В поисках Бога. Господи, укажи мне путь

Размер шрифта: 13

ISBN 978-5-0065-7990-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Утро в монастыре

Разгладилось лицо, и солнце встало,
У Ефросинии петух запел,
Сама иду на утреннее правило,
Как все монахини, по утренней росе.

Иду и думаю, как тут я оказалась,
И в черном, как монахиня, иду…
Вопрос весь в том, кем буду я, скитаясь,
И нужно ли состариться в скиту.

Везут одну ослепшую монашку,
Всегда в коляске, в черном клобуке,
Но только подвезут к воротам храма,
Она встает и солнце светит ей.

Монахини исполнены молитвы,
Их лица все окрашены чертой,
Ведь самые счастливые мгновенья,
Всегда бывают в чем-нибудь простом.

Иду и вижу, снова наша лошадь,
Заходит в трапезную, просит дать ей хлеб,
Наверное, неважно, кем ты станешь,
Важнее то, умрешь ты или нет.

Странник

Лучше вор в законе, чем монах на свободе (в миру)

Пью, курю и прекословлю —
Вот монах вернулся в мир,
Обстоятельства вернули,
Помешали ему жить.

Он сначала не смирялся,
Говорил всем – это грех,
В каждом видел он проказу,
Не смотрел в глаза другим.

Через время все же свыкся,
Стал и сам почти грешить,
А потом все обернулось,
Обстоятельством иным.

Понял он в одно все утро,
Что им крутит страшный бес,
Дал указ владыка строгий —
Согрешишь – не возвратись.

Смертный грех он вспомнил старый,
Про который уж забыл,
Да при том же не постился —
Волю всю скрутил в нем бес.

Тот монах, он с виду, статный,
Молодой, красивый был,
И на удочку попался, —
Совершил тот смертный грех.

Погубила же – молитва,
Как ни странно – так и есть,
Много подвигов хотелось,
Благодати да чудес.

Не послушал он владыку,
Что не суйся в этот мир,
Лучше умереть, где выжил,
Чем погибнуть вот таким.

И тогда монах заплакал —
Не монах теперь совсем,
На прощанье он оставил,
Четки полные белил.

Говорили же пророки,
Что последние года… —
В мире будет, как в могиле,
А монахи – как беда.

А монах он необычный,
Строгий был сам по себе,
Он собрался и уехал,
Странником решил пойти.

И тогда он в самом деле,
Подвиг взял себе большой,
Он оделся, как обычный,
Презирали чтоб его.

Шел и шел он, как прохожий,
Безконечно, без перил,
Только он молитву ту же,
Без конца под нос бубнил.

…И молитва – безконечна,
Вывела его туда,
Где давно себя оставил,
Лай собак его встречал.

Сам монах картину эту,
Представлял себе давно, —
Он сначала испугался,
А потом – наоборот.

Радость нежная на сердце,
Пробудила в нем тоску,
Конь стоял на том же месте,
Только грива не его.

Слишком долго он скитался,
Поднимая пыль с дорог,
И теперь он чистым взглядом,
Посмотрел на все вокруг.

Он вообще тогда не думал,
Лишь смиренье, лишь укор…
Только б Боженька управил,
А владыка – дай-то Бог!

Он пришел, а братья тут же,
Собралися всей гурьбой, —
То ли, кажется, прохожий,
То ли странненький какой.

Отстоял он с ними службу,
И тогда пошла молва…
А не тот ли это странник,
Что давно ушел тогда?

Да припомнили чего-то,
Только взгляд теперь другой,
Будто старец он какой-то,
Молится как бы святой…

Сам монах, забыв всю строгость,
Вдруг расплакался навзрыд,
Так молился он впервые,
Понял, что простился грех.

Братья подбежали сразу,
И владыка, присмирев,
Вдруг он в отроке увидел,
То, чего давно хотел.

Приняли его обратно,
Так бывает – знайте все!
Богородица здесь правит,
А владыка – так себе.

Главное — движение души, а не тела — можно доехать до Владивостока и ничего не почувствовать, а можно дойти до храма рядом с домом и почувствовать все.

«Я была на Байкале, я была на Курилах…»

Я была на Байкале, я была на Курилах,
А, в итоге, пришла рядом с домом я в храм,
Я постояла, я помолилась,
Вдруг ощутив, что вот здесь благодать.

Это то, что в пути постоянно искала,
Это то, что в себе я несла через жизнь,
И в рюкзаке я не вещи таскала,
Я и не знала, что это грехи.

Только потом уж, в последней поездке,
Когда разбивала палатку в лесу,
Я поняла, что всё бесполезно,
Ведь я побывала уже на краю.

Также когда-то кто-то скитался,
По буреломам, дорогам большим,
А, не найдя, безрассудно спивался,
Или, как я, у костра всё сидел.

Кажется, брошена ты, как собака,
Что на обочине сбило в кювет,
Я не молилась, когда унывала,
А городила попутчику бред.

Да, так действительно было и будет,
Но вот дорога заходит в тупик,
Последний рывок – он как в небо возводит,
Низко упав, поднимаешься вверх.

И вот стою я у двери подъезда,
Дворник, как прежде, махает метлой,
Бабушка рядом сидит на скамейке,
Я в голове вспоминаю весь путь.

Вот – от попутчика я уходила,
Вот – я нашла на время любовь,
Мне, как бродяге, чего-то дарили,
Но ощущала на сердце лишь грусть.

Теперь я стою, пусть залатаны шорты,
Ботинки мои, превратились пусть в пыль,
Зато я прошла, сколько было мне нужно,
Чтобы придти и открыть мне Псалтирь.

Тут я согрелась, очнувшись с дороги,
Душ приняла, так очистившись впредь,
Да и душа моя, прежде в потёмках,
Стала нащупывать нужную дверь.

Так что, друзья, не ищите волнений,
Там, где не надо их было искать,
Просто всё в жизни делайте с верой,
Я на Байкале, Курилах была…

«Зачем писать стихи, когда есть лошадь?..»

Зачем писать стихи, когда есть лошадь?
Запрыгнул на нее, и где стихи?
Уйдут они в свистящий мимо ветер,
И в гриву, заплутавшую в руке.

Мне несомненно хочется на волю,
А лошади тем более, ведь та,
Стоит все время, брошенная, в поле,
И в деннике, где куры да жара.

На время многие ее здесь приручали,
Потом бросали, захватив свое,
А лошадь все прекрасно понимает,
Ведь говорят – Всяк человек есть ложь.

А я так не хочу, я тоже знаю,
Что если я уеду, как и все,
На этот раз сдадут ее на мясо,
И будут больше не нужны стихи.

Пусть лучше без стихов и без подковы,
Зато пока я здесь – она жива,
Хожу я к ней и думаю, что снова,
Я подберу для этого слова.

«Выступать на сцене плохо для души…»

Выступать на сцене плохо для души,
Кровь бурлит по венам,
Слава и престиж.
Лучше сыр варить нам и пасти коров,
Где-нибудь подальше от мирских забот.
И молиться тоже, как бы за весь мир,
Если сам спасёшься, то спасёшь других.
Господи помилуй, ты мне помоги,
Стану я монахом, а не кем другим.
Буду сыр варить я и пасти коров,
Скромно, незаметно, побивать врагов.
Будет в самом деле хоть какой-то толк,
А сейчас на сцене провалюсь под лёд.
Я читаю что-то из своих стихов,
В самом деле «лошадь» лучше всяких слов.

«Не жалею я себя нисколько…»

Не жалею я себя нисколько,
Хорошо бы жить и умирать,
Выбирать, где худшие условья,
И поехать снова в Магадан.

Ненавижу то, что любят люди,
Любят все хорошее они,
Деньги, славу и того, что в моде,
Я люблю – что ненавистно им.

Хорошо, когда идёшь по свету,
И читаешь мысленно стихи,
Хорошо, что денег снова нету —
Царство Божие внутри.

Поэт – это не тот, кто пишет стихи, а тот, кто записывает их рукою Бога…

«Когда зайду я в храм…»

Когда зайду я в храм,
Я понимаю,
Поэтом я могу не быть…
Когда я захожу, то только Богу,
Всю жизнь хочу я посвятить.

«Не называй меня Мария…»

Не называй меня Мария,
Так звали матерь у Христа,
Она была Пречистой Девой,
А я никто и никогда!

Она была из всех прекрасней,
Залогом чистой красоты,
А я никто, как – изваянье,
В котором нету и души.

Бывает что-то, что проснется,
Во время исповеди в пост,
И то, что я там нагрешила,
Я не считаю, что всерьёз.

А все грехи ложатся навзничь,
И нам не в силах побороть…
Мы сами очень мало значим,
Как хорошо, что есть Христос!

И раньше, тоже Это было —
«Сейчас последние года»,
Пророки были и знаменья,
А мы сейчас, как никогда!

Гряди же, праведная сила!
В тебе есть все, что нужно нам,
Война и мор, и глад, и тленье —
То, что не высказано в нас.

Пусть исповедуется каждый,
И каждый скажет, Кто он есть,
За все грехи, за всех несчастных,
За всех, кто умер на земле!

А я пишу – последний грешник,
И нет во мне, что было в нас,
Не называй меня Мария,
А сокращённо, как всегда…

«Я хотела бы быть такой же…»

Я хотела бы быть такой же,
Как та тетенька против меня —
Своей пилочкой пилит ногти,
А не душу кувалдой, как я.

«Иду я с чётками в руках…»

Иду я с чётками в руках,
Молюсь я Богу!
И я сказала бы вам суть,
Но я – в дороге!

Когда приеду – не понять,
Кому известно!
А Бог бывает, как и я,
Ну… очень интересный!

Пожалуй, все, и – завершу,
Все строчки – эти…
А я бываю, как и Бог —
Везде и не на месте.

Когда ничего не остается, остается Исусова молитва

Рис.0 В поисках Бога. Господи, укажи мне путь

«Перебирая память чётками…»

Перебирая память чётками,
Я очищаюсь от всего,
Что было или что неведомо,
Теперь не страшно ничего.

И, глупый тот, иначе думая,
Молитва – стержень для души,
Исусова молитва умная,
Соединенная во мне.

«Родилась молитва сегодня…»

Родилась молитва сегодня,
Просто так ни откуда взялась,
Полилась она речкой рекою,
И осталась в груди у меня.

Есть простая молитва для Бога,
Как пророк ее вбил в уста,
Запинаться нельзя такою,
Если впрямь заболела душа.

«Хлеб – мой ужин и обед…»

Хлеб – мой ужин и обед,
Жизнь моя – дорога,
Только я приду к одним,
Надо уже к Богу.

Недостаточно менять,
То, что было – к людям,
Лучше жить и помогать,
Людям незнакомым.

Незнакомые – везде,
И везде – родные,
Захожу я на порог,
А за ним – могила.

Просит милостыню бомж,
Проститутка тоже,
Я люблю их потому,
Что они похожи.

Благодать идет от них,
Только в виде зноя,
Я встаю посередине,
Чтобы было трое.

Четочки

Из четок я пишу стихи,
Бобочек за бобочком,
Я четочки связал себе,
И с ними – в путь-дорожку!

В дороге с ними на руке,
В карман кладу их редко,
Пускай, как мой охранный крест,
Пускай, со мной – по ветру!

А, если спросят что-нибудь,
Хочу ответить резко —
Все думают – я не один,
В руке моей ошейник.

Но я привык, смирился я,
Я знаю всю дорогу…
Ведь люди тоже не со зла,
Не знают просто люди.

Я им скажу, остановлюсь,
Поведаю немного…
И, может быть, их вдохновлю,
На новую дорогу.

Из четок выпал первый снег,
Эх, отдохнуть с дороги!
Передо мною вырос крест,
Я опустился в ноги.

Вот, значит, здесь поселок есть!
Да будет все, как в книжке!
Поцеловал я личный крест,
И зашагал бодрее.

Я заметила, в разных храмах свои установки. Была в монастыре святителя Николая на престольном празднике в Москве. Меня очень изумило величество всего храма. Я была дома, сомнений не было. Всю службу было отчётливо ясно, что здесь особенная благодать. Было холодно и я стояла в шубе, которую мне подарили. Я все время хотела ее сбросить, потому что она была такая же тяжёлая, как бывает тело для меня. Видно было, что некоторые люди очень набожные, но большая часть, как и везде – после помазания, «как ветром сдуло». Примечательно было то, что во время исповеди тебе на голову кладут епитрахиль, для меня это было удивительно, потому что я по разным храмам ещё не ездила. А что я хотела написать – так это про Исусову молитву! В скиту, где я жила, обычно до Причастия читают каноны – ждут пока все исповедаются. А тут, вместо них, все хором распевали Исусову молитву, как на Валааме, точно также! Исусова молитва, которая поется там 100 раз, а тут я не считала, но не сто раз! Это было второе удивительное для меня в этом храме (Как и в других храмах, почти все стояли без масок, многие кашляли). Я поняла, что Бог меня еще не оставил. Но в нашем храме (тоже святителя Николая) пение ангельское.

«Разбиваем мы палатку…»

Разбиваем мы палатку,
Залезаем мы туда,
Говорим о чем попало,
И не знаем, что сказать.

Философия в дороге —
Это лучший образец,
Без дороги нету Бога,
Без дороги нам конец.

Мы прокладываем мили,
Мы идём через леса,
Мы такие, как другие,
Только все – тайга, тайга…

Вот проскочим крест печальный,
Мой попутчик – это я,
Мысль становится прозрачней —
Я не в силах боль сдержать.

Разбиваю я палатку,
Залезаю я туда,
И молюсь Петру и Павлу,
Чтобы не было дождя.

Всю жизнь мы становимся собой, а потом умираем, забрав только себя. В этом есть истина.

«Когда закроешь ты глаза…»

Когда закроешь ты глаза,
Не нужен будет мир,
Зачем тогда ты строишь дом,
Из бревен дорогих?

Ты думаешь, что будешь жить,
Чуть больше, чем живёшь?
Или что дом твой навсегда,
От вечности спасет?

Нет, ты не можешь жить, как все,
Ведь все куда идут…
Бери с собою сухари,
И отправляйся в путь.

Рис.1 В поисках Бога. Господи, укажи мне путь

Во время песнопений, когда ты стоишь на коленях в храме, перед глазами пролетает вся твоя жизнь, ты всматриваешься в нее и делаешь поклоны, как будто впереди тебя ожидает вечность.

« Какой у жизни смысл?..»

Какой у жизни смысл?
Спастись.
Но от кого?
Как пьяный мне мужик сказал – «От нас»,
Мы запрягли с Алтаем лошадь,
И от них,
Не размышляя повернули тачку,
Спастись!
Они бежали – мужики,
Напившись на святом источнике до пьяне,
Руками все пытаясь объяснить – что бесы не они, а мы
с Алтаем.

Свобода

И дьявол мучал, пятками сверкав,
И ангел гладил, не жалея крыльев,
Свою свободу мне не променять,
Ни за какие бабки и машины.

Иду свободно – крестик на груди,
Зайду я в храм и помолюсь немного,
Потом сама на бешенном коне,
Я поскачу обратно в чисто поле.

И будет в поле, все не как в Москве,
Все будет просто, чисто, настояще…
Скучаю я, скучаю, по тебе,
Стоя в метро в этой дурацкой
маске.

Я сегодня шла по мосту и мне пришла прекрасная мысль — какая это мысль не помню, но важно то, что эта мысль мне пришла, потому что к истине так и приходят — где-нибудь в глубинах вод той реки.

Рис.2 В поисках Бога. Господи, укажи мне путь

Во многом проигрываешь, когда устаешь, другому. Мысль становится не точной, потому что не успеваешь перестраиваться. Это зависит не от разнообразия людей, а оттого, что в одного человека вкладываешься больше, чем в другого, в зависимости от обстоятельств и душевного устроения собеседника. Главное — не эмпатия, а спокойное пребывание между паузами за счёт не обдумывания, а самотечной молитвы Исусовой.

Я все больше проникаю в глубины подсознания. Странствуя, ты приспосабливаешься общаться с разными людьми, отвечая им по-разному на одни и те же вопросы. Вопрос только в том, что из этого выйдет, когда я остановлюсь и буду общаться с теми же людьми что и вчера, и завтра, какое же это счастье, с каждым днём улавливать миры другого человека, все глубже и глубже. Но мне не дано этого счастья, отчасти потому, что другого человека видно почти сразу – с ног до головы, в первые минуты он становится ясен; а вот части его нужно собирать в других людях, как сливки его души.

Катаясь по свету, мой вам первый совет – нельзя отрицать, что ты ненормальный.

Бога больше не в монастырях…

Бога больше не в монастыре,
А в психушках и публичных дОмах,
А особенно в какой-нибудь тюрьме,
Про которую забыли люди.

Бога больше не в монастыре,
А в какой-нибудь заброшенной больнице,
Где старухам тапочки малы,
Или в детском доме плачут дети.

Бога больше там, где люди мрут,
Где, как жизни, не хватает света,
Бога много, когда враг идет,
Хочет захватить жену и деток.

Бог в подвалах, в грязи и в огне,
Созывает всех к Нему собраться,
И в губительном поветрии в Москве,
Больше Бога, чем в коттеджной даче.

Призываю вас к Нему, друзья!
Всем нам Бога очень не хватает,
Бога больше не в монастырях,
А в обычной жизни и в страданьях…

По святым отцам, Бог даёт каждому такой кВест, которого нет ни у кого другого, и ты идёшь и не знаешь, что тебе ждать на следующем повороте, хотя предполагаешь, что там должно быть ещё веселее, в зависимости от обстоятельств, которых, кажется, не должно было быть. Все для спасения! На все воля Божья!

Нет ничего невозможного, есть только возможное и крест.

Надо учиться писать, как говорить, и говорить, как писать — кратко, ясно, лаконично. Не иначе, как человек должен всю жизнь совершенствоваться, главная цель которого — стать нормальным. Не поймите меня превратно, но я в этой жизни почти не встречала «нормальных». Кто был нормальный? Пушкин, Лермонтов, Макарий Великий, Мария Египетская. Ведь они были нормальными? Безусловно. А почему? Потому что их творения были подлинны, их жизнь, хоть и проходившая, как у нас, в страстях и немощах, вызывает восхищение. Какая здесь норма, когда Мария Египетская всю жизнь блудила, а потом ушла в пустыню и провела там в посте и молитве полстолетия? Когда Лермонтов был задирой и потому убит на дуэли, как Пушкин? Когда Макарий Великий жил совершенно один, как отшельник и говорил, что он постоянно грешит? А, такая, что большинство из нас мыслит, как человек. И, если гений — это норма, святость — это норма. То, что тогда мы, которые никогда не думали, и не знаем настоящей жизни?

«Слушай тишину…»

Слушай тишину,
Она всё скажет,
А не то, что люди говорят,
Мысли их порою быстро скачут,
Не успев достать до сути прям.

Слушай! Это выучит терпенью,
И смиренье будет перед всем,
Даже то, что сказано Всевышнем,
Ты постигнешь в этой тишине.

Хорошо, когда один остался —
Кроме Бога, нету никого..
Тишина имеет недостаток —
Кто-то прерывает вдруг её.

Это может быть звонок от друга,
Или кто-то постучится в дверь,
Тишина прекрасна на природе,
Но не все ей могут угодить.

Вот и я живу в Москве огромной,
Родилась я здесь, что ж делать мне?
Я пройдусь по самой оживленной,
И гудящей улице в толпе.

А потом, когда домой приеду,
Я почувствую существенный контраст —
Тишина в Москве, которой нету,
Всё же есть, но кот идёт встречать..

Главное, чтоб в сердце оставалось,
Хоть немного этой тишины..
Слушай ты ее,
Она подскажет,
Как достичь добра и красоты.

«Никого на улице нету…»

Никого на улице нету,
Только ветер ревёт за окном,
Я сижу и читаю куплеты,
Своих старых забытых стихов.

Я сижу и читаю, как будто,
В них себя я хочу увидать,
Молодую, такую живую,
И любовь тогда правдой была…

Но теперь, прогибаясь от ветра,
Я пишу, и мне страшно в груди,
Оттого, что вся песенка спета,
Оттого, что порывы прошли.

Все стихи мои стали похожи,
На один покаянный канон,
Что не стих, то помилуй мя Боже,
Я всё время грешу и грешу…

Не ведись, если вдруг кто-то скажет —
«У тебя ещё всё впереди!»,
Это страсти их душу терзают,
И не знают они чистоты…

За окном начинает смеркаться,
Ветер стих, потому что темно,
Я сижу и читаю молитвы,
Прикрываясь вот этим стихом.

«Сегодня я весь день в работе…»

Сегодня я весь день в работе,
Мне было хорошо одной,
Всегда одна и нет заботы,
Что нужно мне готовить борщ.

Одна забота только в жизни,
И, слава Богу, не моя,
Ведь разве жизнь зовется жизнью,
Когда ты в жизни без Христа?

«Не выходи из келии – не надо…»

Не выходи из келии – не надо,
И в келии ты можешь согрешить,
Когда один ты в келии лохматый,
Ты должен быть по истине один.

Вокруг стоят помятые иконы,
Вокруг тебя весь мир, и Бог с тобой,
Как хорошо – вокруг святые люди,
А там, вне келии – как будто ничего.

И только свечи. Тьма объяла утро,
И день, и ночь – не думать о земном,
Как хорошо, что есть на свете люди,
Которых нет в сознании твоем.

Если хочешь поговорить, лучше помолчать, а потом записать, что услышишь.

Бог дал мне все, чтобы я ни попросила, лишь для того, чтобы я поняла, что мне ничего не нужно, кроме Него.

Лучше писать, чем говорить. Когда ты пишешь, можно исправить, а когда говоришь, ничего не исправишь, пока не исповедуешься.

«Чиркнешь – гаснет зажигалка…»

Чиркнешь – гаснет зажигалка,
Так и я в расцвете лет —
Ничего не понимая,
Говорила – Бога нет.

Принять себя — самое сложное.

«Спустилась я в метро…»

Спустилась я в метро,
И стало мне ужасно,
Ведь неужели Бога,
Прихлопнули дверями?
Я еду, еду, еду,
Никак я не доеду,
Одно кольцо, второе,
У Данте было девять,
А, значит, не Содом,
А, значит, не Гоморра,
Веселая Москва,
И чуть грустнее – Питер.

Грешнее не тот человек, который грешит и ничего не знает, а тот, кто все знает и грешит.

Продолжить чтение