Правитель Москвы
Глава 1
Темнота.
В какой-то момент осознал – я есть.
Кто я?
…Великий Князь, брат Императора…
Генерал – губернатор Москвы…
Любящий супруг…
И…
Маг – некромант! Полукровка! Учёный…
Знания просыпались во мне, расцвечивая мой разум салютами воспоминаний и впечатлений, что стали врываться в меня пробуждая память и ассоциации…
Я вспомнил всю свою жизнь, а точнее обе жизни.
Такие непохожие жизни разумных, что создаётся впечатление будто и невозможно их совместить. Будто антиподы – полные противоположности друг другу.
Один принц, сын Императора, что знает свою родословную до десятого колена.
Второй не знал даже бабушек и дедушек. Да и кем были его родители тоже было для него загадкой…
Один плыл по течению и ни к чему не стремился, второй же всю свою сознательную жизнь жаждал знаний и личного могущества.
Один был набожным и благочестивым, всегда старался избегать грехов и проступков, а когда все-же случались, то он искренне каялся перед Богом и людьми, и старался их больше не повторять.
Второй же являлся богохульником и развратником, всегда был свободен от любых моральных рамок и терзаний, никогда не сожалел о своих поступках и был полностью открыт для любых телесных удовольствий.
Один был богат и никогда не голодал, и не нуждался. Второй же, много раз испытывал нужду и не понаслышке знал, что такое голод.
Один был молод телом и душой, но жизнью был утомлён и не видел для себя цели в неё.
Другой же телом и душой был стар, но любовь к жизни и жажда её, были постоянными его попутчиками. Ему всегда и всё было интересно, и нынешняя ситуация с попаданием в новый Мир и новое тело стало как интереснейшей приключение.
И вот, эти двое сплелись в одном теле и оказалось, что настолько разные качества смешавшись по воле проведенья из разрозненных частей мозаики, превратились в что-то целое и гармоничное.
И это осознание своих прошлых жизней, стало открывать мне многие моменты своих двух биографий с совершенно другого ракурса. Вещи и события, которые ранее были для меня обыденностью, становились принципиальными поворотами судьбы. Некими точками отчёта или поворотными моментами моей жизни.
Например, тот манускрипт по некромантии, что вдруг оказался в студенческой библиотеке…
Или похотливый взгляд нового лакея и мои рефлексы, что казались похоронены мною под десятилетиями благоденствия…
Только остался один вопрос, где сейчас нахожусь?
Понимание пришло ко мне самостоятельно.
Я внутри себя, а точнее внутри своего магического средостения, что было мною так напрасно вычерпано досуха.
Стал внимательно осматривать пустые энергоканалы. Для меня они выглядели сейчас как серые призрачные тенета, и, если бы энергии в моём магическом ядре было бы больше, тот выброс мог и пожечь их как огонь факела, что с лёгкостью сжигает обычную паутину на каменных стенах.
А так, просто опустошил досуха свой скудный запас.
«Ударить щитом во весь резерв, что может быть глупее! И вот теперь в магической коме… Сколько пройдёт времени, чтоб мой организм выработал магическую энергию – неизвестно. Да ещё и Паучиха может активизироваться, кстати, а где она?»
Печать Ллос нашлась быстро, в ней ещё теплилась искра магии. Видимо у неё был собственный малюсенький резерв, который поддерживал существование этой дряни несмотря на все катаклизмы с носителем. Сейчас она ещё сильнее напоминала мне паука, который вцепился своими хилецерами в моё магическое ядро и обхватив его своими конечностями, наматывает свою паутину на мой разум и душу.
Будто опутывая пойманную муху.
Да и подросла эта мерзость в размерах. Не сильно, но было ясно что эта тварь сосёт силу из моего источника, и делает это прямо сейчас, так как пульсация свечения ее совпадало с моим сердцебиением которое я отчётливо чувствовал.
«Пиявка… Паразит…» – слова гнева и обиды вставали в моём сердце. – «А ведь я даже немного жалел эту личинку богини!»
Чем дольше наблюдал за этой одушевлённой печатью, тем больше бешенство начинало душить меня!
Ярость пополам с безысходностью затапливали всё моё существо…
И понимание. Если я не уничтожу эту мерзость, то она сожрёт меня, растворит в себе всего без остатка…
Во мне исчезали все мысли и чувства, только полыхающий чёрный огонь гнева и ненависти.
И я не выдержал.
Я вцепился в эту тварь всею силой своей измученной души и стал давить! Давить и давить!
Тварь задёргалась с замерцала яростно, и под усиливающимся нажимом она закричала!
Визг паука врезался мне в сознания и превращался в слова…
«Что ты делаешь, полукровка!? Ты же меня не убьёшь, не сможешь! Сам же сдохнешь, Студент!» – её мерзкий визг врезался в мою душу, но мне уже было всё равно. Я не смогу жить зная, что являюсь марионеткой, одушевлённой куклой, что моя воля и все мои побуждения будут лишь отражением чьих-то желаний. И поэтому лишь усилил давление на одушевлённую печать богини.
Сжечь, уничтожить этого магического паразита!
«Стой! Ты сейчас и себя убьёшь!!!» – её визг всверливался мой разум, но мне было уже всё равно. Останавливаться нельзя, ибо она меня задавит подчинит и сожрёт.
А мне было уже наплевать что будет со мной. Вся моя жизнь оказалась шла под диктовку Паучихи.
Да, да. Это она меня заклеймила в детстве, это она меня вела к познанию и постоянному совершенствованию в некромантии, она всю мою прошлую жизнь давила на меня ментально корёжа мой характер и вылепляя из меня того, кем я в итоге и стал. Садистом и убийцей, которому было всё равно кого класть на алтарь.
Лишь в этом Мире, после полной потери всех своих привычных вещей, после того как смог взглянуть на себя через призму памяти этого Сергея. После того как стал просеивать свои воспоминания для того чтобы их записать и сохранить в письменном виде.
Я понял кем я стал – послушной куклой в руках Хаоса, в руках Ллос…
Ей чуть-чуть не хватило для полного порабощения меня.
И сейчас, видя картину своей прошлой жизни, видя свою немощь перед этой тварью, у меня остался только гнев и ярость… и отрешённость.
Ведь то во что я превратился не должно существовать.
И с этим чувством ещё сильнее сжал тисками воли печать богини Хаоса – Ллос.
И сквозь свою боль и визг Паучихи, в меня вонзилась чужеродная мысль.
«Стой! Я принесу тебя клятву подчинения!»
В ответ я внутренне ухмыльнулся и усилил нажим, ведь осталось немного… Уже слышался треньканье рвущихся энергоканалов, и каждую порванную струну своей магической сущности я сопровождал грустью и легкой ностальгией.
Но сожаления не было.
Ведь если сейчас я не решусь на уничтожение этого порождения Зла, то больше никогда не смогу это сделать.
Ну, а то, что заодно и себя убиваю, то видит Творец, стольких я уложил на алтарь и стольких отправил на перерождение, что моя смерть лишь малая часть того что задолжал я Вселенной.
«Я принесу тебе полную клятву! Расскажу тебе все тайны Тьмы и Света!» , и понимая что мне безразличны её обещания, Решила зайти с другой стороны. «Себя не жалеешь, так хоть детей своих пожалей!»
Дети – это хорошо, но это явно очередная уловка. Так много тех, кто поддался на подобные высказывания слуг Ллос и остался навечно в её чертогах…
Но мне уже стало спокойно. Смерть была мне не страшна, я множество раз с Ней встречался.
И под бормотание Паучихи, что быстро произносила слова древнего ритуала служение, вырывал из себя последние лапки этой мерзости.
Тут меня затопила вспышка энергии и мне стало понятно, что теперь я не один…
«Вот и всё. Теперь ты мой полноценный хозяин. Доволен!? И теперь если хочешь – убивай …»
В полной растерянности я замер и ошеломлённо застыл.
Печать служения и покорности, чью добровольную форму произнесла Паучиха настолько подчиняла слугу своему хозяину, что он буквально мог контролировать частоту сердцебиения своего добровольного раба.
И если для материальных существ обязательно требовалось устное подтверждение Господина, что он берёт на себя ответственность за нового слугу как слово печати и активации, то для духовных сущностей подобное было не обязательно произносить сразу, можно было подождать немного и понять нужен ли тебе такой спутник на всю оставшуюся тебе жизнь. А если это не сделать, то узы, связывающие Хозяина и добровольного Раба через некоторое время, пропадут.
И по этой связи Господин полностью ощущает чувства и желания слуги. Полностью. Все. Желания.
И желания этой личинки богини было одно выжить любой ценой.
И моё желание было созвучно ей, но в отличие от неё у меня не было тысячелетий за спиной, но мой мизерный опыт шептал мне что надо добить её пока она слаба.
Но или малодушие, или дикое перенапряжение сказались на мне, и тот последний рывок, что нужен был для того чтобы выдрать из себя эту дрянь, был мною не сделан.
И я провалился в забытье…
Глава 2
Тик-так… тик- так…
Тиканье часов было громким и мерным. По временам в этот ритм вплетались и другие звуки; цокот копыт по мостовой, карканье ворон, чья-то громкая ругань или хохот, а бывало и подобострастный шёпот прислуги.
Тишина…
И опять.
Тик – так… тик – так…
За окнами дворца шумело раннее жаркое лето, но Ей было холодно…
Изящные пальчики, сжимавшие молитвослов в теснённом кожаном переплёте, холодели.
Холод пробирался в неё. Он старался своими тисками сжать её сердце. И ей казалось, что весь мир начинает погружаться в холод.
В мертвое холодное равнодушие…
Будто на дно прозрачного горного озера, где вода чистая – чистая, но обжигающе ледяная, вырывающая последние капли тепла и надежды. И на самом дне этой ледяной бездны нет ничего живого, только призрачные силуэты…
Она чувствовала, что кругом вода, кругом мираж, и нет вокруг ни чего настоящего…
Низ живота прострелило несильной болью.
Ледяное оцепененье на миг спало, и она нежно погладила свой животик. Ещё не было видно самой не праздности, но она уже чувствовала новую жизнь и с каждым днём всё отчетливее понимала, что не одна в этом мире. Это чувство разгоняло холодный дурман равнодушия и согревало её замершее сердце.
Она вот уже неделю сидела у ложа своего супруга, своего любимого «Дон Кихота», и от падения в бездну отчаяния её удерживала только память о их ребёнке, что будто сам иногда напоминает своей молодой маме, что она теперь не одна в этом мире.
Её милый супруг лежал и тихо усыхал. У него не было жара или судорог, он не стонал и не корчился. Просто и тихо лежал с умиротворённым ликом.
Будто мертвец.
Только еле слышное дыхание выдавало в нём живого человека.
Эти странные приступы летаргии, что стали посещать его, постоянно несли какие-то изменения в их жизни.
А в этот раз его сон затянулся… Неделя!
Она то плакала над ним, то молилась. Врачи молчали и только сыпали латинскими терминами, но разбудить Сергея не смогли.
Священники пели молебны и читали молитвы поливая всё кругом святой водой…
Даже лейб-медик, Григорий Антонович Захарьин, и тот не смог.
И пощёчины, что прошлый раз так были действенны, не помогли.
Живот опять чуть дёрнуло.
– Ну что ты, малыш мой любимый, не бойся. Проснётся наш папа и всё будет хорошо… – тихо и ласково шептала Елизавета Фёдоровна, при этом обхватив себя руками как бы обнимая своего будущего ребёнка.
Тихий шорох отвлёк её, и повернув голову на звук она увидела, что пальцы супруга сжимаются и разжимаются как будто что-то хватая или удерживая. Лицо его нахмурилось, на скулах появились желваки и очень сильно участилось дыхание.
Княгиня замерла, радость и страх охватили её одновременно!
Множество эмоций в миг промелькнуло на лице Великого Князя и он закричал! Громко и протяжно! Тело его выгнулось дугой, ноги и руки стали конвульсивно дёргаться, звук что издавало его горло мало походил на человеческий, это был хриплый вой зверя!
Тут же дверь в княжеские покои с грохотом распахнулась, и спальня наполнилась людьми, то были врачи что совещались за дверью и охрана опочивальни.
На миг все застыли в оцепененье. Сергей Александрович бился в припадке страшно, картина была такова, будто он дерётся с кем-то невидимым.
Тут кто-то из докторов очнулся и стал громким голосом давать распоряжения.
– Не стоим, не стоим! Казачки, быстро в ноги Его Императорскому Высочеству бросились и держите его, чтоб он себе что ни будь не повредил! Елизавета Фёдоровна, Вам нужно на время покинуть опочивальню! Да не стойте же! Быстрее – быстрее!!!
Все засуетились, Сергея Александровича прижали к кровати, он бился и казачки буквально легли на его руки и ноги.
Елизавету Фёдоровну вежливо подхватили под локотки и буквально вынесли из спальни. Она не сопротивлялась, страх и беспокойство за мужа буквально сковали её.
Прошло, наверное, не более пяти минут и в спальне всё успокоилось, князь затих и как бы провалился в забытье. Казачкам разрешили отпустить пациента и поблагодарив их отправили опять на пост.
Княгиня же, увидев, что охрана занимает опять свои положенные места, встала со стула куда ранее была усажена заботливыми, но прямолинейными врачами, и вошла опять в спальню к мужу.
Тот лежал тихо и лицо его приняло прежнее спокойное выражение, хотя и было чуть покрыто испариной.
Видя это Елизавета Фёдоровна даже немного возмутилась, видите-ли, всех переволновал, а теперь опять спокойно спит себе! Но тут-же пожурила себя, за самолюбие.
Их знакомство состоялось в её раннем детстве в Дармштадте, они общались в большой компании детей монархов Европы, но так как он был старше на семь лет близко не сходились.
За многие века все семьи монархов были в тех или иных родственных взаимоотношения друг с другом, вот и они с Серёжей были родственниками по крови друг другу. Он её был двоюродным дядей.
Пока они были в детском возрасте всё общение сводилось к балам или совместным прогулкам. Им было негде нормально познакомится, да и положа руку на сердце, Сергей был робким, застенчивым и мало общительным юношей, а её больше радовало одиночество или, если не удавалось скрыться, то она предпочитала общество подруг.
Именно в то далёкое время, прячась в кустах жасмина, она и придумала себе принца-рыцаря, который бы очень походил на Дона Кихота Ламанчского. Наивного и благородного, доброго и сильного, что будет с ней путешествовать и совершать подвиги в её честь!
А Сергей Александрович ну никак, в тот момент, не походил на него…
Да и не нравился он ей как мужчина и в роли своего супруга она его совсем не видела!
Его слишком высокий рост, костляво мосластые ладони и, как ей при первой встречи показалось, непропорционально длинные руки. А его неживая высокомерная осанка!?
Нет, конечно в нём присутствовал некий шарм, впрочем, как и у всех Романовых. Он был по-своему красив и его манеры были безупречны.
Но как-же он был надменен!
И когда он приехал к бабушке Вики сватать будущую супругу, их общение совсем не задалось.
Во время последней прогулки по парку Осборн-хаус, где и проживали на тот момент дармштадские принцессы, Эли собиралась отказать этому «чванливому зазнайке», но он опередил её…
«– Простите меня, дорогая Элла… Но из меня получится очень плохой муж. Я думаю, что вы обратили внимание на мою осанку? Мне кажется… да, что тут говорить! Мне прекрасно видно, как воспринимают мой облик. Мне говорили, что со стороны я кажусь отстранённым и высокомерным, но видит Бог, это не так! Дело в корсете, что я вынужден носить постоянно, иначе меня скручивает боль…» – его голос становился с каждым произнесённым словом всё тише и видимо со звуком пропадала и смелость, всё же признаваться в своей слабости женщине, особенно той чью руку и сердце хочешь получить, было для него, как и для любого другого мужчины, тяжело.
А в глазах Эллы, этот высокомерный болван, превращался в рыцаря – принца, что готов был защищать её честь и достоинство, даже от самого себя.
Она ему ничего не ответила. Просто подошла и молча поцеловала в губы.
Это был именно тот поцелуй, что давал незримые крылья влюблённым…
Они повенчались 3 июня 1884 года в Большой церкви Зимнего дворца.
И взяв её в жены он всегда бережно и нежно к ней относился, буквально пылинки сдувал с неё.
Да он был очень чопорный и не ловкий, был слишком набожный и строгий. Но с ней он становился застенчивым и робким.
Медовый месяц они провели в Ильинском по Москвой, тогда она и узнала, что скорее всего у них никогда не будет детей.
Тогда это не сильно её огорчило, ведь есть огромное количество дел, которым может себя посветить обеспеченная дама высшего общества.
Только через несколько лет она поняла в какую западню попала, и она решилась сменить веру, в тайне лелея мечту, что может это поможет и Господь её вознаградит даром материнства?
Но конечно родственникам, да и Сергею она говорила, что нисколечко от этого не страдает.
«…Ведь разве мало тех, у кого много детей, а жизнь они свою тратят на разные глупости?..»
Для неё, дармштадской принцессе, всегда было непонятно как можно всё своё время посвящать таким глупостям как войны, балы и охота?!
Особенно когда большинство твоих подданных не грамотны и живут в ужасной нищете!?
И после посещения Святой Земли, решила полностью, насколько это будет возможно, посветить себя благотворительности.
Ей хотелось делать всё и сразу, множество идей и замыслов крутились у неё в голове, но милый супруг кротко и чуть застенчиво спросил на каком языке она будет общаться с немощными? И тогда она занялась русским языком, со всей скрупулёзностью и дотошностью немецкой принцессы.
И конечно стала готовить себя к переходу в Православие.
Но потом всё полетело и закружилось будто в калейдоскопе!
Она приняла Православие, это было чудесно и радостно, ведь всё что ей было так ценно в этом Мире и в людях, что её окружали, всё было именно в этим ортодоксально учении!
А потом Сергея назначили генерал-губернатором в Москву, и она испугалась, ведь этот город был огромен и страшно древен! А её супруг, хоть и был военным, но всё же он был не политиком, отнюдь…
А он же так загорелся этим делом, что поехал занимать должность на месяц раньше!
А потом тот случай в поезде, где она испугалась, ведь проснулся после долгого сна не её Сереженька…
Конечно после стало всё становится на свои места, но множество мелочей указывало на то что у её супруга появилось множество новых знаний…
А пророчества эти! Исцеления других и себя!
И вот её беременность…
Она совсем не знала, что думать и как себя вести. Ведь он так изменился! Конечно в лучшую сторону, но всё же это было резко и странно.
Чудесно и Волшебно…
И очень мистически таинственно…
Но она готова была ему простить всё, за те их радостные ночи, что теперь ей снятся, заставляя по временам беспричинно краснеть.
И самый главный его подарок она носила теперь под сердцем… И когда она об этом вспоминала, то все остальные переживание уходили на второй план.
А об той страшной болезни, от которой умер её младший братик Фитти, она старательно не думала, она надеялась на дар исцеления своего супруга…
И теперь, когда он лежал поражённый таинственным недугом, и это сборище врачей не может с этим ни чего поделать, она просто подошла и села на его кровать, и взяв при этом его тёплую и такую любимую руку в свои ладони.
Его большая и сухая ладонь чуть напряглась, и она почувствовала, как он вздрогнул всем телом.
Глаза его распахнулись, и ей показалось, что в них пробежали маленькие паучки. Но он раз другой сморгнул и тихим голосом прошептал, «Воды…»
И этот тихий голос будто прорвал плотину из боли, тяжких мыслей и всех переживаний, она упала ему на грудь и зарыдала! Громко и некрасиво, всхлипывая и вскрикивая, а его ласковая рука легко легла на её плечи обнимая и защищая от всех бед…
13 июня 1891 года
Кремль. Николаевский дворец.
В этот раз моё пробуждение было более сумбурным.
Элли рыдала у меня на груди, в спальни пребывало гораздо больше народа чем я привык видеть здесь.
Меня тихонько тормошили вопросами, и всё время пытались оторвать от меня плачущую супругу. Слабость была во всём теле, да и мысли были достаточно бессвязны, но меня всё время не покидало ощущение какой-то неправильности, странное ощущение раздвоенности, как бы дополнительного потока мыслей и чувств…
Тут мой блуждающий взгляд упал на кресло, что стояло у окна. Как раз врачи что суетились у моей кровати отошли в сторонку видно придя к выводу, что рыдающая Елизавета Фёдоровна на моей груди не сотворит со мной ни чего страшного.
А в кресле сидела Паучиха собственной персоной. Она была в образе Королевы дроу.
Тёмная атласная кожа, чёрные как смоль волосы, убранные в сложно плетёные косы с серебряными нитями в них.
На руках она держала, будто какую-то кошку, большого паука серого и мохнатого, поглаживая его брюшко своими изящными тонкими пальчиками.
И да. Она была полностью нагая. Смотрела на меня своими красными глазами и улыбалась, в улыбке слегка оголяя ровные белоснежные зубки с явно выраженными острыми клыками…
Я мгновенно покрылся испариной страха.
«-Вон пошла!» – мысленно прикрикнул я на эту голую мерзость.
«-Как скажешь, господин». – произнесла она с улыбкой, и медленно стала растворятся в воздухе оставляя после себя только полупрозрачную улыбку, которая повисев немного в воздухе тоже растаяла.
А вот здоровенный паук не исчез. Как только силуэт его хозяйки стал таять, он плюхнулся на пол и быстро шевеля своими лапами, метнулся ко мне под кровать.
И само собой эту тварь никто кроме меня не видел…
Мне стоило огромно труда не выдать окружающим меня людям свой страх.
Я отчётливо ощущал чувство удовлетворение, исходящее от Паучихи, ей понравилось такое развлечение и мне было понятно, что она на этом не успокоится.
Прикрыл глаза. Показывая окружающим, что устал и буду спать.
Элли уже чуть успокоилась, ей дали платок и помогли подняться.
А меня посетило изумление. Сквозь неплотно прикрытые веки я наблюдал как поднимается с моего ложа супруга и видел две живые ауры в её чреве…
«Мальчик и девочка… вот же, Торгова мать! А ведь эта не-до-богиня знала, что моя супруга ждёт двойняшек!»
С этими мыслями провалился в свой внутренний мир.
И конечно там меня ожидала Ллос.
Она кружилась в соблазнительном танце, её волосы были расплетены и словно легчайший пеньюар покрывали нагое тело, и конечно я на миг задержал на ней взгляд… а может и чуть подольше…
Наконец скинул с себя оцепенение от этого зрелища.
– Успокойся! И прими натуральный вид! – строго проговорил я, при этом старательно отводя от неё свой взгляд.
– Как скажешь, господин. – певуче про журчал её голосок, и тут же преобразилась в огромного паука.
– Так… эм… да, так лучше. – с запинкой произнес я.
Рассматривая это страшилище чувствовал, как дурман похоти отпускает меня.
«Конечно Паучиха переиграла меня с этой клятвой, ведь как бы там не было, но она добилась своего, привязала меня к себе и осталась жива. А что такое для этого существа несколько столетий жизни разумного, её ждут тысячелетия! Да и клятва эта… Ведь её мораль и психика очень сильно отличаются от общечеловеческих или даже эльфийских. То, что для неё хорошо и добро для меня может быть смертельной опасностью…
Но смерть теперь мне нужна. Не теперь, когда я явственно увидел ауры своих детей.
– Ответь мне, Паучиха. Ты воздействовала на моих детей каким-либо образом?
–Нет, господин. Не словом, не действием, ни желанием я не воздействовала на твоих детей. – проскрипел паук.
Но меня не отпускало подозрение. Диссонанс в поведении и утверждении этого чудовища говорил – что-то тут не чисто. Но она была под клятвой и соврать мне не смогла бы…
И решив переформулировать вопрос, проговорил.
– Скажи на каких детей в этом мире ты воздействовала?
Паук молчал. И чем больше он молчал, тем дольше во мне зрело подозрение.
– На детей Елизаветы Фёдоровны, дабы увеличить их предрасположенность к магии крови.
Бешенство и ярость стали заволакивать мне разум, но сейчас они мне не помощники…
«Значит она может влиять не только на меня, но и опосредованно на моё окружение… Тварь! … Ну что ж, будем работать с тем что имеем. Но сначала доведём до логического конца наш договор, а то её вольные трактовки договора могут легко свести меня в могилу»
Мне была известна эта клятва, что произнесла Паучиха, ещё со времён Академии. Её изучали как возможность принесения себя добровольной жертвой любому другому разумному существу и был там тонкий момент, как бы упущенный специально, если досконально не разбирать, а рассматривать как-бы поверхностно… У неё не было наказания за преступление клятвы! То бишь, если разумное существо разочаруется в своём хозяине, и сможет перебороть магическое принуждение своего гейса, то ему за это ничего не будет – клятва то добровольная!
И я бы ничего не смог с этим сделать, если бы в ней не было бы второй подтверждающей части, которую, ради упражнения ума, разбирал в альма-матер и писал об этом казусе эссе!
Мои «рабские поводки» настроены по такому-же принципу, только у меня есть обязательный «якорь», что зацеплялся за любое сильное чувство или эмоцию, что преобладает у разумного в тот момент. И она сама отслеживала все мысли носителя, побуждая и заставляя действовать только в интересах хозяина.
А из-за того, что моя поделка энергетически ёмкая, её видно при любом сканировании. И это был, пожалуй, единственный у неё недостаток.
И сейчас я знал, как смогу удивить не-до-богиню!
Рунный круг, да и остальные подпорки здесь, во внутреннем мире, мне были не нужны, всё нужное я формировал лишь усилием воли.
– Я принимаю клятву, что тобою произнесённую, мною принимается ответственность за твою жизнь и смерть, за твою радость и боль, за наказание и поощрение, за твои чувства и твои мысли! И если предашь меня или моих близких, или мои начинания, или мои наказания, то пусть тебя постигнет кара смерти и забвения.
В ответ Паучиха закричала! И крик её ненависти был такой силы, что меня буквально вынесло из внутреннего пространства в материальный мир.
Глава 3
13 июня 1891 года
Гатчи