кровавая голова

Глава 1. Вдовец.

Обнаружив себя на кладбище возле могилы незнакомой женщины Максим глухо выругался. Опять! Это происходило стабильно раз в неделю; он не помнил, как оказывался здесь и даже не помнил момента, когда его посещала эта нелепая идея. Дома, на улице, в транспорте или на работе? И что происходило перед этим? Ведь должно что-то происходить, если в течение года он приходит именно на это кладбище, именно к этой могиле. Глядя куда-то вдаль, симпатичная женщина с фотографии на памятнике мило улыбалась.

– Что ты от меня хочешь? – устало произнес Максим и, почувствовав за спиной чье-то присутствие, замер.

Волосы на затылке зашевелились, а сознание нарисовало жуткую картинку с призраком покойной.

«Что за чушь?» – встряхнув головой, он быстро обернулся.

Засунув руки в карманы легкой куртки, мужчина лет сорока внимательно глядел на него.

– Вы кто? – сделав шаг назад, Максим наткнулся на железную оградку.

– Тот же вопрос хотел тебе задать, – спокойно ответил незнакомец.

– В смысле?

– В смысле, что ты делаешь на могиле моей жены? Не первый раз тебя здесь вижу.

– Вы следите за мной?

– Больно нужен, следить за тобой. Как ни приду, ты здесь околачиваешься. Вы были знакомы?

Не зная, как объяснить вдовцу, какого лешего здесь делает, Максим вздохнул. Как объяснить то, чего сам не понимаешь?

– Олег Витальевич, – неожиданно протянул руку вдовец. – Можно просто, Олег.

– Максим, – стараясь быть вежливым, ответил парень и отметил про себя сильное пожатие собеседника.

«Спортсмен? Прямо так жмет, будто руку оторвать хочет. На испуг берет?»

– А знаешь что, пойдем в кафе посидим? Здесь неподалеку. Там и поесть можно недорого, – предложил новый знакомый.

– Пойдемте, – и Максим закинул за плечи сумку-рюкзак.

«Все, что угодно, лишь бы слинять отсюда к чертовой матери».

Расположившись за столиком у окна, мужчины заказали украинский борщ и гречку с гуляшом. Не стесняясь, вдовец разглядывал Максима, а тот, чувствуя себя крайне неловко, принялся вертеть в руках зубочистку. Приобретенная недавно привычка частенько помогала восстановить внутреннее равновесие. Наконец принесли заказ и, отбросив зубочистку, Максим придвинул к себе тарелку с первым.

– Надеюсь, здесь хорошо готовят, – пробормотал он, размешивая темно-красный густой борщ и подозрительно к нему принюхиваясь.

– Всегда здесь обедаю, – беря кусок белого хлеба, хмыкнул новый знакомый. – И ничего.

– Вам может и ничего, – пробуя борщ, Максим прикрыл глаза. – М-м-м…. Бульон мясной, все по правилам, как и положено. Есть можно, – кивнул одобрительно.

– Ты прямо как моя покойная жена, – фыркнул в тарелку Олег и разбрызгал по белоснежной скатерти красные капли.

«Капли крови на первом снеге, – вздрогнул Максим. – Почему именно на первом, и почему именно кровь? Что за бред мне в голову лезет?»

– Она тоже в столовых и кафе не любила перекусывать, – продолжал между тем вдовец. – Или дома, или в ресторане, где она поваром работала.

– Что вы все, она и она? – вдруг разозлился Максим.– У нее что, имени не было?

– Было… Люба…. Любаша…

– Прекрасное имя. В каком ресторане работала Люба?

– «Бархан».

Подавившись гречкой, Максим закашлялся и, осушив залпом бокал минералки, облегченно передохнул и вытер проступившие слезы.

– Я тоже в «Бархане» работаю. Поваром, – упершись подбородком в сцепленные ладони, он внимательно посмотрел на собеседника.

Олег зачем-то встал, подошел к барной стойке и вернулся обратно.

– Я же говорил, что ты ее знаешь, – наклонился он к Максиму. – Имею полное право заявить на тебя в полицию. Понял?

– Да понял я, – спокойно ответил парень. – На основании чего в полицию-то? Что работаю в том же заведении, что и ваша жена?

– На основании того, что трешься возле ее могилы чуть ли не каждую неделю! Может тебя как преступника тянет на место преступления?

– Стоп, – и Максим вытянул вперед ладони. – Могила не является местом преступления, она является местом захоронения, так что не прокатит однозначно. Это первое. И второе… Ваша жена умерла насильственной смертью? Я правильно понял? Ее убили, и убийца не найден?

Олег промолчал.

– Не отвечайте и так все ясно, – вздохнул парень. – Не смешите полицию. Судя по дате, Люба скончалась два года назад, а я в вашем замечательном городе всего год.

– Чего ты такой умный и в повара подался? – опрокинув в себя рюмку водки, что принес официант, поинтересовался вдовец.

Пожав плечами, Максим признался, уж кем-кем, а работать поваром мечтал в последнюю очередь. А если совсем честно, даже и не подозревал о такой профессии.

Подождав продолжения, Олег махнул рукой.

– Не хочешь рассказывать, не надо, – буркнул он. – Слушай, а где ты живешь? Снимаешь комнату где-нибудь у черта на куличиках, а плату дерут несусветную, да?

– Угадали. Еще и Антоха съехал ни с того ни с сего…

– Кто такой Антоха?

– Да работаем вместе. Тоже повар. Молча съехал, а потом еще и в смену другую перевелся. Трубки брать перестал и такое чувство, что попросту избегает меня. А вот почему, непонятно… – разоткровенничался Максим. – Вот теперь нужно срочно искать напарника, или платить за двоих.

– Напарника. Прямо как в детективе про полицейских. Слушай, а перебирайся ко мне? Я один живу за городом.

– Олег Витальевич…

– Просто Олег, договорились же… и на «ты».

– Договорились. А я не помешаю?

– Когда увидишь мой дом, то поймешь, что помешать у тебя вряд ли получится.

– А цена? – насторожился Максим. – Уж если хоромы огромные, то и оплата будет соответствующая.

Тоскливо вздохнув, Олег посмотрел в окно.

– Одному неуютно в такой громадине, – помолчав, признался он. – Твоя компания и будет ценой…

– Заманчивое предложение… – неуверенно произнес собеседник. – И в чем подвох?

– Не согласишься, не узнаешь, – хмыкнул новый знакомый. – Почему обязательно должен существовать какой-то подвох? А в добрые и открытые намеренья, стало быть, ты не веришь?

– Я никому не верю…

– Ну же, соглашайся! Два раза звать не стану…

– А, пожалуй, приму ваше… твое предложение, – решительно встал Максим, и, застегнув рюкзак, дал понять, что к переезду готов.

Выйдя из кафе, Олег направился к стоящему на парковке серебристому ховеру и красивым жестом распахнул дверцу.

Сев на переднее сиденье, Максим обеспокоенно заерзал; отчетливо показалось, что когда-то ездил в этой машине и, схватившись за голову, он простонал.

– Ты, парень, явно не в себе, – обеспокоенно заметил Олег. – По кладбищам шастаешь, за голову периодически хватаешься. Как ты медкомиссию прошел?

– Причем здесь это? – поморщился Максим. – Да и не собирался я в повара идти, говорил же уже. Так получилось… Слушай, а ты ведь выпил в кафе! – вспомнил он. – А если остановят?

– Не остановят! Ты давай разговор не переводи и расскажи, как так случилось, что будущий юрист в повара подался. Можешь начинать, я весь во внимании.

– Обещай не смеяться…

– Нет, – мотнул головой Олег. – Не обещаю…

– Да и фиг, слушай! Непонятно все как-то вышло тогда…

Глава 2. Год назад.

…Действительно, странно и непонятно все получилось год назад, когда Максим приехал в этот город поступать на юридический факультет. Такси брать не стал. Дорого, да и не к чему. С собой всего лишь одна сумка и карта города. Думал добраться до института пешком, но неожиданно заблудился в улицах и переулках. Тот день вообще вспоминается с трудом. Не день, а наваждение. Поймав попутку, Максим почти доехал до института, как на глаза ему попался ресторан «Бархан». Ну, попался и попался…так нет же, он как баран поперся туда и прямиком в кабинет директора. В кабинете же бухнул сумку на пол и вполне самоуверенно заявил, что хочет работать здесь поваром.

– Ты хоть гречку от фасоли-то отличить сможешь? – возмутился директор, кругленький как колобок и усатый как морж. – Опыт работы есть?

– Есть! – уверенно ответил Максим. – Но работал без трудовой и дипломов не имею, хотя достоин.

– Ты откуда такой наглый свалился на мою голову? – опешил моржовый колобок.

– Возьмите на стажировку. На неделю. Бесплатно.

– Ладно, – протянул директор. – Всего неделя и бесплатно. И медкомиссию пройди. Через три дня жду тебя и очень надеюсь, что ты не придешь.

– Ошибаетесь, – подхватив сумку, нахальный самозванец покинул кабинет.

Выйдя из ресторана, Максим присел на гладкие мраморные ступени и приложил ладони к горячему лбу.

«Я дебил, что ли? Какого хрена меня сюда занесло. Какой из меня повар?» – именно тогда он впервые и почувствовал сильный приступ головной боли.

– Эй, привет! – совсем некстати рядом уселся блондинистый тип.

– Тебе чего? – буркнул Максим.

– Это ты, что ли, к нам поваром устраиваешься? – закурив сигарету, блондин насмешливо прищурился.

– Дальше что?

– Недружелюбный ты какой-то, – печально вздохнул незнакомец. – Борюсик велел тебя так вздрючить, чтобы летел в свой Мухосранск и не оглядывался.

– Борюсик, это директор?

– Ну, да. Управляющий наш. Борис Николаевич. А меня Антон зовут, – протянул руку блондин.

– Максим.

– Угу. А что это у тебя ладонь-то в крови?

– Черт, – пробормотал Максим. – Проколол где-то и даже не заметил.

– Ой, ну ты проблемный, – усмехнулся Антон. – Жить-то есть где?

– Нет.

– И чего сидим тогда? Пошли. У меня как раз койка-место освободилась.

– Это как? – подхватив сумку, Макс зашагал следом за новым знакомым.

– Дрыщ, с которым мы хату снимали, домой свалил. А одному дороговато получается. Я, кстати, тут поваром работаю. Скажу парням, чтобы не гоняли тебя как сидорову козу, а то и ты свистанешь на маменькины харчи.

– Не свистану, – угрюмо ответил Макс и остановился. – Я детдомовский.

– Детдомовский и с гонором? – удивленно обернулся Антон. – Ну, это пройдет. И, вообще, не обращай на меня внимания, я такую фигню иной раз несу. Устал. У нас же и ночные смены есть.

– Ресторан и ночью работает?

– А ты как думал? – вздохнул Антон. – Иной раз такое впечатление, что народ только и делает что жрет. Да скоро сам увидишь.

Выгнать Максима после трех дней стажировки не получилось. На поварские приколы, словно зная их наперед, парень не повелся, а сложные блюда, которые специально сбагривали именно ему, готовил так, будто всю жизнь стоял у плиты и спал в обнимку с поваренной книгой.

– И откуда ты такой пригнал без тормозов? – вызвав Максима к себе, спросил Борис Николаевич. – Мы целый год не могли стоящего повара найти, а тут нате вам!

Самозванец молча стоял и переминался с ноги на ногу.

– Короче, ты принят в наш дружный коллектив, – улыбнулся директор. – Все, иди.

Глава 3. Переезд.

Олег слушал с таким выражением лица, что было непонятно, верит, или нет. Выговорившись, Максим замолчал и, нахохлившись, все косился в сторону нового знакомого в ожидании вердикта.

– Нормальная история, – наконец высказался тот. – Только не понял, а когда там смеяться надо было?

– Ты мне поверил? – произнес Максим таким тоном, будто от этого; верю, не верю, зависела его жизнь.

– А чего не поверить-то! – не отрывая взгляда от дороги, Олег успокаивающе похлопал парня по плечу. – В этой жизни чего только не бывает…

Заехав на съемную квартиру, Максим быстро покидал нехитрые пожитки в дорожную сумку и минут через двадцать уже спускался вниз. Прежде чем открыть замызганную дверь подъезда, он почему-то подумал, что новый знакомый уехал… Да, да, уехал; потому что людям не свойственно звать к себе в дом первого встречного. И не просто в гости, а пожить! Неужели Олегу до такой степени одиноко?

Удивительно, но шикарный внедорожник стоял на месте, а Олег что-то просматривал в телефоне.

– Так быстро? – завидев Максима, удивился он. – Кидай в багажник, погнали!

Шикарный дом, или громадина, как назвал его Олег, стоял почти у кромки леса. Нет, скорее не дом, а особняк с очень необычным дизайном. Как бы и современный, но в то же время и под старину. Эдакая сборная солянка. Действительно, жить в такой махине и одному… Б-р-р-р…

Отражающие заходящее солнце панорамные окна, бесконечные лестницы с лепными перилами, которые все вели и вели куда-то, опутывая особняк паутиной балюстрад и ступенек. По бокам мощеных терракотовой и серой плиткой дорожек проходила окантовка из крупной и мелкой гальки; над эффектными клумбами и красиво подстриженными деревьями явно работал специалист, а бассейн посреди двора ослеплял бирюзой. Под белоснежными зонтами стояли плетеные столы и стулья. Не хватало барной стойки и жонглирующего бутылками бармена.

– Чтоб я так жил! – не удержался от восхищения Максим.

– Вот и поживи, – добродушно откликнулся хозяин.

– Совсем не удивлюсь, если на причале имеется шикарная белоснежная яхта, – прикрыв глаза, Максим представил эту шикарную красотку. – Двухпалубная… – добавил он.

– Провидец, что ли? – хмыкнул Олег. – Именно такая и имеется…

– Да, ладно-о-о-о? Я же от балды сказал…

– Сказал просто так, а попал в точку. Ладно, пошли, комнату твою покажу.

Максим уверенно взбежал по лестнице, повернул налево и, пройдя по коридору, остановился перед дверью и тут сообразил, что ему не сказали, куда идти. Так какого лешего он так уверенно вышагивал? Сейчас Олег еще всякой ерунды насочиняет; например, что Максим здесь уже был и совсем неспроста их встреча на кладбище…

– Ты здесь был, что ли? – подозрительно нахмурился хозяин.

– Не, у меня просто интуиция развита. Ты же сам сказал, что я провидец. Угадал с комнатой?

– Угадал. Заходи, располагайся. Поживем, увидим, какой ты провидец…

Комната Максиму понравилась; просторная с встроенной мебелью и панорамными окнами она больше напоминала студию. Много света, воздуха и пространства.

Максим любил, когда вот именно так; светло и просторно. Сколько себя помнил; маленькие комнатушки и темные углы всегда пугали его, а ночь, та вообще вселяла жуть, рисуя в голове одну картинку страшнее другой. Все картинки были связаны с водой, шелестом камыша и вскриками ночной птицы. Еще он старался избегать замкнутых пространств; лифта чурался, как черт ладана и какой бы этаж не был, пешком, только пешком. Откуда эти страхи взялись, он не знал, и спросить было не у кого…

У кого спрашивать, если монахи нашли его на селигерской топи замызганного и голодного. Как он туда попал и, самое главное, как жив остался? На дворе уже поздняя осень стояла, снег лежал, а тут малец оборванный по болоту бродит. Решили монахи, знамение это и забрали найденыша к себе в монастырь, но Максим всем упрямо талдычил, что детдомовский. Не признаваться же, что в монастыре вырос…

Детдомовский и проще и понятнее для людей, и вопросов меньше. Вот и думай, гадай теперь, что же могло случиться, что он один на болоте оказался? Почему родители его не искали? И сколько он там был один? Как выжил? Столько вопросов и ни одного ответа…

Глава 4. Странный дом.

Разложив вещи, Максим решил осмотреть дом, но выйдя из комнаты, вдруг понял, что потерялся. Вот голову на отсечение, сюда шел совсем по-другому коридору.

– Я здесь! – внезапно раздался голос Олега.

Коридор тут же стал прежним, и Максим без труда нашел дорогу в гостиную.

Гостиная так же была с минимумом мебели и максимумом пространства. Восседая в светло-бежевом кресле, хозяин дома покуривал трубку и пускал кольца в высокий потолок и выжидающе поглядывал на гостя.

Подойдя к рельефной стене, Максим провел рукой; рельеф очень напоминал волнистый песок на берегу реки, и смотреть на него было просто невозможно. Так и рябило в глазах.

– Напрягает, да? – почувствовав дискомфорт гостя, нервно усмехнулся Олег.

– Есть немного. А можно вопрос?

– Валяй…

– Это ваш дом? Кто его строил? Весьма занимательный дизайн. Очень и очень необычный…

– Если расскажу все, как есть, не убежишь с перепуга?

Никак не ожидая услышать такое, Максим немного растерялся. Дурака, что ли этот новый знакомый валяет? Такой властный и самоуверенный был в начале, а тут будто сдулся.

– Хочешь сказать, у этого дома имеется своя страшная история?

– Мы и есть страшная история этого дома, – мрачно произнес Олег. – Обещай, что не уйдешь…

– Слушай, я очень люблю все страшное. Ты еще про мое детство не слышал. Ты, вообще, про меня ничего не знаешь, кроме того, что я хожу на могилу твоей жены и работаю в том же ресторане. Ведь верно?

– Верно…

– Рассказывай, а потом посмотрим, чьи скелеты в шкафу ужаснее…

– Прямо убедил, – цокнул Олег, и, закинув ноги на низкий столик, принялся вспоминать.

– Дом этот мой дядька построил. Уж понятия не имею, какие силы помогали ему строить его, но получилось действительно нечто. Так жестко перемешать несколько стилей, а главное, зачем, а еще… – пустив колечко в потолок, хозяин замялся. – А еще, мне иногда кажется, что коридоры меняются… Вот вроде заходишь в комнату с одного коридора, а выходишь в другой. Признайся, у тебя сегодня так было?

Поежившись, гость неохотно кивнул.

– Вот и прекрасно! – неожиданно обрадовался Олег.

– Да уж, вместе сходить с ума значительно веселее, – насмешливо заметил Максим.

– Ну, знаешь, с ума поодиночке сходят. Я уж реально решил, что после смерти Любаши у меня кукушка поехала…

– Коридоры начали видоизменяться после трагедии?

– Как-то так, как-то так… Но все по порядку. Дядька мой, царствие ему небесное, всю свою жизнь ездил по разным жутким местам. Вот чем больше кошмарных историй про какой-нибудь там город, озеро, селенье, что находится у черта на рогах, тем лучше. И на Урал мотался, и по горам лазил и где его только не носило. Не знаю, что он там искал. Может, артефакты какие-то… – пожал плечами рассказчик. – А последнее время зачастил на Селигер. Слышал про такое озеро?

– Да я как бы родом оттуда… – почувствовав некий фатализм ситуации, Максим вздрогнул.

Помолчав, Олег отложил трубку и, сцепив на коленке ладони, уставился в рельефную стену.

– А я почему-то совсем не удивлен, – произнес он. – Не зря мы встретились… Так вот, зачастил дядька на твою родину. Все про камень какой-то говорил. А потом раз, и как отрезало, перестал ездить и занялся постройкой этого дома. Долго он его строил, лет десять… Я к тому времени уже женился, сын у меня родился… Никитка… и решили мы с Любашей рвануть на Селигер, да глянуть, чем же несколько лет это место дядьку приманивало.

Дядька к тому времени совсем невсебешный сделался; все казалось ему, следят за ним. Видения разные посещали. Иной раз такую чушь нес; ни дать, ни взять, сумасшедший.

А я вот теперь думаю, а почему людей, что отличны от нас, мы считаем ненормальными? Потому что они иначе видят реальность? Потому что могут предугадывать события? Только поэтому? Если так, то неправильно это…

В то лето, когда мы решили отправиться на Селигер, дядька нам такой скандал закатил. Не езжайте и все тут! Плохое с вами случится! А что и почему не говорит. Мы с Любашей посмеялись тогда, да и уехали… – и, замолчав, Олег снова закурил трубку.

– И как вам? Понравился Селигер? Оправдал ожидания? – не выдержал паузы рассказчика Максим.

Он-то знал, Селигер должен произвести впечатление; мрачная красота родного озера может заставить трепетать сердце одновременно и от страха и от восхищения.

Конечно, Максим желал услышать про любимый край и еще раз прикоснуться к нему душой. Хоть так, хоть через эмоции другого человека, но услышать то, что услышал, никак не ожидал…

– Да никак, – глухо отозвался хозяин. – Совсем ничего не помню, – и, глубоко вздохнув, он прикрыл глаза.

Максим каким-то шестым чувством понял, продолжение будет жутким. Новый знакомый сам боится вспоминать то, что произошло тем летом и вот сейчас набирается смелости произнести это вслух… Произнести вслух что-то очень и очень страшное…

– Вот уж точно, посредством сумасшедших с нами разговаривает само провиденье. Или высшие силы… Или еще что… Надо было послушать дядьку, надо… – Олег говорил с трудом.

Тяжелыми камнями падали его слова. Падали в темную глубину…

Падали…

Падали…

Максиму вдруг показалось, уносит его холодная вода, уносит вглубь от теплого берега, а слова Олега крепко прилипли к ногам и тащат на самое дно камнем…

– И просто камнем пошел ко дну, мы даже сообразить ничего не успели, – будто сквозь толщу воды донеслось до него.

Вскинувшись, Максим почувствовал, дышать нечем; пахнущая тиной вода забила рот и нос.

– Кто пошел камнем ко дну, кто? – согнувшись пополам, прохрипел он.

– Сын наш, Никитка… – дрожащим голосом повторил Олег.

Наконец-то Максиму удалось втянуть в себя воздух. Голова закружилась, ноги подогнулись, и неуклюже плюхнувшись в кресло, он с сочувствием посмотрел на хозяина.

– Не удалось спасти? – сорвалось с языка.

– Как утащил его кто, – словно оправдываясь, произнес Олег. – Так не тонут. И тела не нашли… Сказали, в омут затащило. А какой омут? Мы же с Любой рядом стояли. Какой омут?! Ты мне скажи, у вас там что, реально так людей утаскивает? Бесследно? Вот так вот раз и с концами?!

– А где вы купались? – зачем-то уточнил Максим.

– Да где и все. На пляже. Народу тьма. Все сразу нырять стали, но без толку…

– Странно… Понимаю, если бы вы на Кравотынский плес потащились, или еще куда. Там разное может приключиться. Но чтобы на пляже…

– Кравотынский плес? – прищурился Олег. – Что-то знакомое… Но нет, мы там не были. Не успели побывать. Никитка на второй день утонул… Дальше поиски; плохо помню те дни, да и вспоминать не хочу. Когда дядька про трагедию узнал, сдал сильно. Все про свою вину твердил. Мы к тому времени у него в этом доме жили. Как Любаша забеременела, так и переехали сюда. Никитка уже здесь родился; любил его дядька как родного. Сломил его этот случай, ой, как сломил. Он же сам жену и сына потерял. Тоже трагедия такая вышла, не приведи Господь…

– Потонули? – ляпнул наобум Максим.

– Да откуда ты знаешь? – подняв голову, Олег долго смотрел парню в глаза. – Опять интуиция?

– Просто предположил. Как они погибли?

– Представляешь, катер, на котором они экскурсию совершали, перевернулся. Всех удалось спасти, а их так и не нашли. Дядька себя еще и в этом винить не переставал, что мол, отпустил одних. Можно подумать, если бы он был рядом, то что-то изменилось бы.

Так вот, перед смертью дядька, то ли заговариваться начал, то ли еще что, но плел про плес какой-то и про то, что голову кровавую зря взял. Все беды от нее. А еще совсем непонятное талдычил про женщину с девочкой, что явились к нему за головой мужа и отца. Вот объясни мне, как эти слова понять? Про что он говорил? Бред это, или нет?

Услышал про кровавую голову Максим, побледнел.

– Че-е-ерт… – побелевшими губами выдохнул он. – Так твой дядька на Селигере канават искал? И, судя по всему, нашел… Как ему это удалось?!

– Ты, парень, про что сейчас? Кто такой канават? – увидев реакцию собеседника, Олег немного струхнул; вот те на… думал, бредил дядька, неся чушь про кровавую голову, а тут такой расклад…

– Черт! – Максим вскочил и начал фланировать по огромной, светлой гостиной со стенами, словно речное дно, которые наводили на него оторопь. – Черт, черт, черт! – повторял он снова и снова.

– Слушай, перестань носиться как угорелый, – охрипшим от испуга голосом попросил хозяин. – Сядь, пожалуйста, и растолкуй, что за непонятное слово ты сейчас произнес!

– Да я просто поверить не могу! – эмоционально размахивая руками, произнес Максим.

– Канават, это камень-кровавая голова. Канаватом его татары назвали!

– Причем тут татары?

– Ну, как же! Это же история моего края. Если честно, всегда думал, что кровавой головы не существует. Что те далекие события просто обросли слухами, догадками, байками и родилась красивая легенда о камне, что прогнал татар и не дал им дойти до Новгорода!

Ты готов услышать эту легенду? – уставившись на Олега полубезумным взглядом, Максим замер.

– Божечки мои… – ошарашенно протянул хозяин. – Как ты сейчас на моего дядьку похож! Прямо вылитый! Те же глаза с сумасшедшинкой некой. Та же экспрессия! То-то думаю, чего это я так быстро тебя позвал разделить со мной жилплощадь. Так ты, наверное, еще на кладбище напомнил его…

– Я не понял, так рассказывать, или нет? – вспылил постоялец. – А то у меня сейчас вдохновение улетучится!

– Валяй, – милостиво взмахнул рукой Олег.

– Давно это было, – усевшись обратно в кресло, начал Максим. – Когда ордынцы, словно полчища прожорливой саранчи, пришли на наши земли…

Глава 5. Легенда о Канавате. Болотница.

…Осторожно ступая по первому снегу и придерживая руками тяжелый живот, Олена старалась не слушать женский плач, что доносился из каждой избы. Сжав кулаки, она прошла мимо оврага, где кучей лежали обезглавленные тела мужчин. Чьих-то отцов, сыновей, мужей, братьев…И среди них лежало тело ее мужа Дамира…

Засунув в рот концы теплого платка, Олена тихо заскулила.

«Нельзя сейчас плакать! – остановившись, она зачерпнула пригоршню снега и поднесла к пылающему лицу. – Надо донести всю боль, весь гнев до места. Надо, надо…»

Дотронувшись до горячей кожи, снег тут же растаял, но хоть чуточку, да приморозил чувства. А вот вдоль дороги и кровавый забор показался. Далеко тянулась жуткая изгородь, что соорудили вчера желтолицые ироды, водрузив на колья отрубленные головы мужчин. И снег здесь был не белым, а красным… Думала Олена, легко признает мужа, да ошиблась. Смертный лик изменил лица храбрецов, и своего Дамира узнала лишь по очелью, что сама плела, да украшала, призывая духов оберегать любимого.

Не уберегли…

Видно, плохо просила…

– Дамирушка… – осев, Олена прижалась щекой к деревянной плахе. – Сокол мой ясный, – не сдержавшись, провыла она, и тут почувствовала, ребенок в животе перевернулся. – Тихо, тихо, милая… – прошептала испуганно. – Не время еще…

Олена почему-то была уверена, родится девочка, как две капли похожая на любимого. Синеглазая, с волнистыми волосами цвета льна… Да и Дамир ждал дочку. Так хотел увидеть малышку, взять на руки…

Сильная распирающая боль накатила так внезапно, что Олена охнула и скрючилась на забрызганном кровью снегу.

– Ох, Дамирушка, знать велико твое желание увидеть малышку, – простонала она между схватками. – Ой, ой, нету моченьки моей, как же больно-о-о!

Дождавшись, когда схватки ослабнут, Олена поднялась, сняла с тына голову мужа и, оставляя за собой красные следы, направилась к болоту.

– Отомстим, Дамирушка, за все отомстим, – прижимая к сердцу голову любимого, приговаривала она.

Схватки накатывали все чаще и чаще и остаток пути, Олена уже ползла на карачках.

Вот и завиднелись болотные огоньки… Не касаясь земли, огоньки плавали в воздухе и ласково мерцали нежно-зеленым светом. Наполняя душу невиданным доселе спокойствием, они так и манили за собой, но знала Олена, обманчивы коварные огоньки; завлекут, притянут, и не выбраться потом из трясины. Ни шага с тверди делать нельзя.

А так же знала, с болотным духом можно договориться, но взамен потребуется отдать самое дорогое…

– Болотница, прими от меня дар. Это самое дорогое, что у меня есть сейчас… Поклонившись, Олена положила на землю голову мужа и брошь с камнями такой невиданной красоты, что полыхнули они дивным цветом и вроде как ярче на болоте стало. Замшелая коряга, торчавшая посреди болота вдруг шевельнулась… Чавкнула болотная жижа, и увидела Олена; шагает к ней не то девица, не то старуха, не то девочка совсем. И даже когда Болотница подошла так близко, что запахло багульником, Олена так и не смогла понять; стара та, или молода. Запах болотного цветка дурманил голову, путал мысли и тяжелил веки сном.

Ох, недаром называют его сонной одурью…

А Болотница тем временем разглядывала подношение, то нюхала, то чуть ли на зуб не пробовала.

– Это и есть твой дар? – спросила она.

– У меня больше ничего нет, – прошептала Олена, и чтобы не видеть, как Болотница вертит в руках голову мужа, закрыла глаза.

«Это все сон… – навеял запах багульника радужные думы. – И захватчики эти, и кровавый тын и все, все со-о-н…»

– Чего просишь? – превратившись в старуху, проскрипела болотная дива.

– Отомсти ордынцам за смерть наших мужчин. Выпей из них кровь и лиши разума! – в лютой злобе прошипела Олена.

Вот теперь-то она и выплеснула всю злобу и ненависть. Всю горечь и бессилие. Надо было, чтобы и Болотница учуяла ее исступление. Учуяла и прониклась…Вот теперь-то можно выть зверем… Олена так и сделала; закинув голову, она завыла так, что почти испугала болотную диву. Завыла, заскрежетала зубами… В этом крике было все; и боль за погубленную жизнь, и тоска по любимому… и мука от схваток, что уже не прекращались.

– Нет! – Олена схватила Болотницу за руку. – Нет… лишить их разума, это очень милосердно! Пусть мучаются. Мучаются так, как страдают сейчас сотни женщин. Как страдали наши мужья и отцы! Пусть их душа холодеет от ужаса, что посмели они ступить на наши земли погаными ногами своими. Ироды-ы-ы-ы! – выгнувшись, завопила роженица. – Мы с Дамиром только жить начали. Не нагляделась я в его синие глаза, не надышалась с ним одним воздухом! Сердце эти звери мне вынули! Заживо убили-и-и-и!

– Милая, да ты рожаешь, – раздался ласковый голос и, открыв опухшие от слез глаза, увидела Олена, ни молода и ни стара Болотница. Где-то посередке… Но хороша, сил нет! Глаза, как у сокола ее, синь непроглядная, а волосы светло-русыми волнами по земле стелются.

– Какая же ты красивая, – ахнула Олена.

Усмехнулась туманно синеокая дива.

– Пусть дочка твоя, придя в этот мир, красоту увидит. Пусть поселится в ее душе тяга к светлому и прекрасному.

– А какой толк в прекрасном, если в одну секунду тебя всего лишить могут? – опять заклокотала в груди жгучая ненависть, да так заклокотала, что дыхание перехватило и тут новая, мощная схватка скрутила Олену.

Казалось, слышно, как трещат кости, выпуская ребенка на свет божий.

– Откуда знаешь, что дочка? – сжав ладонь Болотницы пуще прежнего, еле слышно произнесла роженица.

– Не разговаривай, силы береги. Слаба ты очень… – тревожно вздохнула синеокая.

Вздохнула и, вытянув к болоту свободную руку, прошептала непонятные слова. Рука тут же превратилась в змею и устремилась вглубь трясины.

– Принеси мне аир, – приказала Болотница.

Вскоре вернулась рука-змея обратно, неся в пасти-пальцах ярко-зеленые мясистые листья.

– Отпусти на минутку ладонь, – попросила дива.

– Не могу, – отчаянно замотала головой Олена.

Понимающе кивнув, Болотница снова произнесла какие-то слова. Неприятно захрустело надплечье, выпуская из себя третью руку, а синеокой хоть бы хны; как ни в чем не бывало, перетерла между ладоней волшебную траву, да и смазала целебным соком роженице виски, лоб и губы.

Пряный и жгучий аир притупил боль и вернул силы. Хоть ненадолго, но вернул…

Громкий крик новорожденной всколыхнул болотные огоньки, и закружили те, недоумевая…

Не слышали они таких жизнеутверждающих возгласов на болоте. В этих местах не принято так орать. Вот преисполненные страхом смерти вопли о помощи, то, другое дело… Эти вопли всегда радовали и заставляли светиться ярче прежнего. А тут, что такое? Что произошло с их владычицей, что возится она с этой смертной? За мертвую голову и за брошь какую-то? Так, то не дар, а так… Неспроста уцепилась хозяйка за земную женщину, ох, неспроста!

– А ну-ка затихли там! – рыкнула Болотница в сторону трясины. – Раздумались тут, не пробраться!

Испуганно вздрогнув, огоньки разбежались и попрятались за пни, да кочки.

Обнимая ребенка, Олена плакала.

– Дамирушка, вот доченька наша, – поднеся младенца к голове мужа, прошептала она.

Но незрячи глаза у милого и молчаливы уста. Крепко запечатала их смерть…

Знала Олена, близка встреча с любимым. Не дойти ей обратно; сил нет, да и крови много потеряла. Вот и у доченьки кулачки уже холодные-прехолодные…

– Ледушка, кровиночка, прости, – крепко прижав ребенка к груди, Олена с мольбой взглянула на Болотницу. – Спаси нас, не осилю я путь… Околеем мы..

– Это уже вторая просьба, – печально отозвалась та. – Сама решай, что выбираешь; месть, или спасение? И еще пойми, помощь моя только в том будет, что дам тебе сил до дому добраться. А дальше что? Мертвых оживлять мне уже не под силу. Думай хорошенько, думай…

Протяжно застонав, Олена закрыла глаза.

«Сокол мой, подскажи, как быть? Разницы-то никакой, где смерть встретить. Здесь на болоте, или дома…»

– Есть выход, – сжалилась Болотница. – За дары твои, возьму вас с дочерью к себе.

И не будет вас ни среди живых, ни среди мертвых. Не пугайся, – поспешила успокоить она, заметив, как вздрогнула при этих словах Олена. – Это не так страшно, как кажется. Многому научу, многое покажу. Соглашайся! А ордынцам сами отомстите. Уж мстите, как душа пожелает, не ограничивайте себя ни в чем. Тебе понравится, обещаю…

– Согласна! – выпалила Олена. – И быстрее, пока я не передумала. Мне жутко до одури…

Обнимая и баюкая дочку, молодая мать дрожала от страха перед неизвестностью.

Еще бы, идет в услужение к Болотнице…

– Не в услужение, милая, нет, – улыбнулась болотная дива. – Считай меня своей наставницей, если потом захочешь, то и подругой, только рада буду. Но уж никак не хозяйкой. Сама владычицей топи станешь. Выбирай любую…

Замерла Олена от таких слов; уж никак не собиралась быть царицей болот…

– Что же я, Болотницей стану? – осипшим голосом спросила она.

Вот и голос сел… Немудрено, сколько времени на промерзшей земле лежит. Да и дорога сюда неблизкой была и тяжелой, хотя и толком не помнит, как дошла до топи.

Горечь, тоска и боль напрочь стерли из воспоминаний нелегкий путь. Да и правильно все… И решение она приняла верное… Ведь сейчас только болотная дива удерживает ее с дочкой в мире живых. Чувствует Олена тепло, что идет от рук синеокой и от волос ее длинных, что обвили, словно коконом и согревают. Без нее давно б околели…

Ничего ужасного, Болотницей, так Болотницей… Зато как отомстит ордынцам! Ох, сладка будет месть, сладка-а-а!

Заметив хищную улыбку на лице молодой матери, болотная дива довольно кивнула, а потом взяла брошку, что принесла в дар Олена, и, положив ее на ладонь, стала поворачивать украшение и так и эдак, любуясь цветом камней.

– Знаешь, как называется этот камень? – спросила она. – Болотным, да еще бронзовкой. Видишь, как играют зеленым? Вот вроде и синий цвет есть, и желтый, и красный, а зеленый поверх стелется, как огоньки наши болотные… Видишь?

– Вижу, – зачаровано отозвалась Олена.

А ведь действительно, зеленый оттенок ровно так покрывал остальные цвета, будто и им волю давая, но в тоже время, показывая; он-то все равно тут главный.

– Вот откуда у тебя эта брошь? – зажав украшение в руке, вдруг грозно произнесла Болотница.

– От матушки досталась…

– Вот то-то же. Так что брось душевные метания и не сомневайся в выборе. У вас же в роду только девочки рождались?

Нахмурилась Олена, припоминая. А ведь верно говорит синеокая, одни девочки в роду.

Каждая прародительница рожала по одной дочке. В детстве Олена частенько изводила матушку просьбами о сестренке, или братике.

– Вот изымучая! – не выдержав, воскликнула как-то мать. – Что на роду прописано, то и есть. Не будет у меня больше детей. И ты, голуба, тоже одну единственную народишь. Так что не приставай с просьбами своими! Чуть подрастешь, так подробней растолкую.

Но не успела мама растолковать; брошку перед смертью передала и прошептала;

– Не теряй, спасет она тебя в черный час, но и расплата будет…

Больше ничего и не успела добавить, запечатала смерть уста.

– Так что, милая, на роду написано тебе стать Болотницей.

– А если бы я не пришла, да не попросила?

– Но ты же пришла, – вложив Олене в ладонь брошку, синеокая ободряюще улыбнулась. – Я тоже когда-то была земной женщиной и так же как ты в свой черный час пришла на болото. Только у меня другая вещица, – и, приподняв волосы, показала серьги висячие, что мерцая болотными огоньками, украшали ее уши.

– У кого-то кольца, у кого-то ожерелья, – опустив волосы, продолжила Болотница. – Все мы были когда-то простыми людьми. А ты, небось считала, что лешие, домовые, русалки из ниоткуда берутся? Или рождаются такими? Нет, то обычные люди, что по каким-либо причинам ими становятся.

– Ну, не совсем обычные, если им под силу такой переход, – возразила Олена.

Теперь она уже не сомневалась и не терзалась. Уж если предначертано, то, что же теперь? Главное, что Ледушка при ней будет.

Болотница внезапно нахмурилась и прислушалась.

– Уверен в своем решении? – внезапно произнесла она.

Встрепенулась Олена, хотела было спросить, а к кому вопрос такой странный, но синеокая приложила к губам палец и тихо так головой качнула.

– Тоже просишь отмщения за поруганную землю и за слезы любимой? – продолжила Болотница разговор с кем-то незримым. – Хорошая вы семья. Духом сильны оба. Надеюсь, что дочка ваша Леда такая же вырастет. Если захочет вырасти, – добавила она совсем уж непонятное.

– Уговорил, только пристанище тебе найти надо, – остановив взгляд на мертвой голове, болотная дива мрачно ухмыльнулась.

– Нашла! – и, продолжая ухмыляться, взяла в руки голову. – Хороша задумка! А с Мареной я договорюсь, не переживай! У нее и без тебя работы по горло; столько воинов через реку Смородину переправлять.

– Ты с Дамиром разговариваешь? – догадалась Олена, и замерла в ожидании ответа.

– Да. Рядом твой любимый и отныне вы всегда вместе. Душу его прячу в эту голову, а голову превращаю в камень.

Стоило ей произнести это, как голова Дамира и в самом деле обратилась в белоснежный камень с красными вкраплениям, будто кровью кто забрызгал и если приглядеться, то вполне можно увидеть в камне человеческую голову; прикрытые глаза, прямой нос, сжатые губы и высокий лоб, перетянутый витым очельником.

– А теперь приготовьтесь, девочки. И брошку крепче держи, не потеряй, – склонившись над Оленой, Болотница с силой втянула в себя воздух. – Выпиваю ваше дыхание и переношу его в другой мир…

С этими словами исчезла и болотная дива, и Олена с дочкой. Остался только примятый, да пропитанный кровью мох, на котором отчетливо проступал женский

силуэт.

Гава 6. Продолжение легенды. Месть.

Вскоре странные и непонятные вещи стали происходить в лагере ордынцев; поутру с десяток трупов обязательно да будет! И не заколоты, не зарезаны, не задушены.

Просто мертвы, а от чего, непонятно. И что примечательно, у всех покойных лица такой гримасой ужаса обезображены, словно перед кончиной к ним сам дьявол приходил и останавливал сердце. Паника в рядах иноземцев нарастала с каждым днем. Собралась кучка воинов и бухнулась в ноги Батыю, так, мол, и так, повелитель, уходить отсюда надо, пока все не полегли от мора непонятного. Может, сами того не ведая, лихо какое разбудили; чужие леса, чужие реки и болота, как знать, вдруг нечаянно, да привели в движение силы темные?

Послушал воинов Батый, брови нахмурил и рассмеялся.

– Я-то думал, мое войско из храбрых волков состоит, а выходит, ошибся; кругом одни лишь трусливые зайцы! Хватит выдумывать! Посты усилить, да поменьше пейте забродившее молоко бешеных кобыл!

Дальше еще ужаснее стало. Видно семейка мстителей крепко вошла во вкус и пошла вразнос. Может фантазия в них проснулась… Такой своеобразный черный юмор…

Тетерь поутру мертвые ордынцы были аккуратно уложены; тела в одной куче, головы в другой… Глаза, уши, носы… все по кучкам. Резвилась новоявленная Болотница Олена со своим мужем и дочкой от души. Выплескивали в поступках весь гнев и горечь.

Дальше кучки только прибавлялись. Вырванные сердца, селезенка, печень…Оторванные руки, ноги… Это какую же силу надо иметь, чтобы не отрубить, а оторвать?

А потом уже… и говорить неудобно… Когда ордынцы увидели кучу из детородных мужских органов, то тут уж их совсем оторопь взяла.

Самое интересное, и в засадах, не смыкая глаз, сидели ночи напролет, так все одно; каждое утро новое кровавое зрелище. Ох, и поредели ряды чужеземцев, сильно поредели. И непонятно чем бы дело закончилось, но наконец-то терпение у Батыя лопнуло; обнажил хан саблю и, вращая глазами, прорычал:

– Покажись, если не трус! Давай биться лицом к лицу!

– Нынче ночью жди, приду! – пронеслось ураганом.

Смерч втянул в себя разложенные кучи, да еще с десяток живых прихватил, пронес несколько метров, да и рассыпал по полю.

– Клянусь, я убью тебя! – брызгая слюной, взревел Батый.

Только хохот, запредельный хохот, бьющий со всех сторон в уши, раздался в ответ.

– Собака, – в бессильной ярости заскрежетал зубами хан. – Никому в ночь не спать и не жалея костры палить, чтобы светло как днем было! – прокричал он воинам.

Вот и подкралась незаметно ночь, и хотела было укрыть лагерь темным одеялом, но спугнули ее костры, что видимо-невидимо запалили испуганные ордынцы. Отползла ночь, притаилась в кустах, да деревьях. Светло в лагере, а нет, нет, промелькнет на окраине неприметная тень, зашуршит трава. То и дело озираются ордынцы, глаза во тьму, как могут, таращат. Но нет никого… может, зверек, какой пробежал…

Держа оружие наизготовку, снова усаживаются к кострам и ведут речи о том, что уходить нужно отсюда.

Гиблые здесь места, проклятые… Леса непролазные, топи непроходимые… Озеро это, что притаилось, будто чудище какое, со своими берегами, плесами, да излучинами. Подходить страшно, того и гляди схватит нечисть какая и утащит на дно.

А шорох камыша? Все шелестит и шелестит, словно крадется по нему кто. Тут тебе не степь, где кинешь взгляд и все до самого горизонта как на ладони. Здесь ухо востро держать надо, да и хорошо бы еще глаза на затылке иметь… Что за места такие и как тут люди живут? И они-то, за каким бесом сюда пожаловали? Вот такие мысли все чаще и чаще стали посещать ордынцев. Эх, если бы узнал об этом Батый, голову с плеч сразу…

Внезапный вопль мигом отвлек от тягостных и негеройских дум и поставил все войско на ноги. Что случилось, кто так кричит?

– На минуту всего отошел, вернулся, а возле костра никого нет, а по траве, как волоком тащат кого-то, – показывая саблей в темноту, рассказывал молодой ордынец. – Я факел зажег и вослед пустился, а там! – и, закрыв руками лицо, воин завыл от страха.

– Не вой, как баба! – рявкнул хан. – Кого там видел, говори!

– Думал сначала, зверь какой на груди у брата сидит. Подкрался ближе, а то ребенок!

Девчонка маленькая прямо в шею брату впилась. Услышала мои шаги, обернулась, да как ощерилась. Зубы острые, что наконечники на стрелах и кровь с них капает, капает… Шикнул я на нее, а она вскликнула так тоскливо, что сердце похолодело и, обратившись в птицу, улетела, а от брата одна оболочка осталась. Как паук из мухи, все эта нечисть из него высосала!

Подошли ордынцы поближе, чтобы разглядеть покойного и застыли от ужаса. Много там воинов лежало и все как один, высушенные; чуть тронешь, рассыплются и прахом развеются. Тут ветер дунул, покатились мертвые тела по земле, словно трава перекати-поле. Погасли костры во всем лагере и раздались шаги до того тяжелые, что заходила под ногами твердь. Выглянувшая луна осветила огромного и могучего богатыря, что шагал среди шатров и разбрасывал ногами тлеющие головешки. Ростом богатырь был с хорошее такое дерево. От такого зрелища и Батый оробел. Но негоже ему показывать страх перед воинами, негоже. Вышел вперед хан и крикнул что есть мочи.

– Кто такой?

– Тот, кто уничтожит твое войско, – ответил богатырь.

– Убью тебя, – в бешенстве зарычал Батый. – Нас много, а ты один.

– Нельзя убить мертвого, – произнес странный гость и, достав луну, притянул ее ближе.

Увидели ордынцы печать смертного лика на челе пришельца; прикрыты глаза, сжаты губы, а на шее темная борозда из которой капает кровь густая, вязкая и превращает землю под ногами в болото. Насладившись ужасом врагов, богатырь выхватил у Батыя саблю, полоснул себя по горлу и, сняв голову, вытянул ее перед собой, да принялся водить из стороны в сторону. Голова же открыла мертвые глаза, разжала губы и, сплюнув кровавый сгусток, хрипло произнесла:

– Я их вижу, хозяин!

– Убей их, – приказал богатырь и кинул говорящую голову прямо в скопище ордынцев.

Причем, если голова разговаривала, как и положено ртом, то у хозяина ее голос выходил из мощной груди. Такой раскатистый, будто гром в небе, такой оглушительно-гулкий, как камнепад в горах.

– Слушаюсь, хозяин! – радостно оскалилась голова; синие глаза полыхнули алым, взвились льняные кудри, перехваченные витым очельем, и полетела она на ордынцев.

Те давай саблями махать, пытаясь сбить ее, но куда там, только товарищей своих в капусту порубали. Искусно увиливая от острых клинков, голова хохотала и промежду делом отгрызала ордынцам уши и носы. Не выдержали чужестранные воины, побросали оружие и бросились бежать в панике кто куда, и за много верст были слышны их истошные вопли:

– Канават! Канават!

Что на татарском означало; кровавая голова.

Следующим утром Батый собрал остатки своей армии и повернул к своим степям, но

и по дороге немало народу потерял. Возле каждого леса поджидала их девица красоты невиданной; синеокая, да русоволосая. Стояла, кланялась, песни красивые пела, в которых обещала великих воинов накормить и спать уложить, и богатства несметные, что в лесу схоронены, показать. Понял Батый, нечисто дело и приказал воинам не внимать сладким речам. Да куда там, воины, очарованные девицей уже и не слышали хана и, устремляясь за наживой, попадали в болота непролазные и вместо яств и богатства встречались лицом к лицу со смертью лютой.

Тот страшный и кровавый забор дал впоследствии название селу в Осташковском районе Тверской области. Кровавый забор, кровавый тын, Кравотынь.

Вот и стоит до сих пор деревня Кравотынь на берегу Кравотынского плеса Селигера…

Глава 7. Артефакт.

Положив подбородок на сцепленные ладони, Олег молчал. Максим и не торопил его, помня, какое впечатление произвела на него эта легенда, когда он впервые услышал ее от брата Арсения, того самого монаха, что нашел его среди топи.

– Хорошо, – наконец произнес новый знакомый. – Хорошо! Допустим, я поверил в этот бред… Хочешь сказать, что дядька нашел-таки этот камень? Зачем он ему?

– Вот те раз! Сам же говорил, что он был охотником за различными артефактами! И думаю, что услышав легенду, он задался целью найти канават.

– Да за каким чертом он ему здесь нужен? Татар гонять?

– Мда-а-а, – разочарованно вздохнул Максим. – Далекий ты человек от всего мистического и волшебного. Вот твой дядька наверняка знал, что некоторые артефакты исполняют желания. А теперь подумай… Твой дядя, как его звали, кстати?

– Семен.

– Отлично! Дядя Семен всю жизнь таскался по разным странным местам. Он был богат настолько, чтобы соорудить такой дом?

– Да о чем ты говоришь, – отмахнулся Олег. – Нет, конечно. Книги у него были, много книг. Старинные, огромные такие фолианты. Все читал там что-то, читал, вот и прочитал на свою голову. Я же тебе рассказывал, что на Селигер он несколько лет подряд ездил, а потом, как отрезало. Осел на родине и давай этот дом строить, а потом и вовсе меценатом заделался! Даже не представляешь, как его в нашем городе уважали.

Сколько он добра людям сделал. А столько народу на похороны пришло! Мало того, что погребли на Тихвинском, так еще и мемориал такой отгрохали, что мне совестно стало! Мне же и пальцем ворохнуть не позволили! Город в знак безмерной благодарности все сам сделал. А у меня к тому времени свой банк был. Вот думаю, что без дядиной помощи здесь не обошлось. Знал он мою способность и тягу к цифрам. Вот дай мне рубль, я из него мигом сто сделаю. Как-то так…

– А ты тоже меценатствуешь? – поинтересовался Максим.

– Конечно, а как иначе?

– Теперь понятно, почему приняв на грудь, не боишься садиться за руль…

– Ой, ладно, что я там принял-то? – шутливо возмутился Олег. – А вообще я так никогда не делаю, честно. Просто встреча с тобой немного из колеи выбила…

– Так… – встряхнув головой, Максим нахмурился. – Мы немного отошли от темы…

Значит, дядя Семен находит на Селигере канават и привозит его сюда. Здесь же, просит его об исполнении желаний. Большой дом, много денег, яхта, и так далее… Камень исполняет, но что-то требует взамен. Помощь людям?

– Не, дядька и так добрым был, – не согласился Олег. – Помню, всегда говорил, что были бы у него деньги, то не жалел бы и помогал нуждающимся.

– Знаешь, мечтать, когда у тебя нет денег, и выполнять, когда они вдруг появились, это совсем разные вещи…

– Кстати, да, – печально усмехнулся хозяин. – Жадность людская безгранична…

Ну и что по твоему мнению мог потребовать камень?

– Да я откуда знаю! – Максим опять вскочил и засновал по гостиной. – Вообще не понимаю, как дядя Семен смог к камню подобраться? Как? В камне же душа Дамира и он неотступно с женой и дочкой. Как ему удалось взять камень и увезти его, да еще заставить желания выполнять? В голове не укладывается.

– Ой, и не так далеко и увез! Всего-то с одного болота на другое перетащил! Но хитрым дядька был до чертиков, – признался Олег. – Может, хитростью как-то…

– Добрым, хитрым. Хорошие качества, – подойдя к рифленым стенам, Максим снова принялся водить по ним рукой. – Сдается мне, не вернул твой дядька камень! Стало быть, канават где-то в доме. Только вот, где?

От такой неожиданной новости, Олега прямо-таки выбросило из кресла.

– Думаешь, эта гадость до сих пор здесь находится?

– А что, сразу гадость? – возмутился постоялец. – Вы тут благодаря этой голове можно сказать в шоколаде живете.

– Ага, и в полном одиночестве…

– Не забывай, что и кровавая голова тоже в одиночестве находится… – произнеся эти слова, Максим уставился на хозяина. – Блин… – ошарашенно протянул он. – Так может канават специально создает одиночество для хозяина, чтобы его вернули на родину?

– Да ничего себе у него методы! – заорал Олег. – Или в воду, или в болото и с концами? Он же по легенде хороший, этот Дамир. Так почему так? Или это плата за просьбу? Так предупреждать же надо!

– Я тебя понимаю, – устало отозвался Максим.

Он вдруг почувствовал приближение дикой головной боли. Мысли начали путаться, звон в ушах и далекий голос…нет скорее песня, что настойчиво преследовала его с самого детства.

Так хотелось расслышать слова этой песни…

Ах, до чего был необыкновенен мотив и нежен голос…

Перед ним замаячило встревоженное лицо Олега.

«Надо предупредить его, чтобы не пугался…» – успел подумать Максим и, с трудом удерживаясь на ногах, вцепился хозяину дома в плечи и прошептал:

– По ходу я сейчас отключусь. Просто следи за мной. Наверняка рвану на кладбище…

Нет, там я уже сегодня был. Просто следи, хорошо? И запомни; про воду, болото и с концами… не могу пока… – и парень обмяк.

Легко дотащив его до дивана, Олег уложил гостя, а потом долго сидел рядом, вглядываясь в бледное лицо юноши, все думая и гадая, ну почему же он кажется ему таким знакомым? Эти острые скулы, длинные темные ресницы и красивый размах бровей. И главное цвет глаз…

Такой же редкий, как у его Любаши. Такой ярко-бирюзовый, как у актрисы Анастасии Паниной, которую Олег постоянно сравнивал со своей женой. Не жену с актрисой, а актрису с женой. Не Люба была похожа на Панину, а Паниной повезло немного быть схожей с Любашей.

Вот она любовь, любовь, а потом раз, и с концами…

И только сумочка посреди болота…

Олег нахмурился. Что там Максим пролепетал перед обмороком? Вода, болото и с концами? О чем это он? Бредил, может…

Ладно, придет в себя, расскажет…

Заварив крепкий кофе и набив трубку восточным табаком, Олег уселся в кресло и, закинув ноги на столик, приготовился наблюдать и ждать. Но ничего сверхъестественного и непонятного не происходило. Максим спокойно спал всю ночь, и только перед самым пробуждением ему все-таки удалось напугать Олега, который к тому времени уже расслабился и никаких особых вывертов не ожидал.

Глубоко вздохнув, Максим вздрогнул и зашевелился.

– Выдрыхся? С добрым утром! Всю ночь тебя сторожил, сторожил… – потягиваясь, Олег хотел было отмочить какую-нибудь хохму, но встретившись с темными глазами гостя, прикусил язык.

А с чего он вообще решил, что у этого парня глаза-бирюза? Совсем, что ли вчера запарился? Темные, как чертова ночь…

Такие же темные, как у дядьки покойного…

Да что за наваждение такое, в самом деле?

– Максим? – осторожно позвал Олег.

– Голова в сейфе в кабинете. Код, день рождение Никиты. Вперед, охламоны, расселись! – рявкнул гость голосом дядьки и снова отключился.

Максим продолжал сладко посапывать, а Олег буквально завис в потягушках: руки и ноги судорогой свело. Попытался вылезти из кресла, путем переваливания тела через подлокотник, но удачная на первый взгляд задумка провалилась; он плашмя грохнулся на светло-серый ковер. Мягкий ворс чуточку смягчил падение, но удар по самолюбию ему смягчить не удалось.

Проснувшийся от грохота Максим, обалдело разглядывал хозяина дома, что лежал на ковре и вымученно улыбался.

– Ты чего? – растирая заспанные глаза, спросил гость. – Зарядка?

– Угу, – пропыхтел тот и, вдруг, раскинувшись звездой, облегченно выдохнул. – Отпустило…

– Кто?

– Да никто, – бодро вскочив, Олег склонился над постояльцем. – Так, глаза бирюзовые… ага… Сказать мне ничего не хочешь?

– Я что, ходил куда, да? – догадался Максим.

– Нет, в этот раз ты поменял цвет глаз и разговаривал голосом дяди Семена.

Отбросив плед, Максим тут же вскочил с дивана.

– Да ты что? А что сказал-то?

– Что голова в сейфе и даже код назвал! Еще обозвал охламонами и велел не рассиживаться! Кстати, охламоны, это любимое дядино словечко.

– И мы еще не в кабинете? – подпрыгнув от нетерпения, Максим завертелся на месте. – Куда бежать? Где он?

– На третьем этаже! Перед смертью дядька стал земли бояться, потом покажу, почему, – пояснял Олег на бегу.

Ворвавшись в кабинет, мужчины огляделись. Ничего похожего на сейф не наблюдалось.

– Загадка на загадке, – недовольно буркнул Олег. – Есть какие-нибудь мысли, провидец? – и обернулся к подельнику.

Максим же неотрывно смотрел на висевшую на стене фотографию.

– Это ты с женой и сыном?

– Да, это я с Любашей и Никиткой. Как раз перед отъездом на Селигер. Последняя фотка, где мы вместе…

– А сколько Никитке было, когда он потерялся? – спросил вдруг Максим.

Вот так именно так; не утонул, а потерялся. Сам сказал и сам же опешил и, пожав плечами, недоуменно посмотрел на Олега.

– Слушай, я сам не знаю, почему так вырвалось…

– Да забей, – в отчаянии отмахнулся тот. – Так даже лучше… Никитке как раз три годика исполнилось. А к чему ты спрашиваешь?

– Да так… просто подумалось…

– Что подумалось-то, говори! Может мы с тобой об одном и том же думаем!

– Ну… – замялся Максим. – У вас сын пропал, а меня монахи нашли… Вот и подумал, а вдруг? Да, забудь, ерунда… Как я с пляжа мог на топь попасть, это первое, а второе; Никитка летом пропал, а меня уже поздней осенью нашли. Заведомо бред…

– Погоди, – зацепился за версию Олег. – Тебя в каком году нашли?

– В девяносто девятом…

– Не, Никитка в девяносто шестом потерялся… – вздохнул хозяин. – А сколько тебе было, когда нашли?

– Ну, так как свидетельства о рождении у меня с собой не оказалось, то навскидку дали три года. Так что, фуфло, а не версия, – огорченно признался Максим.

– Мда… Жаль… – согласился Олег. – Я бы обрадовался такому сыну… Жаль… – повторил он. – Уж монахи твои наверняка отличили бы трехлетку от шестилетки…

– Наверное, – уныло отозвался несостоявшийся сын, и, подошел ближе к фотографии – А можно я ее сниму? – попросил он.

– Снимай. Интересное что увидел?

Кивнув, Максим осторожно взял фотку в руки и, разглядев украшение на платье у Любы, почувствовал, что его окатывает горячая волна.

– Брошь! – прошептал он.

– Сейф! – в унисон радостно проорал Олег.

Максим не сразу сообразил, какой сейф, при чем тут сейф… тут брошь на платье…та самая, с камнями болотными, или бронзовкой…

– Сейф под фоткой! Сейф! – тыча рукой в стену, все повторял и повторял хозяин.

Не в силах оторвать взгляда от фотки, постоялец растерянно кивнул.

– Ну, код набирай… Чего орешь-то?

Набрав цифры рождения Никитки, Олег замер в ожидании.

Мягко щелкнули замки, и сообщники в немом благоговении уставились на камень.

Да, он был точно такой же, как и говорилось в легенде. Белый с красными вкраплениями и очень похож на голову мужчины. Молодого и красивого…

– Черт подери… – вздрогнул от неожиданности Олег. – Он реально существует! Атас! И что делать? – обернулся он к Максиму. – Я его в руки не возьму…

– Почему?

– Да фиг его знает, почему… Считай это инстинктом самосохранения…

– Ладно, давай пока трогать не будем. Посмотри, там вроде конверт лежит. Его-то ты можешь достать?

– Почему я?

– Извини, но ты хозяин в этом доме.

– Аргумент… – стараясь не дотронуться до камня, Олег легко выудил из сейфа конверт. – И что тут у нас? Волшебные слова, как просить у головы желания?

Нет, то были не слова; в конверте лежал снимок с изображением той самой брошки, что украшала Любино платье на фотке. Вот теперь-то Максим смог разглядеть ее как следует. Ошибки не было, то самое украшение, что дал ему перед его отъездом в город брат Арсений.

И странно так дал…

Глава 8. Воспоминания.

…Поезд вот-вот тронуться должен, проводница уже вовсю горланит, чтобы провожающие покинули вагон, а Арсений все сказать что-то хочет, да не решается. В самый последний момент вытащил из рясы какую-то вещицу мелкую в тряпицу обмотанную, и сунул Максиму в руки.

– Держи, твое это, но в тоже время и чужое… Я тебя с ней на болоте нашел. Вот она и приведет куда надо. При людях не разворачивай, спрячь подальше, а если в городе что непонятно станет, или помощь понадобится, всегда рады тебя видеть. Помни об этом… Крепко обняв найденыша-приемыша, Арсений выскочил на перрон и долго еще шел рядом с медленно ползущим вагоном, то и дело, осеняя его крестом.

Соседи вначале с интересом поглядывали на задумчивого пассажира, которого провожал монах, наверняка из той самой Ниловой пустыни. Потом их любопытство угасло, и каждый занялся своим делом; кто завалился спать, кто чаи распивать принялся.

А Максим, сжимая в ладони тряпицу с неизвестно чем, так и сидел истуканом до самого Санкт-Петербурга и только перед самой высадкой очнулся и засунул ее глубже в сумку, и забыл.

Когда в городе заплутал, замерз, то за свитером в сумку полез и руку обо что-то поцарапал. Теперь ясно, об брошку эту. Ведь тогда еще Антон заметил кровь на руке и проблемным обозвал. Прав был бывший друг, который потом без объяснений съехал с квартиры и перевелся в другую смену. Может, Максиму и казалось, что они дружили… Что он знает о дружбе? Он, выросший среди братьев-монахов? Там в монастыре все иначе…

Когда же он понял, что передал ему Арсений? Зажав фотку, Максим рукой нащупал кресло и не глядя уселся. Когда же он увидел эту чертову брошь? Теперь-то сомнений нет; именно ее передал в поезде брат Арсений. Так, когда же, когда? Сжав зубы, парень застонал от бессилия. Догадавшись, что постоялец вот-вот вспомнит нечто важное, Олег примостился рядом и принялся терпеливо ждать.

…Максим с таким рвением взялся за любимую работу, что совсем забыл про лежавший посреди комнаты баул; брошенный, позабытый и даже капельку несчастный. А уж про загадочный сверток, что передал Арсений, так и вовсе запамятовал. В тот вечер Антон слинял в самый навороченный в городе клуб и наконец-то Максим остался один и выдохнул спокойно. Вроде компанейский этот Антон, но иногда напрягал. Теперь можно и баулом заняться. Разбирая сумку, Максим аккуратно складывал вещи на полки в старый, престарый шкаф. Такая допотопина хорошо бы подошла для интерьера в каком-нибудь мистическом фильме.

– Наверняка до нашей эры создан, – все бурчал Максим, и, потянувшись за последней стопкой белья, почувствовал боль в ладони.

Футболки и носки веером рассыпались по паркетному полу. Вонзившись острием прямо в линию жизни, из ладони торчала женская брошка. Чужая, незнакомая брошка.

Чертыхнувшись, Максим выдернул невесть откуда взявшееся украшение и замер, разглядывая удивительные по своему цвету камни, которые переливались различными оттенками и напоминали панцирь бронзовки. Жук такой есть… Каким цветом только не играет его панцирь; синим, золотистым, немного розовым и даже желтым, но все равно остается стойкое впечатление зеленого! Но откуда в его сумке взялась эта красивая вещица? Не в силах оторвать взгляда от искрящихся камней, Максим сел на диван. Кровь тонкой струйкой капала на разбросанную одежду, а он все сидел истуканом…

…Почему-то сразу вспомнился родной край и озеро Селигер, что плескал темно-синие волны прямо в лицо и уволакивал на мутное дно.

– Никита! Никитка! – звали его с берега…

Да нет, не его… Он же Максим…

А на самом дне ждала девчонка; приложив палец к губам, она протянула ему руку и они поплыли куда-то… Очень явственно вспомнилось ощущение холодной ладошки незнакомки в одной руке, а в другой какой-то острый предмет, который он потихоньку взял, чтобы поиграть. Уж больно ему понравилось, как переливаются зеленые камни…

Непонятно чьи воспоминания так резко ворвались в сознание, что у Максима перехватило дыхание, а потом резкий спазм скрутил желудок и его вырвало.

Вырвало водой, пахнувшей тиной, песком и болотом…

Дышать сразу же стало легче.

Захотелось спать… Дико захотелось спать… Сжимая в руке найденную брошку, Максим уткнулся носом в мокрые вещи и вырубился.

Мокро и сыро…

«Фу, лежу в своей блевотине, как дурак последний», – не открывая глаз, Максим попытался встать.

Ноги заскользили, и он еще раз уткнулся носом, но на сей раз не в вещи, а в землю.

Моросил мелкий дождь… Вот так он впервые оказался на кладбище возле могилы незнакомой женщины, мило улыбавшейся с фотографии.

– Твою ж налево… – едва держась на ногах, произнес Максим. – Что еще за фигня?

Похлопав по карманам, понял, сотовый и ключи благополучно остались дома.

– Да какого рожна? – бессильно прошептал он, и, ориентируясь на звуки машин,

направился к невидимой пока дороге.

Правую ладонь саднило. Разжав пальцы, Максим в изумлении уставился на брошку и события вчерашнего вечера потихоньку возвратились. Разбирал сумку, поранился о брошку, потерял сознание. Сознание терял странно и с галлюцинациями. Антон, что ли, ерунду какую-либо подсунул? Наверняка балуется колесами разными, о которых Максим, выросший в глубинке, и не слыхивал. Отключился вечером, а сейчас уже утро. Сколько же он здесь провалялся? Как попал сюда?

Обхватив руками трещавшую голову, Максим замычал. Непонятно, как же все непонятно… Зачем только братья монахи отправили его в этот огромный город? Как же хорошо ему на озере Селигер, на острове… Так нет же, направили сюда, сказав, так надо и именно здесь он найдет то, что скрывает его память, а если выражаться менее витиевато, то Максим попросту найдет ответы на свои вопросы.

Какие ответы он может здесь отыскать? Брошка эта непонятно откуда свалившаяся, могила незнакомки… Это и есть ответы? А вопросы у Максима были, самые что ни на есть простые. Как он оказался один в лесу? Почему его не искали мама с папой? Были ли они у него? А если были, то где они? Бросили ребенка в лесу, среди болот и успокоились? Почему? Вот такие вот вопросы…

И с чего это братья-монахи решили, что именно в этом городе он найдет ответы? Ну не иначе, как озарение на них снизошло… А как еще объяснить? Она там все немного с приветом, прости Господи. Но Максим их любил, и они относились к нему как к сыну. Любили, баловали, а потом взяли и выпроводили в этот город. Шумный, ужасный, после той тишины-то…

Так думая, Максим незаметно дошел до съемной квартиры. Антон встретил его совсем недружелюбно.

– Ты чего? Охренел, что ли? – открыв дверь, заорал он. – Кровь везде, вода! Вещи твои мокрые на полу! Ты чем здесь занимался?

– Сейчас уберу, – отодвинув вопящего коллегу, пообещал Максим.

– Прямо сейчас и уберешь! – не унимался тот. – Грязный весь, как не знаю кто! Где тебя валяло?

– На кладбище…

– Из детдома все такие ненормальные? – помолчав, буркнул Антон. – Я спать и не шуметь, убью!

– Ой, иди уже, – беззлобно отмахнулся Максим и принялся за уборку.

Вымыв полы, закинув грязные вещи в стиралку, Максим принял душ и бухнулся на кровать. Перед глазами сразу всплыл родной край… Нилова пустынь, что стоит себе посреди озера Селигер, омываемая со всех сторон его темными водами.

Кравотынский плес…

Вот уж воистину жуткое место… Озеро там всегда неспокойное. Ветер так и гонит волну за волной. Сильнее всего вспомнился брат Арсений, который нашел его на болотах и притащил в монастырь. Пошел за клюквой, а вернулся с мальцом на руках.

– Арсений, – уже засыпая, пробормотал Максим. – Плохо мне здесь… По тебе сильно скучаю, брат…

Глава 9. Брошь.

– Скучаю по тебе брат, скучаю, – как заклинание повторял Максим, блуждая отсутствующим взглядом по кабинету и не переставая вертеть в руках фотографию.

Стараясь не напугать парня, Олег осторожно взял его за запястье и остановил уже успевшее надоесть мельтешение снимка и пальцев. Вздрогнув, Максим наконец-то замолчал и, подняв взгляд на хозяина дома, виновато улыбнулся.

– Вспомнил что? – не вытерпел Олег.

– Почти…

– Ни фига не ответ! А теперь сконцентрируйся и ответь еще раз; что вспомнил?

– Что это за брошь? – подсунув фотку под нос друга, спросил Максим.

– Что за еврейская привычка, вопросом на вопрос? – недовольно проворчал хозяин дома. – Ну, брошка, ну и что? Я обязан ее помнить? Погоди! – вдруг осенило его. – Хочешь сказать, это то самое болотное украшение из легенды?

Максим кивнул.

– Е-мое! – пристукнув кулаком по крепкому дубовому столу, проорал Олег. – Так дядька вместе с камнем еще и брошку прихватил? Вот дает!

И было совсем непонятно; радуется он этому факту, или же негодует.

– Ты видел ее живьем? – дрожащим голосом произнес Максим. – В руках держал?

– Видеть, видел конечно… А вот чтобы держал, не помню…

– А когда ты ее последний раз видел, помнишь?

– Слушай, я прямо как на допросе … – нахмурившись, Олег внимательно посмотрел на постояльца. – Это так важно? Ты прямо бледный весь… Чувствуешь себя нормально?

Заметив, что парню реально не до шуток, поднял вверх руки.

– Ладно, ладно, если для тебя это столь важно, попытаюсь припомнить. Эту брошку подарил дядька на рождение Никитки. Любаше вещица до того приглянулась, только и знала, что перекалывала ее с одной шмотки на другую. А потом…потом брошка пропала, – пожал плечами Олег. – Все перерыли, как в воду канула.

– Даже не представляешь, насколько сейчас прав, – невесело усмехнулся Максим. – А вот поточнее, когда она пропала? До Селигера, или после?

– Прямо-таки измучил вопросами, – потерев виски, Олег прикрыл глаза. – До Селигера, или после… До, или после…

– Так вот же! – радостно воскликнул он, показывая на фотку с женой и сыном. – Я же говорил, что как раз перед отъездом щелкнулись? Говорил! Брошку на платье видим? Видим! Значит, до Селигера украшение еще было с нами.

– А могли вы брошку на озере потерять? – выпалил Максим.

– Вполне допустимо, – вяло отозвался Олег. – Но точно уже не скажу… Мы там сына потеряли… Кто там про какую-то брошку думал, о чем ты? А если серьезно, то и припомнить не могу точно, когда пропажу заметили. Слушай, может, хватит меня уже мурыжить? – взмолился вдруг он. – Говори, что там на тебя опять накатило?

И Максим рассказал про сверток, что предал Арсений, да велел при народе не раскрывать, а он, дубина стоеросовая, совсем забыл про него и наткнулся нечаянно, когда через несколько недель решил вещи разобрать и напоролся на острие ладонью. А когда камни эти зеленые, да кровь на руке увидел, то такие глюки словил, что до сих пор понять не может, на самом деле все было, или приснилось. Что именно в ту ночь впервые и посетил могилу Любы. Ну, как посетил… Просто очнулся уже на кладбище и все, а после периодически стал приходить в себя на этой могиле. Уже подумывал к психиатру наведаться…

Да, и когда в этот ресторан вдруг поперся, ни с того ни с сего решив, что он повар от бога, до этого тоже руку обо что-то в сумке поранил. Прямо как чума какая-то в этой брошке…