Студёная любовь. В огне

Глава 1

Любава

– На балу в академии Агоса вы использовали магию и покушались на старшего наследника королевской семьи – Синарьена ин-тэ О'тэнли. Признаете свою вину?

Я вскинула голову и, сглотнув подступившие непрошенные слезы, твердо сказала:

– Признаю.

Но голос все равно сорвался, будто его вытащили из моего горла и подарили дряблой старухе. Я понимала, что соглашаюсь с обвинениями, которые на Энтаре караются смертью. Или подвергаю себя иссушению, что то же самое – только мучительней – и так наказывали только магов. Простецов казнили гуманней – останавливали биение сердца. Да, энтарские лекари, которые должны спасать жизни, ее же забирали.

– Почти восемь месяцев назад вы нарушили обет, данный при поступлении в академию, и покинули территорию учебного заведения без разрешения мастеров или договора с покровителем. Признаете?

Я слабо кивнула, хотя признать, что мы с Синаром так сильно заплутали во времени, до сих пор не получалось. Да только перечисления моих преступлений по десятому разу все равно ничего нового не откроют и принца ко мне не телепортируют. Я обречена. А то, что обучение попаданцев-магов по закону Криты – обязательное, и я не принимала такое решение, за меня принимали – это на суде не озвучивали, конечно. Такая мнимая свобода и помощь. Кажется, что тебя оберегают и помогают, а на деле… шагни в сторону – уничтожат.

– Старший наследник, Синарьен ин-тэ О'тэнли официально считается погибшим больше десяти дней. Вы признаете этот факт?

Я сжала израненные руки в кулаки, браслеты блокировки магии глухо стукнулись друг о дружку, тяжелые цепи ударили по коленям, добавив свежие синяки. Стигма, стоило услышать имя Синара и представить, что он мертв, отозвалась болезненным уколом.

Жив. Он еще жив. Слава Богу…

Бесполезно взывать к разуму сидящих в зале чиновников. Меня игнорируют, мои ответы не фиксируются.

Но я все равно попыталась:

– Синарьен не погиб, – произнесла довольно громко, да только это снова не помогло.

Обвинитель вяло взмахнул рукой, закрывая мне рот.

– Он жив, – процедила я сквозь зубы, щурясь от рези в глазах – после долгого заточения и полутьмы никак не привыкну к ярким люстрами из люмитов.

Невысокий мужичок, прохаживаясь в стороне от моей невидимой клетки, помпезно вещал:

– После бала в академии Агоса Синарьен ин-тэ считался погибшим шесть месяцев, но внезапно вернулся в замок избитый и больной, словно его держали взаперти все это время. Этот факт королевские архимаги так и не смогли объяснить. Свидетели утверждают, мол, вы, – обвинитель оценивающе осмотрел меня с головы до ног и презрительно дернул уголком сморщенных губ, – так сильно очаровали старшего наследника, что он сошел с ума – твердил, что вы украли у него сердце, безумно желал найти вас, несмотря на плохое самочувствие и опасность. И, – чиновник пролистал бумаги, которые лежали на небольшом возвышении, – через три дня после возвращения Синарьен на своей колеснице покинул замок, и больше его никто не видел. После исчезновения нить жизни старшего наследника еще долгое время обнаруживалась в эфире, но как только вы, Любава, вернулись на Энтар по призыву, отслеживание принца оборвалось, и он больше не появлялся. Вы убили его?

Это не суд. Фарс и идиотизм. Зато все присутствующие находили в нем сакральный смысл и получали явное удовольствие. На лицах зрителей и обвиняющих я видела лишь мерзкие улыбки. Никакого сопереживания или хотя бы желания меня понять, разобраться в том, что произошло. Им был важен факт моей вины.

Я оказалась на Энтаре, буквально выдернутая из объятий наследника. Полуобнаженная, возбужденная и ошарашенная внезапным перелетом, не сразу поняла, что происходит.

Меня принудительно вернул на Энтар учебный обет, но попала я не на уроки, а под конвой. Не успела даже пикнуть, как на руках захлопнулись блокирующие магию кандалы. Почему обет раньше не сработал, не знаю.

Мы с Синаром пробыли на Ялмезе больше месяца. Как я поняла, все это время королевские архимаги-телепортеры призывали принца домой, но у них не хватало сил и ресурсов для переноса его из другого мира. Нужен был артефакт усиления, как в колеснице, но ими умел управлять только принц и его помощники, которые остались в другом мире. А еще я умела почему-то, перелетела же как-то к Лимии…

Обеты на крови работают несколько иначе: они могут достать мага даже из мира умерших, если печать крепкая, а невыполненное дело отмечено государственной важностью. Как мой учебный обет, например. Да только мертвые ничего уже не могут исполнить и часто такие магические обещания оборачивались для требователя долга плачевно: мертвые не любят, когда их тревожат. Говорят, что души обязанных остаются навеки призраками Мортема, недаром живым туда дорога закрыта.

Вот она сила обета. А их на Энтаре очень любят навязывать, я-то знаю.

И поэтому архимаги решили искать старшего наследника через возможного нападающего. То есть, меня – должницу академии.

Но нашли только меня.

Подозреваю, что тот, кто создавал мой призыв на Энтар, знал немного больше, чем озвучивает суд. Этот маг знал, что мы с принцем связаны, что, выйдя на меня, власти найдут и Синарьена, но мне это все равно не помогало. Вряд ли они понимают, что мы с принцем спаяны жизнью теперь.

Глава 2

Любава

Я медленно обвела взглядом присутствующих. От напряжения и изнеможения по щекам ползли слезы. На лицах незнакомых людей я не разглядела и капли жалости или сопереживания, только агрессия и неприязнь.

Зал загудел, неприятно заскрипели стулья, кто-то ликующе выкрикнул: «Казнить преступницу!», из другого ряда брякнули в поддержку: «Публично! Немедленно».

Верховный судящий, крупный стриженный мужчина в серебристой мантии с черным широким воротником, накрывающим худые плечи, вскинул руку, призывая к тишине.

Но толпа не успокаивалась. Голоса скандировали еще минуту, пока резко не погасли в раскатистом щелчке королевской трости по столу.

Меня пробило током от затылка до позвоночника. Я знаю этот звук слишком хорошо. Помню его.

От выкриков было не по себе. Но еще больше ранило то, что сидящие передо мной, в нескольких шагах от незримой клетки, хмурый ректор, Патроун ис-тэ, и король Криты, отец Синарьена, слабо закивали. Подонки!

Я вскинула подбородок. Ничего они из меня не вытащат. Ни за что не признаюсь, что была все это время рядом со старшим наследником, не расскажу, что мы с ним пережили. Пусть остаются навечно в неведении. Они это заслужили. Обрекли меня на многолетние мучения без памяти, с жуткой болезнью и без эмоций. Ненавижу! Если б не блокировка магии, я их всех сожгла бы или приморозила немедленно и без сожаления.

Патроун будто почувствовал мои мысли, зыркнул исподлобья, покачал головой и, опустив взгляд, пригладил пышную белую бороду, что густым снегом ложилась на его грудь.

Я криво заулыбалась. Ехидна – вот кем оказался добрый ректор. Приносил мне книги, учил редким заклинаниям, приемной дочерью называл, а оказалось…

Я вспомнила, кто он на самом деле! Расчетливый старикан.

Кожа на разбитой губе лопнула от злой гримасы, кровь снова засочилась, а грязные волосы, что в темнице нечем было расчесать, тут же прилипли к ране.

Я подняла руки, звякнув цепями.

В зале вдруг повисла мертвая тишина, будто все резко испугались, что вырвусь на свободу и испепелю их к дохлому азохусу. С радостью бы так и сделала, но двойной блок магии, по артефакту на каждую руку, не пройти даже высшему архимагу.

Где-то скрипнула дверь, зашуршала одежда. Убрав волосы с глаз, я с трудом всмотрелась в обвинителя. Низкий сухой мужичок с плешью на темечке кутался в серую мантию, похожую на те, что носят старые мастера и важные чиновники. Он ступил ближе, но магическую линию защиты, возведенную вокруг меня, не пересек.

Все боятся. За свои шкуры беспокоятся. Трусы и подлецы.

– Вы что-то хотите сказать суду? – с натянутой улыбкой, мол, что с дурочки взять, спросил обвинитель и посмотрел в сторону, где красный, будто индюк, восседал правитель Криты – Дэкус ин-тэй.

– Синарьен жив! – громче произнесла я, дерзко глядя королю в глаза.

На Энтаре за такое прямое неуважение ин-тэ уже можно получить десять магических плетей: не убьют, но причинят такие страдания – жить не захочется. Но мне плевать.

Дэкус, резко поднявшись, сжал крупный кулак, махнул тростью, будто желая отсечь мне голову, но тут же сел. Патроун, наклонившись и сжав плечо правителя сухой ладонью, что-то прошептал, и тот сник.

– Но доказательств этому нет? – фальшиво мягко уточнил обвинитель и вперил в меня такой взгляд, что я сразу поняла – ему не нужен ответ. Никому не нужен. Они все знают, что со мной будет. Они не пытаются Синарьена найти, а хотят от меня побыстрее избавиться.

Защитника мне не выделили, следователь в первый день сказал, что все и так выяснил. За остальное время в темнице меня даже не опрашивали, лекаря ни разу не прислали – проверить здоровье. Я слышала, что на Энтаре дела, связанные с безопасностью королевской семьи, обычно разбирали в одностороннем порядке на высшем совете и часто не доходя до суда – просто выполняли приговор. Со мной, видимо, так не получилось, потому что единственное, что проверили перед тем, как бросить в темницу, – это резерв магии. Я оказалась слишком ценным экземпляром по мнению высших архимагов, в том числе ис-тэ Патроуна, которого раньше я считала почти отцом, и короля, которому когда-то доверяла. А мою неизученную силу не просто так кому-то передать или осушить, нужно знать, как она работает, от чего накапливается, что ее усиливает. Энтарцы явно боялись последствий, потому тянули.

Я криво заулыбалась. Пусть всего лишь на миг, хоть на долю секунды, откроют блоки на руках, уничтожу всех, кто ко мне прикоснется.

Обвинитель все-таки переспросил:

– Любава, вы можете убедить судящих, что принц Синарьен все еще жив?

Глава 3

Любава

Я представила, что мне придется снимать платье, оголять грудь, всем показывать истинную метку, что не принадлежит Энтару, а потом терпеть бесконечные проверки архимагов. Да и не уверена, что без близости принца стигма вообще раскроется, а если это не произойдет – все бессмысленно. Дернулась от отвращения и злости. Покушение на ин-тэ карается, я ничего не докажу лишним унижением. Эти идиоты не разберутся, что рисунок на моей коже – парная метка, если та не оживет. И как доказать, что стигма именно к Синарьену привязана? Скажут, что это самый обычный нательный узор тушью, или я с каким-то иномирцем давно обручена, а сейчас пытаюсь продлить себе жизнь.

Даже если спляшу голышом, сияя пионом стигмы, все равно останусь виноватой. Трижды. За нарушение обета академии, ведь сбежала с территории кампуса без заключения договора с работодателем или избранником. За применение магии на балу. А еще за возможную смерть Синара. Что они там мне еще инкриминировали? Воровство? Порчу королевского имущества?

– Любава, у вас есть доказательства? Не уклоняйтесь от ответа перед верховным судящим и королевским советом, – надавил голосом обвиняющий.

Я бросила уничтожающий взгляд в ужасно поседевшего за эти месяцы короля и жестко произнесла:

– Нет. Никаких доказательств и свидетелей нет. И не будет. Только мои слова.

Дэкус ин-тэй нахмурился еще больше, снова дернулся, но не встал, только сжал челюсти так, что желваки задергались под густой бородой, а на бледной коже щек выступили пятна.

Обвинитель постоял напротив меня, почесал лысое темечко кривым пальцем, а затем отошел к восседающему на трибуне верховному судящему, похожему на черный гриб в своей мантии. Они долгое время приглушенно о чем-то беседовали, после чего мужичок с плешью обернулся к королю и выжидающе замер.

Я поняла, что мое время пришло.

Сжала пальцы до резкой боли, но не опустила взгляд – смотрела на правителя и, дождавшись его кивка в сторону обвинителя, снова усмехнулась.

Он не представляет, что сейчас произошло. Но пусть… я не могу так дальше жить.

Десятки дней в тесной грязной темнице забрали силы до последней капли. Стражи не смели трогать меня, как женщину, хотя и облизывались, будто шакалы. Зато избивали исподтишка. Не сильно, чтобы знала свое место и не сдыхала. Раз в день приносили похлебку, больше похожую на рвоту, и кружку мутной вонючей воды. В довесок подбрасывали несколько тычков в живот, лишающих меня и без того слабого аппетита, и щедро дарили пощечин, разрывающих нежную кожу. Наверное, это был чей-то приказ – издеваться надо мной до изнеможения и уродовать, потому что каждый приходящий страж повторял действия предыдущего. Но никакие побои после двух встреч с Ульвазом мне не страшны, и я все стойко вытерпела.

Они явно пытались сломить мою волю, лишить достоинства и заставить говорить. Но я упрямо молчала. Ни один архимаг, высший или вояка не вытянул из меня и слова, где я была все это время и с кем.

А позже пришел Патроун.

Я ждала его, потому что после Темного измерения моя память частично восстановилась. Именно это я хотела рассказать Синарьену на Новогодье, но не успела.

Я вспомнила, как ректор с королем уничтожили мою жизнь. И разрушили наше с принцем счастье.

– Любава, – Патроун, осторожно приподняв длинные полы мятого балахона цвета светлой горчицы, смело ступил в камеру. Другие приходящие не были так отчаянны, оставались за границей защитного блока. Они боялись – я чувствовала дрожь их бренных тел и видела страх в бегающих глазах.

Ис-тэ рассмотрел тесную камеру, в которой я обитала последние несколько суток, поморщился, глянув на миску с дурно пахнущей похлебкой и, переведя взгляд на меня, странно побледнел.

– Деточка, за что тебя так… – покачал головой, будто сожалеет.

Меня передернуло от омерзения. Лучше бы не притворялся, а то смотрится слишком ненатурально. Старик заметил мою реакцию, в его почти выгоревших серых глазах мелькнуло что-то похожее на тоску, и не стал подходить ближе. Его кисти были сложены на груди и спрятаны в широких рукавах, а белая, как огромный одуванчик, борода задрожала от сухого кашля.

Когда-то эти руки потянулись ко мне, обещая не причинять вред и боль, но их хозяин оказался обманщиком.

Я отвернулась. Забилась в угол топчана, прижалась лбом к холодной и грязной стене и стиснула зубы.

Мне было неинтересно, зачем он пришел. Искать ответы и требовать объяснений не хочу, это все равно ничего не изменит. В планы короля и старого архимага вмешались другие силы, древние, те, что сильнее всех магов Энтара вместе взятых.

Глава 4

Любава

Я понимала, что молчанием об истинной связи убиваю Синарьена, но прекрасно знала, что теперь принцу не выбраться в этот мир, не прилететь ко мне на помощь. Колесница с нужным механизмом сломана, телепортера такого уровня в темном замке Лимии нет, а достать ин-тэ со стороны Криты может только очень мощный призыв, сильнее чем их хилые архимаги, способные преодолевать пространство. Здесь нет магов, способных на это. Нигде нет.

И на принце учебного обета нет, чтобы его из любого мира достать.

Горячая рука Патроуна коснулась моего плеча. Я шарахнулась к стене и ударилась бровью, в слипшиеся от грязи волосы вплелась лента свежей крови.

– Тише, тише, – пробормотал ис-тэ. – Я исцелю раны.

Я взглянула на него с такой ненавистью, что старик потупился, а после, тряхнув пышной бородой, вдруг присел на край топчана и подался ко мне, чтобы еле слышно спросить:

– Любава, деточка, ты все вспомнила? Синарьен не успел брачный браслет тебе надеть?

– Уходите, – прошипела я и дернула к груди ослабевшие от тяжести кандалов руки. Цепи противно зазвенели. На запястьях не просто шрамы распустились, там живого места нет. За десять дней меня куда только не швыряли и как не издевались, чтобы я призналась, где принц. Чтобы рассказала, как убила его. Почему все еще дышу и меня не добили, ума не приложу.

– Ты должна меня выслушать, – быстро заговорил Патроун, оглядываясь на запертую дверь. – У меня мало времени. Блок тишины больше чем на пять минут здесь не поставить, а я не хочу, чтобы нас слушали.

Он перекрутил пальцы, повел сморщенной ладонью над собой, и нас накрыла дрожащая пелена щита.

Я слабо ухмыльнулась целым уголком губ, другая половина рта давно слиплась от запекшейся крови. Что же этот предатель такого поведает, что другим нельзя знать? Что они с владыкой вскинули на мои плечи многолетние страдания и заставили забыть то, что я ценила больше всего на свете?

– Ты должна мне сказать, что именно вспомнила.

– Идите во мрак! Я ничего вам не должна, – проскрипела я, преодолевая боль в горле, и снова отвернулась. Пусть уйдет. Боже, как я устала…

В одиночестве последнее время находиться было легче. Можно плакать навзрыд и думать, что никто не слышит, а когда слезы иссякали, слушать, как колотятся два сердца под ребрами, доказывая, что я не одна в этом мире. Можно незаметно грызть кулаки, чтобы притупить глубоко засевшую боль разлуки. И никто не осудит за слабость, никто не ткнет пальцем, что я не справилась, не воспользуется слабым телом. Хотя я уже и этого не боялась. Мне было все равно.

– Я не желаю тебе зла, деточка. – Ректор потянулся ко мне.

Я зарычала как зверь и попыталась его оттолкнуть, но старик оказался на удивление сильнее. После десяти голодных дней вперемешку с избиениями я могла разве что комара придушить.

Ректор вскинул брови и, по-доброму улыбаясь, покачал головой, а после бесстрашно опустил ладони на мои израненные руки в кандалах.

– О, мне знакома твоя необузданная ярость, – заговорил он мягко и тихо. – Я уже встречался с ней пять лет назад. С какого момента ты вспомнила? Много ли?

– Достаточно, чтобы вас ненавидеть. – Все-таки дернула руки, сбивая магию лечения, что рассыпалась светлыми искрами и на миг ослепила. Зажмурившись, я сдавила челюсти, чтобы не расплакаться. Мне не нужны подачки предателя, мне не нужна жалость. Вскинув подбородок и открыв заплывшие слезами глаза, прошипела: – Не стоит бесполезно тратить силы. Вы же их так цените на Энтаре. Берегите, а то вдруг ничего не останется…

– Мне не жаль на тебя сил, Любава.

Патроун настойчиво подсел ближе, прочитал быстрое заклинание, и меня затопила теплая волна магии. Раны на запястьях затянулись, кожа на щеке защипала, заживая, даже разбитая губа перестала гореть. Только в пустом животе, куда вояки били чаще всего, все еще оставался камень, но я не уверена, что эта боль физическая. Мне давно кажется, что это разрастающаяся пустота без Синара.

– Времени мало, – шептал ректор, излечивая мою бровь и вытирая платком кровь на висках и скуле. – Я знаю, что ты в ярости и растеряна. Такой срок обета выдержать – всегда большие последствия.

– Когда вы заставили меня это надеть, – я приподняла правую руку, показывая на шрам под ржавой пластиной, – то не думали, как переживу откат в будущем. Не притворяйтесь и теперь. Ах, да… вы же хотели продлить мою агонию еще на пять лет! Да, ис-тэ? Для этого и прислали Синарьена на бал… Я была разменной фигурой в королевских играх. Всего лишь.

– Любава, ты понимаешь, ради чего мы на это пошли? – старик сместился ближе и, заглядывая в мои глаза, проговорил едва слышным шепотом: – Или ты этого не помнишь?

Я шарахнулась.

– Нет, не понимаю и не хочу понимать. Оставьте меня в покое.

– Значит, не все вспомнила, – заключил ректор и примял сухой ладонью бороду, что тут же вернула свою округлую форму.

Я помнила предательство ректора и короля, но их мотивацию не понимала, потому что лоскуты памяти были слишком разрозненные. Хотя мне и этого хватало, чтобы ненавидеть весь мир. Мир, который так и не стал домом, но станет моей могилой.

– Деточка, ты мне единственное скажи, – ректор вдруг подался вперед и сжал до боли мои плечи костлявыми руками. Его голос изломался в хрип. – Синарьен жив?

– У-хо-ди-те… – медленно протянула я, сдерживая желание завыть в голос. Одно напоминание о том, что принц на другом конце вселенной – лишал сил и воздуха. – Идите вон! – оттолкнула старика, и в этот раз получилось немного сдвинуть его.

Ис-тэ встал. Проговорил сквозь зубы:

– Любава, я не смогу тебе помочь, если мы не найдем старшего наследника.

– Его больше нет! – закричала я отчаянно. – Идите во тьму! – голос на последних словах сорвался и исчез. Я сжала горло влажными пальцами и снова отвернулась к стене, тело затряслось от сдерживаемых эмоций.

Мне нужен покой и тишина, темнота и холод, вместо поглощающего жара. Хоть что-то, что усмирит внутренний ураган и не угасающую жажду. Синарьен слишком далеко, а стигма продолжает сводить с ума. Я не могу больше. Браслеты-кандалы жгли кожу, но магии древних, что связала нас с ин-тэ, эти блоки, что безногому носочки – вожделение мучило каждый раз, стоило мне прикрыть глаза. Сердца лупили по ребрам, угрожая проломить кости. Я сжалась до боли в мышцах и так сильно сцепила зубы, что эмаль захрустела.

Да только высокая волна жажды уже обхватила живот и потянула вниз, издеваясь.

– Хватит! – я открыла губы, но звук так и не появился.

Дверь за спиной протяжно скрипнула. Я дрогнула от неожиданности. Метка резко похолодела, оставив меня в покое. Где-то в глубине души надежда на помощь от человека, которому безгранично доверяла столько лет, все еще жила.

Но когда ректор молча вышел за порог, а железная тюрьма снова захлопнулась, процарапав нервы металлическим скрежетом.

И я поняла, что навечно осталась одна в этой темноте.

Без Синара. Без родных.

Никому ненужная пешка.

Мою фигуру теперь, на магическом суде, куда я плавно вынырнула из воспоминаний, в присутствии королевской свиты и зевак, пожертвуют ради неизвестной никому цели.

Я молча обвела взглядом присутствующих, твердо решив, что никогда и ни за что не преклоню перед кем бы то ни было голову. Лучше смерть.

Глава 5

Любава

Мне так и не позволили сесть. Суд шел еще несколько часов, а когда в окно зала, пропахшего потом и пылью, заглянул маурис, окутав стены и мебель легкой синеватой дымкой, всех до утра распустили. Я уже мало понимала, что говорят, едва держась от слабости. Позволила конвою себя увести и, напившись из грязной кружки мутной воды с привкусом песка и упав на твердый топчан, пролежала до рассвета с открытыми глазами.

Сон не шел. Я знала, что растягивать суд не станут, а у меня нет сил доказывать, что своим решением убьют и принца вместе со мной. До тьмы устала бороться с судьбой. Наверное, мы скоро встретимся с Синарьеном в мире, куда уходят мертвые души.

Жажда с каждым днем становилась все сильнее. Та самая жажда, которую без принца не утолить, а его рядом нет и не будет. Телепорты на Энтаре не сильно реализованы, их использование крайне опасное и дорогостоящее, а такого уровня архиомагии, способной перенести сквозь пространство в другой мир, нет. На старшего наследника, конечно, власти готовы были много интов потратить, но отследить его, как говорил обвинитель, не получалось. Меня это тоже пугало. Но я жива, значит, и Син тоже.

Наша разлука, не та, когда он растаял в моих руках на праздновании Новогодья, а та, на которую обрекли нас король с ректором, выкручивала каждую мышцу, покалывала в кончиках пальцев, горела в груди и спускалась тугим узлом на поясницу. К моим мукам добавились порции отката благодаря обету, срок которого истек. Я старалась отстраняться, потому что мысли, сколько мы с Синарьеном потеряли, сводили с ума.

Жаль, я помнила наши отношения отрывками и никак не могла уложить в голове всю картину. Но лишь одно знала точно: я безумно любила Синарьена раньше и верила ему без оглядки. Так любила, что готова была собой пожертвовать. Готова была жизнь за него отдать. Всегда. И сейчас ничего не изменилось.

Я резко поднялась, тяжело спустила ноги с узкого топчана и встала. Перед глазами потемнело, затылок зажало, словно на него обрушилась кувалда – пришлось сесть назад.

Сжав мерзлыми пальцами переносицу, я заставила себя собраться.

Как спасти Синарьена? Если меня казнят, он умрет, где бы ни был.

Разве что…

Вскочила. Ноги подвели, и я тут же рухнула на изгвазданный пол камеры, цепи больно ударили по голени, добавив к синякам глубокий порез. Не обращая внимания на выступившую кровь, я доползла до двери и ладошкой ударила по нижней ржавой части. Грохот и лязг металла оглушил, под веками засверкало.

– Пожалуйста! – закричала я, морщась от собственного голоса. – Прошу! Кто-нибудь!

Где-то в глубине темницы ожили тяжелые шаги. Сердца в груди заполошно забились в унисон. Я знала, что будет, когда страж войдет, но готова выдержать очередную боль ради спасения Синара. Король вряд ли оценит мою жертву, но я не могла иначе.

Когда шаги напротив моей двери затихли, а я так и не смогла подняться из-за слабости, пришлось снова замахнуться и забарабанить по железяке, но уже кулаком.

Замок щелкнул, дверь приоткрылась и, зацепившись за мои ноги, слабо ударила по скуле. Затхлый воздух коридора с шипением прокрался в камеру.

С трудом отстранившись, я стиснула до боли зубы, потому что должна все выдержать, чтобы ни произошло.

– Чего расшумелась? – в щель просунулась квадратная голова стража.

Кто-то новый, не помню его. Хотя внешность смутно знакомая. Пространство камеры резко уменьшилось: этот мужчина оказался очень крупным. Обнаженный торс расписан чернилами, широкий пояс удерживал темные брюки с множеством нашивок и заклепок. Кожаные штанины заправлены в высокие сапоги и подчеркивали сильную мускулатуру вояки. Если он таким массивным носком ударит меня в живот, как прошлые ублюдки, то переломает ребра.

Я сжалась, отползла немного, неосознанно прикрываясь локтем, чтобы не трогал лицо – там и так уже слишком много шрамов. Хотя какая разница? Те раны, что перед судом залечил ректор, снова открылись и кровоточили – конвой постарался вести меня в зал очень неаккуратно. Особенно щедро лупили по губам, будто намеренно, чтобы я не могла говорить и защищать себя.

– Прошу… – прошептала, заглядывая в единственный черный глаз незнакомого воина, второй прикрывала грубая кожаная повязка. – Можно мне лист бумаги и карандаш? Я хочу написать письмо, – откашлялась, – родным.

– Не заливай, – страж шагнул глубже в камеру, бесстрашно сократив между нами расстояние.

Я подавила сильную дрожь ужаса, что прокатилась по плечам и ежом застряла в горле. Другие, прежде чем войти, доставали меч или плеть, этот с голыми руками приблизился.

И говорил жестко:

– У тебя никого нет, ты безродная.

Я дернулась спиной к топчану и, зыркнув на приоткрытую дверь, снова пролепетала:

– У меня есть законный опекун – Патроун ис-тэ. Пожалуйста, мне нужно ему сообщить… Это важно.

– А что мне будет за такую услугу? – воин приподнял изорванную шрамами бровь над повязкой.

– Не знаю. У меня ничего нет… – я уронила взгляд и зажмурилась. Представлять, что хочу предложить, было невыносимо, но ничего оставалось. – Кроме, – чуть не захлебнулась словами, – тела.

– Себя предлагаешь? – голос стража напряженно скрипнул.

Я приподняла голову и, глотая безумную боль, что крутилась вокруг горла, медленно кивнула. Русая прядь, что после Междумирья вернула цвет моих настоящих волос, упала на глаза, как напоминание, что где-то там все еще живет моя любовь… Но это все бессмысленно, нам не быть вместе в разных мирах.

Глава 6

Любава

Вояка резко выпрямился, его нательные рисунки засверкали в полутьме, будто под кожей вшиты серебряные пластины, шагнул ближе, наклонился, вжимая меня в борт топчана. Грубые пальцы сдавили подбородок и потянули вверх, заставляя смотреть в водоворот тьмы в его глазу. Мужчина пристально разглядывал меня какое-то время, на его лице не отражалось ни одной эмоции, а после он повел плечом и потянул меня наверх, как куклу. Усадил довольно небрежно на лежак и придержал, чтобы не рухнула от слабости назад.

Я дрожала от ужаса, не представляя, как переживу то, что произойдет, но понимала – другого шанса спасти Синара может не быть.

– Жди, – тихо сказал воин и, отпустив внезапно, пошел к двери, бесстрашно повернувшись ко мне спиной.

К магу, особенно безродной бабе из другого мира, ставать спиной не стоит. Так шептались все. Так блеяли предыдущие стражи и били меня, если смела отворачиваться от них или прикрываться руками.

Я сидела в камере, застыв от ужаса и непонимания. Одноглазый решил взять долг позже? Или пошел жаловаться главному надзирателю, что безродная посмела что-то просить? Я так утомилась от страхов и суматошных мыслей, что уронила голову на грязные ладони и тихо заскулила.

Хотя на долгую истерику сил не хватило: спину свело лютой болью, а грудь прошило новой волной огня. Такое уже случалось: без Синара и единения метка по-настоящему сжигала изнутри. Я прилегла набок и провалилась в мутный сон. Плавала в нем, будто в бесконечности, пытаясь вспомнить правильные слова нужного заклинания и правильные ингредиенты для ритуала разрыва.

Я не услышала, когда дверь открылась вновь, почувствовала только легкий нажим на плечо. Подскочила от неожиданности, но едва ли поднялась на локте и снова упала на топчан. Все тело саднило, мышцы крутило, казалось, что все косточки переломались.

– Эй, безродная, – спокойно проговорил тот же одноглазый вояка, наклонившись ближе и протянув мне мятые желтоватые листы и короткий пожеванный на кончике карандаш. Страж говорил полушепотом, словно боялся, что его застукают на чем-то неприличном. – Только пиши быстро, через час тебя заберут на суд. Я еще, – он бросил взгляд через плечо, – принес воды.

– Чтобы я не казалась такой страшной, когда будешь брать плату за услугу? – усмехнулась я криво.

– Нужна ты мне больно, безродная. Несчастная дуреха, которую от казни спасет только чудо. Но дуреха ты бесстрашная, если принцу отпор на балу дала. Я таких еще не встречал. Даже интересно стало, чем все закончится.

Страж смотрел прямо в глаза, и на миг показалось, что я все еще сплю. Никто за эти десять дней не жалел и не щадил меня. Все только боялись, хотя с пудовыми кандалами, блокирующими магию, я нормально не могла передвигаться, не то, чтобы еще и колдовать.

Что же изменилось? Я не верила в помощь ис-тэ, только не он. И не владыка Криты. Тот, кто предал, вряд ли станет беспокоиться о безродной магичке с неуправляемым резервом. Разве что король пытается заглушить чувство вины подачками и мнимой помощью, хотя вряд ли такие люди умеют сопереживать и жалеть о содеянном.

Но я не гордая. Кто бы не приказал меня умыть, он позволил последние часы жизни почувствовать себя пусть не человеком, то хотя бы подобием.

Не стесняясь стража, я тяжело поднялась и, подволакивая ноги, доплелась до широкой миски на полу. Не удержавшись, упала перед ней на колени. Прежде чем умыться, опустила в прохладную воду пальцы и удивилась, что в этот раз она прозрачная и чистая. Набрав в лодочку побольше, жадно напилась, а потом увлажнила спутанные волосы и осторожно, не касаясь глубоких царапин на щеках, губе и подбородке, вытерла на лице грязь. Отражение в воде качалось, расплывалось, мелкие капли неудержимых слез сбегали по спинке носа и падали в миску, смешиваясь с помутневшей водой.

Я по-настоящему выдохлась. Не осталось сил притворяться сильной.

– Вот, – страж положил на топчан узкий деревянный гребень и отвернулся, словно смутился. – Это поможет распутать волосы. Я вернусь за тобой, как истечет время. Надеюсь, ты успеешь поесть и написать письмо. И переоденься.

Я истерично прыснула. Поесть? Переодеться? Он, видимо, с луны свалился, или дверью ошибся, потому что прошлые стражи разве что не плевали мне в тарелку, а новую одежду я не просила, это было тщетно. Те звери рвали остатки моего платья с особым наслаждением, будто раздеть меня и унизить был приказ свыше.

Я на миг застыла над миской, невольно вспомнив Новогодье.

Синарьен так нежно снимал с меня это платье в нашу последнюю ночь, что одно воспоминание – и я снова задрожала, будто в горячке, стигма запульсировала, словно пыталась вырваться наружу. Светло-салатовый лиф праздничного наряда давно превратился в грязно-серую кольчугу с пятнами крови, казалось, кто-то увлекся и вышил маки не там, где положено. Белая многослойная юбка истончилась, с одной стороны порвалась и напоминала половую тряпку, а не красивое бальное платье.

Но щемящая радость от близости не покидала меня. Мы были вместе. Мы были счастливы. Там. В другом мире. В другом времени.

Я перевела взгляд на стену, чтобы смахнуть непрошенные слезы жалости к себе. На узкой полочке для обедов заключенных стояла горячая пшеничная каша, на ее вершине расплывался кусочек золотистого масла.

Сжавшись от тоски и беспомощности, я уронила голову на ладони и долго не могла успокоиться. Это будто благо перед казнью. Наверное, так и есть. Какой смысл мучить ту, что уже одной ногой в могиле?

Горячие слезы пробирались сквозь пальцы и обжигали израненную кожу.

Глава 7

Любава

Дверь тихо закрылась, оставляя меня одну. Я шумно выдохнула, растерла слезы по щекам, сжала кулаки. Должна же я хотя бы Синара спасти? Должна! Хватит сопли распускать! Принц не виноват, что его отец – подлец и расчетливый ублюдок.

Скинув тряпье, я намочила юбку в миске и быстро обтерлась краем ткани. Сбегала в отхожее место, морщась от боли – после перемещения на Энтар я будто прошла сквозь стекло – все тело изранено, и мелкие порезы не заживали, а в животе словно колтун из проволоки. Наверное, стражи меня и не насиловали, потому что я едва ноги переставляла, и выглядела, как зараженная чернотой старуха – худая, страшная, костлявая, разве что пятен болезни на мне не было, зато расцвели пышные розы синяков. Даже мои белые волосы, раньше сияющие, будто снег, теперь напитались крови и грязи, стали бурыми и тусклыми.

Хлопковая рубаха до колен приятно легла на плечи, широкий пояс плотно обернул талию. С трудом расчесав длинные волосы, я наспех сплела толстую косу и чуть не уснула сидя, но спохватилась и бросилась к бумаге и карандашу.

Бережно нажимая на грифель, выводила слова. Зачеркивала и снова писала. Что-то не складывалось, какая-то часть заклинания никак не вырисовывалась. Я трудно представляла, как использую его, но нужно хотя бы знать, что именно говорить, а дальше придумаю, как снять кандалы и применить магию последний раз в жизни.

Выводя последние строчки, я вдруг поняла, что улыбаюсь. Это ведь настоящая надежда: она пахнет ландышами и весной, не то что мое отчаяние последние недели – что разило плесенью, соленой кровью и потом.

Перечитала последнюю фразу: слово в слово, как в книге «Истинные узы». Я все заклинание вспомнила. Кажется.

Перечитав еще раз, засомневалась. А вдруг я ошиблась и что-то сотворю страшнее, чем смерть?

Нет, нельзя сомневаться, от этого зависит, будет жить Синарьен или нет. Только вот один ингредиент не давал покоя: изайлис. Не уверена, что такие цветы растут на Энтаре. На Ялмезе мне его показывала Лимия, у них в саду рос – белый-белый, сверкающий, будто звездочка. Как хозяйка говорила – цветок жизни, редкий и очень ценный. Смогу ли найти хотя бы лепесток на этой Энтаре?

Складывая лист с заклинанием разрыва и рецептом зелья к нему в несколько слоев и пряча его между складками пояса, я вдруг осознала, что мне не позволят провести ритуал. Без доказательств никто не поверит, что Синарьен жив, а магию мне не откроют. Значит, придется пойти на унижение ради него. Придется пожить еще ради него. Да, мучительно, но это ведь того стоит.

Что еще тревожило: я не могла вспомнить, любил ли меня принц много лет назад. До обета и до академии. Это стерлось из головы. Сейчас он действительно ценит и обожает: так подсказывало его сердце. Оно колотилось под ребрами каждый раз, стоило Синарьену на меня посмотреть или вспомнить обо мне. Жаль, что это словно в прошлой жизни происходило, и я тогда, в замке Лимии, не осознавала от чего отказываюсь. Я должна была каждую минуту его обнимать и согревать, а я сомневалась. Позволить ему прикасаться, лечить, оберегать, любить всей душой. А я тратила такое дорогое время. Убегала, огрызалась… не доверяла. Дура! Нет, это все король виноват!

Что-то зашелестело за спиной. Я обернулась и обмерла. Круглое окно, не больше тарелки, что прилепилось под потолком, сильно запотело, грязь пробили яркие лучи утреннего лотта. Подступив ближе, подтянулась на носочках, чтобы разглядеть небо – соскучилась по голубому цвету и бесконечным просторам. Цепи на руках звякнули о железную раму.

Стерев пальцами влагу со стекла, я забыла, как дышать. На серой крыше соседнего здания сидела краснокрылая птица и, покачивая огромной хохлатой головой, с интересом заглядывала в мою камеру.

– Олефис… прилетает за грешной душой, чтобы отправить ее в мир мертвых… – вспомнила я старую энтарскую легенду.

И с ужасом поняла, что не успею спасти принца. Видимо, птице все равно кого забирать: коренного жителя или безродную попаданку.

Глава 8

Любава

– Его величество Дэкус ин-тэй О’тэнли! – широко распахнув дверь камеры, провозгласил одноглазый страж.

Я отлипла от окна и медленно повернулась к входящему правителю. Глядя в знакомые глаза, по-настоящему желала мужчине исчезнуть, провалиться в самую темную бездну, потому что даже в кандалах себя едва контролировала. Были б свободны руки, он узнал бы мою ярость в действии. Магия, запечатанная блоком, покалывала в кончиках пальцев и скапливалась теплым жгутом в эссахе. Но он отец Синарьена, каким бы чудовищем ни был. Да и связь с принцем не позволяла мне выходить за рамки дозволенного. За покушение на короля казнят на месте, а я безумно хотела потянуть время. Что-то все еще держало меня в мире живых. Возможно, это была бескорыстная любовь, которую так легко уничтожил этот мерзкий человек.

– Любава, – сухо произнес ин-тэй и окинул меня изучающим взглядом с головы до ног, – ты изменилась. Повзрослела.

– За пять лет и вы не помолодели, ваше величество, – последнее я буквально выплюнула со скрипом.

Уважать этого человека не стану и поклонов ему не будет. Мне плевать, кто он для страны. Я прекрасно помню, кто он для меня. Пусть и без подробностей, но этого хватает, чтобы ненавидеть.

Одноглазый страж выступил из-за спины правителя и щелкнул по моей щиколотке плетью, предупреждая, чтобы держала язык за зубами и не хамила.

Я даже не дернулась. Вся в ранах и синяках, едва стою, но этой коронованной мрази меня не сломить.

– Поклонись королю, безродная, – гаркнул воин.

Я лишь сдавлено замычала и, сложив руки на груди, упрямо вздернула подбородок.

– Он не мой король, – твердо сказала и сильнее выпрямилась, хотя спину свело от боли. – Никогда им не был и не будет.

– На колени, мерзавка! – рявкнул страж, замахиваясь вновь.

Плеть засвистела, но повисла в руках короля, не долетев до меня, почернела и рассыпалась пеплом, стоило ему пошевелить пальцами.

Ин-тэй расслабил кулак, что все еще мерцал от примененной магии, а страж ошарашенно отступил. С архимагом лучше не шутить.

– Ваше величество… – склонил голову воин.

– Подожди снаружи, Киран, – приказал Дэкус, не отрывая от меня жесткого взгляда. – Никого не впускать.

Одноглазый ретировался, закрыв за собой дверь.

Киран? Совпадение, или это тот самый?

Ин-тэй нарисовал над нами невидимый полукруг, и тонкая пленка беззвучного щита растеклась по потолку. Даже если я буду кричать, срывая голос, меня никто не услышит.

– Не боитесь, что превращу вас в квакающего жителя болот? – проговорила немеющими губами.

– В наших краях нет болот, – ухмыльнулся на одну сторону король, пригладил широким жестом густые поседевшие усы и причесанную длинную бороду. Легкие искры кританской магии рассыпались под его пальцами. Он может меня уничтожить одним взмахом руки, но не делает этого. Я ему нужна. Не король ли приставил ко мне вояку, чтобы мою жизнь берегли?

– Зато гнилые рептилии водятся, – я скосила губы в болезненной улыбке, и отец Синарьена прекрасно понял на кого намекаю.

Он потер крупные ладони между собой, будто замерз, сбивая остатки магии, и вдруг шагнул ко мне.

Я невольно отступила. Опустила глаза. Привычка. Старая и нелепая. Это раньше благоговела перед этим мужчиной, считала его великим, самым сильным воином и магом Криты, справедливым правителем, пока он…

– Патроун говорил, что ты не все вспомнила, – начал ин-тэй.

А я перебила:

– Но достаточно. Это я тоже говорила вашему помощнику.

– Тогда ты знаешь, что нарушила не только закон страны и обет академии, но еще прервала наш с тобой договор, подписанный кровью и закрепленный двумя высшими архимагами.

– Идите в задницу азохуса со своим договором! – вырвалось. Поджала губы. Такие грубости мне несвойственны, но сейчас прозвучало так уместно, что я довольно заулыбалась.

Губы свело от глухой боли, что все еще сидела в груди и не давала нормально дышать.

О каком еще договоре он говорит? Мне нужно вспомнить детали.

Я бы сотню раз применила опасное восстановление памяти «реституо», жертвуя здоровьем, если б мою магию не закрыли. Я не желаю оставаться пустым листом и безвольной куклой в чьих-то руках.

Когда в голове тишь да гладь и вместо памяти только неприятный свист влетающих бессвязно кусочков прошлого – ты словно по веревочке идешь за каждым, кто протянет руку помощи. Да только эта помощь оказывается потом дорогой во мрак.

Я напряглась всем телом, мысленно потянулась за самой сильной эмоцией, возникшей при появлении короля. Пытаясь отстроить прошлое по крупицам, сфокусировалась на постаревшем лице ин-тэй и стиснула виски пальцами. В голове зазвенело, а из носа побежала юшка крови. Качнувшись, привалилась плечом к стене, но несколько картинок получилось разобрать во вспышках прилетающих воспоминаний.

– Ты хочешь его спасти? – голос Дэкуса, что стоял за спиной, лился медовой рекой.

Я сидела на коленях у высокой кровати и, не выпуская холодную руку любимого из своих пальцев, тихо роняла слезы на белоснежную постель.

– Хочу. Очень хочу.

– Тогда это последний шанс, – правитель грузно прошел по комнате и, присев на край кровати с другой стороны, посмотрел на сына.

Я заметила, что у Дэкуса прилично отросла борода за эти тяжелые месяцы, а темно-каштановые волосы сильно посеребрила седина.

Ин-тэй говорил тихо и ослаблено, но каждое его слово проникало под кожу, будто удары в колокол.

– Любава… Жизнь. Моего сына. В твоих. Руках.

Сердце трепыхнулось в груди, заколотилось ошалело.

Я подняла голову, волосы белой рекой упали на глаза и закрыли от меня старшего наследника Криты, что вторую неделю не приходил в себя. Его забирала бушующая на Энтаре болезнь – чернота: не первый месяц магия принца слабела, жизнь вытекала из сильного тела, будто вода сквозь сито, а кожа принца остывала и покрывалась синюшными пятнами. Говорили, что авита поможет, горячие лучи лотта пробудят в нем жизнь, как возрождают спящие под снегом ландыши, но Синарьену с каждым днем становилось только хуже. Да и я слышала, что выживших после этого недуга слишком мало, один-два на сотню.

Переведя решительный взгляд на короля, образ которого слегка размылся слезами, я прошептала:

– Я готова на все.

Глава 9

Любава

Глубоко вдохнув, я распахнула глаза и оказалась снова в знакомой темнице, пропахшей плесенью и нечистотами. Дрожащими руками растерла кровь под носом. Несколько капель измазали чистую хлопковую рубашку, распустившись на ней алыми звездами.

– Где мой сын? – король встал напротив и легким движением локтя придавил меня к стене. Ему было все равно, что у меня в крови кипяток от нахлынувших воспоминаний. – Говори, тварь, куда ты дела Синарьена?! – крупные пальцы сжались вокруг шеи, вытянули меня вверх.

– Это вы украли у нас пять лет, – я засучила в воздухе ногами, не нарочно брызнула в мерзкое лицо кровью. Король поморщился, но не отступил, сильнее стиснул меня. Я захрипела: – Вы… изверг. Вы меня использовали… Если Синарьен узнает…

– Он никогда не узнает, потому что ты дала обет молчания, – прошипел король сквозь зубы и сильно тряхнул меня об стену. От удара по затылку под веками засверкало, кровь полилась в горло. – Стоит открыть рот, шлюха иномирная, ты захлебнешься в собственной блевотине. Где он?! Отвечай!

Я слабо вцепилась пальцами в его мощные руки и едва могла дышать, не то, что говорить. С трудом получилось просвистеть:

– За что вы так со мной?

– Безродная не станет женой моего сына и никогда не будет править моей! страной, – ин-тэй наклонился, в карих глазах я вдруг поймала сходство с безумным Синарьеном, отравленным ядом осок. – Никогда, чужачка. Ясно? Ты годишься только для роли прислуги или шлюхи. Знай свое место!

– Мы с Синаром люби… ли друг друга! – попыталась вскрикнуть, но пережатое горло не пропускало звуки, лишь хрип и скрежет.

– Ты любила, – ехидно оскалился правитель, – не забывайся. Синарьен ин-тэ… – король коротко и страшно засмеялся, – просто развлекался. Рассказать, что он делал, пока ты не помнила его все это время и училась пять лет? Сколько девиц прошло через его постель, знаешь? Показать? В замке есть менталисты, способные подкинуть тебе некоторые воспоминания принца.

Я замотала головой, задыхаясь от горечи.

– Ты и сама прекрасно все понимаешь, – ин-тэй резко расцепил пальцы. Я сползла по стенке на грязный пол и, стискивая горящее горло ладонью, закашлялась. Король продолжал давить словами: – А теперь я жду правду. Где? Мой. Сын!

– В заднице азохуса ваш отпрыск! – истерично выплеснула я и прислонилась к стене. – И вы туда отправляйтесь…

– Вы ведь с ин-тэ не обручены больше, Любава. – Король встал надо мной горой, мантия из белого тигра, будто снег, легла около ног. – Ты понимаешь, что с тобой будет?

– Прекрасно понимаю. И мне плевать, – последнее я сказала холодно и, откинувшись затылком на стену, закрыла глаза. – Но Синарьена вы никогда не найдете. Это я вам обещаю.

Дэкус тихо зарычал, а я с удовольствием посмотрела на красную рожу, что повисла надо мной. Королю будто лопатой по носу прилетело: его перекосило, ноздри раздулись, желваки зашевелились.

– Вот же сука! – ин-тэй замахнулся, но кулак так и повис в воздухе. – Скажи спасибо, что я женщин не бью.

– Вы только пускаете их в расход? Безмерно благодарю за сломанную жизнь! Идите прочь, ваше величество… – я отмахнулась от него, как от комара. – Воняет от вас, будто от старой жабы.

– За такие слова я трижды мог тебя казнить, – король заскрипел зубами.

– Ну-ну… могли бы – казнили уже, а так – это все – пустая болтовня. Вам очень интересно, что за магия во мне скрыта, которую вы, советники, архимаги и мастера, подчинить не можете. – Я приподняла руки и затрясла тяжелыми кандалами. – Снимите их, и я лично покажу вам, как выглядит жопа граза.

Гадости срывались с губ непроизвольно, но не казались мне чем-то гнусным или предосудительным. Они словно восстанавливали справедливость, даже легче стало.

– Не переживай, твою магию мы найдем, как применить. – Губы короля изогнулись в кривой ухмылке, а в глазах вспыхнуло дикое пламя.

И почему я его не боюсь? Странно. Память словно возвращает мне кусочки той, незнакомой Любавы, которая оказалась сильнее и смелее меня.

– Смотрите, как бы вам боком мой дар не обернулся. А то не я, а вы блевать будете.

Я всмотрелась в лицо застывшего с открытым ртом правителя. Он будто подбирал слова, шевелил губами, отчего густая седая борода подергивалась, а по серебру волос бегали искры кританской синей магии.

Как я могла доверять ему раньше? Я помню это чувство – теплое такое, беспросветно наивное. Да только мной бессовестно воспользовались и выбросили, как ненужный хлам.

Чтобы вспомнить все, нужно время, а его у меня нет. Да и что это даст? Мое слово против слова правителя, которому верит вся страна. Частички памяти, что получилось выудить из сознания, выдавали лишь некоторые эмоции, а вот детально я помнила очень мало.

Только любовь к Синарьену горела в груди ярче ялмезского солнца и энтарского лотта – она, будто луч в темном коридоре, вела меня вперед и заставляла бороться.

Да только посеянное зерно сомнения уже пробило грунт, пустило глубокие корни, сдавило в кулаке израненное сердце. Любил ли меня принц пять лет назад? Любил ли после бала? И эти… любовницы… что грели его постель. Как это все простить и пережить?

Я взвизгнула от пронзившей грудь стрелы – стигма отозвалась на мысли об измене жестоким огнем. Дернула цепи блокирующих артефактов, желая их разорвать, но они лишь тонко звякнули. Шрам под пластиной будто вспыхнул, болезненное жжение побежало по кисти вверх и окрасило кожу правой руки черными завитками и узорами. Да только я знала, что никто, кроме меня, этого не видит.

Метка под хлопковой рубахой ярко запульсировала, выпустила лозы, побежала по ключице на плечо, закружилась на спине и больно вонзилась в одно из сердец, призывая истинного. Но он не откликнулся: Синарьен слишком далеко.

Магия тут же иссякла под кожей мелкой россыпью колючек.

Я ослаблено опустилась на топчан, сердца загрохотали в унисон, лишая меня равновесия. Лучше не двигаться больше, иначе упаду под ноги подлому старику.

Птица с красным оперением истошно закричала за окном.

Король повернул голову в ту сторону, будто тоже услышал ее крик, прищурился и, качнувшись, отошел к двери.

– Где Синарьен? – снова спросил ит-тэй. Он смотрел себе под ноги и безжалостно давил носком сапога мелкую живность, что ползла по полу.

– Идите во мрак, следом за сыном, – ответила я холодно, отвернувшись и пристально следя за пернатой вестницей смерти.

Олефис встряхнулась и, перелетев по крыше вдоль, исчезла на другой стороне здания.

Но я еще какое-то время слышала над головой цокот ее когтей, хлопанье алых крыльев и дикие вопли.

Дверь скрипнула, меня подняли с топчана и вытолкнули в коридор. Я упала лицом вниз. Нос и так кровоточил после новых воспоминаний, а теперь соленая горячая влага заливала губы и подбородок. Боже, что же будет, когда я все вспомню? Я не выдержу такой нагрузки. Мне нужен отдых и восстановление, но кто же позволит преступнице такую роскошь?

Входя в полный и душный зал заседаний, я думала о том, почему память о детстве и моменте, как попала на Энтар, даже частично ко мне не вернулась. Кто же мои родители? Где они сейчас? Чья во мне течет магия? И что в ней такого особенного?

Глава 10

Любава

– Безродная иномирянка Любава верховным судом Криты приговаривается к иссушению, – безэмоционально прочитал заключение обвинитель. – Магия по обету академии переходит во благо Энтара. Ее решено сохранить в артефакте силы пострадавшей стороны, семьи О'тэнли. Король Криты, Дэкус ин-тэй сам распорядится, кому пригодится дар неизвестного происхождения с неисчерпаемым резервом. Прежде будет проведен анализ ценности и последствия слива магии в новую эссаху.

Я слушала вполуха. Стояла, потому что приказали. Молчала, потому что сказать больше нечего. Дышала, потому что все еще получалось…

Протянула руку, когда понадобилась капля крови для закрепления документа, и острая игла прошила подушечку указательного пальца, но я ничего не почувствовала. Даже удивилась, что в моем теле все еще есть кровь, увидев, как алая клякса впиталась в белую бумагу и засияла синей кританской магией, подтверждающей приговор.

Я искала выход, но не находила его. Содрать с себя рубаху и показать стигму? Да не поверят же, что метка к Синарьену привязана, скажут, что пытаюсь оттянуть казнь, только и всего.

Секунды неумолимо бежали вперед, часы сплетались в сумасшедший круговорот лиц и путаницу слов. Нашлись свидетели моего нападения на принца и запрещенное использование магии на балу – еще бы, это эпичное действо видели все в академии. Кто-то вспомнил, что я отказала принцу прилюдно, оттолкнув его при встрече, хотя не имела права. Кто-то расписал в красках, как я украла дорогое королевское имущество, колесницу, которая в тысячи раз дороже моей жизни.

Я почти не слушала и не вникала, потому что воспаленным мозгом пыталась найти выход, безумно желая спасти Синара. Но как?

Без магии я даже стигму толком не раскрою, для других она ведь невидима. А может…

Я дернулась. Кандалы стукнулись друг о дружку.

А вдруг они не могут обнаружить принца, потому что заблокировали меня сильнейшим артефактом? Никто ведь не знает, что я теперь носитель магии Синара. Они ведь ничего не поняли!

– Приговор привести в исполнение немедленно, – последние слова главного судящего смазались в оглушающем грохоте сердец. Было ощущение, что мое запнулось и остановилось, а Синара захлебнулось в безумном биении.

Так и есть! Они не слышат магию Синарьена, ведь она под контролем моей эссахи. Идиоты! Сами обрекли наследника на гибель. А еще великие архимаги!

Я снова дернулась. Страж, что стоял по правую руку, не тот – одноглазый, а другой – громила с кривым ртом и паклями черных волос, показал мне плеть, угрожая ударить, если еще раз попытаюсь спротивляться.

– Прошу… – голос после камеры и жестких рук короля на шее так и не восстановился. Я сипела словно простуженная.

Потянув руки вперед, чтобы привлечь к себе внимание, подалась к сидящим напротив архимагам и королевской свите. Страж расценил это, как агрессию – меня тут же стегнули по спине плеткой.

От толчка и огненной вспышки между лопатками я не удержалась на ногах и рухнула на шлифованный камень. Сверху прилетел еще удар, рассекая мир на алые полосы. Слез больше не было и сил бороться с несправедливостью не осталось. Я просто упала и не могла встать.

Приподняв тяжелую голову, поискала взглядом знакомое лицо с белой пышной бородой и попробовала снова:

– Синар жив… умоляю… выслушайте, – пошевелила я губами, обращаясь к Патроуну. – Вы же его сами погубите…

Ректор сегодня выглядел худо. Побледнел, словно ему на щеки щедро насыпали мела. В обрамлении белоснежной бороды и длинных волос ис-тэ казался мертвой статуей.

Король, наоборот, в контрасте с седыми волосами напоминал разъяренного алокожего быка. Здорового во всех смыслах. Щеки горели, глаза сверкали, обещая мне мучительную и долгую смерть.

Я неуклюже привстала на колени и, не обращая внимания на удары по спине, что прилетали с правой стороны, потянулась к вороту рубахи. Эти действия расценили, как опасность. Стражи мигом заломили мне руки до хруста костей и уткнули лицом в пол, не щадя лицо и нос.

Я кричала сорванным горлом, но никто не слышал. Зрители гудели, король щелкал тростью по столу, и мне чудилось, что над головой парит краснокрылая птица.

– Хватит!

От услышанного голоса все тело пронзило яркой вспышкой. Радости, узнавания, счастья. У меня будто силы восстановились и все раны зажили.

– Синарьен… – я скинула оковы чужих рук и бросилась к принцу, не чувствуя усталости и боли. Вскочила на ноги, толком не видя его из-за окровавленных глаз, но зная наверняка, что не ошиблась. Это он! Синар выбрался из другого мира, чтобы меня спасти! Пришел помочь!

Но, сбив плеткой ноги, стражи снова прижали меня к полу. Так сильно, что показалось позвонки взрываются под тяжестью сапог, но я все равно выкрутилась и уставилась на Синарьена сквозь сетку грязных волос.

– Синар…

– Я жив, – принц, что сидел в глухом углу зала среди зрителей, выпрямился и откинул черный капюшон. Зал ахнул, задрожал голосами, по рядам полилось удивление и восхищение, смешанное с ужасом. Короткие белоснежные волосы наследника с яркой темной прядью, свисающей на высокий лоб, синевато сверкнули. Принц медленно, слишком вальяжно спустился на первый ряд и остановился около замершего в шоке обвинителя.

Глава 11

Любава

Ин-тэй Дэкус резко вскинулся на ноги, ступил навстречу и потянулся к сыну, но принц развернулся к нему спиной и обратился к верховному судье:

– Вы не можете казнить эту… – он небрежно ткнул в меня пальцем, но так и не глянул, не обернулся, – безродную, потому что я привязан к ней жизнью. – Холодный бесцветный взгляд скользнул по толпе и, завернув по дуге, замер на моем лице. Принц поморщился. Шрам, что все еще бугрился на его щеке, потемнел, налился кровью. Ин-тэ поджал губы и еще жестче добавил: – Любава, ученица элитной академии Агоса, украла мою магию и мое сердце! – он нехорошо усмехнулся и покачал головой. – И это не любовь, поверьте, это физическая угроза моей жизни. Патроун, вы же можете услышать, есть ли у меня пульс? – Синар посмотрел на ректора.

Тот побелел еще больше. Кряхтя, поднялся, вскинул ладонь и направил магический поток в грудь Синарьена.

– Да, ин-тэй, – заговорил хрипло старик, исподлобья поглядывая на короля, – сердце вашего сына не бьется, а вот у нее, подозреваю… – ис-тэ показал на меня, – их два. Я не могу услышать сквозь такие сильные артефакты, – крючковатый палец обрисовал цепь и кандалы, что пудовой тяжестью тянули меня к полу.

– Вот же мразь! – король подался ко мне, краснея еще гуще. Над головой загудела магия, колкие искры вмиг разошлись по плечам и сковали горло. Ин-тэй, замахнувшись тростью, гаркнул: – Покалечу, отродье иномирское!

Стражи буквально швырнули мое ослабленное тело под ноги правителю, но ему дорогу преградил Синарьен. Он, до безумия спокойно склонившись, потянул меня за шиворот, заставляя подняться, но это внезапно остановило Дэкуса от нападения, и его магия рассыпалась в воздухе синим порохом. Король побоялся зацепить сына, этот страх прочитался в темно-карих глазах, как откровение.

– Никто не приблизится к ней! – зло вскрикнул Синарьен. – Я приказываю! Она – моя собственность, ясно? Моя жизнь! И пока это не изменится, никто ее пальцем не тронет. Даже король, – он перевел жесткий взгляд на побагровевшего отца.

Я не могла поверить в происходящее. Это все сон, очередная иллюзия…

– Отец, ты же видишь то, что не видят другие, – заговорил Синарьен, толкая меня к королю, словно шавку дворовую, но полностью не отпустил, крепко держал за локоть. – Связи… крепкие, такие, что ни одна магия не может порвать.

Король наклонил голову к плечу, разглядывая сына, будто видит впервые.

Синар, больно стискивая кожу на моей руке и оставляя синяки, продолжал говорить:

– Вы не могли меня найти из-за этого, – дернул цепи, приподняв мои руки на уровень глаз. Я не сопротивлялась. – Моя магия в ее эссахе! И я докажу!

Тонкое лезвие блеснуло в длинных пальцах, которые я безумно любила и целовала, когда принц не приходил в себя. Острие царапнуло по плечу, затем коснулось второго шва рубахи, рассекая тонкую ткань. Она сместилась на ключицу, я судорожно подхватила ее пальцами, чтобы удержать от падения, но хлесткий удар плети по пояснице, прилетевшей от стража, заставил меня опустить руки и подчиниться. Синар зашипел в сторону, но я от боли ничего не соображала. Рубашка соскользнула с плеч и обнажила грудь.

– Я сказал, – принц понизил голос, – что она моя. – Он не кричал, но весь зал затих, будто перед взрывом или катастрофой. – Еще раз прикоснешься, криворотый, я тебе хребет вырву.

Страж стушевался и отступил. На его смену пришел одноглазый, и я заметила, как Синар ему слабо кивнул. После чего воин забрал у принца широкий плащ, следом слетела белая рубашка.

Синарьен, обнаженный до пояса, повернулся ко мне, но в глаза не смотрел, будто это и не он вовсе. Какая-то дешевая копия, но не тот восхищенный мной парень и импульсивный мужчина, с которым мы были в Мертвой пустоши и прошли через Темное изменение.

Принц приложил ладонь к моей скрытой для других глаз стигме. Она мигом отозвалась на тепло его рук и раскрылась навстречу сверкающими серебром лозами, отчего наследник злобно и недобро заулыбался. Это Синар. Истинная связь никого другого бы не признала. Подозреваю, что именно метка не позволяла мужчинам ко мне приближаться, это она защищала меня все это время.

Ин-тэ приложил вторую ладонь к своей груди, синяя магия метки заплела его пальцы и побежала к моим нитям навстречу. По его руке, плечу, спине, забираясь по шее, оборачивая ее и спускаясь по второй кисти к моей груди.

Столкновение нитей защипало кожу, и между нами вспыхнул алый пион. Жар окутал с головы до ног, излечивая, воспламеняя, будто и не было мучений, разлуки и… предательства.

– Она моя истинная пара! – провозгласил Синарьен в затихшем зале, глядя мне прямо в глаза. Не моргая. Без сожаления. Без тоски и любви.

Я его не узнавала. Это не тот юноша, что восторженно рассказывал об устройстве колесниц и терпеливо ждал, пока буду готова к близости. Это другой Синарьен! Чужой, безликий, темный… Чувствуя, как накатывают волны памяти, как они будоражат кровь, я понимала, что вряд ли выдержу новую порцию сегодня.

– Если вы казните ее, убьете и меня, – на удивление спокойно сказал Синарьен. Дыхание у него было ровным, сдержанным, будто его совершенно не волнует, что со мной случилось во время его отсутствия и что будет дальше. – Придется изучить природу этого иноземного цветочка… – он пренебрежительно ткнул в раскрытую стигму, отчего лепестки закрутились в бутон и спрятались.

Принц будто намерено причинял мне боль, но не физическую, а ту, что никогда теперь не пройдет. Он рисовал на моем сердце глубокие шрамы, осознанно или нет, все равно.

– Придется найти способ оторвать от меня безродную и вернуть магию в мою эссаху!

И массивная волна памяти украла свет, затянув меня в тихую и спокойную тишину.

Глава 12

Любава

Просыпаться было сложно. На плечах будто гранитная глыба лежала, а голову расплющило кувалдой. Я с болью разлепила веки, но ничего не получилось рассмотреть – тьма не расступилась.

Ночь? Или слишком темное помещение?

Дрогнув всем телом от легкого озноба, я потянулась к лицу: нащупала мягкую повязку на лбу и влажные волосы, что прилипли к коже. Что-то было не так. Спустилась подушечками до бровей, огладила вспухшие веки и мокрые ресницы, что дрожали от моих прикосновений. Глаза горели, я бездумно хлопала ими, но ничего не менялось.

– Девушка очнулась, ваше высочество, – пролепетал рядом незнакомый мужской голос. – Но… она еще слаба.

Я потянулась к плечам и неосознанно прикрылась тонкой тканью, которую получилось нащупать – на мне не было и нитки одежды.

Шуршащие шаги сдвинулись в сторону, их сменили более ровные, твердые.

– Вы можете уйти, – холодно бросил Синарьен совсем рядом.

От его тембра меня бросило в жар и трепет, но воспоминания о происходящем на суде быстро вернули холод и ужас. Я невольно обняла себя за плечи. Цепей не было, кандалы не оттягивали руки, но что-то плотное оборачивало обе кисти. На ощупь – браслеты из сегментов, наверняка блоки магии, ведь я, несмотря на жуткую усталость и болезненность, все еще ощущала легкое давление изнутри. Если эссаха переполняется, а маг не выбрасывает излишки дара, то может сгореть. Мое средоточие очень вместительное. Надежда оставалась, что магия из другого мира не подчиняется законам Энтара, и я не умру от перегрузки.

Дверь тихо закрылась, я повернула голову на звук, но разглядеть хоть силуэт или проблеск не вышло. Неужели ослепла?

Принц молчал, но я чувствовала его присутствие и слышала глубокое дыхание. Все чувства, кроме зрения, словно обострились. Запахи: теплый масляный, легкий хлопковый и тяжелый металлический, будто принц провел долгое время в амбаре с колесницами.

– Синарьен… – прошептала осторожно, прислушиваясь к его дыханию и шагам.

Я не понимала, чего ожидать после суда, а темень перед глазами лишала единственного якоря, за который могла бы зацепиться – его эмоции и мимика. Может, хотя бы слова и интонации помогут?

– Синарьен ин-тэ, – сухо поправил он, словно окуная под лед.

Ничего не поможет. Это не мой принц, который клялся в верности и обещал быть всегда поддержкой. Не тот, с кем я прошла гиблые коридоры Темного измерения. Это будто другой человек.

– Конечно… ин-тэ, – повторила я, до боли в пальцах сжимая ткань, оставляя на плечах синяки. Вскинула подбородок, слепо посмотрела в сторону голоса принца. – А я для тебя кто? Безродная воровка и убийца?

Син резко выдохнул – прохладный воздух качнулся около моего лица и тут же испарился. Я невольно потянулась за ним, но одернула себя, сильнее стиснула простыню.

– А кто ты на самом деле, Любава? – голос принца сел, задрожал на окончаниях, но он быстро поправился и обезличил тон. – Расскажешь мне, кто ты? Чья? И как сумела мое сердце забрать? Это ведь магия такая, да? Ты понимаешь, что покусилась на самое важное? На мою жизнь. И за это будешь отвечать перед законом.

Кивнула. Я прекрасно это понимаю и всегда понимала, но… как себя оправдать, когда прошлое и будущее будто в связке? Будто вся моя жизнь – вереница неслучайных совпадений и продуманных кем-то событий.

– Я… же тебя… – хотелось признаться о нашем обручении, рассказать Синарьену все, напомнить о своей любви. Я даже губы открыла, чтобы сделать это, но позвоночник тут же прошило огнем, скрутило желудок, брызнули из глаз слезы. Накрыв губы руками, я скорчилась на постели, и кислота стремительно хлынула в рот.

Кто-то дернул за волосы вверх, а меня, наклонив, направили в сторону. Я успела вцепиться руками во что-то холодное, гладкое и закругленное, напоминающее плошку, как яд распустил по венам дикие цветы и выплеснулся наружу. Выворачивало меня долго, и слова короля о том, что дала обет молчания, – стали реальностью. Я думала, ин-тэй всего лишь пугает… И не представляла, что признание в любви – часть жуткой игры Дэкуса. Это жестоко, особенно если представить, что Синарьен совсем ничего не вспомнил, а я не могу ему даже заикнуться.

Глава 13

Любава

Когда приступ утих, меня довольно осторожно уложили на кровать. Я несколько минут не двигалась, прислушиваясь к шороху одежды и приглушенным неразборчивым голосам.

Лед чужих прикосновений обжигал – мне казалось, что мое тело несколько раз перевернули, осматривая, кто-то дернул простыню и бесцеремонно прощупал на груди место, где пряталась стигма. Она не отозвалась. Задрожала под ребрами, загудела, разливая жар по мышцам, а после затихла, будто после яда ей сложно проявиться.

В голове застряла мысль, что, если мне нужно будет остыть, не поддаваясь тяге Синарьена, стоит всего лишь сказать, что я его люблю. Жестоко? Зато работает.

Перед глазами замелькали тени и проблески света, из туманной тьмы выплыло лицо принца – строгое, бледное, чужое. Снежные волосы слева аккуратно подстрижены до очень короткой длины, справа были подлиннее, и темная прядь пряталась в челке, нависающей на прозрачные, будто стекло холодные, глаза. Белая рубашка, плотно застегнутая до горла, с мерцающей вышивкой из рианца по планке, подчеркивала болезненный цвет кожи.

Я чувствовала холодные руки принца, но видеть лед в его взгляде оказалось невыносимо. Он словно вычеркнул меня из своего сердца, когда прилетел домой. Надежда, что на суде принц играл роль, таяла и рассыпалась о его слова:

– Приведите безродную в порядок, – приказал Синарьен, обернувшись к стоящим рядом служанкам, но снова повернул голову, слегка наклонил ее на плечо, разглядывая мое лицо. – И накормите. Никого в покои, кроме меня, не впускать. Захочет развлечений, отведите в сад или библиотеку.

Он не сводил с меня глаз – в бесцветных радужках качалось мое размытое отражение. И только. Никакого сочувствия или сопереживания. Никакой радости от встречи. Ничего. Один холод.

– Син, – я слабо подалась вверх, но принц отстранился, побелевшие ресницы дрогнули и сомкнулись, тонкие губы искривились.

– Синарьен… ин-тэ, – зло прищурившись, поправил принц, – запомни элементарные нормы приличия в нашей стране, Любава, – и, не расшаркиваясь и не прощаясь, быстро покинул комнату.

Я так и лежала с открытым ртом от удивления и шока, пока меня не тронули за руку.

– Любава, мы вас… должны поднять, – переминаясь с ноги на ногу, сказала одна из служанок. Та, что повыше, с пухлыми губами и щербинкой на верхних зубах. Вторая девушка была полненькой и, смущенно пряча глаза, приготовила для меня тонкую накидку. Обе с темными косами, туго заплетенными на затылке, в кремовых хлопковых платьях с отличительной вышивкой на вороте – простецы, слуги без способностей. Таких обычно брали в королевские покои, ради безопасности.

Я не сопротивлялась, сама откинула простыню, чтобы встать. Да только не вышло, тут же рухнула назад, – ноги не удержали.

– Как тебя звать? – спросила охриплым голосом высокую девушку, что ринулась мне на помощь.

– Ливера ан-тэ, – без колебаний выдала она.

Я перевела взгляд на вторую служанку.

– Джесси ан-тэ, рада вам служить, Любава… – мой титул-определение девушка опустила, осторожно зыркнула на напарницу, и та в ответ ей одобрительно кивнула.

– Ливера и Джесси, – повторила я, чтобы не забыть. – Красивые имена.

– А ваше, как Любовь звучит, – радостно заулыбалась Ливера, но тут же осеклась под строгим взглядом толстушки.

Я вдруг вспомнила Глорию. И так сильно защемило под ребрами, что пришлось прижать ладони к груди и попытаться медленно вдохнуть. Моя верная соседка и одногруппница всегда относилась ко мне с теплом, несмотря на мою холодность и отстраненность, поддерживала много лет, а я – неблагодарная – не смогла ей помочь…

Я должна понять, почему чернота не всегда подчиняется моей магии. Почему одних получается вылечить, а других – нет? И почему вообще это в моих силах? Что за умение такое?

Глава 14

Любава

Служанки помогли доползти мне до купальни. В голове все время мутилось, я шаталась, но упрямо шла. Обязана разобраться в своей памяти, найти ответы, пока не стало слишком поздно.

Девушки хорошенько вымыли меня, распутали волосы и переодели в чистое исподнее. Платье, что мне принесли другие слуги, оказалось темным и строгим, совсем не таким, как я предпочитаю. Я вдруг вспомнила, что люблю нежный алый, как спелая земляника, люблю сливовый и малиновый, люблю лимонный и лаймовый… Лайм? Откуда это слово? С Ялмеза или Энтара? Как же все в голове перемешалось!

Помощницы все время молчали, хотя Ливера явно желала побеседовать, потому что бесконечно кусала губы и поглядывала на подругу. Джесси, более серьезная и медлительная, хмурилась и покачивала темной головой, безмолвно запрещая напарнице болтать. Явно приказ.

Я бы хотела с ними поговорить по-дружески, сблизиться, чтобы разоткровенничались о жизни в замке, расспросить о королевской семье, узнать, что изменилось за время нашего с принцем отсутствия и вообще за последние пять лет, но они не проронили и слова за последний час, а у меня в горле все еще горело от кислоты. Я даже ароматный суп едва съела и, долго жуя кусочки овощей и мяса, глотала через боль. Знала, что нужны силы, понимала, что бой только начинается и мне придется сотню раз сгореть, чтобы растопить лед, который воздвиг вокруг себя Синарьен.

Что его так изменило? Он нарочно это делает или что-то произошло на Ялмезе?

Скребло под меткой, что словно впала в анабиоз, сердца заводились, оглушая меня перекличкой, жар катился по телу крупными волнами. Я сама виновата, что Син отдалился, сама ведь отталкивала и запрещала ему подходить. Теперь расплачиваюсь.

Я хотела вспомнить, знала ли помощниц раньше, потому что они как-то странно косились на меня и изредка шушукались, но от одной попытки напрячь голову, чтобы воззвать к памяти, в носу засвербело от крови.

После трапезы, несмотря на недомогание и слабость, я попросила девушек отвести меня в библиотеку. Не буду сидеть сложа руки, буду искать ответы, пока не упаду без памяти. Служанки переглянулись, обменявшись скептическими взглядами, но выполнили просьбу.

Я старалась всю дорогу им помогать и не виснуть сильно на плечах, но около высоких знакомых дверей с резьбой в виде кудрявой ивы от нахлынувших воспоминаний меня хорошенько тряхнуло. От этого я дернула Ливере платье на плече и даже слегка разорвала ткань, а Джесси от напряжения сильно вспотела. Они чудом меня не упустили на пол.

– Безродная, не можешь ходить, сиди в покоях, – от стены около библиотеки отлепился знакомый одноглазый страж – Киран. Одет воин был те же штаны с множеством заклепок и кожаную жилетку, что прикрывала его крупный торс. Он помог служанкам завести меня внутрь и, молча махнув рукой, отпустил их.

– Я приготовлю отвар для тонуса мышц, – смущаясь, пробормотала Ливера и, неловко присев, поспешила за напарницей.

– Не торопитесь, – бросил им вслед страж, усаживая меня на мягкую кушетку. – Мы здесь надолго. Так ведь, Любава?

Я перевела мутный взгляд на воина и попыталась вспомнить его лицо. Неужели мы знакомы? Неужели в темнице – не первая наша встреча? Как же сложно жить с дырой в голове!

Я зарычала и сжала пальцами виски.

– Хочу все вспомнить!

– И по своей же глупости сгоришь, – страж отошел к окну и распахнул высокую створку, впуская свежий воздух.

– Почему? – вскинула голову, продолжая держать пальцы на висках. Внутри все кипело, плавилось, память приходила отрывисто, лоскутами – но было ощущение будто не она рваная, а я. – Почему ты мне помогаешь?

Киран вытянулся, переместил вес с одной ноги на другую, черные перевития на его плечах мягко подсветились, глаза загорелись синим огнем.

– Хочется. – Прищурился. – А что?

– Ты служишь принцу, – я отвела взгляд, чтобы не видеть глаза воина и не показаться слишком ранимой. Любое упоминание Синарьена по-настоящему взрывало эмоции, подливало жар в кровь. Казалось, что в миг я превращаюсь в опасный механизм, который способен уничтожить все живое вокруг.

Киран куда-то отошел, хруст его одежды замер у одной из полок с историей Энтара. Я до сих пор помню. Где что стоит! Удивительно! И зло брало! Стерли нашу с Синаром любовь, наши воспоминания друг о друге, мою личность, заставив меня поверить в свое бездушие и холодность, но зато оставили ненужное знание о расположении полок в этом проклятом замке.

Чтобы успокоиться и не злится на то, что нельзя сейчас изменить, я молча разглядывала помещение.

Здесь все по-прежнему, разве что красно-золотые портьеры выгорели – стали светлее. Высокие полки, ряды веером, уходящая наверх круговая лестница и книги, книги, книги. По центру, как столетний дуб в молодой березовой роще, торчал стол из черного дерева на массивных подпорах, рядом отдыхала красная велюровая кушетка, на которую меня и уложили, несколько пуфиков в тон разметались по углам, приглушенные бра из люмитов вдоль полок рассеивали мягкий синеватый свет по библиотеке, подчеркивая интерьер холодной серостью.

Я потянула носом, получилось даже вдохнуть. Запах все тот же: пыльный, с нотой жженого дерева и каплей янтарной смолы. Только сейчас к нему примешивался резкий аромат тертого железа и горячей соли.

Глава 15

Любава

Повернувшись вполоборота, заметила изменения: не хватало двери. Около стены, у окна, всегда прятался ход через внутреннюю систему дворца, что выходил в южное крыло. Именно там работал Синарьен, именно принц открыл его, чтобы быстрее добираться в библиотеку, где я часто задерживалась.

– Что читаешь? – ласковый голос лег на плечи, горячие ладони обняли со спины и плавно опустились на живот. Пальцы ловко заползли под завязки платья и огладили обнаженную кожу груди, заставляя дрожать от прикосновений.

Я прикрыла листы бумаги ладонями, пряча записи.

– О, ты пишешь? – принц склонил голову и, ведя носом вдоль моей шеи, со стоном зарылся в моих волосах.

– Нет, – я дрогнула от нежности, отчего тушь с острого пера растеклась кляксой по белой поверхности и измазала мне ладони. – Учу.

– Не ври, Любава, – шепнул Син на ухо, прикусив слегка мочку, – я ведь архимаг и чувствую, когда ты пытаешься скрыть от меня правду…

– Любава, очнись, – меня дернули вверх, заставили сесть. – За тобой каждую минуту нужно приглядывать, – страж что-то еще бормотал, но я слабо покачнулась, хотела лечь, не дали – сильные руки потянули за плечи и придержали спину и шею. – Нельзя ложиться. Кровь идет. Вот, возьми, – Киран протянул маленький камень, напоминающий слюду, только голубого цвета. – Это поможет охладить сосуды, замедлит кровотечение. И еще совет, не вспоминай принца сегодня больше. Оставь немного на завтра.

Слабо кивнув, я приложила к переносице ледышку, и действительно стало легче. Хотя воздуха все равно не хватало, губы обжигало горячими потоками, а кусочек памяти, что внезапно всплыл, прокручивался и прокручивался перед глазами, заставляя дрожать не то от лютого холода, что теперь поселился между нами, не то от жара, что вернулся, стоило вспомнить прикосновения горячих рук принца. Это невыносимо: быть рядом с Синарьеном, любить и не иметь возможности признаться или проявить чувства.

– Слушай, Безродная. Я, конечно, не имею права такое говорить, голову потерять могу за непослушание, но… – страж чуть склонился ко мне и слабым шепотом произнес: – Не пытайся вспомнить все разом – это большая нагрузка на уставший мозг и давление на запертую эссаху, пусть и говорят, что память никак с магией не связана. Глупости. Все, что в нас есть – все и есть мы сами, нельзя что-то отделить и сказать, что его нет. Осознай, что память и стертые чувства – часть тебя. Это было, есть и будет. Как единство. Понимаешь? Она ведь в тебя не проникает заново, а лишь раскрывается. Если поймешь это, переход пройдет легче.

Я прикрыла ладонью нос, чтобы юшка прекратила пачкать свежую одежду, и слабо качнула головой, не то да, не то нет. Он говорит очень странно, путанно, не понимаю к чему клонит.

Оглянувшись, воин еще подсел, будто боялся, что нас подслушают. Так близко оказался, что я услышала мускусный запах его кожи. Приятный, но не настолько, чтобы кружилась голова и все тело воспламенялось, как происходит, если рядом оказывается Синар.

– Обет, который разрывает обручение, – очень сложный. В нем заложена чистая и очень мощная энергия, потому что обручение невозможно без настоящих чувств, пусть его и используют в основном политики для усиления власти. Ты же сама знаешь, что привязать одного человека к другому без его согласия не может никто.

Я приподняла бровь. Он решил мне лекцию прочитать?

– Ну вдруг не знаешь, – страж развел большими руками и почесал глаз, прикрытый повязкой. – Мне напомнить не сложно.

– Я хорошо училась, и прекрасно знаю, что такое обет обручения. Другое дело, откуда знаешь ты… и знает ли об этом принц?

– А ты любопытная и упрямая, Любава, но упрямство не помогает выжить, когда весь мир против тебя. А любопытство… иногда приводит красивый носик к очень нехорошим последствиям.

Я слабо фыркнула, хотела сказать, что во мне упрямства столько же, сколько ярости, которой очень не хватало, но кровь вдруг полилась сильнее. Пришлось перевернуть плоский камень, снова прижать его к переносице и заскрипеть зубами.

– Вот, лучше молчи, безродная, – ухмыльнулся Киран, – а я тебе все расскажу.

Я дернула уголком губ. А он хороший – этот страж. Хотя бы честный. На кого работает, трудно сказать, но явно не на короля. Хотя если на принца, то откуда он знает, что я после обета? Синарьен ведь ничего не помнит. Не притворяется же ин-тэ?

– Если пытаешься понять, на чьей я стороне, то зря напрягаешься, – страж наклонился, сощурился и шепнул, едва шевеля губами: – Просто помни, что можешь ко мне обратиться за помощью. – И отделил каждое слово: – Любой. Помощью.

За спиной стража хлопнула дверь. Он резко выпрямился и слитным движением отступил от меня подальше. Повернулся к выходу и, поджав руку к животу, низко поклонился, как это делали воины перед представителями ин-тэ.

– Объяснишься? – сухо потребовал Синарьен. От гнева и ярости, что звучали в его тоне, кожу продрал мороз.

– Ваше высочество, у безродной кровь носом снова пошла, пришлось останавливать подручными средствами, – одноглазый еще ниже опустил голову перед ин-тэ и замер, так и не разогнувшись из поклона.

– Выйди, – грубо приказал Синарьен. – Жди за дверью.

Вояка бросил на меня тревожный взгляд, я поджала губы и пошевелила губами «спасибо, я справлюсь», и только тогда мужчина разогнулся и ровным шагом вышел в коридор.

Мы остались одни. Я, принц и колючие искры между нами, способные убить.

– Хорошо, что метка сохраняет чистоту и верность, да, Любава? – шаг, и он оказался совсем рядом. Холодный, злой, бешеный.

– Неужто сохраняет? – я перехватила камень и слабо заулыбалась. Желание подначивать принца было сильнее чувства опасности.

– Лучше молчи, Любава.

– Син…

– Синарьен ин-тэ, мрак побери! – гаркнул и наклонился принц, будто хотел меня ударить или сожрать. – Неужели так сложно запомнить?

Я усмехнулась.

– Прекрасно помню, но не собираюсь перед тобой пресмыкаться, – процедила сквозь зубы и подалась к нему. Так резко, что мы оказались друг напротив друга, скованные взглядами.

Синарьен опешил, мрак зрачков расширился, потащил меня в глубину, но принц не отклонился.

– Упрямая девка! – Его пальцы, ледяные, мерзлые, скользнули по скуле, замерли на моих губах. Стерев капельки крови, принц порывисто вдохнул. Взгляд блуждал по моему лицу. Жадно. Яростно. Будто что-то его сильно разочаровало, и он не может с этим смириться.

– Что с нами случилось, Синарьен… – пролепетала я, подрагивая от его прикосновений. Сжав холодный камушек в кулаке и, стараясь сдержать кровь, засопела.

– Это ты мне скажи…

– Что сказать? Что я сделала не так? Почему ты злишься? Почему такой… чужой?

– Может, лучше сказать, что ты не успела сделать? – он резко отклонился и, достав из-под ворота мятый лист, бросил его мне в лицо.

Рецепт и ритуал разрыва связи… Я вскинула голову, осознавая, что он все не так понял, задышала чаще.

– Где ты взял его? Син, я ведь хотела…

– Не нужно! – перебил он. – Хватит оправданий! Я прекрасно понял, что ты хотела. Пока я выбирался из мертвого мира Ялмеза, из пустоши, кишащей тварями, чтобы тебя спасти, ты решила все за нас двоих. Наши отношения были обречены с самого начала, не стоило и пытаться.

– Я же… Я…

– Довольно, – Син махнул рукой по воздуху, разрезая его ребром ладони. – Наслушался. Шишки набил, стучась в твою крепость. Я устал.

– Ты не выслушал, – хлюпнула носом, горячая юшка снова скользнула по лицу, обогнула губу и переползла на подбородок, но я не пошевелилась, так и сидела, сжимая в кулаке холодный камень и во все глаза глядя на человека, которого когда-то безумно любила.

А сейчас? Люблю или это просто магия прошлого навязывает мне чувства?

Глава 16

Любава

Принц поморщился. Не то от боли, не то от неприязни.

– Что с тобой не так, Любава? – он показал на кровь. – Почему ты больна? Я не понимаю, и лекари ничего не говорят. Никто ничего не говорит…

– Потому что… – я закусила губу, останавливая поток слов. Испытывать гнев обета больше не хотелось, и так досталось, но внезапно появилась идея. Я вскинула голову и прошептала: – Спроси своего отца, Синарьен ин-тэ.

– Решила сделать из короля самого страшного врага? – нахмурился принц. – А ведь он просто за меня беспокоился. Все думали, что ты меня убила после академии.

– Конечно. Украла королевское имущество, отказала принцу, ударила его магией, хотя он сам отвернулся от меня… Ужас! Какая бессовестная! – на вскрик Синарьен еще больше распахнул глаза, будто видит меня впервые и не узнает. Я продолжила кричать, не обращая внимание на кровь, ползущую по губам: – Они сами тебя чуть убили! Меня никто не слушал, никто не верил, что ты жив… Даже твой отец!

Синарьен сильно дрогнул, я заметила, что кожа на его лице посинела, а губы стали темнее воды в океане. Он замерзает, но терпит, не признается, что нуждается во мне.

– Хватит врать, Любава. Я не жив. Пока мое сердце у тебя, практически мертв.

– Конечно, страшно, что меня казнят, и ты за мной пойдешь? Печально… – я развела руками, – но вы сами придумали такие законы.

– Я не боюсь умереть…

В его голосе появились знакомые интонации, бархатистые, легкие, с дребезжанием. Я потянулась к нему, пришлось встать с тахты и зажать нос левой рукой. Коснулась свободной ладонью холодной щеки принца. Синарьен застыл, будто я парализовала его магией, но это невозможно – на мне блоки. Не кандалы, конечно, полегче браслеты. Зато совсем не скрывающие мои шрамы на запястьях.

– Ты жив, Синарьен… ин-тэ О’тэнли. Я знаю это, – поймала его дрожащую ледяную руку, пока он совсем не отдалился. – Чувствую. И ты чувствуешь. Но что-то изменилось.

– Так не может продолжаться вечно, – он прикрыл глаза и тихо, едва слышно проговорил, – без…родная… – и ударение почему-то вдруг переместилось на «а». – Ты в моей власти теперь. Ты это понимаешь?

– Прекрасно понимаю.

– И готова служить? – его голос осип, а из губ вырвался поток прохладного воздуха. Он резко открыл глаза.

Я отшатнулась.

– Служить? – проверила нос, кровь остановилась, но дышать было тяжело. Я сопела и разглядывала лицо напротив.

– Да, – принц прищурился, – согревать меня по надобности.

– Ты имеешь в виду, спать с тобой? – я убрала руку от его лица, будто обожглась, дернулась и случайно скинула подаренный стражем камень.

– Ну не жениться же! – принц отвернулся. – Отец не допустит такой брак.

– Где-то я это уже слышала. Уходи…

– Что?

– Пошел ты, Синарьен! Я не куртизанка для удовлетворения утех, когда приспичит.

– Это мы еще посмотрим.

Я оттолкнула его, стерла рукавом кровь с лица и снова рявкнула:

– Не подходи ко мне! Я лучше умру, чем вот так унижаться и понимать, что всего лишь пешка.

– Моя. Пешка. – Коварно улыбнулся принц. – Как бы ты не сопротивлялась, я знаю, чего ты хочешь. Чего хочет твое тело… И возьму то, что мне принадлежит.

Он приблизился, не осталось места, чтобы отклониться, глубоко и шумно вдохнул, зрачки растянулись на всю радужку и перекрыли темнотой прозрачное серебро.

Меня от его дыхания и близости зашатало, руки потянулись обнять, но я, сдерживаясь изо всех сил, скрутила их на груди. Жар завился по спине и защекотал поясницу. Я сжала пальцы, причиняя себе боль, и процедила:

– Не тебя хочет мое тело. Не льсти себе.

– Ясно…

Синар выпрямился. Ноздри трепетали, губы кривились, а на бледных щеках слабо проявился румянец, грубый шрам на виске стал темно-багряным и белые волосы его лишь оттеняли.

Чтобы не рухнуть, я сомкнула веки, а когда открыла их, принц уже ушел.

Глава 17

Любава

Голова от полученной дозы памяти все еще кипела, а текст, что я глотала главами, пытаясь докопаться до истины и найти лазейку в обете, которым меня наградили король и ректор, усваивался с трудом, с нагрузкой, буквально шипел в висках и не хотел впитываться.

Но я не сдавалась. Пусть меня хоть вынесут отсюда ногами вперед, я продолжу искать. Холод, что время от времени перекатывался под ребрами, напоминал: мы с принцем в большой опасности. Неважно, что ему на это плевать.

Я не он. Я так легко не отступлюсь. Смахнув с переносицы и лба капли пота, упрямо склонилась над очередной книгой.

Сложно было что-то конкретное найти, приходилось бегло перечитывать сотни страниц. Упоминание магического обручения встречалось в нескольких летописях, как факт использования среди королевских семей, но о разрыве оного ничего не получалось найти. Будто информацию намеренно опустили или затерли.

Нужно больше исторических данных. Снимая с полки еще один пудовый талмуд, который читала еще в академии на третьем курсе – мы как раз сложные артефакты проходили, я чуть не растянулась между рядами от головокружения. Из-за неосторожного толчка локтем несколько книг спикировали на пол, одна больно прицелила по ноге. Хорошо, что длинный подол платья спружинил ее куда-то под стеллаж, а то пальца можно лишиться.

Тогда, в академии, не понимала, что нелепые на первый взгляд знания мне сейчас пригодятся. Хуже всего, что я почти ничего не помнила, а то, что перечитывала, едва ли оседало в голове.

Я теряла мысль на второй строчке абзаца, буквы уплывали, перестраивались в причудливые цепочки, искажая смысл, выдергивая лоскуты. Но я очень старалась и возвращалась к тексту снова и снова. Ведь понимала, что у Синарьена очень мало времени, а мое положение затворницы под его присмотром не будет вечным. Если хочу спасти не только его, но и себя, и наши хрупкие замерзшие во времени отношения, должна сделать возможное и невозможное. Пусть на это пойдут все силы.

Ливера принесла мне кислый напиток из клюквы, мол, для полнокровия, и ушла отдыхать. Джесси, сидя у окна, отчего лотта прятался в прядях ее волос и окрашивал их золотом, что-то вышивала и хмурилась. Изредка она бросала на меня странные взгляды.

Когда девушка начала еще и вздыхать, я не выдержала:

– Говори. Ты же на месте сидеть не можешь. Будто иголки в ягодицах, – и перевернула еще несколько очень скучных страниц, где рассказывалось о жизни некого Ириса О' тэнли, прапрадеда короля Дэкуса.

– Я просто… – служанка разрумянилась, хлопнула светлыми ресницами, – будто видела вас раньше. Ощущение такое, сидит вот тут, – девушка мягко хлопнула себя по груди, – зудит, царапается.

Хотелось закричать, признаться, что я жила в этом замке много лет назад. Мы с Джесси наверное уже виделись, а может, и близко общались. Нагружать голову, попытками еще что-то вспомнить, не стала, послушаюсь совета Кирана. Для меня важнее память о Синарьене, на нее потрачу остатки энергии, когда немного головокружение пройдет.

История семьи О'тэнли была очень краткой и путанной, с явными белыми пятнами. Упоминалось, что молодой король Ирис использовал обручение, когда на Криту выступил с восстанием сильный архимаг, единственный сын первой фрейлины королевы Ясими – Ульваз, старший претендент на трон.

Я подскочила на месте и чуть не упала. Ульваз?! Пришлось вцепиться пальцами в край стола.

Тезка? Совпадение?

Нет, это не может быть тот самый лысый маг.

Закрыв ладонью губы, я внимательно читала дальше.

После смерти пожилого короля Дримена выяснилось, что Ульваз – внебрачный старший сын покойного правителя. При дворе молодого бастарда не приняли, статус ин-тэ не дали, потому амбициозный архимаг поднял восстание, собрал вокруг себя тысячи недовольных правлением О'тэнли и пошел войском на брата. Но Ирис обыграл его: обручился с иманской принцессой и заручился еще большей поддержкой сильных магов и кланов обеих стран.

Ульваз был повержен и сослан в ссылку в шаэрийские каменоломни. Последние упоминания о бастарде обрываются его смертью под завалами вместе с десятками других рабочих. Из-за выброса сильной энергии, что часто случалось в месторождениях рианца, даже костей мага не нашли.

Какое это было время?

Я полистала книгу туда-сюда, нашла даты, перечитала факты. Это случилось век назад. Как это может быть? То есть, старику больше ста лет, а если точнее – сто тридцать с хвостиком. Хорошо же он сохранился, на вид ему было около семидесяти, он выглядел моложе Патроуна.

Так. С лысым архимагом позже разберусь, сейчас важнее найти, как обойти обет. Я должна поговорить с Синарьеном, раскрыть ему всю правду. Тошнота мигом подступила к горлу, наказывая даже за помыслы.

Я переключилась на книгу, напевала какую-то мелодию, делала все, чтобы не думать о намерениях нарушить обет.

Лазейка или обход все равно не находились. Ничего даже близко по смыслу, только шум в голове нарастал, боль и распирание возвращались, заставляя скрипеть зубами. Казалось, что еще движение, и я лопну изнутри.

Это билась наружу память. Но нужно придержать сегодня, иначе я снова рухну, а мне нужны силы.

Кажется, я поняла, как правильно возвращать воспоминания, но делать это подконтрольно и маленькими порциями: нужно мысленно погрузиться в человека, которого хочу вспомнить, зацепиться за нужный момент и пережить его заново. Главное, не проваливаться надолго и давать себе отдохнуть. Если я научусь делать это плавно, то вспомню все, даже родителей. Киран прав, воспоминания – часть меня, их нельзя отрезать безвозвратно.

Глава 18

Любава

– Госпожа, простите за назойливость, – вдруг заговорила Джесси, отвлекая меня от книг и мыслей. Она нахмурилась, смяла вышивку, – но я вас точно откуда-то знаю…

– Вряд ли, – отрезав, я покачала головой. Нужно отвлечь глупую девчонку, не хочу себя истязать лишний раз вливанием памяти, да и мало ли как обет работает на простецов – вдруг магия, что стерла память у всех, кто меня знал, вскипятит ей мозги. На языке чесалась правда, но я крепко его прикусила. Мне нужна свежая голова, сильное тело и никакой крови из носа.

Джесси на мой резкий тон сдалась, уронила потухший взгляд на вышивку, и до заката я не услышала от нее и слова. Пусть лучше так. Король все продумал: в обете был пункт о том, что никто из королевского окружения, слуг и знакомых меня не вспомнит, ради безопасности наследника, конечно, а если я попытаюсь способствовать восстановлению утраченного – будут последствия и жестокие наказания в виде отравления. И… смерти. Знали бы они, что навлекли подобным условием смертельную опасность на старшего принца.

Но это условие не касалось самого правителя и его помощника – ректора, моего опекуна, они помнили все и всегда. Патроун пять лет врал мне в глаза и не краснел. Да только было бы легче, если б я сама себя помнила, но…

Я человек без личности, стертый человек.

Просидев еще немного за чтением и чувствуя, что тело отказывается держать вертикальное положение, а желудок напевает голодные арии, я выбрала стопку книг и попросила компаньонку перенести их в мои покои. Все равно, что подумают о моих манерах, я должна искать дальше. И днем, и ночью.

Пока Джесси собирала книги в корзину, я выпрямилась и, шурша туфельками, прошла вдоль библиотеки. Подняла руку и погладила торцы лакированных полок. Под пальцами золотилась пыль, свет люмитовых ламп стал ярче. Он щедро окрашивал дерево и корешки книг синью.

Крошечный уголок упавшей книги блеснул на темном камне пола и привлек внимание. Я медленно, боясь, что голова снова кругом пойдет, склонилась и вытащила томик из-под полки. Обложка запылилась, я стерла ладонью колтуны и замерла, не веря своим глазам.

– Джесси, оставь нас, – незнакомый голос лег на плечи кольчугой. Захотелось сжаться, спрятаться, убежать.

– Конечно, ин-тэй, – пролепетала служанка.

Ин-тэй, значит? Один из принцев?

Я спокойно поставила упавшую книгу на полку: среди других она не особо выделялась, и повернулась к вошедшему.

Золотистый блондин. Высокий и красивый. Плечистый, в военной форме и королевских погонах. От его взгляда по коже пошли ледяные мурашки. Он будто продрал мое лицо голубыми глазами, стянул одежду и вывернул кожу наизнанку.

Нос защипало. Я поспешно прижала пальцы к губам и запретила себе вспоминать. На этого человека тратить драгоценные силы не хотелось совсем.

– Любава, значит? – мужчина, что был примерно одного возраста с Синарьеном, склонил голову на плечо, светлые волосы, стянутые в тугой хвост, просыпались за спину.

– Ин-тэй, – я слабо присела, выражая уважение. – Простите, не знаю вашего имени.

Он усмехнулся. Надменно. Как-то даже презренно. Ступил ближе, но не сильно, будто осторожничал, коснулся взглядом моих блоков-браслетов, лишь после этого протянул руку.

– Ланьяр ин-тэй О'тэнли.

– Вы брат Синарьена? – Я колебалась, спрятала руки за спину и переплела пальцы между собой. Что-то резонировало внутри от его присутствия, но из-за пустоты в голове не получалось понять свое истинное отношение.

– А ты… недурна, Любава, – окидывая меня слишком сальным взглядом, принц уронил руку, так и не дождавшись моего встречного шага.

Я – даже не слуга, хуже, преступница, неловким прикосновением к королевской особе могу только навредить себе. Я сейчас пленница Синара и короля, ждать к себе хорошего отношения – обманываться.

Ланьяр явно понял, что знаю правила и не поведусь на провокацию. Он держал осанку, не двигался, а глаза нагло скользили по моему телу, изучая.

– Мне Синарьен ин-тэ позволил здесь находиться. Мешаю вам? – я широким жестом показала на библиотеку, проигнорировав комплимент. – Вы пришли почитать? Я уже ухожу.

– Нет, – ин-тэй в воздухе перехватил мою кисть, его рука показалась мне удавкой, и приблизился еще. Заглянул в глаза. – Никогда не видел такого феномена. Очень красивые глаза и волосы. Даже жаль, что безродная.

– Простите?

– Я слышал о твоей силе, хотел сам убедиться.

– Моя магия закрыта, – я попыталась вырваться, но он будто приклеился, сжал кисть сильнее. До жжения кожи.

– Твоя сила – это не только приглушенная магия, на беду братца. Одно упоминание твоего имени – буквально ломает его пополам.

– Это потому, что я – угроза.

Принц хохотнул и резко отпустил меня, практически отбросил от себя. Я покачнулась, но удержалась на ногах.

– Пусть будет так, прекрасная белоснежная дева. Жаль, что я уже женат, но всегда можно сделать тебя наложницей, когда освободишься от стигмы.

– Вряд ли ваш отец одобрил бы такой брак.

Об истинной метке я промолчала – не собираюсь личное обсуждать с первым встречным. Да и наложницей становиться тоже не буду, пусть лучше казнят.

Ланьяр выглянул в окно, сцепил руки за спиной и с насмешкой проговорил:

– Я бы у него не спрашивал. Это старший подчиняется королю безоговорочно. Выздоравливай, Любава, – он странно глянул через плечо, и снова мороз царапнул между лопатками. – Если нужна помощь, обращайся.

– Благодарю.

Принц отлепился от окна, прошел к двери и, уже ступив за порог, вдруг проговорил:

– Я знаю, как снять блоки магии и могу сделать это.

У меня перехватило дыхание. Такие вещи просто так не предлагают. Да и откуда он знает, что мне нужно?

– Я помогу тебе, – Ланьяр кивнул, – за одну услугу.

Глава 19

Любава

Когда я дочитывала одну из книг, в покои принесли ужин. Я догадалась, что буду трапезничать не одна: блюд было слишком много, а приборы поставили на двоих.

Сердца затрепыхались в тоске и предвкушении. Я отчаянно надеялась, что это будет Синарьен. Несмотря на поведение на суде и откровенную грубость после, я не могла без него, жаждала быть рядом. Согревать, отдавать свои силы, если понадобится.

Я чувствовала, за его яростью и злостью кроется нечто другое. Не то, что он пытается мне и другим показать. Поэтому не обижалась на его колкости. И не собиралась думать, что ему все равно. Даже маленьких воспоминаний пятилетней давности хватило, чтобы верить ему всецело. Принцу нужно только вспомнить свою любовь, и мы все преодолеем.

Да и в моем положении упираться и обманывать саму себя нет смысла. Я хочу быть с ним. Отрицать это – только делать хуже.

Я не гордая, принимала все, что давали. Даже согласилась нарядиться для ужина в платье из тонкого муасса цвета сухой травы с золотыми прожилками. Из-за этого моя бледная кожа оттенилась теплом, а в блеклых глазах заиграли огоньки. Волосы, что отливали льдистым мерцанием, оставила распущенными. Русая прядка ярко выделялась, почти золотилась от света люмитов и прикрывала мою румяную щеку.

Но Синарьен не пришел.

Никто не пришел.

Я была так голодна, что, прождав по ощущению около часа, нетерпеливо съела кусочек пирога с мясом, запила теплым чаем и разомлела на тахте, не боясь измять дорогую ткань наряда.

Не пришел Синарьен и позже. Когда служанки убрали стол и яства, а Джесси пришла помочь мне переодеться на ночь.

Передумал? Или что-то случилось?

Я немного смущалась, что со мной возятся, как с вельможей, но сил перечить не было.

Не пришел принц, даже когда меня выкупали в теплой воде с лепестками белых ландышей, натерли каким-то маслом, что сделало кожу бархатистой и сияющей, и, набросив на мои плечи прозрачную сорочку и пеньюар, отвели в покои и оставили посреди комнаты.

Только когда дверь за спиной шелохнулась, пропуская внутрь прохладу и сырость коридора, я поняла, что готовили меня к чему-то особенному.

Щеки вспыхнули, дыхание забилось в груди, словно птица в силках.

Он вошёл неслышно. Только тень легла у моих ног, как черная ядовитая змея. Остановился за спиной и долго молчал, словно сомневался, туда ли попал.

Я знала, что это Синарьен, чувствовала его присутствие кожей, что покрылась мурашками, слышала особенный аромат. И тоже не двигалась. Я не знала, что говорить, что объяснять, что делать. Произнести хоть слово или продолжать молчать?

Зашуршала одежда, зашептал шелк: «Беги-беги, не позволяй ему». Но я, глупая, продолжала стоять и смотреть себе под ноги. Меня мелко трясло, дыхание рвалось из горла будто я после пробежки, кровь кипела в висках, а сердца в груди бешено стучали и не давали нормально думать.

Принц приблизился, родное дыхание защекотало затылок. Легкий шорох одежды и незримый толчок холода в спину.

Неосознанно шагнула вперед, будто и вправду хотела убежать.

От себя. От своих изматывающих желаний и не до конца раскрытых чувств.

– Мрак… – прошелестел любимый голос, и крепкая рука, обжигая холодом, легла на плечо, притянула к себе. – Горячая…

Прикосновение потянулось вверх, легко потопало по шее, пальцы запутались в моих волосах. Я отчаянно злилась на себя, что не могу сопротивляться, что стремлюсь к нему, будто он мой воздух.

Но понимала, что принц пришел не за любовью. Ему другое нужно. А мне проявлять чувства нельзя. Пока Синарьен сам не вспомнит о нас, я должна притворяться.

Заковыристый обет придумал для меня его папочка. И пусть срок вышел, но откаты всегда происходят дольше. И всегда невероятно болезненны. Мы должны были продлить мои мучения еще на пять лет, на это рассчитывали Дэкус и ректор, но Синар сам сделал все иначе, не применил артефакт. Зато вмешались другие силы, более древние и могучие, чем король Криты. Силы моей родной земли, Ялмеза.

– Скажи, что я тебе нужна только для этого. Скажи, прошу тебя… Чтобы я могла ненавидеть тебя вечно.

Горло кольнуло. Под ребром скрутилась змея, зашевелилась, норовя меня опрокинуть. Нельзя так формулировать фразы, я хожу по краю бездны.

Хорошо, что Синарьен ничего не понял. И ничего не ответил. Только длинно выдохнул, охладив лопатки.

Его пальцы больно стянули пряди, в голове зазвенело. Порывисто опустив руку к горловине пеньюара, он медленно потащил его, скидывая с моего плеча, оголяя грудь и спину. Нагло, без спроса, словно я куртизанка, которая понимает, на что идет, должна молчать и подчиняться. Я понимаю, но согласиться с этим не могу. Все тело протестует.

И соглашается.

Я ухватила пальцами тонкую ткань, не позволяя ей рухнуть дальше, и снова прошептала:

– Зачем я тебе? Для пустых игрищ? Заведи любовницу или фаворитку. Давай развяжемся, отпусти, умоляю. – Все это говорила через силу, мне приходилось. – Ты же видел запись ритуала и знаешь, что это возможно. Дай хотя бы попробовать.

– Не в нашем случае, Любава. – Мерзлый голос прошелся по кончику уха. – Не в нашем мире.

Глава 20

Любава

Я повернулась к нему лицом, мне нужно видеть его лицо.

Синарьен выглядел очень плохо, бледный будто призрак, синюшные круги под глазами, впалые щёки, заострённые скулы и сжатые почти серые губы. Короткие снежные волосы были в беспорядке, словно принц не приводил себя в порядок много дней подряд.

Только радужки сияли чистейшим льдом. Казалось, что в глубине его глаз притаилась неукротимая вьюга.

Хотелось обнять его, приласкать, согреть, но я понимала, что не имею права раскрываться и выражать свою любовь. Всё это слишком опасно для нас. Одно дело, когда я одна отвечаю за нарушение обета, другое, когда из-за истинной связи могу утащить того, кого ценю больше жизни. Мерзлота, что отравила принца, не просто болезнь. Она раньше была моей, я чувствовала с самого начала. Это связано со мной, не до конца понимаю, как, но связано. Память я сегодня больше не пыталась восстановить, ведь Киран прав, могу легко выгореть, если продолжу, а мне нужны силы, чтобы сохранить сердце Синарьена.

– А что тогда в нашем случае? – нужно было что-то говорить, хотя каждое слово наносило глубокие раны моей душе. – Ты будешь пользоваться моим телом, а я вынуждена буду молчать? Просто потому что ты старший наследник, будущий владыка Криты, принц Синарьен, сыночек короля?

– Именно поэтому ты будешь молчать, – тихий шепот резал грудь жестокостью, взгляд из-под густых белых бровей замер на моих губах, принудив меня прикусить язык. Синарьен еще заглубил тембр, бархатисно протянул: – Я буду брать тебя, когда пожелаю, а ты будешь подчиняться. Лю-ба-ва.

– А если не соглашусь? – попятилась. Трепет забрался по спине и замер между лопатками.

– Тебе придётся. Или отправишься назад, в темницу.

– За что ты так со мной? Что изменилось?

– Все. Я изменился. Понял, что простолюдинка из другого мира, никто, пустышка, не будет держать мою жизнь на поводу. Поэтому ты, если хочешь жить в тепле и спать в нормальной постели, закроешь рот, и мы продолжим.

Синар шагнул, не спуская с меня сверкающих металлической синью глаз. Я еще отступила и, сдавлено смеясь, вернула на плечи тонкий халат.

– Лучше в темницу, – вздернула подбородок и поджала губы, – чем делать то, что мне не нравится.

– Не нравится, значит? – принц зло скривился. – В тёмном замке Лимии, когда я тебя трахал, ты так не говорила. Даже просто так себя предлагала. – Он засопел, раздувая ноздри, прищурился. – Что изменилось?

– Бес попутал.

– Если этот Бес, – яркие вспышки ледяного пламени озарили радужки Синара, – плевать, что за мразь, тронул тебя хоть пальцем, я сначала его задушу, а потом тебя.

– Тронул, а как же! – я намеренно говорила ложь, словно в меня и правда что-то вселилось. Что-то нехорошее, тёмное, мрачное и жестокое. – Проверить же ты не можешь.

– Ты бы не посмела. – На щеках принца расцвели морозные пионы, шрам, что он так и не зачистил магией, изогнулся и, переливаясь перламутром, набрал темной крови, в глазах засверкали искры, будто далекие-далекие звезды.

Неужели он не понимает, что измена в нашем случае невозможна?

– Да! Почему же? Думаешь, что особенный? Так и знай, ты мне, Синарьен ин-тэ, противен, хочу поскорее избавиться от нашей связи и сбежать от тебя. Думаешь, я не помню текст ритуала разрыва? Я найду способ исполнить его, не сомневайся.

Я прекрасно понимала, что моя ложь шита белыми нитками, и скрывать настоящие чувства долгое время будет сложно, но лучше пусть Синарьен думает, что я его терпеть не могу, чем догадается, что любовь во мне корни пустила много лет назад. Это причинит и ему, и мне боль.

Только где грань этой боли? И сможем ли мы в будущем остановиться?

Я отошла к двери и попыталась ее открыть. Но та не поддалась.

– Уходи, Синарьен… ин-тэ.

– Значит, добровольно спать со мной ты не согласна?

– Я никак не согласна, – отрезала и дернула дверь.

– Из-за него, да?

– Кого?

Меня передернуло. Что он уже себе напридумывал?

– Думаешь из меня идиота сделать? Как его зовут? Бес? Что за имя такое?! Его ты любишь, да?

– Что ты…

Хотела сказать «несешь», но…

– Бессон его зовут, – брякнула от злости. – Люблю и схожу с ума по нему. Ясно тебе?

Зачем я это делала, провоцировала, не знаю. Наверное, мне хотелось вернуть того, доброго и внимательного Синара, изобретателя и искателя, который боялся ко мне подойти и обидеть, терпел холод и сопротивлялся тяге, сходя с ума, но не нарушал данное слово.

Но его здесь нет. Он остался там, в бесконечной мертвой пустоши, где черный песок заменяет грунт, где в небе трепещет фиолетовое пламя Черты, где ночью хищников вокруг замка больше, чем звезд на небе.

Я судорожно прошептала, глядя через плечо:

– Оставь меня. Уходи.

Но принц стал еще темнее, шагнул вплотную и почти прогарчал:

– Я возьму то, зачем пришел. Мне плевать, кого ты любишь. Потерпишь.

Дернув меня за руку, развернул по оси и прижал к стене всем телом. Будто собирался слиться со мной буквально. Я вдруг вспомнила, каким он жутким был после яда оски, и окаменела. Не хочу так, но сама подвела его к этому краю.

Ткань сорочки затрещала, скользнула по бедрам, мужские пальцы заметались по телу, царапая, сжимая, причиняя приятную боль.

Я неловко оттолкнулась, но любовь так глубоко въелась в поры, что я едва дышала от страсти.

На Синарьене оставались светлые штаны, когда он подхватил меня под ягодицы и практически бросил на кровать. Я попыталась отползти, перекатиться на другой край огромного ложа, но меня потащили назад.

Я не кричала и не умоляла. Это бессмысленно. Я хотела ему помочь, действительно хотела. Но не так! Лаской, теплом…

Но он ничего не понял.

Синар не целовал меня, не нежничал и ничего не говорил больше. Он действительно брал.

Сдернув завязки со штатов, навалился и подтянул меня к себе, словно безвольную куклу. Широко раздвинув мои ноги, лишь на миг замер. Будто засомневался.

– Я буду тебя ненавидеть… – захлебываясь злостью и неудержимой страстью, прошептала я. Сдавила пальцами его плечи, сцепила зубы, чтобы ничего лишнего не сказать.

Синарьен, совсем побледневший, незаметно кивнул, дернул уголком губ вниз и, придерживая мои ноги, погрузился на всю длину. Жестко. До глухого удара. Поморщился. Словно наказывал и себя, и меня.

Было странно. Горячо. Приятно.

И больно. Что он все-таки переломил меня, сделал по-своему.

Впервые истинность воспринималась, как нечто злое и несправедливое. Я хотела бы ничего не чувствовать. Хотела бы отрешиться от пламени, что медленно ползло по нутру, заливая светом каждый темный уголок души. Хотела бы! Но не выходило.

Спасло мою израненную душу только то, что принц не растягивал: несколько широких махов, и излился в меня горячим семенем.

Так и замер. На вытянутых руках, дыша через раз и покрываясь на глазах инеем.

– Не помогло…

Он свалился на меня кулем, сбив дыхание. Я попыталась крикнуть, позвать на помощь, но голос сел, лишь сипела.

Глубоко вдохнув, оттолкнула Синарьена от себя и перекатила его на спину. Он был ледяным. Боже… что я наделала? Почему не помогло? Что не так?

Глава 21

Любава

Что происходило дальше, я помню смутными отрывками.

Осознав, что принц умирает, накинула пеньюар и бросилась к двери. Срывая голос, позвала на помощь и бросилась назад, к кровати. Я пыталась привести принца в чувства, хлопала его по щекам, взывала, целовала в мерзлые губы. Но он не отвечал. Не двигался. Умирал. Как и его сердце в моей груди.

Набежали воины, люди, слуги, меня грубо оттащили в сторону, хотя я рвалась назад, к Синарьену. Кто-то ударил меня. Губы обожгло болью, на зубах появился железистый вкус, но я не сдавалась. Все равно вырывалась и кричала.

– Вы не понимаете! Я могу его согреть! Могу…

Когда вокруг Синара загорелся яркий свет купола теплоты, но принц ни капельки не согрелся, кожа оставалась серой, глаза закрытыми, я поняла, что нужно действовать.

Они не помогут ему, бесполезно все. И я не смогу. Но что мешает? Я не понимала.

Лекари возились, маги предлагали варианты, меня держали в углу, будто собачонку, и следили, чтобы не дергалась. Кажется, надо мной нависал одноглазый Киран. Он тревожно оборачивался, раздувал ноздри и сжимал крупные челюсти так, словно жизнь Синара для него важнее всего.

Я в тот миг не совсем понимала: он меня защищает от толпы или толпу от меня.

Набежали ещё люди, комната превратилась в хаос, воздух заканчивался, сердце принца в моей груди едва ворошилось. Я чувствовала, как оно медленно замирает, леденеет, остужается.

А мое заколотилось отчаянно и будто выпрыгнуло в горло – перекрыло воздух.

Стало так плохо, что я едва понимала, что творю.

Оттолкнула вояку от себя, хватило сил даже отодвинуть его на несколько шагов, отчего Киран опешил и не сразу принял меры.

Я с криком ринулась к постели принца. Меня тут же отшвырнул какой-то тощий лекарь, больно ударив по груди сгустком синей магии. Не убил, но дыхание на мгновение прервалось, и я, закашлявшись, рухнула на колени.

Синар сильно дернулся в кровати, выгнулся в спине, теплый купол раскрошился и осыпался черной пылью. Рот принца открылся в безмолвном крике, а позвонки словно зазвенели – затрещали.

Внезапно на всех, кто был в комнате, обрушилась страшная сила. Словно ее обуяла дикая злость. Она загудела в висках, задрожала в груди, подняла мои волосы снежным вихрем и, резко подкинув меня над полом, непреодолимо потащила к старшему наследнику.

Я и пискнуть не смогла, только хватала воздух губами и дергалась от пробивающих мышцы разрядов.

Запястья горели, в глазах мерцала дымка, перекрывающая видимость, а средоточие магии будто сошло с ума – билось под сердцами бешеной птицей. Мне казалось, что кожа на спине и груди сейчас треснет, и я разлечусь на тысячи кусочков. Эссаха пыталась вырваться наружу, но сильные артефакты блока сдерживали, не пропускали, не позволяли ей высвободиться.

Такое напряжение я уже чувствовала раньше. Когда Синар вернулся на колеснице из пустоши, израненный укусами осок. Но тогда я не была отрезана от своего дара и могла помочь.

А сейчас я просто умираю вместе с ним.

С трудом повернув голову в ту сторону, где стоял Киран, прошептала:

– Он умрет… Помоги… Сними… – и вытянула руку, пытаясь дотянуться до стража. Я видела лишь его силуэт, распластанный по стене неведомой мощью.

С трудом сосредоточившись, перевела взгляд на свою руку.

На запястье крутились черные браслеты. Они разрывали кожу до крови, наружу рвался сизый свет, что пульсировал, давил, но оставался во мне, плотно запечатанный артефактом.

Воин все-таки отступил от стены, попытался приблизиться ко мне, его лицо раскраснелось, здоровый глаз налился кровью, вены вздулись. Еще шаг, и крупного мужчину оттолкнула та же сила, что растаскала лекарей и магов прочь от постели принца. Она будто защищалась от их вмешательства.

Эти люди не смогут помочь в том, чего не понимают. Никто из них.

Только я.

Тело будто покрылось изморозью. Дыхание стало тяжёлым, колким. Горло обожгло, из носа заструилась кровь, в глазах потемнело. Принц снова выгнулся, застонал. Иней плавно скользил по его светлой коже, обнаженной груди, добираясь до шеи и скул. Забираясь на подбородок и укрывая снежной крошкой любимые губы.

Гул в ушах перешел в грохот, виски резало, будто в них спицы воткнули, из глаз потекли кровавые слезы. Я уже не кричала и не сопротивлялась, просто принимала свою долю.

Опустив руки вдоль тела, в последний раз посмотрела на Синарьена и прошептала:

– Я так люблю тебя…

Или мне почудилось, или принц открыл глаза.

Но я уже этого не увидела.

Внезапно стало тихо. Тьма ласково обняла, согрела и опрокинула мир на голову.

Глава 22

Любава

– Дэкус, что ты творишь? – шептал в стороне женский голос, мягко вылавливая меня из холодного сна. – Она же хрупкое дитя, совсем юная дева… Я всегда была против этих ваших программ. Они лишают иномирцев права выбора. Так нельзя.

– Они чужаки, а я должен защищать страну.

От этого голоса меня вдруг дернуло. Ненавижу его. Так сильно, что в глазах темнеет.

– Отдавая детей на растерзание? – зло шептала женщина. – Много ли в живых осталось попаданцев за эти годы?

– Достаточно, – брякнул король. – А остальные либо спились, либо пошли по рукам. Не мы виной, что они такие слабые.

– Да вы их используете! А потом выбрасываете.

– Молчи, Сэйлана, потому что…

– Что?! – яростным шепотом перебила его королева. – Ударишь меня? Задушишь? Выпьешь мою магию до дна, как сделал это наш сын с Любавой?

– Безродная сама ее отдала…

– Сама. Конечно. – Истерично засмеялась правительница. – Да только вы ее подтолкнули к этому. Так удобно – безродная сирота, ни имени, ни статуса. Никакой поддержки или защиты. Умрет, можно забыть и найти следующую жертву. Что ты наделал, Дэкус? Как ты мог?

– Ты же знаешь, что… – король не договорил, выругался глухо, словно закрыл ладонью губы. – Синарьен – мой первый сын, а чужачка – никто. Девка должна была помочь.

Эти слова били похлеще пощечин. Я задержала дыхание и вслушалась еще больше, отчего голова закружилась и пришлось вцепиться в одеяло пальцами, боясь улететь в темень. За плотной ширмой какое-то время было тихо, только магия лекарского купола хрустела над кроватью.

Король что-то буркнул, я не разобрала.

– Такой ценой? – в шепоте женщины отчетливо слышались ярость и боль. – Ты совсем свихнулся? Не верю, что на такое пошел. Я не хочу верить в это…

– Сэй…

– Нет, – отрезала она, чуть повысив голос. – Уходи. Видеть тебя не хочу. Своего сына ты защищаешь и бережешь, но эта девочка, что чуть не умерла из-за вашей глупости, тоже чей-то ребенок!

– Она безродная! – прорычал король. – Ничего не помнит. Нет у нее никого! – По стене грохнуло, я невольно дернулась, пальцы, сжимающие одеяло, побелели. – Я не подпущу подобное отребье к трону. Кто знает, что хранит ее родословная?

– Словно трон – особая награда, доступная только избранным с правильным списком родственников, – горько рассмеялась собеседница.

– Сэй…

– Молчи, – теперь рыкнула она. – И не говори, что мой род хоть как-то отличился и выслужился перед Критой. Вранье для попаданок, меня обманывать не смей. Я знаю, кто мой прапрадед, и чья кровь течет в моих венах.

– Не начинай! – повысил голос ин-тэй. – Я не хочу углубляться в родословную твоей семьи. Нашла, что вспомнить.

– То есть, кто я, тебе было плевать, когда чувства затмевали разум? А наш сын сам не может выбрать, кто ему дорог? Ты лучше знаешь, чего хочет его сердце?

– Синарьен со мной солидарен, и понимает, что безродная девка никогда не будет носить нашу фамилию. Фавориткой пусть берет ее, здесь я препятствовать не стану.

– Ты так ничего и не понял…

– Все понял, но на троне ей не бывать, пока я жив!

Я слабо заулыбалась уголками губ, прикрыла уставшие глаза. Наверное, наша студёная любовь с первым наследником – настоящее наказание для короля Криты. Не такое будущее он планировал для сына, а мы взяли и влюбились друг в друга. Теперь и будущее страны под угрозой из-за наших чувств. Хотя было что-то еще, оно стояло под горлом, словно пыталось выплеснуться и раскрыться, но не могло, мешало что-то. Обет или нечто другое, не знаю. Бесова память!

Если вспомнить, если понять, что скрыто за пластами времени – я бы дала отпор всему миру, я бы разобралась, как помочь принцу, и почему его отец так меня ненавидит.

– Уходи, Дэкус, – твердо сказала королева. – Теперь Любава под моей защитой, и посмейте с Синарьеном только приблизиться к девочке, я и тебя, мой любимый супруг, уничтожу, и сына накажу так, что долго будет зад свой лечить. Никакие лекари не помогут.

– Не заговаривайся, Сэйлана, – прошипел ин-тэй. – Не забывай, что она преступница и угрожала жизни ин-тэ. По закону ее бы уже казнили, если бы не связь.

– Угрожать вам нельзя, а доводить слабую и беззащитную девушку до полусмерти – можно?

– Я не только твой муж, но и король, помни об этом. Держи язык за зубами, Сэйлана.

– Я достаточно молчала. Хватит. И я тебя не боюсь. Уходи.

Дэкус страшно зарычал, но все-таки шумно удалился, напоследок хряпнув дверью.