42–24

Размер шрифта: 13

От составителя

Сегодня на территориях бывшего СССР разворачивается вооружённое противостояние, по масштабу происходящего сопоставимое с событиями времён ВОВ. Мы предлагаем вашему вниманию сборник стихов поэта М. Сопина (1931–2004), родившегося в с. Ломное Грайворонского р-на Белгородской области, детство и юность которого прошли в гуще сражений под Харьковом и на Курской дуге в 1942–1943 годах. После освобождения Советской армией оккупированных территорий мальчик М. Сопин оставил дом и с наступающими войсками дошёл к 1945 году до Потсдама.

Война закончилась, и взрослеющий в непростых условиях подросток живёт уже самостоятельной жизнью. В компании сверстников Михаил совершает путешествие по железной дороге на Дальний Восток, по сути, бродяжничая по стране. Результатом такого образа жизни стала его отправка на строительство Цимлянского водохранилища в качестве заключённого. Прошедшее войну подрастающее поколение, разумеется, не было образцом гуманизма и общественного благополучия, о чём не мало написано книг и снято фильмов. Уникальность же автора, по нашему мнению, состоит в том, что, пройдя повторное 15-летнее заключение в лагерях Северного Урала, он, выйдя на свободу, не только всерьёз занялся поэзией, но обзавёлся семьёй. А после переезда в Вологду при участии В. В. Кожинова и местного отделения союза писателей подготовил к публикации первые официально изданные сборники стихов, со временем был принят в Союз писателей СССР. Едва ли много можно привести в пример авторов с такой непростой биографией и с таким желанием заниматься творчеством.

Именно в Вологде и были написаны практически все представленные в этой книге стихотворения.

Основным замыслом данного сборника является создание образно-биографического портрета автора стихотворений, отображённого не стандартной, академической подборкой того или другого периода, но дающего единое, цельное представление о личности поэта и его драматической судьбе. Стихотворения подобраны по принципу сочетания нескольких смысловых направляющих: биографическая, авторская эмоционально-художественная, общественно-социальная, в некоторой степени историческая, а также субъективно-родственная (от составителя).

Несмотря на то, что некоторые стихотворения привязаны к давно минувшим эпизодам ВОВ, они удивительным образом входят в резонанс с происходящими вокруг нас, в наше время и дни, событиями, свидетельствуя о неизменности природы и сути человеческих характеров и взаимоотношений.

Хочется надеяться, что данный сборник послужит думающему современному и подрастающему поколению читателей своего рода зеркалом, в котором отразился практически весь диапазон русской «глубинной ментальности» в её предельных значениях.

Легенды

Воды древние,
Выплески чаек.
Встрепенулась душа,
Воскрыля:
Это дольний
Мне путь озаряя,
Из легенд светят
Шлемы
Кремля!
Но —
Как будто недавнее —
Помню:
Сердце мечется,
Словно в огне,
Точно ханские
Карлики-кони
Скачут Русью,
И значит, – по мне.
Русь.
Святыня моя,
Хлеб и камень.
Родников колокольная весь.
Бьют копыта
В то место,
Где память,
Чтоб навек позабыл,
Кто я есть…

Бабушка Наташа

Высоко-далече
Месяц колесом.
Дух от русской печи
Клонит в лёгкий сон.
Кот наставил ушки —
Мышка что ли где…
У окна – старушка.
Перед ней – кудель.
– Бабушка Наташа,
Вы ж совсем одна,
Для чего Вам пряжа,
Для кого она?
– Не могу без толку,
Жизнь прошла в труде.
И опять умолкла.
Знай, прядёт себе.
Лишь вздохнёт украдкой,
И качнётся тень…
А в окне, за хаткой, —
До небес кудель!
Разноцветья ситца
Веселы, свежи!
Ниточка струится
Светлая, как жизнь.

От Харькова до Льгова

Всё скошено.
Всё убрано.
Всё вспахано.
И первый снег
Летит на зимний путь.
А в поле скирды —
Серыми папахами
Сквозь завереть,
Сквозь снежную крупу.
И вот тогда,
Не помню точно дату,
Вдруг оживали
Кринки и горшки,
И собирались
С шумом в нашу хату
Поесть, попить, помыслить
Мужики.
От ламп многолинейных —
Что от солнца!
Вдруг запевали,
Руку козырьком,
Припомнив то «зелёных»,
То махновцев,
То белых
И червонных казаков!
Ну сколько их,
А будто – вся Россия!
И голоса плывут
За край небес.
Душе в самой себе
Невыносимо,
Когда вот так —
О вечном, о себе
Про атаманов,
Вольницу и Польшу…
И обмирало всё —
Не шевелись!
И хата становилась больше, больше,
И вот уж – степь:
Подковы. Сабель свист!
И всё. Конец!
Валясь в седле, чуть набок,
Ловлю я воздуха
Упругий ток…
И прихожу в себя,
Хлопочут бабы.
Кладут на раскалённый лоб
Платок…
Глаза открою,
Первое, что помню, —
Такая тишина. И пустота.
Лампадный свет.
Георгий на иконе
Глядит в меня особенно. Не так.
Ах, детство, детство!
Чувственность. Безбрежность.
От лампы свет
Лежит, как жёлтый сноп.
А там – зима
С восторгом белоснежным:
Салазками, блинами,
Чистым сном…
Луга. Луга.
Зелёные стрекозы.
Граница – Ворскла.
Тихая река.
На зорьке ранней,
Над землёй колхоза —
Невиданного цвета облака!
И детским сердцем,
Прозорливо метким,
Я утопал
В той синей полынье…
И этот свет
Останется навеки
В моей душе
И в нежности моей.
У сельсовета —
Фондовские кони.
Вдруг – молнии
Сверкающий палаш!
Ворвался ветер
Через подоконник
Чужой.
Тревожный ветер был.
Не наш.
Тихонько сполз.
Не рвался —
Лишь прошаркал,
Уйдя сквозь сад
По вишням,
По копне.
И сложно стало,
Холодно
И жарко.
И стало весело
И беспокойно мне.
А ветер дул уже
Туда, где папа
Нас будет ждать.
Июнь. Вокзал. Пути.
Я слышу песню
О больших этапах,
О бронепоезде
На запасном пути.
Подходит поезд.
Папа наш, влюблённый,
Рывком подхватит на руки меня!
И музыка
О солнце утомлённом
Зальёт вторую половину дня…
Постой, состав!
Куда мы? Так мне жарко.
Читает мама,
Что там пишут ей…
Но дым несло.
И поезд шёл на Харьков
По Северо-Донецкой колее…
Поклон семье,
Поклон родному дому —
Сухой земле,
Где отчий дом стоял,
Где под окошком
В вишнях
Птичий гомон
Живой
Живая слушала семья.
И у сарая
Вороной и сивый —
Ещё я слышу —
Хрумкают траву,
На долгий путь
Накапливая силы
И начинающуюся
Главу…

Предвестный свет

Ни всадников,
Ни окриков погони —
Видений бег?
Сквозь лунный хуторок
В ночное поле
Скачут,
Скачут кони.
В ночное поле.
В призрачность дорог.
Вбирает даль,
Распахнутая настежь,
Безумный бег,
Срывающийся всхлип.
Им несть числа!
Ночной
Единой масти
Исход коней
С трагической земли!
Багровый свет —
То знаменье иль знамя?
Предвестный свет
Грядущего огня…
Я жив ещё
И до конца не знаю,
Как это всё
Пройдёт через меня.

Ирина

В сорок первый,
Весел, шумен,
Я качусь,
На зависть всем,
В двадцать первое июня
На трамвайной «колбасе».
Громыхают перекрёстки!
Контролёры не журят…
Гладит ветер
На матроске
Золотые якоря!
На меня глядит игриво
Лентой давнего кино
Непогибшая Ирина,
Память детства моего.

Плюшевый медведик

Запылив мне глаза,
Большаками степными поедет
В счастье детского лета
Мечта, отпустив тормоза!
Там, где сердце моё,
Словно плюшевый старый медведик,
И стеклянные слёзы
Застыли в стеклянных глазах.
А горячие ветры тяжёлые —
Ближе и ближе.
Грозовые раскаты
Уже покатились вдали,
И я в страхе кричу:
«Заберите скорей ребятишек!», —
Пока гроздья фугасов
Ещё не коснулись земли.
Подхватили меня
Чьи-то сильные руки под мышки,
Одного из печально
Поющих твоих сыновей.
И ударил мне колокол
В огненный путь у Хотмыжска.
Не забыть мне его,
Не избыть
До конца моих дней…

Солнце над памятью

Ударю в ладони —
И вздрогну:
Какой я счастливый!
Цветёт и шумит
То, что будет
Войной сожжено.
Ударю в ладони —
Обвалится иней,
Как ливень.
С годами – всё тише.
Потом перейдёт в обложной.
Забытое вспомню:
Деревню,
Ребят и салазки!..
Лежанка гудит.
И сижу я —
Ладони к огню.
Заплачу от счастья,
Придумаю нежность и ласку,
Как был я любим,
Проходя по земле,
Сочиню.
Когда от печали —
Ни света,
Ни слов,
Ни спасенья,
Как будто ты загнан
На речку,
На тоненький лёд.
Мне радует сердце
Беседа со степью осенней.
Зажмурюсь – и тут же
Над памятью
Солнце встаёт!

Звёздный хор

Звёздный хор.
И глухомань заречная.
Пыльный след
В просёлочной глуби.
Я любил
Мгновенное и вечное.
Оказалось —
Родину любил.
Всё в душе:
Гудящие метели,
Лопухом заросшие мостки,
Ветряки,
Что весело скрипели
И дряхлеют нынче
От тоски.
Много с детства
К сердцу прикипало.
Поболи, родное,
Поболи.
Нам с тобой во всём —
В большом и в малом —
Разделять судьбу
Своей земли.

Звезда бездорожья

Вот и сумрак
В окошке открытом.
И не видно
Раздолья степей.
Скрипнул ветер
Осенней ракитой —
Для кого,
И о ком,
И зачем?
Спит равнина.
Не видно прохожих.
Поздний вечер
Безоблачен. Тих.
Ни огня.
Лишь
Звезда бездорожья
На моём
Серебрится
Пути.

Заброшенная узкоколейка

Плачу я, что ли,
Листвою
Осеннею
Наземь…
Что-то привиделось,
Что-то припомнилось мне…
Поле ты, поле,
Единственный свет мой
И праздник!
Тени дождей,
Отражённые
В давнем окне.
К ним припаду,
Чтобы памятью
Здесь отогреться.
И загудят
Мне в зелёных полях
Поезда!
И зазвенят
Проржавевшие
Старые рельсы,
Что заросли
И теперь
Не ведут никуда…

Юность

Дымя,
Мимо изб,
Мимо пашен,
Раскатно
Грохочет состав!
А юность
Мне машет и машет,
Тревожно
На цыпочки встав.
В бушлате,
Худая-худая,
Как в послевоенном селе.
Наверное, знает,
Куда я,
Глядит обречённо вослед.
Бомбёжки,
Составы,
Обвалы
В жестоком остались былом,
Когда же ты, жизнь,
Миновала
Со всем,
Что сбивало и жгло?!
По сердцу
Скребущие звуки.
Постой!
Обернись
В пол-лица…
Скажи мне,
Что этой разлуки
Не будет. Не будет конца!
Скажи!
Я смогу возвратиться!
Хотя бы ладонь подыми!
Но поезд —
Ах, чёрная птица!..
Крылато
Качает дымы.

Дождь сорок первого года

Низкое небо.
Подводы.
Ночь.
Непокой.
Неуют.
Дождь сорок первого года
Падает в память мою.
Медленно.
Косо.
Отвесно.
Кажется —
Вечность шуршит
Каплями будущих песен
В детское поле души.
Будто бы хочет впечатать
Всё, что кончается здесь:
Неповторимость печалей,
Неповторимость дождей,
Неповторимое детство —
Этот мгновенный пролог,
Зная,
Как долго мне греться
Памятью этих дорог.

Ненастье

Не виноват, что нет тебя,
Моё родное захолустье.
Ты помнишь, я из тех ребят,
О ком темнело небо грустью.
Ты помнишь плачущих навзрыд?!
Пришла беда – ворота настежь.
Я шёл в ненастья той поры,
Когда страна была в несчастье
С коротким именем —
Война.
И я – под бомбами,
За мамой
Кричал в пространство:
«Отче наш!»
Но Отче
Изгнан был из храма.
Ползли не русские кресты.
Глотали танки жизнь и вёрсты.
И ты мне, Отче мой, прости,
Когда завидовал я мёртвым.
Когда, казалось, сокрушён
Тысячелетний дух России,
Я приникал к земле душой
И болью,
Вечно негасимой.

Если выйти в поле

Как трудно уходить
Из той поры:
Открыл окно
И в спелый дождь —
Руками!
Над садом
Звёзды,
Что твои костры.
Какое счастье
В этой жизни —
Память!
Давным-давно
Не тот уж
Блеск в глазах.
И мир не тот —
От яви
До преданий.
А я
И сотой доли
Не сказал
О том, что слышу,
К полю припадая.
Здесь,
На земле,
Случилось это всё:
Ни ты меня,
Ни я тебя
Не бросил.
Но мёртвый ветер
Разорённых сёл
Нам не оставил
Ни руля, ни вёсел.
Холодные,
Голодные года
Сменили грохот
Тола и металла.
И вышло так,
Что вдруг
И навсегда
Нас по Отчизне
Горькой
Разметало.
И мы с тобой
Такие
Не одни.
Ты говорила:
«Если выйти в поле,
То будет слышно,
Как летит над ним
Молчанье душ,
Запекшихся
От боли».

Головчанские леса

Сторона моя,
Уронная,
До смерти родимая,
Грайворонского района
И села Ведилина!
До чего без вас
Несчастен я —
Ни сказать,
Ни написать…
Сенокосы головчанские,
Окрестные леса.
Что ещё больнее, если
Сердце запоёт в строку!
Предвоенная и песенная,
Снишься старику.
Дышит мне в лицо осенняя
Глухая полынья,
И горелая,
И стреляная
Родина моя…
Сколько голодом сморило
Да войной ухлопали?!
Память сизокрылой птицей
Жалуется во поле.

Корова

Дым ползёт от хвороста сырого,
Виснет на кустах невдалеке.
Бабкина пятнистая корова
Тащит в дождь меня на поводке.
Листика берёзового орден
Прилепился на её губу,
И слезинки катятся по морде
За мою сиротскую судьбу.
Я гляжу надуманно-сурово
И в который раз, кривя душой,
Говорю ей: «Ты не плачь, корова,
Ты не плачь… Я вырасту большой!
И тогда ходить тебе не надо,
В поле вымокшее, глаз кося,
Да и мне в колдобинах не падать,
В сапогах солдатских грязь меся».

Начиналась война

Ветряки пламенели
От ярого
Света заката.
Мужики собирались
И пели,
До стыни в груди,
О зозуле-кукушке,
Летящей
Над отчею хатой…
Как лихих казаков
Атаман Дорошенко водил…
Пахло осенью терпко.
И возраста не было в теле.
Жизнь была ещё вечностью.
Сердце не знало тоски.
Над осенними вербами,
Птицы
Над нами
Летели,
В чистом небе вечернем
На степь развернув косяки.
Закачалась земля.
А потом
В тишине
Кто-то просто
«Умираю…» сказал.
(Я, скорее, прочёл по губам).
Разбегались стада.
Табунами метались по просу.
Начиналась
Война.
Счёт иной
Открывала судьба.
Пахло гарью и горечью
Поле под Красной Яругой.
Крестокрылые
Небо взорвали,
Мою тишину.
А потом
Много жизней
Пройду я,
Сомкнув круг за кругом.
Гляну в зеркало.
Вздрогну.
И сам от себя
Отшатнусь.

Над пепелищем

Родные
Плачущие вербы,
Глухое
Дальнее село,
Я не любил бы вас,
Наверно,
Так обречённо,
Так светло,
Когда б над каждым
Чёрным злаком,
У пепелищ,
У скорбных ям
До исступления
Не плакал,
Отчизна
Светлая моя!

Не могу забыть

Лунно. Полночь. Луга.
Дремлют кони.
Костерок дымовой на лугу…
Так хочу
Это видеть и помнить,
И прощаясь,
Забыть не могу.
Я лишь взглядом молю,
Окликая,
Предрассветные сны:
«Где же вы?!»
Но в пыли и в дыму Лозовая.
И себя не узнать сквозь бинты.
Подмените меня, замените.
Поезда на разбитых путях.
В поднебесье
Разрывы зениток,
Словно белые шапки летят.
Жгут стопы
Раскалённые сходни,
Полыхает
За насыпью пост.
И горит меж былым и сегодня
Перебитыми крыльями
Мост.

Октябрь

Дым над осенью,
Резкий и синий.
Едкой гарью
Октябрь напоён.
Дым. И дождь
По военной России,
Обжигающий
Сердце моё.
Дождь:
По горьким солдатским усмешкам,
По глазам,
По стальному стволу.
Догорают избы головёшки.
А над полем —
Кувшин на колу…
Кони. Кони.
Блестят, как тюлени.
Где-то справа машины гудят.
Прикрываю руками колени,
Меж лопаток —
Мурашки дождя.
Я не знаю, зачем,
Но запомню:
Что-то слышно
В недальней пальбе,
Что-то думают мокрые кони
О своей
И о нашей судьбе.
Начинается новая эра,
Отсекая дороги назад.
Я рождаюсь вот здесь,
В сорок первом,
Мёртвым сверстникам
Глядя в глаза.

По осенним полям

Для кого и зачем
Из сегодня,
Спотыкаясь
О память и явь,
Я бегу
Под горящую Готню
По разбитым
Осенним полям?..
Через смерть,
Через сжавшийся ужас.
Может, где-то
Не всё сожжено.
Может,
Снова кому-то я нужен
С индпакетом,
С краюхой ржаной…
Обгоревшее
Детское счастье!
Батарейный накатистый гул.
Строевые сибирские части
С чернотою
Запекшихся губ.
Отболели
И зажили раны.
И не пахнет
Нагаром в стволе.
Но дымится
Земля под ногами,
Как в ту осень
Десятками

Лет.

Ураган

Океан выгибает дугой!
Всё летит
Во взбесившемся гуде.
Ураган!
Ему нет берегов.
А вошёл —
Ураганом не будет.
Может быть,
Ты мне этим и мил,
Что другим
Никогда не бываешь.
Развернулся,
Пошёл напрямик,
Разбивая
И сам разбиваясь.
Вот и я
Так по свету кружил,
Как в просторы
Рванувшийся ветер!
Задыхаясь,
Входя в виражи,
Расшибался о дамбы столетья.
Но любил свою жизнь,
Что была!
Пронесла меня
Вольным и битым,
До бела закусив удила,
По надеждам,
Годам и обидам.

Оторвавшийся лист

Не проси меня,
Мама:
«Останься!»
Я теперь
Оторвавшийся лист.
Пред лампадою
Встань
По-крестьянски
И за долю мою
Помолись.
А напишут,
Что где-то загинул,
Что не буду
В родимом краю,
Не ругай
Поезда и чужбину
За горючую
Участь мою.
Дай мне,
Мама,
Дорог безграничье!
И у яблонь,
Где были бои,
Зачерпни лишь воды —
Из кринички —
Да на долгую жизнь
Напои.

Военный металл

Запах лет —
Фронтовые шинели —
Въелись в души

Продолжить чтение