Повезет-повезет! (Из цикла «Учительские повести»-2)

ПОВЕЗЕТ-ПОВЕЗЕТ!

Повесть

І

Звезды были близко. Они ослепляли лучами, время от времени пересекающимися между собой. Когда их становилось много, казалось, что исчезает резкость, но это просто кружилась голова. Небо навалилось на грудную клетку. Чтобы не задохнуться, повернул голову. На расстоянии вытянутой руки из снега смотрели вверх дужки очков. Подумал о стеклах, но как только потянулся за очками, они приняли устойчивое положение, как будто сами почувствовали дикую боль в его левом плече. Он ахнул и снова увидел звезды. Дыхание перехватило. Открыв глаза, испугался. Вместо звезд над ним висело испуганно-веснушчатое лицо. Оно что-то промычало неразборчиво, и чьи-то руки стали приподнимать его. Только теперь, оказавшись на ногах, он увидел голубую кабину «ЗИЛа». Обернулся, вспомнив о своем дипломате. Тот лежал посреди дороги метрах в трех.

– Что ж ты нарушаешь? – выдавил водителю, откинувшему скрипучую дверцу кабины.

– Тише, тише, – услужливо подавая очки и дипломат, сказал водитель, гололобый молодой парень в выгоревшем военном ватнике. – Куда вас подвезти? Может, в больницу?

В кабине Вите стало совсем плохо. В глазах потемнело. Он испугался, что может потерять сознание, дернул головой. Машина проезжала возле его дома. «Может, уже не вернусь?», – удивился своему спокойствию.

У ворот больницы водитель помог сойти, и они вошли в приемное отделение. Пожилая медсестра стала записывать Витины данные, потом данные водителя. Оглянулся – рядом никого. За стеклянной дверью убегал знакомый ватник. Витя дернулся вслед и тут же обмяк, в глазах потемнело. Он почувствовал, как падает, теряя сознание. Успел подумать, что с ним еще такого не было. Ударившись коленями о бетонный пол, пришел в себя, приподнял дрожащее тело и, уцепившись за стойку регистратуры, прохрипел подбежавшей медсестре: «Остановите его, он убегает».

Рентген грудной клетки переломов не показал. Врач констатировал сильный ушиб с гематомами плеча. Так Витя вместо школы оказался в больнице. В тот же день его навестил гаишник и измучил вопросами.

– Я шел в магазин за сигаретами. Метель… Светофор дал зеленый, я сделал два шага с тротуара и ощутил сильный удар слева… Покатился… Помог… Подвез до больницы и убежал… Темно было… Молодой, в ватнике… Синий «ЗИЛ», самосвал, наверно… На сиденье зимняя шапка… Номер?

– Интересно получается! Вас сбивает машина, и вы даже не пытаетесь узнать, кто, посмотреть хотя бы номер машины?

– Так ведь сам предложил отвезти в больницу… Ну, что ж, следующий раз буду иметь в виду.

– Смотрите, чтобы следующего раза не было, – назидательно произнес гаишник, предупредив напоследок, что заедет еще: может, Витя вспомнит чего о водителе или машине.

Витя никак не мог успокоиться. Ладно, перед гаишником пытался гоголем выглядеть, как будто ничего страшного не случилось. А ведь случилось! Никогда не предполагал, что его собьет машина, да еще на светофоре, да еще при переходе на зеленый свет. Конечно, перекресток двойной, водитель первый светофор пролетел, думал, второй успеет. Молодой парень, наверно, из армии недавно. Ну, какой тут номер? Жив остался, и ладно.

Неприятность, с которой начался день, продолжалась, укладывая его на больничную кровать, напоминая о себе болью в плече и мыслями о работе. Анализ произошедшего неуклонно упирался в причину: почему он, идя на работу, повернул в сторону магазина? Так он покупал сигареты уже несколько раз: сделать небольшой крюк, заскочить в магазин, который открывается в семь и, затянувшись, потихоньку пешочком пройтись. Перед школой выкурить вторую, удовлетворив запрос организма. Сложилось так уже. Ну, дальше на перерывах.

Вот сколько раз бросал эту заразу! Получалось же! И уже технологию разработал. Сначала нужно захотеть бросить курить, очень захотеть, осознать, что эта привычка вредная, пагубная, сегодня почти сгубила. Потом выбрать удобный момент, чтобы в ближайшее время не было никаких потрясений, нервов, только спокойствие. Настроиться на позитив. Конечно, лучше всего начинать с выходного. Потом неделю или две, а то и больше, в зависимости от обстоятельств, летаешь. Такая легкость, настроение! Думаешь, что развязался с привычкой навсегда? Черта с два! Иногда сдаешься внешним обстоятельствам, но чаще сам поднимаешь руки. Не из-за чего, просто так: захотелось обновить, освежить состояние легкости, которое со временем стирается. Жизнь снова становится обыденной, серой. Начинает царапать всякая мелочь. Этот зуд усиливается с каждым днем, а тебе некому рассказать, поделиться – не поймут. И ты один знаешь, как выбраться из ямы, повторить состояние полета. Нужно закурить, покурить какое-то время, накуриться до одури, снова разозлиться на себя, настроиться и прыгнуть. И снова легко. Закуривая, удовольствие получаешь от первой сигареты, а бросая – летаешь недели, удовлетворенный результатом.

Загоняешь себя этими сигаретами в состояние непрекращающегося поиска выхода. Вырваться из этого обманчивого круга! Как? Так вот, сегодня нашел. Водитель «ЗИЛа» помог. Что тут скажешь? А мог и вообще выйти, навсегда и насовсем. «Остановите Землю, я сойду!» – кто-то метко угадал. Кто? Конечно, кого достало все. Нет, я хочу остаться. Пусть эта встряска поможет. Хватит дурью маяться. Это знак.

Мысль о неожиданном спасении, возможности вырваться из заколдованного круга не грела, не снижала градус утренней неприятности. Все чаще думалось о работе. Эти мысли были всегда тревожные. Почему-то работа в школе у Вити ассоциировалась с тревогой. Он не понимал, откуда это. Может, еще со школьных лет, когда очень ответственно относился к учебе, к каждой оценке. После учебы в институте, придя в школу и погрузившись в школьные заботы, звуки и запахи, вспомнилось тревожное состояние. Как будто каждый день должно было случиться что-то неприятное. Ты идешь на работу, и уже готов к тому, что сегодня случится. Может, и не случится, а ты готов, как оловянный солдатик, всегда на посту, на чеку, на стреме. Но неприятное случилось не в школе, а по дороге. А в школе сейчас хорошо: идут уроки, дети шумят, учителя перешептываются, почему нет Виктора Ивановича. А вот, наверно, уже и узнали от директора: учитель физики попал под машину. История… А ведь недавно на классном часу изучали с учениками правила дорожного движения. Вот ребята посмеются!

Теперь чувство тревоги накрыло от того, что ты выпал из процесса. Поезд проходит мимо: стучат на стыках колеса, в вагонах сидят ученики. В каждом вагоне по ходу поезда висят доски, и перед ними учителя с указками и мелом в руке что-то объясняют. Кто-то же ведет физику? Неужели никто? А как же дети? Они же отстанут! Медсестра растормошила задремавшего Витю, поставила капельницу.

В понедельник врач осмотрел сине-зеленое плечо, послушал дыхание, измерил давление и выписал бюллетень. Травмированному предписывалось походить на физеопроцедуры, уколы и оздоровительную гимнастику для разработки плечевого сустава. На гимнастику Витя сходил два раза, потом решил делать самостоятельно дома. Он думал, что плечо с каждым разом будет легче переносить нагрузки, но как ни старался, не получалось. Поднять руки вперед до уровня плеча можно, но развести в стороны боль не позволяла. Невозможность разработать плечо раздражала. Не терпелось побыстрее выздороветь – и в школу. Но в таком состоянии?

В пятницу побрел в травмопункт.

– Как это, молодой человек, вас угораздило? И на трезвую голову? – спросил сухонький лысенький пожилой хирург. – Ну, ничего, до свадьбы заживет.

После расспросов о самочувствии сделал запись в карточке и стал закрывать бюллетень.

– Подождите, вы что, отправляете меня на работу?

– Так точно, молодой человек. Одевайтесь. Вот вам документ и…

– Извините, а как я буду работать, если у меня рука не поднимается?

– Ну, во-первых, она у вас поднимается, а во-вторых, по вашей работе можете обойтись без поднятой левой руки. Правая же поднимается?

– Как-то не смешно. Мое рабочее место у доски. В правой руке – мел, в левой – тряпка. А так я левой рукой ничего не сделаю.

– С правой рукой у вас все в порядке?

– Я о левой говорю, что не смогу ничего ею делать. У меня даже плечи не одинаковые, одно выше другого. Предлагаете все время терпеть боль? Знаете что? Направьте меня на рентген!

Хирург с молоденькой медсестрой устало смотрели на взволнованного больного.

– Подойдите сюда, – сказал доктор. Развернул Витю лицом к старенькому трельяжу, положил сзади ему на плечи ладони погонами и спросил: «Ровные? Смотрите внимательно, ровные плечи? Одинаковые?»

– Так-то, конечно, ровные. А вы снимите.

– Ну, если хотите лишнюю радиацию после Чернобыля… – Аллочка, отведи.

Через несколько минут, дождавшись, когда выйдет очередной посетитель, Витя принес снимок. Пока стоял в коридоре, рассмотрел изображение верхней части грудной клетки. Одна ключица, конечно, это левая, выгнута больше, и вверху посреди был хорошо виден излом. Вот оно что. Вот почему горбатило плечо, и возникала боль при поднятии руки.

– Батенька, так у вас перелом ключицы! Что ж вы, дорогой и бедный, молчали? Закрытый перелом.

Хирург взял снимок недельной давности. Там ключичного перелома видно не было. Снимок делали ниже и кроме грудной клетки захватили только часть ключицы.

– Садитесь! Сейчас вам наложим повязку, зафиксируем левую руку, так что пользоваться ею будете еще нескоро. Алла, приготовьте бинты!

Витя, наконец, расслабился. Довольный тем, что доказал доктору правоту, и одновременно напуганный переломом, ощущал легкие прикосновения рук Аллы, бинтующей его грудную клетку. Ему становилось теплее, уютней в этой бинтовой оболочке, которая дарила новые ощущения. Наконец, перевязка закончена, рука зафиксирована. Витя поднялся с кушетки вслед за медсестрой, потянулся за рубашкой, и тут его прошиб пот: «Они меня замотали, как в кокон, вздохнуть нельзя! Боже! Я так не смогу!» Он захотел вздохнуть глубже, но ничего не получилось. Бинты плотно и надежно сковали грудную клетку и позволяли сделать только маленький вдох. Ребра упирались в бинтовую емкость как в бетонную стену. Он почувствовал удары своего сердца.

– Доктор, мне плохо! Я задыхаюсь!

– Не волнуйтесь, привыкайте. Не делайте глубокий вдох, и все будет нормально, успокойтесь.

– Разматывайте меня быстрее! Ну же! Быстрее! Елки-моталки! Что ж вы? – кричал Витя, бегая по кабинету, судорожно пытаясь одной рукой сорвать с себя бинты.

Размотав Витю, медсестра подождала, пока он успокоится, и сказала набрать в легкие воздуха. Но Витя уже сам понимал, что нужно делать. Вот теперь он размяк. Ему помогли одеться и предложили посидеть на кушетке. Хотелось на воздух. Он испугался, что ослабеет еще больше, и попрощался.

На улице шел густой снегопад. Крупные снежинки падали лохмотьями. Показалось, что воздуха из-за снега стало меньше, но дышалось легко и почему-то весело. Витя вспомнил растерянный взгляд медсестры, испуганное движение к нему хирурга. Подумал, что приобрел опыт в наложении повязки на грудную клетку. Неприятное состояние, которое испытал несколько минут назад, уже не волновало. Новая повязка позволяла полной грудью вдохнуть прохладный ионизированный воздух, пропущенный через фильтр чистейшего снегопада.

Под вечер с работы пришел Валера. Зашел поздороваться, но, увидев перебинтованного Витю, начал расспрашивать, что да как. Тот в подробностях расписал, как спорил с хирургом. Узнав, что как минимум недели две-три его соседу придется сидеть дома в перебинтованном состоянии, Валера, несмотря на просьбы Виктора, побежал в магазин.

Витя считал, что ему повезло с соседями. В коммуналке, в одну из комнат которой его поселили от школы, две другие комнаты занимала Татьяна с трехлетним сынишкой Вадиком. Иногда к ней наведывался бывший муж, с которым она не хотела даже разговаривать и после часа общения отца с сынишкой, вытуривала его. Полгода назад вернулся ее старший брат Валера. Он собирался жениться на красавице Инне, с которой познакомился, приехав с вахты в Сибири. Иногда у них что-то не ладилось, и тогда Валера оставался ночевать у сестры. Они были похожи друг на друга: оба широкоскулые, светловолосые. Татьяна обладала волшебным мягким голосом и такими же мягкими руками. Работала медсестрой в городской больнице. Лицо Валеры смягчала русая бородка, которая вместе с усами и пышной вьющейся шевелюрой создавала образ путешественника, но работал Валера на стройке бригадиром.

На таких посиделках всегда верховодил Валера, перебить его можно было лишь ненадолго. Информация лилась как из рога изобилия, причем громким голосом, натренированным на стройках в разную погоду и в разное время года. Лекция начиналась после второй или даже первой рюмки.

– Вот ты говоришь, запеленали, мол, тебя, будто свободы лишили. А ты представь ситуацию с другой стороны. Я бригадир, в Сибири прорабом на последней стройке. Ты думаешь, что если я начальник, то свободен? Как бы ни так. Я спеленат, как ты сейчас, только не бинтами, а разными нормами, стандартами, правилами. А взаимоотношения с подчиненными, с начальством?

– Понятно все. Я согласен абсолютно, – встрял Витя, но Валера легко заглушил попытку выразить учительское мнение на понятие свободы. Он знал, что спорить и тем более обижаться на Валеру не стоит. Тот действительно много поездил и много повидал. Слушать его всегда интересно, но когда тебя лишают слова, а тебе есть что сказать, и хочется сказать, ты быстро устаешь от громкого голоса, какие бы примеры и доводы он не приводил.

Больше всего Валера любил рассказывать о работе. По его рассказам как наяву можно было представить всю строительную площадку от внутреннего устройства бытовки до стройматериалов, оставшихся лежать под открытым небом на крыше строящегося дома.

– Вот ты никогда не догадаешься, какой последний объект мы строили в Сибири! Между прочим, он оказался и самым трудным. Представь себе, тюрьма, особый объект, – хрустя посоленной луковицей, убавил звук Валера.

– Пойми, мы-то все время строили гражданские объекты, а здесь оказалось все по-другому: и двери, и окна, и туалеты, и душевые, и коридоры. Решетки везде. Представь, на окнах – по четыре решетки, и каждая имеет свое назначение, характеристики, ну и название, само собой. А прикинь, что ты сидишь в этой камере! Жуть! С мухами разговаривал бы, стены вычитывал бы, неровности всякие, трещинки. А начальник тюрьмы, представь, говорит, мол, что некоторые сидят, и для них большей свободы не надо.

Валера сделал паузу, выпили, и снова, не дав слова товарищу, продолжил: «Прикинь, этот начальник и сам привык: в кабинете окна с решетками, во всех помещениях с решетками. Прихожу, говорит, домой, а мне неуютно, заснуть не могу – решеток нет на окнах.

А ты говоришь, запеленали твою свободу. Ты уже не помнишь, как тебя пеленали, ручонками двинуть нельзя было. Твоя свобода тогда заключалась в том, чтобы титьку мамкину губами поймать и в пеленки а-а сделать. Хватало? Хватало тебе свободы?»

– Хватало, хватало, – поспешил ответить уставший Витя, опасаясь, что Валера выйдет еще на какую-нибудь тему.

– У тебя вон книг сколько, вот и читай! Вот твоя свобода! – вставая, потягиваясь и одновременно зевая, сказал Валера.

– Представь, с Инкой разругались, заночую у Таньки. Дай-ка полистать чего на сон грядущий, завтра вставать что ни свет.

Витя лежал на кровати, смотрел на окно и думал, что вот нет решеток на его окне, а чувствуешь себя, как в заточении. Конечно, все условно. Что спеленали и лишили возможности использовать левую руку, это еще ничего. Тяготило то, что нельзя ходить на работу. Он потянулся за книжкой, купленной накануне, пытался вчитаться в научно-популярную трактовку открытия квантовой механики, но скоро понял, что тема не идет. Полистал – на все про все два рисунка на форзацах, цветные. Не понятно, читал ли художник книгу или нет, но рисунки заинтересовали. Космос в восприятии художника был наполнен некоторыми физическими формулами, звездами, планетами, ближе всего висела наша Земля. Сложный мир был представлен простым языком художника, будто физический процесс представляют учебным мультиком. Вите как раз это было важно, он всегда пытался помочь ученикам увидеть простое в сложном.

В рисунках были зашифрованы физические закономерности, которые нужно найти и объяснить. Смысловая глубина рисунков поражала гибкостью, вариативностью. С методической точки зрения материал может быть использован неоднократно на разных темах. С другой стороны, эстетика, предложенная художником, современная. Показалось, что Витя наконец-то нашел то недостающее, о чем думал в последнее время.

В школе молодой педагог работал второй год. Конечно, это срок. Новый коллектив, ученики, и ты еще зеленый. Адаптация длится обычно до полугода, но бывает по-разному. Уже при приеме на работу директор настроил на предстоящий ремонт кабинета и пообещал новую мебель. С приборами и лабораторным оборудованием был порядок, надо отдать должное предыдущему учителю, сохранил и содержал в порядке. А вот оформление кабинета было никакое. Сразу после окончания учебного года Витя, засучив рукава рабочего халата, взялся менять мебель. От помощников отказался, любил работать обстоятельно, без суеты – до отпуска почти месяц. Да и в отпуске почему бы не поработать? Однако администрация обрадовала: в начале июля он с другими учителями должен везти учащихся на оздоровление в Севастополь. Пришлось поторопиться.

Самая муторная работа связана с подключением электропитания. К каждому столу нужно протянуть провода, просунув внутри полых металлических ножек, и подключить к розеткам. Устав ползать между столами, Витя растягивался на полу. Глядя с непривычного ракурса на свой кабинет, оказывался в параллельном мире. Кто-то его искал, спрашивал, но не замечали между столами, а он не отзывался. В приоткрытую дверь врывались школьные звуки, а Витя, ощутив себя в новой реальности, шарил взглядом по стенам и сочинял новое техническое оснащение и оформление кабинета.

На одном из семинаров методического объединения опытный учитель физики давал открытый урок. Тема была важная: преобразование переменного тока и трансформатор. Но не сам урок удивил Витю, а чрезмерная насыщенность использования технических средств. Более того, в кабинете все было автоматизировано, даже дверца шкафчика, где стоял киноаппарат, открывалась автоматически. Проводились опыты, дети дискутировали и писали небольшую самостоятельную работу. К концу урока у посетителей закружилась голова. Одним понравилось, другие, наоборот, считали, что такой темп все ученики не могут выдержать, а частое использование техсредств только отвлекает.

После того урока Витя проанализировал, что может сделать в своем кабинете. Во-первых, нужны автоматически зашторивающиеся окна, во-вторых, автоматически опускающийся экран. Двигатели для этого есть – подарок шефов завода. Нужно отремонтировать электрическую плакатницу над дверью в лаборантскую, в задних шкафах установить диапроектор, проигрыватель и кинопроектор. И самое главное – все управление свести к учительскому столу.

Когда все было готово, Витя решил продемонстрировать директору результат своей работы. Директор пришел вместе с завучем. Продолжая решать какой-то вопрос, всем видом показывая, что торопятся, они остались стоять возле двери. Витя только сейчас обратил внимание на открытую фрамугу, подбежал закрыть. Он хотел показать, как зашториваются окна. Оказалось, что соскочила пружина, соединяющая две части фрамуги. Витя быстренько вскочил на стол, со стола на подоконник и, взяв обеими руками внутреннюю часть фрамуги, попытался ее закрыть. То ли он потерял равновесие, то ли фрамуге не понравилась его торопливость, но она вышла из завесы и предательски повисла на Витиных руках. Падал он долго, спиной, продолжая держать в руках проклятущую фрамугу. Попытка найти опору правой ногой оказалась крайне болезненной: нога не попала на стол и пыталась затормозить падение, скользя мышцами по острому углу стола. Ударившись сначала спиной о стол, Витя все-таки вывернулся из-под фрамуги и сбросил ее влево. Сам упал на нее следом. Звон разбитого стекла и крики директора с завучем не заглушили боль травмированной ноги.

Еще неделю хромал Виктор Иванович по школе. Последнюю работу по кабинету – поклеить обоями стены – выполняли уборщицы. Так что первый урок в этом учебном году он проводил в своем классе в обновленном кабинете. Остался последний штрих: дождаться выполнения художественной мастерской планшета с вспомогательной информацией по физике на поклеенную стену. Художник недавно звонил директору, просил предложить дополнительную информацию для фонового оформления. И вот, наконец, Витя нашел, что нужно.

Не спалось. На правом боку засыпалось плохо. Вспомнив случай с травмированной ногой, Витя сопоставил два факта. Нет, три! Охнул, удивившись догадке. Год назад он купил книжку «Хатха-йога для начинающих». Изучив вступление, понял, что книга – настоящий клад. Она поможет ему с помощью ахимсы, сатьи, астейи, брахмачарьи и апариграхи победить все пороки и бросить курить. А потом, используя правила шаочи, сантоши, тапаса, свадхьяи и ийшвара-пранидханы, приучить себя к положительному образу жизни и мышления.

Начав пробовать асаны, Витя понял, что некоторые он уже знает и даже пробовал раньше. Осваивая дыхательные упражнения, решил очистить организм при помощи шанкх пракшаляны. Процедура включает выполнение четырех физических упражнений, после каждой серии которых выпивается стакан теплой подсоленной воды. На четвертом стакане на последнем упражнении скручивания в животе заурчало, а в грудной клетке щелкнуло. Показалось, что от излишнего усердия коленом он сломал себе ребро. Каждый вдох сопровождался болью в боку. В поликлинике сказали, что повреждено хрящевое сочленение, и рекомендовали не давать пока больших нагрузок на мышцы грудной клетки.

Только теперь, уже почти засыпая, Витя понял, что эти травмы взаимосвязаны. Раньше с ним никогда подобного не происходило. Все три случая объединены определенными обстоятельствами и связаны с его работой. Книжку с йогой он купил, только-только устроившись в школу, по дороге со школы – это раз. Травмирование со сдвигом икроножной мышцы он получил, ремонтируя свой школьный кабинет – два, под машину попал, когда шел на работу в школу. Неважно, что за сигаретами шел, работа нервная. Вот оно как. Что же теперь? Ведь все идет по нарастающей, усугубляется. А потом что? Витя пытался среди невезений выделить везения, но их не было. Была обычная жизнь, отданная школе, без претензий на личную.

Сон прошел. Витя еще долго лежал, глядя на незарешеченное окно своей комнаты, и ему тоже, как тому начальнику тюрьмы, стало не по себе. Он ощутил беспокойство за неопределенность своего будущего. Хотя он физик, материалист и не верит ни в какую чертовщину, но чем черт не шутит? Захотелось с кем-нибудь поговорить, но через коридор доносился Валеркин храп, а за телефоном идти поленился.