Дурень. Книга четвёртая. Ветер

Глава 1

Сашка сидел на носу небольшого кораблика, что поднимался на вёслах и парусах вверх по Дону и рассуждал над интересной математической задачей. Задачи решают? Это понятно. Но он, находясь в расслабленном состоянии и подставив лицо нежарким уже лучам сентябрьского солнца и прохладному, но не холодному ещё ветерку, ленился умножением с делениями заниматься и просто размышлял над задачкой. Условия были таковы. Сейчас он по матушке России движется с черепашьей скоростью из Ростова-на-Дону, куда его доставил такой же маленький и медленный кораблик из Редут-Калле. Конечная цель село Болоховское в восьмидесяти верстах от Тулы. Там ведь дальше ещё придётся на бричке, а то и на телеге какой добираться, так как до Болоховского, да даже до Тулы кораблик не доберётся, совсем не на Дону Тула стоит.

Размышлял Сашка, а не быстрее ли было добраться до Венеции на «Аретузе», там поездом до Вены, оттуда поездом до Варшавы, а потом кусок на почтовых лошадях, кусок по Николаевской железной дороге. Загранпаспорт российский у него был. На богомолье в Иерусалим собирался, а вернулся из Вены? Ну, Земля круглая.

Здесь вверх по Дону кораблик обязался доставить его до города Лебедянь. Ну, а там до Тулы вёрст двести. Лебедянь Сашка и сам хотел посмотреть. Там видимо городничий тоже попаданец. Уж больно необычные слухи до князя Болоховского оттуда доходили. Во-первых, там открыли первый в России ипподром, постоянно действующий, и основано Лебедянское скаковое общество, членами которого стали видные коннозаводчики со всей матушки России. Сашка не съездил ещё туда по двум причинам, конкретно времени на прогулки нет, ну, и его лошади явно скаковыми не являются. Даже представить себе скачущего шайра тяжело. Конь бежит – земля дрожит. Это про шайров, ну если они бегать начнут. А в 1847 году, о чём Кох прочёл в газетах, в городе было учреждено Лебедянское общество сельского хозяйства. И тоже первое в стране. У него вот не получилось прежнего губернатора Муравьёва на это подвигнуть, а там у кого-то получилось. Если это один и тот же человек и ипподром открыл и сельхоз общество создал, то пообщаться с товарищем будет не лишнее. А вдруг и правда попаданец?!

Потому, услышав про конечный пункт маршрута на этом кораблике, Сашка решил, что это судьба, и перевоз своей тушки оплатил. Поездка должна затянуться на десять дней примерно, всё от попутности или встречности ветра будет зависеть, как объяснил хозяин этой «галеры». Конечно, после полугода скитаний по чужбине хотелось быстрее прибыть домой, там дел гора, там Анька с детьми, но раз так получилось, то почему не посидеть вот так на носу кораблика, слушая плеск вёсел по воде и строя новые планы, да и старые детально прорабатывая.

«Аретуза», тьфу, тьфу, тьфу, уже должна проливы пройти и выйти в Средиземное море. Ну, а там Гибралтар и поход до Ирландии, где на фрегат должны подняться ирландские моряки «разагитированные» Иваницким.

Встретившись на берегу с новым капитаном корабля, Виктор Германович посмеялся про себя. Ещё один Кох. Словно специально однофамильцы или родственники вокруг него оказываются, то торговцы свечами, то врач-акушер, то теперь вот капитан его корабля. И всё ведь люди полезные и не простые. Какой-то ведь может и предком оказаться. Историю семьи Виктор знал плохо. Вроде бы дед был учителем перед Великой Отечественной. А дальше темнота. Он не расспрашивал, а дед сам не рассказывал. Только разве, как в трудармию забрали, и как там всё непросто было во время войны. Так и потом спецкомендатура была до середины пятидесятых, где все немцы должны отмечаться.

Так про капитан-лейтенанта фон Коха. Хорошо, что он немец. Эти русские рыцари последние Сашку конкретно до зубовного скрежета доводили. Один Михаил Воронцов, привёзший в Басково дочь, лечиться от туберкулёза, чего стоит. Тот самый, который командовал 36-тысячным русским оккупационным корпусом во Франции. Этот идиот заплатил парижским лавочникам и содержателям всяких притонов полтора миллиона рублей, (примерно 7 миллиардов, если по цене хлеба сравнивать), продав имение, полученное в наследство от тётки княгини Екатерины Дашковой. И не просто ведь заплатил, а специально-обученные люди ходили по Парижу и записывали, спрашивая у содержателей кабаков и притонов, а на сколько господа офицеры нагуляли, ну те и рады. «О, ля-ля, руски офицер одиннадцать куртизанок за ночь обрюхатил и двенадцать бутылок вина выпил». И никто не проверял достоверность. Чего уж, разве русский офицер и не может двенадцать бутылок выпить?! Кох бы на месте Воронцова и Александра Палыча приказал полностью ограбить Париж, вывести все картины и статуи из Версаля и всяких Лувров, увезти всех металлургов, кожевенников и прочих мастеровых в Россию в крепостные, а остальных мужчин повесить. А саму Францию разделить на пять кусков, как и предлагали немцы с англичанами, и все обложить контрибуцией огромной, чтобы лет сто выплачивали. И за малейшие задержки вешать правителей этих мини-Франций. Бретаний, например. Не из-за дурости или жестокости. Просто через сорок лет эти камарады ответят нам за благородство Михаила Воронцова Крымской войной. Потом предадут в русско-японскую, а после всей Францией будут работать на Гитлера. Должны при слове «руски» в штаны делать дела всякие, и правнукам заповедывать не ходить в Россию, а то будет бо-бо.

Вообще, пока в России будут Николаи, и Воронцовы вот такие, ничего хорошего её просто ждать не может. Рыцари хороши в дамских романах. А вот рыцарь, управляющий государством – это главный враг этого государства.

Так, что немец в качестве руководителя первого кругосветного путешествия ханства Джунгария, предпочтительней. Почему? А есть у Сашки парочка задумок, которые с точки зрения рыцарей, так себе. А вот с точки зрения пользы для России любое важнее выигрыша в Крымской войне. Ну, и у тевтонов поменьше рыцарской дури в голове должно быть.

Не надо бояться больших расходов. Надо бояться маленьких доходов.

Джон Дэвисон Рокфеллер

Они сидели в капитанской каюте на «Аретузе», которая вскоре должна превратиться в «Аврору», и Кох Виктор Германович фон Коху Вольфгангу Эриху рассказывал про максимальные и минимальные задачи корабля и его экипажа. До войнушки Крымской ещё два с половиной года и за это время много чего можно понаделать и при этом бабочку не раздавить. То есть, не вовлекаясь в конфликт ни с Англией, ни с Францией. Ни даже с Турцией.

Просто сидеть в Ситхе да гонять английских и американских браконьеров – это так себе цель. Команда опыта боевого не добудет толком и только разжиреет и расслабится. Потому, обдумывая, чем бы «Авроре» эти два года заниматься, Сашка перелопатил в голове и газетах, всё что можно про тот регион. И лекции Ивана вспомнил в Пхеньяне, и то, что сам по телеку смотрел, и всё, что можно из английских, французских и испанских газет ему Алиса выписала. В результате наметилось три вполне достойных цели.

– Владимир Фёдорович, что вы знаете о форте Росс?

– Форт Росс? Смутно, но его точно Российско-Американская компания продала. Кажется, он ей одни убытки приносил?

– Так и есть, десять лет назад в 1841 году Российско-Американская компания продала форт Росс со всеми строениями, садами, виноградниками и огромными стадами мексиканцу швейцарского происхождения Джону Саттеру за 42 857 рублей серебром. Это я точно знаю, навёл справки. Вот только он до сих пор не выплатил оговорённой суммы. В счёт оплаты Саттер поставлял на Аляску пшеницу, но, по сведениям, добытым моими агентами, сей господин так и недоплатил почти 37,5 тысяч рублей. Мои люди выкупили у Российско-Американской компании в лице Управляющего Российско-американской компании (де-факто – правитель Русской Америки) капитана 1-го ранга Николая Яковлевича Розенберга эту недоимку. Вам надлежит пристать в бухте Румянцева у форта Росс, скататься в Сакраменто и аннулировать в суде сделку. После чего у того же юриста в Сакраменто продать по договорённости данную землю со всеми постройками и скотом Галдану Бошогту-хану. Это хан Джунгарии.

Да, насколько я из газет понял, сейчас форт Росс этот Саттер передал в аренду какому-то господину. Господина желательно… Пусть он персиковой косточкой подавится, или ещё лучше, поскачет на лошади, упадёт и шею свернёт. Я ребяткам скажу, они это организуют.

– И зачем это, – всё же поморщился фон Кох.

– Ну, там запутанная история с этой арендой. Нет арендатора, нет и истории.

На самом деле Сашка из рассказов Ивана и из своих воспоминаний, читал в Википедии про конец форта Росс, смутно помнил, что этот арендатор, фамилию которого не запомнил, понятно, разделит потом имение пополам и продаст. Это что за аренда такая, если можно продать? Так что лучше этого «арендатора» к ключнику Петру пораньше отправить. Нет человека – нет проблемы.

– Если честно, Александр Сергеевич, мне это не очень нравится, но жена с дочерью дороже неизвестного мне американца, тем более, если падать с коня ему будут ваши люди помогать.

– Вот и хорошо, – Сашка уж было напрягся, неужели очередной рыцарь попался.

– И что потом с этими землями, садами, виноградниками и стадами делать? – как-то отстранился капитан, ну его понять можно, он точно не фермер. Неужели морской волк должен коровами заниматься?

– Я в Кронштадт успею послать специалиста… Семью целую калмыков, которые умеют сыры делать очень качественные. Если там огромные стада коров, то сыр просто напрашивается. Сыр это и вкусно и хранить приличное время можно и дорого продать. Теперь по виноградникам. Тоже в Кронштадт успею прислать парочку самогонных аппаратов моей конструкции, и специалиста… А, блин, тоже с семьёй, который будет коньяк делать. Там недалеко полно всяких старателей и коньяк на ура пойдёт. То же самое по яблоням и персикам. Теперь по людям. Там проживает вполне дружественное России племя кашайя-помо. Я не знаю все ли русские и алеуты оттуда уплыли, но индейцы-то точно там. Я для них с вами отправлю подарки. Ордена, для вождей, английские ружья. Насколько мне известно, за продукты и кое-какие вещи индейцы охотно нанимаются на сезонные работы. А ещё их женщины тоже охотно выходят замуж за русских. Как-то там этот арендатор справляется, так что нужно просто перенанять этих людей, которые на него работают. Ещё там было около пятидесяти алеутов, которые тоже могли остаться. И были полинезийцы, и даже шведы. Чуть позже я вам расскажу откуда можно ещё людей взять. Ну и имейте в виду, что там рядом Мексика и у них, наверное, полно батраков. В Америке же рабство, но негров покупать не советую, а вот негритянок в жёны поселенцам можно покрасивше и выбрать.

– И там вообще не будет русских? – хмыкнул фон Кох.

– Нессельроде, министр иностранных дел и вице-канцлер империи, запретил переселить туда двадцать пять семей крепостных крестьян, как предлагал Баранов, кажется. Слава богу помер. Со вторым и третьим фрегатами я отправлю в форт Росс по двадцать пять семей крестьян. И сколько-то калмыков уговорю, лучше их пастухов не найти. Я слышал, там была большая отара овец, но шерсть продавали. С третьим кораблём прибудет специалист с оборудованием. Будут ткань выпускать шерстяную. Её в Китае охотно берут, да и в Северной Америке будут с руками раскупать. Зимы на Аляске ого-го какие. По зерну. Не получилась задумка Баранова снабжать Аляску зерном. Там видимо рожь пытались сеять и пшеницу, а для них там сухо. Я отправлю со вторым кораблём семена районированной кукурузы и ячмень, ну и специалиста по их выращиванию, тоже с семьёй придётся.

– Эка хватка у вас, Александр Сергеевич! Вас бы надо управляющим Российско-Американской компанией поставить. И дела бы у неё пошли.

– Нас и тут неплохо кормят. Управляющего фортом Росс я пришлю к вам в Кронштадт.

«Все можно сделать лучше, чем делалось до сих пор.»

Генри Форд

Вторым делом, которое нарисовалось из газет было даже для самого Сашки неожиданным. Нарыла эту информацию Алиса и Виктор Германович заставил девушку сто раз перепроверить, уж больно дикой была информация. В результате всё подтвердилось. Сашка тогда задумался. По зубам ли такая рыбина ему? Ну, а с другой стороны, если не пробовать, то и не узнаешь, тем более, даже если и не получится, то он лично ничего не теряет. Ну, не получилось. Хрен с ним, не было никогда и вот опять, как говорится.

Итак… Открыл Лисянский после Кука, кажется, Гавайи и один из местных корольков в обмен на поддержку против других местных корольков согласен был принять протекторат Российской империи. Но Александр на это не пошёл, и Россия Гавайев лишилась. Скорее всего и не удержала бы. Где, скажем, Санкт-Петербург и где Гавайи? Как помогать этому корольку? Тут свой Дальний Восток голый и незащищённый, а до Гавайев от Петропавловска-Камчатского тысячи миль.

И вот полвека прошло, и ситуация изменилась кардинально. Просто сам этот персик в руки падает. И пока никто ничего противопоставить Сашке в том регионе не сможет. Трёх его фрегатов должно за глаза хватить, чтобы Гавайи к рукам прибрать. А чего изменилось?

А случились вирусы и бактерии.

Местное население, столкнувшись с занесёнными извне инфекциями, к которым у него не было иммунитета, вымерло: к пятидесятому году, как утверждали английские газеты от 300-тысячного полинезийского населения осталось меньше 30 тысяч человек.

Американцы решили там сахарный тростник выращивать недавно. Создали в 1850 году Гавайское сельскохозяйственное общество и доставили в Гонолулу первую партию рабочих – около двухсот китайцев. А чего, местные вымерли и забились вглубь островов выжившие. Побережье пустынное. Американцы в Гонолулу сидят и их там немного. И это не войска, а плантаторы с десятком охранников. Подплыть под американским флагом и помножить всех америкосов на ноль, а китайцев забрать и переправить в форт Росс. Там сахарный тростник сажать бесполезно, а вот возродить верфь, которая будет снабжать всю русскую Америку и Дальний Восток шлюпами. Пока нет угля, парус вполне себе ещё послужит. Ну и золотишко мыть вполне китайцы смогут.

А Гавайи прицепить к Великому ханству Джунгария. Захватить дворец и «уговорить» Камеамеа III подписать договор о вассалитете. При этом всех белых миссионеров и вообще белых закопать, а католические и протестансткие храмы сжечь.

Ну, не получится, если… Хотя почему, вон же в газетах написано, что всего несколько корабликов французских в 1849 году захватили Гонолулу и разграбили город. Там французский адмирал Луи де Тромелен прибыл в гавань Гонолулу. Под его командованием находились корвет «Gassendi» и фрегат «La Poursuivante». Высадились 140 морских пехотинцев и форт сначала захватили и разграбили, а после и город. На сто тысяч долларов имущества вывезли и угнали яхту у короля.

Два корабля и 140 человек. У Сашки явно больше будет. И никто не помешает. У Англии и Америки, к которым обратился король Камеамеа III за помощью, и у самих в этих водах ничего нет. А впереди война. А у США гражданская война на носу, и можно помочью Югу подольше воевать с Севером.

– Александр Сергеевич, а почему везде эта ваша вымышленная Джунгария? Почему не Российская империя? – выслушав бред по захват целого королевства одним фрегатом, покусывая незажжённую трубку, поинтересовался возможный предок.

– Всё дело в Николае. Нет, мне лично он ничего плохого не сделал, я бы даже сказал, что он мне помогает иногда. И он хороший человек. Честный, трудолюбивый, целеустремлённый. Вот только с этой целеустремлённостью тащит он страну, ему вверенную, не туда. Он верит лгунам, окружил себя идиотами и врагами нашей страны. И он не из этого времени, он со страниц романов Вальтера Скотта. Государь такой огромной страны должен быть жестоким и умным чудовищем, все дороги должны быть в виселицах. Все враги, соседи и друзья бояться, как огня. А у нас государь добрый и вежливый человек. Человек чести. И не экономист. Нет. Нельзя нам с вами выступать от имени России. Мы должны быть чудовищами и дикими азиатами. Только так сможем помочь России. Впереди Великая война. И без нас Николай её проиграет. А с нами может и выиграть. Но для этого Джунгария должна стать за три года таким страшилищем, что даже думать ей навредить должно у других правителей понос вызывать.

– Я уже и сам начинаю вашей Джунгарии бояться, – хмыкнул капитан-лейтенант фон Кох.

Глава 2

«Каждому нормальному мужчине порой хочется поплевать на руки, поднять флаг и отправиться резать глотки.»

Генри Луис Менкен

– Это всё мелочи были, Владимир Фёдорович. Ершова читали? «Это службишка, не служба», – Сашка поудобнее расположился перед столом и достал карту, купленную в Лондоне в обычном книжном магазине. Сейчас и шпионов не надо. Никто особо ничего не скрывает, все секреты не то что защищают, а стараются быстрее обнародовать.

– Япония? – одной стороной лица вымучил улыбку капитан-лейтенант фон Кох.

– Япония. Точнее, как бы пока ничейный остров на севере архипелага, именуемый Эдзо или Мацумаэ. У нас ещё Матмай называют, – Сашка ткнул пальцев в остров Хоккайдо.

– Разве он не японский?

– Нет. Он частично подконтролен княжеству Мацумаэ. Там феодальная раздробленность, но даже если это княжество считать частью Японии, то это только самый юг острова. Вот этот отросток, на котором имеются несколько небольших поселений – крепостей с деревяным хиленьким заборчиком и пушками времён Ивана Грозного очень незначительного калибра, стреляющими каменными ядрами или каменным дробом. Порох тоже очень низкого качества, и он гигроскопичный. Он у них изготовлен из натриевой селитры. Всех японцев на этом отростке несколько тысяч, пусть даже три или четыре тысячи. Но воинов среди них не наберётся и трёх сотен. Вооружены либо древними фитильными мушкетам, которым место в музее, либо вообще луками и арбалетами. И основное оружие вообще холодное. Пики и мечи. Столица и основные силы княжества Мацумаэ сосредоточены вот здесь, в городках-крепостях Хокодате и Мацумаэ, – Сашка опять ткнул в выделенные чёрными кружочками на карте эти поселения, – Главный доход княжества Мацумаэ – это торговля с айнами. Айнов на Эдзо около тридцати тысяч, и они не очень любят японцев, несколько раз поднимали восстание. Но у них вообще нет оружия огнестрельного, тем более пушек. Живут они охотой и собирательством, меняют у японцев шкуры на табак и зерно. Кроме торговли почти все айны обложены данью этим княжеством, и им это не сильно нравится. Только вот живут они небольшими семейными группами и объединиться не могут, так что даже пару десятков японцев с огнестрельным оружием – это большая сила для айнов… но не для вас.

– И что же нам нужно сделать? Начать войну с этим княжеством, с японцами? – фон Кох устал удивляться планами нанимателя. Они уж всяко разно не дадут ему скучать эти пять лет.

– Точно, нужно уничтожить эти две крепости и максимальное количество воинов княжества Мацумаэ. Если получится, то добиться эвакуации всех японцев с Хоккайдо, если не получится, и они разбегутся по лесам, то выйти на айнов и вооружить их. Или пусть они служат проводниками. Женщин и детей грузить на корабль и вывозить на южный остров Хонсю. Также нужно выселить всех японцев с Курильских островов и Сахалина. Для чего тоже использовать айнов в качестве проводников и союзников. А поселения японские сжечь, – Сашка отодвинул карту и указал на трубку, что капитан вертел в руках, – У них, у айнов, курение табака сильно распространено, курят и женщины, и мужчины, даже дети. Потому, возьмите в Гонолулу или Сан-Франциско максимальное количество этой гадости. Будет и валютой, и для подарков табак сгодится. Чем ещё их привлечь даже и не знаю? Наберите небольших серебряных монет… Ладно, я в Кронштадт успею серебряной мелочи отправить и зеркал небольших для вашей экспедиции. Ну и для обмена и налаживания добрососедских отношений ножи и топоры не помешают. Постараюсь и их доставить в Кронштадт. Гвозди… Стоп.

Виктор Германович задумался. Слово гвозди ему что-то напомнило. Он закрыл глаза и задумался, что-то очень важное с кораблями связанное.

– Гвозди? – напомнил о себе капитан-лейтенант.

– Гвозди… – и тут «как прояснило». То ли у Гончарова в книге «Фрегат Паллада», то ли, где на просторах интернета, Виктору попадалось информация, что проблема была у всех трёх богинь в реальной истории. Медные листа прибиты к корпусам гвоздями со слишком маленькими шляпками, потому при малейшем шторме волны отрывали листы медной обшивки от корабля. Смотрят потом при ремонте, гвозди из досок торчат, а лист меди оторван.

– Владимир Фёдорович, не помню откуда информация, но вот сейчас эти гвозди мне её из глубин памяти доставили. Проверьте крепление медных листов, сами гвозди проверьте, кажется, у них маленькая шляпка и она не удерживает лист обшивки.

– Хорошо. Это не сложно будет проверить, корабль почти не загружен пока, намного выше ватерлинии идём. Нужно бы загрузиться или балласт принять.

– Вам виднее. В Ирландии подумайте.

– А что с флагом Джунгарии? – ага, а Сашка и забыл этот вопрос обсудить.

– Вы, Владимир Фёдорович, не Россию представлять будете. Потому вам любой флаг поднимать можно. Нужно американский, так его поднимите, английский, когда в Ирландии и в Балтике будете людей принимать, то поднимайте английский. А вот с японцами и в Гонолулу нужно обязательно поднять флаг Джунгарского ханства и говорить всем, что вы действуете от имени хана Галдана Бошогту.

– И как же он выглядит?

– Бурул! Принеси наш флаг, – улыбнулся Сашка заглянувшему в каюту десятнику калмыков.

Флаг сшили ещё в Болоховском. Ну, не флаг, а целую кучу флагов всех размеров. Был и парадный с золотой бахромой и кистями. Как выглядит флаг настоящего Джунгарского ханства Сашка не знал, имеющие у него калмыки тоже ничего определённого сказать не могли, вроде жёлтый? Нет, путаешь, голубой флаг. А мне говорили, что красный. Нет, синий с зелёным. Словом, ничего определённого. Потому подумал, подумал Виктор Германович и не стал сущности множить.

– Это красное полотнище, цветом, как турецкий флаг, но никаких полумесяцев у нас нет. В левом верхнем углу небольшие перекрещенные золотые серп и молот, а поверх них пятилучевая тоже золотая звезда.

А чего СССР живее всех живых.

«Будем откровенны: как бы тесно ни связывали людей дружба, любовь и брак, вполне искренно человек желает добра лишь самому себе, да разве еще своим детям.»

Артур Шопенгауэр

После того как флагом полюбовались, Сашка продолжил.

– Вы, наверное, не слышали, господин капитан-лейтенант… М… М… Нда. Ну, в общем, у моей жены бывают вещие сны. Очень редко. Всего-то несколько и было. Когда она первый увидела, то он… как это объяснить-то? Она увидела пожар в Зимнем дворце, и император ей поверил и провёл осмотр нескольких помещений. Ещё бы несколько дней и дворец бы сгорел. Николай Павлович тогда наградил жену. Было ещё несколько, но они касались нашей семьи. Сбываются или нет я уж не знаю, так как всегда мы с ней превентивные действия предпринимали. А вот недавно сон был не про семью, а про всю Россию. Я рассказал о нём Николаю Павловичу в прошлом году, но он в него не поверил. Я и сам не верю, уж больно неправдоподобен. Тем не менее, вам я его тоже расскажу. Если он сбудется, то вы будете знать, как поступить.

– Чертовщина какая-то, – фыркнул фон Кох и перекрестился. Наоборот, то есть православия не принял, а Сашка вроде слышал, что, чтобы стать офицером на флоте в России, нужно принять православие. Опять всё врут календари.

– Может наоборот? Господь предупреждает? – Сашка тоже перекрестился, правильно, – Так вот, в 1853 году Россия объявит войну Турции. Ну, тут ничего необычного. У нас с ними десяток войн уже был, а вот дальше то, во что государь не поверил. В марте 1854 года Франция и Англия объявят нам войну. И победят в ней. Захватят Севастополь, – Сашка остановился смотрел, как себя предок (наверное) поведёт.

– И правильно император не поверил! Не может такого быть! Чтобы заклятые враги нам войну вместе объявили. Скорее я поверю, что они друг другу объявят, – махнул рукой фон Кох, – ну, а захват Севастополя вообще ересь. У нас армия в миллион человек. Сколько та Англия может в Черное море перебросить войск? Сто тысяч максимум, ей для этого со всего мира нужно будет войска стаскивать. А как их снабжать? Продукты, порох, да просто воду, это же Крым, там нет воды. Нет, правильно Государь не поверил.

– Ну, да. Государь так и сказал. И ладно, нет, так нет. Там вторая часть была в том сне. В 1853 году целая флотилия американская прибудет к японским островам и ультимативно потребует от японского императора, обменяться послами и предоставить Америке порты для стоянки, продажу продовольствия их кораблям и статус наибольшего благоприятствования в торговле. Подойдут к Эдо – столице Японии и дадут залп из всех пушек. Правда, холостой. Японцы месяца три поупираются, у них там император умрёт, а потом новый всё подпишет… Или сегун их. Ну, не важно. Главное, что подпишет.

– Дерзко, но в это можно поверить, – кивнул головой капитан.

– Как думаете, Владимир Фёдорович, а что, если ваши три фрегата присоединятся к американцам у королевства Рюкю, куда они сначала придут, и предложите вы им прогуляться до Эдо вместе и договор составить на троих? – Сашка о такой возможности думал. Просто идеальный вариант. Не придётся Путятину разбрасываться Курильскими островами.

Но раз за разом к этому бредовому плану возвращаясь, уже переосмыслил всё, и теперь не верил в него и сам. Наоборот, Перри сделает всё, чтобы этого не допустить. Хоть американцы и изображают из себя друзей России, но дружба дружбой, а табачок врозь. Американцам нужен рынок сбыта и продовольствие с базами в том регионе, зачем же помогать конкуренту?

Фон Кох чуть презрительно или снисходительно улыбнулся. Всё же снисходительно. Мол, дурень, чего с него взять, такой большой, а в сказки верит.

– Я не знаю, как поступит их адмирал…

– Адмирал Перри, – перебил капитана Сашка.

– Слышал о таком, Метью Перри – герой Американо-мексиканской войны, который разрушил город Табаско. Так вот, я бы на его месте сделал всё, чтобы воспрепятствовать нашему совместному походу. Они нам не друзья.

– Точно, я думаю именно так и произойдёт, если предложить мир и дружбу этим товарищам. И вот что я придумал. Не знаю я точного времени заключения этого договора, но в 1853 году – это точно. летом. Сидим ждём. Уплывет пусть будет в Июле Перри назад в Америку с договором, и тут вы на трёх фрегатах подплываете к Эдо и даёте точно такой же холостой залп из всех ста пятидесяти орудий. А потом пытаетесь заключить с сегуном точно такой же договор от лица России. И сделать это надо именно в августе и именно в Эдо, так как в августе фрегат «Паллада» с Путятиным прибудет в порт Нагасаки именно с таким предложением.

– Это тоже из сна? – не поверил фон Кох.

– Это из сна. Что будут делать японцы, если русские на четырёх кораблях подойдут к Нагасаки и на трёх к Эдо?

– И перед этим были американцы? – хмыкнул капитан.

– Точно.

– Хороший план. А Путятин? Василий Ефимович будет о нас знать? Если не будет, то ерунда может выйти.

– А вы у Нагасаки оставите захваченный у работорговцев корабль с посланием к нему. Я вам конверт передам.

– Захваченным у работорговцев?

– Конечно. Насколько я знаю, сейчас любой корабль, любой страны может на законном основании захватить работорговца. Вы поплывёте мимо Бразилии, там этих товарищей, как грязи. Прибарахлитесь и заодно негритянок с собой прихватите в форт Росс, а негров высадите в Бразилии. Пусть ими власти занимаются.

– Прибарахлитесь? Что это? – скорчил непонимающую физогномию фон Кох.

– Конфискуете у них корабль именем королевы Виктории. Есть же закон Абердина. (Закон был предложен министром иностранных дел лордом Абердином. Он дал Королевскому военно-морскому флоту полномочия останавливать и обыскивать любое бразильское судно, подозреваемое в том, что оно является невольничьим судном в открытом море, и арестовывать работорговцев, пойманных на этих судах.)

Капитан-лейтенант фон Кох переносицу потеребил. Бровь почесал. Длинные для моряка и офицера волосы взлохматил.

– Нам нужно в январе успеть проскочить мыс Горн. В крайнем случае в феврале, так что особо задерживаться нельзя. Но если по дороге попадётся негрер (судно работорговцев), то мы его остановим и арестуем…

– Владимир Фёдорович! Ещё на остров Святой Елены отбуксируйте, там, кажется, суд англичане проводят над работорговцами бразильскими, подойдите к берегу и высадите всех негров мужского пола и команду. Ну, или повесьте работорговцев. Вы же капитан. Это и судья в том числе на борту корабля. Конфискуйте корабль именем королевы Виктории, поднимите британские флаги и вперёд к форту Росс. Можете переговорить с моряками даже и нескольких к себе на корабль переманите. Нужно же вам пополнять команду.

– Ну да, ну да. А если с настоящим английским крейсером встречусь?

– Вопрос конечно интересный. Не получится разойтись миром, утопите или захватите, команду тоже в Бразилию. Хотя нет. Это я недодумал. Они могут вас узнать. Доберутся до начала войны до Великобритании и расскажут об «Аретузе». Команду надо уничтожить. У меня люди в Лондоне. И они мне там нужны до самого объявления Соединённым королевством войны России. Так, что без вариантов. Судно, если оно небольшое, захватите и команду на дно, а если большое, то под британским флагом подойдите к ним и топите. Залп из всех пушек в упор они не должны пережить.

– А если… Ладно. Я вас понял, Александр Сергеевич. Возник сейчас у меня вопрос. А что нам делать, если Англия и Франция и в самом деле объявят России войну?

– Они объявят нам войну в марте 1854 года. Можете не сомневаться. В марте командир сотни калмыков Дондук отдаст вам конверт, в котором будут подробно описаны ваши и остальных фрегатов задача. Если к тому времени у вас будет больше кораблей, то имейте в виду, что в том плане, который вам надлежит исполнить, имеет значение скорость, если новые корабли будут вас тормозить, то оставьте их в форте Росс или в Ситке. Если скорость соизмерима, берите с собой. Там всем работы хватит и лишнего места в трюмах не будет.

– Понятно. А сейчас взглянуть на этот план нельзя? Его моряк составлял? Вдруг там…

– Господин капитан-лейтенант, вы же не верите. В марте 1854 года получите. Если мой план неосуществим, просто воюйте с наглами и французами. Там Муравьёв – губернатор Восточной Сибири в устье Амура будет с ними воевать, но под командование Муравьёва не поступаете и воюете под флагом Джунгарии. Но это так. План нормальный и осуществимый, и он очень важен, именно ради него всё и затевается. Я двадцать лет жизни посвятил его выполнению. Не подведите.

– Постараюсь, Александр Сергеевич? Я тут написал письмо жене и дочери, передаю его вам. Отдадите им только в случае моей смерти. Так сказать, последний привет. Ну, а если выживу, то заберу у вас и порву. Договорились? – хлюпнул носом фон Кох.

Ну, вот, а несгибаемый тевтонец.

– Конечно, Владимир Фёдорович, договорились. Тут мне мысль сейчас в голову пришла. Есть же фотографы уже. Я как приеду, из Тулы привезу фотографа, и жену с дочкой вашей сфотографирую. Много даже раз сфотографирую и мой человек вам в Кронштадте фотографии с письмами от жены и каракулями от дочери передаст.

– Буду вам премного благодарен. Они согреют меня и уберегут от бурь у мыса Горн, – опять хлюпнул носом тевтон.

– Всё, Владимир Фёдорович, давайте прощаться. А то январь и правда не за горами. Да, имейте в виду, что эти сто калмыков перерезали три сотни английских матросов без потерь почти. Они очень хорошо обучены. И стреляют отменно, и на лошадях скачут, и ночью подкрадутся к неприятелю. Да и днём с равным по численности противников легко разберутся. Среди них десяток снайперов. Я оружие для них дал команду сюда заранее привезти и оно прибыло, но и дополнительно ещё в Кронштадт доставлю.

– На вид не скажешь. Маленькие все.

– Вот и хорошо, противник тоже недооценит. А потом поздно будет. Ах, последнее, чуть не забыл. На корабле без рукоприкладства, за нарушение дисциплины карцер, с питанием водой кипячёной и маленьким кусочком сухаря. И палубу драить или какую другую тяжёлую работу работать. Но не бить. Ну, вам калмыки и не дадут, руки сломают. Всех офицеров и унтеров предупредите. И ещё одно забыл. Вам в Кронштадт привезут в бочках средство от цинги. С инструкцией. Пока пользуйтесь лимонами, их на корабле с избытком. В той же инструкции будет указание, как изготовить это средство в форте Росс или любом другом месте. А пока знайте, что лимон не лучшее средство, в нашем шиповнике или чёрной смородине веществ, которые защитят вас от цинги в разы больше. Простая сушёная чёрная смородина и все проблемы решены.

– Не может быть! – аж вскочил фон Кох.

– Проверите. Только не замочите. Прощайте, Владимир Фёдорович. Семь футов вам под килем.

Глава 3

Начитавшись в газетах и журналах про волшебный город Лебедянь, Сашка сойдя на пристань с кораблика, на котором он вместе с хромоногим Колькой плыл домой, был и действительно поражён.

На самом деле калмыка Кольку, которому повредили ногу на футбольном матче с матросами «Аретузы», зовут прикольно, как кофе по-украински – Кава, что переводится как «низкорослый». Такой и есть, до плеча всего князю Болоховскому. Кольку решил Сашка в этот раз не отправлять в плавание. Не сильно, наверное, способствует срастанию костей шторм, скажем. Будут формироваться команды для двух следующих фрегатов, туда, подучив молодёжь и выздоровев, Колька и отправится. Нога у того пока к шине приторочена и ходит он, опираясь на костыль, но тут поговорка: «время лечит» точно сработает. Срастётся. Зато спецназовцев на следующие корабли «ветеран» чуть лучше подготовит, чем его готовили. Опыт не пропьёшь.

Так про Лебедянь. На пристани было так многолюдно и столько корабликов и барж разных стояло, что Сашке казалось, что он в мифические Нью-Васюки попал. Как же – ярмарка всемирная, а там ещё и малые олимпийские игры завтра начнутся. Прямо на пристани плакат был на тумбе, что послезавтра на ипподроме скачки, а потом соревнования для лошадей тяжеловозов.

В афишу ткнул носом князя, вертящего головой на все триста шестьдесят градусов, Колька. И ткнул весомо и осуждающе.

– Гляньте, Александр Сергеевич. Соревнование среди тяжеловозов. А мы тогда почему сюда своих не присылаем? Что у нас будёновцы хуже их лошадей?! – взгляд при этом не осуждающий уж прямо, мол, какого хрена, а вопросительно-удивительно-обиженный. Мол, какого хрена! Ну хрен тот же, только чуть пожиже. Не заросли неубиваемые, а так, куст.

– Хм. Не знал. Я про скачки и ярмарку в газетах читал, но думал, что нам до этого дела нет. Мы ведь выводим не рысаков. А тут вона чё! – Сашка прочитал всю афишу, и что там, и как будут тяжеловозы соревноваться, не нашёл. Ну, сами увидят. Теперь, раз тут, точно надо всё разведать и главное – определить не попаданец ли создатель сего сельхоз-конного рая.

– Эх, не успеть. Через два дня уже соревнование. На следующие обязательно нужно Борьку послать. Он тут всех победит, – кинул ещё хреновины в Сашку Колька.

Борька – это на самом деле жеребец будёновской породы «Богатырь». Но нрав у огромного вороного жеребца покладистый, не кусается, не артачится, когда его запрягают, так постепенно в Борьку и трансформировался. При этом 195 сантиметров в холке и грудь колесом, и рожа кирпичом, и круп тазиком.

– Может, они тренируют своих тяжеловозов? – Вот тут Кох точно специалистом не был, но ведь рысаков точно тренируют.

– Мы пойдём на эти соревнования, вашество? – дёрнул его за рукав Колька. Сашка завис, он смотрел как с баржи метрах в пятидесяти по сходням сводили скаковых лошадей. Красавцы.

– Конечно. Для того сюда и добирались. Давай бричку сначала найдём и попытаемся на ночь устроиться.

По мере продвижения по городу первое впечатление от Лебедяни портилось и к тому моменту, как извозчик подъехал к центру городка, Нью-Васюки превратились и в голове у Виктора Германовича, и в Реале, в деревню «Гадюкино». Незамощённые даже в центре дороги были, видимо после прошедших недавно дождей, все в лужах-озёрах и колеях. При этом, наверное, ведь к ярмарке городничий и всякие «уважаемые» люди готовились, кое-где виднелись заплатки на дорогах. Не повезло просто с дождями.

Только это всё отговорки, у Сашки во всех сёлах и при самом дождливом дожде дороги в озёра не превращаются, кто мешает центр этой дороги сделать чуть повыше, чтобы вода стекала к краю, где народ прокопал канавы водоотводные. Римляне же делали, значит, это секретом не является.

Остановились они около самой, по мнению извозчика, хорошей гостиницы, Сашка вышел на брошенную широкую доску, что вела к двери двухэтажного длинного здания от проезжей части. Доска была хлипкая и качалась, прямо испытание для дам, скажем, с длинными платьями. Извозчика Сашка не отпустил, что-то ему в ухо нашёптывало, что во время ярмарки места в гостиницах и всяких постоялых дворах могут быть все раскуплены. Аншлаг. Любители скачек и вообще лошадей приехали заранее.

Начерпав воды в туфли, Сашка добрался до швейцара в роскошной для деревни затопленной ливрее и узнал, что всё нормально, мест нет. Пришлось, снова набрав в башмаки воды, чапать назад. Нужен был ход конём.

– А скажи, любезный, кто проводит скачки эти? Не общество скаковое это, а человек, кто там главный?

– Так это всем у нас известно – помещик Павел Николаевич Мяснов. Он…

– Подожди, любезный, у него дом в Лебедяне есть? – патриот Лебедяни попался.

– Как не быть-то. Тута недалече…

– Вот, туда и вези.

Доехали. Здесь от проезжей дороги шла засыпанная щебёнкой дорожка, ну хотя мокрее ноги уже не станут. Сашка дошёл до больших, явно из дуба сделанных, ворот и позвонил в колокольчик, дёрнув за верёвочку. Слуга, открывший калитку, был без ливреи, чего-то если и не домотканое, то очень дешёвое на нём болталось. И был он негром преклонных годов. Чудеса прямо.

– Что там, Филипп? – послышалось из-за спины персонажа.

– Баре тут, вашество! – без всякого акцента возопил товарищ, не поворачиваясь. На Сашку сивухой прянуло от крика этого.

– Проси, – опять долетело.

– Просю-с, – чуть склонил седую негритянскую голову Филипп.

Сашка придержал дверцу дубовую, дав прошкондыбать на одной ноге и костыле Кольке. Потом сам зашёл. Точно ведь попаданец. Абрикосовые деревья, каштаны, вроде даже грецкий орех, листва, по крайней мере, похожа. Розы рядами вдоль дорожек. Пасека стоит в отдалении, домики пчелиные в жёлтый цвет покрашены. Георгины во всю цветут на клумбах. Для российской деревни всё это далеко не самые обычные культуры. Городом больше у Сашки в голове Лебедянь не являлась, хотя несколько двухэтажных домов кирпичных в центре из луж и высовывались.

Из беседки, увитой хмелем, вышел пожилой грузный мужчина в жилетке такой на серую шерстяную рубаху надетой. Опять не самые обычные одеяния для помещика русского. Не, ну точно ещё один рыбак, поймавших карася золотого.

Нельзя научиться решать свои задачи новыми приёмами сегодня, если нам вчерашний опыт не открыл глаза на неправильность старых приёмов.

Владимир Ильич Ленин

Как узнать попаданец перед тобой или просто чудак инноватор? Про компьютер спросить? А если человек испугается? Есть же фильм с Жаном-Клодом Ван Даммом про полицию времени. И у российских каких-то писателей есть про «попаданца на троне», как за ним наглы охотились из будущего. Почему бы, если это знает Кох, то не знать и другому попаданцу. Сашка, разглядывая человека перед ним представшего, вдруг с удивлением в первый раз подумал, а сам-то он не боится почему? Ведь и читал, и смотрел. Засветился он или нет? Ещё как засветился. Нет, он не изобрёл ничего стреляющего. Зато любой человек из будущего, узнав, что в школе какого-то не сильно знатного князька служат одновременно Пушкин, Лермонтов, Ершов и Ленц сразу поймёт, что такого быть без попаданца не может. Первые два должны быть мертвы давно, Ершов где-то директором школы в Сибири, а Ленц? Ну, точно не в деревне. В Петербурге или Москве.

И никто к нему с прибором, возвращающим в будущее, не приходил. Сначала Кох бы и сам с радостью вернулся. Так себе жить в теле дауна и олигофрена. А теперь? Теперь тело почти нормально. Приступы бывают, но редко, и он знает как с ними бороться. Двадцать же с лишним лет тренировок ежедневных сделали его если и не Джеки Чаном, то уж точно намного превышающим средний уровень даже казаков каких, не говоря о барах деревенских. Он сейчас на одной руке десяток раз подтягивается. И лучшие учителя сабельного боя и фехтования над его мастерством работали. На самом деле спецназовец из будущего нужен, чтобы его скрутить. Но не приходили.

– Чем могу служить, господа…

– Князь Болоховский Александр Сергеевич. Наслышан о ваших успехах в коневодстве и организации скачек и соревнований тяжеловозов. Сам имею небольшой конезавод. Именно тяжеловозов и развожу. Может слышали про породу «Будёновская»? – решил пока про будущее не говорить Сашка.

– Нет. Не приходилось, а вы приехали принять участие, князь, с вашими тяжеловозами? – странно одетый господин стукнул себя по лбу и представился, – помещик Павел Николаевич Мяснов. Рад знакомству, – и поклонился как-то неумело, ну точено попаданец.

– Нет. Я, Павел Николаевич, с богомолья возвращаюсь. У меня под Тулой имение и конезавод. А вот в следующем году непременно привезу и главный приз заберу. Что у вас победителю положено? – Сашка прошёл вслед за хозяином в беседку. Хмель уже созрел и она вся была как бы в коричневых шишечках. Смотрится необычно и прикольно.

– В 1840 году… Ох, времени-то прошло. Больше десяти лет назад. Но тот рекорд не побит ещё. Тогда впервые введен был императорский приз для тяжеловозов в размере 286 рублей серебром. По условиям этого испытания, лошадь трогалась с места в дрогах весом 28 пудов, нагруженных 100 пудами груза и, по мере движения, дополнительно добавлялось по 2 пуда через каждые 5 саженей. Первым победителем стал 5-ти летний чалый жеребец Могучий завода Николая Ивановича Иевлева. Он прошел безостановочно 152 саженей с весом 192 пуда (более 3-х тонн), – Мяснов погрозил пальцем небу. – Почти две сотни пудов! Представляете, Александр Сергеевич.

– Так наш Борька легко две сотни пудов тащит, – фыркнул за спиной Колька. Кох и забыл про калмыка.

– Это, Павел Николаевич, Колька – один из людей, что у меня на конезаводе работает. Бригадир… старший над пастухами. Прораб перестройки.

– Чего, простите, раб? – да, ну, нафиг. Не из будущего что ли товарищ?!

– Товарищ Мяснов это…

– Ну, что вы князь, я к несчастию в гусарах не служил. Отец рано умер, и мне пришлось заниматься хозяйством. Из залога выкупать имение, да прибыльным делать. Ну, да с божьей помощью справился, а ведь хотел в гусары. Так маменька и три сестры младших, и каждой приданое надобно. Червь я земляной, а не товарищ, – погрустнел Мяснов.

Обломс. Попаданец бы на эти две оговорки по-другому среагировал. Ну, тогда подвижник. Молодец мужик. Тьфу. Молодец помещик.

– Расскажите, Павел Николаевич, а где бы нам с Колькой на пару дней остановиться, чтобы посмотреть на скачки, а то мы в гостиницу вашу ткнулись лучшую. «Прометей», а там мест нет. Много народу на вашу ярмарку и скачки приехало.

– Хм. Не знаю даже… Александр Сергеевич, а не побрезгуете у меня вон в том флигеле остановиться. Он небольшой, для нежданных гостей как раз держим, но вдвоём-то уместитесь, или бригадира вашего в людской пристроить? – с сомнением оглядел инвалида Мяснов.

– Нет. Колька это не уничижительное имя, это с калмыцкого исказили. Кава у нас казачьего сословия. Можно сказать, унтер-офицер. Вместе уместимся.

– Он что же тоже на богомолье ездил, там ногу сломал? – кривовато всё же усмехнулся хозяин гостеприимный. Точно не попаданец. Обычный русский помещик. Инородцев за равных не считает.

– Да. Повздорили с англичанами. Спасибо вам за гостеприимство, дорогой Павел Николаевич, мы к вечеру нагрянем, а сейчас хотелось бы по ярмарке пройтись да город осмотреть. Извозчик нас за воротами дожидается.

– Жду-с. Команду дам дворне пир готовить. К шести вечера непременно возвращайтесь. С семьёй познакомлю, и соседи пожалуют. Ждём-с.

Именно на русское гостеприимство Кох и рассчитывал. Ну, а чего, сам бы точно так и поступил бы.

Лиха беда – начало, а дальше к бедам начинаешь постепенно привыкать.

Владимир Леонидович Туровский

Бежишь, бежишь высунув язык с шорами на глазах и остановиться не можешь. И вот встал огляделся и понял, что все, кто вместе с тобой мчались по дистанции, не просто отстали, а так отстали, что их и не видно.

Виктор Германович ходил по ярмарке и разочаровывался. Куда ни взгляни, а покупать это ненужно. У него лучше. Яблоки лучше, груши лучше, сливы тоже. Наверное, и вишни лучше? Но не сезон. Смородина чёрная, что продавали в нескольких местах, мелкая и кислая, крыжовник вообще кислятина. Правильно Чехов про того чиновника рассказ написал.

Все до единого попадающиеся яблоки Сашка надкусывал и долго пережёвывал, оценивая вкус. Выбрал всего два сорта. Один мужик продавал что-то типа «Белого Налива», но крупнее и вкус ещё медовей. Договорился Сашка с мужиком, что завтра он принесёт несколько десятков веточек обрезанных. В картофелины Сашка воткнёт и должны доехать. Потом привьёт. Мужик говорил, что у него не привитые деревья, а на своих корнях растут. Так что яблок у него Кох тоже купил, посадит косточки, посмотрит, что вырастет. Второе яблоко было у женщины. Она была смуглая, явно гречанка или армянка какая, но это чёрт с ней, а вот яблоки у неё были интересные. Не точно уж прямо сорт Семеренко, но очень близкий к нему, чуть поменьше, а вот форма и цвет совпадают и вкус тоже. Кох по работе в питомнике помнил, что сорт этот нашли случайно в Киевской губернии. Задолго до революции.

– Откуда у вас этот сорт? – полюбопытствовал Сашка.

– Из-под Киева родичи привезли, – охотно стала рассказывать про сноху и кума женщина.

Ну, значит точно – это и есть Семеренко. Удача. С женщиной Сашка тоже договорился про веточки и купил кучу яблок для семечек.

И всё! Больше ничего интересного Сашка не нашёл. Наоборот, если он привезёт сюда свою продукцию в следующем году, то к нему будут очереди стоять и у него веточки и косточки выпрашивать. За двадцать с лишним лет он намного тут всех обогнал.

Посмотрел рожь. Мелкая и вся засорена овсюгом и больна спорыньёй, хоть сверху рога чёрные и убрали. Пшеница тоже не впечатлила, а особенно разговор об урожайности. Лишь у одного мужика Сашка пару кило пшеницы взял. Мужик хвастал, что она низкая и при ветре и дожде не полегает. Возможно тоже удача, ему пока такой сорт вывести не удалось. Со снижением роста, пшеница и рожь снижали у него и урожайность. Не опустил руки, бьётся, но пока успехи не очень. Хотелось верить в удачу.

А вот с георгинами точно удача повернулась к нему лицом. У него за двадцать лет образовалась коллекция в двадцать с небольшим сортов, а тут сразу три новых продавали. Сашка сразу договорился с женщинами на то, что купит клубни по цене десять рублей серебром. Сказал куда принести и деньги отдал.

Последними были лошади и коровы. Вот тут можно точно сказать, что даже смотреть Сашке не на что. Его будёновские тяжеловозы красивее, больше и выносливее самых крупных представленных здесь. А про коров симменталок и говорить нечего. Есть молочное животноводство, есть мясное, а тут третье представлено – костяное. Коровы масластые, худые, маленькие. Вроде кости на изготовление костяного фарфора идут. Пережечь их для этого в золу надо. Фосфаты там какие-то получаются. Задуматься надо об этом. Костяной фарфор кучу денег стоит.

Виктор Германович чётко осознавал, что век лошадей проходит, вон уже паровозы ходят, пароходы винтовые плавают, скоро броненосцы поплывут. Железную дорогу строит американский паровой экскаватор. Электричество уже есть, работает телеграф, скоро и лампочки накаливания появятся. А он выводит лошадей, строит парусные корабли и производит лампы на светильном спирте. Старается уцепиться за прошлое, вместо того, чтобы ухватиться за прогресс. Почему? Дурень – это понятно.

Может и так. А только нужно заниматься тем, что умеешь и знаешь. Ничего он в электричестве не понимает и не умеет строить паровозы. И зачем тогда начинать?! А вот сейчас Кох чётко на этой ярмарке понял, что работал не зря, и пора сорта, которые он вывел за эти годы внедрять в массы, повышать производительность в сельском хозяйстве. Россия аграрная страна и не перестанет ею быть ещё восемь – девять десятков лет. Так пусть это приносит ей больше денег. Пусть перестанут умирать с голоду дети.

Пора разбрасывать камни. Или как там:

Всему свое время, и время всякой вещи под небом:

время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное;

время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить;

время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать;

время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий;

время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать;

время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить;

время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

(Еккл. 3:1–8)

Точно. Время войне. Низкая пшеница – это хорошо. А две команды на фрегаты? Тут удача не поможет. Нужно работать засучив рукава.

Глава 4

Пей сколько хочешь, пей сколько можешь, но Лепрекона не перепьешь!!!

Bon Scott

Послом Великого ханства Джунгарии в Соединённом королевстве остался десятник Мончаг, что с калмыцкого переводится как бисер. Сашка имени удивлялся. Довольно высокий и не круглолицый совсем юноша с чёрными густыми волосами меньше всего белый кругленький бисер напоминал. Отбирали в посольство людей не по суперспособностям, нет, знание английского на уровне приветствовалось, но главным это не являлось. Главным было более европейское – удлинённое лицо. Именно из-за почти европейской внешности Мончаг и был выбран из других десятников.

Посольство должно было пробыть в Англии до объявления войны союзниками России. После чего объявить войну Англии и Франции заодно и покинуть столицу недружественного государства. Сбежать или официально уплыть в Америку – это уж как обстоятельства сложатся.

Но эти два года посольство не только должно было сидеть в бывшем приюте детском и овсянку поедать, были и другие задачи у них. Алиса выискивала в газетах интересные факты, в том числе и про изобретения всякие. Она же занималась и скупкой в магазинах учебников и всяких научных трудов, которые затем Иваницкий должен был переправлять в Болоховское. Что с этим делать потом Сашка ещё и сам не знал. План у него был составлен только до войны Крымской, а что делать после неё и не знал. Но что бы там дальше не произошло, учебники и научные труды точно не помешают.

Ещё одной задачей у полиглотки был анализ политической ситуации в Англии. Тут вечно шла чехарда с правительствами, боролись виги с «торями», и вот Сашка поручил Алисе отследить, а кто же из того или другого правительства является действительно деятельным человеком, приносящим пользу Великобритании. К середине сентября 1851 года Алиса, перелопатив сотни газет, остановилась на одном человеке. Пост в правительство человек занимал важный. Он был государственным секретарём по военным и колониальным делам (англ. Secretary of State for War and the Colonies), или ещё его называли – Министр по военным и колониальным делам Великобритании. Звали товарища – Джон Пакингтон. А если все титулы перечислять, то Джон Сомерсет Пакингтон, 1–й барон Хэмптон.

Получив от Алисы кандидатуру, Мончаг занялся разведкой. Используя кэбы, добирались до руководимого Джоном Пакингтоном министерства и прогуливаясь туда-сюда утром и вечером, пытались ребята составить график работы этого товарища и определить, а где же в Лондоне он проживает. Из газет следовало, что у барона в Вустершире есть огромный дом и имение, но это очень далеко от Лондона, сотня мили, а следовательно, в самом городе у него должен быть дом или квартира. Её в Вестминстере и нашли. Половину этажа второго в трёхэтажном доме министр занимал. При этом, как выяснялось из наблюдений уже за домом сэра Джона, семью в Лондон он не перевёз и жил в десяти комнатах с тремя слугами и одной вполне себе миленькой служанкой. Наверное, она ему пятки чесала перед сном. А может и не только пятки? А может и не только чесала?

Дом находился как-бы во дворе и был отгорожен от улицы линией чахлых лип. Справа была конюшня и каретный сарай, а слева флигель для прислуги. Истопник в нём жил, водонос и ещё какие-то непонятные личности. Обслуживали они не только министра, но и всех остальных жильцов элитной недвижимости.

Наблюдения за домом показало, что добраться до сэра Джона Сомерсета Пакингтона, 1–го барона Хэмптона ночью не составит вообще никой проблемы. Дверь парадная в дом закрывалась. Ну, молодцы. А вот дверь чёрного хода была открыта круглосуточно. И истопник шастал по дому круглосуточно. При этом днём было ещё вполне тепло в Лондоне, а вот по ночам обычно шёл нудный дождь и было холодно и промозгло. Ну и чтобы сэрам было сладко спать, мужик с огромными седыми бакенбардами подтапливал по ночам печи, о чём дым, поднимающийся из шести труб на крыше дома, сообщал всем желающим об этом узнать.

На операцию, которую по традиции сложившейся Мончаг обозвал «Лепрекон». Это, без всякого сомнения, самый известный персонаж ирландского фольклора. Это невысокий коренастый человечек, одетый в камзол, жакет с красными бриджами, башмаки с пряжками и шляпу цилиндр. Ещё у него есть горшочек с золотом. А сам по себе он сапожник, всяким феям туфли шьёт. Кстати, именно от этого персонажа пошла поговорка: «пьёт как сапожник». Вечно это лепрекон пьяный по всяким мифам. Почему операцию так назвали, а есть у этих человечков хобби одно, говорят, что по ночам лепреконы проникают в дома людей и отщипывают по маленькому кусочку от каждой монеты. Чёрт с ними с монетами, а вот проникают по ночам в жилище – это да.

Пошли на операцию втроём. Купили обычный кэб. Сам Мончаг переоделся в кэбмена, а двое помощников в стандартную одежду лондонских обывателей. Да и не видно одежды толком, все закутаны в длиннополые плащи, ночь как по заказу выдалась холодной, дождливой и безлюдной из-за всего этого.

Кэб, не таясь, подъехал к чёрному ходу дома, и Мончаг вышел, осмотрелся, и, привязав лошадь к специальному кольцу, вмонтированному в стену дома, поманил товарищей за собой.

Я предпочел бы быть первым здесь (в бедном городке), чем вторым в Риме.

Гай Юлий Цезарь

Капитан Фредерик Пауль Ирби в очередной раз за последние пять минут поправил нашлёпку на глазу и снова приник целым глазом к подзорной трубе.

– Двухмачтовая гафельная шхуна. Плохо вас там учили в России.

– Как же гафельная, это марсельная шхуна, – уставился на что-то впереди в свою подзорную трубу и фон Кох.

– Гафельные шхуны, господин капитан-лейтенант, несут на всех мачтах только косые паруса, а марсельные шхуны кроме косых парусов на обеих мачтах, имеют на фок-мачте вверху один, а то и несколько прямых парусов. И посмотрите внимательно, у этой беглянки все паруса косые. Так что это, бесспорно, гафельная шхуна.

– Угу, – Владимир Фёдорович развёл руками, – не приходилось с такими сталкиваться. Обознался. Твоя взяла Пауль. И что делать будем?

– Раз мы пришли к согласию, что это гафельная шхуна, то и с тем, что гафельные шхуны отличаются высочайшей маневренностью, они способны двигаться под острыми углами к ветру, тоже придём к согласию. Уйдёт она от нас, если просто в догонялки играть. Прикажите, господин капитан, из носовых орудий дать залп, пусть положат ядра у неё прямо перед бушпритом.

Капитан-лейтенант поморщился. Да, он назначен князем Болоховским капитаном этого фрегата. Вот только одновременно на корабле имеются в наличие настоящий капитан «Аретузы», не ставшей пока «Авророй», и вдобавок капитан второго ранга фон Штольц. У Генриха Фридриховича оторвало кисть на левой руке, но ведь от этого он менее опытным моряком быть не перестал. Всё же у него есть опыт кругосветного плавания. Хоть и мичманом. Но у Коха и такого нет. Он дальше Великобритании не ходил.

Так не всё ещё. Кох как-то упустил этот момент, Ремизов ему сказал, что артиллеристы лучшие в стране взойдут на корабль в Кронштадте, когда они туда прибудут после захода в Ирландию и какой-нибудь германский порт. Потому, на корабле из тех, кого привёл с собой Кох, нет ни одного артиллериста. Ну разве лейтенант Стасов Валерий Валерьевич был как-то назначен командиром батареи. Давненько и на суше.

И вообще, единственный артиллерист на «Аретузе» сейчас это уорент-офицер в звании Second Class Petty Officers (старшина второго класса) Адам Карпентер (Carpenter) («плотник»). Он, конечно, обязан подчиняться фон Коху как капитану корабля. Вот только с каким желанием он будет это делать. А шхуна действительно от них уходит, и медлить нельзя.

Эта посудина вынырнула из утреннего полусумрака, когда «Аретуза» кралась вдоль африканского побережья, недавно миновав Алжир. Ещё немного и будет Марокко, а там и Гибралтар. Сейчас на юге оккупированный недавно Францией Оран. Рассчитали маршрут они вместе с англичанином и Штольцем так, чтобы фрегат шёл вдоль африканского берега большую часть пути, а Гибралтар хотели миновать ночью. Шли, стараясь уклоняться с маршрута других судов, едва на горизонте вперёдсмотрящий увидит парус. И тут на них со стороны Франции на полных парусах несётся эта шхуна. На кораблике фрегат с английским флагом заметили и стали резко менять курс, направляясь к Орану видимо, на юго-запад ломанулись.

Тогда Пауль Ирби и говорит.

– Раз убегают, значит есть, что скрывать. В нашей дальнейшей непростой жизни это может пригодиться. Явно контрабанда. Скорее всего оружие. Ну, и не желательно, чтобы кто-то о нас потом рассказал тем, кому не надо.

– Как это? – не понял. Кох.

– Да всё просто. Перехватит их через пару часов английский корабль, предположим. А эти со шхуны под пытками проговорятся, что их уже преследовал английский фрегат. В Средиземном море не лишку английских парусных фрегатов. Сразу подумают про «Аретузу». Адмирал Дандаса точно не дурак, и отлично знает все английские корабли в Средиземном море, а уж чисто парусные военные фрегаты точно, можете мне поверить, господин капитан. Нужно ли нам это?

Владимир Фёдорович на минутку задумался, но счёл доводы Пауля вескими и отдал команду:

– Свистать всех на верх. Курс на перехват той шхуны.

А добыча оказалась быстрой и вёрткой. Уже пару раз меняла курс, и фрегату с его прямыми парусами так резко повернуть не получалось. Отставали. Сейчас вот в третий раз догоняют. Почти догнали. Кабельтова четыре осталось. Так эта вёрткая шхуна опять переложит паруса и почти против ветра начнёт от них уходить, именно такой манёвр сейчас и напрашивался, по крайней мере Владимир Фёдорович так бы и поступил. И все предыдущие действия капитана шхуны были направлены к такому курсу. Ну, а с прямыми парусами их фрегат точно не сможет идти против ветра.

– Пауль, командуйте артиллеристами, – нашёл выход фон Кох.

В единственном артиллерийском расчёте сейчас сборная солянка. Там три англичанина, один шотландец, один индиец и два калмыка. Командиром же временно поставили лейтенанта Стасова Валерия Валерьевича. Ирби презрительно ухмыльнулся своей перекошенной сабельным ударом рожей и пошёл на бак к двум двенадцатифунтовым орудиям. Может это и не ухмылка была, за мимикой, смещённого с поста капитана, могла и улыбка радости скрываться, что постреляет сейчас, руки чесались. Ничего не ясно на и так перекошенным лице.

Зарядили орудие и бабахнули. Кох попытался увидеть, куда ядро улетело, но пойди рассмотри, что там творится в четырёх кабельтовых. Судя по тому, что беглецы курс не изменили и парусов спускать не начали, на шхуне ядра тоже не приметили.

– Огонь по кораблю из обоих орудий, – решил попробовать Владимир Фёдорович обострить ситуацию. Раз не хотят по-хорошему, придётся по старинке, показать кто сильнее.

Бабах. Бабах. Оба носовых орудия окутались по очереди клубами дыма, который быстро снесло к мостику. Когда ветер уволок пороховую вонь и поредевшие клубы дыма назад, капитан-лейтенант снова приставил к глазу окуляр. Расстояние пока уменьшалось, а вот следов того, что по шхуне попали на этой самой шхуне не наблюдалось.

– Продолжить огонь, – теперь криво ухмыляться настала очередь Владимиру Фёдоровичу. Хвалёные английские артиллеристы по такой близкой цели попасть не могут.

Предметы, которым обучают детей, должны соответствовать их возрасту, иначе является опасность, что в них разовьется умничанье, модничанье, тщеславие.

Иммануил Кант

– Господин капитан-лейтенант, – наблюдение за третьим неудачным залпом прервал сотник Дондук.

Из всех непонятностей этого корабля и всей ситуации эта сотня калмыков была самая непонятная. Нет, князь Болоховский вроде бы объяснил фон Коху, что калмыки эти относятся к казацкому сословию, но в армии они не служили, ни на какие сборы не попадали, и ни в одной войне не участвовали. Они только окончили школу. Пацаны молодые и безусые, в общем. На корабле и в операциях на суше, если ею будет руководить фон Кох, то сотня подчиняется ему. А так это отдельное воинское формирование, у которого есть и свои цели в предстоящей войне с Англией и Францией.

Владимир Фёдорович за последние дни многое передумал, но в войну эту невозможную с его точки зрения пока не верил. Но это не мешало ему удивляться на эту сотню и её командиров глядючи. Начать с того, что они захватили этот корабль, перебив триста английских матросов и офицеров, потеряв раненым только одного человека. Пяток мелких порезов не в счёт. А продолжить можно позавчерашним инцидентом. Свидетелем схватки профессионального военного – майора Джона Эдварда Осборна с десятником Бурулом, на вид совсем мальчишкой, и даже участником этой схватки Кох стал позавчера.

Ночью был приличный дождь, что, наверное, редкость в сентябре у африканского берега, по крайней мере, так сказал капитан Ирби. Бывший капитан. Кох утром обошёл корабль, как и положено, в каждую дырку нос засунув, и обнаружил, что на одной из шлюпок, находившихся на палубе между мачтами, оборвана завязка на укрытии и кусок парусины провалился внутрь. Туда могла попасть вода. Владимир Фёдорович подозвал старшего индийской части команды, а была их вахта, и приказал парусину снять, проверить нет ли воды в шлюпке, вычерпать, если возникнет необходимость, починить тент и вновь укрыть шлюпку. Говинд начал отдавать своим распоряжения, а Кох решил осмотреть внимательно и шлюпку, закреплённую рядом. Отдавал он распоряжения индийцу на английском языке.

Только он повернулся правым боком к шлюпке, как из той самой дыры в парусине показалась всклокоченная, обросшая щетиной голова. А следом полез и сам человек. Был он в красном пехотном мундире британском, который с каким-либо другим спутать трудно. Владимир Фёдорович отшатнулся, но при этом ногой зацепился за брошенную тут одним из индийцев, до приказа Говинда надраивающего палубу, швабру и полетел на только намытую мокрую ещё и скользкую палубу. Как оказалось в последствии, эта швабра ему жизнь спасла, так как майор по тому месту, где только находилась шея фон Коха, полосонул саблей.

Капитан-лейтенант завалился на бок и по инерции ещё и проехал метр по палубе. И это опять его спасло. Англичанин выбрался из шлюпки в дыру и с саблей бросился вновь на Коха. Вжик, опять в вершке от носа просвистел кончик сабли. Вот тут то и появился десятник калмыков Бурул. Потом уже он рассказал, что спускался с вороньего гнезда своего любимого, а тут такая неправильная драка – на безоружного оружный нападает.

Капитан к появлению Бурула уже не на боку лежал, успел перевернуться на спину и поединок тоже безоружного калмыка и, по прежнему держащего в руке саблю, майора наблюдал из первых рядов. Всё произошло в считанные секунды. Бурул раскинул руки в сторону и, как вставший на задние лапы медведь, двинулся на майора, крича что-то на своём языке. Когда расстояние сократилось до пары метров Осборн сделал шаг вперёд, а затем глубокий резкий выпад. Казалось Коху, что промахнуться в этого медведя, с расставленными руками во всю ширь, просто невозможно. Но майор промазал. Бурул неожиданно оказался к противнику боком, перехватил одной рукой предплечье англичанина, а локтем второй руки заехал ему в нос. Саблю майор выронил. Бурул провёл подножку, и Осборн разбитым носом теперь в палубу мокрую впечатался. Раз, и калмык уже сидит на спине у британца и заламывает ему руку. На этом поединок и закончился.

Так что к калмыкам и к их непонятному командиру фон Кох относился с почтением. Они, конечно, официально не офицеры, но владеют четырьмя, а то и пятью языками на вполне приемлемом уровне. Они знают математику не хуже самого Владимира Фёдоровича, а при необходимости вполне могут поддержать разговор как про книжные новинки, так и про перипетии мировой политики и победить любого из его офицеров, да и его самого, в географическом споре. Странные, в общем, пастухи. И школа, которую они закончили, странная.

– Господин капитан-лейтенант, давайте мы их остановим, – Дондук указал на стоящих позади него десятерых калмыков с длиннющими ружьями. Даже самого высокого из них, Аюка, ружьё было на несколько вершков выше.

Глава 5

«Это верно, в ирландском раю есть бесплатное пиво. Все завидуют».

Кевин Хирн

Министр по военным и колониальным делам Великобритании – Джон Пакингтон или Джон Сомерсет Пакингтон, 1–й барон Хэмптон сладко спал должно быть. Жил он на втором этаже, и ни один лучик света наружу из окон второго этажа не просачивался. По плану, разработанному Мончагом, спать должен и истопник. Он подкидывал дрова по наблюдениям в полночь где-то последний раз, а потом уже утром, часов в шесть.

Трое «послов» в чёрной одежде прокрались вдоль стены здания и свернули за угол, ещё десяток шагов, и они оказались перед спуском в небольшой приямок. Дверь вела в цокольный этаж здания. Мончаг потянул её на себя, дверь предательски заскрипела.

– Дебилы, не могут смазать, а туда же в культурные нации лезут, – пробурчал бывший десятник, а ныне его Превосходительство Чрезвычайный и полномочный (шутка) посол Великого ханства Джунгария. Ну, уж чего-чего, а такого бардака ни в одном из сёл князя Болоховского просто не может быть. Если Александр Сергеевич услышит хоть малейший скрип от двери в любое помещение, то убивать и пороть кого-то не будут, этот человек, допустивший скрип двери, просто перестанет существовать для князя. Нет тебя. А это пострашнее порки, так как всех благ, что имеют жители этих сёл, ты лишишься. Не придёт к тебе доктор, не дадут тебе тяжеловоза и железный плуг, чтобы своё поле вспахать, не будут назначать на выгодные хорошо оплачиваемые работы, леса и дров не продадут. Всё, нет тебя. Будешь умирать с голоду, и даже соседи тебе корки сухой не бросят, так как ты князя обидел. Все же знают, что не просто так он это дело не любит, а болеет сильно, если услышит скрип дверной. За десятки лет люди привыкли и теперь их и самих скрип несмазанных петель коробит. А тут министр целый живёт. Барон. Сожрал двух ворон. Что за страна такая? Нужников не строят, живут в дыму и чаде все, помои на улицу выливают, по местным рекам даже в лодке плавать опасно, такие они грязные, трупы животных, а то и людей частенько мимо проплывают. С клопами и прочей гадостью не борются. Дикари, в общем.

Оставили дверь открытой, чтобы ещё раз не заскрипела, когда уходить будут. Дальше из тамбура была вторая дверь. И вот ведь неожиданность, петли снова заскрипели.

– Дикари, – пробурчал, не выдержав скрипа, шедший вторым Монгол.

– Тс.

Они вошли в небольшой коридорчик, который заканчивался лестницей. Поднялись на первый этаж. Одна дверь была. Видимо в такой же коридор, который они миновали, дверь открывалась наружу на лестничную клетку и «послы» подпёрли её припасённым заранее поленом. Поднялись на второй этаж. Точно такая же дверь. И ведь сто процентов – скрипучая. Мончаг, натягивая её вверх, стал тихонько приоткрывать. Скрипнула. Чуть меньше. И как-то глухо всё же, простонала скорее.

– В следующий раз возьмём дёгтя с собой, – прошипел Буляш (доброжелательный), которого князь Болоховский обзывал почему-то беляшом.

– Тс! – шикнул и на этого Мончаг и приоткрыл почти бесшумно дверь, не до конца. Так, чтобы протиснуться только смогли.

Коридор был метра четыре. Другой своей стороной опять через скрипучую, должно быть, дверь он должен был выходить на парадную лестницу.

Калмыки крадучись на цыпочках прошли по нему, и Мончаг, со всей силы таща дверь вверх, потянул её на себя. Ну, что и требовалось доказать. Опять скрип. Хоть матерись во весь голос. Теперь посол попытался вниз её тянуть и открывать одновременно. Во. Почти бесшумно дверь открылась, и они оказались в коридоре или холле, точнее уже, квартиры барона Хэмптона.

– Надеваем, – одними губами прошептал Мончаг.

«Послы» вынули из карманов плащей сшитые из толстой шерстяной ткани носки большущие и надели на сапожки, чтобы не греметь по паркету. В отсталой Англии ещё до системы коридоров не додумались и дальше шла анфилада комнат. Придерживаясь стен, троица калмыков прошла первую, почти пустую. Стояла два шкафа и что-то вроде оттоманки у стены. Следующая комната была отделена не дверью, а шторами плотными, и за ней находилась библиотека. Тут на полу лежал большой ковёр и шагов вообще не было слышно. А вот дальше опять была дверь и из-за неё слышался храп.

– Кляп, – почти беззвучно скомандовал бывший десятник Беляшу и тот, кивнув, вытащил из кармана тряпку.

Дверь проскрипела в очередной раз, но слабо, пожаловалась очередным посетителям вполголоса. «Сссмажжжжьте меня». Эта жалоба министра не разбудила. «Послы» джунгарского ханства подошли, теперь уже сильно не таясь, к кровати и Мончаг, отодвинув балдахин немного, схватил за нос, лежащего на спине и выдающего рулады похлеще, чем Брунгильда в опере Вагнера, Министра по военным и колониальным делам Великобритании.

– Ап, – открыл рот барон и Беляш ответственно, аккуратно, чтобы не один писк из горла Джона Пакингтона не раздался, сунул туда кляп, раньше бывший куском простыни льняной.

– Давай, – кивнул Мончаг Монголу, сам при этом продолжая держать министра за плечи. Беляш навалился на ноги.

Монгол вытащил клинок и загнал его в глаз барона. Тело сухонького и совершенно не мускулистого министра выгнулось дугой и обмякло.

– Кляп.

Беляш достал тряпку изо рта у мертвеца и взамен на лицо его положил большой листок, на котором толстым грифелем было написано: «Ирландия будет свободной».

– Уходим.

Надо обладать железными нервами, чтобы быть приветливым каждый день с одним и тем же человеком.

Бенджамин Дизраэли

– Из ружей? – Владимир Фёдорович, видел, что ружья чуть больше, чем обычные, но ведь не сильно. И это просто ружьё. Как можно пулей, пусть даже дюймового калибра, остановить двухмачтовую шхуну при всех поднятых парусах?

– Мы попробуем, – и не дожидаясь дальше разрешения от капитана корабля, Дондук кивнул стоящим подле него калмыкам.

Кох навёл подзорную трубу на шхуну. Расстояние, если и сократилось на немного, то самую малость. По-прежнему около четырёх кабельтовых. Оставив корабль контрабандистов в покое пока, капитан-лейтенант переключил внимание на артиллеристов. Те остужали как раз уксусом стволы орудий, и даже до мостика вонь добралась. Каково там, прямо у орудий, артиллеристам дышать?! Махнув и на них рукой, Кох двинулся к расположившимся уже вдоль фальшборта калмыкам.

Те вынули из брезентовых мешочков, обшитых изнутри белой хлопковой тканью, небольшие совсем подзорные трубы и стали приделывать их к верхней части ствольной коробки. Какое-то хитрое крепление, наподобие ласточкиного хвоста, при сборе сруба используемое. И минуты не прошло, а прибор уже установили. Ещё минута прошла, ну может полторы, пока примерялись к ружьям и высоте фальшборта калмыки. Получалось неважно, как понял капитан. Стоя, не выстрелишь, самому сгибаться надо, а стоя на коленях, как попробовали калмыки, наоборот, их роста не хватает.

– Лавку тащи, – прикрикнул Дондук на стоящих рядом зрителей из своих.

Ещё минута, и её, охотники пострелять по шхуне, не в носу ковырялись, а заряжали свои огромные ружья. Бумажный патрон вставляли в прорезь ствола и закрывали штуковиной непонятной. В это время принесли несколько лавок и стрелки встали на неё коленями. Теперь как раз высота стрелков и фальшборта сравнялась.

– Огонь по готовности, приоритетная цель мостик! – скомандовал сотник и прильнул к окуляру подзорной трубы. Капитан-лейтенант с завистью, в который уже раз, посмотрел на то, что было в руках у Дондука. Его подзорная труба была гораздо тоньше, а следовательно, и весила легче, а ещё она как бы и не в три раза ближе предметы рассматриваемые делала, чем труба у Коха. Дондук говорил, что князь для него специально из Англии выписывал.

Бах. Бах. Бах. Все десять калмыков выстрелили. Небольшое облачко дыма вспухло над ними и сразу его унесло на корму. Капитаны «Аретузы» и старый, и новый вскинули трубы и навели их на шхуну беглянку. А она сделала резкий поворот влево и уперлась точно в ветер. Кораблик прямо на дыбы встал, а потом его ещё довернуло и начало заваливать на левый борт. Определённо эти стрелки из своих длинных ружей поубивали всех на мостике, и теперь кораблём никто не управляет. Чудеса прямо.

– Перезарядить, огонь по готовности.

Бах. Бах. Бах.

– Отставить. Господин капитан, они тряпкой белой машут, – оторвался от своей великолепной подзорной трубы Дондук и повернулся к фон Коху.

– Спустить паруса. Быстрее, а то мимо пролетим, – в один голос рявкнули оба капитана, один на русском второй на английском.

– Первая десятка, приготовить луки. Вторая десятка, абордажные крючья. Всем зарядить кольты. Снайпера не расслабляться, огонь по необходимости.

Кох на мгновение отвлёкся, слушая команды сотника калмыков. Это не корабль у него под рукой, а настоящий дом душевнобольных. Два капитана и ещё третий – командир над большей половиной экипажа. И при этом его никто ни о чём не спрашивает, сами делают, что считают нужным. Так на судне нельзя. Нужно после боя этого с обоими и Дондуком, и Паулем переговорить.

Между тем «Аретуза» догнала хлопающую парусами шхуну и с борта фрегата вниз полетели кошки на прочные канаты привязанные. Всё же скорости уровнять не удалось и потому несколько канатов просто вырвало из рук калмыков, несколько, из тех что успели к чему-то привязать, лопнули, но штук шесть всё же выдержали, и корабли подтянуло друг к другу. Опять посыпались кошки, и по ним уже скользили вниз калмыки с кривыми английскими кортиками в руке и револьвером за поясом. Раздалось пару выстрелов, но потом всё стихло. Корабли выровнялись и встали почти кормой к ветру, чтобы не лечь на борт и не сцепиться такелажем. В результате, так как ветер был северо-западный, поплыли в противоположную Гибралтару сторону.

– Спускайтесь, Владимир Фёдорович, здесь всё под контролем, – послышался снизу, со шхуны, голос сотника.

Капитан шагнул к переброшенному через фальшборт штормтрапу и столкнулся с капитаном Ирби.

– Пауль, чёрт побери, я капитан на этом корабле! Вы не забыли? – зло глянул он на одноглазого британца.

– Извините, господин капитан, просто любопытно, чего такого они везут. Вроде всех бунтовщиков французы еще пару лет назад перебили, а их главаря держат в тюрьме у себя. Сам идиот сдался, поверил в милость их нового Наполеона. Кретин конченный. Ну, пусть сидит. Вот и интересно, если бунтовщиков нет, то чего они такого везут, что только убийство нескольких человек, в том числе и капитана, думаю, их заставило сдаться.

– Ну, спускайтесь первым, посмотрим, – проявил вежливость фон Кох.

Тяжесть – это хорошо. Тяжесть – это надежно. Даже если не выстрелит, таким всегда можно дать по голове.

Большой куш (Snatch)

Нда… Посмотреть на шхуне было на что. На мостике и палубе ближе к юту всё было в крови, тут лежали убитые, четверо. А ещё троим сейчас калмыки оказывали помощь перевязывая раны.

– Да за борт их свиней, – презрительно сплюнул капитан Ирби, проходя мимо импровизированного госпиталя. Остальные матросы захваченной шхуны лазили по реям или тянули канаты опуская паруса. Всё это проделывали они под наведёнными на них револьверами калмыков. Что-то покрикивал явно на арабском языке человек в чёрной куртке и штанах с небольшой шапочкой на голове.

– Разрешите доложить, господин капитан, – Дондук возник за спиной капитана Коха неожиданно. Вроде только никого не было.

– Говори, – капитан оторвал взгляд от тел убитых моряков.

– В трюме ящики с оружием, бочонки с порохом и женщины.

– Женщины? – Ирби посмотрел в сторону люка, откуда торчала голова одного из калмыков. Их ни с кем другим не спутаешь. Странную одежду для них выбрал князь Болоховский. Уж это точно не форма казаков. Калмыки были одеты в синие штаны с карманами и на боках, и на заднице, синие же плотные рубахи с медными пуговицами и в прохладную погоду надевали ясно же – синие халаты с подолом чуть выше колена. На голове была непонятная чёрная с синим шапка, отороченная по периметру мехом. Говорят, что волка. Шапка походила на шапку Мономаха, которую фон Штольц видел на картинах в Зимнем, когда был там по случаю награждения. Только никаких каменьев и золотого шитья. Синий толстый материал и чёрная нашлёпка сверху.

– Так точно, господин капитан. Семь… девушек. Молодые. Европейки. Француженки, скорее всего.

Ну, вот, только женщин на борту «Аретузы» для того, чтобы полностью превратить её в дом для сумасшедших и не хватало.

– Поднимайте их на палубу, – смирился с неизбежным Владимир Фёдорович.

Пока калмыки этим занимались, фон Кох успел осмотреть команду. Они уже закончили со спусканием парусов и, понукаемые калмыками, столпились у правого борта. Ну, это точно не военное судно, одеты, кто во что горазд. В основном балахонистые штаны всевозможных цветов с завязками на щиколотках и белые рубахи, поверх которых были надеты короткие безрукавные камзолы. У некоторых камзолы были из парчи и сверкали в лучах поднимающегося Солнца золотом и серебром нитей.

– Сколько их, посчитали? – опять попытался командовать капитан Ирби.

– Пятьдесят семь человек. Вон отдельно стоят те, кто командует. Назовём условно офицерами, – Дондук ответил на вопрос, но поступил правильно, сказал всё это повернувшись к фон Коху.

– Кто-нибудь говорит на французском? – поинтересовался Владимир Фёдорович у стоящих отдельно четверых командиров или пусть будет для удобства офицеров.

– Помощник капитана «Аntiqamа» Абдулгаффар, – вышел вперед невысокий но крепко сбитый мужчина средних лет.

– Капитан А… Капитан Кох. Что в трюмах и почему от нас удирали? – задал для затравки простые вопросы Владимир Фёдорович и так ведь ясно, что и почему.

– Оправдываться бесполезно, – помощник капитана ещё полшага сделал, – мы везем оружие берберам. Женщины тоже для гарема визиря Мухаммеда аль-Джайлани – нового руководителя повстанцев после пленения французами эмира Абд аль-Кадира.

– В газетах писали, что восстание полностью подавлено, – не так уж чтобы капитан-лейтенант сильно увлекался политикой, но про это восстание и пленение французами эмира Абд аль-Кадира, и всей его семьи, а затем смерти в заключении во Франции некоторых из членов семьи эмира, кажется сына и… и ещё кого-то, газеты трезвонили целый год, поневоле запомнишь.

– Нет, часть людей ушло в горы, в том числе и бывший визирь Мухаммед аль-Джайлани. У него несколько тысяч воинов, но не хватает оружия. Наш бывший капитан решил подзаработать… ну и вот результат.

Тут вывели женщин. Кох осмотрел ревущих белугами француженок. Начинающееся пробиваться сочувствие к повстанцам этим, ведь они сражаются против их будущего врага – Франции, вмиг улетучилось. Чем эти-то лучше?! Похищают женщин и отвозят их в рабство…

– Как они оказались на вашем корыте? – опередил его вопрос Ирби, задал он его на английском, и по непонимающему взгляду араба поняв, что тот этим языком не владеет, Кох ему перевёл. И самому интересно.

– Я не знаю. Капитан Ибрагим связался с контрабандистами из Cap d'Agde (Кап д'Агд) – это деревушка на западе Франции, и они привезли нам и оружие, и девушек. Насколько я понимаю, они их похищали, – странно этот Абдулгаффар себя вёл, словно не сомневался, что ему ничего не грозит. Уверенно и чуть устало как-то всё это рассказывал.

– Какое оружие, – француженки продолжали голосить и Владимир Фёдорович поморщился. Что теперь с ними делать?! Оставлять арабам? Забрать с собой? Отвезти во Францию? Ну, нет, последний вариант точно отпадает, как, впрочем, и первый. Его просто не поймут на корабле, ни офицеры, ни калмыки эти, ни даже свои матросы.

– Сто пятьдесят Стержневых штуцеров Тувенена, триста Кавалерийских мушкетонов. И ещё новые французские многозарядные пистоли. Называются Револьвер Лефоша. К ним пять тысяч металлических патронов. Ну и пятьдесят бочонков пороха.

– Ух, ты! – присвистнул Пауль Ирби, когда Кох для него перевёл, – это ведь всё новейшие образцы, их и в войсках ещё почти нет, а про этот револьвер я только легенды слышал. У нас на борту был один… нда… был один фанатик оружия, коллекционировал пистоли. Так он про эти револьверы Лефоша шёпотом говорил.

– Дондук перегружайте оружие и порох на «Аретузу». И девушек поднимайте. Не оставлять же их этим, – говорить он продолжал на английском, благо все калмыки нормально им владели, а вот арабам этим знать, что они русские не обязательно.

– А с нами что будет, господин капитан и с «Аntiqamа» – это месть по-арабски? – со спокойствием сфинкса поинтересовался помощник захваченной шхуны.

– Отпу… Абдулгаффар, – вдруг поменял решения фон Кох, – У меня на корабле мало матросов. Десяток не найдёте желающих пять лет послужить ханству Джунгария, повоевать с французами и англичанами? Остальных я отпущу и шхуну оставим вам. Эти десять человек вернутся очень богатыми людьми.

Глава 6

Первым стреляет тот, кто стреляет первым, остальное придумывается в оправдание, если застрелили не того или не тех.

Анатолий Алексеевич Азольский (1930–2008) – русский писатель

Сашка подъезжал к Болоховскому с огромным нетерпением. Почти семь месяцев дома не был. И по Аньке соскучился, и по пацанам, да вообще по всему в своих уделах соскучился. По работе, по лошадям, по коровам даже. Нужно ли было вообще всё это затевать? Нашёлся, блин, барон Мюнхгаузен. Войну Англии объявил. А надо было? Ну, не выиграли войну эту в Реальной истории и чего? Это подтолкнуло Александра к освобождению крестьян.

Ладно, что сделано, то сделано. А если получится качественно ограбить нагличан, а ведь в одной Австралии будет подготовлено для вывоза несколько тонн золота, то все приготовления окупятся с торицей.

По дороге Виктор Германович размышлял о скачках и соревновании тяжеловозов в Лебедяни. И в этот раз рекорд десятилетней давности не побили. Самый лучший показатель у Суфолского панча по кличке «Баронет». Он утащил вес в 182 пуда. Не об этом Сашка думал. Думал, а не организовать ли что подобное в Туле. На Ипподром настоящий со всеми трибунами и прочими буфетами у него одного, наверное, денег в ближайшие пару лет не найдётся. Ой, ё-ёй, сколько трат впереди. Два фрегата не только купить надо, их надо вооружить современными бомбическими пушками. Это гораздо более продвинутые и более разрушительные орудия, чем, те, что стоят на «Аретузе». Да, среди боекомплекта на захваченном корабле есть не только полнотелые чугунные ядра, но и бомбы, но калибр у них маловат, и из-за этого количество не сильно и мощного чёрного пороха невелико. Так себе взрыв получается. Сейчас все орудия на «Аретузе» одинаковые, на орудийной палубе стоят двадцать восемь 32-фунтовых орудий и плюсом на квартердеке четырнадцать таких же орудий и восемь на баке, ну или на носу. Орудия чуть длиннее полутора метров и имеют калибр, если в миллиметры перевести, то около 160. Ну, и сколько в ту бомбочку с толстенным чугунным корпусом пороха запихать можно. Слёзы. Пух, вместо Бабах.

Про бомбические пушки во время плавания рассказал одноглазый капитан Ирби. Так-то мужик сволочной, но уж фанат настоящий всего стреляющего и за корабль свой душу продаст. Правильно всё же его Сашка в живых оставил. Он «Аретузу» из глотки у дьявола вырвет, и всадит в эту глотку залп из всех орудий.

Бомбическая пушка, она же пушка Пексана – это просто пушка гладкоствольная большого калибра, стрелявшая артиллерийскими бомбами по настильной траектории. Ещё тридцать лет назад французский генерал Пексан предположил, что для повышения эффективности корабельной артиллерии необходимы короткие пушки большого калибра, стреляющие с больших дистанций по деревянному флоту разрывными снарядами с большим пороховым зарядом. По его проекту отлили орудия, у которых казённая часть была утолщена для придания большей прочности, изменена форма каморы для размещения увеличенного заряда, для уменьшения же веса, устранено дульное утолщение, а для удобства заряжания сделано расширение канала у самого дульного среза – распал. Провели французы кучу испытаний разных калибров и остановились на одном. Была принята 22-см бомбическая пушка и 80-фунтовая (36 кг) бомба к ней.

Бомба, попадая в борт «противного» корабля, своей массой проламывала доски и застревала в борту. Последующий взрыв вёл к сильнейшему разрушению деревянных конструкций, возникало множества очагов возгорания, и разлетались деревянные обломки и осколки оболочки самой бомбы. Экипажу при этом мало не казалось. Дыра до метра в диамерте в обшивке доходила.

Про эти же пушки у французов и англичан при нападении на Севастополь и Иван в Пхеньяне Коху рассказывал. Военные историки считали, что именно превосходство в артиллерии, а совсем не пули Минье предопределили победу союзников.

Русские само собой тоже стреляли по кораблям противника. Вот только…

Огромные деревянные линейные корабли и фрегаты, с их очень толстыми (от полуметра до метра и более) деревянными бортами, плевать хотели на сферические ядра гладкоствольной артиллерии. Ядра застревали в толстых досках. Проломить борт и нанести серьёзный вред находящимся внутри людям и орудиям русские малокалиберные пушки могли лишь с небольших дистанций. Пробоины у ватерлинии, угрожавшие кораблю затоплением, были невелики из-за малого калибра ядер и относительно легко заделывались аварийной командой. Для того чтобы вывести из строя парусный линейный корабль, требовалось огромное количество попаданий. В Крымской войне более ста попаданий было не редкостью и приводило лишь к тому, что корабль противника отходил на краткосрочный ремонт в Стамбул.

У русских моряков немного бомбических пушек было. В морском бою бомбические пушки будут впервые широко применены в Синопском сражении в 1853 году, причём с большим эффектом, хотя их доля в общем числе выпущенных русским флотом снарядов была невелика. Стреляли все, а уничтожили город, береговую артиллерию и турецкий флот именно бомбические пушки.

Сашка понимал, что французы ему пушек на два фрегата не продадут. У русских и самих толком нет. Остаются американцы, они пошли схожим путём и пришли даже к лучшим показателям. В США на новых фрегатах использовались массивные «бутылки» Дальгрена – универсальные чугунные орудия, способные стрелять как бомбой, так и ядром. Две самые тяжелые 250-миллиметровые пушки устанавливали на поворотных станках на баке. А на орудийной палубе ставили двадцати четырех (по 12 на борт) 229-миллиметровых бомбических орудий Дальгрена. Вес бомбы – 74 фунта (33,5 кг), ядра – 90 фунтов (41 кг). Орудий по количеству становилось меньше немного, зато огневая мощь фрегата возрастала многократно. А главное – до километра возрастала дальность стрельбы, приносящая серьёзный урон кораблю противника.

И США, в отличие от Франции, пушки продадут, по крайней мере, заказ на изготовление по словам Иваницкого согласились принять. Но вот стоимость двух комплектов новых пушек получалась соизмерима со стоимостью самих фрегатов, если на фунты пересчитывать с долларов, то 15 тысяч фунтов. А фунт если что – это десять серебряных рублей. А при разговоре с фон Кохом Сашка пришёл к выводу, что и «Аретузу» желательно перевооружить, а её артиллерию отправить в форт Росс. Итого, нужно было на три комплекта орудий Дальгрена четыреста пятьдесят тысяч рублей.

И это только орудия. Нужны же и бомбы, и ядра, и порох. Как этот чёртов Мюнхгаузен выиграл войну у Англии, точнее, заставил принять его ультиматум? Где деньги, Зин?

А кормить нужно и обмундировывать экипажи, а зарплату им платить. Точно – дурень, что в это влез. Как там в будущем поговорка ходит, хочешь разорить государство подари ему авианосец или раньше – дредноут.

Потому придётся строительство ипподрома или вскладчину всей губернией поднимать или дожидаться окончания Крымской войны.

А на орудия. Ну, сентябрь же, а значит новый заезд в Пульмонологический центр больных туберкулёзом – чахоткой богатеньких жителей столицы. В прошлом году принёс сентябрь миллион и все деньги пошли на погашение кредита, взятого под строительство огромной больницы. Ну, а теперь миллион должен уже чистыми прийти. Как раз хватит на два корабля и вооружения на три. Будем считать это вложением в следующий проект – под названием: «ограбление Владычицы морей».

С погодой повезло. Да не один раз, а все две недели, что они добирались до Ирландии, везло. При этом везение на различных участках пути было разное, в смысле, когда везение – это непроглядная ночь с затянутым грозовыми тучами небом и дождём с приличным ветром, то именно такое везение и случается. Только они отпустили шхуну с контрабандистами, как погода на глазах прямо стала портиться, и пары часов не прошло, как ветер переменился на юго-восточный, почти попутный, а небо заволокло тучами. И ветер только усиливался, но в бурю пока не переходил. «Аретуза» на всех парусах устремилась к Гибралтару и ночью спокойно миновала его, никем не замеченная. За следующие сутки они добрались, только раз сменив немного курс, когда вперёдсмотрящий углядел на горизонте паруса, до самой юго-западной оконечности Пиренейского полуострова, до городка Сагриш, где снова сменили курс. Не пошли, как большинство судов вокруг Испании и Португалии с заходом в Бискайский залив, а напрямик проложили курс к западным берегам Ирландии по совершенно непосещаемым другими кораблями водам. И тут ветер сменился на Южный и погнал «Аретузу» на скорости в двенадцать узлов к выбранной цели. Жаль прямо до Ирландии не дотащил, через неделю поменялся вновь, но не так чтоб совсем встречным став, втер сначала стал юго-западным, а потом и просто западным. Чуть скорость упала, но в районе десяти узлов держались. И за время этого куска пути опять только раз поменяли курс, расходясь с каким-то пароходом, дымящим так, что его за десяток миль было видно.

В конце сентября, так и не замеченная никем «Аретуза», добралась до небольшого порта и рыбацкой деревушки на юго-западе Ирландии и встала на якорь в кабельтове от скалистого берега. Назывался этот, с позволения сказать, «порт» и деревушка рядом, прижавшаяся к скалам, поэтично: Баллирунмаунтейн. Вообще, даже деревушкой это назвать сложно. Там стояли построенные из камня и глины несколько домиков под деревянной крышей. И всё. Ни одного деревца, ни коров, ни лошадей. Даже кур нет. И если Ирландия – это вроде как «зелёный остров», то это не про это место. Сплошные серые скалы и не одного кусочка зелени. Разве на востоке в небольшой долинке колыхались на ветра несколько кустов пожелтевшей полыни и ещё каких-то сорняков.

Но люди были. Более того людей было в два раза больше, чем князь Болоховский обещал Владимиру Фёдоровичу. Александр Сергеевич говорил, что по плану тут его будет ждать пополнение из четырёх – пяти десятков ирландцев, которые согласятся несколько лет послужить на флоте Джунгарии и пограбить англичан. И посланный для вербовки этих ирландцев человек получил инструкцию предпочтение отдавать морякам, хоть до Америки ходившим.

На самом деле в этой, пусть всё же рыбацкой деревушке, ожидало «Аретузу» семьдесят моряков и восемьдесят четыре штатских. Тринадцать семей с кучей детей и стариков.

Встретивший их на берегу господин Иваницкий, о котором предупреждал князь Болоховский только развёл руками.

– Я тут ни причём, господин капитан. Это семьи этих моряков. Не все конечно, но многие решили перебираться в Америку, они готовы заплатить, собрали несколько десятков фунтов.

– Смеётесь, Олег Владимирович, – схватился за голову фон Кох. Мало ему на борту семи француженок, тоже решивших не возвращаться домой, а отправиться в Америку, так теперь ещё дети и старики, – Мы ведь в Калифорнию направляемся, это чуть дальше Нью-Йорка. Это вокруг мыса Горн идти. Тысячи и тысячи миль.

– Они в курсе. А вы знаете, господин Кох, что за пару последних лет из Ирландии выехало больше миллиона человек. И примерно столько же умерло с голоду ещё за пару предыдущих лет. Англичане довели процветающую страну до голода и нищеты. Картофель заболел непонятными болезнями и перестал родить, а на нём в основном и держалось население. Плюс парламент отменил так называемые «хлебные законы» и дешёвое зерно из России разорило местных крестьян полностью. Они бросили поля, и теперь купившие их за бесценок, или завладевшие ими просто силой, крупные землевладельцы там овец пасут. Нет, мне если по большому счёту, это не сильно интересно. Чужая страна. У нас своих проблем хватает. А только что я должен был делать, приехал позавчера вас встречать, а тут такое творится. Более того, у нас, кажется, назревают крупные неприятности. Тут есть несколько семей из соседнего городка что ли, ну пару тысяч человек живет, так они перед уходом сожгли свои дома, а ветер был сильный пожар перекинулся на центр селения и погиб управляющий английского барона какого-то, который и занимается здесь разведением овец. По непроверенным данным из Корка для подавления восстания, как это преподнесли, сюда выступила рота английских солдат. Это информация двухдневной давности. То есть, если расстояние принять вёрст за сто, то завтра они будут здесь. Срочно грузитесь и отчаливайте, если не хотите в перестрелке поучаствовать.

Владимир Фёдорович собрал… м… как это обозвать-то? Ну, вроде как штаб их пёстрой компании уж точно экипажем фрегата пока не ставшей. Капитан Ирби, капитан второго ранга фон Штольц, Говинд – старший у индусов, Дондук – сотник калмыков и Сид Али Куирет – старший над чёртовой дюжиной берберов-контрабандистов, согласившихся повоевать с англичанами и французами на «Аретузе».

– Можно взять не комбатантов и высадить в Бостоне или Нью-Йорке, если им так надо в США. Но убираться отсюда точно надо, – первым высказался одноглазый Пауль Ирби.

– Они не сойдут в Бостоне, если все остальные плывут в Сакраменто, – охладил капитана ещё один из присутствующих. Ирландские моряки выбрали старшим Патрика Эндрюса – невысокого, но коренастого и здорового даже на вид, моряка с чёрной бородой и шрамом, почти не уступающим шраму капитана Ирби, только глаз целым остался, а так через всю рожу. Ну, хотя борода разделённая этим шрамом часть его скрывает. На лбу и под глазом только виден был, но и этого было достаточно, чтобы лицо моряка добродушным не казалось.

– Мы не о том говорим, нужно срочно уплывать, сюда идёт рота солдат, поднаторевших в сражениях с повстанцами, – пресёк назревающий спор Иваницкий.

– Вы серьёзно, Олег Владимирович? – Дондук знал Иваницкого ещё по Болоховскому и Басково, – мы просто выйдем им на встречу и отберём оружие. Нужно убить, убьём, нужно высечь, высечем и голыми отправим назад. Рота ведь в Англии это в районе ста человек?

– Кхм. Сто опытных бойцов, они начнут стрелять, а тут мирные, – подёргал плечами неуверенно фон Штольц.

– Да, вы издеваетесь?! – прыснул сотник калмыков, – Кто же им разрешит стрелять?! Знаете, а ведь нужно обязательно дождаться их и принять бой. Вы должны все здесь сидящие понимать, кто на что способен, чтобы в более сложных ситуациях принимать правильные решения. Думаю, будет полезным, чтобы руководство корабля и всей экспедиции пошли с нами и посмотрели на наш бой с англичанами, – Дондук осмотрел открывших рот моряков, – Мы, конечно не спецназ ГРУ…

– Что, это на каком языке? – поднялся фон Штольц, а говорил Дондук на английском, так уж получается, что этот язык тут все знают, даже командир берберов немного. Моряком был на пиратской посудине, перевозившей негров из Африки в Америку, а там в основном англичане в команде.

– Это так князь Болоховский говорит. Что это значит не знаю, но, когда мы плохо делаем что либо, он головой качает и говорит: «Да, это не спецназ ГРУ». Так вот мы, конечно, не спецназ ГРУ, но уж с сотней обычных солдат, имея сутки на подготовку, легко справимся. Вам при себе иметь оружие запрещаю, а то выстрелите не вовремя, и сорвёте нам операцию.

– Как же это без оружия?!! – вскочил капитан Ирби.

– Значит, не ходите с нами. В наших способностях уж вы, господин капитан, точно уже успели убедиться. Без оружия, это не обсуждается. Вам ничего не будет угрожать. Ну, для спокойствия кортики возьмите, у кого нет, тем мы выдадим.

Глава 7

Там, где пройдет олень, там пройдет и русский солдат. Там, где не пройдет олень, все равно пройдет русский солдат.

Александр Васильевич Суворов (1730–1800) – русский полководец

Даже дорогой – это трудно назвать. Горная тропа. Она петляла по дну ущелья, а когда ущелье заканчивалось, то поднималась серпантином на перевал и опять спускалась, в очередное ущелье. И только у самой этой рыбачьей деревушки с пафосным названием Баллирунмаунтейн, тьфу блин, напридумывают, тропа превращалась в дорогу, на которой могли при необходимости два всадника разъехаться. А так второму, если бы они на этой дороге встретились, пришлось бы спешиваться и попытаться уговорить лошадь уступить дорогу и подвергнуть себя риску переломать ноги о крутобокие валуны, лежащие на обочинах. Сашка, если бы эту тропу увидел, то матерился бы несколько часов, а потом каждую субботу организовывал субботник, по метру, по два, по десять, расширяя дорогу, чего уж сложного, просто объединиться и с помощью лома и чьей-то матери отодвинуть большие валуны, и забросить те, что поменьше, через большие. Пару сотен субботников и получилась бы отличная дорога, за рыбой стали бы ездить из города, а торговцы на арбах каких доставлять промышленные товары рыбакам, и деревушка нищая превратилась в Нью-Васюки. Или не превратилась бы. По хорошей дороге сюда бы добрались чиновники с солдатами и отобрали последнее у рыбаков.

Дондук уже через пять минут после окончания бесполезного совещания послал две группы калмыков в разведку. Одну, из трёх человек, в дальнюю, должны были добраться до движущихся сюда английских солдат и определить численность, оружие глянуть, нет, никто не сомневался, что у них Браун Бессы будут. Просто мало ли, вдруг британцы волокут по ущелью артиллерию. С рыбацкой деревушкой в десяток домов, как без артиллерии воевать?! А ну как старушки в вояк камешками начнут пуляться. Ну и определить ещё разведчикам надо, если получится, время подхода врага.

Вторая группа из десятка человек должна была зайти в ущелье на пару вёрст и определить место засады. А опосля глянуть, где можно пару бочонков пороха заложить, чтобы в случае тотального бегства супротивника, дорогу ему к отступлению перегородить. Сам Дондук с десятниками прошёлся до места, где тропка превращается в дорогу.

– А что, удачно, смотри, Аюк, вон те камни, что вдоль стен ущелья лежат нужно взять и стенку выстроить поперёк вот тут. Англичане подойдут, сгрудятся и начнут её разбирать. Твой десяток по ним справа откроет огонь, вон с того валуна. Начинайте, как стену выстроите, там позицию обустраивать. Начинайте, времени в обрез, – сотник повернулся, к стоящему чуть позади других, самому молодому из десятников. Только восемнадцать лет исполнилось недавно, уже в походе, как, впрочем, и всему его десятку. Это были те самые, не окончившие последний класс школы, пацаны, которых пришлось привлечь. Ну, не было больше народу. Всё как в Мальчише-Кибальчише: «Эй же, вы, мальчиши, мальчиши-малыши! Или нам, мальчишам, только в палки играть да в скакалки скакать? И отцы ушли, и братья ушли. Или нам, мальчишам, сидеть дожидаться, чтоб буржуины пришли и забрали нас в своё проклятое буржуинство? ". Твой десяток, Буджал, засядет на противоположной стороне ущелья. Вы повыше будете, смотрите, чтобы случайно по своим палить в азарте не начали.

– Чего мы… есть смотреть!

– Пошли дальше.

Через час примерно все восемь десятков были распределены по ущелью. Ясно было, что неприятель пойдёт цепочкой, или точнее, в колонну по одному, и растянется из-за узости прохода как минимум на пару сотен метров. Примерно в двухстах метрах от входа Дондук и распределил последние два десятка. Ну, даже если и кучней пойдут британцы, то ничего страшно, найдутся же смельчаки и умные, которые при звуке выстрелов назад побегут. Тут их и встретят.