Взлетай и падай

1 Скайлер

Пятнадцать лет спустя

Если бы существовал конкурс на самый ужасный и одновременно самый прекрасный День святого Валентина в истории человечества, то я однозначно заняла бы первое место. Вне всяких сомнений. Вечер начался с предвкушения, ведь мне предстояло первое свидание с Оуэном. Мы нашли друг друга месяц назад в приложении для знакомств, и у нас сразу возникла симпатия. Поэтому я очень радовалась, что первая встреча состоится именно в День святого Валентина. Я как следует нарядилась: купила новое платье и укротила кудрявую гриву, собрав светлые волосы в элегантный пучок.

Теперь же этот пучок превратился в птичье гнездо, а от макияжа почти ничего не осталось, прямо как от меня, потому что Оуэн – вот гад! – просто-напросто меня кинул. Первые полчаса я думала, что он задерживается, потому что на улицах Бомонта сам черт ногу сломит, а сотни голубков спешили на свидания. Но он не приходил. Тридцать минут превратились в два бесконечных часа, а я все сидела у окна и постепенно приходила в ярость.

И именно в тот день, который и так дался мне тяжело! Через несколько часов важнейший человек в моей жизни должен был улететь.

Из страны на полгода улетал он.

Шесть.

Чертовых.

Месяцев!

Поняв, что Оуэн меня кинул, я написала сообщение Картеру и предложила увидеться. Он ответил, что ждет. Так что я прыгнула на свой старый велосипед и направилась прямиком в квартиру Картера.

Он жил всего в паре улиц от моего дома, поэтому я не стала тратить время на переодевание и осталась в изумрудном коктейльном платье. Наверное, я выглядела до смешного нелепо в элегантном атласном платье верхом на ржавом железном коне, который грозил развалиться от каждого нажатия на педаль.

Теперь – пять часов спустя – я чувствовала голой спиной тепло его груди, и мне очень хотелось стереть из памяти последние часы. Не потому, что было плохо. Совсем наоборот. Это были лучшие часы моей жизни, но это было неправильно. Они могли все разрушить. Они могли лишить меня главного человека в жизни – и не просто на полгода, а насовсем. Я перекатилась на край кровати, начала в темноте нащупывать на полу платье и тихо выругалась, когда мне это не удалось.

– Черт!.. – бормочу я, вместо платья схватив с пола черную футболку Картера, которую я сорвала с него в порыве страсти.

От воспоминания о том, как он смотрел на меня, мое сердце трепещет. День святого Валентина начался ужасно, но закончился чудесно – в его объятиях. В объятиях человека, которому я готова доверить свою жизнь. Не раздумывая. Слепо. В последние годы мы часто оказывались в одной постели, иногда даже обнимались, но никогда не заходили дальше. Между нами сложилась невероятная нежность и близость, но не сексуальная. До сегодняшнего дня.

Теплое дыхание Картера ласкает мне затылок, в то время как я приподнимаю его накачанную руку и высвобождаюсь из объятий. Быстро и стараясь не шуметь я натягиваю футболку Картера, и меня полностью окутывает его аромат.

Запах пачули и сандала. Когда я слышу эти нотки, чувствую себя дома.

Сквозь раздвинутые шторы в спальню падает бледный лунный свет, и когда я поворачиваюсь к Картеру лицом, то теряю дар речи. Его татуированный торс в серебристом свете выглядит безупречно. Широкие плечи, руки, способные защитить от чего угодно, рельефный пресс, а ниже – тонкое одеяло, под которым Картер лежит в чем мать родила. Светлые волосы беспорядочно спадают на лоб, соблазнительный рот слегка приоткрыт, а ресницы отбрасывают тень на острые скулы.

Картер Дэвис – самый красивый парень из всех, кого я знаю. А еще он мой лучший друг! С которым я трижды переспала за эту ночь. Черт возьми, о чем я думала? Хе-хей, сегодня День святого Валентина, и меня кинули со свиданием. Пересплю-ка я с единственным человеком, с которым мне никогда не стоит спать! Гениальная идея, Скай. Гениальность переходит все границы. Этой ночью мы оба перешли черту.

Я судорожно отыскиваю трусики и натягиваю спортивные штаны Картера, которые велики на несколько размеров, потому что мой друг настоящий гигант. Теперь я знаю, что гигант он во всех смыслах…

Черт. Черт. Черт!

Я никогда не смогу забыть этот взгляд. Никогда не забуду, с каким огнем и страстью он на меня смотрел. Как горели от неутолимого желания его синие глаза. Океан был объят пламенем, я никогда еще не чувствовала себя столь желанной.

Когда я подумала, что завтра утром он уедет, у меня задрожала нижняя губа. Его не будет в стране целых шесть месяцев, и эта мысль затмевает все воспоминания о том, как нам было хорошо прошлой ночью.

Я тихо нащупываю сумочку и едва собираюсь выйти из спальни, как комната озаряется теплым приглушенным светом. От неожиданности я испуганно оборачиваюсь и смотрю на Картера. Он включил ночник и сонный приподнялся на кровати.

– Спи дальше, – прошу я, держась рукой за дверную ручку.

Он, нахмурясь, осматривается, а когда наконец встает, у меня перехватывает дыхание. Главное, не смотреть в ту сторону… Поздно!

Мой взгляд застывает на его достоинстве, которое так приятно было ощущать в себе. Я прикусила губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Что-то в стиле «умоляю, возьми меня с собой в Европу и еще раз сделай со мной то, что ты сделал сегодня».

– Картер, оденься! – сказала я, закатив глаза.

Он откидывает с глаз волосы, упирается руками в бока и глядит на меня с нахальной заспанной улыбкой, которая любую девушку сведет с ума.

– Я бы оделся, но на тебе мои вещи, – усмехается Картер.

Я отчаянно стараюсь не опускать глаза. Лицо у него тоже симпатичное…

– Не хочу опять кататься на старушечьем велике в вечернем платье! Да меня сочтут сумасшедшей и изолируют от общества. У тебя же есть другая одежда! – настаиваю я.

Когда я раздела Картера, у него под спортивными штанами ничего не было. Под штанами, которые сейчас согревали мне ноги.

Мой лучший друг довольно вышагивает к комоду и достает оттуда шорты. Я не могу не обратить внимания, что у него до сих пор стоит. Мускулистый торс остается голым.

– Неужели ты хотела улизнуть из постели, словно у нас был просто секс на одну ночь? Обижаешь, Скай-Скай.

– Не хотела тебя будить. Тебе же рано вставать.

Картер хмурится от абсурдности моих слов. Он самая настоящая сова. Ложится после трех, а встает не раньше десяти. Похоже, творческая часть его личности просыпается ближе к вечеру, и это время он использует в основном для написания текстов.

– Твой рейс. Забыл уже?

У меня пересыхает во рту, к глазам подступают слезы. Последние пятнадцать лет мы были неразлучны, а теперь нас будет разделять целый океан. Я люблю океан, особенно океан глаз Картера, но сегодня я его проклинаю.

– Такое забудешь…

Картер опускает глаза, проводит рукой по лицу и подходит ко мне. Мне приходится откинуть голову, чтобы его увидеть. Все как раньше. По сравнению со мной он всегда был великаном.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется он участливо, и больше всего на свете мне хочется бросить сумку, упасть в его объятия и никогда не отпускать. А лучше привязать его к кровати, чтобы он пропустил самолет. В семь часов утра его рейс ВА0195 стартует из Бомонта и через девятнадцать часов плюс две пересадки приземлится в Лондоне. Я уже приготовилась отслеживать самолет и молиться, чтобы он благополучно долетел.

– А сам-то как думаешь? – хриплю я.

– Думаю, что тебе грустно.

Картер всегда знает, как я себя чувствую.

– Так и есть. Но я ведь переживу? Это же всего шесть месяцев.

Я пытаюсь уменьшить масштабы катастрофы, но получается у меня из рук вон плохо. Полгода – это невероятно долго. Я и дня не могу без него прожить. Как же мне продержаться почти двести дней?

– Да, – говорит он сквозь зубы и хмурит лоб.

Картер приподнимает пальцем мой подбородок, чтобы я смотрела на него, а не буравила глазами дыру в полу.

– Скай, будем созваниваться каждый день, хорошо? – Он шумно дышит. – И из каждой страны я буду присылать тебе самые уродские открытки, какие только найду. Такие туристические, что кровь из глаз.

Он нежно проводит большим пальцем по моей щеке и, едва заметив слезы, тянется к своей цепочке.

У него на шее серебряный крестик, который он носил еще в день нашего знакомства. Крестик Картеру достался от наркозависимой мамы в тот день, когда социальная служба забрала его из неблагополучной семьи, как никому не нужного щенка, и отвезла к Хизер и Чарльзу. Прямо как меня. Мы оба были никому не нужными щенками. Правда, у моей мамы не было проблем с наркотиками, она просто не могла обо мне заботиться после того, как папа от нас ушел.

Хизер и Чарльз подарили мне не только семью, но и лучшего друга. Картер секунду разглядывает крестик, а потом надевает мне через голову цепочку, оттягивает воротник и прячет крестик. Серебро холодит кожу. А под крестиком часто-часто бьется сердце, потому что я все еще не могу поверить, что мы с Картером переспали.

– Послушай, Скай.

Теперь он притягивает меня к себе, и я обвиваю его торс руками. Потом прячу лицо на его обнаженной груди, которая пестрит татуировками. На его теле почти не осталось мест, не покрытых чернилами. Лишь правая грудь еще свободна, но, насколько я знаю, он собирался забить это место в Лондоне.

– Мы справимся. Мы со всем справимся.

Он берет меня за руку, кладет ее себе на грудь и гладит точку с запятой, вытатуированную на тонкой и нежной коже запястья. И я понимаю, что он хочет сказать этим простым жестом. Наша дружба не закончится этой ночью просто потому, что он уедет. Именно это и обозначает татуировка. Она символизирует нашу историю, которая еще не скоро будет рассказана до конца.

– Знаю, – отвечаю я тихо.

На языке горит множество вопросов. Как вышло, что мы переспали? Что изменится в наших отношениях? Что-то вообще изменится? Но ни один из них я не задаю, потому что к такому разговору еще не готова.

Я устала, я измождена, я в полном раздрае. Сперва мне следует переварить случившееся. Нужно разобраться, почему из-за Картера у меня зашкаливает пульс.

– Я поеду домой. Напиши, как доберешься в аэропорт, ладно?

– Конечно. Я буду доставать тебя сообщениями. Даже не заметишь, что я уехал.

Хотелось бы.

– Ловлю на слове.

– Разве я когда-нибудь нарушал слово?

От его низкого голоса меня пробирает дрожь.

– Нет.

Я утыкаюсь лицом в его грудь и чувствую, что он смеется. У него трясутся плечи. На его плечо я всегда могу опереться, когда плохо. На кого же мне опираться в ближайшие месяцы?

– Вот видишь, Скай-Скай.

Я судорожно вытираю слезы, целую Картера в уголок рта, и на секунду мои губы замирают на его щетине. При воспоминании о том, как она щекотала мне нежную кожу на внутренней поверхности бедра, у меня внизу все начинает покалывать, как от пузырьков только что открытой бутылки шампанского.

– Картер, поспи немного. И оторвись за меня в Европе!

Я, наконец, высвобождаюсь из его объятий, хотя меня так и тянет обратно в постель. Когда я выхожу в коридор, то слышу грустную усмешку.

Ненавижу, когда его смех звучит грустно.

– Я люблю тебя, Скай-Скай! – кричит он вслед, и от этих слов мое сердце делает сальто.

– Я тоже тебя люблю.

Боюсь, что теперь эти слова звучат совсем не так, как еще несколько часов назад…

Выйдя в ночную прохладу, я отстегиваю велосипед, сажусь на скрипящее седло и уезжаю. Я наслаждаюсь тем, как ветер гладит мне лицо и остужает пыл, который разлился по телу как лесной пожар. Единственное, что ветер успокоить не может, – мои мысли.

Пятнадцать лет.

Вот как давно мы с Картером лучшие друзья. Родственные души. Одно сердце на два тела. И сегодня мы перешли границу, через которую переступать не стоило.

Сейчас полночь, машин почти нет, поэтому, когда мне приходит уведомление о новом сообщении, я прямо на дороге достаю телефон из кармана штанов и читаю.

Черт, вся постель пахнет тобой, Скай. Не хочу никуда лететь. Шесть месяцев без тебя?

Я смотрю на его слова, резко давлю на тормоз и слезаю с велосипеда. Через секунду приходит второе сообщение.

Это будет ужасно.

Дрожащей рукой набираю ответ, а второй веду велосипед.

Картер, ты что, совсем?! Это твой шанс! Crashing December! Да ты об этом внукам будешь рассказывать!

Картер начал писать для музыкальных журналов, когда ему исполнилось шестнадцать. Сначала это было хобби, потом стало профессией. Два месяца назад ему предложили поехать в тур по Европе, пожалуй, с самой перспективной молодой рок-группой Англии, освещать концерты в поддержку нового альбома и написать книгу о группе и ее солисте. Лучше Картера на эту работу никого не найти! Ведь он человек с внешностью рок-звезды и душой писателя. Тот, кто всегда мечтал написать книгу.

Но как бы сильно я ни радовалась за него, мне так же хочется, чтобы он остался со мной, а не сел на самолет, который через пару часов заберет его в Лондон.

Я как парализованная смотрю на телефон и, увидев, что Картер отвечает, задерживаю дыхание. Перед глазами танцуют три точки, а потом снова исчезают. Потом он снова печатает, но прерывается, и это сводит меня с ума. Картер всегда знает, что хочет сказать, но сейчас он как будто не находит слов. Когда от него приходит следующее сообщение, я выдыхаю весь накопившийся воздух.

Что же мы сделали, Скай?

Я снова и снова читаю это сообщение. Всего пять слов, но для меня будто целый роман.

Да, что же мы сделали?

Я перехожу дорогу перед домом, большой палец завис над экраном телефона. Велосипед я все еще веду за собой, так как сейчас не в состоянии сесть на него, потому что телефон нельзя выпускать из виду.

Я вздрагиваю, услышав громкий визг.

Яркие фары приближаются с опасной скоростью, от громкого гудка у меня едва не лопаются барабанные перепонки.

Когда я, наконец, выхожу из оцепенения, становится уже слишком поздно. На меня наезжает джип и протаскивает несколько метров вместе с велосипедом.

Все происходит быстро.

Слишком быстро.

И пока у меня темнеет в глазах, я понимаю, что после этой ночи жизнь никогда не будет прежней.

2 Скайлер

Четыре месяца спустя

– Мам, угомонись!

У меня вырывается нервный смешок, пока я пытаюсь поспеть за мамой – но тщетно. Она устроила в коридоре практически спринт.

– Извини, милая. Просто все так… – Она резко останавливается, и я в последнюю секунду притормаживаю Холли – мое инвалидное кресло, чтобы не наехать маме на ноги. – …Все так волнующе. Почти так же, как в твой первый день учебы. Помнишь? Ты была само спокойствие, а вот мы с Картером все издергались.

– Точно. Я уже собиралась нести вам бумажные пакеты, чтобы продышаться. Но сегодня не первый день учебы, так что расслабься, пожалуйста, – мягко прошу я и глажу ее по руке.

Мои слова верны лишь наполовину. Может, сегодня и не первый день в Ламарском университете Техаса, но я вернулась к занятиям после вынужденного перерыва в четыре месяца.

За четыре месяца моя жизнь разделилась на «до» и «после».

До аварии я была спортивной, обожала танцевать и вместе с Картером прыгать в толпу на концертах. Несчастный случай моментально изменил мою жизнь.

При столкновении с джипом четырнадцатого февраля один из поясничных позвонков был непоправимо поврежден. Нисходящие нервные пути были полностью разрушены, но восходящие практически не пострадали. Это означало, что я обездвижена ниже поясницы, но все еще что-то чувствую. Хоть и приглушенно.

В теории я, конечно, понимаю, как нужно вытягивать правую ногу, но нервные импульсы между мозгом и телом больше не работают.

– Ты права. Я психую. Ладно, давай уже посмотрим, какую комнату тебе выделили. – Слова Пенелопы возвращают меня в реальность, а она тем временем копается в бумажках, которые выдали нам при регистрации. И пусть она не моя кровная мама, а удочерила меня, когда мне было семь лет, в ее присутствии я всегда чувствую себя ребенком. Ее ребенком.

– Двенадцатая. – Я показываю пальцем на верхнюю строчку, где стоит номер комнаты.

Мама смотрит на меня с облегчением.

– Видишь, как я нервничаю? Аж читать разучилась. Пойдем, это уже рядом.

В узких джинсах, конверсах в клетку и бирюзовой блузке она выглядит как девушка до тридцати, хотя ей в следующем году будет пятьдесят. Пенелопа Кэмпбелл – олицетворение выражения «хорошо сохранилась».

– Пришли. Готова? – Она показывает на широкую входную дверь.

Я быстро смотрю вниз на Холли и пытаюсь прикинуть, действительно ли дверь достаточно широка для кресла. Раньше я жила на четвертом этаже. Комната пятьдесят восемь. Но все подходящие для инвалидов помещения были на первом этаже, так что мне пришлось распрощаться со старыми соседями, собрать вещи и переехать. Впрочем, это меня не особо расстраивает.

Мама открывает дверь и первая проходит в мой новый дом.

– Ого! Да она огромная! – Мама с разинутым ртом осматривается, а я следую за ней с не менее удивленным видом. В гостиной диван, обитый коричневой тканью, кресло, тумба для телевизора и небольшая кухня, где стоит повидавшая жизнь микроволновка.

Стены выкрашены в бежевый, окна выходят на север, и из них видно деревья в кампусе.

– Скайлер! Ты только посмотри, какая комната! С ума сойти. Гораздо больше твоей прежней.

Мама взволнованно ходит по комнате. Я вижу, что она уже думает, как тут все можно украсить, и я не мешаю, ведь это приносит ей радость. Я люблю радовать людей, хоть и понимаю, что скоро моя комната наполнится бородатыми гномиками. Пенелопа любит гномов.

– И правда большая.

Я с любопытством осматриваюсь. Кровать гораздо шире, чем в прошлой комнате, а еще оборудована электроприводом для смены положения матраса. Слева от кровати стоит уютный письменный стол, у которого тоже можно отрегулировать высоту и идеально подстроить его под Холли. Теплое вечернее солнце падает прямо на широкую рабочую поверхность и создает причудливую игру света на дереве. Здесь у меня наконец-то будет достаточно места для учебных материалов и кучи книг. Эта комната наверняка стоит целое состояние, но мама не признается, сколько ей придется отвалить за месяц.

– Сейчас сниму мерки с окна для штор и пойду поблагодарю женщину на стойке регистрации.

– Оставь пока рулетку в кармане и лучше помоги мне занести коробки.

– Ты права. Я слишком спешу. Ну, за дело!

Она энергично хлопает в ладоши, и, когда мы возвращаемся в комнату, открывается дверь и входит девушка с каштановыми волосами. У нее орехового цвета глаза, высокие скулы и пухлые губы. Видимо, это моя соседка. Она одна из самых красивых девушек, что я встречала, и напоминает мне Арию из «Милых обманщиц». Очень надеюсь, что в ее жизни нет никакого Э, который будет подкладывать странные посылки под дверь.

Она опирается на голубые костыли, которые ей, очевидно, нужны из-за правой ноги в толстом гипсе. Она дарит нам ослепительную улыбку, а затем прижимает подмышкой один из костылей, кладет руку на грудь, проводит двумя пальцами по щеке и показывает непонятные знаки. Я судорожно сглатываю воздух.

Мне, конечно, доводилось встречать человека, который общается на жестовом языке, но все же не ожидала, что моя соседка окажется слабослышащей. Я не понимаю, что она мне сказала, не говоря уже о том, как мне представиться, поэтому как идиотка поднимаю руку. Мама смотрит на меня растерянно, но когда девушка начинает смеяться, мне становится легче.

– О господи, простите! – Она хлопает себя по лбу свободной рукой и хромает в нашу сторону, чтобы пожать руку сначала мне, потом маме. У соседки теплое прикосновение, и она пахнет розами. – У меня в гостях весь день был младший брат, и мне иногда сложно сразу переключиться. Я Хейзел!

– Я Пенелопа, мама Скайлер. – Мама трясет руку Хейзел, не давая мне вставить слово.

– А я твоя новая соседка.

– Только поступила? – спрашивает Хейзел.

– Нет, я уже больше года учусь, но пришлось переехать. С лестницами больше не дружу. – Сдержанно улыбаясь, я показываю на инвалидное кресло.

Больше всего в Хейзел мне нравится не ее имя и не то, что она выглядит как Ария. Лучше всего то, что она смотрит на меня без жалости.

– А ты смешная. Мне нравится! – У нее горят глаза. – Итак, это наша общая гостиная, слева от твоей спальни ванная комната с душем на уровне пола и ванная со ступенькой. Свою комнату ты наверняка уже видела.

– Ага. И она по-настоящему гигантская!

– Понимаю, о чем ты. Еще пару недель назад я жила на пятом этаже, комнатенки там крошечные.

Почему мы с ней раньше не пересекались?

– Скайлер, я принесу пару коробок, и можем начать распаковку, – говорит мама, нежно улыбаясь.

– Я могу помочь. Сегодня больше нет занятий, – предлагает Хейзел.

Уголки моих губ взмывают в небо, ну какая она милая!

– Было бы здорово, спасибо.

Мама смотрит на меня слегка разочарованно, ведь ей очень хотелось помочь мне обустроиться, но если у меня появился шанс поближе познакомиться с новой соседкой, то надо его использовать.

После аварии мне стало сложнее знакомиться с людьми, потому что большинство меня избегают или не знают, как со мной обращаться. Бывшая соседка дважды навещала меня в больнице, но я отчетливо ощущала, как ей неприятно было там находиться. Я пыталась поддерживать беседу, но с тех пор мы больше не общались.

Пенелопа приносит увесистые коробки с моими пожитками из старой комнаты, и я спешу уверить ее, что дальше справлюсь сама, но она смотрит на меня скептически.

– Ты созванивалась с Картером?

– Конечно. Вчера. Он хочет поговорить по скайпу.

При мысли о созвоне мне стало дурно. Невозможно описать, как я по нему скучаю, и я очень хочу его увидеть, но…

– Может, расскажешь ему уже, что произошло, милая?

Мама садится на диван и кладет теплую ладонь мне на колено. Я едва уловимо чувствую давление ее пальцев и какое-то смутное покалывание – возможно, я себе его нафантазировала.

– Мам, ну, прекрати. Мы уже сто раз это обсуждали, – вздыхаю я.

Конечно, она права и мне уже давно пора была выложить карты на стол, но мы обе знаем, что бы произошло.

– Если бы я рассказала Картеру о несчастном случае, он бы запрыгнул в самолет и вернулся первым же рейсом. Или даже не полетел бы. Это шанс всей его жизни, и я не позволю Картеру упустить его, – произношу я шепотом.

Я чувствую себя лицемеркой и корю за то, что четыре месяца назад скрыла случившуюся со мной по дороге из его дома трагедию, но у меня не было выбора.

Поначалу мы только созванивались, поэтому скрыть аварию было очень просто. Всего-то придумать пару отговорок, почему я несколько дней не выходила на связь – я плела что-то о мероприятиях по учебе. На самом же деле я была не в университете, а в реабилитационном центре на окраине Техаса, училась жить по-новому.

– И как же ты это от него скроешь, если вы созвонитесь по скайпу? Я переживаю за вашу дружбу.

Я переживаю за нашу дружбу с того момента, как вылезла из его постели.

– Мам, все будет хорошо. Обещаю. Когда он вернется, я все ему объясню. Он поймет, – пытаюсь успокоить я маму.

И себя заодно. В реальности же все выглядело совсем иначе – мне было страшно ему открыться. Рассказать, что несколько месяцев ему лгала, чтобы не рушить его карьеру. При мысли о реакции Картера на признание страх превращался в панику.

– Ладно, милая. Ты знаешь, что для тебя лучше. Я сейчас в магазин, а потом домой. Мерки для штор сниму в следующий раз.

Она по-матерински нежно целует меня в щеку, прощается с Хейзел и исчезает в дверях.

В ту же секунду я шумно выдыхаю и встречаюсь взглядом с Хейзел, у которой брови удивленно ползут вверх, и устало машу рукой.

– Долгая история. Чертовски долгая. Давай начнем разбирать коробки.

– Можешь прикрепить веревку на гвоздь?

Я сижу на свежезастеленной кровати, а Хейзел помогает превратить эту комнату в мою комнату. Мне придется жить здесь в ближайшие годы, так что я хочу чувствовать себя комфортно.

– Конечно. Здесь? – Она накручивает тонкий шнур на гвоздь, который уже забит в стену.

Я киваю.

– Да-да. Идеально! – В это время я креплю другой конец веревки на крючок в стене.

– Твоя мама волновалась больше, чем я в первый день учебы.

– О да, верно подмечено. Она считает, что я не справлюсь с жизнью в кампусе, но я докажу ей обратное. Мама постоянно за меня переживает, так было и до аварии. – Я театрально закатываю глаза.

– Видно, что она тебя очень любит. – Новая соседка смотрит на меня ласковым взглядом.

Я, так же с улыбкой, киваю. Мамина любовь всегда была безграничной.

– Можно спросить, что случилось?

– Попала под машину. Четыре месяца назад. Практически ровно, – с изумлением осознаю я, взглянув на календарь на письменном столе, – через два дня четырнадцатое июня.

– Ого, всего четыре месяца назад! А кажется, что ты уже давно освоилась.

– Камилла, мой терапевт, тоже так говорит. Ну а какой смысл вечно оплакивать прежнюю жизнь? – Я пожимаю плечами и рассеянно машу рукой в сторону ее жуткого гипса. – А с тобой что стряслось?

– Это произошло на прогулке. Мои бабушка с дедушкой… – Она ненадолго замолкает. – Мой дедушка владеет фермой, и я хотела верхом на лошади посмотреть на закат. Не знаю точно, что произошло, но внезапно конь меня сбросил, я по-дурацки упала и сломала ногу. Ну ничего страшного, врач говорит, что через пару месяцев будет как новенькая. – То, что Хейзел вскоре может переехать в другую комнату, мне не нравится, хоть я ее едва знаю.

– А что с жестовым языком? – спрашиваю я с любопытством. Я не из тех, кто подолгу ходит вокруг да около, мне хочется узнать людей рядом со мной. Со всеми их историями и чудинками.

– Мой брат Джейми родился неслышащим, поэтому я выучила жестовый язык. И после общения с ним мне всегда сложно перестроиться. К тому же я трижды в неделю веду занятия по жестовому языку. Для людей с нарушениями слуха и их родственников.

Эта девчонка нравится мне все больше и больше.

– Да это же офигенно круто! Ты в университете тоже что-то такое изучаешь?

– Да, я хочу стать сурдопереводчиком.

Она гордо улыбается.

– А сколько лет твоему брату?

– Восемь, – говорит Хейзел, и ее взгляд наполняется нежностью.

– Как он справляется?

– Просто отлично. Говорит, что это его суперсила. Из-за того, что он не может слышать, он гораздо лучше считывает людей.

– Да твой брат просто бог приготовления лимонадов из лимонов, – шепчу я и замечаю, что в глазах стоят слезы, потому что я думаю не только о Картере, но и о Хизер.

Хейзел поспешно кивает, и уголки ее губ слегка приподнимаются.

– Да, он такой.

– Ты не могла бы передать маленькую обувную коробку?

Я показываю на потрепанную желтую коробочку, в которой храню свои ценности. Она стоит на самом верху штабеля из коробок, Хейзел легко достает ее, несмотря на гипс, и протягивает мне. Едва я открываю крышку и вижу фотографии, у меня на лице появляется улыбка. Одну за другой я закрепляю фотографии на веревку небольшими деревянными прищепками. Хейзел с интересом разглядывает фото и показывает на снимок, где мы с Картером на пляже Кристал-бич. Его светлые волосы развеваются, а я кидаю в него песок. Смех на этом снимке – на вес золота.

– Это твой парень?

– Лучший друг, – возражаю я, хотя в глубине души у меня язык не поворачивается назвать наши отношения просто дружбой. При мысли о нем мое сердце всегда начинает биться чаще. Далеко не просто по-дружески. Кто-то скажет, что у меня в последние четыре месяца были другие проблемы, но чувства к Картеру все еще обволакивают меня, как облако.

– Симпатичный, – произносит Хейзел одобрительно и начинает разглядывать остальные фото.

Почти на всех мы вдвоем, на некоторых есть мама, а на каких-то только Картер. Моей любимой фотографии уже сто лет. Картер сидит на моей кровати в доме Пенелопы и пишет в дневнике. Перед ним невозможно устоять, когда он держит ручку.

– А как у тебя? Есть парень?

Хейзел театрально плюхается на кровать, запрокидывает загипсованную ногу на коробки и тяжело вздыхает.

– Да. Его зовут Мейсон.

– И чем занимается твой Мейсон? Тоже здесь учится? – не унимаюсь я.

Глаза Хейзел наполняются слезами, и я начинаю думать, что́ я не так сказала.

– Он служит в Афганистане. Уже пять месяцев. И ему нужно продержаться еще как минимум полгода.

На секунду мое сердце становится чугунным и перестает биться. Я многое предполагала, но уж точно не то, что ее парень на войне.

– У меня есть такая же коробка, только не с фотографиями, а с его письмами.

– Черт, мне очень жаль, – шепчу я, опираюсь кулаками на матрас и силой своего веса подвигаюсь к ней поближе. Ноги я переставляю руками. Затем крепко сжимаю ладонь Хейзел.

– Он справится! – уверяю я.

Она быстро смотрит мне в глаза, и по загорелой щеке катится одинокая слеза.

– Я надеюсь.

Я уже несколько секунд сижу, уставившись на экран ноутбука, лежащего у меня на коленях. Аватарка Картера мигает, и я понимаю, что рано или поздно придется ответить. За последние недели он все уши прожужжал о том, как хочет увидеть меня по скайпу, но все во мне отчаянно сопротивляется, ведь он тут же поймет, что что-то не так. Что я его обманываю. Каждый день.

– Так, Скай. Соберись!

В последний раз тяжело вздыхаю, и как только соединение устанавливается и я вижу лицо лучшего друга, все сомнения словно ветром сдувает. Я сияю как солнце, на глаза тут же наворачиваются слезы.

– Привет, Скай-Скай! Только не говори, что я так погано выгляжу, что довел тебя до слез, – вместо приветствия говорит Картер.

Я не могу на него насмотреться. Светлые пряди падают на лоб, пирсинг в носу справа, на его пухлых губах слева прокол «укус паука». Черная майка лишь слегка прикрывает четко очерченные мышцы груди, а татуировки даже через размытую камеру старого ноутбука выглядят как произведение искусства.

– Скай! Ты меня слышишь? – Он машет рукой, и я выхожу из оцепенения.

– Да, слышу. И вижу. Я. Тебя. Вижу. Господи, даже не верится!

– Мне тоже, я так скучал. Классно выглядишь!

Простой комплимент, но из его уст это ощущается как душ из комплиментов, под которым мне безумно комфортно.

– Ты тоже. Но я тебе так скажу: тебе не хватает техасского загара. Выглядишь как французский сыр с плесенью!

– В Лондоне поганая погода. Дождь льет три недели без перерыва. В Италии мне больше понравилось.

Он с улыбкой откидывает голову и играет с кольцом на среднем пальце правой руки. Мой взгляд задерживается на четырех буквах, выбитых на костяшках пальцев.

СКАЙ.

– Чем занимаетесь в Лондоне перед началом второй части тура?

Все эти месяцы Картер сопровождал Айзека Уокера и его группу Crashing December во время записи альбома, был на всех промомероприятиях в его поддержку и ходил на все концерты группы, чтобы собрать материал для новой книги. Скорее всего, Италия понравилась ему не только из-за погоды и пасты – он обожает макароны, – но и из-за местных красоток. Мне даже не надо ничего рассказывать, ведь я знаю его лучше самой себя.

– Мы сейчас в доме у Айзека. Слушай, тут настоящий дворец. В пентхаусе есть сауна и роскошная терраса. С ума сойти. Нам еще нужно устроить фотосессию для обложки, а потом поедем в тур по Германии. Берлин, Мюнхен, Кельн, Франкфурт, а дальше во Францию.

– Да ты буквально ведешь жизнь мечты любой рок-звезды! – говорю я, смеясь.

Я чувствую, как вздрагивает левая нога. Такие спазмы чертовски болезненные, но я стараюсь не подавать вида.

– Так и есть, Скай-Скай. Но стало бы еще лучше, если бы ты была рядом. Тебе бы тут понравилось!

Слезы встают в горле комом, ведь я очень скучаю по Картеру. Но осталось всего восемь недель, и он снова будет рядом. Я справлюсь.

– Хватит обо мне. Как дела у моей любимой девочки?

Мое. Сердце. Танцует.

Оно танцует так энергично, что мне начинает казаться, что ноги сейчас тоже пустятся в пляс.

– Сегодня переехала в новую комнату. Картер, она такая классная! Гораздо больше старой, и у нас даже есть общая гостиная.

– А почему ты решила переехать? Змея по соседству достала?

– Мама сказала, что там темно и воняет.

Очередная ложь.

– Очень в стиле Пенелопы. Господи, как я по вам соскучился! Можешь встать? Хочу посмотреть на тебя целиком, а не только на лицо.

Во мне поднимается паника, ведь я не смогу исполнить его желание.

Я прикрываю глаза и всерьез подумываю притвориться мертвой. Вдруг прокатит.

– Скай! Встань! Ради меня, ну, пожалуйста! – Картер дуется, и черный пирсинг на его соблазнительных губах поблескивает.

– Не могу. Я в одних трусах.

– Тем лучше. Разве я там чего-то не видел?

Картер многозначительно мне подмигивает, и на мгновение все тело охватывает пламя. И пока верхняя половина сгорает от жара, в ногах я чувствую лишь слабое тепло. Неужели при его намеках на нашу ночь теперь так будет всегда?

– Картер, – одергиваю я его.

– Что? Ты сексуальная. Разве ты забыла, как мы…

– Нет. Не забыла.

В этом-то и проблема. Я не забыла, как приятно было ощущать твои пальцы на самых деликатных местах, которые теперь ничего не чувствуют. Но сознание сохранило воспоминание о том, как ты теплыми руками гладишь мои бедра, а потом решительно берешь. Черт, надо прекращать думать об этой ночи. И задаваться вопросом, будет ли он считать меня сексуальной в Холли. И вообще, не стану ли я ему противна, когда он узнает, что я пять раз в день ставлю катетер… Я трясу головой, отгоняя от себя воспоминания.

– Прости, Картер. Сегодня я не встану.

Я никогда больше не встану.

Все эти месяцы он то и дело пытался завести разговор о ночи перед отъездом, но мы так и не поговорили, потому что я переводила тему. И мне от этого плохо.

– Жаль. Ну ничего страшного, Скай-Скай. Через два месяца я тебя увижу. Целиком. Может, ты будешь и не в одних трусиках, но я затискаю тебя до смерти. Просто предупреждаю… – Он все еще играется с кольцом, быстро крутит его туда-сюда на пальце. – Это что, стена позора?

Картер приближается к камере, и я вижу его синие глаза. Боже, они прекрасны.

– Ага. Первым делом повесила.

Картер называет это «стеной позора», потому что на большинстве фоток выглядит нелепо. А еще невероятно сексуально.

– Приблизь камеру! Хочу рассмотреть фото, – просит он меня, так что я беру ноутбук и показываю ему наш своеобразный фотоальбом. – Боже, фото на пляже все еще мое любимое. Две недели потом песок выплевывал!

– Картер, ты меня дразнил. Так что сам напросился!

– Да-да, я знаю.

Он лыбится в камеру, и от его взгляда я теряю чувство времени. В какой-то момент у него в комнате раздается какой-то шум, слышно мужской голос. И тут в кадре появляется кто-то. Кто-то, при виде которого у меня останавливается сердце, ведь это Айзек Уокер, гребаная звезда!

Солист группы Crashing December заставляет миллионы сердец биться чаще. Но даже его ироничной усмешке, карим глазам и густым темным волосам не затмить красоту Картера.

– Привет! Я Айзек, – представляется он с улыбкой.

Как будто во всем мире кто-то еще не знает твоего имени.

– Скайлер. – Я расслабленно машу ему рукой.

– Слушай, Скайлер, я должен украсть твоего собеседника на пару часов. Мы устроили вечеринку, без Картера никак!

И только сейчас я замечаю глухие басы на заднем фоне. Картер закатывает глаза. Он хоть и выглядит как рокер и звезда вечеринки, но вообще ему больше нравится лежать на диване с хорошим детективом.

– Без проблем, – говорю я непринужденно, хоть мне и хотелось подольше посмотреть на Картера.

– Скай, какие у тебя планы? Я бы мог еще пообщаться с тобой, а на вечеринку пойти потом.

– Нет, не мог. Там несколько дамочек желают с тобой познакомиться. И знаешь, чувак, они ждать не любят.

В груди тут же кольнула ревность.

– Надо будет повторить, Скай-Скай! На фиг скучные телефонные звонки, теперь хочу всегда на тебя смотреть!

Картер подносит к губам запястье и целует точку с запятой, навсегда связавшую нас. Я тоже поднимаю руку и целую свою. Этот ритуал мы придумали, еще когда были детьми. Просто раньше на коже были не татуировки, а перманентный маркер.

Последнее подмигивание, «Я по тебе скучаю», и вот экран Картера гаснет.

3 Картер

Я пялюсь в экран, пока Айзек не отбирает у меня ноутбук, закрывает крышку и откладывает на тумбочку. Я сижу на кровати в одной из гостевых комнат и задаюсь вопросом, зачем ему пентхаус площадью двести квадратных метров. Для меня и Скай места в доме Чарльза и Хизер всегда было достаточно. Нас было достаточно. С ней я бы мог расти и в шалаше.

– Так вот какая она, твоя половинка?

Айзек зажигает сигарету, глубоко затягивается. Я тоже выпускаю дым маленькими колечками.

– Вторая половинка, лучшая подруга… Называй как хочешь.

Каждый раз, когда я говорю о Скай, я испытываю невероятную гордость, словно сорвал гребаный джекпот в лотерее, когда она переехала в комнату по соседству. Когда ее отняли у матери, что, конечно, ужасно, но для меня – большая удача.

– Она миленькая. В сексуальном плане.

Прошлая неделя была очень напряженной, и в написании книги я продвинулся далеко не так, как планировал. Когда я соглашался на эту работу, то понимал, что много времени придется проводить на концертах и высоколобых светских мероприятиях, но даже не подозревал, как мало времени останется, собственно, на работу над книгой. Скай застебет меня при встрече.

– Даже не думай, чувак. Если вы когда-нибудь приедете в Бомонт, то Скай – табу. Для всей группы.

– С чего бы? Между вами что-то есть? – Он заинтересованно играет бровями и выглядит при этом очень тупо.

– Нет, просто я стерегу ее от похотливых мужиков.

– Что?! Это мы-то похотливые? А кто в Италии крутил c кучей девушек?

Айзек прав. Мы провели два месяца под итальянским солнцем, потягивали коктейли, снимали видео и готовились к туру. Составляли список песен, связывались с концертными залами… И я то и дело флиртовал с сотрудницами. Но на этом все.

– Я просто не хочу, чтобы ей разбили сердце.

В детстве я пообещал Скай беречь ее, и я свое слово держу. Об этом я сказал ей в ночь своего отъезда. При мысли о том, в каком смятении она покинула мою квартиру, я глубоко затягиваюсь. Все эти месяцы я много думал о той ночи и о том, что означал наш внезапный порыв. Но из этого пока ничего не вышло, потому что Скай каждый раз меняет тему, стоит мне завести этот разговор. Вот как сегодня.

Я откидываюсь на кровати. Черт, сегодня я уже ни на что не гожусь.

– Да понял я, понял! – Айзек примирительно вскидывает руки, тушит сигарету о подошву и бросает окурок в урну. – Твоя малышка для нас табу, ясно. А теперь пойдем вниз.

– Это обязательно? Уже третья вечеринка за пять дней. Отдохни немного от жизни рок-звезды, – прошу я его, прикрыв глаза ладонью. – К тому же я отстаю по написанию глав. Если ты забыл, речь о твоей книге.

– Хороший аргумент. Клянусь, что с завтрашнего дня буду тебя беречь, но сегодня ты нам нужен. Меган пришла, и она очень хочет с тобой познакомиться.

– Твоя сестра Меган? – переспрашиваю я, вновь открыв глаза.

Айзек пару раз упоминал ее, но кроме имени и работы я ничего о ней не знаю.

– Единственная и неповторимая. Так что шевели задницей, Картер.

– Так точно, капитан! – Я салютую, встаю с кровати и смотрю на телефон. Там меня ждет сообщение от Скай, которое улучшает мое настроение.

Рада была увидеться, Камамбер.

Я тоже рад, Скай-Скай. Хоть и задет до глубины души, что ты не встала. Завтра поболтаем подольше.

Я быстро набираю ответ, убираю телефон в карман и иду за Айзеком вниз. На ступеньках уже сидят гости. Я протискиваюсь сквозь толпу и смотрю на нижний этаж.

– Черт, и когда успели?

Вся гостиная кишит людьми, и не осталось ни пятачка, где можно стоять, не соприкасаясь с другими. Позади стола для бильярда находится бар, освещенный красными лампами. Сам стол сейчас используется не для игры: на нем сидят несколько девушек. Алкоголь здесь течет литрами. Сладкий аромат плывет по комнате.

– Пригласил парочку знакомых, – говорит Айзек, пожимая плечами.

– Да здесь больше людей, чем я видел за всю жизнь! – отвечаю я, смеясь.

На заднем фоне играет песня Broken Souls, новый главный хит группы Crashing December. Айзек обожает свою группу. Он любит тексты песен и без ума от нового альбома. И хотя Айзек высокомерный засранец, за эти месяцы я к нему прикипел. Мы стали друг другу как братья, я точно это знаю, хоть брата у меня никогда не было.

– Братик!

Из гомона вечеринки раздается бархатистый женский голос, и когда к нам подходит темнокожая девушка, Айзек тянет ее к себе, а я опираюсь на лестницу.

Девушка одета в облегающее черное платье, кожаную куртку красного цвета и такие же красные ботинки. Половина ее темных волос крупными локонами спадает на подтянутое тело, другая половина заплетена в косички.

– Мег, познакомься. Это Картер. Я тебе о нем рассказывал.

Айзек с покрасневшими глазами притягивает меня к себе, кладет руку на плечо и шепчет:

– Будь с ней поласковей. Она сладкая как мед, но когти у нее – как у мамы-медведицы.

– Привет, – говорю я, вызвав у нее обаятельную улыбку.

– Привет, Картер. Я Меган. Сестра этого дебошира.

Наши руки бегло соприкасаются.

– Только не говори, что ты такая же бешеная, как и этот тип. Еще одну такую я не выдержу, – шучу я.

Цвет ее кожи выдает то, что у них с Айзеком мало общих генов. Она выглядит как темнокожая богиня, а Айзек – типичный бледнолицый. Я знаю, что у Айзека сложные отношения с отчимом, а вот Мег значит для него очень много. Это единственная причина, по которой я согласился прервать разговор с лучшей подругой.

– Боже упаси. К счастью, мы всего лишь сводные брат с сестрой, эту черту характера не разделяем.

– Зато любишь ты меня как родного! – возражает Айзек тоном, не терпящим возражений.

Меган отвечает ему, а я понимаю, что мысли уносят меня все дальше и дальше, хоть Айзек и притащил меня сюда ради знакомства с сестрой. Меган – ивент-менеджер и будет сопровождать нас во время тура по Германии, что означает расширение нашей компании и то, что и в будущем мы будем проводить вместе много времени. Но я сейчас в полной заднице и проклинаю себя за то, что не принимаю участия в разговоре. Я мог бы все еще говорить с лучшей подругой, но вместо этого стою среди абсолютно незнакомых тусовщиков и думаю только о том, как бы поскорее отделаться от этой вечеринки.

– Картер, прием! – Айзек щелкает пальцами у меня перед носом и выводит меня из транса. – Ты сегодня сам не свой!

– Я же говорил, что мне надо работать! – возражаю я и дарю им с сестрой типичную улыбку Картера, которая на большинство людей действует успокаивающе.

– Рад знакомству, Меган. Но мне действительно нужно написать пару страниц, чтобы через пару недель твой братец не надрал мне задницу за сорванные сроки.

– Без проблем, все равно скоро будем чаще видеться.

Меган понимающе улыбается и кладет руку брату на плечо.

– А ты идешь со мной танцевать!

Она утягивает Айзека в толпу, а я с трудом пробираюсь наверх. Едва рухнув в кровать, я достаю телефон из кармана, чтобы проверить, не ответила ли Скай… Но на экране пусто.

4 Скайлер

Я останавливаюсь у мощеного въезда и рассматриваю ухоженный садик, легкие жжет от боли. Физическая форма у меня сейчас хуже некуда.

Высокие кусты рододендрона, за которыми мы любили прятаться в детстве, горят ярко-розовым. Хизер всегда была страстным садоводом, но в последнее время о растениях заботится Чарльз.

По лбу течет пот, полуденное солнце сильно печет макушку.

Дом моей первой приемной семьи стоит на небольшом холме на выезде из Бомонта, но последние минуты пути этот холмик ощущался как гора Эверест. Таксист не захотел подвезти меня до дверей, потому что спешил на следующий вызов. Полный идиот!

– Скайлер!

Из кустов выходит Чарльз с огромным секатором, кладет его на землю и подходит ко мне. Теплый взгляд его карих глаз давал мне чувство безопасности все годы, что я здесь провела. На руках у него грязные садовые перчатки, и, наклонившись ко мне для объятия, он вздыхает.

– Я уже не такой бодрый, как раньше, – говорит он с улыбкой и потирает больную поясницу.

Чарльз всю жизнь носил рубашки в клетку, правда, теперь его живот под тканью стал гораздо заметней. Чарльз называет его «мои социальные накопления», но я понимаю, что накоплений у него не так много. Они с Хизер, конечно, получают от государства деньги за опеку над детьми, но позволить себе могут только самое необходимое.

– Отлично выглядишь! Я хотела приехать к вам в прошлом месяце, но реабилитация сжирала все свободное время.

– Перестань оправдываться, пойдем лучше в дом! Хизер будет очень рада тебя видеть.

Чарльз стягивает перчатки и бросает в старое ведро.

– Можешь помочь? – с улыбкой спрашиваю я, утирая пот со лба.

Он тут же встает сзади и везет меня к дому. Я облегченно выдыхаю, потому что ладони уже взмокли от толкания колес и теперь ноют. Небольшая передышка мне не помешает.

Внутри меня встречает приятная прохлада от кондиционера и знакомый аромат, мигом возвращающий в детство. Я вспоминаю, как мы с Картером печем печенье, смотрим мультики на диване и как все дети танцуют в гостиной. На губах возникает ностальгическая улыбка. Хотя Пенелопа удочерила меня всего после двух лет жизни у Чарльза и Хизер, я часто вспоминаю о времени, проведенном с ними.

– А где дети? – спрашиваю я, не услышав привычного громкого смеха, который всегда наполнял этот дом.

Когда я здесь жила, то Чарльз и Хизер воспитывали еще четверых детей. Позднее я часто задумывалась, как же они справлялись? Чарльз провозит меня через гостиную в сторону спальни.

– Двое старших играют с лошадьми. А у младшеньких послеобеденный сон.

Уму непостижимо, сколько работы здесь требуется каждый день. Даже за одним ребенком присматривать очень трудно, а что уж говорить о четырех? Это колоссальная ответственность, которая под силу далеко не каждому. Тем более что почти все дети, попадающие сюда, очень травмированы потерей родителей или жестоким обращением.

– Как Хизер себя чувствует?

Слабость растекается по телу каждый раз, когда я ее навещаю. Онкологическое заболевание Хизер потрясло всех в этом доме, и у меня новость о ее болезни тоже выбила почву из-под ног.

– Держится молодцом. Ты же знаешь мою жену. Не обращает внимания на дождь, всегда ищет лучик солнца.

Хизер мастерски готовит лимонад, если жизнь протягивает ей лимоны. Мое кресло тихо поскрипывает, когда Чарльз завозит меня в угол и стучит в дверь спальни. Хизер нежным голосом приглашает нас войти. При виде меня она садится на кровати ровно, как солдатик. Ее светлые волосы выпали после первого курса химии, и теперь она всегда носит платок.

– Какие люди! Скай!

Она устало улыбается и пытается не показывать усталости.

Она привыкла быть сильной перед детьми. Вот только она забыла, что я уже не ребенок. И что теперь мне удается видеть ее насквозь.

– Хизер!

Я подъезжаю на кресле к ее кровати и распахиваю объятия. Она прижимается ко мне иссохшим телом, и я вдыхаю знакомый аромат.

– Я поставлю чай. – Чарльз оставляет нас с Хизер наедине, и ее болезнь повисает между нами, как грозовая туча.

У Хизер усталые глаза, а кожа бледная и увядшая. Губы у нее потрескались. Морщинки вокруг глаз стали глубже.

– Давненько мы не виделись, – произносит она, согревая комнату улыбкой.

– Точно, последние недели была куча дел. Да и от этого столько проблем. – Я хлопаю по подлокотникам инвалидного кресла и все еще не могу поверить, что таксист вместо того, чтобы помочь, просто вышвырнул меня из машины.

– Дай себе время, Скай. – Хизер тепло улыбается, и я благодарно сжимаю ее ладонь.

Она холодная, хотя в комнате работает обогреватель, а на улице тридцать градусов. Мне хочется раздеться, потому что пот течет по груди под футболкой.

– Как дела в университете, милая? А у Картера? Как он поживает в Европе? От него совсем ничего не слышно.

– Учеба только началась на прошлой неделе, мне ведь пришлось пропустить семестр. У Картера все хорошо, живет как король! Группа начинает тур по Германии. Завтра первый концерт в Берлине.

– А как у него продвигается работа?

– Пока немного отстает от плана, но мы же знаем Картера. Эффективней всего он работает во время цейтнота. Он недавно прислал мне главу как бета-читателю, поверить не могу, что его мечта сбывается!

– Рада слышать. Всегда знала, что у него писательский дар, – восторгается она.

Я киваю. Картер всегда умел обращаться со словами и всегда хотел услышать мое мнение о его рассказах, хоть ему и было стыдно их показывать.

– Это точно. Жду не дождусь возможности подержать его книгу в руках. Но у тебя-то как дела? – Я возвращаю разговор к слону в комнате.

Хизер и Чарльз научили нас всегда быть честными. Она поправляет голубой платок и слабо улыбается.

– Бывало и лучше. Но и хуже тоже бывало. Скажем так, сейчас золотая середина.

Я снова беру ее за руку, и сморщенные пальцы Хизер крепко держат мои. Обручальное кольцо, которое она никогда не снимает, выглядит затертым и потускневшим.

– Вот что меня еще больше рака заботит, так это. – Она обводит рукой дом, о котором у меня столько приятных воспоминаний. – Я уже почти не в состоянии помогать Чарльзу с детьми, нет сил. Он делает все, чтобы ребятам было у нас хорошо, но как долго он еще выдержит без моей помощи?

Сердце обливается кровью при мысли о том, что дело всей ее жизни висит на волоске.

– Все наладится. Я уверена, Хизер! Когда у тебя следующий скрининг?

– Через неделю.

Чарльз возвращается из кухни с чайником и тремя чашками, и мы еще час болтаем о былых временах. О лошадях, детях и великом шансе Картера. В итоге я очень устаю и по дороге домой думаю лишь об одном: вечернем созвоне с лучшим другом.

На часах почти восемь, я лежу в кровати и листаю профиль Картера в Инстаграме[1]. До его отъезда я была на каждом втором снимке, большинство фото черно-белые, потому что Картеру нравится такой стиль. Было бы неверно отрицать, что в последние месяцы я частенько сталкерила за ним в профиле. Он почти каждый день публиковал новые фото. На большинстве из них Картер был один, чаще всего с ноутбуком за работой или за кулисами на концерте.

Фотографии, где он с группой, набирали сотни лайков и столько же комментариев от поклонниц. А неделю назад на фото появилось новое лицо. Не знаю, кто эта красотка с шоколадными глазами и фантазийными прическами, но должна признать: вместе они выглядят сногсшибательно. При виде них у меня перехватывает дыхание. Я со стоном перекатываюсь на бок и руками подтягиваю ноги.

Дверь в гостиную открыта, и я слышу, что Хейзел смотрит сериал «Друзья». С тех пор как мама привезла нам телевизор, соседку не оторвать от ящика.

– Эй, Скайлер! Иди сюда! Тут серия, где Джоуи пописал на Монику!

Смех Хейзел перемежается с тихим хрустом, она роется в ведре с попкорном.

– Не могу. Сейчас Картер позвонит.

Мне нужно срочно рассказать ему о Хизер и Чарльзе и попросить его немедленно с ними связаться.

– Ясно. Но когда я буду угорать, не жалуйся, что я тебя не приглашала!

Звучит главная тема I’ll be there for you, и мы с Хейзел хлопаем в ладоши в такт музыке. На этой неделе мы провели вместе много времени. В Ламарском университете гигантский парк, в котором мы уже не раз вместе занимались, наслаждаясь хорошей погодой.

Ровно в восемь раздается звонок, и я рада, что сегодня мы просто говорим по телефону, а не по скайпу, потому что у Картера нестабильное интернет-соединение. Как бы я ни любила ямочки на его щеках, я так же сильно хотела бы отвести себя от его подозрений. С первого дня знакомства мы были безжалостно честны друг с другом, и от многомесячной лжи я чувствую себя паршиво.

– Скай-Скай! – приветствует он меня, и его заразительная улыбка так четко слышится, что я вижу ямочки даже без видео. Одно из преимуществ пятнадцати лет практически ежедневного общения.

Я уютно устраиваюсь на подушке, поднимаю ворот его старой футболки, вдыхаю аромат и закрываю глаза. Картер всегда хранил у меня несколько вещей на случай, если после марафона просмотра сериалов не захочется ехать домой. И в его отсутствие я этим активно пользуюсь, хоть ткань сохранила лишь отголосок аромата Картера.

– Ну что, как первый день в Германии? Видела, что вы были у Бранденбургских ворот.

– Я себе страну совсем по-другому представлял. Все говорят, что немцы педанты и им плевать на других людей, но сегодня у меня была безумно увлекательная поездка с таксистом по имени Бо. Когда я ему сказал, что родом из Бомонта, он тут же назвал нас родственными душами. Круто, правда?

– Вынуждена расстроить твоего немецкого Такси-Бо, должность уже занята.

Я с улыбкой дергаю кончики одеяла и размышляю, как бы рассказать о визите к Хизер и Чарльзу так, чтобы Картер не сорвался в сию же минуту и не прилетел домой.

– Я ему то же самое сказал. А так первый день не особо впечатлил. Мы посмотрели площадку, на которой будем выступать. Скай, она гигантская! Вот бы ты была рядом, мы бы зажгли в первом ряду.

Слова Картера задели меня за живое. Воспоминания о прошедших концертах вызывают у меня теплую улыбку.

– Я бы тоже хотела оказаться рядом с тобой. Но у вас и без меня дел по горло.

Например, выкладывать в Инстаграм[2] фото, где ты прижимаешься к какой-то девчонке. Его рука спокойно лежит на ее плече, и он весь светится.

– Дел и правда хватает. К счастью, Меган подхватила часть задач и решает все с концертными площадками. Знаешь, я и представить не мог, сколько работы за всем этим стоит. Никогда больше не скажу, что у Джастина Бибера легкая жизнь.

Его низкий голос меня электризует.

– Меган, значит? А что это за Меган? Видела вашу фотку в Инстаграме. С хештегом «крутейшие перцы Европы»! Радуйся, что я не с вами, а то бы приревновала, – шутливо говорю я, хотя на самом деле я абсолютно серьезна.

– Меган – сводная сестра Айзека. Она ивент-менеджер и сопровождает нас в туре. Скай, она очень крутая, тебе точно понравится! Ей нравятся «Дневники вампира», «Остаться в живых» и «Побег». И еще сериал, которым ты была одержима в прошлом году. «Это мы», кажется?

При мысли о Джеке Пирсоне мое сердце начинает биться вдвое чаще. Он второй после Картера Дэвиса мужчина, вызывающий во мне такие эмоции. К сожалению, он плод выдумки сценаристов и умирает в самом начале сериала. Картер же, напротив, жив-здоров.

– Классная девчонка, похоже. А группа приедет в Техас после того, как ты вернешься?

Картер просит секундочку подождать, и пока он кричит Айзеку, не желает ли тот съездить в Техас, я пялюсь в потолок своей комнаты в общежитии. Потолок немного неровный, на нем несколько пятен неясного происхождения, но я не жалуюсь. Эта комната – настоящая роскошь для любого студента.

– Ребята планируют приехать. Как же я хочу тебя с ними познакомить, они тебе точно понравятся! И не волнуйся, я уже дал им понять, что о тебе даже думать нельзя.

– Ты мой вечный рыцарь в сияющих доспехах, – шучу я и вздыхаю, потому что очень скучаю по Картеру.

На заднем фоне я слышу громкий смех Хейзел, а через секунду – ругательства. Видимо, перевернулось ведро с попкорном.

– Почему твоя соседка ржет как ненормальная?

– «Друзей» смотрит, – отвечаю я и вспоминаю обо всех вечерах, когда мы вместе смотрели этот сериал. Обычно Картер прокрадывался в мою комнату в доме Пенелопы, и мы не спали всю ночь, хотя наутро обоим нужно было в школу.

– Случайно не ту серию, где…

– …Джоуи пописал на ногу Монике. Ее самую.

– Лучшая серия! Знаешь, если ты когда-нибудь наступишь на морского ежа или медузу, я тут же пожертвую собой и…

– Даже не думай, Картер. Ценю твою взаимовыручку, но я не фанатка золотого дождя.

– А града?

Я сдвигаю брови, боясь услышать ответ на следующий вопрос.

– Какого еще града?! – спрашиваю хрипло, и мне заранее становится дурно.

Улыбка Картера притягательна, как бескрайний океан.

– Противоположность золотого дождя. Коричневый град, Скай-Скай. Представляешь, существуют люди, которым нравится, когда на них какают. Обожаю твою святую невинность!

Я с криком зажимаю уши подушкой, чтобы больше не слышать подробностей.

– Давай поговорим о важных вещах. Я сегодня была у Чарльза и Хизер.

– Ох черт. Сто лет им не звонил. Что они говорили? – В голосе Картера слышатся виноватые нотки.

Картер всегда понимает, когда накосячил. По крайней мере, в девяноста процентах случаев.

– Хизер неважно себя чувствует. Она борется – это же Хизер, но выглядит она очень больной; я не знаю, сколько еще Чарльз сможет справляться один. Было очень тяжело это слышать, – вздыхаю я и снова чувствую ком, который стоит у меня в горле с нашей последней встречи.

Картер тихо чертыхается, и я уверена, что он ерошит волосы. Картер делает так всегда, когда не понимает, как решить проблему. В отличие от меня, он провел все детство и юность в доме Чарльза и Хизер.

– Черт, Скай. Звучит ужасно. Им так сложно пришлось, хотя они делали для детей все возможное. Как же я ненавижу эту несправедливость! Завтра позвоню им, у вас как раз будет обед.

– Они обрадуются. И звони им почаще. Кто знает, сколько еще осталось.

– Слышь, Скай!

В его голосе, обычно мягком, сейчас слышен металл. Ес-ли он с чем-то и не может справиться, то это страх утраты.

– Извини, – просит прощения Картер. – Ты знаешь, меня эта тема охренеть как пугает. Но я буду звонить ей чаще, обещаю. К тому же через семь недель я уже буду дома. Ты можешь в это поверить? Всего семь недель, и мы на мотоцикле поедем на пляж.

Повисает пауза, потому что я не знаю, что ответить, чтобы не плодить новый обман. Вся моя ложь однажды выйдет мне боком. Мы с Картером часто ковырялись в его байках, чинили их и перепродавали, предварительно прокатившись. В будущем я смогу только подавать Картеру инструменты. Но главное, что мы вместе.

– Слушай, Скай. Мне надо идти, Меган хочет с нами переговорить. Какие-то разборки с охранниками. Она это предвидела! С ума сойти, какая проницательная.

– Она в курсе, что такое «самоисполняющиеся пророчества»? – интересуюсь я, и это однозначно звучит слишком едко.

Я быстренько изображаю искусственную улыбку.

– Спрошу у нее. До связи, ладно? Love you.

Я представляю, как он целует запястье, и делаю то же самое. Едва мои губы касаются точки с запятой, я понимаю, что он почувствовал поцелуй.

Как-то так.

– До связи, Картер! Я тебя тоже.

Я еще немного лежу на спине, вытянув руки и ноги, как безжизненная кукла, и стараюсь не думать о Меган и Картере. Мысли утихают, только когда соседка заглядывает в комнату.

– Ты опять грустишь.

Эта девчонка мне уже безумно нравится! Она одна из самых светлых людей, с которыми я познакомилась в последнее время.

Она аккуратно ковыляет на костылях ко мне, садится на край постели и смотрит на меня вопросительно.

– Ты выглядишь грустной после каждого разговора с ним.

– Потому что мне действительно грустно, – неохотно признаю я. – Картер не знает, что я сижу в инвалидном кресле, – тихо сознаюсь я.

Хейзел не меняется в лице. Она не выглядит удивленной, расстроенной или осуждающей.

– А почему ты ему не рассказала?

– Сложная история. Мы лучшие друзья уже сто лет. И вечером перед его отъездом мы переспали. Три раза подряд.

Вот теперь Хейзел не может сдержать эмоции. У нее отвисает челюсть.

– Да-да, я знаю. Никогда не спи с лучшим другом! – произношу я и театрально падаю на подушки, а потом сажусь в кровати, прислоняюсь к стене и начинаю массировать ноги, чтобы улучшить кровообращение.

Во время реабилитации я узнала столько секретов о жизни с частичной параплегией, что можно книгу писать. Массаж конечностей лишь малая часть.

– Я тебя не осуждаю.

Хейзел берет меня за руку, и этот мимолетный жест так много для меня значит. У меня еще никогда не было подруги, которой можно доверять, всегда были только Картер и я. И пусть мне большего и не надо, здорово поговорить еще с кем-то. С человеком, который не знает о моем прошлом, обо всех моих демонах, страхах и желаниях.

Пока не знает.

– Спасибо.

– И что было дальше? – с интересом спрашивает Хейзел.

Она уже успела примоститься рядом со мной, прислонив гипс к моим ногам.

– Я как последняя трусиха решила ночью убежать из его постели. По дороге домой я погрузилась в такие раздумья, что не заметила джип. Пока он меня не сбил.

– Черт. Это случилось той ночью? Почему ты все скрыла от него? Судя по твоим рассказам, он бы точно никуда не полетел.

– В этом-то и проблема. Понимаешь, Хейзел, работа в Европе – это его джекпот. Если бы он из-за меня упустил свой шанс, я бы не смогла себе этого простить. Знаю, это неправильно, но просто в какой-то момент было уже поздно во всем сознаваться. Я хочу рассказать ему об этом лицом к лицу, а не по телефону.

– Понимаю. Но ведь это тебя сильно гложет, – произносит Хейзел и попадает в яблочко.

Это гложет меня с тех пор, как утром после аварии меня вывезли из операционной и я начала приходить в сознание. Анестетики еще какое-то время сковывали мое тело, но едва я открыла глаза и пришла в себя, поняла, что не могу ему обо всем рассказать. Мне стоило огромных усилий убедить Пенелопу, Хизер и Чарльза держать рот на замке. К счастью, в ту ночь мама не смогла дозвониться до Картера, потому что он уже сидел в самолете.

– Скайлер, я не знаю, какие у вас отношения. Но из того, что я услышала, ясно, какая тесная у вас связь. Вы порой похожи на близнецов. Он все поймет, он тебя простит. – Хейзел пытается меня приободрить.

Удивительным образом ей это удается.

– Хочешь услышать мое мнение?

Все во мне кричит «Нет!», но я все-таки киваю. Она набирает воздух в легкие.

– Он звонит каждый вечер, ровно минута в минуту. Он постоянно шлет тебе открытки, а ты носишь его футболки, когда грустишь. У него на костяшках набито твое имя! С первого дня, когда ты произнесла его имя, я поняла, что ты влюблена. И, на мой взгляд, твои чувства взаимны.

– Картер не создан для серьезных отношений.

– Люди меняются. Любовь меняет людей. Арифметика простая.

Мне ненадолго начинает казаться, что Хейзел может быть права. Что Картер испытывает ко мне те же чувства, что я к нему. Я знаю, что он готов отдать за меня жизнь, но все-таки речь о нечто большем, чем доверие и любовь. Речь идет о страсти. Интимности. Сексе. О вещах, которые у меня никогда не будут прежними.

– Спасибо, Хейзел. – Я опускаю голову ей на плечо, и когда она приобнимает меня, окутывая ароматом духов с нотками роз, вся свечусь.

Хейзел – первая подруга в моей жизни, и теперь мне точно известно, что так будет всегда.

В этом вся я.

Если кого-то впускаю в свое сердце, то навечно.

5 Картер

Прошлое

– Привет, Скайлер. Сегодня у тебя важный день. Волнуешься?

Хизер присела к Скай, которая, ерзая на кровати, приглаживала гриву Красавице. С тех пор как Хизер с мужем принесли радостные вести, я не мог смотреть ей в глаза. Мне не хотелось, чтобы она поняла, каким тяжелым стал для меня этот день.

В последние годы мне отлично удавалось смешить ее, когда ей было грустно. Но сегодня мне самому было грустно.

Потому что они отберут у меня Скай.

Уже через час.

Женщина в длинном бежевом пальто возьмет Скай вместе со всеми вещами и подарит ей новый дом. Любимая мягкая игрушка тоже уедет. Уже завтра комната по соседству с моей будет пуста, а через пару недель в ней поселится другой, незнакомый ребенок.

Сердце колотилось, и я яростно стер с лица слезы. Ради Скай мне нужно быть сильным, нельзя реветь как ребенок. Поплакать успею, когда она уедет. В любом случае я видел, как хорошо Скай поладила с женщиной, которая несколько месяцев назад впервые появилась здесь вместе с собакой. Скай тут же влюбилась в этого зверя.

– Я так волнуюсь! – выпалила Скай и тут же стала искать моего взгляда, но я отвернулся, чтобы не вызывать подозрений.

– Тебе понравится у Пенелопы. Она замечательная женщина. И ты точно подружишься с ее собакой.

Хизер потрепала Скай за щеку, и мне захотелось оказаться на месте Хизер. Но я просто трус.

– Скай, напомни, как его зовут?

– Монти, – ответила она с сияющими глазами, однако блеск померк, когда она вновь взглянула в мою сторону. – А мне нельзя забрать Картера? – Скай залезла с ногами на кровать и умоляюще взглянула на Хизер. Свои маленькие ручки она сложила как для молитвы. – Пожалуйста!

Скай жила с нами два года, и я не ожидал, что она так быстро уедет. Я вот жил у Хизер и Чарльза уже пять лет. Но кто станет обвинять эту женщину в том, что она решила забрать именно Скай? Она лучшая.

– Скайлер, милая, – прошептала Хизер со слезами в голосе. Она всегда старалась быть сильной ради нас, но иногда не справлялась. – Мы уже говорили на эту тему. К сожалению, так не получится. Но ты всегда можешь приходить к нам в гости.

– Нечестно! – всхлипнула Скай и спрятала лицо в ладонях.

Поняв, что она вот-вот взорвется, я подбежал к кровати и уселся рядом. Я приобнял Скай, ее маленькое тельце сотрясали рыдания, а крокодильи слезы заливали мне предплечье. Я знал, что она несколько недель ждала этого дня, но все понимали, что прощание будет непростым. Мне так хотелось умолять ее не уходить, остаться со мной. Но Скайлер может получить все. Настоящую маму – только для нее. Собаку, с которой можно играть целыми днями. Она сможет ходить в лучшие школы Техаса. Она все это заслужила.

– Ну Скай, – я попытался ее успокоить, – все будет хорошо, слышишь?

За последние годы я стал ей как старший брат. А старшие братья успокаивают сестер. Утешают их. Говорят, что все будет хорошо. А сестры верят.

– Нет, Картер, – всхлипнула Скай, повернувшись ко мне. Она была одета в красное платье с черными рюшами на рукавах и выглядела точь-в-точь как Минни-Маус, только блондинка. – Ты должен поехать со мной!

Скай положила головку мне на грудь и еще крепче вцепилась в мою футболку. Хизер опустила взгляд в пол и тяжело вздохнула.

– Послушайте, ребята. Я правда пыталась уговорить Пенелопу забрать вас обоих. К моему огромному сожалению, она не может себе позволить двоих детей. Но мы с ней договорились, что вы будете видеться. Я могу раз в неделю возить Картера к вам, а Пенелопа как минимум раз в неделю будет привозить тебя, чтобы вы могли поиграть.

С этими словами Хизер сползла на пол, встала перед нами на колени и заправила Скай за ухо светлую кудряшку, отчего Скай еще крепче прижалась лицом ко мне. Мне хотелось зарыдать. Зареветь. Топать ногами. Не дать им отобрать у меня Скай. Но я понимал, что дать волю эмоциям можно будет только тогда, когда Скай сядет в машину к той женщине. А до этого надо держать себя в руках и быть ей старшим братом.

– Я обещаю вам, что не допущу, чтобы вас что-то разлучило. Никогда.

– Честно? – жалобно спросила Скай.

Вместо ответа Хизер ласково кивнула, по ее щекам текли слезы, прямо как у Скай, чьи слезы насквозь промочили мою футболку. Она пахла клубникой, как обычно. Уже через час она уедет, и от аромата останется лишь бледная тень. Я покрепче обхватил Скай руками и положил подбородок ей на макушку. Ее светлые волосы щекотали лицо, но мне было не до смеха.

– Скайлер. Картер. Я отдам жизнь за вас, можете мне поверить. – Хизер со вздохом поднялась, утерла слезы и махнула рукой на дверь. – Я ненадолго оставлю вас наедине.

Только когда она вышла из комнаты, я сумел выпустить Скай из объятий. Словно опасность миновала. Временно. Я схватил дрожащую руку Скай и просто держал ее.

– Думаешь, она серьезно? – поинтересовалась Скай спустя какое-то время, пока мы просто сидели рядом и молчали.

Больше всего я буду скучать по ее смеху. Он всегда наполнял светом всю комнату. Весь дом.

– Думаю, да.

– Мне нравится эта тетя и ее собака. Но тебя я люблю!

Скай подняла на меня большие голубые глаза, и я почувствовал, как сердце обливается кровью от осознания того, что я был причиной ее грусти. Ведь этот день должен был стать лучшим за два года!

– Кажется, она добрая, – я пытаюсь подбодрить Скай. – И собака по имени Монти – это круто! Будешь обучать его разным трюкам.

Скай кивнула, ее нижняя губа дрожала.

– А когда встретимся в следующий раз, покажешь, что он умеет! Как тебе идея, Скай?

– Звучит здорово. – Она утерла слезы тыльной стороной ладони. – Мы же останемся друзьями?

Я судорожно начал искать способ доказать, что в нашей дружбе ничего не изменится. Когда у меня наконец возникла идея, я вскочил с кровати и бросился к ящику с игрушками. Я рылся в куклах, машинках и конструкторе, пока не нашел черный маркер. Вооружившись им, я вернулся к кровати, встал на колени и взял руку Скай. Она дрожала. Я аккуратно разместил руку у нее на коленях.

– Что ты делаешь? – спросила Скай, и мне очень понравилось любопытство в ее голосе.

Я снял с маркера колпачок, зажал его в зубах и направил кончик маркера к запястью Скай. Потом я нарисовал на ее бледной коже точку с запятой. Закончив с рукой Скай, я нарисовал такой же значок на своем левом предплечье.

– А что это значит? – Теперь ее голос звучал почти воодушевленно, она провела пальчиком по символу и слегка стерла черную краску.

Я закрыл маркер колпачком и убрал. Потом взял Скай за руку и улыбнулся, увидев одинаковые символы.

– Это называется «семиколон». Чарльз объяснил пару дней назад. Писатели используют такой знак, когда не хотят заканчивать предложение. Это такая история, которую еще не рассказали до конца.

Чем больше я об этом думал, тем больше точка с запятой подходила мне и Скай.

Моей и ее истории.

– Скай, наша история не заканчивается, – уверил я ее. – У тебя будет замечательная семья. Собака. И тебе больше не придется ждать, пока мама тебя заберет. У тебя все будет хорошо.

Какое-то время Скай молча разглядывала точку с запятой, и когда подняла на меня глаза, в них уже высохли слезы.

Она выглядела почти счастливой.

– Мне нравится, – тихо прошептала Скай и прижала к груди маленькие коленки.

– Мне тоже. Каждый раз, как вспомнишь обо мне, рисуй на запястье этот значок.

Скай быстро закивала, и когда я увидел у нее на лице улыбку, мой мир пришел в норму. На время. Потому что вскоре она уехала, и у меня от нее осталась лишь точка с запятой.

– Ну что ты, малышка. Обещаю, через пару дней мы приедем сюда в гости. Мы будем навещать твоего друга так часто, как захочешь, хорошо?

Женщина, которая приехала за Скай, была действительно очень доброй. У нее были светлые волнистые волосы, а улыбка напоминала Хизер. Та стояла рядом со мной, пока Чарльз относил маленький розовый чемодан Скай в черную машину женщины. Машина была гигантская, и мне хотелось туда залезть и поехать с ними.

Скай стояла перед женщиной, опустив глаза, и носком сандалии обрисовывала контуры плиток на мощеной дорожке. Какое-то время все молчали, и чем ближе было прощание, тем сложнее мне было не зареветь. Хизер положила руку мне на плечо и нежно его сжала.

– Я позвоню, как доберемся. Спасибо вам, Хизер! И вам, Чарльз.

Женщина в бежевом пальто супергероини помахала нам, взяла Скайлер за руку и повела в машину.

Нет. Нет. Нет.

С каждым шагом сандалий на ремешках мое сердце тяжелело. Почему так произошло? Почему ее у меня отняли? Потому что она заслужила семью. Настоящую. Я это понимал, но легче от этого не было. Скайлер становилась все меньше, и, прежде чем залезть на заднее сиденье, она еще раз повернулась ко мне. Я не мог разглядеть ее лицо, но понимал, какая каша у нее в голове из-за желания совместить обе вещи: остаться со мной и сесть в машину. Я почувствовал это, как и пульсацию в запястье.

Мой взгляд упал на точку с запятой. В тот день было жарко, и я понимал, что цвет долго не продержится. Хизер и Чарльз махали отъезжающей машине. Меня охватила паника, и я сорвался с места. Ей нельзя уезжать!

– Картер, постой! – Чарльз хотел меня удержать, но Хизер остановила его и сказала, что мне это нужно.

Я со всех ног бежал за черным автомобилем, но был слишком медленным. Когда машина выехала за ворота, у меня заболели легкие.

Хоть я и понимал, что не догоню автомобиль, я побежал дальше. Стал быстрее. Еще быстрее. И когда я приблизился к машине настолько, чтобы увидеть Скай через заднее стекло, я поднял руку и поцеловал точку с запятой на коже. Она поняла, что я хотел ей сказать. Вместо ответа она подняла свою маленькую ручку и поцеловала запястье. Мы были разделены, но понимали, что связаны. Навсегда.

6 Скайлер

Здание, в котором два раза в неделю проходит физиотерапия, находится в двадцати минутах езды от кампуса, поэтому день терапии для меня – это не только два часа ползать по коврику и делать упражнения, но и поиск подходящего такси, чтобы вовремя приехать. После аварии на любое действие у меня уходит вдвое больше времени. Просто провести субботний вечер в клубе? Вот уж нет. Сначала надо найти место, подходящее для инвалидов, а потом следить за тем, чтобы не выпить слишком много. Ни за что не буду ставить катетер в грязном сортире клуба. Лучше описаться или умереть от воспаления мочевого пузыря. Сегодняшняя тренировка была особенно сложной, и я чувствую, как по спине течет пот.

– Отлично поработала сегодня!

Камилла не просто физиотерапевт, она еще и психолог по образованию, специализируется на восстановлении после серьезных травм. Я с помощью Камиллы забираюсь на Холли, ставлю ноги в кресле и утираю пот со лба. На плечах у меня лежит платок, но я слишком измождена, чтобы им пользоваться. Мышцы болят, потому что последние два часа я выходила за грань своих физических возможностей.

– Спасибо. Кажется, у меня понемногу начинает получаться, – гордо говорю я.

Я усвоила жизненный урок: нельзя дать себя сломить. Да, судьба отняла у меня ноги, но мой оптимизм она не получит!

– Я заметила. Видно, что ты много занимаешься дома. Пойдем, Скай, нам еще нужно зайти в кабинет.

После тренировки руки были как желе, но я постаралась преодолеть несколько метров до ее кабинета без нытья.

Когда я сажусь за стол, Камилла тоже устраивается на своем месте. На ее письменном столе царит такой же хаос, как и в зале, где повсюду валяются гантели. Здесь лежат вперемешку брошюры и листки, рядом с компьютером выстроился ряд кружек, а ручки не стоят в специальном стаканчике, а просто рассыпаны по столешнице. У Камиллы явно проблемы с порядком.

– Итак, Скай. Расскажи, как прошли первые недели в университете. Справляешься?

– Вроде да. Пока еще сложновато планировать время, потому что почти на все дела уходит вдвое больше времени, но я разберусь. А еще мне кажется, что учеба хорошо влияет на мое состояние. Новая комната в общежитии огромная, а соседка – просто сокровище, – честно отвечаю я.

Уже три недели, как я вернулась в Ламарский университет и постепенно вхожу в старый темп.

– Здорово! А как обстоят дела с контролем пузыря? Все получается?

– Ага. Я пять раз в день несусь в туалет, чтобы поставить катетер. Не хочу хвастаться, но мне кажется, я освоилась лучше, чем медсестры в больнице. Там это порой длилось часами.

– Отлично! – Камилла ласково улыбается. – Понимаю, тема не самая приятная для молодых людей вроде тебя, но я должна была спросить.

– Без проблем. Я принимаю себя такой, какая я есть, – отвечаю я прямо. – И пока у меня не было воспалений мочевого пузыря.

Когда врачи после операции сказали, что подозревают частичную параплегию, я подумала, что снова могу выздороветь. Слово «частичная» звучало в моих ушах как музыка, под которую я однажды вновь смогу танцевать. Но мне быстро дали понять, что я, скорее всего, больше не встану на ноги и не смогу нормально ходить в туалет.

– Шикарные новости! Обычно воспаления возникают именно в первые месяцы, потому что пациентам нужно время на адаптацию.

– Я всегда слежу за гигиеной, много пью и регулярно опорожняюсь. Говорю же, я профи. Постоянно испытываю катетерсис, – шучу я, и от улыбки на лице Камиллы мне становится очень радостно.

Картеру понравилась бы игра слов «катарсис – катетер», в этом я уверена. Каждый раз при мысли о лучшем друге и его скором возвращении я начинаю нервничать. Еще пять недель, и мне придется иметь дело с гигантским слоном в комнате, который ходит за мной по пятам. Ходит и орет на ухо, что я обманщица.

Пальцы начинают теребить Холли.

– Ну ты бешеная, Скай! – Камилла улыбается мне и продолжает: – Знаешь, есть еще одна тема, которую нам необходимо обсудить.

Я уже понимаю, к чему она клонит, и мне хочется сбежать. Но такси приедет лишь через полчаса, а жариться под палящим солнцем на улице особого желания нет.

– У тебя наладился цикл, Скай?

– Да. Ну, насколько я об этом могу судить по двум месяцам.

В первые восемь недель после аварии у меня не было месячных. Тогда появился панический страх, что я забеременела после ночи с Картером, и я разом сделала десять тестов, хоть и знала, что никакой беременности и быть не может.

– В первые месяцы после такого потрясения для тела отсутствие месячных нормально. Но теперь у тебя не должно быть никаких ограничений. Ты сможешь забеременеть и родить детей.

Я снова вытираю пот со лба; на этот раз он прошиб меня не из-за занятий спортом. Просто от поднятой темы меня каждый раз бросает в жар.

– Поняла, – коротко бормочу я, стараясь побыстрее окончить разговор.

– Как дела в сексуальной сфере, Скай? Это единственная тема, которую нам осталось обсудить.

Камилла за последние месяцы часто побуждала меня заняться этим вопросом, но для меня это невероятный стресс. Мысль о том, что всю оставшуюся жизнь придется заниматься сексом всего в двух позах, предварительно поставив катетер, не особо возбуждает. Спонтанность навсегда уйдет из моей сексуальной жизни. Если я когда-то вернусь к полноценной сексуальной жизни…

– В этом нет необходимости, поэтому и обсуждать необязательно, – останавливаю я Камиллу чуть ли не стервозным тоном.

– Сейчас, может, и нет. Но ты молодая девушка, у тебя есть потребности.

– Так, Камилла, мне… Мне правда нужно идти. Спасибо за отличное занятие! Увидимся на следующей неделе!

Я вылетаю из кабинета Камиллы так быстро, насколько это возможно. Она со вздохом кричит мне вслед, чтобы я обращалась, если будут вопросы; дверь за мной захлопывается.

На секунду я замираю на месте и запрокидываю голову, пытаясь не расплакаться. Тема на четыре буквы все еще выбивает меня из равновесия. И секс на одну ночь с лучшим другом этому поспособствовал… в значительной степени.

Чарующие лучи солнца проникают сквозь гигантские окна аудитории. В воздухе танцует пыль, в солнечном свете похожая на блестки. Профессор Гаррисон сегодня читает лекцию о традиционных формах семьи и о проблемах, которые могут возникнуть. Я еще в детстве поняла, что однажды буду помогать детям, которым пришлось нелегко. Поэтому учеба по направлению «Науки о семье» стала подарком судьбы, я впитывала каждое слово профессора, словно губка, и старательно записывала.

Я слышу, как два парня позади меня обсуждают, как здорово заниматься сексом с женщиной в инвалидном кресле. Я то и дело закатываю глаза, потому что они прекрасно знают, что я все слышу. Не успеваю я поставить на место этих типов, как меня отвлекает вибрация телефона. Я достаю смартфон и вижу сообщение Картера.

SOS. Можем созвониться по скайпу?

Я дочитываю сообщение, и у меня учащается пульс. Раньше я бы все бросила и побежала ему звонить. Но нахожусь не дома…

Скай, помоги! Я не могу определиться, мне нужна помощь…

Это «наша тема» с тех пор, как мы познакомились. Если один из нас не может с чем-то определиться, другой должен помочь. Всегда. Без исключений. Я со вздохом запихиваю вещи в сумку и направляюсь к выходу. Профессор Гаррисон окрикивает меня, но я не хочу перед всей аудиторией объяснять, что мне нужно в туалет, и давать им повод для мерзких фантазий.

Я еду по коридорам здания в поисках места, где меня не потревожат. Пока жду, когда Картер возьмет трубку, меня вновь прошибает пот. А что, если он увидит подлокотники инвалидного кресла? Черт, какая же это тупая идея. Надо было в этот раз просто отказать.

– Скай-Скай! Слава богу, спасибо!

Сияющая улыбка лучшего друга – первое, что я вижу, когда у него устанавливается стабильное соединение. Картер стоит в примерочной, позади него я вижу черную шторку.

– Ты что, шопишься? – пытаюсь сострить я и держу телефон так, чтобы не было видно Холли.

Картер поворачивает камеру, чтобы я видела его в зеркале кабинки. На нем черная футболка, обтягивающая мышцы, и свободные черные джинсы с низкой посадкой. Мой взгляд скользит по татуировкам на его руках, венам… Я сглатываю и пытаюсь отправить в небытие все сексуальные мысли. Надо было спросить у Камиллы, как выбросить из головы эротические фантазии о лучшем друге. Вот это бы мне помогло.

– Да, нужна твоя помощь. Сегодня издательство, в котором выйдет моя книга, проводит пафосное мероприятие. Будет фуршет с шампанским и канапешками, которыми невозможно наесться. Я уверен, что придется общаться с людьми по поводу моей книги.

– Так это же здорово, Картер!

Мне кажется или у него на лбу выступили жемчужинки пота? Боже мой, да он реально паникует!

– Да что я им скажу?!

– У тебя все получится. Не парься! Мы же оба знаем, что ты расцветаешь, когда говоришь о писательстве, так что просто будь собой, – ободряюще говорю я. – А чем тебе помочь?

– Я не знаю, что надеть.

Вот оно что. Теперь понимаю, почему он позвонил мне из примерочной.

– А из чего ты выбираешь?

Картер вылезает из футболки. Телефон он поставил на табуреточку, поэтому я из первого ряда наблюдаю его стриптиз. Торс Картера покрыт татуировками, и я вижу, что на правой груди появилась новая. Кулак, обмотанный колючей проволокой. Из руки льется кровь, переходящая в татуировку снизу. Рисунок придает произведению искусства под названием «Картер Дэвис» законченный вид. Кожа вокруг еще покрасневшая, но потихоньку заживает.

Я молча смотрю, как он надевает темно-синюю рубашку и медленно застегивает пуговицы. Ткань выглядит мягкой, облегает широкие плечи и руки Картера. Он смотрит на меня вопросительно.

– Ну? Как тебе? Чересчур? Или недостаточно? Фак, кажется, мне рубашка вообще не идет, я в ней буду как жлоб.

– Эй, Картер! Угомонись! Выглядишь классно, – уверяю я и при этом откровенно преуменьшаю.

Я еще ни разу не видела Картера в рубашке, так что во рту у меня сейчас суше, чем в пустыне Гоби.

– Спасибо, Скай-Скай. Это мероприятие действительно очень важное. Обычно все встречи вертятся вокруг группы и их творчества. Но в этот раз речь в основном о моей работе.

– Ты этого заслуживаешь! Менеджер Айзека не случайно написал тебе, увидев твои статьи о музыке. Ты именно там, где должен быть, и ты этого достоин!

У Картера всегда были проблемы с признанием собственной ценности. С виду он кажется – особенно посторонним – невероятно уверенным в себе экстравертом, но в душе он постоянно боится, что его недостаточно.

– Может, мне еще раз футболку надеть? Чтобы ты сравнила? – Картер перебивает мою маленькую хвалебную речь.

– Не надо, иди в рубашке!

Как бы мне хотелось сопровождать его на мероприятии…

– Ладно, спасибо, Скай-Скай. Ты мое спасение!

Он хватает телефон и садится на пол в примерочной. В свете потолочной лампы его глаза кажутся практически бирюзовыми. Как море в Австралии…

– А где же моя любимая девочка? Не похоже на общежитие.

– Была на лекции о формах семьи.

– У профессора Соколиного глаза, что ли? – с усмешкой спрашивает Картер и прикусывает нижнюю губу.

Меня бесит, как он хорош собой, когда так делает.

– Ага. Кажется, он потихоньку приходит в себя.

Мы любя называли профессора Гаррисона «Соколиный глаз» из-за схожести с Джереми Реннером из фильмов «Марвел». Полгода назад от него ушла жена, и с тех пор ему нелегко дается появление в универе в трезвом состоянии. Студенты его обожают, поэтому на профессора никто не настучал, хотя это было бы единственным верным решением.

– А как вообще дела в универе, Скай-Скай? Ты в последнее время мало рассказываешь.

Потому что моя тайна занимает все мысли… Как я могу рассказывать об универе, если ты даже не знаешь, что я сижу в инвалидном кресле? Что пришлось оставить любимое место в последнем ряду, потому что я больше не могу подниматься по ступеням? Я быстро беру себя в руки, пожимаю плечами и подыскиваю подходящую отговорку.

– Да просто здесь особо ничего не происходит с тех пор, как ты уехал. Еда в университетской столовой такая же ужасная, в парке летом не протолкнуться, а на студенческих вечеринках одни идиоты. Все по-прежнему.

Почти все.

– Похоже, время возвращаться домой. Звучит так, словно без меня там скучновато.

– Так и есть. Я рада, что ты скоро вернешься.

Но еще счастливее я буду, если ты сможешь простить меня за то, что я натворила.

– А у тебя как дела? Как книга? Уже готова? Когда поступит в продажу?

Я чуть ли не захлебываюсь словами, настолько мне интересно узнать все о его творчестве. Так было еще во времена, когда он работал музыкальным журналистом на радио. Для меня не было ничего круче включить в восемь вечера передачу, в которой мой лучший друг брал интервью у музыкантов.

– Еще не готова, но да, я приближаюсь к финалу. Так забавно писать книгу, тем более биографическую. Но работать с Айзеком правда классно. Жду не дождусь, когда познакомлю вас. Он мне, конечно, даст пинок под зад из-за строгого запрета на подкаты к Скай, но ты его полюбишь.

– Больше, чем я люблю тебя?

Уголки моих губ ползут вверх, потому что я знаю, что через несколько секунд он скорчит физиономию. Три, два… бинго! Картер с отвращением трясет головой.

– Ты никого не любишь больше, чем меня!

У него на лице написано абсолютное высокомерие. Надо бы ему возразить, чтобы не выдавать себя, но какой смысл отрицать истину.

– Ты прав.

Какое-то время мы просто друг на друга смотрим. Я представляю, что было бы, если бы он еще раз взял меня на руки и отнес в постель, как в ту ночь. Что было бы, если бы мы еще раз стали так близки и я превратилась бы в воск в его руках.

Но Картер не здесь, и я не знаю, выдержит ли наша дружба мою ложь. Так что мне остается лишь гадать «что было бы, если бы».

7 Скайлер

Мероприятие в издательстве прошло два дня назад, но от Картера я получила лишь «Было лучше, чем ожидал», потому что с тех пор мы не созванивались. Картер по уши в работе, и я использую короткую паузу, чтобы разработать план по раскрытию ему всей правды. Но чем дольше я в этом ковыряюсь, тем сильнее тону в жалости к себе.

Сегодня суббота, я лежу на коричневом диване в гостиной, по телевизору показывают сериал «Детектив Монк». Но я ни на минуту не могу сосредоточиться на том, что идет по телику. К счастью, домой возвращается Хейзел, вырывая меня из пучины тоскливых мыслей. У нее на плечах висят две гигантские сумки для покупок, каштановые волосы липнут ко лбу.

– Ты ходила в магазин? И без меня? – Я с улыбкой показываю на пакеты.

– Знаешь что? На улице адская жара. Ну как при такой температуре можно выжить и не растаять?! Там просто пекло, – хнычет Хейзел, ковыляет к столу и плюхается рядом со мной на диван.

Костыли с громким стуком падают на пол, а Хейзел закидывает на стол ногу во все еще белоснежном гипсе.

– Ну, что там внутри? – Я с любопытством хватаю за ручки голубой пакет и заглядываю внутрь. – Не знала, что ты любишь лего, – говорю с уважением и достаю одну из трех коробок с конструктором.

Это большой фермерский дом из коричневого кирпича с красной крышей. Также в наборе есть несколько жителей фермы.

– Купила для брата. Джейми сегодня исполняется девять.

– Передавай ему поздравления. Он меня не знает, но уверена, что могу стать для Джейми крутой тетей.

Хейзел усмехается, а потом распахивает глаза так, словно ее в зад ужалила пчела.

– А знаешь что? Почему бы тебе самой его не поздравить? Мы через час встречаемся в нашем любимом кафе. Мама его приведет. Кафе тебе точно понравится!

Я не раздумываю, потому что ответ очевиден.

– Конечно! С удовольствием с ним познакомлюсь. Хоть на жестовом языке я даже не могу сказать свое имя.

– Я могу прямо сейчас научить тебя парочке важных жестов. Но вообще, не бери в голову, Скай, ты не обязана владеть жестовым языком безупречно. К тому же я прекрасно перевожу, это ведь скоро станет моей профессией.

Хейзел смотрит на меня и вся сияет. Ее карие глаза напоминают мне плитку молочного шоколада с фундуком. Наверняка ее парень в Афганистане день и ночь думает об этих глазах, чтобы выжить. По вечерам он смотрит на звездное небо, представляя ее прекрасное лицо.

– А вообще я тебе кое-что принесла. – Хейзел поднимает палец вверх, тем самым прося меня немного подождать, берет бежевый пакет и достает оттуда письмо и открытку. Протягивая открытку, она корчит рожицу. – Одного у твоего лучшего друга не отнять: у него превосходный вкус на лучших подруг, а вот открытки он выбирает просто отвратительные.

На открытке изображена черно-белая карикатура утки. Левый глаз чуть ли не вываливается из черепа, клюв кривой, а язык завалился вбок. Но самое примечательное – это зубы утки, которые выглядят так, словно ей двинули в челюсть. Хейзел права. Открытка действительно омерзительная.

– Он обещал мне присылать самые уродские открытки, какие только найдет. Он в этом деле стреляный воробей. В буквальном смысле слова.

Я еще секунду с ухмылкой разглядываю картинку, а потом переворачиваю открытку и читаю надпись.

Ужас, правда?

Я обещал, что найду для тебя самые ужасные открытки. Мы только что приземлились в Берлине, Скай-Скай. Город совсем не такой, как я себе представлял. Очень прикольный. Особенно крутые граффити. Однажды я посажу тебя в самолет и мы полетим в Берлин. Ты его полюбишь. Как я тебя. До встречи, любимая девочка.

К.

Слова плывут перед глазами, кроме трех коротких последних предложений.

Ты его полюбишь.

Как я тебя.

Любимая девочка.

Сердце предательски танцует самбу в груди, по телу пробегает дрожь аж до кончиков пальцев, которые водят по красивому почерку Картера. Скоро этим почерком ему придется давать десятки тысяч автографов и подписывать книгу, которую он скоро допишет, в этом я уверена. С тех пор как Картер поехал в тур с группой Crashing December, у него в Инстаграме[3] стало больше шестидесяти тысяч подписчиков.

– Скай? – Надо мной кто-то нависает, и когда я наконец отрываю взгляд от открытки, то вижу перед собой лицо Хейзел. – Давай сейчас позанимаемся?

Кивнув, я кладу открытку на стол, вижу письмо, которое положила Хейзел, и беру его.

Конверт пожелтевший и грязный, видно, что он проделал долгий путь сюда, прямо как моя открытка, прилетевшая из Германии.

– Это от?..

– Да, от Мейсона, – коротко бросает она.

Я удивленно таращусь на Хейзел.

– Ты его открывать собираешься?!

Если бы мой парень был на войне, я бы каждый день ждала почтальона и впитывала бы любое слово из его писем. Прямо как сейчас впитываю открытки Картера. Каждую буковку.

– Потом.

Похоже, Хейзел считывает вопросительный знак у меня на лице, со вздохом берет конверт и проводит пальцем по краю.

– Я всегда боюсь открывать его письма, – дрожащим голосом признается она.

– Почему? Чего ты боишься?

– Того, как все плохо! Обычно он не особо пишет о том, что там переживает. Но с каждым новым письмом я все меньше его узнаю. Он уже не тот, что был до отъезда, Скай.

– Ну это ведь ожидаемо? Солдаты на фронте наверняка видят страшные вещи.

Хейзел задумчиво рассматривает конверт. Хотелось бы мне ей помочь, но я понимаю, что сейчас бессильна. Единственное, чем ей по-настоящему можно помочь, это забрать Мейсона с фронта.

– Понимаю, – шепчет Хейзел. – И поэтому я не должна на него злиться, да я и не злюсь. Но человек, которого я полюбила, словно похоронен под чернилами. Глупо, я знаю, но я просто хочу пару часов побыть счастливой. Ради Джейми.

Я придвигаюсь к Хейзел, забираю конверт у нее из рук и кладу обратно на стол. Рядом с открыткой Картера, которая еще не раз вызовет у меня улыбку. Затем я беру Хейзел за руку и с нежностью сжимаю ее ладонь.

– А научи меня, как сказать твоему братику, что он очень крутой перец!

Хейзел не преувеличивала, когда жаловалась на жару. На улице все тридцать пять градусов и духота, мое воздушное платье намокло уже через пару метров дороги к кафе. На платье чудесный цветочный орнамент.

– Я должна тебя предостеречь. – Хейзел вырывает меня из размышлений.

– От чего? Твой брат, что, опасен?

Хейзел мучится с костылями, а я пытаюсь объехать неровные места на тротуаре.

– От нашей матери. Она черт в юбке, – бубнит Хейзел, то и дела останавливаясь, чтобы утереть пот со лба.

– Серьезно? Я думала, она милашка. В любом случае ты у нее получилась замечательная. И, по твоим рассказам, Джейми тоже не злой.

Я редко встречала людей с таким же добрым сердцем, как у Хейзел Паркер.

– Это из-за того, что мы по большей части росли на ферме бабушки и дедушки. Родители были очень милы со мной, пока не родился Джейми.

– А что же изменилось?

Подозреваю страшное.

– Матери всегда было очень важно, что скажут люди о нашей семье. Джейми родился неслышащим, а значит, инвалидом, и у матери земля ушла из-под шпилек. Они с папой перепробовали все, чтобы брат стал нормальным. Доходило до смешного. Даже думать не хочу, сколько денег они потратили на всякие бредовые процедуры. И не потому, что хотели помочь брату, а просто потому, что не могли его принять.

– Звучит мерзко. А как отреагировали бабушка и дедушка? Джейми вырос у них?

От долгой дороги в кафе у меня устали руки, но я не буду жаловаться. До того, как я попала к Хизер и Чарльзу, я всегда мечтала о братике, но родители и со мной не могли справиться. В доме Хизер и Чарльза я получила не только второй шанс, но и брата.

– По большей части да. У бабушки с дедушкой ферма в пригороде Бомонта. У них есть лошади, коровы и куры. Джейми обожает животных. Мне кажется, он чувствует, что они его понимают. Больше, чем собственные родители. А вот бабушка с дедушкой совсем не похожи на маму с папой. – Она осекается. – Бабушка умерла два года назад, но иногда я забываю, что о ней нужно говорить в прошедшем времени. У бабушки с дедушкой Джейми никогда не чувствовал, что с ним что-то не так, скорее наоборот.

Даже если Джейми всего на пять процентов такой же душевный, как его сестра, то он уже украшение этого мира.

– Они вон там. Боже, я уже ее вижу.

Перед кафе стоит худая как спичка женщина в ярко-красных туфлях на шпильках и нетерпеливо поглядывает на часы. Рядом с ней маленький мальчик, который хочет ей что-то показать.

– Ну наконец-то, Хейзел! У меня мало времени. – Она с поджатыми губами чмокает дочь в щеку.

– Это моя подруга Скайлер. Скайлер, познакомься, моя мама Лорейн.

Хейзел говорит чарующе, но я понимаю, что она просто притворяется. Ее мать равнодушно мне кивает. В следующую секунду Джейми кидается к Хейзел. Его глаза горят ярче техасского солнца, и это согревает мне сердце.

Джейми прыгает на месте и радостно хлопает в ладоши, прежде чем обнять Хейзел. У него на лице написано, что он еще совсем ребенок. Мне это нравится. Он такой непосредственный. Каждый ребенок на земле должен иметь счастливую возможность быть беззаботным.

– Джейми, перестань вести себя как маленький, – рявкает мать, параллельно делая несколько жестов. Мне очень хочется пнуть ее по голени, обтянутой узкими бежевыми брючками. Повезло ей, что я не могу пошевелить ногой…

Хейзел сует один из костылей под мышку, чтобы поприветствовать брата на жестовом языке. Перед выходом из дома она показала мне, как поздравить с днем рождения. Когда Джейми поворачивается ко мне, я демонстрирую, чему научилась. Хейзел широко улыбается, когда я показываю последний жест.

– Правильно? – неуверенно спрашиваю я.

– Идеально! У тебя прирожденный талант.

Я перевожу взгляд на Джейми. Он подносит ладонь ко рту, а потом отводит ее от себя.

– Он говорит «спасибо», – переводит Хейзел.

Я представляла ее брата маленьким и хрупким, но для своего возраста Джейми очень высокий, у него миловидное круглое личико, обрамленное темно-каштановыми волосами. На концах они вьются, и это выглядит очаровательно.

– Хейзел, я заберу его через час. И не закармливай его пирогами просто потому, что у него день рождения. Ему бы похудеть не мешало.

У меня отвисает челюсть, а этот стервозный тон пробирает до костей. Она говорит о сыне так, словно его тут нет. Хейзел поджимает губы, и я понимаю, что она вот-вот взорвется. Тем временем эта овца скупым жестом прощается с сыном и элегантно шествует к своему автомобилю на другом конце улицы. Я смотрю на Хейзел широко распахнутыми глазами.

– Что?! Я тебя предупреждала!

Кафе, куда мы заходим, просто волшебное и полностью оправдывает свое название. В «Силе цветов» повсюду стоят комнатные растения и вазы с полевыми цветами, плитка на полу старая, но в ней есть своя прелесть. Стены выкрашены в светло-зеленый, а девушка за стойкой громко напевает песню A-Team Эда Ширана. Тут никто не рисуется, как мама Хейзел. Я наблюдаю за Джейми, он садится на скамейку напротив меня.

Он впитывает каждую деталь окружающей обстановки, словно губка. У мальчика мягкие черты лица, пухлые губы, а улыбка такая теплая, что сосульки, повисшие в воздухе после общения с его матерью, начинают таять. Джейми показывает на меня и делает непонятный жест рукой. Я оборачиваюсь к Хейзел, ища поддержки. На секунду я чувствую себя лишней, потому что не могу общаться с Джейми без помощи Хейзел, но эта мысль улетучивается так же быстро, как пришла. Если я хочу, чтобы люди в моем присутствии не смущались, то и я должна расслабиться рядом с Джейми.

– Он сказал, что ты сидишь в инвалидном кресле, – объясняет Хейзел.

Я с улыбкой смотрю на Джейми и киваю.

– Да он настоящий Шерлок! Можешь попросить его еще раз показать этот жест?

Хейзел кивает, сгибает указательный и средний пальцы на правой руке и делает круговые движения. Потом она подносит прямую ладонь к подбородку и немного отводит вниз. Я завороженно наблюдаю за их коммуникацией.

Джейми радостно кивает, улыбается мне и повторяет жест очень медленно, чтобы я могла запомнить. Сначала он показывает пальцем на меня, потом, используя те же пальцы, что сестра, сгибает их в заячьи ушки и двумя руками изображает, как едет в кресле. Я запоминаю жест, тычу себе в грудь и повторяю новые жесты.

– Правильно? Я хочу сказать ему, что передвигаюсь в кресле.

– Хорошо получилось. Нужно чуть больше работать с мимикой, но ты быстро научишься.

Хейзел служит переводчиком для нас с Джейми, а я наслаждаюсь шоколадным тортом и наблюдаю за ребятами. Между собой они общаются тепло, нежно и в то же время подкалывая друг друга. Так, как и должны брат с сестрой.

Джейми рассказывает, что любит животных и души не чает в лошадях, что он хочет свою ферму, когда вырастет, и что ему нравится рисовать. Потом он спрашивает меня о тонком, светлом шрамике под моим левым глазом, который обычно никто не замечает. Я объясняю Хейзел, что получила его, прыгнув с дерева, и она переводит брату каждое слово. Он отвечает, что я крутая.

Следующий час мы обсуждаем наши хобби, любимых животных и погоду, и каждая секунда, проведенная с Джейми, делает меня более внимательной. Я замечаю мелочи в кафе, на которые обычно не обращаю внимания. Например, что свет отражается в металлическом диспенсере для салфеток и бросает радужные круги света на затертую столешницу. Я четче вижу черты лица Джейми и Хейзел. Замечаю, что у них одинаковые ямочки на щеках, когда они улыбаются. Что у Хейзел левый уголок рта всегда поднят чуть выше, чем правый, а у Джейми от улыбки появляются мимические морщинки.

От радости, подаренной встречей, Хейзел чуть не забыла отдать брату подарок. А теперь он, высунув язык, сосредоточенно собирает лего.

– Она слишком рано! – раздраженно бормочет Хейзел.

Я следую за ее взглядом, вижу на подходе к кафе снежную королеву, и теплое чувство в груди тут же исчезает. Хейзел просит официантку упаковать нам два куска торта с собой, и мы направляемся к выходу. Когда мы оказываемся на теплом летнем солнце, мать Хейзел уже ворчит.

– Пора уже! Хейзел, мне еще на репетицию ужина ехать. Я же тебе говорила, что сегодня долго не смогу, – отчитывает мать мою подругу.

Улыбка Джейми, которая еще недавно освещала всю комнату, медленно гаснет. Он хоть и не понимает, что сказала его мама, но чувствует ее вибрации. И они совсем не дружелюбные.