Смерть не приходит одна

Лесопилка

Возле военного склада стоит село. Местные жители работают на складе боеприпасов и в магазине. Есть школа и больница, но там в основном работают жены военнослужащих из ближайшего военного гарнизона. Гарнизон – особая территория. Все местные женщины мечтают выйти за военного, чтобы переехать из деревянных домов в которых печь внутри, а туалет снаружи в пятиэтажки, где кочегарка снаружи, а туалет внутри. Наш рассказ пойдет о последнем бараке в селе. Когда-то тут было много таких бараков, в них жили рабочие, которые работали на складе боеприпасов – делали деревянную тару для снарядов, утилизировали снаряды, выплавляя тротил, было свое производство на котором много чего делали, обслуживая огромную военную часть. Наравне с рабочими там работали солдаты. Часто призывников из села распределяли в эту часть – еще вчера ходил рабочим, жил в селе и ходил в часть на работу, а теперь живет в казарме, а в село ходит в магазин. После развала СССР часть несколько раз сокращали, и, в итоге, к началу 2000-х годов она уже не принимала на хранение новые боеприпасы, а только хранила и утилизировала огромное количество запасенных в советское время снарядов. Завод сильно сократили, люди разъехались – кто в Тверь, кто в Москву, часть занялась бизнесом, а именно незаконной заготовкой леса. Прямо в лесу стояли лесопилки, люди валили лес, строгали доски и везли все это на юг – в Астрахань, Волгоград – там было легче договориться с милицией, и цены были выше, чем в Твери и Москве.

В двухэтажном двухподъездном типовом бараке жило две категории людей – кормильцы и дармоеды. Дармоеды были уже совсем спившиеся алкоголики, которые либо не могли, либо не хотели нигде работать. Большую часть времени они сидели на деревянных лавках со столами и резались в домино. Рядом стояли покосившиеся столбы без бельевых веревок, никто там уже давно не сушил белье, так как дармоеды его тут же воровали и пытались продать вместе с веревками. Причем они не были плохими людьми, просто жажда выпить затмевала разум в этих людях. Они потом часто сами приходили к хозяйке, которая вывесила свое белье на столбах и каялись в содеянном.

– Слышь, Маня, ты б не вешала белье, ты же знаешь, мы за себя не отвечаем. Точнее я отвечаю, но только за себя, а вот Саша Яшин совсем плох, за него не ручаюсь.

Саша Яшин, муж Кати, – немолодой, но крепкий мужик, постоянно улыбающийся, похожий на профессора, сильно контрастировал со своим спившимся окружением. На лавочке раньше его всегда сажали на почетное место посередине. В дармоедах он был всего полгода. До этого он был запойный, но работающий семьянин. Работал он на лесопилке, всегда угощал дармоедов, был весельчак, балагур и душа компании. Полгода назад он отрезал себе правую руку «по часики» на циркулярной пиле. Хозяин сказал не вызывать скорую, т.к. они вызовут ментов и лесопилку закроют. Саша отлежался на лесопилке, а потом хозяин сам его привез домой и дал отступных. Пока Саша лежал дома и залечивал культю дармоеды его деньги пропили. Первое время он храбрился, говорил, что можно и без руки работать, и часто фантазировал на тему того, что бы он мог делать. Но по факту он все чаще проводил время с дармоедами и все время жаловался. Они его жалели, утешали, угощали, помня то, что он долгое время был кормильцем. Он по-прежнему сидел на почетном месте, но опустился, отрастил бороду и патлы, пообносился. Кроме потери руки Яшин потерял интерес к жизни, перестал балагурить, ходил хмурый, ушел в запой и уже не возвращался из него. Частенько стал бить жену и ее дочку. Вскоре уважительное отношение к нему стало пропадать, его перестали слушать, стали перебивать, да и рассказывать ему было нечего. Его старые байки все слышали по многу раз, раньше переслушивали из уважения к нему, т.к. он угощал, а теперь никто не хотел их слушать. Жизненный опыт его был мал и ограничивался рассказами о лесопилке, кто там разбогател, на какой машине приехал, кому палец отрезало, кому руку. Вскоре дармоеды сказали: «Первый день золотой гость, второй день серебряный, а на третий день иди добывать как все». Означало это, что надо идти искать выпивку. Искать ее можно было несколькими способами – выклянчить в долг у бабки самогонщицы, которая жили в страшном, покосившимся, состоящим из гнилых бревен доме, стоявшем в конце села или искать кормильца.

За речкой

У бабки самогонщицы цены были в разы ниже магазина, из-за огромного спроса со стороны рядовых солдат и младшего офицерского состава она могла, но не любила давать в долг. Пока Саша Яшин работал, она охотно давала ему в долг, а потом ссуживала его из жалости, но он не любил клянчить у нее из гордости. А вот попросить кормильца – это можно. Саша называл это не просить, а пригласить. Чаще всего он приглашал Лешу Кузьмина, бывшего разведчика ГРУ, служившего в начале 80-х в Афганистане или, как он говорил, «за речкой». Он был крепкий, щедрый, много пил, но быстро приходил в себя и почти не мучился похмельем – сказывались годы интенсивных тренировок и железное здоровье. Сам он был москвич, но когда его сын привел в их двухкомнатную квартиру жену, Леша не поладил с ней. Как-то стоял он на кухне и резал ножом мясо. Пришла невестка и начала орать, что она купила это мясо для себя с Юрой, и чтобы он не трогал их продукты. Поскольку Леша продолжал резать мясо, она подошла к нему сзади и схватила его за руку, в которой он держал нож. Леша ей руку чуть зафиксировал и резко дёрнул. Машинально. Его же долго учили убивать… Итогом падения на пол Светы явился перелом ребра, сломанная в запястье рука и сломанная жизнь. Она подала заявление в милицию. Приехал наряд, а так как Леша был еще и пьян, его забрали. Все отделение сочувствовало ему, когда он рассказал свою историю и в итоге послали участкового ходатайствовать за него перед невесткой. Она забрала заявление с условием, что Леша съедет из квартиры, которую он получил от государства за годы службы. Леша забрал свою жену Маню и уехал в тот же день с двумя чемоданами личных вещей. Среди этих вещей были и медали за Афганистан – оборванные и поломанные. Это ему в парке Горького сорвали десантники. Он пришел туда гулять с женой на день вывода войск. Его остановили пьяные десантники и сказали, что он что-то слишком молод, чтобы бы быть афганцем. Леша и правда выглядел пацаном. Резким движением они сорвали с него медали. Когда второй десантник наклонился что бы взять его медали с земли и бросить в урну, Леша одним ударом по шее уложил его спать. Потом так же поступил со вторым участником разборки, мягко подхватил его, когда тот падал, чтобы он не ударился головой и положил на землю. Когда на крики «Наших бьют!» набежали десантники, ситуация прояснилась, медали с почетом прикололи обратно, Лешу напоили и в конце даже качали на руках. Маня все это время простояла бледная рядом, отказываясь от выпивки. После того как они ушли из дома им пришлось долго скитаться. Леша был хорошим механиком по подвескам и подрабатывал на сервисах на трассе. Так они и шли вдоль трассы все дальше от Москвы, пока не прибились к барачным. На сервисе его ценили, так как он был толковый, правда частенько уходил в запой, но быстро возвращался, а кое-что мог делать и нетрезвым поскольку сохранял адекватность поведения. Поскольку платили ему очень мало, то обоих – и его, и хозяина сервиса такое сотрудничество вполне устраивало.