Новые миры

Ветра Аэлойи

Планету Аэлойя обнаружили случайно, когда один из дальних разведывательных кораблей, отправленный исследовать потенциально обитаемые миры в секторе М-22, зафиксировал в атмосфере небесного тела необычные звуковые частоты. По сравнению с колоссальными объектами Галактики Аэлойя казалась незначительной точкой в безбрежном космосе: скромные равнины, один спутник, бледное солнце, не дающее яркого сияния. Но доктор Талия Соран, возглавлявшая научно-исследовательскую экспедицию, сразу ощутила в этих звуках нечто особенное, будто сама планета подавала человечеству знак.

С детства Талия мечтала о путешествиях к загадочным мирам – ещё тогда её воображение будоражили смутные воспоминания о редком научно-фантастическом фильме про «поющие камни», которые могли влиять на сознание людей, пробуждая вдохновение или страх. Этот фильм она впервые увидела в возрасте восьми лет, когда бабушка включила древний голографический проектор на чердаке их загородного дома. Всплывающие в памяти кадры – мерцающий свет, переливающиеся сталактиты и таинственные мелодии – накрепко запечатлелись в сознании девочки. Спустя годы мечта стала реальностью: Талия получила учёную степень, прошла массу тренингов по выживанию в экстремальных условиях и возглавила экспедицию к Аэлойе, планете, чьи ветра будто бы пели на разных частотах, никак не вписывавшихся в привычную акустическую модель.

Когда их исследовательский шаттл приземлился на поверхность Аэлойи, небо окрасилось блеклыми розово-серыми оттенками, а лёгкий ветерок нёс ослабленные отголоски того самого «звукового феномена», что зафиксировал разведывательный корабль. В нескольких километрах от места посадки возвышались странные каменные колонны – высокий лес геологических образований, местами напоминавших остатки древних мегалитических построек или оплавленные скалы. При свете бледного солнца их поверхность выглядела полупрозрачной, будто внутри струились медленные потоки энергии.

Большинство учёных отнеслось к этим колоннам как к любопытному, но не более чем природному феномену. Однако Талия, обладая редкой интуицией к «необъяснимым» явлениям, уже на первых этапах экспедиции заметила нечто странное. Однажды вечером она сидела возле измерительного прибора и слушала запись ветра, прокручивая её на разной скорости. Шёпот ветра сменялся урчанием низких частот, а затем преобразовывался в тонкие мелодичные узоры, похожие на органную музыку. В перерывах явно слышался повторяющийся ритм, будто кто-то систематически «дышал» сквозь песок и камень.

– Слушайте, вы слышите? – спросила Талия своих коллег, сидевших в биолаборатории.

– Слышим что? – отозвался один из техников, Нолан, отвлёкшись от анализа проб грунта.

– Этот повторяющийся ритм… Будто речь, скрытая шелестом ветра… – Талия сделала погромче.

Зои, лингвист и давняя подруга Талии, нахмурилась, слушая запись. – Похоже на какой-то рефрен. Но непонятно, естественного ли он происхождения.

Выглядела Зои взволнованно: она давно занималась древними языками, хотя специализировалась в основном на расшифровке доисторических цивилизаций Земли. Идея того, что «ветра» Аэлойи способны содержать нечто вроде закодированного сообщения, казалась одновременно притягательной и нереальной. Остальные же члены команды только снисходительно улыбались, видя в происходящем забавный акустический эффект.

Однако не все были равнодушны: в лагере появился человек, обладавший собственными амбициями, – Дональд Риверс, начальник эксплуатационного отдела, отвечавший за обеспечение функционирования базы и связь с руководством. Его не интересовали научные открытия ради самих открытий: он мечтал о быстром и эффектном результате, способном принести деньги инвесторам. Когда слухи о «поющих камнях» начали расползаться по лагерю, он решил, что, если в колоннах есть хоть капля ценной информации или технологии, её следует как можно скорее «поставить на службу» корпорации. Риверс настаивал на том, что нужно вскрыть одну из колонн и произвести «глубокий анализ сердцевины», не задумываясь о последствиях.

Талия же выступала резко против подобных варварских методов. Она ратовала за деликатное изучение и уважение к возможной экосистеме. Споры разгорались почти ежедневно, но официально командовала экспедицией именно Талия, а значит, пока все жёсткие меры откладывались.

Аэлойя на первый взгляд была спокойной планетой, однако её климат отличался переменчивостью. Утренние сумерки часто окутывали равнины холодным туманом, сквозь который едва-едва проглядывало солнце – будто косой луч, серебристой спицей пронзающий облака. К полудню стелющиеся облака таяли и превращались в лёгкий марево над поверхностью, а ветер либо усиливался, поднимая песок, либо стихал, оставляя лагерь в тягучей, почти звенящей тишине. Вечерами температура падала, краски меркли, и тогда на свет выступали те самые «звуки», которые повергали людей в трепет. Их природа оставалась загадкой, но все чувствовали особую вибрацию, словно сам воздух начинал резонировать с каменными колоннами.

По ночам Аэлойя выглядела ещё более таинственно: одинокая луна, чуть зеленоватого оттенка, зависала низко над горизонтом, освещая колонии невысоких, почти белых растений, росших вблизи подножий колонн. Эти растения казались хрупкими, но при прикосновении пальцы ощущали упругие стебли, наполненные густой влагой. Иногда ветер заставлял их скрипеть, и тогда ритмичные шорохи сливались с каменными «песнопениями» в общую симфонию.

У самой Талии был непростой путь к званию доктора. Потеряв родителей в подростковом возрасте, она жила у бабушки, в ветхом, но уютном доме, украшенном книгами и старыми голограммами. Именно бабушка была тем человеком, кто в детстве показывал Талии документальные фильмы о далеких звёздах, о первых путешественниках, бросавших вызов бескрайнему космосу. В один из вечеров бабушка включила древний проигрыватель – так Талия впервые «увидела» легендарные поющие камни. С того момента смыслом её жизни стала идея найти нечто подобное в реальности, прикоснуться к тайне, которая могла объединять природу, музыку и разум.

Зои, лучшая подруга Талии, прошла через череду разочарований на Земле: отсутствие интереса к лингвистическим исследованиям, закрытие кафедр археолингвистики, нехватку финансирования. Когда Талия предложила ей присоединиться к экспедиции, она ответила не сразу. Но желание найти новое применение своим навыкам всё-таки пересилило страхи. Погрузившись в своё новое дело, Зои оживилась: она начала разрабатывать алгоритмы машинного перевода для анализатора частот, надеясь выудить из «музыки ветра» хоть какие-то закономерности или сигналы, похожие на языковые структуры.

Вскоре научная группа занялась подробным картированием расположения колонн. При свете рассвета исследователи вышли на равнину: её серовато-коричневый песок смешивался с мелким гравием, и странные, местами изъеденные эрозией колонны высились на десятки метров вверх. Вблизи они казались идеально ровными, словно их создала рука мастера, а не природа. Измерительные приборы показывали аномальные колебания электромагнитного поля у основания колонн, причём колебания усиливались на рассвете и на закате.

– Будто они «пробуждаются» при смене дня и ночи, – предположила Талия, проводя сканером по поверхности самой высокой колонны. Аппарат пищал, фиксируя нестабильные поля.

– Или же реагируют на переходные состояния атмосферы, – сказала Зои, с любопытством поглядывая на равнину. – Понимаешь, как будто у них есть расписание: проснулись, «заговорили» – и снова заснули.

Талия ощутила, как внутри нарастает волнение. Каждый раз, когда на ветру раздавались эти мелодичные тона, она испытывала прилив энергии. Ей казалось, что колонии камней – не просто застывшая порода, а нечто обладающее памятью или даже зачатками разума.

Однажды, когда солнце перевалило за полдень, Талия отправилась вглубь рощи колонн, чтобы взять дополнительные образцы породы и записать новые «песни» ветра. Большинство команды придерживались привычного маршрута, опасаясь забредать слишком далеко, но Талия любила одиночество: в такие минуты она чувствовала себя исследователем-первопроходцем. Спустя час блужданий она добралась до «центральной» колонны, самой толстой и высокой, которую исследователи прозвали «Монолит». Вокруг царила полумгла, затянувшая небо. Ветер стихал, и ровно в эту минуту наступило странное безмолвие, когда даже собственные шаги звучат громче обычного.

Прижав ладонь к шероховатой поверхности Монолита, Талия вдруг ощутила лёгкие покалывания в кончиках пальцев – будто тонкие разряды пробежали по коже. Этого раньше не было ни при каких обстоятельствах. Она резко втянула воздух, а сердце забилось так, словно ожидало чего-то необъяснимого. Ладонь словно прилипла к камню; в голове появилась лёгкая пульсация. Будто где-то на краю сознания раздался тихий звук – отголосок «голоса» древних. Моргнув, Талия увидела странный мерцающий образ: волнистые линии, разливающиеся перламутровым светом, и силуэты высоких изящных существ, стоявших среди «коралловых» конструкций.

Сглотнув, она отпрянула от камня. Перед глазами поплыли цветные круги. Дыхание стало тяжёлым, но вместо страха в её душе поселилось странное воодушевление, как будто камень не просто «передавал» ей обрывок памяти – он приветствовал её. Собравшись с духом, Талия решила вернуться в лагерь и рассказать обо всём Зои.

Позже, сидя в тесном научном модуле, она поделилась пережитым:

– Представь, я прикасаюсь к колонне и вдруг… вижу какую-то вспышку! Странные картины, словно внутри меня включили чужие воспоминания.

– Это может быть галлюцинация из-за переутомления, – озабоченно сказала Зои, бегло проверяя показатели состояния организма Талии на маленьком планшете.

– Не думаю. Я не настолько устала, – Талия попыталась подобрать слова. – Это было очень реально, как будто сам камень «заговорил».

– Если это не иллюзия, значит мы имеем дело с чем-то по-настоящему уникальным. Может, эти колонны действительно являются некими резонаторами, созданными разумной расой? Ведь ты сама говорила, что звуки ветра имеют признаки языка.

– Да, и это подтверждает мою гипотезу: колонны – не просто природные образования. Они могут быть … «органами чувств» или «инструментами»!

Зои, полная новых идей, тут же начала просматривать записи. Она отыскала в анализаторе несколько случаев, где короткие звуковые фрагменты повторялись через точные интервалы в несколько секунд. Это было похоже на структуру синтаксиса – повторяющиеся «лексемы». А теперь, после контакта Талии с камнем, фрагменты словно дополнились новыми «песнями», которых не фиксировали раньше.

– Неужели это «ответная речь»? – взволнованно проговорила Зои, зарывшись пальцами в волосы. – Представляешь, если они «услышали» нас?

Однако радостная встряска сменилась напряжением, когда в модуль вошёл Дональд Риверс, с его вечной папкой-органайзером:

– Доктор Соран, прошу вас уделить минуту. Мы зря тратим время. Инвесторы хотят знать, есть ли здесь ресурсы, которые можно добывать или использовать. Мы не можем всё время гоняться за «голосами ветра», – он открыл папку и протянул распечатку. – Предлагаю взять бур, извлечь внутренний материал из нескольких колонн. Это даст более точные данные.

– Ни в коем случае, – жёстко отрезала Талия, понимая, что подобное вмешательство может повредить возможному «разуму» или как минимум исказить уникальные структуры. – Мы ещё не разобрались, с чем имеем дело. Любое грубое вмешательство – это варварство.

Риверс скривился, но ушёл, пообещав «обратиться к руководству».

В следующие дни Талию преследовало странное ощущение связи с колоннами. Куда бы она ни шла, ей чудилось, что она улавливает их «присутствие». Порой, сидя за ужином с коллегами, она почти физически слышала тихий отзвук «музыки» – даже когда за окнами царил безветренный покой. Постепенно тело Талии стало меняться. Она заметила, что всё реже мёрзнет по вечерам, хотя температура падала довольно низко. Усталость стала приходить позже, а сны наполнились яркими образами, в которых фигурировали полупрозрачные существа, напоминающие те, что она увидела в своем «видении».

– Может, у меня началась акклиматизация? – думала она вслух. Но внутри зрело подозрение, что дело не только в климате.

Некоторые учёные из команды замечали перемены в поведении Талии, но списывали всё на переутомление, стресс и природное любопытство. Зои же всё больше убеждалась, что подруга действительно наладила «контакт» с колоннами. Вместе они часами изучали звуковые записи, пытаясь выделить «лексемы», синтезировать их во фразы и понять скрытую логику.

Одним из вечеров, когда лагерные фонари слегка подрагивали под порывами ветра, Талия заснула прямо за исследовательским столом. Во сне к ней пришло яркое воспоминание о детстве: восьмилетняя девочка, сидящая на холодном полу чердака, и бабушка, ставящая на старенький проектор старый фильм, где фигурировали огромные сталактиты, испускающие мелодичные звуки. Девочка зачарованно наблюдала, как учёные на экране гадают, является ли это природным чудом или техникой древней цивилизации. В конце фильма учёные так и не смогли ответить. Однако у Талии, тогда ещё ребёнка, уже не оставалось сомнений: если камни «поют», то за этим стоит разум.

Проснувшись в холодном поту, Талия осознала, что именно так она и чувствует Аэлойю – как чудо, сокрытое под слоем непонимания. Но, в отличие от героев того давнего фильма, она не собиралась сдаваться.

На закате следующего дня Талия вновь рискнула отправиться к далёкой одинокой колонне, стоявшей поодаль от основной «рощи». На этот раз Зои пошла вместе с ней, настояв на том, что опасно блуждать в одиночку. Дорога заняла около часа, и когда они оказались у подножия колонны, солнце почти скрылось за горизонтом. Цвета стали глубокими и контрастными – пурпур неба, синеватая подсветка луны, оранжево-красные отблески на песке. Колонна под лунным светом казалась ещё более величественной: в её верхней части таинственно поблёскивали кристаллические вкрапления.

– Как ты думаешь, она сегодня «заговорит»? – тихо спросила Зои, осматриваясь.

Талия сделала несколько шагов вперёд и коснулась колонны. Едва её пальцы соприкоснулись с камнем, по телу вновь прокатилась волна тепла. На этот раз «видения» пришли быстрее и отчётливее: перед внутренним взором Талии вспыхнули картины каких-то биолюминесцентных коридоров, в которых передвигались те самые изящные существа. Они источали светящиеся потоки, а их «речь» напоминала гармоничное пение.

– Они… на самом деле существовали, – прошептала Талия. – Похоже, эти колонны – остатки их технологического или биологического творения… или, может быть, самих тел, застывших в прошлом.

Зои шагнула ближе и тоже положила ладонь на камень. В отличие от Талии, она не увидела никаких зрительных образов, однако почувствовала вибрацию – слабый низкий звук, разливающийся внутри.

– О боже… – она всхлипнула, глаза широко раскрылись. – Мне кажется, я начинаю понимать… Это похоже на ритмический ряд, он почти синхронизируется с моим пульсом.

Они простояли так несколько минут, чувствуя, как чуждая энергия словно «перетекает» сквозь них. Где-то вдали завывал ветер, но здесь, у колонны, звук шёл изнутри – глубокий и протяжный, будто гигантское горло природы пробуждалось после многовекового молчания.

Со временем Талия стала замечать, что после каждого «контакта» с колонной её ощущения усиливаются. Она могла дольше ходить без отдыха и почти не чувствовала холода. «Будто они делятся со мной своей энергией», – думала она, порой опасаясь, не платит ли за это огромную цену. Но в душе у неё росли благодарность и чувство особой миссии: возможно, именно она способна «услышать» этот мир и донести его послание до человечества.

Зои фиксировала новые «лексемы» в звуковых файлах: ритм становился сложнее, появлялись секции с повторяющимися сегментами, которых раньше не было. Это могло означать, что колонны «реагируют» на присутствие людей и как-то меняют свой «язык». Но доказательств для скептически настроенных коллег по-прежнему не хватало. Дональд Риверс всё сильнее давил, требуя вернуться с «вещественными результатами», пригодными для отчёта. Финансирование экспедиции заканчивалось; пришёл приказ готовить возвращение.

Накануне отлёта Талия почувствовала, что уходить слишком рано. Она умоляла руководство дать ей ещё несколько дней, чтобы провести углублённые исследования, но корпорация была непреклонна: время и ресурсы ограничены. Исследователи собрали оборудование и в последний вечер разбили походный лагерь, готовясь к раннему вылету. Ветер на Аэлойе был тих, почти беззвучен – словно сама планета затихла в ожидании. В тот вечер Талия решила отправиться на прощание к своей любимой колонне.

– Я пойду с тобой, – сказала Зои, когда увидела, что подруга собирается выйти за периметр лагеря.

– Нет, мне нужно побыть одной, – упрямо ответила Талия. – Это… мой личный разговор с планетой.

Взяв только фонарь и лёгкий анализатор, Талия направилась по знакомой тропе. Ночь была темна – луна поднялась высоко и светила тускло. Когда Талия дошла до колонны, хрупкие белые растения колыхались у подножия, создавая иллюзию, будто колонна окружена подводной растительностью. Ветер почти не ощущался.

– Прости, что нам надо уйти, – прошептала Талия, прикасаясь к шероховатой поверхности колонны. – Я верю, что вы всё ещё живы. Мы просто… пока не можем понять ваш язык до конца. Но обещаю: мы вернёмся.

И в этот миг камень слабо задрожал, от чего песчинки упали с его поверхности. Тёплый ток пробежал от ладоней к сердцу Талии, и в голове у неё вдруг вспыхнула целая панорама – не отрывочное видение, а мощный поток образов: те самые светящиеся существа стояли полукругом, из их тел лились мелодии, переплетающиеся в единый симфонический порыв. Это была музыка, исполненная грусти и надежды одновременно. Талия ощутила глубокое чувство умиротворения. Она закрыла глаза, и по её щекам потекли слёзы.

– Это их «спасибо», – шёпотом сказала она, – и «до встречи» …

Наутро команда свернула лагерь. В небе занимался бледный рассвет. Ветра почти не было, лишь лёгкий прохладный бриз проносился над равниной, бережно колыхая верхушки растений. Шаттл медленно поднялся в воздух, оставляя позади эти загадочные колонны. Талия смотрела в иллюминатор и замечала, что не чувствует пронизывающего холода – внутри у неё словно горела искра, сохранившаяся после соприкосновения с аэлойской тайной. Сердце сжималось от скорого расставания, но вместе с тем она испытывала уверенность, что это не конец. Ведь связь, однажды установившаяся, вряд ли исчезнет бесследно.

Рядом с ней села Зои. Она тихонько положила руку на плечо подруги:

– Мы опубликуем эти результаты, – сказала она. – Может, найдутся те, кто заинтересуется и захочет вернуться. Надеюсь, кто-нибудь поймёт, что это больше, чем просто ветер и камни.

– Да… – Талия отвела взгляд к равнине, исчезающей под облаками. – Не только учёные, но и люди, способные услышать песню, а не просто шум.

Когда шаттл вышел на орбиту, Аэлойя предстала в иллюминаторе одинокой жемчужиной среди космической пустоты. В её атмосфере вновь зазвучали те самые частоты, которые когда-то привлекли экспедицию, но теперь Талия слышала их словно сердцем. В «музыке» чудился нежный, чуть печальный мотив, подсказывающий, что планета ждёт своих новых собеседников. И, возможно, однажды человечество вернётся уже не с буром и анализаторами, а с искренним желанием понять и подружиться.

Позже, когда экспедиционный корабль отбывал в сторону Земли, Талия смотрела сквозь прозрачный купол рубки пилотов. Струящиеся полосы звёздных дорог проносились мимо, а в голове Талии продолжали звучать «ветра Аэлойи». Она чувствовала лёгкие вибрации в груди, будто часть планеты осталась с ней, и вспоминала слова бабушки о том, как важно оставаться открытым всему новому. Теперь она знала: чудеса, увиденные в детстве на экране голографа, могут быть лишь тенью тех тайн, что действительно существуют во Вселенной. Но ей удалось прикоснуться к одной из них, и впереди была надежда вернуться и завершить этот «диалог», ответив на вопрос, который Аэлойя и её древние существа задавали каждой душе, способной услышать музыку и поверить в неё.

«Когда-нибудь мы вернёмся, – думала Талия. – И тогда песня зазвучит вновь, связывая нас с живым сердцем далёкой планеты».

Шаттл плавно ускорялся в безмолвном вакууме, унося людей к знакомым мирам и оставляя Аэлойю с её удивительной симфонией камней и ветра. Но связь уже установилась – тонкая нить между сознанием Талии и теми, кто когда-то разговаривал на языке ветра, возможно, всё ещё хранилась в глубинах её сердца. И именно эта связь была надеждой на новое великое открытие – не опустевших колонн, а живой, яркой цивилизации, чья песня однажды пробудится снова и сольётся в единый хор с голосами искателей истины Человечества.

Власть над притяжением

Глава 1. Новая гипотеза

На дворе стоял 2248 год. Ночная тьма окутывала научный комплекс «Астрея», расположенный на отрогах Памира, где разреженный горный воздух и удалённость от людской суеты создавали идеальные условия для чистых размышлений. В одном из сияющих окон лабораторного корпуса, на четвёртом этаже, не угасал свет: доктор Александр Чернов, физик-теоретик, привычно задерживался допоздна за работой. Перед ним на голографическом дисплее парили сложные уравнения – переплетение символов общей теории относительности и квантовой механики. Сегодня его не отпускала одна дерзкая мысль, способная изменить будущее человечества.

Чернов откинулся на спинку кресла, устало протёр глаза и снова склонился над формулами. «А что, если…» – эта фраза стала его тихой мантрой в последние месяцы. Что, если гравитация – не неизменная данность, покорно связывающая нас с Землёй, а явление, поддающееся управлению? С юности Александр восхищался трудами учёных прошлого: Ньютон, Эйнштейн, Кардашев, Хокинг – все они разгадали множество тайн Вселенной, но одна мечта оставалась неосуществлённой: преодоление силы притяжения без опоры на ракеты и аэродинамику, то есть настоящая антигравитация. Много лет идея антигравитации считалась уделом фантастов, но для Чернова она превратилась в научную задачу, требующую решения.

Ещё в XXI веке ходили слухи о необычных экспериментах: говорили о вращающихся сверхпроводниках, якобы уменьшающих вес предметов, об эффекте под названием «гравитационный экран Подклетнова». Однако ни один из этих результатов не был надёжно воспроизведён, и официальная наука отнесла антигравитацию к разряду красивых мифов. Но шли века, физика продвинулась вперёд. В XXII столетии были открыты экзотические формы материи, подтверждены гравитационные волны и частицы-гравитоны, создана единая теория квантовой гравитации. И хотя эта теория объяснила природу притяжения, она же окончательно убедила скептиков: управление гравитацией требует энергии и условий, недостижимых на практике. Казалось, что антигравитация навсегда останется мечтой.

Однако Александр не соглашался. Его исследования привели к смелой научной гипотезе: возможно, гравитацию можно не только сдерживать, но и обращать вспять, создавая локальные области «отрицательной массы» или особые поля, которые искажают структуру пространства-времени так, что возникает отталкивающая сила. Он предположил, что если добавить к уравнениям Эйнштейна особый тензор-параметр, отражающий влияние нового поля – назовём его экзотическим полем Кс, – то в решениях появятся области с отрицательной кривизной. Проще говоря, пространство-время могло бы выпучиваться наружу, отталкивая материю вместо привычного притяжения.

Чтобы такая экзотика стала реальностью, требовался физический носитель нового поля. Чернов вспомнил статьи коллег из Токио: они обсуждали возможность возбуждать вакуумное квантовое поле до состояния, где вакуум имеет отрицательную энергию. Эффект Казимира – проявление существования энергии вакуума – уже умели использовать в нанотехнологиях для крошечных сил. Но масштабировать его до макроуровня никто не сумел. «Что, если задействовать резонанс?» – размышлял Александр, водя пальцем по формуле, выписывая новую переменную. – «Если создать стоячую волну определённой частоты в квантовом вакууме, возможно, удастся сконцентрировать отрицательную энергию в объёме…»

Он быстро набросал расчёт. Строки математического вывода побежали по дисплею. Чернов искал условие равновесия, при котором гравитационное притяжение масс уравновесилось бы новым отталкиванием. Если его теория верна, можно достичь нулевой эффективной массы, а затем и отрицательной – предмет начнёт подниматься сам собой. Сердце учёного учащённо забилось, когда интегралы сошлись: модель предсказывала, что при экстремально высоком градиенте этого экзотического поля гравитация может не просто компенсироваться, но и сменить знак.

В дверь тихо постучали. Александр вздрогнул – так глубоко он погрузился в расчёты, что забыл про окружающий мир. На пороге показалась фигура в белом лабораторном халате – его ассистентка Анна Орлова, инженер-экспериментатор. Орлова работала с ним уже третий год и отвечала за то, чтобы смелые формулы учёного воплотились в реальные приборы.

– Опять за старое, Александр? – устало, но с теплотой в голосе спросила она. – Четвёртый час ночи, а вы всё в работе.

Чернов улыбнулся краешком губ:

– Ты же знаешь, Анна, вдохновение не знает режима дня. Я, кажется, нащупал нечто важное…

Он жестом пригласил её взглянуть на экран. Анна подошла ближе, её глаза пробежались по рядам уравнений, графикам потенциала. Молодая женщина напрягла память: её образование включало курс релятивистской физики, и хотя глубина выкладок Чернова превосходила университетский уровень, суть она уловила.

– Неужели это оно? – прошептала она, прикрыв рот ладонью. – Антигравитация?

– Пока лишь гипотеза, – серьёзно ответил Александр, хотя глаза его блестели от энтузиазма. – Но математически всё сходится. Если мы сумеем создать это поле Кс экспериментально, получим зону с отрицательной гравитационной массой. Тогда объект внутри неё будет отталкиваться от Земли.

Анна присела на край стола, осторожно, чтобы не задеть разбросанные бумаги с черновыми расчётами. Она знала: на этих листках может содержаться зародыш величайшего открытия столетия.

– Вы понимаете, что это значит? – медленно произнесла она. – Если это сработает, мы перевернём науку… и мир.

Чернов отвёл взгляд от формул и посмотрел на ассистентку. В её голосе он уловил не только восхищение, но и тень тревоги.

– Создать антигравитацию – мечта многих поколений, – сказал он тихо. – Представь: корабли, свободно парящие в небе и космосе без топлива; здания, не боящиеся землетрясений, потому что их можно приподнять над землёй; транспорт без колёс… Но да, я понимаю и другое. Любое великое открытие – это ответственность.

Анна кивнула. В 2248 году мир был непростым: технический прогресс соседствовал с геополитическими напряжениями. Несколько держав – Федерация Евразия, Тихоокеанский Союз, Новая Атлантика – соперничали за влияние и ресурсы. Любая новая технология могла стать оружием или поводом для конфликта. Орлова как никто осознавала: стоит пронестись слуху об успехе антигравитации, и лаборатория окажется в центре бури интересов.

– Думаете, стоит посвятить в это начальство? – наконец спросила она.

Александр поднялся, подошёл к окну. Внизу, во дворе комплекса, тихо гудели генераторы энергорастворителей – нового типа электростанций, питавших энергией лаборатории. Вдали чернел силуэт гор. Учёный задумался: финансирование его проекта шло через Международный научный фонд, однако фактически курировалось Министерством науки Евразийской Федерации. Официально целью исследования было уточнение свойств гравитационных волн. Идею антигравитации Чернов даже не включал в заявку – побоялся, что засмеют и не дадут ни кредита, ни доступа к оборудованию. Если сейчас объявить, что найден путь к нейтрализации гравитации, чиновники могут как поддержать, так и закрыть проект, посчитав авантюрой. Или, хуже того, засекретить всё и передать военным.

– Пока рано, – решил он вслух. – Нужно проверить всё ещё раз, провести первоначальный эксперимент тихо, без лишнего внимания. Если подтвердится – тогда будем думать, как сообщить миру.

Анна, похоже, облегчённо выдохнула. Она предпочитала сперва получить результат, а уже потом докладывать наверх, тем более в таком щекотливом деле.

– Хорошо. Тогда завтра же начнём планировать эксперимент, – сказала она, и в её зелёных глазах вспыхнул огонёк инженера, готового бросить вызов невозможному.

– Согласен, – улыбнулся Чернов. Усталость как рукой сняло: идея обрела конкретное направление. – Но тебе, Анна, пора отдохнуть. И мне тоже. Через несколько часов рассвет. Завтра будет долгий день – точнее, уже сегодня.

Орлова взглянула на часы и хмыкнула: действительно, уже перевалило за полночь. Она направилась к выходу, но на мгновение обернулась: – Александр Ильич… – произнесла она, впервые за вечер назвав его по имени-отчеству, что делала только в особо серьёзные моменты. – Спасибо вам. За то, что не боитесь мечтать.

Дверь закрылась. Чернов ещё минуту стоял в тишине кабинета. Он понимал: впереди их ждёт непростой путь – теория должна выдержать проверку реальностью. На кону была не только научная репутация, но и нечто куда большее. Александр посмотрел на формулы, плавно вращавшиеся в воздухе голограммы. В его руках могла оказаться «власть над притяжением» – сила, которую люди раньше приписывали богам или фантастам. Сделав глубокий вдох, учёный сохранил все расчёты в защищённой памяти и наконец погасил свет. Ночь кончалась, рождался новый день – возможно, первый день новой эры.

Глава 2. Эксперимент начинается

Утро настало быстро. Едва солнце позолотило снежные вершины, окружающие комплекс «Астрея», Александр Чернов уже был на ногах. В небольшой кафетерии для персонала он встретился с Анной. Они выбрали столик у окна, подальше от других ранних посетителей. Пока автомат-бариста наливал им синтезированный кофе, Чернов раскрыл планшет со схемами установки.

– Прежде всего – оборудование, – тихо начал Александр, наклоняясь ближе к Анне, чтобы посторонние не услышали. – Нам понадобится вакуумная камера, мощный генератор поля и сверхпроводящие катушки для создания нужного резонанса.

Анна отхлебнула кофе и сосредоточенно кивнула:

– В лаборатории у нас есть компактная вакуумная камера для экспериментов с гравитационными волнами. Диаметр полтора метра, должно хватить для небольшого объекта. Сверхпроводники – в криогенном отсеке, катушки мы можем перенастроить. А что за генератор поля вы имеете в виду?

Чернов пролистал схему на планшете:

– Я думаю о создании стоячей электромагнитной волны высокой частоты внутри камеры. По моим расчётам, определённая конфигурация электромагнитного поля наведёт возмущения в квантовом вакууме – то самое экзотическое поле Кс. Проще говоря, лазеры на встречных курсах могут создать нужный резонанс.

– Лазеры у нас тоже есть, – подтвердила Орлова. – Два мощных ультрафиолетовых, мы их недавно получили для эксперимента с квантовым охлаждением.

Она задумалась, прикидывая в уме, как собрать всё это вместе:

– Вакуумная камера цилиндрическая, метровая длина. Если с двух сторон установить лазерные излучатели, они будут бить навстречу друг другу внутри камеры, создавая стоячую волну. В центре размещаем объект, скажем, небольшой диск из сплава…

– И окружим его сверхпроводящими кольцами, – подхватил Александр. – Катушки создадут сильное магнитное поле, усиливающее эффект резонанса вакуума. Нечто вроде магнитного «зеркала», чтобы сконцентрировать поле Кс вокруг объекта.

Анна достала свой наладонник и начала быстро набрасывать список:

Вакуумная камера L-1 – очистить и подготовить.

Лазеры UV-12 – откалибровать частоту на расчётное значение.

Сверхпроводящие катушки – настроить конфигурацию согласно схемам Чернова.

Датчики – подготовить сверхточные гравиметры и акселерометры для измерения изменений веса.

Безопасность – предусмотреть аварийное отключение, так как энергии будет много.

Прочитав список, она взглянула на коллегу:

– Формально нам потребуется оформить заявку на использование лазеров и вакуумной камеры. Что скажем руководству лаборатории?

Александр заранее продумал легенду:

– Скажем, что хотим провести дополнительный эксперимент по теме гравитационных волн – проверить влияние сильного электромагнитного поля на детекторы. Это недалеко от истины: мы действительно будем отслеживать изменения гравитационного поля, просто происхождение их иное.

Анна улыбнулась:

– Хитро. Никто не заподозрит, а если что – результаты можно представить, как очередной нулевой результат влияния поля на гравитацию.

Договорившись, они допили кофе и поспешили в лабораторию. День предстоял насыщенный.

К полудню подготовка была в разгаре. В большом зале экспериментального отсека L-1 стояла стальная вакуумная камера, напоминающая толстостенную бочку с прозрачными кварцевыми окнами по бокам. Анна лично проверяла герметичность и работоспособность насосов. Рядом техники закрепляли на направляющих два длинных цилиндра лазеров. Чернов настраивал программное обеспечение: ему предстояло задать частоту резонанса с точностью до миллиардных долей герца, чтобы достичь условий, вычисленных в теории.

– Температура сверхпроводников –269 °C и падает, – доложил младший техник Павел, отслеживая показатели криосистемы. Вокруг вакуумной камеры витками расположились четыре сверхпроводящие катушки, которые медленно охлаждали до состояния сверхпроводимости. При такой температуре сплав ниобия и титана, из которого они были сделаны, мог проводить гигантские токи без сопротивления, создавая мощное магнитное поле.

Александр оглядел собранную установку. Сердце его колотилось: всё выглядело точно так, как он представлял ночью, разве что в реальности приборы казались грознее. Огромные баллоны охлаждения окутывали изморозью основания катушек, лазеры еле слышно гудели на холостом ходу, ожидая команды. В центре камеры, на изолирующей подставке, лежал объект испытания: небольшой диск из сверхплотного сплава вольфрама и керамики. Его выбрали за высокую плотность – чем тяжелее объект, тем заметнее будет эффект, если он возникнет. На поверхности диска был нанесён отражающий слой, чтобы поглощать минимум лазерного излучения и не нагреваться.

– Все датчики установлены? – спросил Чернов, подойдя к стойке управления. Рядом с ней стояла Анна, проверяя связь с сенсорами.

– Да, – ответила она. – Три высокочувствительных гравиметра – сверху, снизу и сбоку камеры. Если сила притяжения диска хотя бы на долю процента изменится, мы это увидим. Ещё лазерный дальномер для контроля положения диска – вдруг он начнёт смещаться.

Александр взял в руки чек-лист, чтобы пройтись по каждому пункту. Безопасность превыше всего: энергия лазеров и магнитных катушек огромна, сбой может привести к выгоранию оборудования или даже взрыву магнетрона лазера. Он убедился, что система аварийного отключения активна, а персонал (кроме них с Анной и необходимых техников) выведен из зала на время эксперимента.

Наконец всё было готово к первому запуску. Чернов почувствовал сухость во рту. Он взглянул на Анну – та напряжённо сжала губы, но кивнула: можно начинать. Два техника, Павел и его напарница Рина, стояли у двери, готовые в любой момент отключить питание по сигналу. Они не до конца понимали суть опыта, но знали, что речь о чувствительных измерениях, и подчинялись указаниям, не задавая лишних вопросов.

Александр вдохнул глубже и произнёс:

– Начинаем эксперимент 1. Время: 14:00 по-местному.

Он плавно подвёл регуляторы. Внутри камеры два встречных лазера проснулись и начали накачку. Сначала невидимый глазу ультрафиолетовый луч ударил слева направо, затем навстречу ему – справа налево. На экране контроллера две синусоиды частоты соединились в одну линию – резонансная стоячая волна устанавливалась внутри камеры. Одновременно Анна активировала магнитные катушки: по сверхпроводникам пошли мощные токи, создавая вокруг камеры тороидальное поле. Металлический диск в центре камеры пока лежал недвижимо, окружённый невидимой бурей из фотонов и силовых линий.

– Поле Кс возбуждается… растёт…, – шептал себе Чернов, наблюдая за графиками на мониторе. Там отображались параметры вакуума: датчики внутри камеры фиксировали аномальные флуктуации давления вакуума – признак того, что энергия пустоты меняется. Кривая начала отклоняться от нулевой линии.

– Гравиметры? – бросила Анна, не отрывая глаз от цифр.

– Пока ноль… постой, есть микроколебания в третьем знаке, – ответила Рина, следившая за показаниями. График веса диска казался ровным, но алгоритм улавливал крошечные дрожания, возможно, от вибрации оборудования.

– Увеличиваем мощность на десять процентов, – скомандовал Александр. Он осторожно повернул ручку. Гул лазеров стал слышнее, индикаторы мощности приблизились к красной зоне, хотя ещё были в пределах допустимого. Вакуум внутри камеры светился слабым фиолетовым свечением – это воздух, не до конца откачанный, ионизовался сильным полем. Диск по-прежнему лежал неподвижно, прижатый гравитацией к опоре.

Вдруг раздался резкий сигнал тревоги. Один из графиков на экране прыгнул.

– Температура в контуре катушки № 2 растёт! – громко сказала Анна, тут же касаясь панели отключения.

Чернов стремительно посмотрел на соответствующий датчик: действительно, одна из катушек начала нагреваться – возможно, из-за локального сбоя сверхпроводимости. Если материал перестанет быть сверхпроводником, вся энергия мгновенно превратится в тепло – а это взрыв.

– Стоп эксперимент! – приказал Александр.

Анна ударила по общей кнопке аварийного выключения. За доли секунды питание лазеров и катушек прервалось, погасли лампы индикаторов. Вакуумная камера погрузилась в полутьму. Раздалось шипение – предохранительные клапаны выпустили перегретый газ, чтобы сбросить давление.

Некоторое время все молчали, приходя в себя от прилива адреналина. Первым нарушил тишину Павел:

– Вроде обошлось… – Он заглянул в люк камеры. Диск по-прежнему был на месте. Катушки охлаждались, температура приближалась к норме.

Александр выдохнул и вытер пот со лба. Первая попытка закончилась аварийной остановкой – вполне ожидаемый исход, но всё равно неприятный. Он почувствовал разочарование: ни малейшего признака антигравитации они не увидели, зато чуть не спалили оборудование.

Анна сняла защитные очки и, глядя на Чернова, тихо спросила:

– Вы в порядке?

– Да… – он прикрыл глаза на миг. – Надо разобраться, что пошло не так.

Оставшуюся часть дня они посвятили анализу. Повреждений, к счастью, не было: катушка успела нагреться лишь на несколько градусов выше критической точки, но не вышла из строя. Оказалось, что причина нагрева – небольшая неравномерность в магнитном поле, вызвавшая вихревые токи в стенке камеры. Эти токи грели катушку. Решение предложил Павел: заземлить камеру и добавить экранирующий слой, чтобы поле не проникало в металл корпуса.

Главное же – что с результатами? Чернов и Орлова просмотрели логи. Гравитационные датчики не зафиксировали убедительного снижения веса диска. Если эффект и был, то меньше 0,1%, в пределах погрешности. Александр угрюмо изучал графики: теория обещала хотя бы 1%, значит, либо они не достигли нужной мощности, либо расчёты неточны.

– Мы были близко, – пыталась ободрить его Анна. – Это только первый пробный пуск. Может, нужно дольше держать резонанс или плавнее повышать мощность.

– Возможно, – кивнул он, хотя сомнения уже закрадывались. – Я пересмотрю вычисления на случай, если мы неверно выбрали частоту или конфигурацию.

Орлова положила руку ему на плечо:

– Не падайте духом, Александр. Ради такого открытия стоит побороться.

Он благодарно прикрыл её руку своей.

– Ты права. Прорвёмся.

Вечером, когда команда разошлась, Чернов остался в лаборатории один, глядя на громоздкую установку, которая пока упрямо не хотела подчиняться его замыслу. В тишине гул оборудования сменился мерным жужжанием охлаждающих систем. Александр вновь углубился в расчёты, пытаясь понять: то ли природа противится, то ли они упустили какую-то мелочь. Его взгляд остановился на уравнении, описывающем интенсивность поля Кс. «Может, дело в фазе…» – подумал он и принялся корректировать формулы, решив, что завтра они попробуют снова.

Глава 3. Прорыв

На следующий день Чернов проснулся с твёрдым решением довести эксперимент до конкретного результата. Утром, едва появившись в лаборатории, он застал Анну уже за работой: она вместе с техниками устанавливала медные экраны вокруг вакуумной камеры. Исправленный и модернизированный экспериментальный стенд готовился ко второму испытанию.

Александр с ходу присоединился к подготовке. Он внёс коррективы в программу управления полем: изменил фазу запуска лазеров, чтобы нарастание резонанса шло плавнее, и уточнил частоту по пересчитанным ночью формулам. В помещении повисло напряжённое молчание, лишь команды вполголоса и шум инструментов нарушали тишину.

К полудню всё было готово вновь. Как и вчера, посторонних в зале не оставили. На этот раз Чернов настоял, чтобы Павел и Рина наблюдали из соседнего помещения через камеры – на случай новой нештатной ситуации он хотел минимизировать риск для людей. Сам он и Анна остались у пульта: ответственность за эксперимент лежала на них.

– Проверка связи с датчиками… Гравиметры в норме, – проговорила Анна, просматривая диагностику систем. – Катушки охлаждены до сверхпроводимости, лазеры на минимальной накачке.

– Экраны заземлены, – добавил Александр, бросив взгляд на новые медные пластины, окружающие камеру, блестящие рыжей полировкой. Они должны были отводить лишнее поле.

Он обменялся с Анной взглядом. Теперь или никогда – второй шанс. Александр ввёл в консоль пометку: Эксперимент 2, 10:13.

– Начинаем плавный разгон, – сообщил он через связь, чтобы техники в соседней комнате тоже знали.

Медленно показатели мощности поползли вверх. Лазеры вновь испускали навстречу друг другу невидимый танец фотонов. Магнитные катушки создавали конфигурацию поля, словно удерживая невидимую пружину вокруг тяжёлого диска. Прошла минута, вторая – пока всё шло штатно. Никаких тревожных сигналов, температура стабильна.

Чернов чувствовал, как в груди нарастает напряжение. На экране перед ним линия показаний гравиметра была пока ровной. Он знал, эффект может проявиться внезапно, когда поле Кс достигнет порога.

– Мощность 90% от расчётной, – доложила Анна. Её голос слегка дрожал.

Вдруг тончайший писк раздался из динамика – датчик положения диска подал сигнал. Александр сразу перевёл взгляд на соответствующий экран. Сердце пропустило удар: график высоты объекта внутри камеры изменился – на ничтожную величину, но отчётливо. Диск будто стал чуть легче, уменьшилось давление на опору, и он приподнялся на доли миллиметра!

– Есть! – выдохнул Чернов. – Вес падает…

Гравиметры тоже показали снижение притяжения: сначала на 0,5%, потом на 1%. Кривая поползла вниз. Это было невероятно: словно невидимая рука понемногу ослабляла хватку гравитации.

Анна закрыла рот рукой, сдерживая возглас. Глаза её сияли.

– Превышение порога на 5%… 7%… – тихо диктовала она новые цифры.

В камере творилось нечто удивительное. Тяжёлый вольфрамовый диск, весивший около 5 килограммов, начал подниматься над платформой. Сначала едва оторвался одним краем, затем плавно завис целиком. Он больше не лежал – он парил в центре камеры, удерживаемый снизу не опорой, а отталкивающей силой!

Александр не верил собственным глазам. На экране – подтверждение: пассивный гравиметр снизу показывал отрицательную нагрузку, будто диск давил вверх на крышку камеры. Значит, притяжение сменилось отталкиванием. Диск висел в воздухе, словно пренебрегая законами природы.

Управляя эмоциями, Александр старался действовать хладнокровно.

– Держим стабильность, не выключаем резко, – сказал он, хотя голос слегка охрип. Он начал постепенно понижать мощность лазеров, чтобы посмотреть, как поведёт себя диск.

По мере снижения поля Кс гравитация возвращалась: сначала диск опустился обратно на пару миллиметров, коснувшись платформы, потом снова лёг всей плоскостью. Анна фиксировала цифры:

– Обратный переход… вес восстановился. Сейчас притяжение нормальное.

Когда лазеры и катушки были полностью отключены, экспериментаторы наконец позволили себе выдохнуть. Чернов посмотрел на Анну – и увидел, как она буквально светится от счастья. Не сдерживая себя, она обняла его:

– Получилось! Александр Ильич, это удалось!

Он рассмеялся облегчённо:

– Да… получилось, – повторил он, слегка потрясённый. В его глазах блестели слёзы радости – годы труда оправдывались в эти мгновения.

Из соседней комнаты к ним уже бежали Павел и Рина, услышавшие по внутренней связи ликование.

– Вы видели? – бросилась им навстречу Анна. – Диск всплыл в воздухе!

– Мы видели графики на мониторе, – взволнованно ответил Павел. – Невероятно… он потерял вес почти полностью на несколько секунд.

Рина, тихая по натуре, только и смогла произнести:

– Поздравляем… Это что-то невероятное.

Александр понял, что их маленький коллектив стал свидетелем исторического момента. Он внезапно ощутил, как кроме радости на него накатывает колоссальная ответственность. Пока факт открытия известен лишь им четверым. Что дальше?

Анна будто прочла его мысли:

– Нужно задокументировать всё как следует. Видео, логи датчиков – чтобы были доказательства. И, пожалуй, пора сообщить руководству?

Чернов кивнул. Вскоре радость уступила место практичным соображениям. Они записали повтор эксперимента на камеру: включили поле ещё раз на короткий интервал, сняли на видео парящий диск со всех ракурсов. В отчёты занесли измерения. Теперь сомнений не осталось – антигравитация достигнута в лабораторных условиях.

Вопрос о том, кому сообщать и когда, стоял остро. Александр понимал: с одной стороны, открытие слишком большое, чтобы скрывать. С другой, надо тщательно продумать, как это сделать, чтобы не навредить ни себе, ни людям.

В этот момент дверь зала открылась, и внутрь вошёл высокий мужчина в форменном пиджаке с логотипом комплекса. Это был Юрий Петрович Власов, научный руководитель «Астреи» – фактически директор лаборатории. Услышав шум и возбуждённые голоса, он решил проверить, что происходит.

– Что здесь творится? – с порога произнёс Власов с ноткой строгости. – Вы второй день занимаете L-1 без графика. Чернов, объясните…

Он замолчал, увидев лица присутствующих и общую обстановку: странные экраны вокруг камеры, следы недавнего эксперимента. Александр перехватил взгляд директора – тот был человеком опытным и сразу заподозрил нечто важное.

Чернов быстро подошёл к нему.

– Юрий Петрович, – начал он тихо, – прошу прощения за секретность. Мы проводили незапланированный эксперимент. И получили… результат, который нужно вам показать.

Директор нахмурился, но интерес победил раздражение:

– Какой ещё эксперимент? Вы ведь занимаетесь гравитационными волнами…

– Формально да, – вмешалась Анна. – Но в рамках этой темы мы проверили одну гипотезу.

Александр жестом пригласил Власова к монитору и включил запись, сделанную всего несколько минут назад. На экране крупным планом появилась внутренняя камера, лазеры, парящий диск. Юрий Петрович сперва прищурился, пытаясь понять, что видит, затем его глаза широко раскрылись.

– Он левитирует? – выдохнул директор.

– Да, именно так, – подтвердил Чернов. – Мы сумели создать локальное антигравитационное поле.

Повисла пауза. Власов перевёл дух, словно старался справиться с наплывом эмоций, потом посмотрел прямо на Александра:

– Вы отдаёте себе отчёт, что это значит?

– Отдаю, Юрий Петрович, – серьёзно ответил тот. – Поэтому мы и действовали осторожно. Прежде чем оформить всё официально, мы хотели убедиться. Теперь очевидно – открытие сделано.

Директор медленно провёл рукой по седым волосам, глядя то на экран, то на Чернова с Орловой. Потом неожиданно улыбнулся:

– Ну и ну… Вот уж не думал дожить до такого. Поздравляю, коллеги. Это потрясающе.

Он протянул руку, и Александр пожал её, чувствуя облегчение: похоже, Власов не сердился за самовольство, слишком велик был восторг учёного внутри него.

Однако директор быстро собрался:

– Нужно немедленно обеспечить сохранность данных и аппаратуры. И давайте-ка переместим обсуждение в мой кабинет, тут лишние уши ни к чему.

Все согласились. Павел и Рина получили указание никому не разглашать увиденное. Они понимали это и без слов. Вскоре в кабинете Власова за закрытыми дверями сидели трое: директор, Чернов и Орлова.

Юрий Петрович первым делом включил глушители связи – чтобы никто не подслушал разговор на электронных устройствах. Его лицо снова стало серьёзным:

– Итак, коллеги, вы сделали невозможное. Теперь вопрос – как нам быть дальше?

Александр посмотрел на Анну, затем ответил:

– Прежде всего, мы хотели бы продолжить исследования, закрепить эффект, изучить параметры.

– Несомненно, – кивнул директор. – Но учтите: информация такого рода долго тайной не останется. Рано или поздно, а скорее рано, о ней узнают. И не только учёные.

– Мы опасаемся этого, – призналась Анна. – Такая технология может вызвать ажиотаж и даже панику, если выйдет за стены лаборатории неконтролируемо.

– Да, – согласился Власов. – Думаю, надо доложить наверх, но очень избирательно. Я свяжусь напрямую с министром науки Федерации – он человек разумный. Постараемся оформить это как секретный проект до поры до времени, чтобы не было утечки.

Александр почувствовал внутреннее сопротивление при слове "секретный". Он всю жизнь был сторонником открытой науки. Но понимал: сейчас не обычная ситуация.

– Надолго ли засекретить? – осторожно спросил он.

– Пока не станет ясно, как это безопасно применять, – ответил директор. – И пока государство не решит, как объявить об этом официально, чтобы не допустить хаоса.

Анна хотела возразить, но Чернов легонько коснулся её руки. Сейчас было важно выработать совместный план, а не спорить.

– Хорошо. Мы доверяем вам, Юрий Петрович, – сказал Александр. – Каков следующий шаг?

– Следующий шаг – усилить безопасность лаборатории и расширить вашу группу. Вам понадобятся дополнительные специалисты – хотя бы для проверки и воспроизведения результатов независимо. Я подберу пару людей, проверенных, не болтливых, которые смогут присоединиться. И увеличим финансирование – думаю, сверху не откажут.

Директор помедлил и добавил:

– Но вы должны быть готовы: как только информация уйдёт к властям, может появиться интерес и у военных, и у конкурентов за рубежом. Постараемся тянуть время, но готовьтесь к давлению.

Чернов тяжело вздохнул. Учёный в нём торжествовал – гипотеза блестяще подтвердилась. Но впереди вырисовывалась сложная полоса: политика, секретность, возможно, борьба за контроль над изобретением.

– Мы будем осторожны, – пообещал он.

Власов встал, давая понять, что совещание окончено:

– А пока – поздравляю вас ещё раз. Идите, отдохните немного. Великие дела ждут нас с вами.

Александр и Анна покинули кабинет. Проходя по коридору, она тихо спросила:

– Как думаете, мы всё правильно делаем?

– Не знаю, – честно ответил он. – Но выбора мало. В одиночку нам это не удержать. Придётся довериться системе, надеяться на благоразумие сильных мира.

Анна опустила глаза:

– Просто я вспомнила, как в истории часто бывало – открытие в одних руках приносило пользу, а в других – беду. Очень не хочется, чтобы наша работа пошла во зло.

– Будем делать всё, чтобы этого не случилось, – твёрдо сказал Чернов. – Теперь, когда мы знаем, что антигравитация реальна, наша задача – направить её в нужное русло.

Она слабо улыбнулась в ответ. Впервые за последние дни эйфория успеха в их душах смешалась с тревогой о будущем. Но как бы ни было, обратной дороги нет: человечество стояло на пороге новой эры, и им выпала роль тех, кто этот порог перешагнул первым.

Глава 4. Новые участники

Прошла неделя с момента первого успешного опыта. Лаборатория L-1, где совершилось открытие, теперь находилась под круглосуточной охраной. По периметру корпуса появились посты службы безопасности Евразийской Федерации, а персоналу комплекса намекнули, что ведутся важные правительственные испытания. Официально проект получил кодовое название «Эгида» – нейтральное слово, ничего конкретного не говорящее посторонним, но подразумевавшее защиту и силу.

В узкий круг посвящённых, помимо Чернова, Орловой и директора Власова, вошли ещё трое присланных из столицы. Первым был полковник Олег Морозов – крепкий, жёсткий военный лет сорока, ответственный за безопасность проекта. В его присутствии учёные чувствовали себя слегка неуютно: Морозов ясно давал понять, что теперь порядок в лаборатории определяется протоколами секретности. Однако он честно признался, что восхищён увиденным, когда ему показали антигравитационный эффект.

Вторым стал доктор Наиль Саттаров, специалист по теоретической физике из Академического института. Невысокий лысеющий мужчина в очках, он с головой погрузился в черновские уравнения, стараясь понять и независимо подтвердить теорию поля Кс. Александр с радостью обсудил с ним все детали – ему нужен был равный собеседник, чтобы отточить научную часть.

Третьим членом команды была инженер-электронщик Ирина Коваль, прибывшая для усовершенствования установки. Молодая энергичная женщина сразу предложила десяток идей, как повысить надёжность и автоматизацию экспериментов. Анна с ней быстро нашла общий язык.

В один из дней в лабораторию прибыла важная делегация: сам министр науки Евразийской Федерации и пара генералов из Министерства обороны. Для них провели закрытый показ: на этот раз диск поднимали на целых 10 сантиметров, регулируя высоту поля. Высокие гости были потрясены. Министр, пожилой учёный в прошлом, пожал Чернову руку с искренней благодарностью, назвав его гордостью науки Федерации. Генералы же обменялись между собой понимающими взглядами, явно прикидывая военные перспективы. Один даже спросил полушутливо: «Сколько нужно таких дисков, чтобы танк парил над землёй?» – от чего Александра передёрнуло.

После показа в конференц-зале состоялось совещание. Большую овальную комнату заполнили около десятка человек: учёные проекта, чиновники, офицеры. На стене – голографическое изображение схем антигравитационной установки. Министр председательствовал:

– Коллеги, открытие доктора Чернова беспрецедентно. Наша задача – обеспечить его развитие и защиту. Предлагаю кратко обобщить текущие результаты и определить дальнейший план.

Александр выступил с докладом, изложив научную суть и показывая графики:

– На сегодня нам удалось создать устойчивое антигравитационное поле объёмом около 0,5 кубометра, которое снижает вес тестового объекта на 100%. Энергопотребление установки пока велико – порядка 50 мегаватт на кубометр поля. Мы работаем над повышением эффективности.

Саттаров добавил:

– Теоретическая модель подтверждена. Поле Кс, по сути, модулирует метрику пространства-времени. Сейчас мы изучаем пределы – возможно достижение эффекта и на больших массах.

Министр кивнул, перевёл взгляд на генералов:

– Вопрос, наверняка интересующий военных: какие приложения видите?

Главнокомандующий сухопутными войсками, генерал Линевич, тяжело сложил руки:

– Понимаете, если можно заставить танк или грузовик потерять вес, это революция в логистике и манёвре. Летающие без топлива платформы… А если перевернуть поле – можно ли увеличить притяжение локально? Скажем, обездвижить технику противника?

Чернов не ожидал этого вопроса, но ответил честно:

– Теоретически, увеличив мощность с обратной фазой, можно усилить вес объекта. Но мы такого режима не испытывали.

– Интересно, – протянул другой военный. – А как насчёт масштабирования? Объект весом 50 тонн поднять реально, как считаете?

Анна вступила:

– Нужно гораздо больше энергии и более крупный генератор поля. Пока наша установка – экспериментальный образец. Для подъёма 50 тонн потребуются устройства размером с целый ангар, да и то пока сложно сказать.

Министр поднял руку, останавливая этот технический диалог:

– Думаю, военные специалисты подготовят отдельные вопросы к учёным. Сейчас главное – движение вперёд.

В итоге решили: проект будет расширен, финансирование увеличено. В кратчайшие сроки предстояло создать прототип более практичного антигравитационного генератора, пригодного для испытаний на технике. Одновременно учёные должны были исследовать фундаментальные границы и побочные эффекты. Всё под грифом высшей секретности до особого распоряжения.

Когда совещание завершилось, и делегация уехала, команда проекта почувствовала облегчение – напряжение спало. Но Александр понимал: они стали частью крупной государственной программы, где их научная свобода будет ограничена интересами сверху.

Вечером того же дня Анна застала Чернова за тем, что он сидел перед своим терминалом с отсутствующим видом. Рядом лежала папка с пометкой «Строго секретно» – новая документация от военных.

– Что случилось? – мягко спросила она.

Он показал ей листы: там были технические задания – расчёт возможности поднять и перемещать груз весом 1 тонна на платформе 5×5 метров, оценка воздействия на живые организмы в поле (предусматривались эксперименты с животными), а также изучение потенциала «гравитационного луча» для поражения целей.

– Они уже планируют такое, – вздохнул Александр. – Едва открытие родилось, а его в первую очередь на оружие…

Анна присела рядом:

– Этого следовало ожидать. Но ведь и полезного сколько можно – транспорт, космос…

– Да, намечены и гражданские применения: например, проект грузового аэрокара. Но видишь же – акцент явно на военных.

– Мы учёные, – тихо сказала она. – Наша задача – исследовать. Постараемся минимизировать вред. Возможно, сумеем убедить, что антигравитация ценнее в мирных целях.

Александр грустно улыбнулся:

– Как бы. Но знаешь, что меня ещё тревожит? – Он понизил голос, хотя в комнате никого не было. – Другие державы. Рано или поздно они узнают. И начнётся гонка.

Его опасения вскоре нашли подтверждение. На следующий день полковник Морозов собрал команду и сообщил новости разведки: в информационном пространстве появилась утечка – неявные слухи, что в Евразии идёт работа над «гравитационным щитом». Возможно, это случайный вброс или догадка, но начальство восприняло его серьёзно. Было распоряжение усилить режим секретности.

Морозов, нахмурившись, сказал:

– Проанализировали наши каналы: вероятно, произошла утечка через цифровую сеть. На внешнем сервере зафиксирована попытка получить доступ к отчётам вашего эксперимента.

– Взлом? – спросила Ирина Коваль, киберспециалист. Она как раз отвечала за защиту данных.

– Пока точно не ясно. Возможно, кто-то из персонала передал информацию. Ищем источник.

Команда переглянулась обеспокоенно. Кто мог? Павел и Рина? Они вроде благонадёжны. Других, кто в курсе, почти нет.

– Может, разведка конкурентов пытается действовать наугад, – предположил Саттаров. – Мы же не в вакууме существуем, научная работа могла вызвать косвенные признаки.

Полковник оборвал:

– Не исключено. Но с этого момента – никакой несанкционированной связи наружу. Все личные устройства сдайте на проверку. Общение с внешним миром сведите к минимуму.

Распоряжение было суровым, но обстановка требовала. Анна тихо вздохнула: её родители жили в другом городе, и она по вечерам созванивалась. Теперь, видимо, придётся объяснять отсутствие связи. Но она понимала, почему это делается.

Александр же прикинул: если уже ходят слухи, значит, времени у них мало. Либо придётся скоро открываться миру самим, либо тайна всё равно выплывет неуправляемо. Второе хуже всего – ведь тогда информация может просочиться к тем, кто применит её первым в своих целях, возможно разрушительных.

Тем же вечером, оставшись наедине с собой в комнате отдыха, Чернов поймал себя на том, что впервые с момента успеха почувствовал не радость, а тяжесть. Он словно нёс на плечах новый груз – груз притяжения политики и страха. Взгляд его упал на лежащую на столике книгу – старый том «От Земли до Луны» Жюля Верна, который он когда-то любил перечитывать. Там люди тоже мечтали о полёте к небу, объединялись ради цели… Александр задумался: удастся ли нынешнему человечеству справиться с даром антигравитации сообща, или их разорвёт борьба за обладание этим открытием?

В дверь негромко постучали – это пришла Анна с двумя чашками чая. Она молча села рядом, протянула ему чашку. Больше слов не требовалось: они оба понимали друг друга. В эти минуты молчаливой поддержки зарождалась твёрдая решимость – пройти через любые грозы и отстоять своё творение для блага, насколько это будет возможно. Впереди смутно надвигались тени соперничества держав и моральных выборов, но в душе учёного ещё теплилась вера в разум.

Глава 5. Вторжение в тайну

Ночь окутала лабораторный корпус густой тьмой. Часы показывали почти два ночи, когда доктор Чернов, опять задержавшийся за работой, закрыл последнюю диаграмму на экране. Он собирался было пойти к себе в гостиничный блок отдохнуть, как вдруг заметил: дверь в экспериментальный зал L-1, куда обычно имел доступ только ограниченный круг лиц, приоткрыта. Тусклая полоска света падала в коридор.

Сердце Александра екнуло. В такое время там никого не должно быть. Он осторожно приблизился и заглянул внутрь зала. То, что он увидел в полутьме, заставило его похолодеть: возле центрального пульта управления возился какой-то человек в темной форме охранника, но с надвинутым капюшоном. Рядом мигал огонёк порта передачи данных – кто-то копировал информацию с защищённого терминала!

Чернов сделал шаг вперёд:

– Кто здесь?! – голос его прозвучал резче, чем он ожидал.

Фигура вздрогнула. Незнакомец обернулся, метнулся к тени оборудования. Александр не разглядел лица, но понял по силуэту и форме – это один из охранников, дежуривших ночью. Но что он делает с данными?

– Стоять! – крикнул Чернов и бросился вперёд, пытаясь преградить путь к выходу. Предатель метнулся вправо, нырнув между стойками аппаратуры. Завязалась погоня среди приборов и кабелей. Александр был не спортсмен, но адреналин гнал его вперёд. Он видел лишь мелькающую тень и слышал лихорадочное дыхание нарушителя.

Внезапно злоумышленник резко обернулся и что-то блеснуло у него в руке. Чернов рухнул на пол в последний миг – над головой просвистел тяжёлый гаечный ключ, которым тот замахнулся. Боль от удара или падения не пришла – Александр чудом увернулся. Он пополз за лабораторный стол, лихорадочно озираясь. Нужно поднять тревогу!

Рукой он нащупал на поясе коммуникатор и нажал кнопку аварийного вызова охраны. Сирена пока не включилась – видимо, сигнал шел на пульт, где сидел дежурный… но дежурный-то, похоже, и был этим предателем. Надеяться приходилось только на себя.

Чернов увидел неподалёку металлическую стойку с инструментами. Выдернул оттуда длинную тонкую трубу – импровизированное оружие. Тем временем злоумышленник уже был у двери, планируя скрыться. Александр вскочил и бросился наперерез.

Возле выхода гость в чёрном наткнулся на преграду в лице решительного учёного с трубой. Тот угрожающе взмахнул:

– Брось данные и снимай капюшон! – потребовал Чернов, стараясь говорить уверенно, хотя сердце бешено колотилось.

Вместо ответа незнакомец выхватил из кармана небольшой предмет – с внезапной вспышкой его ослепила лазерная указка, направленная прямо в глаза Александра. Яркий луч на миг лишил его зрения. Чернов вскрикнул, выронив трубу, прикрыл лицо руками. Этим и воспользовался враг: сильный толчок грудью отбросил Александра в сторону, он ударился о косяк двери и потерял равновесие. Пока он приходил в себя, приглушённо хлопнула дверь чёрного выхода, ведущего из зала наружу. Предатель скрылся во тьме ночи.

Чернов с трудом поднялся, моргая, прогоняя разноцветные пятна перед глазами. Тревога расползалась по сознанию: похищены данные? Что удалось унести этому шпиону? Не получив полного ответа, он бросился к пульту. Монитор подтвердил худшее – часть файлов была скопирована на внешний носитель буквально минуту назад. Доступ получил кто-то с идентификатором ночного охранника по фамилии Горченко.

В коридоре раздались быстрые шаги – примчались другие охранники, поднятые кратким сигналом вызова. Следом спешили полковник Морозов и Анна, видимо, тоже уже на ногах.

– Что случилось?! – с порога потребовал Морозов, оглядывая погром: перевёрнутые стулья, инструменты на полу.

Чернов, ещё запыхавшись, сумел вымолвить:

– Шпион… проник… Горченко, охранник… скопировал наши данные и сбежал!

Глаза полковника полыхнули гневом. Он бросил подчинённым:

– Перекрыть все выходы из комплекса, поднять дронов, блокировать периметр! Быстро!

Двое охранников мгновенно кинулись выполнять приказ. Морозов подошёл к Чернову:

– Вы целы?

– Да, только ушибся слегка, – Александр помотал головой, приходя в себя полностью. Анна уже рядом поддерживала его под руку, её лицо было бледным от пережитого ужаса.

– Как он проник сюда? – спросила она.

– Он и был нашим охранником, видимо, завербованным, – горько усмехнулся Чернов. Ему было стыдно, что не смог задержать шпиона, но хоть опознал. – Копировал файлы. Возможно, успел не всё.

Полковник сжал кулаки:

– Найдём гадёныша. Будем надеяться, далеко не уйдёт.

В течение часа комплекс прочесали. Выяснилось: Горченко отключил сигнализацию на одном из служебных выходов и скрылся на заранее приготовленном аэроцикле (лёгком летающем мотоцикле). Преследование дронами результатов не дало: видимо, его подобрал вдалеке скоростной транспорт, не оставивший следов.

Ночью же провели экстренное совещание команды. Настроение было мрачным. Удар, которого все боялись, произошёл: информация утекла к соперникам. Фрагмент данных, к счастью, не полный – кажется, шпион скопировал только технические отчёты первых экспериментов, а вот чертежи текущих разработок остались на сервере (он не успел добраться до них). Но и того, что увёз, хватит, чтобы подтвердить другим странам реальность антигравитации и дать им намёки на подход.

– Нужно срочно информировать руководство Федерации, – говорил Морозов. – Пусть спецслужбы ищут выход на тех, кто за этим стоит. Вероятно, это люди Тихоокеанского Союза или Атлантики.

Министр науки в экстренном вызове по защищённой линии был разбужен среди ночи. Он был потрясён дерзостью проникновения. Прозвучали обещания принять высшие меры и настоять перед Советом Федерации на решительных дипломатических шагах.

Власов, Чернов и Орлова после всех разборов вернулись в лабораторию к утру совершенно вымотанные. Пришло осознание: тихий этап их работы окончен. Секрет практически раскрыт, вопрос лишь времени, когда разведки других стран поймут детали.

Анна, наливая крепкий чёрный кофе, устало сказала:

– Наверное, теперь нет смысла скрывать дальше. Всё равно узнают. Может, стоит самим выступить с заявлением?

Власов покачал головой:

– Этим уже не нам решать. Политики будут определять.

Александр же молчал. В нём кипели противоречия: с одной стороны, удар по самолюбию – как он прозевал шпиона! С другой – какая-то странная облегчённость: тайна, тяготившая его, теперь разделена с миром, хоть и неконтролируемо. Но вместе с тем возник страх: если за дело возьмутся нечистоплотные люди, беды не миновать.

Он подошёл к своему терминалу. Несмотря на недосып, разум работал чётко. «Что ж, если мир узнает – нужно быть на шаг впереди,» – подумал он. «Мы должны продемонстрировать эту технологию сами первыми, в полную силу, наглядно. Чтобы ни у кого не было сомнений, и чтобы контролировать ситуацию.»

Глядя на схему генератора, Александр принял решение. Он повернулся к коллегам:

– Нужно готовиться к масштабной демонстрации. Полной, публичной, если надо. Пусть и другие страны увидят. Иначе начнётся тайная погоня за призраком. Лучше уж открыто показать реальность.

Анна изумлённо подняла брови:

– Но нам же запретили что-либо разглашать…

– Скоро, я уверен, запрет снимут, – ответил Чернов твёрдо. – После такого инцидента придётся менять стратегию.

Власов внимательно посмотрел на него и неторопливо улыбнулся уголком губ:

– Знаете, возможно, вы правы. Нередко лучший способ сохранить преимущество – приоткрыть карты на своих условиях.

Он достал коммуникатор:

– Надо будет обсудить это с министром и Советом. Думаю, мы убедим их, что стоит организовать контролируемый международный показ, прежде чем противники сделают свои ходы.

Над зданием лаборатории забрезжил рассвет. Команда, измотанная, встретила его без обычного энтузиазма от прихода нового дня. Но, по крайней мере, они пережили эту ночь. Впереди их ждали новые испытания – на этот раз не только научные, но и дипломатические. Гроза сгущалась, но у них имелся план встретить её лицом к лицу.

Глава 6. Испытание небом

Спустя месяц после ночного инцидента, события развивались стремительно. Евразийская Федерация решила опередить соперников и снять завесу тайны. По закрытым дипломатическим каналам передали: будет проведена демонстрация новой технологии для представителей ведущих мировых держав на нейтральной территории – на космодроме Байконур, где инфраструктура позволяла обеспечить и безопасность, и внушительный масштаб показа. Официально объявили о «прорыве в гравитационных исследованиях» и пригласили наблюдателей из Тихоокеанского Союза, Новой Атлантики и других. Впервые за долгое время соперники согласились собраться вместе – слишком уж интриговало заявление.

Александр Чернов находился в эпицентре подготовки. Командировка на Байконур стала для команды проекта «Эгида» новым испытанием. Здесь, в одном из огромных ангаров, за несколько недель смонтировали крупномасштабную антигравитационную установку. Она представляла собой платформу из сверхпрочного сплава размером с теннисный корт, окружённую по периметру массивными кольцевыми генераторами поля Кс. Под платформой – десятки катушек-суперпроводников, соединённых с мощнейшим энергетическим блоком (целый термоядерный реактор обеспечивал питание). Всё это было накрыто раздвижным куполом ангара, который в день демонстрации должен был открыться, выпуская чудо техники в небо.

Идея заключалась в том, чтобы показать управляемый полёт крупного объекта – фактически первого антигравитационного летательного аппарата. Платформу назвали условно «Икар», хотя Александр шутил про себя, что надеется на обратное исходя из мифа – не упасть, а подняться.

Накануне важного дня Чернов почти не спал. Он лично проверял расчёты устойчивости, отладил вместе с Саттаровым систему автоматического контроля поля. Анна и Ирина Коваль занимались технической частью – каждая катушка, каждый лазер были протестированы. Полковник Морозов командовал охраной – периметр космодрома был под усиленным надзором, не исключались провокации.

Наступил день демонстрации. Байконур встретил гостей ярким солнцем и лёгким ветром степи. На трибуне, устроенной на безопасном расстоянии от площадки, расположились делегации: дипломаты, военные атташе, учёные из разных стран, журналисты мировых агентств (трансляцию тоже разрешили, с небольшой задержкой сигнала на случай ЧП).

В центре внимания – огромный ангар с закрытыми створками. Когда все заняли места, на трибуну вышел министр науки Федерации. В краткой речи он сообщил о «выдающемся достижении международного научного сотрудничества» (дипломатично опуская пока детали создания) и объявил показ «новейшей транспортной платформы, использующей революционные принципы физики». Затаив дыхание, публика смотрела, как створки ангара начали раздвигаться, открывая внутреннее пространство.

Первым, что увидели зрители, была массивная платформа-«подиум», на которой находился… танк. Да, полноценный боевой танк Федерации, весом под 60 тонн, стоял посреди конструкции. Это был ход для наглядности: поднять в воздух танк – явное свидетельство могущества технологии. По замыслу, после подъёма платформы танк должен съехать и зависнуть самостоятельно на антигравитационных подушках – но то была вторая часть, если первая пройдёт гладко.

Александр настоял, чтобы лично находиться на платформе во время подъёма. Изначально планировалось всё автоматизировать, но он чувствовал моральную обязанность быть вместе с детищем. К тому же, кто лучше создателя отреагирует, если вдруг что-то пойдёт не так? Несмотря на возражения, ему выделили место в безопасной кабине на краю платформы, рядом с пультом управления. Анна категорически требовала взять ее с собой, но Чернов убедил её остаться в Центре контроля – кто-то должен страховать снаружи. Неохотно она согласилась, понимая логику такого решения.

И вот, платформа «Икар» готова. Александр, в облегчённом экзоскелетном костюме (на случай резких перегрузок) и шлеме связи, стоял внутри кабины. Рядом в прозрачной кабине нервно переминался полковник Авдеев – опытный лётчик, которому выпала честь вести платформу. Вокруг гудели трансформаторы и охлаждающие системы. Чернов посмотрел вверх – синее казахское небо и яркое солнце. «Пора лететь», – подумал он, сжав потные ладони.

По сигналу министр завершил речь и удалился на безопасное расстояние. Раздался голос диктора:

– Начинается подъём!

По команде Авдеева внутри платформы вспыхнули генераторы. Оглушительный гул заполнил воздух. Стальные кольца окутались слабым голубоватым сиянием – ионы воздуха возбуждались полем. Чернов ощущал дрожь пола под ногами. На приборных экранах показатели росли: мощность достигала расчётных значений.

– Готовность 100%, выход на режим, – докладывал оператор по связи.

Снаружи зрители заметили, как гигантская платформа чуть вздрогнула и плавно оторвалась от бетонного основания. Секунда, другая – она поднимается! В первый момент публика онемела, а потом послышался ропот восхищения. На трибунах люди вскакивали, указывая друг другу: многотонная махина с танком на борту висела уже в нескольких метрах над землёй без всяких ракет или винтов!

Чернов перевёл дух. Первая стадия прошла гладко. Он обменялся с Авдеевым улыбками. По внутреннему интеркому Анна доложила:

– Высота 5 метров, стабильно. Все показатели в норме.

Полковник Морозов, также на связи, не скрывал удовлетворения:

– Отлично, ребята. Давайте ещё повыше, да чтоб всем видно было.

– Продолжаем подъём на 20 метров, – подтвердил Авдеев. Он плавно сдвинул контроллер.

Платформа послушно пошла выше. 10 метров… 15… 20. Ветер свободно гулял вокруг. Солнце освещало всю конструкцию. Александр увидел вдали крошечные фигурки на трибунах – люди махали руками, камеры щёлкали. Эйфория начала охватывать его: получилось, они сделали это! Мир видит чудо.

Однако через мгновение что-то пошло не так. Внезапно левый передний сегмент платформы дрогнул, просел на полметра. Внутри командной кабины раздался сигнал тревоги.

– Что случилось? – бросил Авдеев.

Чернов мгновенно бросился к панели диагностики. Глаза расширились: на одном из генераторов поля резко упала мощность.

– Катушка номер 3 вышла из сверхпроводимости! – крикнул он в микрофон. – Поле неравномерно!

Снаружи зрители заметили, что платформа накренилась. Танк на ней чуть сдвинулся, но крепления удерживали его. На трибунах ахнули, некоторые в страхе отпрянули.

В Центре контроля Анна моментально среагировала:

– Запускаю резервную цепь, держитесь!

На платформе толчок: резервные катушки подключились, пытаясь выровнять поле. Крен частично стабилизировался, но не до конца.

И тут – новая беда: перезагрузка системы вызвала кратковременный скачок. Один из лазеров резонатора разошёлся по фазе. В пространстве поля возникла пульсация – платформа дёрнулась вверх рывком на несколько метров, затем замерла. Для людей на борту это было как в лифте, резко поехавшем вверх. Чернов удержался за поручень, успевший автоматически зафиксировать его, но удар о ремни вышиб воздух из лёгких. Оператор вцепился в панели.

Авдеев, матерясь, пытался вручную выровнять:

– Сбавляю мощность! Спускаем её вниз немедленно!

Но было поздно: нестабильность поля начала расти лавинообразно. Александр видел на мониторах хаотические колебания. Ещё миг – и гравитационное отталкивание может попросту исчезнуть под платформой. Тогда 60 тонн рухнут вниз. Это был худший сценарий. Он бросился к аварийному переключателю гашения поля и одновременно к микрофону:

– Отведите людей! Возможное падение! – закричал он, не заботясь о протоколе.

На земле Морозов уже скомандовал эвакуацию ближайшей зоны. Паника среди присутствующих пока не началась, но тревога росла.

Анна и Ирина лихорадочно пытались дистанционно стабилизировать. Саттаров кричал что-то о перегрузке контура. Все усилия могли не успеть…

Чернов, трясущимися руками введя код аварийного отключения, понимал: если сейчас обрушить поле, шансов спасти платформу нет. Нужно пытаться посадить её относительно мягко. Он взглянул на Авдеева:

– Попробуем поэтапно снизить…

Но тот крикнул:

– Пристегнись!

В следующую секунду поле почти полностью схлопнулось в передней части. Платформа рухнула носом вниз метров на десять, пока остальные генераторы удерживали хвост. Танку и людям грозило быть сброшенными с платформы. Александр чудом удержался в кресле, успевшем автоматически зафиксировать его, но удар о ремни выбил воздух из лёгких. Авдеев прижал голову к панели.

Зрители на земле в ужасе наблюдали, как гигантский объект кренится и падает. Кто-то закричал. Несколько человек побежали прочь.

В Центре контроля Анна побелела, не отрывая взгляд от мониторов:

– Саша… – прошептала она, чувствуя подступающий ужас.

Между тем, оставшиеся генераторы отчаянно тянули платформу, замедлив её падение. До земли было ещё около 10 метров. Чернов, борясь с ошеломлением, увидел вспыхнувший индикатор – резерв на грани срыва.

Вдруг всё тело толкнуло вверх: оставшееся поле резко выключилось автоматически, чтоб не вызвать взрыв сверхпроводника. Платформа пошла свободно вниз. Мгновение невесомости… затем удар.

Оглушительный грохот прокатился по окрестностям, подняв тучу пыли. Платформа рухнула на бетон, накренившись. От удара танк сорвался с креплений и съехал, но к счастью не упал с платформы, застряв у края.

В кабине всё тряслось. Стекло покрылось паутиной трещин. Александр чувствовал резкую боль в плече и боку – ремни спасли от гибели, но ушибы обеспечили. Пару секунд он не мог понять, жив ли. Затем услышал стон рядом – пилот был ранен, его придавило частью панели.

Собрав силы, Чернов отстегнулся и подполз к Авдееву:

– Держитесь… – выговорил он, помогая освободить мужчину. У того была разбита голова, кровь текла по лицу, но он был в сознании.

Из динамика хрипел голос Анны, сорвавшийся на крик:

– Александр! Ответь!

Он добрался до микрофона:

– Живы… Мы живы… – выдохнул, кашляя от пыли. – Авдеев ранен, нужна медпомощь…

– Слава богу… – раздалось в ответ со всхлипом облегчения. – Уже летят к вам!

Действительно, вскоре над платформой зависли спасательные дроны, десантировав медиков и инженеров. Александра и пилота аккуратно эвакуировали.

На земле царил хаос: кто-то оказывал помощь нескольким пострадавшим на трибунах (пара человек упала в давке при бегстве, были лёгкие травмы). Но, чудом, никто не погиб – платформа упала в пределах огороженной зоны. Делегаты, хоть и перепуганы, все остались целы.

Для мировой общественности трансляцию срочно прервали, объявив о технических неполадках. Однако все всё поняли: технология работает, но нестабильна. Видео первых минут полёта уже разошлись, а непредвиденное падение добавило драматизма и вопросов.

Чернов, превозмогая боль перевязанного плеча (оказалось, сильный ушиб и растяжение), настоял выйти к прессе через пару часов после ЧП. В прямом эфире, бледный, но торжественный, он заявил:

– Сегодня мы продемонстрировали зарождение новой эпохи. Да, испытание прошло не идеально, но главное – человечество увидело своими глазами, что может освободиться от гравитационных оков. Технология антигравитации реальна. Нам предстоит ещё многое совершенствовать, чтобы сделать её безопасной и надёжной. И это задача не одной страны, а всего мира.

Эти слова, произнесённые искренне, произвели сильное впечатление. Взглянув на разбитого, но вдохновлённого учёного, миллионы людей почувствовали и его страсть, и его честность.

После катастрофического финала демонстрации никто не мог скрыть очевидное: контроль над гравитацией возможен, но, если превратить это в арену битвы, может случиться беда похуже сегодняшней.

В кулуарах срочно начали обсуждать международное сотрудничество. Даже самые суровые генералы из соперничающих держав смягчились, увидев масштаб проблем. А когда видеообращение Чернова распространилось, общественное мнение по всему миру стало требовать прозрачности и совместной работы, чтобы антигравитация служила людям, а не разрушению.

Обещанное будущее приблизилось – но только совместными усилиями можно было сделать его светлым.

Глава 7. Новая эра

Прошёл год после драматических событий на Байконуре. Мир уже не был прежним. То, что начиналось как тайный проект, стало достоянием всего человечества. Под эгидой ООН была создана Международная ассамблея по гравитационным технологиям, куда вошли представители всех крупных держав. На первом же её заседании подписали исторический договор: антигравитация объявлялась достоянием человечества, разработки в этой области подлежали международному контролю с целью недопущения военного использования. Конечно, соперничество никуда не делось – каждая сторона хотела первой освоить новое, – но после Байконура и катастрофы, которую чудом удалось избежать, лидеры поняли: лучше соревноваться в сотрудничестве, чем в тайном противоборстве.

Доктор Александр Чернов стал символической фигурой новой эры. Его речь, произнесённая сразу после аварии, цитировалась на всех языках. Общество поддержало идею открытой науки: давление мирового сообщества заставило правительства идти по пути прозрачности.

В бывшем комплексе «Астрея», что на Памире, теперь размещался Международный центр исследований гравитации. Таблички на многих языках указывали пути к лабораториям. Анну Орлову можно было встретить, объясняющей что-то группе молодых инженеров из разных стран. Доктор Саттаров читал лекции коллегам из-за океана по совместным проектам. Ирина Коваль руководила сборкой новой испытательной установки, созданной с учётом всех уроков. Полковник Морозов возглавил службу безопасности центра, но признавался, что рад охранять теперь не военную тайну, а общее достояние.

Сидя на террасе центра, с видом на заоблачные пики, Александр Чернов любовался необычной картиной: в небе над долиной медленно плыли две массивные платформы – первые антигравитационные грузовые баржи, перевозившие оборудование к горному лагерю. Раньше туда можно было доставить грузы только вертолётами с риском, а теперь огромные контейнеры просто парили, слегка поблёскивая отражённым солнцем.

Рядом с учёным на столике лежали свежие отчёты. Один – об испытаниях «гравитационного купола», способного защищать от землетрясений целый городской квартал, приподнимая постройки при толчках. Другой – о проекте космического лифта нового поколения, где антигравитационные сегменты позволят поднимать грузы на орбиту без ракет. Всё это ещё только начиналось, но уже не казалось фантастикой.

– Опять о работе думаете? – раздался знакомый мелодичный голос. Анна подошла с двумя чашками чая.

Александр улыбнулся:

– На этот раз просто любуюсь результатами, – он указал на парящие платформы. – Помнишь, мы год назад только воображали такое, а теперь вот оно – реальность.

Она села рядом, протянув ему чай:

– Сложно поверить, сколько всего произошло.

Чернов сделал глоток горячего напитка и кивнул:

– И ведь это только начало. Как говорил когда-то один писатель, любое достаточно развитое чудо становится повседневностью. Глядишь, через десять лет антигравитационные автобусы будут возить школьников, и никого не будет это удивлять.

Анна тихо рассмеялась:

– Впечатлять будет другое – что мы сможем достичь с этой свободой. Представь, экспедиции на Марс без огромных ракет, летающие больницы, достигающие отдалённых деревень…

– …новые виды спорта в трёх измерениях, где игроки летают, – подхватил Александр шутливо.

Они мечтательно смотрели вдаль. В их памяти всплывали и трудные моменты – страхи, опасности, борьба. Но все они сейчас казались ступеньками к этому новому утру человечества.

– Знаешь, – сказала вдруг Анна, – когда я впервые постучалась к тебе той ночью, в самом начале… я тогда даже представить не могла, чем всё обернётся. Но где-то в глубине души верила в тебя, в твою идею антигравитации.

Александр тепло взглянул на неё:

– Без тебя, да и без всех ребят, я бы не справился. Это наша общая победа.

Она положила руку на его ладонь на столе. В этом жесте было и товарищество, и нечто большее – чувства, которые зародились за время совместных испытаний. Чернов ответил мягким пожатием, не отнимая руки.

– Как думаешь, Жюль Верн был бы доволен? – с улыбкой спросила Анна.

– Думаю, да, – Александр поднял взгляд к бескрайнему небу. – Ведь мы сделали то, что он любил описывать: взяли смелую научную идею и превратили в реальность.

Высоко над горами парил орёл. Он легко скользил по невидимым потокам воздуха, не ведая, что люди теперь тоже обрели подобную свободу. Чернов проследил за птицей взглядом, а затем перевёл глаза на сияющий горизонт. Там, за снежными вершинами, простирался мир, уже начавший меняться.

– Вперёд, к звёздам, – тихо произнёс он, словно тост, поднимая чашку чая.

Анна поддержала, коснувшись своей чашкой его:

– К звёздам.

Так закончился путь, начатый дерзкой гипотезой в ночи, и начался новый путь – бесконечный, как сама Вселенная. Человечество вступило в XXIII веке в новую фазу – фазу, когда гравитация больше не является оковами, а становится крыльями. Впереди их ждали новые открытия, трудности и триумфы, но история о том, как люди обрели власть над притяжением, навсегда останется примером силы разума, мужества и веры в мечту.

Грёзы на продажу

Глава 1. Налётчики на сферу

Сумерки застали космического скитальца Джимми «Чародея» Стэкса в плотной дымке угасающего солнца над Брасконом-IV. Тусклый оранжевый свет заливал пыльную равнину, а от далёких гор тянулись сиреневые тени, придавая ландшафту таинственный, почти сказочный вид. Жар слегка спал – днём планета была невыносимо горячей, а к вечеру здешние ветра приобретали легкую прохладу. Но ветер тоже нёс с собой колючий песок, кусаясь за щёки и оставляя горький привкус на губах.

– Порядком задолбали эти пустоши, – проворчал Джимми, прикрывая глаза от порывов пыли. Ему не терпелось покинуть уют корабля и наконец заняться аферой, ради которой он сюда пожаловал. Впереди – рынок, где, по слухам, скучковались те самые «торговцы снами».

Он бегло проверил свой портативный бластер (маленький, но надёжный) и коснулся нагрудного кармана, в котором лежало всего ничего галактических кредитов. Несколько жалких монет звякнули: «дзынь», «дзынь», «дзынь». Но в душе горела мечта сорвать куш на продаже украденных секретов. «Если поверить слухам, – мысленно вспоминал Джимми, – эти ребята творят чудеса, продавая сны любой сложности. Представляю, сколько в Зоне беззакония отвалили бы за технологию!»

Ещё месяц назад, в тёмном уголке космопорта на планете Катрина, к нему за стол подсел заезжий вельможа в мятом плаще. Он пил едкий коктейль, от которого шёл фиолетовый дым, и шёпотом поведал, как однажды побывал на Брасконе-IV:

«Представь, парень, они дарят тебе сон любой – геройство, богатство, любовь… Но будь осторожен: некоторых эти грёзы сводят с ума. К тому же никто и не пытается стащить их секреты: слишком опасно. Но, может, тебе под силу…»

К тому моменту Джимми уже остро нуждался в деньгах, а опасность его мало пугала. Так, на волне безумного энтузиазма, он и помчался на окраину Галактики.

Глава 2. Знакомство с Мастером Грёз

Ближе к центру поселения местность постепенно оживала: появились одноэтажные глинобитные домики, а над ними висели ветхие светильники на тонких проводках. От домов в воздух поднимался аромат пряных специй (кто-то на огне готовил еду) и слегка затхлого мусора. Одновременно слышались редкие голоса: кто-то смеялся в глубине улочки, где-то играла музыка с металлическим оттенком, похожая на переборы струн, вибрирующих в резонансе.

Выйдя к рынку, Джимми заметил обилие самых разных существ: мелкие амфибии-торговцы с плавниками, розоволицые гуманоиды, роботизированные зверушки, таскающие телеги. Всё окружала лёгкая дымка от жаровен, где готовили вонючие, но, говорят, вкусные блюда.

– Полный хаос, – пробормотал он, однако уже был рад тому, что в такой толчее можно затеряться.

Наконец, взгляд его привлекла крупная вывеска над шатром, сверкающая неоновым шрифтом на нескольких галактических языках: «Мастер Грёз – твои мечты в реальности!». Перед шатром торчали двое охранников: высокие, плотные, в похожих на пластины шкурах, с трезубцами за плечами. Они одинаково невозмутимо смотрели поверх толпы.

Джимми остановился на миг, разглядывая их, потом решительно направился внутрь. В нос ему ударил приторный аромат неких благовоний: что-то вроде пряного корня, смешанного с ягодными нотами. Внутри было полутёмно, лишь по стенам мигали голографические узоры. Они изображали космические пейзажи: звёздные туманности, мириады планет. Рядом пела тихая музыка, напоминающая шёпот флейты.

– Хочешь сон? – послышался негромкий бархатный голос. Джимми обернулся и увидел сухощавого старика в длинном фиолетовом плаще. Тот сидел на подушке в центре шатра, а на его голове поблёскивала прозрачная сфера, словно шлем из кристаллов.

– Ну, – неопределённо пожал плечами Джимми, – может, и да. Слыхал, здесь продают кое-что… интересное.

Старик улыбнулся уголком губ, и в его глазах промелькнул непонятный свет. – Я – Мастер Грёз. Мы можем исполнить любое видение: любовь, власть, триумф, сказочное богатство… Но наши грёзы не так просты.

– Это меня не пугает, – отрезал Джимми, прикинув, что нужно больше уверенности в голосе. – Скажем, я хочу примерить роль космического пирата, имеющего горы золота.

– Пирата? Что ж, возможно, – отозвался старик, – но помни: здесь всякие тёмные уголки твоей души могут проявиться. Иначе говоря, не удивляйся, если обретёшь не только богатства, но и кое-что пострашнее…

Глава 3. Первое погружение – и тревожное открытие

Мастер Грёз жестом указал на низкое кресло в центре шатра. Джимми устроился там, чувствуя, как ароматы усиливаются, обволакивая сознание. Старик коснулся рукой своей сферы, и вдруг свет внутри шатра потускнел. Голографические узоры поплыли, превращаясь в абстрактные пятна.

В голове Джимми будто щёлкнул переключатель: он ощутил себя не здесь, а на космическом фрегате. Окружающие декорации выглядели до странности реальными: пол из металла, резкий запах машинного масла, перегретые трубы. Рядом стояли суровые бандиты: снаружи слышался грохот выстрелов и крики, что их команда напала на грузовой корабль.

– Капитан, всё готово! – крикнул смутный силуэт рядом. – Мы можем захватить ячейки с ценностями!

Джимми не сразу понял, что обращаются к нему: он, видимо, «капитан». Грудь заполнила странная эйфория: «Чёрт, до чего правдоподобно!» Он почувствовал тяжесть бластера на бедре, наплыв адреналина, даже испытал неподдельное нетерпение. «Вот ведь – действительно как сон, но со всеми ощущениями реального мира…»