Тремор
Пролог
Все забыли о нем. Родители общались с другими взрослыми, детей рядом не было.
Какое-то время мальчик скитался по особняку, его заполненным комнатам. Ходил по бархатистым коврам, чувствуя, как они поглощают звук шагов его лакированных ботинок. Иногда он останавливался у подносов с едой и брал с них яблочные дольки.
Мальчик думал, чем развлечь себя, и его осенило. Он вспомнил, как в прошлый раз нашел качели у озера.
Быстро спустившись вниз, он распахнул двери террасы. Вечерняя прохлада тут же заполонила легкие. На душе стало так свободно, что, казалось, ноги сами несут его вниз по склону. Он все бежал и бежал. Ветер все сильнее развевал его темные волосы.
Мальчик замедлился, лишь когда перед ним показались ивы. Раздвинув их ветви, он замер. Качели ходили ходуном. Приглядевшись, он различил на них маленькую, едва заметную фигурку с двумя хвостиками.
«Девчонка!» − с досадой подумал он.
Она сидела неподвижно, и мальчик стал медленно приближаться к ней. Обходя пожухлую листву по корням деревьев, он уже был готов напугать ее. И вот последний шаг, рывок…
− Я тебя слышу, − раздался тонкий голосок.
Мальчик замер. Девочка медленно повернулась к нему, а потом поманила его рукой.
− У тебя есть мечта? − прошептала она, протягивая горстку розовых камушков.
− Это еще что? − в недоумении спросил он.
− Волшебные камни. Они могут исполнить любое желание.
Мальчик хотел рассмеяться, но не смог. Сам не зная, почему, он взял их. Камушки поблескивали всеми цветами в свете прибрежных фонарей. Это заворожило его.
− И что надо сделать с ними?
Девочка улыбнулась, загадочно отведя взгляд в сторону. Когда она встала, то оказалась ростом по плечо мальчику.
− Их надо кинуть в воду. Как можно дальше, чтобы желание быстрее исполнилось.
− Но где ты нашла их? – все не мог оторвать он глаз от сияния.
− Это секрет, − прошептала она.
Подойдя к озеру, девочка прижала один из камней к груди. Закрыла глаза и посмотрела в небо, а потом бросила его в самый центр озера.
Мальчик восторженно взглянул на нее.
− А ты сильная! Но я могу дальше.
Он уже хотел кинуть его, как девочка замахала руками.
− Подожди. Сначала надо представить, что твое желание уже сбылось.
Мальчик невольно улыбнулся. Теплая волна прошла по его телу. Если его мечта станет реальностью, он будет до конца жизни любить эту девочку.
− Теперь почувствуй, как ты заряжаешь камень своей энергией.
− Как это? – повел он бровью.
− Ты поймешь. Просто прижми его к сердцу.
Пальцы до боли сжали его в ладони. Картинка ясно предстала перед его сознанием. Он долго всматривался в нее, а потом замахнулся и кинул камень в воду. Далеко-далеко. Мальчик хотел, чтобы его желание сбылось как можно скорее.
Брызги поднялись над ровной гладью. Он молча смотрел, как круги рассекают воду, и отражение фонарей искажается ими. Казалось, кваканье лягушек, песни цикад и отдаленный смех взрослых отделились от него.
− Ну как? Что-нибудь почувствовал? – сжали крохотные пальчики его запястье.
− Да, наверное… А что ты загадала?
Девочка с улыбкой взглянула на него.
− Ну, нет, только не говори, что нельзя рассказывать!
− Не-а, − хихикнула она и убежала. Мальчик, звонко засмеявшись, бросился за ней следом.
Ветер поднялся и взмутил покорную воду. Лишь присмотревшись, можно было увидеть таинственное сияние на дне озера.
Часть 1
Глава 1
− Таня, блин, сколько можно сливать деньги на кофейни?!
Таня не спеша затянулась рафом, шутливо посмотрев на одногруппницу поверх очков.
− Забываешь, что мы еще бедные студенты, а не великие дизайнеры!
В ответ она лишь пожала плечами. Казанский собор опять магнитом притянул ее взгляд, раскидал все реплики в голове, мысли о насущных делах, предстоящей учебе – они унеслись вдаль и стали ветром, что бродил меж его колонн. Она не замечала на себе взгляда подруги, ее насмешливой и, в то же время, нежной улыбки.
− Смотри, как тебе?.
Таня даже не вздрогнула. Словно ждала, когда Даша достанет скетчбук, покажет законченный пейзаж с их вчерашнего пленэра. Немигающим взглядом она проникала в суть линий, подобранных красок. Можно сказать, сливалась с ними.
− Я сделала, как ты и советовала – вовремя остановилась.
Таня на секунду подняла от работы взгляд и вновь опустила голову. Даша обожала такие моменты. За неделю она застала их раза три, поэтому так и не успела понять, куда ведет портал Таниных глаз в миг полного слияния с искусством.
− В незаконченности порой больше жизни, чем в самом безупречном наложении краски. Мне показалось, ты жертвуешь душой во имя совершенства.
Улыбка Даши дрогнула в уголках, а потом стала еще шире.
− Подруга, боюсь в КиТе с тобой не согласятся. Да и не только в КиТе. Мне вообще удивительно, почему ты поступила именно сюда. Почему не в Москву? Почему не в академию Репина, Штиглица? Только не говори, что тебе просто понравилась мозаика на корпусе!
Таня засмеялась, не успев отпить кофе.
− Так и знала, − покачала головой Даша, едва сдерживая смех.
Вскоре девчонки вышли на улицу. На шумный Невский проспект с толпами туристов, местных жителей и таких же студентов, как они. Среди них было легко различить первогодок – глаза жадно впитывают все вокруг. Так и блестят от предвкушения новой жизни, знакомств и ощущения в душе чувства дома.
Таня была одной из них. Все в Питере вызывало у нее эмоции. Всю неделю они с Дашей обходили центр, исследуя достопримечательности, проникаясь теплом к кофейням, интересным местам, уже представляя, как будут заходить в них после пар, как позже они будут символизировать лучшие мгновения их студенческой жизни.
И теперь они вновь шли к Зимнему дворцу. Как в первый раз любовались фасадом крыши, колоннами, словно не замечая толпы людей, да и какое-то время друг друга.
− Пойдем поближе, я хочу рассмотреть статуи.
− Опять? − прыснула Даша.
Таня засмеялась вместе с ней. С первого дня их знакомства ей стало казаться, что у них одно веселье на двоих. Секунду назад ей хотелось сфотографировать точеные фигуры богинь, всадников из древнегреческих мифов, запечатлеть Аполлона и Терпсихору, чтобы потом рисовать их в кафе, но что-то пошло не так. Таня стала снимать кривляния Даши, Даша – Тани, а потом к ним подошел ряженный Петр I, и, забыв обо всем, они со смехом помчались к Неве.
− Ладно, стой, я устала, − рассмеялась Таня.
Даша перешла на шаг. Какое-то время они даже не смотрели друг на друга. Пытались восстановить дыхание, успокоить подергивание губ, что так и норовили вновь очертить собой улыбки.
− Жаль, что мы не живем с тобой в одной комнате. Наверняка подружишься потом со своей идеальной соседкой, а мне придется искать твою копию, − как бы невзначай произнесла Даша, взмахом головы убрав с лица светлые пряди.
− Не переживай, − с улыбкой покачала головой Таня. − Мы с ней не подружимся.
−Да? Это почему?
− Она читает Толстого.
− И что?
− Не люблю Толстого.
Даша вопросительно взглянула на подругу.
− Он − Дева.
− А-а-а-а, ну тогда, конечно.
− И она тоже.
− Без вариантов! Обходим ее стороной.
Девчонки рассмеялись. Сделав круг, они пошли обратно к Невскому проспекту. Таня смотрела на дома, доверив Даше вести ее сквозь толпу. Она не могла оторваться от отражения солнца в окнах. От их узорчатых карнизов, мраморных статуй и завлекающих вывесок.
Даша посматривала на Таню, с улыбкой покачивая головой. Все в новой подруге было для нее загадкой. Блеск больших карих глаз, что появлялся в них при виде самых обычных вещей. Восторг, с которым она говорила о погоде, людях, последних днях лета. Даже одежда. Ее льняное платье, вышитое лютиками у ключицы и пояса, доходило ей до коленей, которое дополнял вязаный кардиган такого же охрового оттенка, что и цветы. На ногах − тяжелые ботинки.
− Где ты находишь такую одежду? – спросила она у Тани.
Тонкие дуги бровей тут же взмыли вверх. Разомкнувшись, губы приобрели какое-то детское невинное выражение. Так часто бывало, когда ее резко выводили из мыслей. Таня медленно повернулась к Даше.
− Я сама ее сшила.
− Правда? – удивилась она. Не столько этому факту, сколько интонации, напоминающей голос малыша, что только что слепил куличек в песочнице.
− А серьги и бусы?
− Тоже. Люблю что-то делать руками.
− Здорово. Я так и подумала, когда впервые тебя встретила. Помню, как смотрела на твой натюрморт и боялась, что все рисуют так же. Знаешь, как я удивилась, что прошла отбор? До сих пор не верится, что завтра начнется учеба.
Таня улыбнулась. Они уже дошли до Московского вокзала и свернули на Лиговский проспект.
− Тебе не кажется, что монументальность, монолитность, высота − идеальные слова для Лиговского? − спросила Таня, когда они шли вдоль ряда белых домов.
Даша усмехнулась.
− Подожди, сейчас дойдем до «Этажей» и передумаешь.
− Что это?
− Увидишь. Вообще я там была, еще когда училась в Ростове, но вряд ли там что-то изменилось.
Она резко завернула направо.
Таня сначала даже не заметила оживленное пространство в арке. Прямо на входе стоял прилавок с разноцветными носочками, кружками, брелками. Ее взгляд жадно заметался между ними, но она не успела рассмотреть все полностью. Даша потянула ее к многоэтажному серому зданию. Они поднялись по узкой лестнице на самый верх и вышли на террасу.
Синеволосый парень предложил им глинтвейн. Таня тут же подметила, как гармонично он смотрелся на фоне граффити с туканом на ветке.
− Привет, девчонки. Заходите в наш магазинчик магии. У нас сейчас скидки на талисманы и свечи.
Даша разговорилась с ним. Таня в это время рассматривала его кулон с Посейдоном. Парень тут же заметил это.
− Нравится? Он довольно мощный, помогает настроиться на творческий лад.
Она покачала головой, сплетая внизу руки.
− Сталь больше подходит людям с практическим складом ума. Творческой энергии он не приносит.
− Да ты, я смотрю, разбираешься, − засмеялся он.
− Да, я делаю украшения… иногда.
− Серьезно? Тогда тебе стоит познакомиться с моим приятелем. Ему сейчас как раз не помешает напарник. Кстати, я Женя, − протянул он руку как-то между ними, так что девушкам пришлось по очереди пожать ее.
− Ну, веди нас к своему другу, – многозначительно кивнула Даша так, что Таня еле сдержала улыбку.
Женя качнул головой в сторону лестницы и быстро направился к ней.
− Сразу видно – местный, − прошептала Даша Тане на ухо, и они рассмеялись, зажав рот руками.
Девушки пошли за ним и, миновав два пролета, завернули в коридор с рядом магазинов. Где-то на полках стояли духи, где-то мягкие игрушки. Узорчатые носки, кристаллы, разноцветные толстовки. Они замедлились, крутя головой, как маленькие дети в зоопарке. Нужный ларек оказался в самом конце, с сильным ароматом благовоний уже на входе.
Таня не успела рассмотреть ни ряд украшений вдоль стен, ни витрин, ни вид из панорамных окон. Как только она зашла внутрь, то тут же ощутила на себе взгляд. Тяжелый, проницательный, словно смотрящий ей в душу. Казалось, черные глаза сканировали ее.
Парень в темном балахоне, напоминающем мантию, стоял за прилавком и о чем-то говорил с Женей.
− Тань, может у тебя есть что-нибудь с собой? Если нет, ничего страшного. Занесешь в другой день.
Кивнув, она приблизилась к ним и открыла фотографии в телефоне.
Парень тут же стал листать ее работы. Губы великана лишь иногда проглядывали сквозь густую бороду. Некоторые он рассматривал в деталях и, одобрительно качая головой, листал дальше.
− Мне нравится. Предлагаю тебе работу. Ты будешь поставлять бижутерию, я буду выставлять ее тут и брать процент. Договорились?
Парень протянул ей руку. Огромную, с массивными пальцами, пульсирующим теплом под кожей.
Она пожала ее.
− Запиши мой номер. Калеб, − добавил он, продиктовав ей цифры.
− Тебя правда так зовут? − удивилась Таня.
− Да.
− Прям как парня Корнелии из Чародеек, − засмеялись девчонки.
Он как-то грозно взглянул на них, а потом улыбнулся.
− Он самый, − ответил Калеб.
Глава 2
Несколько старшекурсников объявили, что можно заходить в зал, и студенты, восторженно перешептываясь, стали проходить вперед.
Первый этаж корпуса ничего особенного собой не представлял. Прямо по коридору расположилась столовая, сбоку, у входа, сидел охранник. Но поднявшись к концертному залу, все тут же потянулись к телефонам.
− Потом сфотографируетесь. Все успеете, − обещали кураторы, ведя студентов мимо перламутровой мозаики на колоннах.
Подойдя ближе, Таня заметила, что она неоднородная. В некоторых камушках она видела свой силуэт на фоне других ребят. Сокурсники образовали между собой группы и с жаром обсуждали предстоящие проекты. До Тани доносились отдельные слова из общей суматохи. Сюжеты чьих-то сценариев, факты из биографий режиссеров, актеров, планы по съемке короткометражки и все подобное.
Найти первокурсников среди них было очень просто. Те с восторгом рассматривали инсталляции с названием института, фотографировались с забавными надписями. Тесной кучкой они окружили островки с рекламой различных кружков и фестивалей, слушая кураторов в майках с эмблемой «СПБГИКиТа». Таня и Даша тоже присоединились к ним.
Из концертного зала уже доносилась торжественная музыка. Когда кто-то выходил из него, то из-за приоткрытой двери виднелись широкие ступеньки, ведущие вниз к сцене.
Когда ребят пригласили в зал, они тут же выстроились у дверей. Медленно, не спеша, куратор по парам пропускал их.
Вскоре очередь дошла до Тани и Даши. Взявшись за руки, они пошли по ступеням. Казалось, перед ними был огромный кинотеатр.
Расположившись в одном из дальних рядов, Таня любовалась синим светом от люстры, дождем свисающей с потолка, подсветкой ступенек такого же цвета. Ее то и дело скрывали ноги студентов. Ребята в одежде всех десятилетий прошлого века, всех фантазийных миров, спускались по ним, освещая зал улыбками ничуть не меньше, чем ряд прожекторов вдоль сцены.
Телекамеры с краю выводили на огромный экран происходящее на ней. Через пару минут на нем показались двое мужчин и седовласая женщина.
Музыка тут же притихла, в зале погасили свет. Лишь свечение ступеней выделялось в темноте. На мгновение Таня растворилась в ней. В речах ректора и выступлениях, последовавших за ними.
Она не отводила от сцены взгляда. Поэтому слегка вздрогнула от неожиданности, когда кто-то толкнул ее сзади. Обернувшись, Таня увидела парня с темными вьющимися волосами. Он протянул ей руку.
− Роман.
− Таня, − ответила она шепотом.
Кивнув, парень поправил на переносице очки. Они придавали его виду той самой интеллигентности, что овевает большинство мужчин в старых французских фильмах.
− На кого учишься? – спросил он.
− На дизайнера.
− М-м-м, отлично, а я − режиссер. Знаешь что, давай выйдем отсюда? Ничего интересного ты не пропустишь, тут часто всякий движ, так что…
− Идем, − тут же сказала она.
Подобные ситуации Таня воспринимала как знаки судьбы и часто просто не могла противиться им.
− Ты куда? – шикнула на нее Даша.
Только сейчас она оторвала взгляд от сцены. Номер актеров-первогодок приковал к себе весь зал, но Таня уже была готова покинуть его.
− К новым открытиям.
− Все открытия тут!
− Как знать…
Она поднялась с места и двинулась вслед за Ромой. Он оказался ненамного выше нее. Движение его плеч, походка отдавали изяществом на самой грани с женственностью.
На выходе Рома подождал свою спутницу. Придержав перед ней дверь, он осторожно закрыл ее.
Таня хотела спуститься по лестнице, но после его кивка в сторону двинулась по коридору вслед за новым знакомым.
Они ни слова не говорили друг другу. Дошли до лифта и так же молча стали ждать его подъема по шахте.
Странно, но никакой неловкости рядом с ним Таня не чувствовала. Зайдя в кабину, она заворожено наблюдала за тем, как лучи приглушенного света проходят по его скулам, носу с горбинкой, распадаются медью на кудрявых волосах, делая его похожим на Аполлона. Как он смотрит перед собой, ничего не объясняя ей своим взглядом.
Тане в миг захотелось его нарисовать. Такая фактура – далекая от современных эталонов, но несущая в себе идеалы красоты, установленные кем-то свыше – слабость каждого художника. Она хотела сделать ему комплимент, но не успела. Двери резко распахнулись, и перед ними вновь оказался первый этаж корпуса. Такой безликий и простой, надежно охраняющий собой магию искусства.
Пройдя ряд дверей, они оказались в темной комнате. Таня вопросительно взглянула на Рому.
− Это павильон. Ты не против, если я поснимаю тебя? − спросил Рома, кинув свой черный пиджак к стулу.
Она кивнула и прошла вслед за ним. Мимо ряда перегородок, за каждой из которых скрывалось пространство для съемок. Все они пустовали. Таня и Рома были одни в павильоне.
Это слово оказалось не менее вдохновляющим, чем само место. Тьма, что размывала стены, мирилась с протяженным светом съемочного оборудования.
«Словно космос… Каждая пылинка так подсвечивается в нем, будто ряд крохотных астероидов где-то на краю Вселенной. Обычная дверь кабинета скрывает за собой почти другой мир, чтобы такие люди, как Рома, могли приходить сюда и постигать искусство…»
− О чем задумалась?
− Об этом месте. О жизни. Понятия не имею, что делаю в киновузе. Я никогда и не думала становиться дизайнером. Просто знала, что должна быть здесь, вот и все. Это мое место, моя атмосфера. Я так давно хотела быть среди таких людей, как ты, как Даша. Она вроде шутит так же, как девчонки в моей бывшей школе, вроде ничем не отличается, а я чувствую в ней что-то свое, что-то совершенно особенное. Как и в каждом, кто был в том зале, понимаешь?
Рома перестал настраивать аппаратуру. Поднявшись с колен, он глубоко вздохнул и подошел к ней.
− Понимаю. Но это сначала все кажется таким славным, а потом учеба будет отнимать все время, так что нужно понимать, для чего ты здесь. Ты хочешь быть дизайнером? − спросил он после короткой паузы.
Таня медленно пожала плечами. Она все следила за серебристым лучом, размышляя, как запечатлела бы его на бумаге. Как отринула бы от себя все лишнее и вняла ему. Его свечению, протяженности, сути. К ней тут же пришла мысль, почему она здесь.
− Я не знаю, кем буду, но творить мне нравится. Как картины, так и одежду, украшения. Ничего не напрасно, когда выбираешь сердцем.
Рома улыбнулся и показал ей на табурет. Таня аккуратно села на его край и посмотрела в камеру. Большие глаза с невинностью Сикстинской Мадонны отразились в объективе. Свет выделял веснушки у щек и передние пряди волос. Они искрились бронзовым отливом.
Роме не пришлось подсказывать ей позы. Даже когда Таня слегка меняла наклон головы или отводила взгляд в сторону, получался совсем другой кадр.
Он ничего не говорил ей. Просто смотрел, как отбрасывают на лицо тень ее длинные ресницы. Если она хлопала ими, то всегда по многу раз, а потом долго не закрывала глаза. Позволяла насладиться переливами радужки, оттенками опавшей листвы под лучами солнца.
Таня не старалась позировать. Уголки ее губ были приподняты вверх, но иногда Рома смотрел на нее слишком пристально, и они образовывали самую нежную улыбку. Складки у век, ямочки на щеках превращали ее в ангела. Невинного ребенка, с трепетом ценившего каждый миг этой жизни.
− А ты почему поступил на режиссера?
Он резко оторвал от камеры взгляд. То, что читалось в нем, разъяснений уже не требовало.
− Хочу в Европу. Снимать там авторское кино и сказать им что-то людям.
− Например?
Склонив голову набок, Рома глубоко вздохнул. Все в нем как-то вытянулось – под воротником показались ключицы, на шее больше не виднелся кадык. Он стал выше. Все тело отражало его внутренние стремления, так и светясь антуражем «Странника над морем тумана».
− Например, про те редкие случаи, когда любовь – не просто совпадение жизненных целей партнеров, их требований друг к другу, не просто комбинация химических веществ, удачно вставших в формулу притяжения.
Рома немного осекся под Таниным взглядом. Большие глаза жадно требовали продолжения, но, в то же время, опасались его.
− Все говорят, что по-другому не бывает, − произнесла она, медленно облизнув нижнюю губу. С таким смаком, будто ее только что поцеловал человек, посланный ей судьбою.
Поднявшись с табурета, Таня отошла к стене. Засмотрелась на серебристый свет ламп, на тот самый космос из пыли. Ведь даже в ней есть отблеск вселенского порядка, высшего смысла, но какого?
Сама не заметив того, Таня скатилась по стенке к полу. Рома сел рядом с ней. Было тихо, и отголоски с концертного зала, слаженные аплодисменты и крики подсвечивали вопросы внутри, бесконечную жажду их творческой сути.
− Бывает так, что люди любят не за что. И все прощают друг другу. Человек не совершенен, но очень старается выправить душу. Ищет нужные ракурсы своего ядра, чтобы другому было хорошо рядом с ним. Понимаешь, о чем я?
Таня с улыбкой кивнула ему. Пожалуй, ради этого стоит снимать фильмы. Она повернулась, чтобы спросить, почему его так волнует эта тема.
− Вот ты где!
Шаги рассекали бетонный пол, проносясь вибрациями по телу Тани. Все мысли взметнулись вверх, и она уже была готова рассмеяться на вопросительное лицо подруги.
− Садись с нами, − сказал за нее Рома.
− Да, мы тут рассуждаем о любви. Кстати, это Даша.
− Оу, ну с таким парнем убежать в темноту не стыдно, − кокетливо закрутила она локон на палец.
Вопреки Таниным ожиданиям, Рома не засмущался, а лишь шутливо пожал плечами. Мол, ну да, вот я какой.
За дверью послышались голоса выходивших студентов. Наверное, праздник уже закончился.
− Что будете делать сегодня? – спросил Рома, поочередно смотря на подруг.
Даша пожала плечами.
− Даже не знаю. У нас с Таней не было планов.
− Тогда можете присоединиться к нам. Мой друг снял небольшую яхту на набережной Мойки, будет весело. Он – фанат настолок, так что скучно вам точно не будет.
Через пару часов они уже плыли по волнам под зарубежные песни 90−х. Рядом с ними была компания ребят и закуски с шампанским. Ветер с силой бил им в лицо, пока они танцевали на борту яхты.
Таня то и дело, смеясь, поправляла волосы. Скоро на горизонте показался закат, и она все чаще отходила ото всех, чтобы насладиться им.
Глава 3
Его все знали. Он шел мимо людей, проходил вглубь зала. На нем часто останавливали взгляд, но тут же отводили, когда он смотрел на них.
Напряжение росло. Люди взволнованно переглядывались друг с другом. Но когда Кирилл приближался к ним, они вежливо пожимали ему руку, выдавливая из себя любезные улыбки.
Он слышал их разговоры. Они, как и всегда, были на одни и те же темы. Мужчины в парадных смокингах говорили о росте цен на нефть, об оптимальных вариантах для инвестиций. Женщины в блестящих платьях внимательно слушали об успехах чужих детей, заговаривая о своих каждый раз, когда могли похвалиться ими. Все сводилось к рассуждениям об американском образовании и работе в силиконовой долине.
Усмехнувшись, Кирилл наконец дошел до стойки с подносами. Взял бокал шампанского и принялся наполнять тарелку едой. Он не сразу заметил, как к нему подбежала мама. Ее взгляд быстро прошелся по его взъерошенной челке, подведенным глазам и косухе.
− Что ты делаешь? Ты же знаешь, фуршет начнется позже.
− Извини, ничего не ел − репетиция, − сказал он так громко, что она стыдливо обернулась на окружающих.
− Пожалуйста, не порть вечер. И почему ты в таком виде? − шикнула мать.
На ее гладком лице появились едва заметные складки. Кожа на подбородке и шее натянулась до предела. Она собиралась что-то сказать, но в высоких дверях показалась фигура отца. Аплодисменты волной прошли по залу.
Кирилл ждал, когда он заметит его. Когда закончит обводить коллег гордым взглядом и двинется к жене. Когда в холоде синих глаз мелькнут хоть какие-то чувства.
Его шаги зазвучали по мраморному полу, и все замерли. В приглушенном свете хрустальных люстр отец не сразу увидел сына.
Кожаная куртка с бесчисленными заклепками, ремнями, надписями неистово блестела среди гостей в лощеных смокингах. Но даже она не выделялась так сильно, как едва заметная усмешка на губах. Как вид волчьих глаз из-за спавших на лоб прядей челки. Он смотрел на отца, вальяжно заложив в карманы пальцы.
Кирилл увидел то, что хотел. На неподвижном лице отразилась ярость. Всего на мгновение, а потом его взгляд вновь стал излучать отстраненность.
Это было забавно. То, как он просил фотографов не снимать своего сына, как пытался отдалиться, отречься, забыть о нем. Взяв мужа под руку, мать словно копировала его. Образ успешной семьи рушился, и никто из них не мог смириться с этим.
Отец сел во главе стола. Он был именинником, и это прекрасный предлог, чтобы сесть подальше от сына.
Началась череда тостов, и атмосфера праздника вернулась в привычное русло. Пафосные речи предрекали звон бокалов. Они раздавались со всех сторон длинного стола, резко затихая и тут же возобновляясь после конца поздравлений.
Кирилл не слушал их. Все его сверстники сидели рядом с ним, искоса рассматривая его. Он усмешкой встречал их осуждающие взгляды. Лишь один из них сильно досаждал ему.
− Вадим Георгиевич, я бы хотел произнести тост.
Напротив него поднялся светловолосый юноша. Заложив одну руку в карман брюк, он образцово отставил бокал в сторону. Кирилл невольно усмехнулся при виде этого выученного жеста. Все в этом парне отдавало светской, такой ненавистной ему, выправкой.
− Вы всегда были для меня примером для подражания. Ваша стойкость, трудолюбие и уверенность вдохновляли меня становиться лучше. Вы многого достигли, завоевав авторитет и уважение коллег, и я желаю вам не останавливаться на этом…
Чем дальше Марк говорил, тем больше повисало умиление в воздухе. Все одобрительно кивали ему.
Отец слушал его речь, опустив веки. Казалось, перед ним лежат фотографии с самыми сокровенными моментами. Когда он смотрел на Марка, тот оживлялся еще больше. На чуть пухлых щеках проявлялся румянец, и он отрывисто убирал ворот рубашки от шеи. Казалось, даже угол взмаха его рук был задуман так, чтобы обратить часы Moinet Meteoris к залу. Чтобы все PR-менеджеры, начальники отделов и их заместители знали, что племянник гендиректора не только поможет компании в будущем, но и представит ее в самом выгодном свете.
Когда он закончил речь, все зааплодировали. Поднявшись с места, отец встал напротив Кирилла и крепко пожал Марку руку.
Что-то в груди неприятно кольнуло его, но не единым жестом он не хотел выдать этого. Все, что ему оставалось, это просто ждать конца банкета. Пока все желающие поздравят его отца, и ряд блюд на столе сменится десертом.
Но это едва ли получалось у него. Взгляд Кирилла все чаще поднимался на Марка. На этого подхалима с зачесанными волосами, с деревянной, неестественно прямой спиной. Он делал лишь два движения – заносил над тарелкой вилку и обращался к другим с прилежной заискивающей улыбкой. Как и всегда, все были просто очарованы им.
Перед десертом гости вновь разбрелись по залу. Кто-то сидел на флоковых диванах в лаунж-зонах, кто-то вышел на перекур. Разбившись на компании, все вели неспешные беседы. Звон бокалов и смех слились с плавной неспешной музыкой.
Кириллу казалось, кто-то чиркнул у его висков спичкой. Это какая-то мания, одержимость, больше ничего не волновало его в этот вечер. Все его внимание занимал лишь Марк. Его поползновения от одной компании к другой, то, как менялся он в лице, переходя к следующей.
Кирилл стоял в стороне, чтобы тот не мог заметить его. Как змея, он плавно перемещался за ним. До него долетали лишь обрывки фраз, но даже этого хватало, чтобы заставить желваки играть на его скулах.
Между разговорами об акциях и дивидендах проскальзывали личные темы. Витиеватыми фразами Марк отвечал на то, что с другими людьми обсуждал смело и открыто. Это все больше выбешивало Кирилла.
Волна наслаждения прошла по телу, когда он услышал то, что хотел. Кровь тут же закипела в его жилах.
− Думаешь, Вадим Георгиевич здесь задержится? − спросил Марка его сверстник.
− Не думаю. Видно же, что постарел. К тому же у него слишком много врагов здесь. Я слышал, под него копает Дубрович. Наверняка припишет видок этого Кирилла как проблемы с воспитанием сына. В общем, посмотрим…
−А иди-ка ты сюда, − оттащил Кирилл его за шкирку к выходу. Парень барахтался в его руке как пойманный котенок, но тот и не думал ослаблять хватку. Выйдя из здания, он со всей силой вмазал ему по щеке.
Марк с криком упал на траву. В то же мгновение его шея была крепко прижата к земле. Подобно хищному зверю над ним скалился Кирилл, грозно шепча ему в ухо:
− Ты грязная мразь. Я таких, как ты, вычисляю тут же. Разносишь грязь о моей семье, подонок?!
Сзади послышались женские крики, и вскоре двое мужчин разняли их. Пока Кирилла держали под руки, с губ Марка вытирали кровь и прикладывали лед к глазу. Когда парня отпустили, другая, более мощная рука беспардонно пихнула его вбок.
Кирилл обернулся на бледное лицо отца. Привычный каменный взгляд сейчас вызывал в нем мучительную злобу.
− Куда мы идем?
− Подальше от всех, − раздался глухой бас.
Когда они отошли вглубь парка, отец перестал себя сдерживать.
− Что, черт возьми, это значит?! К чему этот фокус с одеждой? Я прислал тебе смокинг, хотел видеть на своем юбилее сына, который будет гордостью семьи, а ты в очередной раз меня позоришь!
− А кто гордость семьи? Этот червяк, что разносит о тебе сплетни? Думаешь, я просто так ему вмазал? Думаешь, я просто бешеная псина, что не может сдержаться, чтобы не набить кому-нибудь рожу?
− Именно так я и думаю.
− Что? − в растерянности вымолвил Кирилл.
− Марк − часть нашей семьи, и ему нет смысла нас порочить. Он − перспективный парень, который сам поступил в Оксфорд, и теперь хочет продолжать наше дело. А кто ты? – пренебрежительно сказал он, тут же отведя от него взгляд. Складки у губ прогнулись вниз, как от кислотности лимона.
− Ты совсем не думаешь о будущем. У тебя в голове лишь фантазии. Мечты, которые давно пора оставить в детстве. Так что мне не о чем говорить с тобой. Через год я забираю у тебя квартиру и живи, где хочешь. Больше я не хочу тебя видеть.
В его голосе не было злости. Казалось, всем своим видом отец хотел показать, что Кирилл не заслужил даже этого.
Кирилл молча смотрел на него, а потом развернулся и ушел. Так многое он хотел сказать отцу, но не смог. Ему не поверили, от него отреклись, и впервые в жизни он ощутил себя так близко к пропасти.
***
Лео подсел к другу. Его задумчивое лицо казалось еще грустнее на фоне унылой белизны туч. Кирилл молча курил, глядя на город.
− Слушай, не все так плохо. Мы можем снять квартиру на двоих и дальше заниматься музыкой. Ничего не изменится. Ну, разве что, придется меньше тратиться на клубы, − размышлял Лео, протирая желтые стекла своих очков.
Сигарета полетела на землю. Кирилл провожал взглядом ее перекаты по подоконникам, чужим балконам и асфальту. Порывы ветра не давали ей остановиться. Залечь и неподвижно догореть, рассыпаясь на ветру пеплом. Лео в задумчивости смотрел на него.
− Не изменится. Рок – моя жизнь, и я никогда не брошу его. Просто нам уже по двадцать два и много лет ничего не меняется. Это тебе все равно, в какой группе играть, и где ты окажешься в итоге. А мне одного кайфа мало. У нас было столько шансов продвинуться вперед, а мы по-прежнему стоим на месте. Как думаешь, отчего так?
Кирилл вопросительно повернулся к нему. Синяки на бледном лице еще больше тяжелили тоску в его взгляде. Лео пожал плечами.
− Нам просто не везло, но когда Ден уедет…
− Ну да, конечно, − усмехнулся он.
− Ты встанешь на его место, Кир. И конфликты в группе закончатся.
Они замолчали. Ветер все сильнее ощущался на крыше. С неба стали падать первые капли. Они звонко ударялись об их кожаные куртки, но Кирилл, казалось, не замечал этого. Он неподвижно смотрел на шпиль Адмиралтейства и думал о чем-то своем. В янтарных глазах отражалось хмурое сентябрьское небо.
− Ты пойдешь сегодня в «Кровосток»? – спросил Лео, встряхнув свои кудрявые волосы.
Он кивнул. Сегодня вечером у них был концерт в баре. Ему не хотелось оставаться одному ночью.
***
Кирилл совсем не следил за разговором. Почти сразу, как они зашли в клуб, он влил в себя виски. Беспокойство тут же отпустило его.
Откинувшись в кресло, он смотрел на людей. На то, как играет неон по их лицам. Как их то и дело скрывал дым, а серые стены, огни и барная стойка все больше плыли перед ним. Кирилл потянулся к кальяну и сделал глубокий вдох. На выдохе он закрыл глаза. Перед ним все исчезло. Все звуки, запахи, чувства на какой-то миг ушли из его восприятия.
Из этой пустоты резко донеслось его имя.
Все тут же обернулись на Кирилла, отставив в сторону бокалы и трубки кальянов. Лица в красноватом отсвете переводили взгляд с него на Дена и обратно. Послышался смех и перешептывания.
− Что ты сказал, придурок?
Ден усмехнулся. Девушки приподнялись с его плеч. Он слегка наклонился в его сторону.
− Мой дорогой Кир, вижу, сознание тебя подводит.
− Повтори, что сказал.
−Я сказал, что твой вокал посредственен, так что не лезь не в свое дело.
−Да брось, он был крут, − вступился Лео, но Ден даже не взглянул на него.
Плавно, не спеша, он стал подбираться к Кириллу. Реальность снова стала уходить из его восприятия. Кирилл не слышал того, что говорили ему. Не видел перед собой ничего, пока Ден не наклонился к нему. В черных глазах отразился неон.
− Тебя спасает тембр. Лишь на нем строится твоя мнимая исключительность. Думаешь, импровизация с залом делает тебя Фредди Меркьюри? Уж извини, для этого нужно что-то большее, чем виляние задом. Или может тебе съебаться в попсу?
− Может, тебе съебаться в штаты? – вскипел он.
Ден глухо рассмеялся. Играючи он взболтал бокал виски и отпил его, долго не поднимая глаз.
Все молчали. Куда-то исчезла музыка. Только сейчас Кирилл заметил это. Все присутствующие замерли, ожидая развязки. Все смотрели на Дена. Как и всегда.
− Со мной-то все ясно. Мне уже нашли группу, и осталось лишь уладить детали. И ты ждешь этого даже больше меня. Думаешь, это твой шанс, билет в лучшую жизнь? Я скажу тебе, что будет. Ты встанешь у микрофона, и группа пойдет ко дну. Ты увидишь это.
Никто не успел среагировать на его удар. Уже через миг Ден лежал на полу с окровавленным носом.
Его улыбка еще больше кипятила кровь, подгоняя к вискам ярость. Приходится сжимать кулаки, чтобы не убить его.
Кирилл не знал, откуда у этого хилого ублюдка столько смелости, почему он не боится его роста, ширины плеч. Почему он все так же смотрит на него, сверкая блеском обсидиановых глаз, хотя никто даже не подходил к ним. Кирилл вновь ударил его в челюсть.
− Прекрати!
Только теперь его оттащили от Дена. Выплюнув зуб, тот пошел веселиться дальше.
Музыка снова вернула присутствующих к ритму. Все что-то обсуждали, насыщались кайфом и падали под стол, когда это становилось невозможным.
Глава 4
Началась учеба. Таня чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Все давалось ей легко, а к концу недели она завела столько знакомств, сколько не насчиталось бы за всю ее жизнь. Преподаватели тоже быстро признали ее.
На паре по рисунку она задумчиво проводила стеркой по шероховатой поверхности бумаги. Линия вышла кривоватой − у вазы все же были более очерченные контуры. Таня отвлеклась. Кленовый лист зацепился за узорчатую решетку. Таня наблюдала, как он трепетал на ветру, все не в силах возобновить свой путь.
− Таня, верно? − сбил ее удивленный голос с мысли. – У тебя отлично получается, я помню твои вступительные работы. Когда закончишь, я покажу группе, хорошо?
Она кивнула. Все тут же посмотрели на нее. Встречаясь с Таней глазами, однокурсники улыбались. Что-то в ее лице очень склоняло к этому. Может теплый взгляд или приподнятый носик. А может детское выражение пухлых губ вызывало к ней самые нежные чувства.
Закончив натюрморт, Таня отложила кисть в сторону. Она уже хотела встать, как преподаватель сам подошел к ней.
− Давай, я откреплю. Отвлекитесь все на минуту.
По мастерской пронесся восторженный шепот.
− Офигеть, − услышала Таня позади себя. Она обернулась. Парень в клетчатой рубашке с открытым ртом смотрел на ее работу. Она со смущенной улыбкой повернулась обратно.
− Сколько тебе лет? – тронул он ее за плечо.
− Семнадцать.
Тот покачал головой, смешно выпучив глаза. Таня засмеялась. Ее хвалили, обсуждали, ставили в пример, а она скромно вытирала кисти, смотря в безоблачное небо.
После пары Даша подошла к ней. Зеленые глаза, как всегда, излучали веселье.
− Пойдем в Подписные Издания? Там сегодня встреча с каким-то известным режиссером. Не помню, как его зовут. Рома говорил, но я забыла.
Таня покачала головой.
− Интровертный день?
− Да, пройдусь по центру, − сказала она с улыбкой.
В этот раз Даша не стала отговаривать ее. Смирилась с тем, что одиночество бывает необходимо некоторым людям. К счастью, сталкиваться с ним ей не приходилось. Она родилась в семье с двумя сестрами и никогда не оставалась без компании на вечер.
Даша кивнула и, выйдя из корпуса, подруги разошлись в разные стороны.
Розоватые облака уже стали струиться по небу. Неспешные порывы ветра медленно передвигали их вдоль солнца. Его лучи проходили сквозь барашки и падали на землю золотистым отсветом. Таня любовалась, как солнечные отблески перемещаются по траве, как отражаются в стеклах. Она не слышала шума толпы, что обволакивала ее.
Тяжелые колонны дворцов, гипсовые розетки на их фасадах и узорчатые балконы. Каждый раз она смотрела на них как впервые. Душа озарялась светом, и он проявлялся в ее улыбке. Еще радостнее она становилась, когда ветер с силой теребил ее волосы. Тогда Таня с наслаждением закрывала глаза. Она была счастлива.
Когда стало темнеть, она зашла в кофейню. Взяла стаканчик кофе, чтобы согреть руки. С ним Таня дошла до Казанского собора и свернула к площади Искусств.
Там собралась толпа людей. В свете фонарей были видны очертания их силуэтов. Еще издалека Таня услышала овации и, приблизившись к ним, увидела, что они окружают сцену. Сама не зная зачем, она протиснулась в первый ряд. От чего-то толпа охотно уступила ей дорогу.
Четыре парня вышли из-за экрана, и люди в очередной раз зааплодировали им. Красные лучи света подсветили музыкантов. Вокалист поприветствовал публику и, после пары шуток, начал исполнять песню.
За спокойным вступлением последовали гитарные рифы. Простые и въедливые. Скоро вся публика подпрыгивала под них. На припеве она просто сходила с ума. Штрайки вокалиста кипятили кровь даже случайным прохожим. Они останавливались и шли к толпе. Шли стремительно, надеясь застать взрывной момент полностью.
Таня стояла в стороне от буйства публики. Протиснувшись в первый ряд, она почти тут же сместилась в сторону. Люди вокруг нее стали кричать вместе с вокалистом. Оголтело размахивая руками, они то и дело подпрыгивали в воздух. Она уже хотела уйти, как резко подняла взгляд.
Другой рокер, гитарист, плавно рассекал сцену. Он шел вдоль нее так, словно рассказывал свою историю. Руки взмывали в воздух, и верилось каждому его крику. Он прижимал кулак к груди, и все замирали. Чувствовали его исповедь. Зрители то кричали вместе с ним, то грустили, опустив веки. Его голос просто окутывал своим бархатом. В каком-то отчаянии он взрывался на припеве, и Таня, не отрываясь, смотрела на скуластое лицо этого парня. Хотела понять его мысли в тот миг, когда он поднимал глаза к небу. Тогда казалось, связки на его шее вот-вот порвутся. Даже издалека Таня видела, как зловеще выступают вены под его кожей.
Их выступление продолжалось два часа, но Таня не заметила этого. Сумасшедшие аккорды, басы и штрайки, все, во что вылил из себя тот парень, резким движением вычеркнуло ее из реальности.
Люди стали расходиться, но Таня не сразу пошла с ними. Все ее тело мелко подрагивало. Не столько от холода, сколько от эмоций. Перед глазами проносилось ее прошлое, но она изо всех сил старалась вытеснить его. Плакать не хотелось, ведь в душе колыхалось что-то еще. Что-то светлое. Она все не могла осознать, что именно вызывает в ней вдохновение, желание тут же сесть за мольберт, придя в комнату.
Развернувшись, Таня в быстром темпе пошла по Итальянской улице. Ноги все ускорялись. Хотелось просто идти. Мчаться вдоль вывесок, навстречу осеннему ветру и ни о чем не думать.
Дойдя до Адмиралтейской, она свернула за угол. И резко замерла, заметив декоративные туи по обеим сторонам от полупрозрачной двери. Их веточки чуть отражали собой свет зала. В панорамных окнах виднелась барная стойка с витриной десертов. Меж синих стен располагались столики с диванами и стульями.
Таня остановилась у двери. Заметив свободное место у окна, она уверенно потянулась к массивной золотой ручке.
В кофейне ее тут же поприветствовали официант и бариста. Играл размеренный джаз, песня Аструд Жилберто из классики 60-х. Ее сдержанный вокал и чувственные переливы тромбона так подходили многочисленным полкам на стенах.
С них на Таню смотрел морской пейзаж в серебристой рамке. Маргаритки робко выглядывали из граненой вазы. Их окружали книги, статуэтки и многочисленные полароидные фотографии. На них кадры звезд прошлого. Актрисы, музыканты и художники с улыбкой катались на мопедах, ели итальянскую еду и смотрели на полет птиц. Но больше всего Таню привлек металлический телефон с подставкой и проводом.
− Он настоящий? – спросила она подошедшего официанта.
Парень задумчиво взглянул на него.
− Пожалуй, да, − тихо ответил он, улыбнувшись ей.
− Это здорово. Можно мне средний раф с ванильным сахаром и корицей?
Когда перед ней встал граненый бокал, Таня почти закончила эскиз. Наброски всегда быстро получались у нее.
Обхватив горячее стекло рукой, она лишь изредка подносила его к губам. Делала глоток и на мгновение прикрывала глаза. А потом карандаш вновь скользил по бумаге. Таня по памяти воспроизводила лицо того парня на сцене.
То, как вытягивалась его шея, когда он поднимал взгляд к небу. Как раскосые глаза с исповедью смотрели на нее. Как волосы падали назад с его высокого лба, а губы приоткрывались так, словно ему не хватало воздуха. Ремни на его куртке жили своей жизнью. Таню завораживала игра света на их металлических застежках. Синие, белые, огненные цвета молнией проносились по ним, добавляя крику еще больше безумия.
Закончив набросок, она перевела взгляд к окну. Небо совсем стемнело, и на другой стороне улицы зажглись фонари и подсветка у зданий. Таня смотрела на проходящих мимо людей, вслушивалась в неспешный джаз и улыбалась. Ей от чего-то стало очень уютно. Она представляла, как придет в свою комнату, включит гирлянду и ляжет на кровать. В наушниках заиграет Наутилиус Помпилиус, а она будет предвкушать новый день, лишь изредка оглядываясь в прошлое.
Взглянув на время, Таня попросила счет. Настало время возвращаться в общежитие. Она уже стала укладывать в сумку карандаши со скетчбуком.
− Пожалуйста, большой капучино и блинчики с маком.
Она тут же подняла голову.
Он сидел за соседним столиком. Это был его голос. Но выглядел он совсем не так, как на сцене. Вместо кожаной куртки на нем надет синий пуловер, а на глазах не осталось подводки. Таня даже засомневалась, точно ли это не похожий парень. Но вот он поднял на нее взгляд, и сомнения исчезли. Это отчаяние она уже видела в нем.
− Спасибо, − пробормотал он, когда рядом с ним поставили чашку с тарелкой. Он еще долго смотрел в телефон перед тем, как пододвинул их к себе.
Таня неподвижно смотрела на него. Дыхание стало с трудом даваться ей. Она потом долго вспоминала, как с силой сжимала на ногах пальцы. Как до боли кусала губы, пытаясь собрать воедино мысли. В тот миг они не шли к ней. Она поднялась. Что-то за нее уже решило, что надо подойди к нему.
Таня приближалась, а он все не поднимал взгляда. Аккуратно сев напротив, она дотронулась до его запястья кончиками пальцев.
− Извини, − сказала она.
− Мне так понравилось, как ты пел, а теперь я случайно увидела тебя здесь. Ты очень талантлив. Спасибо за этот вечер.
Он улыбнулся как-то смущенно, но вышло очень мило. Нет, он совсем не похож на себя на сцене. Огонь из глаз исчез, стал солнцем на их янтарной радужке. Высокие скулы больше не казались лезвием.
− Вау. Это неожиданно. И какая песня тебе понравилась больше всего?
Таня спрятала пальцы в рукавах бежевого свитера.
−Мне понравились все моменты, когда пел ты, − улыбнулась она, отведя взгляд. − У тебя такой голос…
−Какой?
Он заинтриговано наклонился к ней. Длинная косая челка скользнула по лицу, прикрыв один глаз. От чего-то Таня засмотрелась на нее.
− Бархатный. Западает в душу. Я не особо люблю тяжелый рок, но, кажется, с этого дня это изменится.
Он все не отводил от нее пристального взгляда. Не изучающего, нет. Такого, словно в ее глазах он нашел то, в чем можно раствориться. Забыть себя, уйти под воду.
Он улыбнулся, прикусив губы. Она словно не понимала этой игры. Не знала, что нельзя смотреть в глаза слишком долго. Так делают лишь дети. До последнего провожают тебя взглядом.
− Как тебя зовут?
− Таня.
− Я – Кирилл.
Он протянул к ней руку. Всю в татуировках. Длинные пальцы, чуть расширенные в среднем суставе, коснулись ее ладони. Улыбка невольно сорвалась с губ Тани. Танина ладонь оказалась гораздо меньше его, словно принадлежала ребенку. Осторожно пожав руку, она вздрогнула. Кирилл тут же заметил это.
− Что такое?
Густые, четко очерченные брови напряглись над его переносицей.
− Все в порядке, просто не ожидала, что у тебя такие холодные руки.
Зажав его ладонь в руках, Таня стала чуть растирать ее. Теплые, будто невесомые пальцы казались ему огненными. Этот странный жест от чего-то не вызвал у него удивления. Мурашки пробежали по плечам, ноги налились тяжестью. Похожее чувство бывает от первых бокалов вина. Долгое время он не знал, что сказать ей.
− Ты так смотришь на меня. Обычно так смотрят на Дена.
−О чем ты? Все смотрели на тебя.
− Нет. Вряд ли, − грустно улыбнулся Кирилл.
Таня придвинулась вперед.
− Я серьезно. Люди замирали, когда ты пел, а как умолкал – они вновь жили своей жизнью. Слушали вашего вокалиста и кайфовали. Но это не то. Это поверхностно, мимолетно, а ты оставил след в их сердцах этим вечером.
Она закончила, полыхая, осознавая, что к концу стала говорить громче и теперь смутилась от этого. Кирилл сидел, не шевелясь, и разговоры людей за другими столиками, джаз, что стал играть чуть громче, даже аромат корицы на мгновение ушли из его восприятия.
Ее вид сказал больше нее. Персиковая кожа раскраснелась, и веснушек почти не было видно. Губы, что так очаровательно расширяются от уголков к центру, набухли еще больше. Таня прикусывала их, в то время как пылающий взгляд был очень занят рассматриванием картинок на полке.
Оба не знали, что сказать после этого. Но вот мимо прошел официант, и Кирилл попросил у него счет. Как только тот ушел, Кирилл медленно повернулся к Тане. Она, не мигая, смотрела на него.
− Тебе куда сейчас?
− В общежитие. Оно на Пражской, но…
Ее взгляд на миг остекленел, глядя на экран телефона.
− Уже закрылось, а я… Даже не заметила время. Как думаешь, еще не поздно заселиться в хостел?
Он задумался, а потом глубоко вздохнул.
− Ты можешь… Остаться у меня. Я живу в этом доме, − сказал Кирилл, показав на потолок пальцем.
− Прямо над этой кофейней?
Она мечтательно посмотрела наверх, словно увидев там звездное небо.
− Ага. Тут очень классный вид с крыши. Видно Дворцовую площадь, мосты, как плывут корабли под ними. В общем, весь смак Питера.
Таня улыбнулась. Они надели куртки и вышли. Зашли во двор и стали подниматься на пятый этаж по лестнице.
Кирилл шел не спеша, чуть пропустив вперед спутницу. Только сейчас он мог полностью рассмотреть ее.
Тонкие ноги в полупрозрачных колготках. Юбка лишь слегка выглядывала из-под замшевой охровой куртки, доходившей ей почти до середины бедер. Она походила на школьницу. Тяжелые ботинки с едва слышным звоном ударялись о ступени лестницы. Она запрокидывала вверх голову, по-детски приоткрывая рот. Словно Кирилл пообещал ей, что в конце они попадут в сказочную галактику, таким воодушевлением все отдавало на ее лице.
Свет на лестнице почему-то не горел. Каждый пролет он нажимал на выключатель, чтобы теплые лучи еще раз высветили ее. Чтобы еще раз рассмотреть эти ноги с девичьими, едва заметными изгибами. Мягкий овал лица с румяными щечками. Если бы Таня не назвала свой возраст, Кирилл не дал бы ей больше пятнадцати лет. Такой легкостью веяло каждое ее движение.
Минуя последний пролет, она замерла на площадке. Он по-прежнему не сводил с нее изучающего взгляда. Его массивные берцы с глухим ударом перешагивали через две ступени.
Когда Кирилл встал рядом с Таней, ее макушка доходила ему до плеча. Он видел ее кудри, каштановую россыпь в золотистом отсвете ламп. Таня ни слова не сказала ему. Просто ждала, пока ключ провернется до конца в скважине.
Зайдя в холл, она в изумлении взглянула на потолок. Высокий, как во дворцах великих князей, с гипсовыми вензелями на месте люстр и по краям стен. Белых, пустых, не тронутых даже временем.
− Располагайся, − небрежно махнул Кирилл в сторону гостиной и прошел по длинному коридору на кухню.
Рубильник упорно не попадал ей под руку. Включив фонарик на телефоне, она подошла к напольному светильнику. Он, резко искривленный в сторону, казалось, сейчас развалится и рухнет на пол. Такое впечатление производил его вид в полумраке. Впрочем, на свету все было еще хуже.
Но Танин взор увлекла сама комната, ее просторы при таком необычном строении. Эркер с низкими широкими подоконниками выходил окнами на оживленную Гороховую улицу –из них то и дело доносился рев мотоциклов и машин. Свежесть ночного воздуха.
Она села на диван. Темно-синий, с тканевой шероховатой обивкой. Обхватив худые коленки, Таня обводила взглядом комнату.
Пустые стеллажи, шкаф, потертые постеры с Энди Бирсаком, Арией, Аврил Лавин и Оззи Осборном. Две гитары у стены, а рядом кипа бумаг, какой-то мусор, напольная вешалка с рокерскими куртками. Гостиная переполнена и в то же время пуста. Для жизни в ней не было ничего. Только для музыки.
Кирилл вошел в комнату с двумя чашками и печеньем. Поставил их на журнальный столик и сел рядом с Таней.
− Ты как? – взглянул он на нее, отпивая чай.
− Все в порядке, просто не понимаю, как оказалась здесь.
Они рассмеялись.
− Ты студентка, да?
Таня кивнула.
− Да, я учусь на дизайнера в киновузе.
− Ого, получается, круто рисуешь? Можешь что-нибудь показать?
Таня достала из рюкзака свой скетчбук. Кирилл стал медленно пролистывать его.
− Офигеть. Всегда завидовал художникам. У меня рисовать не особо получается.
− А я тем, кто умеет петь, − улыбнулась она, покачав головой.
Он с интересом рассматривал эскизы. Брови в восхищении поднимались вверх – Кирилл не верил, что это ее работы.
Таня рассказывала ему, где и когда рисовала их. Как готовилась к экзаменам, как представляла, что будет жить в этом городе. Конечно, она любила и Екатеринбург, где остались мама и бабушка, но ее душе так хотелось жить среди дворцов и домов-колодцев, бескрайних рек и таинственных набережных. В них она чувствовала свой дом. Еще в детстве она поняла это.
Разговорившись, Таня забыла о своем последнем эскизе. Лишь когда Кирилл открыл его, она инстинктивно заслонила страницу. Он удивленно взглянул на нее.
− В чем дело?
Румянец заполонил персиковые щечки. Подумав, Таня все же убрала руку. Его брови тут же поползли ко лбу. Он мельком взглянул на нее.
− Это я? Когда ты успела?
− После вашего концерта я села в кофейню и нарисовала тебя.
Кирилл заворожено смотрел на набросок. Это был он. Его раскосые глаза и брови с изломом. Они, как два черных лезвия, нависают над тонкой, идеально ровной переносицей. Это его линия челюсти. Высота его скул и его углубленный чуть больше обычного желобок над губой. Даже татуировки и пирсинг очень правдоподобно переданы ей.
− Офигеть. Это нереально круто. Ты срисовала меня по фотке в интернете?
Таня с улыбкой покачала головой.
− Просто запомнила.
Кирилл поднялся с дивана. Достав из куртки сигареты, он предложил ей пойти на балкон с ним.
Они прошли в спальню. Постеров, книг в ней оказалось гораздо больше, чем в гостиной. У кровати, стола, на подоконнике, даже у кресла стояли пепельницы.
Ручка балкона со всхлипом опустилась вниз. Перед Таней развернулся Питер. С этой стороны виднелась Нева, огни мостов, ряд дворцов с золотистой подсветкой. Облокотившись на изгородь, она закрыла глаза. Свобода приятным теплом разлилась по ее телу.
− Ты такая счастливая, − залюбовался ей Кирилл. Пепел сигарет разлетелся по ветру.
Глаза олененка повернулись к нему.
− Тебя ведь что-то гложет, я вижу это.
Он отвел взгляд, в очередной раз открыв пачку. Дым заполонил его легкие. Жизнь картой развернулась перед ним.
− Я мечтал стать рок-звездой, наверное, с самого детства. Ничего не помню, кроме этого жгучего желания.
− И ты ей станешь.
Кирилл засмеялся глухим, до боли стягивающим душу, смехом.
− Да брось. Я уже в том возрасте, когда с жизнью становится все ясно. Выше мне уже не прыгнуть.
− С чего ты решил это?
− Долгая история, − вздохнул он.
− Ты стараешься, отдаешь всего себя делу, а везет кому-то другому. Так идут годы, и ничего не меняется. Надежды все меньше, да и смысла жить тоже. Кажется, я потерял себя, − едва слышно добавил Кирилл.
Таня чуть придвинулась к нему.
− Но тебе нравится выступать, ты горишь на сцене почти физически. Если тебя зажигает то, что ты делаешь, то остальное неважно. В творчестве все успехи приходят в легкости, если посвящать ему душу.
Кирилл задумчиво взглянул на нее.
− Я так и делал. Все без толку. Я оттачивал аккорды, когда другие зависали в барах, потом стал зависать вместе с ними. Я пробовал быть разным, но в последний момент удача всегда уходила от меня.
− А быть собой ты пробовал?
Он замер, смотря на горизонт. Туда, где мерцали фонари, где их свет, преломляясь, дрожал в воздухе. Со стороны казалось, что он говорит с ними. Кирилл неподвижно стоял, облокотившись об изгородь.
− Тут так красиво, − прошептала Таня.
Он взглянул на нее. Это глаза Одри Хепберн. Их блеск лучше всякой косметики. В них свет фонарей, юность и начало надежд.
Она поймала его взгляд. Не смогла отпустить вовремя. И вот глаза в глаза, и они молчат на границе миров − тишина полутемной квартиры и шум улиц создали их собственное пространство. Улыбка исчезала с ее губ. Веселость исчезала из воздуха.
Кирилл и сам не знал, что происходит. Зачем-то подходил к ней, делая шаги все плавнее и короче. А она замерла, даже не замечая шелеста волос у щек. Его лицо было совсем близко. Пальцы коснулись шеи. Мир померк, когда он прильнул к ней.
Глава 5
Открыв глаза, она вздрогнула. Не сразу вспомнила, что уснула вчера у незнакомого парня. Сев на диване, Таня вслушалась в тишину. Из спальни доносилось ровное дыхание Кирилла. Стараясь не шуметь, она сняла с себя его майку. От нее пахло орехом и корицей. Таня аккуратно сложила ее и оставила на диване.
− Пока, − прошептала она, коснувшись его плеча. Кирилл тут же приподнялся с подушки.
− Ты что, уже уходишь?
− Ну да, не хочу шуметь на кухне.
Он сел на кровать, накрывшись одеялом. Сонливая улыбка на чуть припухшем лице превращала его в пятнадцатилетнего мальчика. Лишь широкие плечи и рельеф на торсе выдавали его возраст. Пальцы с силой убрали с глаз наэлектризованную челку. Таня и сама не знала, почему это так умилило ее.
− Там шуметь нечем, я редко ем дома. Сам не знаю почему, − проговорил он заспанным голосом.
− Можем позавтракать там же, где вчера. В этой кофейне вкусная выпечка.
Таня согласилась.
Она ждала, пока Кирилл приведет себя в порядок. Умоется, быстро уложив челку, наденет белую майку, джинсы и одну из десятка кожаных курток.
Было так сложно скрывать от него улыбку, что от напряжения стало сводить щеки. Когда он проходил мимо нее, Таня делала вид, что читает статью в телефоне. Прикрывая рот рукой, она опускала голову. Но вот они вышли из квартиры, и по взгляду Кирилла стало ясно, что ей не удалось обмануть его.
− Ну чего ты? – засмеялся он.
Таня пожала плечами, и он прижал ее к себе.
− Все в порядке, − услышала она свой голос, словно из-за стеклянной стены. Руки стали ватными, когда коснулись Кирилла. Их взгляды надолго слились и больше не пересекались весь путь до кофейни.
Таня прошла за тот же столик, что и вчера вечером. Кирилл сел напротив нее и тут же подозвал официанта. Скоро они уже ели сэндвичи с ветчиной и сыром. Американо и раф встали напротив друг друга.
− А где находится твой институт?
− Недалеко от Звенигородской. Там совсем близко, − бегло сказала она, смотря себе в тарелку.
− Я сегодня не занят, так что могу довезти тебя.
Таня задумчиво надкусила краешек тоста. После вчерашнего ей было неловко отвечать на пристальные взгляды Кирилла. Словно прочитав ее мысли, он первый заговорил об этом.
− Мы вчера… Так говорили с тобой. Я редко открываю людям душу. Теперь ты обо мне все знаешь, а вот я о тебе как-то маловато.
Сложив на столе руки, Кирилл слегка наклонился к новой знакомой. Подняв голову, Таня больше не опускала ее.
− А что ты хочешь узнать? – спросила она, аккуратно отложив сэндвич.
Его глаза засветились искорками. Он плавно скрестил у лица пальцы.
− Честно? Мне интересно, как смотреть на мир, чтобы иметь твою улыбку.
Губы сами растянулись в стороны. Таня посмотрела в окно, на еще темное небо, на остатки светящих фонарей вдоль улиц. Этот момент показался ей почти мистическим. Вот миновал странный день, и вот еще не настал следующий. Они с едва знакомым ей парнем сидят тут, в кофейне, где все началось, и приятное покалывание мурашками проходит по сердцу.
− Помнить, что погоня бессмысленна. Сегодня – самый прекрасный день. И таких «сегодня» много. В них вся жизнь.
Повернувшись к нему, она застала новый взгляд. В нем восхищение, нежность и трепет. Так смотрят на цветок. Любуются расположением лепестков, их цветом, тем, как плавно они колыхаются на ветру.
Но странно, она совсем не смутилась от этого. И дальше говорила о том, как ей нравится осень. То, что деревья рыжеют всеми возможными оттенками, и каждый лист на них словно чудо. Все разные. Она могла бы вечно рассматривать их.
Таня говорила, что любит тепло кофеен после холодной прогулки. Любит прятать в рукавах пальцы. Ощущать сквозь свитер горячую кружку и смотреть в окно. Наблюдать, как близится закат, и в листьях проявляются новые оттенки. Они еще больше искрятся золотом. Бывает, какой-то листочек случайно срывается с ветки и падает вниз. Сердце замирает, когда из всей тьмы луч солнца выделяет именно его.
− Это восхитительный момент. В нем вся красота мира сливается в возвышенную симфонию, − говорила Таня, подперев кулачками щеки. Мечтательный взгляд гулял по синим стенам. Наверняка они стали под ним аллеей тополей с золотистыми кронами.
Кирилл лишь изредка кивал головой. Обычные, фоновые для него, вещи становились почти волшебством с ее видением.
Листья? Ну да, валяются под ногами, утопая грязноватым месивом в трещинах асфальта. Изредка прилипают к его ботфортам, цепляются за окна. Уют кофейни? Он ходил в нее не по этой причине. Просто все его мысли, все смятение его души становилось развернутой картой, когда Кирилл слушал джаз в ее стенах. Как ни странно, только в Sky&Roses он ощущал себя целостным.
− Интересно. Получится ли у меня смотреть на осень, как смотришь на неё ты? − добавил Кирилл, наклонившись к Тане.
Их губы оказались совсем близко. Они замерли, ощутив возможность второй раз слиться ими.
Кирилл искал в ее взгляде согласие. В этих детских глазах, что, не моргая, смотрели то на его губы, то в душу. Они показались ему слишком чистыми. Шли секунды, и вот он плавно отдалился от Тани.
− Что ты сегодня делаешь? – тут же последовал вопрос.
− У меня учеба до шести, а потом мне надо занести в «Этажи» украшения, − ответила Таня, поправив прядь за ухо.
− Ого, ты там работаешь?
Она кивнула.
− Окей, а когда у тебя свободный день, чтобы мы встретились? Ты же не против? – добавил он, видя, как она кусает губы.
− Нет, я просто волнуюсь, − сказав это, Таня обхватила колени пальцами и поддалась вперед. В этот момент Кириллу нестерпимо захотелось обнять ее. Это показалось ему очень странным.
Таня стала собираться.
Кирилл вышел вслед за ней и проводил ее к машине. Черный Мерседес стоял во внутреннем дворе у самой калитки. Таня села вперед и, когда они выехали, стала смотреть на город. Иногда она ловила взгляд Кирилла в зеркале. Он упорно не отводил его. В очередной раз ей пришлось отвести глаза первой.
− Может, съездим на природу? В Монрепо, например.
Кирилл удивленно взглянул на нее.
− Давай. Это город?
− Нет, парк в Ленинградской области. Я не была там, но говорят, он красивый.
Они свернули к Достоевской и вскоре подъехали к институту. Таня отстегнула ремень и повернулась к Кириллу.
− До встречи, − мягко сказал он.
Улыбнувшись, Таня вышла из машины. Их взгляды долго цеплялись друг за друга, и лишь подойдя к переходу, она посмотрела перед собой.
Красная помада тут же выделила знакомое лицо. Прямо у дверей стояла Даша. Та тут же увидела ее.
***
Кирилл долго смотрел Тане вслед. Когда она скрылась в дверях института, за ней тут же вошла компания студентов. Каждый из них нес на себе отличительные ярлыки творческого человека. Кто-то выделялся цветными волосами, кто-то темной мантией, вместо привычного пальто, а кто-то облачился в винтажную замшевую куртку. Последней зашла девушка в грубом мужском костюме. Он явно был велик ей, но смотрелся оригинально.
Усмехнувшись, Кирилл стал плавно выезжать с парковки. Он смотрел перед собой, ловко маневрируя на поворотах. Перед ним проскальзывала кинопленка последнего вечера. Странное чувство, что тогда накрыло его. Похожее испытываешь, когда резко ощущаешь нотки весны в зимнем воздухе. Думаешь, странно, ведь эти ароматы трав, эфиров уже ушли, а прийти вновь должны еще не скоро. Ты стоишь у окна и жадно вдыхаешь их.
Почти у дома его руки резко повернули руль в сторону.
Кирилл доехал до Финского залива. Небо только начало светлеть, Лахта-центр еще озарял его своими огнями. Идя вдоль набережной, он наблюдал за игрой чаек в воздухе. Это помогало разделять пробелами мысли.
Зачем он позвал к себе эту девочку? Зачем она подошла к нему? Его трясло, когда он пытался обдумать это. Его мысли, квартира, вся жизнь тут же открылись ей. Он рассказал ей все, но зачем? Конечно, тоскливая безнадежность уже давно жгла ему душу, но выливать ее на незнакомого человека? Нет, это было для него слишком.
Странно, но Кирилл даже не мог полностью воспроизвести их разговор в памяти. Лишь настроение, самую суть. Вот они сели на диван, зажав в руках чашки. Напольный светильник, перевязанный скотчем на изгибе, неловко нависал над ящиком с тетрадями. Тогда лишь он освещал полупустую комнату. Таня спросила, что в них. С детским интересом и непосредственностью. Кирилл усмехнулся, а потом слова сами нашли себя в воздухе. Так красноречиво и связно, словно он говорил их каждому встречному.
Вспомнилось все. Годы препираний с отцом, как всю жизнь тот контролировал его: веди себя так и так, убери эти выходки, держи себя в руках, помни, из какой ты семьи. Не проходило ни дня, чтобы тот не зачитывал ему монолог: «Дети моих коллег заканчивают престижные вузы. Делают карьеру, знакомятся с нужными людьми и следят за манерами. А ты, сын генерального директора газовой компании, играешь на центральных улицах Петербурга. Заставляешь меня краснеть каждый раз, когда коллеги рассказывают, что видели тебя с твоим обдолбанным дружком. Что тебе кидают мелочь прохожие. Такой жизни ты хотел? Когда ты был ребенком, я еще терпел это, но что сейчас? Даже никому неизвестный институт ты не смог закончить без моей помощи. И только попробуй сказать, что он был тебе не нужен. Ты все больше разочаровываешь меня. С каждым годом».
Но почему Кирилл должен становится таким, как он? Только потому, что случайно родился в огромном доме с бассейном, спортзалом и прислугой? Теперь ему тоже нужно иметь все это?
Он хотел такую жизнь, безусловно. Но добиться ее планировал совсем другим способом.
С детства он мечтал о славе. О том, чтобы его альбомы стали бессмертной классикой и играли на самых разных уголках земли. А недвижимости и машин, всего этого добра, было даже больше, чем у отца. Гораздо больше.
Конечно, если бы он пошел за ним, это с легкостью далось бы ему само. Росчерк в наследстве и все, Кирилл Санкаров – значимый человек в обществе. Нужно было просто отдать свою жизнь в его властные руки. Делать все по прописанной инструкции, законсервировать себя, все эмоции. Только так можно пройти не свой путь. Тот, что не предназначен тебе.
Но для Кирилла это было почти невозможно. Его пыл никогда не помещался в серые рамки официоза, и в институте он окончательно убедился в этом. Все лекции образ пистолетного жерла сам всплывал в его голове. Казалось, он чувствует у виска холод его металла. «Застрелите меня, если моя жизнь будет связана с этой хренью. Тогда она просто не нужна мне».
Его удивили Танины слова. Часто заморгав, она задумчиво взглянула на ящик с тетрадями.
− Но почему? Жизнь ведь так многогранна, увлекательна. Можно, например, каждый вечер встречать рассвет, и всегда в душе всплывают разные чувства. Разные краски разбросаны по небу, смешиваются и становятся другим цветом. Это же так красиво. Кажется, будто ты самый важный человек на свете и в то же время тебя нет. Ты – неотъемлемая часть этого мира. Такая гармоничная и сама с собой разумеющаяся. А что такое провожать закат, сидеть у озера в безлюдном лесу, ощущая запах трав и нагретых камней в воздухе? В этом целое чудо, нужно лишь прислушаться к себе.
Кирилл смотрел на нее как на инопланетянку из другого мира. Казалось, маленький рот с пухлыми губками, глаза с каймой длинных ресниц принадлежат девочке лет двенадцати. Она все не сводила с него взгляда. Словно хотела, чтобы он разглядел в них правду.
И он смотрел в них. В блеск карих глаз с заволакивающим оттенком. Слушал о простых вещах, которые отражались в ее зрачках целым миром.
Странно. Ему всегда казалось, что так он будет ощущать жизнь, когда всего добьется в ней. Когда его имя будет олицетворять эпоху, перестанет быть кодовым словом для одного из многочисленных, ничего не значащих винтиков общества. Кирилл представлял, что это произойдет, и его душа улетала далеко-далеко. К самым звездам. Вот тогда он, великий рок-музыкант, будет ощущать гармонию в каждом своем вздохе. Вся его суть воссоединится с чем-то очень важным, и счастье накроет его. Потому что его жизнь станет очень важной – она будет обсуждаться людьми как нечто интересное и значимое. Все станут восхищаться им, его талантом, и на концертах соберутся десятки тысяч зрителей. Это будет настоящим безумием. Но только тогда в нем все успокоится. Тогда начнется настоящая жизнь.
Зачем, зачем он вылил ей это? Даже Лео не знал, что стоит за его вечной борьбой с Деном. Думает, это личная неприязнь из-за одной давней ссоры, но нет…
Даже это он сказал ей! Как ангелу, мессии, случайно зашедшему в его дом. Что-то новое колыхалось в его душе. Но что? Он пока не знал этого.
***
− Кто это? Кто это?
Даша все не унималась. Она шла за Таней, которая только прибавляла ход, минуя гардероб, аудитории, шагая по лестнице, коридору. Она уже понимала, что не сможет скрыть то, что произошло вчера, но до последнего не хотела делиться этим.
− Да подожди ты! – воскликнула Даша.
Таня медленно повернулась к ней.
− Ты что боишься сказать мне?
− Боюсь сглазить. Все было слишком хорошо.
− Но он тебе нравится? Офигеть, ты нашла красавчика уже во вторую неделю учебы!
− Да тише ты.
− Ну, хоть скажи, кто он?
«Запутавшийся мальчик», − с улыбкой подумала Таня.
− Рок-музыкант.
Зеленоватые глаза стали похожи на две монеты. Даша так резво взялась за голову, что чуть не размазала помаду по щеке.
− Ну, ты влипла, подруга. Да не волнуйся ты, я никому не скажу. Покажешь его соцсети?
Подумав, Таня открыла его страничку. Даша взяла телефон у нее из рук. Ее брови тут же поползли вверх.
− Да он тот еще Дориан Грей. Ох, надеюсь, ты не совершила ошибку.
− Какую? – сглотнув, едва слышно произнесла Таня.
Она еще не заходила ни в его Инстаграм1, ни во ВКонтакте. Тонкие иголочки опасливо кольнули ей сердце.
− Грандиознейшую, Тань.
Даша показала его ленту. Фотографии в неоновом отсвете кальянных, клубов и вечеринок в самых разных местах.
На них он совсем другой. Режущий взгляд прожигает душу до дна, где обитают твои пороки. Эти янтарные глаза словно разоблачают тебя в них. Лишь изредка огромные зрачки смотрят не в объектив, а на сидящих девушек рядом.
Те игриво прижимались к Кириллу. Их вид – наполовину оголенная грудь и ноги, что выглядывают из-под платья больше дозволенного. Его руки властно возлегали на них.
− Ну, ты даешь. И как такой парень мог вскружить тебе голову?
Таня выхватила телефон из рук Даши. Та примирительно показала ладони, но все же решила объяснить, что музыканты – не просто завсегдатаи клубов. Их жизнь всегда колеблется на лезвии ножа, ведь без адреналина она бессмысленна. «А еще наркотики, Тань. Не смотри так, у рокеров это обычное дело. Не хватало еще, чтобы он тебя втянул». «Ни у кого из них не бывает постоянной девушки. Поверь, я в школе встречалась с рэпером. Измена за изменой. Музыкантам не нужна милашка, они не будут пить с тобой чай и рассуждать о жизни». Таня глубоко вздохнула, вспомнив эту ночь, но Даша тут же подытожила монолог.
– Подруга, он не наш типаж. Все, что ты увидела в нем – просто маска.
Таня молчала. Началась пара, а она оставалась погруженной в свои мысли. И как в ее подруге простая обаятельная девчонка уживается с ярой рационалисткой? Что, если и Даша однажды доверилась судьбе, людям, а те выбросили ее, когда полностью изучили все грани? Может, поэтому она так боится быть не идеальной, не накрашенной, в юбке неподходящего оттенка к блузке? И что, если она права? Если чувства, интуиция, эмпатия – вещи пустые и эфемерные? Что, если они подвели ее?
Пролистывая ленту, Таня все больше вонзалась ногтями в пальцы. На всех фотографиях Кирилла окружал ореол пафоса, понтов и осязаемой кожей опасности. Даже на тех, где он был один, где рядом не было алкоголя, красных лучей и вызывающих надписей. Нет, вчера с ней был совсем другой человек.
Преподаватель говорил про теорию рисунка, все что-то записывали, а перед ней проносились те картинки. Их поцелуй. Его нежный голос. Отчаяние в глазах, когда он говорил о своей семье. О том, что ему никогда не прийти к цели. «Она – одна из далеких звезд на небосводе. Как и ты». Таня сжалась так же, как когда он произносил это.
***
Холодный ветер задувал вдоль каналов. Каждый раз, когда она шла мимо них, то укутывалась в шарф еще сильнее.
Таня пришла в «Этажи», когда небо уже начало темнеть. Людей было куда меньше, чем в прошлый раз. Многие из них натянули теплые шапки и пальто. Они стояли тесными кучками и грели руки стаканчиками с кофе.
Таня поспешно прошла мимо них и зашла в здание. Пробежав почти до самого конца лестницы, она двинулась вдоль ряда магазинчиков. У самого дальнего из них виднелась фигура Калеба.
Он ничего не сказал ей. Они молча прошли к прилавку, и Калеб кивком попросил ее выложить бижутерию.
− Их я делала еще год назад, − указала Таня на серьги из бисера. Вслед за ними она достала украшения из полимерной глины, эпоксидной смолы, колечки с полудрагоценными камнями и бусы.
Калеб внимательно оглядел их. Складки все больше усеивали лоб, словно у него в руках находились фотографии с самыми болезненными воспоминаниями. Но Таня, казалось, не замечала этого. Положив локти на стол, она молча смотрела на него. Как на картину сюрреалистического сюжета, которую талантливый мастер создал в своем, неясном для большинства зрителей, исполнении.
− Для кого ты делала их? – спросил он так, словно рубил каждым слогом воздух.
Калеб резко перевел на нее свои черные глаза. Таня улыбнулась.
− Просто для забавы. Иногда выкладывала в соцсети, иногда раздавала подругам. Мне нравится придумывать что-то в голове, а потом держать это в руках. Кажется, будто ты сам творец своей реальности.
− Так и есть, − глухо отозвался он, теперь уже более мягким тоном. Часто заморгав, Калеб повернулся к ней спиной. Принялся перебирать украшения, откладывая их в разные стороны. Казалось, он забыл о ее присутствии. Лишь отражение в окне выдавало его задумчивый взгляд и чуть приоткрытые губы. Какое-то время Таня пыталась хоть что-то прочесть в них.
− Творец своей реальности только ты. Даже когда кажется обратное. В ней воплощается все то, что у тебя в мыслях и в сердце, – его басовитый голос прозвучал так уверенно и бесстрастно, что пальцы сами сжались в кулаки.
− Не всегда, − вскинула голову Таня.
Калеб медленно повернулся к ней. Казалось, перед ним стоял другой человек. Карие глаза извергали такое отчаяние, что напускная отстраненность тут же покоробилась желанием обнять ее.
− Когда рядом с тобой неожиданно умирают твои близкие, ты ничего не можешь с этим сделать.
Он долго смотрел на нее прежде, чем ответить. Складки ушли с его переносицы.
− Это их жизнь, а не твоя, но все взаимосвязано…
− Да нет же, − перебила его Таня.
Ее глаза намокли, дыхание стало прерывистым. Одно неосторожное слово – и она была готова разрыдаться.
Калеб медленно подошел к ней.
− Успокойся, − мягко сказал он.
− Пойдем, я налью тебе чаю.
Осторожно положив руку на плечо, он отвел ее в соседнюю комнату. Там они просидели весь вечер. Таня все рассказала Калебу.
Глава 6
Они переписывались всю неделю. Обсуждали разные мелочи, увлечения, делились планами на день. Той игры, когда каждый выжидает время для ответа, между ними не было. Просто уведомление, легкая улыбка, а дальше вопрос-ответ, и темы переливаются в новые, не давая покоя уставшим пальцам. Они, как сумасшедшие, пробегают по клавиатуре, часто спотыкаясь и удаляя текст, набирая его заново.
В такие моменты Кирилл забывал, где находится. Не отдавал себе отчета в том, что его poker face тут же осветлялся нежной улыбкой. На репетициях все быстро заметили перемены в нем.
− Приятель, ты чего такой довольный? Неужели в тот раз Софи тебя так порадовала? – прыснул Эммануэль, переглянувшись с Деном.
Лицо тут же вернуло прежний облик.
− Заткнись, придурок, − поморщился он.
Тогда даже Лео с удивлением взглянул на него.
− Да что с тобой? – не унимался Эм.
Он раскинулся на диване, достав новую сигарету из пачки.
− На выходных я подогнал тебе классную шлюху, а тебе все не нравится. В последнее время ты жесть, какой нервный.
− Да, зависть плохая штука, приятель, − усмехнулся Ден, сидевший рядом с Эммануэлем.
Кирилл тут же вскинул взгляд на него.
− Уймись уже. Я только и жду, что ты свалишь.
Поднявшись, Ден медленно взошел на сцену. Какое-то время он даже не смотрел на него. Рваная челка закрывала его лоб, доходя почти до самых глаз. В ней затерялись две неистовые искорки.
− Конечно. Но только все знают, как ты бесишься от этого. Это ведь ты должен быть на моем месте? Ты годами впахивал, занимался до стертых пальцев, думал только о музыке. Ты так жаждал успеха. Но нет, замечают меня. А ведь я ни дня не задерживался на репетициях. Я тупо жил в кайф и взял от жизни максимум. О, как ты злишься. Ну, давай, вломи мне еще, покрепче, чем в тот раз. Только смотри, ведь ничего не изменится. А когда я уйду, ты не сможешь осилить и половины наших песен. Ты просто не рожден для этого.
Все уже привыкли к стычкам Дена и Кира. Лео и Эммануэль лишь коротко переглянулись. Они уже давно оставили попытки разнимать их. Стены этого зала видели столько побоев. Столько крови вылилось на никому не нужные коробки, пыльные полы и истрепанную мебель. Кажется, даже они подустали от этого.
Кирилл поднялся с места. Слабый свет ламп скользнул по ремням его куртки, резко отделив от желваков скулы.
− Уйди, − отпихнул он фронтмена от микрофона. Лео и Эммануэль заняли свои позиции. Усмехнувшись, Ден спрыгнул со сцены и, достав сигарету, встал прямо перед ним снизу.
Они начали.
Кирилл вовремя вступил. Его голос нравился ему. За спокойным началом последовали шрайки. Он отдал всего себя в гроулинге. И, конечно, все это время не сводил глаз с Дена.
Идеально спев свою часть, Кирилл приближался к самому сложному месту. Вокальную комбинацию, которая не всегда получалась даже у его соперника.
Тот выжидающе покачивался в такт басов. Сигарета истлела в его пальцах, и теперь Ден невозмутимо сложил на груди руки. Самоуверенная улыбка быстро стерлась с его губ.
Кирилл с блеском прошел припев. С такой легкостью ему дались все расщепления и скриминги, с такой точностью тело отразило все эмоции, что Ден невольно повел бровью.
В его голосе было столько дерзости, энергии, драйва, будто перед Кириллом целая толпа фанатов. Эм и Лео частенько переглядывались, потому что никто из них не ожидал этого.
Все это время Кирилл не сводил с Дена насмешливого взгляда, словно точно знал, что ни одна нота, ни одна его связка не подведет его. С отстраненным, деланно безразличным видом тот смотрел на него в ответ.
Но вот все закончилось, и стало тихо. Парни долго не решались что-то сказать ему.
− Увидимся в среду, − невозмутимо прошел Кирилл мимо Дена. Их плечи едва не столкнулись друг с другом.
***
«Представь, твой конкурент успешнее тебя, хотя ты лучше него. Как бы ты поступила, если бы он постоянно пытался тебя высмеять?»
«Даже не знаю) Я никогда не сталкивалась с этим. Возможно, я бы сказала, что мне неприятно. Что успех не должен портить человека».
«Звучит отлично)) Жаль, что в моей ситуации это вряд ли поможет».
«Вы с Деном опять поссорились?»
«У нас так каждый день происходит. О чем бы ни шла речь, разговор выходит на то, что в Америку зовут его, а не меня. Мне с трудом удается не показывать, как я бешусь от этого».
«Ты просто слишком жаждешь успеха. Дена взяли, потому что он не завышал внутренней важности».
«Как-то сложно) Знаешь, я с нетерпением жду нашей поездки».
Таня улыбнулась и тут же закрыла рот рукой. Закрыла глаза. Даша сидела рядом, но, к счастью, внимательно слушала лекцию. Ей не хотелось делиться с ней перепиской. Ни с ней, ни с кем-либо еще. Она знала – все становится слишком шатким, когда хочешь чего-то больше обычного.
Они переписывались с утра до поздней ночи. Темы переходили одна в другую, голосовых сообщений отправлялось все больше. К вечеру никто из них не мог вспомнить, о чем были эти разговоры. Без дрожи уже ничего нельзя было вспомнить. Прошлое куда-то девалось. Лишь настоящий момент имел значение для них обоих.
Тяжелее всего было ложиться спать. Переписка никогда не заканчивалась после «спокойной ночи». Они могли что-то уточнить, и тогда разговор вновь вбрасывалась искра. Никто из них долго не мог потушить ее.
«Спокойной ночи».
«Спокойной ночи».
Так много раз и ничего не меняется. Они все еще говорят о какой-то ерунде и уже не сдерживают улыбку. Идут минуты, часы, пора ложиться спать и вот, наконец, они прощаются. Тогда Таня смотрит в окно, а Кирилл выходит на крышу. Оба смотрят на звезды. Оба счастливы.
Глава 7
Таня еле уснула. Ворочалась в кровати до глубокой ночи, вжимаясь в подушку каждый раз, когда представляла, что ждало ее утром. Каждая мысль, ассоциация с ним взрывалась в ее голове масляными красками. Любой предмет янтарного цвета, любой аромат, похожий на его, все, что окружало их в тот день, всегда вели к нему.
Одна мысль билась пульсом в ее сознании: «Уже завтра. Уже завтра я коснусь его». Шелковистых волос с запахом дрожи, его губ, широких плеч с выпирающими ключицами. Но как? Как не растаять тут же, не упасть от переизбытка чувств? Переставлять ноги по тропинке, держась с ним за руку? Какой изощренной актерской игрой будет ее выдержка. Спокойствие и будничный тон в разговоре. Таня не знала, как ей найти в себе это.
Утром Кирилл подъехал к общежитию. Позвонил ей, и она пулей бросилась вниз по лестнице. Точеные ноги мельтешили сквозь юбку. Столько энергии пробудилось в их едва заметных мышцах, словно и не проспала она всего пару-тройку часов ночью.
У выхода Таня замедлилась. Пригладила кудри каре и вырез оранжевого свитера. На нем подвеска с ирисом. Цвет извилистых лепестков идеально дополняет кобальтовое пальто. Под ним юбка ниже колен скрывает то, как они дрожат на пути к нему.
Кирилл еще раз взглянул на себя в зеркало. Он уже видел, как Таня идет к нему неспешной, грациозной походкой. Чуть выгнутые запястья скользят у ног, пока пальцы собраны в самый утонченный жест − как на «Возвышении Адама» Микеланджело. С самым умиротворенным лицом она смотрит по сторонам. На безоблачное небо, слишком ясное для конца сентября, на полет чаек, на то, как освещает опавшие листья солнце.
Кирилл глубоко вздохнул. Она была уже совсем рядом.
− Привет, − открыла переднюю дверь машины Таня.
Ее веснушчатое лицо, казалось, подсвечивалось изнутри. Лишь на мгновение в нем проявилось смятение. Когда она, протянув к нему руки, безмолвно застыла с растерянной улыбкой.
Он тут же обнял ее. Так они и сидели, не говоря ни слова, прижимаясь друг к другу под утреннее пение птиц и неровное дыхание. В какой-то момент оба ощутили глухие удары. Об одно сердце билось другое, и это очень рассмешило их. Поставило точку в вечности.
− В общем, по навигатору нам ехать часа два. Доберемся за полтора.
Кирилл завел двигатель. Какое-то время он смотрел лишь на дорогу, и Таня могла рассмотреть его в зеркале.
Впервые она видела его не в кожаной куртке. Без изгибов косой челки и цепей у татуированной шеи. На нем было пальто из кашемира с высоким воротником и темно-синий шарф. Он плавно овевал его шею, спускаясь к груди. Все в нем выглядело не так, как обычно. Заостренное лицо словно принадлежало персонажу Тима Бертона, а не питерскому рок-музыканту. Точку в этом образе ставили замшевые перчатки. В них его пальцы приобретали самый аристократичный оттенок.
Всю дорогу они не включали музыку. Они говорили, говорили, но уже не о друг друге, как в переписке. За обсуждением искусства выяснилось, что у них много общего. Что оба любят кинематограф Франции, работы импрессионистов, джаз, классические романы. Таня отдавала предпочтение английской литературе, а Кирилл – американской и русской. Но они оба любили Джека Лондона, Фицджеральда, задерживали дыхание, читая «Камеру обскура», усмехались с острот Элизабет Беннет. Оказалось, «Великий Гэтсби» примерно в одно время лежал у них на прикроватных тумбочках. Это очень удивило их.
− Если честно, я редко встречаю людей, так искренне любящих классику, − призналась Таня, не отводя от Кирилла восторженного взгляда.
− Я тоже. Но, понимаешь, я читал ее не столько для удовольствия, сколько для расширения кругозора. Это необходимо творческим людям. К тому же, песни для «Бенца» в основном пишу я. Иногда еще Лео и Эм. Про Дена даже говорить не буду. Не остановлюсь, если начну.
− Но, по твоим словам, кажется, что любое действие в жизни ведет тебя к твоей мечте. Неужели ты никогда не делаешь что-то для души?
Кирилл задумчиво пожал плечами.
− Иногда бывает. Например, сейчас, − сказал он, устремив взгляд на здешние просторы.
Таня с улыбкой посмотрела туда же. На дорогу, огибающую поля, стремительно идущую вниз со склона. Там, впереди, виднелся лес. Деревья словно полыхали огнем на фоне неба с оттенком синего клейна. Искрились золотом под лучами солнца. Между их кронами виднелся краешек озера. Этот пейзаж надолго захватил внимание Тани. Природа казалась неестественно яркой, словно с наложенным фильтром. Кирилл тоже заметил это.
− Знаешь, я сейчас смотрю на этот лес и думаю, почему никогда не проезжал его раньше? Я всю жизнь живу в Питере и в первый раз еду куда-то сам в область.
− Почему так? − повернулась к нему Таня.
− Ну, казалось, что это подождет. Лес ведь никуда не денется. Как только стану популярным, можно хоть жить в него переехать. Тебе это, наверное, странно слышать, да? − добавил Кирилл, увидев задумчивое удивление во взгляде.
Таня робко пожала плечами.
− Мне кажется, это иллюзия. Твоя жизнь происходит сейчас. Ничего, в сущности, не изменится, когда ты придешь к цели.
Это была самая долгая пауза за всю дорогу. Сердце неприятно екнуло, заставив Кирилла задуматься над Таниными словами. Он хотел было ей возразить, но передумал. Не сегодня, нет. Этот день был посвящен совсем другим мыслям. Ему хотелось смотреть на мир Таниным взглядом. Таким простым и беззаботным. Все отпустить и вверить себя чему-то высшему.
Они стали говорить о картинах, музеях и необычных местах Питера. Об открытках из Зингера, экскурсиях по крышам, о том, что нужно вместе пойти в Севкабель Порт. И Кирилл смеялся вместе с ней, будто и забыв, что ему двадцать два, а не восемнадцать, что сердце уже давно тяготит тоска, и лишь лезвие его осколков позволяет хоть что-то ощутить ему. Звонкий, почти детский смех Тани поселил в него что-то по-весеннему легкое. То, что когда-то давно всегда было в нем.
Они подъехали к Монрепо. Их разговор тут же прервался. Остановившись на парковке, оба смотрели по сторонам. Холод все больше пробирал их пальцы.
***
Под ногами уже шуршат сухие листья, и Кирилл с Таней шагают в такт, держась за руки.
Тихо. Слышен лишь хруст желудей и обломившихся веток. Где-то вдалеке поет птица. Прерывает их лимб, напоминая, что надо говорить, а не только искать в глазах свое чувство. Пальцы уже давно окаменели в слиянии. Прошло столько времени, а слов все нет. Они не нужны им. В тишине происходит самое искреннее общение.
Одновременно остановившись, они смотрят в глаза друг другу. Кирилл целует Таню. Опьянение проходит по телу, и ноги совсем не держат ее. Хорошо, что порыв ветра приносит холод, и Таня хоть немного трезвеет под ним. Уже не так охватывает жар, и сквозь пульс в висках можно услышать свои мысли.
Сколько длился этот поцелуй? Пару секунд, минут, вечность? Их губы разомкнулись, и они тут же отвели взгляд в сторону. Тут же устремили его на другой берег. Туда, где стоит Храм Нептуна. Его колонны − последнее, на чем держится их сознание. Оно все пытается удержать их на ногах, совладать с дрожью в коленях. Пытается придумать, как не сойти с ума и идти по тропинке дальше, но все тщетно.
Тела как магниты. Они вновь порываются друг к другу. Тонут под кронами деревьев, стекают по стволам на холодную землю. «Я не знаю, что делать с этим», − говорят их глаза. Они с облегчением видят в них свое чувство.
***
Восемь часов пролетели как одно мгновение. Словно солнце ушло за горизонт сразу, как они зашли в парк. Время так жестоко.
Зажглись фонари, теплым светом выделяя очертания ее лица. Посиневших губ, сведенных мелкой отрывистой дрожью. Кирилл распахнул пальто, прижав к груди Таню.
Не говоря ни слова, они направились к машине. По пути не встретили других гуляющих. Было тихо. Они вышли из парка, когда небо совсем стемнело, и охранник закрыл вход за ними.
Слов все не было. Словно и не ехали они сюда под шутливые разговоры и обсуждения, кажется, почти всего, что наполняло их жизнь до этой поездки. Куда все исчезло теперь?
Таня смотрела в окно, думая о своем, наблюдая, как серебристые лучи освещают полосы дороги. Иногда она поглядывала на Кирилла. На его сосредоточенное лицо, на глаза, что вели свою жизнь под внешнее безмолвие. Казалось, он не замечал тишины. Совсем забыл, что ее принято глушить музыкой.
Таня знала, о чем он думает. В ее голове были те же мысли. Чем ближе они подъезжали к Питеру, тем отчетливее ощущалось желание бросить все, что ждало ее там. Уйти в их мир, что нашелся под кровом деревьев, и всегда быть рядом.
Никто из них не решался говорить об этом. Лишь иногда их ладони прикасались друг к другу, и тогда машина тут же набирала скорость. В нее вбрасывались все чувства, что уже не могли вместиться в нем.
− Ты как? − спросил Кирилл, когда они въехали в город.
Она лишь покачала головой.
− Ты все знаешь.
− Знаю, − тихо сказал он.
Глава 8
Краски стали мутнеть. Солнечный свет – милосердный жест октября – уже не рисовал в сознании Тани гамму из самых прекрасных моментов этой жизни. Она миновала два этажа, смотря в пол, и пошла по коридору, стены которого сужались все больше до самого выхода к пристройке.
Винтовая узорчатая лестница. Лучи, что ломаются о стекло, распадаясь на бетонном полу тенями всего происходящего за окнами. И тишина. Здесь нет никого, и только ветер носится по этажам, насвистывает в трубы пронзительную сонату со своим тайным смыслом. Закрыв глаза, Таня вняла ей. Впитала всей своей сутью это жуткое эхо, так похожее на отголоски со дна ее души. На страх, что затаился внутри, что пожирал ее уже слишком долго.
Вновь зазвонил телефон. Таня медленно поднесла его к уху.
− Привет, мам. Извини, что не отвечала, я не слышала твоих звонков. Да, я сейчас иду на пару по «Теории рисунка».
− Ничего, у меня как раз завершилась бизнес-встреча. Всю неделю кручусь как белка в колесе, даже не было времени тебе ответить. Но, главное, что все получилось. Я наконец могу свободно вздохнуть.
Такой радостный голос Таня слышала от мамы лишь в двух случаях – удачная сделка после недель круглосуточной работы или творческие успехи ее дочери. Пусть и в деле, которое Анна Николаевна считала не перспективным и почти бессмысленным. Но ее все же обнадеживал тот факт, что Таня поступила учиться на дизайнера в медиаиндустрии, а не на простого художника. Кто знает, может чистым глазам все-таки будет прощена наивность.
− Расскажи, как ты, как ребята, учеба. Помню, ты говорила про Машу.
− Про Дашу, мам, − невольно обхватила себя одной рукой Таня.
− Да, точно, − рассмеялась она. −А про других ребят ничего не помню.
− Ну, я теперь поставляю бижутерию в магазинчик одного арт-пространства. Это вышло так случайно. Мы с Дашей пришли туда и познакомились с Калебом. Он предложил мне получать процент с них. Мы хорошо общаемся, вчера пошли в кино. Иногда гуляем, он помогает мне…
− Подожди, то есть теперь ты зарабатываешь? Отрадно слышать. Ты с самого детства мастерила всякие вещички, должно же это было где-то пригодиться. Может, скоро тоже откроешь свой бизнес. С чего-то же надо начинать. Ты девочка воздушная, в найме тебе будет скучно.
Таня с улыбкой обвела взглядом пространство вокруг. Солнце ушло, и теперь лишь ее тень тяжелым пятном валялась на полу. Подначивала лечь рядом с ней.
− Да, мам. Я вообще думаю, что мы не случайно встретились с Калебом. Не только ради моего хобби, понимаешь? Общение с ним помогает мне куда больше, чем когда я ходила к психологу.
− О, дорогая, ну пора уже жить дальше. Конечно, меня тоже потряс уход папы, но такова жизнь. Нельзя же всегда быть такой нежной. И что с этим Калебом? Вы встречаетесь? Какое, кстати, странное имя.
− Нет, я пока ни с кем не встречаюсь.
Она вздрогнула. Кто-то резко схватил ее за плечо. Обернувшись, Таня увидела лицо подруги. Даша смотрела так, словно только что вычислила в ней шпиона. Светлые брови подвинули лоб, предоставив изумрудным глазам стать двумя экранами с субтитрами. Таня в смятении бросила трубку.
− Зачем ты соврала?
− Я не врала.
− А как же Кирилл? Ты про него и слова не сказала.
Таня глубоко вздохнула.
− Извини, но это мое дело. Я пока не хочу говорить об этом.
Она прошла мимо нее и устремилась вверх по лестнице. Даша с удивлением проводила ее взглядом.
***
«Как ты? Может, встретимся? Я скучаю».
«Давай в пятницу. У меня много дел».
«Я тебя как-то обидел? Ты почти не пишешь мне».
«Нет, просто сейчас я правда не могу».
Кирилл в отчаянии перевернулся на спину.
После их поездки прошло две недели, а они так и не встретились с ней. Таня редко отвечала Кириллу, и это все больше беспокоило его.
Прежде они с Таней переписывались днями напролет и бросали все, чтобы встретиться друг с другом. Отдаление случилось так внезапно, что это вырвало Кирилла из реальности. Он пил в барах больше обычного, не мог сосредоточиться на репетициях. Поэтому в один день просто не выдержал и сорвался к ней.
Было уже довольно поздно. Кирилл припарковался недалеко от входа в общежитие. Он знал, во сколько Таня обычно возвращается в комнату и приехал чуть раньше.
Мимо него проходили компании студентов, одинокие фигурки, ритмично вышагивающие по асфальтовой тропинке ко входу. Кирилл всматривался в них, каждый раз напрягаясь всем телом, чтобы выбежать из машины. Но ее все не было. Тогда в голову начали лезть мысли, что она может быть с кем-то еще, с другим парнем. А может, она вернулась раньше. Да и вообще, что он как маньяк выжидает ее?
Руки сами легли на руль. Прошел уже час, и Кирилл стал думать, что пора выезжать к дому. Он уже повернул ключ, как знакомый силуэт показался на ступеньках здания. Кирилл тут же выбежал к ней.
− Таня.
Она обернулась. Карие глаза со страхом обратились к нему.
− Скажи правду. Что происходит?
Закусив губу, Таня смотрела куда-то вниз. Иногда она тяжело вздыхала и поднимала взгляд к небу. Кирилл обнял ее.
− Мне было так хорошо с тобой. Я думал, тебе тоже, − прошептал он.
Она кивнула.
− Так и есть. И мне страшно от этого.
− Что? Почему?
Кирилл выпустил ее из объятий. Она закрыла лицо руками. Послышались всхлипывания.
− Поедем ко мне, все расскажешь.
− Не могу.
− Пожалуйста.
Они пошли к машине. Таня все еще прикрывала рот руками, а Кирилл не знал, что сказать ей.
Через пятнадцать минут они уже подъезжали к дому. По-прежнему молчавшие, по-прежнему не сказавшие друг другу ни слова.
Зайдя в знакомую комнату, Таня слабо улыбнулась. Месяц назад ее как молнией поразило здесь. Эти полупустые, но такие красноречивые полки помнили ее страх, залитые румянцем щеки и поцелуй, всей энергией мира окативший ее.
Они сели на диван, и она тут же повернулась к нему.
− Понимаешь, мне никогда не было так хорошо, как с тобой. Я просто… потеряла себя и была счастлива. Но ведь теперь я привязана к тебе. С тобой что-то случится, и я умру. Я не хочу этого.
Брови в недоумении поползли вверх.
− Да что со мной может случиться? – растерянно произнес Кирилл, не отводя от нее взгляда.
− Да все, что угодно. Ты же рокер, твоя жизнь полна… опасностей.
Он облегченно улыбнулся, словно ожидал услышать что-то гораздо хуже этого.
− Малыш, все опасное я бросил сразу, как встретил тебя. Как ни странно, − задумчиво сказал он, словно только сейчас осознав это.
− Но ведь ты можешь бросить меня или… умереть.
Возникла пауза. Кирилл изучающе смотрел на нее.
− У тебя такое уже было, да?
Сжав губы, Таня кивнула. Ее пальцы стали жить своей жизнью. Перебирали друг друга, заламывали, подергивали кольца. Таня смотрела перед собой отстраненным, впавшим в себя взглядом.
− Три года назад я проснулась посреди ночи. Вокруг было тихо, мне не снилось ничего особенного. Но тело било мелкой дрожью. Я была вся в поту, мокрой насквозь, прожженная неясной тревогой.
Она закрыла глаза и, глубоко вздохнув, вновь продолжила вспоминать прошлое.
− Из другой комнаты раздался звонок. Затем голос мамы. Он колебался от истеричных нот до спокойного шепота. Я встала с кровати и замерла у двери. Меня словно парализовало. Пот высох на холодном теле, ноги почти не гнулись. Когда ее голос стих, я вышла в коридор. Зашла в ее комнату.
Таня закрыла рот рукой. По щекам текли слезы. Кирилл хотел обнять ее, но она лишь покачала головой. Губы выдавили из себя улыбку.
− Мама сидела в кресле. Когда я зашла, она даже не шелохнулась. Ее глаза, как два стеклянных шара, смотрели в одну точку. «Что случилось, мам?» Ответа не последовало. Я окликала ее, трясла, а на лице ничего не менялось. Я уже плакала, сидела у нее в ногах, умоляя хоть что-то сказать мне. После долгого молчания она лишь криво улыбнулась. Какой-то потухшей безжизненной усмешкой. «Папа умер».
Мы замерли. Это молчание раздавило бы весь мир, если бы я не прервала его. «Сделай хоть что-нибудь, не сиди так!». Мои крики слышали даже соседи. Когда они постучали, я валялась на полу. Мама все так же смотрела в пустоту мертвым взглядом.
Губы затряслись, и Таня отвернулась в сторону.
Сцены в больничной палате пронеслись в ее голове старой потрескавшейся пленкой. Она так давно не вспоминала их. То, как поехала одна на такси среди ночи, как врач поймал ее перед входом в палату. Рассказал, что у папы случился сердечный приступ перед вылетом в командировку. Что никто не знает, почему это вышло – у него никогда не было проблем с сердцем.
− Мы не все можем предугадать. Бог забирает лучших, − сказала медсестра, идя мимо Тани. Та стояла у стены, не в силах зайти в палату.
Эти слова совсем не успокоили ее. Папа, ее любимый папочка столько раз говорил ей, что все в этой жизни не случайно, что она будет относиться к тебе так же, как и ты к ней. И Таня всегда верила в это. Папе везло − счастливая возможность всегда поджидала его за углом, пока все видели в ней лишь проблему. Он любил жизнь больше, чем кто-либо, а она забрала его. Не дала получить заслуженное место старшего геолога, увидеть внуков, или хотя бы как дочь закончит школу. Нет, тридцать шесть лет и все. Даже Пушкин прожил больше.
Таня глубоко вздохнула, смотря в потолок.
− Папа умер, и все изменилось. В школе я почти ни с кем не общалась. Стала призраком, невидимкой. В душе разрасталась дыра, которую заполняла лишь боль ночью. Я просто не знала, как жить. Казалось, все, что мне важно, так же покинет меня.
Так и случалось. Друзья перестали пытаться оживить меня, мой парень уехал в другой город, ничего не сказав мне. Мама изменилась. Всю свою боль она глушила работой, словно и забыв обо мне. А я так нуждалась в ней…
Кирилл крепко обнял ее. Его толстовка быстро промокла от слез. Он покачивал ее, как ребенка, прижав к груди ее голову.
Они долго молчали. За окном проезжали машины, слышался смех. Ветер сотрясал провода и иногда заглушал его.
Кирилл плавно поглаживал Таню по спине, отслеживая ее дыхание. Она вжалась в него как котенок и, успокоившись, медленно подняла на него взгляд.
− Мне сложно доверять жизни, хоть я и безмерно люблю ее. Второй раз я уже не склеюсь.
− Послушай, − Кирилл сел у ее ног и взял за руки. − Все это ужасно. Я понятия не имею, каково это − терять близких. Вряд ли мне удастся даже представить такую боль, но я очень сочувствую тебе. Конечно, прошло еще мало времени, но ты не сможешь всегда убегать от любви, от жизни. Мы падаем и поднимаемся вновь. Теряем и вновь находим. Понимаю, от меня это странно слышать. Но после того, что ты рассказала, я убежден, что никогда не посмею причинить тебе боль. Слышишь? Никогда.
Таня гладила Кирилла по щеке, пока он говорил это. Его порыв был так искренен. Так ярко мерцал огонек в янтарном блеске глаз, что было трудно не поверить ему. Поцеловав Кирилла, она облизнула губы и медленно отстранилась в сторону.
− Я тебе верю.
− Если ты сейчас не готова…
− Полностью я никогда не оправлюсь. Придется броситься с головой в эту бездну. Наверное, ты прав, прожить жизнь в стороне невозможно.
Кирилл слегка улыбнулся, сев рядом с ней на диване.
− Оправишься. Я не дам тебе вспоминать о прошлом. Просто будь со мной, хорошо?
Таня кивнула. Кирилл крепко обнял ее.
Глава 9
Лео мог не идти с Кириллом. Его многочисленные хобби и так неплохо обеспечивали его. Программирование, дизайн, ремонт самой разной техники. Их было гораздо больше, и когда Лео рассказывал Кириллу об очередном увлечении, тот лишь смеялся над ним. Оба знали, что через месяц Лео потеряет к этому всякий интерес. Но даже к этому факту он относился с полным равнодушием.
− Я удивляюсь тебе. Ты – одаренный парень, все схватываешь на лету. Если бы ты вложил все силы во что-то одно, то стал бы лучшим.
Лео лишь скучающе отвечал ему:
− Приятель, ну не все же, как ты, могут дышать у гитары всю жизнь. Даже ударные для меня – лишь занятная медитация. Ну и людей надо иногда видеть. Без рока я бы даже не выходил из дома.
С такой же мотивацией он иногда шел с Кириллом играть в метро. Обычно тот зарабатывал один, но в свободные дни Лео встречался с ним на Адмиралтейской.
Так случилось и в этот день. Вместе они зашли в вагон. Десятки скучающих глаз вяло обратились к ним.
− Доброе утро, − поприветствовал Кирилл публику.
− Хотим поднять вам настроение парочкой культовых песен и, конечно, будем рады вашей поддержке.
Он кивнул Лео. Сквозь шум поезда прорезался звон тарелок. Кирилл словно растворился в нем. Каждая клетка его тела внимала ритму, насыщалась энергией из самых недр души. Он словно забыл, что находится в метро. Движимый порывом, какой-то страстной волей к жизни Кирилл рассекал руками воздух.
Его голос – кристально чистый баритон с первых нот пробудил зрителей. В их взглядах не осталось и следа былой скуки. С завороженными улыбками люди смотрели на то, как потекла подводка у его глаз, как их огонь стал рвать на ионы воздух. В этом было что-то потустороннее, неведомое. Тогда он жил. Жил по-настоящему.
Кирилл и сам не заметил, как вагон плавно затормозил на соседней станции. Аплодисменты тут же сотрясли его. Люди сами подходили к Кириллу и, кладя купюры в гитарный кейс, до последнего не сводили с него взгляда. Они словно очнулись от наваждения, когда он вышел из поезда.
Лео потрясенно взглянул на друга.
− Что это с ними? Ты, конечно, всегда с ходу покоряешь их, но сегодня они нас прямо балуют.
Кирилл словно не слышал его. Лишь одна мысль прочно владела им – на этой станции учится Таня. Она где-то рядом, совсем близко отсюда.
Он усмехался собственной наивности, ища взглядом ее мандариновое пальто. Стайки прохожих сновали мимо него, и, конечно, в них не было никого похожего на Таню. Никто не умел держаться с той же грацией и изяществом, как она. Ни один взгляд не излучал такой любви к миру.
− Ты меня слышишь?
Нежная усмешка тут же стерлась с лица Кирилла. Он вопросительно взглянул на Лео. Кирилл понятия не имел, о чем тот только что говорил ему.
− Извини, я задумался. Пойдем в поезд.
Лео поспешил за ним. До конца дня они больше ни о чем не говорили друг с другом.
Лишь поднимаясь по эскалатору, Кирилл вернулся к прошлой теме.
− Ты прав, что-то не так с этим днем. У меня куртка сейчас порвется от денег, − шутливо показал он на переполненные карманы.
Лео кивнул ему.
− Посмотри, сколько нам скинули на карту.
Глаза Кирилла округлились от шока. Он не помнил, чтобы когда-то получал хотя бы половину этой суммы.
«А ведь Таня бы просто пожала плечами на это, − тут же пришла ему мысль в голову. –Сказала бы, что я снизил важность, и поэтому Вселенная решила помочь мне».
Улыбка показалась на его лице. Ведь уже завтра он встретится с ней.
Воздух был пропитан свежестью. Недавно прошел дождь, но небо словно не знало об этом. По нему розоватыми перьями струились облака, иногда прикрывая собой золотистый диск солнца.
− Ну что, мы к тебе? – спросил Лео.
Кирилл кивнул. Их разговоры на крыше уже давно стали традицией. Лео органично заменил ему Дена еще в подростковом возрасте. Словно знал, какое пиво они тогда пили вдвоем, о чем говорили, глядя на ночной город. Иногда Кириллу казалось, что рядом с ним был один и тот же человек, и лишь ненависть в глазах Дена напоминала ему, что это не так.
Друзья ведь бывают двух типов – они либо дополняют тебя, сдерживают, либо разжигают пламя внутри до масштабов трагедии в Помпеи. Судьба вовремя отвадила от него второй вариант. К двадцати двум годам Кирилл и так уже едва выдерживал собственный натиск эмоций.
Лео напоминал ему о том, что можно жить отстраненно от проблем. Просто жить, напоминая себе о неминуемости смерти. Иногда Кирилл хотел, чтобы друг уговорил его все бросить, изменил его жадное, ненасытное нутро и поселил в него свободу от себя самого, от своих внутренних демонов. Он и сейчас думал об этом. После встречи с Таней ему неотвратимо захотелось что-то изменить в своей жизни.
Друзья зашли в магазин за пивом, после чего направились к дому. Обычно этот маршрут они проходили, говоря о музыке, общих знакомых, перекидываясь шутками на языке сарказма и иронии. Но сейчас они молчали. Ушли каждый в свои мысли и лишь на крыше заговорили о насущных проблемах.
Свесив над городом ноги, Лео затянулся вейпом. Кирилл достал сигареты. Его глаза безотрывно смотрели на горизонт. На игру чаек, блеск шпиля Петропавловской крепости. В очередной раз он подумал о том, как удивительна эта осень. Яркие краски почти каждый день вспыхивали в небе.
− Ден говорил тебе, что нас позвали на фестиваль в Москву? – спросил Лео, выпустив изо рта облако пара.
− Нет. Подожди, на «Олимп рока»?
Лео кивнул ему. Кирилл с удивлением покачал головой. Ветер с силой трепал на лице его челку, но он словно не замечал этого. Взгляд ушел в себя, наполнился раздумьями. Всем, что так долго тяжелило ему душу.
− После него он сразу уедет, да? Он что-то говорил вам?
− Нет, просто твердит всем, что лучше сразу взять у него автограф.
Отвернувшись, Кирилл стиснул зубы. Тяжелый вздох друга передал собой все его чувства. Прежняя злость уступила место тоске. Разочарование черной кровью разлилось в его сердце.
− Почему ты не идешь к своей мечте, Лео? – спросил он приглушенным голосом.
− Ты о чем?
Кирилл с грустной усмешкой взглянул на него.
− Когда ты напиваешься, то постоянно говоришь о том, что однажды сядешь в фургон и уедешь отсюда. Будешь кататься по городам, по странам. Жить один, без единого человека рядом. Это же так просто. Почему ты не сделаешь этого?
Лео склонил вбок голову. Он делал так каждый раз, когда чувствовал скрытый мотив в вопросе. Сквозь желтые стекла очков виднелся его изучающий взгляд. Темные глаза бились в бессильной попытке пронять его.
− Ну как я тебя оставлю? Уйду – и ты тут же натворишь что-нибудь.
Кирилл усмехнулся словам друга и жадно прильнул к бутылке.
− Просто я пока не готов к этому, − сказал Лео, последовав его примеру.
Повисла пауза. Оба смотрели вдаль, предаваясь дурману сигарет, тому, как растекается тепло в теле. К следующему вопросу Кирилл не был готов. Все разом напряглось в нем.
− Давно хотел тебя спросить.
Лео медленно повернулся к нему.
− Что происходит с тобой? Ты все реже ходишь на тусовки, с девушками тебя вообще не видно. Я видел, как ты пьешь – чувак, это вообще не твой уровень.
Кирилл поджал губы, уже предчувствуя реакцию друга на правду. Она, такая странная, нереалистичная даже для него самого, засела в горле, отказываясь изливаться в воздух.
Лео вопросительно поднял брови.
− Да ладно, мне же ты можешь сказать. Обещаю, никто ничего не узнает.
Кирилл глубоко вздохнул. Опустошив банку пива, он скороговоркой произнес ее:
− У меня есть девушка.
Как тот и предсказывал, Лео чуть не поперхнулся пивом.
− Чего?! Ты же прикалываешься? – а затем, увидев многозначительный взгляд друга, произнес: – Офигеть. Ты вообще хоть раз был с кем-нибудь дольше двух недель?
Опустив глаза, Кирилл с усмешкой покачал головой.
− Когда-то был. Не помню. Слушай, не говори никому, − отрывисто произнес он и, помолчав, добавил: – И подробностей не будет, прости, бро.
− Да я и не рассчитывал, − проговорил Лео, отходя от шока.
Город зажигался огнями. Ветер усиливался, но людей на улице становилось все больше. Разговоры и смех прохожих так отчетливо доносились до друзей, что на миг оба замолчали, слившись с ними.
− Ты разобьешь ей сердце, − сказал Лео.
Кирилл лишь усмехнулся на это.
Глава 10
Дни наполнились сплошной эйфорией. Кириллу казалось, что город, который он знает всю жизнь, стал для него совсем другим. Он словно заново погружался в него. Музеи, такие скучные, с клеймом школьной рутины, казались полными вдохновения с Таней.
Они останавливались у картин, и Кирилл смотрел на них ее глазами. Таня рассказывала об авторах работ, истории создания и тайном смысле. Тогда ее пальцы описывали пируэты в воздухе. Блестки прозрачного лака сияли в лучах подсветки. Так же сияли ее глаза. В них отражалась та красота, что была доступна лишь ей. Казалось, Таня по-своему видела сочетания цветов, игру света и тени, смысл, который художник хотел передать ими.
Она говорила оживленно, улыбаясь, часто перебивая собственные мысли. Кирилл смеялся вместе с ней, переводя взгляд на картину. А потом она замирала. Для нее исчезали все звуки, пространство и посторонние люди рядом. Ее глаза становились еще больше и, казалось, обретали невидимую связь с произведением. В этот момент в ней все менялось. Веснушки придавали лицу не задор, а какое-то инопланетное выражение. Брови взлетали над глазами еще выше. Тогда Кирилл забывал о картине. Смотрел лишь на нее и хотел, чтобы Таня простояла так как можно дольше.
Иногда он не сдерживался и целовал ее прямо перед группой людей. Они бросали осуждающие взгляды, отходили подальше, но Кирилла только забавляло это. Они с Таней оставались у картины одни, и, смеясь, та слегка толкала его в плечо. Ее щечки пылали румянцем.
Она шла по залу дальше, и Кирилл медленно следовал за ней. Ему нравилось наблюдать за легкостью ее походки. Даже в массивных ботинках у нее были едва слышные, мягкие шаги. Лишь шелест длинной юбки различим в тишине безлюдного зала.
Кирилл так не умел. Ремни на его куртке, металлические цепи и берцы всегда отчетливо возвещали о его приходе. Даже музейные ковры пропускали сквозь себя его поступь.
Таня с улыбкой оборачивалась на него. Они застывали прямо в центре зала, словно и забыв, что находятся под пристальным взглядом музейного смотрителя. Время никогда не щадило их в эти мгновения.
По вечерам они гуляли по крышам, пили глинтвейн и заходили в Подписные издания. Если в библиотеке Маяковского проводились интересные лекции – они шли туда. Сидели, держась за руки, уже представляя, как проведут остаток вечера дома. Как закажут роллы, купят вино, как Кирилл возьмет Тане цветы в переходе.
Дома они зажигали гирлянду, ложились на диван и обнимались под пледом. Вспоминали, как провели день и думали о том, как проведут следующий. Они говорили о самом разном. Могли молчать, могли смотреть фильмы и потом с жаром обсуждать их.
А потом Таня уезжала. Она редко ночевала у Кирилла. Редко соглашалась, чтобы он подвез ее. Тогда, проводив ее взглядом, он оставался один. Тьма возвращалась и снова уносила его в свой омут.
***
− Иди сюда, − позвал его отец. Кирилл отложил гитару, и они вышли из гаража.
В гостиной сидела мама. Напротив нее стоял стеклянный столик. В нем отражался свет ламп, на тонких креплениях висящих над ним. Сев в кресло напротив, Кирилл безотрывно смотрел на их блики. Лишь это помогало выждать томящую тишину, что повисла в воздухе. Почти кожей он осязал взгляд отца. Знал все его мысли, выражение лица и то, что случится, когда мама наконец обратится к нему.
− Послушай, − сказала она.
− Ты целыми днями играешь в гараже и совсем не думаешь об учебе.
− Я на неделю вперед сделал все задания…
Отец жестом приказал замолчать ему.
− Да, но ведь тебе всего пятнадцать. Твои ровесники наслаждаются жизнью, гуляют, влюбляются. Юность дана для этого, а ты просто упускаешь ее.
Кирилл пожал плечами.
− Надо чем-то жертвовать ради успеха.
− Какого успеха? – усмехнулся отец. − Таких, как ты, миллионы. Успеха из них добьется всего один. Остальные обколются, разочаруются в жизни и просто пропьют ее. Ты что, этого хочешь? Скитаться как бродяга без копейки в кармане? Ну что это за взгляд исподлобья? – засмеялся он, смотря на жену. Она слабо улыбнулась ему.
Кирилл смотрел на отца, чувствуя, как начинают дрожать губы. Неимоверная злость закипала в нем. Отец подходил к нему, весь красный от смеха, и пародировал его. Отсмеявшись, он серьезно взглянул на него.
− Ну, слышал я, как ты играешь. Видел игру вашей группы. Как там твоего друга зовут? Ден? Ну вот он, может, и добьется чего-то. Он в отличие от тебя хоть не затворяется дома, а у тебя даже друзей нет. Да и как они могут у тебя появиться? О чем с тобой говорить, кроме музыки?
Мать закричала. Он встал, чтобы ударить отца, но тут же отлетел назад. Послышался звон стекол. Столик разбился и посреди его осколков отец жестко скрутил его. Мощная фигура нависла над худощавым подростком, и он застонал от острой боли в плече. Его долго держали прижатым к полу. Когда мать подбежала к ним, отец наконец разжал руки.
− Ну, пока будешь приходить в себя, может, хоть одумаешься. Балалайщик без будущего,− глухо сказал он напоследок.
***
Разве это могло остановить его? Нет, тогда это едва ли могло повлиять. Кирилл поднимался в пять утра и до самого выхода в школу оттачивал риффы. Гараж в их доме был со звукоизоляцией, поэтому родители продолжали мирно спать на втором этаже в своей комнате.
Часть времени Кирилл посвящал вокалу, писал песни и разучивал сложнейшие аккорды на гитаре. На нее, как и на курсы, он находил деньги сам. Лишь иногда мама давала ему часть своей заначки. Судорожно клала в его карман, следя, чтобы отец не заметил этого. Затем провожала его в школу. Чаще всего Кирилл сам добирался до нее. В ушах играло гитарное соло, и, закрывая глаза, Кирилл вникал в каждый аккорд, представляя, как исполняет его.
В школе у него не было друзей. Обычно он сидел за задней партой и мотивировал себя на предстоящую репетицию. Он представлял, как станет великим и все изменится. Как те, кто сейчас смеются над ним, будут стоять в огромной очереди за его автографом. В груди тут же разливалось приятное тепло. Казалось, мир вокруг станет ярче, а его жизнь полноценнее. Тогда он будет наслаждаться каждым ее мгновением. В душе будет такое величие и спокойствие, что он с уверенностью скажет: да, я не напрасно столько пахал в юности. Ему окупится все до последней капли. Каждый насмешливый взгляд одноклассников, все язвительные намеки взрослых, одиночество. Окупится все. Он точно знал это.
***
После многочисленных уговоров Таня переехала к нему. Ей было грустно покидать общежитие, где они с Дашей каждый день смотрели фильмы, что им задавали по «Истории кино», где можно было собраться всей группой и другими курсами в комнате, петь под гитару и обсуждать учебные будни. Но игнорировать глубинную тоску в глазах Кирилла уже стало невозможно. Она лишь подтолкнула Таню полностью отдаться любви. Стать той же доверчивой девочкой, как когда-то давно, и разжигать и без того всепоглощающие чувства.
Постепенно она перевозила все больше вещей в его квартиру. Тогда Кирилл, как маленький ребенок, садился на пол и изучал их. Кусочки нарезанной пленки в крафтовых конвертах, старые CD-диски, лампочки, бусины, свечи из ракушек, разукрашенные виниловые пластинки лишь после тщательного осмотра передавались Тане. С улыбкой доброй мамы она брала их из его пальцев и расставляла на полках. Лишь маленькая палетка «Шанель» не вписывалось в мир ее загадочных вещей.
− Зачем тебе все это?
− Буду украшать комнаты, − говорила она.
Кирилл разрешил оформить квартиру так, как ей нравится. Это сначала удивило Таню. Она и понятия не имела, что кто-то может жить, не замечая того, что происходит вокруг. Быть всецело в своих мыслях.
Впервые увидев жилье Кирилла, Таня была уверена, что просто не вовремя зашла. Журналы, толстые книги, остатки еды рассредоточены по углам комнат. Белые полки на белых стенах наполовину пусты. Такая же участь постигла и столы с тумбочками. Таня не нашла ни одой вещи, которая не была бы связана с музыкой.
− Ты − минималист? – как-то спросила она.
Кирилл с усмешкой пожимал плечами.
− Если так можно назвать отчаянного идиота вроде меня, то да, конечно. Но думаю, мне просто плевать. Я где-то слышал, что квартира – самый достоверный паспорт человека. Расскажет, чем он живет и что наполняет его. Если из моей комнаты убрать гитары, ноты и все записи, она будет пуста. Так же, как и я без музыки.
Он говорил это с легкой грустью, обводя взглядом преобразившееся пространство.
Ее вещи Кирилл мог рассматривать часами. Перемещаясь по комнатам, он мог с блаженной улыбкой замереть у стеллажей и подолгу обводить пальцами винтажные флаконы духов.
Ими была заставлена вся верхняя полка. Маленький стеклянный графин с золотистыми узорами стоял в первом ряду, хотя Тани ни разу не пользовалась им. С завязок на коротком горлышке спускались две плотные кисточки. Мягкие, с атласными переливами плотной ткани.
Кирилл аккуратно касался их, боясь растянуть нити. Подушечками пальцев он ощущал все шероховатости объемных орнаментов и, налюбовавшись ими, открывал пробку. Тяжелую, в форме граненого кристалла. Зажав ее в руке, он закрывал глаза и вдыхал грушевый аромат. Постепенно в нем раскрывались и нотки розы, жасмина, фрезии.
Если Кирилл распылял их на руку, то к концу дня в них просачивались ваниль и мускус. К его удивлению, Таня всегда знала об этом. Она различала каждый аромат из пяти рядов своих духов и смеялась, когда вечерами он с упоением вдыхал их со своего запястья.
− Откуда у тебя такие красивые флаконы?
− Секрет, − игриво улыбалась Таня, не отрывая глаз от книги.
Она так и не сказала, где нашла тяжелого расписного павлина, обвившего хвостом золотистый бутылек с хрустальным шаром на месте пробки. Сколько Кирилл не упрашивал ее, ему не раскрылась и тайна бирюзового флакона широкой округлой формы. Неужели пейзаж на его поверхности и вправду нарисован акварельными красками? Ведь даже не приглядываясь, на ней виднелись мазки тонкой кисти, так детально изобразившей европейские домики на фоне горы и облаков. Их чуть застилали ивы, лениво склонившись над каменистой речкой.
Иногда Кирилл специально заходил в Лэтуаль, Рив Гош или Золотое Яблоко, чтобы сопоставить Танины духи с теми, что есть на их полках. Она ведь наверняка просто переливает одни из них в винтажные флаконы. Эта мысль быстро стала покидать его. Он не нашел ни одного совпадения. Даже похожего. На его удивления Таня реагировала почти лучезарной застенчивой улыбкой. Это так и осталось ее тайной. И в глубине души Кирилл был рад этому.
Ему нравилась новая жизнь, уют, что излучала теперь его квартира уже со входа. Никаких порванных плакатов, брошенных на пол вещей, ни намека на саморазрушение. Теперь золотые звездочки свисали с окон спальни и озаряли все вокруг теплым светом. Кирилл любил всматриваться в них. Когда они с Таней лежали на кровати, его взгляд невольно поднимался к ним от компьютера. Тогда в его душе рождалось волшебство. Особое свечение, после которого он еще сильнее прижимал к себе Таню, а потом вновь погружался в фильм.
Так было почти каждый вечер. Вместе они смотрели кино, чаще всего из французской классики. А потом Кирилл закрывал ноутбук, и лежа на спине, неподвижно водил взглядом по комнате. Таня уже спала на его плече, а он все всматривался в разноцветные лучи ночника. В то, как проносятся они по стенам, потолку, а потом замедляются, надолго погружая пространство в розовые, оранжевые, зеленые оттенки. Синие и фиолетовые были его любимыми. Их он ждал каждый круг, а потом утопал в них всей своей сутью.
Глава 11
Вязаный кардиган доходил ему до бедер. Капюшон скрывал лицо. Даже когда он посмотрит на вас, едва ли получится рассмотреть его черты. Нижняя часть скрыта пышной бородой, но вы не заметите даже этого. Все ваше внимание поглотят его глаза. Их пристальный изучающий взгляд, защищенный темной, как зрачок, радужкой.
Возможно, Калеб ни слова не проговорит вам, но уходя от него, будет казаться, что между вами произошла душераздирающая, слишком откровенная беседа. Что это было? Догадки приходят самые разные. А что можно подумать о высоком грузном парне в темной одежде?
Почти всегда его лицо было скрыто под капюшонами кардиганов, мантий и толстовок. Плечи и грудь овевали ткани, напоминающие одеяние странников и магов. С них свисал ряд амулетов. Обычно люди старались искоса рассмотреть их, но Калеб резко отворачивался, безмолвно пресекая это. Лишь взгляд теплых ореховых глаз заставлял его замереть и даже улыбаться, рассказывая о них.
Таня приходила в «Этажи» пару раз в неделю. Часто она оставалась с Калебом до самого закрытия.
Зайдя в магазин, посетители заставали странную картину. Девушка, тонкая, как веточка сирени, заливалась детским смехом рядом с угрюмым великаном у кассы. Она сидела на подоконнике, скрестив под длинной юбкой ноги. Маленькие пальчики обхватывали фарфоровую чашку. Такая же стояла на столе рядом с Калебом.
Когда на пороге появлялись люди, лицо Калеба тут же менялось. Брови вновь образовывали складку, а взгляд за мгновение обрастал тяжестью. Будто не излучал секунду назад мудрость заботливого отца, терпеливо объясняющего свое видение ребенку. Он принимался за записи, в то время как Таня с улыбкой встречала у витрин посетителей. Она рассказывала о материалах украшений и с чем их лучше носить. Мечтательный взгляд, звонкий голос и милый жест, с которым Таня поправляла пряди за ухо, располагали к ней даже случайно зашедших людей. Ею любовались, выпав на миг из привычной реальности. Все в ней увлекало за собой в сказку. Может, поэтому продаж в ее приходы становилось куда больше.
В один из таких дней Таня зашла в «Этажи» радостнее обычного. Калеб поздоровался, подняв на нее взгляд.
− Угощайся.
Она поставила перед ним голубую коробочку с печеньем.
− Я сама испекла. Обожаю овсяное с шоколадной крошкой.
− У вас в общежитии есть духовка? – слегка нахмурился Калеб.
− Нет, но у моего парня есть.
Он удивленно взглянул на нее, а потом продолжил раскладывать бижутерию.
Повисла пауза.
− А у тебя есть девушка, Калеб?
− Нет, − ответил он так, словно кинул камень в стену. Но Таня, казалось, не заметила этого. Спрыгнув с подоконника, она медленно, с нежной улыбкой приблизилась к нему.
− Почему так?
Кончики пальцев обожгли теплом его плечи. Он лишь пожал ими.
− Не хочу быть, с кем попало.
− То есть ты пока не встретил своего человека?
− Возможно, − сказал Калеб, так и не повернувшись к ней.
− Ты говорила, что боишься доверять людям. В этом я хорошо понимаю тебя.
− И как ты справляешься с этим? – чуть слышно спросила она.
Он резко обернулся. Таня сделала шаг назад, растерянно взглянув на него. Калеб опустил глаза. Его губы сжались в тонкую линию, и под пышной бородой их почти не было видно.
− Изучаю психологию, эзотерику, руны. Много чего. Это помогает оставаться спокойным.
− Ого, ты никогда не рассказывал этого. Хотя можно было легко догадаться. Ты очень похож на мага.
Он усмехнулся и, уйдя в соседнюю комнату, принес Тане чашку чая.
В магазин заходили посетители, рассматривали украшения и проходили к кассе. Тогда их разговор прерывался, а потом вновь возвращался к прошлой теме.
− Кстати, у меня скоро день рождения. Ты придешь 17 октября? Я соберу друзей, познакомлю вас с Кириллом.
Калеб неопределенно пожал плечами.
− Смотри, он уже подъехал, − воскликнула Таня, как только взглянула в окно.
Обняв друга, Таня попрощалась и побежала вниз по лестнице. Калеб махнул ей рукой. Склонившись над тетрадью, он что-то пометил в ней. Затем подошел к окну. С распростертыми объятиями Таня бежала к высокому парню в косухе.
***
− Ну как ты? – прошептал Кирилл, обхватив ее за талию.
Таня прижалась к его груди.
− Почти не устала.
− Тогда можем погулять.
Они доехали до набережной Васильевского острова и, оставив машину, не спеша пошли вдоль нее.
С крутого спуска все больше открывался вид на Петропавловскую крепость. Иногда Таня облокачивалась на гранитную ограду и наблюдала за игрой чаек у ее шпиля. Они с криками рассекали розоватое небо, ловя золотистые лучи на своем оперенье. Словно и не осталось позади половины осени, и, кажется, Нева всегда будет переваливать свои темно-синие волны.
Таня замирала, и Кирилл аккуратно обнимал ее сзади. Ткань пальто сливалась с глянцевым блеском его куртки. Они ни слова не говорили друг другу. Лишь иногда переглядывались, не в силах сдержать улыбки. Нежный поцелуй ставил знак препинания в их встрече. Разделял собой все события до него и после.
Взявшись за руки, они вновь шли вдоль Невы, любуясь изменчивой палитрой неба. Пышные облака становились самыми разными героями. В их форме Таня различала то ангела, воздевшего вверх голову, то медвежонка, вставшего на задние лапы, а еще горы и башни замков. Она смотрела на то, как они плыли над рекой и улыбалась. Она и сама напоминала героиню какой-нибудь сказки.
Пальто темно-мандаринового оттенка облегало ее миниатюрные плечики и талию. Лишь от пояса оно чуть расширялось и, словно платье, колыхалось у колен при малейшем порыве ветра.
Он играл и с ее кудрями. Выскользнув из шарфа, они то и дело скрывали от Кирилла румянец у щек и чуть вздернутого носика. Смеясь, она то и дело поправляла волосы. Пальцы, словно веер, складывались на ее руке и проскальзывали в воздухе мягким, чуть застенчивым жестом.
Только у Кирилла мелькнула мысль, что Таня выглядит как эталонная художница, как она тут же заговорила о творчестве.
− Представляешь, сегодня Даша рассказала мне об одном конкурсе. Он проводится во многих странах, и от каждой будут выбраны два победителя. Они поедут в Испанию на целый месяц, в творческий лагерь Хуана Поджео. Слышал о таком? – спросила она, тут же прикусив уголок губ, чтобы не выдать свою улыбку.
Кирилл тут же посмотрел на нее. Воодушевление Тани всегда перекрывало все его тревоги, мрачные мысли. И сейчас ему показалось, что это он собирается участвовать в конкурсе, что это он будет искать вдохновение, чтобы поразить всех и наполнить жизнь чем-то новым.
− Нет. В современном искусстве я ничего не смыслю. Ты обязательно должна поучаствовать в нем. Правда, победить, наверное, будет сложно.
Таня кивнула, сложив у живота руки.
− Да, но он молодежный, так что все художники будут до двадцати пяти лет. Хотя на самом деле, мне не так важна победа. Просто я верю, что ничего случайного нет. Если какая-то информация вызвала эмоции, нужно обратить на нее внимание. Даша сказала об этом конкурсе так внезапно, как бы невзначай, но я загорелась. Хуан – потрясающий художник. Я так давно восхищаюсь им, но только сегодня узнала, что у него есть творческий лагерь. Значит, Вселенная хочет, чтобы я поучаствовала в нем. Совпало даже то, что у меня есть виза. Мама в том году хотела свозить меня во Францию, но ничего не вышло. Я усиленно готовилась к экзаменам, а у нее велись беспрерывные рабочие встречи. Кто знает, может та несвоевременная затея пришла к нам для того, чтобы я поехала в Европу сейчас.
Кирилл умиленно улыбнулся. Скинув капюшон черной толстовки, он с интересом взглянул на нее.
− Надеюсь, так и будет. Правда, не понимаю, откуда у тебя такая вера в то, что твоя жизнь зависит от кого-то, кроме тебя? Конечно, случаются ситуации, которые мешают или помогают, но ведь только твои действия определяют будущее.
После этих слов Таня взглянула на него точно так же. Как на ребенка, сказавшего мысль наивную, но очень логичную в рамках того мира, что он создал в своих мыслях.
− Мы как раз обсуждали это сегодня с Калебом. Если человек не прислушивается к своей интуиции, не замечает знаков Вселенной – его жизнь будет сложной. Ведь он думает, что знает, как идти к мечте, и любое расхождение со своим планом воспринимает как проблему. Но к цели ведут множество путей. И, если позволить, Вселенная поведет тебя самым приятным из них.
Желваки дрогнули на его лице. Пряди каштановых волос мелко бились об его скулы, скрывая задумчивый взгляд. Плавной неспешной поступью Кирилл шел навстречу уходящему солнцу. Казалось, на какое-то время он даже забыл про Таню. А потом, встрепенувшись, резко повернулся к ней.
− Ты так часто говоришь о Калебе. Мне уже даже интересно встретиться с ним. Парень, продающий украшения, еще и разбирается в этих девчачьих темах, – усмехнулся Кирилл.
Таня с упреком взглянула на него.
− «Девчачьи» темы увлекли бы и тебя, если бы ты хоть немного погрузился в них.
Кирилл в недоумении повел своими густыми бровями.
− С чего ты взяла?
− Ты же Стрелец. К тому же Меркурий у тебя в Скорпионе.
Он прыснул.
− Только не говори, что ты не веришь и в астрологию.
Изумрудный шарф подпрыгнул на ее плечиках. Кирилла смешило, когда растерянное возмущение пробивалось в чертах ее миловидного личика. Таня старалась оставаться серьезной, пока уголки губ предательски расходились в стороны.
− Лео тоже увлекается ей. Чуть ли не каждую встречу рассказывает мне про транзиты, соляры и всю эту чушь. Но я его слушаю. Он – интересный парень, хоть и довольно странный.
− И неужели у тебя не совпадали описания? – удивилась Таня. − Обычно в астрологию не верят, когда читают только описания солнечного знака в журналах. Но если разобрать всю натальную карту, сомнения исчезнут.
Кирилл примирительно кивнул головой.
− Бывает, совпадают. Бывает, даже, что очень точно. Но я, наверное, просто не хочу в это верить, вот и все. Мне не нравится мысль, что какая-то сила управляет мной. Будет так, как я захочу. Даже судьба подвинется, если мне что-то нужно.
− Типичный Стрелец, − засмеялась Таня.
Кирилл крепко обнял ее.
− Я бы познакомилась с Лео, − неожиданно сказала она. − Всегда приятно пообщаться с прогрессивными людьми.
Он шутливо закатил глаза.
− Не стоит. Он довольно специфичный парень. Ему на всех плевать, хотя люди все равно тянутся к нему. Это как-то объясняет твоя эзотерика?
− Конечно. Как ты сказал, так и происходит. Если нам что-то слишком важно, оно уходит. Это закон метафизики. Чтобы прийти к цели, нужна спокойная решимость. Тогда обстоятельства сами сложатся так, как надо.
Кирилл усмехнулся, смотря под ноги.
− Если бы все было так просто.
− Но это, правда, просто.
Она улыбнулась и подняла глаза к небу. К потемневшим облакам, у которых начали зажигаться звезды. Кудри ее каре скользили у плеч под дуновением ветра.
Кирилл смотрел на нее, и похожий свет загорался у него в душе. «Если это счастье, то все и впрямь очень просто».
Глава 12
Семнадцатого октября Таня сказала собраться своим друзьям на набережной Фонтанки. Никто не знал, куда они пойдут и что будут делать.
Когда Кирилл подходил к ней, сумерки уже плотным пятном осели на город. Холодный ветер с силой зачесывал ему назад волосы. Он думал, что придет одним из первых, но еще издалека заметил компанию. Ребята тут же обернулись к нему.
− Ты, наверное, Кирилл, да? – подошла к нему девушка со светлыми волосами до плеч. Ростом она была чуть выше Тани.
− Я – Даша, а это – Рома…
Она познакомила Кирилла с ребятами. Среди них было всего две девушки.
Оказалось все, кроме Калеба, учились в одном институте с Таней. Кирилл сразу понял это по их одежде. Кто-то был в куртке ярких цветов и синими волосами, кто-то в одежде оверсайз. Даша выглядела как истинная француженка – красная помада, алый берет, клетчатое пальто и элегантный шарф у шеи. Один парень был в кожаной черной куртке с нашивками. Кирилл тут же спросил, не играет ли он в рок-группе.
− Нет, я просто фанат. Кстати, я как-то был на выступлении «Бенца». Твой скриминг просто нечто.
Они разговорились. Шли минуты, и вскоре собрались все, кроме Тани. Только ребята хотели позвонить ей, как она появилась из-за угла дома. Все тут же узнали ее по плавной походке и замшевой сумке с восточными нашивками. Подойдя к ним, Таня стала всех обнимать. Ребята наперебой поздравляли ее.
− Нам сюда, − показала она на пятиэтажный дом известкового цвета.
− Так ты сняла квартиру? Но зачем? Ведь можно было отметить у меня, – удивился Кирилл.
− Я кое-что приготовила. Не хотела, чтобы ты увидел все заранее, − улыбнулась Таня и направилась к парадной – ее поддерживали две колонны, в центре которых, над самой дверью, висела мраморная розетка.
Ребята набились в старый, почти раритетный лифт. Места всем не хватило, поэтому кому-то пришлось идти пешком.
− Семнадцатая квартира, пятый этаж! – успела крикнуть Таня. Двери с протяжным скрипом сомкнулись перед ней.
Подойдя к двери, она медленно повернула ключ в скважине. Все тут же почувствовали аромат розмарина, корицы и свеч.
Таня подала всем пушистые тапочки с завязками.
− Ты, похоже, неплохо поднялась в «Этажах», да? – рассмеялся Рома. – Специально для нас купила девять пар, да еще и таких классных. Ты – чудо, − приобнял он за плечи Таню. − Кстати, это тебе. Открывай!
Она разорвала обертку.
− Краски! Ром, спасибо, но где ты нашел такие?! Я не могла их найти не в одном магазине.
Он загадочно улыбнулся.
− Секрет фирмы.
− Ну, уж нет! – Даша, вопя, бросилась за ним в погоню.
Ребята рассмеялись. Даже у Калеба приподнялись уголки губ.
Всем хотелось показать Тане подарки, но она не согласилась. Сказала, что любит разворачивать их медленно и не спеша, допивая то, что осталось после праздника.
Гости прошли в зал. Стены, полки книжных шкафов и окна мигали гирляндами всех цветов, подсвечивая собой полароидные фотографии ребят за последние два месяца. В центре комнаты, на пушистом ковре стоял столик из красного дерева. На нем располагались тарелки из разных наборов – новогодние с полярным мишкой, фарфоровые с золотистой каемкой, что были украшены желтыми тюльпанами на фиолетовом фоне, а еще полупрозрачные тарелки из стекла, из керамики, с печатью героев фильмов. Вся посуда, на первый взгляд, мало сочеталась между собой, но так и лучилась теплом и душевностью.
Девочки хотели пойти на кухню, чтобы приготовить сэндвичи, но Рома приобнял их, заверив, что управиться со всем сам.
– Именинники должны развлекаться по полной, а не работать, Тань.
– Но помощь тебе же нужна? – кокетливо вздернула голову Даша.
Подумав, Рома кивнул. Его взгляд задержался на Кирилле, который с интересом прохаживался вдоль фотографий и гирлянд на полках. Пока вся компания оживленно обсуждала кино, учебные будни и предстоящие фестивали в институте, он словно ушел куда-то в себя, далеко в свои мысли.
– Пойдем, – подошел к нему Рома.
Кирилл удивленно сдвинул брови, но все-таки последовал за ним.
На кухне уже стояли контейнеры с творожным сыром, семгой и другими заготовками для сэндвичей. Ни слова не говоря, Кирилл встал рядом с Ромой и взял разделочную доску. Какое-то время они молчали, лишь иногда усмехаясь на шутки Даши, что доносились из другой комнаты.
– Тебе не комфортно здесь, да? – наконец набрался смелости Рома.
Кирилл с усмешкой бросил взгляд на него.
– С чего ты взял?
Рома пожал плечами.
– Просто вы все такие… Как бы это сказать. Хорошие. Вот я и подумал, понимает ли Таня, что я совсем из другого мира? – спросил Кирилл, словно только сейчас осознал свои чувства.
Рома с интересом взглянул на него, а потом продолжил намазывать тосты сыром.
– Думаю, она верит, что внутри ты такой же, как и она. Что ты просто запутался.
– А ты как думаешь? – улыбнулся Кирилл как-то очень бесхитростно и просто. Так как он мог улыбаться лишь с Таней.
Смутившись, Рома сделал вид, что не заметил этого.
– Я не так много о тебе знаю, но твои стремления восхищают меня. Правда, по-моему, ты слишком зацикливаешься на мечтах о славе. Популярность ведь убивает творчество. Продюсеры, меценаты – все, кто будут стоять за тобой, не дадут тебе свободы. Там, наверху, все упирается в деньги, а ты, как мне кажется, не из тех, кто готов играть по чужим правилам.
На миг Кирилл впал взглядом в несуществующее пространство между ним и реальностью. Словно усомнился в своих мечтах, в той картине будущего, что с раннего детства наполняла его жизнь хоть каким-то смыслом.
– А ты чего хочешь? Таня говорила, ты лучший на курсе.
Рома часто закивал головой. Сэндвичи и закуски уже можно было выносить в гостиную, но парни словно забыли о празднике. Поставив тарелки на стол, они сели на подоконник. Кирилл закурил, а Рома просто смотрел в окно, иногда протирая очки от дыма.
– Знаешь, как мне говорил мой педагог в студии? Что любить надо не себя в кино, а кино в себе, и тогда все получится. Всегда ведь чувствуется, когда творец отдает весь свой огонь произведению. Его можно любить или ненавидеть, но равнодушным такой свет никого не оставляет. Я стремлюсь к этому. К тому, чтобы найти в себе достаточно энергии и однажды разом выплеснуть ее.
Кирилл с прищуром взглянул на Рому. На жилистого паренька, что при встрече производил впечатление пай-мальчика, который хочет быть для всех удобным. Теперь ему казалось, что они с ним имеют куда больше общего. Потому что с таким настроем Кирилл выходил на сцену каждый раз, и вот впервые кто-то смог за него облечь в слова эти чувства.
Теперь все в Роме – поджатые губы, серьезный взгляд из-под очков и залом меж бровей просто кричали о его неуступчивой в деле натуре. О том, что этот мягкий в жизни человек в режиссерском кресле спустит со своей команды по три шкуры.
– Продюсеры с тобой намучаются, – как-то по родному похлопал его по плечу Кирилл.
Рома застенчиво опустил взгляд, тут же закашлявшись от попавшего дыма в легкие.
– Извини, больше не буду, – затушил Кирилл сигарету. – Кстати.
Он поднялся с подоконника и задумчиво оперся о раму. Засмотрелся на уже потемневшее небо, что пролегло оранжевой полосой на горизонте, и собственное отражение. Чуть затуманенное, словно в дымке, и от того лишенное изъянов.
– Как думаешь, Таня правда любит меня?
Рома встал рядом с ним.
– Ты что, сомневаешься в этом?
Кирилл резко повел плечом, словно пожалев, что начал эту тему.
– Меня этот Калеб настораживает. Таня какая-то слишком счастливая с ним. Столько рассказывает про него. Как по мне, это странно.
Рома понимающе кивнул головой.
– Нам с Дашей она про тебя говорит, а не про Калеба. Ну, если тебя это утешит.
– Утешило, бро, – усмехнулся он и тут же с опаской взглянул на него. – Ты моего друга напоминаешь.
– Правда? И чем?
Кирилл с улыбкой опустил глаза к полу, словно смутившись своей же откровенности.
– Тем, что я становлюсь как-то спокойнее. Более открытым, что ли.
Рома посмотрел в окно. Опять возникла та же пауза, что и в начале их взаимодействия.
– Ладно, пойдем. Странно, что никто еще не позвал нас.
– Да все, наверное, играют в настолки, – предположил Рома. Так и оказалось.
Ребята сидели в креслах-мешках и, смеялись, по очереди выкладывая карты. Как только парни показались в дверях, все тут же подняли на них взгляд.
– Ну, наконец-то! – воскликнули Таня с Дашей. Подбежав, они забрали тарелки у них из рук и тут же сели обратно.
– Смотрю, вы сильно не скучали, – изобразил обиду Рома.
Все засмеялись и тут же освободили место двум новым игрокам. Правила «Имаджинариума» оказались несложными, поэтому парни быстро влились в общий поток неутихающего веселья.
Кирилл поймал себя на мысли, что уже два часа с его лица не сходит улыбка. Он уже и не помнил, когда в последний раз ему было так тепло и душевно на празднике. Просторные окна светились желтыми огоньками гирлянд, на небольшом столике стояли свечи. Все в комнате погружало его в свою, особую атмосферу, унося куда-то далеко все тревожные мысли и подозрения.
Когда одна игра заканчивалась, Таня доставала новую коробку. Они сыграли почти во все, а потом Таня предложила каждому рассказать историю из детства. Любую. Смешную, страшную, просто интересную, не важно.
−Даш, ты первая.
−А что сразу я? У меня было скучное детство!
−У тебя? Ни за что не поверю.
Даша в шутку закатила глаза.
− Ну ладно, расскажу первое, что вспомнила. Как-то мы с мамой пошли в кино на «Хроники Нарнии», и после этого я увидела в парке мужчину, очень похожего на фавна. Я была уверена, что это он, и хотела подойти, но мама меня останавливала. Говорила, что все это была сказка и что у него нет копыт. Но лицо было очень похоже, так что я вырвалась из рук и подбежала к нему. Он сначала не понимал, о каком фавне я говорю, а потом рассмеялся и… угадайте что? Предложил сняться в рекламе!
− Ого-о!
− Да, я снялась для одного бренда детской одежды. Это было весело. Мне сколько-то заплатили, и я, наконец, купила велосипед и куклу «Братс». Вот. Первое, что в голову пришло.
Даша откопала в старых каталогах фотографии, и все в голос заявили, что она почти не изменилась.
−Ну, Ром, теперь ты.
Он заранее рассмеялся и покраснел. Пару ребят хихикнули, уже предвкушая забавную историю.
− В общем, когда мы с братом были мелкие, бабушка часто пугала нас милицией. Один раз она сделала вид, что вызывает ее, потому что мы не переодевались в пижамы.
−Мне уже смешно, − прыснула Даша.
−Так вот, это было так правдоподобно, что я всерьез испугался. Но время шло, и скоро нам надо было ложиться спать, а ничего не происходило. Тогда я расслабился и забыл об этом. Но на следующий день в садике зазвонил домофон, и через пару минут к нам зашел милиционер. Я был уверен, что он хочет забрать меня.
−А-ха-ха-ха!
− Был тихий час, и я рассказал об этом друзьям. Они помогли мне выпрыгнуть из окна. Я затаился в кустах и долго сидел там, пока не услышал, как меня зовет друг. Он сказал, что это вообще не из-за меня, и воспитательница уже знает всю эту историю. Я так смутился. Она все рассказала маме, но никто из них не наругал меня. Им было слишком смешно. С тех пор бабушке запрещено пугать меня милицией. А полицейских я до сих пор недолюбливаю.
Таня засмеялась и стала подкалывать его, что вызовет полицию, если он не скажет, где купил краски. Она прикладывала телефон к уху, и Рома в шутку прятался под одеялом. Все тут же принялись наперебой рассказывать похожие истории.
Когда Таня вынесла чай и малиновый пирог, оставалась только история Кирилла. Он долго улыбался, о чем-то размышляя, а потом поднял взгляд.
− Извините, ребята, я хочу рассказать только Тане.
− Ну, так нечестно, − сказала Даша, допивая вино.
− Тебе можно, − подмигнула ему Таня.
Никто не стал возражать. Все стали фотографироваться, снимать видео. Рома включил музыку.
− Мне пора идти, − подошел к ней Калеб.
Таня обняла его в коридоре.
− Спасибо, что пришел. Знаю, ты не любишь компании.
Слегка улыбнувшись, он задержал на ней взгляд и ушел.
Вскоре стали собираться и все остальные. Таня с Кириллом провожали их в дверях. Ребята в очередной раз поздравляли ее, и, когда подъезжало такси, долго прощались с ними.
Когда все ушли, стало тихо. Кирилл нежно прижал к себе Таню. Они вышли на балкон, долив остатки вина в бокалы.
− Так что за историю ты хотел рассказать мне? – спросила она, медленно смакуя напиток.
Кирилл облокотился на изгородь. Взгляд у него углубился в себя, в воспоминания, трепетно хранимые его сердцем.
− Один момент из моего детства. Я сам не знаю, почему он всплыл у меня в голове. Может, потому что тогда я ощутил то же тепло, что и сегодня вечером.
Я уже плохо помню ту девочку. Я встретил ее на каком-то празднике, и поначалу она казалась мне странной. Какой-то искренней, слишком простой даже для своего возраста. Для меня это было так необычно. Все, с кем я общался, пытались казаться лучше, чем они есть, доказать свое превосходство, а она – нет. И я знаю, почему это так привлекло меня. То спокойствие, что было в ней, мне никогда не найти в себе.
Он замолчал. Взгляд погрустнел, стал задумчивым.
− И что вы делали?
− Я мало, что помню. Только одну игру. Она дала мне розовые камушки и сказала бросить в воду, чтобы исполнить желание. Конечно, это была просто детская шалость, но с ней она казалась правдой. Я был совсем другим в тот вечер. Настоящим, простым… Каким-то счастливым.
А потом случилось кое-что странное. Мы побежали к родителям. Мой отец увидел у меня на рубашке пятно и подозвал к себе. По его взгляду я уже понимал, что ничего хорошего меня не ждет. В моем гардеробе всегда были только люксовые вещи. Когда я пачкал их или рвал, он напоминал мне об этом. Своими методами.
Оказалось, родители той девочки были недалеко от нас. Она что-то сказала своему папе, и он подошел к нам.
Я никогда не забуду этого. У него был такой добрый взгляд, такая мягкость в движениях. Он отвел моего отца в сторону. Что-то сказал ему, и тот сразу переменился. Ее папа ушел, а мой – молча обнял меня. Мне до сих пор интересно, что за волшебные слова это были.
Таня с улыбкой прикоснулась к нему. Кирилл в недоумении поднял на нее взгляд.
− Он сказал: «Мне жаль, что в свое время кто-то лишил вас детства».
− Что?
Они замерли, смотря друг другу в глаза.
Тогда все открылось ему. Предстало перед ним с такой ясностью, что он не понимал, как раньше не узнал в ней ту девочку.
− Это была ты…
Она ничего не отвечала ему. Уголки губ чуть подергивались, выдавая ее чувства. Глаза налились блеском, на холодном ветру задрожали ресницы.
Кирилл усмехнулся, смотря куда-то вдаль. Казалось, он видел, как плетутся из тонких нитей судьбы. Как чертятся на плоскости точки, которые вдоль, наискосок, а может, напрямую, все равно будут пройдены. Кирилл впервые поверил в это.
− Расскажи мне, как ты живешь. Как смотришь на мир, ладно? – сказал он, протянув Тане конверт.
Едва взглянул на Кирилла, она достала из него два билета. Брови тут же взметнулись вверх.
− Уже завтра?
Он кивнул, приспустив с ее плечика платье. Его губы оставили на нем теплый след.
Утром они стали собирать чемоданы. Посадка на рейс была поздно вечером.
Глава 13
В Прованс они приехали в то время, когда из города ушла жара, а туристов было совсем немного. Конечно, лавандовые поля оказались уже собраны, но не везде. По дороге ребята несколько раз увидели их цветущими.
Они попросили водителя сделать остановку и пошли вдоль рядов. Таня наклонилась к лаванде и с улыбкой втянула аромат носом. Лиловые веточки коснулись ее щек. Она подняла взгляд, и локон каштановых волос изящно зацепился за них. Поймав момент, Кирилл сделал пару кадров.
– Но их же нельзя рвать, – сказала Таня, когда он протянул ей букет лаванды.
– Тебе можно все.
Поцеловав, Кирилл взял ее за руку, и они пошли к машине. До их домика оставалось уже совсем немного.
– Посмотри на этот закат, – прошептала Таня. – Как красиво солнце пробирается сквозь траву. Я думала, так бывает только на картинах.
Кирилл с улыбкой провожал золотисто-красные лучи взглядом. Они светили только для них. Кроме отдаленного шума машин, в пространстве больше не было звуков. Природа молчаливо встречала их.
Домик из белого кирпича привел в небывалый восторг Таню. Небольшую террасу обвивал виноградник. Его гроздья висели над деревянной дверью, чуть заслонив собой широкие, почти панорамные окна. Прямо перед ним простиралось шафрановое поле такого же лилового цвета, что и лавандовое. Замерев, Таня прислонила к губам ладони. Кирилл взял чемоданы, а она побежала вдоль ряда трав. Он не мог без улыбки смотреть на нее.
Когда Кирилл подошел к домику, она сидела на кресле-качалке. Ее сумочка лежала на маленьком деревянном столике перед ней.
– Тут мы будем пить чай, – воскликнула Таня.
Кирилл сел рядом с ней и поправил выпавшие из пучка кудри. В своих бежевых брюках и рубашке она выглядела как настоящий художник. С трепетом импрессиониста смотрели ее глаза на вечерний пейзаж. Когда она перевела их на него, Кирилл еще крепче сжал ее руку.
Алые губы приблизились к нему. Он вдохнул их тепло и слился с ними.
– Спасибо тебе. Подарка лучше я не смогла бы даже представить.
Они открыли деревянную дверь. Таня сняла сандалии и замерла в прихожей.
Вся мебель в ней была в типичном прованском стиле. Из белого дерева, с цветочными узорами на ручках. У широкой кровати с нежно-голубым покрывалом стоял комод. В зеркале над ним отражалась кухня. Приблизившись к серванту, Таня увидела ряд изящных кружечек. Рядом с заварочным чайником стояли стеклянные баночки с травами. Ополоснув его, она засыпала в сеточку молочный улун. Пока чай заваривался, они с Кириллом стали развешивать в просторном шкафу одежду.
– Зачем тебе с собой столько платьев? Через неделю нам уже ехать обратно, а в соцсети ты почти ничего не выкладываешь.
Таня шутливо закатила глаза.
– То, что я редко веду «Инстаграм»2, не значит, что мне не нужны красивые кадры.
– Кстати, почему ты не хочешь продавать через него свои украшения? Или выставлять картины? Уверен, ты бы быстро обрела популярность.
Пожав плечами, она села на кровать.
– Пока не чувствую, что это нужно мне.
Кирилл усмехнулся, сев рядом с ней.
– Ты так часто говоришь это. Неужели у тебя не бывает такого, что чувства говорят одно, а рассуждения другое? Может, ты не хочешь вести социальные сети, потому что тебе неохота или ты чего-то боишься. Может, если бы ты начала чаще выкладывать свои работы, перед тобой открылись бы новые возможности.
Таня опустила глаза. Пушистые ресницы промелькнули в воздухе.
– Возможности там, где легко сердцу. Если почаще прислушиваться к нему, то ошибаться оно будет все реже. Я доверяю ему всю жизнь и всегда оказываюсь там, где нужно.
Она посмотрела перед собой и улыбнулась. Спокойно и умиротворенно. Потом поднялась и вынесла на террасу посуду. Кирилл достал из сумки еду и разложил на тарелочки бутерброды и кексы.
Они сдвинули кресла и на какое-то время растворились в здешней тишине. За сотни метров от них никого не было. Лишь пение птиц иногда доносилось из леса.
– Может, ты и права. Жизнь часто действует в обход мыслей. Я до сих пор не верю, что мы встретились. Какова была вероятность, что тогда, в детстве, мы разъедимся по городам, а потом вновь найдемся? Вот так, случайно.
– Сто процентов. Такое неизбежно.
Кирилл с улыбкой покачал головой. Простота этих слов тронула его правдой. На душе стало так легко, что по затылку пробежали мурашки.
– Тогда на балконе я в очередной раз убедилась в этом. Слушала твою историю о незнакомой девочке и думала: «Да нет, не может быть». Но когда что-то нужно Вселенной, подвинутся даже горы. Нам суждено быть вместе, понимаешь? – сказала она, подняв взгляд на Кирилла.
Казалось, весенний ветерок прошел по забытым уголкам его сердца. Как часто бывает в двадцать два, он и не думал, что когда-то вновь ощутит его.
***
Весь следующий день они гуляли по окрестностям. Шафрановые поля сменялись холмами. Забираясь на них, ребята шли вдоль диких кустарников и, остановившись на вершине, расстилали плед. Тогда Таня доставала из сумки скетчбук. Перед ней простирались редкие домики в окружении платановых рощ, виноградников и полей.
Пока Таня делала наброски, Кирилл лежал рядом с ней. Закрыв глаза, он наслаждался легкими порывами ветра. Эфирные ароматы погружали его в сладкое умиротворение. Он вслушивался в шелест травы, в скрежет карандаша по бумаге и ему казалось, что та жизнь, которую он знал, уступила место Эдему. Словно они с Таней оказались в раю, в их собственном мире, который так часто представлялся ему рядом с ней.
– Знаешь, я чувствую то спокойствие, которое всегда хотел. Это как в музей сходить. Посмотреть на ту свою часть, что очень красива, может быть, лучшая из всех, но место ей только в выставочном зале. Отдаться ей – значит предать ту часть меня, что требует бунта. Ей всегда нужно гореть, а длительное спокойствие как ледяная вода. Она сталкивается с огнем, и на душе становится очень пусто.
– Значит, она особенно ценна в тебе, – улыбнулась Таня.
– Не надо стремиться к постоянству своих чувств. Просто наслаждайся ими.
Открыв глаза, Кирилл взглянул на нее.
– Как-то странно от тебя это слышать. Ведь ты боишься потерять близких людей. Разве по этой логике ты не должна наслаждаться моментом, пока они есть с тобой?
Таня покачала головой.
– Но ведь они уходят навсегда, а чувства возвращаются. Это не одно и то же. Пойдем?
Она поднялась, и с ее белым сарафаном тут же заиграл ветер. Кружева у плеч встрепенулись, чуть прикрыв собой персиковую кожу.
Сложив плед, ребята двинулись дальше. Они зашли в лес и, обходя ряды каштанов и лип, вышли к озеру пронзительно голубого цвета. Сев на каменистый выступ, Таня окунула в воду пальцы.
– У меня тоже не всегда получается быть в гармонии с собой. Мне бывает тревожно, хоть я и знаю, что просто так ничего не случается. Но как полностью доверять жизни, если боль из прошлого так и не окупила себя? Чем была вызвана смерть папы, если мы оба думали позитивно, доверяли Вселенной, а она просто взяла и отняла его у меня? Чем он заслужил это? Ведь он любил этот мир больше, чем кто-либо.
Кирилл поднял голову. Верхушки сосен тяжело покачивались на ветру. Серые облака уже грозились пролиться на землю. Стало прохладно, и он предложил Тане пойти обратно. Встрепенувшись, она оглянулась на него. Улыбка на ее лице была очень грустной.
– Я не специалист в эзотерике, – начал Кирилл, когда они пошли обратно.
– Но тебе не кажется, что некоторые вещи случаются сами по себе? И никакой связи с судьбой, кармой, твоим состоянием они не имеют.
Таня твердо покачала головой.
– Все связано. Мысли, мироощущение, чувства формируют нашу жизнь. Мы притягиваем к себе то, на что настроено наше излучение.
– Ну, допустим. Но откуда ты знаешь, что чувствовал твой папа? Может, только внешне он был таким оптимистичным.
Она взглянула на него как на ребенка, который хоть и сказал глупость, но прозвучала она очень по-взрослому.
– Это вряд ли. Папа всегда смотрел на жизнь не так, как другие. Там, где обычно видят проблему, он видел новое решение. Говорил, что Вселенной лучше знать, как прийти к цели. Новые знакомые сначала смеялись над ним, но все складывалось именно так, как говорил папа. Наверное, поэтому все любили его. Он давал окружающим ту магию, которую все мечтали увидеть в детстве.
– И ты такая же, – улыбнулся Кирилл. – Наверное, твоя мама тоже?
Таня глубоко вздохнула. Она посмотрела куда-то в сторону, словно желая убедиться в правильности своих мыслей. Наконец она покачала головой.
– Раньше она пыталась рассуждать как папа. Даже восхищалась им. Когда он появился в ее жизни, все наладилось. Мама не раз говорила это. В ее семье было не принято говорить о переживаниях, обниматься. Все были отстраненными и замкнутыми на себе. Папа дал ей ту любовь, которую никто никогда не проявлял к ней. Она очень хотела, чтобы я ощущала ее с детства. Помню, у нас было правило. Каждый вечер мы втроем собирались, чтобы обсудить день или планы на неделю. Смеялись, играли в настольные игры. Если у меня возникали проблемы в школе, родители всегда пытались помочь мне.
Таня замолчала. Обхватив руками шею, она покрутила ей в разные стороны. Кирилл с беспокойством смотрел на нее.
– А потом все изменилось. Папа умер, а мама с головой ушла в бизнес. Вспоминать о нем она не любит. И обо мне, пожалуй, тоже. Ее мало что волнует, кроме денег, – помолчав, Таня добавила, – Знаешь, когда я сказала ей о тебе, она лишь спросила, из какой ты семьи. И ответ ее устроил. Мама интересовалась лишь тем, какие у тебя отношения с отцом, и советовала мне повлиять на тебя. Чтобы я помогла вам выровнять их. И все. Больше ей ничего не интересно.
От холода она обхватила себя за локти.
Какое-то время Кирилл лишь смотрел сквозь землю, пытаясь представить образ этой женщины. Но у него ничего не выходило. Уж слишком такие суждения разнились с миром Тани, со всем, что связано с ней.
Наконец Кирилл подошел к Тане и крепко обнял ее. Они остановились прямо на подножии склона и, задумавшись, даже сначала не заметили, как начался дождь. Он все усиливался, а ребята не сходили с места. Теплая вода пропитывала их одежду, стекала по коже, а они так и стояли, слушая ее удары об листья. В этом безмолвии им как никогда были ясны мысли друг друга.
– Пойдем домой, – прошептал Кирилл.
Его серое худи стало темного цвета. Челка прилипла к лицу, разделив высокий лоб на две части. Но все, что видела Таня – это янтарные глаза, что, подобно солнцу, согревали ей душу взглядом.
Взявшись за руки, они побежали вниз. Дождевые капли как ручейки стекали по лицу, от чего-то вызывая у них улыбки. Они смеялись, когда теплый ветер с силой убирал им назад волосы. Мокрые пряди бились друг об друга, а ребята все ускорялись. Иногда они переглядывались. Выходило очень глупо. Оба чувствовали себя маленькими детьми, которые загулялись на улице. Казалось, дома родители отчитают их за мокрую одежду, положат в постель и сделают горячий чай. Этот момент будет всплывать в памяти так же, как разные мелочи из детства. Встречаясь глазами, они знали, что оба чувствуют это.
Вскоре у ряда кипарисов показался старый дуб с сухими ветками. Сразу за ним пролегало еще не обработанное лавандовое поле. Его фиолетовый оттенок от дождя выглядел еще насыщеннее. Ребята перешли на шаг. Аромат ощущался так ярко, словно букет лаванды поднесли прямо к носу. Свежесть асфальта сливалась с ним, вытесняя из головы все мысли.
Дом был уже совсем близко. Его терракотовая крыша виднелась за лиловыми цветами шафрана. Быстро миновав поле, ребята зашли в него.
– Пойдешь в душ? – спросил Таню Кирилл, сняв с себя майку.
Влажная грудь чуть поблескивала в дневном свете. Изгибы ключиц и ряд кубиков слегка отбрасывали тень на бледную кожу. Таня замерла, смотря на рельеф подкаченных плеч. На то, как выделяет их полумрак комнаты.
– Иди первый, – сказала она и повернулась к шкафу. Кирилл в недоумении проводил ее взглядом.
Закрыв дверь ванной, он ждал, пока нагреется вода. Смотрел, как ее струи стекают по прозрачным стенкам кабины, падая на кафельный пол. Подставив под них пальцы, Кирилл зашел в душ. Его тут же обдало теплом. Закрыв глаза, он ощущал, как расслабляется его тело. Как мышцы, утомленные ходьбой, наконец получили долгожданный отдых. За шумом воды он не слышал даже собственных мыслей.
Хлопнула дверь. Пальцы обхватили его плечи. Прерывистое дыхание казалось прохладным под паром. Протерев глаза, Кирилл обернулся на Таню. Ее обнаженное тело впервые предстало перед ним. С упругой груди по каплям стекала вода. Он с жаром припал к ней.
Пальцы сжали ему голову. Иногда пытались оттолкнуть его, но Кирилл даже не ощущал этого. Спускаясь все ниже, контроль все больше отпускал его. Ее вздохи, всхлипывания оставили его наедине со своей страстью. Он задыхался. Губы коснулись его ушей.
– Я… У меня ни разу не было этого.
Кирилл замер, а потом медленно поднял взгляд на нее. Кровь с силой билась в висках. Мысли с трудом приходили ему в голову.
– Я аккуратно.
Таня слабо кивнула ему.
Кирилл немного пришел в себя, выйдя из ванной. Донеся Таню до кровати, он наклонился к ней. Лучи солнца выглядывали из окна, освещая стройные ноги. Нежно целуя их под коленями, он не отрывал взгляда от ее лица. От того, как страсть и застенчивость беспрерывно боролись в нем. Но вот Таня закрыла глаза. Горячая волна пронзила ее.
Глава 14
Сколько бы Кирилл не пытался смотреть в окно, ни о чем не думая, мысли все равно настигали его. Стоило ему на пару секунд проникнуться внутренним безмолвием, как восторг тут же преобразовывался в них. Он сразу начинал представлять, как будет всегда медитировать с Таней, купит все необходимое для йоги и вообще изменит свою жизнь полностью.
«Черт!»
Кирилл встряхивал головой, отгоняя мысли. Прислушиваясь к звону чаш, он пытался отследить свое дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох, но между ними все равно возникали слова или образы. Казалось, разум играл с ним в глупую игру. Словно в нем сидел злой человечек, который нес всякий бред или зацикливал действия из прошлого. Это все больше начинало раздражать его.
– Я больше не могу.
– Терпи.
– Не могу.
– Еще две минуты. Делай, как получается, – произнесла Таня с таким спокойствием, какое бывает у большинства дикторов из аудио-медитаций.
И он делал, чувствуя, как от злости начинают гореть уши. Когда из окна подул ветер, стало легче. Его порывы чуть охладили пыл в нем. Кирилл смотрел на мирное колебание травы, погружался в ее зеленый цвет взглядом. И случилось странное – он словно проснулся. Все вокруг показалось таким объемным, что хотелось оглядеться.
Казалось, до этого Кирилл и не замечал ни мебели в комнате, ни голубых занавесок. Бежевые стены, ворсистый ковер под ним только сейчас дошли до его внимания. Он воспринимал пространство так, словно отделился от него.
В онемении Кирилл взглянул на свои руки. Казалось, они не принадлежат ему. Словно даже на самого себя он смотрел со стороны. Дыхание замерло.
– Все, – воскликнула Таня, как только прозвенел будильник.
– Да как так?! Я только втянулся.
Таня пожала плечами, едва сдерживая улыбку. Медленно потягиваясь, она подошла к тумбе и открыла прозрачную банку с травами. Аккуратно, почти беззвучно, она заполнила водой чашки. Как маленькая гейша поставила их на подставку и с идеально ровной спиной направилась к Кириллу.
– Молочный улун поможет закрепить эффект от медитации, – сказала Таня, ставя поднос перед ним.
–У меня получилось, почти получилось! В самом конце я будто вышел из матрицы, как Нео.
–Поздравляю! С первого раза так редко кто чувствует.
– А когда это стало получаться у тебя?
Она пожала плечами.
– Не помню, я же занимаюсь этим с детства. Если хочешь, можем теперь всегда медитировать вместе, – предложила Таня после небольшой паузы.
Кирилл закивал головой. Встав с ковра, они вместе сели за стол. Граненая ваза с лавандой чуть закрывала ее лицо. Таня долгое время не поднимала взгляда. Когда их глаза встретились, он засмотрелся в карий омут. Подвинув букет, Кирилл чуть наклонился к ней.
– Ты как после вчерашнего?
Уголок ее губ слегка дрогнул. Закусив его, Таня с улыбкой опустила голову.
–Все было замечательно.
– Просто… Это было так неожиданно. Я даже не подумал, что у тебя это может быть впервые. Ты вроде говорила, что у тебя был парень.
Она покачала головой.
– С ним ничего не было. Я рада, что лишилась девственности с тобой.
Их пальцы переплелись, и Кирилл нежно поцеловал ее руку.
– И ты не пожалеешь об этом. С тобой я словно стал другим человеком.
– А каким ты был до меня?
– Развратным. То есть… Это не важно. Главное, что ты воскресила во мне кого-то, кто умеет заботиться и любить, понимаешь? Все, что было до тебя, ушло, словно происходило не со мной или вообще в другой реальности.
От ее взгляда душа казалась ему невесомой. Еще немного, и она вылетит из его груди. Унесется туда, где существует лишь лучшее из того, что создано Богом. В ее глазах Кирилл словно был им.
Позавтракав яичницей с беконом и круассанами, они стали собираться в дорогу. Собрали рюкзак, сумку и, пройдя полкилометра до остановки, сели на автобус, который подъехал точно по расписанию.
– Почему ты решила поехать именно в Кассис? Это же почти деревня.
– Увидишь, – таинственно улыбнулась Таня.
Кирилл не стал расспрашивать ее. Ему было все равно, куда ехать. Большую часть Европы он объездил еще в детстве. Родители всюду таскали его за собой, пытаясь привить интерес к культуре. Но от поездок Кирилл запомнил немногое. Как они останавливались в пятизвездочных отелях, и как от обиды он долго не мог уснуть в них. Родители требовали от него послушания, хороших манер и молчания. Ничего из этого мальчик был не готов предоставить им. Может, поэтому, повзрослев, он не особо жаждал путешествий. Все, чего ему хотелось – это быть с Таней. Неважно где. Кирилл сразу сказал ей об этом.
Всю неделю она сама выбирала, куда им поехать. Читала путеводители, смотрела обзоры в интернете. Восхищалась старинными замками и видами с утесов, а он лишь слегка улыбался, идя за ней.
Всю дорогу до Кассиса Кирилл спал в автобусе. Лежал на Таниных ногах, наслаждаясь тем, как касаются волос ее пальцы. Иногда она будила его. Показывала очертания гор на горизонте, живописные пастбища или бирюзовое море. Он молча вглядывался в них, а когда они пропадали из поля зрения, вновь проваливался в сон.
Приехав в Кассис, они сразу направились к центру. Там, у набережной, всюду плыли корабли. Лучи солнца проносились по их палубам. Засмотревшись на них, Кирилл задумался о своем и не сразу повернулся к Тане.
– Как же тут красиво! Попробуй посмотреть на реальность тем же взглядом, что и во время медитации. Так, словно впервые видишь ее.
– Но зачем? Что это даст?
Таня с улыбкой закатила глаза. Ее забавляло то, как Кирилл всегда искал выгоду в жизни.
– Счастье. Ты забываешь, что оно не в чем-то великом, а в том, чтобы наслаждаться происходящим с тобой. Взгляни на это.
Остановившись на склоне, она показала на шероховатую стену домика с лианами. На ставни окон изумрудного цвета и желтую дверь рядом с ними. У маленького столика на террасе стояли горшки с растениями. Они чуть прикрывали собой деревянные стулья с узорчатыми спинками.
– Чувствуешь умиротворение, легкость?
Он пожал плечами.
– Отдели себя от пространства. Направь внимание на свой внутренний мир и на него одновременно.
Люди шли мимо них, о чем-то разговаривали, смотрели по сторонам, подставляя лицо солнцу. В их поведении не было ничего особенного, но Кириллу они внезапно стали казаться странными, словно каждое их слово или жест были прописаны в чьем-то сценарии, но никто из прохожих даже не подозревал об этом. Казалось, что люди – просто картонные куклы, персонажи фильма, не знающие того, что все их действия предопределены, что их самих играют актеры. Минуту назад таким был и он сам, пока не вытащил себя из декораций. Пока не проснулся.
Таня с улыбкой смотрела на Кирилла. На то, как он крутил головой, словно став ребенком, впервые увидевшим реальность. Глаза округлились и наполнились светом. Коснувшись его руки, она осторожно прильнула к нему.
– Что чувствуешь?
Их пальцы сплелись, но Кирилл все так же смотрел вдаль перед собой.
– Что проснулся в фильме. Что теперь я словно вижу себя со стороны и… Могу управлять собой.
– Так и есть, – таинственным голосом произнесла Таня.
– В этом состоянии можно сделать все, что угодно.
Сказав это, Таня повела Кирилла вверх по склону. Они шли по каменистой дороге вдоль похожих домиков, кафе и прилавков. Вокруг было столько цветов, столько ярких красок, что эта тропа стала казаться ему целым миром. Из его сознания исчезли мысли, стремления, прошлое. Он жил здесь и сейчас, на сто процентов осознавая это. Все его существо погрузилось в то, что он видел, слышал, чувствовал.
Улыбка невольно появилась на лице Кирилла. Неведомая свобода заполонила сердце. «Я никогда не жил до тебя. Я был где-то в себе, своих мыслях или наоборот забывал о них, растворившись в реальности. Я хочу всегда ощущать то же, что и сейчас. Не знаю, чем я заслужил тебя, но теперь я счастлив», – все это он хотел сказать Тане. Хотел кричать об этом на весь мир, обнимать ее, благодарить Вселенную за то, что она свела его с ней. Но Кирилл просто шел, оглядываясь по сторонам, и улыбался. Боялся, что спугнет, потеряет это чувство.
Но вот они дошли до вершины холма, и домики закончились. На его каменистой поверхности не было никого, никто не нарушал тишину своим движением. Лишь редкие кустарники покачивались на ветру, цепляясь за траву своими ветками.
Ребята подошли к извилистому дереву на краю обрыва. Перед ними простиралась море чисто бирюзового цвета. Ветер с силой подталкивал волны, и они остервенело разбивались об скалы. На их поверхности оставались влажные следы соли, что, как бриллианты, мерцали в лучах солнца.
– Теперь понимаю, почему ты решила сюда поехать, – сказал Кирилл, опершись о дерево. Свежий бриз с задором развевал его волосы. Он с наслаждением подставил лицо ветру.
– Тебе хорошо?
– Как никогда в жизни.
Таня вплотную подошла к Кириллу и поравнялась с ним, встав на выступающие из-под земли корни.
– Это только начало. У нас все будет хорошо, – сказала она с теплой улыбкой.
И Кирилл верил в это. Смотрел в карие глаза, в их заволакивающий оттенок и медленно кивал Тане. Ему совсем не хотелось идти дальше. Он простоял бы весь день на этом утесе. Насыщался свободой и ветром, забыл бы о времени, о том, что может быть что-то кроме моря, скал и крика птиц над ними. Но вскоре Таня повела его дальше. Их ждали городские площади, замок и тихие пляжи в укромных бухтах.
К вечеру они вновь вышли к набережной. Прогуливались вдоль причалов, старинных домиков и подплывающих кораблей. Те неторопливо причаливали к порту, и, вспенив воду, плавно замирали в ней. Их палубы уходили высоко в розовеющее небо. Холмы на его фоне выглядели еще загадочнее, чем днем. В их вершинах затерялся золотой диск солнца. Мимо него с резвым криком летали чайки. Иногда они снижались к морю и на миг окунали в него свои лапки.
– Куда поедем завтра? – спросил Кирилл, и Таня с удивлением взглянула на него. – Ну что? – засмеялся он. Теперь ему и вправду было интересно это.
– В этом состоянии все кажется по-другому. Не знаю, правда ли в нем появляется больше контроля над реальностью, но находиться в нем приятно.
– Я просто не думала, что ты сразу сможешь войти в него.
Кирилл усмехнулся.
– Сомневалась во мне?
– Ну что ты, конечно нет. Просто поначалу сложно удержать внимание. Об этом состоянии обычно сразу забываешь, как только теряешь концентрацию.
– Со мной такого не будет, – приобнял Кирилл ее за плечи.
За разговорами они обошли всю набережную. Небо уже стало темнеть, загорались первые вывески. Фонари плотным рядом зажглись вдоль дорог. Их свет падал на потемневшую воду, отражаясь на волнах причудливыми узорами. Все звуки, что окутывали Кирилла днем, утонули в игре уличных музыкантов и джазе ресторанов. Когда они с Таней проходили мимо них, в нос тут же били мясные ароматы и запах хлеба. Дойдя до маяка, они переглянулись.
– Может, нам пойти перекусить?
Таня кивнула. Вернувшись к ряду ресторанов, ребята остановились у одного из них. Судя по меню у деревянных ворот дома, в нем подавали традиционные блюда прованской кухни. Они, не сговариваясь, зашли внутрь.
Свет в зале приглушен. Столики располагались далеко друг от друга, и на каждом из них стоял подсвечник в средневековом стиле. Ребята выбрали самый дальний диван на небольшом возвышении. Все шумные компании обосновались в другой стороне зала, поэтому все, что доносилось до них – это неспешный джаз и редкий звон посуды.
Сев друг напротив друга, они с улыбкой смотрели, как блеск свечей играл на их лицах. Оба ощущали нечто схожее. Тепло, подобное тому, когда проходишь с человеком через препятствие или какое-то странное событие, и знаешь – оно навсегда связывает вас.
Казалось, они читали мысли друг друга. Видели их в красоте обращенного на них взгляда. Кирилл чуть поддался вперед.
– Я не хочу домой. В смысле, в Питер, – сказал он тихим бархатным голосом. – Не представляю, как мы будем жить там. Под ноябрьским небом, в холоде, в окружении чужих людей. Я бы остался здесь навсегда. Только ты, я и аромат трав в чистом воздухе.
Таня смотрела на их сплетенные руки. На то, как ее ладошка утонула в его длинных пальцах с надписями. Кирилл так крепко сжал ее, что татуировки на них стали казаться еще больше. Это вызвало у нее улыбку.
– Мы и там будем счастливы. Впереди еще много всего.
Кирилл кивнул ей. Они говорили, проникаясь трепетной атмосферой этого места. Иногда не выдерживали и целовались, растворялись в объятиях друг друга.
Когда им принесли блюда, они на какое-то время отвлеклись от раздумий. Таня попробовала рататуй Кирилла, а он придвинул к себе ее тарелку с тапенадой. Прованская кухня привела их в восторг. Быстро поев, они заказали мороженое с нугой, лавандой и медом.
– Мы не опоздаем на автобус? – спросил Кирилл, облизнув ложку.
Таня достала телефон и тут же с облегчением вздохнула.
– Нет, мы успеваем.
– Эх, а я думал, мы останемся тут на ночь. В каком-нибудь отеле около замка на холме или с видом на море.
– Но у нас с собой ничего нет. Нас не заселят, – улыбнулась она, а потом замерла. От этого взгляда у нее каждый раз пробегали мурашки по коже.
Янтарные глаза искрились нежностью и в то же время необъятным влечением. Глядя в них, Таня каждый раз удивлялась, как они могли сочетать в себе это. Слова в голове не хотели складываться в предложения. Кирилл тоже молчал. Оба смотрели друг на друга, понимая, что никто их них не хочет прерывать этот миг. Оба знали, что будут вспоминать его через год-другой, и он навсегда останется в их сердце.
– Ты вообще веришь в то, что происходит с нами?
Таня покачала головой в стороны.
– Ты как-то сказала, что судьбоносны только случайности. Мне так нравится эта фраза. Смотрю на тебя и понимаю, что это правда. Я, кажется, даже смирился, что не стану известным музыкантом. Теперь это уже не так важно.
– Да брось. Придешь на репетицию и вновь будешь гореть роком.
Кирилл пожал плечами.
– Наверное, но ведь я впервые так долго не притрагивался к гитаре. Я горю с тобой и, кажется, больше мне ничего не нужно.
Таня покраснела и спрятала ладонью губы. Он все равно увидел ее улыбку.
– Ты смеешься, а мне и самому как-то странно. Не шестнадцать лет уже вроде, а влюбился в тебя как мальчишка.
– Почему так? – как-то само вырвалось у Тани.
Кирилл чуть наклонил голову. Он опустил глаза, а потом медленно поднял взгляд на нее. Совсем другое выражение появилось в них.
– Судьбоносная случайность сказала мне любить тебя.
Она замерла. Стук сердца вот-вот норовил убить ее.
***
Они вернулись домой поздно вечером. Всю поездку в автобусе за окном были видны лишь фонари и очертания холмов в темно-синем небе. Никто из них не проронил ни слова. Казалось, чувства, образы – все, что происходило между ними в Кассисе, лишь сейчас стало укладываться в их сознании. Если бы они начали говорить, делиться впечатлениями или обсуждать будущее, сладкое послевкусие от него, как туман, растворилось бы в воздухе.
Тени проносились по их лицам. Скрывали мечтательную дымку в глазах и смущенную полуулыбку. Они ни разу не пересеклись взглядами. Лишь изредка обменивались поцелуями, нежными поглаживаниями рук и объятиями. Всю дорогу сон обходил их стороной. Ничего не изменилось и дома.
Почти тут же они легли в постель, надеясь поспать после целого дня прогулок. Оба ворочались, пытаясь усмирить мысли. По очереди выпили успокаивающий чай, стараясь все так же сохранить тишину в домике. Ребята молчали, смотря куда-то в себя, в омут тех образов, что все это время был с ними.
Прошло пару часов, и он не выдержал. Надев свитшот, Кирилл вышел на балкон, и Таня почти тут же последовала его примеру.
– Ты тоже не можешь уснуть? – спросила она, хотя и так все знала.
Он кивнул. В его пальцах зажглась сигарета.
Так начался разговор. Обсудив то, что было в Кассисе, они стали поднимать все новые темы. На небе загоралось все больше звезд, и ребята отклонились назад, чтобы рассмотреть их.
– Помнишь, ты говорила, что хочешь радости и свободы от творчества? Что это гораздо важнее, чем успех в нем? – сказал Кирилл, одновременно прислушиваясь к песням цикад в ночном воздухе.
Таня кивнула.
– Да, но у всех же по-разному, правда?
– Может, по-другому у тех, кто никогда не позволял себе просто быть? – задумчиво произнес Кирилл.
Она медленно повернулась к нему.
– Но ты ведь сам говорил, что внутри тебя есть часть, которая не даст тебе жить в спокойствии…
Он отмахнулся, перебив Таню.
– А может, теперь она отступит. Еще после разговора с Ромой я засомневался в ней, а теперь и подавно. Ведь я понял, как можно жить иначе. Мир твоими глазами так прекрасен. Всегда, что бы ни происходило, можно видеть в нем совершенство. Нужно лишь замедлиться, все отбросить. Кажется, тогда можно ощущать то же самое, как если бы я стал самым успешным человеком в мире. Самым богатым, любимым, лучшим. Может, твое появление в моей жизни – знак, что я двигался не в ту сторону. Теперь ты – мой ориентир, и я доверяю тебе.
Сказав это, Кирилл склонился к Тане. Сигарета сама выскользнула из его пальцев. Легкие поцелуи перерастали в страстные, объятия становились все крепче, а вздохи наполнялись чувственностью. Таня видела, как натягивается кожа на его шее. Как под ней все больше прорисовывается рельеф, как пульс колеблется жилкой под ее пальцами. Она медленно отстранилась от него.
– Давай, еще посидим здесь? Мне так нравится говорить с тобой. Не хочу стирать ту атмосферу, что мы обрели сегодня.
Непонимание на его лице сменилось легкой улыбкой. Кивнув, Кирилл лег к ней на колени. Вновь достал сигарету из пачки. Он закурил, прикрывая глаза каждый раз, когда она касалась его волос пальцами.
– Когда тебе уезжать в Москву? – неожиданно спросила Таня.
Тревожная нотка задрожала в его груди.
– Через неделю после того, как мы вернемся в Питер. А что?
– Я хочу поехать с тобой.
Он поднялся. Глубоко вздохнув, Кирилл окинул ее взглядом. Что скажут парни, если увидят рядом с ним Таню? Да все что угодно. Отпустят колкости, перестанут воспринимать его всерьез, а может, вообще проболтаются о его прошлом.
– Не стоит. Публика там достаточно агрессивная. Для тебя это может быть опасно.
– Но мне интересно, чем ты жил всю жизнь. Хочется узнать о тебе больше.
Он усмехнулся и тут же отвел взгляд.
– Поверь, не стоит.
– Ну, пожалуйста.
Кирилл задумчиво взглянул на нее. Ему резко показалось, что между ними что-то изменится, если он не разрешит Тане поехать с ним. Откинувшись на спинку кресла, он стал думать, как сделать так, чтобы ее не увидели парни. Варианты были. Но он боялся ее реакции на выпивших фанатов, смрад атмосферы, что бушевала в рокерских кругах. Кирилл со вздохом закрыл лицо руками.
– Ладно, что-нибудь придумаем. Мне и самому интересно, что я почувствую, увидев тебя в зале. Хотя, кажется, мне уже на все плевать. Я просто жду, когда свалит Ден. Тогда я стану фронтменом группы и буду кайфовать от свободы и творчества. А больше мне ничего и не надо.
Кирилл улыбнулся своим словам. Всем сердцем он ощущал, что они были правдой. Он уже видел, как познакомит маму с Таней, как найдет работу и будет наслаждаться музыкой. Тогда и отношения с отцом, должно быть, наладятся. Он ведь всегда бесился от того, что Кирилл нигде не работает. Так теперь все изменится и, может, он не заберет у него квартиру через год.
– Кстати, как у тебя дела с работой на конкурс? – решил сменить тему Кирилл. – Ты каждый день рисуешь, а мне не показываешь.
– Скоро закончу. Тогда и увидишь, – сказала Таня, не отводя от него счастливого взгляда.
Кирилл хотел что-то ответить, но не успел. Звук уведомления заставил их вздрогнуть. Одновременно они повернули голову к Таниному телефону. На экране значилось сообщение от Калеба.
Кирилл нагнулся к ней. С недовольным вздохом он стал читать его вместе с Таней.
– Вы что, общались, даже когда мы уехали? Ты ничего не говорила мне.
– Но мы и не договаривались, что я буду сообщать тебе об этом.
Брови в изумлении поползли вверх. Тон этой фразы, такой спокойный и будничный, на миг ввел его в ступор.
– Дай, я почитаю вашу переписку, – ледяным голосом сказал Кирилл, как только отошел от шока.
Его лицо, на котором Таня весь вечер читала столько возвышенных чувств, превратилось в мраморную маску. Лишь глаза двумя цитринами отражали свет единственного фонаря, так и искрясь всей возможной ненавистью и злобой. От этой контрастной гаммы в любимых чертах, от того, с какой жесткой уверенностью он протянул к телефону руку, холод все больше сковывал ее.
– Ты ведь не думаешь, что…
– Нет. Поэтому ты и дашь мне его. Уверен, скрывать тебе нечего.
Ком страха застыл в ее горле. Сглотнув, Таня медленно кивнула ему.
Шли минуты. Кирилл пролистывал текст, то морщась, то с усмешкой качая головой. Все остальное время на его лице оставалась непроницаемая маска, которую Таня ни разу не видела на нем.
Глубоко вздохнув, он отдал ей телефон.
– Ты слишком откровенно говоришь с ним. Зачем столько о себе рассказывать? Притом, что он не делится с тобой своей жизнью. Ты вообще хоть что-то знаешь о нем?
Таня прикусила губу. Кирилл выжидающе смотрел на нее.
– Просто Калеб скрытный. Ты же видел его.
– Видел. Потому и волнуюсь. Этот истукан почти два метра ростом. Таким взглядом, как у него, смотрят только маньяки и душевно больные. А что, это вполне может быть. Всегда ходит в каких-то мантиях, ничего не говорит о себе. Доверять таким людям точно не стоит. Особенно в Питере. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Он разгорячился. Из голоса исчезло все, что весь день ласкало Тане душу. В глазах заметался огонь, а брови угрожающе выгнулись. Его напряженная фигура нависла над Таней, словно разъяренный хищник над жертвой.
Чем дольше Кирилл говорил, тем отчетливее проявлялись на висках вены. Таня в ужасе смотрела на его лицо, ощущая, как слезы заволакивают глаза, а тело стало бить мелкой дрожью.
Заметив это, Кирилла словно переклинило. Он резко потупил глаза и отошел в сторону. Крепко впиваясь ногтями в пальцы, Таня изо всех сил пыталась себя сдержать, но тихие всхлипы сами вырвались из нее. Кирилл тут же обернулся к ней.
– Малыш, прости, – прошептал Кирилл, сев перед ней на колени. – Прости, я сам не понимаю, что на меня нашло.
Она с усилием кивнула и тут же растворилась в его объятиях. Пальцы с нежностью касались ее плеч, иногда вытирая с щек слезы.
– Прости, – с придыханием сказал он ей на ухо.
– Чертовски ревную тебя. Прям до дрожи.
Таня лишь подняла взгляд на него, так и не сумев вымолвить ни слова.
– Больше такого не повторится, – пообещал Кирилл, выпуская ее из объятий.
Только сейчас они заметили, как на горизонте заиграла полоса рассвета. Птицы с воодушевлением встречали первые лучи солнца, и под их голоса ребята зашли в дом. Оба быстро уснули и на следующий день встали лишь к обеду.
Всю дорогу до Марселя они дремали, крепко прижавшись друг к другу.
Глава 15
Прошло пять дней. Все они начинались с медитаций, с того, чтобы слиться с природой. Шелест шафрана, пение птиц и неспешный ход облаков с каждым днем все больше наполняли Кирилла спокойствием. Сидя в позе лотоса, он ощущал все лучшее, что есть в жизни. Ладони искрились странным теплом, душа словно вышла на связь с космосом. Кирилл уже не пытался логически обосновать свои чувства. Он просто наслаждался ими.
Перед ним менялись города, пейзажи, лица людей и картинки в окнах автобуса, но взгляд он задерживал лишь на Тане. Незаметно, искоса. Не хотел спугнуть ее нежную непосредственность. Среди полей, шума моря и кипарисов она походила на героиню эпохи романтизма. Смотрела вдаль, на раскинувшиеся просторы, и, казалось, шея, осанка вытягивались вверх, по направлению к ним. Словно вот-вот она взлетит, и кудри ее каре, кружева платья будут колыхаться под порывами ветра. В ее взгляде читалась такая свобода, что Кирилл невольно хотел взлететь вместе с нею.
Ни одно утро не обходилось без того, чтобы Таня не открывала свою шкатулку. Сев у комода, она цепляла ногтем ее металлическую застежку. Этот жест был целым таинством. Ее мизинцы аристократично отводились в сторону, пока большой и указательный пальцы краешками ногтей приподнимали крышку. А потом она плавно убирала их вниз. С размахом пианиста, орудующим у клавиш фортепьяно.
Кирилл замирал, наблюдая, как Таня достает из шкатулки украшения, а потом осторожно прикладывает к лицу, подолгу выбирая их. Даже валяясь в постели, он приподнимался на локте, чтобы увидеть ее отражение в зеркале. То, как в смуглом личике проявляются черты лесной нимфы. Глаза расширяются, а губы с невинной чувственностью разводятся в стороны.
Это перевоплощение добавляло шкатулке еще больше загадочности. Кирилл любил проводить пальцами по белым фарфоровым цветам на ее корпусе. Чувствовать каждый изгиб, каждый вырез на зеленых стебельках и свисающих листьях. Золотистая эмаль под ними плавно переходила в ободок крышки. Она больше всего привлекала его внимание. Два яблока алым отливом выделялись среди цветочных ветвей. Фарфор отдавал холодом, а они – нет. Их глянец всегда грел ему руки.
– Может, ты княжна из прошлого, и просто не признаешься мне в этом? Даже у Лео нет подобных вещей. Хотя у него дома целая антикварная коллекция, – предположил Кирилл, в очередной раз рассматривая ее.
Как и всегда, Таня не сказала ему ничего конкретного. Повернув на мгновение лицо, она вновь обратила его к солнцу. Лучи золотистым блеском подсветили ее веснушки.
К обеду приехал Бернар – хозяин домика, в котором жили Кирилл с Таней. Он проверил участок и предложил подвезти их до Ревест-дю-Бьона. Там проходил фестиваль каштанов.
Пока ребята собирались, Бернар вышел из своего форда и еще раз осмотрел поле. Своим шафраном он дорожил так, как дорожат золотом. Это – выгодный бизнес в Провансе. Всю дорогу он рассказывал им, как полезны эти цветы, в какие блюда их можно добавлять и как сложно их обрабатывать.
– Попробуйте, – протянул он ребятам крафтовую коробку.
– Только жена знает, как правильно готовить кексы с шафраном. Сам Шариэль оценил ее шедевр.
В этом они не сомневались. Терпкий аромат тут же заполонил машину, обещая тесто мягким и тающим.
– Вы тоже едете на фестиваль? – спросил его Кирилл.
–Да, конечно. Дело даже не в каштанах. Это больше для вас, приезжих. А я просто люблю праздники, где чтят нашу культуру. Я горжусь тем, что родился в Провансе. Здесь свои люди, свои запахи, природа такая, что встреть где-то пейзажи в сто раз красивее, у нее не будет такой любви к человеку. Думаю, вы уже и сами поняли это. В Альпах совсем другой воздух.
Они приехали в самый разгар веселья. На небольшой сцене мужчины в национальных костюмах танцевали фарандолу. Толпа людей со смехом отбивала ритм аплодисментами. По периметру площади стояли ларьки. От многих из них шел обильный пар с ароматом свежеиспеченного хлеба. Оказалось, там проходила дегустация каштанов.
–Смотри, каштановое варенье! – воскликнула Таня.
Только они подошли, дедушка в комбинезоне и белой рубашке протянул им большие ложки.