Никто не хотел уступать

Я села за стол. Мама же старалась, готовила. Хотя больше всего мне хотелось упасть на пол и плакать! Ну что же за мужики мне достаются! Один недоделанный, второй переделанный. Ну как так-то? А я то что творю? Ведь меня с самого начала предупредили, чтобы не мечтала! А я бегу по любому зову. Правда и он мне ни в чем не отказывает, только мне от этого не легче! Плохо мне так, что хочется сдохнуть, вот прямо сейчас! И он же знает это, и все равно продолжает издевательство! Можно же прекратить общение, но нет. Все равно найдется причина, по которой мы встретимся и кинемся друг другу в объятия! А потом я буду рыдать под одеялом! Зачем мне это? И тут я услышала мамин голос.

– Галя, а этот Дима женат?

– Нет, мамочка, не женат. Только это ничего не значит.

– Почему?

– Потому что. У него дырка в голове.

– Это как?

– Обыкновенно.

– Галя, я ничего не поняла.

– Ну во-первых, мамуля дорогая, вспомни, у меня двое детей, фиг знает от кого, и в добавку к этому нет ноги.

– Ну я то об этом знаю. Но вдруг.

– Ни в этот раз

– А что, так и сказал?

– Он сказал, что не собирается женится вообще.

– А почему?

– Потому что не хочет.

– Почему не хочет?

– Мама, он тебе свой телефон оставил?

– Оставил.

– Позвони и спроси.

– Галь, ну скажи, он классный мужик?

– Да, мама, он классный. Тебе то он все хорошо сделал?

– Так классно, что я и не ожидала! И палату двухместную выпросил, и обследовали меня от макушки до пяток, и назначения были классные. И я прямо помолодела на десять лет. Я даже ему коньяк купила!

– Взял?

– Я знала, что не возьмёт, в машине оставила.

– Молодец. Догадливая.

– И что с ним не так-то?

– С Димой что ли? С ним все не так. Он вылечит всех, тебя, меня, моих детей, Витю, но женится на мне он не будет.

– Совсем ему не подходишь?

– Мамааааа! Ты то хоть не рви мне душу!

– Ладно, больше не буду. Только ответь на один вопрос. Нет, не на один, на два.

– Спрашивай.

– С чем он в психушке лежал?

– Он алкаш, мама

– Такой же как Витя?

– Не знаю, не видела. Второй вопрос давай.

–С Иркой что?

– Сказали в ближайшее время.

– Кто сказал?

– Димина мать

– Ты веришь ей?

– Верю.

– Тогда будем ждать.

– Витька приходил?

– Да, вчера

– И что?

– Я ему дверь не открыла.

– Откуда знаешь, что он?

– В окно видела.

– Долго стучал?

– Минут десять. Потом к Насте пошел. А меня же сколько дома не было? Нечего Насте ему было сказать. Быстро ушел.

– Значит явится сегодня к вечеру. Я сбегаю пока к методисту, а то придет, другие заботы будут.

– Беги. Учится надо. Тем более осталось чуть- чуть.

Я переоделась и рванула в институт. О чем я думала, пока ехала? О нём. Ведь можно же было выйти на рынке и пойти в институт через Диму. Я точно знала, что он дома. Как я хотела к нему прижаться, не смотря на то, что расстались мы с ним всего три часа назад! Как же меня тянуло к нему. Какая учеба? Какой диплом? Какие методички? Какие контрольные? В мозгу ярким пламенем горело имя ДИМА. Господи, дай мне терпения! Потому что Дима, это дорога в никуда. В принципе так же, как и Витя. А где взять дорогу, которая приведет туда, куда мне надо? А нет ее. Потому что даже я сама не знаю, куда мне надо.

Я взяла себя в руки и проехала до автовокзала. Ура. Получилось. Перед дверью института я наконец то стала думать об учебе. Потому что надо. Потому что до защиты осталось месяцев восемь, а у меня в голове что? Ласки и поцелуи? Быстренько перестроилась и пошла слушать лекцию о дальнейшей учебе. Лекцию мне, конечно, прочитали. И даже маршрутный лист нарисовали. Что, где и как взять сегодня. Кто из преподавателей за оценки берет и что берет? Кто принимает досрочно. Кто как принимает. Что надо учить, а что достаточно почитать, и все будет хорошо. Я все запомнила и пошла реализовывать.

Через сорок минут я добыла все методические материалы, получила все учебники, как могла упаковала их. Я вышла из дверей родного института и села на лавочку под памятником Ленину. Вот как Ленин здесь оказался? Здесь же сельхозинститут, а не академия ленинизма. И не успела я сесть, сразу в голову мне полезла всякая ерунда. Например то, что на трамвае можно доехать до Димки, а он увезет меня с моим грузом до дома. Когда же он покинет мою голову? Да, когда я рядом с ним, я просто в раю. Но это обычно в разы короче, чем ад, который наступает в тот момент, когда мы расстаемся! Я поняла, что надо бежать от этих мыслей и побежала к автобусу.

До остановки я, конечно, добежала, и тут силы у меня закончились. Я села в автобус и поняла, что устала, как собака. Нет, не конкретно от того, что тащила книги, а просто от этого дня! Да и что скрывать? Все соки из меня ещё утром выпил Дима. Герой моего романа, самый лучший из мужчин. Но каким бы он не был, он прочно засел в моей башке, и не собирался ее покидать. Я беспрестанно думала только о нем. Больше ничего меня так не волновало, как этот персонаж. От мысли о том, что я его больше не увижу, мне становилось страшно и хотелось плакать. И сидя в автобусе, я думала не о том, как я буду готовиться к сессии, а о том, что бы такое придумать, чтобы опять оказаться рядом с этим врачом.

Вот с такими мыслями я пришла домой. Какая учеба? И я решила навести дома идеальный порядок и идеальную чистоту. Мысли, конечно, местами отходили на второй план, но покидать мою голову они не собирались. Я отвлекалась, когда переключалась с мытья полов на мытье окон, а при однообразной работе в моей голове главенствовал Дима. Все думы и мечты были только о нем. Очнулась я уже в темноте, когда, приведя квартиру в идеальное состояние, перегладила все белье, которое нашла, перестирала все, что можно было постирать. Спать я завалилась с чувством выполненного долга, и счастливая от того, что Витя не пришел.

Утро наступило по расписанию. Со своим горем я пережила ночь, поэтому было легче. Дима присутствовал в голове, но прятался куда то, когда я открывала учебники. Поэтому второй день дома я посвятила написанию контрольных и рефератов. Так как я просто глушила мысли о Диме, производительность труда была фантастической. К вечеру я прямо пританцовывала, глядя на то, что я успела сделать за день. Ну а потом я переместилась на кухню, и наготовила всего, что только можно было наготовить из имеющихся продуктов. Вити снова не было. А Дима в голове присутствовал. Хоть реже, чем вчера, но отсвечивал.

Витек явился вечером третьего дня. Подумать только! Без скандалов, без претензий, с подарками и улыбкой беззубой. Я сильно не стала рисовать радость на своем лице, и так тошно, а тут еще строй из себя любящую жену. Трезвый, правильный. Мне тогда было очень интересно, он точно не пьет, или не пьет только рядом со мной? Но я так и не узнала об этом, и склонна думать, что он все-таки держал себя в руках. Где взял силы? Не знаю. Но теперь догадываюсь. Но теперь это точно не важно и не имеет смысла. А тогда я, сидя за столом, мысленно привыкала к тому, что теперь рядом со мной будет этот мужчина, и сейчас мы пойдем спать. Вместе.

Но в кровать я не торопилась, ну понятно почему. Вдруг этот товарищ захочет проявить любовь к матери своих детей? Я это конечно переживу, но не очень хочется этого контакта. Вернее, совсем не хочется. Потому что после рук хирурга чувствовать на своем теле Витины ручки крючки, это надо было настроиться. Да просто лечь с ним в одну постель для сна для меня сегодня будет сложновато. Может уйти и заснуть, пока они милейшим образом беседуют с моей мамой. Ведь Витюшке этот и.н.т.и.м, как рыбе зонтик, может и будить меня не будет?

Я потихоньку удалилась, усыпила Ольгу, и попутно заснула сама. То ли стресс на меня так действовал, то ли страх. Что в принципе одно и то же. Но Витек то тоже хотел каких-то гарантий, и прекрасно знал к чему я очень не равнодушна. Он наивный только не знал о том, что до него, буквально три дня назад, меня ублажал Дима, лучший из лучших. И конкурировать с ним Витюшке, вообще не имело смысла. Поэтому он, когда до него дошло то, что меня давно нет за столом, помог моей матери убрать все со стола, и почти побежал в койку исполнять супружеский долг.

Ему же нужна была моя благосклонность. Во-первых, потому что теперь я была его личной кубышкой и гарантией сохранности финансов, а во вторых, я была гарантией его жизненного комфорта. Поэтому, как он считал, надо было срочно меня осчастливить ласками. Но я уже спала. Но тогда это не могло его остановить. Он же знал, как я реагирую на приглашение к и.н.т.и.м.у. И он приступил, осторожненько, с перерывами. Но я же заставила себя спать, поэтому особо просыпаться не хотела. Но он старался. Как мог.

И в полусне я включилась в этот процесс, и все пошло по накатанной. Но тут случился сбой. В самый ответственный момент, я, как всегда, закричала. Но совсем не то имя, которое ожидал услышать Витя. Проживая волну восторга, я, забывшаяся во сне, посвящала благодарность Диме. Но. Как только я произнесла это имя, я мгновенно проснулась и поняла, что сотворила. И замерла в ожидании наказания. Ну заслужила же! Знаете что? Наказания не последовало. Витя сделал вид, что не слышал этого. Ну а я то не презентовала свое просыпание. Типа покричала во сне. Может он думал, что я не поняла, что сотворила? Но ему точно было выгодно это перетерпеть. И он это сделал. А я вела себя как мышь, но удивилась.

Витя спал, а я ждала наказания. Я так привыкла. Ни фига се че сотворила то! Это же самому тупому понятно, чем я занималась! И тем более, с кем я занималась! Я протряслась полночи. Не из за того, что ждала наказания прямо сию минуту, а потому что думала, что это наказание последует утром. Одно дело догадываться о том, что у тебя растут рога, но совсем другое дело, быть уверенным в этом. Тем более Вите. Ведь, по его словам, он же прямо настоящий мужик, а настоящему мужику никак не положено рога носить! И тот, кто эти рожки заставил расти, обязательно будет наказан! Это я так думала! Потому что мне казалось, что Витя мужик.

Поэтому утром я подорвалась ни свет, ни заря, завтрак ему накрыла, в глаза заглядывала, ждала, хвостом виляла. Ждала наказания за блуд и р.а.з.в.р.а.т. Но никаких примет бури не было. Но я все равно была наготове. Потом я стала размышлять над происшедшим. Может он заспал все это? Но он же не пьяный был! Или не слышал имени, которое я успела повторить два раза? Да ну, я же знаю с какой громкостью это делала! Это нельзя не услышать! А почему меня тогда простили? Как это могло случиться? Почему он спустил это на тормозах? Такого не может быть, потому что не может быть никогда! Но это же было?

Спустя годы я пойму, что Вите, по сути, наплевать на то, с кем я сплю. Но если я решилась на это, я должна это сделать так, чтобы никто не знал. А он это переживет. Эта сторона супружеской жизни для него не была ценной. Не знаю, что уж конкретно думал о физической измене. Моей, конечно. Но вот за измену я никогда не огребалась. Хотя в тот момент я первый раз прокричала в самый ответственный момент чужое мужское имя. А сколько еще будет этих разов? Не пересчитать. Но лишь один раз мне прочитают лекцию на тему моего ужасного поведения. Да и то потому, что я изменила так громко и ярко, что знали почти все окружающие.

А в тот момент я еще не понимала, что это для него не важно. Вот если бы моя касса переехала в дом к другому мужику, он бы задумался, а может быть и поскандалил. Но это не точно. Скандал, наверное, случился бы наверняка, если бы я его жратву скормила другому мужчине. Вот это бы его вывело из себя. А мои загулы, не важно с кем, его не раздражали, вообще. По крайней мере, я этого не увидела ни разу. Хотя, он прекрасно знал, что девушка я не очень жадная, и, если мне понравился мужик, я не буду особо сопротивляться. Но это все я пойму несколько лет спустя. А он будет пытаться манипулировать, используя именно это мое качество.

Но это будет еще не скоро. А в тот момент я все-таки ожидала наказания еще дня два. А потом поняла, что наказания не будет, и вроде как стала привыкать к новой реальности. А что мне приготовила новая реальность? Все, как всегда. Смену у плиты, суету по дому, мою личную подготовку к сессии, и еще отслеживание действий железной дороги, ведь от квартиры я не собиралась отказываться. Но, а Витек на тот момент, если сказать на современном языке, работал вахтами. То есть на шабашках. Его друган Вова искал того, кому нужно было срочно что-то построить, и потом они вдвоем или втроем кидались на стройку.

Обычно это было в ближайших бурятских деревнях. А Витя сейчас был трезвым, и поэтому конфликтов с бурятами у него не возникало. Опять же, при всем моем негативном отношении к нему, строить он умел все, что можно было построить, из любого строительного материала. И если бы у него были мозги, еще в те годы можно было раскрутиться и создать строительную фирму. Но мозгов у него не было. Именно предпринимательских мозгов. А еще он никак не переживал за свою репутацию, в любой момент он мог бросить то, что делал, и ему было плевать на подписанные договора. Понты ему дорого обходились. Вернее мне. Я же кормила его детей.

А скандалы в то время, не важно где, на работе, дома, стали неотъемлемой частью. Догадайтесь почему? Да потому что он действительно бросил пить. На силе воле. А что может быть страшнее сухого алкоголика? Жены бросивших через себя, знают, как меняются эти люди. И я узнала. Хотя, для меня, сильно ничего не изменилось. Но я изначально думала, что бросивший пить Витя, будет другим. Ничего подобного. Пьяный псих Витя, превратился в трезвого психа Витю. А крайней, конечно, была я. Если он не давал мне оплеухи, он изводил меня морально. Так он компенсировал отсутствие алкоголя.

Когда Витек находился дома, жизнь моя, как всегда, превращалась в ад. Тогда мне казалось, что я сама во всем виновата. Там не убралась, здесь белье не успела погладить, не успела добыть продуктов в нашем голодном городе. А сейчас то я просто понимаю, что он просто не умел жить без скандала. Ну вот так видимо жила его семья. Он то больше ничего не видел, с чего он будет добрым и внимательным? Но мозгов у меня было маловато, поэтому шелестела я всеми юбками, лишь бы угодить своему господину. Он как был для меня богом, так и остался. Он мог и пощечину дать, и просто устроить истерику, а я терпела и молилась, чтобы пронесло.

Зря молилась, не проносило никогда. Куда ему было девать свои алкогольные психи? А психи были серьезные. Я, честно говоря, не понимаю, как он сдерживал себя от алкоголя, но догадываюсь, что за мой счет он перенес это вхождение в трезвость. Мне удивительно, как я это все пережила и не умерла от стресса, не залезла в петлю, не вскрыла вены. Откуда силы брала я в то время? Мало того, что днем мне покоя не было, главное шоу начиналось тогда, когда нормальные люди готовились ко сну, чтобы успеть отдохнуть, для восстановления сил и вступления в следующий день.

Я вставала рано, потому что и купить что-то надо было успеть, и еды приготовить, которая поглощалась ведрами. Еще была Оля, которая требовала внимания, хоть и не так много, как другие дети. Кроме всего прочего были еще бытовые проблемы и учеба. За день я так уставала, что ждала ночи, как манны небесной, чтобы отдохнуть от жизни, от забот, и от Вити в том числе. Я засыпала мгновенно. Но это не имело значения. Отдых мне не грозил. Потому что в этот самый момент у Вити появлялось желание либо утроить мне скандал, либо разбор полетов. А уж разбирать завсегда было что. Ведь по его версии я была главной неумехой России.

А что ему было не разбираться после заката? Он ведь, в отличие от меня, спал до обеда, и целый день жрал и давил диван. Сил набрался, темы для разборок придумал, можно начинать. Как только он был эмоционально готов, его мерзкий голос сквозь сон пробивался в мои уши, или просто вливался в мой сон. Но он же мог просто пробубнить свои претензии, и отстать от меня. Но так ему было скучно. Ему нужно было, чтобы я открыла глаза и слушала его мерзкие речи. И я, у которой вообще не открывались глаза и не работали мозги для того, чтобы как то воспринимать этот мир, вынуждена была снова проснуться и внимать господину.

Это могло продолжаться часов до двух, до трех, он просто кайфовал от того, что я засыпала, и меня можно было привести меня в себя просто пощечиной. Замечательное средство! А как мне то нравилось! Но в итоге наступал момент, когда я уже и на пощечины не реагировала. Я просто спала. Думаете его это смущало? Да ничего подобного. В этот момент он просто мог меня сбросить с кровати. Я улетала на пол, просыпалась и не могла понять, что со мной происходит. Но потом по продолжению речи догадывалась, что продолжается мое воспитание. И что-то мне казалось, что он не просто издевается, он мстит мне. За то, что кричу не то, что положено.

И еще какое-то время я все это слушала, сидя на полу. Но всему приходит конец. И Витя успокаивался во второй половине ночи. Иногда переключался на чтение, или засыпал. Если он читал, я тихонько засыпала на полу, благо там лежал коврик. Если он засыпал, я заползала на край дивана, и впадала в небытие. Почему небытие? Потому что в любой момент ждала гадости от этого мачо. Мне тогда казалось, что, если я когда-нибудь увижу его мать, Дуську, я так же, как ее сын, настучу ей по лицу. А потом я поняла, что это уже сделал Витя, давным-давно. Именно поэтому он и ко мне так относится. Мать позволила превратить себя в рабыню.

Но наконец то наставал красный день календаря, и Витек наконец то уезжал в какую-нибудь деревню строить коровник, или телятник, или управу. Я молилась, чтобы все это продлилось подольше, и от радости спала два дня. Наконец то меня никто не трогал, не шпынял, и не требовал вообще ничего. Наступала совсем другая жизнь. Человеческая. Я наслаждалась этим, и все мне было в удовольствие. Но мое состояние портил страх. Страх ожидания. Я ждала этого монстра каждый день. Это был самый большой минус. Но с ним приходилось жить.

Вот и не понять было ничего про мою жизнь. То ли живу, то ли боюсь. И самое обидное было то, что я понимала мерзость всей этой ситуации, и ни грамма мне это не нравилось, да какое там нравилось, меня это напрягало. Если бы я не была такой упертой в желании иметь рядом кого угодно, лишь бы в штанах, то я бы уже в тот момент завершила это сожительство. Но перспектива сплетен и осуждения пугала меня еще больше, чем Витя. Почему? Меня и сейчас это интересует. Кто навязал мне это равнение на тех, кого ни о чем не спрашивают? Не знаю. Скорее всего те, кто был рядом. Конкретнее сказать не могу. Не знаю.

Ну а в тот момент я впадала из крайности в другую крайность. Витя уезжал, я два дня спала и перенастраивалась. Просыпалась обновленной и бодро бралась за текущие дела и делишки. А они были. И они были только мои. Потому что в партнеры я выбрала себе безвольную и примитивную человекоподобную особь. Сейчас то я это точно могу сказать. Он ничего не решал никогда и нигде. Он всегда прятался за мою хрупкую спину. А потом, постфактум, вылазил из своего укрытия, и присваивал себе все мои победы, большие и маленькие. А я не возмущалась, я была готова на все. Лишь бы меня не сильно щемили, и проживали рядом со мной, создавая иллюзию почти идеальной семьи.

Вы даже не представляете, как красиво это выглядело со стороны! Ведь этот подлец на улице, поддерживал меня, чтобы я не упала, бежал забрать у меня сумки, называл меня:"Галочка, Гала". А дома он вздергивал меня на дыбу, и наслаждался моими воплями и стонами под этими пытками. Его это вдохновляло. Так он чувствовал себя мужиком. По-другому он не умел, и не собирался учится. Но опять же, кого винить, если я сама позволила загнать себя под плинтус. Я сама не ценила себя, и не хотела понимать, что Витя и не жил никогда так, как рядом со мной. Мне даже сейчас кажется, что он тогда впервые спал на белых льняных простынях.

Но вот он уехал, я отоспалась, успокоилась, вылежалась, и побежала выяснять что-нибудь про квартиру. Потому что сильно много я туда вложила, чтобы все это бросить посреди дороги. А дорогая ВСЖД написала мне гарантийное письмо и забыла про меня. Все это было написано на лице у секретаря. А по гарантиям, они должны были каждый месяц сообщать мне, какие дома достраиваются, какие начали строить, чтобы я могла сказать адрес, который меня устроит. Я понимаю, что секретарь то не при чем, и выяснять отношения с ней я не собиралась. Но пришлось бежать к Николаю Михайловичу, чтобы накатать претензию. Чтобы не забывались.

Еще несколько дней у меня ушло на то, чтобы получить вызов на сессию. Я сдала все контрольные, рефераты и курсовые. Все. Все текущие проблемы были решены. Кроме одной, самой больной, и самой главной. Освобождение моей младшей дочери. По идее, уже на днях она должна была вернуться домой. Так пообещала Юлия Борисовна. Не верить ей у меня не было повода. Условия нашего договора я выполняла. И я уверена в том, что она знала о том, сколько времени с момента заключения этого самого договора я провела с ее сыночком. Поэтому претензий у нее ко мне быть не должно. Ждать? Или позвонить?

Проще конечно было позвонить Диме. Я точно знаю, что он бы по первой просьбе сходил бы в соседний подъезд и узнал обстановку. Но я боялась. Боялась услышать его голос, боялась побежать к нему просто по намеку, и опять тащить себя за уши из озера плотских утех и душевного покоя. Я же не железная. Сколько можно повторять боли? Лучше перетерпеть. Подожду еще неделю, а потом позвоню Юлии Борисовне, и в конце концов схожу к ней в гости. Ну будет же повод. Она обещала месяц. Напомню ей, что месяц прошел. Но надо найти себе занятие на неделю, чтобы не сожрать себя собственными мыслями. И я нашла занятие.

Занятие было совершенно не свойственное мне. Но зато долгоиграющее, и отвлекающее. Да и вроде полезное. Соседка, которая работала в лаборатории по болезням птиц пришла с предложением. Оказывается, их партнеры, колхозы или что там тогда было, снабдили их сельхозпродуктами чуть ли не даром, но даже после того, как все себе набрали и огурцов, и помидоров и капусты, осталось всего до фига. Поэтому нужны банки, и можно прямо у нее на работе наконсервировать этого всего. Потому что там есть автоклавы, и там же можно все это пастеризовать. Я согласилась.

Я прямо выпала из этого мира в поисках банок, специй, а потом в поисках машины, чтобы все это привезти домой. У меня никогда в жизни не было столько консервации! Около ста банок, разного объема! На фига оно мне было надо? Я это не ела, никогда. Вообще не понимаю, зачем это кому надо. Но эта деятельность меня классно отвлекла, и сильно укоротила неделю. А в конце недели явился Витя.

Витя явился неожиданно, рано утром, меня это напрягло. Ну, потому что. С какой целью он так сделал? А что цель была, я точно знала. Этот персонаж ничего просто так не делал, никогда. Все с целью. Хотел подловить меня на моих левых ходах? Зачем? Он прекрасно догадывался о моем развратном настоящем, он же не дурак. Так вот, явился. И я почти сдулась, почти сразу. Ну сразу же все перспективы обнулились. И смысл жизни потерялся. Но он ближе к обеду сказал, что уедет, как только его друг Вован добудет нужные стройматериалы. Мне это было, как бальзам на душу, ведь я уже настроилась звонить Диминой матери.

Витюшке очень понравились мои заготовки. Он сам сварил картошки, водрузил в огромную миску и огурцов и помидоров, и даже капусты. Все это расставил у телевизора, и расположился в кресле перед телеком. Слава богу. Вите, что тогда, что сейчас было все равно что смотреть, слава богу, можно не танцевать перед этой жирной харей! Я хотела уже выйти из комнаты, но тут через открытое окно услышала, как верещит Ольга, которая была на улице с мамой. Нет, Ольга не плакала, а она с кем-то ругалась, причем громко, хотя детская площадка была далековато, а я слышала ее голос как будто она была под окном.

Я подорвалась и метнулась на улицу. Я все правильно поняла. Ольга дралась, и во время драки ругала того, с кем дралась! А дралась она с мальчиком, который был больше ее по габаритам и был сыном моей первой любови. Сейчас всех разнесу! Но Ольга хорошо справлялась и без меня. Потому что она была худенькой и шустрой, а мальчик толстым и неповоротливым. Поэтому пока мальчик разворачивался, Ольга успевала огреть его совком для песка раз пять. Но мальчик все-таки успевал ее иногда ударить. Но он бил кулаком, и кулак у него был ничего себе кулак, не смотря на их возраст. Два года и чуть-чуть.

А папаша стоял рядом и наблюдал за этим! С ума сошел что ли? Твой сынуля все-таки достает до моей дочери, чего наблюдаешь то? Убери его! И я сорвалась, и меня понесло, длинная эмоциональная речь с полным отсутствием русских слов. Одна табуированная лексика. Но если честно, он этого не заслужил. Картинка была смешная. Ольга лупцевала партнера, а он по мере возможности отбивался, но из-за того, что он был толстым, получалось плохо. В общем, было скорее смешно, чем грустно. Но у меня было поганое состояние. Поэтому я и орала, как бешеная. А тот, которого я когда-то любила, смотрел на меня с недоумением.

– Галь, ты чего сорвалась то? Ничего же не случилось?

– Конечно, это же не твою дочь бьют!

– Да, не мою. Это твоя дочь бьет моего сына

– Давно мог разнять их. Дерутся же дети

– А мне интересно как она его окучивает. Шустрая девочка

– Ты идиот, что ли?

Я подхватила Ольгу, сделала два шага в сторону мамы, и тут увидела Димину машину. Ноги у меня подкосились. Не подумайте, что я номер помнила, или увидела Диму за рулем, нет. Машина у него была такого цвета, что ее невозможно было спутать с другой. Но я все равно перевела взгляд на водительское место. Это без вариантов был он, Дима. Господи, что же за день то такой? Один приперся, второй приехал, а мне то что делать? Дима сделал жест головой, который приглашал подойти, и поехал из двора. Слава те господи, хоть понимает, что не надо здесь никому мозолить глаза, кругом одни партизаны. Я кивнула в ответ, поняла мол.

Я подошла к маме, которая трепалась с бабками на лавке, и отдала ей Ольгу. Она, увидев мою направленность, подняла вопросительный взгляд.

– Ты далеко?

– Нет, до Пушкина дойду. Там Дмитрий приехал. Может уже Ирку отдадут

– Давай беги

– Витьке наври чего-нибудь

– А что врать то? Скажу правду. Дочь то его

– Не надо, пожалуйста

– Ну хорошо. А че наврать то? Надо же договорится, чтобы врать одинаково

– Наври, что пошла Нинке помочь, за то, что она нам овощей предложила

– Поняла. Иди

И я пошла, на ватных ногах. О чем я тогда думала? О том, что он не приехал бы просто так. О том, что хочу прижаться к нему всем телом. О том, как справиться с собой и через пятнадцать минут вернуться домой. Ну вот почему этот чертов Витек вернулся именно сегодня? Когда я видела этого мужчину, мозги мои отключались вообще, и мне было все равно, что будет потом, и как меня отоварит Витька. Помните у Пушкина:"Старый муж, грозный муж, бей меня, жги меня, я тверда, не боюсь не ножа не огня". Вот в тот момент мне было все равно, как меня будут бить. Я соскучилась, я истосковалась, я хочу его!

Господи, включи мои мозги вовремя!

Я почти бежала по двору. Мимо газгольдеров, вниз по лестнице. Если вдруг Витек нечаянно выглянет в окно, то не увидит меня. Он мне не нужен в эти минуты. Сейчас за угол заверну и буду в безопасности. Все. Можно прислонится к стене и отдохнуть. А потом дохромаю до Диминой машины. Вон она, метров тридцать. Газон какой замечательный, трава с меня ростом, машину видно, если знаешь, что она именно там стоит. Ольгу пристроила, от Вити убежала, интересно сколько у меня есть времени? И как этим временем распорядится? Не знаю. Но отказывать я ему не собираюсь. Не для того я сюда прискакала, чтобы не прижаться к нему.

– Привет. Пойдем в машину, а то стоим у всех на виду.

– Сейчас пойдем. Я что-то переоценила себя. Надо было помедленнее.

– Ну если не можешь идти пока, то слушай. Документы на твою Иру уже у матери, осталось какую-то печать поставить. Сказала, что поставит через два дня. Можешь прийти или домой или на работу. Приходи домой, а? Зайдешь ко мне в гости.

– Прийду, зайду.

– Но идти в дом малютке надо твоей матери. Что ты там устроила, что они тебя видеть не хотят?

– Хорошо. Мать сходит. А когда можно идти?

– Лучше на следующей неделе.

– Это все инструкции? Или еще есть?

–Это все, что хотела передать мать. Пошли в машину, а?

– Что мы будем делать в машине?

– Целоваться, Галя!!!! До одури, до синих губ.

– А потом мне Витя в глаз даст?

– Ладно. Тогда будем целоваться до одури.

– А дальше Дима? Или ты хочешь сказать, что мы нацелуемся и пойдем по домам?

– Поехали ко мне, а? Быстро, туда- сюда

– Нет, идем в машину

Ну и все. Трава выше крыши, мозги отключились, и поцелуй, длинною в жизнь. И Димины руки, которые обследовали мое тело. И что теперь делать? Рожа горит, щеки красные. Иди покажись Вите, и вечер станет насыщенным. Но уходить из машины без завершения я не хотела. А в машине я вообще это не представляла. А время шло, идей не было. Только поцелуи и горячие руки. Мы даже ничего друг другу не говорили. Наверное, каждый понимал, что сегодня у нас просто пустые хлопоты. А я совсем не хотела, чтобы хлопоты были пустые! Я же уже пришла сюда. И тут я вспомнила Галюню. Правда давно я с ней не общалась, но попытка, не пытка.

– Деньги есть, Дима?

– Что за глупый вопрос?

– Тогда поехали

– Куда?

– Прямо, направо, направо и налево во двор

– Ты уверена?

– Нет, не уверена, но попробовать можно, так?

– Попробуем, без вопросов.

– Ну и чудесно

– А что в том дворе?

– Одно хорошее место

– Точно хорошее?

– Сейчас узнаем

Мы заехали во двор. И, о чудо, нам навстречу по двору шла Галя, собственной персоной. Только была она какая-то грустная. С чего бы это? Мы притормозили по моей команде.

– Привет, Гал, дома у тебя кто-нибудь есть?

– Нет у меня дома никого и ничего

– А ты куда пошла?

– К родителям, в холодильнике даже яиц нет.

– Долго будешь ходить?

– Часа два. Я бы и ночевать там осталась, но братец Толя с женой развелся, теперь живет у них.

– Не надо ночевать. Денег тебе сколько дать?

– Трояк давай. Белье чистое возьмешь в антресолях.

Дима протянул ей пятак, я взяла ключ, и мы подъехали к подъезду. На четвертый этаж Дима нес меня на плече через две ступени. Дверь долго не хотела открываться. Наконец то. И все. Все рамки сломались, все границы рухнули. Какое белье, какая кровать? Нас как раз хватило до Галькиного коридора. Хорошо, что у этой женщины всегда и везде была идеальная чистота. Поэтому наше месторасположение меня вообще не смущало. А Дима вообще понял, где мы примостились только тогда, когда все закончилось с обоюдным удовольствием. Чем дольше разлука, тем радостней встреча. Мы взорвались и замерли.

– Все, пусти меня, я пойду домой.

– Галь, ну что торопишься то?

– Дима, меня там Витюша перед телевизором ждет.

Дима помог мне встать, и я пошла в ванную, не столько для того, чтобы смыть следы любви, сколько для того, чтобы охладить красное лицо. Только зря я это делала. Дима в это время застилал постель. Бельем из антресоли.

Когда я вышла из ванной, готовая к расставанию, посреди коридора, загородив путь к двери, стоял Дима.

– Гал, я постелил белье. В антресолях взял, как сказали

– Нет, Дима, можешь переночевать здесь, Галька мешать тебе не будет, это я тебе гарантирую. Она этого дела не любит.

– Мне не нужна другая Галя, мне нужна ты, которая любит это дело. Я для тебя стелил

– Дима, там Витя сидит у телевизора

– Галя, с момента нашей встречи прошло двадцать минут. Еще столько же, и я высажу тебя у магазина. У тебя же окна во двор? Никто и не заметит

– Дима, а что бы ты подумал, если бы твоя жена пошла за ребенком, который гулял под окном, и пропала на час?

– Галя, ну это же фантастика? Зачем моей жене уходить, когда все есть дома?

– Дима, пусти. Я на днях приеду к твоей матери и зайду к тебе

– Конечно ты зайдешь, но это будет на днях. А я стою рядом сейчас. Что изменит двадцать минут? Сколько мы уже перепираемся? Уже бы успели.

– Дима!!! Неужели это сейчас главное? Меня от страха трясет

– Нет, Галя, тебя трясет не от страха, а от предвкушения. И меня трясет. И я стою тебя упрашиваю, как дурак, хотя могу просто унести на чистые простыни

Я стояла посреди коридора, смотрела на него, и понимала, что он прав во всем. Да, я боялась последствий своей прогулки. Но кто знает, чем я занималась этот час? Никто. Витя может только догадаться. А скорее всего такое ему в голову не придет, потому что сам он так не умеет, это для него за гранью. А если выпить стакан портвейна для запаха, он подумает, что я бухала у Насти. И триндюлей я получу совсем не за то, что я делала. Но все равно же получу? Тогда какая разница за что? Вот что я действительно хочу? Домой? Нет. Хочу прижаться к Диме и позволить ему все. И что я тогда стою? Я сделала шаг вперёд и обвила Димину шею руками! Будь, что будет!

Так как я просто отключила свой критический разум, мой мозг не следил за минутами, а тело реагировало на каждое прикосновение, и на каждое движение! Это был верх блаженства. Но длилось это мгновение. Потому что я была готова, потому что Дима был готов, потому что мы идеально совпадали. После первого раза мы даже останавливаться не стали. Мы по-быстрому восстановили свою готовность объятиями, поцелуями и словами. Ну а так же стонами и криками. И второй раз не заставил себя долго ждать. Тело мое трепетало, душа пела частушки. Но надо было вставать и идти. Двадцать минут прошли.

– Галя, вставай. Пора. Теперь точно пора

– Надо убрать все это

– Я уберу, квартиру закрою, куда ключ?

– Ключ в почтовый ящик.

– Собирайся, хромай к машине, я тебя догоню.

Догонять ему меня не пришлось. Пришлось опять тащить на плече. Потому что лицо мое горело, надо было как-то его успокоить. А еще надо было сделать так, чтобы от наших любовей не осталось никаких следов. Поэтому я собралась, а Дима убрался почти одновременно. Я глянула на свое отображение в зеркале. Вполне терпимо. А еще в зеркале отображался Дима. И через это стекло он смотрел мне в глаза. Вот что он не видел в этих глазах? Ведь сейчас опять затормозим, а уже точно нельзя! Но теперь я тоже смотрела ему в глаза, и согласна была смотреть вечно.

Но он выставил меня на лестничную клетку, закрыл дверь, с и со мной на плече пошёл вниз. В машине мы уже не разговаривали, зачем тревожить разум? У магазина я вышла почти на ходу, и почти сразу превратилась в примерную жену, которая изо всех сил торопится домой. А сердце внутри колотилось, как бешеное. То ли от страха, то ли от счастья. Я зашла в подъезд, придержала дверь, чтобы она не хлопнула, и прошла своих восемь ступенек до квартиры. Сделала глубокий вдох, и открыла дверь. Вити у телевизора не было. А мама покрутила пальцем у виска.

Я пошла в наше семейное гнездышко, как на расстрел. Господи, дай мне терпения. Я открыла дверь и приготовилась врать. Зря. Витек спал. Слава тебе, Господи. Наверное, обожрался до обморока.

Я не стала шуметь, пошла к маме, делится новостями. Мама слушала меня и хлопала в ладоши. Иркино освобождение для нее было очень важно. И тут оно наконец то превратилось в осязаемое действие. В общем, настроение я ей подняла. И мы решили это отпраздновать рюмочкой коньяку. Вот когда-то в молодости ранней, мне казалось, что моя мама скандалистка, а вот, пришёл возраст, когда у нас с ней полная гармония. Единственное, что она никак не могла донести до меня, это то, что Витюшку надо выставить вон из нашей квартиры и это будет правильно. Но я не слышала совсем её слов. Просто не хотела слушать.

А вот быть за ее широкой спиной мне нравилось. Она все умела, все могла, и всегда держала руку на пульсе. На моем пульсе. И какие бы я истерики не закатывала, какие бы дикие поступки не совершала, она прощала меня заранее. Она готова была пойти на любые жертвы, лишь бы мне было хорошо. Но я, глупая озабоченная несчастная девочка, тогда не понимала, что мама, это единственный человек, который поможет мне в любой ситуации. И поддержит меня в любое время. Вот и в тот вечер мы сидели обнявшись, с бутылочкой коньяка и мечтали, что в течение недели наша маленькая Ира вернется домой.

Спать я пошла с надеждой на то, что Витя не задержится в Иркутске надолго и поедет на свою стройку. Но у Вовы что-то там не получалось. Он пару раз утром прибежал, чтобы рассказать Вите о проблемах. Но Вите вообще не надо было рассказывать о проблемах, он их не умел решать, зато он хорошо зверел. Потому что ему видимо тоже хотелось уехать из Иркутска. Ну и он, осознав, что сегодня уехать ему не удастся, начал вымещать свою неудовлетворенность, конечно, на мне. А я то, наивная, думала, что если он заснул раньше, чем я пришла, то ничего и не заметил. Эта была не Витина история. Если он не заметил, то он придумает. И в тот день был видимо тот случай, к вечеру началось.

Сначала он мне припомнил, что я пошла за ребенком, и пропала. Я, конечно, сообщила ему, как было договорено с мамой, что я помогала Нинке в знак благодарности за консервы.

– Что это вы с Нинкой делали два часа? Курям головы рубили в ее шарашке?

– Меня не было всего полчаса.

– Ты меня за дурака то не держи, что, думаешь, если я спал, то ничего не слышал?

– Витя, я пришла через тридцать минут, самое большое через сорок. И да, ты уже спал.

– Это показалось тебе. Я тебя ждал т.ва.рь.

– Ты в честь чего меня оскорбляешь? Что опять не так?

– Ты что не понимаешь? Все не так!

В этот момент я поняла, что ему все равно до чего докопаться, ему нужен скандал, потому что у него в корень испорченное настроение! Ему все равно, где я была, с кем была, и была ли вообще, самое главное устроить скандал. Но надо его устроить так, чтобы теща не слышала. Потому что обязательно придет, и неизвестно чем скандал закончится. Поэтому он не кричал, а шипел на меня. И когда я пыталась доказать ему в полный голос, мигом затыкал меня. В итоге разборки шли громким шепотом. Но я понимала, что надо замолчать, пока этот урод не завелся до края, и опять не надавал мне оплеух.

Но он уже завелся, и в тот момент, как я понимаю, думал о том, как сделать мне побольнее, и морально, и физически, и для начала сел на свою любимую тему. На мой интим с собаками. А как же? Я же кинолог! А каждый кинолог потому и кинолог, что занимается этим самым с собаками. Оказывается, всю свою молодость я занималась именно этим. И вчера вечером мы с Нинкой удовлетворяли похоть Нинкиного старого кобеля, Кучума. Кучум был западносибирской лайкой, лет десяти от роду. Я сначала слушала это и пыталась оправдаться. А потом до меня дошла бредовость этой ситуации и Витиной речи.

Какие воспалённые мозги надо иметь, чтобы придумать такое? А ему было все равно, что придумывать, лишь бы я захлебнулась слезами. И мне реально было очень обидно. Ну что это за фантазии. Для чего это? Он вообще дурак? И я озверела. Эмоции перекрыли мозг.

– Да лучше со старым Кучумом спать, чем с тобой. Ты же не мужик, ты подделка.

Это я сказала не подумавши. Дальнейшее развитие ситуации я не помню. Но очнулась быстро. Я лежала на полу, а Витя трес меня за плечи. Взгляд этого чудака был испуганным.

Витя трес меня за плечи. Я открыла глаза и увидела испуганный взгляд. Че испугался то, убогий? Вообще голова не работает? Чуть чего стазу надо в аут человека отправить? А что он со мной сделал то, что я сознание потеряла? И тут я почувствовала, что у меня болит шея. Вот же садист! Опять душил! Ну что за страсть такая? Чуть что, руками за шею? Сейчас вся шея посинеет, потом почернеет. Но глядя на Витю, я поняла, что шея уже посинела. Сучок криворукий. Мне на днях к Юлии Борисовне идти, и куда я эту шею прятать буду? Ой ты, какой сразу заботливый стал! Поднял меня, на кровать уложил, ссыт. Не ссы Витя, я же дура.

Все. Дальнейшее мое проживание превратилось в сказку. На ближайшие сутки. Она, конечно, эта сказка, может бы и больше продлилась, но через сутки Витя уехал к бурятам. А я встала к зеркалу и рассматривала свою шею. Да, картинка была прелесть! Он, придурок, меня двумя руками за шею ухватил. А ручищи у Вити, то, что надо ручищи. Поэтому на шейке моей отпечатался обруч, шириной в ладонь, темно синего цвета. Правда в некоторых местах просвечивала нормальная кожа, которую не задела ладонь орангутанга, но это не сильно влияло на общую картину.

Дня через три это почернеет. Как идти к Юлии Борисовне? А мне надо! И вообще надо заканчивать со всем этим быстрее. И самое главное, надо как-то набраться сил, и завязать с Димой. С ним, конечно хорошо, спору нет. Но без него так плохо, что хоть волком вой. Хорошо хоть Витя свалил. А то на одно говно, другое говно, это просто невыносимо. Им то хорошо, и одному и другому. Прямо, как в анекдоте. Хорошо Вите, дома вкусная еда, чистая постель, Галя старается. Хорошо Диме, всегда приласкают, выполнят любые постельные прихоти, Галя нежная женщина. Плохо только Гале. Мужика рядом нет.

Я полезла в шифоньер искать одежку, которой можно загородить шею. Все перерыла. Нашла такую кофточку в рубчик. Помните? Называлась "лапша" в старые добрые времена. Как раз воротник по подбородок. Вот в ней и пойду. Дня через два. А за два дня надо настроится, чтобы выйти от Юлии Борисовны и пройти мимо Диминого подъезда, все, хватит экстрима. Да, буду получать триндюлей, я к этому привычная, зато не буду страдать от безответной любви. Хотя может она и не безответная. Но мне вот в этот раз от этой любви прямо жить неохота.

Ведь я боялась к нему кожей прирасти, а все равно приросла. Больно так, что Витюшино удушение фигня по сравнению с Диминой добротой. Ведь он же знает, как я живу? Знает. Вот Славу он готов попросить, чтобы Витю загасили, а пригласить меня к себе жить не готов. Почему? Ответ то один. Я ему на фиг не нужна. Как бы он меня не ублажал, не исполнял желания, он же спокойно отпускает меня к Витюшке под кулаки. Мне это нравится? Мне вообще ничего не нравится. Но если бы Дима хотя бы пригласил меня к себе жить, я бы побежала босиком по углям. И он это знает.

Но свою позицию он обозначил еще в начале, и до сих пор она не изменилась. Я даже допускаю, что ему тоже плохо без меня. Но он то сам у себя один. Плохо? Плачь, бейся головой о стену, работай без выходных. Все равно легче, чем мне. А я что должна? Строить из себя порядочную, подстраиваться под Витю, разбираться с бытом, не забыть, что ты мать. И где-нибудь в этом списке найди место для Димы. Много места. Потому что с ним нельзя быстро. В него проваливаешься, как в яму. И не понять, то ли наслаждаешься равновесием на поверхности воды, то ли омут тебя затягивает, с концами?

И вот два оставшихся дня я провела в раздумьях. Чего больше в наших отношениях, плюсов или минусов? Как ни крути, плюсов выходило больше. Но что делать с той болью, которая болела внутри меня. Жгла сердце, раздувала голову, затаилась в печенке? Ведь нет его рядом со мной, и смысла жизни нет! Живу, как зомби. Что-то делаю, о чем-то думаю, кому то улыбаюсь. Но все это не имеет значения, пока на горизонте не появится этот холеный, красивый хирург с глазами цвета моря, и с изуродованной ногой. И тогда весь мир становится ярким и красочным!

Так нельзя жить. Замуж меня никто не позовет. Быть вечной любовницей, это вообще не то, к чему нужно стремится. Значит надо решиться. Я уговаривала себя на разрыв.

Завтра красное число календаря. Надо идти к Юлии Борисовне за бумажками. А как идти то? Юлия Борисовна приходит домой после шести, Дима после семи. Значит у меня на все про все час. Но ведь она может прийти и раньше? Или нет? Из всех правил бывают какие-нибудь исключения. Или нет? Бывают. Но если даже она придет раньше на 15 минут, как я об этом узнаю? Не сидеть же мне на крылечке её подъезда в ожидании счастья? И тут мне в голову пришла гениальная идея! Генка!!! От него до Димы десять минут мне, если напрячься, и пятнадцать, если идти просто. И я побежала звонить бывшему мужу.

– Привет, ты завтра в районе пяти вечера дома будешь?

– А я откуда знаю?

– Ну оставь мне ключ, где всегда

– А вдруг ты меня обнесешь?

– Гена!!!!! Чего у тебя красть то?

– Если поискать, то вполне можно найти

– Я не буду ничего воровать, давай договоримся, а?

– Договоримся. С тебя бутылка Агдама, ага?

– За Агдамом не пойду. Два рубля на столе оставлю.

– Не обмани, я тебе пригожусь

– Отстань. Завтра буду

– Жду

На завтра в назначенное время я стояла у Генкиной двери. Ключа в условленном месте не было. Я нажала звонок. Через минуту Генка скатился по лестнице и открыл дверь. Я всучила ему два рубля и похромала к телефону. А он, видимо поскакал в магазин. Я набрала телефон, который мне нужен. Длинные гудки. А что я хотела? Так и должно быть. Буду звонить через десять минут. Я уже хотела сесть на диван, но бес внутри меня не позволил этого сделать. Сердце стучало в горле, а я набирала номер Димы. Тоже длинные гудки. Слава те господи! Сейчас бы услышала его голос и побежала бы вприпрыжку, чтобы почувствовать на себе его горячие руки.

Хлопнула дверь, раздались шаги. Зашел Гена с бутылкой, достал стакан, и по интеллигентному налил полстакашка. Из холодильника достал котлетку, замахнул стакашек, откусил от котлеты и посмотрел на меня.

– Тебя что, душили?

– А что, видно?

– Ну не так чтобы очень. Я сначала не увидел. А сбоку видно. Вот тут под ухом.

Я подошла к зеркалу и увидела, так сказать следы. Чуть-чуть черноты узенькой полоской над воротником. И что теперь делать? Так идти, или что? Ну прямо засада!

– Слушай, у меня есть такая кофта с высоким воротником. Но она мужская. Владик из-за границы привез. А он такой же дохлый, как ты.

– А зачем он тебе ее оставил? Ты же в два раза шире его?

– Не знаю. Я хотел ее вернуть, но не стал. А он и не спрашивает, забыл, наверное.

Владик, это Генкин брат, и по комплекции мы очень схожи. Но он выше меня. Я пошла к шкафу, открыла его и увидела эту кофту. Но вот кофтой это было сложно назвать. В нашей стране тогда такого не было. Это было что-то похожее на свитер. Но по этому свитеру проходил замок, сверху до низу. Изделие было очень тонкой вязки. И не понять было, мужское это или женское. Как бы сейчас сказали, унисекс. Цвет был насыщенный зеленый. Ну и с первого взгляда было видно, что произведено это за рубежом. Не важно за каким рубежом, но не внутри страны. Я срочно сняла свою лапшу и натянула свитер. Это было то, что надо. Даже если воротник загнуть пополам, он мне до нижней губы. Ура! И тут я вспомнила, что пора звонить. Никто не ответил. Опять гудки. Я не торопилась положить трубку, но ничего не менялось.

– Я короче попользуюсь этой кофтой.

– Бутылка делов

– Перебьешься. Я ее Владику отдам.

– Я проверю, если что

– Проверь.

Трубку взяли на третий раз. На часах было 17.20.

– Здравствуйте, Юлия Борисовна, это Галя. А сейчас можно зайти?

– Здравствуй, Галя. А я отойти хотела в магазин на десять минут.

– Вы идите. Пока я дойду вы сходите.

– Тогда я дверь в подъезд закрывать не буду. Посиди на подоконнике в подъезде.

Но когда я пришла, она уже была дома. Без лишних слов она мне дала папочку из тонкого картона.

– Там четыре бумажки. В приемный день зайди в опеку на них поставят печать, там все в курсе. И все, можешь идти за дочерью. Вернее, маму пошли.

– Хорошо. Спасибо вам большое, Юлия Борисовна!

– И тебе спасибо, Галя. Ничего просить не буду. Но если вдруг у вас что-то сложилось, не забывай Диму.

Я кивнула головой и выскочила на площадку. Да, мама дорогая! У нас все так сложилось, что я и не знаю, как дальше жить! Так что пошли вы оба со своим Димой! Господи, дай мне сил пройти мимо его подъезда! Бежим на Тимирязева, садимся на трамвай, и все, финита ля комедия! Привыкаем к новой жизни!

Я дошла до остановки, и от рынка показался красно- желтый вагончик. Ура, еще пару минут, и все позади. Чья-то рука легла на плечо и знакомый голос сказал:" Ты же обещала зайти. Или все? Договор закончился?"

Все внутри у меня сжалось от этого голоса и от этого прикосновения. Галя, держись, или все начнется сначала. А сейчас, если выстоишь, ты сядешь на трамвай, пусть не на этот, который уже гремит рядом, а на следующий, из у тебя начнется копится опыт отказа. Галя, это надо когда-то начинать! Вспомни свою боль от расставания! Сколько раз ты готова ее еще пережить? Десять? Двадцать? И каждый раз у тебя из груди будут вынимать сердце, и каждый раз после этой разлуки ты будешь жить как невменяемая, не понимая зачем живешь и что делаешь.

Трамвай остановился, открылись двери, и я пошла ко входу. Теперь и вторая рука опустилась мне на плечо. Меня остановили и повернули лицом к себе. Хороший ход. На сколько меня хватит? Хотя бы на то, чтобы просто стоять на месте и молча смотреть на него? На эти волнистые волосы, высокий лоб, эти глаза, которые, как море светятся изнутри? Пальцы. Пальцы, которые гладят мою щеку. Если бы я умела бегать! Это самый идеальный вариант. Убежать. Но в мозгу так и останется картинка. Красивый и ласковый Дима. А на самом деле? Как в сказке. Чудовище.

– Что-то произошло, и я не знаю?

– Отпусти меня, Дима. Насовсем отпусти. Нет у меня больше сил на все это.

– Ты получила то, что хотела, да?

– Не путай мух с котлетами

– А что я должен думать? Все. Бумаги на руках. Прошла любовь, завяли помидоры, ботинки жмут и нам не по пути? Так ведь Галя?

– Ну пусть будет так. Только вот сейчас иди домой, а я пойду на трамвай. Это будет идеальный вариант.

– Гал, а может мы тебя слегка не долечили?

– Дима, а не очень ли ты хамишь? Себя то лечить не пробовал? Травмы то одинаковые!

– Прости. Я не хотел тебя обидеть

– Димочка, ты никогда не хочешь меня обижать! А что получается на самом деле?

– Все, успокойся. Пошли ко мне, попьем чаю.

– А как-то поправдивее можно?

– Галя, я хочу тебя, и, если ты не пойдешь сейчас ко мне в гости, я встану перед тобой на колени и буду тебя об этом умолять.

– Дим, я не пойду к тебе. Не потому, что я получила бумажки, не потому что договор с твоей мамой закончился, а потому что нет никаких перспектив у нас с тобой, вообще!

И тут он действительно встал на колени! В своем идеально отглаженном костюме, на захарканную и забросанную бычками остановку. Что это? Театр одного актера? Зачем это мне? Дима, отпусти меня! Но Дима уткнулся лицом в мои ладони, и я поняла, что у него мокрое лицо. Что это? Слезы? И что делать? В тот момент я еще не отказалась от мечты удрать домой и каким-то волшебным образом попробовать его забыть. Мне это очень надо было. Я не хотела продолжать эту любовную эпопею с выходом из-за печки и падением в подполье! А именно так это выглядело в тот вечер для меня.

– Гал, ну просто послушай мои доводы, а то я применю запрещенный прием.

– Дима, ну какие доводы? Какие запрещенные приемы? Встань пожалуйста с этой грязи.

– И ты меня выслушаешь?

– Зачем мне тебя слушать? Дима, я прошла мимо твоего подъезда, я дошла до остановки, ну все же уже понятно! Надо завершать этот праздник плоти! Потому что для меня это чревато, а ты погрустишь, и найдешь другую.

– Гал. Это не только праздник плоти. Хотя то, что праздник, это совершенно точно.

– А что ещё есть в нашем общении? Скажи мне что? Кроме чередующихся соитий? Да, действительно праздник. Иногда доходит до фантастических цифр!

Сзади опять гремел трамвай. Все, Галя, сосредоточься и пошли. До трамвая пять шагов, может шесть, и все это закончится. Театр, слезы, в прошлом останется красивый врач. А ты пойдешь своим путем. Я думала о своей победе, Дима о своей. Но победы у нас были разные, и он был мотивированней. Я решилась. И в этот момент на моих струнах заиграли его тонкие пальцы. Вовремя заиграли. Там, где надо заиграли. Я сломалась. Оперлась на его плечи и зарыдала. Потому что поняла, что все, он меня поймал, и никуда я сегодня от него не уйду, потому что внутри меня его пальцы, и я отдаюсь ему прямо на остановке, среди толпы. И пусть всем не понятно почему красивый мужик стоит на коленях. Я то знаю, что сейчас он встанет и поддержит меня, чтобы я не упала от ощущений. Так и было. А в ухо мне прошептали:"Я тебя предупреждал, я воспользуюсь запрещенным приемом. Ты не оставила мне выбора."

Но человек все равно где-нибудь ошибется или расслабится от ощущения победы. Вот и Дима что то потерялся, буквально на мгновение. А я то об этом расставании сколько мечтала? Не один день. Поэтому я сразу очнулась, как только Дима расслабился. Он это понял, но опоздал на минуту. Потому что я была резче, и в этот раз у меня получилось. Все совпало, и трамвай и я. Но у Димы было две ноги. И грязные брюки его не смутили. В трамвае мы оказались вдвоем. Ну и стояли конечно рядом. Что меня удивило, так это то, что у Димы были реально заплаканы глаза. Мне стало смешно. Это что, он так хотел, что даже заплакал? А Дима понял мою улыбку неправильно.

– Куда мы едем?

– Я еду домой. А ты куда едешь, я не знаю.

– Галя, нам надо поговорить.

– Это тебе надо поговорить. А мне надо домой, и забыть, что ты живёшь в этом городе.

– Я не понимаю. Скажи, чем я тебя обидел.

– Если не понимаешь, значит не поймёшь. У тебя было время.

– А ты все-таки попытайся объяснить.

– Нет, Дима, я не буду. Лучше отряхни свои брюки, и пересядь на трамвай в сторону дома.

После того, как мне пришла в голову мысль о том, что Дима плакал от хочи, меня отпустило. Пришло то ли осознание, то ли понимание. Но я не знала, сколько продлится это состояние самостоятельности. Потому что я сейчас смотрела на Диму и понимала, что да, я теперь диссоциировалась от него. Но стопроцентной уверенности в том, что у меня все получится, не было. Потому что я понимала и то, что я все равно любуюсь им. Вот таким, с опухшими глазами, с растрепанными волосами, в грязных штанах. Какой-то был у него потерянный взгляд. Такой потерянный, что хотелось погладить его по щеке, и сказать:"Дима, успокойся, все будет хорошо". Но если я это скажу, все начнется сначала. Да, мне было жалко его. Но я была настроена на разрыв.

А Дима в этот момент тоже о чем-то думал. Это было видно по его лицу. Вот моя Маяковского. Все. Сейчас поднимусь в горку и буду учиться жить без Димы. Но на Маяковского меня не выпустили, и мы вышли на вокзале. Но у меня в планах не было вокзала, поэтому я пошла к лестнице, потому что у меня был одна цель, попасть домой. Дима молчал и шел за мной. Я догадывалась, что это он делал просто потому, что был вне себя и еще не придумал как поменять ситуацию. Это было хорошо. Потому что пока он меня не трогал и молчал, я чувствовала себя всесильной. Пусть он подольше побудет в прострации, чтобы я успела дойти до дома. Всего пять кварталов.

Он очнулся за два квартала до моего дома. Как будто вынырнул из болота. И сразу стал прежним Димой. Отошел в сторону, к водокачке, достал из кармана носовой платок, намочил его и стал чистить брюки. Слава богу. Может успею дохромать до подъезда. Хотя пустые хлопоты. И я в этом уверена, у него две ноги. И это диагноз. И действительно, он догнал меня, когда я свернула во двор. Я свернула на нижнюю дорогу, чтобы меня не было видно никому во дворе. Он встал передо мной, снова аккуратный, чистый, собранный, не трогая меня за руки. Слава богу. Я не уверена еще в том, что могу противостоять его рукам. Хорошо хоть могу спокойно реагировать на его голос.

– Галя , прости меня , я не смогу на тебе жениться. Я все понимаю, что я подлец, но и представить, что тебя в моей жизни не будет, я не могу.

– Дима. Я пошла тренироваться жить без тебя, и ты иди привыкай. У тебя получится. Меня не устраивает то состояние, которое на меня накатывает, когда я остаюсь одна, без тебя.

– Гал, ну пошли куда-нибудь посидим, может что-нибудь придумаем.

– Зачем мне что то придумывать для того, чтобы загнать себя в ловушку? Можно я просто буду жить так, как жила когда не было Димы? Ведь четыре месяца назад я даже не предполагала, что меня так накроет, что я буду биться головой об стену из-за совершенно постороннего мужика.

– Я тоже не думал, что я буду по городу бегать за совершенно посторонней женщиной, забыв про принципы, про самолюбие, буду посреди города стоять перед ней на коленях, только бы она пообещала мне встречу.

– Ты же понимаешь, что ты лукавишь, да?

– Галя, ты не хочешь меня слышать. Я тебе предложил укатать твоего Витю. Ты не хочешь. Я не могу понять почему. Так же ты не можешь понять почему я не могу на тебе жениться. А я тоже просто тебе говорю, что не могу женится. А ты мне говоришь, что не надо трогать Витю. Понимаешь бред ситуации? Каждый чего-то не хочет, и это его выбор. Но я не хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни. Мне тогда вообще нет смысла жить.

– Я тебя выслушала, надеюсь услышала. Можно я пойду домой?

Он не хотел, чтобы я шла домой. Поэтому притянул меня к себе, и захватил мои губы в свои. Вот этого не надо. Есть вероятность провала операции. Я уперлась руками в его грудь и вырвалась. И в этот прекрасный момент воротник скатился с шеи и обнажил всю красоту. Даже в сумерках было видно эту художественную роспись. И тут Дима замер. Как в игре "раз, два, три, фигура замри". Я не стала ждать, пока он отомрет, и рванула домой.

Все, я победила. Дима остался стоять на улице, а я прорвалась к себе домой. В принципе все так, как я хотела. Теперь надо держать себя в руках, и делать то, что раньше задумала. Буду привыкать, тем более на днях приедет Ирина. И все-таки я не очень хорошо поступила, Димон как никак мне реально помог. Неизвестно, сколько бы я Ирку добывала из этого дома малютки, и достала ли бы вообще. Я же сколько по этим опекам бегала, сколько крови свернула сама себе и маме своей дорогой. А Юлия Борисовна, хоть и долго, но помогла. Спасибо и ей и Диме. Но я же тоже сколько его холила и лелеяла, ни в чём ему не отказывала. Так что вроде в расчете. Жаль его. Но и себя тоже жаль. Мне Вити для адреналина хватает.

Мама, когда увидела бумажки в папке, аж запела, как умела. Ирка всю жизнь была ее любимой внучкой, поэтому она всех больше ждала освобождения ее из тюряги. Потому что она после первого знакомства с этим учреждением считала, что дом малютки, это тюрьма для детей. Именно по этой причине она ярко отреагировала на возможность возвращения внучки. И сто раз заочно поблагодарила и Диму и Юлию Борисовну. И сказала, что она должна им до гробовой доски. Наивная мама. Я уже за все рассчиталась на десять лет вперед. В общем, спать мы легли почти счастливые. Мать моя приняла коньяка в честь радости, а я для того, чтобы о Диме не думать.

Когда я проснулась утром, я была слегка разочарована тем, что Дима не стоит под окном, не стучит в дверь, ну как-то он должен был проявится и доказать, что я ему нужна. Но у Димы были другие мысли про меня и про долженствования. Поэтому он исчез. И я такая, типа мечтавшая об этом, вдруг заскучала. И сильно надеялась, что это временно. А через час надеялась на то, что скоро все кончится и я забуду его, а через два часа мечтала о том, что у него закончится терпение и он прибежит за мной. Что мне нужно было? Я и сама об этом ничего не знала, совсем ничего.

А мама, счастливая, побежала в опеку, потому что ей очень нужно было срочно забрать Иру, и не завтра, а вчера. Поэтому задора у нее хватало, энергии тоже, а уж мотивации на таком фундаменте было невероятное количество. Поэтому она отказалась и от моего сопровождения, и от моей поддержки. Я была рада за ее настроение, она просто расцвела и помолодела. Она хотела сократить этот процесс до одного дня. Но я повторила ей рекомендации Юлии Борисовны, поэтому она как могла, замедлила себя. Но все равно целый день посвятила подготовке к встрече.

В опеке ей вместо четырех печатей поставили три. Один специалист был на больничном. Опять все растягивалось на неопределенное время. Три дня она носилась по этажам и умоляла этих монстров на коленях поставить недостающую печать, а потом пришла ко мне.

– Галя, мне кажется, что они это специально делают

– Ну, мама, что ты думаешь, у них других дел нет, только нам с тобой мстить?

– А что ты думаешь, ни у кого нет доступа к этой печати? Вот что они меня маринуют?

– Я не знаю. Но я то что могу сделать?

– Позвони Юлии Борисовне.

– И что я ей скажу? Пойдем со мной в опеку?

– Я не знаю, что ты скажешь! Но что-то надо сделать!

Я сама понимала, что что-то идет не так. Ведь мне гарантировали, что все будет просто. А в реальности кто то что-то усложнил. Не понятно почему. Но идти к Юлии Борисовне я не хотела, потому что предполагала, что будет. А я уже пять дней прожила без Димы, и вроде как не умерла. Надо как-то было закрепить результат. Но если я рвану к его маме с просьбой, придется рассчитываться. Господи, ну почему все так не складно?

– Мам, давай подождем еще пару дней, и я пойду куда ты хочешь. Убедимся до конца в том, что кто-то делает это специально. И нам самим не прорваться.

– Галя, запомни, ты сказала два дня.

– Да, я запомню, и сделаю все, что обещала.

Два дня моя мать продолжала жить в опеке. Она приходила туда с утра, и уходила вечером. Все делали вид, что изо всех сил ей сопереживают и стараются помочь. Но на самом деле никто не суетился и ничего не менялось. Два дня прошли. Надо было решаться на подвиг.

Всю ночь я настраивалась на звонок. Хорошо, что заснула, а то бы крыша съехала от переживаний. Я же не знала, почему все застряло на финише, и думать плохо я ни о ком не хотела. Ну почему люди должны мне мстить? Тем более, выбрав в инструменты мщения ребенка? Ну это же какой больной головой надо такое придумать? А может я просто идеализирую монстров? Вдруг Димуля побежал и пожаловался маме на Галю. Как Галя редиска его обидела, отлучила от тела. Ведь думать об этом противно. Но кто сказал, что мужик, которого ты почти не знаешь, на это не способен? Если узнаешь, будет сюрприз. Самое главное, чтобы не сильно стрессануть от сюрприза.

Надо звонить Юлии Борисовне, без вариантов. Я решила звонить вечером, после работы. Будет еще день, чтобы свернуть себе кровь, размышляя над тем, что было, и над тем, что будет. И все-таки утром я еще раз выгнала маму в опеку, а вдруг? Мама рассказала все, что думает обо мне и пошла, предупредив меня о том, что пошла она туда последний раз. Что ходить между кабинетами попусту? Ну я то тоже не верила в то, что она добудет эту печать именно сегодня. Ну видно же было, что ее просто не хотят ставить, но почему? Во что мы уперлись в последний момент? В чье то нежелание сделать нам хорошо. Не понятно было кому это нужно.

Ну как и ожидалось, мама вернулась злая и с пустыми руками. Поэтому надо было принять, как данность, что придется звонить Юлии Борисовне. А может лучше сходить? Нет. Это самая плохая идея. Если скажет прийти, приду, а если возможно жить без. риска, то буду жить. Поэтому в шесть часов я возьму себя в руки и позвоню. Мне нужна дочь. И если козни мне строит Юлия Борисовна из-за Димы, то придется пойти на сближение до тех пор, пока Ира не окажется дома. Но вот в тот момент я не хотела верить в подлость людей, в такую малюсенькую мерзкую подлость. Ну реально, что так мелко то, Дима? Ну вообще не по-мужски.

В общем я настроилась и пошла к Насте. Мне казалось, что там меньше любопытных. Я даже не успела поднести трубку к уху, как воздух разорвался от крика.

– Алло, алло, алло! Кто это? Говорите, вас не слышно!

– Здравствуйте , Юлия Борисовна! Это я, Галя.

– Ты даже не представляешь, как вовремя ты позвонила! Дима с тобой?

– Нет, его нет со мной

– Гал, ты была последней надеждой. Его нет дома почти неделю! Где он?

– Я не знаю.

– Когда ты его видела последний раз?

– В тот день, когда была у вас

– А я на день раньше

– А вы были у него в квартире?

– Да, конечно, была. Еда в холодильнике, все прибрано, как будто он вышел на работу и вечером вернется. Но паспорт не нашла. Галя, ты не знаешь, где он может быть?

– Нет, Юлия Борисовна, не знаю. Может на работе?

– Я не знаю, где он работает, а ты может знаешь?

–Ну если вы не знаете, я тем более.

– Я даже не знаю, что думать. Куда он делся? Может запил? Как ты думаешь, так может быть?

– В последний раз он сказал, что еще рано.

– Тогда где он? Я с ума сойду!

– Может приехать?

– Пока не надо. Если тебя увижу, еще хуже будет.

– А чем помочь то?

– А чем в таком случае можно помочь? Ничем. А ты зачем звонила то?

– Мне не ставят четвертую печать.

– Как не ставят?

– Вот так, не ставят и все.

– Это куда не ставят?

– Туда, где про условия проживания.

– А второй раз не ходили?

– Юлия Борисовна, мама там жила четыре дня. Сегодня тоже.

– Очень интересно! У тебя завтра время есть?

– Конечно есть.

– В общем, договоримся так. Давай встретимся в 11.30 на площади Кирова. Жди меня на любой лавочке у фонтана. Я могу чуть-чуть опоздать, но обязательно приду. А ты подумай о том, где может быть Дима, пожалуйста. Он ведь кроме тебя ни с кем не общался.

– Хорошо, подумаю. Но он не сильно то со мной делился.

– Ну все, моя дорогая, до завтра. Спасибо, что позвонила, я поговорила с тобой и легче стало.

– До свидания.

Я положила трубку и задумалась. Где этот обиженный может быть? Да где угодно. На зоне. Он там желанный гость. На работе. Он же готов работать бесплатно. Но как поступить то? Сказать Юлии Борисовне об этом или сохранить Димин секрет? Она то тоже дочь мою ищет. Почему не вернуть ей сына?

Утром я неслась на площадь Кирова так, что прибежала на полчаса раньше. Ну а ждать и догонять, это та еще пытка. Поэтому, в ожидании Юлии Борисовны, я сделала десять кругов вокруг площади, восемь раз покурила, рассмотрела всех гуляющих. А чего я только не передумала! И не одной хорошей мысли в голове. И про то подумала, что Юлия Борисовна не придет, и о том, что помогать мне не будет, и о том, что врет она все, ну и конечно о том, что все это Дима сгородил, а чтобы я о нем плохо не думала, придумали эту историю с его пропажей. С какого перепугу ему теряться? Живет хорошо, все есть. Видимых причин то для горя нет? Врут, редиски!

Юлия Борисовна появилась возле фонтана, минута в минуту. Резкая, целеустремлённая, красивая.

– Привет, Галя! Где бумажки?

– Вот. Сверху та, которую не хотят подтвердить.

– Хорошо. Жди меня здесь. Я думаю, что в течение часа я все порешаю. Ты только не беспокойся.

– Точно печать поставят?

– Мне интересно почему вообще до сих пор не поставили? Кто там такой смелый?

– Вот не поставили и все.

– Сейчас поставят, куда денутся?

– Мне прямо не верится. Мама там жила и никаких результатов.

– Галя, ты пойми, все решили совсем на другом уровне. Поэтому, возврата нет. Жди. Я пошла.

Мне стало намного легче. Юлия Борисовна заряжала своим оптимизмом. Вот же сколько силы у человека! Интересно, узнала что-нибудь про Диму? А я что то, безразличная, не спросила. Мысли об Ире очень хорошо выдавили Диму из моей головы. С одной стороны, причина не очень, а с другой стороны, результат замечательный. И еще меня мучил вопрос о том, выдавать Юлии Борисовне информацию о Диминых работах, или сделать вид, что всё-таки ничего не знаю. Вон она, побежала решать мои проблемы. Обещала, и пришла, и помогает. А Дима ее сын, и как она к нему относится, я знаю не понаслышке.

Ждала я ее долго, не час, и не полтора, а больше двух. Я уже все передумала. Ну как все? Рассмотрела все гнусные варианты. О хорошем, я в то время думать не хотела. Все у меня тогда было черным и темно серым, цветных тонов в моей жизни не было. И тогда, нарезая круги по аллеям площади, я думала только о плохом. О том, как ничего у Юлии Борисовны не получится, или получится, но не сегодня, а еще через месяц. И вообще она меня сейчас обманывает. Забрала бумажки, и больше я ее никогда не увижу. Придется снова мне бодаться с опекой самостоятельно и совершенно безрезультатно. Короче, за два часа, я извелась, и исстрадалась.

Когда я увидела ее летящую походку у здания банка, мне хотелось спеть и сплясать. По ее лицу было не понять, как все прошло, но моя тоненькая папочка была у нее в руке. Значит бумажки несет. Интересно, с печатью или нет. Я хотела пойти ей навстречу, но она махнула рукой, и я поняла, что никто не должен видеть нас вместе. Хорошо. Пошла к фонтану. Ну как пошла? Похромала. И она меня догнала быстро и прямо с разбегу обняла за талию, прямо как родную. С чего бы это? Так-то она женщина сдержанная, а тут чужую хромую девку посреди улицы обнимает. Я повернула голову в ее сторону, чтобы понять, что происходит.

– Ну всё, можешь сплясать, все печати стоят, виновных наказали. Но. Галя. Завтра вечером позвони мне, потому что надо заранее подстраховаться. Что бегать то по кругу? Я позвоню нужным людям и мать пойдет уже наверняка, никто ей не откажет. Поняла? Завтра вечером. Значит послезавтра твоя Ира будет дома.

– Спасибо, Юлия Борисовна!

– Да, пожалуйста . Что смогла. Я побегу, я же как никак на работе.

– Юлия Борисовна, а Дима то нашелся?

– Дима пока не нашелся. Но я нашла его паспорт. Это значит, что он в Иркутске. Попсихует, и явится домой.

– Слава те господи! А то всякая фигня в голову мне полезла.

– А я то чуть с ума не сошла, пока паспорт не нашла! А он у него в кармане выходного костюма. Поэтому настроение у меня замечательное. Жду блудного сына. Ну пока. Не забудь. Звони.

Она застучала каблуками в сторону своей больницы, а я смотрела ей вслед и думала о том, какая же она хорошая и обязательная. По первому зову откликнулась. С работы убежала, обещание не нарушила, как к ней относится? С уважением, это точно! Да и Дима, наверное, не настолько плохой, как я придумала. Никто не обязан меня замуж брать, и он тоже. А за эти дни я вроде слегка отвыкла от него, может справлюсь и все устаканится? Юлия исчезла с горизонта, а я побежала радовать маму.

Как же я была счастлива! На остановку я скакала, как молодая лань. Надо было скорей обрадовать мамулю, потому что она была самой заинтересованной персоной. Я же видела, она уже вся истосковалась по своей младшей внучке. Вот если бы ей тогда предложили снять кожу для того, чтобы освободить Ирку, она бы, наверное, сняла. Ну поэтому я и торопилась, как могла. Пусть уже успокоится, а послезавтра Ирка будет дома, и у нас начнется совсем другая жизнь. Когда торопишься, всегда что то не получается, то автобуса нет, то упадешь на мокрой дороге. Но я все равно старалась переставлять ноги побыстрее. А мать ждала меня у двери, мне даже звонить не пришлось.

– Ну, говори, получилось что-нибудь?

– Да все получилось, вот все бумажки с печатями!

– А почему они мне то печать не стали ставить?

– Самоуправство.

– Хоть бы в угол их всех поставили за издевательство над людьми!

– Юля сказала поставят

– Хорошая женщина эта Юлия.

– Вот тебе она нравится, а сыну родному нет

– Галя, девочка моя, а вам хоть масло на голову лей, все равно не понравится. Родители ведь дураки, ничего не видели, ничего не знают

– Не сочиняй, мама!

– А что мне сочинять? Я то этого уже объелась! Пошли, посмотрим на печати.

Оказалось, что бумажки, все до единой, выдали свежие, сегодняшним числом. Те то были уже занюханные. Сколько раз их туда, сюда перекладывали, и не счесть! А эти никто не согнул, никто не пошоркал, никто чаем не залил! И печати стояли так аккуратненько, не смазанные, там, где надо.

– А почему завтра то нельзя забрать? Бумажки то действительно все с печатями.

– Она завтра туда позвонит, проконтролирует, чтобы ты пошла уже наверняка, не так, как в опеку.

– Аааа. Ну пусть звонит, так надежнее будет.

Мама, как Царь Кощей чахла над бумажками, а я пошла готовить одежду Ирке на выписку. Ведь за четыре то месяца она подросла, наверное, старую Ольгину одежку надо подобрать. Так будет наверняка. В смысле, одежда не будет маленькой. Растолстеть там Ирка, конечно, не растолстела, а вырасти то все равно выросла. Я же ее не так давно видела. И если с одеждой было все более или менее, то вот с обувью выходила засада. Как-то совсем не оказалось у меня ботиночек на середину осени. Пришлось идти к соседке. Но соседка была не очень состоятельной, поэтому мы нашли одни ботиночки, и то я не была уверена в том, что они подойдут. Но в случае чего в толстых носках приедет, все равно не ходит еще. А на маме можно и в носках ехать.

Уже после обеда все было готово. Мама изучила бумажки, я собрала одежду. Ждать было очень утомительно. Ну в основном потому, что был гнусный опыт. Кто сказал, что он не повторится в доме малютки? Оставалось только надеяться на лучшее. Вот мы и надеялись, и ждали целые сутки, чтобы Юлия Борисовна все проверила и устроила. В шесть часов пятнадцать минут на следующий день я стояла у телефона. Но меня еще никто не ждал. Это меня озадачило. Что за несовпадение такое? Сказала позвонить после работы, а самой дома нет? Забыла, что ли? Нет, не может быть. Такие люди ничего не забывают, у них в голове записная книжка. Трубку наконец то сняли. Около семи.

– Алло, Юлия Борисовна, здравствуйте

– Добрый вечер, Галя, заждалась меня?

– Я думала, что вы про меня забыли.

– Нет, Галя не забыла. Но ты же знаешь, у меня есть более глобальные проблемы?

– Вы про Диму?

– Конечно про него. Тревожно мне что-то. А вам я все устроила, и у меня к тебе просьба. Вы когда Ирку заберете из детдома, выбери время, зайди ко мне, вместе подумаем куда этот отрок мог скрыться. Хоть бы записку написал! Так нет же! Обязательно матери отомстить надо. Вроде взрослый мужик, а ведет себя, как дитя.

Ну вот и озадачили меня. Хотя я догадывалась, что так будет. Она ко мне по-человечески, и мне надо ей помочь. Но как? И Димку не хочу сдавать, и ее мне жалко. Ладно, неделька то у меня есть, подумаю.

Ночь перед походом в дом малютки, мы почти не спали. Ну ничего удивительного, мы боялись пролететь. Потому что даже блат ничего не гарантирует. Мы протрепались до четырех утра, а потом заснули наконец то. Ну и не было нам покоя все равно. Проснулись в семь часов. А какой смысл лежать, если не спится? Мы встали и пошли пить чай, и у одной, и у другой, в голове был один вопрос: это все сегодня закончится, или нет? А если нет, то что делать дальше? Но погрустив маленько мы все-таки как то умудрились повернуть свои мысли в более менее веселое русло. Хотя опыт, который мы получили за последнюю неделю, диктовал совсем другое.

– Слушай, Галь, как ты думаешь, со скольки они работают?

– Про этих ненормальных я ничего не думаю, но к девяти часам можно идти.

– Ладно, так и сделаю, а то я уже извелась

– Да я вижу, что ты не знаешь, куда себя пристроить. Уже и стол протерла, и плиту пошоркала, успокойся, через полчаса можно будет идти.

– Я вроде не трусиха, а все внутри трясется. Скорее бы уже все это закончилось

– Мама, давай будем о хорошем, потому что плохого и так уже очень много

Через полчаса мама ушла, и теперь облако негатива навалилось на меня. И я принялась по накатанной мыть, стирать, и готовить. Если все будет замечательно, то мама вернется через два часа. Ну а если что-то пойдёт не так, то после двух часов ее отсутствия можно быть почти наверняка уверенным в том, что Ирку опять не отдали. И лучше об этом не думать. Потому что я уже не то, что задолбалась, я вообще всю веру в справедливость потеряла. Что мне останется, если ее не отдадут? Вот вообще не знаю. Да и вообще не верю в то, что есть причины изоляции детей от родителей, это же травма на всю жизнь.

Я услышала звук открывающейся двери, когда выливала грязную воду после мытья полов в унитаз. Трясясь от страха, я не спешила увидеть тех, кто там стоит. Но бойся, не бойся, а то, что произошло, все равно придется увидеть. Господи, сделай так, чтобы это была ожидаемая картинка, а не картинка разочарования. И я все-таки медленно повернулась к двери, а мама в этот момент повернулась ко мне спиной, и мне было не понятно, есть у нее кто то на руках, или нет. Потому что в коридоре было темно, или я просто не хотела видеть то, что может меня разочаровать. Сердце так стучало в груди, что казалось, что оно сейчас сломает ребра.

Но вот мама развернулась наклонилась и поставила на пол маленькую девочку, которую мы с ней ждали четыре месяца. Хоть я и ждала свою дочь, я не ожидала увидеть её прямо сейчас и прямо перед собой. Мне все-таки не верилось в это. Вот вообще не верилось. Я поставила ведро на пол и потихоньку пошла к двери, как будто хотела проверить это правда Ира, или это ростовая кукла. А эта кукла смотрела на меня голубыми глазами и было такое ощущение, что она меня не видит, или не знает. Она просто стояла и смотрела на меня с немым вопросом на лице, а куда это я попала, и что это за люди тут ходят. Мне все это было не понятно и страшно.

Все разрядила Оля. Она выскочила в коридор, увидела Иру, и разошлась. Она видимо была старше, поэтому сразу поняла кто это. Подбежала к Ирине и давай ей рассказывать, как она ее ждала, как соскучилась и как они сейчас будут играть. Ирка ходить еще не умела. В смысле, по стеночкам она передвигалась, а вот самостоятельно нет. А пока она слушала Олю, уж не знаю, понимала она ее или нет, помнила или так себе, но глаза сделались заинтересованными. Она стянула с себя шапку, пальтишко, села на пол и сняла ботинки. А потом встала на корачки, доползла до стенки, и уже держась за опору, не спеша, отправилась за Олей.

Мама тоже разделась, и мы со стороны наблюдали за сеструшками. Мне было радостно просто от того, что одновременно кончились и кошмар, и ужас, и Ира уже наконец то дома, и не надо больше думать о том, как вырвать ее из лап опеки. А все остальное мы переживем.

Все вроде устаканилось, я выдохнула и пошла наблюдать за своей младшей дочерью. Потому что предполагала, что дите моё сильно изменилось. Я же вижу, что она не помнит ни меня ни мать мою, свою бабку любимую. Ребенок отреагировал только на Олю. Но это не говорит о том, что Ира помнит Олю. Просто последние четыре месяца она находилась среди детей, поэтому Оля оказалась тем персонажем, с которым можно было общаться. Ну хоть это радует. Потому что контакт, это хорошо. Да вон и сейчас сидят на кровати, и играют так, как будто и не было этих четырех месяцев. Это меня очень радует, прямо от всей души.

Но было и то, что меня не то, что не радовало, но и напрягало. Первое то, что Ира совершенно разучилась улыбаться. Вся надежда была на то, что Оля хохотушка, научит Иру и улыбаться, и смеяться. Кроме отсутствия улыбки, Ира забыла те слова, которые знала, и теперь говорила какими-то звуками и междометиями. Тут я тоже надеялась на Олю. Она говорила чисто, выговаривая все звуки, только несколько слов у нее не получались. Кайтошка, кайбаса и ахадильник. Но для Иры это не важно, она за весь вечер ни одного полного слова не произнесла. А я к ней не приставала, пусть адаптируется. Так будет правильно.

Ну и еще она, конечно, разучилась ходить на горшок. Вернее проситься. Но об этом я догадалась во время своего визита в дом малютки, это не страшно, и решаемо. На днях сходим к врачу на осмотр, и все будет понятно. У нее, моей белой девочки, очень выросли волосы. А волосы у нее были очень белые и очень тонкие. Мать моя видимо утром заплела ей эти хвосты мышиные. И они уже все расплелись. Ну да ладно, сейчас поиграют и пойдем есть, посмотрим, как Ира отреагирует на еду, которой много. Я изначально хотела ее сначала накормить, но раз она пошла за Олей, значит не была голодной. Как только пойму, что оголодала, пойду кормить.

Но Ира оголодала только тогда, когда есть захотела Оля. И мы все вместе пошли на кухню. Оля у нас девушка скромная, никогда она не ест больше, чем надо. И никогда не будет есть, то, что ей не нравится. Поэтому Олю я не регулировала. А вот Ире поставила полную тарелку всего, что у меня было. И пока Ира ела, я понимала, что за четыре месяца изоляции она реально оголодала. И даже когда я понимала, что Ире уже достаточно, она пыталась мне показать, что хочет ещё. Пришлось призвать на помощь Олю. Оля и на горшок Иру посадила вполне успешно, и от еды отвлекла. Я была очень благодарна старшей дочери. И надеялась на то, что все поправится.

Весь вечер я наблюдала, как идет процесс адаптации, и по пути думала, как же мне рассчитаться с Юлией Борисовной. Ну теперь то реально было за что рассчитываться. Да и проблема у нас получилась одинаковая, дети. У нее сын, у меня дочь. Только у меня малышка, а у нее взрослый остолоп. Ну а как его еще назвать? Вот куда он свинтил и зачем? Кому что хочет доказать? Ведь кроме его матери никто не заметит его исчезновения. Ну а мать вот, сообщила мне, что у нее сын куда-то делся. Вот куда он мог деться? Где его искать? Мне то проще его найти, чем сдавать его пароли и явки. И что придумать?

И тут мне пришла идея. Ведь Слава то, наверное, в курсе, где находится Дима. Ведь ему то услуги врача могут понадобиться в любую минуту. Ни тот, ни другой , скорее всего не будут прерывать сотрудничество из за того, что Дима решил наказать маму или меня. Никто ведь не знает, что у него в голове. А Слава, скорее всего не знает про Димину забастовку. Потому что вряд ли Дима будет делится личными проблемами, ведь этому Славе они ни к чему. Ему нужен врач без проблем. Но даже если Дима где-то шифруется, как договорился с начальством в больнице? Он же там штатный врач? Или больничный продлил?

Так. План разведки я придумала. Это хорошо. Но надо подумать, куда идти искать Славу, на работу или домой? До рынка ехать надо и по рынку искать, а живет он рядом, два квартала. Вот теперь надо было решить это. Желательно до завтра. Чтобы завтра получить координаты Димы. Наверное, пойду домой. А если Слава не захочет выдать секрет? Ладно. Сегодня не будем придумывать, что попало. Послушаем Славу, и тогда подумаем. Если, конечно, Слава захочет со мной говорить. А почему это вдруг не захочет? Он же не будет знать, с каким вопросом я пришла.

Ирка осваивалась очень быстро. Но вот со смехом и с речью была небольшая засада. Фиг знает, что там происходило, в этом доме малютки. Им там запрещали разговаривать и улыбаться? Но так как все остальное шло вроде как по плану, я не нервничала. Два дня не срок. Узнавать нас стала, но никак не называла. Просто подползала к ноге, вставала и дергала за подол. А потом пальцем показывала, что ей надо. Есть она тоже могла без перерыва. Мы даже все съедобное убрали с нижних полок холодильника. А я постоянно вспоминала этих теток, которые вызвали на меня милицию. Неужели им так жрать хочется, что детей совсем не жалко?

Но Ирка была уже дома, и адаптировалась, и я сильно надеялась на то, что она скоро и смеяться начнет и говорить. Она же все это умела делать до заключения. Поэтому я усиленно им читала книжки, искала в телевизоре мультики, и водила гулять в парк, пока совсем не похолодало. Витя опять где-то затерялся, и мы жили замечательно. Радость от возвращения Иры, и домашняя суета, сильно повлияли на содержание моей головы, Димы там стало мало, а Ирки много, потому что как я не надеялась, а постоянно думала о том, как простимулировать ее устную речь и заразительный смех. У Иры на лице была маска. Ни грусти, не радости.

А еще я помнила, что я должна помочь Юлии Борисовне, и дни уже прошли, и пора идти к ней в гости, так как я обещала. Она то свои обещания выполнила все. Долго, конечно, это длилось, но и дело было не простое. Поэтому надо было хотя бы для себя что-то решить. Куда я иду? К Юлии Борисовне сдавать явки и пароли, или к Славе, узнавать о том, знает ли он куда исчез Дима. Я дала себе на разгон два дня. То есть два дня у меня было на раздумья. А потом собираюсь и иду туда, куда ноги понесут. Но что-то я догадывалась, что понесут они меня к Славе. Хотя к Славе тоже идти было страшно. Он теперь совсем не тот Слава, которого я знала в школе.

Ну а попутно я решила позвонить Диме. Вдруг он уже дома, а я тут волосы на голове себе дергаю! Поэтому, уложив вечером детей спать, я отправилась к Насте. Навстречу шла Катерина. И даже здороваться со мной не стала. Ну нормально, так и должно быть. Не жалей Галя больше никого. У самой все не очень складно. Дима, конечно, припугнул чем-то Катьку, но кто сказал, что она не осмелеет и не пойдет откровенничать с Витькой? Я прошла мимо, не навязываясь в подруги и зашла к Насте. Диме я позвонила три раза, трубку никто не взял. Значит все по-старому. Димы нет, Юлия Борисовна на измене, придется ей помогать.

Через день я решила идти к Славе. Конечно вечером. Я не знала, когда он работал, но его мама работала днем, она была медсестрой. Поэтому желательно было застать хотя бы маму. Она хоть расскажет, когда он бывает дома. Идти от моего подъезда до его подъезда было метров двести пятьдесят, но по ухабам и взгоркам. Зато я выскакивала из зарослей прямо у его подъезда. И это мне нравилось. Я отдышалась после физических упражнений и поднялась по трем ступенькам к подъездной двери. Сейчас пошлет меня Слава по известному адресу и придется идти поддерживать Юлию Борисовну способами, которые совсем не понравятся Диме.

Но навстречу мне неожиданно вышла Славина мама с мусорным ведром. И действительно, во дворе звучал колокольчик мусорной машины. Знакомы мы были давным-давно, поэтому узнали друг друга .

– Гал, а ты к кому в наш подъезд?

– К Славе вашему.

– Подожди, я мусор унесу

– Конечно подожду

– А его дома нет

– А когда он бывает?

– Знаешь, Галя, я не знаю, когда он бывает, и даже предположить не могу. Бывает по трое суток дома не появляется.

– Вы бы знали, как он мне нужен! А как его на рынке найти?

– Я один раз его целый день там искала. Без результата.

– И что мне делать то?

– Сильно нужен говоришь? Давай, если увижу его, передам. Может повезет. Он вообще то ответственный, обязательно зайдет. Тем более тут идти две минуты.

– Спасибо большое. Скажите ему, что я сильно его жду.

– Скажу, скажу, не переживай. Жди

– Спасибо, до свидания

Я шла домой и думала о том, что теперь без вариантов идти к Юлии Борисовне. Ладно, за сутки привыкну к этой мысли. А может Слава проявится?

Я, конечно, старалась верить в то, что Слава ответственный и придет, но получалось у меня плохо. Когда ему ходить то? У него своих забот полон рот. Но за всю жизнь, а я к нему обращалась и после, Слава, чем бы он не занимался, никогда не забывал про то, о чем его просила я. И всегда старался мне помочь. Ну, естественно в той сфере, в какой работал на данный конкретный момент. Но в то-то время я еще этого не знала. Поэтому тихо готовилась идти в гости к Юлии Борисовне. Как я не хотела совершать предательский поступок по отношению к Диме, а придется. А у меня оказывается есть совесть, и она плачет и болит.

Слава пришел утром. Так сказать, ни свет ни заря. Я думала, это Витя от своих бурятов вернулся. Поэтому к двери летела со всех ног. Открыла. А там Слава. Видно, что на работу собрался, побритый, свежеотглаженый, румяный. Ещё и улыбается. Наверное, настроение хорошее. Но у меня то на лице было написано, что настроение у меня плохое. Я же не Славу совсем ждала, а Витю. Да к тому же и выглядела я экзотически. В ночной рубахе, на одной ноге. На лице написано, что я никого с утра не ждала. Но Слава был товарищ тренированный, не смотря на свой возраст. Осторожно отодвинул меня к стене, зашел в коридор и закрыл за собой дверь.

– Утро доброе! Ты чего-то хотела? Я пришел, говори.

– Слава, может я не по адресу, но скажи, ты не знаешь, где Дима?

– Ты что, серьезно не знаешь, где он? Не врешь?

– Нет, не знаю! И самое главное не это. Его мать не знает! И она очень хочет об этом узнать. Вот сегодня иду к ней, что ей сказать? Рассказать про Димины подработки? И о том, что на каждой из этих работ он может жить?

– Не, Галь. Он не на работе. Можешь не открывать секретов. Но лучше бы был на работе. Он в реанимации, Галя.

– Слава, в какой реанимации? Он на днях был здоров как конь.

– Да, на днях был. Да он и болен то не сильно. Но большая потеря крови. И кстати, если скажешь матери, она мигом все исправит.

– Но ему то это не понравится?

– Ему сейчас все равно, он без сознания.

– Это у вас на рынке случилось?

– Давай я тебе не буду отвечать на этот вопрос. Скажу одно. Сколько я знаю Диму, да и Игорь со мной согласен, а он Диму знает дольше, чем я, столько этот самый Дима смерти ищет. Честное слово. Он, конечно, в этот раз спас жизнь, наверное, троим нашим ребятам. Но если бы рядом не было больницы, и его там не знали, он бы умер. Серьезно заявляю.

– А что случилось то?

– Я же сказал, не буду рассказывать. Дима очнется, захочет, расскажет.

– А он правда очнется?

– Даже не сомневайся. Он же ментов спас. Там в реанимации за ним следят, как за генсеком. Только крови надо. Мы уже все что могли сделали, наши идут, сдают. Но еще бы маленько. И тут бы его мать пригодилась.

– Понятно. Он, конечно, в третьей Кировской?

– Конечно. Ты сначала сама пойди, посмотри на него, оцени, можно туда мать вести или нет. У тебя фамилия та же?

– Да, фамилия та же.

– Я позвоню в приемный покой, тебя пропустят. Сегодня сможешь?

– Смогу.

– Еще вопросы есть, или я могу идти?

– Иди. Спасибо, что зашел.

– Ну пока, до встречи

– Пока

Я закрыла за Славой дверь и села на кресло в коридоре. Господи, ну почему я опять целую вагонетку ерунды придумала? В прошлый раз так же было. И если бы я не пошла к Катьке, я бы так и не узнала, что его ранили. И сейчас, не караулит под окном, значит психанул, обиделся и на работе спрятался! А он ведь совсем не давал повода так о себе думать. Надо сегодня выделить время и сходить в больницу посмотреть на него. Хотя я и так догадываюсь, как выглядят люди, потерявшие много крови. Они как будто сдуваются, скукоживаются, и становятся черными или темно зелеными.

Ладно, схожу, посмотрю, я и не такое в жизни видела. Но как это сказать Юлии Борисовне? А сказать надо. Она может с кровью помочь. Пойду, наверное, ближе к вечеру, сначала на него посмотрю, а потом сразу к ней зайду. Господи, сделай так, чтобы у меня язык не отсох, когда я ей это говорить буду! Дима ищет смерти. Зачем? Чего ему не хватает? Нервы себе щекочет? Или действительно жить надоело? Никто не знает. Но результат налицо, реанимация. А реанимация, это прямо преддверие кладбища, об этом я все знаю. Но я то живая, значит надо жить. И ему помочь.

Я боялась. Я всего боялась. Боялась, что не успею, и он умрет, боялась увидеть его и не вынести этой картинки. Картинка страшная. Людей с потерей крови я видела, перевидела. Это не люди, это темно серые мумии, у которых нет сил даже пошевелиться. А я же знала Диму не мумией, а красивым здоровым мужиком! Господи, дай мне сил и терпения! Сделай так, чтобы я смогла ему помочь хотя бы в себя прийти, пусть глазки откроет, и все, скроюсь за горизонтом. А то какая-то страшная сказка получается. То подрежут, то кровь выпустят, что в следующий раз случится? А я же все равно переживаю за него.

Все складывалось так, как сказал Слава. В приемном покое услышали мою фамилию, дали халат, крикнули кого-то и меня повели по длинным, темным коридорам туда, где лежал Дима. Мне открыли дверь, запустили вовнутрь, и я осталась одна. Палата была большая, кроватей на двенадцать- четырнадцать. И я пошла вдоль кроватей. Идти пришлось недолго. Сразу было понятно, что это он. На белоснежной наволочке почти черное лицо. Да какое лицо то? Лица и не осталось. Это личико взрослого мужчины было с кулачок. Он лежал на спине, такой скелетик. Если бы я сама никогда не была такой, я бы испугалась. Зрелище вообще не для слабонервных.

Да и вообще, когда смотришь на такого человека, кажется, что еще чуть-чуть и он умрет. Ну а что думать то? Он же худой, черный, без сознания, бутылками обвешан, еле дышит. Кто-то позаботился обо мне, поставил стул рядом с Диминой кроватью. Я села, взяла его за руку. Надо же, теплый. А по виду и не скажешь совсем. Вид мертвеца. Так и некоторые мертвецы лучше выглядят, чем Дима сегодня. Спит он, конечно, а не без сознания. Вон бутылок сколько стоит. И пустых, и полных. Если у него только потеря крови, что ему можно капать? Кровь, глюкозу вместо еды и снотворные. Но может я что-то не так понимаю, я же не врач.

И вдруг я задумалась. Если у него потеря крови, значит, где-то есть дырка? Иначе откуда кровь вытекла? Я встала и огляделась, есть кто живой? Не, никого с открытыми глазами не было, все под наркозом. Ну на то она и третья Кировская. Здесь контингент такой. Я Прошла между кроватями, для страховки, чтобы никто не спалил. Все проверила. Глазастых нет. Можно попробовать. Я подошла к Диме, и подняла простыню. Ох мама ж дорогая, под простыней еще страшнее! Как будто вчера из концлагеря освободили. Страшная картина.

Но я передохнула, и снова приступила к разведке. На груди старая рана заклеена лейкопластырем, понятно. Живот целый, пыска целая. Не смейтесь, он под простыней вообще без ничего. Хоть бы никто не зашел и не увидел мои поиски. А то я была здесь последний раз. Вот она, повязка. Совсем не большая, аккуратная. На единственной красивой ноге. Что это? Ножевое ранение? Огнестрел? Еще что-то? Ведь если кровь вытекла, значит крупный сосуд повредили? Ну кое как я успокоила свое любопытство. Сейчас к Юле зайду, она пойдет сюда и все узнает.

Я села на стул, опять взяла Диму за руку, и поняла, что я не хочу, чтобы он умирал. Пусть живет, как хочет, пусть делает, что хочет, только пусть живёт. Потому что так мне легче. Вот смотрю я на него полумертвого, и если бы он был не такой худой и не такой черный, я бы упала на него и рыдала. Димочка, живи пожалуйста, не умирай, ты же еще совсем молодой! Сейчас я сбегаю к твоей бешеной матери, и она тебе обязательно поможет, потому что она знает, где взять крови. Да и от нее, наверное, перекачать немного можно. Она же не будет жадничать.

Я поцеловала Димку. Губы тоже были тёплыми. И пошла на выход. Напротив палаты на диванчике сидел Слава. Наверное, ждал меня. Настучали медики. Скорее всего договор у них такой. Я подошла к нему, села рядом, и тут у меня закончились силы. Я легла ему на грудь и зарыдала. А он гладил меня по плечу. Тогда мы были еще почти близкими. Как изменят нас ближайшие пять лет! А в тот момент мне нужен был рядом тот, кто перетерпит мои слезы, успокоит меня, настроит на лучшее, и проводит до выхода из больницы.

Мне хватило пяти минут, чтобы избавиться от лишней жидкости, и успокоится. У меня всегда так. Стресс длится не больше двадцати минут. Все пять стадий проживаю в ускоренном режиме. Вот и сейчас, рыдая на груди у Славы я доказала себе, что все будет хорошо, что рядом с Димой есть Слава, он следит за ситуацией и стимулирует врачей. У Димы есть я, которая сейчас быстро дохромает до мамы, а мама добудет крови. И Дима начнет походить на человека, а не на мумию. А вообще меня всегда интересовал вопрос, а сколько при солидной потере крови надо влить в человека этой самой крови, чтобы он снова более-менее стал походить на человека?

Ведь Слава сказал, что дорогая милиция подгоняет доноров. А там народу много. Да и в те времена еще не лили группу в группу, так что я думаю, что влили уже достаточно, а Дима черный, и еле живой. Да и плазму льют однозначно. А вот результат не очень заметен. Хорошо, что жив. Хотя со мной было так же. Вся железная дорога мне кровь сдавала, а восстанавливалась я не сказать, чтобы быстро. Но восстановилась же? А Дима, мужик, он сильнее, надо просто подождать. Конечно, видуха у него, прямо ужасная, но завтра должно быть лучше. Я успокоилась, и пошла умываться. Слава шел вслед за мной, наверное, боялся, что опять распсихуюсь.

– Гал, всё? Полегчало?

– Да, все нормально. Ты что то сказать хотел ? Подожди я сейчас умоюсь.

– Конечно подожду, у меня есть пара слов для тебя.

– Я готова. Здесь будем говорить или на улицу пойдем?

– Давай здесь. Пошли к реанимации, там никто не видит.

– Как скажешь.

– Во первых, на денег. Тут только полтинник, но у меня пока больше нет, потом добавлю.

– А зачем так много то?

– Гал, прошу тебя, пожалуйста, приходи к нему каждый день. Если времени нет, на такси приезжай, деньги будут.

– Слава, ты же тут рядом, зачем я то?

– Да, Гал, я рядом, и забегаю, но я ему на фиг не нужен.

– Знаешь, что Слава?

– Да я вообще много что знаю. Ты на возраст мой не смотри. Я за два года в ментовке так поумнел, что никакие университеты уже не нужны.

– Я тебе что-то про возраст говорила?

– Гал, помолчи, а? Я скажу тебе пару слов и пойду работать.

– Молчу.

– У вас с ним какой-то разлад вышел на днях?

– Ну, было.

– Так вот, по нему это сразу было видно, приходи к нему пожалуйста, очень прошу. Если что надо будет, напиши и записку матери моей отдай. И еще. К матери его сходи сегодня. Ты же видела его? Пусть поможет, чем может. Вроде все.

– К матери его я пойду сейчас, я думаю она поможет. И ходить я к нему буду. Если смогу, каждый день, если не смогу, простите.

– Спасибо, Галя. Я ему не сват и не брат, но могу сказать, что он хороший человек. Редко такие в жизни встречаются.

– Слава, у вас какие отношения? Деловые. Разницу чувствуешь?

– Знаешь, если человек хороший, он при любых обстоятельствах человек. Я это точно знаю. Я пошел, мне пора. Выйдешь чуток попозже меня.

Слава ушел, а я сидела и думала, как я все это опишу Диминой маме. Ведь врать смысла нет, через пять минут она будет уже здесь. Значит надо сказать как-то не сильно больно. Чтобы у нее было время привыкнуть к тому, что ее сын в тяжелом состоянии. Ну вот как, как это можно не больно сказать матери, у которой единственный сын? И одно дело, если бы у него пневмония была, а совсем другое дело, когда кровопотеря. Она то медик. Повязочку снимет и поймет откуда у этой кровопотери ноги растут. И что можно сделать в таком случае, чтобы у любой мамы сердце не порвалось, и не остановилось? Она сейчас ему очень нужна.

Я шла по Тимирязева, вдоль трамвайных путей, и понимала, что речь готовить смысла нет, потому что ляпну все равно что-нибудь другое. Самое главное, надо взять себя в руки, чтобы, глядя на нее не заплакать. Потому что все-таки Димка, очень родной и близкий мне человек. Вот только почему такой д у р а к? Ну вот что ему не живётся тихо и спокойно? Четыре месяца его знаю, и за эти четыре месяца его уже чуть два раза не убили? Вот что это за персонаж? И тут я вспомнила, что если дверь в подъезд закрыта, мне придется что-нибудь придумывать. Но дверь была открыта. И Юлия Борисовна открыла, как только я нажала кнопку звонка. Дверь она распахнула широко, сделала шаг мне навстречу, взяла за руку, и затащила в квартиру.

Юлия Борисовна провела меня на кухню, усадила за стол, и стала метать на стол все подряд из печи и холодильника. Я даже не предполагала, что она может быть такой хозяюшкой. Вообще, по идее, надо было ее остановить, но как? Я боялась даже думать о том, что она сейчас сядет напротив меня и начнет спрашивать про сына. У меня мозги выключались от такой перспективы. Что я ей скажу? Она мне вон какой стол накрыла, чего только на нем нет. Радуется тому, что я пришла. А я ей сейчас такая сообщу, что в соседней больнице ее единственный сын умирает от потери крови! Ну прямо не гостья, а вестник счастья!

Юлия Борисовна видимо все выставила, оглядела стол и осталась довольна. Она сняла фартук и села.

– Слушай, Галя, давай выпьем. У меня рябиновая на коньяке есть?

– Давайте рябиновую на коньяке.

– А ты что такая приземленная? Дома что случилось? Или с Ирой что?

– Да нет, все хорошо. Можно сказать отлично.

– Ну так тебе и надо. Давай за Димку? Пусть найдется!

– Хорошо. За Димку, так за Димку. Пусть найдется прямо завтра.

– Так ты не ответила мне. Что случилось то у тебя?

– Да у меня ничего не случилось. Жизнь да жизнь.

И тут до нее что-то стало доходить. Она налила по второй, замахнула самостоятельно и смотрела не отрываясь на меня. Я тоже выпила. Хоть смелости наберусь и скажу все. А она все смотрела на меня и молчала. Уже, наверное, что-то поняла, но боялась спросить. Мы выпили по третьей. Тишина застыла в кухне. Я боялась говорить, она боялась услышать. Как начать то? С каких слов? С каких фраз? Как сделать так, чтобы она не потерялась, не поникла, не упала в обморок? Господи, дай мне разума, надоумь меня сей момент!

– Ты знаешь про него что то? Он живой? Или умер?

– Живой он, Юлия Борисовна. Вы там очень нужны.

– Галя, не томи. Где там то?

– В третьей Кировской. Он в реанимации лежит.

– Галя, что ты молчишь? Что с ним? Говори!

– Потеря крови большая. Кровь очень нужна.

– Кровь, кровь, кровь. Кровь сейчас найдем. А ты что молчала то? Раньше не могла мне об этом сообщить? Молчунья!!!

– Мне только сегодня сказали

– Ты там уже была?

– Была

– Видела его?

– Видела

– Как он?

– Дышит. Но очень худой и черный.

– А что с ним?

– Я не знаю, мне не сказали

– Так, надо идти. Меня же пустят туда?

– Назовите мою фамилию

– А тебе то кто пропуск сделал?

– Менты

– И все-таки он с этими ментами вляпался! Ведь говорила я ему, добром это не кончится!

– А вы что, знали, что он их штопает?

– Конечно. Ведь редкий мент в наркологии не был. Ладно, бог с ним. Надо крови добыть и пойдем.

Она подошла к телефону, и начала обзвон. Раз одиннадцать двенадцать с той стороны пообещали. А она в это время что-то писала на тетрадном листочке. Что меня удивило, так это то, что она даже не просила. Просто спрашивала про кровь, и ей сразу обещали. А писала она список больниц, куда за этой кровью нужно приехать. Наконец то она положила трубку и пошла убирать со стола. Вот это самообладание! Наверное, она родственница моей мамы. Я ей помогала. Мы налили еще пару раз. На кухне была идеальная чистота.

– У тебя связь с этим ментом есть?

– Есть. Через его мать.

– Занеси ей список больниц, они на своих бобиках соберут за ночь всю кровь. А сейчас я пойду дам ему крови. От меня точно не убудет. Ну все? Пошли?

– Я не пойду. Я сейчас только оттуда.

– Ну тогда список передай, пожалуйста

– Передам, Юлия Борисовна, сейчас же

– Ну вот и славно. Из еды ему ничего пока не надо, из одежды тоже, значит я готова, идем.

И тут она неожиданно упала мне на грудь и зарыдала. А потом она голосила, как на похоронах, как будто Димка уже помер. А я обнимала ее и представляла, как же ей сейчас тяжело. Вот и сорвалась, сильная женщина. Слезы закончились, она умылась, мы вышли из квартиры и каждый пошел в свою сторону. Нам было страшно от перспектив.

Домой я бежала, потому что надо было забежать к Славиной маме, оставить записку, и только потом домой. Домашние же дела никто не отменял, да еще никто не знал, когда Витюша может явиться. Я просто молилась, чтобы он где-нибудь застрял только до тех пор, пока Дима откроет глаза. После этого, я точно знала, все пойдет на поправку. Дверь мне открыли сразу, как будто ждали. Я перешагнула порог протянула записку, и поздоровалась кивком головы. Я так резво хромала от остановки, что еле дышала. Димина мать взяла записку и дала табурет.

– Славе передать? Привет, отдышись

– Да, желательно срочно

– Галь, ты не поверишь, все, что ему передают, все срочно. Не переживай, к ночи заберёт.

– Спасибо

– На здоровье. Ты не знаешь, как там подстреленный мальчик?

– Подстреленный?

– Ну да. Я краем уха слышала, что ему в ногу попали. А ты что не знала?

– Конечно нет

– Тогда не выдавай меня Славке пожалуйста, он и так весь на нервах. Это же дурак какой-то пьяный стрелял. А этот мальчик всех ментов уронил на пол, а сам не успел. Вот.

– Он и не мальчик совсем, ему почти тридцать лет. Лежит черный, еле дышит, Слава за ним наблюдает. А вас мне зачем Славке выдавать, чтобы он мне еще мозги прочистил? Ну все, отдышалась, наверное, пойду

– Ну если сердце не выскакивает, то иди. Тебе тут под горку.

– Да мне теперь в горку лучше, чем под горку. Но другой то дороги нет. До свидания.

– Пока

Катясь вниз между кустами, я молилась, чтобы не упасть, и чтобы дома лишних не было. А все порядки, стирки, глажки, я мигом осилю. Интересно, а домой купить чего-нибудь надо, хлеб или молоко? Хотя время то вечер, в магазинах пустые прилавки. Они и утром не очень заставленные. Правда можно с заднего хода зайти. Неудобно, конечно, но зато обязательно чего-нибудь дадут. И точно дали. Студень, который не успели продать. Все уже себе взяли по куску, а один килограмма на два остался. Как сейчас помню, что он стоил 90 копеек , и продавцы его называли" сиськи, письки, хвост".

Почти счастливая я подошла к подъезду, а с другой стороны к нему подошла Катька с коляской. Но она же буквально вчера со мной не поздоровалась. Так что дверь придержим, чтобы коляску закатила и помолчим.

– Здороваться не хочешь, Галюня? Ну прости

– Бог простит

– Да ты не бычься, я не со зла

– Освободи дорогу, Катюша, я пройду

– Как врач то твой? Не умер?

– Какой врач?

– Который мне таблетки приносил от сотрясения мозга и от внутренних кровотечений. Красивый такой, высокий. Ну помнишь, ты с ним в больнице целовалась?

– А почему он должен умереть?

–А я видела, как его на покрывале в приемный покой принесли. Я на консультацию приходила. Он еще в себе был, команды им какие-то давал

– Кому им?

– Ментам, конечно, его четверо ментов в руках несли, почти бегом. Они несут, а сквозь покрывало кровь сочится, и такой кровавый след по коридору.

– А что вчера, когда видела то меня, не сказала об этом?

– Я не в настроении была

– Ну понятно. А сейчас в настроении, поэтому надо мне его испортить.

– Да ты не переживай. Его сразу врачи подхватили, да еще две скорые прямо мигом приехали, всем скопом ему умирать не давали. Так что я думаю, что спасли его. Но можешь подняться ко мне позвонить и узнать. Пошли?

– Нет не пойду, дома дел полно

– Как хочешь.

Но Катька бы была не Катька, если бы кому-нибудь гадость не сделала. Она же думала, что Витек дома, для него свою речь несла. А Витек то, слава богу, не вернулся. Катька спустилась через пять минут, постучалась, распахнула дверь и заорала:"Галя! Ты где? Я пришла". Ну чтобы все к двери сбежались, а прибежала я.

– Я позвонила. Состояние стабильно тяжелое без изменений.

– Спасибо. А ты фамилию то его откуда знаешь?

– Так я на консультацию к нему ходила, вот и запомнила. Ну я пошла

– Иди. Спокойной ночи.

Мозг кипел. Хорошо, что руки нашли себе работу, это отвлекало. А без домашних занятий я бы точно с катушек слетела. Да и Ирка радовала. Стала говорить слово "баба". Ура!

Утром я позвонила на работу Юлии Борисовне и узнала, как дела с кровью. А с кровью все было хорошо, даже замечательно, Слава ночью собрал всю кровь по адресам, написанных Диминой мамой и врачи сказали, что этого пока хватит. Голос у Юлии Борисовны был радостный. Видимо вчера узнала хорошие новости, да кровь еще привезли, перспективы чудесные. Живет рядом с больницей, три квартала, можно бегать к Диме с проверкой каждый день. В общем, отпустило тетку. Я слушала, как она щебечет и радовалась за нее. Да и за себя тоже радовалась, я не представляла, как я смогу пережить его смерть. Пусть уж лучше живет без меня, чем в гробу, но только мой.

И тут Юлия Борисовна подошла к главной теме.

– Галь, ну у меня опять к тебе просьба, слышишь?

– Слышу, и даже догадываюсь, что за просьба.

– Конечно у тебя сейчас нет проблем, можешь послать меня, но я все равно попрошу, на всякий случай, потому что это важно

– Посещать Диму в больнице, хоть иногда

– Да, ты все правильно поняла, об этом и хотела просить

– Я буду к нему заходить, но не очень часто.

– Он сейчас еще спит, ему это не надо. Ты просто позванивай мне, я тебе скажу, когда он очнется, вот тогда понадобишься ты

– А до этого я могу просто зайти?

– Конечно. Пропуск на твою фамилию никто не отменял.

– Ну вот и хорошо, буду рядом, зайду

– Спасибо, Галя. Ты не бойся, я в долгу не останусь. В крайнем случае денег дам, они всем нужны

– Я только об этом и думаю, чем вы со мной рассчитаетесь.

– Рассчитаюсь, не сомневайся. Пока

– До свидания

Я пошла домой счастливая. В то время мы целыми днями с Иркой вспоминали забытые слова и учились смеяться. Слова она вспоминала со мной, а хохотать её учила Оля. Той вообще не надо было причин, чтобы находится в хорошем настроении, рот до ушей у нее был всегда. А вот у Ирки с этим было плоховато. Она даже "Ну погоди" смотрела с серьезным лицом. Вот как ее расхохотать, эту царевну несмеяну? Что они делают в этом доме малютки, что дети забывают, что такое смех? Хорошо хоть слова быстро возвращаются в ее жизнь. Два раза попробует, а потом уже чисто говорит. Слов, конечно, мало еще. Но пусть вспомнит хотя бы то, что говорила до тюрьмы.

Ну а по большому счёту с возвращением Ирки жизнь встала в привычную колею. Не надо было психовать, изыскивать варианты, думать о том, о чём бог не велел. Все было хорошо, спокойно, замечательно. Да еще и Дима лежал полумертвый, поэтому мозги мои и по этому поводу не подгорали. Я даже собралась сходить к нему и посидеть рядом минут двадцать. Может поймет, что я пришла, разом придет в себя и выздоровеет. Ну а по-простому мне было просто любопытно, как он там? Белеет, толстеет, оживает? Ведь идти то мне можно в любое время, надо просто подумать, и просто навестить его, желательно тогда, когда народу нет.

Но, не сложилось. Потому что неожиданно приехал от бурятов Витюша. Приехал не в настроении. Видимо что-то не получалось. Интересно, скоро уедет, или сначала свою злость на мне выместит? Но Витюша привез денег, хоть не столько сколько ожидал, но мы с ним пошли их класть или ложить? мне на книжку. Денег было не больше двух соток, и я еще подумала о том, что как-то мелковато. Но Витя это почувствовал и срочно навешал мне на уши лапши. И надо же, я моментально поверила в то, что он привез огромные деньги. А подумать о том, что мне не на детей, не на хозяйство, не дали ни копейки, ума не хватило.

Зачем мне было давать денег? Я же их не просила. А если вдруг попрошу, можно просто устроить скандал с мордобоем, и я про деньги забуду. А так как у меня получается их добывать самой, вообще не стоит заморачиваться на том, чтобы обеспечивать семью. Но чувство вины, я думаю его все равно донимало, поэтому он искал к чему бы придраться и сделать виноватой меня. А оказалось, что и искать не надо. Ведь у Катюшки то подгорало. А Дима вроде сейчас был вне зоны доступа, поэтому не от кого она не зависела. И видимо, когда увидела Витьку в один момент придумала, как его вытащить на разговор. Попросила лампочку ввернуть в подъезде.

Но рассказать она ему все не успела. Можно сказать, только начала. А ему и не надо было все. Ему нужна была причина. Причину ему подсунула Катька, а остальное он сам придумает и раздует. Хотя моя интимная жизнь его не сильно волновала. Но в той ситуации его волновало то, что о моих шашнях с посторонним мужиком знает Катька. Он же мужик, а жена налево бегает! Да еще так бегает, что соседи знают. Я узнала об их разговоре, потому что не вовремя вышла в подъезд и услышала их диалог. Ну и я же его прекратила, хотя понимала, что тех десяти слов, которые сказала Катька, будет достаточно для экзекуции. Оставалось ждать.

Услышав Катькины откровения в подъезде, я осознала одно, если Витюша на днях не свалит к своим бурятам, мне туго придется. Сожитель мой всегда имел, да и сейчас имеет натуру базарной бабы. Ему бы сплетни собрать, под дверью послушать, набрать на человека, как можно больше компромата, а потом уже начать танец с саблями, который однозначно завершится экзекуцией. Моей, конечно. А еще я была уверена в том, что они с Катей все равно где нибудь пересекутся, и уж она ему договорит до конца то, что сегодня ей договорить не дали. Будет еще повод для скандала, или для мордобития? А что получится.

Наверное, вот из-за этого Витькиного поведения, я со временем перестала чувствовать себя виноватой. И не важно было, с кем и где я согрешила. Но в тот момент чувство вины во мне угнездилось прочно. Мало того, что Витя, этим пользовался, эта долбанная вина меня иногда славно закручивала в спиральку. Ну а как же! Вон вроде муж рядом. А уж какой хороший по мнению соседей, непьющий. По тем временам это самая большая заслуга! А я вон, готова лечь под первого встречного! Ведь нельзя так! Но и Диме отказать нельзя. Уже сейчас жду, когда он выздоровеет. Все обиды забыла, все простила.

И уже даже иногда мечтала как-то попасть к нему в больницу. А тут еще Настя вышла, когда я белье развешивала:"Привет, Галка, ты это, как-нибудь осторожнее будь."

– Ты это про что?

– Про любовника твоего

– Про какого такого любовника?

– Про врача, которому ты звонишь

– А с чего ты взяла, что он любовник?

– Так про это уже весь двор знает. Катюня информацией делится. Кстати, и с Витькой твоим в том числе.

– А тебе то, кто сказал?

– Подслушала.

– Где?

– Да вот здесь же. Утром. Только белье весила Катька, а Витька рядом с ней стоял.

–И что она ему рассказала?

– Тебе это точно надо знать?

– Ну так я же должна прикинуть что он мне устроит и за что я буду получать.

– Сказала, что ты с ним на кушетке в ординаторской, почти у всех на виду.

– Красиво придумала

– Ну я тебя предупредила

– Настя, спасибо конечно. Ну а теперь то зачем скрываться, все равно люлей получу, дело времени.

– Так еще врачу твоему накостыляет.

– Настя, врач полумертвый, в больнице лежит. Да и зачем так усложнять простое дело? Я то рядом.

– Ну что я могу сказать? Держись

Что я испытывала в тот момент? Я даже описать не могу. Людям почему-то всегда кажется, что если они донесли до тебя то, что ты не знаешь, они сделали благо. А на мой взгляд, молчать надо. Ну знаешь ты, что соседка насплетничала, или чужой муж изменил, или про что-то другое, что тебя лично не касается, засунь язык именно туда и молчи. Не порти людям жизнь. Им так спокойнее. Ведь если бы я не знала, что Катька настучала Витьке, я хотя бы не ждала этой экзекуции. А что экзекуция будет, я точно знала. Не потому что "я с ним на кушетке в ординаторской", а потому что "у всех на глазах".

Я теперь ходила по дому и краем глаза наблюдала за Витюшкой, хотя знала, что он не выдаст себя не взглядом, ни жестом. Артист он был и остался, уровня бог. Я за ним следила, а он просто жил, спал, ел, читал, даже со мной разговаривал, как обычно. Правда что-то даже в первый день он не потребовал от меня исполнения супружеского долга. Но это нормально. Вот если бы он пожрать не потребовал, было бы удивительно. Но я то была на взводе, с той самой минуты, как Настя осведомила меня о новостях нашей деревни. Боялась я физической расправы. А как ее не бояться, если это норма твоей жизни?

А белье мы пришли снимать вместе с Катькой!!! Не, не специально, так получилось.

– Катька, ты за что мне мстишь?

– Ты о чем?

– О твоих разговорах с Витькой

– Так, а что? Это не правда, что ли?

– Ты про то, как я на кушетке в ординаторской?

– Ну не в ординаторской, в коридоре.

– Прямо давала дежурному врачу?

– Отстань, Галя. Это же правда?

– Правда то Катюша, что Димка, как я понимаю, тебе за молчание импортными таблетками заплатил. Скоро они закончатся

– А Димка твой может сдохнет!

– А может и не сдохнет. Хотя это для тебя без разницы. Если умрет, таблеток точно не даст, а если выживет и не даст, будет обидно

– Ты с ума сошла? Знаешь, как у меня без них голова болит? Да я умираю!

– А что у меня будет болеть после твоих сплетен?

– Галя, так нечестно.

– Зато справедливо.

Я пошла домой понимая, что мне стало легче.

Честно говоря, у меня от всего происходящего тряслись поджилки. Потому что я наверняка знала, что на днях огребу. Витек и так приехал не в том настроении, трезвым ходит уже месяца три, да еще и Катюня масла в огонь подлила. Ну вот тварь же. Короче, Витюшке я старалась на глаза не попадаться, из дома без причины не уходить, потому что это будет красная кнопка. Решила стать святой до его отъезда. Может все-таки пронесёт? И каждый день ждала новостей о его работе. А новостей не было. Очень меня это удручало. Но Витька пока держался, наверное, была у него для этого причина. Но это не точно.

А я медленно стала превращаться в поганку. И думала, как отомстить Катьке. Вот дура то в больницу к ней побежала! Да пусть он ее колотит! Ей же меня не жалко? С какого перепугу я ее жалеть буду? Но у меня совсем не было идей. Да и Катькин Леха мне на глаза не попадался. А чтобы его раскочегарить, он должен быть пьяным. Когда он трезвый, он очень адекватный чувак. И с детьми посидит, со всеми причем, с нашими тоже, и супчик сварит и котлет нажарит. Правда трезвым он бывал редко. А в последние дни я его не видела никакого не пьяного не трезвого. Ну тогда надо подумать как, чем и где его напоить.

С этим у меня проблем не было. Выпросила бутылку у мамы. Осталось придумать, как его заманить на рюмашку, и самое главное куда, так еще же надо его увидеть. Эта идея так захватила меня, что я даже бояться стала меньше. Но не забывала о том, что расплата близка. Вот если бы Катька огреблась раньше, мне бы было легче. Когда ей эти таблетки понадобятся, и Дима ее накажет? А Лешик, он где-то здесь, рядом ходит, надо налить и он отомстит за меня. Только я его не вижу. Но я внимательная, и с фантазией, поэтому все у меня получится, и устрою я это все в лучшем виде. Комар носа не подточит. Так и случилось. Дня через два.

Леху я увидела, когда шла развешивать бельишко. Галя, стоять! Я поставила тазик на лавочку и пошла навстречу Лехе.

– Привет, а что это я тебя давно не видела?

– Да заработался я что то

– А что с настроением? Подгулял вчера, что ли

– Не на что гулять, я бы выпил с удовольствием

– Ну если тебя сто грамм устроит, пошли, налью

– А что это ты такая добрая?

– Так Витька то не пьет, а запасы остались

– Ну пошли, если так. А Витька то дома или где?

– Дома, а где ему быть?

Мы с Лехой прошли на кухню. Лишь бы Витек не приперся сюда хотя бы две минуты. Я налила Катькиному мужу, еще и капусточки квашеной на закусь достала. Лешка пил, а я смотрела на него и думала о том, что Катька хотела замуж еще больше меня. Какой же он страшный, этот Леха! Рыжий, волосы, как проволока, росточком мне по пояс, глаза какие-то белесые, бесцветные, бровей нет, зубы кривые. Красавчик. Но это не важно. Не я с ним сплю. Леха закусил и присел на табуретку, а я налила еще. Тут я услышала, как открывается дверь, в кухню, на голоса, шел Витя. Хорошо, что хоть что-то успела.

Витька протянул Лехе руку, а вопрос задал мне:"А что это у нас сегодня наливочный день?"

– Да вон , Лехе плохо что то

– Ааааа, ну тогда понятно. Поправляйся, Леха

– Ну вы тогда тут без меня разберётесь? Я пойду, у меня тазик на лавке стоит?

– Иди, разберемся как-нибудь

Я выскочила из квартиры совсем счастливая. Хахаха. И я теперь ни при чем. Леха бухает с Витей, но Витя последнее время в пьянке не замечен. Поэтому поллитровочку выпьет Леха один. В самый раз. Пойду все-таки белье развешу, а потом посмотрю на его состояние. Свой план я осуществила, торопиться было некуда, я шагала вдоль веревки и расправляла бельишко. Вот так, почти красота. Можно идти на проверку. Я вышла из закутка, где вешали белье. У подъезда разговаривали Катька и Настя. Ну просто все, как доктор прописал! Я подошла к ним поближе, узнать, чего они здесь встали то.

Они вместе повернулись ко мне и Настя спросила:"Леху не видела? А то пошел в аптеку и потерялся".

– Так он с Витькой выпивает

– Так Витька же бросил.?

– Так он и не пьёт.

– А кто тогда с Лехой пьет?

– Леха один.

– Давно?

– С полчаса

Катька побледнела и пошла ко мне в квартиру. Но я-то знала, что пока бутылка не закончится, Леха не уйдет, это не про него, остановиться на середине. Настя опять посмотрела на меня:"Это ты что ли Леху заманила?"

– С чего ты взяла?

– Я бы на твоем месте тоже так сделала. Как ни крути, а нет в нашем подъезде человека, кому бы Катька подлянку не сделала. Так ей и надо. Может поумнеет

– Ей двадцать семь лет, уже не поумнеет

– Их там трое. Пошли ко мне, покурим.

– Пошли. Только я все-таки загляну и тазик оставлю.

В кухне распивали. Катька помогала. Видимо для того, чтобы Лехе меньше досталось. А Витька наблюдал за всем этим и посмеивался. Я подумала о том, что выкурить сигарету три минуты. За пять минут никто по мне не соскучится. По пути заглянула к детям, они заинтересованно рисовали в какой-то книге. Все нормально, можно покурить.

Два пьяных супруга, это просто чудесно. Я не знаю сколько Катьке досталось из той бутылки, рюмки две. Но заусило. И они вдвоем пошли искать чем догнаться, а я на сто процентов была уверена, что Катюха сегодня отоварится, в любом случае, найдут они еще выпить или не найдут. Я посидела у Насти, а потом пошла гулять с детьми под самое окошко, чтобы Витюша видел, что я в шаговой доступности, а не в какой-то там ординаторской. Хотя головой понимала, что экзекуция все равно будет, днем раньше, днем позже. Катьке я, конечно, отомстила, на душе легче, но я свое все равно получу, потому что Витя уже настроился.

Первая, кого я утром встретила, была конечно Катька. Все было нарисовано и на лице, и на руках. Но мне не было теперь ее жалко. Вот что это за человек такой? Соседи, и я в том числе, всегда, как могут ей помогут. Мать у нее умерла, когда она еще в школе училась, поэтому жалели ее все. Зато она никого не жалела. Взять взаймы деньги и не отдать, это про Катьку, сплетни разнести, это про Катьку, да и подруг- соседей поссорить, это снова про Катьку. Поэтому понесла справедливое наказание. Совесть меня нисколько не мучила. Я никого не трогала, не надо было меня провоцировать. А Катька встала посреди лестницы.

– Что, гадюка, легче стало?

– Ты о чем, Катя?

– О том самом. Леху вчера напоила в отместку за то, что я Витьке правду рассказала?

– Катя, я никого не поила. Он сам пил. И ты, кстати, вместе с ним. Так что ко мне то какие претензии?

– Показать тебе что он со мной сделал за ночь?

– Не надо, все и так хорошо видно, и на лице, и на руках.

– Ты еще спину не видела!!!! Он меня чуть на куски не порвал!

– Ты же Витьке сказки рассказывала для того, чтобы меня порвали. Так что это тебе на пробу.

– Бог тебя накажет

А вот в этом то я не сомневалась. Только интересно было очень, когда меня настигнет это наказание? Я устала бояться и ждать. Уже бы дал мне триндюлей и стало бы легче. Но Витя не торопился. А у меня случилась нечаянная радость. Ирка в парке увидела, как голубь дерется с белкой. Сначала она что-то верещала на весь парк на своем тарабарском языке, а потом подтянула меня за руку к ним поближе и засмеялась. Смеялась и говорила:"Мама, смотри. Мама смотри. Мама , смотри". Мое состояние в тот момент вообще трудно описать. Я не знала, что мне делать от радости. Наконец то это случилось!

С того момента Ирка как будто вернулась в то время, когда она еще не знала, ни этого проклятого дома малютки, ни всего того, что там с ней случилось. Теперь она разговаривала без устали. Ну и пусть это был набор слов, которые она знала, но она не молчала, замкнувшись в себе. А улыбка вообще навсегда прописалась на ее лице. Она как будто вспомнила, как надо смеяться и улыбаться. Теперь осталось дождаться того, чтобы она пошла. Не, она ходила, но еле-еле, и держась за стенки. И если Ольга в детстве на карачках перемещалась с бешеной скоростью, то Ира была другая.

Ира обычно размещалась там, где ей было удобно, садилась и занималась своими делами. На одном месте могла провести часа два. Встать и пойти куда-то? Зачем? На это ее могла замотивировать только Ольга. И если Иру уговорили куда то идти, то она двигалась ближе к стенке, чтобы было за что ухватится, осторожно вставала и тихо шла в пункт назначения, держась за стенку двумя руками. Шла очень медленно и осторожно. То ли упасть боялась, то ли запоминала движения. Придя в то место, в которое она хотела, она снова укреплялась часа на два. Суетится она не любила.

Вечером того же дня прилетела хорошая новость. Витюшка завтра уезжает к бурятам! Мне хотелось петь и плясать. Но я сделала скорбную рожу, и пошла его собирать в путь дорогу, слава тебе господи! Почему я тогда не думала о том, что вот так, безрадостно, пройдет вся моя жизнь? Или думала, но меня это не смущало? Не запомнилось мне это. А жизнь поганая запомнилась. А поганой она была только рядом с Витей. Когда он исчезал из моей жизни, все сразу становилось другим. И не важно, где он был, на пятнадцати сутках, или у бурятов. Жизнь расцветала всеми красками.

Сумочку собрала, еду тоже, осталось только утром дать ему в руки. Все, последняя ночь, и считай, что все снаряды мимо. Я про утро забыла. А все началось именно утром. Очень загадочно началось, уж это то я поняла сразу. Витя встал сам, просто удивительно. Я тоже проснулась, и напряглась. Но строила из себя спящую дурочку. Но у него то были другие задачи.

– Слушай, а что там за врач то был?

– Ты о каком враче то?

– А что, их много было?

– А что, мало? Десятки. С тех пор как я под поезд попала.

– Давай ты дуру гнать не будешь? Все прекрасно ты понимаешь о каком враче я говорю. О последнем?

– Это о том, который рак вырезал у дочери тети Гали?

– Галя, меня интересует не тот врач, который операции делает, а совсем другой!

Я лежала на животе, и мне было очень интересно, что происходит сзади. Что этот конь собрался делать? Поскандалить и уйти, или готовится выкинуть меня в окно? Звуки я, конечно, слышала, но не понимала, что это за звуки. Я развернулась, чума любопытная, Витя в этот момент расправил электрический провод от удлинителя. Я все поняла в одну секунду, и развернулась обратно. А Витек сдёрнул с меня одеяло, и провод, сложенный в четыре раза, со всей Витиной силы опустился на мою спину. Кричать было нельзя. Дети спали. В соседней комнате была мама.

Я прикусила губы и терпела. Раз, два, три , четыре, пять. Господи, когда это закончится? Я же живая! А он не стесняется, прямо со всей силы оттягивает, со смаком. Молодец. В дверь постучали. Это за ним. Слава богу. Он вышел. Сначала в коридор, а потом из квартиры. Я разрешила себе заплакать.

Слава тебе господи, что все случилось в это время. Сколько раз, этот, так называемый мужчина, меня ударил? Кто его этому учил? Я лежала и плакала. И от обиды, и от боли. Ну вы же представляете, что такое электрический шнур, ну допустим от пылесоса, скрученный несколько раз? Ну а я в то утро, ощутила это своей спиной. Он еще не один раз в жизни будет пользоваться проводом. Но тот раз мне очень запомнился. Слезы лились ручьем. Боль была жуткая, пронизывающая, я боялась даже пошевелиться. Мне казалось, то каждая клеточка моей спины стонет и жалуется. Да что уж там спина? Я вся целиком выла от этой боли. Он знал, что делал.

Воспитатель, так тебя растак! Ну? Избил ты меня, мне, конечно, очень больно, и очень обидно. Но это пройдет. Сейчас я маленько потерплю, и пойду лягу в ванну. В горячую ванну. Станет легче. Боль будет не такой резкой. Как я могу тебе отомстить за это? Никак! У меня нет сил на такого здорового мужика! Значит, милый мой, дорогой единственный, буду наставлять тебе рога! Уж это то я умею. И если до сегодняшнего дня я это делала из-за своей странности, и по зову физиологии, то с сегодняшнего дня, я буду это делать в любом удобном случае! Где попало, с кем попало. И мне по фигу, узнаешь ты об этом или нет. Все равно, ведь огребусь, даже если не виновата.

Я поднялась с кроватки, натянула протез и пошла к зеркалу. То, что я там увидела, не поддавалось никакому описанию. Вот это да! Ярко красная спина. На этой спине бордовые полосы. Сколько их? Много. А еще этот чудак задел мне шею! Шея тоже была красной с бордовыми разводами. Ой, красота какая! А часа через два это все начнет синеть, очаровательная картина будет! Хорошо, хоть кофту с воротником, которую дал мне Геннадий не вернула. Хоть на смену будет, что носить. Этот же узор на моей спине недели на две, не меньше. Пока посинеет, потом почернеет, потом пожелтеет. И даже если пройдёт боль, следы останутся надолго.

Я пошла в ванную, сразу прихватив с собой кофтенку с длинным воротником. Горячая вода, как мне тогда показалось, просто впилась в спину! Ух ты, как чувствительно то! Но постепенно боль проходила. А я думала. И придумала то, что сегодня обязательно надо посетить Диму. Я передумала с ним расставаться. Зачем? Пусть будет реализатором моей мести. Любовник он замечательный, знаю я его давно, и как показывает практика, готов на любые условия. Вот так все и совпало. Всем хорошо в этой картинке. А мне хорошо три раза. Я не могу себя оторвать от Димы, и не надо. Моя физиология постоянно требует мужчину, Дима очень подходит. И каждый день у Витюшки будут отрастать рожки. Я буду стараться.

Я выползла из горячей водички, оделась и отправилась на кухню. Хоть как лечи эту экзекуцию, а дня два она будет болеть. Ладно, переживу. Надо что-то приготовить, а потом уже идти к маме отпрашиваться в больницу. Потому что меня посетила мысля о том, что мало того, что надо посетить Дмитрия и проверить как он там, надо ему сообщить о том, что я жду его, и чем быстрей, тем лучше. Я в тот момент, почему-то была уверена в том, что если я буду посещать его каждый день, он быстрее пойдет на поправку. Так что мотивация у меня была, и я приступила к приготовлению пищи. Придумывать ничего было не надо. Детям и маме готовить просто.

Тесто поставила, бульон поставила, собрала грязное белье, машинка тоже закрутилась. И тут послышался голос:"Гал, ты дома? Я зайду?". Голос я узнала сразу. А что, дверь открыта? Ах, да, Витя же уходил, а я забыла закрыть. А кто бы не забыл? Это был Слава. Очень удивительно. На фига я ему? Или с Димой что – то случилось?

– Проходи, я на кухне

– Здорово. Чаю налей, а то я что-то забегался.

– Сейчас налью. А зачем прибежал то? Я вроде вне твоей зоны ответственности.

– У меня к тебе просьба, Гал, даже не знаю, как сказать

– Да говори и всё, разберемся

– Я знаю, что вы с Димой поругались. Может ты и злая на него, раз не ходишь в больницу. Но он совсем выздоравливать не хочет. И сейчас уже дело не в крови. Врачи сказали, нужны положительные эмоции, а положительная эмоция для него, это ты. Точно знаю. Злая на него? Фиг с ним. Сделай это ради меня. Я в долгу не останусь.

– Слава, я сейчас поесть приготовлю, с хозяйством разберусь и пойду. Обещаю. У меня просто времени не было.

– Прямо сегодня сходишь?

– Да, Слава, прямо сегодня.

– Гал, ему есть можно все, но он не ест. Его глюкозой кормят. Вот деньги, купи что найдешь. А лучше зайди в этот магазин и скажи, что я попросил.

– Слава, ты же знаешь, в нашем магазине и мне дадут.

– Я на тебя надеюсь. Галь, я не из-за того прошу, что он нам помогает. Просто такие люди нужны всем. Я не знаю, сколько людей в своей жизни он спас, но он может спасти еще столько же.

Слава пошел к двери, оставив на столе четвертачок. С моими талантами на него неделю жить можно, даже каждый день посещая Диму. Опять меня кормит кто то, но не Витя. Зато печать на спине от Вити.

Через часик все было готово. Я понимала, что маму я задолбала, но все равно пошла просить ее посидеть с детьми. Тем более, что для нее теперь имя Дима, было заклинанием. Она попросила меня сгонять в магазин за молоком, сметаной и растительным маслом, и без разговоров разрешила идти на все четыре стороны. Зачем ей продукты? Я и суп сварила, и пирог испекла, причем двух сортов? Но мне то тоже что-то надо было купить. Поэтому пойдем в наш магазин сзади. Можно же Славой прикрыться! Не так стыдно будет. Я не любила туда ходить со служебного входа, если не работала.

Сметана, молоко, масло, это было просто. А вот Диме что купить? Он не ест уже неделю. Значит желудок напрягать нельзя. Ну я все так и объяснила девкам. Они мне дали шесть пол литровых банок детского питания. Причем все разные. Хорошо. Дальше что? Творожную массу с изюмом. Ну это вообще по большому блату, сливки, они посчитали, что для умирающего это полезно, и целый килограмм крекера. В тот момент у нас в Иркутске это было что-то никому не известное. Обыкновенные люди и не знали, что такое печенье существует в природе. А продавцы мне сказали, что больному подойдёт, если в сливках помочить. Все, подготовилась

Я, конечно, не стала все на себя грузить. Ходить мне туда неизвестно сколько. Поэтому берем то, что быстро скиснет. Сливки. Добавляем печенье. Остальное в холодильник, побежали. Бежала я минут тридцать. Пропустили меня без лишних вопросов. Но Димуле капали кровь. Кровь тогда капали очень медленно, не знаю почему. Хотя знаю. Я-то иногда ускоряла процесс, ну когда сама была потребителем крови. Так вот, если кровь начинала бежать быстрей, у меня начиналась лихорадка. Меня трясло, как Каштанку на помойке. И попробовав пару раз, я завязала экспериментировать. Поэтому я глянула на объем, и пошла поговорить с сестрой.

Сестрой оказалась разговорчивая молоденькая девушка, которая мне рассказала, что Дима почти не приходит в себя, только от боли. Болит рана, потому что не заживает, а гниет. Никто не знает, почему так. Уже даже посевы сделали, никакой заразы нет, а ему каждый день рану чистят, кормят его через вену, а вот пьет он иногда сам. Она его поила. Мать каждый день ему свежевыжатый сок носит, полный холодильник этого сока. Вот его он иногда пьет. Но это надо кровать приподнять, чтобы он не лежал, а сидел, вот тогда получается. И времени очень много надо, у нее столько нет. Так что могу пробовать.

Мочу ему отводят катетером, а в кишечнике и нет, наверное, ничего, раз не ест. В общем, не понять, то ли живой он, то ли мертвый. Ночью спит конечно, снотворные добавляют. А днем то ничего не добавляют, а он даже глаза не открывает и не вздыхает. Один раз она видела, как у него ресницы дрожат, думала, что он глаза откроет, но не дождалась. Врачи за ним бдят денно и нощно, и по всем прогнозам, он уже должен выздороветь. А он лежит, как мертвяк, даже не шевелится. Хорошая девочка, много рассказала. Пойду посижу рядом с ним, может чего-нибудь пойму. Сок надо из холодильника достать, пусть согреется. Сейчас кровь докапает, и будем пить. Насильно.

Я подошла к кровати. Крови осталось чуть-чуть. Но с моего последнего визита Дима побелел. Теперь он был просто очень бледный. Глаза запали, скулы торчат, а вот губы серые, ни одной кровинки. Что делать то с тобой, Дима? Я пошла принесла стул, поставила его к кровати, и открыла холодильник. Да, молодец, Юлия Борисовна ! И овощной сок и фруктовый, в бутылочках для детского питания. Сколько сегодня осилим, если учесть сливки? Ладно, я никуда не спешу. А мне нужно, чтобы этот товарищ выздоровел. Когда сестра пришла убирать капельницу, я попросила у нее чайную ложку. Она удалилась, принесла ложку и поильник. Молодец!

Я присела на стул и взяла Димину руку, теплая. Хоть что-то хорошее. А если бы еще и рука была холодная, вообще бы странное впечатление было. Я гладила ее по руке, и про себя с ним разговаривала. Что я могла ему сказать? Димочка, солнышко, давай будем выздоравливать, я же жду, когда ты придешь в себя. Хочу посмотреть в твои красивые глаза, поцеловать тебя в губы, да и просто поговорить о том, что ты никогда на мне не женишься. Я очень хочу услышать твой голос. Я больше не буду тебе условия ставить. Ты только выздоравливай скорее.

Я поцеловала его во внутреннюю часть ладони, подняла спинку кровати и начала процесс кормления. У меня не плохо получалось. Ведь не зря же я провела в травматологии среди полумертвых полгода. В общем, в конце процедуры я заметила, что он сглатывает. Но глаза закрыты. В итоге мы победили за три часа стакан сливок и бутылочку яблочного сока. Я была в восторге от результата! Если так дело пойдет, то через неделю можно будет прогуляться по коридору. Я опустила спинку, поправила, как могла подушку, убрала все за собой и пошла домой.

После первого посещения ходить к Димке стало как-то веселее. Тем более я понимала, что Витька свалил надолго, из-за спинки моей, красно бордово синей. Ну и слава богу. С мамой мы заключили договор, что три часа в день я провожу в больнице. Мама моя, хоть и была местами поганкой, но всегда была очень благодарным человеком. Она помнила, как Дима прибежал к ней, когда ее скрутило, как заботился о ней, когда она лежала в больнице, а ещё она помнила, как он вернул к жизни дочь ее лучшей подруги. А эта подруга, тетя Галя, когда узнала, что Дима в реанимации приволокла нам полдома заготовок. Готовить она умела, дача у нее была, так что все было вкусно и полезно.

Но Дима ел очень мало. Сок я в него вливала, ложечкой или с помощью поильника. А вот со всем остальным было сложно. Творожная масса, которая казалась мне волшебной на вкус, проглатывалась очень медленно. В итоге, половину того, что мне дали девки в магазине я все-таки запихала в Диму, а все остальное съела сама. В общем, первые дни он потреблял в основном жидкость. Да и как потреблял? Я в него насильно заливала. Иногда все выливалось мимо, на пижаму. Приходилось менять. И я осознавала, каким невесомым стал этот здоровый мужик. Крепкие руки превратились в кости, обтянутые кожей, а как выглядели его тонкие пальцы, лучше вообще не рассказывать.

Еще кроме меня сюда ходили Юлия Борисовна, Слава, и те трое, которых он собой прикрыл. И трое молоденьких ментов, каждый день приходивших в реанимацию , каждый день почти хором спрашивали:"Чего нибудь надо? Говорите. Сейчас принесем.". А ничего не надо, хватает того, что есть. Слава приходил тоже с вопросом, мог прийти даже два раза. Вставал рядом со мной и говорил:"Ну что, изменения есть?".

– Слава, я в него вливаю сок и жирные сливки. Пока никаких сдвигов. Но он глотает, это, наверное, хорошо.

– Галочка, сразу говори, если вдруг что надо, все сразу будет.

– Слава, ты даже не представляешь сколько всего есть. При чем вкусное, качественное и специально для него.

– Ну я зайду ещё

– Хорошо

И в тот момент я задумалась о том, сколько народу готово помочь Диме. Прямо сейчас, прямо чем угодно. Если бы он попросил, ему бы и аленький цветочек добыли. Значит все-таки не такой уж и плохой мой дорогой любовничек Дима, раз столько народу переживают за его жизнь.

На второй день мы встретились с Юлией Борисовной. Она пришла, когда я его поила смородиновым соком из ложечки, а он сглатывал эти мизерные порции. Это было видно.

– Ой, Галочка, а я думала, ты не придешь

– Ну я же обещала. Да и не чужой он мне

– Спасибо. У меня прямо гора с плеч. Я не знаю, что происходит.

Она взяла меня за руку и вывела в коридор.

– Галя, ты представляешь, у него же все показатели в норме, а рана гниет, и он в себя не приходит.

– А врачи что говорят?

– Вот врачи и не могут ничего понять. А я их слушаю.

– Но я-то точно не врач. И вообще ничего не понимаю в том, что происходит. Но точно могу сказать, что он из темно серого стал белым и глотает то, что я ему даю.

– Я видела это, поэтому и обрадовалась, что наконец то ты пришла.

– Ну я-то пришла, посмотрим что дальше будет.

– Я уже психиатров сюда приводила.

– А психиатры то зачем?

– Ну должна же быть причина у всего этого

– И что сказали психиатры?

– Стресс

– И чем его лечить?

– Положительными эмоциями

– А как это делать, если он в себя не приходит?

– Вот мне Серега и сказал, который Сергей Иванович, идти за тобой. Если бы тебя не увидела сегодня, пошла бы к тебе в гости

– Вас Слава опередил

– Конечно, это же благодаря Славе, Дима здесь оказался. Мне Слава денег дал, вот возьми. На такси может понадобиться или на продукты, трать.

Ко мне в ладонь легла соточка. Господи! Где люди берут деньги. Два дня сюда хожу, уже получку рядового бухгалтера заработала.

– Ну я пойду к нему, Юлия Борисовна?

– Иди. Помоги тебе бог.

Но в этот день бог нас не услышал.

Но все равно услышал. Буквально днями. День на третий или на четвертый, когда я уже влила в Диму все, что могла, и пару раз уже поменяла пижаму, время двигалось к вечеру. Я присела на стул, по обычаю взяла его ладонь в свою, чтобы попрощаться до завтра, и наговорить про себя хороших слов. Вслух я говорить стеснялась. Ну как-то так. И вдруг я почувствовала слабый жим. Дима пытался сжать мою ладонь. Раз, два, три. На большее сил не хватило? Я подняла глаза на его лицо. Ничего нового. Но я же четко слышала то, что мою руку пытались сжать? Или показалось? Да нет. Я не дурочка, чувствовала я это. Точно.

Мне все равно надо было уходить. Но не могла же я уйти без подтверждения? Я наклонилась к Диме и осторожненько прикоснулась губами к его губам. И мне снова показалось, что мне ответили. Легким прикосновением, почти незаметно, но реакция была! На душе моей зацвели розы, огромная такая клумба! Все внутри у меня запело от этих цветов. Я разогнулась и стала разглядывать Диму. Никаких признаков жизни и активности. Так показалось или все-таки нет? Нет. Я в своем уме. Но пока ничего никому говорить не буду. Вдруг показалось? Но перед уходом я наклонилась к Диминому уху и прошептала:"Выздоравливай. Я приду завтра. Копи силы, будем целоваться".

Конечно, пока я шла домой, душа моя пела и плясала. Неужели все-таки все сдвинулось с места? Если так, то завтра будет легче! Дома я тоже и стирала, и готовила в замечательном настроении. Даже мама заметила:" Что, Дима очнулся?". Но я же решила никому ничего не говорить, значит секрет. Я отрицательно покачала головой и продолжила делать свои дела. Но я сильно надеялась, что завтра Дима проявится, и мы начнем полноценно общаться. Поэтому я пыталась побольше дел сделать вечером, чтобы утричком осталось только приготовить еду, и если нужно, сходить в магазин за хлебом.

В больницу утром я не шла, а летела. Но сюрприза не случилось. Дима так и лежал в дежурной позе. Руки вдоль туловища, глаза закрыты, губы сомкнуты. Ну ладно. Будем надеяться, что это временно. Сегодня я уже разговаривала с Димой в голос. Тихо, но он все должен был слышать. Я сильно на это надеялась. В первую очередь я поцеловала его в губы. Так же, как вчера, но сегодня ответки не услышала. Значит вчера она все-таки была? Мне не показалось? Почему тогда сегодня нет? Не проснулся? Или еще сил не накопил? Хорошо. Тогда поедим детской пюрешечки. Сегодня у нас будет пюре из тыквы. Я Попробовала, мне понравилось.

Но реакции на мою заботу в тот день не было. Зато через два дня она случилась. Прямо перед моим уходом. Я вытирала пол у кровати, потому что перевернула кружку со своим чаем. Пришлось вытереть два раза, и снова пойти вымыть тряпку и выжать ее. Когда я пришла, то повесила тряпочку на перекладину и осмотрелась, что надо убрать на ночь и вдруг услышала шелест:"Галяяяяя". Я замерла от неожиданности, а еще боялась спугнуть эту песню. И повернуться я боялась, потому что боялась, что мне это мерещится. Я не хотела, чтобы это была иллюзия. Но шелест повторился:"Гал, ты меня слышишь?"

Я резко обернулась. Да, да, да, да,да!!!!! Дима лежал с открытыми глазами и смотрел на меня. Что мне было делать? Я ждала этого уже несколько дней. Но оказалось, что я совершенно к этому не готова. Я смотрела на него, и по лицу у меня покатились слезы. Сначала одиночные, а потом рекой. И я не могла их остановить. Сначала я их пыталась промакнуть полотенцем, а потом села на стул положила голову на постель Диме и просто зарыдала. Беззвучно, содрагаясь всем телом. От чего я плакала? От радости или от неожиданности? А Дима продолжал звать меня по имени, пытаясь успокоить мои эмоции. Минут через пятнадцать у него это получилось. Я вытерла лицо. Слезы закончились.

Наконец то! Наконец то я увидела его яркие глаза! Их цвет не изменился! А еще он улыбается! Господи! Ты услышал нас! А Дима продолжал шипеть.

– Я давно здесь?

– Около недели

– А ты?

– Дня четыре

– На ночь здесь остаешься?

– Нет. Зачем? Ты в отрубе.

– А сегодня останешься?

– Дима, зачем я тебе ночью? Тебе снотворное ставят!

– Гал, пожалуйста!

– Дима, я очень рада, что ты пришел в себя! Давай я останусь до ужина, и завтра приду пораньше?

– А диагноз мой знаешь?

– Ты просто не хочешь выздоравливать. И рана не заживает, гниет.

– Рана? Ах, да, помню.

– Ну вот и хорошо

– Значит не останешься?

– Прости, Дима. Давай ты выспишься, и завтра начнем выздоравливать. Так же лучше будет?

– Наверное, ты права. А можешь пойти прямо сейчас попросить мне наркоза?

– Хорошо

Я подождала, когда Дима уснет, и пошла домой, счастливая, как никогда.

В больницу я отправилась раньше, я же обещала. Да и потом хотела встретить лечащего врача и спросить, какие упражнения можно делать для укрепления мышц? Ему же и садится надо, и вставать, и ходить, он же неделю пролежал, как тряпочка, а мышцы они махом реагируют, только ляг и расслабься. Отлежи месяц и все, ты недвижимость. Прямо в приемном покое спросила во сколько обход. И мне сказали, что уже идет. Интересно, с реанимации начали или она последняя? И я похромала по длинному коридору к заветной двери. Поздоровалась с сестрой, спросила про обход. Не было еще.

Я поставила, что принесла в холодильник и пошла к Диме. Спит. Или в отрубоне? Обидно. Я взяла его за руку, и шепотом сказала:"Привет, я пришла пораньше, как и обещала, а тебя нет". Мою руку мгновенно сжали, как могли. Димины глаза распахнулись и засияли. И я точно знала, что сияют они для меня. Я наклонилась и поцеловала его, и теперь точно услышала ответку.

– Кто-нибудь знает, что ты очнулся?

– Нет, пусть будет сюрприз

– А ты что шепчешь то?

– Наверное горло поцарапали, когда кислородную трубку толкали, болит и першит.

– Сейчас обход будет, скажи, пусть посмотрят.

– Конечно скажу, больно и глотать, и говорить

– Я пойду твоей матери скажу, что ты очнулся, а то она извелась. А Слава, наверное, сам придет с минуты на минуту, тоже извелся весь

– Иди матери звони

– А ты узнай, какие тебе упражнения можно делать общеукрепляющие

– Иди. Я сам знаю, что мне нужно делать.

Конечно, я побежала звонить на работу Юлии Борисовне. Пусть у человека настроение с утра будет классным.

– Алло! Юлия Борисовна, это вы? Доброе утро!

–Галя, здравствуй! Что случилось? Не томи, говори, не важно плохое, или хорошее!

– Хорошее, Юлия Борисовна , хорошее! Дима пришел в себя.

– Правда?

– Ну конечно правда. Что бы я сочинять стала? И глаза открыл, и разговаривает, и улыбается!

– Галя, я тебе должна до гробовой доски. Спасибо тебе, девочка моя!

– Да я то при чём, это просто время пришло!

– Спасибо. Я вечером буду.

Я пошла к Диме. Ух ты, все в сборе. Диме горло смотрят, у поста Слава стоит. Ишь ты как совпало. Слава увидел меня, и мы вышли в коридор.

– Давно он очнулся?

– Вчера вечером

– Надо было тебя в первый день позвать!

– Вы фею то из меня не делайте!

– Фея, не фея, а результат налицо. Вот, у меня тут полтишок есть, это тебе за труды.

– Спасибо конечно, но я тут не пахала.

– Галя, у тебя получилось, это главное. Если бы он не выжил, это бы я на свою шею камень повесил.

– Все, Слава, выжил. Глазки он открыл. Разговаривает, правда шепотом, улыбается.

– Спасибо тебе.

Врачи вышли, а мы пошли общаться с Димой. Честно говоря, мне хотелось, чтобы Слава быстрей свалил. Мне просто хотелось обнять этого подстреленного дистрофика и побыть с ним наедине. Желательно весь день. Я была дурой. Точно знаю, если бы я пальцы не гнула, не понесло бы Диму на этот рынок, и под пулю бы он не подставился. Больше не буду так делать. Какой смысл? Если не считать детей, Димка единственное светлое пятно в моей жизни. Мы пришли. Но Дима был занят, ему сестра горло обрабатывала. Долго. Не знаю чем. Зато после того, как она ушла, он сразу заговорил. Тихо правда, но не шепотом.

Пока они общались со Славой, я пошла посмотреть в холодильнике что он будет есть. Чего там только не было! Сейчас, завтрак наверное, съездим, а потом будем думать. Наконец то Слава двинул к выходу. Я зашла. Подняла кровать в позу сидя. По высоте прямо самое то. Обняла Димку, и застыла. Господи, как же я соскучилась! А у Димы не было сил даже руки поднять. Он просто захватил пальцами мою кофту, и вроде была иллюзия объятий. Теперь плакал Дима. А я слизывала языком его слезы.

Мне совсем не хотелось расцеплять руки. Он, конечно, в данный момент задохлик, но очень горячий, и очень родной. Я осторожно отцепила его руки, села на стул и стала целовать его в губы. Рядом все были в обмороке, как он вчера, поэтому особо стесняться было некого. Он отвечал мне как мог и улыбался. А мне казалось, что сердце моё распахнулось настежь, и я готова все тепло отдать этому мертвяку. Самое подходящее название. На этом лице живы одни глаза. Ну и чуть-чуть губы. Глаза торчат из черных кругов, кожа череп обтянула. Волосы правда не пострадали, а все остальное очень хлипкое. Кажется, что потрогаешь и сломается.

– Кашу давай есть

– Я не люблю кашу

– Давай варенья туда добавляю. Какое хочешь?

– Земляничное! Нет такого

– Есть. Все есть, Димочка.

– Слушай, а я ведь сам не смогу есть. Я даже обнять тебя не смог.

– Я тебя покормлю

– Мне стыдно

– А ты закрой глаза, чтобы не видеть, кто тебя кормит.

– Поцелуй меня еще

– Вот сейчас кашку съешь и поцелую

– Будешь целовать губы в пшеной каше!

– А мне все равно. Это же твои губы!

– Непонятна мне ты, Галя! Мне надо было в больницу попасть, чтобы ты все забыла и прибежала целовать мои губы в каше?

– Ты мне тоже непонятен. Жениться ты не хочешь, а под пулю легко? Зачем? А если бы не успели тебя сюда притащить?

– Да я не сильно и рвался. Это Славик кипишь поднял. А я бы с удовольствием истек кровью на рынке

– И что, тебе меня не жалко? Вообще обо мне не думал?

– Ты же меня отослала искать другую любовь. Я и пошел.

– Про любовь речи не было. Речь была совсем о другом.

– А мне это другое, как воздух нужно

– И что, совсем взять негде?

–Я не хочу где то брать. Я хочу у тебя. Ночевать ко мне пойдем?

– Дима! Ты ложку в руках держать не можешь! О чем речь то ведешь?

– Я соскучился

– Не смеши меня. От скучалки поди ничего не осталось.

– Зря ты так думаешь. Вполне функциональная скучалка. Правда я ей воспользоваться не могу, а она свою функцию выполняет, можешь проверить.

– Замолчи, Дима, и ешь.

– Я и ем. Исключительно потому, что хочу на днях этой скучалкой воспользоваться.

– Ну это ты размечтался. Недели через три ты ей воспользуешься.

– Посмотрим

Но Дима ответственно подошел к своему выздоровлению. Мы ели, потом делали гимнастику, потом снова ели, потом опять. Но он наивный думал, что измождённый организм посмотрит на кашу и начнет восстанавливаться. А организм отвык от нагрузок. Поэтому после обеда Дима просто заснул сном праведника. Ну и хорошо. Я все убрала, помыла и пошла домой. Утомилась я. Спина то у него не работает. Поэтому сегодня все упражнения были за мой счёт. Я устала. Каким бы он не был легким, все равно до невесомости ему далеко. Поэтому силы понадобились. Мне, конечно. Я поправила подушки и одеяло. Написала записку Юлии Борисовне, и пошла домой.

Потому что, как я понимала, приводить Диму в себя буду я. А я не робот, и не электромассажер. К тому же дома у меня двое детей и им я должна больше, чем Диме. И мама, конечно, поможет мне, никто и не спорит, но не может же она все за меня делать.

Записку оставила на посту, сестра точно отдаст, и по пути зашла в ординаторскую. Надо иметь хоть какую-нибудь информацию о восстановлении. Врач не мудрствовал, и не заморачивал меня упражнениями. Просто сказал, что сначала надо научить его садится и работать руками. Потом свешивать ноги с кровати, потом все это одновременно. Как только это будет делать, начнем стоять у кровати, получится стоять, будем пробовать ходить. Прямо коротко и доходчиво. Еще сказал, что завтра с утра оборудуют кровать, принесут эспандеры и гантели. Это все ускорит процесс. Я поблагодарила доктора и пошла к двери.

Дома радовала Ира. С нее как будто сняли путы. Она и разговаривать стала активнее, а смеялась она теперь не переставая. Все это меня очень радовало. Но иногда я делала неудачное движение, и разом вспоминала, что болит спина. Витя все-таки сильно постарался. Ее бы помазать чем-нибудь, у меня даже было чем. Но кто мне ее намажет? Маме эти художества я показывать не хотела, зачем ей переживать, и так ее жизнь из-за меня не на сказку похожа, а на фильм ужасов? Соседи. Соседи есть, и помажут, но сколько всего интересного они расскажут за твоей спиной? А слушать это потом будешь ты.

Поэтому я в своей голове поставила отметку про спину, и продолжила жить, периодически вспоминая про нее. На всякий случай я с вечера поставила в сумку чудесную мазь, которую пользовала еще с травматологии, называлась она "Ируксол", и помогала очень результативно. В больнице можно дать рубль сестричке, и она все помажет профессионально. И дня через три забудет, что меня мазала. За день у меня таких, как я десятки. А у меня сейчас есть рубль, слава богу все норовят сунуть мне денег. Вот такой ценный чувак Дима. За его спасение люди благодарны, как за свое. Ну и хорошо, хоть какое то время о деньгах не думать.

К ночи все было убрано, поглажено, приготовлено. Детей я уложила спать, и пошла сказать мамуле, что я завтра уйду пораньше, подарив ей для хорошего настроения десяточку. Это был беспроигрышный вариант. Хотя для Димы она бы без всяких денег согласилась на все. Но с деньгами веселее. Ну а что, есть люди, которым не нравятся деньги? Я таких не встречала. Опять же мой личный опыт говорит, что все святые при виде денег забывают про свою святость и тянут ручки к цветным бумажкам. И я к этому всю жизнь относилась нормально. Ну а зачем спорить с человеческой природой?

Так как мы рано улеглись, мы и проснулись рано. Я имею в виду нас с мамой. Ничего съестного я брать с собой не стала, холодильник в больнице и так забит, на днях придется выставить половину для употребления тем, кто не доедает и вечно голоден. Да и ко многим вообще никто не ходит, по опыту знаю. Ну а сегодня будем усиленно питаться и придумывать упражнения для восстановления. Врач то просто рассказал к чему нужно стремиться, а как мы к этому будем стремится, это наш личный выбор. Ну вместе с продвинутым хирургом что-нибудь придумаем. И у меня есть личный опыт восстановления.

В больницу я пришла хоть и рано, но не вовремя. Потому что Дима в этот момент писал в утку, и по его лицу я поняла, что он взбесился от моего присутствия в такой интимный момент. Но ничего не поделаешь, теперь я еще и это видела. Хотя по себе знаю, что такое физиологические потребности при полной беспомощности. Ситуация выворачивает того, кто не может дойти до туалета, наизнанку. Там такой набор чувств, и злость, и обида, и жалость к себе, и отвращение. Хорошо, если в этом участвуют только ты и медицинский работник. При присутствии посторонних, эмоции усиливаются в разы.

– Ну что так рано то?

– Дима вот ничего страшного не произошло.

– Для тебя да. А у меня совсем другие ощущения.

– Я знаю твои ощущения, но это не повод рычать на меня.

– Я рычу, потому что ты меня разозлила

– Знаешь что, герой, если не прекратишь, я могу развернуться и уйти.

– Все, уже прекратил

– И прекрасно. В следующий раз писать будешь с моей помощью.

– Ты издеваешься?

– Нет. Надо убрать всякую гадость из твоей головы. Надо же, застеснялся он. А что не стеснялся то, когда дураку под ствол лез?

– Все, успокойся, больше не буду. И сделаю, как ты хочешь, хоть и предвкушение этого вызывает мерзкие ощущения. Галя писает Диму. Тьфу!!! Тьфу восемь раз!

– Дима! Очнись. Сколько раз за время нашего знакомства ты меня в туалет на руках носил, на унитаз усаживал. Тоже мне надо было психовать.

– Я врач, Галя.

– Ага. Врач, который восемь раз на дню пристает к больной! Все, замолчь, будем есть. Через каждые два часа.

– А зачем так часто?

– У меня сессия на днях начнется. Ты к этому моменту должен пойти, хотя бы с помощью костылей.

– Хорошо. Такой план мне нравится.

– Рот открывай.

Ел Дима вообще не переча мне, что я заталкивала в него, то и глотал. Возмутился только тогда, когда понял, что больше не может. Потом мы опробовали держалку. Это такая штука, которая привязана к головке кровати, которая в ногах. За нее можно ухватится и поднять себя. Я тоже ей пользовалась когда-то. А сейчас смотрела на Диму и мне было совершено не понятно куда ушли его мужские силы. Он мог только оторвать свое тело от полушки, и все. Это так из-за потери крови силы уходят? Ну ладно, будем тренироваться. Хотя в данный момент мне кажется, что он никогда не восстановится. Страшноватая картинка.

Уставал Дима быстро. Очень быстро. Меня это бесило. Как так-то? За такое короткое время превратиться в слабака? Он действительно так обессилел? Или не хочет восстанавливаться? Вопросов у меня было много. А кому их задать, эти вопросы? Только себе. Но у меня нет на них ответов. И в какую сторону теперь думать? Мне же надо быстрее, выше, сильнее. При чем очень срочно. Потому что сессия, потому что может вернуться Витя, в конце концов, потому что я хочу спать со здоровым крепким мужиком. А что я вижу перед собой. Жалкое подобие человека! Сколько все это будет длится? Я не могу долго ждать!

Но надо отдать должное Диме. Наверное, он видел мой психоз и старался. Он отдыхал, и мы начинали снова. Господи! Прошло всего два дня! Каких результатов я хотела? Но мне казалось, что я тогда, давно, восстанавливалась быстрее. Ну вот как-то так думала. Ну и когда в очередной раз я поддерживала его, он как-то нечаянно задел мою спину и я вспомнила, что надо не забыть попросить сестру намазать этот ужас, а то мне иногда очень чувствительно. Я, конечно, изо всех сил старалась не отреагировать на эту боль, и лицо держала, и мне показалось никто ничего не заметил.

Но после очередного сеанса еды Дима попросил меня пересесть на кровать. Я пересела, и все горькие думы меня отпустили, я моментально поверила в то, что еще немножко, и все восстановится. Я прямо приникла к Диме. Но у Димы то была цель. Он заметил мою реакцию и как врач понял, что это боль, и понял, где надо смотреть. Поднять руку до шеи он не мог, а вот снизу ему удалось слега приподнять мою защитную кофту. Но я заметила это не сразу. Но когда заметила, все поняла. Все эмоции были написаны у него на лице. Вопрос, ужас, злость, и еще много чего. И я поняла, что сейчас будет допрос.

– Витюшка постарался?

– Ну а кто еще?

– В честь чего?

– Катюшка разговорилась

– Это та корова, которая живет с тобой в одном подъезде?

– Да.

– Какие же люди неблагодарные!

– Ты что-то для нее делал?

– Я достал ей таблетки, которые в Иркутске практически не достать. Но можно купить у спекулянтов рублей за пятьдесят. Они боль снимают внутри черепную. Что-то ей там давит и болит. Медицина пока может только обезболить. Но таблетки надо достать. Я достал. Я знаю где. Больше не буду.

– А клятва Гиппократа?

– А что в клятве сказано? Что я должен доставать Кате таблетки? Я ей даже не лечащий врач.

– А что в клятве сказано? Я не медик, я ее не давала.

– В клятве сказано "не навреди". А я к ней вообще подходить не собираюсь, не только вредить. Все по-честному.

– Мне жалко её.

– А себя тебе не жалко? Чем он так тебя?

– Проводом.

– Галь, давай его укатаем? У него же нет родственников, его даже искать никто не будет

– Дима, он отец моих детей

– Жалко, что дуры тоже могут рожать! Ты не знаешь каким он будет отцом! С детьми он будет поступать так же, и ты вспомнишь мои слова!

– Дима, ты убийца?

– Я кого-то убил? Мне кажется, я только спасать умею

– Что ты мне сейчас предлагаешь?

– Выход из положения. Ты же всю жизнь в синяках ходить будешь, и дети твои тоже.

Дима был прав. Сначала была я, потом дети, а потом решение покончить со всем этим. Если хотите, расскажу. Плюс ставьте в комментариях. Потому что это произойдет уже после того, как я разойдусь с этим извергом. Димы уже очень долго не будет рядом. Но я вспомню Димины слова и пойду заказывать Витюшку. Да, именно заказывать. Были люди такие в моем окружении. Да и на дворе стояли лихие девяностые. Все было можно за деньги. Вот я и решилась. А Витька жив до сих пор и знает об этом, о том, что я его пыталась заказать.

А тогда Дмитрий сказал, что Витя, это моя проблема, он готов мне помочь, а я сама делаю выбор. Больше эту тему мы поднимать не будем. Нам надо придумать, что сделать с моей спиной. Там воспаление, поэтому больно.

– Ты сама то видела свою спину?

– Да, видела.

– А чем-нибудь намазать не пробовала?

– Я сегодня хотела попросить сестру.

– Так дней то сколько прошло! Что мать то не попросила?

– Мне жалко её.

– Согласен. Сейчас я отдохну и попробуем.

Дима лежал, и мы придумывали, как мне удобнее расположиться, чтобы он смог это сделать. Руки то у него были слабенькие. Да и вообще никто не знал, хватит ли ему сил на эту процедуру.

А я маленько отступлю от повествования. Пишу это, потому что вряд ли буду писать свою жизнь без Вити. Как-то утомилась уже. А с Витей я была до 36 лет. Ну и за эти тридцать шесть я испробовала почти все экстремальные веселухи. Топорами, ножами, наковальнями в меня кидали, реакция у меня замечательная, раз я до сих пор жива. Бензопилой меня тоже пытались расчленить. Огнестрельное оружие на фоне всего вышеперечисленного, вообще ни о чем. Не знаю, чего не хватило отцу моих детей, чтобы хоть один раз довести начатое до конца, трус он, наверное. Ну это сейчас я так думаю. А в своей молодости я только успевала уворачиваться от всего этого. Ну сильно нездоровая была.

Но зато у меня есть негласный титул "мисс шрам", не знаю какого региона и какого года. Мне кажется даже, что, если меня сегодня раздеть и побрить, я голову имею в виду, конкурентов у меня не найдется. Сначала по мне проехал поезд, а потом Витя. А как я быстро и качественно лечу сотрясение мозга! Вы даже не представляете! Я уж не знаю, восстанавливаются ли после пиздячки здорового мужика нейронные связи после моего лечения, но головная боль проходит за три минуты. Зачем я терпела это чудо тринадцать лет? Сейчас мне уже кажется, что я не терпела, от него просто невозможно было избавиться.

Как бы он жил без меня? Сейчас то я знаю, что он беспонтовый. А тогда была девочка наивная. В любую лапшу верила, которую он мне на уши кидал. Ведь вот сейчас задуматься над тем, что я творила! Ведь он знал о половине моих оргий. Ну получу я люлей. Ну трясет меня от страха. Но я подлечу синяки и сотрясения и опять иду ему наставлять рога! А он почему-то не убил меня, хотя по идее, надо было. И не ушел почему-то. А потому что не мужик. Вот вообще не мужик. Чем угодно пожертвую, лишь бы лоханка со жратвой стояла. Но я-то тогда этого не понимала. Да мне и сейчас это не понятно. Для меня измена, это все. Гудбай. И нет вариантов.

Ну так я-то все таки про заказ. Ну а заказ то надо было заслужить. Ведь сколько раз мне в жизни предлагали закатать его в асфальт, просто так, без денег. Нет, я наивная считала, что не имею на это права. Друган у меня был в девяностых. Бандюк. Такой бандюк-философ, многому я у него научилась, он мне вообще говорил:"Гал, давай его на фарш пустим?". Ну что меня сдерживало? Честь? Совесть? Страшный грех? А мне кажется просто боялась последствий этой акции. Я же не убийца. Бог терпел, и нам велел. В общем, повезло Витьке с такой дурочкой. Поит, кормит, в синяках ходит, и никаких претензий не имеет, вот совсем.

Но претензии появились. После того, как я от него ушла. Я же ему все оставила. Две машины, квартиру и хороший такой, работающий бизнес. На, подавись, только отстань от меня. Но он же лох. Вот есть люди, которые в этой жизни из овна конфетку сделают. А есть люди, которым сколько не дай, все профукают. Вот как песок меж пальцев. По сути, это человек нищеброд, но тогда я этого еще не знала. Я отдала ему все, и подумала, что на этом мы расстанемся. Ему есть на что жить, а я что-нибудь придумаю. Но он это все профукал месяцев за восемь и стал опять меня пасти. И опять моя жизнь ухнула в яму. И я прямо озверела. Доколе же это будет длится?

Все, терпение мое закончилось. Я решилась. Я уже тогда успела заработать миллиона три. И я думаю, что по ценности те деньги были дороже сегодняшних. И вот я решила заплатить их за Витьку. Вот именно за то, чтобы его больше не было. А так как я родилась в шестидесятых, и все наше поколение попало под раздачу девяностых, и среди одноклассников, и среди знакомых было очень много тех, кто прямо вплотную был связан с криминалом, и к кому можно было прийти с такой просьбой. Ну время тогда такое было. Человеческая жизнь ничего не стоила. А Витьку я и человеком уже тогда не считала.

Осталось выбрать, кому предложить три миллиона, и кто не будет задавать лишних вопросов. Можно было обратиться и к Славе. В те времена он был на коне. Только из лагеря красных перешел в лагерь синих, и уже просто так к нему было не подойти. Хотя по мелочам я к нему обращалась, и он не разу мне не отказал. Но убрать человека, это не мелочь. Это не место на хорошем рынке, и не крыша от рэкета. Поэтому Славину кандидатуру я отмела. А кто может мне в этом помочь? Одни были сильно крутые, другие наоборот. Думала я над кандидатурой месяца два. Усиленно думала. И конечно придумала. Ищущий, да обрящет.

Кандидатура в моих мозгах нарисовалась не то, чтобы неожиданно, а со скрипом. Этого товарища я знала с детства. Мы познакомились, когда нам было лет по десять. Потом вместе проводили много времени, потом вообще сильно много, мы жили в соседних домах, и очень часто оказывались в одной компании. А подростковая и юношеская тяга к экстремальным выходкам, очень часто нас объединяла. А потом мы совсем разошлись. Он ушел в армию, я попала под поезд. Он после армии нашел каких-то приключений на свою пятую точку и сел, надолго. А я нашла на пятую точку Витю, и вообще отказалась отключенной от общественной жизни.

Я, честно говоря, не помню, насколько мы часто встречались после того, как он освободился. Но вы же понимаете, что если он сел в Советском союзе, то вышел на свободу он уже в России. Я его тогда точно не видела. Но если люди боялись приблизится после поезда ко мне. Ну другая я стала. То я боялась встретится с этим, когда-то советским мальчиком. Как поменяла его жизнь? Какой он теперь? Как его назвать то? Ведь он жив здоров, и до сих пор живет рядом. Пусть будет Вася. Так вот, даже спустя годы, я этому Васе верила почти, как себе. Потому что очень хорошо помнила нашу молодость. И его дела, и его широкую спину, которая иногда прикрывала меня от опасности. Хотя это она сейчас у него широкая, и тогда была обыкновенная спина семнадцатилетнего пацана. Но надежная.

Вот исходя из того, почти детского опыта, я и нарисовала себе его. Вся остальная информация была выдана нейтральными источниками. Что поболтавшись полгода после тюряги в городе, он выбрал ОПГ. Потому что десантник, потому что в тюрьме отвлекался спортом, и потому что нигде больше его не ждали. Я в те времена никого не осуждала. Каждый выживал, как умел. Я и сейчас никого не осуждаю, потому что половина моих мальчиков-одногодок в те времена пошли в тот неправедный бизнес. И что? Большинство давным-давно покинули этот мир, кто отмаливает свои грехи в монастырях, ну а кто то перепрошился и живет дальше. Их я уважаю, внутри стержень.

Ну так вот, выбрала я этого Васю, как того, к кому надо обратиться с такой просьбой. Какое то время ушло на то, чтобы его найти, раз. Потом надо было набраться смелости, два. Ну сейчас то мы понимаем бредовость моей просьбы? Но вот все срослось, и я дотолкала себя до дверей его квартиры. Я стояла перед этой дверью и тряслась, как лавровый лист на ветру. Ну я же уже пришла? Надо собраться и надавить кнопку звонка. А потом еще как-то выдавить из себя просьбу. Которая вообще не просьба, а заказ на убийство. И я это понимала. А еще понимала то, что сферы деятельности в этой ОПГ разные, и я могу просто обидеть человека. И все-таки я надавила на звонок.

Дверь открылась сразу. Вася на лице написал все свои эмоции. Он не то, что не ожидал увидеть меня у своей двери, он вообще не ожидал увидеть меня в этой жизни. Настолько далеки были полюсы нашего обитания. В квартиру меня не пригласили. И вот эту свою просьбу я вывалила ему прямо на лестничной площадке. Я была заморочена только на том, чтобы все это договорить до конца. Я не смотрела на Васю, я смотрела в пол, поэтому даже не догадываюсь о том, что он думал по поводу моей речи. Но я думаю, что он просто офигел. Пришла такая старая знакомая и просит убить мужа! Ай да молодец.