что ты можешь меня обыграть. Это все переизбыток спиртного.

– Я и не могу, – согласился с другом Дэниел. – В тот день мне просто повезло.

– Знаешь, я не верю в везение и никогда не верил, только в умение и благоразумие, но в ту ночь здравый смысл меня покинул и в игре, и общении.

Хью посмотрел на свой опустевший стакан. Дэниел хотел было наполнить его снова, но потом решил, что друг попросит, если захочет выпить еще.

– Из-за меня тебе пришлось покинуть страну, – сказал Хью, поставив стакан на стол рядом с креслом. – Я не мог пребывать в ладу с собой, зная, что сломал тебе жизнь.

– Но ведь и я вмешался в твою жизнь, – тихо проговорил Дэниел.

Хью улыбнулся, но только губами – его глаз улыбка так и не коснулась.

– Это всего лишь нога.

Но Дэниел не верил ему и знал, что друг тоже не считает свое увечье ерундой.

– Я все улажу с отцом, – решительно заявил Хью, давая понять, что аудиенция подходит к концу. – Не думаю, что это он подослал к тебе своих негодяев, но на всякий случай напомню о нашем договоре.

– Надеюсь, сообщишь мне о результате разговора с отцом?

– Конечно.

Дэниел направился было к двери, но обернулся и увидел, как Хью силится подняться на ноги. Он уже хотел сказать, чтобы друг не вставал, но прикусил язык, чтобы не уязвить его гордость.

Схватив трость, Хью с трудом встал с кресла и мучительно медленно пересек комнату, чтобы проводить Дэниела, протянул руку и поблагодарил:

– Спасибо, что зашел.

– Я горжусь, что могу назвать тебя своим другом!

Дэниел поспешно вышел за дверь, но все же успел заметить, как на глазах Хью блеснули слезы, прежде чем он отвернулся.

На следующий день, вернувшись из Гайд-парка, где они трижды измерили длину Роттен-Роу, Энн сидела за письменным столом в гостиной Плейнсуортов и щекотала подбородок кончиком пера, обдумывая пункты, которые собиралась включить в свой список необходимых дел. После обеда она была совершенно свободна и всю предыдущую неделю с нетерпением ждала возможности сделать то, что запланировала, и пройтись по магазинам. На серьезные покупки денег было маловато, но ей очень нравилось рассматривать выставленные в витринах товары, к тому же хотелось просто спокойно провести время, ни за кем не присматривая.

Однако не все выходит так, как запланировано. В гостиную вдруг вплыла в облаке шуршащего бледно-зеленого муслина леди Плейнсуорт и объявила:

– Мы завтра уезжаем!

Сбитая с толку Энн оторвалась от своего занятия, а потом и вовсе поднялась из-за стола.

– Прошу прощения?

– Мы не можем оставаться в Лондоне, – резко заметила леди Плейнсуорт. – По городу уже поползли сплетни.

– Сплетни? Какого рода?

– Маргарет сказала, что слышала пересуды, будто Сара вовсе не была больна, а просто пыталась сорвать концерт.

Энн не знала, кто такая Маргарет, но эта дама хорошо информирована.

– Словно Сара способна на такое, – продолжила леди Плейнсуорт. – Ведь она превосходно играет на фортепьяно! А еще она послушная дочь и каждый год с таким нетерпением ждет семейного представления!

Вряд ли Энн смогла бы как-то прокомментировать данное заявление, но леди Плейнсуорт и не ждала этого от нее.

– Поэтому я вижу лишь один способ положить конец этим отвратительным сплетням – уехать из города.

– Уехать из города? – эхом отозвалась Энн.

Такое решение казалось ей слишком радикальным. Приближался сезон, и она была уверена, что леди Плейнсуорт поставила себе цель подыскать Саре мужа, но ее намерение вряд ли осуществится, если они удалятся в Дорсет, где проживало семь поколений Плейнсуортов.

– Именно. – Леди Плейнсуорт порывисто вздохнула. – Я знаю, что со стороны кажется, будто Сара выздоровела – и, вероятно, так оно и есть, – но пусть все вокруг думают, что она на пороге смерти.

Энн ошеломленно заморгала, пытаясь постичь логику хозяйки.

– Но разве в таком случае не потребовались бы услуги врача?

– Нет, лишь целительный сельский воздух, – отмахнулась леди Плейнсуорт. – Всем известно, что в городе здоровье не поправишь.

Энн лишь кивнула в ответ, испытав облегчение, поскольку всегда предпочитала жить за городом. У нее не было знакомых на юго-западе Англии, и ее это вполне устраивало. К тому же отъезд из города помог бы решить проблему с ее увлечением лордом Уинстедом. Это чувство следовало задушить в зародыше, и две сотни миль, отделяющие Лондон от сельской глубинки, прекрасно с этим справятся.

Отложив в сторону перо, Энн спросила:

– Как долго мы пробудем в Дорсете?

– О, мы отправимся не туда, благодарение Господу! Столь изматывающее путешествие нам попросту не по силам. Нам нужно уехать из города на пару недель, чтобы слухи улеглись и все поверили, что Сара подлечилась и набралась сил.

– Но тогда ку…

– Мы едем в Уиппл-Хилл, – объявила леди Плейнсуорт. – Это недалеко от Виндзора, так что нам не придется тратить на дорогу целый день.

Уиппл-Хилл? Почему это название показалось ей таким знакомым?

– Этот вариант предложил лорд Уинстед.

Энн внезапно закашлялась, и в глазах леди Плейнсуорт промелькнуло беспокойство.

– С вами все в порядке, мисс Уинтер?

– Просто… э… мне… кхм, кхм… в горло попала пыль. Кажется.

– Что ж, тогда присядьте, если это поможет. К чему сейчас эти церемонии.