Все ждут твоей смерти
ГЛАВА 1. Они так решили
Эта совсем невыдуманная история началась в феврале. Выла одна из последних, а оттого – самая ненастная и жгучая вьюга. Снег больно жалил лица прохожих, а ветер проникал во все отверстия зданий и помещений, пытаясь бороться с теплом.
Одно из таких отверстий находилось в окне третьего этажа районного Дома культуры. А если быть точнее, то в небольшом кабинете директора.
Сам директор – толстый седой мужчина – пил чай, положив ноги на свой рабочий стол. Кроме его ног, на столе больше ничего и не было.
Владимир Сергеевич – так звали директора – держал в правой руке горячую кружку чая и мечтал. Чаще всего – о том, как однажды сочинит хитовую песню и на концерте её будет петь весь зал. Беда в том, что у него не было абсолютно никакой песни. И даже стихов. Но песня, как говорится, дело наживное.
Владимир Сергеевич провалился в мечту: полный концертный зал, он на сцене, весь зал кричит: «Ещё, ещё!» Плёвое дело.
Владимир Сергеевич вытянул левую руку так, будто взял гриф гитары, а правую – повернул, словно собрался играть на струнах. Но в правой руке чашка чая. И весь горячий и свежий напиток мигом очутился на рубашке и штанах директора, отчего тот взвыл и попытался вскочить, но упал со стула.
Раздался слабый стук в дверь.
– Секунду! – крикнул Владимир Сергеевич, всё же вскакивая и отдирая мокрую рубашку от живота.
Рубашка мигом остыла, а вот живот жгло. Да и пятно…
Стук повторился.
– Да подожди… подождите!
Он поднял с пола свою любимую кружку с изображением Элвиса Пресли и поставил её на стол. Сам сел на стул и придвинулся так, чтобы не было видно пятна. Сделал умный вид.
– Заходите! – бросил он.
В кабинет вошла Анна, худая блондинка средних лет, одетая в джинсы и синюю кофту.
– Здравствуйте, – сказала она. Её лицо выражало озабоченность.
– О, моя любимая племянница! – Улыбка растянулась на лице хозяина кабинета. – Садись.
Анна закрыла дверь, села на стул напротив, а потом обернулась, вроде как убедиться в том, что нет лишних ушей.
– Что-то ты сама не своя.
– Мне кажется, Андрей помышляет о самоубийстве! – выпалила она и почти расплакалась.
– В смысле? Твой, твой Андрей?
– Да!
– Это серьёзно. – Владимир Сергеевич задумался. – А с чего ты так решила?
– Вот, например, вчера, перед тем как выйти на балкон, он поцеловал меня, будто попрощался.
– Я тоже целую… точнее, целовал… бы… целовал бы жену, прежде чем выйти покурить. Это элементарная вежливость.
– Но он не курит!
– Не курит? – удивился директор. – Что же он тогда делал на балконе?
– Стоял и смотрел в темноту, вроде как размышлял. А его новую песню вы слышали? Точнее, новые стихи, четверостишие, сейчас… «Вчера пришла моя зима, весны я больше не увижу. Ох как болит моя душа за то, чего я не успею».
– Ну как-то так… – проговорил Владимир Сергеевич. – Вот это «не успею» совсем не в рифму…
– Так дело-то не в рифме. Весны он больше не увидит! А весна-то через две недели.
– Ах вот ты о чём. Ну да, ну да, как это я сам не догадался… Ты правильно сделала, что пришла ко мне. У меня же диплом психолога. Я сразу могу распознать самоубийцу. Андрей здесь?
– Да, мы вместе пришли.
– Пойдём, поговорю с ним. Проведу, так сказать, разведку.
Директор районного Дома культуры имел диплом не только психолога. Проще перечислить профессии, которых у него не было по дипломам, чем дипломы, которые лежали у него дома на полке. Он даже был лучшим поэтом района, хотя не написал ни строчки. А знаете, как он получил все эти дипломы?
Субикин.
Вам ни о чём не говорит эта фамилия? Субикин Сергей Владимирович – бывший глава района и ректор трёх институтов, к сожалению, ныне покойный. Эх, зря он так рано умер, а то, может, выхлопотал бы для сына ещё и диплом маркетолога.
Владимир Сергеевич Субикин встал, и тут же мокрая рубашка коснулась его живота. Он вспомнил о пятне, поспешил развернуться и быстро напялить серый пиджак, висевший на спинке стула.
Дверь из кабинета директора вела в небольшое квадратное помещение, вроде малого зала. Здесь было несколько человек, и все они что-то наигрывали на гитарах, но больше разговаривали.
Например, два парня с длинными волосами спорили о первичности, но – не материи и духа, а музыки и текста. Один утверждал, что сначала рождается мотив, а второй уверял – текст.
В самом углу на стуле сидел высокий черноволосый парень средних лет и тихонько перебирал струны, что-то напевая.
– Давай спросим у Сергеича! – крикнул один из волосатых.
– Владимир Сергеевич! – крикнул другой.
– Потом, мне некогда, – отмахнулся от них директор Дома культуры, бросаясь к черноволосому парню: – Андрей, привет.
Тот из чувства приличия встал и протянул руку.
– Как у тебя дела? – тут же спросил Владимир Сергеевич.
– Да нормально.
– «Да нормально»? Это хорошо или отлично?
– Хорошо.
– А почему не отлично?
– А у кого они сейчас отлично?
– У меня, – показал на себя Владимир Сергеевич. – Например, у меня всегда дела отлично.
– Это хорошо.
Владимир Сергеевич бросил озабоченный взгляд на Анну, которая стояла позади, и снова обратился к Андрею:
– Говорят, ты новую песню написал?
– Нет. Только отрывок.
– Отрывок, да. «Не успею», мне кажется, там не в рифму.
– Это антирифма, – буркнул Андрей.
– Чего?
– Есть антитемп, есть антиюмор, а это будет антирифма. Как бы нарушение традиционных…
– Стоп-стоп-стоп! – оборвал его Владимир Сергеевич. – Ничего традиционного нарушать не надо. Мы за традиционные ценности.
– Вы меня не поняли, – проговорил Андрей. – Когда читают стихи, то ждут рифму и надеются её услышать, а у меня её нет.
– Так бы сразу и сказал, а то традиционные ценности он решил нарушить! Какую песню будешь на концерте петь?
– Хочу Веню спеть.
– Ага, ага… Только – о любви. Ты молодец, я в тебя верю.
Директор махнул головой Анне и направился в свой кабинет.
– Ну Сергеич! – снова бросил ему волосатый парень, когда тот проходил мимо.
– Да задрали вы со своей первичностью! – не выдержал директор Дома культуры. – Стихи! Стихи первичны.
Владимир Сергеевич вернулся в кабинет. Следом зашла Аня и закрыла дверь.
– Если не примем меры, мы точно его потеряем, – сказал он. – Ты слышала об этой его «антирифме»?
– Да.
– Ну да, только ты слышала не как я. Не как психолог. А я, как психолог, услышал вот какую важную вещь. Антирифма. Анти. Что это означает? Это означает «против». А естественная, так сказать, потребность человека – это жить. Но Андрей, значит, решает быть против жизни… Улавливаешь?
– Да, – отчаянно сказала она.
– «Против жизни» значит «смерть». Он собирается умереть.
– И что делать?
– Сначала нужно выяснить его проблему. Чаще всего это несчастная любовь.
Владимир Сергеевич направился к своему стулу.
– Но…
– Может, он на стороне в кого влюбился. Был у меня в практике случай, точнее, мне о нём рассказывали…
ГЛАВА 2. Недоразумение
Андрей, как несложно догадаться, работал на работе. Обязанности у него были такие: прийти ровно к восьми утра в офис, принять несколько звонков от недовольных клиентов мобильного оператора, пообедать, принять ещё несколько звонков и ровно в пять вечера покинуть офис. Раньше он ещё пытался делать больше, как учили некоторые книги, но потом понял систему. А система проста: самое главное – создавать видимость работы.
В февральское зимнее раннее утро, на следующий день после событий в кабинете директора, Андрей сидел в офисе за компьютером. И думал. Перед ним лежал клочок бумаги, на котором ручкой было написано предложение: «Я в жизни смог разочароваться, что обязательно её покину».
И Андрею не нравилось слово «разочароваться». Как, впрочем, и женский голос в наушниках, который его очень сильно бесил.
– Сколько можно?! У меня уже неделю нет интернета! Я буду на вас жаловаться! – верещала женщина.
В это время Андрей набирал в поисковике телефона фразу «синонимы слова разочароваться».
– Понимаете, я работаю удалённо, – продолжала она. – Мне уже со всех углов кричат, что уволят. Вы́ будете кормить моих детей? Я вас спрашиваю!
– Главное, не волнуйтесь, я к вам отправлю мастера, – проговорил Андрей и внимательно уставился на слова-синонимы.
– Я хочу написать жалобу!
– Вы будете писать жалобу? – уточнил Андрей.
– А то!
– Без проблем. Диктуйте. Но не быстро.
– Третьего февраля у меня пропал интернет…
Глаза Андрея впились в экран сотового, который показывал десяток синонимов к слову «разочароваться». Но всё было не то.
– …потом я снова позвонила… – диктовала женщина.
– Разочароваться, – прошептал Андрей.
– Что?
– Вы разочарованы?
– Да не то слово! Я вас, тварей, ненавижу! Десять тысяч из-за вас потеряла…
– Точно: «ненавижу»!
– Что «точно»?
Андрей зачеркнул слово «разочароваться» и вместо него поставил «возненавидеть».
– Хотя снова не то, – подумав, вслух заметил он.
– Что «не то»? – прокричал женский голос.
– Диктуйте дальше.
– Так, так… А на чём я остановилась?
– На… Блин, компьютер завис. Вот ситуация… Вам нужно подождать.
– Да вы издеваетесь!
– Нет, правда завис. В самый нужный момент. Такое случается.
– Я напишу на вас жалобу!
– Мы с вами свяжемся, когда компьютер отвиснет. Спасибо.
Андрей снял наушники и потянулся.
***
Крупный снег заваливал город, а сильный ветер пронизывал до самых костей. Идти по улице было мерзко и холодно. Но чего не сделаешь ради искусства?
Натянув капюшон, Андрей продирался в книжный магазин недалеко от работы. Чаще всего Андрей успевал сбегать туда в обед. И если раньше книжный представлял собой кладезь знаний и развлечений, то сейчас… Книжки мёртвых писателей в чёрных пакетах, какие-то экстрасенсы, крупное предупреждение о вреде курения на книгах о Шерлоке Холмсе. А что им сделал великий Оскар Уайльд?..
В магазине никого не было, лишь продавщица мирно дремала за кассой.
– Здравствуйте, – поздоровался Андрей. – Мне нужны поэты.
– Поэты?.. – Хитрым способом девушке удалось избежать зевка. – Они все в том углу, рядом с классикой.
– Спасибо.
Купив три книги, Андрей вернулся на работу, пообедал и снова сел за компьютер. До самого конца рабочего дня, односложно отвечая на звонки, он пытался подобрать синоним к слову «разочароваться».
***
Особым минусом Владимира Сергеевича было его желание казаться очень глубоким и умным человеком, но мыслил он всегда просто и даже глупо. Этот его недостаток чаще свойствен людям высокого служебного положения. Помнится, в одной передаче о юморе в жюри посадили продюсера канала. И после выступления одной команды продюсер начала рассуждать о юморе и стиле. Но чем дольше она рассуждала – а рассуждать она может ого сколько, – тем глупее становились её мысли. Потом, добавив к её словам аплодисменты, выпустили передачу в эфир. И эти аплодисменты, расставленные в нужных местах, смогли превратить глупую демагогию в очень интеллектуальную речь… Так вот, подобный недостаток у людей высокого положения, к которым точно относился Владимир Сергеевич за заслуги своего покойного отца, не помешал ему получить за ненаписанные стихи столько наград, что их в прямом смысле некуда было девать. Они лежали в шифоньере в месте, где обычно хранят постельное бельё. Сам шифоньер находился в однокомнатной квартире пятиэтажного здания, старого, но тёплого. Кроме шифоньера, в комнате стояли большая кровать, тумбочка, телевизор и музыкальный центр.
Неприхотливо поужинав жареным мясом и вымыв посуду, Владимир Сергеевич зашёл в комнату и с таким вздохом сел на кровать, будто целый день таскал мешки, а не сидел на стуле. Выключать свет было лень. Потянувшись, он лёг и уставился в потолок, как Тони Сопрано в начале сериала. И если последний думал о проблемах современной жизни, то первый мыслями витал в мечтаниях о своей хитовой песне.
И тут зазвонил телефон.
– Блин, – пробурчал хозяин квартиры.
Как же не вовремя: только пришла муза и собралась остаться…
С сожалением он встал с кровати, выключил свет – потом же будет лень – и попутно вынул сотовый из пиджака, висящего на ручке шифоньера.
– Слушаю, – проговорил он.
– Дядя, мне страшно! – На той стороне был голос Анны. – За Андрея…
– Что такое?
– Он купил три книги стихов: Есенина, Маяковского, Шпаликова. А теперь уже двадцать минут стоит на балконе!
– Дело серьёзное.
– Вот и я о том же.
– Постучись. Если он тебе не ответит, сразу набирай сто двенадцать. А я сейчас проконсультируюсь с одним человеком. Только важно: Андрей должен тебе ответить. Если не отвечает, то вызывай сразу же…
– Но он просто стоит…
– Если не реагирует на тебя, сразу же звони. Это значит, минут пять осталось, а то и меньше.
– Ясно.
***
Холод хорошо морозил лицо, а вечер, пусть даже и в шумном городе, располагал к раздумьям.
Андрей стоял на балконе и мирно смотрел на яркие огни города, размышляя о своих стихах. Он чувствовал, что они, а особенно песня по ним под обычный гитарный мотив, стрельнут. Но ему меньше всего хотелось использовать банальные слова. Он хотел, как Веня Д’ркин, использовать необычные метафоры вроде «лучик бисера пыли».
Откуда-то с улицы раздался вой сирен, и во двор дома въехала машина МЧС с мигающими огнями. Она остановилась прямо возле его подъезда.
Что ж, эта машина намного интереснее необычных метафор, поэтому Андрей придвинулся к перилам и посмотрел вниз. Двое пожарных выбежали из машины, один осветил ярким фонариком окна и балконы. Свет немного задержался на Андрее, а потом оба побежали в подъезд.
Банальное любопытство заставило Андрея ещё немного высунуться, а потом и повертеть головой. Что же там такое случилось?
Несмотря на поздний вечер, возле пожарной машины столпились зеваки – они тоже искали причину приезда.
Балконная дверь за спиной Андрея резко открылась. Он даже не успел ничего сообразить, как чья-то огромная и холодная рука крепко обняла его за шею и потащила на пол балкона…
Сказать, что его всего трясло, значит соврать. Его не трясло – он был словно Халк, готовый всех разорвать.
– Вы чего, издеваетесь?.. – кричал Андрей, когда пожарные уже затащили его в комнату и бросили на диван. – Я просто стоял на балконе, и всё!
– Все просто так стоят, – проговорил толстый пожарный, – а потом мы кишки смываем с асфальта.
– Я же просто… просто стоял!.. Кто вообще вас вызвал?
– Она, – ткнул пальцем в сторону Ани толстый пожарный.
– Ты?! – закричал Андрей.
– Ну…
– Девушка, вам нужна помощь? Может, вы чего-то боитесь? – спросил толстый пожарный.
– Нет, – ответила Аня.
– Парень, не делай глупостей. Сейчас мы посчитаем этот вызов как незаведомо ложный. Вас, девушка, я предупреждаю о наказании за ложный вызов, а тебя, парень, – о несовершении глупостей. Просто так в её голове такие мысли не возникли. Бывайте.
Аня проводила эмчеэсников, закрыла входную дверь и вернулась.
– Ты мне ничего не хочешь объяснить? – спросил Андрей.
– Я?
– Ну не я же.
– Я… Ты подолгу стоял на балконе, написал эти грустные стихи, потом купил эти книги… Я подумала, ты прыгнешь.
– Но почему?!
– А что я должна была подумать?
– Всё что угодно, но не это! – прокричал он. – Как на таких малозначительных фактах ты вдруг решила, что я собираюсь прыгнуть с балкона? Это же вообще нелогично.
– Так-то логично…
– Почему логично?
– Во-первых, – начала она, – стихи о том, что ты не доживёшь до весны.
– Это метафора, что не будет новой молодости. Зима прошла, весны не будет. Старость наступила, новой молодости не будет!
– Более тупой отговорки не слышала. Это ты сейчас меня успокаиваешь?
– Не хочешь – не верь. А во-вторых?
– Ты купил эти книги.
– И что?
– Они все покончили с собой.
– Кто?
– Вот они… – Анна бросила взгляд на книги. – Поэты. Есенин, Шпаликов…
– Больше половины литераторов покончили жизнь самоубийством. И что, мне нельзя теперь их читать?
– Можно. Но…
– Могла же просто спросить.
– Ты бы сказал, что не собираешься кончать жизнь самоубийством. Так все самоубийцы говорят, а потом раз, и всё.
Надувшись, Андрей рухнул на диван.
ГЛАВА 3. Новый знакомый
За окном был красивый вид утопающего в снегу серого города. Снег не добавлял к серости красок, но как-то успокаивал.
Горячий кофе мягко проникал в желудок, ничуть не будоража организм, а даже усыпляя.
И если бы не мужской крик в наушнике, Андрей бы точно задремал.
– Вы понимаете? – кричал мужчина в уши Андрея. – У меня по тарифу сто мегабит, но я мерю скорость, и там девяносто семь. Трёх мегабит не хватает! Делайте мне перерасчёт!
– В договоре написано: «…до ста мегабит», – вяло ответил Андрей. – Вы до ста и получаете.
– Ну а если будет один мегабит? Он ведь тоже «до ста»!
– Совершенно верно.
– Что значит «совершенно верно»? Вы что, издеваетесь?! Ну-ка, минутку… – На том конце провода послышались щелчки и тычки. – Двадцать! Сейчас двадцать мегабит! Вы что, скорость мне убавили? Верните.
– Померьте ещё раз.
– О, теперь восемьдесят. Но не сто!
Андрей зевнул, сделал глоток кофе и лишь после спросил:
– А теперь?
– Во, а теперь сто десять!
– Отлично. Ваш вопрос решён?
– Да!
Андрей отключился.
На обеде он решил прогуляться, чтобы не сидеть в столовой и не слушать унылые домашние проблемы чужих людей, которых все называют коллегами. Сами ведь знаете, как коллега может влёт переложить в вашу голову свои проблемы, а вы потом ходите и думаете о них.
Андрей хотел подумать о стихах. И нет лучше места думать о лиричных тоскливых стихах, чем спрятанные за высокими зданиями старые дворы. Возникает ощущение, будто ты попал в прошлое: вот вроде бы новое красивое высокое строение, покрытое тонированными синими стёклами; а загляни за него – увидишь старый узкий двор пятиэтажки со скамейками и клёнами.
Именно в такое место и направился Андрей, благо оно было недалеко от работы и путь туда лежал мимо пиццерии, где он быстро пообедал.
Но вместо тишины старого двора Андрей услышал крики нескольких человек, которые смотрели наверх. Толстая девушка снимала что-то на телефон, а старик кричал: «Одумайся!»
– Я уже позвонила, мне сказали: «Ждите!» – нервно проорала женщина в белой зимней куртке, стоя возле старика.
Андрей, наверное, даже обрадовался таким обстоятельствам, освобождающим его от придумывания стихотворения.
Он подошёл к столпившимся и тоже посмотрел наверх. На краю крыши, держась за тонкие прутья ограждения, стоял парень в чёрном пальто и смотрел вниз.
– Что вы стоите?! – поняв, что к чему, возмутился Андрей. – Нужно бежать к нему!
– А смысл? – буркнул ему старик и снова крикнул наверх: – Одумайся, парень!
Андрей, как истинный поэт, – а, как известно, поэзия строится на сострадании – презирал такое отношение человека к человеку. Он всегда представлял себя не месте несчастного и старался ему помочь.
Поэтому он бросился в самый ближайший подъезд и побежал на пятый этаж, чтобы оттуда залезть на крышу. Но на четвёртом этаже он бросил взгляд наверх и не увидел лестницы и люка. Нецензурно ругнувшись, он бросился вниз, выбежал на улицу.
– Где лестница наверх? – спросил он зевак.
– Какая лестница? – не поняла женщина в белой куртке.
– Ему, наверное, на крышу надо, – пояснил старик и усмехнулся: – Тоже прыгать будешь?
– Да где лестница-то?! – повторил Андрей.
– Ниночка, у тебя на площадке лестница есть? – спросила женщина в белой куртке толстую «корреспондентку».
– Ну-у, – протянула та, – я что-то и не помню… Кажется, есть.
– «Кажется» или есть? – нервно переспросил Андрей.
– Точно, есть! – вспомнила снимающая на телефон девушка.
– Где?
– В третьем подъезде!
Андрей бросился в третий подъезд, забежал на пятый этаж, взмыл по лестнице… Но не смог открыть крышку люка: висел замок. А снизу надпись: «Ключи в сорок первой квартире».
Андрей снова ругнулся и быстро бросился вниз, на улицу.
– Закрыто там!
– Так у меня в подъезде всегда люк открыт, – сказал старик. – Уже десять лет требую, чтобы повесили замок, но хоть бы хны…
– Какой подъезд?
– Седьмой, – ответила женщина в белой куртке.
Андрей бросился в седьмой подъезд, забежал на пятый этаж, влез по лестнице и открыл люк.
Наконец он оказался на крыше. С неё открывался очень некрасивый вид, будто проявились все изъяны города. На крыше было много снега… и куча проводов, которые везде висели, валялись и торчали.
– Стой, не прыгай! – крикнул Андрей, подходя к парню.
– Да что вы все заладили: «Не прыгай, не прыгай…» – Парень обернулся к Андрею. – Я и не собирался прыгать.
– Ну да, конечно. А стоишь здесь, чтобы просто полюбоваться видом?
– Адреналин, – ответил парень. – К тому же весело было наблюдать, как ты бегаешь.
– Тогда иди сюда, раз ты не прыгаешь!