Горностай в Туманном Краю

1. Удивительная школа мастера Сяо Ли

Туман накрывал горы, леса и дороги, так что Горностаю казалось, что он шагает через нарисованный пейзаж. Вот сейчас он пройдет еще немного – и в белесом небе покажется из-за высокого утеса столбик каллиграфических иероглифов, нарисованный прямо в воздухе…

Но из тумана выплывали навстречу только квадратные, со скругленными верхушками, плиты верстовых столбов, похожие на забытые надгробия.

А в лицо дышал сырой ветер.

Наконец, после поворота ему открылся вид на столицу уезда. И Горностай невольно остановился – этот город оказался неожиданно огромным.

Словно огромный пруд, город растекался по открывшейся долине, и казалось, что ему нет конца и квадрат длинных стен с башнями по углам едва его сдерживает.

Было заметно, что некогда этот город пытались строить по единому плану, можно было даже разглядеть шесть главных проспектов и низкие внутренние стены между районами. А уже внутри них – сплошная застройка, бесчисленное множество покатых крыш. Издалека они были похожи на дубовую кору.

От этого зрелища невольно пестрело в глазах, и только горный туман немного сглаживал впечатление от панорамы.

Горностай попытался разглядеть дворец губернатора, чтобы сориентироваться в этом хаосе. Но то тут, то там взгляд натыкался на большой дом какого-то большого человека, и каждый из них мог быть дворцом – еще из тех времен, когда город был только основан.

С тех пор – Горностай был уверен, что прошло всего лишь несколько столетий, – в городе стало больше влиятельных людей.

Но выросла ли вместе власть губернатора? Или осталась прежней и казалась теперь такой же маленькой, как его дворец на городской панораме?

Такое подозрение было. Но выводы делать еще рано.

К тому же в глубине души ему совсем не хотелось изучать и делать выводы. Какая разница, кто силен, а кто слаб в этом городе до тех пор, пока на его улицах не дошло до беспорядков?

Горностаю хотелось хотя бы в этот раз просто войти в город, осмотреться, закупиться припасами, узнать новости. Как делают это десятки тысяч других, обычных путешественников.

«Но у меня это, как всегда, не получится, – подумал Горностай, продолжая свой путь. – Слишком много силы я собрал».

Может быть, это и есть одна из причин, по которой участники не добираются до Небесного Турнира? Им просто надоедает решать чужие проблемы?

«В таком случае, – решил Горностай, – я буду идти до конца. Даже если на этом неведомом Небесном Турнире я окажусь единственным участником. Кто знает, может, испытания по дороге и есть часть Небесного Турнира?»

Если это так, то, получается, Небесный Турнир уже начался. А значит, и все, что должно случиться вместе с его началом, тоже начало проявляться в этом безбрежном мире.

Как же повезло жителям города, что они об этом не знают!

Его ступни уже ощутили, как дорога начала спускаться вниз. А взгляд отыскал нарядную башенку с красной черепицей, что венчала ближайшие городские ворота.

Конечно, все расстояния в горах обманчивы. Но и Горностай умел кое-что. Так что он собирался добраться до них вскоре после полудня.

Почему-то захотелось глотнуть красного чая. Желание налетело внезапно, как утренний ветерок, и теперь даже почти прямоугольные плиты почтовых столбов по обочинам казались похожими на плитки прессованного чая. Неутомимый путешественник гнал от себя этот непрошеный образ, но проклятые бодрящие плитки роились вокруг сознания, словно назойливые мухи.

Это несколько мешало логически мыслить.

Подошвы еще ощущали спуск, но голова понимала: идти осталось немного. Застава возле ворот была уже как на ладони. Огромные тяжеленные ворота, окованные бронзой, с двумя приземистыми башенками по сторонам. Построенные наспех, они едва ли выдержали бы серьезную осаду – но кто решится осаждать такой большой и влиятельный город?

Судя по движению на башнях, его тоже заметили. Запертые ворота выглядели почти неприступными, но Горностай не сбавлял шаг. Возможно, его не пропустят сразу, но обязательно заметят и выйдут навстречу.

И он не ошибся.

В воротах открылась калитка, снаружи совсем неразличимая. Вышли четыре стражника и капитан, в кожаных доспехах и с особыми копьями, которые правильнее было бы назвать даже не алебардой, а цзи, на местный манер. Такими неудобно действовать в помещении, но они хороши в открытом поле и чтобы сталкивать кого-то со стен. Как бы ни был противник искушен в фехтовании, такая штука просто не подпустит его достаточно близко.

Особенно если они действуют слаженно.

Стражники построились квадратом, а посередине стоял капитан. Его бамбуковое копье было скорее ритуальным, с красным флажком, а на шлеме поблескивала бронзовая кайма. Его лицо было серым и суровым, словно у хорошо откормленной сторожевой собаки.

Сразу видно, что они заподозрили в пришельце человека, искушенного в магических искусствах. И поэтому даже не пытались схватить – потому что понимали, что, скорее всего, так просто это сделать не получится.

Горностай тоже остановился. Он не мог, конечно, знать их мысли, но примерно представлял, кого они видят: долговязого, еще молодого на вид варвара с длинными, завязанными в хвост светлыми волосами, светлой кожей, в дорожной накидке и с посохом в руке. Одежда выглядит добротной, а перевязь дорожного мешка подложена широкими полосками ткани – однако странно, что такой зажиточный варвар от города к городу шагает пешком.

– Кто ты такой? – спросил капитан.

– Зовусь я Горностаем. Происхожу из северных варваров. Хожу по дорогам, стараюсь отыскать путь.

– Однако ты вызываешь подозрения.

– Что во мне подозрительного?

– У тебя неплохо отросшие и подозрительно чистые волосы, – произнес капитан.

– Блуждая среди рек и озер, всегда найдешь время, чтобы искупаться и помыться.

– Но сейчас раннее утро, а ты пришел издалека. Где и когда ты побрился?

– В походных условиях.

– Я тебе не верю.

– Если я скажу, что я достаточно овладел потоками жизненной энергии, что могу уже не тратить время на бритье, вы мне все равно не поверите.

– Разве с помощью внутренней алхимии это возможно?

– Если с помощью внутренней алхимии можно достичь бессмертия, то почему бы не достичь для начала свободы от необходимости бриться?

– Про бессмертных я слышал, а вот про мужчин, что обходятся без бритья, – нет, – заметил командир. – И в то же время мне очевидно, что ты не переодетая женщина. И на узколицых пустынных всадников, у которых не растет борода, ты не похож. Уж не заделался ли ты бессмертным?

– Все бессмертные с чего-то начинали.

– Если они вообще существуют.

– Но я же существую. И мои щеки гладко выбриты.

– Твое объяснение звучит странно.

– Предложите менее странное.

Офицер задумался. Было видно, что ему, военному в низком чине, дается это занятие нелегко. Наконец, он сказал:

– Возможно, ты демон.

– Ваша догадка может быть и верной, и неверной, – со спокойным достоинством ответил Горностай.

– Ты что – сам этого не знаешь?

– Это вопрос философский.

– Ну так пофилософствуй, если умеешь.

– Вся проблема в том, что мы не знаем, кого называем демонами, – со спокойным достоинством ответил Горностай. – По моему опыту, демонами называются существа, внешне похожие на людей, у которых внутренние энергии приняли совсем странные формы. Они далеки от обычного человека, но также далеки от бессмертия.

– Ты рассуждаешь со знанием дела, – заметил капитан.

Горностай подождал, но других слов не последовало. Тогда он ответил:

– Я не демон и никогда им не был. Напротив, я следую Пути. Пожалуй, делаю это даже более упорно, чем обычные люди. Потому могу понимать и демонов.

– И какое у тебя занятие? В какое сословие записан?

– Я следую Пути. Как варвар, я не достоин быть принятым в подданство того императора, которого признают в вашем городе. А значит, чин мне тоже не положен.

– В нашем государстве, несмотря на все неурядицы, нельзя просто следовать Пути. И в наш город запрещено пропускать безродных бродяг, у которых нет ни занятия, ни сословия. Даже разжалованный генерал становится крестьянином.

Горностай отметил про себя, что это совсем не мешает городу разрастаться. А потом спросил:

– И какое же сословие признает ваш город для чужеземцев вроде меня?

Он решил не упоминать Небесные Ворота – пользы от них не будет, только еще больше запутаемся.

– Невольники, разумеется, – все тем же суровым и бесстрастным голосом ответил капитан.

– В таком случае ближе всего к правде будет назвать меня ученым.

– И каков же твой ученый ранг?

Горностаю показалось, что в левое ухо укололо фальшивой нотой. Он знал это чувство: оно означало, что он опять не понимает каких-то реалий здешнего государственного устройства. Здешний язык уже давно был родным для нашего странника, но все равно наш герой постоянно попадал в какие-то неизведанные места вроде вот этого. Вроде бы ясно, что от него хотят, – и совершенно непонятно, как положено это делать.

– Вы хотите узнать, какие науки я изучаю? – осторожно спросил он.

– Я хочу узнать, чин какого ранга ты носишь и какая из Академий тебя в этот чин произвела? Раз ты ученый, то тебя должны были признать другие ученые.

– Я ученый бродячий. Нет у меня ни дома, ни Академии. К тому же, я слышал, после очередных беспорядков не все из столичных Академий уцелели.

– Тем выше уважение к мнению Академий уцелевших.

– Я еще не добрался до столицы. И продолжаю совершенствоваться в науках, пока я в пути. На языке моего народа таких называют независимыми экспертами. Но я был послушником в знаменитом монастыре, постигал там магию и алхимию. Там могут за меня поручиться, и даже свиток с печатью выдали.

– Странный выбор наук для ученого мужа, – капитан произнес это таким тоном, что стало ясно: свиток показывать ему бесполезно. – Не поэзия, не история, не математика. Я уверен, что даже каллиграфия была только боевая.

– Я постигал это все, чтобы путешествовать в безопасности. На дорогах сейчас тревожно, в каждом уезде какие-нибудь мятежники.

– И кому ты собирался служить с этими знаниями?

– Особенно никому. Я, признаться, с детства мечтал стать монахом, но только в традиции Просветленного.

Горностай не стал уточнять, что его детство прошло очень далеко отсюда – так далеко, что для просвещения тех мест потребовался другой Просветленный. Там, в немыслимо огромных городах, стояли многоэтажные дома, похожие на гигантские кирпичи, а добраться туда можно только через Небесные Врата в краю говорящих тигров, и никто не знает, когда они откроются в следующий раз.

Там началась его жизнь. Но после стольких лет и дорог те места все больше казались ему чем-то далеким, почти сказочным.

– И что же привлекало тебя в монашеской жизни? – продолжал капитан.

– Разве для вас это что-то значит?

– Твоя искренность, открытость и готовность отвечать на вопросы – вот что для меня много значит.

– Мне казалось, что это очень интересно: живешь среди тропической растительности, медитируешь, постигаешь Путь.

– Разве монахов интересует Путь?

– Всех интересует Путь.

– Но почему ты сам сейчас не ищешь Пути в монашеском уединении?

– Настоятель монастыря отказал мне в посвящении. Он сказал, что монахов сейчас избыток. А тот, кто ищет подлинного служения, пусть идет в мир. Я, конечно, возражал, говорил, что хочу быть ближе к учению. А он как отрезал: учение не заканчивается за воротами монастыря. И по ту, и по эту сторону стен учение остается совершенно таким же истинным. Я просил соизволения стать хотя бы бродячим монахом, чтобы носить рясу и вызывать меньше вопросов. Однако и в этом мне было отказано.

– Что это за монастырь такой, где так хорошо учат?

– Если это имеет значение – я обучался в монастыре Белой Лошади.

Горностай был уверен, что для капитана это название – пустой звук. Или что-то далекое и сказочное, вроде небесных садов. Вопросы государственного устройства были ему явно ближе, а монастыри оставались не больше чем частью государства.

Но капитан явно услышал что-то неподобающее. Он нахмурился и сурово произнес:

– Твой монастырь Белой Лошади – место сомнительное. В тех краях многие склоняются на сторону одного из мятежных генералов, разбойнику по имени Красная Панда. Ты что – связался с мятежниками?

– Такое вполне возможно, – Горностай никогда не спорил с военными: он еще в детстве усвоил, что победы в подобном споре не достичь, а вот проблемы неизбежны. – Я не расспрашивал других послушников о том, что они думают о мятежниках. Мои дни проходили в учении и тренировках.

– Плохо не то, что среди послушников попадаются сторонники мятежа, – сказал капитан. – Плохо то, что такие есть и среди администрации монастыря. Я не уверен насчет настоятеля, но сообщения об изменниках не оставляют ни малейших сомнений. Этот монастырь – гнездо измены!

– Нет причин удивляться тому, что мятежники Красных Повязок стремятся изучать пути военной стратегии, – осторожно ответил светловолосый. – За годы борьбы они должны были усвоить: если они не смогут превзойти своих противников – им не достигнуть победы. Вот и подбирают знания где придется.

– Понимаешь ли ты сам, насколько преуспели мятежники? – насмешливо осведомился командир. – Ты не мог не увидеть, когда путешествовал по нашим дорогам, – государство распалось. Путь утерян, благодать рассеялась. Мы живем в эпоху позора!

– Я не могу одобрить мятежников, но я могу их понять, – как можно спокойнее отвечал Горностай. – Полководец Красная Панда, я полагаю, планирует на исключительную глубину, до мятежа он был одним из самых прославленных полководцев. Его стратегия весьма разумна. Ему мало нанести войскам императора одно или два тяжелых поражения – он собирается одержать окончательную победу. Его подручные разделяют эту идею. Красные Повязки могут казаться почти варварами, но ими руководят люди искусные и проницательные, многие из них сами были офицерами императорской армии. Они знают, что полководец, который положился на грубую ошибку противника, – допускает грубую ошибку уже сам.

– Ты, я вижу, не зря обучался в монастыре. Усвоил кое-что из стратегии.

– Усвоил достаточно, чтобы защитить себя, и недостаточно, чтобы навредить вашему городу.

– Ты варвар. У тебя нет подданства, чина и прошлого.

– Если бы они у меня были, я не был бы варваром.

– Но есть ли способ нам проверить твои слова?

– Попробуйте испытать их делом.

Капитан не стал спорить. А просто подал едва заметный знак, который мог показаться просто случайным жестом. Но солдаты заметили и отреагировали заученным маневром.

Те двое, что стояли ближе, бросились по диагонали, отрезая путь вправо и влево. А те двое, что были поодаль, бросились прямо на него.

Убегать можно было только назад. На это и был расчет. И потому Горностай бросился вперед, прямо на капитана.

Капитан, конечно, предполагал, что такое возможно. Но явно оказался не готов к контратаке. Горностай уже приблизился наполовину, когда капитан все-таки попытался заслониться копьем. Его движения были натренированными и достаточно ловкими. Он держал копье по диагонали, словно перечеркивая свое тело, и выставив острый край вперед, словно жало, чтобы и преградить путь, и остановить нападение.

Но Горностай отреагировал быстрее. С необыкновенной ловкостью, какой не ждешь от человека такого роста, он бросился на землю и проскользнул под древком копья и перекатился дальше, оказавшись за спиной у противника. И прежде чем капитан и тем более его подчиненные успели понять, что случилось, Горностай уже вскочил на ноги у него за спиной, подхватил бамбуковый посох, невесть каким образом пролетевший преграду, и легонько коснулся спины командира кончиком посоха.

Солдаты бросились было на выручку.

Но чужеземец не тронулся с места. Он стоял неподвижно, как статуя, замерев на пороге смертоносного удара, – но удара так и не случилось.

И солдаты тоже невольно остановились.

2. Чайный дом у Шепчущих Сосен

Все те же люди, что и раньше, стояли под городскими воротами: капитан, четверо солдат и варвар со светлыми, завязанными в хвост волосами.

Но теперь их положение сильно изменилось.

Аккуратный квадрат солдат распался, теперь они стояли редкой толпой и с удивлением взирали на открывшееся зрелище. Варвар был между капитаном и воротами, его посох замер возле позвонков капитана.

И теперь Горностай находился ближе всех к городу. Пусть даже ворота и оставались пока для него закрыты.

Капитан оставался единственным, кто так и не сдвинулся с места. Только теперь он не излучал власть и уверенность, а просто стоял, как столб, прямо на пути удара.

– Достаточно ли того, что случилось, чтобы убедить вас в моем мастерстве? – спросил варвар. Он говорил во все той же манере просителя, вежливого, но непреклонного.

– В реальном бою я не стал бы торчать неподвижно, – заметил капитан, не поворачивая головы.

– В реальном бою, – отозвался Горностай, – вы все были бы уже мертвы.

– Как ты сумел это сделать, если ты не демон? – даже потенциально убитый, капитан сохранял суровый голос и непреклонный вид.

– В вашей стратегии не было ошибки, в моей контратаке не было особой хитрости. Просто я оказался быстрее.

– Человек не способен двигаться так быстро. Особенно такой здоровенный, как ты.

Сам капитан был, конечно, тоже немаленький. Но Горностай решил не трогать этот вопрос.

– Все дело в том, что у меня просто очень быстрая реакция, – пояснил он. – Я очень быстро реагирую и использую самые удобные движения. От этого тоже можно защититься – но не предсказать.

– Я тоже долго тренировался. А теперь и сам тренирую. Мои глаза все видели, и твоим словам, варвар, их не обмануть. Это необычайно быстрая реакция. Людей с настолько быстрой реакцией не бывает. Как ты смог ее добиться? Можешь ли передать свое мастерство?

– Как вы уже сказали, все дело в тренировках. Мой учитель уже обладал подобной реакцией. Так что мне оставалось только услышать про этого учителя и поступить к нему в ученики. А дальше – только усердно тренироваться.

– Это ложь! Любой, кто практикует боевые искусства, знает: скорость реакции – это одно из немногих боевых качеств, тренировать которые невозможно!

– Невероятные учителя тем и невероятны, что способны совершать невозможное.

– И кто же был твой невероятный учитель?

– Я могу сказать, его имя Джек Ричер. Однако в вашей провинции могли и не слышать об этом мастере.

– Расскажи-ка об этом мастере Джеке Ричере. У него варварское имя. Насколько я понял, он жил где-то неподалеку от твоей страны, и мы туда добраться не можем. И все-таки поведай, как ты сделался его учеником?

– Книги с описаниями его странствий и побед свободно продаются по всей стране, из которой я родом. Вот я и заинтересовался.

– В твоей варварской стране есть книги?

– Я скажу даже больше: в моей варварской стране бывают даже и города!

– Это делает честь вашей державе. Хотя, по моим наблюдениям, в городах многие люди отлынивают от военной службы. Думаю, что стража вечно будет их защищать.

– Есть в городах и те, кто убегает при виде стражи, – осторожно заметил Горностай.

Он уже хорошо изучил нравы здешних людей. Да, в городе жило не меньше сотни тысяч жителей. Но в стране тлела распря. И в минуту опасности едва ли все жители будут сражаться за его стены. Слишком многие понадеются наловить рыбки в мутной воде… или просто будут уверены, что их и в этот раз пронесет.

– Мелких воришек мне не жалко, – с презрением произнес капитан. – Они все равно что сорная трава: как бы их ни драли, со временем новые вырастут.

– Согласен с вами. Однако мой путь начался в городе. Я жил в городе много лет, и это был очень большой город, один из величайших. А сейчас странствую там, где можно отточить мастерство, – между рек и озер, среди гор и потоков.

– Так, может, и пойдешь странствовать себе дальше?

– Мой путь привел меня к вам.

– Думаешь, в нашем городе живут великие мастера?

– Думаю, в вашем городе живут люди, которым пригодится мое мастерство.

– Пока ты показываешь только мастерство в увиливании от ответов.

– Ну, не говорите, – Горностай едва заметно улыбнулся, – видели вы и другое мое мастерство.

– И все-таки: как ты ему учился?

– Я уверен, что вы слышали про этот способ обучения, но не могу быть уверен, что вы его видели.

– Скажи – и я тоже скажу.

– Овладеть подлинным мастерством непросто. Старый Мудрец говорил так:

«Если бы Путь можно было подносить в дар, каждый поднес бы его своему государю.

Если бы Путь можно было передать, каждый передал бы его своим родителям.

Если бы о Пути можно было поведать другим, каждый поведал бы о нем своим старшим и младшим братьям.

Если бы Путь можно было вручать другим, каждый вручил бы его своим сыновьям и внукам.

Но если мы заглянем в летописи, то убедимся: подобного не происходит».

– Я вижу, что ты умеешь читать и даже читал кого-то из совершенномудрых древности. Приятно слышать, что и у варваров бывают достойные книги. Но что ты скажешь своими словами?

– Чтобы постичь путь учителя, ученик старается постичь не только его слова, но и его жизнь. Поэтому ученик селится у учителя, носит ему хворост, помогает в хозяйстве, ест с ним одну еду и пытается следовать не только словам учителя, но и самому образу его жизни, тем деталям его мастерства, которые ускользают от самого учителя. И так, со временем, он пропитывается мастерством и начинает, сам не понимая до конца как, повторять достижения учителя. И напротив – оказавшись вдали от учителя, полезно представлять его на своем месте и пытаться поступить так, как свойственно для него.

– Достойный метод! Жаль, мало кому доступен и еще меньше тех, кто ему следует. По книгам делать такое, думаю, особенно непросто. Почему же ты отправился сюда, а не к человеку, которого называешь учителем?

– Открылись Небесные Врата. И я этим воспользовался.

– Но ты мог отправиться и к учителю. Кто знает, может быть, от его уроков ты достиг бы такого могущества, что смог бы открыть эти Небесные Врата самостоятельно.

– Боюсь, в обучении я достиг предела. С тех пор как величайший Сяо Ли сражен тяжким недугом, он стал поручать часть своих мистерий своему брату, которого зовут Ен. Но их потоки энергии оказались не очень совместимы. Когда они объединили усилия, их совместная сила оказалась слабее, чем та, что показывали они по отдельности. Так что учиться там, прямо скажем, теперь нечему.

– Ты на что-то намекаешь?

– Рассказываю как есть. Какой намек вы расслышали в моих скромных словах?

– Зачем тебе знать, что я слышу и чего не слышу?

– Если у вас возникло какое-то подозрение, я спешу его опровергнуть.

– Ты узнаешь это в положенное время. А пока – проходи!

Капитан отступил в сторону и сделал знак копьем. Внутри башни заработал какой-то механизм, и городские ворота распахнулись. В проходе царила сырая темнота, но ловушек не было заметно.

Но Горностай не тронулся с места.

– Вы остерегались меня, – напомнил он, – нападали на меня, а теперь открываете мне ворота. Но почему?

– Думаю, мы все равно не смогли бы помешать тебе проникнуть в город. Твое искусство велико, варвар. Не заставляй нас применять против тебя армию! Напротив, следуй верному пути – и ты всегда получишь наше содействие.

– Но что означает в вашем городе «следовать верному пути»?

Капитан усмехнулся:

– Никто не ожидает от варвара исполнения ритуалов. Но один монах говорил мне, что это просто: твори добро, избегай зла.

– Такое просто сказать, но непросто исполнить.

– Монах сказал мне и об этом тоже. А теперь – проходи!

И Горностай вошел в проход внутри башни.

* * *

Мостовые внутри городской стены оказались неожиданно широкими. На главной магистрали смогли бы разъехаться пять колесниц, так что дома уже на другой стороне улицы терялись в сыром тумане, а если посмотришь вперед, казалось, что дорога тает во мгле. И казалось, что если ты пойдешь в ту сторону, то и сам, быть может, растаешь.

Но Горностай все-таки смог отыскать назначенное ему место – чайный дом у Шепчущих Сосен.

За годы, прошедшие с того времени, как его увидел Северный По, который и описал это место Горностаю, оно почти не изменилось – длинный одноэтажный дом из белого кирпича, просевший посередине, и походило скорее на склад. И только вывеска перед входом напоминала, что здесь чай пьют, а не только хранят. И даже три из Шепчущих Сосен сохранились и торчали из-за чайного дома, словно три воткнутых бамбуковых меча.

Горностай шагнул внутрь.

В просторном полутемном и сыром помещении было довольно многолюдно. Квадратные кирпичные столбы поддерживали крышу, а под ними за исцарапанными столами местные жители пили чай, играли в игры и обсуждали последние новости. Журчали струи чая, стукали по столу пиалки и камни и звонко щёлкали по доскам черные и белые камешки, создавая особую музыку, простую и непостижимую.

Тем не менее свободных мест хватало – во многом из-за привычки местных жителей кучковаться и тесниться.

Подошла служанка, молодая и степенная, в синем платье. Поклонилась, скорее формально, и замерла в ожидании распоряжений.

– Мне посоветовал это место один северный варвар по прозванию Северный По, – заметил Горностай. – Но вы, скорее всего, уже и не помните этого человека.

– Я отлично помню, что никогда не слышала про человека с таким именем, – с достоинством ответила девушка.

– Вы могли помнить его под другим именем. Северный По сменил себе имя, потому что оно совпадало с именем одного из мятежных полководцев, и удалился в степи, чтобы жить кочевым укладом, вместо того чтобы состоять на службе.

О том, что Северному По было настолько не по душе то, что он видел в Поднебесной, что он сбежал не просто в степь, а в монастырь, Горностай уточнять не стал. Если это имя притягивало проблемы – пусть оно притянет их только к нему. Северный По и так уже навоевался.

– Сейчас многие стыдятся своих имен, – последовал ответ. – Я вот слышала, что в прежние времена, когда было яснее, кто правит, а кто подчиняется, особым законом запрещалось писать иероглиф, который был частью имени правящего императора. В те времена еще жило достаточно магов, что практиковали магию каллиграфии и были достаточно сильны, чтобы использовать даже просто записанное имя против его хозяина. Но пострадали тогда не колдуны, а придворный историк из-за того, что работал ночью, потому что в ту ночь император умер и тут же, еще до рассвета, чтобы предотвратить возможные мятежи, взошел на престол его принц-наследник. Так что запретным стал уже другой иероглиф. И вот с утра придворный историк вошел в зал аудиенций, чтобы доложить о результатах своих изысканий, положил у ног нового императора страницы с недозволенными знаками – он был настолько охвачен мыслями о делах древности, что даже не обратил внимания, кто, собственно, на престоле. Тут-то его и схватила бдительная стража!

– Этот прискорбный случай может многому нас научить, – Горностай не был уверен, что понял намек до конца, но на всякий случай посоветовал сам себе быть поосторожней.

– Скажите, какой чай вы бы хотели сегодня отведать?

– Вид у меня варварский, а вкусы тоже варварские. Дайте-ка мне добротного и ароматного красного чая, если он у вас есть. Я слишком устал для тончайших бирюзовых улунов. Это северный город, я знаю, здесь должны водиться темные чаи.

– Вам, варварам, следует все же уделять больше внимания тонкому зеленому чаю. Ваш дух необуздан, а чувства грубы. Все из-за разлада в жизненных соках. Приведите соки в норму – и вам не придется больше странствовать.

– Странствовать – это то, для чего мы рождены. И люди, подобные нам, бывали во все времена – ведь начал же кто-то делать красный и черный чай. А значит, были и те, кому такое было по вкусу.

– Я слышала, красный чай появился из-за того, что у одного купца перепрела забытая всеми партия чая. И он догадался высушить эту массу в печи и продавать варварам, выдавая за чай изысканного вкуса.

– Кто знает. Быть может, мы, варвары, тоже появились по какой-то случайности. Вот почему нам по вкусу этот случайный чай. Варвары находят свое место в Поднебесной, а за красным и черным чаем мы готовы идти через реки и перевалы. А значит, за этим стоит своя гармония. Я готов платить за красные чаи не меньше, чем за голубые.

– Если так, то мы можем вам подать чай на самой лучшей воде из горных источников. С темными чаями сорт воды ощущается не так сильно, но в древности, когда сортов чая было меньше, а времени – больше, подлинные любители искали особую воду, а не особый сорт чая.

– Это как раз то, что мне нужно.

Служанка ушла, ступая с хозяйским видом. А Горностай еще раз огляделся.

Голые стены с деревянными перекладинами и грубые из пестрого кирпича, между ними старые столы, а за ними – пестрый народ. Служанка, которая тоже нахваталась ученых цитат. Крики с улицы, варварски-черный чай в древнем чайнике, который ему сейчас принесут. Во всем этом было какое-то очарование старины – не самая лучшая чайная даже в этом городе, но точно одна из лучших.

Его внимание привлек другой варвар, что сидел по другую сторону от центрального прохода.

Был он неопределенного возраста, где-то между тридцатью и пятьюдесятью, обожженный солнцем и обветренный ветрами сотен дорог, в серо-коричневом путевом халате и с короткой щетиной на не так давно выбритой голове, а над ушами можно было разглядеть синие татуировки. Не толстый, а скорее кряжистый, с брезгливым выражением на губастом лице, он пересчитывал монеты. Наконец, видимо, довольный результатом, он ссыпал их в мешок. И, даже не обращая внимания на старинный глиняный чайник с иероглифом, который как раз ставила перед ним та самая служанка в синем платье, достал здоровенную трубку и принялся ее разжигать.

– Простите, но у нас не курят, – заявила служанка. – Запах влияет на вкус чая.

Варвар в коричневом как ни в чем не бывало выпустил первое колечко и, прислонившись спиной к кирпичной колонне, положил босые грязные ноги на стол.

– Что вы делаете?!

– Пьяная, что ли? – проворчал варвар, не выпуская трубки.

– Нельзя ноги на стол ставить!

– Ты иди, не стой, тебя другие клиенты ждут, – и выпустил ей в лицо кольцо едкого, как деготь, дыма.

Служанка так и замерла столбом. Похоже, с такой наглостью ей сталкиваться еще не приходилось.

Варвар с татуированной головой смотрел на нее чуть насмешливо и ноги со стола не убирал.

Они бы еще долго так разглядывали друг друга, но тут в воздухе послышался свист и прямо по затылку татуированной головы ударил бамбуковый посох.

Варвар, очевидно, этого не ожидал и попросту свалился набок, стукнувшись трубкой о пол. Послышался треск, на каменные плиты посыпались искры, а сам варвар вскрикнул.

Потом сплюнул чубук трубки, поднялся и рукавом халата вытер с подбородка струйку крови.

– Кто ты такой и что тебе надо? – смог спросить он.

– Я предположил, что в ваших родных местах принято курить за чаем и класть ноги на стол, – спокойно ответил Горностай, между тем продолжая держать посох наготове и чуть отодвигая левую ногу, чтобы стоять устойчивей. – Так вот, я вспомнил обычай моих родных мест – размахивать посохом, ожидая, прежде чем мне принесут чай. Это тоже никому не мешает. Но я все равно прошу прощения, если мои безыскусные движения все-таки помешали вам насладиться здешними чаями. Вы можете продолжать курить, а я пока буду продолжать танцевать.

Варвар посмотрел угрюмо, а потом одним движением выхватил из ножен, что лежали под тем самым вещевым мешком, длинный, но легкий клинок.

– Мое имя Бунди, – сурово произнес он. – Ты знаешь, что сейчас ты умрешь?

– Меня называют Горностаем, и я знаю, что я все еще жив, – отозвался Горностай и приготовился отражать ответную атаку хамовитого варвара.

3. Поединок двух варваров

Разговоры в чайной постепенно затихали – словно вода, которая стекает из откупоренной бочки. И только теперь Горностай ощутил, насколько просторно в чайной. Здесь было где разгуляться…

Стихали разговоры, игры остановились.

Все посетители чайного дома у Шепчущих Сосен оставили свои развлечения, потому что появилось развлечение более интересное – схватка Горностая с наемником Бунди.

Никто не заметил, с чего началась их распря, и едва ли они понимали, кому из варваров надо симпатизировать. Было ясно одно: им будет на что посмотреть.

Но даже в эту напряженную минуту все вели себя тихо и относительно благопристойно. Все-таки публика здесь собиралась с достатком и немного респектабельная: мелкие чиновники, торговцы, справные ремесленники. И все-таки это здесь пили чай из чашек, а не дешевое вино из кувшинов, соревновались в стратегических играх, а не в пьяном кидании стрелами в кувшин, и сам чайный дом располагался в месте скромном, но привлекательном, а не за поворотом гнилого топкого переулка.

Почти каждый из тех, кто был в публике, что-то слышал о великих мастерах боевых искусств и, особенно, когда сам был подростком, мечтал когда-нибудь таким стать. Самое интересное (и обидное) было в том, что энергия – одна на всех и каждый, даже варвар, мог оседлать ее потоки. А значит, у каждого был шанс войти в эту силу.

Но это требовало и полной самоотдачи.

Тонкое искусство мордобоя и зарубания насмерть в чем-то подобно письменности: установленные знаки были одни на всю Поднебесную, однако их было так много и их связи были настолько сложны, что между человеком образованным и необразованным была настоящая пропасть, хотя сколько-то самых простых знаков умел разобрать почти каждый.

Для среднего человека идти дальше особого смысла не было. Здесь, в Поднебесной, многие напрягают силу, немногие напрягают ум – и те, кто напрягает силу, служат тем, кто напрягает ум. А значит, можно прожить, пускай и на дне общества, даже не зная ни одного иероглифа. Вести учет имуществу зарубками, завязывая на память узелки, развлекаться историями бродячих сказителей, а мудрость черпать у Земли, Неба и бродячих бритоголовых монахов, что одеты в варварские оранжевые одежды. И не рисковать случайно прочитать что-то, что предназначено для чужих глаз, – и лишиться головы, просто для верности.

Применения в работе на земле и ремеслах у этих познаний все равно не находилось, а вот проблемы так и слетались на голову человека, который узнал лишнее.

Поэтому тот, кто действительно брался за дело, посвящал этому годы и годы, можно сказать, выстраивал жизнь вокруг избранного искусства либо до конца своих дней скрывал свои знания.

Потому что профана, который стал бы хвастаться силой перед настоящими мастерами боевых искусств, немедленно поставили бы на место – хватило бы пары ударов. И профана, который стал бы хвастаться знанием двух тысяч школьных иероглифов перед теми, кто был способен управлять погодой одним искусством каллиграфии, немедленно подняли бы на смех – хватило бы двух взмахов кистью.

Почти все те немногие, кто был по-настоящему грамотным, служили чиновниками или были бывшими чиновниками, что удалились на покой и подрабатывали, обучая чужих детей.

И почти все те немногие, кто действительно что-то стоил в боевых искусствах, состояли в обществах, которые называли на старый манер ю-ся – боевые союзы решительных удальцов, что искали себе применение в лабиринтах больших городов или, напротив, как говорили в те времена, «странствовали среди рек и озер» в поисках приключений и наживы. Обычно они нанимались к влиятельным кланам или просто брали под охрану целый квартал, защищая его от произвола богачей, глупости чиновников, но чаще всего – от других таких же ю-ся, как они сами.

Этот Бунди, несомненно, был одним из ю-ся – либо достаточно сильным, либо достаточно наглым, чтобы разгуливать в одиночку. А значит, публике будет на что посмотреть!

Пусть мастерство осталось мечтой, но интерес все равно жил, где-то на самом донышке сердца. И сейчас эти люди готовились смотреть на то, кем они могли быть, готовые увидеть то, что ожидало бы их самих, если бы они выбрали другой путь: решительный триумф одного и сокрушительное поражение другого.

Потому что, как любил говорить легендарный разбойник Хан, когда его еще не успели нанизать на копье: «Вы оказались здесь потому, что сами выбрали, кем вы станете».

Итак, Бунди стоял с клинком наготове. Клинок довольно дорого выглядит, он бы сгодился молодому аристократу. Но не особо вязался с крепкой, но не слишком впечатляющей походной одеждой. Видимо, этот человек из всех наук ценил только убийство и готов был по-настоящему тратиться только на оружие.

Горностай решил для начала оценить противника.

Такой может быть очень опасен даже для искушенного бойца. От него можно ждать и совсем неожиданных, подлых приемов. Также он может применить в бою какой-нибудь старинный прием, забытый в школах больших городов, но сохранившийся среди варваров, – может, это будет прием не самый лучший, но зато непредсказуемый. Таким не выиграть войну, но дуэль – можно.

Однако так вышло, что Горностай уже видел, как ведет себя этот человек, когда не берется за оружие. И, кажется, нащупал трещину в его стратегии.

Для Горностая было уже очевидно, что бунтарство этого варвара очень низкое и банальное. А значит, и мастерство у подобного дебошира всегда будет с изъяном.

Да, он был из тех, кто не боится сражения. Уже это давало Бунди серьезное преимущество. Однако этот довольно быстро понял, что окружают его люди, которые сражений боятся. И вместо того чтобы их оберегать, он пошел путем человека низкого: начал добиваться своего, сознательно вызывая на стычку. Он знал, что противник, скорее всего, уступит, потому что он-то сражения боится. А даже если не уступит – Бунди был готов к драке. Упорные бойцы вроде Горностая во все времена встречались редко.

Как было сказано в несравненном Трактате Девяти Мудрецов, который Горностай читал еще в монастыре, «когда коварные замыслы гнездятся внутри, то и чистейшая белизна оказывается нечистой, а разум и благо утрачивают цельность». Не было сомнений, что этот Бунди склонен к коварству – а значит, его разум утратил цельность. Для искусного придворного интригана это не проблема, но в бою – смертельно опасно.

Именно поэтому он пропустил удар Горностая – и все равно был уверен, что не пропустит другой, смертельный удар.

Какую стратегию он применит? Было очевидно, что человек вроде Бунди живет на энергии Молнии, действует всегда импульсивно и нередко смертоносно. Главная сила таких людей – в их непредсказуемости. Удары таких бойцов редкие, но точные и кинжально-острые, в них выбрасывается вся сила.

Но он в то же время низок и коварен. А значит, мог вильнуть в любую сторону, кроме, пожалуй, Дерева – стихии, которая противоположна и недосягаема для людей Молнии. Впрочем, как раз этой стихии они как раз и не боятся, потому что уверены, что Молния подожжет любое Дерево, а на территории стихии Огня они уж с противником точно разберутся.

Поэтому Горностай не искал в поведении Бунди большой стратегии, а просто принял стандартную оборонительную стойку с посохом, выставленным как копье.

– Где ты подобрал эту палку, бродяга? – осведомился Бунди с таким презрением, как если бы сам происходил из императорской семьи и, сколько себя помнил, брал еду только серебряными палочками искусной работы.

– Ей пользовался один древний герой. И я одобряю его выбор.

По клинку Бунди поползли волны энергии. Похоже, этот головорез что-то понимал в культивации. Причем был настолько уверен в своем понимании, что готов был показывать это случайным зрителям и использовал даже в кабацких драках.

– Еще не поздно драться на кулаках, – напомнил Горностай.

– Для тебя все уже поздно, длинноволосый, – прорычал наемник и, еще не закончив фразы, бросился на Горностая.

Внезапность и энергия, что бежала по клинку, – это были главные его преимущества. Потому что только так он мог достать противника – посох или копье, как ни фехтуй, длиннее кинжала, и просто так их перерубить не получится.

Но у Горностая были наготове свои хитрости.

Сначала он действительно сделал вид, что собирается остановить Бунди посохом. Но как только наемник был уже так близко, что можно было пытаться его уколоть, Горностай вдруг поддел ногой стол и швырнул его вместе с пиалками недопитого чая прямо под ноги своему противнику.

Бунди споткнулся, чудом удержал равновесие, а потом с размаху рубанул по столу.

Дерево под ударом вспыхнуло, запахло гарью и дымом. Стол развалился на две половины с тлеющим краем, а чашки звонко сыпались на пол.

Но Бунди даже не посмотрел в их сторону. Одним прыжком он перемахнул через разрубленный ствол и продолжил атаку.

Оружие у него, конечно, было мощное. Горностай пустил по бамбуковому стволу еще больше энергии, стараясь заворачивать ее в структуру Металла. Сделал выпад, словно собираясь пронзить противника, а потом вдруг прыгнул в другую сторону и приземлился на посох, как это делает прыгун с шестом.

Бамбук изогнулся, потрескивая пропитавшей его энергией. Сияющий клинок бесполезно просвистел в воздухе как раз на том месте, где Горностай был мгновение назад. А уже в следующее мгновение Горностай вдруг распрямил тело и врезал подошвами прямо в грудь обескураженного Бунди.

Наемник явно не ожидал такого удара. Сработала и накопленная сила самого Горностая, и то, что ноги, которыми ходим, будут неизбежно сильнее рук, которыми мы только работаем. Бунди потерял равновесие и кубарем полетел на пол, изрыгая ругательства на неведомом варварском наречии и чудом не выпустив из рук свой клинок. Всего после одного удара его положение сделалось безнадежным – Горностай уже оттолкнулся и летал следом за ним, поднимая над головой свой смертоносный посох.

Публика отпрянула, освобождая место.

* * *

Горностай мягко приземлился на ноги и замахнулся посохом для решающего удара. Бунди еще надеялся как-то отбиться, но теперь даже ему было ясно, что один из ударов все-таки достигнет цели.

– Именем императора, остановитесь! – послышалось за спиной.

Горностай так и замер, словно статуя, с посохом, занесенным для смертоносного удара.

В глазах Бунди сверкнул злобный огонек. Он замахнулся, и по клинку опять побежала радуга.

Горностай по-прежнему стоял неподвижно и спокойно смотрел, как приближается к нему клинок, пульсируя радугой. Оставалось не больше двух пальцев, прежде чем лезвие прорвет одежду и войдет в плоть – и тут щелкнул арбалет, зазвенела тетива и короткий толстый арбалетный болт хлопнул Бунди прямо в грудь, оставляя за собой синюю спираль и пронзая насквозь.

Бунди охнул и захрипел. Он выронил клинок и схватился за грудь в надежде вырвать проклятое древко, но болт был слишком короток и вошел слишком глубоко.

Горностай не знал, что это был за болт. Но не сомневался, что для стражи такого большого города могли закупить что-то серьезное. Крови было немного, она просто чуть брызнула, как из лимона, когда сдавишь его чуть-чуть. Но внутри наверняка все органы оказались смешаны в кашу.

Бунди уже оседал. Он явно испытывал боль, но она была настолько сильной и смертоносной, что он уже не соображал, что творится. Наконец, он все-таки прохрипел что-то неразборчивое и рухнул лицом прямо в пол.

Это было неожиданно громко. Чашки на столах так и звякнули.

Горностай решил, что теперь можно немного сменить позу. Он медленно опустил посох, развернулся к входу и вежливо поклонился.

Там стоял незнакомый капитан с тяжелым и длинным чиновным веером, окованным бронзой. Такой штукой можно не только командовать, но и убивать. За ним – пятеро солдат из патруля. Судя по их внешности, в здешних туманных краях варваров охотно принимали на военную службу.

Трое были с пиками и еще два арбалетчика. Один как раз перезаряжал свой новым болтом, уперевшись в пол, а второй так и стоял с оружием наготове и смотрел на Горностая глазами охотника, который вот-вот упустит вкусную дичь.

Его счастье, что он подчинился приказу! Болт из второго арбалета мог достаться и ему. Горностай, конечно, немного дальше продвинулся по пути культивации, но он бы не стал испытывать на себе, пережил бы он такое попадание.

– Что здесь происходит? – спросил капитан.

– Этот варвар попирал обычаи и вел себя непотребно… – начал объяснять Горностай.

– Ты тоже варвар.

– Однако я достойно себя веду.

– В ваших краях драки считаются делом достойным?

– Я просто призывал его к порядку. Это чайная, здесь не принято оскорблять хозяйку. Я предлагал решить дело миром! Я готов был драться даже голыми руками – хотя, как вы знаете, направляя энергию нужным потоком, можно много чего наломать и одними голыми руками.

– Тебе известно, что внутри городских стен дуэли запрещены?

– Нет, но я об этом догадывался. А вот он, даже если и знал, то, увы, все равно попытался дуэль устроить.

– Похоже, ты претендуешь на то, что знаешь законы и даже сам судишь и сам наказываешь.

– Соблюдать законы – это важный для меня принцип, – с достоинством ответил Горностай. – Если я соблюдаю законы – значит, страже не о чем волноваться. Я сам себе стража, и суд, и палач. Но если я по незнанию нарушил какой-то из малых законов – прошу, озвучьте его, чтобы я не оступался впредь.

Капитан нахмурился. Он все постукивал веером о ладонь левой руки и, кажется, не мог прийти к однозначному выводу.

– Что, если ты уже нарушил такой закон, за нарушение которого положена смерть? – наконец поинтересовался он. – Пусть даже случилось это и по незнанию.

– Я приложу все усилия, чтобы больше его не нарушать. Всю дорогу отсюда до места моей казни.

– Похоже, именно такого ученика искал учитель Кун, когда собирался, разочарованный, ехать на запад просвещать варваров… Однако чиновники нашей провинции обучены в традиции учения Наместника области Шан. Поэтому, увы, мы не можем сообщить вам закон, потому что еще Наместник учил, что населению не нужно знать законы. Ему достаточно знать, что за их нарушение положено строгое наказание.

– Но как же они тогда живут, не зная, чего от них требуют?

– С этим все просто. Законов неизбежно много, они сложны, люди в них путаются. Шанс в них разобраться найдется только у человека, у которого есть слуги и государственное содержание. Но в то же время всякий знает, что есть добро, а что зло. От человека требуется лишь творить добро, избегать зла и подчиняться приказам людей вышестоящих. Даже ребенок поймет.

– Даже ребенок поймет, но даже искушенному старцу будет сложно исполнить.

Капитан рассердился еще сильнее.

– Ты что, из этих – монахов? Нет спасения от варварских учений в наше время!

– Я готов следовать за вами к человеку, который стоит достаточно высоко, чтобы знать законы, – ответил Горностай и протянул свой посох капитану. Тот удивился, но взял.

Горностаю связали руки за спиной и вывели прочь из чайной. Следом за ними один из копейщиков утащил труп злополучного Бунди. Стражник тащил тело поверженного наемника без малейшего уважения, словно мешок с репой, а его клинок, который еще продолжал немного светиться, передал капитану как вещественное доказательство.

Когда дверь за ними вернулась на прежнее место, внутри помещения по-прежнему царила такая тишина, что было слышно, как метелка хозяйки сгребает глиняные черепки, оставшиеся от пиал, что сыпались с разрубленного стола.

4. Брат Взирающий и Брат Стерегущий

Его провели в один из павильонов, что был пристроен к дворцу губернатора.

В просторном зале, где стены были обшиты панелями из узорчатого дерева, возле дальней стены располагался низкий столик под парадным императорским стягом, очень дорогой на вид, лакированный и с великолепными резными узорами. Остальное свободное место ничем не было занято. Видимо, оно олицетворяло величину и важность государственных дел.

За столиком восседал широкоплечий человек в черном с серебром кафтане первого советника городского наместника. Сложен он был необычайно крепко для чиновника, а лицо было каким-то на удивление знакомым.

Хотя Горностай был совершенно уверен, что никогда прежде не видел этого человека, в лице и даже телосложении неизвестного чиновника все равно было что-то знакомое.

Странное дело.

Горностай решил, что волноваться рано. По сравнению с тем, что с ним могут сейчас сделать за то, что он устроил, еще одна нерешенная загадка была сущей мелочью. Так ли много значит, что какой-то человек похож на какого-то другого человека?..

– Это ты устроил схватку в чайной? – осведомился чиновник.

– Да, это сделал я.

– Как ты объяснишь то, что ты сделал?

– Я знал, что в городе запрещены бесчинства, и решил навести порядок.

– Порядок – забота городской стражи.

– Стражи в чайной не оказалось. И никто не смог бы сказать, как скоро она явится.

– Многие из тех, кто тебя видел, заметили, что фехтуешь ты искусно.

– Это единственное из искусств, которые я неустанно практикую.

– И ты устроил дуэль прямо в чайном доме?

– Мы люди неравные, некультурные и не состоим на военной службе. Правилам мы тоже не следовали.

– То есть вы просто учинили бесчинство.

– Полагаю, будет правильнее назвать то, что там произошло, поединком.

– С точки зрения военной науки, может, это и был поединок. Но у закона на этот счет одно название: бесчинство.

– Поединок – острие меча в искусстве фехтования. К тому же мой противник и подал повод к поединку, и напал на меня первым.

– И в этом поединке ты убил своего противника.

– Увы, но именно в этом – предназначение фехтования, – как ни в чем не бывало отозвался Горностай. – Колодец нужен, чтобы добывать воду, палочки – чтобы брать еду. Искусство кузнечное – в изготовлении вещей, искусство фехтования – в убийстве противника. Все прочее – не больше чем украшения, как резные палочки или колодец, раскрашенный письменами.

– Неплохо для варвара. А теперь ответь-ка мне, раз ты настолько преуспел в фехтовании, – чем отличается меч царский от меча удальца?

– Этого я знать не могу, – ответил светловолосый, – потому что никогда не держал в руках меча царского.

– Лезвием царского меча служат мужи знающие и отважные, – заговорил чиновник, – острием – мужи бескорыстные и честные; тупой стороной – мужи достойные и добрые; чашкой эфеса – мужи преданные и мудрые; рукоятью – мужи отваги и доблести. Рубанешь этим мечом прямо – никто перед тобой не устоит, взмахнешь вверх – никто вверху не удержится, вниз – никого внизу не останется, поведешь кругом – никого по сторонам не окажется. Наверху он уподобляется круглому Небу, чтобы послушны были все три рода светил; внизу уподобляется квадратной земле, чтобы послушны были времена года; в центре согласуется с желаниями народа, чтобы был покой во всех четырех сторонах. Только пустишь меч в ход – поразит словно удар грома, и каждый во всех четырех границах явится в парадной одежде, чтобы повиноваться указам государя. Таков царский меч!

– И этот меч вручен вам указом самого императора, – догадался Горностай.

– Меч удальца предназначен для тех, – продолжал все тем же тоном командир, – чьи волосы всклокочены, борода торчит вперед, шлемы с грубыми кистями надвинуты на глаза, платье сзади короче, чем спереди. У кого сердитый вид, а речь косноязычна, кто вступает передо мной в поединки на поле ипподрома, сверху – перерезает горло, перерубает шею, снизу – рассекает печень и легкие. Таков меч удальца, что не отличается от драчливого петуха. Жизнь удальца может прерваться в любое утро.

– И этого я не отрицаю, – произнес Горностай. – Это тем более очевидно после того, как только что одна такая жизнь прервалась.

– Итак, в моих руках меч царский, и он принадлежит мне по праву. Положи к моим ногам, удалец, свой меч прежде, чем царский меч снесет твою всклокоченную голову!

Горностай поклонился, сложив руки на груди, покосившись на стражников, но они не шевельнулись.

– Я бы положил мой посох к вашим ногам, – сказал он. – Но посох у меня отобрали.

Брат Взирающий не тронулся с места – только посмотрел сначала на светловолосого, потом ему под ноги, словно там действительно лежал посох.

– Почему ты уверен, что я не прикажу тебя немедленно казнить? – осведомился он.

– Я слышал, что в Трактате Девяти Мудрецов сказано: «Если одни упрочняют щиты, а другие в ответ точат клинки, одни возводят оборонительные стены, а другие строят тараны – это все равно что кипяток заливать кипятком же, от этого кипение только усилится!» Ваш облик – облик мужа великих познаний, которого терзает неизвестная мне беда. Вы, я думаю, ищете помощь, а не отмщения.

– Ты не только ловок, но еще и осмотрителен. А еще обучен какой-то грамоте. Кажется, с тобой можно иметь дело.

– Если вы скажете мне, что вас так сильно встревожило, что вы готовы обратиться за помощью даже к варварам и бродячим воителям.

– Мой брат – капитан городской стражи, – внезапно сообщил офицер. – Ты с ним уже общался. Меня прозвали Брат Взирающий, а его – Брат Стерегущий. Так что моя семья узнала о тебе еще прежде, чем ты вошел в город. Могло быть и так, что ты затерялся в городе без следа и мы о тебе больше не услышали. Однако этого не случилось.

Вот тайна и разрешилась.

А проблема осталась.

– Я не хотел напоминать о себе, – ответил Горностай. – Я всего лишь призвал к порядку злодея, который этот порядок нарушил. И защищался от него, когда он пытался нарушить порядок уже окончательно.

– Слыхал я, что где-то в далеких варварских землях, что лежат за жаркими пустынями, был великий учитель по имени И, – заметил Брат Взирающий. – Он учил, что на зло надо отвечать добром и этим его побеждать. Напротив, учитель Кун, которого особым указом признали наставником Поднебесной, утверждал, что на зло следует отвечать справедливостью. Ты хоть и варвар, но тебе определенно ближе позиция учителя Куна. Ты увидел зло и сразил его одним ударом.

– Я согласен с великим учителем Куном, – губы Горностая тронула легкая улыбка, – однако я не думаю, что учения великих наставников отличаются очень сильно. Они просто смотрели на одно и то же с разных сторон. Учитель Кун ходил по земле и мечтал возродить ритуалы древнего государства. А учитель И был, как говорят, одним из небожителей и даже на смерть смотрел по-хозяйски. Многие стремились идти путем учителя И. Но земля держала их крепко и со временем забрала в свои неутолимые недра. Однако быть небесным бессмертным все-таки веселее, чем жить даже в самом благополучном государстве. Поэтому у учителя И так много почитателей, а у учителя Куна – так много учеников.

– Небожители, конечно, заслуживают всяческого уважения, – чуть ехидно отозвался Брат Взирающий. – Но я не доверял бы им просто потому, что они служат на облаке и являются с докладом к самому Владыке Небес. И в небесных канцеляриях хватает недостойных служащих, а то и вовсе духов дрянных и низких. Я часто читаю сообщения о буйстве духов и вынужден принять, в небесную службу набирают вообще кого попало. Как будто там, на небе, расположена наша собственная дворцовая Палата Административных Дел.

– С этим я согласен. Но мне все равно кажется, что учитель И просто смотрел с высоты и видел больше. Он был уверен, что привычное синее небо очень скоро сменится желтым небом справедливости и каждый достойный сможет жить безбедно, как живут бессмертные в стране Персикового Источника. Напротив, злодеев ожидает суд Небесного Императора, скорый и беспощадный. В таком положении можно уже не беспокоиться о мелкой справедливости и суде над жалкими разбойниками. Справедливость, согласно учению И, и так грядет, безупречно-белая и неумолимая.

– Ты хорошо обосновал странные советы учителя варваров. Но я замечу, что небо у нас над головой по-прежнему синее.

– Разумеется, синее. Здесь оно еще долго будет синим. Ведь учитель И жил не просто за горами и пустынями. Он жил по ту сторону Небесных Ворот. На той земле, где другие города, континенты и даже Поднебесная отличается. На той земле, откуда пришел к вам я, много похожего, но вместе с тем всё по-другому.

– И как у вас там, на той земле? Небо сильно уже пожелтело?

– Небо у нас такое же синее, как и тут. Но со времен учителя И прошло не больше двух тысяч лет. Я полагаю, для небожителя это срок небольшой. В моих странствиях я видел обелиски и волшебные башни, которым не меньше десяти тысяч лет.

– Если ты также восхищаешься учителем Куном, я бы хотел услышать, что ты думаешь об одной истории из его жизни, – лицо Брата Взирающего снова стало суровым. – Ты, должно быть, слышал о том, что однажды учителя Куна пригласили организовать церемонии на встрече двух князей. Когда заиграла музыка четырех сторон света, учитель Кун рассвирепел – разве уместны здесь мелодии варваров? Тогда позвали акробатов и танцоров. Но учитель Кун рассвирепел еще больше и велел казнить акробатов за непристойное поведение. Разве можно скакать и веселиться на важной государственной встрече?.. История эта вызывает споры. С одной стороны, эта история не приводится в Канонах, но пересказывается у некоторых историков. Поэтому вполне может быть, что ее просто выдумали и чужие выходки просто приписали учителю Куну. С другой стороны, учитель следовал Ритуалу, а акробаты – нет. Мы же знаем Ритуал намного хуже, чем даже тогдашние акробаты. Кто знает, насколько верным или неверным было его решение?.. Еще с детства не дает мне покоя эта история.

– Вас смущает решение учителя Куна?

– Смущает, даже если вся эта история – вымысел.

– По-моему, для любого акробата важнее знать, склонны ли вы сами поступать подобным образом. Если она вам не близка, вы, я думаю, не будете так поступать, даже если эту историю запишут на шёлке и повесят над вашей постелью. Если же она вам близка, вы будете поступать таким же образом, даже если вы бы за всю жизнь ее не услышали.

– А разве повесить над постелью – не означает приблизить?

– Одни истории близки к телу, а другие – близки к сердцу.

– И какая же история близка к твоему?

– Мне близка история о том, как учитель Кун посетил Старого Мудреца. После беседы учитель сказал ученикам: «Бегающего можно поймать в капкан, плавающего – в сети, летающего – сбить стрелой. Что же касается дракона, то я еще не знаю, как его поймать! Старый Мудрец не человек, он – дракон!»

– Почему же эта история так близка тебе?

– Я тоже предпочитаю быть драконом.

– Ты не можешь допустить, чтобы тебя разгадали?

– Может быть, и так, – ответил Горностай. – Но даже этими словами вы не разгадали меня до конца.

– Уж не осмелился ли ты, варвар, претендовать на то, чтобы сравниться с величайшим Старым Мудрецом? – сурово спросил Брат Взирающий.

– Всего лишь усердствую.

– И ты думаешь, что от усердия неуча вроде тебя есть какая-то польза?

– Один из учителей объяснял мне, что в те времена для слова «мудрец» и слова «младенец» использовали один и тот же значок. Древние, конечно, были очень мудры. Так и я, неотесанный варвар, могу иногда быть полезен.

– Хорошо, – Брат Взирающий поднялся из-за столика и подошел к Горностаю. Только сейчас варвар смог разглядеть, что офицер немного ниже его ростом, но шире и крепче в плечах.

Шаркая подошвами, Брат Взирающий подошел к Горностаю и сказал вполголоса:

– Светловолосый варвар! Мне нужна твоя помощь, чтобы спасти от гибели мою семью. Твое мастерство – это моя последняя надежда, – Брат Взирающий сделал паузу, а потом добавил: – И твоя, кстати, тоже.

– В каком смысле? Мне тоже грозит опасность?

– Именно так. Это не та опасность, что нависла надо мной. Но если ты справишься с моей бедой, то отведешь и свою.

Горностай немного подумал, а потом спросил:

– Вы намекаете на то, что, если я не справлюсь, вы прикажете меня казнить?

Брат Взирающий попытался сдержать удивление, но все-таки быстрота реакции была в нем сильнее скрытности.

– Для варвара ты очень проницателен, – заметил он. – Где ты увидел подсказку?

– В сокровищнице моего опыта. Вы не первый, кто ставит мне подобное условие и предлагает либо победить, либо умереть вместе.

– Но ты еще жив. Значит, ты преуспел в подобных делах.

– Я готов взяться за ваше дело, но хочу прежде уточнить одну небольшую деталь.

– Если ты хочешь сказать, что тебе будет намного проще попросту меня убить, а потом попытаться ускользнуть от стражи, то для варвара ты рассуждаешь очень последовательно. С моей смертью мои проблемы действительно исчезнут.

– Почему вы решили, что я хотел сказать именно это?

– Потому что у меня есть похожие случаи в сокровищнице уже моего опыта. И я хочу предупредить тебя заранее – я этого не допущу. Потому что беда угрожает не только мне, но и всей моей семье! А это, как ты можешь догадаться, совсем другое дело.

– Вы зорко видите любую опасность и всегда начеку, – ответил Горностай. – Но в отношении меня вы ошибаетесь. Блуждания и битвы закалили меня, они сделали мои пути прямыми, а сердце – бесстрашным. Я с радостью помогу вам в вашей беде, но не из страха смерти. Причина в том, что я потому и хожу по городам, чтобы помогать страдающим и набираться опыта перед Небесным Турниром. Так что вам не стоит беспокоить стражу и слишком уж внимательно за мной присматривать. Это только стеснит мои действия. А теперь, прошу вас, расскажите, что же случилось с вами такое ужасное, с чем не может справиться даже десять тысяч верных солдат? Я сразу догадался, что, раз меня сразу привели на допрос, у вас есть для меня срочное дело.

И Брат Взирающий начал рассказ о страшном проклятии, которое обрушилось на его семью по никому не известной причине.

– Прежде население Поднебесной было редким, а вместо грамоты и счета завязывали узелки. Варвары не соблазнялись нашими богатствами, потому что не было никаких богатств, инструменты были простые, колесниц не знали вовсе. Хватало одного значка, чтобы занести в хронику события целого года. Мужчина был главным под открытым небом, женщина – внутри дома. Среди детей не различали сыновей и племянников. О совершенномудрых предках знали только имена. Во всей Поднебесной царило спокойствие, и никто никуда не стремился.

– Эти времена, – заметил Горностай, – давно уже закончились даже в тех местах, откуда я родом.

– Потом наступила эпоха великих правителей древности. Обуздали потоп и обустроили каналы, стали восхвалять ученых и осуждать преступников, награждать и казнить, принимали законы и соперничали с соседями. Возникли первые города, но они были простые и правильные, как военный лагерь. Столица была спроектирована как круг, вписанный в квадрат, повторяя в совершенстве и простоте саму Поднебесную. В столице жителей было немного, а из важных зданий там только дворец императора и дворцы высшей знати. Простота была благородна: в ремесленниках не нуждались и торговли не было. Установили монополию на соль и железо, стали собирать в закрома рис и медь. Установили алтари в честь предков и защитные ширмы против злых духов. Такой была жизнь в те времена, куда каждый хотел бы вернуться.

– Насчет себя я не уверен, но допускаю, что крестьянам такая жизнь бы понравилась.

– Зато то, что теперь творится, не нравится никому.

Люди расселились до берегов Четырех Морей, дороги протянулись до Четырех Пределов, монастыри выросли на каждой из Восьми Гор. Государи покорили варваров или изгнали их с лучших земель. Начали торговать шелком, и стало не хватать еды, начали возводить стены, и варвары мечтают за них проникнуть, начали возводить крепости, чтобы утвердить власть, но крепости превращались в многолюдные города, где не уследишь за тем, о чем говорят в трущобах. Мы зашли далеко на север и нашли здесь много свободной земли, но здесь не растет рис и бесполезна ирригация. Выращивают в этих местах пять злаков, разводят лошадей и быков, нрав у переселенцев строптив и непокорен. Как мог управлялся я с ними. Но со временем хаос ворвался и в мой собственный дом.

5. Гусь с бумажными деньгами на перьях

Дом Брата Взирающего был достоин второго командующего городским гарнизоном. Этот большой особняк занимал целый квартал в западной части города, а спереди он был украшен лакированными ярко-красными колоннами с вырезанными на них цитатами из классической поэзии. Поэзия была настолько классической, что ни Горностай, ни даже сам Брат Взирающий уже не могли сказать, о чем в них говорится, и просто доверились искусству каллиграфов.

Однажды утром, когда Брат Взирающий отправился в ставку к правителю округа, его младшая дочь заметила, что через парадные ворота входит здоровенный серый гусь, причем среди перьев у этого гуся можно было разглядеть бумажные деньги.

Младшая дочь встревожилась – ей никогда не приходилось еще видеть такого, и она не могла припомнить, чтобы слышала о чем-то подобном.

Единственное, что пришло ей на ум, – гусь мог прийти из храма, ведь в память о покойном часто сжигают ненастоящие бумажные деньги.

Охваченная беспокойством, она велела слуге прогнать птицу. Но когда слуга вышел во внутренний двор, он увидел там вместо гуся взъерошенного старика с длинными седыми волосами и бородой.

Слуга сразу понял, что перед ним и не птица, и не человек, а злой дух. И с криком выбежал прочь, а вслед за ним из дома побежали и все остальные слуги, домочадцы.

Когда Брат Взирающий вернулся и увидел толпу домочадцев возле красных колонн, а потом узнал, что случилось, он страшно рассердился и вошел в дом.

Демон дожидался его во внутреннем дворе.

– Поди прочь! – велел ему Брат Взирающий. – Я здесь хозяин.

– Увы! – демон покачал волосами. – Я сам себе хозяин и не признаю запреты и церемонии. Я зашел к вам, когда захотел, и уйду, когда захочу. Придется вам привыкнуть к моему обществу.

Тогда Брат Взирающий рассвирепел еще больше, выхватил из-за пояса меч, положенный ему как человеку военному, и бросился на демона. Но когда он ударил мечом, то обнаружил, что пронзил лишь воздух, а демон сидит на галерее второго этажа и качает седой головой.

Словно коршун, Брат Взирающий взлетел на галерею, но старика там уже не было. Он был уже внизу – сидел на варварский манер перед колодцем и вертел напоказ отвратительной желтой пяткой.

С яростным боевым кличем Брат Взирающий соскочил во двор и быстрее ветра побежал в сторону демона. Он поразил его мечом раз, другой, третий – и сам ничего толком не смог разглядеть в этом мельтешении. На мгновение ему показалось, что черная кровь демона коснулась его сандалий, но, приглядевшись, он увидел, что возле колодца никого нет.

Только слышалось чье-то хихиканье.

Недоумевая, второй командующий обернулся и увидел, что демонический старик стоит у него за спиной.

– Боюсь, ничего у тебя не получится, – заявил старик и превратился в черный столб дыма. Второй командующий рубил его снова и снова, но дым лишь вился в воздухе и щекотал ему нос.

Потом дым внезапно растаял и вместо него возник свиток. На свитке было начертано:

«Я и здесь, и нигде. Тебе не по силам меня отыскать, не говоря о том, чтобы поразить своим жалким оружием».

Брат Взирающий попытался разрубить свиток мечом – и обнаружил, что никакого свитка нет и в помине.

Только сейчас он ощутил, насколько вспотел и устал. А еще как сильно он разозлился.

– Подожди, демоническое отродье! – воскликнул второй командующий. – Сейчас я пойду поем, а затем вернусь и сражусь с тобой!

Демон тотчас появился перед ним, подперев руками бока, и сказал:

– Это как раз то, что мне нужно.

* * *

Старшая дочь второго командующего осторожно вошла на кухню, чтобы нарезать кое-что к столу. Там было тихо и спокойно, все на своих местах. Она предположила, что демон не смог сюда проникнуть.

Она достала кусок мяса и взяла большой нож. Но вдруг мясо исчезло. Старшая дочь закричала от ужаса и бросилась прочь, размахивая ножом.

Но когда она выбежала из кухни, перед ней вдруг возникла черная рука.

– Пожалуйста, порежь меня, – сказала рука.

Тут старшая дочь, задыхаясь от бега, почувствовала себя дурно. Положила нож на край бочки с дождевой водой – и вдруг упала без чувств.

Решили не заходить в дом, а есть то, что получится добыть на рынке.

Младшая дочь, на правах хозяйки, несла с рынка ящичек с солью. Но когда она его открыла, оттуда внезапно выскочила белая обезьяна и уселась ей на спину.

Поднялся переполох. Обезьяна бросилась прочь, дочь гналась за ней до порога дома, и там обезьяна пропала из виду. Девушка тоже почувствовала себя дурно и повалилась без чувств.

Тогда второй командующий послал за искусным колдуном-заклинателем. Этот колдун-заклинатель принадлежал к некоему загадочному Учению Света и был весьма искусен.

Второй командующий не очень хорошо знал, в чем заключается это Учение Света, но среди семей его круга репутация у них была жуткая: похуже, чем у последователей Просветленного, но получше, чем у мятежных Красных Повязок. Говорили, что они сплошь вегетарианцы и поклонники демонов. Брат Взирающий рассудил так: раз они поклоняются демонам, то наверняка знают, как с этими демонами обращаться.

Колдун явился, одетый в варварские шаровары, зеленые с желто-зеленым, в небесно-голубом плаще и с длинной палкой из черного дерева. В левой руке он держал книгу с неведомыми варварскими письменами. И вид имел очень надменный.

Он немедля соорудил какой-то немыслимый алтарь из хвороста, зажег его особым огнем и принялся читать заклинания. Небо нахмурилось, земля загудела, лакированные красные колонны на фасаде дома затрепетали.

Дочери, которых положили неподалеку, вдруг начали глубоко дышать. Казалось, сейчас они откроют глаза.

Где-то вдали прогремел гром. Ветер стих. Но ничего не происходило. Девицы по-прежнему были в беспамятстве.

Колдун бормотал и бормотал, но ничего не происходило.

– Могу ли я чем-то помочь? – спросил Брат Взирающий. Колдун указал на крышу дома. Второй командующий посмотрел в ту сторону и увидел, что там поднимается черный столб дыма.

– Он уходит? – спросил второй командующий. – Когда мы сможем войти?

– О нет, все намного хуже. Это дым от его алтаря. Демон тоже соорудил алтарь и поклоняется там с таким рвением, что мои заклинания просто не доходят до небесных канцелярий. Та вредоносная сила, которой он поклоняется, сводит на нет все мои усилия.

– Так попробуй и ты заклять эту проклятую силу!

– О нет, это вовсе невозможно!

– Почему? Если это божество не желает тебя слышать, почему ты ему поклоняешься?

– Все дело в том, что и мы, и наш противник взываем к разным… принципам.

– Так потребуй от его божества, чтобы оно прекратило поддерживать этого злодея!

– Он нет, не говорите так! От тех, кто следует нашему учению, вы никогда не услышите, что мы признаем двух богов. Все дело в том, что в мире есть два принципа: Свет и Тьма, Бог и Материя, и вся благая сила – от Бога, а вся вредоносная – от Материи, или, как говорю я обычно и обыкновенно, «от злобного демона». Как могу я взывать к злу? Оно лишь посмеется надо мной.

– Так почему же твой Бог не приходит на помощь?

– Для него это весьма непросто. Ведь Бог – это покой, а Материя – вечное бессмысленное движение. Богу весьма тяжело прийти к нам на помощь. Ему тяжело вообще куда-нибудь прийти.

– Если твой Бог так слаб, почему ты к нему взываешь?

– Бог силен, Бог безмерно силен! Просто здесь, среди Материи, – не его вотчина.

И, словно отвечая на их слова, хлынул дождь, и священный огонь на алтаре захлебнулся и погас.

И всем стало ясно, что на этом месте, как говорится, осел из Гуйчжоу исчерпал свои возможности.

Колдун упал на землю, со слезами признал, что ничего не смог делать, и уполз прочь в свою обитель, отказавшись от любой платы.

А дом второго командующего так и остается вотчиной демона. И никто не в силах ему помочь или хоть что-то посоветовать.

Между тем его старшая дочь и жена умерли. Младшая была еще жива, но не приходила в сознание…

– Вы хотите, чтобы я изгнал демона из вашего дома? – осведомился Горностай.

– Я хочу, чтобы ты спас мою младшую дочь. Если для этого придется изгнать демона из моего дома – тем лучше. Но даже если для этого придется сравнять мой дом с землей – это будет неплохо.

– А если я не смогу это сделать?

– Тогда мне придется тебя казнить за дебош и нарушение общественного спокойствия, – совершенно невозмутимо ответил второй командующий. – Но судя по тому, как ловко ты направляешь свои энергии, у тебя есть шанс на победу в бою даже с этим проклятущим демоном.

* * *

Горностай задумался. Победа в бою с эдакой чертовщиной казалась почти невероятной.

Если честно, он не мог даже приблизительно представить, как собирается побеждать.

И тем не менее он ответил:

– Я обещаю вам, что приложу все усилия.

– Почему ты думаешь, что способен справиться с этим поручением? Знаешь ли ты способ победить зло?

– Я его не знаю, но рассчитываю узнать.

– То есть ты просто тянешь время? Если это так – признайся.

– И вы сохраните мне жизнь?

– Нет, но умрешь ты легко.

– Я думаю, для вашей дочери будет лучше, если я не умру, а одержу победу.

– Но почему ты так уверен, что у тебя это получится?

– Вы хотите знать, что это за упование, на которое я уповаю?

Второй командующий нахмурился.

– Откуда эти слова? Они слишком отточены, чтобы быть случайностью.

– Это слова одного древнего царя, покорителя многих народов, которые он бросил другому царю, осаждая его столицу. Но эти цари и столицы остались по ту сторону Небесных Врат. Я думаю, эта хроника могла попасть и сюда, как попало учение Просветленного. Но здесь она либо утрачена, либо еще не записана.

– О чем бы ни говорилось в той варварской хронике, – сурово заметил второй командующий, – это не имеет отношения к делам Поднебесной. Ни царь, который осаждал, ни царь, который был осажден, не придут к нам на помощь. Под моим началом десять тысяч солдат – с ними я мог бы легко уничтожить этот дом, но не в силах очистить его от чертовщины. А вот с тобой я могу расправиться даже сотой частью этих сил. Это указывает, что прямо сейчас демон намного сильнее тебя. Как ты собираешься это исправить?

– Я собираюсь наращивать мою силу и убавлять силу злого духа до тех пор, пока наши шансы не сравняются.

– Сколько же лет потребует эта культивация?

– Я рассчитываю успеть прежде, чем прервется моя жизнь – или жизнь вашей дочери.

– Похоже, ты вознамерился пасть в бою с демоном. Поверь, он приготовит тебе ужасную смерть. Ведь ты не только враг, ты еще и варвар. Если задумал умереть, лучше согласись прямо сейчас.

– Позвольте привести вам пример. Представьте себе выступление акробатов, которые разыгрывают перед толпой, что собралась на гигантском ипподроме, представления о героических подвигах чудесных воителей из эпохи древних династий. Разумеется, сами акробаты не способны летать как древние воители или фехтовать с таким же мастерством.

– Разумеется, иначе они бы занимались не выступлениями, а вступили в одну из армий. Солдатам сейчас платят изрядно.

– Совершенно верно. Поэтому, чтобы летать и сражаться, они прикрепляют к одежде тонкие веревочки. Эти веревочки их и переносят. Разумеется, те, кто сидит ближе всех, особенно богатые старики, отлично видят эти веревочки. И им немного забавно смотреть за фальшивыми страстями.